Магия Голоса

Глава 4 БОЛЬШАЯ ОРДА

Солнца и ветер безжалостно иссушают землю, траву и нашу кожу, заставляя мечтать о воде. А неизвестность того, что ждет нас впереди, рождает тревогу. Но я утешаю себя тем, что если нам удастся вернуться домой, мы принесем стратегически важную информацию об орках.

Наконец, этот длинный и мучительно утомительный путь по степи пройден. Завтра мы подойдём к Большой Орде. За это время, преодолев расовые, культурные и межличностные барьеры, вся наша группа подружилась с Горусом и вполне ладит с его воинами. Горус, в свою очередь, проявляет к нам искренний интерес, симпатию, заботу. Только единственный раз, когда я сказала ему, что, рано или поздно, нам придётся расстаться, он продемонстрировал яростный протест. Правда, попытался его контролировать, и, как бы шутя, заявил, что таких друзей, к которым он испытывает полное доверие и относится без постоянной настороженной подозрительности, у него никогда не было. Поэтому он не готов с нами разлучаться. На моё предложение, в таком случае, отправиться с нами в Эльфийский Лес, он, потеряв дар речи, впал в ступор и только несогласно тряхнул головой. А меня такие его заявления пугают.

Я, кстати, научилась легко определять его состояние по выразительному взгляду и, обычно, спокойному хвосту. Удивительно, но он тоже каким-то непонятным образом умеет угадывать мое настроение и желания, так же верно, как обладающий ментальной магией Такисарэль.

Как только зажили мои губы, сошёл синяк с лица, заполнился резерв Силы, мы возобновили небольшие, ежевечерние музыкальные выступления. Наша музыка и песни очень помогли нам расположить к себе всех орков. Весь караван, чтобы послушать нас, ждал вечера с нескрываемым нетерпением, и в этом нетерпении стала чувствоваться, беспокоящая меня, какая-то болезненная зависимость от моих песен. Ко мне орки, вообще, всю дорогу проявляли какой-то неестественный, мистический трепет. Стоило мне попасться к кому-то из них на глаза, как они тут же бросали все дела и, приложив ладони к груди, застывали в этой позе, неотрывно следя за мной взглядом. А рабы, вообще, опускались на колени, и я с этим ничего поделать не смогла. Что творится в их головах? Не пойму.

Наблюдая за орками изо дня в день, я удивлялось их противоречивой сущности. Они одновременно демонстрировали коварство и наивность, подозрительность и доверчивость, агрессивность и покорность.

Сегодня наша стоянка находилась на берегу реки, на которой вверх по течению располагалась Большая Орда. Вода в реке была грязная, мутная, зловонная, только ящеры и могли из неё пить. Горус объяснил, что это из-за того, что в неё сбрасываются все нечистоты, стекающие по открытым канализационным рвам поселения.

Ночью, накануне, я волновалась, сон не шёл. Беспокойно ворочаясь на спальной полке, я тревожилась за наше будущее. Поняв, что не усну, встала, оделась и вышла из кибитки. Рядом с кибиткой наткнулась на Жакоса, была его очередь нести караул.

— Что, не спится, волнуешься? — с пониманием спросил он.

— Не просто волнуюсь, боюсь, — откровенно призналась я.

— Не бойся, убить нас не убьют, слишком мы лакомый трофей. А когда освоимся, способ удрать точно найдём.

— А если сделают рабами и будут держать взаперти? — высказала я свои главные опасения.

— Ты не доверяешь Горусу? — удивился Жакос.

— Доверяю. Но Горус не всемогущий. Таких Вождей, как он, здесь несколько, а ещё есть Владыка. Вдруг, кто-то из них сумет отбить нас у Горуса.

— Если такое случится, тогда скажешь, что в рабских условиях петь не способна. А петь тебе, для орков — это наказ их Духов предков, которых они так безоговорочно слушаются и боятся. Вот и пригрозишь тем, что Духи рассердятся на них и перестанут им помогать, обрекая всех на гибель.

Немного приободрённая Жакосом, я вернулась в кибитку и уснула поверхностным сном.

Утром, Горус, в очередной раз, предупредил, что при въезде в Большую Орду никто не должен привлекать к себе внимания. Чтобы я и Рон носа не высовываем из кибитки. Такисарэль же, выполняя его приказ, покрасил кожу тела и лицо соком травы, чтобы ее сияющая белизна не бросалась в глаза, а безволосую голову покрыл низко подвязанной банданой и сел управлять Шером. Нашим оркам было проще маскироваться, они изображали воинов Вождя, а Петрос — Шамана.

Наша кибитка ехала сразу за повозкой Горуса. За нами — остальные кибитки и повозки со скарбом и наложницами. Потом шли рабы. За ними, стадо ящеров. Замыкали караван, повозки воинов, контролирующих всю эту процессию. Приближение к поселению у всех вызывало напряженное возбуждение. К повозке Горуса, все чаще и чаще подбегал кто-то из его воинов, с какими-то вопросами.

Мы с Роном, отогнув шторку, прилипли взглядами к заднему окошку, но, кроме двигающегося за нами каравана, долгое время ничего не видели. Только поняли, что под нашими колесами, вначале еле заметная, а потом всё более явственная, пролегает широкая грунтовая дорога. Она была просто вытоптана и накатана колея. Наш караван, двигаясь по этой дороге, поднимал столб пыли.

К восходу Красного солнца мы, наконец, достигли поселения. Здесь, сразу же, от нашего каравана отделились две повозки с десятью воинами, которые погнали пригнанное нами огромное стадо ящеров куда-то в сторону. А меня, в первую очередь, неприятно поразил запах этого места. Там, где орки, там всегда плохо пахнет. Но здесь, это была просто отвратительная вонь навоза, гнили, экскрементов, пыли, гари. Этот запах исходил от глубоких канав, вырытых по обеим сторонам дороги. По этим канавам медленно текла зловонная жижа. Я поняла, что это такая примитивная канализация.

Потом, неприятно удивил несмолкающий, нарастающий шум, в котором можно было уловить отдельные крики, гул голосов, свист, фырчанье, какие-то стуки, скрипы. Как можно существовать в таком шуме? Или это вопрос привычки?

В поле зрения стали попадаться орки, идущие по обочинам дороги, в традиционной одежде, разной степени чистоты и заношенности, часто босые, безоружные, куда-то спешащие, что-то несущие.

Наконец, появились постройки, стоящие непрерывными стенами вдоль дороги. Эти дома удивляли необычностью — одноэтажные, глинобитные, односкатные крыши затянуты шкурами, стены глухие, окон нет. Больше ничего в мою оконную щёлку увидеть не удалось.

Только к ночи мы добрались до места, свернув с главной дороги куда-то в сторону. Наша кибитка остановилась, но Такисарэль подал нам с Роном знак оставаться на месте.

Через некоторое время, к нам в кибитку заглянул Горус и устало сказал:

— Можно выйти. Возьмите с собой всё, что необходимо для ночёвки в доме.

Я подхватила свою сумку, где лежали расчёска, заколки для волос, чистый комплект нижнего белья, ночная рубашка, флаконы с мыльными и ароматическими зельями, эликсир-ополаскиватель для полости рта и всякая другая необходимая мелочь. Парни, заскочив в кибитку, туго свернули спальные мешки, прихватив их с собой. Вышли из кибитки один за другим.

Хорошо, что у нас отличное ночное зрение, потому что, иначе, ничего не увидишь. Искусственного света нигде нет, света звезд недостаточно из-за окружающих нас со всех сторон стен. Оглядываясь по сторонам, я увидела, что мы находимся в огромном дворе. Он образован длинным, одноэтажным зданием, П-образной формы, а открытый периметр двора замыкают глиняный забор и деревянные ворота. Окна в доме, оказывается, есть, только все они расположены со стороны замкнутого двора, находятся высоко под крышей, имеют форму узкой, длинной, горизонтально расположенной, щели и закрыты изнутри прямоугольным куском кожи или ткани. А глухой фасад дома, без окон, выходит на проезжую улицу. Под ногами земля утоптанная до каменного состояния. В одном из крыльев дома находятся стойла для ездовых ящеров. В другом крыле, как я поняла, помещение для рабов, потому что именно туда отправились все рабы пришедшие с нами. Весь двор тесно заставлен прибывшими кибитками и повозками.

Воины выпрягли ездовых ящеров, отправили их в стойла, простились с Вождём и покинули его территорию.

Во дворе остались только Горус, мы, в общей сложности одиннадцать наложниц и шесть никуда не ушедших воинов. У входа в центральную часть дома стояли в ряд шесть орчанок и четыре орка в позе напряжённого ожидания, неотрывно следя за Горусом глазами.

— Займитесь ящерами и рабами. Наложниц — в две комнаты, и там накормить, — отдал он им распоряжение. — Сегодня воинам дать поесть тоже в их комнатах. — Повернувшись к воинам лицом, добавил: — Если хотите, выберите себе любых рабынь на ночь. — Затем продолжил отдавать указания: — Я и ещё семеро гостей будем есть в трапезной. Для гостей приготовить три комнаты: одну из них для женщины, две для шестерых мужчин.

Орчанки, которым Горус отдавал приказания, отвели взгляд от него и, наконец, разглядели меня, Такисарэля, Рона. Замерли, с остановившемся взглядом и открытым ртом.

— Быстро! — гаркнул на них Горус.

Это привело их в чувство, заставив скрыться в доме орчанок, а орков бегом направиться к помещению для ящеров.

Горус, подойдя ко мне и взяв за руку, повёл нас в дом.

— А кто эти орки, что живут в твоём доме? Рабы? Родственники? — спросила я.

— Две наложницы, остальные рабы. У меня нет живых родственников, — объяснил он.

— А почему рабы не закованы в цепи? — удивилась я, уже привыкшая к цепям на рабах, и именно по ним определявшая кто есть кто.

— В этом нет необходимости. Они рады жить в таком богатом доме, где вдоволь еды и воды, и никуда отсюда добровольно не уйдут.

— А зачем…

— Душа моя, помолчи, — устало, перебил он меня, — ты задашь мне все свои вопросы завтра. Я согласно кивнула.

Зайдя в дом, Горус повёл нас куда-то тёмными коридорами, пока мы не оказались в довольно просторном помещении, слабо освещённом горящими деревянными лучинами. Я осмотрелась.

Вот ужас, ни светильников, работающих на магических кристаллах, как у гномов, ни живых светлячков или магических светящихся шариков, как у нас. Ни мебели никакой нет. На земляном полу разложены шкуры ящеров, мягкой мездрой кверху. На шкурах разбросаны подушки, набитые высушенной травой. На глинобитных стенах, покрашенных в грязно-белый цвет, висит оружие — копья, луки, сабли, несколько щитов из панциря больших черепах.

Две орчанки, двигаясь с немыслимой скоростью, расставляли в центре комнаты прямо на полу миски с едой, кувшины с напитками, кружки, ложки. Вся посуда грубая, тяжелая, из обожженной глины.

По примеру Горуса, мы уселись в круг, на полу. К каждому из нас по очереди, начиная с Горуса, подходили обе орчанки, опускались на колени, одна подавала миску с водой для мытья рук, вторая протягивала полотенце их вытирать. Я последняя, и около меня возникла короткая заминка. Орчанки вопросительно посмотрели на Горуса. Он, в ответ, бросив на них недовольный взгляд, утвердительно кивнул. Тогда, они опустились на колени и передо мной. Я так поняла, что женщине такие почести не положены. После окончания этой процедуры они уселись у порога комнаты, но Горус повелительным жестом их прогнал.

— Горус, а это были рабыни или наложницы? — все же, не удержалась я от вопроса.

— Наложницы. Рабыни выполняют только грязную работу, а накормить хозяина — большая честь и доверие. Ешьте. Сегодня был долгий и трудный день, поэтому поедим и спать. А завтра, я распоряжусь, чтобы вам организовали купание, показали дом и выполнили все ваши пожелания. Сам же я, отправлюсь к Владыке. Отведу ему привезённых новых наложниц, и он решит, кому из приближённых воинов отдать их в награду. Перечислю ему весь добытый скарб и количество ящеров пригнанных из Степи. Выясню, хочет ли он что-либо получить натурой или только деньгами после продажи. Расскажу о вас, сделав всё возможное, чтобы он не слишком заинтересовался. Для этого, умолчу о невиданной красоте Ивануэли. Распоряжусь о продаже всего добытого и только потом вернусь домой, приблизительно к закату Жёлтого солнца. Тогда и поговорим.

Закончили трапезу в молчании. Горус, громко окликнув одну из орчанок, тут же появившуюся на пороге, велел ей проводить парней в их комнаты. Парни, подхватив свои спальные мешки сложенные в углу, ушли. А Горус, взяв мой спальник, повёл меня в комнату предназначенную для меня.

Я шла рядом с ним в темноте, и боязливо думала о том, как давно не ночевала одна и совсем от этого отвыкла. С одной стороны, здорово, что можно расслабиться и не следить за тем, что на мне надето и не отсвечиваю ли я неприкрытыми интимными частями тела перед парнями, с другой, я теряю их ежеминутную защиту.

Горус завел меня в небольшую комнату, тоже освещённую лучинами, где вместо кровати на полу лежал толстый, набитый высушенной травой матрас, застеленный одеялом. На стене висело зеркало в виде металлической, хорошо отполированной пластинки. В углу стоял ночной горшок, висел рукомойник со стоящим под ним тазом, рядом, на гвозде забитым в стену, полотенце.

Какой неблагоустроенный, кошмарно примитивный быт. В походе не легче, но там ты знаешь, что терпишь неудобства временно. А здесь, так убого изо дня в день, всю жизнь.

Дав мне осмотреться, Горус сказал:

— Я вижу, что ты боишься, Душа моя. Напрасно. В моём доме ты в безопасности.

— Я не боюсь, — гордо вскинув голову, ответила я, — потому что не беспомощная и смогу за себя постоять, но я беспокоюсь, потому что оказалась в незнакомой обстановке и незнакомом окружении.

— Хорошо, я понял тебя. Но я и сам беспокоюсь. Как ты сумеешь приспособиться здесь жить и получать удовольствие от этой жизни? На всякий случай знай, моя комната — за следующей от тебя дверью, справа, а две комнаты твоих друзей — следующие за моей. — Подойдя ко мне очень близко, так, что я почувствовала жар его тела, коснулся губами моей макушки: — Пусть Духи пошлют тебе сладкие сны, — и сразу же вышел из комнаты.

При этом я заметила, что приоткрытая в коридор дверь слева, быстро закрылась.

Закрывая свою дверь, я поняла, что она набрана из тонких кустарниковых стволов, плотно притянутых друг к другу. И обнаружила, что на ней есть запор в виде железного крючка, цепляющегося за петельку на дверной раме. Да, без спроса никто не войдёт, но вырвать этот замок, не составит труда.

Пока раздевалась, умывалась, думала, что Горус зря беспокоится обо мне. Я здесь не для того чтобы получать удовольствие, а временные неудобства потерплю. Загасила лучины, и забравшись в расстеленный на матрасе свой спальник, я, несмотря на чувство незащищенности, неожиданно быстро уснула.

Утром меня разбудил осторожный стук в дверь. Открыв глаза, я увидела, что комната слабо освещается косыми лучами света, пробивающимися через щелочки занавески на окне. Выбравшись из спальника, пошла открывать дверь, и обнаружила за ней стоящую молодую орчанку-рабыню.

— Госпожа, все гости уже проснулись, помылись, поели и ждут тебя в трапезной. Может быть уже можно принести и тебе корыто и воду? — спросила она, разглядывая меня во все глаза.

— Конечно, неси, — обрадовалась я.

В тот же момент, она махнула рукой кому-то стоящему в отдалении, и к нам подошли два орка. Один, среднего возраста с равнодушным лицом, нёс огромную железную лоханку, в которую я без проблем могла сесть. Второй орк, молодой, любопытный, занес большой бурдюк с холодной водой и котелок с горячей. Зайдя в мою комнату, орчанка открыла окно, вращая толстую круглую палку, на которую наматывалась висевшая занавеска, тем самым нарушая прохладный полумрак комнаты. Молчаливые орки, поставив корыто посередине комнаты, вылили в него воду и вышли.

— Подожди, госпожа, сейчас ещё принесут воду, чтобы корыто было полным, — предупредила меня орчанка.

И, правда, орки вновь принесли воду, сливая её в корыто.

— Тебе помочь помыться, госпожа? — обратилась ко мне орчанка, и я заметила в её глазах предвкушающий, любопытный, хищный интерес.

— Нет, я справлюсь сама, — ответила я, закрывая за ней дверь. Видать отсутствие у меня хвоста, ее так возбудило.

Вода оказалась прохладной, но я, с помощью бытового заклинания, подогрела её. Испытывая дискомфорт от тесноты, непривычной и неудобной позы, я мылась и все прикидывала, как можно было бы в этих условиях дефицита воды, отсутствия водопровода и внутридомовой канализации, всё-таки организовать душ. Так и не придумав ничего толкового, кроме высоко поднятой бочки, в которую всё равно надо руками натаскать воды, и примитивной ямки с отводной канавкой наружу для стока, решила, что нечего мудрить. Надо приспосабливаться к тому, что есть, тем более, я надеюсь всей душой, что это недолгие временные неудобства.

Одевшись, я с помощью заклинания очищения удалила из воды грязь и мыльные примеси, которые осели на дне, и убедилась, что орчанка поджидает меня за дверью.

— Иди сюда, — сказала я ей, подзывая к корыту. — Я очистила воду, в которой купалась. Если её аккуратно вычерпать, не задевая осадок внизу, ею можно снова пользоваться. Поняла?

— Да, госпожа, а как ты это сделала? — удивлённо хлопая глазами, спросила она.

Ну, не буду же я ей о магии рассказывать, усмехнулась про себя я.

— Неважно как, ты всё равно так не сможешь, главное, что я сохранила тебе чистую воду.

— Она бы и так не пропала, — с непонятным мне раздражением, невежливо ответила мне орчанка. Может злится, что голую меня не увидела? — Эту воду отдали бы ящерам, как и воду, стекающую в таз под рукомойником.

— Ладно, учту на будущее, и больше так делать не буду, — мстительно сказала я. — А теперь, отведи меня к остальным гостям.

Я застала всех в трапезной. Парни, бурно делились впечатлениями об убогости увиденного. Я, жуя варёное мясо и запивая его травяным отваром, слушала их и была согласна, что быт орков очень примитивен. А ведь мы находимся в богатом доме, как же тогда живут бедные?

Обсудили, чему бы мы могли научить орков, чтобы улучшить их условия жизни. И пришли к выводу, что ничему, ведь весь быт эльфов основан на недоступной оркам магии. Единственный полезный совет — рыть в большом количестве колодцы, раз здесь так плохо с водой. Но в каких местах их рыть, где близко к поверхности залегает вода, опять-таки без эльфов с их магией, сами орки определить не смогут.

Поспорили немного на тему, является ли прогрессом или тупиковым шагом в развитии орков такое большое осёдлое поселение. Я и Такисарэль считали, что это прогресс, и следующий их шаг — развитие земледелия. Орки считали, что это тупик, так как с их темпераментом и агрессивностью им земледелие недоступно, оно требует более спокойной, уравновешенной и терпеливой психики. А Рон утверждал, что раз они ведут горные разработки, добывают каменный уголь и металлосодержащие руды, то они, точно, стоят на пути прогресса.

Закончив бесполезные, но занимательные споры, мы попросили крутящуюся рядом орчанку, показать нам дом и двор, ссылаясь на вчерашнее разрешение Вождя.

Дом был устроен очень просто. Длинный коридор вдоль глухой стены без окон. В этот коридор открываются многочисленные двери небольших одинаковых комнат, свидетельствующие о том, что орки привыкли жить большими семьями.

Оказалось, что дверь — это большая роскошь. Обычно, в домах орков, вместо двери, кожаный или тканевой полог. В той части коридора, которая находится в центральной части дома, располагается трапезная. Она значительно большего размера, чем комнаты. К трапезной прилегают восемь комнат. Одна из них — комната Горуса, две — наложниц, три — сейчас занимали мы, и две — свободны. Коридор, с противоположных концов, под прямым углом, переходит в два крыла дома.

В одной крыле, правом, шесть комнат для приближённых воинов. Глухая стена отделяет эту часть, от помещения для временных рабов, взятых в набеге и предназначенных для продажи. В другом крыле дома, левом, шесть комнат для рабынь Горуса, из них, сейчас, заняты только две. Дальше, здесь тоже, глухая стена, отделяющая жилую часть дома от загона для ящеров. К ящерам и в рабскую отдельные входы, только со стороны двора, таким образом они полностью изолируются от хозяйской части. Все двери в комнаты, если в них в это время никто не находится, открыты нараспашку, слабо освещая коридор естественным дневным светом.

Выйдя во двор, мы увидели, что в нём осталась только одна повозка и наша кибитка. Всех остальных, нагруженных скарбом повозок и кибиток, как и повозок воинов, уже нет. В одном из углов двора находится большой, сложенный из камней очаг, который топится каменным углём. Здесь, под присмотром рабыни, готовилась еда и грелась вода.

В загоне для ящеров был большой запас сена, и мы подкинули по охапке Шеру и двум оставшимся в загоне ездовым ящерам Горуса. Та часть, в которой находились рабы для продажи, уже была пуста. Это помещение было разделено на две части — мужскую и женскую. Там были только голые стены, пол покрыт сеном, и стояла удушающая вонь.

Когда же Горус успел переделать столько дел? Интересно, ему хоть немного удалось поспать ночью?

Жёлтое солнце уже давно зашло за горизонт, а Горуса всё не было. Мы уже изнывали от тревоги и нетерпения, когда, ближе к ночи, на закате Красного солнца, наконец, вернулся Горус. Он был напряжён, хвост его нервно подрагивал, плечи устало опущены. По всему видно, как он утомлен, а встреча с Владыкой не была легкой. Мне стало его жалко и захотелось хоть как-то ему помочь.

— Горус, — обратилась я к нему ласковым, успокаивающим Голосом, — расслабься. Ты дома, здесь нет твоих врагов. А как решить проблемы, ты подумаешь потом, когда отдохнёшь. Ведь для этого у тебя ещё есть время?

Он, успокаиваясь на глазах, взял меня за руку. Осторожно перебирая мои тоненькие, по сравнению с его, пальцы, с улыбкой ответил:

— Да, время есть. Шесть дней Владыка дал вам на то, чтобы отдохнуть и залечить раны. Я сказал ему, что Рон и Такисарэль, раненые моими воинами, ещё не поправились, как и ты, Душа моя, раненая Вождём, которого я убил. Только Петроса, Владыка с нетерпением ждёт уже завтра, чтобы испытать, и определить, может ли он принять участие в камлании полного круга Шаманов. Утром за ним придут приближённые воины Владыки. Этого я предотвратить никак не смог.

Обсудив эти новости, мы перешли на выяснение, чем будем заниматься эти свободные шесть дней. Горус хотел, чтобы мы безвылазно сидели в его доме, беспокоясь о нашей безопасности. Мы дружно, не сговариваясь, стали протестовать. Раз уж мы здесь, несмотря на риск надо узнать об орках как можно больше. Но свой истинный интерес мы маскировали простым любопытством.

В результате споров решили, что Маркус, Доркус, Жакос и присоединившийся к ним Петрос, после того как освободится, в сопровождении двух приближённых воинов Горуса, будут все вместе осматривать Большую Орду. Такая компания не привлечет ничьего внимания и не вызовет ненужного интереса. А я, Рон и Такисарэль, надев на себя накидки от жужал, под ментальным заклинанием отвода глаз, которым владеет Такисарэль, в сопровождении Горуса, тоже немного побродим по Большой Орде. Столько времени, на сколько Такисарэлю хватит резерва поддерживать невидимость, но так, чтобы весь резерв не вычерпать.

Поужинав, предвкушая завтрашнюю вылазку, беспокоясь о Петросе из-за предстоящей ему встречи с Владыкой, мы разошлись спать.

Горус, как и вчера, перед сном зашёл в мою комнату.

— Душа моя, может быть, тебе что-нибудь нужно купить? Скажи, не стесняйся, у меня много денег.

— Горус, о чём ты? — недоумевая, спросила я, не поняв его.

— Ну, какая-нибудь одежда или обувь, или украшения, или благовония. Что вам, женщинам, обычно нужно?

— О! Горус, спасибо тебе. Но мне ничего не надо. Всё необходимое у меня есть. Ты и так проявляешь к нам столько внимания и заботы, что мы с парнями не знаем, как тебя благодарить, — искренне ответила я, растроганная его заботой. И в то же время, в тайне удивляясь тому, что он до сих пор наивно не понимает, что никакие примитивные орочьи изделия не могут меня заинтересовать.

— Да я для тебя, Душа моя, хоть оба солнца с неба достану, — очень эмоционально воскликнул он.

— Не надо, — засмеялась я и, переведя всё в шутку, добавила, — пусть повисят, а то в темноте и холоде жить как-то невесело. До завтра, Горус, — попрощалась я, дотронувшись до его ладони.

Он осторожно погладил большим пальцем мою ладонь и, поцеловав в макушку, произнес уже ставшие традиционными между нами слова:

— Пусть Духи пошлют тебе сладкие сны, — и вышел из комнаты.

Я снова заметила приоткрытую дверь слева. Мне уже известно, что это комната одной из наложниц Горуса. Почему она подглядывает? Это любопытство или ревность?

Закрыв дверь, умылась, расчесалась, переплела волосы в свободную косу, уже хотела раздеться и забраться в спальник, когда подумала, что зря отказалась от предложения Горуса что-нибудь купить для меня. На будущее, нам нужен быстроходный ящер, для нашей кибитки, и при этом тяжеловоз. Шер очень медлителен, на нем не уйти от погони. Есть ли здесь такие? Пойду, спрошу, решила я и, открыв дверь, услышала раздражённый голос Горуса в коридоре. Оставив дверную щёлочку, прислушалась, чтобы понять, что там происходит.

— Господин, но уже вторая ночь, как ты вернулся домой и не зовёшь к себе, ни меня, ни Плаксу. Чем мы тебе не угодили? Позволь я заглажу нашу вину, — услышала я униженно заискивающий голос одной из наложниц. Тут, она сместилась в то место, которое было видно в мою щёлку, и я увидела, что она опускается на колени. Горуса видно не было, но слышно хорошо:

— С каких пор ты перестала понимать мои слова, я же сказал тебе — нет!

— Это из-за эльфы?! Этой бледной ящерки бесхвостой, к которой ты заходишь каждый вечер?! — с истерическими, рыдающими интонациями, в которых моё чуткое ухо слышало притворство, вскрикнула орчанка.

— Ах ты, самка безмозглая! — рыкнул Горус. — Не смей о ней говорить, а мне перечить! Пошла вон! — и, уходя, хлопнул дверью.

Я свою дверь тоже тихонько прикрыла и, с тяжёлым вздохом, огорченно подумала, как бы из-за этой безосновательной ревности наложниц, у меня не было дополнительных проблем. Ревнивая женщина — опасная женщина. Придётся внимательнее принюхиваться к еде и питью, которые подают мне наложницы.

Утром мы все в возбужденном состоянии собрались на экскурсию. Вначале Горус выдал нашим оркам оружие, без которого свободные орки на улице не появляются, и они ушли в сопровождении двух воинов. Потом, пришли два воина Владыки за Петросом, и увели его, заставив меня ужасно переживать за исход этой встречи.

Наконец, надев накидки и поглубже надвинув капюшон, были готовы к выходу я, Рон и Такисарэль. Такисарэль предупредил, что мы с Роном должны встать, как можно ближе к нему с разных сторон. Желательно держаться за его накидку, чтобы растягивать полог невидимости как можно меньше, тогда и меньше Силы расходуется. А Горус должен держать меня за руку, иначе он и сам перестанет нас замечать и потеряет. Горус уже перестал удивляться некоторым увиденным у нас возможностям магии, и легко поверил Такисарэлю, но так испугался, что вцепился в мою руку с такой силой, что пальцы хрустнули.

— Ох, прости, Душа моя, — извинился он, подняв мою руку и нежно коснувшись моих пальцев губами.

— Прощу, — лукаво ответила я, — если ты пообещаешь показать нам не только лучшую часть Большой Орды, но и злачные места.

Мы вышли на улицу. Я вновь удивилась несмолкаемому шуму вокруг. Везде сновали орки. Мужчины и женщины, некоторые звеня цепями, куда-то спешили, переругиваясь между собой. Очень много детей всех возрастов, безнадзорные, грязные, полуголые, зачастую дерущиеся, визжащие и кричащие. Нам приходилось прилагать массу усилий, чтобы не встать у кого-нибудь на пути.

Однообразные, глинобитные, гладкие, глухие стены домов образовывали улицы. Вдоль не замощенных улиц проложены сточные канавы, от которых шло такое зловонье, что первое время, пока я не привыкла, резало глаза до слёз и жгло нос. Вначале, улицы были широкие, но кривые, хаотично расположенные, из-за чего было невозможно ориентироваться. Брось нас здесь сейчас Горус, и я не нашла бы дорогу к его дому. По мере продвижения по этому лабиринту, улицы становились всё уже, ещё запутанней, большие дома сменились маленькими, а затем, и вовсе, неопрятными шалашами, сделанными из соломы, рваных шкур и непонятно каких отходов. Жители, населяющие эти места, неряшливые, ниже ростом, многие искалечены, кто-то из них хромал, у кого-то частично отсутствовали пальцы, у кого-то обрублен хвост.

Титанур задери! Вот это контрасты! После демонстрации отдалённых улиц, Горус вновь повернул к центру, который теперь показался мне просторным и относительно чистым, а орки там обитающие вполне благополучными.

Давая нам возможность отдохнуть, Горус привёл нас в трактир. Из объяснений я поняла так, что это что-то типа нашего ресторана, но оказалось — общего мало. Большое, тёмное, прохладное помещение без мебели. Земляной пол покрыт соломой. Островками лежат шкуры ящеров, чешуйчатой стороной кверху, заменяющие стол, вокруг разбросаны засаленные подушки. Кругом, скрестив ноги сидели или облокотившись на подушки полулежали орки. Кто-то ел, кто-то пил, все громко переговаривались. Затолкав нас в самый дальний и тёмный угол, Горус заказал у подбежавшей орчанки четыре кружки какого-то хмельного напитка и каких-то солёных засушенных личинок.

— Господин кого-то ждёт? — беспокойно размахивая хвостом и переминаясь с ноги на ногу, поинтересовалась орчанка, взгляд которой как только попадал на кого-то из нас, тут же соскальзывал на Горуса. По себе знаю, что заклинание отвода глаз действительно вызывает у окружающих чувство мучительного несоответствия.

— Нет, я выпью всё это один, — ответил Горус, отдавая орчанке какие-то квадратные монетки одной рукой, второй, ни на секунду не выпуская мою ладонь.

Вскоре, перед нами поставили заказанное. Я попробовала принесённый напиток и скривилась. Горький, пенный, шибающий в нос. Нет, я это пить не буду. А мужчинам понравилось, мою кружку выпил Рон. Но хрустеть личинками, кроме Горуса, никто не стал.

Посидев и отдохнув, мы направились к Арене, где проходят бои между рабами. Чтобы посмотреть бои, Горус заплатил при входе деньги. Арена представляла собой большой по площади, прямоугольной формы, котлован. Вся поверхность его дна была засыпана каменной крошкой. Со всех четырёх сторон, на покатых склонах, стояли зрители.

Горус объяснил нам, что утром проводятся кулачные бои, днём на кинжалах и саблях, а вечером на копьях, и это уже может быть опасно, так как брошенное бойцом копьё может улететь в зрителей. Здесь, как правило, делаются ставки на победителя. Зрители очень азартны, импульсивны, подвижны, и надо быть бдительным, чтобы рядом стоящий орк случайно не шарахнул тебя рукой, хвостом или толкнув, не сбил с ног. Победителем считается тот, чей противник уже не может подняться на ноги и оказать сопротивление, нередко это уже труп.

К нашему приходу кулачные бои закончились и начались бои на кинжалах. Такого ужаса я себе даже представить не могла. Два молодых орка, тела которых были обезображены страшными шрамами и многочисленными татуировками, скалясь и рыча от ярости, пытались убить друг друга, изрезав противника на ленты или выколов ему глаза.

Через некоторое время этого боя, тела обоих бойцов были залиты кровью. Но никто не обращал на это внимания, и в те моменты, когда активность бойцов падала, зрители начинали недовольно кричать и свистеть, подстегивая бойцов. В итоге, победил тот, который, от мощного точка упал на спину, но успев стремительно выбросить вверх руку, поймал на кинжал противника, находящегося над ним в прыжке. Он вспорол ему живот длинным, глубоким разрезом от груди до паха, и из открытой огромной раны вывалились кишки, прямо на лицо победителя.

Зрители бесновались от восторга. Рон и Такисарэль впали в ступор от такого жестокого и бессмысленного убийства. Горус равнодушно взирал на происходящее. Я, постоянно сглатывая подступающую тошноту, прикрыв глаза, прикладывала все усилия, чтобы не потерять сознание, сконцентрировав всё внимание на подгибающихся коленках, стараясь не рухнуть на землю. Горус, посмотрев на меня, понял, что со мной что-то не так, забеспокоился, и быстро увёл нас из этого ужасного места. Механически переставляя ноги, как сквозь туман, я слышала голос Горуса:

— Душа моя, боюсь, ты не дойдёшь до дома, может быть, я тебя понесу?

— Нет, — с трудом разжав губы, ответила я, — нельзя. Заклинание невидимости может разрушиться. Не волнуйся, я дойду.

И дошла, правда, не помню как. В доме, Горус стащил с меня накидку, на руках отнёс в комнату, положил на матрас и сказал:

— Душа моя, я поступил глупо, что повёл тебя на Арену. Прости. Наши женщины ходят смотреть бои, но я не подумал о твоей жалостливости, излишней доброте, хрупкости…

— Горус, — перебила я его, — тебе не за что извиняться, ведь мы сами настаивали, что хотим всё посмотреть. И я не такая хрупкая, как тебе кажется. Сама, не раз, участвовала в состязаниях лучниц, люблю быструю езду на ящерах. Знаю, и что такое азарт, и радость победы. Просто то, что я сегодня увидела, я не только вижу впервые, но даже не подозревала, что ставкой в соревнованиях может быть жизнь или смерть разумного. Не беспокойся, со мной всё будет в порядке, только отдохну чуть-чуть.

— Отдыхай, Душа моя, — тихо ответил он с тяжелым вздохом, и вышел из комнаты.

Стоило мне закрыть глаза, как перед внутренним взором всплывали картины увиденного. В результате, я лежала, таращась в потолок, и ругала себя за излишнюю впечатлительность. Такое мое времяпровождение, с бессмысленным лежанием, только усугубляло тревогу о нашей дальнейшей судьбе, учитывая окружающую нас жестокость.

Стук в дверь заставил меня отвлечься от мрачных мыслей. Поднявшись, я открыла дверь.

— Госпожа, все ждут тебя в трапезной, — сообщила орчанка.

Там, действительно, собрались все, слушая только что вернувшегося Петроса. Выглядел он плохо. Кожа посерела, глаза ввалились, руки и хвост дрожат.

— Что с тобой? — кинулась я к нему, обнимая за талию.

— Очень устал, трудно общаться с Владыкой, — слабо улыбнулся он в ответ.

И рассказал, что Владыка встретил его лично и произвёл на Петроса гнетущее впечатление своей жестокой холодностью, как будто у него вместо сердца в груди камень. Владыка недоверчиво, долго и подробно расспрашивал о жизни Петроса в Эльфийском Лесу и о повелении Духов предков вернуться в Орочью Степь. Потом, приказал камлать в своем присутствии, на глазах двух Шаманов, призванных оценить мастерство Петроса. Петросу было велено узнать у Духов предков ответ только на один вопрос — продвигаться ли оркам глубже в горы для увеличения добычи руды? В жертву была дана рабыня.

— Не могу передать словами, как всякий раз мне трудно справиться и не выдать себя, используя такую жертву, — тихо бросил фразу на эльфийском Петрос, воспользовавшись тем, что Горус вышел распорядиться, чтобы нам подали похлёбку.

На вопрос Владыки, отозвавшиеся Петросу во время ритуала Духи предков ответили, что да, расширяться надо и особенно увеличить добычу каменного угля. Результатом камлания Владыка остался доволен и сказал, что в ближайшие дни он соберёт полный круг Шаманов, и Петрос в нём встанет последним недостающим, двенадцатым шаманом. А пока, милостиво разрешил несколько дней отдохнуть в доме Вождя.

Принесённую орчанкой похлёбку, разлитую в огромные миски, все, кроме меня, ели с большим аппетитом. Наши парни, оказывается, сегодня тоже побывали на Арене, только позже нас, и увидели последний бой на саблях и первый на копьях. Слушая их, я с удивлением отметила, что хоть в целом они осуждают такое развлечение, но сами бои вызывают у них неподдельный интерес.

— Горус, — спросила я, — а почему вы так легко относитесь к смерти себе подобных? Вас что, слишком много, и вы не боитесь исчезнуть с лица земли?

— Нас было бы слишком много, учитывая, что у одной орчанки, чаще всего, рождается от восьми до двенадцати детей, а возможная продолжительность жизни не маленькая. Но благодаря именно такому, легкому отношению к смерти наша численность мало увеличивается. К тому же, это создаёт жёсткий отбор, выживает и размножается только сильнейший, тем самым улучшая нашу породу. Так что, мы к этому относимся как к неизбежному и полезному.

— А как же умнейший? Разве это меньшая ценность, чем сильнейший?

Горус задумался, а потом сказал:

— Да, меньшая. Как умный, но слабый, сможет прокормить и защитить от врагов себя, своих женщин и детей? Для этого нужны сила, ловкость, выносливость, бесстрашие, умение пользоваться оружием.

— Так дай ему время, и он создаст другое оружие, и которым легче пользоваться, но более опасное, или придумает хитроумную ловушку для врага.

— Это всё теория, — возразил орк. — А практика показывает, что выжить и оставить потомство может только сильный, ему и ни одна женщина не сможет противиться.

— Го-о-о-ру-у-ус, — в отчаянии застонала я, — женщину можно и нужно завоёвывать не силой, а вниманием, заботой, лаской, любовью.

— Не хочу с тобой спорить, Душа моя. Наверное, ты в чём-то права, но свою женщину, которой ты дорожишь, в первую очередь, надо суметь защитить, иначе её у тебя очень быстро отнимут.

— Как завтра проведём день? — прервав наш спор, спросил Петрос.

— Я думаю, как и сегодня, — ответил Горус, — ты присоединишься к оркам и пойдёшь осматривать Орду. А я, с этой очень удобной и очень коварной невидимостью Такисарэля, покажу ему, Ивануэль и Рону Рынок.

На следующий день Горус, как и обещал, повёл нас на Рынок. Это оказалась огромных размеров площадь, где тесно располагались длинные ряды торговцев, разложивших свой товар на земле. Все можно было купить за деньги или обменять на что-то.

Не смолкающие шум, гам, крики зазывал, суета, толкотня, теснота. Давку усугубляли лоточники, бегая между близко расположенными рядами и громко предлагая вареные яйца ящеров, сушеные личинки и какие-то напитки в бурдюках. Всё это, заставило нас крепко вцепиться друг в друга, и двигаться змеёй, идя след в след, один за другим. Горус, идущий первым, как таран, прокладывал нам путь. А мы, оглушённые и растерянные, никогда в жизни не видевшие столько народа в одном месте и такой тесноты, когда ни о каком личном пространстве речи быть не могло, крутили по сторонам головами, рассматривая всё вокруг и уворачивались от толкающихся рядом орков.

Одежда, обувь, ткани грубой выделки, выделанная кожа, оружие, мясо, крупа, соль, специи, сочные черешки и клубни растений, сушёные лекарственные травы, глиняная посуда, железные котлы, деревянные ложки, вода в бурдюках, куски каменного угля, слитки металлов, примитивные женские украшения, отполированные металлические зеркала, куски дерева, в общем, всего не перечислить. Мне даже попались на глаза грубо сделанная бумага, тонкие дощечки для письма, писчие графитовые и меловые палочки.

Кругом громко, азартно торговались, зачастую обзывая друг друга бранными словами, а, иногда, доходя и до драки.

— Душа моя, тебе купить что-нибудь? — заботливо поинтересовался Горус.

— Нет-нет, спасибо, мне ничего не надо, — быстро ответила я, даже на секунду не желая останавливаться и задерживаться здесь, чувствуя, что от этой лавины запахов, звуков, толчеи и внутреннего напряжения, меня накрывает головная боль. Как разительно непохожи мир эльфов и мир орков!

Наконец, благополучно выбравшись из торговых рядов, мы оказались около загона, где торгуют рабами. Они сидели, стояли и лежали на земле. Мужчин мало. В основном, женщины и дети. Возможные покупатели ходили вокруг этого загона, внимательно рассматривая рабов. Если кто-либо был предварительно выбран, покупатель указывал на него пальцем. Надсмотрщик выводил раба из загона, покупатель уже вблизи рассматривал и ощупывал его, задавая вопросы. Если выбор был сделан, тут же появлялся продавец и начинался торг. Рабов я уже видела, так что в их внешности для меня ничего нового не было. Но поразила их жажда жизни. Ни один не имел отчаявшегося, страдающего взгляда, они живо на всё реагировали, ко всему присматривались и прислушивались, охотно рассказывали о себе. Увидев Горуса, и оценив его внешний вид, многие подались к нему ближе, распрямили спины, женщины демонстрировали грудь, мужчины играли мышцами.

Когда мы отошли от загона, я тихо спросила:

— А что, мужчины редко становятся рабами, их сразу убивают?

— Нет, не редко, но большинство из них не попадает в свободную продажу. Владыка сразу отправляет их на работы в шахтах и рудниках. Впрочем, женщины там тоже есть. Это очень тяжёлая работа не только физически, но и психологически, из-за её однообразия и долгого нахождения под землёй. Поэтому мужчинам, даже рабам, там стараются создать приемлемые условия, и женщины-рабыни их обслуживают — готовят, стирают, удовлетворяют мужские потребности.

В этот момент, какой-то орк удивлённо обратился к Горусу:

— Вождь, здравствуй! Ты чего это, сам с собой разговариваешь?

— Здравствуй, Зелёный, сегодня я занят и спешу, поговорим в другой раз, — холодно и властно ответил Горус, и, придав нам ускорение, быстро зашагал вперёд.

Встреченный орк недоумённо взмахнул хвостом и пошёл своей дорогой. А мы добрались до следующего загона, где находились ездовые ящеры. Большие и среднего размера, они лежали на земле, лениво шевеля хвостами, фыркая и жуя траву.

— Горус, а есть ли такие ящеры, которые способны и быстро бежать, и тащить нашу тяжёлую кибитку? И как дорого такой ящер стоит? — воспользовавшись ситуацией, заинтересованно спросила я.

— Душа моя, а тебе это зачем? — обернувшись и подозрительно разглядывая меня, спросил он.

— Дело в том, что нашим ящером, как ты знаешь, могут управлять только я и Такисарэль, и, иногда, это бывает очень утомительно. Хотелось, чтобы любой из нас мог с этим справиться. Ну а быстрый потому, что все любят ехать быстро.

— Нет, думаю, такого ящера здесь нет. Его можно было бы прокормить только в степи, он будет очень много есть. Да и вы, теперь, будете жить здесь, и такой ящер вам не нужен, — категорично заявил Горус.

— Как это здесь? Всё время? А когда ты уйдёшь в набег или за данью, ты что, оставишь нас одних? — изобразив Голосом ужас, спросила я. — Не поступай так, иначе, неизвестно, где мы окажемся к твоему возвращению.

Он, крепче сжав мою ладонь, ответил:

— Ладно, я подумаю над этим.

Следующий загон был с ящерами, предназначенными на мясо. И все, посчитав, что там нам рассматривать нечего, направились на выход с Рынка. Мы зашли в трактир, Горус снова напоил мужчин хмельным напитком, а я тихо сидела, привалившись к его плечу, расслабившись, закрыв глаза и пытаясь справиться с не отпускающей головной болью. Слишком много вокруг орков, движения, запахов, звуков, впечатлений, и я, к сожалению, не справляюсь. Внутри все дрожит то напряжения, усталости и мне хочется плакать. Горус, воспользовавшись моей добровольной близостью, обвил мою талию хвостом, прижимая к себе.

Когда, наконец, мы пошли домой, по дороге лавируя между прохожими, то увидели, с моей точки зрения, безобразную сцену. Впереди нас, на некотором отдалении, шла орчанка и несла что-то в корзине. Вскоре, её догнал орк и, сбросив скорость шага, некоторое время шел за ней. А потом, поравнявшись, властно обхватил ее шею ладонью:

— Поставь корзину, — приказал он. Когда она послушно выполнила его приказ, скомандовал: — Нагнись!

Она безропотно наклонилась вперёд, упёршись в стену дома руками. А орк, встав сзади, задрал и закинул ей на спину длинную юбку. Придерживая за оголенные бёдра, он грубо, энергично и быстро овладел ею. После чего, одернув свой килт, хлопнул орчанку по голым ягодицам и довольно сказал:

— Свободна, красотка! — и бросил ей в корзину какую-то монету.

Дальше, оба, как ни в чём ни бывало, двинулись каждый в свою сторону. Прохожие, ставшие свидетелями этой сцены, отнеслись к ней без удивления, кто-то безразлично прошел мимо, кто-то замедлил шаг или остановился заинтересованно наблюдая.

— Горус, так может поступить любой мужчина с любой женщиной? — ошеломленно спросил Такисарэль.

— Только если у тебя есть чем расплатиться с чужой рабыней. Иначе, проблем не оберешься с ее хозяином, если она пожалуется, а он узнает, кто посмел бесплатно воспользоваться его собственностью. А свободные женщины без охраны не ходят, — равнодушно к происходящему, объяснил орк.

— Го-о-ру-у-ус, — вырвался у меня стон протеста. — Неужели все орки так себя ведут? У всех на глазах? И для окружающих это в порядке вещей?

— Душа моя, подожди возмущаться, — стал терпеливо уговаривать меня Горус, — постарайся понять, как все устроено. Главное, для чего мы рождаемся, это продолжение рода. Ведь ты согласна со мной, что это основной инстинкт всего живого?

— Согласна, — кивнула я, подтверждая очевидное.

Горус, довольно улыбнувшись, воодушевленно стал объяснять дальше:

— Будет ли продолжен род, у нас зависит исключительно от активности мужчины. Чтобы обеспечить эту активность, природа дала мужчинам большую сексуальную энергию, необычайно яркие и доставляющие огромное удовольствие ощущения, которые хочется испытывать снова и снова. Поэтому мы так любвеобильны. Женщины же, в этом существенно обделены. Их приятные ощущения значительно слабее, и потому, не имея такого мощного стимула, как у мужчин, они пассивны в вопросе продолжения рода. Вот, если спросить нашу женщину, какой самый важный орган в нашем теле? Она ответит — сердце. А если мужчину, он ответит — мужской орган. Наши женщины понимают эту разницу, и никогда не отказывают в удовлетворении наших мужских потребностей. Но, если какая-то и не понимает, или опасается нежелательного зачатья, то, всё равно, знает, что сопротивление бесполезно, из-за несопоставимой разницы в физической силе. Мужчины, в ответ, за такую уступчивость женщин, заботятся о них, кормят, поят, одевают, защищают их и их детей.

— Так чем же вы тогда отличаетесь от животных, которые не способны сдерживать свои инстинкты? — возмущенно спросила я.

— В этом вопросе — ничем, — с улыбкой, легко согласился орк.

— Горус, у нас тоже мужчины обладают высокой половой активностью, впрочем, как и некоторые женщины. Вот и Рон рассказывал, что у гномов, вообще, все, и женщины, и мужчины одинаково любвеобильны. Но мы же так себя не ведем!

— Что, Рон, правда, у вас и женщины проявляют такую же инициативу, как мужчины? — удивился орк.

— Да, — гордо подтвердил гном.

— И у вас? — недоверчиво спросил Горус меня.

— Ну, честно сказать, все же, нет. Обычно мужчины первые демонстрируют свою заинтересованность в женщине, — вынуждена была признать я. — Но при этом, ни нам, ни гномам в голову не придёт, так открыто и в такой форме, демонстрировать это окружающим. Я не могу принять такое ваше поведение и считаю, что разумный должен руководствоваться разумом, а не инстинктами.

— Но инстинкт-то никуда не делся от того, что ты его спрячешь. И все об этом знают. Значит, скрывать его — это притворство и лицемерие, — возразил Горус. — Но, Душа моя, всё, что я тебе сейчас рассказал, на самом деле не относится к тем мужчинам, которым повезло найти свою любимую женщину. Если такая появляется в его жизни, он и сам ведёт себя по-другому, и её бережёт, не позволяя никому даже взглянуть на неё лишний раз. Поэтому такие женщины или не выходят из дома, или выходят только с охраной.

— То есть, такие женщины не имеют даже свободы передвижения? — в очередной раз ужаснулась я особенностям менталитета орков.

— Ну, приходится выбирать: или свобода передвижения, или тебя вот так, любой проходящий мимо мужчина, может остановить на улице и воспользоваться.

— Ладно, Горус, я поняла ваши традиции в этом вопросе, — ответила я, внутренне не принимая всё услышанное. Дикие орки, что с них взять?!

— Возвращаясь к началу нашего разговора, должен сказать, что думая о тебе, в первую очередь у меня именно в груди, а не под килтом всё замирает и, может быть, наши женщины правы, считая главным органом сердце! — вдруг разволновавшись, произнес орк.

— О! Горус! Как ты красиво это сказал. Но ко мне лично, это не имеет никакого отношения. Просто, ты не видел эльфиек, поэтому я и произвела на тебя такое сильное впечатление своей необычностью. Вот если бы, ты оказался в Эльфийском Лесу и увидел много других наших женщин, то, поначалу, твоё сердце замирало бы от каждой. А привыкнув, ты бы понял, что ваши женщины ничем не хуже. Может быть даже лучше, ведь жизнь это не только сексуальные отношения и вам легче понять друг друга.

— Я никогда не окажусь в вашем Лесу, и ты всегда будешь для меня единственной! — категорично возразил он.

— Никогда не говори «никогда», — тяжело вздохнув, не задумываясь над сказанным, рефлекторно вспомнила я эльфийскую поговорку, с тоской подумав о родном доме.

Дальше спорить было некогда, мы пришли к дому Горуса, где нас уже ждали наши парни. Собравшись вместе в трапезной, мы обменивались впечатлениями, когда раздался громкий, требовательный, нетерпеливый стук во входную дверь, от которого сердце тревожно забилось, предвидя беду.

Горус вышел, а через некоторое время, вернулся заметно обеспокоенный. Предупредил, что за ним пришли воины Владыки, требующие немедленной встречи с ним. Так что, он уходит, и чтобы мы ужинали, не дожидаясь его. Хоть Горус и старался не показать нам своей озабоченности этим вызовом к Владыке, все мы ждали его возвращения с тревогой. А я, так вообще, не находила себе места. И, как выяснилось, не напрасно.

Вернувшись поздно вечером, Горус был очень напряжён и рассказал, что одна из его наложниц, утром, воспользовавшись его отсутствием, тайком отправилась в дом Владыки. Она ухитрилась заинтересовать и убедить приближённых воинов Владыки, охраняющих входные ворота, что у нее есть важные сведения о Вожде и находящихся в его доме эльфах и гноме, и добилась невиданного — встречи с Владыкой.

Она рассказала Владыке подробности нашего пребывания в доме Горуса. В том числе и то, что никто из нас не ранен, все мы здоровы. А Горус, прячет эльфу и никому ее не показывает, якобы потому, что проводит в ее постели все вечера.

Горус не стал посвещать нас в подробности сегодняшней очень неприятной встречи с Владыкой. Но ее итогом, стал приказ о нашем безотлагательном музыкальном выступлении в доме Владыки, завтра же.

На этот раз успокаивать Горуса взялся Петрос:

— Горус, не переживай. Всё равно, это бы случилось. Не завтра, так через несколько дней. Давай лучше подумаем, как все лучше организовать.

— Давай, — согласился Горус, не сводя с меня печального взгляда.

— Нашу кибитку, с ее содержимым, не хочется показывать Владыке, это означало бы, ее сразу лишиться, — сказал Петрос.

— Ехать надо на моей повозке, — подтвердил Горус. — Но и это опасно. Как только вас увидят на улицах, это привлечет ненужное внимание. И мне после этого придется приводить в свой дом многочисленную вооруженную охрану. Наверняка найдется немало охотников завладеть такой необычной добычей.

— Я, Такисарэль и Рон, можем замаскироваться, надев на себя сверху накидки от жужал, чтобы быть неприметнее, — предложила я.

Горус с каким-то отчаяньем в голосе, спросил меня:

— Ты не могла бы, и выступать в накидке?

Ответил Петрос:

— Это бесполезно, Владыка все равно заставит её снять. Да ты и сам это знаешь.

Горус, вынужденный согласиться с очевидным, обреченно кивнул.

Обсудив все вопросы, разошлись спать поздней ночью. Когда я уже забралась в спальник, раздался душераздирающий женский крик за дверью. Подпрыгнув от ужаса, я, распахнув дверь, в ночной рубашке выскочила в коридор. Парни уже тоже были там, и мы увидели, как Горус тащит за хвост по полу свою наложницу, а она отчаянно сопротивляется, пытаясь тормозить пятками и локтями.

— Горус, ты хочешь её убить?! — уже не ожидая никакого другого поведения от орка, со страхом спросила я.

— Нет. Хотя и надо бы, — с какой-то виноватой грустью в голосе, кажется считая, что это слабость, ответил он. — Мой воин отведёт её на рынок рабов.

Только я хотела попросить его простить её, как ко мне быстро подошёл Петрос и, подтолкнув назад в комнату, прикрывая за нами дверь, сказал:

— Детка, он поступает с ней очень мягко. Держать в собственном доме предателя, действующего за твоей спиной, не будет никто. И это правильно. Давай спать, завтра очень трудный и ответственный день.

Мы всегда начинаем большое выступление с закатом Жёлтого солнца и заканчиваем в уходящих лучах Красного. Это очень эффектно. Да и удобно для зрителей, успевающих сделать все неотложное в первую половину дня, и спокойно, расслабившись получать удовольствие от концерта, а после концерта уже никакие другие дела не перебивают полученные впечатления.

Решили так поступить и в этот раз. Хотя поехали заранее, чтобы успеть познакомиться с Владыкой, что было неизбежно. Все мы при этом опасались, как бы это знакомство не обернулось для нас смертельно опасной западнёй, из которой не выбраться.

Я, Такисарэль и Рон, надели концертные костюмы — сверху накидки. Все оружие оставили дома, иначе, все равно отберут воины Владыки, о чем предупредил Горус. Погрузили музыкальные инструменты в повозку, которой управлял Горус, и приготовились к длинному пути. Но оказалось, что дом Владыки находится неподалёку, и единственная прямая, центральная улица, по которой мы ехали, заканчивается, упираясь в глухие деревянные ворота ведущие во двор дома Владыки.

Как только мы подъехали, ворота приоткрылись и встречающий нас воин сказал, что дальше надо идти пешком. Мы обратили внимание, что таких повозок, как у нас, собралось много по обеим обочинам дороги. Видимо, это подъезжали некоторые из наших зрителей.

Подхватив свои инструменты, не отставая от впереди идущего Горуса, мы оказались в огромном дворовом пространстве и, не сдержав любопытства, рассматривали открывшуюся картину. Принцип застройки такой же, как у Горуса. Гигантский замкнутый двор образован целым комплексом домов, перетекающих один в другой. Отличие домов в том, что они стоят на высоком цоколе, сложенном из камней, видимо, эти дома имели полуподвальные помещения. Да еще, окна, смотрящие во двор, большего размера. Ну, и односкатные плоские крыши покрыты панцирями черепах, а не шкурами ящеров, как у всех других. По местным понятиям — поражающие воображение размах и роскошь. Но меня ошеломило другое, исполинского размера дерево, растущее посередине двора и дающее густую тень. Это сколько же воды для полива понадобилось когда-то, чтобы его вырастить?

Шесть вооружённых воинов осмотрев нас на предмет оружия, и убедившись, что его нет, повели нас на встречу с Владыкой. В большом зале, куда нас привели, стоял высокий, широкий постамент, обитый кожей. Верхняя горизонтальная поверхность постамента имела заднюю спинку и вся конструкция напоминала высоко поднятый диван. Подняться на него помогали пять ступеней. Там, в окружении бесчисленных подушек, в традиционной орочей позе, со скрещенными ногами, согнутыми в коленях, неподвижно сидел орк, напоминая холодное, каменное изваяние. Вся эта обстановка была рассчитана на эффект превосходства — он наверху, все остальные внизу. Да, прав Петрос, неприятная личность.

Мы поклонились и замерли недалеко от входа. Орк, ни словом, ни жестом не поприветствовав, долго рассматривал каждого из нас, ну, а мы его.

Потрясала и пугала неподвижность Владыки. Маскообразное лицо, не шевельнувшийся ни разу хвост. Это какая-то аномалия, ведь орки всегда такие подвижные, активные, импульсивные, эмоциональные. Несмотря на его внешнюю бесстрастность, я поняла, что всё-таки в нём есть жизнь, его истинные чувства выдавали глаза, и сейчас, я увидела в них жадный исследовательский интерес и хищное предвкушение. Все это создавало мрачную атмосферу и пугало меня до дрожи.

— Я ждал вас раньше, — негромким, невыразительным голосом, наконец, произнёс Владыка.

Я быстро сообразила, что Петрос, в образе Шамана, никак не может вести переговоры от лица музыкальной группы и заставила себя сделать решительный шаг вперёд.

Чарующим, доброжелательным, уважительным Голосом я сказала:

— Мы думали, что ты в первую очередь хочешь посмотреть наше выступление. А оно всегда начинается с закатом Жёлтого солнца.

— Тогда поговорим после вашего показа, — он чуть склонил голову, что, видимо, означало конец беседы.

Сопровождающие нас воины, звякнув оружием, тут же дали нам понять, что аудиенция окончена. Мы, с облегчением выдохнув, быстренько вышли из зала.

Пока мы организовывали площадку для выступления, воины соорудили перед ней, в тени дерева, небольшой постамент для Владыки, опять подчеркивая его высокое положение. Постепенно двор стал наполняться орками, в основном безоружными воинами, но было и небольшое количество женщин, и подростков-мальчиков. Кто-то выходил из дома Владыки, кто-то заходил во двор через въездные ворота. В итоге, орков собралось очень много, фактически весь огромный двор был ими заполнен. Наверное Горус уже рассказал, что такое наш концерт, и Владыка позволил многим желающим его увидеть. Орки, под руководством воинов рассаживаясь на земле, создавали суету и толкотню, но шума они производили на удивление немного, что наталкивало на мысль о страхе перед грозным Владыкой.

Когда все были готовы, я, Рон, Такисарэль и Маркус заняли свои места. Петрос, Жакос, Доркус встали за нашими спинами. Горус и ещё несколько орков сели в непосредственной близости от постамента Владыки, наверное, все они приближенные к Владыке Вожди. Все замерли в ожидании.

Наконец, в традиционной орочей одежде, весь в татуировках, двигаясь легко, неспешно, с ленивой, хищной грацией, появился Владыка и занял своё место. Установилась мертвая тишина. Опять Владыка долго изучающее рассматривал нас, стоящих перед ним. И снова он вызывал у меня нервную внутреннюю дрожь, так неприятен был его колючий, недобрый взгляд. Вроде и не происходит ничего угрожающего, а ощущение смертельной опасности исходит от него.

Потом, Владыка чуть заметно кивнул, разрешая нам начать представление. И мы начали…

Яростный бой барабанов Маркуса! Властный зов трубы Рона! Печальный стон кофара Такисарэля! Жаркий звон моего бубна! Всё слилось в напряжённую музыку битвы! Азарта сражения! Когда кровь врага на твоем клинке и твоих руках! Рядом крики и стоны раненых товарищей! Эти крики не дают опустить окровавленную саблю, хотя руки дрожат от усталости. Уверенность, что ты не сделаешь ни шага назад, ведь за спиной твой дом, твоя женщина и твои дети, которых ты защищаешь. Презрение к смерти. Готовность пожертвовать жизнью ради победы. Скорбь и благодарность к тем, кто погиб, чтобы приблизить этот ликующий миг победы!

Рон хрипел и кричал! Маркус стонал и смеялся! Такисарэль шептал и свистел! А я пела песню об орках и для орков, показывая своё уважение и восхищение их силой, храбростью, мужеством!

Орки, забыв о своем страхе перед Владыкой, не в силах сдерживать переполняющие их эмоции, вскакивали с мест, тряся кулаками над головой, размахивая хвостами, вопя и крича вместе с Роном, свистя вместе с Такисарэлем, стеная и смеясь вместе с Маркусом.

С такой мощной эмоциональной отдачей зрителей мы ещё никогда не сталкивались, и это придавало нам кураж, еще больше заряжая слушателей. Только Владыка был не вовлечен в эту ауру общего подъема, продолжая взирать на происходящее холодно и неподвижно. Я следила за ним неотрывно, воспринимая его неестественное поведение, как вызов. И, всеми силами, старалась произвести впечатление, расшевелить. В какой-то момент, наконец, поймала огонь в его глазах!

Когда песня закончилась, пришлось выдержать длительную паузу, чтобы орки немного успокоились и смогли снова рассесться.

Но и дальше, не снижая эмоционального накала, я пела, как дышала, наполняя чувствами свободно льющийся Голос. О печалях и радостях любви. О напряжении и упорстве повседневного труда. О восторге и гордости достигнутыми результатами. О скорби потерь и предвкушении приобретений. О грусти скоротечности жизни и надежде, что частичка нас останется в будущем, воплотившись в наших детях. О заботах и уверенности в завтрашнем дне. О ценности доброты и сострадании. О восхищении окружающей природой. О благодарности нашему щедрому Миру.

Закончив петь, с удивлением отметила, что свой резерв Силы израсходовала только наполовину, а ведь я себя не сдерживала. Вот что значит вдохновение!

Реакция орков была очень бурной — возбуждённые, расторможенные, они все одновременно что-то говорили, выражая свой восторг, кто-то стряхивал слезу, кто-то смеялся. А я продолжала поражаться, то ли запредельной выдержке Владыки, то ли полной душевной пустоте. Кроме расширенных зрачков ничто не изменилось в его облике и поведении.

Орки не хотели расходиться после концерта, но Владыка, отдав короткий приказ открыть ворота и всем удалиться, велел нам следовать за ним. С нами пошёл и Горус. Все мы опять оказались под бдительным надзором шести вооруженных воинов.

Снова мы пришли в приёмный зал. Владыка вновь взошел и неподвижно уселся на свой постамент, а нам позволил сесть перед собой, на полу. Со скукой на лице, но хищным прищуром глаз он долго и с подозрительностью расспрашивал нас, всех по очереди, о том, как мы оказались в Степи. И все время пытался поймать на противоречиях. Но поскольку наша легенда была отработана, и уже многократно озвучена, мы, не теряясь и не смущаясь, все твердили одно и то же.

Надо отдать Владыке должное, он сразу запомнил наши имена и, обращаясь к каждому по имени, не спотыкался даже на эльфийских. К середине ночи Владыка, наконец, удовлетворил свой интерес, всё это время не обращая внимания на нашу очевидную усталость, жажду и голод.

— Пока, все свободны. Я подумаю и решу, как использовать вас с учетом того, что Вождь слишком щедро и неосмотрительно не сделал вас рабами, а приблизил к себе. Так что, можете вернуться в дом Вождя. Все, кроме Ивануэль. Она останется жить в моём доме, — бесстрастно заявил он.

Моё сердце замерло от страха. Я же останусь совсем одна! И никакого доверия к Владыке не испытываю, скорее, наоборот, не доверяю. Парни, после его слов, вскочив, сделали шаг в мою сторону, пытаясь прикрыть собой. Воины Владыки, с характерным звуком, обнажили сабли.

— Владыка! — вскрикнул Горус, тоже дёрнувшись в мою сторону. — Ты же обещал, что они все останутся у меня, а я буду отдавать тебе две трети всех денег, полученных с их помощью!

Одному из воинов Владыка указал на Горуса пальцем, и тот, стремительно прыгнув, приставил к его шее саблю.

— Вождь, — холодно ответил Владыка, — я передумал. А тебе надо беспокоиться не о ней, а о своей участи. Я зол на тебя. И за убийство преданного мне Вождя, и за то, что, как рассказала твоя наложница, ты обманул меня и потерял голову из-за этой эльфийки. Ты помнишь о том, что мне не нужны воины потерявшие голову, ни от самки, ни от веселящей травы, ни от чего-либо другого? Твоя голова, как и всё вокруг, должна принадлежать только мне. Если это не так, она будет лежать в земле. Но коли ты одумаешься, тебя ждёт не столь суровое наказание.

— Владыка, — обратилась я к нему уверенным Голосом, стараясь скрыть свое отчаяние и не трястись от страха, — позволь мне, остаток этой ночи, провести в доме Вождя. Чтобы я могла собрать свои вещи, без которых мне трудно обходиться и проститься со своими друзьями. С восходом Жёлтого солнца, я буду в твоём доме.

Его взгляд на минуточку расфокусировался, дрогнул, но потом снова стал осмысленным и цепким. Надо же, какой устойчивый к ментальному воздействию.

— Ладно, не будем начинать близкое знакомство с противостояния. Я позволяю. Надеюсь, ты это оценишь и отблагодаришь. Но, имей в виду, за каждый час задержки ты будешь лишаться одного из своих, как ты их называешь, «друзей». Проследить за этим я отправлю своих воинов, — и чуть заметно кивнул, давая понять, что мы можем уйти.

Не мешкая, мы, подхватив свои инструменты, добежали до повозки Горуса и только тронулись, как вслед за нами, из ворот выехали три повозки боевых пятёрок орков. Преследуя нас всю дорогу, они вместе с нами заехали во двор Горуса. Две пятёрки оккупировали двор, одна рассредоточилась внутри дома. В их присутствии мы молча поели.

Я решила, что в такой критической ситуации глупо скрывать от Горуса, что наши орки знают эльфийский язык, и скомандовала на эльфийском:

— Парни, все в мою комнату! — направившись туда первой.

Все пошли за мной, в том числе и быстро сориентировавшийся Горус. К счастью, воины Владыки остались на месте. В комнате, закрыв дверь на крючок, я спросила:

— Что делать-то будем?! — продолжая говорить на эльфийском.

Волнуясь, все заговорили разом. Смысл сказанного сводился к тому, что я, с помощью Дара, сейчас уговариваю Горуса отдать нам наше оружие, подарить повозку с быстроходным ездовым ящером, и мы без оглядки делаем ноги.

Один Петрос возразил:

— Это нереальный план. Даже если нам удастся с помощью оружия и Дара Ивануэль покрошить здесь пятнадцать воинов Владыки, то нет никакой гарантии, что при выезде из города нас не поджидает многочисленный отряд воинов. Но даже если чудом нам удастся вырваться в степь, то нам не дадут далеко уйти от погони. Воины Владыки, на быстроходных ящерах, с численным перевесом, нас догонят и, в лучшем случае, пленят. После побега, это уже будет другой плен и другое отношение.

Все притихли. Напряжённо следящий за нами Горус спросил:

— Может быть, теперь, вы и мне расскажете, о чём говорите?

— Мы строим план побега, — ответила я честно.

— Куда? — уточнил Горус.

— В Эльфийский Лес.

— Ради тебя, Душа моя, я и сам бы туда отправился, — с нежностью глядя мне в глаза, отчего моё сердце почему-то некстати дрогнуло, сказал Горус. — И сделал бы всё возможное для этого побега. Но, к сожалению, это невозможно. Нам не вырваться из Большой Орды. Я знаю Владыку и уверен, отряды воинов уже держат под контролем все выезды. Да и вся Степь принадлежит Владыке, никто не может прятаться в ней больше, чем десять дней. А до вашего Леса не меньше двадцати дней пути на ящерах. И ещё, у него много Шаманов, которые, как всегда, подскажут ему, как получить желаемое.

— Значит, утром я отправлюсь к Владыке, — заключила я.

— Нет! Нет! — Закричали все хором.

— Ни за что не отпущу тебя к нему! Лучше умру! — яростно рыкнул Горус.

— Горус, ты виноват в том, что случилось. Ведь это ты взял нас в плен и привёз в Большую Орду, — не удержалась я от наверно несправедливого упрёка, ведь так поступил бы каждый, окажись на его месте.

— Душа моя, ты не понимаешь, что в любом случае, рано или поздно, вы, всё равно, оказались бы в руках Владыки. Не я, так другой взял бы вас в плен. И, поверь мне, это обернулось бы гораздо худшими последствиями. Неизвестно, в каком состоянии вы бы сейчас находились, особенно ты, с твоей, сводящей с ума красотой и обаянием.

— Значит, не о чем спорить, — уверенно сказала я, — утром иду к Владыке. А дальше будем действовать по обстоятельствам. Посмотрим, о чем я смогу договориться с Владыкой. По крайней мере, в нашей смерти он не заинтересован. Вы не должны беспокоиться обо мне, у меня есть костюм, который снять с меня никто не сможет и тело мое в нем никому не доступно. Правда, в этом костюме я не смогу пользоваться Даром. Ну, и обойдусь как-нибудь, может и без него смогу как-то достичь желаемого и подготовить наш побег.

— О чём ты? — удивлённо спросил Горус.

Я нерешительно замялась. О Даре рассказывать не буду, но я решила, что Горус заслуживает большей откровенности. Ведь он проявил к нам удивительную доброжелательность, да и без его помощи нам отсюда не выбраться.

— Горус, — пользуясь Голосом, обратилась я к нему, — скажи честно, ты правда готов нам помочь и ушёл бы с нами к эльфам, если бы такая возможность была?

— Правда, — неотрывно, с любовью, нежностью и каким-то отчаянием, глядя мне в глаза, ответил он. — Без тебя жизнь для меня потеряет смысл, я просто умру от тоски. Я все отдам, чтобы быть с тобой. Пойду за тобой, хоть в глубины Океана. Буду биться за тебя, хоть с самим Владыкой, — чувствуя, что сейчас решается что-то важное, он, стараясь быть откровенным и убедительным, добавил: — Ну, и Мир посмотреть интересно. И власть Владыки уже давно меня не устраивает, а он об этом догадывается. Так что, в любой момент, он может от меня избавиться, используя своих воинов или подмешав яд в мою еду во время пира у себя в доме.

— Тогда я расскажу тебе правду, почему мы здесь, — решилась я, но совсем не из-за его ласковых слов, хоть они и не оставили меня равнодушной, а потому, что не услышала в его словах обмана. Но, главное, я не видела другого выхода.

И я рассказала. Умолчав только о малочисленности эльфов, объяснив заинтересованность в орочьих детях другими причинами. В мальчиках, как в будущих сильных и смелых воинах, способных помочь нам в борьбе с опасными хищниками, в девочках, как в прекрасных хозяйках, помогающих в быту.

Горус не сразу понял и поверил в услышанное:

— Неужели вы всю жизнь прожили у эльфов?! — глядя на парней, недоверчиво воскликнул он.

— С раннего детства, — взявшись отвечать, подтвердил Петрос.

— И вам нравится там жить? — с любопытством, спросил Горус.

— Да. Во-первых, мы считаем, что там наша родина, не помня другой. Во-вторых, сравнивая с жизнью в Орочей Степи, мы видим насколько жизнь в Эльфийском Лесу легче, удобнее, интереснее, и справедливее.

— И эльфы вас не притесняют, не унижают, вы не рабы у них? — с недоверчивым сомнением, уточнил Горус.

— Большинство относится к нам, как к равным, а рабов там вообще нет, — подтвердил Петрос.

Пока Горус приходил в себя от всего услышанного, я озвучила, наметившийся у меня в голове план побега.

— Если Горус действительно готов нам помочь и уйти с нами в Лес, я думаю, надо поступить так. Пусть Горус приобретёт пять быстроходных повозок, каждой из которых будут управлять Маркус, Жакос, Доркус, Такисарэль и Рон. Ведь все вы научились это делать, за время передвижения по степи, в отряде Горуса. Отсутствие парней, Владыка заметит в последнюю очередь, и я приложу к этому усилия. В каждую из повозок надо посадить по шесть рабов-орчат, приобретённых на Рынке. Горус, у тебя хватит денег на такое приобретение? — забеспокоилась я.

— Конечно, — кивнул он в ответ.

— Ну, вот, потом Горус поможет вам пятерым со всеми купленными детьми, незаметно уйти из Большой Орды. Такисарэль, отлично чувствующий направление, будет вести этот небольшой караван к Океану, со всей возможной скоростью, взяв с собой достаточный запас воды и еды. Достигнув пролива, Такисарэль по амулету связи договориться с Эдмунизэлем о скорейшей переправе. А тем временем, я, надев свой защитный костюм, и Петрос, используя шаманский Дар, и Горус, всеми ему доступными способами, будем отвлекать на себя внимание Владыки. Тянуть время, если Владыка в ближайшие дни снова захочет послушать музыку и песни. Ну, и конечно, будем искать способ сбежать. Втроем, это сделать легче, чем большой компанией. Тут, снова Горус, должен позаботиться о транспорте для нас. Более детально сейчас ничего не придумать, будем решать задачи по мере действия и сложившейся ситуации.

Опять поднялся крик из-за того, что никто не хотел оставлять меня у Владыки, причём Горус психовал больше всех. Охрипнув от споров, мы обнаружили, что ночь практически закончилась и Жёлтое солнце вот-вот взойдет. Конец спору положил Такисарэль, сказав:

— Зеленоглазка права, лучше её плана мы уже ничего не придумаем. Правда, выполнить его будет очень трудно. Но ты должна пообещать нам, что чтобы с тобой ни случилось в доме Владыки, ты сделаешь всё для того чтоб остаться живой, и изловчишься вернуться домой.

— Обещаю, что сделаю всё возможное, — серьёзно ответила я, в этот момент, всем сердцем надеясь, что справлюсь.

На том и порешили.

Так и не ложась спать в эту ночь, я в спешке собрала свои вещи, трогательно попрощалась с друзьями, сглатывая болезненный комок в горле. Теперь, неизвестно, когда свидимся. Но я старалась удержать непрошенные слезы, не показать ни своего страха, ни сомнений. Надела защитный костюм Еваниэли, набросила сверху на плечи накидку, и села в повозку Горуса. К Владыке мы отправились с ним вдвоём.

— Горус, пожалуйста, будь бдителен, смотри, чтобы твои приближённые воины, наложница и рабы не заметили твоих приготовлений к побегу, и не донесли Владыке. Весь успех этого побега, теперь, целиком зависит от тебя. Не подведи.

— Душа моя, я сделаю всё что смогу, пусть даже ценой своей жизни. Я и так не знаю, как выживу, пока ты будешь в доме Владыки. И не понимаю, почему сейчас я везу тебя к нему. Давай, повернём в степь и убежим? — с надеждой спросил он, мелко дрожа всем телом от напряжения.

— Хм, а как же, три повозки с воинами Владыки у нас на хвосте? — горько хмыкнула я.

Он, на секунду обернувшись, оценил обстановку и уверенно сказал:

— Я сумею прорваться.

— Нет, Горус. Тогда Владыка, точно, убьёт парней. Да и нас найдёт в степи, ты сам об этом говорил. А за меня не волнуйся, я в этом костюме в полной безопасности, единственное незащищённое место — голова. Но я не буду её подставлять, — ответила я, изобразив ободряющую улыбку, но сама, по правде сказать, напуганная неизвестностью впереди.

Мы подъехали к воротам дома Владыки и слезли с повозки, Горус взял меня за руки, переплетя наши пальцы, притянул к себе ближе, и я неожиданно услышала, как громко и часто бьется его сердце. Он смотрел на меня больным взглядом, выражающим непереносимое страдание. Да, он явно испытывает ко мне сильные чувства. И мне он нравится, но я не хочу никакой любви, ни с кем. Мне хватило полученного опыта с Лазарэлем, а сейчас и думать-то об этом глупо, вопрос стоит о том, как бы выжить.

Но его дрожь передалась мне, и я боясь потерять уверенность в том, что поступаю правильно, тихо попросила:

— Горус, отпусти.

— Прошу тебя, не уходи. Не оставляй меня, — с трудом проталкивая слова через стиснутое нервным спазмом горло, прохрипел он.

— Мы еще увидимся. Обещаю, — постаралась я его успокоить.

— Я не могу отпустить тебя, — одними губами прошептал он.

В этот момент ворота приоткрылись и воин, стоявший на страже, и наверняка наблюдавший за нами через какую-нибудь щель, произнёс:

— Вождь, Владыка не велел тебя пускать, — и, неожиданно, с силой дёрнув меня на себя, захлопнул ворота, оставив за ними рванувшегося за мной Горуса. Хорошо хоть моя сумка, висевшая на плече, осталась со мной.

По ту сторону глухих ворот, раздался отчаянный вой Горуса. В нем слышалось столько тоски и боли, что я, сбившись с шага, почувствовала, как защемило в груди мое сердце.

Плетясь за воином, которому в голову не приходило помочь мне донести сумку, я, на этом незначительном примере, подумала о том, какие же мы разные, эльфы и орки. Сможет ли Горус, если звёзды встанут благосклонно, будучи взрослым орком воспитанным в других традициях, адаптироваться в Эльфийском Лесу? Впрочем, сейчас мне надо думать не об этом, а как бы самой остаться живой и вернуться домой.

Мои размышления прервались, когда воин подтолкнул меня в какую-то комнату и закрыл за мной дверь. Посередине комнаты, неподвижный как скала, стоял Владыка.

Я молча поклонилась, он чуть заметно кивнул в ответ.

— Зачем ты нацепила на себя эту тряпку? — спросил он, указывая на накидку от жужал.

— Чтобы не привлекать к себе внимания.

— Получается? — с ироничной смешинкой во взгляде, спросил он.

— Нет, — честно ответила я.

— Это твоя комната, — махнул он рукой, — положи где-нибудь свои вещи.

Я, не осматриваясь, бросила сумку в ближайший угол.

— Давай я проясню твое положение в моем доме, — продолжил он. — Ты не пленница, пленников я содержу в подвалах. Поэтому можешь свободно перемещаться по дому. Я сам сейчас его тебе покажу.

— А на улицу можно выходить? — уточнила я.

— Только во двор.

— А для чего я тебе? — спросила я, пытаясь понять его мотивы. Надо разобраться, зачем я здесь нахожусь, и определиться со своей тактикой поведения. Не все ли равно ему было, где я живу, ведь петь-то я не отказываюсь.

Он долго молчал, заставляя меня сильнее нервничать, а потом ответил:

— Возможно, я женюсь на тебе.

— Зачем? — ужаснулась я такому непонятному, неожиданному и нежелательному ответу. — Я знаю, что у тебя нет жён, только наложницы. Даже знаю, что среди них есть эльфийка. Что же, вдруг, ты надумал жениться? Гораздо больше выгоды ты получишь, используя меня как певицу.

— Ты не можешь судить о моей выгоде, — холодно заметил он. — Во-первых, до тебя я не встречал женщины, достойной быть моей женой. Во-вторых, ты умеешь влиять на умы, и с твоей помощью мне будет легче манипулировать своими подданными. А кто лучше жены знает насущные потребности мужа? В-третьих, я собираюсь изменить традицию, и впредь, следующим Владыкой, после моей смерти, будет не победивший в поединке воин, а мой сын, официальный наследник. И ты мне его родишь. У меня много детей, но они рождены наложницами. Мало того, что это дети рабынь, так ещё и ни один из моих сыновей не вышел умом и характером, чтобы стать будущим Владыкой.

— Но я не хочу быть твоей женой, — категорично покачала я головой.

— Это пока, — усмехнулся он. — Поживёшь в моём доме и захочешь. Но тебя никто и не будет спрашивать, хочешь или нет. А сейчас снимай свою тряпку, и пойдём.

Ладно, на эту тему мы еще поспорим, потом. Я молча сняла накидку, и невозмутимый Владыка вдруг вытаращил глаза. Мой костюм серебристого цвета имел слабо заметный рисунок, напоминающий чешую, был сделан из незнакомого материала, имел на плечах непонятные артефакты и обтягивал меня, как вторая кожа. С одной стороны, он ничего не скрывал, с другой, делал настолько далекой и чуждой, что я выглядела не женщиной — холодной, недоступной статуей.

— Что это? — спросил он.

— Моя защитная одежда, — скрывая злорадство, ответила я.

Он подошёл ко мне и провёл рукой вдоль моего тела. Я ничего не почувствовала, впрочем, он тоже ничего не должен был ощутить, кроме неживой, чуть прохладной, гладкой, твёрдой поверхности.

— Сними, — приказал он.

— Нет. Я пока тебе не доверяю, — возразила я.

— Не имеет значения, снимай! — велел он, со слышимым в голосе нетерпеливым раздражением, вызванным моим неповиновением.

Ох, Титанур задери, как же трудно жить, не пользуясь Даром!

— Не сейчас, — упрямо не согласилась я, и, несмотря на запрет Еваниэли, добавила в Голос чуть-чуть Силы.

Помолчав немного и что-то решив, Владыка сказал:

— Ладно. Тогда у нас будет другой маршрут знакомства с моим домом. Ты должна понять, куда попала, чем грозит неповиновение и сопротивление моим желаниям. Надевай снова свою тряпку.

И он повёл меня в свои подвалы. Там, при слабом свете поступавшем из крошечных окошек под потолком, располагавшихся на одном уровне с поверхностью земли, я увидела, как в закрытых железными решётками маленьких одиночных камерах, где даже лечь не хватало места, стоят и сидят прикованные цепями к стене орки.

Многие из них представляли собой скелеты, обтянутые кожей. Некоторые имели на теле кровавые следы пыток. У кого-то были обширные ожоги, у кого-то отрублены пальцы рук, или хвост, или ноги до колена. У кого-то отрезаны уши, выбиты зубы, выколоты глаза. Чудовищные раны, сочились гноем, добавляя к стоявшему тут невыносимому запаху немытых тел и отходов жизнедеятельности, еще и специфический, тошнотворный запах разложения плоти. Все здесь были обречены на долгую и невыносимо мучительную смерть. Отовсюду раздавались душераздирающие хрипы, кашель, стоны.

Однажды, во времена моего обучения в Академии, на занятиях по изучению рас, я спросила Учителя, откуда мы так много знаем об анатомии и физиологии орков и об их жизни в Степи, если отлавливаем только случайных одиночек, раз в пятьдесят лет. И вряд ли эти пойманные орки охотно рассказывали о себе. Учитель ответил, что рассказывали. Иногда, правда, приходилось применять и ментальную магию и пытки, и препарирование трупов. Услышав про пытки, мы все пришли в изумление, возмущение и ужас, но Учитель твёрдо заявил, что такая мера вполне приемлема по отношению к врагам, которые пришли незваные на нашу землю с оружием в руках. Что излишний гуманизм, в этом вопросе, может привести к собственной гибели. Мы, тогда, хоть и со скрипом, но всё-таки приняли такую позицию.

А вот теперь, я вижу результаты таких пыток. И не по отношению к непримиримым внешним врагам, а к соотечественникам. Глядя вокруг, я испытывала смятение и ужас от безжалостной жестокости Владыки и сжимающую сердце жалость к несчастным. И понимала, для чего мне это показывают. Перспектива самой здесь оказаться, вызвала паническую дрожь.

Молча проведя меня по подвалам, Владыка, поднявшись наверх, подвел меня к какой-то двери. Я услышала за ней голоса орков, их смех, отдельные выкрики: «давай быстрее!», «хорошо!», «соси сильней!». Когда Владыка открыл дверь, меня обдало душным запахом пота и спермы. В комнате на полу, вольготно раскинулись на подушках около десяти орков. Среди них находилась одна орчанка. Голая, тело в синяках, лицо и грудь забрызганы спермой. Она стояла перед одним из орков на коленях, низко склонив к его паху ритмично двигающуюся голову.

Заметив нас, орки замолчали, напряглись, но увидев разрешающий жест Владыки, снова расслабились. Орчанка, по-моему, уже ничего не соображавшая, не обратила на нас внимания и не прекращала своё занятие. Закончив удовлетворять одного орка, на коленях поползла к следующему.

— Владыка, ты привёл нам новую самочку? — заинтересованно спросил один из орков, пытаясь рассмотреть меня через мешкообразную накидку и глубоко надвинутый капюшон.

— Я ещё не решил, — после мучительной для меня паузы, ответил он.

Я закрыла глаза, боясь сойти с ума от этого кошмара и ужаса оказаться на месте орчанки.

— Смотри! — приказал мне Владыка, требуя открыть глаза. — И запоминай. Если ты не будешь сразу выполнять мои приказания и угождать мне, то окажешься здесь, на перевоспитании. Тогда ты быстро научишься быть послушной, услужливой и старательной. А ещё, как я понял, ты почему-то привязана к своим «друзьям», и если будешь плохо себя вести, они все окажутся в моих пыточных подвалах. И я сам с удовольствием буду резать их тела, а тебя буду приводить каждый день, полюбоваться на это и послушать их крики.

— Если ты хотел меня напугать, ты добился своего. Мне страшно, — сжимая челюсти, чтобы не стучать зубами, но не в силах сдержать позорную дрожь, сказала я. Вот ведь, всегда считала себя бесстрашной, упрямой, непокорной, но, как выясняется, просто меня еще никто никогда по-настоящему не пугал.

— Хорошо, — ответил он, подтолкнув меня к выходу. — Продолжим осмотр или достаточно?

— Достаточно, — выдавила я из себя, сквозь зубы.

Когда он привёл меня назад, в комнату, я с вызовом спросила: — Ты хочешь, чтобы я тебя боялась? Этого добиваешься?

— Да, — охотно подтвердил он. — Пока мне достаточно и страха. Это очень полезное чувство. С его помощью можно достичь поразительных результатов. Ведь теперь, ты снимешь свою защитную одежду? — В его глазах я увидела снисходительную насмешку, и это дало мне силы к сопротивлению.

— Сниму, — согласилась я. — Но можно завтра, — опять добавив в Голос немного Силы, попросила я.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился он. — Сегодня отдыхай. Еду тебе принесут. Без меня из комнаты не выходи. Я зайду завтра, — и ушёл.

Обрадовавшись передышке, я облегченно выдохнула. Осмотрелась. Комната точно такая, как в доме Горуса, земляной пол застелен шкурами ящеров. С тяжелыми мыслями я опустилась на матрас. Как же я устала от бытовой неустроенности. Как скучаю по дому и близким. А теперь еще, боюсь и дрожу, как лист на ветру, тратя все свои силы на борьбу с отчаянием. Пока удастся отсюда сбежать, меня тысячу раз изнасилуют и покалечат. Но я не допущу даже мысли, что останусь здесь навсегда, в роли рабыни.

Мрачное уныние овладело мной. Так и сидела неподвижно, пока в дверь не постучали. Это оказалась орчанка, принесшая мне похлёбку и травяной напиток. Есть не стала, кусок в горло не лез, и я велела орчанке, похлёбку унести. Напиток выпила. Сняла защитный костюм, и почувствовала некоторое облегчение на душе. Переоделась в ночнушку и легла спать. Наверное, из-за того, что уже вторые сутки без сна, уснула, к счастью, в тот же миг, отодвинув все проблемы до завтра.

Утром я чувствовала себя намного лучше. То ли сон помог, то ли защитный костюм экранируя магию, в самом деле, вытягивает жизненную энергию. Мысли стали более оптимистичные и конструктивные. Главная задача остаться живой, желательно не покалеченной, и, сбежав отсюда, вернуться домой. А насилие, если его не удастся никак избежать, я, как-нибудь, стиснув зубы, переживу.

Я охотно съела принесённый мне завтрак, зная, что мне нужны силы, и стала ждать прихода Владыки. Но время текло, а Владыки всё не было. Ко мне никто не заходил. Эта изоляция, отсутствие какой-либо информации, беспокойство о том, как там обстоят дела у парней, заставили меня, не находя себе места, мерить комнату шагами.

Владыка появился только к закату Жёлтого солнца. Войдя в мою комнату, как всегда внешне холодный и невозмутимый, он осмотрел меня, отметил, что не мне нет защитного костюма, и в его взгляде я увидела победное самодовольство.

— Пойдём, я выведу тебя на прогулку, — сказал он, и небрежно подозвал к себе рукой, как прирученное животное.

Стиснув зубы, я послушно пошла за ним. Оказавшись во дворе, Владыка подвёл меня к дереву, где в тени его кроны, на земле, была расстелена шкура. Он опустился на неё и похлопал рядом с собой хвостом:

— Садись, — приказал он.

Я села. Оба молчим. Ноздри его носа заметно раздуваются, наверно принюхивается ко мне. Нет, так дело не пойдёт, мне нужна информация.

— Разве это прогулка? — начала я разговор. — Я думала, ты поведёшь меня гулять по Большой Орде.

— Я знаю, что ты два дня по ней гуляла. Не нагулялась?

— Конечно, нет. Я мало что видела. Да и надоело сидеть взаперти, одной в комнате. Знаешь ли, это очень скучно.

— Мне некогда тебя развлекать, — безразлично заметил он.

— Так дай в сопровождение своих воинов и позволь действительно погулять, чтобы лучше понять, где мне теперь придется жить, — предложила я.

— Чем расплатишься? — оживившись, с хищным блеском в глазах спросил он.

— Спою. Для тебя одного.

Он задумался и ответил:

— Ладно, не буду спешить. Так даже интереснее. Отпущу тебя погулять. Недалеко и ненадолго. Иди, возьми свою накидку и возвращайся сюда, — он поднялся и ушёл, сделав знак орчанке, все это время стоявшей у порога дома и не сводившей напряженного взгляда с Владыки.

Она тут же подошла ко мне со словами:

— Владыка велел проводить тебя, госпожа.

Когда я снова вернулась во двор, уже в накидке, Владыки здесь не было, а меня ждали целых четыре вооружённых воина. В их компании я и отправилась на улицу.

Ну, что ж, удача любит смелых и упрямых. Надо действовать!

— Воины, — обратилась я к ним, — Владыка велел вести меня в какое-то определённое место?

— Нет, — ответил один из них, — куда госпожа пожелает. Но вернуться надо к закату Красного солнца.

— Хорошо, тогда я желаю посмотреть, где и как живут рабы-бойцы для Арены.

— А что там интересного? — удивился воин. — Может, лучше посмотреть сами бои?

— Мне интересно поглядеть сколько всего бойцов? В каких условиях их содержат? Как они выглядят вблизи? Можно?

— Можно, — недовольно скривив подвижное лицо и нервно замахав хвостом, ответил он.

Арена оказалась недалеко от дома Владыки. Рядом с ней находилось здание, где жили рабы, и прилегающая большая тренировочная площадка. Только с помощью Голоса, удалось уговорить воинов, разрешить мне зайти в это здание. У входа, лениво переминаясь с ноги на ногу, стояли два охранника. Воины Владыки, вызвав немалое удивление у охранников, велели им пропустить меня.

Я приготовилась к отвратительному запаху, задержав дыхание, и шагнула в открытый проход. Нерешительно замерла у порога, пытаясь, после ослепительно яркого света двух солнц, перестроить глаза и увидеть что там, во мраке.

Передо мной тянулся длинный, узкий коридор, по обе стороны которого располагались маленькие комнатки, отгороженные от коридора решётками. В каждой сидел или лежал, на соломенном матрасе, орк. Все они могли переговариваться с ближайшими соседями. В самом конце коридора, в расслабленной позе сидел надсмотрщик.

В этот момент сюда вошли два вооруженных орка, с недоумением посмотрели на меня и оттеснили в сторону. Остановившись у одной из клеток, они сняли тяжелую решётку, закрывающую выход, и вывели бойца находившегося за ней. Сковали его ноги длинной, грохочущей цепью и, громко переговариваясь между собой, увели его на тренировку, как я поняла из их разговора.

Пора действовать, решила я. Откинув глубоко надвинутый капюшон, обратилась к надсмотрщику и сопровождающим меня воинам Голосом наивного восторга:

— Они все такие свирепые, сильные, смелые! Можно мне с ними поговорить и спеть им песню, в знак восхищения?

С чуть затуманенным взором, они согласно кивнули.

Шагнув внутрь, я пошла по коридору, крутя головой то вправо, то влево, стремясь поймать взгляд каждого бойца. Под их свист, улюлюканье, непристойные жесты и циничные крики в мой адрес, я обратилась к ним громким, уверенным Голосом, призывающим к действию:

— Воины! Почему вы такие сильные, ловкие, непобедимые, сидите в клетках или убиваете друг друга?! Ради развлечения других?! Разве такой жизни вы заслуживаете? Да каждый из вас мог бы стать Вождём! Свободно дышать в степи! Иметь лучших женщин! Когда вы, с оружием в руках, находитесь на Арене, почему не направите своё оружие на тех, кто насмехается над вами?! Слушайте! Я спою вам песню о вас!

Под смолкнувшие голоса орков и их угрюмое злобное молчание, я, импровизируя на ходу, запела песню о гордости, независимости, храбрости. О том, что достичь цели легче, действуя сообща, объединив силу и хитрость каждого. О вольной жизни в степи, где ты сам себе хозяин. О том, что, покорно оставаясь в этих клетках, рано или поздно, каждый из них будет убит.

Дойдя до конца коридора, повернула назад и, достигнув выхода, закончила своё пение. Продолжая использовать Голос, обратилась к охранникам бойцов и сопровождающим меня воинам:

— Зря я сюда пришла, пошли домой. Вот спросят вас, что тут было интересного? А ответить-то и нечего, ничего особенного не запомнилось!

Снова натянув капюшон, идя по дороге к дому Владыки, я думала о том, что чем больше беспорядков будет вокруг, тем меньше внимания Владыки достанется мне и парням. Вдруг, из моей сегодняшней затеи что-то получится, может, рабы всё-таки взбунтуются?

В доме Владыки, один из воинов проводил меня в мою комнату. Только я успела, с помощью заклятия очищения, избавиться от пыли и отвратительных запахов, как появился и сам Владыка:

— Как погуляла? — спросил он.

Я равнодушно дёрнула плечом:

— Да ничего особенно любопытного я сегодня не увидела.

— Вот и сиди тогда дома, — насмешливо заметил он.

— Так дома, тем более, ничего интересного. Может, ты меня будешь хоть куда-нибудь с собой брать? Иначе, от скуки и безделья мои музыка и песни увянут.

— Ладно, — пообещал Владыка. — Через день, я собираю полный круг Шаманов. Возьму тебя посмотреть на их камлание.

— Спасибо! — Голосом, полным восторга и радости, поблагодарила я.

— А теперь пой, как обещала, — велел он, садясь на пол около двери.

Я отошла к противоположной стене. Отдавшись тоскующему и плачущему сердцу, запела на эльфийском песню о красоте Леса, о его изобилии, о любимом городе, о родном доме, о друзьях и близких, по которым я так скучаю.

Когда я закончила, Владыка недовольно спросил:

— Ты пела о своём доме?

— Да, — прошептала я, сдерживая слёзы.

— Забудь! — он гневно посмотрел на меня и, поднявшись, вышел.

Этот вечер я провела одна, снова избежав насилия, по-детски, зло радуясь, что испортила Владыке настроение.

И раз он ничего не сказал мне про парней, наверное, у них пока тоже всё в порядке. Здорово, что Владыка возьмёт меня на камлание шаманов. Скорее всего, там я увижу Петроса, и если удастся с ним поговорить, узнаю, что у них происходит.

На следующий день Владыка заявился с самого раннего утра.

— Сегодня, проведём ритуал брачного соединения. Сейчас, к тебе придут рабыни, организуют омовение, наденут на тебя традиционные брачные наряды и поведут на церемонию. Там, я тебя представлю своему ближайшему окружению, — заявил он с порога.

— Давай не будем спешить. Тебе надо узнать меня получше. Вдруг, выяснится, что я тебе не подхожу, — добавив в Голос уверенности, горячо возразила я.

Он задумался на мгновение, но опять быстро справился с гипнозом моего Голоса. Во, силён! Недаром он стал Владыкой! Наверняка, он обладает Даром, только, почему-то, не стал Шаманом.

— Узнать получше, говоришь? Вот сейчас и узнаю, — и стремительно подойдя вплотную, крепко схватил меня за запястья. Заведя мне руки за спину, удерживая их одной рукой, второй быстро расстегнул пуговицы моей рубашки. Я пыталась вырваться, но это было бесполезно, орки очень сильны физически и мое сопротивление он даже не заметил. Увидев мой лифчик, он удивлённо замер, но вскоре продолжил раздевание. Развязал завязку штанов и, снова с удивлением, обнаружил мои трусики. — Это тоже защитная одежда? — со смешком спросил он.

— Нет, это для удобства и гигиены, — готовясь к неизбежному, призывая себя, пока безуспешно, к равнодушию и спокойствию, ответила я.

— Что это висит у тебя на шее? — он поддел пальцем мой амулет связи.

— Украшение.

— Я подарю тебе лучше, — хвастливо заявил он.

— Мне ничего не надо, — ответила я, в этой ужасной ситуации радуясь, что, пока, он только смотрит и разговаривает.

— Впервые такое слышу от женщины, — иронично заметил он. — У тебя другое тело, не такое, как у тех эльфиек, которых я видел. Почему?

— Потому, что я эльфийка наполовину. Моя мать — иномирянка, и принадлежит к другой расе разумных.

— Какой? — заинтересованно спросил он.

— Она человек.

— Ладно, это очень интересно, но мы поговорим об этом сегодня вечером, а сейчас займемся другим, — сказал он и, положив свою огромную шестипалую ладонь мне на грудь, сжал так, что я протестующее зашипела от боли.

Моя реакция его не остановила, а вызвала жадный, любопытный блеск в глазах. Он что, проверяет порог моей болевой чувствительности? Или ему нравится причинять боль?

Грубо ощупав мою грудь, он, притянув меня к себе ближе хвостом. Ухватив за подбородок, запрокинув мне голову вверх, наклонившись, он засосал мою нижнюю губу и осторожно прикусил ее зубами, неспешно облизал языком и, вдруг, прокусил клыками до крови.

Жгучая боль и вспыхнувшая ярость, вытеснив и страх, и благие намерения казаться покорной, вызвали у меня неконтролируемую реакцию. Всё! Больше терпеть не могу! Резко подняв ногу, я со всей силы ударила его коленом между ног.

Со злобным, звериным рыком Владыка, стальными пальцами, схватил меня за шею и приподнял над полом. Появившиеся в моих глазах красные круги сменились темнотой, забравшей мое сознание.

Когда я пришла в себя и открыла глаза, обнаружила, что лежу на полу, а Владыка сидит рядом.

— Если ты такая слабая, почему, тогда, такая дерзкая? — спросил он недоуменно и требовательно, увидев, что я пришла в себя. Я промолчала в ответ. — Если ты, ещё хоть раз, посмеешь сопротивляться мне, то будешь не женой, а рабыней, закованной в цепи. Поняла? — с обманчивым спокойствием спросил он.

Закусив кровоточащую губу, я кивнула. Он тут же сдернул хвостом с меня трусики и переместился, встав на коленях между моих ног. Широко раздвинув мне ноги, он с интересом стал меня там разглядывать. А я трусливо закрыла глаза, чтобы не видеть всего этого.

В этот момент, в дверь забарабанили. Владыка подскочил, и я, скорее сжав ноги, села. Увидела, как орк, потеряв всякое самообладание, с разъярённым рыком и бешено раскачивающимся хвостом, рывком открыл дверь и схватил за шею стоящего там воина.

— Р-р-р! Как ты смеешь без разрешения беспокоить меня?! — злобно рявкнул он.

— Владыка! — просипел орк. — Восстание рабов!

Владыка сразу отпустил его, и уже как всегда, со спокойной невозмутимой холодностью, спросил:

— Каких рабов?

— Бойцов Арены, — сиплым голосом ответил воин, потирая пострадавшую шею.

Сделав шаг из моей комнаты, Владыка обернулся и властно приказал:

— Жди! Я приду к тебе завтра. Брачный ритуал временно отменяется. Сегодня придется заниматься бойцами Арены.

Горячая волна облегчения и гнева прокатилась от сердца к голове, когда дверь за Владыкой закрылась. Хоть бы тебя там убили, жестокий дикарь! Хищный зверь, не ценящий ничью жизнь! Не способный к доброте и состраданию, не дорожащий своим народом, ты и сам не заслуживаешь пощады!

Лежа на матрасе, я целый день насильно удерживала себя в полудрёме. Чтобы успокоиться от пережитого. Чтобы не думать, что меня ждет. Чтобы не нервничать из-за того, что не знаю, что происходит там, за глухими стенами.

Рабыня, принесшая вечером еду, на все мои попытки узнать, что происходит, отвечала молчанием.

Владыка пришёл только рано утром.

— Вставай, — с порога приказал он.

— Что, готовиться к ритуалу? — обреченно спросила я.

— Нет, сегодня я собираю полный круг Шаманов, возьму тебя с собой, как и обещал. А ритуал брачного соединения подождёт. Но сам я ждать не намерен, эту ночь ты проведешь со мной. Надевай свой защитный костюм и сверху накидку.

— Хорошо, отвернись, — попросила я.

— Нет, — категорично заявил он.

Ну, Титанур тебя сожри, проклятый Владыка! Ладно, надеюсь, сейчас у тебя нет времени распускать руки. Достав из сумки защитный костюм, я повернулась к орку спиной. Чувствуя его жадный взгляд на себе, и слыша, как изменилось его дыхание, я в спешке переоделась, после чего с облегчением выдохнула.

Оказавшись во дворе, Владыка сел в повозку, которой управлял один из его воинов, и указал мне на место рядом. Придерживаясь за борта тряской повозки, мы выехали за ворота. Там, вдоль улицы стояли, ожидая нас, двенадцать боевых повозок. Только вместо традиционной боевой пятерки, на каждой из них, сидели по три воина, Шаман и жертва — закованная в цепи рабыня с завязанными глазами. Ещё одна большая повозка была тесно заставлена шестью барабанами и шестью сидящими орками, помощниками Шаманов.

Проезжая мимо этих повозок, я с радостно вздрогнувшим сердцем, успела разглядеть, что в одной из них сидит Петрос, а в другой Горус. Хвала Небесам, парни живы и вроде бы в порядке. Они демонстративно не смотрели на меня. Правильно, будем играть каждый свою роль, чтобы не гневить Владыку раньше времени. А я ещё отыщу способ поговорить с ними.

Все повозки двинулись за нами следом, оказавшись в поднимаемой нашей повозкой пыли. Мы ехали по главной дороге, выезжая из Большой Орды в степь.

— А зачем при камлании надо столько воинов? — спросила я Владыку.

— Шаман хитёр, коварен и обладает особым Даром, дающим ему большие возможности. А двенадцать Шаманов — это невообразимая и неудержимая сила, которую нужно жёстко контролировать.

— Что же ты хочешь сегодня узнать или получить от Духов предков? — с любопытством спросила я.

— Как всегда, попрошу силы, здоровья и долголетия для себя. Ну и еще, пожалуй, в этот раз, попрошу достойного наследника. Узнать хочу, сколько кланов на востоке степи ещё не подчинились мне, и где они сейчас находятся. Нужно ли заложить ещё одно поселение, и если да, то в каком месте.

— Почему ты так откровенен со мной? Это на тебя не похоже, — удивилась я его многоречивости.

— Потому что сегодня ты станешь моей, а в ближайшие дни — женой. И, в отличие от наложниц, неплохо бы тебе знать о моих заботах. Чтобы помочь мне не только расслабиться в постели, но и держать под контролем дом, наложниц, в какой-то степени влиять на приближённых воинов и Шаманов. Я, впервые, так много жду от женщины, но думаю, что ты справишься. Хоть ты и женщина, но к твоему голосу прислушиваются. Все это пойдет мне на пользу. Я никогда не ошибаюсь, поэтому уверен в своем решении, хоть и принял его слишком быстро.

Дальше, мы ехали молча, думая каждый о своем. Я прикладывала немалые усилия, чтобы не оглядываться на едущих сзади Петроса и Горуса. Оказавшись в степи, повернули в сторону противоположную от реки. Взошло Красное солнце, и нестерпимый зной раскалил воздух. Но мне, в отличие от Владыки, не было жарко в моём костюме, только макушку припекало. Хоть какая-то компенсация за многострадальную, болезненно распухшую губу и синяки на шее, со злой мстительностью, порадовалась я неудобству Владыки.

Наконец, мы оказались на месте. Было видно, что это место специально подготовлено и неоднократно использовалось. Большой круг выжженной, до голой земли, травы. В центре лежит огромный плоский камень с выдолбленным жёлобом для стока крови. По окружности, этого большого ритуального круга, на равном расстоянии лежат двенадцать валунов. Это мрачное, неживое место навевало нервную дрожь.

Каждый Шаман помог своей жертве выбраться из повозки. Все предназначенные в жертву — женщины. Они ведут себя спокойно, возможно еще не догадываются что их ждет или просто чем-то опоены, Подведя каждую орчанку к своему валуну, Шаман сажал ее на землю и оставался стоять рядом. Воины высыпали из мешков, рядом с Шаманами, привезённый с собой каменный уголь. Потом долго возились, пока развели огонь в двенадцати кострах. Рассредоточившись, они тоже встали в круг за спинами Шаманов, обнажив свои сабли.

— Оставайся здесь. Смотри! Ведь ты хотела развлечений, — приказал Владыка, а сам спрыгнул с повозки, вошел в круг и направился в его центр.

Он встал на колени и, опустившись на пятки, сел рядом с жертвенным камнем, положив на него свои ладони. Кивнул, обозначив начало ритуала.

Смельчак, однако. Обычно никто не решается войти в ритуальный круг во время камлания Шамана, кроме его помощника.

Все барабанщики, одновременно, застучали в барабаны, звук которых гулко отдавался в груди, принуждая сердце стучать все быстрее. Шаманы бросили какой-то порошок, каждый в свой костёр, от чего над нами поплыл, незнакомый мне, резкий терпко-сладкий запах. В ответ на тяжёлый стук барабанов, бубны шаманов отозвались лёгким стуком и пронзительным звоном. Эти звуки и все убыстряющийся четкий барабанный ритм пробуждали в Шаманах экстаз, заставляя выкрикивать какие-то трудно различимые заклинания. Ноги Шаманов неудержимо пустились в дикую пляску.

Один из них, уложив свою жертву на жертвенный камень, головой в сторону Владыки, с завывающим криком вонзил ритуальный нож ей в сердце. Кровь хлынула на камень и по жёлобу потекла к ногам Владыки.

Через некоторое время, Шаман оттащил труп в сторону и его место занял следующий. Так повторялось снова и снова. Здесь творилась страшная магия, Магия Крови и Магия Смерти, соединяющая мир живых с миром мёртвых.

Владыка, сидящий уже в луже крови, весь перемазанный ею, с горящими азартом глазами, довольно наблюдал за происходящим. Его ноздри хищно раздувались, на лице блуждала удовлетворённая улыбка похожая на оскал, а взгляд становился всё более безумным.

Все ты мне врешь, Владыка! Ты взял меня сюда не чтобы развлечь, а чтобы, в очередной раз, запугать своим кровожадным могуществом!

Хриплые крики заклинаний и заговоров! Всё убыстряющийся ритм барабанов! Гудящий, звенящий, насыщенный терпким запахом воздух вокруг! Красная кровь, красный огонь, полыхающий закат Красного солнца! Страшная смерть жертв! Всё это безумие, оглушило, парализовало моё тело и волю. Я с трудом удерживала сознание на грани, уже не понимая где реальность, а где видения.

Ни один эльф, без нужды, добровольно, не будет смотреть на варварское камлание орков. Мы, эльфы, преклоняемся перед магией всего живого, и магия Смерти нам абсолютно чужда, вызывая ужас и отторжение. Как я не умерла во время этого чудовищного ритуала, я не понимаю.

Последним, двенадцатым Шаманом, был Петрос. Его бубен пел, создавая путь между мирами живых и мёртвых. По этому пути поплыли туманные тени, кривя неясные, расплывающиеся лица. Шелест ветра и травы превращающийся в шёпот слов, вопрошал:

— Зачем звал, Шаман?..

— Помощи прошу…

— Чем заплатишь?..

— Кровью… Жизнью… Силой… — и он стремительно вонзил нож в тело жертвы.

В этот миг, солнце скрылось за горизонтом, и стремительно надвинулась темнота. Налетел сильный ветер. Загрохотал гром. Вспыхнула яркая молния, ударив в землю рядом с Владыкой. Затем, ещё и ещё, в нескольких местах, ослепляя всех. Кто-то пронзительно кричал, кто-то падал замертво. Загорелась трава за пределами ритуального круга. Испуганные ящеры, вместе с повозками, рванули в разные стороны.

На меня кто-то упал, придавив ко дну повозки. Рядом с моей головой что-то свалилось. А сама повозка, на бешеной скорости, понеслась куда-то…

Сквозь тупую отрешённость от реальности, я, в какой-то момент, стала осознавать, что кто-то что-то шепчет мне на ухо. Постепенно, смысл слов стал доходить до меня.

— Не бойся, Детка… Всё хорошо… Лежи… пока нельзя подниматься… Неужели мы всё-таки сбежали?.. Спасибо вам, Духи предков…

— Петрос, это ты, что ли? — неуверенно простонала я, не открывая глаз.

— Ну, Детка, ты даёшь! А кто же ещё может с тобой так разговаривать?

— Петрос, я ничего не соображаю, никак не могу в себя прийти. Этот ритуал меня чуть не угробил, — пожаловалась я, слабым голосом.

— Ничего, зато благодаря ритуалу нам удалось сбежать от Владыки. Теперь, только бы оторваться от погони и добраться до Океана. Слушай, я тебя в лепёшку не раздавил? — скатываясь с меня, спросил он.

— Нет, я в защитном костюме, а он имеет экзоскелет, так что меня расплющить не получится, я, вообще, в нём ничего не чувствую, — объяснила я, и с трудом открыла глаза.

— А я думаю, чего так жёстко? Прям, будто на камне лежу, а не на женщине! Неужели Владыка разрешил тебе не снимать его, всё это время? — изумился Петрос.

— Нет, снять заставил. Причём, очень убедительно. Но, сегодня, сам велел надеть. Петрос, а кто нас везёт?

— Горус, конечно! — с каким-то неподдельным восторгом, воскликнул он. — Без него ничего бы не получилось. Он так из-за тебя переживал и бесился! Хотел выкрасть тебя. Решил, ночью, в дом Владыки пробраться, и голыми руками его задушить. Ты заметила, чуть что, они все тут, друг друга за шею хватают? Я его еле отговорил от этой безумной затеи и заставил придумывать более реальный план.

— Петрос, а ты считаешь, у нас есть шанс уйти от погони? — боясь поверить в удачу, спросила я.

— Да, если не случится непредвиденных обстоятельств. Ведь нам достался самый лучший ящер во всей Степи, ящер Владыки — это раз. Там, после ритуала, паника, пока они очухаются и поймут что к чему, организуют погоню, пройдёт время — это два. Ехать надо много дней, большой запас еды не возьмёшь, испортится, значит, им надо тратить время на охоту по дороге. А у нас с собой все оставшиеся из нашей кибитки лиофилизированные продукты, вон, около твоей головы мешок лежит — это три. Орки хорошо знают свою степь, но эльфы лучше, чем они, чувствуют направление. И ты будешь выбирать для нас кратчайший путь, поэтому, он может оказаться короче, чем у них — это четыре. Но из всего перечисленного, главное, конечно, ящер. Всё зависит от того, сколько времени он может бежать, и сколько ему надо отдыхать, чтобы восстановиться. Самое опасное место для нас — переправа через пролив. Владыка отлично понимает, что мы стремимся именно туда, и прикажет воинам, не в степи искать нас, а перехватывать на берегу Океана. И конкретное место переправы всем известно, там, где пролив самый узкий.

— Ладно, будем надеяться на лучшее, а теперь расскажи мне, что с остальными нашими парнями, — с тревогой спросила я.

— Они, где-то, впереди нас. Выбрались из Большой Орды два дня назад. Горус действовал очень оперативно, и ему удалось скрытно отправить всех на повозках, вместе с детьми, как ты и предлагала. Он на это истратил кучу денег, покупая детей, повозки, ящеров, запас воды и еды. Зная, что за ним следят воины Владыки, он всё это проделал через подставных лиц. В общем, если бы не он, у нас бы ничего не вышло. Слушай, Горус, вообще, оказался классный мужик!

Так, пересказывая друг другу, как прошли, у каждого из нас, эти дни, мы, вцепившись в борта повозки, мчались с бешеной скоростью, боясь отвлекать сосредоточенного на ездовом ящере Горуса, изредка оглядывающегося на нас.

Только ранним утром Горус остановил ящера. Соскочив с места погонщика, он запрыгнул к нам в повозку. Прижав меня к себе руками, ногами, хвостом, он своим обалденным, низким, бархатным голосом, по которому я, оказывается, соскучилась, трагически запричитал:

— Душа моя, я так за тебя боялся. Думал, умру без тебя и от страха за тебя, не мог ни есть, ни пить, ни спать. Владыка… он… обижал тебя?

— Нет, не успел. Собирался после ритуала, — ответила я.

Горус с неподдельным облегчением вздохнул и уткнулся носом в мою макушку. Петрос, тем временем, слез с повозки и стал освобождать ящера от управляющих ремней.

— Можно я тебя поцелую? — спросил Горус, задерживая дыхание.

— Можно, — ответила я, растроганная его искренними чувствами. — Только осторожно, у меня опять губа болит, и еще шея.

Он ласково коснулся губами моего лба, скользнул по виску, опустился по щеке к уголку рта, и здесь обозначил лёгкий поцелуй. От этой нежности, тот тугой, болезненный, сжимающий узел в моём животе, который образовался из-за ужасной усталости, всего пережитого, страха за парней и свою собственную жизнь, неизвестности впереди, кошмара от ритуала шаманов, стал разжиматься. И я заревела в голос.

— Душа моя… — шептал Горус, собирая губами неудержимый поток моих слёз, — я больше никогда не оставлю тебя одну… не плачь, радость моя, всё самое страшное позади…

— Ага, — надрывно перевела я дыхание, — если убежать удастся!

— Убежим. Обязательно убежим, — успокаивающе гладя меня по голове, ответил он.

И я, повернув голову, поймала губами его ладонь и с благодарностью поцеловала. От этой нечаянной ласки, он судорожно прижал мою голову к своей груди и с шумным выдохом прошептал:

— Душа моя, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.

От его слов, я растерялась. Ох, что же мне делать-то, с этой его непрошеной любовью?

Тут, освободившийся Петрос заявил:

— Всё, кончайте свои нежности. Пить, есть, спать. Времени для отдыха мало. Горус, дежурим по очереди.

— Можно я сниму свой защитный костюм, я в нём такая слабая? — спросила я парней.

— Только ненадолго, — разрешил Петрос.

За спинами парней я сняла костюм, надев накидку и наскоро поев, попив, улеглась спать на повозке.

Разбудил меня Петрос:

— Детка, пора ехать, надевай свой костюм. Всё-таки основной сон надо организовать ночью, ящер активнее и быстрее днём, когда тепло.

И потянулись однообразные дни в однообразной, унылой, знойной степи. Открытая повозка не давала тени, в которой можно было бы спрятаться от палящих лучей обоих солнц. Горуса и Петроса спасала их серо-коричневая, плотная, прочная кожа, а меня, мой защитный костюм. Мы останавливались только ночью, на несколько часов, давая отдых ящеру. От него зависела наша жизнь, поэтому днём, насколько хватало сил, Горус и Петрос по очереди бежали рядом с повозкой, чтобы уменьшить нагрузку на ящера. Я тоже устраивала подобные пробежки и они, хоть как-то, на время, отвлекали меня от тревожных мыслей о погоне.

Еды у нас было достаточно, но вот с водой было напряженно. Горусу, во время паники у ритуального круга, удалось схватить только два бурдюка. А вода нужна и чтобы пить, и чтобы размочить продукты, и, главное, поить ящера. Ни о каком умывании речи не шло и мужчины покрылись коркой пыли и пота, с соответствующим запахом. У меня лицо было не лучше, хотя тело и очищал костюм. Поэтому, сняв перчатки, еду готовила я, единственная сохраняющая чистые руки. Я боялась тратить Силу, даже на такое простое заклинание как очищение. Сила потихоньку уходила, особенно когда я искала нужное направление движения, и практически не приходила, потому что я много времени находилась в костюме. То немногое, что оставалось в резерве, я берегла на всякий случай, мало ли, что может с нами произойти.

Определяя направление пути, я часто советовалась с Горусом. Надо сказать, что, за эти дни, между нами возникло удивительное взаимопонимание, позволяющее мгновенно угадывать мысли и чувства друг друга. А прохладными ночами, без спальника, одеяла и защитного костюма, я переставала дрожать от холода, когда Горус, ложась рядом, тесно прижимал меня к себе, положив мои ладони себе на грудь, и это рождало чувство доверия и защищенности.

В тот день, по нашим с Горусом прикидкам мы должны были подойти к реке и с предвкушением ожидали этого события. Запас воды, как мы не экономили, заканчивался. Да и очень хотелось помыться. Горус, бежавший рядом с повозкой и придерживаясь рукой за её борт, вдруг несколько раз глубоко, форсировано втянул носом воздух и закричал Петросу:

— Сворачивай вправо! Впереди стойбище! Надо обойти его по дуге!

Мы быстро сменили направление и, благополучно избежав нежелательной встречи, остались без, так нужной нам, воды.

Вечером, устраиваясь на ночлег, я сняла свой костюм, и, как всегда при этом, ярко почувствовав окружающий меня мир, спросила Горуса:

— Я ощущаю впереди Океан, как думаешь, когда мы там будем?

— Через три дня, — уверенно ответил он.

— Тогда, я попробую связаться с Эдмунизэлем. Спрошу, знает ли он, что-нибудь о Такисарэле и скажу, что мы живы, и на подходе.

Сняв с шеи амулет связи, я внимательно рассмотрела его. Все четыре кристаллика заметно потускнели. Смогу ли я его активировать? С замирающим сердцем, прикоснувшись к его серединке пальцем, послала частичку Силы. Кристаллики вспыхнули, и я услышала напряжённый голос Эдмунизэля:

— Ивануэль?

— Да. Со мной всё в порядке, — поспешила я его успокоить, — и с Петросом тоже. Будем у переправы через три дня. За нами погоня. У тебя есть сведения о Такисарэле?

— Такисарэль связался со мной. Ждём их через два дня. Детка, будь осторожна, мы все очень за тебя волнуемся.

— Не волнуйтесь, всё хорошо. Нас будет трое, и у нас потрясающе классный ящер. Если он не сдохнет раньше времени, здорово было бы его тоже к нам переправить.

— Знаю я уже об этих ящерах, Такисарэль то же самое мне сказал. Постараемся их забрать, но главное сами доберитесь живыми.

— В моём амулете почти не осталось заряда, не знаю, смогу ли я ещё связаться с тобой. До встречи.

И прервала связь, в надежде, что ещё хотя бы один раз удастся поговорить с Эдмунизэлем.

Ночью, лёжа со мной в обнимку, Горус спросил:

— Душа моя, а твой отец, он сильный, строгий, властный?

— Строгий, но справедливый и очень хороший.

— А мать?

— Она самая умная, добрая и красивая в этом Мире.

— Самая красивая — это ты, — возразил он, целуя меня в пыльный нос. — А что я буду делать в вашем Лесу? Ведь я знаю только Степь.

— Вначале, тебе надо выучить наш язык, понять наш образ жизни и наши традиции. А потом, станешь с нашими воинами охранять жителей города от опасных хищников и ходить на охоту.

— А я буду жить в твоём доме? — с надеждой спросил он.

— У меня нет своего дома, я для этого ещё слишком юная. Я живу в доме родителей. А ты пока поживёшь в гостинице, а когда заработаешь достаточно денег, купишь себе дом.

— А что такое гостиница?

— Это дом, в котором живут гости, приехавшие в наш город из других мест.

— А какие гости приезжают в город?

— Приезжают жители других городов и гномы.

— А много у вас других городов? — не унимался, со своими вопросами, Горус.

— Горус, хватит вопросов, давай спать. Я тебе всё обязательно расскажу и покажу, когда доберемся до Асмерона, — не хотела я его посвещать в секреты своего народа, пока мы не окажемся на месте.

— Последний вопрос: а что такое Асмерон? — спросил он, состроив невинные глазки, ну, насколько могут невинно выглядеть глаза с хищным щелевидным зрачком.

— Асмероном называется город, в котором я родилась и живу. Поэтому моё полное имя — Ивануэль Асмерон. Если ты будешь жить в этом городе, твоё полное имя будет Горус Асмерон, или ты хочешь называться Горус Орда, что, на самом деле, было бы правильнее?

— Нет, Горус Асмерон звучит загадочнее и красивее. Ну ладно, спи. Пусть Духи пошлют тебе сладкие сны.

На следующий день у нас кончились скудные остатки воды и нам, уже давно страдающим от жажды, стало особенно тяжело. Но близкий конец пути подстёгивал не снижать темпа.

А ещё через день, вечером, я вновь сумела активировать амулет связи, и прежде чем он окончательно сдох, узнала от Эдмунизэля, что воины Дозора благополучно заканчивают переправу прибывших парней с детьми. Напомнив ему, что за нами погоня и уходить надо не мешкая, сообщила, что у нас нет воды.

Надо же, мы так спешим, не щадя ни себя, ни ящера, а всего-то на одни сутки опережаем время в пути Такисарэля. Видимо, они тоже удачно выбрав маршрут, не позволяли себе отдыхать.

Последний день нашего пути был мучительно тяжёлым. Пить уже не хотелось, только всё тело стало вялым, ноги и руки не хотели двигаться. Губы покрылись коркой, потрескались и кровоточили. Язык прилип к нёбу, и говорить было невозможно. Пересохшая слизистая носа делала дыхание болезненным. Перед глазами все расплывалось, теряя четкий контур. Каждый удар сердца отзывался пульсирующим грохотом в ушах.

Наш ящер, из-за бешеных нагрузок, выпавших и на его долю, тоже сдавал на глазах. Петрос предложил его бросить, но Горус, освободив от повозки, тащил его в поводу. Когда мы, еле переставляя ноги, ночью, наконец, подошли к проливу Океана, оказалось, что мы промахнулись и вышли правее переправы к Дозору. Идя вдоль берега в нужную сторону, я вяло отмахивалась от Горуса, который так и норовил взять меня на руки, будучи сам не в лучшем виде, но при этом упорно продолжая волочь полудохлого ящера.

Эльфы нас ждали. И заметив издали, бросились навстречу. Мы же, уже не имели сил радоваться, что выжили, что добрались. Дозорные, подбежав, впихнули парням в руки фляги с водой и, подставив плечи, помогали им двигаться быстрее. Эдмунизэль, молча подхватив меня на руки и прижимая к груди, тоже сунул мне флягу. Кто-то немного отстал, пока поил ящера.

Более или менее я пришла в себя только тогда, когда уже лежала на плоту. Рядом лежал Горус, не выпуская из своей руки мою, хотя я и не чувствовала этого в защитной перчатке. С другой стороны от меня, сидел Эдмунизэль, аналогичным образом держа меня за другую руку.

— Эдмунизэль, — еле шевеля губами, с трудом прохрипела я тихим шепотом, — можно я сниму костюм?

— Только на нашем берегу, детка. Потерпи. Когда-то, этот костюм спас Еваниэль, когда она тоже переплывала пролив Океана.