Дома вокруг стояли вразжопицу. Вовсю цвели вдоль заборов лилии, распространяя приторный дух. Время от времени слышался хриплый стон, которым заканчивался каждый возглас петуха Германа.
Август выдался индифферентным: ничего не происходило и было прохладно, то и дело моросил дождец.
У хозяина, видать, тяжело было на душе. Он ходил насупившись, а я, напротив, пребывал в приподнятом настроении. Мне всё нравилось. Например, прислушиваться и приглядываться: узнавать издалека модель машины по звуку мотора, бабочку – по узору на крыльях, приближение грозы – по далёким раскатам грома. Я стал подолгу смотреть на облака и думать о том о сём. Например, представлял птиц, у которых вместо голов – камеры видеонаблюдения (три года назад камера была установлена вот тут рядом на столбе, потом сломалась, и ее украли хмыри из соседней деревни). Пролетая мимо, такие птицы поворачивают свои камеры в разные стороны и фиксируют всё, что происходит. Здорово быть живым.
В полдень появился белый незнакомый, кажется японский, автомобиль с московским номером. Хозяин нажал на кнопку, и я поднялся. Машина въехала на территорию посёлка, из неё вылез небритый парень в немецкой камуфляжной куртке.
– Добрый день! – бодро сказал он. – Не возражаете, если мы погуляем по лесу вокруг вашего посёлка, а машину тут оставим? – спросил он.
– Здравствуйте, сударь, а это ещё зачем? – с подозрением отреагировал хозяин.
– Спортивным ориентированием занимаемся.
– Да? Что-то не похож ты на спортсмена, а ну-ка компас покажи! – потребовал хозяин.
«Не на того напал приезжий, нас не обманешь – хозяин весь свой век солдат жизни учил, про спортивное ориентирование всё досконально знает…»
– Да я по картам…
– Карту показывай! – настаивал хозяин.
– Сейчас… Маша, где у нас карты?
Открылся багажник, парень вытащил оттуда какие-то распечатки.
– Ну так это не для спортивного ориентирования, – сказал хозяин, искоса глядя на распечатки в руках гостя. – Я-то им, в отличие от вас, занимался, знаю.
– Мы с вами называем одно и то же разными словами, какая разница? – начал объясняться гость. – Мы идём по навигатору до точки пересечения координат. Сейчас вот поставили точку в вашем лесу, там, где пруд.
– А на самом деле зачем приехали?
– Погулять, проветриться.
– Так езжайте туда, – хозяин махнул рукой в сторону выезда, – по тому полю прогуляйтесь, оно шире и не пахано, иван-чая соберите.
– А как иван-чай выглядит? – спросил парень. – Всегда хотел узнать.
– Не знаешь, как иван-чай выглядит?! – поразился хозяин. – Странный ты человек…
«Опять он про свой иван-чай! – подумал я. – Сейчас начнёт… Надоело!»
– Не знать иван-чай! – произнес хозяин воодушевлённо. – Я везде бывал – и в Китае, и в Индии, и в Шри-Ланке. Пил там чай. Нигде такого иван-чая, как у нас, нет. А ведь раньше мы всем его продавали – и в Китай, и в Индию, и даже в Англию.
– Что-то я такого не слышал, – сказал гость. – В Англию?
Хозяин раскраснелся.
– Ничего ты не знаешь. А ты хоть слышал, что под Архангельском у англичан концлагеря были? У них-то Гитлер и фашисты ихние всему и научились! А какой в Архангельской области иван-чай!.. Вон, в Шри-Ланке чай есть, продаётся в серебряных коробках, так там семь процентов – это иван-чай! На вас, молодёжь, интернет плохо влияет, ничему не учит…
– Зато по телевизору нас учат любить президента, – ехидно ответил парень.
Тут я вспомнил прелюбопытную историю. Её рассказал сослуживец хозяина. Однажды ему приказали выделить солдат для охраны поезда с цистернами. Он их проинструктировал как надо, надавал строгих указаний. По пути солдаты стреляли бродячих собак, норовивших прикорнуть в тени эшелона на станциях, и отгоняли зевак. Потом выяснилось, что в цистернах была всего лишь морская вода для президентского бассейна: её везли из Коктебеля к нам, во Владимирскую область, потому что ходили слухи, что глава государства вскоре переночует в своей местной резиденции.
– А ты чем занимаешься? – сузил глаза хозяин.
– Журналист, – ответил гость.
– И о чём пишешь?
– Как о чём? Сегодня об одном, завтра о другом.
– Ну так про иван-чай напиши. Пора снова его экспортировать. Поставь вопрос ребром. И на Шри-Ланку съезди. Нельзя писать о том, чего не знаешь! Хватает таких писунов! И на радио ещё лезут выступать! А в лес не надо идти, нечего вам там делать.
– Ещё как надо! – возразил парень. – Просто попасть туда можно только из вашего посёлка: слева болото, справа карьер.
Я задумался: чего же этим приезжим там нужно-то, в лесу? Туда у нас только домашние свиньи бегают – на свидания с дикими кабанами. Хозяин, наверно, не зря запрещает… Видимо, не хочет, чтобы кто-то бродил рядом с посёлком вне поля его зрения. А парню-то как хочется туда! Всё время на лес смотрит! Что-то там есть! Сейчас птицы с камерами пригодились бы!
– Нет, – отрезал хозяин. – Не получится. Езжайте, иван-чай соберите, пока шлагбаум открыт.
Мне стало приятно, что обо мне говорят. Я действительно был открыт. Парень кивнул.
– Ладно. Всего доброго!
– Успехов, успехов… – сказал хозяин, довольный, что по его территории без разрешения комар не пролетит.
Машина уехала. Я опустился. Хозяин оглядел свой идеально подстриженный – как затылок новобранца – газон перед домом, смахивающим на трёхэтажную казарму, и пробормотал: «Пора экспортировать… поставить вопрос ребром… писуны!» Я подумал, что правильно он их в лес не пустил: никогда не знаешь, чего ждать от незнакомцев. Иногда придут ночью и пытаются меня поднять, хотя нельзя – я на замке. Я терплю. В Тибете на определённых стадиях физической медитации люди, которым не хватает терпения, считаются слабоумными. Не хотел бы я прослыть слабоумным. Хватает того, что я – шлагбаум.
Пошёл дождь. Я прислушался к своим ощущениям: чувствую, как по всему телу текут дождевые капли, как хозяин тряпкой стирает с меня птичий помёт в том месте, где горит лампочка. Чувствую, как высокая трава щекочет мой подъёмный механизм.