В просторных сенях дежурил ещё один охранник, вооружённый двустволкой. У его ног лежал здоровенный палевый алабай. На Дениса пёс глянул одним глазом и снова задремал. Дрон, вошедший следом, кивнул на дверь – заходи, мол – и присел на свободный табурет, протянув ладони к печке, покрытой лазурными изразцами.
Слегка помедлив, парень всё-таки толкнул дверь и шагнул через порог.
Там оказалась ещё одна комната, чуть побольше сеней, жарко натопленная, освещённая электрической лампочкой, свисающей с потолка на проводе. Из угла поднялась старушка – маленькая, кругленькая, в одежде, выглядевшей как старинная, и цветастом платке.
– Снимай курточку, милок, – пропела она тонким дребезжащим голосом. – Снимай-снимай, не боись… Глянь-ко, грязная какая и дырка вона на локте. Я и отстираю, и заштопаю, комарь носа не подточить.
– Мне домой бы… – несмело ответил Денис.
– Да поспеешь домой, не боись. Пока погутарите, я всё сделаю…
«Была, не была… Если у них тут тоже всё магическое, то почему бы нет? Успеет…»
Денис сбросил куртку. С сожалением оглядел джинсы, тоже измазанные жёлтой глиной на коленях, но решил не наглеть. Зато развязал шнурки на кроссовках, разулся. Там тоже хватало грязищи и не хотелось пачкать чисто вымытый пол, выкрашенный красно-коричневой глянцевой краской.
– Молодец, милок, – одобрила старушенция. Как называются такие домотканые юбки, как у неё? Кажется, понёва… Но, возможно, и как-то по-другому. – Я и обувачку твою вычищу. Не боись, иди.
«Ну, не боись, так не боись…»
Тёплый воздух от жарко натопленной грубы проникал под свитер, вызывая ощущение блаженства после сырой ноябрьской ночи и холодного ветра. Мгновенно накатила усталость и желание прилечь, свернуться «калачиком» и задремать. Надо поговорить с этим учителем прежде, чем окончательно разморит, а то некрасиво получится – лететь через весь город, чтобы просто уснуть.
– Иди, милок, иди. Ждут тебя… – ласково проворковала старуха.
И Денис пошёл.
Следующая комната оказалась обставлена «под старину». Но не а-ля боярский терем или дворянское гнездо, а самая настоящая рабочая глубинка второй половины двадцатого века. По старым советским фильмам многим знакома такая обстановка. Или на фотографиях бабушек и дедушек. Полированный сервант у стены. В его глубоком нутре – разнокалиберные чашки, блюдца и кувшинчики. В открытой полке фарфоровые статуэтки: рыжая охотничья собака, сделавшая стойку на дичь, обнявшиеся хохол и хохлушка в узнаваемой национальной одежде, балерина и два «целующихся» голубка. Под окном – кровать с пружинной сеткой и высокими быльцами[10] с никелированными «шишечками». Напротив кровати – старинный телевизор, похожий на сундук, накрытый вышитой салфеткой от пыли. На полу – коврики, плетённые из разноцветных лоскутков. На стене – часы-ходики и ковёр с оленями.
Просто машина времени какая-то.
Вот так делаешь один лишь шаг и переносишься в прошлое лет на пятьдесят.
Но не допотопная мебель и не бытовые аксессуары, представлявшие сплошной кич, приковывали внимание вошедшего.
Посреди комнаты на деревянном стуле с прямыми ровными ножками и высокой спинкой сидел старик. На первый взгляд лет семьдесят. Но может и больше. Высокий. Метра два ростом. Широкоплечий и костистый, как старый, измученный непосильной работой, конь.
Одевался старик так же доисторически: домотканая серая рубаха и штаны. Ступни замотаны в белые портянки. Глубокие морщины покрывали бронзовое от загара лицо, резко оттеняя белоснежную бороду и густые, буйные, как у юнца, волосы, зачёсанные назад и схваченные цветным шнурком вокруг головы. Эдакий много поживший и много повидавший Данила-мастер из сказок Павла Бажова.
Прямо перед ним стоял табурет, накрытый холстиной, а на ней – хороший кусок то ли теста, то ли глины. Килограмма на два. Скорее всего, глины. Светло-серой, маслянисто поблескивавшей. Ещё один кусок, гораздо меньший по размерам, старик крутил в пальцах. Мял уверенными, сильными движениями. Трудно было не обратить внимания на его руки – кисти, перевиты синими жгутами вен, увеличенные суставы заставляли задуматься об артрите. На коже виднелись иссиня-чёрные отметины. Денис знал, откуда они берутся. Когда человек, работающий в шахте, поранится – оцарапается или ссадит кожу, – туда попадает угольная пыль, имеющая свойство въедаться в рану и оставаться там. Получается непреднамеренный татуаж, который отличает шахтёров, работающих непосредственно под землёй, от тех, кто в шахте бывает на экскурсии, как бы последние не били себя в грудь, пытаясь доказать свою причастность к рабочему классу.
Чем старше шахтёр, чем длиннее его подземный стаж, тем больше незапланированных татуировок покрывает его кожу.
Судя по количеству чёрных точек и полосок, сидящий перед Денисом старик отработал в шахте самое малое полвека.
– Доброй ночи, – дрогнувшим голосом поздоровался парень.
– И тебе добра, – ответил учитель. А кто это мог быть, если не он? – В ночи добра мало, но в наших силах изменить мир к лучшему.
Старик открыл глаза. Лучше бы он этого не делал. На Дениса глянули два мутных бельма. Молочно белые, как густой туман. Или как облака, если смотреть на них через иллюминатор самолёта. Они открывали портал туда, где нет времени и пространства, где нет даже таких понятий, как время и пространство. Вечность, тишина, спокойствие и… ужас. Ужас бесконечной глубины. Просто бесконечности во всех трёх измерениях. То, что в простонародье называется – нет конца и края, а высоколобые учёные окрестили безграничной Вселенной.
Денис сглотнул.
– Так вот ты какой… – задумчиво проговорил старик. Голос его, сильный и глубокий, хотя и слегка надтреснутый годами, наполнял комнату, обволакивал и завораживал. – Не герой, не боец… Но что-то в тебе есть.
– А вы меня видите? – несмело, опасаясь допустить бестактность, поинтересовался Денис.
– Вижу. Мне не нужны глаза для того, чтобы видеть, если ты об этом. Присядь. Нам предстоит о многом поговорить.
Присесть? Насколько Денис помнил, в комнате стоял всего лишь один стул. Но оглянувшись, парень увидел невысокую скамейку, оставленную кем-то в полуметре от двери. Он готов был поклясться, что минуту назад там ничего не было.
– Присаживайся, не бойся. В ногах правды нет, – подбодрил его учитель.
Денис осторожно опустился на скамейку. Мало ли что от этих магов можно ожидать? Вдруг иллюзия развеется?
– Не бойся. Я вижу – ты устал. Волнуешься.
– Если родители хватятся, будет беда, – честно ответил Денис. – Они с ума сойдут. В Донецке комендантский час, а я пропал куда-то.
– Они не хватятся. Обещаю. Отец будет уверен, что ты всю ночь спокойно спал в своей комнате.
– Ничего себе! Как?
– Для меня это не сложно. Немного магии… Хотя в последнее время я стараюсь ею не пользоваться.
Учитель, несмотря на то, что выглядел, как пенсионер-работяга, изъяснялся правильно, будто человек с университетским образованием. Даже характерное для дончанина фрикативное «г» не улавливалось. Интересно, маги-хранители все такие? И какие у него сердца?
Денис попытался взглянуть, используя истинное зрение, как учил Вайс, но безуспешно. Старика окружал непроницаемый кокон. Бронированное стекло или что-то подобное. Взгляд соскальзывал, не в силах пробить защиту. Или всё дело в недостаточном умении?
– Ты всё делаешь правильно. Хотя очень неловко. Как слепой кутёнок тыкаешься. Пожалуй, придётся тебе помочь, – учитель поднял левую руку, поводил раскрытой ладонью. – Всё. Теперь в истинном зрении ты не уступишь Вайсу или Октябрине. Благодарить не надо. Это мой маленький подарок. Видишь ли, я воспользовался властью и силой, чтобы вытащить тебя сюда. Просто хотел познакомиться.
– А зачем?
– Не спеши. Я всё тебе расскажу. Но постепенно. Поэтому слушай, вникай, задавай вопросы, если что не понятно.
– Хорошо, – кивнул Денис. – А можно сразу вопрос?
– Можно. Вопросов можно сколько угодно. Кстати, Авдотья тебя покормит. После беготни по улицам ты должен быть зверски голоден.
– Да уж. Есть хочу. Угадали. Прямо слона съел бы. Или этого – как его? – раругга. Они съедобные?
– Это был первый вопрос? Огорчу тебя. Нет. Не съедобные. Хотя, кто его знает… Может, раруггов просто не умеют готовить?
Старик улыбнулся, что совершенно не вязалось его суровым обликом и бездонными глазами-бельмами.
– Нет, это не первый вопрос… – покачал головой Денис. – Он не считается.
– Тогда давай первый.
– Почему вы сказали, что у меня теперь правильное истинное зрение, а вокруг ничего не изменилось?
– Потому, что меня окружает всё настоящее. Настоящие вещи и настоящие люди, – учитель мял в пальцах кусочек глины, сплющивая и удлиняя его. – Иллюзии прискучили мне ещё при Хрущёве.
– А почему даже с истинным зрением я не вижу, сколько у вас сердец?
– Потому, что я умею ставить хорошую защиту. Но я могу её снять на мгновение. Хочешь?
– Хочу!
– Смотри.
Учитель ничего не делал. Даже не моргнул.
Просто на его груди проявились цветные пятна. Проступили, как влага на обоях, когда со стороны улицы в стене образовалась трещина.
Ничего сверхъестественного, но Денис застыл, выпучив глаза.
Три!.. Их было три!
Алое – Огонь. Синее – Вода. Белое – Воздух.
– Дыши, – негромко проговорил учитель и парень понял, что помимо воли задержал дыхание. – Не ровен час, задохнёшься. Я знаю, тебе говорили, что магов с тремя сердцами не бывает.
– Нет, – покачал головой Денис. – Мне сказали, что они появляются очень редко. И что не могут ужиться с этим миром, поэтому не задерживаются, уходят в другие миры.
– Тебя не обманули, – вздохнул старик. – Это правда. Хотя, мне казалось, нынешние маги-хранители склонны её замалчивать. Маги с тремя сердцами, в самом деле, возникают очень редко. Третье сердце не даётся при рождении, оно добывается трудом. Поскольку люди… даже маги… склонны к лени, третье сердце даётся далеко не каждому. Это – великий дар, но это – и великое наказание. Два сердца дают силу и власть, а это искушение. Ты ещё почувствуешь на своей шкуре, насколько оно велико. А три сердца дают великую силу и великую власть…
– А вы… Простите, как вас зовут?
– Мои маленькие друзья «Степные волки» называют меня учителем, хотя я их ничему не учу. А ты можешь звать меня Иваном Порфирьевичем.
– Иван Порфирьевич, вы тоже маг-хранитель?
– Нет, – старик покачал головой. Повторил. – Нет. Я был им, но сейчас, я всего лишь созерцатель.
– Почему? Ведь с вашей силой…
– Что ты знаешь о моей силе?
Глина в руках учителя постепенно превращалась в фигурку. Чудовище, похожее на тираннозавра, но отличавшееся очень длинной шеей и крыльями за спиной. Дракон или раругг, кто его разберёт?
– Вы сами сказали.
– Я лишь сказал, что она велика, – вздохнул Иван Порфирьевич. – Но на всякую косу найдётся свой камень. Хрупкое равновесие в нашей брамфатуре может не выдержать моего вмешательства и тогда придут в действие иные силы, мощь и разрушительную способность которых я даже не рискну предугадывать. В ответ на их удар сработают другие силы, провиденциальное схлестнётся с демоническим. Энроф может просто не выдержать этой битвы. Тогда исчезнет всё человечество. Да и вся брамфатура исказится настолько, что отголоски пойдут волнами по всем известным мирам…
Денис покачал головой.
– Я не понял половины слов. Но догадываюсь, что речь идёт о грядущем Апокалипсисе?
– Не надо упрощать. Апокалипсис в том понимании, в каком описал его Иоанн Богослов, всего лишь один из возможных вариантов гибели Энрофа. Я же говорю о катастрофе столь глобальной, что она не может поместиться в голове человека неподготовленного. Обычный разум просто откажется принять её и понять. Это не Звезда-Полынь и не зверь с числом шестьсот шестьдесят шесть, восставший из моря. Это не Рагнарёк и не ядерная зима. Уничтожение самой брамфатуры…
– Что такое брамфатура? – довольно невежливо перебил Денис.
– Если ты ступишь на тропу познания мага, то узнаешь. Если откажешься и предпочтёшь остаться обычным человеком, то зачем оно тебе? – учитель уверенными движениями наложил последние штрихи на фигурку раругга. Именно не дракона, а раругга. Денис видел чудовище, преследовавшее его этой ночью совсем недолго, но ошибиться не мог.
– Чтобы понимать, о чём вы говорите. А если вы, вместе с магами-хранителями, будете скрывать от меня знания, то ни о какой тропе познания и речи не пойдёт. Как я могу выбрать что-то, если повсюду одни недомолвки и тайны?
Тень улыбки скользнула по лицу старика.
– В тебе есть стержень, – он поставил глиняное чудовище на табурет, оторвал новый кусочек белой глины. – Не стоит дожидаться, когда Вайс снизойдёт до объяснений. Сейчас ты будешь ужинать, а я говорить. Надеюсь, я сумею объяснить тебе хотя бы основы строения мироздания.
– А ещё вопрос можно?
– Можно.
– Почему именно я? Ну, мало ли в Донецке людей, у которых по непонятным мне причинам имеются два сердца? Даже по простой теории вероятности, потенциальных магов моего возраста должно быть несколько. Что же все так бегают за мной?
– Хороший вопрос. Вот с этого я и начну. Вальдемар не мог тебе этого рассказать…
– Почему?
– Да потому что он, хоть и маг-хранитель, хоть и второй категории… да был бы он хоть маг-хранитель со «Знаком качества СССР», он не может знать больше того, что знает. Он видит не всю картину, а кусок её. Большой, но всё же кусок, который не заменит целого.
– А я тоже вижу кусок?
– Ты видишь не кусок, а ма-аленький кусочек. Картину «Три богатыря» видел?
– Только по телевизору.
– Но размеры её представляешь?
– Да, могу представить.
– Так вот, тебе доступен кусочек размером со спичечный коробок. Вайсу – метр на метр.
– А вы, конечно, видите целиком? – Денис начинал злиться. Он не любил, когда собеседники подчёркивают свою особость и уникальность, настаивают на собственном превосходстве. Будь они трижды великими магами и учителями. – Полностью?
– Нет. Не всю, – неожиданно ответил Иван Порфирьевич. – Где-то три четверти. Какие-то детали ускользают и от меня. Поэтому приходится включать логику и домысливать. Не могу гарантировать, что домысливаю абсолютно точно, но я стараюсь. Хотя бы потому, что давно запретил себе любые вмешательства во внешний мир. Я могу только созерцать и осмысливать. Поэтому у меня неплохой опыт домысливания. Лет шестьдесят… Но время идёт, а ты голоден! Авдотья!!!
– Иду я, иду! – отозвался дребезжащий голосок, как будто старушка стояла за дверью и только и ждала приглашения.
Она занесла глубокую миску, над которой поднимался пар.
Вареники!
Горячие, влажно поблескивающие, посыпанные золотистым поджаренным луком и политые сметаной.
Денис чуть не захлебнулся слюной. Откуда Авдотья узнала, что он обожает вареники? Когда-то, ещё до войны… Как быстро в Донецке привыкли разделять время на «до войны» и «в войну»! И как долго подобные выражения будут забываться? И всё-таки – когда-то, ещё до войны, они всей семьёй гостили летом у бабушки в маленьком селе Полтавской области. Вот там Денис наедался варениками вволю. Мог обходиться без любой другой еды, но вареники! Теперь дом бабушки за линией фронта. Мама изредка говорит с ней по телефону, но ехать пока не собирается. Никто там «сепаратистов» не ждёт, никто им не рад.
Парень удивлённо посмотрел на деревянную ложку, с украшенным резьбой держаком. Он привык есть вилкой.
– Только ложка, милок, – словно подслушала его мысли Авдотья. – Кто ж вареник колет? С его тогда весь смак вытечеть.
Денис подумал мгновение-другое и согласился. Всем известно – самое вкусное кроется у вареника внутри. Он подцепил один из них ложкой, подул, опасаясь обжечь язык, а потом отправил в рот… И даже глаза зажмурил от удовольствия.
– Кушай, милок, кушай, – продребезжала Авдотья.
– Давай, налегай. Столько побегал… – поддержал её Учитель. – Только вначале прожуй и скажи, что из моих слов тебе больше всего непонятно?
– Брамфатура, – проглотив первый вареник, Денис произнёс первое, что пришло ему в голову.
– Хорошо. Попробую пояснить. Во вселенной существует множество миров. Да, они отстоят друг от друга на миллиарды вёрст, а то и больше. Вряд ли когда-либо при нашей жизни нам суждено будет повстречать выходца из другого мира.
– А как же НЛО? Инопланетяне, «тарелочки», контактеры и всё такое?
– Ты веришь в эту чушь? – приподнял бровь Иван Порфирьевич.
– Хочется верить. Ведь это так интересно – встретиться с внеземной цивилизацией!
– Может, и интересно, – пожал плечами старик. – Но не уверен, что полезно для здоровья. Ты можешь быть уверен, что выходцы из иной брамфатуры не уничтожат человечество, как хозяйка домашних муравьёв, протоптавших дорожку к банке с вареньем?
– Высший разум гуманен! – Денис повторил фразу, вычитанную в какой-то из книжек.
– Хочется верить, да не хочется проверить, – сильные и ловкие пальцы Учителя продолжали мять глину, формируя из неё подобие человеческой фигурки. – Ты слушай и мотай на ус.
– Простите…
– Логос простит. Мне не хватает только иномирцев. Вполне достаточно местных демонов. Меньше врагов – меньше забот. Миры состоят из слоёв. Как пирог. Слой сладкий, слой горький, слой сухой, слой мягкий. Это я к примеру, чтобы тебе понятнее было. У каждого слоя своё название, свои обитатели, свой норов. А все вместе они называются брамфатурой.
– Это как у викингов – Асгард, Мидгард, Нифльгард?
– Викинги не были дурачками и ведали многое из того, что современным людям представляется сказкой. В их легендах отражено строение нашей брамфатуры. Не полностью, конечно, а ровно столько, сколько мог вместить их разум, весьма ограниченный в силу варварского образа жизни. То, что они называли Мидгардом, мы сейчас именуем Энрофом. Я правильно угадал твой второй вопрос?
Денис кивнул.
– Брамфатура система сложная. Все её слои так или иначе взаимодействуют. В них идёт непрестанная борьба провиденциальных и демонических сил. Пока понятно?
– С демоническими понятно. А провиденциальные это…
– Это силы Добра. Относительного Добра конечно, ибо всё в мире относительно.
– Ну, это понятно… – Денис вдруг понял, что скребёт ложкой по пустой миске. Кажется, он мог бы съесть ещё столько же, но добавки просить постеснялся.
– Не всем понятно. Некоторые выросли на идеалистических принципах, – Иван Порфирьевич поморщился, явно вспоминая какого-то старинного знакомого, с которым немало времени провёл в спорах о природе бытия и строении мира. – Существуют брамфатуры, полностью свободные от сил Зла, а есть и такие, что полностью подчинены демоническому началу.
– Откуда вы знаете… – начал было Денис, но замер, глядя на новую статуэтку в руках Учителя.
Небольшая, сантиметров пятнадцать в высоту, она изображала тощее человекоподобное существо с трёхпалыми конечностями и круглой головой, по обе стороны которой торчали на стебельках глаза-шарики, очень похожие на крабьи. Выдавались вперёд вытянутые трубочкой губы, как недоразвитый хобот маленького слона, а от внутренней поверхности рук тянулись к бокам и бёдрам перепонки. Конечно, тонкую кожу, напоминающую крыло летучей мыши, из глины не сделаешь, но Ивану Порфирьевичу удалось обозначить складки и хотя бы намёком дать понять – существо крылато. Точно таких Денис видел в своих странных и пугающих снах и нисколько не сомневался – всё, что происходит с ним сейчас, является следствием именно загадочных сновидений.
– Что всполошился? – Учитель тут же почувствовал страх и растерянность парня. Наверняка, с его магическим уровнем не составило труда просто почувствовать волнение или же считать ауру. Или как там у колдунов это называется?
– Нет, ничего… – дрожащим голосом ответил Денис.
– Не смей мне врать! – Иван Порфирьевич расправил плечи, выпрямился и стал похож на Гэндальфа, рассерженного непослушанием Бильбо Бэггинса, который попытался припрятать кольцо. – Мне даже магия не нужна, чтобы понять – ты испуган. Испуган?
– Ну, да… – нехотя признался Денис.
– Чем? Неужели тебя напугал игва? – старик поднял повыше статуэтку. – Признавайся!
– Ну, да… Он.
– Ты видел его раньше? – в голосе Учителя появились тревожные нотки. – Там был не только раругг? Кто ещё гнался за тобой?
– Нет, там был только раругг, – Денис решил признаться сразу и во всём, ныряя, как головой в омут. – А этих, как его…
– Игв.
– Да, игв я видел во сне.
– В каком ещё сне? – нахмурился Иван Порфирьевич. Получается, что даже самые могучие маги далеко не всесильны и не всеведущи. От них можно утаить что угодно, если, конечно, задаться целью. – Ты не говорил ни о каких снах.
– Вы не спрашивали.
– Верно, не спрашивал, – старик задумчиво водил указательным пальцем с толстым кривым ногтем вдоль статуэтки. Между глиной и кожей мага появился алый огонёк, напоминавший сварочную дугу. Жирный блеск белой глины сменялся матовостью обожжённого фаянса. На кафедре геологии такой материал – шершавый и пористый – почему-то называли бисквитом и использовали для определения минералов. Разные геологические образования оставляли на бисквите полоски разного цвета, если чиркнуть по ним. – Теперь спрашиваю. Рассказывай всё. Выговоришься и пойдёшь спать. Утро вечера мудренее.
Денис вздохнул, помолчал, собираясь с духом, и начал говорить.
Светка спешила по тёмному двору. Под кроссовками хлюпала грязная вода вперемешку со скользкими осенними листьями. Вот наступишь на такой и сядешь в лужу, да не в переносном, а в прямом смысле. На Гладковке дворники не спешили с уборкой, в отличие от их коллег из центральных районов. Да и то сказать – с дворниками было совсем туго. Дядя Вася – разбитной мужичок, любивший заложить за воротник – уехал с семьёй в Таганрог. Давно, ещё в августе. На его место ЖЭК пока не нашёл работника. Пытались расширить обязанности Тагира – невысокого стройного дагестанца с седыми висками и княжеским профилем, который работал в соседнем дворе. Тот ворчал, бурчал, возмущался не по-русски, а потом плюнул на всё и записался в батальон «Кальмиус». Оказалось, что Тагир проходил срочную артиллеристом и даже имел звание – старший сержант. Теперь оба двора оставались неприбранными. Ещё и неосвещёнными. Уличные фонари горели по другую строну домов, а здесь лишь свет из окон редко падал на грязный и мокрый асфальт. Лампочки у подъездов давно перегорели, а жильцы не торопились их менять. Мало ли что? Сегодня вкрутишь новую лампочку, а завтра прилетит мина и разнесёт половину дома. Ну, и какой смысл тогда в трате денег и сил?
Девушка проклинала собственную беспечность и жалела, что поддалась на уговоры подруги. «Посидим ещё, посидим ещё…» Конечно, наболтались вволю, перемыли косточки всем бывшим одноклассницам, накрасили друг другу ноги, выпили полбутылки коньяка из довоенных ещё запасов. При этом Юлька, хитрюга такая, всё уговаривала: «Ну, посиди ещё чуть-чуть – подумаешь, комендантский час. Тебе до дома триста метров, а кто видел в наших дворах патрули? Пробежишь быстренько…»
Да, всего триста метров, но они показались очень и очень длинными. На севере грохотало. Порывы ветра трепали голые ветви деревьев. Хлюпали лужи под ногами. Не двор, а прямо-таки декорация к фильму ужасов. Сейчас выскочит какой-нибудь Фредди Крюгер…
Светка даже ущипнула себя, чтобы отогнать дурацкие мысли. Сколько раз такое бывало – понапридумываешь себе невесть чего, а оно потом сбывается.
Не хватало…
Вскрикнув, она отшатнулась от возникшей прямо посреди дороги фигуры.
Ну, вот! Так всегда!
Мгновение назад никого впереди не было, словно высокий мужчина в плаще с поднятым воротом возник из ниоткуда. Материализовался непосредственно из воздуха.
Начиная тихонько пятиться, Светка прикидывала, как быстрее добраться до родного подъезда, до которого оставалось каких-то тридцать метров, не больше. Если рвануть изо всех сил, то за несколько секунд успеешь заскочить и захлопнуть за собой дверь, благо она не закрывалась на замок. Не было и домофона. Соседи, ещё задолго до войны, переругались между собой, сколько же сдавать денег на эту современную роскошь, и продолжали оставлять подъезд нараспашку.
Правда, это и хорошо, и плохо.
Хорошо потому, что не потратишь лишних мгновений, отпирая замки, а плохо… Вряд ли у неё хватит сил удержать дверь, если высокий и крепкий мужчина рванёт за ручку с той стороны.
Да и бежать придётся мимо него.
Что же делать?
Позвать на помощь?
«Не нужно никого звать, – вдруг отчётливо прозвучало у Светки в голове. – Тебе ничего не угрожает».
Что это? Телепатия? Или она просто рехнулась от испуга?
«Ничего не бойся. Больно не будет. Иди ко мне…»
Словно во сне, на шагнула вперёд, хотя внутри всё кричало: «Беги! Спасайся!»
Шаг, второй, третий…
И вот уже чёрный незнакомец близко-близко.
Несмотря на темноту хорошо видны тонкие черты лица. Благородные. Можно сказать, аристократические. Густые брови, чуть впалые щёки, гладко выбритый подбородок. И глаза – бездонные, как омут.
– Вот и молодец… – едва слышно прошептали тонкие губы. – Больно не будет.
Сильные пальцы вцепились её в плечи, дёрнули вперёд, навстречу распахнувшемуся рту, откуда высунулись два длинных клыка.
Острые, как иглы¸ они устремились к её горлу.
«Откуда в Донецке вампиры?» – промелькнула отрешённая мысль.
Неожиданно незнакомец отшатнулся, дёрнув головой, как от удара кулаком в подбородок. Пальцы его разжались.
Лишившись опоры, Светка уселась прямо в лужу.
Вампир шипел, как разъярённый кот, глядя поверх её головы. Пригнулся, сгорбился, изготавливаясь к прыжку. Но непреодолимая сила толкала его прочь, вынуждая пятиться, несмотря на все усилия. Так бывает, когда человек пытается идти против сильного ветра по скользкому тротуару. Ноги скользят, и ничего не получается.
– Idź do Wielkiej Ciemności![11] – отчётливо проговорил негромкий голос.
В этот же миг голова кровососа лопнула, как воздушный шарик, надутый с избыточным усердием. Тело постояло пару секунд, а потом осело, съёживаясь и усыхая на глазах.
Светка жалобно вскрикнула и потеряла сознание.
– Psia krew[12]…– задумчиво проговорил неожиданный спаситель, обходя упавшую девушку.
Он приблизился к вампиру, вернее, к одежде, которая от него осталась. Пнул носком дорогой туфли рукав плаща.
Стороннему наблюдателю он мог бы показаться эталоном мужской красоты и стиля, шагнувшим со страниц модного журнала. Невысокий, гибкий, как стальной клинок, одетый, несмотря на холод и слякоть, в очень дорогой пиджак и белую рубашку с шёлковым шейным платком. Небольшие усики и аккуратная стрижка. Эдакий денди, неизвестно каким образом оказавшийся на окраине военного Донецка.
Покачав головой, он присел на корточки и принялся обшаривать карманы убитого вампира, брезгливо морщась и скривив губы. Оглянулся на Светку. Она не шевелилась…
Неожиданно на сцене, в которую превратился грязный и тёмный двор, появилось ещё одно действующее лицо. Мужчина с седоватой эспаньолкой в распахнутом чёрном пальто и шляпе-борсалино. Заостренный наконечник трости упёрся в затылок сидящему на корточках.
– Тебе не говорили, что в Донецке действует комендантский час?
– Говорили, – отвечал тот, не поворачивая головы. Пальцы его как раз нащупали твёрдую «книжечку» во внутреннем кармане пиджака убитого. – Рад видеть тебя, Вальдемар.
– А я не рад, – угрюмо проговорил Вайс. – Ты же обещал, что уедешь.
– Я уезжал. Пришлось вернуться.
– Не оборачивайся, а то знаю я ваше племя… – над левой, раскрытой ладонью мага-хранителя заклубилось пламя – шар, размером не больше грецкого ореха. – Что-то нашёл?
– Нашёл, – денди протянул «книжечку» через плечо.
– Разверни, – Вальдемар Карлович убрал трость, но не позволил исчезнуть огненному шару, прочитав при его свете. – Орест Стефанович Руцинский. Винницкий шахматно-шашечный клуб «Белый слон».
– Он не из наших.
– А из чьих? Кому подчиняется Винницкое Гнездо, Анджей?
– Львовскому.
– Точно?
– Когда я тебе врал?
– Когда обещал уехать и больше не появляться. Можешь встать, – устало вздохнул маг.
– Файерболл-то убери.
– Темно, пусть светит, – Вайс устало опёрся на трость. – Кстати, спасибо, Анджей.
– За что? – киевский вампир Анджей Михал Грабовский легко выпрямился, расправил плечи.
– За девочку. Ты её спас.
– Да… Спас. Не люблю кровососов, плюющих на Закон.
– Надо бы её домой отправить.
– Если позволишь…
– Давай, чего уж там.
Анджей наклонился над Светкой, провёл ладонью перед её лицом.
Девушка вскочила, ошарашено озираясь.
– Быстро домой! – рявкнул вампир, и она припустила бегом, скрывшись в ближайшем подъезде.
– Надеюсь, ты без фанатизма? – прищурился Вайс.
– Чуть-чуть подправил память. Утром она будет думать, что всё это ей приснилось.
– Я бы ещё добавил крепкий запрет на блуждание после комендантского часа.
– Кто тебе не давал? – улыбнулся Анджей.
– Ты же знаешь, что в ментальной магии я не силён, – Вальдемар Карлович щелчком пальцев заставил исчезнуть огненный шар. – Ты на колёсах, а то я таксиста отпустил?
– В двух кварталах стоит.
– Пройдёмся, высший Анджей?
– Пройдёмся, маг-хранитель второй категории.
Они двинулись прочь из негостеприимного двора. Вайс слегка прихрамывал на правую ногу и стучал наконечником трости по мокрому и грязному асфальту. Вампир шагал легко, словно плыл по воздуху. Само собой, он не смел левитировать в присутствии мага- хранителя, просто сказывался многолетний опыт фехтовальщика.
Сыпала мелкая морось. Ветер по-прежнему рвал ветви деревьев.
На севере грохотало.
– Как вы тут живёте? – поморщился Грабовский.
– Первые полгода тяжело, потом привыкаешь, – фыркнул в усы Вайс.
– Ты всё шутишь, а я не могу привыкнуть.
– И не надо. Зачем тебе привыкать? Вернёшься в Киев, будешь жить лучше прежнего. Кстати! Сколько войн ты видел на своём веку? За шестьсот лет… существования.
– Я был современником многих войн, – пожал плечами вампир. – Но хорошо помню только Шведский Потоп и Великую Отечественную.
– Ты не называешь её Второй Мировой? – удивился маг. – Как-то не по-европейски.
– Вальдемар! – в голосе Грабовского впервые прорезались сердитые нотки. – Я убивал фашистов под Смоленском. Потом по заданию князя был в Варшаве. Ликвидировал вампиров из Баварского Гнезда, которые решили достичь небывалой силы, используя эманации человеческих страданий. Я побывал почти во всех концлагерях. Я – поляк, но та война для меня такая же Отечественная, как и для русских.
– Извини.
– Принимаю.
– И всё-таки, зачем ты здесь?
– Я не имею права говорить. Задание Амвросия.
– Не можешь – не говори, но, знаешь, я перестал доверять вам. До майдана ещё так-сяк, теперь…
– Зря. Киевское гнездо никогда не было против Русского Мира. В сорок первом наши дрались против немецких вампиров и погибали во имя Родины[13]. Нацизм в любой его форме нам претит.
– Я знаю. Общество вампиров интернационально. А как быть с этим кровососом из Винницы, которого ты упокоил?
– Из Винницы, как же… – скривился Грабовский. – Он из прислужников Каминьского[14]. Вот уж кто свихнулся на «Украйина понад усэ…»[15]
– И зачем он был здесь?
– Думаю, затем же, зачем и я. Только цель – совершенно противоположная.
Они замолчали. Вайс сосредоточено смотрел под ноги, продолжая резкими отрывистыми движениями стучать тростью по асфальту.
– Почему ты не хочешь помочь нам? – спросил он, наконец, когда впереди замаячил здоровенный «лэндкрузер» Грабовского.
– Закон Великой Тайны. Вампиры не вмешиваются в дела людей.
– А этим, значит, можно? – маг мотнул головой в сторону разупокоенного.
– То, что твой враг не соблюдает правила игры, не даёт тебе повод уподобляться ему. Я – рыцарь. Я чту законы.
– Да. Это наша общая беда. Тому, кто действует по совести, трудно сражаться с тем, кто вытирает об неё ноги. Иногда так хочется махнуть рукой и пойти напролом.
– А чем тогда мы будем лучше, чем они?
– И то верно, ничем. А вот я что хотел…
В этот миг где-то неподалеку оглушительно бахнуло. Багровые блики метнулись по стенам домов, ярко вспыхивая в оконных стёклах. Эхо запрыгало в теснине многоэтажек, раскатисто грохоча.
Вампир, несмотря на внешнюю невозмутимость, слегка присел.
– Мина. Восьмидесятимиллиметровая. Где-то в полукилометре, – бесстрастно прокомментировал Вайс. – Входящий.
– Что? – не понял Грабовский. – Куда входящий? Откуда?
– К нам входящий. Оттуда. То есть от армии светлых эльфов, сражающихся за право уплыть на заокраинный запад.
– Хочешь сказать, что это украинская армия по вам стреляет?
– Не хочу, а прямо так и говорю.
– Вот так спокойно говоришь?
– А что я должен делать? Кричать, метаться? И что тебя удивляет? Ты же не первый раз к нам приезжаешь.
– Приезжаю, а привыкнуть не могу.
– Чтобы привыкнуть, нужно здесь пожить.
– Как к этому можно привыкнуть?
– Со временем. У нас говорят, что если слышишь свист снаряда или мины, то они не твои. А тех, что предназначены для тебя, не услышишь. Поэтому, есть ли смысл волноваться и нервничать?
– Скажешь тоже… – вампир пожал плечами. – И так думают все донецкие?
– Не донецкие, а дончане, – поправил его Вайс. – Может, и не все, но, по крайней мере, те, с кем я встречаюсь ежедневно, думают так.
Грабовский задумался. Он молчал до тех пор, пока не поравнялся с автомобилем.
За рулём сидел плотный лысоватый мужчина – слуга крови Анджея, ещё года три назад служивший в ФСБ России в чине полковника. Он читал какую-то книжку, бережно завёрнутую в газету, не забывая время от времени поглядывать через стекло на приближающегося хозяина.
– Доброй ночи, маг-хранитель, – поприветствовал он Вайса, опустив стекло.
– И вам доброй ночи, господин полковник.
– Господа в Париже, – усмехнулся отставной фсбешник.
Вальдемар Карлович постучал носком туфли по монументальному колесу.
– Не боитесь, что казачки отожмут?
– Казаков бояться – на Дон не ездить, – ответил вампир за своего слугу. – Олег Иванович умеет с людьми разговаривать.
– Что, был случай?
– И казаки пробовали, и правосеки[16], – кивнул слуга крови. – Поговорили. Они долго и душевно прощались. Ещё вызвались дорогу показывать. Проще надо быть с людьми и люди к тебе потянутся.
– А если не потянутся?
– Тогда им не повезло, – Олег Иванович поднял правой рукой лежавший рядом в «ручником» АКС-74У.
– Стильно, надёжно, убедительно, – кивнул Вайс, подумав про себя, что если в автомобиле находится высший вампир, способный одной только силой мысли внушить ужас роте боевиков, то нужны в оружии обычно и не возникает.
– Куда едем? – спросил слуга крови, когда и Грабовский и Вайс устроились на сидениях – первый впереди, а маг-хранитель сзади, за спиной водителя.
– Подбросьте до Крытого Рынка, а там я разберусь, – махнул рукой Вайс.
– Как скажете.
Мотор заурчал, внедорожник рванулся вперёд по безлюдным улицам ночного города. Вообще-то во время комендантского часа любое передвижение по Донецку запрещалось, но Вальдемар не сомневался – вампир набросил на авто «вуаль невидимости». Зачем ему лишние задержки и объяснения с патрулями, даже если потом будут долго прощаться и вызовутся проводить?
За окном промелькнули многоэтажки с тёмными окнами, здание Краеведческого музея, разрушенное в августе прямыми попаданиями артиллерии, потухший стадион «Донбасс-Арена», ранее напоминавший газовую конфорку, снова дома́…
Добрались в считанные минуты. А что мешает? Светофоры ночью жёлтые, помех на дороге нет.
Прощаясь, Грабовский поманил кивком вышедшего из лэндкрузера мага.
– Всего лишь одна подсказка, Вальдемар. На большее не имею права, клянусь Великой Тьмой, – и когда Вайс приблизил ухо к его губам, шепнул. – Запомни. Друккарг…