Магазинчик моего дедушки

Мои рабочие часы

Однако потом отказалась от этой идеи. Она дурацкая. Потому что до восьми утра никаких покупателей нет. Дедуля все эти два часа сидит в кресле и храпит.

В бакалее есть сундук, в котором помещается полный мешок сахарного песка. Он серого цвета и называется «сахарный сундук». Когда клиенты хотят купить сахар, мы набираем сахар в пакеты из этого сундука.

Поскольку дедуля сидит в кресле, я могу сидеть только на этом самом сундуке. Иногда прямо на нем я погружаюсь в разные фантазии. Например, представляю, что этот сундук волшебный, а я бросаю в него смешительный порошок, а те, кто покупает у нас сахар, потом начинают безудержно смеяться, а потом делают из этого сахара компот, и вся наша деревня ходит и хохочет целый день.

Но фантазировать мне мешает дедулин храп. Разве нафантазируешься от души в таких условиях?

Первую неделю я приходила рано, как положено, но потом передумала. Стала начинать работу в девять. Госслужащие тоже ведь в девять работать начинают.

До обеда я сижу вместе с дедулей в бакалее. А в обед дедуля просто исчезает. Говорит только: «Если что, я дома».

Почему человеку вдруг хочется идти домой? Например, мне совсем не хочется. Я вообще не понимаю этого желания «идти домой», когда можно гулять на улице, ходить там-сям и играть.

Однажды я закрыла магазинчик и пошла смотреть на дедулю. Мне было интересно, что же он делает дома целый час… Оказалось, спит! Я не могла глазам своим поверить! Ты ведь и так встал в шесть утра и до восьми спал в магазинчике. А потом встал и в двенадцать опять пошел спать домой? С ума сойти! Эти взрослые вечно сонные! Если их оставить в покое, они вообще целый день спать будут. Вот я, например. Да если бы у меня не было мамы, которая каждый вечер стоит надо мной со словами: «Давай уже, ложись спать, засыпай!» – я бы ни за что не спала.

В час дня дедуля просыпается и идет в мечеть. Из мечети он идет в кофейню. По дороге туда заходит ненадолго в бакалею, немножко ругается на меня, причитает, делает еще что-нибудь. Потом опять идет в мечеть на послеобеденный намаз, потом опять в кофейню, потом опять немножко ругается, немножко причитает, например, так: «Ты зачем это так сделала?» В конце концов около пяти вечера он говорит: «Ну все, ты можешь идти».

Мне нравится мой рабочий график. Но я ем так много всякой ерунды, что моему животу привыкнуть к такому графику будет трудно. Я пытаюсь себя тормозить. Уговариваю себя так: «Спокойно, это все и так твое. Ты и так можешь есть столько, сколько захочешь. Никто у тебя ничего не отнимает». И все равно не получается. Я сижу на сахарном сундуке и представляю, что буду есть в ближайшие часы…

Я живу этими мечтами. Как только дедуля уходит из магазинчика, я нападаю на еду. Сначала поглощаю всякие сладости, потом у меня начинает болеть живот. Чтобы он не болел, я съедаю что-нибудь соленое. Ох… Меня начинает мучить жажда, и я пью газировку. Потом опять начинаю есть сладости, потом опять соленые штуки, и снова газировка…

Дедуля маму предупредил: «Она очень много ест всякой ерунды. Дома потом ужинать не захочет». Я ведь говорила, что у него есть сверхспособности. Это же невозможно! Иначе откуда дедуля знает, сколько я ем, если его при этом нет в бакалее?

Все обертки от съеденного я бросаю в мусорное ведро. Однажды в бакалею пришел мой дядя. Его слова имеют в магазине большую силу, ведь он сын моего дедули. Он сразу сел в дедулино кресло и пристально посмотрел на мусорное ведро.

«Как ты много всего съела: чипсы, шоколадки, вафли, газировка, жвачка, орешки», – стал он подсчитывать.

Я оставила кучу следов и даже не заметила! Интересно, а дедуля тоже следил за мусорным ведром? С того самого дня я начала выбрасывать упаковки от съеденного в урну перед бакалеей. Теперь никто не должен был узнать, что я ела.

Я вытащила свою тетрадь и сделала небольшую пометку. Это не была полноценная статья или пункт. Ну и ладно.

Вообще-то, мы, дети, вполне себе люди честные. Это всё взрослые нас заставляют держать в тайне свои поступки, действовать скрытно. В конце концов они сделают нас похожими на себя…