Маг-искуситель

Битва за остров

Военный корабль «Турэ» отчалил от берегов Сарнатаурона в назначенный час. На его борту собрались как бывалые храбрые воины, так и новички, у которых все еще дрожали руки, не зависимо от того, где они повели большую часть своей жизни: в небольших деревеньках, окруженных лесами, где можно было тренироваться от рассвета до заката, или в крупных городах с маленькими парками и скверами. Хотя считалось, что эльф от рождения прирожденный стрелок, ведь родина эльфов лес, а в любом лесу и сила то особо не нужна: главное метко прицелиться жертве в самое сердце и своевременно пустить стрелу. Но в последние годы эльфы все чаще пользовались холодным оружием, отдавая предпочтение мечам, особенно если речь шла о серьезных боевых сражениях.

На корабле Силимэри оказалась далеко не единственной феей с луком. Эльфиек собралось семнадцать. Все такие важные и в то же время милые и простодушные. Новые знакомства повлияли на Силимэри как нельзя положительно: она отвлеклась от мыслей о прошлом, будто бы вырвала последние страницы своей жизни как листы из книги. Единственная мысль, которая не покидала Силимэри на протяжении всего пути, — это Иглесиас и его признание в любви. Силимэри и хотела бы о нем не вспоминать, ведь нужно было разобраться сначала со своей реальностью, а потом может быть и подумать о близких отношениях с виртуальным знакомым, но сердце лесной феи — штука упрямая: если появляется притяжение, то тянет как магнитом, как ни крути.

Глядя в синюю даль, Силимэри любовалась небом, и ее мысли становились ясными и легкими. Впереди все отчетливее вырисовывались прибрежные сооружения королевства гоблинов и их маленький, но все-таки собственный флот.

Гоблины — зеленый народ, сохранивший культуру и обычаи своих предков в полной форме, но на крохотном клочке территории. У них остался только полуостров Орошайо, примыкающий к материку засушливых степей и песчаных пустынь, на котором уже длительное время господствовали степные варвары.

И гоблины, и варвары имели одно геологическое дерево, но между ними произошел раскол: когда граф Сардо похитил жену графа Ондо — потомственную шаманку Нирмэ, между кланами началась жесточайшая война за территории. Екайлиброч I полвека назад заключил договор с Эруанфалони Великим, и отряды эльфов помогли гоблинам сохранить полуостров Орошайо. У степных варваров остался громадный материк, но большая часть его земель была непригодна ни для жизни, ни для сельского хозяйства, поэтому они не прекращали попыток подчинить себе гоблинов и завладеть стратегически важным объектом на политической карте мира. Орошайо всегда славился виноградниками, рыбными угодьями, а главное находился на пересечении торговых путей, и поэтому королевство гоблинов процветало из года в год.

В порту корабль с эльфами встретил отряд гоблинов-убийц. Их с рождения воспитывали безжалостными, кровожадными и способными на любой подвиг во благо родины. Их можно было отличить от мирного населения по развитой мускулатуре рук и торса, не скрываемого под одеждой из-за жары, и прическе: они носили длинные хвостики на затылке, а остальную часть головы брили наголо. Были и второстепенные отличительные признаки: серьга в левом ухе, желтые орлиные глаза, ну и само собой, мирный гоблин не станет носить с собой двадцатикилограммовый топор.

Под звуки гимна боевого клана «Герой Орошайо» эльфы выходили на берег. Силимэри впервые ступила на землю этого полуострова и глазами искала знакомых маленьких зеленых лягушат и великана в сером берете с торчащими ушами и пальмой вместо челки, но этих дивных существ нигде не было: только вояки и портовые грузчики с мешками на спинах, работающие в доке неподалеку.

В центре встречающей делегации Силимэри заметила красивого эльфа с длинными волнистыми волосами, украшенными лозой винограда вдоль смазанных гелем локонов. Его острые ушки были прикрыты, а все лицо открыто. Мимо такого красавчика трудно пройти мимо, будь он даже среди сотни эльфов, но он то был один среди гоблинов, поэтому на их фоне казался невероятно привлекательным. Первое, на что смотрела Силимэри, — глаза и общие черты лица. Глаза этого эльфа были такие же желтые, как у гоблинов, с мягким золотистым отливом. Накрашенные, — сделала вывод Силимэри, подойдя ближе. — Густые широкие брови, прямой нос и выпуклые упругие губы не оставили Силимэри равнодушной, а его волевой подбородок с ямочкой и гладко выбритые щеки, смуглая чистая кожа и проницательный взгляд, в буквальном смысле слова, пригвоздили ее к месту. Силимэри остановилась и в упор смотрела на необычного эльфа. — Наверно, у меня тепловой удар, — потрогала она свой лоб, потерла виски и еще раз посмотрела перед собой.

На этот раз она заметила статного гоблина в коричневых облегающих штанах, поверх которых он носил стальные поножи с шипами и гербом королевства в виде нарисованной красками эмблемы птицы грома. Такой же герб был выбит на поручах и на медальоне, украшающем рельефную зеленую мощную грудь. Желтые глаза смотрели в упор на Силимэри. Он что-то говорил, но эльфийскому уху было различимо только непонятное «бр-бр».

— Приветствуем вас, дорогие друзья, — заговорил эльф, и Силимэри поняла, что он переводчик, — перед вами посланник главы — Тирно. Меня зовут Мапар. Следуйте за нами: мы отведем вас во дворец Екайлиброча II.

Уилбер поздоровался за руку с гоблином в коричневых штанах, остальные вразнобой поприветствовали отряд встречающих их солдат, и, построившись, пошли колонной вглубь города. Уилбер проявил желание обсудить с представителями главы ряд волнующих его вопросов, но эльф-переводчик коротко дал понять, что Екайлиброч II намерен сам провести экстренное собрание за круглым столом, чтобы совместно обсудить тактику изгнания степных варваров с полуострова.

Местные жители с любопытством рассматривали гостей. Одни — из окон, другие — стекались к главной улице, позабыв о работе. Гоблиены с тазиками, наполненными постиранными вещами, перешептывались, стреляя глазками в эльфийских воинов, а гоблины провожали взглядами стройных эльфиек. По сравнению с гоблиенами эльфийки были богинями красоты и страсти: утонченные, изящные с милыми лицами и аккуратными острыми ушками, чего не нельзя было сказать о местных жительницах. Все как на подбор они были с длинными руками и круглым приплюснутым черепом, но и среди них встречались редкостные красавицы со светлой оливковой кожей и мягкими приятными чертами лица.

Именно такая гоблиена в легком бардовом платье с глубоким декольте стояла у входа в таверну и на черной доске мелком писала названия блюд и через тире цену. Силимэри снова почувствовала себя голодной, потекли слюнки, но об обеде думать было не совсем подходящее время.

Впереди возвышались стены дворца. Острые конусы крыш уходили далеко в голубое небо и пронзали плывущие облака. Широкий каменный мост дугой протянулся над быстротечной шумной рекой. На воротах стояли угрюмые стражники с коваными топорами на высоких ручках, на башнях дежурили лучники.

Отряд эльфов радушно ввели по ступеням во внутренний двор крепости, где располагались тренировочные военные базы. Воинов собралось немало, — отметила Силимэри.

Командующий гоблин остановился и развернулся лицом к эльфам. Он размеренно и серьезно что-то говорил на своем языке. Его никто не понимал и с большим интересом и вниманием слушали эльфа-переводчика:

— Пока будет проходить собрание, воины могут отдохнуть или, если еще не устали, отточить навыки стрельбы из лука или ближнего боя, — он указал рукой в сторону тренировочной площадки. — Но сначала нужно выбрать пять представителей, которые пойдут на собрание. Нас уже ждут в конференц-палате. Войско союзников из Империи Восточный Песков прибыло на рассвете, поэтому не будем заставлять их ждать слишком долго. Итак, кто идет во дворец?

— Я, — Силимэри первая среагировала и подняла руку. Она должна была вникнуть в ситуацию, чтобы самой решить, как лучше поступить, чтобы без потерь обезвредить врага и заставить сбежать с полуострова.

— Ревекка, — Уилбер кивнул ей и жестом подозвал подойти ближе, — еще трое, — важно всмотрелся в лица эльфов. — Что, никто не хочет? Тогда так: Арквено, Питьюон и Ностиа, вы идете со мной, хотите вы этого или нет.

Он выбрал тех, кто, на его взгляд, подавал надежды: Арквено отлично владел техникой нанесения двойного удара, Питьюону не было равных среди наездников на единорогах, Ностиа могла рассеивать заклинания врага, а Силимэри понравилась Уилберу с первого взгляда, и хотя ему не приходилось видеть ее в бою, он уже считал ее смелой и отважной эльфийкой, а это не мало.

Снова неразборчивое «бр-бр» пронеслось эхом над головами. На этот раз говорил не гоблин в коричневых штанах, а великан в сером берете. Он вышел из-за высоких стен и, склонив голову, рассматривал эльфиек. Силимэри узнала его желтые глаза и большие растянутые губы, но не подавала виду.

— Что это за чудовище? — возмутились эльфы, хватаясь за оружие.

— Это Барни — плод научного исследования доктора Калинона, — пояснил Мапар, — совершенно безобидное существо, если у него не болят зубы, — улыбнулся он широкой белоснежной улыбкой.

— Доктор Калинон, наверно, всемогущий, как боги, — раскрыли рты солдаты.

— Он начинал свою практику с генной инженерии: изготовлял кремы для регенерации и обновления тканей кожи, а последние годы занимается селективным скрещиванием и комбинированием генов на молекулярном уровне. Вот и создал этого великана и сотню мелких зеленых существ, но толку от них мало, — рассказал переводчик.

Силимэри бросила беглый взгляд в сторону великана. Он показался ей растерянным или даже расстроенным. — Наверно, он ожидал увидеть меня и теперь думает, что я его обманула. — Барни, будто читая мысли, неуклюжей походкой подошел прямо к Силимэри и протянул перед ней массивную зеленую лапу.

— Бр, — пробормотал он невнятно и подтолкнул Силимэри пальцем к ладони.

Он поднял ее высоко над головами воинов и недоверчиво посмотрел ей в глаза.

— Прикажите ему поставить ее на землю, — крикнул Уилбер, нахмурив брови, — немедленно!

Все резко засуетились, но ни Силимэри, ни великан Барни на них не обращали внимания. Силимэри коснулась его, погладив по щеке. Он закатил глаза и замурлыкал как котенок.

— Как твой зуб? Не болит?

— Бр-бр, Си-бр-ли-бр…

— Т-ссс. Ты узнал меня даже в этом маскарадном костюме? — спросила Силимэри, не прекращая его гладить по щеке.

— Бр, — ответил великан и хотел что-то еще сказать, но Силимэри коснулась рукой его губ, запрещая говорить.

— Никто не должен знать, кто я, — прошептала она, убедительно глядя ему в глаза. — Если ты все понял, кивни и верни меня на место.

Тирно грозно кричал на непонятном языке, требуя от великана отпустить эльфийку.

— Бр, — кивнул Барни и плавно опустил Силимэри на землю.

— Хороший великан, — она погладила его по указательному пальцу и мысленно попросила уйти, сосредоточившись на древнем заклинании, которое ей никогда не нравилось.

Тирно все еще надрывал горло, а великан послушно развернулся и потопал прочь.

— Мы просим прощения, — заговорил Мапар, — надеюсь, Барни не слишком крепко вас сжимал в своих костлявых лапах?

— Не беспокойтесь: Барни не сделал мне больно.

Эльфы успокоились, а Уилбер гордо поднял подбородок:

— Великан не устоял перед эльфийскими чарами! — сделал он вывод.

Все засмеялись: и эльфы, и гоблины.

Вскоре Тирно с Мапаром повели пятерых эльфов в конференц-палату. Силимэри держалась ближе к Ностие. Эта блондинка с цветком в волосах, раскрыв рот, любовалась роскошными перилами и гладкими стенами на лестничной площадке, а когда они вышли в длинный коридор с высоченными потолками и хрустальными люстрами, она будто потеряла дар речи от восторга. Уилбер, Арквено и Питьюон тоже блуждали глазами и по люстрам, дорогим ламбрекенам и живописи в золотых рамах, а Силимэри роскошь ничуть не удивляла, но ей приятно было наблюдать, какое впечатление она производит на эльфов-воинов.

Тирно постучал в белую дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее перед эльфами, приглашая войти:

— Проходите, — перевел Мапар, — ждут только вас.

Посредине уютного квадратного зала с двумя окнами с видом на зеленую лужайку стоял круглый белый лакированный стол с букетами нежных лиловых цветов. Развалившись в кресле, сидел глава клана гоблинов южного полуострова Орошайо — Екайлиброч II, всемогущий шаман в третьем поколении. Спиной к окнам сидели пятеро восточных воинов. Их лица невозможно было рассмотреть с ходу, но по фигурам сразу стало очевидным, что все они сильные и крепкие горячие мужчины. Семь кресел пустовали: они предназначались эльфам, переводчику и Тирно — правой руке правителя.

Екайлиброч II выглядел подавленно: густые седые брови, как у филина, нависали над впалыми глазами, нос повис крючком, и перевернутая улыбка отражала мрачное настроение. Золотая корона с рубинами упиралась в его острые торчащие в разные стороны уши, и правитель немного походил на акулу-молот, как показалось Силимэри. Красная мантия с белым воротником в черных пятнышках укрывала широкие плечи. Торс, как подобает гоблинам-воинам, был открыт, лишь кобура на широком кожаном ремне висела на нем. Ни амулетов, ни медалей, никаких украшений. Екайлиброч II сжимал в левой руке мощную дубинку острыми шипами и красным набалдашником в виде россыпи кристаллов. Правая рука в спокойном состоянии лежала на подлокотнике.

При виде союзников Екайлиброч II поднялся с кресла и хмуро бормотал себе под нос, как могло показаться, всякие несуразицы.

— Екайлиброч II рад вас видеть, смелые воины Империи Эльфов, — переводил Мапар, — присаживайтесь и чувствуйте себя, как дома. — Он занял место напротив правителя, Тирно рядом с правителем, а эльфы между ними.

Силимэри стало неимоверно жарко. В помещении было душно, к тому же она проголодалась, и в животе предательски заурчало. Ей показалось, что на нее все смотрят, и от этого ее щеки еще сильнее запылали. Она скромно присела за стол и опустила глаза, избегая встречных взглядов.

Напротив сидели пятеро восточных воинов. Все, как на подбор, статные и воинственные, загадочные и такие привлекательные, что на них хотелось смотреть, не отводя глаз. Они были в национальных костюмах. Зеленые кебаи закрывали спину, плечи и накаченные руки. Грудь и живот с кубиками пресса — открыты. На левой руке поручи в виде золотого плетения, на правой — боевые, имитирующие хвост скорпиона. Воины носили маски из шелковой ткани, прикрывающие нос и щеки. Подбородок и губы были на виду, как и глаза и лбы, украшенные полоской бус из золотистого жемчуга. Волосы восточных воинов были собраны на затылке в хвост и переплетены по всей длине бусами.

— Орошайо снова угрожают степные варвары, — переводил Мапар речь Екайлиброча II по предложению сначала на эльфийский, потом на восточный. — Их наглости и вероломству нет предела. Они сожгли две деревни и обосновали лагерь в кокосовом лесу, захватили шахту самоцветов, лесопилку и кузницу мифриловых доспехов. Жители южных районов бояться выходить на улицу, потому что воины Мелдона беспрепятственно грабят и убивают всех, кто встанет на их пути. Екайлиброч II не смог с ними справиться и поэтому попросил помощи у союзников. Он рассчитывал напасть на врага совместно тремя войсками. По его задумке войско эльфов должна была возглавить госпожа Силимэри Вендинэ из Бравур-ле-Роз, но как стало известно сегодня утром, Силимэри Вендинэ мертва и император Эруанфалони Великий поручил возглавить войско Уилберу…

Силимэри заметила, как оживился восточный воин, сидящий прямо напротив ее. Ей показалось, что он вздрогнул при упоминании ее имени, и она пристально всмотрелась в его черты. То, что он из Империи Восточных Песков уже наталкивало на мысли об Иглесиасе, но когда воин встал из-за стола, после того, как Мапар перевел последнее предложение на его язык, она поняла, что это и есть Иглесиас. Он был потрясен новостью о ее смерти.

Ни Силимэри, ни Иглесиас не знали, что им суждено будет встретиться на полуострове.

Иглесиас выбежал в коридор, ничего не объясняя, Силимэри почувствовала, что сейчас потеряет сознание, если не покинет конференц-палату, и тоже встала из-за стола.

— Простите, я неважно себя чувствую, — произнесла она взволнованно, — мне нужно выйти на свежий воздух.

Не обращая внимания на возмущение Екайлиброч II, она побежала следом за восточным воином. — Неужели мир так тесен?!

Он стоял у распахнутого окна в вестибюле, сжимая в руке снятую шелковую маску, и смотрел куда-то вдаль отрешенным взглядом.

Силимэри встала у него за спиной, боясь прикоснуться к его плечам. Тишину нарушало тяжелое сбитое дыхание. От волнения дрожали коленки и голос:

— Иглесиас? — спросила она осторожно. — Это ты?

Он медленно оглянулся, их взгляды пересеклись.

— Ми се знамо (Мы знакомы)? — произнес он очень быстро, и Силимэри совершенно ничего не поняла.

Она стояла неподвижно, как кукла, и только дыхание выдавало степень ее волнения:

— Как же с тобой разговаривать, если мы говорим на разных языках? — отчаянно произнесла она, утопая в его серо-голубых красивых глазах.

— Ја ћу бити веома захвалан за вас ако ме оставите на миру, изгубио сам своју девојку и не говори. То је значило превише за мене (Я буду вам очень признателен, если вы оставите меня одного: я потерял любимую девушку и не настроен на разговоры. Она значила для меня слишком много), — в его глазах скопились слезы, и он отвернулся.

— Ты на фотографии в «Фасябуке» не такой, как в жизни, — Силимэри с трепетом коснулась его плеча. — Еще привлекательнее. Вот уж не думала, что наша встреча произойдет так быстро. — Говорила она, не скрывая радости.

— Како то мислиш, елфика? Како се зовеш (О чем ты говоришь, эльфийка? Как тебя зовут)? — он снова взглянул в ее глаза, и от этого взгляда у обоих по венам потекла лавина страстных всепоглощающих чувств, но на тот миг они оба побоялись себе в этом признаться.

— Называй меня Ревекка, — она загадочно улыбнулась, наблюдая за его реакцией.

— Ревекка? Силимери, је да? Да, то си ти! Силимери на шта ово маскарада? Скоро сам умро од туге (Ревекка? Силимэри, это ты? Да, это ты! Силимэри, к чему этот маскарад? Я чуть не умер от горя).

— Я потом все тебе объясню, — Силимэри нежно провела ладонью по его щеке. Его губы так и манили. Она хотела его поцеловать. — Иглесиас, в тот вечер я тоже смотрела на звездное небо и видела красную звезду в созвездии воздушного змея. Я верю, что случайностей не бывает: все случайности — закономерность.

Он целовал ее пальцы, обжигая горячим дыханием:

— Ја разумем шта ти кажеш, драга. Црвена Звезда — то је знак (Я понимаю, что ты говоришь, милая. Красная звезда — это знак).

— Иглесиас, — прошептала Силимэри, не решаясь пошевелиться.

Екайлиброч II собственной персоны влетел в вестибюль и недовольно размахивал руками, произнося бр-бр-подобные слова. Мапар тоже появился незамедлительно:

— Уважаемый Иглесиас Амаурон, Екайлиброч II настоятельно просит вас вернуться за стол переговоров. Дорога каждая минута, — говорил он, крайне встревожено, — и вы, Ревекка, выбрали не подходящее время, чтобы дышать свежим воздухом. Пожалуйста, давайте продолжим разговор в конференц-палате.

— Идемо (Мы уже идем), — ответил Иглесиас.

Их глаза сияли ярче звезд, и Силимэри вспомнила, как это прекрасно — любить, но на повестке дня стояли военные вопросы.

Совещание продолжилось. Екайлиброч ходил из угла в угол, а Мапар переводил для двуязычных союзников:

— Степные варвары — сильный противник. Они с материнским молоком впитывают в себя передаваемую веками мощь и стремительность. У них в генетическом коде заложена агрессия и непримиримость. Если гоблины могут адекватно смотреть на политическую карту мира, то варварам тяжело смириться, что Орошайо им не принадлежит. Они бы хотели править всем миром. И кто знает, что будет дальше, если мы не пресечем их попытки завоевать полуостров, ведь следующей жертвой может стать Империя Эльфов, а там и до Империи Восточных Песков недалеко. Если только Империя Англов не даст им жесточайший отпор и не напомнит, где их место.

И Силимэри, и Иглесиас слушали предисловие главы вполуха. У обоих было желание уединиться и спокойно поговорить на приятные темы, нежели слушать характеристику степных варваров.

Пока Мапар доносил союзникам его мысли, Екайлиброч раздвинул створки шкафа за своим креслом, и все смогли увидеть географическую карту полуострова, расположенную вертикально под прочным стеклом. В трех местах на стекле были красные пометки в виде крестиков.

— Часть отрядов Мелдона, — продолжали Екайлиброч и Мапар поочередно, — дежурит на реке, недалеко от захваченной лесопилки. Они сплавляют лес по течению. Поступила информация, что в деревне Фидаинс варвары хранят награбленное золото и украшения, а также, что они развернули строительство военного корабля. Мы должны прекратить это безобразие. Нам также нужно вернуть под свой контроль шахту самоцветов и кузницу мифриловых доспехов. Но основная проблема сосредоточилась в кокосовом лесу. Степняки хорошо подготовились: усовершенствовали боевые умения, изучили заклинания высшей школы магии. Теперь превосходство на их стороне. Их атакующим характеристикам можно только позавидовать. Но Екайлиброч верит, что наш союз в силах одолеть даже такого сильного противника, как степные варвары, хотя его очень огорчила новость о трагичной кончине Силимэри Вендинэ. Он рассчитывал на ее личную помощь в этом нелегком деле.

— Нужно развити акциони план (Нужно выработать план действий), — предложил Иглесиас, глядя на Силимэри.

Мапар перевел его предложение, и Екайлиброч положительно кивнул.

— Степняки отличные атакеры, поэтому мы должны заставить их защищаться. Нападем неожиданно, и пусть сражаются в обороне, — высказала свое мнение Силимэри. — Мы разобьем их, навязав тактику защиты. Проявим свои атакерские способности!

Силимэри охотно поддержал Уилбер и компания эльфов. Иглесиас тоже понимал ход ее мыслей и довольно улыбался, изучая черты ее лица под ярким макияжем.

Екайлиброч сел за стол и, сложив руки, предался размышлениям. Не долго думая, он начал говорить, а Мапар переводить.

— Екайлиброч предлагает отправиться в деревню Фидаинс и изгнать врага из дока, пока они не переправили по реке все награбленное золото, а уже оттуда выдвинуться в кокосовый лес.

Ностиа отреагировала первой:

— Мы не можем полным составом отправиться в деревню: степняки тогда узнают о численности наших войск и будут ждать нападения.

Силимэри поддержала ее:

— Будет лучше, если мы ударим одновременно по трем точкам. Один отряд идет на лесопилку, второй — на кузницу, третий — на шахту самоцветов. Берем предводителей в плен и нападаем на лагерь в кокосовом лесу.

Члены совета оживились. Тирно ударил кулаком по столу:

— Мы не будем никого брать в плен. Враги должны быть уничтожены, чтобы в будущем никто даже не пытался повторить попытку захвата Орошайо. Я готов к сражению, даже если половина доблестных воинов ляжет от магии степняков. Я уверен, что мы вернем наши предприятия при помощи наших союзников, но боюсь, что разбить лагерь в кокосовом лесу легко не удастся: они поставили наблюдательные башни, возвели ограждения и дежурят по всему периметру и днем, и ночью. Сделать им сюрприз не получится.

— Не нужно настраивать себя, что половина наших воинов поляжет на поле битвы. Нужно верить, что мы одержим победу с незначительными потерями, а то и вовсе без потерь. — Сказала Силимэри.

В конференц-палате стало слишком шумно. Одновременно говорили и эльфы, и восточники. Мапар, бедняжка, вспотел: ему приходилось говорить больше всех.

— Я согласен с Ревеккой, — Уилбер уверенно посмотрел в лицо Тирно, — убить врага — это слишком просто: мы возьмем их в плен. Пленники нам еще могут пригодиться: ты ведь сам говоришь, что взять лагерь степняков будет нелегко. Нет никакой гарантии, что кто-то из наших воинов не будет пленен врагами, и тогда мы сможем обменяться пленниками. И брать в плен нужно именно предводителей. Лев без головы уже не страшен!

— Хватит ли у нас сил, чтобы разделиться и одновременно ударить по трем отрядам врага? Какая их численность? — говорил один их восточных воинов на ломанном эльфийском.

— Охраняют объекты в среднем по пятьдесят вооруженных солдат, — Мапар переводил слова Екайлиброча, — но и в таком количестве они запросто могут разбить целый батальон гоблинов. С ними нельзя церемониться. Никаких пленных. Стрелять на поражение. Среди них есть шаманы. Обычно они прячутся за спинами воинов и своими заклинаниями воскрешают погибших. Чумные обезумевшие зомби бесстрашно рвутся вперед и поглощают жизни своих противников. Вы еще не знаете, насколько они опасны.

— Значит, первостепенная задача ликвидировать шаманов, — сделал вывод Уилбер. — Со мной прибыли две сотни танцующих с ветром, сотня наездников на единорогах, восемьдесят восемь лучников, тридцать шесть друидов и четырнадцать фей второго уровня. Я верю, что эльфам не составит труда вернуть королевству гоблинов любое из захваченных предприятий.

Екайлиброч внимательно слушал перевод Мапара и, выслушав, начал отвечать:

— Риск благородное дело. Деревня Фидаинс, док и лесопилка закрепляется за эльфами. Уилбер, с вами пойдет отряд гоблинов-убийц в составе двух сотен. Этот объект первостепенной важности. Отряды Империи Восточных Песков могут выбрать на свое усмотрение, куда они хотят отправиться: освобождать шахту самоцветов или кузницу мифриловых доспехов.

Ближе к лесопилке располагалась шахта самоцветов, поэтому Иглесиас сделал свой выбор, не задумываясь:

— Рудник драгуља (Шахта самоцветов), — ответил он.

Мапар протер мокрый от пота лоб, и снова продолжил работу:

— Глава восточников говорит, что у него достаточно воинов, и он готов без дополнительной помощи разбить отряды степняков, захвативших шахту самоцветов.

Екайлиброч, сделав выводы, достал из ящика стола заранее приготовленные карты полуострова и попросил передать лидерам по обеим сторонам. На картах все значимые точки были подписаны на трех языках.

— Решено, — переводил Мапар. — Цель эльфов — лесопилка и док близ деревни Фидаинс, цель восточников — шахта самоцветов. Глава поведет свое войско к кузнице мифриловых доспехов. Он выражает благодарность за смелость и надеется, что удача будет на нашей стороне. Просьба поддерживать связь для дальней координации. Вернув предприятия гоблинам, всем войскам нужно будет прибыть к тигриному озеру, откуда планируется начать наступление на лагерь степняков. А сейчас Екайлиброч предлагает пообедать и выдвигаться в путь. Да хранят нас небеса!

Воины дружно встали, и сам Екайлиброч повел союзников по длинным коридорам, по шикарным лестницам на улицу, где у стен дворца недалеко от тренировочных баз развернулась полевая кухня.

Среди высоких пальм были установлены большие палатки цвета хаки. В них шумно обедали и эльфы, и восточники, и хозяева этих земель — гоблины. Вкусно пахло жареным луком и рыбой. Екайлиброч что-то увлеченно рассказывал, Мапар с меньшим энтузиазмом переводил его высказывания. Гремела посуда, и довольные возгласы заполняли тишину прекрасного южного сада.

У Силимэри от голода желудок прилип к позвоночнику, а глаза смотрели почему-то не на повара в белом халате и на то, как он разливает деревянным черпаком горячую аппетитную похлебку по тарелкам, а на Иглесиаса, который шел рядом с ней.

Она бы хотела остаться с ним наедине, поговорить, хотя и заранее знала, что без онлайн-переводчика не обойтись. Иглесиас украдкой поглядывал на нее. В его глазах отражалось небо и глубокие мысли. Хотелось их прочитать и прочувствовать каждой клеточкой тела на себе всю глубину его чувств. Хотелось верить в любовь, любить и быть любимой, вопреки всему и всем.

— Ревекка, — голос Уилбера прозвучал как гром среди ясного неба, — надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь? Ты как-то странно выглядишь.

— Со мной все в порядке, не беспокойтесь. Я жутко проголодалась!

— Построение через двадцать минут. Ты слышала?

Они стали в очередь за обедом.

— Через двадцать минут? Ах, да, я как-то пропустила это мимо ушей, — Силимэри рассеянно улыбнулась.

— Может, пообедаем вдвоем, — предложил Уилбер, — меня интересует твое видение тактики проведения боя за лесопилку и док. Мы могли бы это обсудить.

Силимэри озадаченно оглянулась, потеряв из виду Иглесиаса, и облечено выдохнула, убедившись, что он рядом.

— Мы обязательно все обсудим, Уилбер, но не за обедом.

— Но почему нет? — он сделал удивленное лицо.

— Потому что я хочу обсудить личные вопросы с Иглесиас Амауроном! Надеюсь, не сочтете мой поступок безнравственным и неуместным?!

Иглесиас понимал эльфийский через слово, говорить на нем не мог, если не считать нескольких фраз, заученных еще в школе около двадцати лет назад, но в разговор Силимэри и Уилбер вмешался:

— Желимо да ручамо заједно (Мы хотели пообедать вдвоем), — произнес он медленно и весьма убедительно, так, что у Уилбера отпали все вопросы, но он все равно пробурчал себе под нос: «И когда вы только успели снюхаться?».

— Что ты ему сказал? — Силимэри подняла подбородок и смотрела ему прямо в глаза.

— Jа те волим (Я тебя люблю), — нежно прошептал Иглесиас и взял ее за руку.

Он прижал ее ладонь к своей груди, к горячему сердцу, и Силимэри ощутила, как оно колотится.

— Что значит «Jа те волим»?

— Љубав!

— Любовь?!

— Да, љубав!

Очередь подтолкнула их к столу, и повар-экстрасенс подал им один поднос на двоих, на котором лежали две тарелки супа, ложки, нарезанный хлеб, жареная рыба на пальмовых листьях и жидкость похожая на молочный кисель в емкостях изготовленных из кокосовых орехов.

— Хајде, седи негде (Давай присядем где-нибудь), — Иглесиас взял поднос и повел Силимэри к одному из столов, где еще были свободные места.

— Ты писал мне, что наши языки похожи, но они такие разные!

— Ја разумем, да ме не разумеју (Я понимаю, что вы меня не понимаете).

— Разум, разум, — повторила она, — я ничего не понимаю.

Они присели на лавку вдоль длинного стола. Воины шумно обсуждали предстоящее наступление. Слышались обрывки фраз на разных языках. Иглесиас переложил еду на стол и отложил поднос на свободное место в центре стола. Они говорили глазами, с аппетитом хлебали суп, откусывали хлеб, брали рыбу руками, откусывали кусочек и возвращали на место, пока не съели все и не дошла очередь до десерта.

— Среан сам сто си ти самном (Я счастлив, что вы со мной), — Иглесиас коснулся ее щеки.

— Что вы со мной? — повторила Силимэри то, что смогла разобрать. — Я должна тебе кое-что сказать. Ты хорошо понимаешь эльфийский? Впрочем, не важно, — она достала ППП из кармана плаща, разблокировала экран и перешла на сайте онлайн-переводчика. — Ты тронул меня своим признанием. Я думала о тебе все эти дни, — Силимэри говорила и набирала текст на экране, — Я не верила в виртуальную любовь. Мне казалось, что влюбиться можно только после реальной встречи. Вот, как сейчас: мы сидим плечом к плечу, я вижу твои глаза, улыбку, манящие нежные губы, слышу твое дыхание, ты здесь со мной такой живой и настоящий. Я волнуюсь как школьница перед экзаменом. — Иглесиас видел на экране два столбика: с эльфийским текстом и на родном языке. Он читал и улыбался, обняв Силимэри. — Я не знала, что тебе ответить. Несколько раз набирала сообщение и стирала его. Пойми меня правильно: я уже не девочка и серьезно отношусь к любви. Впрочем, я к ней всегда относилась серьезно. Я не признаю игр в любовь и не хочу тебя обманывать. Ты симпатичен мне. Меня к тебе тянет. Но давай не будем торопить события. К тому же я замужем. Уже почти двадцать лет замужем.

Иглесиас сжал ее ладонь и медленно поднес к губам. Он украдкой целовал ее пальчики, брал их в рот, облизывал, посасывал, и неразборчиво шептал комплименты. От его поцелуев у Силимэри бабочки летали в животе. Между ног стало горячо и влажно.

Иглесиас остановился: для любовных наслаждений ни место, ни время не подходило. Он попросил у нее ППП и, изменив языки, начал писать ответ. Он произносил волнующим баритоном незнакомые слова, Силимэри зачарованно слушала и читала перевод во втором столбике:

— Не волнуйся, моя милая, я буду ждать сколько угодно. Ты стала смыслом моей жизни. Без тебя моя жизнь пуста, и ничто ее не может наполнить: ни усердная работа над новыми формулами, ни участие в подобных сражениях, какие намечаются на сегодняшний день. Я заболел тобой, но я не хочу выздоравливать. Ты поселилась в моем сердце, и хочу, чтобы ты жила в нем пока я дышу. Я хочу дышать тобой, смотреть в твои глаза, держать тебя за руку. Я вижу тебя матерью своих детей и готов вызвать твоего мужа на дуэль. Я буду бороться за тебя до конца. Я люблю тебя, Силимэри.

— Т-ссс, не называй это имя, — она сделала ему знак, приложив указательный палец к губам.

— Как скажешь, — Иглесиас продолжил писать молча. — Что это за история с твоей смертью? Почему Екайлиброч сказал, что ты умерла? Если бы ты знала, что творилось в моей душе, когда Мапар сказал это.

Силимэри поменяла языки в переводчике:

— Это длинная история, Иглесиас. Для всех Силимэри Вендинэ умерла вчера вечером. Сгорела в пожаре. Можно даже забить в поисковике «Бравур-ле-Роз как на ладони» и поискать последние новости, но только прошу, не верь всему, что обо мне пишут. Меня обвиняют в убийстве любовницы моего мужа, но я, клянусь, что не убивала ее. Есть и еще одна загадочная смерть: тоже любовницы моего мужа, но… В общем, все факты свидетельствуют против. Меня вчера утром арестовали, а вечером один благородный эльф вытащил меня из тюрьмы и устроил псевдо-пожар, в котором я якобы и сгорела. После спецзадания на полуострове я должна буду разобраться со всем, что было до… до нашей с тобой встречи.

Иглесиас сосредоточенно прочитал и вопросительно посмотрел на Силимэри. Он взял из ее рук ППП, и письменный диалог продолжился:

— Ты не хочешь перечеркнуть все, что было до нашей встречи, и начать жизнь с чистого листа? Мы могли бы сесть на один корабль и уплыть в Империю Восточных Песков. Мой дом давно ждет свою хозяйку. Я буду носить тебя на руках и лелеять как самый красивый цветок на планете. Ты моя вторая половинка. Я понял это, как только впервые увидел твои печальные глаза на черно-белой фотографии. Мы созданы друг для друга.

— Я перечеркну свое прошлое только после того, как отбелю свое имя. Ты ведь не хочешь жениться на мне по поддельному паспорту, выданному на имя Ревекки Нэдивен?!

— Драга моја девојко (Милая, дорогая моя девочка), — прошептал он ей на ушко, а дальше написал, — ты согласна выйти за меня замуж?! Красная звездочка в созвездии воздушного змея исполнила мое желание!

— Да! — сделала она самое важное открытие, — пожалуй, время грандиозных перемен настало!

— Милая! — он взял ее руку и снова приложил к сердцу, — мое сердце бьется для тебя.

Силимэри развязала завязку на плаще и оголила часть груди.

— Послушай, как стучит мое сердце, — она учащенно дышала, поднося его руку, — ты разбудил в нем любовь.

Они смотрели друг другу в глаза, затуманенные от переизбытка чувств. Их губы медленно слились в нежном порывистом поцелуе на виду у сотен глаз. Их сердца пылали как дерево, расколотое на две части ударом молнии.

— Это было так сладко, — прошептала Силимэри, отрываясь.

— Моја слатка девојко (Моя сладкая девочка), — Иглесиас не мог на нее насмотреться.

Силимэри снова принялась писать:

— В тот вечер, когда ты прислал мне первое сообщение, я тоже видела красную звезду в созвездии воздушного змея, и я тоже загадала желание. Знаешь, какое? — Хочу любить и быть любимой! Мы одновременно смотрели на небо. Я думаю, что это знак.

— Я исполню твое желание, милая моя.

— Мне кажется, ты его уже исполнил, — написала Силимэри и с охотой приступила к десерту.

Она пила кокосовый кисель и облизывала губы, мечтая о продолжении поцелуев, а Иглесиас сделал всего один глоток и отдал свою порцию ей: ему нравилось наблюдать, как она пьет и как слизывает белые капельки с губ.

Допив, Силимэри утихомирила свой пыл и огляделась вокруг. Напротив сидели трое гоблинов и обгладывали рыбьи косточки, косясь в их сторону, рядом — танцующие с ветром, те, что утром пили пиво в «Трех толстяках». Выставлять напоказ свои чувства Силимэри не любила, но это был особый случай.

— Я хотел бы пойти с эльфами освобождать лесопилку, — написал Иглесиас в окошке переводчика, — чтобы находиться рядом с тобой и больше никогда не расставаться, но мой долг управлять моим войском: им нужен лидер. Я не смогу о тебе позаботиться, когда ты будешь далеко от меня. Я знаю, ты отважный воин, но я все равно беспокоюсь. — Он завел обе руки за спину и расстегнул на шее цепочку с медальоном. Ранее ее скрывали детали одежды, и Силимэри не могла видеть точно такой же амулет, как подарил ее Турэлио.

— У меня такой же! — приятно удивилась она и полностью опустила плащ с плеч, демонстрируя красный янтарь с золотой стрекозой.

—То не може бити (Этого не может быть), — воскликнул Иглесиас и сравнил два амулета, прислонив их друг к другу.

— Они одинаковые! — Силимэри взяла амулет Иглесиас в руки и надела ему на шею. — Это знак!

— Ты знаешь, что это значит? — он задал вопрос в переводчике и довольно улыбался.

— Легенда гласит, что на амулеты наложено заклятие вечной любви, радости и счастья, но чтобы оно подействовало нужно, чтобы амулет был у каждого в любящей паре. Как у нас с тобой!

— Ти си моја радост, љубав и среа (Ты моя радость, любовь и счастье)! — шептал он.

— Теперь и мне кажется, что наши языки похожи. Ты моя радость, любовь и счастье!

— Как этот амулет попал к тебе? — написал Иглесиас.

— Мне его подарили сегодня ночью, — письменно отвечала Силимэри. — Тот эльф, что вытащил меня из тюрьмы. Он рассказывал о морском путешествии своего отца, который давным-давно спас одного восточного мальчика. У берегов Империи Англов произошло кораблекрушение, и мальчишка в знак благодарности за спасение отдал ему свой амулет.

— Как тесен мир! Этот восточный мальчик — я.

— Правда? Но тогда откуда у тебя второй амулет, если первый у меня?

— Два месяца назад я гулял по берегу моря, и его выбросило к моим ногам. Я обрадовался и с тех пор не снимаю его. Кстати, в тот вечер я впервые увидел твое фото и влюбился. И как после всего этого не верить в судьбу? Ты моя судьба, Силимэри!

— Судьба, — прошептала она ласково.

— Судбина (Судьба).

Раздался боевой клич, и воины стали расходиться.

— Увидимся вечером, — шептала она, — береги себя.

— Видимо се вечерас, моја девојко, брине о себи (Увидимся вечером, моя девочка, береги себя).

Они обнялись на прощанье и разошлись по разным сторонам.

Отряды эльфов выстраивали Уилбер и Питьюон. Каждый из них уверено и красиво держался в седле, сохраняя равновесие и правильную осанку. Их единороги недовольно фыркали и виляли хвостами, отгоняя мух. Уилбер грозно отдавал приказы, Питьюон более мягко и тактично, а эльфийские воины послушно выстраивались колонной. Силимэри, остановилась на секунду, оценивая масштабность происходящего. Вокруг кипела жизнь. Королевские базы были переполнены войсками.

— Ревекка, — окликнул ее приятный голос.

Силимэри развернула голову и увидела Ностиа. Она тоже была верхом на единороге и держала в руках поводья от еще одного белого в яблоках жеребца.

— Ты ведь умеешь ездить верхом? — спросила эльфийка.

— Само собой!

— Тогда запрыгивай в седло, и помчали!

Силимэри без колебаний подошла к единорогу и первым делом погладила его по морде.

— Красавчик!

Она взяла в руки поводья и легким грациозным движением запрыгнула в седло.

— Уилбер просил, чтобы я нашла тебя, — негромко сказала Ностиа, будто раскрывала какой-то секрет. — Он какой-то странный, даже злой, как мне показалось. Что у вас произошло?

— У нас? С ним? — удивилась Силимэри. — Ничего!

— Он хочет поговорить с тобой.

Они переглянулись. Ностиа пожала плечами.

— Но, Беляш, — Силимэри ударила единорога в бока, и он встал на дыбы, рассекая воздух передники копытами. — Молодец, Беляш, а теперь вперед.

Единорог сорвался с места. Вытоптанная трава на земле бледными полотнами мелькала под его копытами. Беляш, как назвала его Силимэри, резво несся вперед, привлекая внимание как танцующих с ветром, так и других всадников на единорогах.

— Вот это наездница! — слышала Силимэри вслед.

Уилбер не мог не заметить эффектного появления Силимэри в первом ряду. Черные волосы развивал ветер, открывая красивое лицо, уверенный взгляд, гордо приподнятый подбородок, приоткрытые сочные губы, стройное тело под разлетающимся за спиной плащом, черно-зеленый костюм лучника с откровенным декольте и высокие облегающие сапоги с золотистыми пряжками. Все внимание Уилбера было привлечено к ней.

— Нам нужно серьезно поговорить, Ревекка Нэдивен, — заявил он вовсе не серьезно: сдержанно, спокойно, с недоумением на лице.

Силимэри остановила Беляша в метре от единорога Уилбера.

— Я вас слушаю.

Уилбер посмотрел по сторонам. Питьюон продолжал контролировать построение.

— Мне стыдно перед нашими союзниками за твое поведение , Ревекка Нэдивен, — говорил он нравоучительно, — разве можно так себя вести? Ты позоришь Империю Эльфов. Что будут думать об эльфийках гоблины и восточники? Что все они легкомысленные и легкодоступные, как ты?

— С чего вы взяли, что я легкомысленная и, тем более, легкодоступная?

— А как, по-твоему, называются твои поцелуйчики с Амауроном? Я все видел, и не смей перечить! Это аморально и некрасиво. Порядочным эльфийкам не подобает так вести себя в обществе.

— Уилбер, вы вздумали читать мне морали? Я не маленькая девочка и знаю, что делаю.

— Чтобы я больше этого не видел, Ревекка Нэдивен, иначе я прикажу соорудить тебе плот, и ты вернешься в Сарнатаурон. Ты меня поняла?

— Я вернусь в Сарнатаурон вместе со всеми, уважаемый Уилбер Камеруон.

— А ты упрямая, — он приподнял одну бровь.

— Давайте с вами договоримся, что вы будете лезть в мою личную жизнь. Мы здесь по важному делу, так давайте думать о предстоящем сражении, а не о моем поведении.

— Хорошо, ты переубедила меня: я не депортирую тебя в Империю Эльфов, но ты хоть не устраивая у всех на виду любовных сцен. Подумай о других.

Силимэри не стала с ним спорить. Войско уже стояло сформированным и подходило время выдвигаться.

— Договорились, — ответила она и перевела внимание на войска. Питьюон отдавал последние указания дальним отрядам танцующих с ветром.

Уилбер контролирующее осмотрел построение:

— Держись рядом. Да сопутствует нам удача!

Войска эльфов первыми покидали крепостные стены королевского дворца. Позади, под главенством накачанного и грозного Тирно шли союзники: двести воинов-убийц с топорами.

— Я так предполагаю, что карту изучить у тебя времени не было? — с упреком поинтересовался Уилбер.

— По-моему, карта сейчас не главное.

— А что же, по-твоему, главное? — не сдержался он и повысил голос.

— Не дойдя до отмеченного крестиком на карте места, мы сделаем остановку, — уверено и спокойно отвечала Силимэри, — я лично пойду на разведку, добуду всю необходимую для нападения информацию, и тогда можно будет смело атаковать.

— Ты меня поражаешь, Ревекка: я хотел сделать тоже самое!

— Ну, вот и хорошо. Вы карту изучили? Где нам лучше всего сделать привал?

— У подножья Тролль-горы. Там будет большая поляна, окруженная по периметру скалами и смешанным лесом. К лесопилке ведет проселочная дорога. Дальше, если идти вдоль берега реки — деревня Фидаинс. Южнее в нескольких километрах — тигриное озеро, куда нам нужно будет прибыть после того, как все сделаем.

— Какие познания!— Силимэри задумчиво держала поводья, подскакивая в седле. — Надеюсь, шаманы-степняки не такие ужасные, как о них говорят.

— Мы справимся, даже если они и впрямь первоклассные маги.

Силимэри искоса на него посмотрела:

— Справимся! Но сначала я разведаю обстановку, а вы с войском будете ждать моего возвращения на поляне.

— Ты одна не пойдешь.

— Это еще почему? — возмутилась Силимэри.

— Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Мы пойдем вдвоем. Ты и я. Обойдем лесопилку вокруг и согласуем план действий.

— Я привыкла работать одна, — выпалила Силимэри, не подумав.

— То есть? Ты не новичок! Как я сразу не догадался. Ты работаешь на императора?

— Ни на кого я не работаю, — отмахнулась она.

— Как бы там ни было, мы пойдем вдвоем.

Дворец скрылся за спинами воинов. Ватные облака застилали долину между Тролль-горой и холмами, заросшими пальмами, пихтами и старыми могучими кедрами. Панорама впечатляла своей красочностью и контрастами: зеленое буйство трав, скалистые склоны, пронзающие небо, смешанный тропический лес, голубой отрезок широкой реки вдалеке, и алые тюльпаны вдоль проселочной дороги под копытами боевых единорогов.

— Становится жарко, — Уилбер ослабил завязки на плаще, — и воздух влажный, как в парилке.

Силимэри всматривалась вдаль и думала о том, как ей не хочется идти в разведку с Уилбером. Она как будто чувствовала, что от него будут одни неприятности. Но он решительно настроился идти вдвоем, и она ничего не смогла поделать.

Отряд остановился на привал. Единороги щипали траву, эльфы попрятались в тени деревьев, изнемогая от жары. В лесу было темно и сыро. Несмотря на солнечный день, света не хватало, и лес изнутри казался еще гуще, чем он был на самом деле.

Силимэри и Уилбер скрылись как за зелеными занавесками. Сначала они шли по проселочной дороге, но вскоре свернули с нее, чтобы случайно ни на кого не наткнуться. Они молчали, прислушиваясь к звукам, которых в лесу было немало: взмахи крыльев, треск гнилых веток под ногами, жужжание насекомых и удары топоров, доносящиеся все отчетливее и отчетливее. Они шли именно на этот звук. Проселочную дорогу из-за зарослей разглядеть было уже невозможно. Ее загородили кусты и лианы, оплетающие практически все деревья.

— Т-ссс, — Силимэри взяла Уилбер за руку и остановилась.

Они оба замерли. Впереди валялись поваленные стволы деревьев, заросшие пышными папоротниками и бурым скользким мхом. Силимэри сделала знак, что там кто-то есть и возможно их подстерегает опасность. Поступью рыси она приблизилась к первому огромному стволу и, Уилбер даже не успел вынуть свою саблю с массивной дорогой рукояткой, как раздался приглушенный визг падающего к ногам Силимэри степного варвара. До этого она молниеносно вытащила из кармана на правом сапоге острый обсидиановый кинжал и рывком набросилась на свою жертву со спины, повалив его на землю и перерезав горло от уха до уха.

— А-ааа, — закричал Уилбер, трусливо отскочив назад.

Силимэри наградила его недовольным взглядом и пригрозила молчать, склоняясь над бездыханным телом. Кровь брызгала фонтаном и лилась на землю, окрашивая мох и траву багровыми пятнами. Степной варвар лежал грудой каменных мышц. Смуглая кожа, черные короткие волосы, в ушах серебряные кольца, на лице боевая раскраска в виде черных линий. Он был гладко выбрит, — отметила Силимэри. На шее ожерелье из звериных клыков и когтей стервятников, мощная грудь и рельефный живот, длинные сильные руки: в одной топор с широким полуовальным лезвием и острыми шипами, на другой — круглый увесистый щит из стали и ценных пород дерева с изображением трехглавого дракона.

— Помоги мне! Чего стоишь как вкопанный? — еле слышно произнесла Силимэри, стараясь перевернуть варвара на живот.

— Где ты этому научилась? — Уилбер все еще находился под впечатлением.

— Меньше вопросов. Ты видишь, как он вооружен? Топор, щит, кинжал на поясе. — Вдвоем они перевернули его, и увидели метровый рубиновый меч в мифриловых ножнах. — Такой меч через любую броню пройдет как горячий нож в масло.

Уилбер встревожено осмотрел его кожаные сапоги:

— Здесь еще один нож.

— Нужно спрятать труп. Мало ли, вдруг его начнут искать, а преждевременная паника нам ни к чему.

— Еще бы. Если такие бугаи запаникуют, то прятаться придется нам.

Силимэри покачала головой:

— Мы должны тихо разведать обстановку. Тихо. Чтобы нас никто не увидел и не услышал, и не вздумайте еще раз закричать так, как было только что.

— А что я? Я ничего.

— Тащим вон в то дупло, — Силимэри указала взглядом на пустотелый ствол громадного дерева.

Они с трудом заволокли варвара в надежное укрытие и забросали вход ветками.

— Кровь на земле, — Силимэри смотрела под ноги.

— Может перетащить сюда какое-нибудь из поваленных деревьев?

— Тогда под каким-то из поваленных деревьев будет голая земля. Нет. Нужно срезать несколько лиан и накрыть ими это место.

— Голова! — Уилбер неотлагательно принялся рубить лианы и бросать их к поваленному дереву.

Силимэри аккуратно скрыла следы преступления, и они пошли дальше.

— Степняки обходят территорию. Нужно быть внимательнее.

За участком с поваленными деревьями встречалось все больше низкорослых деревьев и кустарников, из которых местами вырастали отдельные зеленые гиганты, опутанные лианами, как паутиной углы в сараях. Стук топоров не прекращался и становился все громче, но разглядеть что-либо впереди не удавалось. Ветви настолько густо сплетались, что даже солнечные лучи сквозь них не проходили.

Раздался звук падающего дерева. Глухо трещали сломанные ветки. Все остальные звуки умолкли: и перекличка невидимых птиц, и жужжание комаров, и, казалось, даже порхающие цветы перестали махать крылышками. Воцарилась тишина.

Уилбер вытер лицо от пота и вопросительно застыл на месте.

— Т-ссс, — предупредила его Силимэри и проскользнула под свисающую лиану.

Перед ее глазами открылась другая картина: среди редеющего леса возвышались два небольших здания. Справа под навесом в виде домика стояли станки с круглыми зубчатыми пилами. Куча бревен по одну сторону и куча светлых распилов по другую. Низкорослые коренастые варвары в коротких штопаных штанах таскали распилы к реке по вытоптанной тропинке. Часть рабочих, поваливших дерево, тащили его на голую поляну. Слева стояло здание с маленькими окнами и дверью, к которой был прибит щит точно такой, как у убитого в лесу варвара: круглый с изображением трехглавого дракона. Силимэри удалось разглядеть еще двоих воинов-степняков в полной боевой готовности. Они обошли лесопилку по кругу и остановились недалеко от навеса. Там стояли две бочки с водой. Воины умылись и продолжили дежурство.

Сзади хрустнула ветка. Уилбер стоял за спиной.

— И это все? — шепнул он, потирая руки. — Я то думал здесь целая орава таких Голиафов, а их всего два.

Не успел он обрадоваться, как над их головами пролетела стрела и встряла в одну из ближайших веток.

— Нас заметили, — Силимэри заставила его присесть, — я так и знала, что что-нибудь нехорошее, но случится. Прячьтесь теперь. Зачем было выставляться?

Со стороны лесопилки доносился громкий набат. Два варвара ударяли топоры о щиты, вызывая подкрепление. С крыши продолжал стрелять лучник. Силимэри, не раздумывая, взяла стрелу, лук и, присев, вернулась на прежнее место, откуда хорошо просматривалась местность.

— Что ты задумала? Мы пришли на разведку, не забывай, — Уилбер, не хотя, последовал за ней.

— Если не можешь помочь, то сделай милость: хотя бы не мешай, — Силимэри встала во весь рост, натянула тетиву и, прицелившись, пустила стрелу в варвара на крыше.

Уилбер высунул голову из-за веток и увидел, как лучник, падает, вырывая стрелу из горла.

— Ты попала! На расстоянии больше двухсот метров!

— Спрячьтесь, я вас прошу, — Силимэри нянчилась с ним как с маленьким.

В их сторону уже бежали разъяренные рабочие. Они не представляли такой угрозы, как варвары-воины, то тоже бежали не букет ромашек подарить. Топорами они могли искромсать их двоих за считанные секунды, но Силимэри даже не думала прятаться.

— Мы им покажем, как страшны эльфы в гневе, не так ли, Уилбер? Где ваша смелость и отвага? А мужество, которым бы блистали утром в пивной?

Уилбер смотрел на нее стеклянными глазами:

— Ты с ума сошла? Сейчас приведут шаманок, и нам пи… и пискнуть не дадут.

Силимэри взяла вторую стрелу, привстала, выбрала очередную цель, и лохматый варвар еще десять метров пробежал, размахивая руками, со стрелой в сердце. Один за другим они падали на землю.

— Шесть, семь, — считала Силимэри, — приготовься к ближнему бою: они на подходе.

— Я готов, — панически ответил Уилбер, сжимая обеими руками мощную рукоять своей сабли.

— Два голиафа, как ты их назвал, спешат разделаться с нами.

Силимэри убрала лук, и в ее руках снова блеснуло лезвие острого кинжала. Она отошла назад и скрылась за стволом-колонной, приготовившись наброситься на врага со спины. Уилбер сделал то же самое.

Со свирепым рычанием два мощных громилы снесли все лианы и кусты на своем пути. Они скалили зубы и на их шеях вздувались толстые зеленые вены. Топоры, щиты, мечи, ножи: они были вооружены не по-детски. Силимэри медлила. Она никогда не видела подобной ярости в глазах воинов. Они были безумны. Сила, мощь, уверенность и ни капли страха.

Рывком Силимэри набросилась на того, что стоял ближе к ней. Ее нож полоснул варвара по плечу. Капли крови брызнули ей в лицо. Возмущенный степной воин ловко увернулся, и Силимэри едва не потеряла равновесие, оказавшись между двух огней.

— Бр, — рычали они, произнося нечленораздельные звуки, почти как гоблины.

— Уходи, — Уилбер вылетел из укрытия, и его сабля снесла голову с плеч громиле.

Силимэри повторила попытку одолеть своего противника, но он одной рукой поднял ее за горло и тряс ей так, как трактирщик шейкер с коктейлем.

— Отпусти ее немедленно, мерзкое чудовище, — завопил Уилбер, крепко сжимая саблю, — иначе, если не получится тебя убить, я отрежу тебе яйца, и ты навсегда забудешь, что такое кайф.

Варвар отпустил Силимэри. Он бросил ее о землю, и она ударилась головой о выпирающий корень высокого кедра. Перед глазами летали бабочки, и все происходящее Силимэри видела, будто бы смотрела в калейдоскоп: десяток рабочих с лесопилки окружили Уилбера и громилу, они плясали, пели и размахивали топорами. Она потеряла сознание.

В чувства ее привели теплые капли, стекающие по ее лицу и рукам. Она распахнула глаза и увидела, как Уилбер упирается ногой в живот степного варвара, вытаскивая из его груди окровавленную саблю. Все было в крови. Вокруг лежали изувеченные тела рабочих, некоторые с криками убегали, лишившись рук по локоть, а двое, согнув ноги в коленях, раскачивались, угрожая Уилберу расправой. Их лица напоминали звериный оскал.

Отыскав свой кинжал во влажной листве, Силимэри с трудом встала на ноги. Ее шатало. Варвары услышали шорох за спиной и оглянулись. Силимэри не стала медлить и с размаху набросилась на одного из них, вонзив свой кинжал ему прямо в глаз. Варвар взвыл, но машинально оттолкнул Силимэри от себя. Она снова чуть не упала, но удержалась на ногах. Уилбер своим коронным ударом снес еще одну голову с плеч и добил раненного варвара, вонзив ему в спину саблю. Острое лезвие на миг мелькнуло в его груди, а потом оттуда хлынула кровь.

— Ну, вот, кажется, справились, — пробормотал, запыхавшись, Уилбер, — ты цела?

— У меня ужасно раскалывается голова, — пожаловалась Силимэри, едва держась на ногах.

Она опустила глаза и увидела, что ее плащ стал еще больше залит кровью. Она убрала в сторону одну часть, и оказалось, что ее плечо пробито. Из раны лилась кровь, повисая капельками на завязках, колечках на бретельках, и стекала по треугольникам ее брони-корсета. Она уронила кинжал на землю. Уилбер схватил ее за талию, прижимая к себе обмякшее тело. На кинжал упал солнечный луч, первый за все время пребывания Силимэри и Уилбера в южном лесу, и на солнце засияла гравировка «Непревзойденная Силимэри».

Тем временем в Бравур-ле-Роз:

Юная эльфийка в нарядном белом платье поднялась по главной лестнице на второй этаж торгового дома «Бравур-ле-Роз». На ее тонкой шее, как и на левом запястье, поблескивали нити молочного жемчуга. Соломенные локоны ниспадали причудливыми волнами на открытые плечи. Губы алые, ноготки алые, на среднем пальце перстень-розочка: модница. Ее кожа была белой и гладкой, как шелк. Ни морщинки, ни складочки. Ресницы и брови — черные, как ночь.

Она остановилась у двери с тонированным стеклом и решительно постучала.

— Войдите, — раздался величавый голос, и эльфийка осторожно повернула ручку.

— Можно? — спросила она, остановившись на пороге, — я по объявлению.

В небольшой светлой желтой комнате царил творческий беспорядок. На вешалках справа висели пестрые наряды, которые отличались не только от повседневной одежды, но и от праздничной. Они были экстравагантные, яркие, в блестках, с огромными бантами и длинными пышными юбками. Весь диван был устлан различными лоскутками. На стенах висели плакаты высоких худых моделей в безумных платьях. У окна стояли манекены без голов и рук, обмотанные тканью, как будто в платьях. Рядом на швейной машинке горела настольная лампа. На полу нитки, ленточки, обрезки. А слева от двери за столом сидел рыжий эльф с кучерявыми волосами. Перед ним лежали незаконченные эскизы, цветные карандаши и опять же лоскутки, ленточки и запутанный пучок ниток.

— Да, конечно, проходи, — эльф любезно улыбнулся и встал из-за стола, жестом приглашая присесть.

— Здравствуйте, меня зовут Айнинкэ, — эльфийка уверено присела, облокотившись о спинку стула.

— Здравствуй, Айнинкэ. Какое красивое имя! Думаю, мне не стоит представляться: если ты по объявлению, то знаешь, что меня зовут Волоинс. — Он отложил эскизы в сторону и достал из пачки сигарету. — Ты не возражаешь?

— Нет.

— Сигаретку? — он протянул ей пачку.

— Спасибо.

Айнинкэ не отказалась, и они вдвоем закурили, пуская облачка едкого дыма. Волоинс бесстыдно рассматривал ее декольте и хитро улыбался:

— Так ты говоришь, что не прочь поработать у меня консультант-продавцом?

— Именно поэтому я здесь, господин Волоинс, — ответила эльфийка, с каждой затяжкой становясь все раскованнее.

— А у тебя есть опыт работы с потенциальными покупателями? — он раскинулся в кресле и деловито пускал колечки дыма.

— Нет, но я быстро учусь, господин, — произнесла она медленно, и своим жгучим взглядом вынудила Волоинс закашляться. Затушив недокуренную сигарету, она встала и обошла стол. — Понимаете, мне нужна эта работа, и я готова показать вам, что я умею. Если бы вы шили одежду на эльфов, то у вашего магазина стояли бы нескончаемые очереди.

— И что ты хочешь мне показать? — Волоинс шире расставил ноги и положил руку на ремень.

Айнинкэ опустилась на колени и, глядя ему в глаза, расстегнула ремень, молнию на штанах, и запустила руку под нижнее белье, облизывая верхнюю губу кончиком языка.

— Я покажу вам все, что я умею, а вы научите меня консультировать покупателей. По рукам?

Волоинс изменился в лице и резко убрал руки Айнинкэ. Он затушил сигарету и встал, застегиваясь.

— Таких как ты уже не переучишь, — сухо сказал он и, вцепившись в горло, повалил ее на стол.

Жемчужины со звоном посыпались на пол. Айнинкэ хрипела и отчаянно пыталась высвободиться, но Волоинс ударил ее кулаком в челюсть и уже без сопротивлений окончательно придушил.

В этот момент скрипнула дверь и пожилая уборщица, обронив ведро, с криками побежала по коридору: «Он ее задушил».

— Вот овца тупая, я же просил: «без вредных привычек», — выругался Волоинс и побежал за уборщицей.

Уилбер растерянно прочитал надпись и поднял кинжал. Он положил его к себе в ножны, изо всех сил удерживая Силимэри в своих руках. — Неужели это она?

Солнечный луч игриво исчез за высокими кронами, и сырой полумрак вновь наполнил собой пространство. Уилбер нес Силимэри через зеленые чащи назад. Прямо, прямо, и до самой поляны, где паслись их единороги. Попотеть ему пришлось изрядно.

Арквено, стоявший на дежурстве, заметил его, как только Уилбер весь красный и мокрый, заляпанный кровью вышел из-за зеленых занавесок южного леса, держа перед собой стройное неподвижное тело эльфийки. Ее руки и голова свободно болтались, как у тряпичной куклы. Ветер качнул черные волосы, а лицо осталось бесстрастным.

— Ностиа, — крикнул Арквено и побежал навстречу к Уилберу, который и сам едва волочил ноги, — возьми аптечку и беги к нам.

Воины, до этого момента дремавшие, начали подниматься. Всем было любопытно, что произошло на лесопилке. Ностиа вслед за Арквено рванула в сторону леса, захватив свою сумку с бинтами и антисептиками.

Обессилев, Уилбер опустил Силимэри на траву. Он стоял перед ней на коленях, тяжело дыша и протирая мокрое лицо изнаночной стороной плача.

— Она ранена? — подбежал Арквено. Он приложил руку к шее Силимэри, нащупывая пульс. — Что с ней?

— Наткнулась на торчащий колом ствол дерева. У нее повреждено плечо.

— Нужно немедленно обработать рану, — Арквено сорвал с Силимэри плащ.

— Займись ей, — распорядился Уилбер, — она должна жить.

Уилбер погладил ее по побледневшей щеке и заметил выбившуюся светлую прядь. Ловко и быстро поправив парик, он плавно лег на траву.

— Позови Питьюона, — попросил он.

Громкий крик Арквено разлетелся с эхом над лесом. С верхушек деревьев сорвались стаи птиц.

— Ну, не так же, — тяжело вздохнул Уилбер, — хотя, какая уже разница: степняки уже наверно ждут нашего визита.

— Что вам удалось разузнать? Их много? Вы видели шаманов?

— Мы с Си… с Ревеккой вдвоем практически захватили лесопилку. Если бы не ее ранение, мы бы и до деревни дошли. Но случилось так, как случилось. На лесопилке шаманов не было. Бригада рабочих — это около двадцати степняков, три голиафа вооруженных до зубов и один стрелок. Ревекка сражалась мастерски. Я ей восхищаюсь, — добавил он с несвойственной ему нежностью.

Тем временем Ностиа прибежала с аптечкой и впопыхах начала разворачивать бинты.

Питьюон тоже не заставил себя ждать:

— Что прикажете делать? — он любопытно поглядывал на неподвижную, но весьма соблазнительную эльфийку.

— Подымаем войско, но сначала приведи мне моего единорога. Мы идем в бой.

— А как быть с Ревеккой, — Ностиа дрожащей рукой обрабатывала рваную рану и наблюдала за Уилбером, пытаясь понять, что он задумал.

— Ты и Арквено останетесь здесь. Ваша задача позаботиться о ней: промойте рану, наложите повязку, и постарайтесь привести ее в чувства как можно скорее. Только спрячьтесь, чтобы вас никто не видел. Думаю, что еще дотемна, я кого-то пошлю за вами. А я сейчас поведу войска через лесопилку в деревню Фидаинс. Мы должны сегодня вернуть док местным жителям. Надеюсь, удача будет на нашей стороне, и на лагерь степняков мы пойдем с вами вместе. Было бы хорошо, чтобы Ревекка к тому времени встала на ноги.

Арквено и Ностиа занялись лечением Силимэри, не оспаривая решение Уилбера, хотя обоим хотелось воевать, а не прятаться в лесу.

Тем временем Питьюон привел единорога, а войска уже дружно выстраивались колонной. Уилбер сел верхом:

— Мы им покажем, как страшны эльфы в гневе, не так ли? Пусть знают свое место! Вперед! — он ударил единорога по боку, и тот тронулся.

Войско сдвинулось с места, и живой лентой, массивной цепью извивалось по проселочной дороге, ведущей к лесопилке.

— Да хранят вас святые эльфы, — взмолилась Ностиа, провожая отряды опечаленным взглядом.

В тень под беседку из пышных причудливо переплетенных стволов и ветвей, где изумрудными змеями извивались светолюбивые лианы, они осторожно перенесли Силимэри. Промыли рану, извлекли из нее кусочки коры и обработали спиртом. Сознание к Силимэри не возвращалось. Она так и лежала, не открывая глаз. На бледном лице выступали капельки пота. Синюшные губы говорили о большой потери крови. Ностиа наложила повязку, нашептывая заклинания скорейшего выздоровления, а Арквено вздумал залезть на вершину гигантского дерева, в надежде что-либо разглядеть, но все вокруг утопало в зелени. Можно было разглядеть лишь край реки, но ни берега, ни дока не было видно.

Черные облака в сознании Силимэри рассеивались. Она бредила, шевеля краешками губ, но не произносила никаких слов. Она бежала по мрачным серым коридорам. Закрытые двери. Звон дребезжащего стекла. Сквозняк, поднимающий пыльную тюль к потолку. Мигали лампы, и периодически кромешная тьма обволакивала ее с головы до пят. Ноги подкашивались, не слушались команд, как чужие: тяжелые, неподъемные, в синяках и ссадинах. Силимэри спотыкалась на ровном месте и падала. Скребя ногтями по стене, она поднималась, пыталась бежать и снова падала. Влажные волосы застилали глаза. Она держала перед собой ладони, широко расставляя пальцы. — Что я наделала? — рыдала она и сползала вниз по стене, потом ползла на четвереньках, волоча за собой белый шлейф разодранной смирительной рубашки. Свет загорался и тух, загорался и тух — мысли мелькали как фотографии, будто невидимая рука листала альбом задом наперед, и к некоторым снимкам возвращалась снова и снова. Белое, черное — черное, белое. — Уходи, — кричал ей Анк-Морхорке, склоняясь над неподвижным телом блондинки с длинной косой, переплетенной нитями молочного жемчуга. — Элеонора Арранитри, — шептала Силимэри во сне, и женщина с газетной фотографии смеялась ей в лицо, закатывая глаза. Ее неестественный ядовитый смех колом вонзался в болящую рану на плече. Силимэри чувствовала острую боль, но не находила в себе сил, чтобы проснуться и убежать от кошмара. Она скиталась по лабиринту в поисках открытой двери, дергала ручки, но ни одну не удавалось прокрутить. Образ Элеоноры преследовал ее туманным видением с четкими контурами и облаком пышных волос до тех пор, пока за одной из дверей не раздались приглушенные голоса: «Я задушил ее». Силимэри подняла глаза на табличку с надписью «Кементариндур Фабиоре психотерапевт высшей категории» и толкнула дверь от себя. На нее искоса посмотрел доктор, а фигура эльфа, сидящего в кресле для клиентов, растаяла, как мираж. — Хорошо, что ты сама вернулась, — твердо сказал доктор, приподняв одну бровь, отчего один глаз казался больше другого и все лицо асимметричным. Потом снова погас свет. На этот раз надолго. Чернота давила на Силимэри изнутри и стесняла дыхание, как узкий корсет грудную клетку. Она задыхалась. Задыхалась, вдыхая испарения нашатырного спирта, которым Ностиа отчаянно старалась привести ее в чувства.

— Ревекка, ты меня слышишь? — она убрала в сторону флакон с нашатырем и продолжила протирать лицо Силимэри мокрой марлей.

— Я слышу, — Силимэри открыла глаза и попыталась подняться, но мучительная боль в плече вернула ее в прежнее положение. Она огляделась и удивилась, — ничего не понимаю: что произошло?

— Ты ранена, — Ностиа смочила кусок марли водой из своей фляги и заботливо протерла Силимэри лицо и шею.

— А где все?

— А все пошли в деревню, — Арквено слез с дерева, — и из-за тебя мы пропустим этот бой.

— Прекрати, Арквено, Ревекка ни в чем не виновата, — шикнула на него Ностиа.

— Они давно ушли? — Силимэри с трудом поднялась, упираясь на локоть, — Уилбер принес меня на руках?! Бедненький, представляю, как он злился.

— Он сказал, что восхищается тобой! И это было сказано не так сухо, как он обычно хвалит воинов, так что ни о какой злобе и речи быть не может, — ответила Ностиа.

— Но вид у него, конечно, был измученный, — Арквено присел рядом с эльфийками, — расскажи, что там произошло.

— Сначала все шло гладко. Я услышала легкие шаги за поваленным стволом и набросилась на степного воина со спины. Я перерезала ему горло, а потом мы спрятали тело в огромное дупло поваленного дерева. Эти великаны поразили меня своей мощью. Уилбер называет их голиафами. Они охраняют захваченную территорию, и с ними нужно держать ухо востро. Около самой лесопилки варваров-воинов было только трое: вояки и лучник на крыше, остальные — обычные труженики с топорами. Никаких таинственных шаманок там не было. Возможно, они охраняют док, — предположила Силимэри. — Мне так стыдно перед Уилбером: я его пристыдила там в лесу, а он взял и спас мне жизнь.

— Как пристыдила? — Ностиа заинтриговано повела бровями.

— Нас заметили из-за него. Я его попросила подождать, а он пошел за мной, еще и стал во весь рост на открытом месте. Вот и начался бой с лесорубами. Но Уилбер все-таки не оплошал, хотя предлагал бежать, а вот я промазала: полоснула голиафа по плечу, вместо того чтобы — по горлу, и вот результат. — Она тяжело вздохнула и, скрипя зубами, опустила голову: болела вся левая часть груди.

— Ничего, ты поправишься: воин без шрамов — не воин, — Арквено показал свое плечо с грубым еще розовым рубцом. — Они делают нас еще более опасными для врага.

— Я не хочу здесь лежать! — Силимэри снова попыталась встать. Она полностью села, выпрямила спину и поочередно подняла плечи.

— Я тоже не хочу, — Арквено говорил прямо, — я бы с удовольствием сейчас снес одним ударом нескольких степняков, а потом еще и еще, пока остатки их армии не попадали бы на колени и не умоляли пощадить их.

— Они оставили нам единорогов? — спросила Силимэри.

— Что ты задумала? — Ностиа тоже выпрямилась. — Тебе нужно отлежаться. Уилбер разозлиться, если мы ослушаемся его.

— Так, у нас есть единороги или нет? — не успокаивалась Силимэри.

— Есть! — ответил Арквено. — Ты сможешь держаться в седле?

— Да вы с ума сошли, — Ностиа повысила голос, сверля его упрекающим взглядом.

— Расслабься, фея, — он встал и пошел за единорогами, которые спокойно жевали траву под раскидистым деревом, — мы прибыли на полуостров, чтобы убивать, а не отсиживаться в кустах.

— Нет, Ревекка, это безумие. Ты ранена и не сможешь драться со степняками на-равных, — она пыталась переубедить ее, но Силимэри уперто поднималась с земли, прижимая левую руку к правому боку.

— Арквено прав: мы приехали, чтобы воевать, так давайте сделаем то, ради чего мы здесь.

— Но ты даже на коня не сможешь запрыгнуть со своей недееспособной рукой, — Ностиа обняла ее, — не надо, я прошу тебя, давай подождем хотя бы до вечера.

— На коня Арквено меня подсадит. Не волнуйся за меня, Ностиа: я знаю, что делаю.

Ностие пришлось уступить, и вскоре они втроем скакали на единорогах по неширокой дорожке среди тенистого влажного леса. Обычно эльфы передвигаются бесшумно и почти невидимо, они сливаются с растительностью для укрытия, чтобы застать противника врасплох, но верхом на единорогах тяжело пробираться сквозь заросли, да и времени на осторожность не было.

Силимэри, издали узнав уже знакомое место, потянула на себя поводья и сильнее прижала шенкеля к бокам своего Беляша. Единорог послушно остановился и наклонил голову.

— Как-то подозрительно тихо, — сказала она вполголоса и потянулась рукой за кинжалом, но карман на сапоге оказался пуст. — Кажется, я потеряла свой кинжал, а из лука стрелять одной рукой я точно не смогу.

Ностиа и Арквено остановились по обе стороны от Силимэри.

— Так уж и быть, я отдам тебе свой второй меч, — Арквено вынул его из ножен и передал Силимэри.

— Спасибо, — поблагодарила она и взяла меч в правую руку, левой — придерживая поводья.

— Это и есть та самая лесопилка? — Ностиа тоже обнажила меч.

— Да, она самая. Мы с Уилбером, получается, заходили с боку. — Силимэри всматривалась в даль. — Я никого не вижу. Странно, почему Уилбер не оставил отряд гоблинов дежурить на объекте?

— Может, здесь никого не было, и они сразу отправились в деревню, — предположил Арквено.

— Никого, — размышляла Силимэри, — я хочу глянуть, что творится на поляне за станками. Там должны быть следы битвы и как минимум десяток трупов. А если там и трупов нет, тогда… они ушли в док.

— Трупы? — переспросила Ностиа.

— Воскрешенные шаманками, — резко ответил Арквено и погнал галопом на поляну.

Силимэри и Ностиа не отставали.

В районе лесопилки не было ни единого намека на сражение: ни трупов, ни крови, никаких следов.

— Ты уверена, что вы с Уилбером были именно здесь? — спросил Арквено.

— А где же еще? Тут одна лесопилка, — Силимэри развернула Беляша и смотрела на ворота с прибитым круглым щитом. — На этой крыше сидел лучник, в зелени за мной в одной из веток должна торчать стрела с красно-белым наконечником.

Арквено спрыгнул с единорога и пошел искать стрелу или на худой конец пробитую ветку. Он переступил через изгородь из лиан и остановился.

— Здесь листья в крови, свежесрубленные лианы и ветка с обломанной стрелой: кто-то пытался ее вытащить, но никаких трупов здесь нет.

Ностиа тоже спрыгнула вниз и пошла за Арквено:

— И перетащить их тоже не могли. Нет никаких следов. Значит, что: наши воины в доке сейчас сражаются с зомби? Или с приведениями? Как назвать эту нечисть?

— Сейчас все увидим. Поехали!

Единороги понеслись, как будто у них выросли крылья. Из тенистого влажного леса за пятнадцать минут они перенеслись на песчаный пляж с каменными утесами и низкорослыми кедрами. Майское солнце, налитое сплошным красно-коралловым огнем, медленно скатывалось за мрачную темно-зеленую полоску южного леса. Медные острые струи пронзали лилово-дымчатые облака, а над головами небо оставалось ярко-голубым и чистым. Теплый ветер ударял в лица сыростью и дразнящим ароматом фруктового микса. Но момент наслаждения бесподобными пейзажами и величественными панорамами с ароматом тропической экзотики длился не дольше нескольких быстротечных секунд.

Черное неспокойное пятно, как разоренный муравейник, близ крохотных белых домиков насторожило беспредельным хаосом. Все смешалось: хрупкие эльфы, низкорослые гоблины, боевые единороги, степные варвары с мощными шеями и большими сильными руками. Не возможно было разобрать, ни сколько их, ни на чьей стороне перевес.

— Ревекка, тебе лучше не приближаться слишком близко, — Арквено счел долгом предупредить ее о смертельной опасности, — держись за нашими спинами.

— Я буду действовать по обстоятельствам, — бросила на лету Силимэри, и наклонилась вперед, сжимая поводья вопреки неотступной пульсирующей боли в плече.

Они гнали единорогов как обезумевшие.

Отряды эльфийских лучников, находясь поодаль, пускали в вероломного лютого противника ливни из идеально прямых стрел с острым зазубренным наконечником и оперением из перьев горных грифонов. Стрелы метко настигали цель и пронзали даже самый крепкий вражеский панцирь, сбивали мифриловые шлемы, но и десятками застревали в стальных круглых щитах степных варваров.

На фоне заката летали не только стрелы, но легкие топорики, которыми воины спецотряда варваров — мутанты полугоблины, бросались по эльфийским лучникам, словно соревнуясь, кто кого. Голиафы поднимали каменные глыбы и, как баскетбольный мяч, кидали их на вытянутых руках в близстоящих противников. Лихая кровь лилась рекой на желтый песок, и варварские лица, которые в полной мере открывались взору Силимэри, искажались гримасами гнева и животной всепоглощающей злобы. Их было отнюдь не пятьдесят, как говорил Екайлиброч: сотни разъяренных, жестоких и неотступных варваров-убийц.

За их спинами скрывались смуглые и стройные шаманки с бубнами. Они вдохновенно пели и неторопливо передвигались с места на место, пританцовывая и падая на колени, закидывали голову назад, и черные языки длинных волос как змеи клубились по плечам, рукам и спине. На шеях висели и перекатывались из стороны в стороны, оголяя маленькие упругие груди, желто-белые бусы из стекол, ракушек, острых клыков и легких перьев. Такие же бусы висели на тазобедренной повязке и в виде браслетов на запястьях и щиколотках.

Силимэри не нужно было искать, кого бы выбрать первой жертвой в этом бою. Варваров в этой куче было слишком много: бери и бей любого. И она рубила сгоряча по каждому лохматому великану, попавшему в поле ее зрения. Они падали, падали, но им конца и края не было. Одному снесла голову с плеч, вместо него нарисовались двое.

— Уилбер, — закричала оно во все горло, — Уилбер, ты меня слышишь?

— И слышу, и вижу, Силимэри Вендинэ, — он неожиданно оказался слева от нее, раскидывая вокруг себя обезглавленные тела. — Как ваше плечо?

Силимэри опешила, но не подала виду:

— Убейте шаманок, Уилбер, иначе этот бой никогда не закончится.

— Питьюон работает над этим.

— Судя по количеству степняков, их шаманки непревзойденные волшебницы.

— Они не могут поднять одного мертвого дважды, так что у нас есть шансы.

— Почему вы назвали меня Силимэри?

— А разве я не прав? — Уилбер отправил в нокаут двоих мутантов полугоблинов с топорами ударом рукоятки прямо между глаз.

— Надеюсь, вы вернете мне мой кинжал, — Силимэри вонзила меч в спину, пробегающему мимо варвару, — он такой удобный.

— Безусловно, госпожа, — Уилбер многозначно посмотрел ей в глаза, — но только после того, как все варвары на этом берегу испустят последний дух.

Силимэри перевела сосредоточенный взгляд на шаманок, извивающихся в подвижном церемонном танце.

— Надо лучников подвести ближе. Шаманки выглядят беззащитными, если не брать во внимание живой щит из жилистых, закаленных в боях голиафов.

— Я же сказал, Питьюон работает над этим, — тяжело дыша, ответил Уилбер.

Силимэри снесла голову еще паре варваров и выпрямилась в седле, наблюдая, как передовой отряд эльфийских лучников передислоцируется в более удачное место. Казалось, небо вертелось вокруг поле-боя и песчаный пляж, залитый кровью и усеянный трупами, как со стороны эльфов и их союзников, так и со стороны степных варваров, содрогался от мощных шагов варварских великанов, бросающих тяжеленные глыбы скальных пород. Каждая мышца была напряжена до предела, и облик каждого отдельно взятого варвара был не менее ужасен, чем их командное кровожадное полчище. Тонкие эльфийские пальцы в мифриловых наконечниках укладывали в тетиву составных облегченных луков острые стрелы, и они ливнем летели в блокаду мясистых великанов, загораживающих своими телами хрупких шаманок. На берегу все нарастал монотонный несмолкаемый гул. Шаманки звенели металлическими побрякушками на тугих бубнах, отчего весь берег дребезжал вместе со всеми воинами, будто бы и сам бой проходил на натянутом бубне, по которому степные колдуньи отбивали зловещие ритуальные ритмы.

— Бр, — только и смогла расслышать Силимэри, когда огромных размеров варвар одним ударом круглого стального щита сбросил ее с терпеливого белогрудого единорога.

Засмотрелась, отвлеклась, — ругала себя Силимэри, выронив меч любезно предоставленный Арквено. Она зажмурилась, падая, заранее представляя, что будет неимоверно больно. Ее плечо и так постоянно напоминало о себе пульсирующей щемящей болью, и от еще одного удара Силимэри опять могла потерять сознание. Но этого не произошло. Ее подхватил Уилбер и, затащив на своего единорога, пытался отбить нападение великана, но тот ловко увернулся и, оголив пожелтевшие клыки, вцепился саблевидными железными ручищами в Силимэри.

Это был не просто воин — вожак, предводитель, главнокомандующий. Об этом свидетельствовали, как его суровый выделяющийся наряд с элементами костей и черепов на броне и поясе, так и гордый самоуверенный взгляд из-под бронзового венца, закрывающего весь лоб широкой рифленой полосой с красным кристаллом посредине. За его плечами развевался кожаный плач, и торчали два полуметровых бычьих рога, придающих еще более устрашающий вид. Здоровенной мускулистой рукой он сжимал двухметровый топор с острым дугообразным лезвием. По наточенной блестящей стали стекали красные струи, и кровавые капли жутко падали вниз.

Уилбер, скрывая истинный леденящий страх, замахнулся, но главарь только рассмеялся. Он ловко выбил из рук Уилбер саблю и, когда она отлетела на несколько метров назад, пошел за ней, издавая вибрирующий глухой рев. Ударом громоздкой рукояти топора он погнул саблю, после чего запустил в небо как бумеранг и медвежьей торжествующей походкой вернулся назад, глядя на обезоруженную парочку.

— Вот теперь, приплыли, — неудачно пошутил Уилбер.

За спиной главаря нарисовались силуэты одноглазых циклопов, и Силимэри обескуражено поникла.

— Прорвемся! — крикнул Уилбер, и заставил единорога встать на дыбы.

Они неслись с бешеной скоростью прямо на шаманок. Единорог без разбору мчался, куда глаза глядят, туда, где было место и возможность протиснуться среди шумной толпы воинов.

— Меняем цель, — раздался приказной полнозвучный голос Питьюона.

Следующая порция острых стрел взметнулась в воздух, и холодный ливень обрушился на головы уродливых циклопов, размахивающих колючими шарами на прочных цепях. Сутулые мощные гиганты на коротких ногах взревели и один за другими с грохотом валились на землю. Но их было слишком много. Лучники не успевали натягивать тетиву, как появлялись другие циклопы такие же злые и свирепые, но менее поворотливые. Они стояли как каменные горы, нагоняя страх, но их вида никто не боялся. Феи выкладывались на всю катушку, стараясь рассеивать заклинания шаманок, но обезвредить шаманок так просто не удавалось.

Уилбер пришпорил единорога, и он был вынужден сделать грандиозный прыжок через стену степных варваров, загораживающих шаманок. Единорог пролетел над этим барьером черной тучей с вытянутыми лапами и длинным пушистым хвостом, издавая протяжное и звонкое «И-го-го!»

Уилбер вынул из ножен припрятанный кинжал Силимэри и вложил его ей в руку:

— Возвращаю вам ваше именное оружие. Вот, видите, ждать пока все варвары испустят последний дух, не потребовалось, — он еще находил в себе силы улыбаться.

Силимэри сжала в руке свой кинжал, который всегда подымал ей боевой дух и приносил победу. Ощущение уверенности вошло в ее тело вместе с воздухом, наполнившим легкие.

— Мы должны расправиться с ними, — сказала она твердо.

— И мы это сделаем!

Спрыгнув с единорога, Уилбер помог Силимэри спуститься, и они вдвоем рванули к непоколебимому отряду оголенных и властных шаманок. Внезапно им перегородил путь один из степных воинов. Он широко расставил ноги и согнул их в коленях, раскачиваясь дюжим торсом. В его руках блестел рубиновый меч, а в глазах — огонь ярости.

Уилбер, зарядившись уверенностью от Силимэри, вцепился в горло врагу, не принимая во внимание ни его рост, ни свою безоружность. Он со всей силой сжал его мускулистую шею, и при этом ноги даже не касались земли. Варвар повалил Уилбера и в ходе неравной схватки оказался на нем. Он приставил меч к горлу эльфа и медленно, испытывая наслаждение от появления первых брызг крови, вдавливал его в мягкую податливую плоть.

Со свистом кинжал Силимэри перерезал степному воину зеленые вздутые вены на шее, испачкавшись кровью до последней буквы на именной гравировке. Уилбер ловко выскользнул из ослабевающих объятий и позаимствовал метровый рубиновый меч.

Питьюон тем временем отдал приказ лучникам отступать в тыл, и их место охотно заняли танцующие с ветром под командованием отважного Арквено. Ожесточенный бой продолжался. Враг ослабевал, но не сдавался. Силимэри сохраняя самообладание, оглянулась назад: берег дышал смертью.

Шаманки, завидев пару обезумевших эльфов, залились дерзким наигранным смехом. Одна из них, видимо, считающая себя самой умной и бесстрашной, бросила под ноги громыхающий бубен и начала извиваться как змея, не прекращая смеяться и произносить нечленораздельные слова. За ней повторяли и остальные.

Силимэри с больным плечом не очень то и хотелось испытывать судьбу, но другого выбора не было: она метнулась к первой от нее шаманке и полоснула ее ножом по горлу, использую тактику захвата противника со спины. Кровь фонтаном обрызгала всех рядом стоящих, и шаманки со стеклянными глазами, перешли в наступление. Вытянув впереди себя худые разрисованные руки и расставляя крючковатые пальцы так, будто бы сжимали в них что-то круглое, они шли на Силимэри и Уилбера, крадущимися шагами, как крысы по узкому бортику тонущего корабля.

Уилбер, держа непривычный меч обеими руками, завел его влево и вверх и, сделав прыжок, одним резким движением вспорол животы собравшихся полукругом четырех шаманок. Все они рухнули на песок с перекошенными от боли лицами, но, шепча проклятия и выкатывая глаза, пытались ползти вперед и хватали Уилбера и Силимэри за ноги. Уилбер еще раз замахнулся и отрубил им руки. Окровавленные и отделенные от тела они продолжали ползти, перебирая кривыми пальцами по песку.

Не останавливаясь, Силимэри и Уилбер продолжили устранять шаманок, которых так сильно боялся Екайлиброч. Некоторые из них уже были мертвы и воскрешены при помощи магии: из их тел торчали обломанные стрелы, застрявшие между костей, но вид у этих существ вполне соответствовал стандартам живых варварских женщин. Две из тех, которых только что убили, как разбитые вазы, сами склеились и набрасывались со спины, намереваясь задушить.

Силимэри поочередно убила их по второму кругу, но другие живые шаманки неугомонно набрасывались, обхватывали крепкими пальцами лица, пытаясь то выдавить глаза, то перекрыть дыхание. Одна из них схватила Силимэри за больное плечо и повалила, вскарабкавшись на нее, как на единорога. Силимэри вскрикнула от невыносимой боли и, зажав в руке кинжал до выступа белых костяшек на кулаке, стала бить обезумевшую шаманку в живот, в грудь, без разбора, несчитанное число раз. Шаманка постепенно обмякла и повалилась на бок. Из ее рта текла кровь и впитывалась ненасытным песком.

Раздался звук горна. Отряды гоблинов, сопровождающие эльфов, поднимали боевой дух войск. Силимэри, с трудом поднимаясь, обратила внимание, что гоблины ликуют. Они нападали кучками на одного и безжалостно рубили его топорами. Берег превратился в мусорную свалку.

— Я помогу тебе с шаманками, Ревекка, — из ниоткуда появился Арквено и подал ей руку.

— Спасибо, — тихо ответила Силимэри.

Она встала и, прижимая левую руку к правому боку, снова бросилась в бой, безжалостно пронзая сердца полуголых шаманок. Теперь их было трое, и шансы шаманок резко сократились, да и оставалось их, всего-то, чертова дюжина.

На заднем плане мелькали лица озверевших варваров, торжествующих гоблинов и сдержанных эльфийских воинов.

Одолев последнюю шаманку, Силимэри, обессилено присела. За спиной больше ничто не угрожало ее жизни, а впереди на каждого варвара было по десять, а то и больше, желающих его убить и забрать в качестве трофея его оружие или щит, если он не был слишком покалечен. Силимэри никак не могла восстановить дыхание и смотрела перед собой, не выпуская кинжал из руки. Она рассмотрела в толпе Ностию. Та уверенно держалась в седле и ангельским голосом пела последний куплет песни-заговора, рассеивая вражескую магию. Ее окружали эльфийский хор фей-лучников.

— Ты в порядке? — Арквено присел рядом.

— Я как выжатый лимон, — Силимэри еле ворочала языком, наблюдая за происходящим.

Уилбер спешил оказаться в гуще боя с предводителем степных варваров. Эльфы уже сорвали с него плащ с бычьими рогами, и его голову больше не украшал бронзовый венец, русые волосы с сединой на висках трепал ветер, из предплечья сочилась кровь. Огромный и мужественный воин был окружен. Он понимал, что проиграл, но стоял до последнего.

— Славная победа! — Арквено потирал ладони, — люблю, когда враг трепещет.

Двухметровый топор встрял глубоко в песок. Варвар-великан целился в Уилбера, но Уилбер вовремя уклонился и отскочил в сторону. Ослабевшего воина повалили, и один из танцующих с ветром приставил к его горлу сразу два меча. Силимэри видела его затуманенные глаза, когда он падал, когда смерть от него была на волоске, и ей стало его жалко. Искра ненависти к самой себе озарила ее сознание.

— Не убивайте его, — заорала оно что было мочи. Арквено инстинктивно дернул головой и прикрыл одно ухо кончиками пальцев.

Уилбер вопросительно посмотрел на Силимэри:

— Зачем он тебе?

— Мы возьмем его в плен, — как ни в чем не бывало, тихо и спокойно ответила Силимэри.

Уилбер дал знак танцующим с ветром повременить.

— Но ты ведь слышала, что сказал Екайлиброч: «в плен никого не брать».

— Он явно их главарь, — Силимэри перевела дух и встала. Она шла прямиком к Уилберу и на ходу пыталась донести до него свою точку зрения, — ты же видишь, что он не такой как все эти убийцы с вздутыми от злости венами на шее.

— По-моему, он еще хуже. Он их главарь или один из главарей. Не слишком ли много для него чести остаться в живых? — Уилбер был озлоблен.

— Подумай, Уилбер, мы еще не знаем, какие сюрпризы нас ждут в их лагере. Такой пленник нам не помешает. Мы свяжем его, усыпим, и он не доставит нам никаких хлопот, но в случае необходимости сможем им воспользоваться.

— О какой необходимости ты говоришь? Ты всерьез думаешь, что степняки вместо того, чтобы убить кого-то из нас, возьмут в плен, а мы им потом предложим обменяться пленниками?

— А ты думаешь, что они умеют только убивать? Им нужна эта земля, а значит, они не дураки и могут похитить даже самого Екайлиброча, чтобы заставить верховный совет полуострова выполнить их требования.

— Связать главаря, — Уилбер не охотно сдался. — Пусть будет по-твоему.

— Вот и хорошо, — Силимэри нашла в себе силы, чтобы улыбнуться.

Солнце село за горизонт и красно-коралловые облака обретали новые краски, темнея на глазах. Последние из степных варваров пали смертью мужественных воинов: ни один не пытался сбежать, и была в этом событии некая непонятая до конца Силимэри печаль. Ее настораживало непривычное чувство. Где-то глубоко в душе происходила борьба между двумя «я»: одно «я» ощущало собственную слабость, словно маленькая фея, стоящая на краю пропасти, которая смотрит вниз и боится, но не высоты, а упасть; а второе «я» — сильный воин, который готов подняться на заснеженный пик даже в тонкой рубахе и вопреки ледяным порывам ветра лишь бы доказать всем и самой себе, в первую очередь, свою храбрость.

— Скоро станет совсем темно, — Арквено обхаживал главаря со всех сторон, — чувствую, ночью нам отдохнуть не удастся.

— Из-за этого великана? — Уилбер пнул его ногой, — так мы его хорошенько свяжем, Ностиа напоит его успокоительным чаем, и он до утра нас не побеспокоит.

— Нет, меня волнует не этот великан, а те, которые сейчас в кокосовом лесу. Думаю, что они подготовятся к нашему приходу, и застать их врасплох нам не удастся, а вот они, если их много, вполне могут устроить нам веселенькую ночку, а мне, думаю, как и всем нам, хотелось бы выспаться, но сначала я бы съел жирный кусок мяса.

— Без паники, друзья: мы организуем дежурство, так что враг нас точно не застигнет врасплох. — Силимэри прогнала навязчивые мысли. — Было бы неплохо отправить гонца в деревню, чтобы хотя бы местные жители спали спокойно, но поскольку Екайлиброч не дал нам переводчика, то, скорее всего, спокойно спать этой ночью будут только мертвые. А мы можем выдвигаться к озеру — дальше, на поиски приключений.

Вскоре с зажженными факелами отряд эльфов прибыл в пункт назначения.

Аспидно-синяя ночь, спустившаяся на южный лес, была лунной и восхитительно ласковой, мирной и спокойной. В небесной дали горели белые огоньки недосягаемых молчаливых звезд, низкая серебристо-розовая луна насквозь просвещала тонкие облака в форме бегущих по морским волнам двух силуэтов, держащихся за руку. На застывшей глади сонного тростникового озера колыхались мелкие едва различимые ряби. У ближнего берега рядом с поваленным сучковатым стволом высокого кедра проплыли две серые утки с темно-васильковым оперением на голове и голубым воротничком-каемочкой на шее, а за ними вереница маленьких нахохленных птенцов. Каменистый берег озера извилистой линией уходил в черную точку на горизонте. Там простиралась полоса южного леса, отражаемая в зеркальных водах, а немного ближе на открытой поляне горели десятки пламенных трескучих костров, и светились большие треугольные палатки из облегченного хлопка с эмблемами и флагами Империи Восточных Песков.

По периметру развернувшегося пристанища восточной армии стояли часовые — воины с длинными черными хвостами на затылках. Они незамедлительно сделали знак о приближении отряда эльфов своему лидеру Иглесиасу Амаурону, который задумчиво сидел у одного из костров в окружении своих соратников и печального бандуриста, исполняющего задушевные романтические композиции сильным мужским вокалом. Трещали кедровые шишки, и огненные искры фейерверками взлетали над косматыми языками бушующего огня. Обжигающим угольком и сердце Иглесиаса билось в буйной широкой груди. Он так и не дослушал душещипательную балладу о любви бедного рыбака к дочери всемогущего падишаха, и осенним листом, сорванным неукротимым ураганным ветром, поторопился скорее разыскать свою ненаглядную эльфийку среди сотен прибывающих союзников.

Силимэри верхом на уставшем единороге шла во втором ряду, и ее глаза, так же как и глаза Иглесиаса, искали знакомый образ, въевшийся глубоко в сознание, как татуировка через кожу в самое сердце.

Уилбер, узнав лидера восточных отрядов, придержал коня и обернулся к Силимэри:

— Можете забыть все, что я наговорил вам после обеда. Вы в праве распоряжаться свой жизнью, как заблагорассудится. Если у вас любовь, то, что тут поделаешь: целуйтесь на здоровье, — он одобрительно кивнул.

Силимэри промолчала в ответ. Она увидела своего героя, и у нее как будто пропал дар речи. Огни, палатки, воины, ночь и существующая опасность: все расплылось и потеряло всякий смысл. Только он, только она, только любовь.

Иглесиас подбежал к ее Беляшу и помог Силимэри спуститься. Он обхватил ее осиную талию сильными и в то же время нежными пальцами и трепетно прижал к своей горячей груди:

— Ти си моја најлепша девојчица на свету целом (Ты моя самая лучшая девушка во всем мире), — шептал он, — она очекивање као да су трајала вечност (Это ожиданье словно длилось вечность).

— Милый, — Силимэри терлась щекой о влажную кожу и вдыхала ее горько-сладкий запах, — я бы слушала твой голос бесконечно, даже не зная перевода большей части слов: я понимаю тебя по интонации, твоему дыханию, прикосновениям и нежности. Я счастлива, что ты появился в моей жизни. Понимаешь меня? Ты мое счастье!

— Да, драга моја, ја разумем (Да, моя милая, я понимаю). Ты мое счастье! — повторил он.

Он обнял ее и легким прикосновением приподнял подбородок, обвел кончиком указательного пальца контур приоткрытых губ и заглянул в глаза, затуманенные от волнительных чувств и уставшие после изнурительного боя. Силимэри напрочь теряла голову: ей хотелось, чтобы он не прекращал прикасаться к ее коже, чтобы вновь поцеловал так же как за обедом: сладко, опьяняюще и томно. Но когда Иглесиас обнял ее сильнее, она вскрикнула от боли: «Ай, мое плечо», — и машинально охватила его правой рукой, закусив нижнюю губу и сложив брови домиком.

— Ти си рањена ? Повредила си се? (У тебя ранение? Тебя ранили?)

Иглесиас разволновался и бережно накрыл ладонь Силимэри своей ладонью. Он немым вопросом попросил разрешения взглянуть на рану и опустил ее руку вместе со своей. Медленно он оголил плечо и увидел окровавленную перевязку. Кровь на ней была еще свежей и оставляла следы на пальцах.

— Душо моја, то је моја грешка: Морао сам да будем близу тебе. Опрости ми. Кунем се да ћу од сада увек бити ту и нећу дозволити никоме да те повреди (Душа моя, это я виноват: я должен был быть рядом с тобой. Прости меня. Я клянусь, что с этого момента я всегда буду рядом и никому не позволю причинить тебе боль).

Силимэри погладила его по щеке. Ее тело горело огнем, и даже из пальцев сочился неистовый палящий жар.

— Душа моя, я догадываюсь, о чем ты говоришь, но до конца не понимаю, — шептала она, — не волнуйся, моя рана затянется и все будет хорошо.

— Ти гориш (Ты вся горишь).

Иглесиас подхватил ее на руки и понес в свою палатку, протискиваясь через столпившихся у костров воинов. Силимэри легонько обнимала его за шею, чувствуя себя в полной безопасности. От Иглесиаса исходила забота, и рядом с ним хотелось быть слабой.

Они скрылись от глаз любопытных вояк, предоставив им право разглядывать только тени. По центру верхнего каркаса на изогнутом в виде змеи крючке висел масляный фонарь, освещающий табачные коричнево-зеленые полотна ткани в золотисто-кукурузный цвет. Иглесиас бережно уложил Силимэри на настил из душистой травы, прикрытый покрывалом из мягкой приятной на ощупь ткани с вышитым красными и желтыми нитями орнаментом из ритмически упорядоченных элементов восточной культуры.

— Вратићу се ускоро моја љубави (Я скоро вернусь, моя любовь), — он поцеловал ее в губы коротким поцелуем и выбежал из палатки.

Силимэри наконец-то смогла закрыть глаза и расслабиться. Ее лицо блестело от пота и в искусственном освещении походило на красивую отлитую бронзовую маску, плотно прилегающую к коже. Руки свободно лежали вдоль тела, и только грудь вздымалась от глубоких и протяжных вздохов.

Как и обещал, Иглесиас не заставил себя долго ждать. Он принес таз с теплой водой, белое полотенце, мыло и чемоданчик с медицинскими принадлежностями. Силимэри сразу заметила его возвращение и улыбнулась, глядя в его обворожительные, но настороженные глаза.

Иглесиас присел рядом:

— Ти ме збуњујете, моја слатка. Нашао сам те и бојим се да те не изгубим (Ты путаешь меня, моя милая. Я нашел тебя и боюсь потерять), — говорил он медленно и эмоционально. Каждая клеточка его лица говорила вместе с ним, и Силимэри и без знания языка догадывалась, о чем он говорит. Главным было даже не то, какие именно слова он произносил, а то, как он говорил: с любовью и заботой, склоняясь над ней, как мама над колыбелью своего ребенка.

Он развязал шнурок на ее плаще и, помогая подняться, убрал плащ в сторону, потом нежно уложил ее обратно и нижнюю часть плаща вытащил из-под ее округлых бедер, слегка прикрываемых узкой юбкой, поверх которой был широкий ремень, идеально подчеркивающий талию.

— Ти лепа моја (Ты моя красавица), — говорил восхищенно и отстегнул декоративные бретельки от черно-зеленого тугого корсета.

Его завораживала ее вздымающаяся грудь, разжигала страсть и приковывала взгляд, не зависимо от окрашенных кровью бинтов на левом плече. Силимэри наслаждалась его прикосновениями, даже когда его пальцы отдирали присохший кусок бинта над раной с неимоверной осторожностью и нежностью.

Иглесиас немного опустил корсет и смыл кровяные потеки, затем протер кожу вокруг раны и обработал ее настойкой, изготовленной по старинному рецепту восточных мудрецов. Ее состав держался в строжайшей тайне, потому что результат от ее применения был безупречным. От поставок лекарственных препаратов в дружеские империи Восточная Империя Песков получала стабильный высокий доход на протяжении последних пяти веков.

— После четири сата, осећаш се много боље, драга моја (Через четыре часа ты будешь чувствовать себя намного лучше, моя дорогая), — он посыпал рану белым порошком и умело наложил повязку. Силимэри все это время не спускала с него глаз, изучая его черты, любуясь красивым профилем и взглядом исподлобья.

Иглесиас взял в руки мокрое полотенце и нежными поглаживающими движениями омыл ее руки. Каждый пальчик, ладони, запястья, предплечья. Он прикоснулся горячими губами к тонким запястьям и жадно целовал, покрывая длительными влажными звучными поцелуями, заводившими их обоих. В их глазах горели языки пламени всесильной захватывающей страсти. Он медленно расстегнул молнию на одном сапоге и стянул его со стройной ноги, потом снял второй сапог, и принялся омывать ее ноги над тазом, нежно массируя и поглаживая гладкую кожу. Было щекотно, но так приятно. У Силимэри от всплеска эмоций усталость как рукой сняло, и желание спать внезапно улетучилось. Она приподнялась на мягкой постели и подтянула ноги к себе, приняв сексуальную позу.

— Где же ты был двадцать весен назад, мой восточный падишах? Почему судьба так долго играла снами в игры?

— Желео сам да те упознам раније и прошлост не можемо променити, али можемо да градимо нашу будуност. Ти и ја. Заједно заувек (Я хотел бы встретиться с тобой раньше, но мы не можем изменить прошлое, зато мы можем построить наше будущее. Ты и я. Вместе навсегда). — Иглесиас говорил медленно, и Силимэри смогла расшифровать его ответ.

— Ты и я! Звучит романтично.

В глазах Иглесиас мелькнул огонек страсти:

— Знам да сада није време, али сам стварно желим да те пољубим (Я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но я безумно хочу поцеловать тебя).

— Погаси свет, — прошептала она на ушко и коснулась языком мочки его уха, оставив влажный след от поцелуя.

Иглесиас на миг онемел. Он засомневался, правильно ли он понял ее просьбу, но сделал так, как она велела. Сердце выскакивало из груди, и дыхание выдавало неистовое влечение.

— Волим те, најлепши цвете мој (Люблю тебя, мой прекраснейший цветок).

— Волим те! — ответила Силимэри и почувствовала, как тепло разливается по всему ее истосковавшемуся по ласке телу. Свирепый ураган необыкновенно восторженных чувств захлестнул ее. Это было и счастье, и надежда, и, конечно же, любовь: неожиданная, но желанная, грешная, безрассудная, но радостная и сладкая, как цветочный нектар из майских цветов.

Она слышала, как дыхание Иглесиаса участилось. Его будоражили те же мысли, что и ее. «Я сошла с ума: порядочные эльфийки так себя не ведут» — подумала она вдруг, но притяжение уже невозможно было остановить.

— Хиљаду пољубаца за моју девојчицу (Тысяча поцелуев для моей девушки), — Иглесиаса опустился на колени и, взяв ее за руку, неистово целовал сантиметр за сантиметром.

Силимэри, не вспоминая о плече, словно то была ерундовая царапина, тоже встала перед ним на колени. Их руки сжались в крепкий замок, и губы были так близко, что жаркое дыхание Иглесиаса обжигало ей щеку.

— Иглесиас, ты напомнил мне, как это прекрасно любить. Рядом с тобой я забываю обо всем на свете, и даже то, что еще вчера считала большой проблемой, сегодня кажется не столь существенным. Ты моя красная звездочка, упавшая с неба!

— Ja те желим (Я хочу тебя) — Иглесиас охватил обеими ладонями ее пылающие щеки и поцеловал в приоткрытые губы.

Их поцелуй был долгим, но ни Иглесиас, ни Силимэри не торопились идти дальше на поводу у своих желаний. Хотя Иглесиасу и не терпелось притронуться к ее упругой груди, но он испытывал некую неловкость, словно до этой ночи у него не было сексуального опыта, и он лишь страстно гладил Силимэри по спине, ощущая сладкий вкус поцелуя. Он жадно припал к податливым губам и сорвал с них легкий стон удовольствия. Не останавливаясь, он целовал ее мягкие губы, ощущая, как в нем закипает кровь. Его захлестнуло нестерпимое желание слиться с ней, но ему хотелось бы, чтобы их первая ночь любви прошла в другой — более приятной романтической остановке: в тишине при зажженных свечах и с лепестками роз на постели. Но воспротивится желанию и остановится ни он, ни она не могли.

Силимэри, утратив одним махом все свои принципы, мурлыкала в его робких руках, как довольная кошка, и не думала ни о чем, кроме его умопомрачительных поцелуев.

— Ти си моја цица маца (Ты моя кошечка), — шептал Иглесиас.

— Продолжай, говори, — Силимэри подставила шею для поцелуев, — твой голос сводит меня с ума.

Голос Силимэри действовал на Иглесиаса точно также. Им овладело безумное желание насладиться ее телом, целовать грудь, ласкать живот, описывать круги языком вокруг пупка и припасть губами к ее жемчужине, чтобы попробовать на вкус сок ее страсти, но он медлил.

— Од сада си само моја, и ja нe дам ником да те дира (Отныне ты только моя, и я никому не позволю прикасаться к тебе).

— Я люблю тебя, Иглесиас. Когда мы встретились, то я поняла, что ты тот человек, которого я ждала всю жизнь

— Ти си моја девојка (Ты моя девушка)!

Они стояли на коленях, шепча друг другу нежные слова в промежутках между жаркими поцелуями, так и не решаясь сбросить с себя одежды и воплотить в реальность свои эротические мечты.

За натянутой тканью палатки усилился шум, на который ранее они не обращали никакого внимания, и Иглесиас, еще раз припав к ее запястьям, покрыл их поцелуями и прошептал, что ему нужно посмотреть, что там происходит. Силимэри предугадывала то, что он может ей сказать, и ей это нравилось.

К берегу озера пришли остатки от армии Екайлиброча, он сам и его переводчик Мапар. Все были изрядно потрепаны, взвинчены и переутомлены до состояния апатии, выражающейся погасшим взглядом и скованными размерными телодвижениями. Екайлиброч, на правах главы, объявил о неотложном созыве совета представителей союзников, и Мапар по долгу службы донес его пожелание собравшимся на берегу.

Иглесиас разведал обстановку и ту же минуту вернулся к Силимэри.

— Екаилиброцх сазвати састанак (Екайлиброч созывает собрание), — сказал он немного расстроено. — Ты пойдешь или попытаешься уснуть? Тебе не мешало бы хорошенько выспаться.

— Я не совсем понимаю, что ты говоришь: напиши, — она дотянулась к своему плащу и, нащупав ППП, вытащила его, но тут же на ее лице появилось досадное выражение. Экран ППП засветился белым светом, и трещины в виде серой объемной паутины говорили, что он уже не включится. — Он разбился.

— Може бити одбачен (Его можно выбросить), — Иглесиас взял его из рук Силимэри и, повертев, отложил в сторону. Он достал свой компактный ППП, присел рядом и, ловко постукивая пальцами по электронной клавиатуре, набрал текст в окошке переводчика.

Силимэри прочла то, что он хотел ей сказать, и решительно заявила, что собрание не пропустит.

Вдвоем они вышли из палатки, держась за руки. На Силимэри вновь были сапоги, и плащ, скрывающий перевязанную рану. Свежий ветер обдувал раскрасневшееся лицо. Становилось прохладно. Силимэри взглянула на небо. Сквозь облака прокрадывался серебряный лунный свет, ярко горели далекие звезды, все также отражались в зеркальной глади вместе с оранжевыми огнями разожженных костров.

Екайлиброч сидел на высоком деревянном троне, расставив руки, и читал длинную петицию, чередуясь с Мапаром.

— Полуостров Орошайо, который так яростно пытались завоевать степные варвары, сегодня громко заявил всему миру, что этому никогда не бывать. Благодаря отважным отрядам союзников нам удалось отвоевать свои предприятия у врага, и Екайлиброч второй хочет, чтобы каждый из вас знал, что каждого храброго воина ждет орден славы и денежное вознаграждение.

Бойцы торжествовали.

Уилбер Камеруон, Арквено, Питьюон, Ностиа и гоблин-убийца Тирно стояли по правую сторону от Екайлиброча, по левую — Мапар и четверо восточных воинов в отличительных костюмах. Силимэри и Иглесиас остановились на почтительном расстоянии от короля полуострова, бок о бок с другими воинами — эльфами, восточниками и гоблинами.

— Варвары не ожидали такого сопротивления, — переводил Мапар, — мы застали их врасплох, заставили задуматься и возможно даже пожалеть, что они отважились напасть на наши земли. Екайлиброч проинформирован о ваших успехах, о взятии в плен двух главарей и уничтожении всех до единого воина вблизи деревни Фидаинс, лесопилки, дока и шахты самоцветов. Удалось также отвоевать и кузницу мифриловых доспехов, но ценой этому послужили сотни смертей храбрых и отважных гоблинов. Степные варвары — достойный противник, но мы справимся. Екайлиброч уверен в победе и выражает вам свою благодарность за вклад в общее дело. Вместе мы спасем Орошайо от завоевателей!

Раздался мощный металлический грохот в поддержку короля: воины били мечами о щиты и ликующе кричали.

— Нам остается лишь уничтожить лагерь степных варваров в кокосовом лесу, и я уверен, что после этого поражения они сто раз подумают, прежде чем рискнуть еще раз вторгнуться на наши земли. Но Екайлиброч признается, что ему бы не хотелось разжигать ненависть между братскими народами. Он бы хотел, чтобы эта война закончилась и как можно скорее стала делом прошлого, а в будущем чтобы царил мир и дружба между всеми империями и королевствами. Именно это он хочет предложить королю степных варваров, но чтобы его слова восприняли не как просьбу проигравшей стороны, он намерен выйти победителем и говорить с оппонентами на равных.

Иглесиас сжал руку Силимэри и улыбнулся: они оба предусмотрительно взяли в плен главарей.

— Екайлиброч просит остаться Уилбера Камеруона, Иглесиаса Амаурона и Тирно Тамалиочи для составления плана дальнейший действий, а остальные могут разойтись и отужинать деликатесами, привезенными из города мифриловых доспехов — Мифагиниополя, — на радостной ноте временно завершил Мапар.

Силимэри пожала плечами, и ее пальчики выскользнули из ладони Иглесиаса:

— Иди, мой герой. Потом все расскажешь, а я пойду, посмотрю, что там вкусненькое есть.

Но уйти ей не удалось. Уилбер окликнул ее именем Ревекка и попросил остаться, аргументируя свое решение перед Екайлиброчем тем, что «эта эльфийка должна узнать о намечаемых планах из первых уст, потому что она вполне могла бы быть главнокомандующим отрядами эльфов». Екайлиброч, выслушав перевод Мапара, позволил Силимэри остаться и бросил в ее сторону уставший взгляд.

Когда воины разошлись, и в кругу остались лишь избранные, включая переводчика, Екайлиброч, не скрывая волнения, начал говорить дрожащим размеренным голосом, Мапар старался переводить как можно скорее, отчего складывалось недоброе впечатление:

— Рейнджерами были замечены отряды степных варваров, пересекающие пограничные кордоны. Они идут с юга и направляются в столицу, как говорит один надежный источник. Советники короля в растерянности и не знают, как быть. По всему очевидно, что степные варвары планировали нападение не одну весну. Их не много, но они опасны. Вероятно, что дополнительная армия намерена захватить дворец во время отсутствия короля и взять бразды правления в свои руки, потому что их возглавил сам Мелдон Кудрявый. Екайлиброч не может этого допустить, ни при каких обстоятельствах. Власть на полуострове должна принадлежать гоблинам и только гоблинам. Мир миром, а война войной. На данном этапе переговорами и не пахнет. Степные варвары хотят крови и править всем материком. Такова правда. Екайлиброч рассчитывает на вашу поддержку и интересуется, нет ли у вас предложений для выхода из сложившейся ситуации.

Уилбер вопросительно посмотрел в глаза Силимэри:

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что Екайлиброч должен сесть за стол переговоров с королем степных варваров. Возможно, они сами захотят договориться, когда узнают, что из всех их войск остался гулькин нос. Мы и отряды Империи Восточных Песков на рассвете выдвинемся в кокосовый лес, а Екайлиброч с отрядами гоблинов мог бы возвратиться в столицу. Ну, а дальше — действовать по обстоятельствам.

Екайлиброч внимательно выслушал Мапара и встал со своего трона. Он подошел к Силимэри, сложив руки за спиной в замок и опустив голову в задумчивости.

— Эльфийка, — протянул он, и Силимэри заметила в его глазах глубину, наполненную печалью. Остальные его слова нуждались в переводе, и пришлось ждать Мапара, обдумывающего, казалось, каждое слово. — Екайлиброч не хочет показаться вам трусом. Он бы счел за удовольствие сражаться с вами плечом к плечу, но угроза нападения на дворец вынуждает его занять оборонительную позицию и переложить на войска союзников важнейшую из задач: уничтожить кокосовый лес, если потребуется, спалить его дотла, но чтобы степные варвары были наказаны за вторжение на эти земли. Он понимает, что жесток, но не видит других методов борьбы с завоевателями. Сжечь. Чтобы осталась только выжженная земля.

— Не беспокойтесь, Екайлиброч, — заговорил Уилбер, — мы готовы взять кокосовый лес на себя и уничтожить всех врагов до единого.

Екайлиброч, выслушав Мапара, пригрозил пальцем:

— Если представится возможность, можете брать варваров в плен, — когда говорил, он смотрел не на Уилбера, а на Силимэри. — Екайлиброч закует их ноги цепями и опустит в шахту на девятый горизонт добывать алмазы. Он изменил свое отношение к пленникам и выражает вам благодарность за поимку главарей, хотя ранее настаивал, что враг должен только умереть, — у Мапара уже еле поворачивался язык, и он еле стоял на ногах. — Вы славно потрудились, друзья. Давайте, наконец-то, поедим и ляжем спать. — Мапар явно укоротил речь короля, что заметил и сам Екайлиброч, но не стал акцентировать на этом внимание и пригласил всех к столу.

Гоблинами был сооружен длинный стол, и они выкладывали на него продукты из последних двух мешков, которыми была набита целая телега. В качестве скатерти послужили пальмовые листья, а посуды и вовсе не наблюдалось. Воины ели руками. Силимэри сглотнула слюнки, увидев сочную жареную курицу и свиные стейки, обжаренные на гриле. Был сыр, свежие овощи, морепродукты и несколько разновидностей хлеба. Взяв всего понемногу, она отошла от стола. Воины расходились по кучкам: одни вернулись к кострам, другие сидели у кромки воды, третьи, уже утолившие голод, готовили место для ночлега, ведь палатки были далеко не на всех. Восточный бандурист пел жалобную песню, и по одной только интонации Силимэри понимала, что он поет о любви.

— Давай присядем у воды, — предложила она Иглесиасу, когда он тоже набрал себе на зеленый лист-тарелку всяких вкусностей.

— Хајде (Пойдем).

Они ели и поглядывали друг на друга.

— Я бы хотела, чтобы ты немного рассказал о себе, — прошептала она, — а то я влюбилась в тебя, практически ничего о тебе не зная.

Иглесиас понял вопрос и улыбнулся:

— Ја ћу ти рећи све што желиш да знаш. Ја ћу те научити свом језику, а ти мене својим, вилиним. И ми ћемо причати цео свој живот, моја мала звездо (Я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Я научу тебя своему языку, и ты научишь меня говорить на эльфийском. И мы будем говорить с тобой всю жизнь, моя звездочка)!

— Мала звездо!

Они присели на еще не остывший камень и кормили друг друга соленым козьим сыром, смеясь и обнимаясь под открытым небом, с которого за ними наблюдал воздушный змей, соединивший их судьбы.

Вскоре они уже лежали в палатке Иглесиаса, приковав свои взгляды к жидкокристаллическому монитору, на котором вырисовывался текст-диалог. Иглесиас говорил и писал, а Силимэри читала.

— Мы с тобой две половинки единого целого. Мы даже родились не только в один год, но и под одним созвездием. И ты, и я — воздушный змей, и именно звезды сжалились над нами и послали нам любовь. Я люблю тебя, моя эльфиечка, моя ненаглядная звездочка, и сделаю все, чтобы ты была счастлива.

Силимэри улыбалась. Ее охватывала радость любить и быть любимой.

— Ты говорил, что твой дедушка знал эльфийский. Он жил в Империи Эльфов?

— Он родился в Карпантраэле, на западе Империи Эльфов. Моя прабабушка была эльфийкой, а прадед — восточным гремлином. Когда дедушке было девять весен, они переехали в Империю Восточных Песков, но дед до сих пор свободно разговаривает на эльфийском, правда, видимся мы с ним очень редко: я даю частные уроки магии и часто езжу в командировки.

— Я последние годы тоже редко бывала дома: выполняя поручения императора, стала почетным охотником Империи Эльфов.

— После завершения этой операции мы могли бы начать новую жизнь: и ты, и я. Я не хочу расставаться с тобой даже на один день. Можно я поеду с тобой в Империю Эльфов?

— Милый, — она погладила его по щеке, — мне нужно уладить одно дельце, прежде чем мы с тобой навсегда будем вместе. Мне нужно разыскать одного доктора в Империи Англов, и только потом я вернусь на родину, чтобы раз и навсегда покончить со своим прошлым, но если ты хочешь, то можешь сопровождать меня.

— Какого доктора ты ищешь?

— Кементариндур Фабиоре. Он был моим лечащим врачом. Десять весен назад я проходила курс лечения в психиатрической больнице. Мой муж изменял мне, и я пыталась покончить жизнь самоубийством. Я резала вены. Мама настояла на госпитализации, и я полгода была отрезана от общества, и как раз в этот период была убита некая Элеоноре Арранитри — любовница моего мужа, о существовании которой я даже не знала: он их менял слишком часто. А три ночи назад я узнала, что ее труп похоронен в нашем саду под орешником. Об этом мне сказала Тэдиэн Абернелио — одна из числа последних любовниц Анк-Морхорке, которую, кстати, зарезали в ту ночь, когда мы с тобой смотрели на красную звезду и желания загадывали. Также она утверждала, что Элеонору убил мой муж, но Анк-Морхорке все отрицает. Более того, вчера он сказал, что это я ее задушила. А я совершенно ничего не помню. Мать Тэдиэн тоже говорит, что Элеонору задушила я. Я впала в отчаянье, понимаешь, Иглесиас: одно дело быть хладнокровной убийцей на поле боя и другое — когда тебя обвиняют в убийстве кого-то из мирного населения. Меня вчера арестовали и упрятали за решетку по подозрению в убийстве Тэдиэн Абернелио. Но я ее не убивала. Вся эта история такая запутанная, что рассуждать можно очень долго. Вот, например, Турэлио — эльф, который меня вытащил из тюрьмы и сопроводил в порт, утверждает, что брат Тэдиэн хотел сжечь меня в тюрьме и в таверне налево и направо кричал, что ему заплатил за это Анк-Морхорке. Я в растерянности и, если честно, сомневаюсь в своем муже, хотя мы с ним всегда были друзьями, не смотря ни на что.

— Отныне я буду всегда с тобой. Ты рассказала мне очень личное. Я благодарен за откровенность, моя милая, и готов помочь тебе в любом деле. Если нужно, мы поедим в Империю Англов и разыщем этого доктора. Но что нам это даст? Ты хочешь, чтобы он подтвердил или опроверг, покидала ли ты клинику в день убийства Элеоноры?

— Я хочу знать правду: убивала я или не убивала любовницу своего мужа. Мне почему-то кажется, что Фабиоре что-то знает, и поэтому эмигрировал. Сегодня после неудачного падения мне снился сон. Это был кошмар с участие доктора. Я видела его в кабинете, и перед ним спиной ко мне сидел эльф, который сказал: «это я ее задушил». Потом его силуэт испарился, и я проснулась. Мне больно осознавать, что я была способна задушить Элеонору. Я надеюсь, что все это какое-то недоразумение. Возможно, доктор поможет мне вспомнить что-то важное. Я хочу знать правду.

— Странная история. Но даже если это ты ее задушила, я все равно буду любить тебя. Я готов вместе с тобой искать этого доктора.

— Анк-Морхорке уверен, что это я убила ее. Он неплохой, и мне так гадко становится на душе, когда я о нем плохо думаю. Мы с ним друзья, и зря пытались жить как муж и жена. Ничего из этого не вышло. Три дня назад я поставила его перед фактом, что намерена развестись и начать новую жизнь, и теперь у меня есть все основания, чтобы расторгнуть наши отношения как можно скорее. Теперь у меня есть ты!

— А у меня есть ты! И это самое большое счастье! Я обещаю, что ты будешь моей единственной женщиной, а твой нынешний муж Анк-Морхорке в моих глазах никогда не будет хорошим: он ничтожество, если своими плотскими утехами едва не загнал тебя в могилу.

— Давай не будем о нем разговаривать: я вообще-то хотела поговорить о тебе, а мы все обо мне да обо мне.

— О себе мне особо и нечего рассказывать. Я никогда не был женат. Закончил школу высшей магии, поступил в аспирантуру, работаю над созданием новых заклинаний, даю уроки. Давно, когда еще сам был учеником, научился играть на бандуре. Хочешь, я спою тебе песню?

— Ты мой волшебник! Спой!

Иглесиас держал ее за руку, поглаживая пальцами ее нежную кожу, и запел воркующим приятным голосом спокойное вступление, а затем глубоко эмоциональный волнующий припев:

Nema tog grada ni ulice

Nema tog neba ni zvjezdice

Nema te pjesme ni kafane

Ni zore da u miru svane

Nema te rijeke ni planine

Nema tog brda ni doline

Bez tebe kao bez sudbine

Bez tebe kao bez domovine

Нет ни того города, ни улиц,

Нет ни того неба, ни звездочек,

Нет ни той песни, ни кофейни,

Ни зари, мирно светящей.

Нет ни той реки, ни холма,

Нет ни той горы, ни долины.

Без тебя, как без судьбы,

Без тебя, как без родины.

Силимэри была в восторге. Песня в его исполнении показалась ей самой красивой из всех, которые она слышала раньше. Она положила голову на плечо Иглесиаса и закрыла глаза, прислушиваясь к его дыханию:

— Я ждала тебя тридцать пять весен, мое солнышко, мой свет, моя любовь.

— Волим те, драга моја (Я люблю тебя, моя ненаглядная), — прошептал Иглесиас и нежно поцеловал ее в висок, желая приятных снов.

Синюю ночь сменил розовый рассвет, разливший перламутровые краски на невозмутимую поверхность тигриного озера. Стояла благодатная тишина, но Силимэри проснулась и, приподнявшись, посмотрела на спящего рядом Иглесиаса. Он был таким милым, что от его лица не хотелось отрываться, но Силимэри все-таки перевела взгляд на прощелину и сквозь тонкую вертикальную полоску увидела знамение: образ обезглавленного варвара, указывающий пальцем прямо на нее. Сердце Силимэри похолодело. Она схватила кинжал и совалась с места, но видение рассеялось.

Иглесиас тоже проснулся и, заметив, что Силимэри вышла, последовал за ней.

Их лагерь беспробудно спал. Дымили костры, и полупрозрачный дым смешивался с молочно-белым туманом.

— Шта се десило (Что случилось)?— спросил он, глядя на кинжал в ее руке.

Силимэри настороженно свела брови и вслушивалась в каждый звук:

— Ты слышишь эту тревожную тишину? Эта розовая даль кажется обманчивой.

Где-то далеко закричали птицы хриплым дотошным визгом. Силимэри вздрогнула:

— И воздух тяжелый и жаркий с самого утра, будто в кузнице плавят метал.

Она повернулась к Иглесиасу, и его лицо показалось ей пугающе настороженным, как у седой гадалки, что видит больше, чем говорит. Он провел руками впереди себя, словно разгонял низкие грозовые тучи, затем крепко прижал ее к себе и пристально посмотрел в глаза:

— Изгледа да је пред нама (Похоже, нас опередили).

— Я не понимаю.

— Степски варвари (Степные варвары), — он указал рукой в сторону кокосовой рощи.

— Они приближаются, — ужаснулась Силимэри.

— Како је раме? — он жестом показал на плечо.

— Я уже и забыла о нем. Все в порядке.

Вдвоем они подняли тревогу. Сонные воины в спешке надевали доспехи. Дежурные, стоявшие по всему периметру на постах, начали перебазироваться к предполагаемому месту наступления.

— Они здесь, — успел крикнуть танцующий с ветром до того, как косматый гигант в металлическом панцире пробил его ногу острым копьем на длинной веревке и, подтянув его к себе, сломал шейные позвонки одним резким движением грубых жилистых рук.

Екайлиброчу суждено было драться на равных со всеми, а не налаживать дипломатические отношения, вернувшись в столицу. Он поспешно приказал своим воинам брать оружие и рубить врага на первой же линии, дав время отрядам союзников занять выгодные позиции для защиты. Екайлиброч повел свое войско и с жестокостью, запечатлевшейся в каждой морщинке, кинулся в бой.

Косматый гигант запустил свое копье во второй раз, и оно метко ударило в плечо королю гоблинов, повалив его на острые камни. Екайлиброч рывком вырвал копье вместе с кусками плоти и не позволил тем самым варварам сломать и ему шею, как эльфийскому воину. Боль заставила его крепко сжать зубы и зажать кровоточащую рану здоровой рукой. К нему подбежал низкорослый гоблин с медицинской сумкой через плечо и поволок назад для оказания первой помощи.

Уилбер Камеруон также отважно бросился в бой, показывая пример для подражания своим отрядам. Арквено рубил сгоряча все, что на него двигалось. Степные варвары выползали из леса, как черви из тухлой рыбы. Питьюон — воин, не представляющий жизни без езды верхом, приказал наездникам оседлать единорогов и напасть на врага с тыла. Они торопились покинуть берег и вскоре скрылись за зелеными деревьями.

Часть восточных воинов тоже бросились отбивать нападение, а другая — вместе с Иглесиасом стояли поодаль и шептали магические заклинания.

В руках Силимэри блеснул лук, и первая стрела с гулом полетела в разъяренного гиганта с безумной прической. Стрела вонзилась в горло, но варвар, словно не чувствуя боли, продолжал идти вперед, разбрасывая низкорослых гоблинов, как пес надоедливых вшей.

— Преклињем вас, останите близу (Я тебя прошу, будь рядом), — умоляюще произнес Иглесиас.

— Я буду поблизости, не беспокойся, — ответила она.

Силимэри натянула тетиву и отправила очередную стрелу в неуязвимого великана. Стрела выбила ему глаз, и варвар, скривившись от боли, на секунду потерял координацию. Этим воспользовался Тирно Тамалиочи и в прыжке распорол ему брюхо. Мощный гигант с грохотом рухнул на землю, но за его спиной появились еще пятеро таких же огромных варваров с копьями на длинных веревках. Они бросали копья и подтягивали к себе добычу, ломали шеи и выбрасывали мертвые тела, как дети обертки от съеденных конфет.

Гоблины погибали пачками. Но ловкость эльфийских воинов не позволяла врагу пройти дальше первой линии сражения. Двойными ударами танцующие с ветром рассекали варварам-великанам икры и, завалив их на спины, вонзали острые мечи в мощные тела прямыми ударами сверху.

Очередное копье гиганта прибило к земле Уилбера. Он заревел как раненый медведь, ошеломленный и оглушенный болью. Копье торчало из спины, и когда гигант дернул за веревку, Уилбер покатился, подскакивая на камнях, прямо в лапы кровожадному убийце.

— Не смей его трогать, мерзкое чудовище, — взвыла Силимэри, привлекая к себе внимание со стороны противников.

В ту же минуту над лесом засверкал шар огненной молнии и сначала пронесся над головами варваров, а потом ударился о землю, и белые вспышки пламени, как круги на воде, поглотили часть нападающих, словно засасывая в пучину. Восточные маги не прекращали произносить заклинания, и в небе уже формировался второй сгусток энергии. Раздался раскатистый гром, и вторая шаровая молния цепной реакцией убила десятки варваров, в том числе и гиганта, ранившего Уилбера.

Все небо грохотало и светилось от призванных молний.

Тирно Тамалиочи, оказавшись рядом с Уилбером, наклонился к нему и обломал копье. Он утащил раненого союзника с поля боя, и за жизнь Уилбера стали бороться совместными усилиями эльфийка Ностиа и проворный доктор Екайлиброча, повидавший на своем веку немало смертей и чудесных исцелений.

Екайлиброч с забинтованным плечом вернулся на поле боя. Он крепко сжал топор и, издав боевой клич, кинулся на врага. Ближайший к нему варвар испытал на себе всю его ярость и агрессию. Екайлиброч ударил его топором по шее, а потом рукояткой в челюсть, разрезав ему щеку, и варвар напился собственной крови. Его ноги дернулись в предсмертной агонии, и он испустил последний дух.

Первая волна нападающих была подавлена. Злостные степные варвары, вооруженные до зубов, годами оттачивающие свое мастерство, были смыты, как трава струями беспощадного дождя. Но говорить о победе было еще рано. Затишье длилось не многим больше минуты. Вскоре эльфийским лучникам пришлось возобновить стрельбу по подвижным мишеням, надвигающимся со стороны кокосовой рощи. До самого кокосового леса было полдня ходьбы, и еще никто не знал, что их ждет после этой бойни.

Стрелы, копья, мечи и топоры убивали мгновенно. Был воин, и нет воина. Но варвары с упорством, достойным лучшего применения, оттесняли союзников в глубь лагеря, вынуждая лучников стрелять из засады, а восточных магов поторопиться с очень кропотливым и требующим особой концентрации внимания заклинанием, вызывающим огненный дождь.

Силимэри, выпустив последнюю стрелу, сменила оружие. Жажда крови снова захлестнула ее по полной. Она сделала несколько шагов навстречу опасности и налетающие варвары падали к ее ногам с порезанными сонными артериями. Широкой дугой эльфы, гоблины и восточники прикрывали лучников и магов. Продолжали лететь стрелы, и берег шевелился от мук корчившихся в агонии воинов.

Варвары попали впросак. Напасть с внезапностью и скоростью снежной лавины им не удалось. И пусть у союзников не было особого времени на подготовку, они мастерски сражались и заставили варваров с ужасом смотреть на дальнейшее развитие событий.

Тучи над головами сгустились. Солнце, не успев показать первые лучи, померкло, и сумрачная мгла окутала близлежащие рощи, поляны, берег, и повисла над озером, как черное полотно, не предвещающее варварам ничего, кроме близкой неотвратимой смерти. В небе вспыхнули разноцветные огни и вращались как кольца Сатурна над ночным лагерем. Они наматывали спирали, и огненным серпантином падали в скопление варваров. Если ты не предсмертные крики и неуемные глухие стоны, но обстановку можно было бы назвать праздничной: фейерверк в антрацитовом небе и яркие искры, радующие глаз. Но огненные струи летели, чтобы убивать, и атмосфера все еще была напряженной.

Крики о помощи донеслись из лесу, куда отступили эльфийские лучники. Варвары атаковали со всех сторон, стараясь зажать противников в кольцо. Это вполне можно было бы предвидеть, но и Силимэри, и Уилбер, и Иглесиас изначально не рассмотрели эту версию, хотя Питьюон, по сути, рассуждал точно так же как и любой стратег, и, глядя, на него, можно было бы и предвидеть нападение с тыла.

Лучникам пришлось отступать.

— Лучники и маги, — закричала Силимэри, оглянувшись на Иглесиаса, — займите центр поляны. Мапар, — искала она его глазами в полумраке, — скажи всем, что нужно выстроиться кольцом, защищая магов и лучников. Становимся плотно друг к другу, и пусть падут все, кто приблизится к нам на расстояние меча. Вперед!

Большая часть варваров, наступавших со стороны кокосовой рощи, была мертва и не представляла никакой угрозы: шаманок у войск степняков не осталось. Воины, выполняя приказания Силимэри, перегруппировывались, и только Иглесиас отказался находиться в кругу. Он встряхнул правой рукой, и его наручи в виде скорпиона выпустили острый шип. От удара этим шипом у любого противника перехватывало дыхание из-за сильнодействующего яда песочных пауков.

— Ја не могу да стојим иза тебе (Я не могу стоять за твоей спиной),— сказал Иглесиас и стал рядом с ней.

Мгла рассеялась, и уже новые разноцветные кольца зарождались в тревожном небе. Варвары посыпались из кокосовой рощи, гонимые эльфийскими всадниками, и хлынула новая волна крови. В них летели стрелы, обрушивались одинокие огненные капли, топоры и мечи пронзали тела и сносили головы. Бесстрашные эльфы накрест махали мечами, не останавливаясь ни на секунду. Горы трупов образовались по всему защитному кругу. Варвары наступали, ступая по головам своих же воинов, яростно желая снести с лица земли войско трех союзников. Но враг оказался крепким орешком.

Силимэри и Иглесиас сражались плечом к плечу. Им не было равных. В обоих словно вселился бес, и они безжалостно убивали каждого, кто смел к ним приблизиться.

Снова чернота застелила берег и яркие вспышки пролились дождем, вырисовывая в небе круг из разноцветных салютов, а на земле — круг из объятых пламенем варварских тел.

Питьюон и его войско рубило врагов со спины, и когда из варваров осталось не более полусотни воинов, а общее число войск союзников превышало примерно в двадцать раз, варвары попытались бежать, отходя в глубь чащи.

— Берем их в плен! — раздался призыв Арквено, — вернемся в столицу, как настоящие победители, приведя с собой закованных в цепи варваров!

Эльфы ликующе поддержали его, и боевые отряды всадников на единорогах преградили беглецам дорогу. Эльфы оглушали варваров ударами по голове и связывали по рукам и ногам крепкими веревками.

— Напомним всему миру, что если эльфы вступают на тропу войны, то результат может быть только один — победа! — Арквено никак не мог успокоиться и весь светился от гордости за свой народ.

Екайлиброч, опустив топор, тяжело дышал: такого бодрого утречка он и врагу бы не пожелал. Пот с него катился градом, и раненое плечо ни на миг не прекращало о себе напоминать.

Раненных эльфов переносили в палатку, где феи им делали перевязки, и верховные друиды читали молитвы об их скорейшем выздоровлении. Раненых было довольно много, как из числа эльфов, так и из восточных воинов, но больше всего опять пострадали гоблины. Екайлиброч остался с сотней воинов-убийц, целым и невредимым переводчиком Мапаром и своим заместителем по военным вопросам Тирно Тамалиочи, у которого так и чесались руки добить варваров всех до единого и отомстить за сотни погибших гоблинов.

Силимэри убрала кинжал:

— Я посмотрю, как там Уилбер. Ты пойдешь со мной?

Иглесиас спрятал острый шип:

— Наравно (Конечно).

Вдвоем они вошли в палатку, куда Тирно Тамалиочи отнес раненого Уилбера.

Он лежал рядом с окровавленными гоблинами с перемотанными головами, ребрами и конечностями. Стоны накаляли атмосферу. Уилбер сразу развернул шею, когда вошла Силимэри:

— Вы говорили с ним? — спросил, как только она присела на корточки у его скромного ложа. Иглесиас стоял рядом.

— С кем? — переспросила Силимэри и взяла его за руку, глядя в его бездонные запавшие глаза.

— С Анк-Морхорке. Он где-то здесь, — медленно и вкрадчиво прошептал он ослабленным голосом.

Силимэри слегка шокированная подобным заявлением первым делом подумала, что Уилберу померещилось, но его слова все-таки посеяли в ее голове сомнения:

— С чего вы взяли? Анк-Морхорке давно отошел от дел и целыми днями только и делает, что бегает за юбками. Его ведь не было на борту «Турэ», так? — Силимэри недоверчиво нахмурила брови.

— Точно так же как на борту «Турэ» не было и Силимэри Вендинэ, — загадочно ответил он и закашлялся. Со рта брызнули капли крови и потекли из уголков губ.

— Уилбер, бедняжка, копье видимо повредило не только легкое, — она вытерла кровь с его лица, — тебя срочно нужно доставить в больницу. По-моему ты не знаешь, что говоришь.

— Я вам говорю, что видел его лицо. Во время боя с него сползла маска вора, — Уилбер уперто доказывал свою точку зрения. — Анк-Морхорке Сильвестриньйо среди нас. Живой или мертвый, но он где-то здесь.

— Он что, тоже прибыл под липовыми документами? — усомнилась Силимэри.

— Выходит, что тоже, потому что его имени нет ни в одном из списков, — он недовольно хмыкнул, — устроили тут маскарад, понимаешь ли.

— Странно, — только и смогла произнести Силимэри, обдумывая его слова и задаваясь вопросом «Что нужно Анк-Морхорке?»

— Я бы на вашем месте был осторожнее: эльфы-рогоносцы непредсказуемые и смертельно опасные.

— Благодарю за совет и заботу, Уилбер. Ваше благородие не знает границ, — она легонько сжала его руку. — Я верю, вы сможете побороть недуг. Держитесь. Такие воины еще пригодятся Империи Эльфов.

С сумбурными мыслями она нерасторопно приподнялась.

— Спасибо, Силимэри, — шептал Уилбер. — Сражаться с вами плечом к плечу для меня было честью.

— Хотелось бы ответить: «Мы еще повоюем», Уилбер, но, думаю, что это задание будет для меня последним. Я не хочу больше видеть, как льется кровь. Поэтому, в следующем бою вы будете драться плечом к плечу с другими воинами, и я верю, что они сочтут за честь выпавшую им возможность.

Силимэри улыбнулась напоследок и вышла из палатки нахмуренная.

Иглесиас не совсем понял, о чем они говорили, но тоже сосредоточился. В эти минуты он как никогда пожалел, что не владеет эльфийским языком. Они сделали всего пару шагов как раздался приглушенный крик переводчика:

— Ревекка Нэдивен, — Мапар с озадаченным лицом, весь мокрый от пота и тяжело дышащий, окрикнул ее и поторопился догнать.

Силимэри остановилась. Ее взгляд рассеянно блуждал по берегу. Питьюон и его подчиненные занимались пленными. Воины хвастались друг перед другом добытыми трофеями. Звон стали и скрежет оружия рассекали воздух. Одни с криками радости фехтовали варварскими мечами. Другие извлекали раненных из-под гор трупов и разносили по палаткам. Некоторым зашивали рубленые раны прямо на берегу. Воины корчились от боли и издавали мучительные тяжелые стоны.

— Что тебе, Мапар? — спросила она отрешенно.

— Екайлиброч попросил привести тебя к нему.

— Ну, что же, если король так хочет, тогда веди, — ответила она весьма серьезно.

— Иглесиас Амаурон, — Мапар обратился к нему на ломанном восточном языке, — все заметили ваше неравнодушие к Ревекке, но вам придется подождать ее здесь: Екайлиброч желает говорить с ней наедине.

— Не смета, Мапар (Я не возражаю, Мапар), — Иглесиас уверенно посмотрел в его подкрашенные черным глаза, и в его взгляде можно было прочитать и гнев, и снисхождение.

— Идемте, Ревекка, — Мапар жестом указал направление.

Неожиданно из рядов эльфийских воинов раздался грозный голос и заставил вздрогнуть и Силимэри, и Мапара:

— Ее зовут Силимэри Вендинэ, а не Ревекка, — крикнул эльф в длинном темно-зеленом плаще и сорвал плотную маску, открывая лицо.

Силимэри узнала в эльфе своего мужа и потрясенно приоткрыла рот. Все эльфы затихли, как птицы в испуге, и наблюдали, что же будет дальше. Иглесиас выпустил шип из поручей-скорпиона и прикрыл собой Силимэри, пристально глядя в глаза Анк-Морхорке.

— Скажи своему дружку, что я не причиню тебе вреда, — приказал Анк-Морхорке. — Пусть не сомневается.

— Анк-Морхорке? — Силимэри недоверчиво выглянула из-за спины Иглесиаса и проследила за руками мужа.

— Не ожидала меня здесь увидеть, да? — Анк-Морхорке подошел ближе, демонстрируя, что в его руках нет оружия.

— Остани где си (Стой, где стоишь).

Анк-Морхорке остановился, и кривая улыбка исказила его лицо:

— Не понимаю, что она в тебе нашла. Ну, да ладно: это ее дело, — он перевел взгляд на Силимэри. — У меня не так много времени, поэтому давай сразу ближе к делу. Отойдем в сторону: у меня есть для тебя небольшой подарочек.

— Екайлиброч не любит ждать, — возразил Мапар.

— Меня это мало интересует, — крикнул Анк-Морхорке. — Подождет ваш король. Ничего с ним не случится.

Силимэри сделала шаг вперед:

— Иглесиас, Мапар, я должна поговорить с этим настойчивым господином.

Иглесиас держал ее за руку, не желая отпускать.

— Это мой муж, — тихо ответила она на его немой вопрос, и Иглесиас разжал пальцы.

— Идем подальше, — Анк-Морхорке вел ее за руку, — я неловко себя чувствую, когда на меня смотрят сотни глаз.

Они остановились под развесистой пальмой, обвитой лианами.

Анк-Морхорке смотрел в ее глаза и добродушно улыбался:

— Сними этот парик. Тебе черный цвет не к лицу, — сказал он спокойно и сам снял его и выбросил в кусты.

Платиновые волосы каскадом укрыли плечи. Силимэри не успела и ахнуть и с подозрением посмотрела ему в глаза:

— Как ты меня нашел?

— Я следил за тобой от самого участка и до того момента, как ты села на «Турэ». Турэлио, тот эльф, что вытащил тебя и устроил пожар, славно поработал: он выполнил за меня мою работу, мне же довелось наблюдать за всем со стороны. А вот твою одежду можно было бы и спалить в охотничьем домике, чтобы не оставлять следов, — подметил Анк-Морхорке. — К сожалению, я не успел перехватить тебя до того, как ты поднялась на борт, и отдать тебе твой паспорт. — Силимэри изумилась. — После похорон Тэдиэн я вернулся домой, чтобы забрать наши паспорта. Признаюсь, это решение далось мне с трудом. Но я взвесил все за и против, и решил, что ты права, и нам, действительно, нужно расстаться. Я поехал в паспортный стол, и Райн оформил все формальности за две минуты. Так что, мы с тобой уже два дня как разведены, с чем и хочу тебя поздравить: теперь ты свободна. — Он вынул из нагрудного кармана металлическую папку, щелкнул кнопкой, и в его руках появились два паспорта и свидетельство о расторжении брака. — Это и есть тот, подарок о котором я говорил. Возьми, — он передал документы ей в руки.

— Анк-Морхорке, — Силимэри произнесла его имя с благодарностью, — признаюсь, ты меня приятно порадовал. — Она развернула паспорт на страничке с графой «семейное положение» и довольно улыбнулась. — Спасибо тебе.

— Рад, что ты довольна. — Анк-Морхорке убрал свой паспорт в папку и вернул на прежнее место. — Я догнал эльфийский отряд только на подходе к озеру. Мне довелось добираться полуострова на торговом судне, поэтому я пропустил много интересного. Например, то, как ты целовалась с этим магом на виду у всех. Я видел только, как вы обнимались, сидя на камне, и любовались звездами, но не решился вас побеспокоить, знаю также, что вы спали вместе. Честно, я даже немного ревную. — Анк-Морхорке засмеялся и открыто посмотрел в сторону, где Мапар отчаянно успокаивал недовольного Екайлиброча, а Иглесиас нетерпеливо выжидал. — Теперь ты сможешь выйти замуж за своего мага и попытать с ним свое счастье.

Силимэри стыдливо опустила глаза:

— Ты, правда, не сердишься?

— Нет, — уверено ответил он. — Из-за того, что ты влюбилась, я вовсе не сержусь, но когда я просмотрел твою ночную запись в нашем саду, то, признаюсь, меня зацепило то, что ты могла подозревать меня в убийстве Элеоноры, да и Тэдиэн тоже. Я думал, ты доверяешь мне: ведь мы почти двадцать лет прожили под одной крышей, и считал, считаю и всегда буду считать тебя своей лучшей подругой, а ты вот так взяла и чуть не смешала меня с грязью. Это еще хорошо, что запись не попала этим шакалам в лапы: они бы с радостью попили из меня крови.

— Прости, это слова Тэдиэн и ее брата настроили меня против тебя.

— Я же говорил не слушать Асиртога. Он ненормальный. Да у них вся семейка с приветом.

— У Асиртога детская психологическая травма, и, возможно, именно из-за случая с Элеонорой.

— Как бы там ни было, я удалил запись. Теперь никто не докажет, что Элеонора была захоронена в нашем саду, а значит, ни ты, ни я не имеем к ее смерти никакого отношения. Поэтому советую забыть эту историю, как страшный сон, и начать новую жизнь.

— Но ты ведь утверждаешь, что видел, как я ее задушила. Моя совесть не даст мне покоя. Я хочу знать, кто же на самом деле ее убил, потому что я не помню ничего такого, чтобы я кого-то душила, и отказываюсь в это верить.

Анк-Морхорке прикусил губу, а затем тревожно посмотрел в лицо Силимэри:

— Знаешь, я считал тебя виновной в ее смерти на протяжении десяти лет и при всем этом не держал на тебя зла: я оправдывал твое преступление тем, что ты была на гране психического срыва, а виной тому послужил мой разгульный образ жизни. Но, если попытаться восстановить картину того вечера, то когда я увидел тебя над телом Элеоноры, она уже была мертва: я не видел, чтобы ты ее душила, чтобы она сопротивлялась. Но все эти годы я считал, что это ты ее задушила. Теперь, я уже ни в чем не уверен. Я даже не хочу думать о прошлом, — он грустно вздохнул. — Элеонору перезахоронили на городском кладбище, и мне по возвращению в Бравур-ле-Роз придется посадить на ее могиле орешник. Это было ее желание: спать вечным сном под колышущимся у ее ног орешником.

— И поэтому ты решил похоронить ее в нашем саду? Так нельзя было поступать.

— Почему нельзя? Я исполнил ее волю. Я каждый день разговаривал с ней, стоял на коленях у ее могилы. Она всегда была со мной.

— Ты любил ее.

— Любил. И тебя любил, и люблю, но не так, как ее. Я не хотел, чтобы это преступление расследовали. Боялся, что тебя посадят, и ты окончательно сойдешь с ума. Я бы себе этого никогда не простил.

— Я рада, что оказался порядочным эльфом. Я всегда это чувствовала, несмотря на вспышки сомнений. Друзья?!

— Друзья! — Анк-Морхорке по-братски обнял ее. — Говорят, что ни делается, все к лучшему. Если твой маг — это твоя судьба, то искренне желаю вам счастья.

— Я тоже желаю тебе встретить ту, которая сделает тебя по-настоящему счастливым.

— Я, кажется, ее уже встретил. Кто-то пошутил над нами и устроил свидание в ту ночь, когда ты с камерой следила за раскопками в саду, — он иронично смеялся. — Она милая, и я, кажется, тоже влюбился.

Силимэри сделала вид, что ей ничего ни о каком свидании не известно.

— Что ты будешь теперь делать?

— Сделаю предложение Сандэ, так ее зовут, как только вернусь в Бравур-ле-Роз. Продам наш коттедж, если ты не возражаешь, половину от вырученной суммы положу на твой счет: я хочу переехать жить в столицу. Куплю небольшой домик на берегу реки. Пора кардинально изменить жизнь. А какие у тебя планы?

— Я еще не определилась, — уклончиво ответила Силимэри и отвела взгляд.

— Кстати, можешь не бояться возвращаться в Империю Эльфов. С тебя сняли обвинение. Нашим полицаям удалось задержать настоящего убийцу Тэдиэн.

— И кто же он?

— Ты его знаешь.

— Ну, не томи. Назови имя.

— Чокнутого Асиртога и шайку его подельников задержали у полицейского участка с легковоспламеняющейся жидкостью. Они собирались сжечь весь участок, но его спалил до них предусмотрительный Турэлио. Я с ним лично не знаком, но понаслышке его знают многие в нашем городе. Так вот, Асиртог признался, что ему заплатил за твое убийство Волоинс Дебрихильйо. А когда начали допрашивать Волоинса, он сам чистосердечно признался, что это он убил Тэдиэн. Вот такие дела. Кстати, он еще кого-то успел задушить, так что ему светит пожизненный срок.

Силимэри округлила глаза, не веря собственным ушам.

— Волоинс? Я никогда бы не подумала, что он убийца… Позавчера он сказал, что спал с Тэдиэн. Какой ужас. Так вот, кто хотел избавиться и от меня… Не могу поверить в это. Он обозвал меня шлюхой в тот вечер, а я влепила ему пощечину… Видимо, это задело его самолюбие.

— Теперь на первых полосах газет красуется он. (Заголовки свежих газет: «Модельер и кровавая расправа», «Признание, но не раскаяние в тринадцати убийствах эльфиек», «Что заставило модельера убить Тэдиэн Абернелио?», «Волоинс Дебрихильйо: месть или безумие?») Будет время, зайдешь на портал с новостями, а мне пора возвращаться домой. Хватит с меня приключений. Надеюсь, что это не последняя наша встреча, и мы еще свидимся, моя прекрасная фея, — Анк-Морхорке обнял ее на прощанье, прежде чем пойти искать в общем стойле своего арендованного единорога, чтобы покинуть берег, а затем и полуостров Орошайо.

Силимэри провела его взглядом и вернулась к Иглесиасу. Она бежала к нему, и ветер развевал ее роскошные платиновые локоны, к которым были обращены взгляды многих воинов, в том числе, и рассерженного Екайлиброча.

— Как это понимать? — кричал он неистово, но Мапар переводил весьма сдержанно.

— Одну минутку, я все объясню, — Силимэри подмигнула переводчику, а сама, подбежав к Иглесиасу, прильнула к его груди, — ја те волим (Я тебя люблю)! Милый мой, я уже два дня как разведена! Анк-Морхорке привез мне мой паспорт и свидетельство о разводе. Я свободна, как птица!

Иглесиас подхватил один из развивающихся на ветру локонов и поднес его к губам. Его трепещущий поцелуй сказал все вместо тысячи слов — «Ты моя!».

— Ревекка, или Силимэри, как вас называть? — переводил Мапар, — Екайлиброч требует объяснений. Как вы могли пойти на обман? И заметьте, это я еще мягко доношу до вас его грубую лексику. Будьте благоразумнее: обратите, в конце концов, внимание на короля, не выставляйте его на посмешище.

Силимэри встала напротив Екайлиброча и смело и уверенно пронзила его взглядом:

— Прошу прощения за этот маскарад, ваше величество, у меня были веские причины на это. Я не Ревекка Нэдивен. Мое настоящее имя Силимэри Вендинэ, и я прибыла на остров, чтобы оказать вам помощь, но никак не для того, чтобы оправдываться и вводить вас в курс моих личных дел. Поэтому смените тон и не смейте упрекать меня в обмане.

Войска оживились сильнее прежнего, и в узкий круг стянулся вокруг Екайлиброча, его переводчика и Силимэри. Иглесиас восхищенно наблюдал за своей любимой, слившись с другими восточниками, эльфами и гоблинами, любопытству которых не было придела.

— Это Силимэри собственной персоны, — можно было уловить из произносимых воинам реплик, — она не сгорела ни в каком пожаре.

Мапар перевел королю слова Силимэри, и все лицо Екайлиброча вспыхнуло багровыми пятнами гнева. Он говорил на повышенных тонах, но с каждым словом его голос становился мягче. Мапар же, неумело скрывая улыбку, говорил ровно и сдержанно:

— Екайлиброч говорит, что будь на вашем месте кто-либо другой, он бы приказал вас арестовать за дерзость. С ним еще никто не смел так разговаривать, госпожа Силимэри Вендинэ, но он все-таки восхищен вашей смелостью и премного благодарен, что вы сдержали обещание данное Барни и оказали помощь.

— Я пообещала помочь, и выполнила свое обещание, — Силимэри наивно пожала плечами. — Если это все, то, может, прекратим это представление: я себя неловко чувствую в этом кругу?

Екайлиброч, выслушав Мапара, с королевской важностью приподнял подбородок и, наслаждаясь триумфом победителя, окруженного верными воинами и союзниками, обратился к Силимэри, но уже не на повышенных тонах, а торжественно и важно. Он снял со своей груди золотой орден в виде золотого диска, скрепленный соединительным звеном с прямоугольной колодкой, на которой блистали пять алмазов, и прикрепил на плащ Силимэри. В центре ордена, в кругу, обрамленном белым выпуклым орнаментом-лепестками, была изображена птица грома с веерообразными крыльями на фоне карты полуострова Орошайо, а внизу на ленте красной эмали было написано «Орден первой степени за мужество и отвагу». Ниже были закреплены еще три рубина, символизирующие достоинство, жизненную силу и неуязвимость.

— Екайлиброч хотел наградить Ревекку Нэдивен за проявленное мастерство ведения боя и четкую стратегию, но счастлив, что Ревекка и несравненная Силимэри оказались одним лицом. Екайлиброч считает, — Мапар показал ряд белых зубов, — что ваш вклад в общее дело несоизмерим ни с какими наградами, и он, как золотая рыбка, готов выполнить три ваших желания.

Силимэри растроганная почетной наградой по-детски смутилась. Так с ней происходило всегда, когда ее хвалили: щеки розовели, ладони становились потными, голос временно пропадал, и она будто не слышала никого и ничего вокруг, кроме биения своего сердца.

— Спасибо, ваше величество, — растроганно поблагодарила она, поглаживая кончиками пальцев дорогую награду.

— Мы победили! — Екайлиброч помпезно поднял руки вверх, — по возвращению во дворец будет награжден каждый воин, и что бы там не запел Мелдон Кудрявый, ему придется подписать мирное соглашение. Дело сделано, друзья!

Мапар донес до каждого воина его радостное настроение, и толпа возрадовалась, тая от чувства собственного могущества.

Иглесиас робко подошел к Силимэри и, глядя исподлобья, улыбался, не решаясь обнять.

— Ти си моја победница (Ты моя победительница)! — он не мог оторвать глаз от ее милого лица и светлых летящих локонов.

Силимэри первая обняла его и прошептала, что счастлива, как никогда в жизни. Их губы слились в коротком нежном поцелуе.

Екайлиброч отдал приказ разбирать палатки и выдвигаться через близлежащую деревню Фидаинс в столицу королевства, чтобы отпраздновать победу. Когда воины разошлись, Екайлиброч вновь задал Силимэри вопрос о ее желаниях.

Она рассмеялась в ответ:

— Ну, что вы в самом то деле: мне ничего не нужно, у меня есть все необходимое для счастья!

Мапар повел бровями:

— Я бы на вашем месте непременно воспользовался предложением. Такая возможность выпадает не каждый день!

Силимэри подумала долю секунды:

— Хорошо! — она блеснула огоньками глаз, — Я слышала, ваш столичный доктор Калинон славится не только научными исследованиями в области селективного скрещивания и комбинирования генов на молекулярном уровне, но и с помощью точнейших методов генной инженерии может изготовить любой крем для регенерации и обновления тканей кожи.

Мапар в недоумении почесал затылок и начал переводить королю.

— Да, Калинону цены нет! — подтвердил Екайлиброч, — Но, по-моему, вам омолаживающий крем совершенно не нужен.

Силимэри рассмеялась:

— Мне нужен крем, разглаживающий кожу после ожогов. Вернее, не мне, а одному очень хорошему эльфу, который вытащил меня из тюрьмы, рискуя своей жизнью и свободой. И я была бы вам очень благодарна, если бы доктор Калинон приготовил для меня порцию такого крема, чтобы с его помощью можно было избавиться от ожогов на всем теле, — объяснила она.

Мапар объяснил ситуацию Екайлиброчу, и он понимающе закивал головой.

— Будет вам крем от ожогов. Ваше второе желание?

Силимэри задумалась:

— Племянница моей кухарки тяжело больна. У нее послеродовые осложнения: слабость, озноб, высокая температура и снижение аппетита. Она практически не встает уже два месяца. Доктор Калинон сможет изготовить мощное лекарство для нее, чтобы она выздоровела как можно скорее?

Екайлиброч снова закивал головой и довольно улыбнулся.

— С этим не возникнет проблем, — сказал Мапар. — Король надеется, что третье желание будет касаться исключительно вас.

— Нет, — с задором ответила Силимэри, — я тут вспомнила, что мелкие зеленые лягушата — плод научного исследования доктора Калинона, разорвали в клочья плащ моей кухарки. Так что мое третье желание — это самый модный плащ пятьдесят второго размера.

Мапар прокашлялся, чтобы не засмеяться случайно, переводя королю ее наивную просьбу, а в итоге Екайлиброч сам расплылся в улыбке.

— Принято, — ответ короля был немногословен.

Позже Тирно Тамалиочи отправил электронное письмо в секретариат королевства с требованиями Екайлиброча в ускоренном режиме изготовить десять золотых орденов отваги и тысячу серебряных медалей за мужество, подготовить праздничный ужин для воинов, собрать сцену и пригласить популярных исполнителей для незабываемого концерта в честь победы над степными варварами. Второе письмо было написано исключительно доктору Калинон, которого обязали выполнить все три желания Силимэри Вендинэ.

Войска-победители в жаркий полдень торжественно вошли через главные ворота в столицу королевства гоблинов. На мосту их встречали воодушевленные воины дежурного гарнизона. На каждом была парадная одежда, а в руках наточенный топор на длинной расписной рукояти. За крепостными стенами на идущих в первых рядах героев пестрой толпой накинулись радостные гоблиены в праздничных национальных костюмах, старики и босоногая детвора с букетами полевых цветов. Город радостно встречал своего короля и предводителей войск союзников. Играла традиционная гоблиновская музыка. Она была везде: лилась из окон домов, из дворов, переполненных жителями. Силимэри только и дело оглядывалась по сторонам: прием был на высшем уровне.

— Здравствуйте, о великие воины, — седовласый гоблин с длинными косами на плечах и челкой, непослушно закрывающей глаза, поклонился, перегородив дорогу. — Сегодня самый знаменательный день в истории нашего королевства! Да будет мир на этой земле! О, ваше величество, — обратился он непосредственно к Екайлиброчу, — мы приложили максимум усилий, чтобы этот праздник надолго запомнился и гостям, и жителям столицы. Прошу вас всех следовать ко дворцу!

Колонны воинов двинулась за встречающими старцами. Силимэри и Иглесиас вдвоем сидели на одном единороге. Его дыхание обжигало ей шею. Он целовал ее ушко и шептал нежные слова. Музыка сменилась на другую, более романтичную и медленную. Силимэри заворожено прислушивалась к прекрасной мелодии, и ее душа наполнялась легкостью и беспечностью.

Величественные стены королевского дворца утопали в роскошной зелени пальм, на больших клумбах цвели красивые цветы, празднично били фонтаны, в высоких окнах отражалось солнце, и его блеск издалека бросался в глаза оранжевыми огненными вспышками. Дворец показался Силимэри совершенно не таким, каким она увидела его в первый раз: он был сказочным!

Близ дворца на площадках подготовительных баз развернулось массовое гулянье. На сцене репетировали артисты. Разноцветные флажки и гирлянды тянулись между высокими пальмами. В воздухе пахло жаренным мясом и терпкими винами. Длинному ряду палаток со всякими вкусностями и края не было видно. Екайлиброч позаботился о том, чтобы этот день вошел в историю, как самый яркий и незабываемый.

Торжественную часть вел сам король. Со сцены он поздравил свой народ с победой и поблагодарил воинов, без героизма которых полуостров Орошайо не смог бы отстоять свои интересы. Были вручены медали, ордена и почетные грамоты, имена в которые вписывал седовласый советник короля прямо за столом, расположенным в левом углу сцены.

Награждение лучших воинов Екайлиброч отложил напоследок. Свои грамоты и награды Силимэри с Иглесиасом получили последними. А когда уже все захмелели от вина и оказанных им почестей, на сцену вышел доктор Калинон в белом халате с резным сундучком в руках. От своего имени он выразил благодарность Силимэри Вендинэ и вручил ей свой подарок:

— Госпожа Силимэри, — говорил он, — весьма наслышан историями о ваших подвигах. Слава о вашей доблести, смелости и твердости духа облетела весь мир. Я рад, что именно мне выпала честь выполнить вашу волю, хотя, признаюсь честно, я был слегка удивлен вашими желаниями. Вы ведь могли попросить у короля участок земли под застройку в самом престижном районе полуострова, дворец с хрустальными сводами и корабль с алыми парусами, а вы, по сути, так для себя ничего и не попросили, и это вызывает у меня еще большее уважение к вашей персоне. Примите сундучок с плащом для вашей кухарки, лекарством для ее племянницы и кремом от ожогов для вашего друга! Надеюсь, что кухарка обрадуется, а в том, что ее племянница и ваш друг останутся довольными, я даже не сомневаюсь.

Силимэри с благодарностью приняла подарки, и празднование дня победы продолжилось выступлениями голбиновских музыкальных групп.

Вскоре посыльный сообщил Екайлиброчу, что к дворцу приближается Мелдон Кудрявый в сопровождении десятка воинов, и король вместе с Тирно Тамалиочи и Мапаром лично пошли встречать гостей, которым ничего не оставалась делать, как принять условия победителя. После длительной беседы был подписан договор о ненападении между королевствами гоблинов и степных варваров, и появился еще один повод для празднования.

— Дођи, моја елфика, желим да ти покажем колико те волим (Идем, моя эльфийка, я покажу тебе, как сильно я тебя люблю)! — прошептал Иглесиас и повел Силимэри из дворцовых стен в глубь тихого города.

Они брели по узким улочкам, держась за руки. Иглесиас нес ее сундучок под мышкой, и не было ничего важнее их двоих в чужом опустевшем городе. С губ срывались признания в любви и нежные поцелуи, сердца в унисон барабанили симфонию любви и страсти, они оба были на седьмом небе от счастья, а в гостиничном номере класса люкс им открылось восьмое небо и его пленительное блаженство, доступное только тем, чья любовь никогда не угаснет.

Едва за ними захлопнулась дверь, как Иглесиас положил сундучок на тумбочку и шепотом попросил Силимэри закрыть глаза. Она поняла его и послушалась. В ту же секунду она почувствовала присутствие магии. Неосязаемые волны всколыхнули душный воздух, и повеяло свежестью эльфийских лугов, пахучими цветами, и, казалось, что где-то рядом бежит звонкий раздольный ручеек и вот-вот запоют весенние соловьи свои ночные трели.

Потоки светлой магии клубились вокруг двуспальной кровати. На покрывало с потолка посыпались лепестки роз цвета сочной земляники. На стенах зажглись голубые неоновые линии. Они стекались в буквы, буквы в слова, и вдоль карниза образовалась святящаяся надпись: «Ја те волим, моја драга, до најудаљеније звезде и назад!» (Я люблю тебя, моя милая, до самых дальних звезд и обратно!)

На ладонях Иглесиас формировался эклектический шар, словно с его пальцев сочилась любовь в виде огненных искр. Спиной Силимэри ощутила пылкое пламя и, открыв глаза, увидела, как преобразилась комната. По полу были расставлены бледно-голубые свечи в перламутровых подсвечниках. Волшебный огонь танцевал на черных фитильках, но мерцающий воск не таял. Свечами были выстроены влюбленные сердца, пылающие синим пламенем вечности.

— О, святые эльфы, какая прелесть, — восхитилась она, — и лепестки, и свечи, и умопомрачительная надпись! Ты мой волшебник!

Иглесиас взял ее за руку. Их пальцы переплелись, и две энергии страсти слились в один бушующий поток. Все внутри сжалось, и будто весь мир перевернулся верх дном. Его неровное прерывистое дыхание сводило с ума. Шепот незнакомых нежных фраз вызывал неуправляемую бурю. От блаженства Силимэри издала тонкий сдавленный стон и припала губами к его губам. Поцелуй горячил ее еще сильнее. Она поглаживала Иглесиаса по груди, пока его соски не стали твердыми, а затем каждый сосок поочередно взяла в рот, как вкусную ягодку, и, облизав, осторожно прикусила передними зубами. Иглесиас замер, прикрыв глаза. С его губ слетали безумные слова. От прикосновений Силимэри он терял над собой контроль. Одно легкое прикосновение губ, и он уже в космосе.

— Желим те, краљице мога срца (Я хочу тебя, королева моего сердца).

Он сорвал с нее плащ и бросил к ногам, смотря в ее затуманенные глаза. Потом подхватил ее на руки и нежно уложил на лепестки роз, жадно впиваясь в манящие губы. Ее поцелуи были мягкими, словно шелк, и доводили пенис Иглесиаса до каменного состояния. Его руки чуть дрожали, словно все происходящее было для него впервой. Силимэри наслаждалась каждым мгновением, дразня своей неистовой страстью и разжигая в теле Иглесиаса настоящий пожар. Его ласки становились все настойчивее: руки поглаживали округлые бедра, а затем проскользнули под короткую юбку, коснувшись нижнего белья.

Силимэри расплела его волосы, и они черным водопадом упали рядом с ее головой. Она массировала его затылок, пропуская тяжелые пряди сквозь пальцы, и судорожно дышала в промежутках между поцелуями.

Иглесиас провел рукой по изгибу талии и без особого труда расстегнул все крючочки на ее бронированном корсете. Его ладонь легла на упругую грудь под тонким кружевным лифом. Пальцы воздушно касались вздымающихся полушарий. Сладострастные стоны нарушали романтичную тишину.

Безумные желание побуждали Иглесиаса как можно скорее раздеть Силимэри, чтобы ласкать ее обнаженную грудь, видеть все ее тело и покрывать его поцелуями сантиметр за сантиметром, с головы до ног. Он представлял, как она будет шептать его имя в пик наслаждения, она представляла, как он будет шептать ее. Они начали раздевать друг друга. Одежда летела на пол, где они еще недавно стояли и целовались, не решаясь сразу перейти на кровать.

— Я хочу тебя, Иглесиас, прямо сейчас, — умоляла она, заметив, что он медлит.

— Силимери, моја слатка девојка, ја желим да буде задовољан као никада раније (Силимэри, моя милая девочка, я хочу, чтобы тебе было приятно, как никогда раньше).

Он целовал ее до потери рассудка. От ненасытных поцелуев их тела содрогались мелкой любовной дрожью. Иглесиас, не в силах больше томиться ожиданием, начал плавно опускаться по трепещущему телу, оставляя на нежной коже влажные слегка порозовевшие отметины своих губ. Он целовал ее грудь, шумно дыша и шепча: «Волим те шећеру» (Люблю тебя, конфетка), лизал соски, и наслаждался ее стонами. Силимэри шептала его имя и сжимала в кулак волосы на его голове. Вторая рука вписалась в потную скользкую спину и не позволяла Иглесиасу приподниматься. Он играл с ее грудью, дразня кончиком языка, потом целовал живот и щекотал дыханием пупок.

Руки Силимэри беззащитно упали на кровать. Иглесиас коснулся губами внутренней линии бедер и постепенно приближался к самому сокровенному месту на женском теле. Его голова выглядывала между расставленных ног, и Силимэри оцепенела от нежных прикосновений. Ее лоно наполнялось любовными соками, а язык Иглесиас слизывал их с чувствительных складок, как росу с лепестков розы.

Неистовая дрожь несколькими волнами пробежалась по ее телу. Она испытала оргазм, несмотря на то, что Иглесиас не сделал в ней еще ни единого толчка. Вскрикнув от удовольствия, она выгнулась дугой, приглашая Иглесиаса слиться воедино так, как это только позволяет природа. Тяжело дыша, он вновь покрыл поцелуями ее бедра, припал к лону и, нащупав языком крохотную жемчужину, безостановочно теребил ее, упиваясь ее сладостью и продолжительными стонами Силимэри. Она закусывала губы, чтобы не закричать от наслаждения, извивалась и взъерошивала его волосы, шепча имя, а он все сводил ее с ума и не собирался останавливаться.

— Войди в меня, — просила она.

Иглесиас приподнялся и посмотрел на ее приоткрытые губы, покрасневшие от поцелуев и покусываний. Ее глаза выражали нетерпеливое желание, и Иглесиас медленно вошел в нее, как в горячее жерло вулкана. Она сначала вся обмякла под ним. Красивая, нежная, беззащитная. Он любовался каждым кусочком ее стройного тела, мерцающего от пота в огнях колдовских свечей. Все в ней возбуждало в нем желание, и даже с закрытыми глазами он видел перед собой ее незабываемые губы, миндалевидные серо-зеленые глаза, выпуклую алебастровую грудь с кофейными сосками, втянутый животик и легкий пушок между длинных ног.

Силимэри обвила его шею руками, и они поменялись местами, ритмично двигаясь друг другу навстречу. Иглесиас придерживал ее за бедра, наслаждаясь раскованностью своей наездницы. Она подпрыгивала и опрокидывала голову назад, уже не сдерживая криков удовольствия. Он видел в ней и ангела, и рыжую бестию. Они занимались сексом, как будто бы на завтра объявили конец света: безрассудно, дико и напористо, а когда Иглесиас брызнул белой струей на ее живот, Силимэри покрыла поцелуями его щеки, губы, шею, грудь и попросила в следующий раз кончить в нее.

Взяв в руки его влажный пенис, Силимэри наклонилась над ним, затаив дыхание. Она поиграла пальчиками с его мягкими яичками и провела по ним несколько раз языком, прислушиваясь к дыханию Иглесиаса. Казалось, он вообще перестал дышать. Силимэри приподнялась на локте и коснулась грудью его головки. Иглесиас закатил глаза и шептал: «Да, да, моја мрвице, немој да стајеш!» (Да, да, моя малышка, не останавливайся!) Силимэри снова опустила голову и прикоснулась губами к опять затвердевшему члену. Медленно, дразня, она начала облизывать его уздечку и почувствовала, как горькая капелька страсти смешалась с ее слюной. Силимэри эротично захватила весь член в рот и ее движения стали все быстрее. Затем она остановилась и зажала его между грудей. Иглесиас ахнул и увлек Силимэри целоваться, а потом все повторилось снова и снова, и так восемь раз.

Под утро они молча лежали мокрые от пота, не веря, что все это происходило на самом деле.

— Я буду любить тебя до последнего вздоха.

— Ја ћу те волети до мог последњег даха (Я буду любить тебя до последнего вздоха).

С первыми лучами золотисто-огненного солнца, от которого все в округе просыпалось, Силимэри погрузилась в недолгий, но праведный сон:

— Силимэри, — упрекающее и взволнованно говорила незнакомка вздрагивающим голосом, — я бы на твоем месте все космы ей повыщипывала.

Она вытирала длинные мокрые волосы застиранным больничным полотенцем и смотрела в треснутое зеркало прямо в глаза бледной и подавленной коллеге по несчастью. Силимэри отвернулась, не желая ничего отвечать, не желая верить и не желая ничего слышать о любовницах своего мужа, но рядом стоящая эльфийка не прекращала натравливать ее на кровную месть:

— Глупо, ой, как глупо прикидываться чайником, прятать голову в песок и не замечать очевидного, — шептала она, и каждое ее слово с болью врезалось в слабое осознание действительности Силимэри. — Я знаю, что говорю: Анк-Морхорке встречается с ней каждый день в семнадцать ноль ноль. Тринадцатый дом по Набережной. Если не веришь, можешь сама проверить.

— Оставь меня в покое. Я не хочу ничего знать, — умоляла ее Силимэри.

В душевой, рассчитанной на десять пациентов психиатрической клиники, шумела вода: другие эльфийки смывали с себя дневной пот, получая удовольствие от ударов множества теплых капель по спине и плечам. У двери стояла строгая надзирательница — госпожа Атанварниэ. Она следила за порядком и не спускала глаз с Силимэри, как будто в этих стенах безумнее ее никого не было.

— Элеонора Арранитри, — отчеканивая каждую букву, произнесла эльфийка. — Анк-Морхорке водит тебя за нос. Его обещания пусты, как колодцы в затерянном городе. Не верь ему. Не верь.

— Это не правда, — чуть ли не плакала Силимэри, — он обещал, что больше не будет.

— И ты поверила? Элеонора вертихвостка, каких свет не видывал. Она любого окрутит и глазом не моргнет. И твой муженек у нее не один такой горячо любимый и щедрый на подарки. Она далеко не дура и умеет вертеть эльфами как захочет, а они как дураки млеют от ее красоты и иностранного шарма. Я презираю таких как она. Разлучница проклятая.

В один миг все вокруг позеленело, и Силимэри едва не упала от потери чувств. Ее подхватили, и Атанварниэ подняла тревогу, срочно вызвав доктора Фабиоре. Все вертелось, расплывалось, чьи-то руки заставили ее взять в рот горсть таблеток, поднесли стакан воды и наклонили его. В этот момент в мозгу Силимэри созрел план побега. Она жадно выпила всю воду и сделала вид, что с трудом проглотила лекарства.

Как только ее оставили одну в палате, она выплюнула таблетки в ладонь и спрятала под подушку. Во рту горчило. Сплевывая со слюной частички растворившихся таблеток, Силимэри вытерла рот и подошла к окну.

Раскрыть его и раскурочить решетку было не так то и просто, но с этим заданием она справилась и спустилась в тенистый сад по плетеному канату их постельного белья. Сама в белой пижаме она побежала к высокому забору и, вскарабкавшись на него, отчаянно побежала, куда глаза глядят.

— Набережная, тринадцать, — сердце Силимэри колотилось от охватившего ее страха.

За резным заборчиком, оплетенным лозами винограда, мелькнули две фигуры. Силимэри вошла через калитку в тенистый сад.

— Элеонора, я не хочу тебя ни с кем делить, — стоящий спиной рыжеволосый эльф, тряс красивую женщину в длинном красном платье, расшитом белыми кружевами и рюшками на груди и рукавах.

— Уходи, я прошу тебя, — просила она его, опуская взгляд.

— Нет, я не уйду, — не соглашался эльф, — так больше не может продолжаться. Выбирай: я или он.

— Не смей ставить меня перед выбором, — вспыхнула Элеонора. — Я не люблю этого, ты ведь знаешь. Чего ты кипятишься? Волоинс, милый, меня ведь хватит на вас двоих.

— Шлюха, — он ударил ее по щеке и повалил на землю. — Не бывать этому никогда, слышишь? Ты будешь или только моя, или ничья, — его руки сомкнулись на тонкой шее. — Ну, что же ты молчишь? Давай, клянись, что будешь только моя, или я придушу тебя прямо здесь и прямо сейчас.

Силимэри в замешательстве застыла, выглядывая из-за широкого ствола яблони. Ее разум опять помутился. Из соседнего двора доносились детские крики, а она стояла, как вкопанная, и смотрела, как Волоинс, тот, любовь к которому переходила из весны в весну, убивал на ее глазах свою любовницу.

Элеонора не могла произнести и слова. Ее руки сначала отталкивали Волоинса, а спустя некоторое время безжизненно упали.

Волоинс, осознав, что натворил, встал с измученным выражением лица и выставил перед собой руки, широко расставляя дрожащие пальцы.

— Видят, святые эльфы, я не хотел тебя убивать, — раскаялся он и бегом скрылся с места преступления.

Силимэри, как зачарованная, медленно подошла с лежащей на земле красивой женщине, всматриваясь в ее необыкновенные черты. Она присела рядом и погладила ее по щеке, затем закрыла ее стеклянные глаза, и в этот момент за соседским забором возникла другая женская фигура. На нее встревожено смотрела Ваминея Абернелио.

Со стороны калитки донесся звук остановившихся колес и фырканье единорогов, но Силимэри будто пригвоздило к телу Элеоноры.

— Это не я, — кричала она немым голосом, — это не я.

Объятия Иглесиаса вывели Силимэри из кошмарного сна.

— Драга моја, шта није у реду? (Милая моя, что с тобой?)

— Что? — переспросила Силимэри, не понимая вопроса, но, собравшись с мыслями, ответила. — Я вспомнила, как это было: это не я задушила Элеонору Арранитри. Моя совесть чиста.

В Империи Эльфов наступила осень. Сарнатаурон — город моряков, готовился к зимней спячке: разноцветные клумбы отдавали эльфам последние яркие краски, напоминающие о солнечном лете.

Силимэри в свободном зеленом платье из плотной теплой ткани наклонилась над кустом радужных роз с садовыми ножницами и, обрезав последний сухой черенок, бросила его в кучу отживших цветов. Ее глаз порадовала пестрая клумба в осенних цветах, назло холодным ветрам цветущим пышными вьющимися кустами-шапками. Силимэри заботилась о том, чтобы ее новый сад в новом доме как можно дольше оставался цветущим и красивым.

На тротуарной дорожке под развесистым кленом, роняющим медные листья, появилась улыбающаяся Венисуэль. На ней было длинное оливковое платье с рукавом и строгим воротничком, белый фартук и теплый пуховой платок на плечах. — Госпожа Силимэри, господин Иглесиас уже вернулся из порта: он повел Дотриэля в стойло, а Луизия уже приготовила ванильные пирожные, как вы и просили, со взбитыми сливками.

— Это хорошо, Венисуэль, — Силимэри выпрямилась и погладила себя по круглому животу. — Малыши просят сладенького! — Она еще раз окинула взглядом клумбу. — Я разыщу Иглесиаса, а ты, пожалуйста, прибери эту кучу сухих цветов, — она указала на обрезанные стебли и радостно побежала искать мужа.

— Милый, — звала она его, приближаясь к конюшне.

— Милая, я здесь, — ответил Иглесиас на чистом эльфийском.

Она пошла на голос. У деревянной перегородки стоял ее возлюбленный. В черном коротком сюртуке, черных штанах, высоких кожаных сапогах. Он по-прежнему носил длинные волосы и заплетал их в хвост на затылке. На нем была белая рубаха. Верхние пуговицы расстегнуты, и золотая стрекоза в красном янтаре привлекала внимание к его сильной груди.

— Ты кормишь единорогов? — Силимэри положила руки ему на плечи и прильнула в объятия.

— Прощаюсь с ними. Я говорил с Уилбером: наш корабль прибудет завтра утром, — он нежно поцеловал ее в губы и приложил руку к животу, — наши двойняшки родятся в моем городе, и это случится совсем скоро.

— Но в апреле мы приедем сюда! Ты обещал!

— Любое твое желание — для меня закон!

На груди Силимэри тоже блеснула золотая стрекоза в красном янтаре.

— Я люблю тебя, мой волшебник, и буду любить до последнего вздоха.