Маг для бастарда

Глава 2

Несколько ступеней довольно высокого крыльца были почищены немного лучше, и едва мы на них взобрались, перед нами распахнулась половинка внушительной двери. Ганик, теряя мешки, ринулся туда первым, и мне пришлось собрать все свое хладнокровие и терпение, чтобы не достать его воздушной плетью и не вернуть назад, дабы наконец научился вести себя как подобает слуге маглора, а не деревенскому пастуху.

Прихватив оброненные вещи на магический крючок, я втиснулся в прихожую, и дверь за мной немедленно захлопнулась и защелкнулась на засов. Заинтересованный таким ловким заклинанием, я повернул голову и обнаружил сухощавую мадам неопределенного возраста, изучающую меня в упор.

– Я маглор Иридос, – с достоинством сухо сообщил я ей и приосанился.

Знаю я этих дам, судят обо всех по первому взгляду. И что именно сейчас она видит перед собой, тоже отлично знаю – сам каждое утро вижу в зеркале, причесываясь. Стройного молодого человека чуть выше среднего роста, не старше двадцати лет (хотя прошлым летом мне исполнилось двадцать пять), со свежим кареглазым лицом и редкими веснушками на скулах. Ну, про каштановые, чуть отливающие медью волосы можно умолчать, их сейчас не видно из-под наброшенного капюшона, как и про отсутствие любимых людскими мужчинами усов и бороды. Не растут на лицах магов такие неопрятные заросли, и ни один из нас об этом не жалеет.

– Я мадам Радолия, домоправительница, – наконец соизволила произнести она так же сухо, – идите за мной. Вам приготовлены комнаты в башне.

И мы пошли. А что еще нам оставалось делать?

Утешило и примирило с оказанным мне приемом одно немаловажное наблюдение, сделанное мною, едва домоправительница распахнула дверь, находящуюся в самом конце второго этажа. В комнатах оказалось натоплено, и это означало, что меня тут ждали.

Да и первый взгляд на комнату не разочаровал. По правую руку, возле глухой стены, выпирала облицованное изразцами пузо солидная печь с двумя топками, закрытой и каминной, а перед ней стояли удобные кресла и стол. Под окнами стояли напольные вазы, в простенках кушетки с меховыми подушками, на полу лежало несколько мохнатых шкур. В ближнем левом углу стоял шкаф, а за ним притаилась вешалка. В простенке между правым углом и печью виднелась окрашенная в цвет стен дверь.

– Там комната для слуг, столовая и лестница в ваши комнаты, – так же сухо произнесла мадам Радолия, указывая на эту дверь. – Располагайтесь. Ужин в восемь вечера.

– Но мы не обедали, – возмущенно сообщил я, – мне велели выехать срочно!

– Я прикажу принести вам перекусить, – в ее взгляде промелькнул слабый огонек сочувствия, а я нахмурился. Жалость – это чувство, какое я просто не выношу по отношению к себе.

Раз все мои родственники и знакомые смогли прожить в этом ужасном королевстве по двадцать лет, значит, смогу и я. Тем более осталось уже всего девятнадцать.

Мадам развернулась и прошествовала к двери той неподражаемо важной и бесшумной походкой, какой ходят, как я успел заметить, все служанки, достигшие достаточно высокого положения. В своей профессии, само собой. Я проводил ее взглядом и решил, в ожидании обещанной закуски, осмотреть до конца свое жилище. Сделал один шаг, и споткнулся о собственные вещи, грудой сложенные посреди комнаты. Причем того шалопая, который должен был носить их на место, поблизости не наблюдалось. И поодаль тоже. Зато приоткрытая дверь в те помещения, каких я еще не видел, красноречиво свидетельствовала о направлении, в каком этот оболтус исчез.

И почему мне только сейчас пришла в голову мысль, что зря не оставил его в столице? Раз я теперь получаю жалованье, следовательно, могу себе позволить настоящего слугу. Выученного, молчаливого и исполнительного. У меня даже возник перед мысленным взором прекрасный образ этого аккуратного и незаметного человека, но полюбоваться как следует я не успел. За дверью что-то упало, напомнив мне о том, что пока я тут мечтаю, мой поганец Ганик уже ломает хозяйские вещи.

Я перепрыгнул через сундук и ринулся на грохот, прихватив с собой только самое ценное.

За дверью обнаружились небольшие сенцы, и из них во все стороны вели двери. Хотя нет, в одну вела не дверь, а лестница. Деревянные, крашенные суриком ступени находились прямо против двери, в которую я вошел, и уходили вверх, к стрельчатому окну с массивными двойными переплетами и разноцветными квадратиками стекол. Возможно, в солнечную погоду это и было красиво, но сейчас навевало уныние и стремление побыстрее вернуться к теплу печи. Однако я пренебрег своими желаниями и продолжил осмотр. Налево вела двустворчатая дверь, застекленная в верхней части такими же цветными квадратиками, как и окно, и этого было достаточно, чтобы сказать с уверенностью – это и есть столовая. Но туда я пока не пошел, меня привлекла неширокая скромная приоткрытая дверь по правую руку.

Как я и предполагал, это оказалась та самая комната для слуг, и в ней было довольно уютно. У стен деревянные добротные кровати, у окна стол и два табурета, сразу возле двери шкаф, а за ним маленькая дверца в то место, без которого, к сожалению, не могут обходиться даже маги. Очень неплохо устроены тут слуги, что и говорить.

В первые дни, когда я только прибыл в столицу и искал себе недорогое жилье, мне предлагали гораздо более скромные комнаты. Это были не самые приятные для меня времена, но сейчас я вовсе не намерен предаваться воспоминаниям. Гораздо больше меня интересует, чем таким важным занят Ганик, что пренебрег своими обязанностями и не таскает наверх мой багаж.

Ворох одеял на одной из кроватей зашевелился, и я обнаружил наконец свою пропажу и выяснил причину грохота. Один из стульев лежал на боку. Я даже догадался, чем таким был занят мой слуга, что опрокинул стул. Паршивец стаскивал на кровать, что выбрал для себя, все перины, подушки и одеяла. И совершенно не заметил моего прихода.

– Вылезай оттуда, Ганик, – нехорошо ласковым голосом произнес я, – и иди таскать наверх мой багаж. А потом придешь и вернешь все подушки и перины на место. Я собираюсь нанять себе более воспитанного лакея, и он займет здесь лучшее место.

– Почему? – насупился наглец. – Я же первый у вас начал работать.

– Работать ты еще не начинал! – строго отрезал я. – Ты пока только испытываешь мое терпение. А займет он лучшее место, потому что будет считаться камердинером. А ты – простым служкой. И то только до первого серьезного замечания. Потом я отправлю тебя к матушке.

– А у нее уже нет денег, – нагло задрал он нос.

– Об этом я осведомлен, и готов скорее понести убытки, чем терпеть твое вопиющее упрямство и лень.

Я развернулся и направился в сторону лестницы, пребывая в полной уверенности, что теперь он дня два будет вести себя как шелковый. По пути прихватил мешок с лекалами и самыми хрупкими вещами. Лень, как я выявил на примере Ганика, очень изобретательна. И теперь догадывался, что мальчишка, чтоб не подниматься по лестнице несколько раз, обязательно попытается утащить сразу все. Дойдя до окна, я обернулся и тайком бросил на два сундука кратковременное заклинание неподъемности. Проще потратить крупицу силы, чем моток нервов, объясняя слуге, что он не муравей, и три своих веса унести не сможет до тех пор, пока не накачает мускулы или не станет магом. Хотя последнее категорически исключено. Нет в нем даже той крупицы, что бывает в человеческих знахарках.

От окна лестница круто повернула налево, и вскоре я стоял на огороженной с одной стороны перилами крошечной площадке, где были еще две двери. Толкнув ту, что была напротив ступенек, я понял, что готов вернуться в столицу, чтобы поблагодарить королеву за сделанное предложение. До этого момента я не мог даже мечтать, что у меня может быть своя собственная лаборатория. Вернее, я знал, что она когда-нибудь появится, но был уверен, что не раньше чем через десять лет. Хотя бывали случаи, когда маги возвращались на родину, так и не дожив до этого счастливого дня.

Положив в уголке свои вещи, я вышел прочь и запер дверь торчавшим в замке ключом, а затем тщательно зачаровал его от утери. И только после этого двинулся ко второй двери, той, что была в тупичке. Вот это оказалась спальня, и она мне понравилась. Довольно широкая кровать, объемистый шкаф, маленький столик у окна и зеркало в углу. А также горячая печь, являвшаяся, по моему мнению, продолжением той, что красовалась в гостиной. Ванная комната, вход в которую я обнаружил в углу между шкафом и кроватью, порадовала меня наличием горячей воды, несколькими банными халатами и мягкими тапочками.

Я ходил по выделенным мне покоям и ликовал. Хотя этому жилью было далеко до моего родного дома, но еще дальше было до крошечной башни, которую я снимал в столице и за которую был обязан не только платить деньги, но и следить, чтобы во всем доме не заводились крысы, мыши и мелкая нечисть.

Жаль только, что вместе с радостью росла в душе присущая всем магам подозрительность и все громче подавал голос здравый смысл. Не настолько я самонадеян и самоуверен, чтобы считать себя лучше остальных, обитающих в столице магов. И хотя у нас считается правилом дурного тона хвастать своими успехами или жаловаться на неудачи, я изредка встречался с ними в лавках травника и ювелира, слышал рассуждения слуг и торговцев на рынках и в лавках, видел обтрепанные мантии и голодный блеск в глазах. Оттого и понимал, что от такого жилья не отказались бы многие из них.

Вот тут мне и пришло вдруг в голову, что кроме жилья и жалованья взявшему контракт маглору полагаются еще и обязанности, и я, холодея от предчувствий, принялся обыскивать карманы в поисках пакета.

– Господин Иридос! – завопил на лестнице Ганик. – Вы где?

– Здесь, – отозвался я, глядя на печати из черного воска и серебряные шнуры, – неси вещи сюда.

– А тут дверь не открывается.

– А ты неси в ту, что открыта, – свирепея, предложил я, – моя спальня здесь.

– А там что? – появился в дверях парнишка, нагруженный моим скарбом.

– Туда тебе входить нельзя, – строго отрезал я и тут же понял, что теперь он только и будет мечтать, как проникнуть в лабораторию, – там я случайно разбил склянку с ядом. На кого он попадет, тот станет крысой.

В его глазах отразилась напряженная работа мысли. Паршивец явно прикидывал, кому на свете живется легче – ему или крысам? И боюсь, вывод он все-таки сделал неверный.

– Иди за остальным, потом разберем, – выставив его из комнаты, я создал светлячка и распечатал конверт.

Первый раз бегло пробежал глазами текст контракта, торопясь выхватить самую суть, затем, не поверив самому себе, перечел более внимательно. Пару минут посидел, приходя в себя, и начал читать снова, пытаясь найти хоть малейшую лазейку, дававшую мне возможность немедленно отказаться от этой должности.

Тщетно.

Я так ее и не нашел.

В контракте четко было сказано, что едва я возьму аванс и сяду в возок, чтобы отправиться к месту своей новой службы, договор считается заключенным, а я – приступившим к обязанностям. И неустойка, каковую я должен уплатить, если все же передумаю, намного превышала сумму моего жалованья за три года. Впрочем, думать об уплате даже не приходилось, я и месячной-то не смог бы наскрести.

Но обиднее всего было то, что меня банально провели. Теперь я не сомневался – все было тщательно подстроено, и характер мой люди королевы изучили досконально, и про финансовые трудности вызнали. Даже погоду такую выбрали специально. И все это могло значить только одно. Никого другого из моих сородичей уговорить на это выгодное место королеве не удалось.

Я тихо скрипнул зубами, закрыл глаза и начал читать про себя мантру спокойствия. Попутно пытаясь припомнить несколько поговорок или мудрых правил на подходящую случаю тему. Что-то мало чего вспоминалось, особенно утешительного, зато всплыли в памяти слова отца.

– И запомни… – сказал он значительно, но в тот момент я был так расстроен, что не попал в десятку избранных, что не особенно слушал, даже странно, что теперь вспомнилось, – нет людей, которые не ошибаются. Но выигрывают те, кто сумеет из своей ошибки сделать выводы. И найти в любой ситуации особые преимущества.

Мантра окончилась, и я иронично фыркнул – никакого спокойствия что-то не добавилось. Зато появилось жгучее желание наслать на всех, кто помог мне вляпаться в эту лужу, не простую почесуху, а нечто изощренное, такое, чтоб подлецы на коленях приползли прощения просить и всю жизнь потом вспоминали. Тут я вспомнил, что недавно хотел благодарить королеву, и желчно ухмыльнулся. О да, я ее отблагодарю. Теперь уж никогда не позабуду.

И постараюсь больше не забывать советов родителя, поскольку у меня не остается иного выхода, как делать хорошую мину при плохой игре.

Хотя… хорошая будет слишком просто. Я буду делать загадочную. Или лучше все же невозмутимую? А может, просто продолжать играть наивного простачка, каким был до сих пор? Нужно будет подумать. Но одного делать я не стану точно: показывать кому-либо из обитателей этого места, что расстроен своими новыми обязанностями. В конце концов, не такие уж они и трудные.

Всего-то и нужно, что следить за бастардом. Ну так что же? Что он, не человек, что ли? Конечно, ответственно и, разумеется, неприятно, что придется писать отчеты. Но ведь там нигде не стоит слово «донос»? И нет уточнения, до каких интимных подробностей личной жизни распространяется эта слежка. А значит, я сам вправе устанавливать границы. И тогда мы еще посмотрим, кто выйдет победителем в этом незримом поединке.

Но, во всяком случае, у меня теперь нет необходимости в ближайшие пять лет волноваться, что я буду есть на завтрак и чем заплачу за квартиру. Да и дрова, и все прочее… Как там сказано – на полном довольствии? Я достал контракт и внимательно прочел еще раз, хотя и так помнил наизусть. А потом тщательно зачаровал, спрятал в карман и шагнул к двери. Интересно, куда пропал мой слуга?

– Господин Иридос! – Ганимед уже мчался навстречу, прыгая через ступеньку. – Там… это… обед принесли!

– Обед уже принесли, а ты мои сундуки еще не убрал, – холодно обронил я, неторопливо направляясь вниз по лестнице. – Значит, ничего не заслужил. Мне очень жаль.

– Так они же не поднимались… – попытался он оправдаться, но я отлично видел, что заклинание уже опало.

– Попробуй еще раз. И возможно, я тебе оставлю кусок хлеба.

– Ладно, – уныло буркнул Ганик, провожая обиженным взглядом, хотя отлично знал, такие взгляды на меня не действуют.

Если бы я верил его взглядам, он вообще бы мне на шею сел и не испытал при этом никаких угрызений совести. Как не испытывает их ни один житель королевства, пользуясь за бесценок услугами магов. И все потому, что существует проклятый закон. Но поскольку тут поделать ничего нельзя, лучше и не вспоминать.

Столовая оказалась под стать остальным комнатам – хоть и небольшая, но удобная и уютная. Возле обогревателя печи, выходящего сюда выступом, лежал ковер и на нем стояли небольшой диванчик, чайный столик и кресло. В дальнем углу высился внушительный буфет с торчавшими из замка ключами, а рядом с окном расположился обеденный стол и четыре стула. Первым делом я прошел к буфету, заглянул внутрь и обнаружил в одном из отделений припас сладостей и сухого печенья к чаю. Разумеется, я немедленно запер их и повесил ключ на пояс, нисколько не сомневаясь, что Ганик уже успел изъять свою долю. В подобных вопросах юный прохиндей был чрезвычайно ловок и проворен.

И только после этого я сел за стол и поднял салфетку со стоявшего посредине подноса. Высокий кофейник с горячим кофе порадовал меня невероятно, а еще тут был полный сливочник и блюдо, где лежало несколько больших кусков разогретого на сковороде капустного пирога. Еще тарелочка с ветчиной, масленка с приличным шариком масла и плетенка с хлебом. Хм, а может, все не так уж и плохо?

Ганик явился, не успел я прожевать и первого откушенного куска, и встал у стола немым укором моей совести. Брать что-то без разрешения со стола я его отучил еще в первые дни службы, и сделал это очень показательно. Теперь он считает возможным лишь совершать налеты на буфет, зато никогда больше не вылавливает мясо из моего супа и не вытаскивает начинку из пирогов.

После принятого мною решения в отношении контракта я успел пересмотреть и некоторые преждевременно сделанные заявления и счел нужным пока воздержаться от найма второго слуги. Не стоит думать, что мне не попытаются подсунуть соглядатая, так зачем самому копать себе яму? Если я ее и так достаточно глубокую выкопал, причем без малейших усилий со своей стороны.

Хорошенько прожевав пирог, я проглотил его, запил кофе, вытер салфеткой рот и, взяв чистую тарелку, вилкой положил на нее пару кусков пирога, несколько ломтей ветчины и кусочек масла, старательно деля продукты таким образом, чтобы мне осталась большая порция. Может, это и некрасиво выглядит со стороны, но меня мало волнует мнение любопытных бездельников и сплетников. Зато я точно уверен, что, получая еду таким образом, прохиндей хотя бы не заработает заворот кишок и мне не придется его лечить. Ганик ведь все равно доест потом остатки, хотя я старательно делаю вид, что и не подозреваю об этом.

Кофе он налил себе сам, в добытую из буфета кружку, и, разумеется, доливая сливки, постарался налить побольше.

– Сколько раз говорить, чтоб не жадничал? – сердито глянул я на мальчишку, но пальцем все же шевельнул, чтобы напиток не пролился, пока он несет еду на маленьком подносе в свою комнату.

И не его я пожалел, не хватало мне жалеть такого прохиндея. Просто не захотел портить чистоту и уют своего нового жилища жирными пятнами пролитых сливок.

Пить вторую чашку кофе я отправился в гостиную, к печке. Принес из буфета вазочку с соленым печеньем и попутно убрал туда оставшиеся масло, сливки, ветчину и хлеб, обнаружив, что в капустной начинке пирогов полно крутых яиц и гусиных шкварок, делающих их очень сытными. Удобно устроился в кресле, но едва успел выпить полчашки, как раздался уверенный стук во входную дверь, и на мое «войдите» на пороге появился мужчина средних лет, худощавый и подтянутый. Одет он был в штатское, но камзол и бриджи сидели на его жилистой фигуре так ловко, словно это была форма.

– Я Догар Саридж, комендант крепости, – суховато представился он. – Вы – маглор Иридос?

– Очень приятно, – вежливо кивнул я в ответ, рассматривая мужчину самым благожелательным взглядом, и достал из-за ворота именной медальон. – Именно так.

– Не могли бы вы показать мне контракт?

– С каких пор королевские контракты подлежат проверке? – добродушно поднял я бровь и глотнул из чашки, незаметно дунув в нее и тем самым активируя заклинание невозмутимости. – Хотя мне не жаль. Но только из моих рук.

Достал из кармана распечатанный конверт, вынул оттуда контракт и помахал перед его лицом.

– Дать его вам я не могу, так как привык сразу защищать ценные документы. Да вы садитесь! Хотите кофе? А заодно расскажете мне подробнее о здешних порядках.

– Благодарю, – Догар Саридж устроился напротив и уставился на меня изучающим взглядом, – кофе не нужно, мы недавно пили чай. Насчет здешних порядков… Как вам, наверное, известно, находимся мы в крепости Хиз-гамерт, недалеко от Хизарского залива и в двух днях пути от столицы.

Я только сухо кивнул, отметив про себя, что ее величество меня обманула еще раз. В какой момент возчики проскочили в портал, я не засек, занятый мечтами о покинутом супе, но признаваться в своей оплошности этому коменданту с пронзительными глазами вовсе не желал. Как и устраивать истерику или предъявлять претензии. Все справедливо, меня предупреждали, что людям верить на слово нельзя. Нужно по семь раз читать и перепроверять контракты и прочие важные бумаги. И раз уж я попался, как последний ученик, нечего вести себя, как истеричная дама. Но зато никто не может отобрать у меня право отомстить, и месть моя будет коварнее проводника по лабиринтам Унчугры.

– Крепость охраняет отряд королевских гвардейцев, но с жителями замка им разговаривать и иметь какие-либо дела запрещено.

– Разумно, – кивнул я и допил кофе. – Значит, в доме они не живут.

Он быстро глянул на меня с чрезвычайной подозрительностью и продолжил объяснения, а я только ядовито ухмыльнулся про себя. Не прошел номер, господин комендант! Вы решили, что я вознамерился использовать солдат для побега, и потому предупредили, что это не удастся. И наверняка ждали разочарования или отчаяния? Ну так я вас огорчу. Ничего этого я не покажу, даже если мне будет невмоготу. Не желаю никого радовать своими ошибками. Я с ними и сам как-нибудь разберусь, а на вас все же что-нибудь нашлю… но не банальную почесуху. Вы же меня тогда на счет «раз» поймаете.

– Нет, они живут за внутренней стеной, там у них и казарма, и конюшни. А в доме живут, кроме меня и экономки, шесть воспитателей, три повара и шесть общих слуг. Еще маглор Ренгиус, он отвечает за охрану и лечение, и четверо воспитанников.

– Бастардов, – хладнокровно уточнил я, начиная недоумевать, зачем им еще один маг, если маглор уже есть.

Но вида, как и прежде, не подал. Неторопливо взял печенье и принялся бросать в рот маленькими кусочками, тщательно пережевывая. Это простое средство обычно очень успокаивает. Жующего.

– Господин Иридос! – Ганик с привычной заполошностью влетел в комнату и замер, обнаружив коменданта. – Там служанка спрашивает, – можно убирать со стола?

– Возьми все, что хочешь съесть, остальное пусть убирает, – строго проговорил я и мотнул головой: – Иди!

– Слушаюсь! – вовремя припомнил он, как должен отвечать воспитанный слуга, и ужом выскользнул из комнаты.

– Так на чем мы остановились, – с холодной учтивостью приподнял я бровь, – четверо бастардов и…

В контракте было сказано очень лаконично, что я нанят присматривать за внебрачным ребенком покойного короля Хендварда, по имени Мэлин дель Гразжаор.

– У каждого из троих воспитанников свой наставник, еще трое – учительница танцев и манер, учитель музыки и учительница географии и рисования. Трое остальных кроме наставничества дают воспитанникам уроки письма, математики и истории. Если вы сможете прочитать несколько лекций по одному из тех предметов, которые предписала изучить воспитанникам ее величество, то за каждый урок будете получать дополнительную плату.

– А маглор Ренгиус не дает уроков? – небрежно осведомился я и взял еще печенье.

Неужели коллега так хорошо тут зарабатывает, что пренебрегает несколькими серебряными монетами? Я, конечно, доверчивый лопух, но не до такой же степени!

– Дает, – нехотя процедил комендант, – учит распознавать яды и использовать противоядия. Но одному из воспитанников пока рановато показывать яды.

Я скромно промолчал. Его покойное величество был большим шалуном, и если бы королева не следила за ним столь бдительно, бастардов было бы раз в десять больше.

– Вам предстоит стать наставником для Мэлин дель Гразжаор, – безучастно произнес комендант, и в этот момент я неимоверно порадовался, что так предусмотрительно зачаровал свой кофе.

Насколько я знаю грамматику, имя воспитанника должно было бы звучать по-другому. Но делать преждевременные выводы я не стал, так же равнодушно кивнул и сунул в рот кусочек печенья. Не нужно торопить плохие известия, они и сами обычно спешат нам навстречу.

– Дальше.

– Ей семнадцать лет, – обреченно пробормотал комендант, – и она полная сирота. Бабушка, у которой воспитывалась Мэлин, умерла осенью.

– Кто был ее наставником до этого времени?

– Все понемногу, – невнятно сообщил он и встал. – Ужин в восемь, столовую вам покажут. Там и познакомитесь. А сейчас мне нужно идти – дела!

Он торопливо раскланялся и сбежал, и я не стал даже снимать шапочку, чтобы проверить свои подозрения. И так ясно, комендант испытывает сейчас огромное облегчение, что так достойно справился с непростым разговором. А вот мой счет к королеве стал немного длиннее, хотя я уже со всей ясностью подозревал, что вписал сейчас далеко не последний пункт.

И хотя мне пока еще не до конца понятны некоторые тонкости подлой шутки, которую сыграла со мной ее величество, но и того, что я сумел сообразить, вполне достаточно, чтобы представить, как она сейчас веселится, что так ловко обстряпала это дельце. Потому что возиться с бастардом-мальчишкой хоть и неприятное, но допустимое занятие, а вот пытаться воспитать девчонку совершенно невозможно. Как с ней договариваться, если она начнет каждую минуту падать в обморок, рыдать, строить глазки и жаловаться на придуманные болячки? Как наказывать, если у нее от простого окрика начнут трястись губы и становиться страдальческими, как у невинной жертвы, глаза? Даже похвалить – если, конечно, найдется за что, – девчонку нельзя! Она же мгновенно решит, что за ней волочатся!

Вот что бы мне такое разбить или сжечь, чтобы хоть немного выплеснуть клокочущую в душе ярость на пронырливую королеву, наглого посланника, пройдошливого чиновника и подлых возчиков, один из которых, как я только теперь понял, телепортист?

Тот, что поехал назад в возке, а не в кабинке кучера. Но сильнее всего я зол на самого себя, прежде всего за то, что, как дитя, до сих пор жду от судьбы приятных сюрпризов. Впрочем, тут я не одинок. Кто же мечтает об огорчениях?

– Господин Иридос, – в гостиную опасливо заглянул Ганик, повертел головой, убедился, что гостя уже нет, и тогда только ввалился целиком, – там, в шкафу, есть одежда. Ее можно брать?

– Сначала я на нее посмотрю, потом решу! – свирепо рыкнул я. У меня тут такие неприятности, а он на брошенные кем-то тряпки польстился!

– А я уже принес, – паршивец достал из-за спины тугой сверток, видимо, права поговорка, что свои заботы всегда больше чужого горя.

– Показывай, – мрачно разрешил я, но едва разглядел штаны, в которых трудно было бы отыскать даже меня, ядовито усмехнулся: – Примерь!

Людям нужно наглядно показывать всю глубину их заблуждений, но и тогда истина дойдет далеко не до каждого. Проверено мною лично и неоднократно.

Тощий Ганик болтался в штанах, как одинокая картофелина в супе бедняка, но вовсе не думал сдаваться. Сноровисто подвязал поясом сверху, подвернул снизу, и с надеждой уставился на меня.

– Посмотри в зеркало, – едко посоветовал я ему, и он гордо шагнул в ту сторону, но тут же запутался в штанинах, оступился и едва не упал. – И зачем мне нужен слуга, который не может ходить?

– А я их отнесу матушке, она ушьет, – обрадовал меня остроумным ответом Ганик.

– Видишь ли, – холодом, прозвеневшим в моем голосе, можно было замораживать мороженое, – я не могу полмесяца обходиться без слуги. Мне проще сразу тебя уволить.

– Да я за ночь сбегаю, матушка быстро шьет.

– Ганик, – с сожалением глядя на него, осведомился я, – ты что, думаешь, мы недалеко от столицы? Да тут на повозке ехать не меньше четырех дней, а пешком ты будешь идти неделю самое малое. Нас провезли через портал, хотя ты, конечно, этого заметить не мог.

– Тут ехать два дня, – попытался вывести меня на чистую воду появившийся из входной двери подросток лет пятнадцати, бледненький и худой. Его единственным украшением были крупные завитки коротко стриженных каштановых волос, все остальное было невзрачным и унылым, как у выросшего среди сорняков растения.

И я никогда бы не опустился до разговора с этим малолетним невежей, но в нем была искра. Не так, чтобы яркая, нет, такая же бледненькая, как и все остальное. Но настолько это редкое явление среди чистопородных людей, что относиться к таким одаренным, как к обычным людям, просто неразумно. И только поэтому я счел возможным ответить наглецу.

– Для кого два дня? Для королевского возка, запряженного элитными лошадьми? А где у него такой экипаж? Правильно, нет. У него и самой чахлой крестьянской лошаденки нет. Только собственные ноги, обутые в подбитые рыбьим мехом башмаки. Шубы у него, кстати, тоже нет, как и всего остального, что требуется для путешествия в столицу. Спального мешка, мешка с продовольствием, огнива, котелка… Впрочем, у него есть свобода выбора. Если он скажет, что увольняется, я и пальцем не пошевелю, пусть идет. Но сначала пусть положит в шкаф эти штаны, я пока не разрешил ему их брать.

– А ты злой, – хмуро сообщил мне незваный гость.

– Я маглор Иридос, – веско сообщил я, – а вот ты кто такой?

– А я Мэлин, – так же веско произнес гость, и я еще раз порадовался, что заложил в заклинание невозмутимости срок два часа.

Невероятно приятно обнаружить, каким предусмотрительным и разумным я умею быть, после того как судьба сунет меня головой в какую-нибудь гадость.

– Я справедливый, – задрал я нос еще выше, – приятно познакомиться. Не забывай, что с этой минуты тебе положено называть меня господин наставник.

– Но нас еще должны представить… – попыталась она спорить и ошеломленно вытаращилась, выслушав мой ответ.

– Отнюдь. Я считаюсь приступившим к должности с тех пор, как сел в возок, а ты моей подопечной с той минуты, как назвала свое имя. Зачем представлять тех, кто уже представился сам?

– И теперь ты мной командуешь?! Прикажешь бежать надевать платье?!

Возможно, я бы ответил утвердительно на оба вопроса… если бы плохо подумал. Но действие зелья продолжалось, и я был необычайно спокоен и благодушен. Прекрасный выход из положения, подумалось мне, и я небрежно пожал плечами.

– Мне все равно, как ты одета. Вернее, так даже удобнее, не будут путаться юбки, когда ты будешь бегать или падать в обморок. А к занятиям мы приступим завтра с утра. Когда у вас завтрак?

– Колокол в восемь, – неохотно буркнула она, развернулась и, не прощаясь, исчезла.

Отправилась придумывать, как побыстрее меня выжить, – совершенно отчетливо понял я по прищуренным глазам и поджатым губам. Ганик точно так же делает, когда изобретает очередную, особо пакостную каверзу. А кстати, что это он там притих? Пойти, что ли, проверить, а то придется потом расхлебывать последствия его проказ.

Я поднялся с места и отправился в комнату слуг, заглянув по пути в столовую. Там уже не было никаких следов трапезы, зато на столе появилась бежевая шелковая скатерть с кистями и ваза с тремя чахлыми цветочками, наверняка из оранжереи. Пытаются создать уют, значит, хотят, чтобы мне здесь понравилось, – ехидно хихикнул я про себя. Судя по тому, что бастарда оказалась далеко не подарком, остальные наставники давно отчаялись ее кому-нибудь спихнуть. Тем более что у девчонки есть небольшие способности, и я никогда не поверю, что она не пытается развивать их самостоятельно. Используя в качестве подопытных кроликов всех остальных. Точно так, как склонные к рисованию дети расписывают углем шелковые обои на стенах родительских гостиных.

Ганик нашелся в уголке кровати, накрытый с головой одеялом, и мне поневоле пришлось на минутку снять с головы шапочку мага. Ну вот, так я и думал, просто спит, а не переживает, что не получил штаны с чужой… в общем, ношеные.

Некоторое время я стоял в глубоком раздумье, решая – разбудить его немедленно или так спокойнее? И наконец, выбрал второй вариант. Я тоже устал за время дороги, перенервничал из-за контракта, и тоже хочу отдохнуть, хотя бы те два часа, что остались до ужина. А если разбудить Ганика, отдохнуть уже не удастся, ведь, выдавая ему работу, нужно строго контролировать, как рыжий прохвост ее выполняет, иначе потом уже ничто не поможет, кроме магии. Ну а тратить в человеческих землях силу направо и налево считается у нас дурным тоном. Не так-то легко в этих местах пополнять резерв даже маглору со званием мастера.

Но на стандартные сигналки, защитки и сторожки я все же магии не пожалел, ни на минуту не забывая, что в замке есть еще один маг, и, вполне вероятно, ему вменено в обязанности следить за мной и доносить. А потом задал себе время пробуждения, сдвинул в угол свои сундуки, и с чистой совестью лег спать.