Нина Максимовна округлила глаза.
– Голубей. Вера обожает птичек, кормит их, насыпает в кормушку на окне семечки, крошки. А что творят пернатые, когда жрут? Простите за откровенность, срут! Какашки летят вниз и пачкают стекла в кабинете Маши. Раньше у нас библиотекарем была Люся Мусина. – Федотова показала рукой на окно. – Видите дом?
– Желтый, трехэтажный? – спросила я. – Симпатичный, облицован красивыми панелями.
Федотова покосилась на пирожки, но удержалась, не взяла очередной.
– Интересная у него история! Когда я на работу в гимназию нанялась, это был жуткий клоповник, без слез и не взглянуть. Жили там алкоголики, маргиналы, вели они себя соответственно. Я человек открытый, прямой, поэтому один раз спросила у директрисы: «Полина Владимировна, у нас элитная гимназия для детей из обеспеченных семей, не очень-то удачное соседство убогий барак. Родители платят большие деньги за обучение детей, они могут претензии предъявить, что ребята на пьянчуг любуются». Начальница поморщилась. «Вы правы, я тоже не в восторге от жителей клоаки, сейчас Григорий Алексеевич ищет пути решения проблемы. Сложность состоит в том, что развалюха не муниципальная, принадлежит военным, продать ее они то ли не могут, то ли не хотят. Ну, ничего, мой муж рано или поздно разберется с этим безобразием». И точно! Пенкин купил дом, но снести его ему не разрешили. Он не сдался, отремонтировал здание, выселил оттуда маргиналов и предоставил просторные, прямо шикарные квартиры нормальным людям. Обратите внимание на второй этаж, на окна с геранями.
– Вижу, – кивнула я, – много горшков с цветущими растениями.
– Там Люся Мусина живет, – зачастила Федотова. – У нее трое детей, муж профессор, он немного получает, вторая зарплата семье не помешает, но Людмила надолго из дома уйти не может, сыновья внимания требуют. Мусиной сидеть на службе с девяти до шести нельзя, вот она и попросилась в нашу библиотеку. Очень удобно, ехать далеко не надо, отправила своих мальчиков в школу, отсидела до четырех дня в библиотеке, и свободна. Людмила аккуратная, исполнительная, дети ее любили, а Полина Мусину уволила.
– За что? – удивилась я.
Нина Максимовна развела руками.
– Понятия не имею, и никто не знает. Утром Поля вошла в учительскую в сопровождении незнакомой женщины и сказала: «Знакомьтесь, Вера Борисовна Соева, новый библиотекарь». Авдотья Громушкина, психолог наш, жутко невоспитанная, сразу спросила: «А Люся куда денется?» «Людмила Игоревна уволилась по собственному желанию», – соврала Хатунова.
– У Мусиной много детей, возможно, она поняла, что совмещать работу и воспитание ребят трудно, поэтому и ушла. Зачем Полине лгать коллективу? – возразила я.
Федотова отхлебнула кофе.
– Нет, она сказала неправду. Через некоторое время после смены библиотекарши я Люсю встретила в магазине. Смотрю, идет Мусина в новой норковой шубке, очень симпатичной, светло-серой, пуговицы-стразы, недешевое манто. Вот уж я удивилась. Мы с Люсей приятельствуем до сих пор, я к ней после уроков иногда забегаю. Квартира у них многокомнатная, с хорошим ремонтом, уютненькая, но видно, что у хозяев больших денег нет. Одевалась Людмила однообразно, у нее была пара юбок и несколько блузок. Незадолго до увольнения Люси, дело зимой было, Ангелина Максимовна приперлась в новой шубе. Жорина удивительно бестактный человек, вошла в учительскую и давай хвастаться: «Вон что мне муж преподнес! Манто из соболя». Наши дурочки заахали, заохали, начали обновку ощупывать, примерять, галдеж поднялся. Одна Люся бочком, бочком, и в библиотеку. Я за ней поспешила, вижу, она слезы вытирает. Мне ее жалко стало, начала глупышку утешать: «Не завидуй. Шуба не из соболя, а из кошки сшита, на следующую зиму развалится, а то и один сезон не переживет. И Ангелина врет не только насчет манто. Мужик у нее неудачный, денег не зарабатывает, живет за счет жены. Он альфонс, женился, чтобы супруга его содержала, артист неудачливый. Жорина утверждает, что муж в разных театрах выступает, но когда ее просят контрамарки принести, сразу в отказ: «Ну, сейчас супруг из одного коллектива ушел, в другой оформляется». Один раз я красавчика видела, Полина Владимировна нас в театр повела, всем по два билета подарила, вот Жорина мужа и показала. Мордатый холеный мужик в очках, глупо шутил, комплиментами сыпал, шампанским всех в буфете угостил. Наши дурочки им очаровались, млели от его тупых шуток. Но меня-то не обмануть. Я давно поняла, тянет парень из немолодой дуры средства, сам весь день на диване лежит. Встретит он богатую, вмиг от Жориной слиняет, и ребенка Ангелина не родила, думаю, ее пиявка не хочет детей. Шубу из кошки Жорина сама купила, небось кредит взяла. А у тебя муж прекрасный, семья для него главное, сыновей он обожает. У тебя намного лучше шубейка будет». Мусина носом шмыгнула: «Интересно, откуда она возьмется? Живу по остаточному принципу, деньги на детей и мужа трачу, а что осталось, мне достается». Я ей посоветовала: «Сэкономь на хозяйственных расходах, дал твой профессор сумму на питание, треть себе заначь. На суп вместо говядины бери курицу, на завтрак кашу вари, она полезней, и крупа копейки стоит». Люся печально так ответила: «Спасибо, Нина Максимовна, уж я зажалась, лишнюю картофелину не куплю. Но в одном вы правы, рыдать не стоит, от слез денег в кармане не прибавится. Никогда у меня шубка не появится, даже мечтать о ней не надо». И вдруг! Идет мне навстречу Людмила в норке, да не в полушубке скромном, а подолом пол подметает. Я ее остановила, давай расспрашивать, шубу нахваливать, она прямо покраснела от удовольствия и пояснила: «Свекровь умерла, оставила мне свое манто в наследство, она его совсем не носила». Но я-то вижу, врет многодетная мамаша! Я недавно книгу одного американского психолога прочитала, в ней написано: если человек во время беседы глядит налево, он брешет. Ну, потом она сказала: «Прости, времени совсем нет, надо покупки сделать». И ушла. А я отправилась посмотреть, что сыну на день рождения подарить. Кругом народа! Море-океан, пропихиваюсь сквозь толпу и слышу знакомый голос: «Что от тебя Федотова хотела?» Гляжу, а впереди меня Люся с Полиной Владимировной идут. То-то я удивилась! Почему они вместе? Когда Люся у нас работала, я не замечала, чтобы библиотекарь и директриса дружили. А сейчас как близкие люди общаются, Мусина Хатунову под руку держит.
– Она мою шубу нахваливала, – ответила Люся, – спрашивала, сколько та стоит, где купила.
– Что ты ей сказала? – занервничала владелица гимназии.
– Правду. Норку мне Полина Владимировна подарила за уход по собственному желанию, чтобы она Веру могла на мое место взять, – сказала бывшая библиотекарша.
Хатунова остановилась.
– Господи! Я же тебя просила молчать!
Люся обняла ее.
– Поля! Прости, я глупо пошутила! Придумала, будто обновка мне в наследство от покойной свекрови досталась.
– Вот же повезло тебе с Федотовой столкнуться! – в сердцах воскликнула директриса. – Что ее в этот магазин занесло! Чего она на другой конец Москвы поехала? Еще, не дай бог, сейчас с ней столкнемся, не надо, чтобы она нас вместе видела!
– Не нервничай, – успокоила бывшую начальницу Мусина, – Нина хороший человек, она уже забыла, что меня встретила, торговый центр огромный, Федотова на другом этаже шастает. Давай в обувной бутик заглянем.
Я поняла, что они налево свернут, и бочком-бочком в какой-то отдел ввинтилась. Понимаешь, да?
Я прикинулась дурочкой.
– Полина Владимировна попросила Людмилу написать заявление по собственному желанию и подарила ей за это дорогую шубу. Но зачем она это сделала?
Федотова снисходительно похлопала меня по плечу.
– Виола, это же элементарно. Полина решила взять в гимназию Веру Борисовну, ей это зачем-то надо было. Хатунова новую библиотекаршу опекала, хотя толку от нее никакого. Людмила активно с детьми работала, диспуты по произведениям классиков устраивала, клуб книголюба открыла, приучала ребят к чтению. А Соева сидит совой, только книги выдает с недовольным видом, и все. Ребят она не любит, морщится, когда на переменах они шумят. С коллегами нелюбезна. Вчера я к ней в читальный зал заглянула, попросила: «Сдайте, пожалуйста, тысячу на Новый год, мы в буфете стол накроем». Думаете, Вера поинтересовалась, что мы купить собираемся, предложила свою помощь? Сунула мне купюру и съязвила: «Надеюсь, Ангелину не попросите пироги печь, они у нее ужасные». Здорово, да?
– Не очень вежливо, – поддакнула я.
– Вот и мне так показалось, – нахмурилась Нина. – Вышла я в коридор, наткнулась на Полину Владимировну, ну и не сдержалась, сказала ей: «Вера Борисовна очень вредная и злая. Неудивительно, что дети теперь в библиотеку не спешат. Вот Мусина замечательная была, ее школьники и учителя обожали». Директриса покраснела и заявила: «Уважаемая Нина Максимовна, меня, как руководителя, Соева устраивает целиком и полностью. Если вы недовольны Верой Борисовной, не желаете с ней бок о бок работать, то можете уволиться». И унеслась! Я прямо онемела, никогда Хатунова ни с кем в таком тоне не говорила. Потом я вспомнила, как Полина на сторону Веры в конфликте с голубями встала, и до меня с опозданием дошло: Соева для нее особенный человек. Вот вы как поступите? Представьте, что являетесь директором, прибегает к вам в кабинет Мария Геннадьевна и просит: «Пожалуйста, запретите библиотекарше кормить птиц, дерьмо падает прямо на окна моего кабинета. Мне приходится каждый день их мыть. Неприятно любоваться на гуано, и голуби заразу разносят, а у нас дети, подхватят орнитоз, беды не оберемся, санитарная инспекция на гимназию штраф наложит».
– Ну, – протянула я, – наверное, я бы вежливо поговорила с Верой Борисовной, объяснила ей, что сизари часто являются переносчиками опасных инфекций, школа несет ответственность за учащихся, и приказала прекратить приманивать пернатых.
Федотова скривилась.
– Это реакция умного человека. А Полина отчитала Машу за нелюбовь к живой природе, велела ей думать о работе, а не пялиться во время урока в окно, заявила: «Я не могу исполнять капризы коллег. Сегодня вам не нравятся птицы, завтра вы потребуете убрать аквариумы с рыбками, хомячка и морских свинок из живого уголка. Что дальше? Будете настаивать на увольнении коллег? Это моя гимназия, и порядки в ней устанавливаю я. Не согласны с решениями директора? Дверь на улицу открыта. На ваше место через пять минут сто претенденток примчится. Вы свободны». Во как она Шитову, словно первоклассницу, на место поставила! На что угодно спорить готова, Хатунову и Соеву связывали какие-то отношения…
Разговор прервал звонок.
– Урок закончился, – засуетилась Нина. – Виола, спрячь пирожки, сейчас Ангелина придет, увидит их и вмиг слопает, у Жориной пищевая распущенность, что видит, то и жрет. Не зря у нее такая фамилия. Ой, Ангелиночка, здравствуй, как у тебя дела? Выглядишь усталой!