Магия Мериты

Встреча

— Мы приветствуем вас, родные братья в печали и радости!

Слова, забывшие свою прежнюю многогранность, выстроены точно знаки математической скорописи. Это ритуальная фраза. Идет официальный прием Инспекторской группы Галактического Содружества, и каждый жест, каждый звук должны соответствовать предписанному церемониалу. Здесь нет просто людей, есть три Инспектора-ревизора, один Инспектор-стажер и два представителя Принимающей Стороны. Только что вручены и прочитаны верительные грамоты с серьезностью, словно была на то действительная необходимость.

Торжественность момента оттеняют высокое бирюзовое небо с крапинками белых перистых облачков и блистающее солнце. Такая прозрачность и приподнятость, вероятно, визитная карточка этой планеты.

Смысл произнесенных слов предельно ясен. «Родные» означает упоминание никем из присутствующих не оспариваемого факта, что у них общая прародина — далекая планета Земля, на которой никто из них никогда не был и вряд ли когда попадет. «Братья в печали и радости» утверждает не только сравнимость этических, моральных норм, но и взаимно ощущаемое духовное родство. А ведь именно это поставлено под сомнение присылкой сюда инспекторской группы.

Как кристальная чистота хрустального бокала таит иногда смертельную отраву, так ясность прозвучавших слов несет требование дать однозначный ответ, справедливы ли эти сомнения. Тем самым на их группу возлагается тягчайшая ответственность. Вэр Корев, инспектор-стажер, стоящий сзади согласно собственному пониманию своей роли при встрече, увидел, как наморщились уши Илвина, как Лонренок облизнул внезапно пересохшие губы и невольно сделал шаг вперед. Только широкая спина Рюона, стоящего прямо впереди, не выразила абсолютно ничего.

Встречающий, почтенного возраста меритец с бордовым, словно раскаленным лицом, густо испещренным морщинами, держится с завидным естественным достоинством. Медленная речь. Скупые, точно рассчитанные жесты. Такими людьми нельзя управлять, подумал Вэр. Нельзя внушить им что-то свое, то, что не укладывается в давно принятую ими систему ценностей. За такими всегда будет оставаться превосходство, признаваемое и даже осязаемое окружающими.

Илвин начал долго и сбивчиво перечислять официальные задачи инспекции. Перед ним сейчас возникла сложная задача: растворить меритское требование брызгами малозначащих слов, дабы у инспекторов, при необходимости, появилась бы возможность уклониться от выработки единого мнения.

— Место пребывания инспекторской группы — Элефантида. Эта планета, — сказал встречающий, отвечая на промежуточный вопрос. — Вы можете по каналам межзвездной связи ознакомиться со всеми остальными десятью планетами, населяемыми моим народом…

— А добраться до ваших исторических архивов, летописных материалов? — перебил вдруг Рюон.

— У нас единый Информаторий, и вы сможете отсюда получить все, что окажется необходимым для решения стоящих перед вами задач, — бесцветно ответил меритец. Пауза. — Однако вы перебили меня, преждевременно задав вопрос, чем нарушен порядок встречи. Полагаю, в этой связи следует закончить официальную часть. Все вопросы, просьбы и пожелания — к магу Марку Второму. Он будет непосредственно работать с вами.

Встречающий указал на стоящего рядом с ним меритца, повернулся и зашагал, не обращая далее на них никакого внимания. Действительно ли задели его неуместные слова Рюона, или же он расчетливо воспользовался удобной возможностью завершить тяготившую его церемонию, Вэр так и не смог понять. Рюон смешался, растерянно глядя на коллег. Илвин, уполномоченный на ведение встречи, бросал на него уничтожающие взгляды, одновременно пытаясь выразить свое расположение оставшемуся Марку подобострастным поклоном при рукопожатии.

Вэр неторопливо, боясь сделать что-то не так, поздоровался с Марком, с удивлением ощутив мягкость его руки, попробовал заглянуть прямо в глаза и обжегся, наткнувшись на холодный, словно пронзающий взгляд.

Рюон, вконец потерявший себя, как-то воровато ткнул руку для рукопожатия, не выдавив даже подобия улыбки, и с подчеркнутым вниманием стал разглядывать видневшиеся вдалеке строения.

— Пойдемте, братья. Вы отдохнете с дороги, а потом приступим к нашим общим делам, — сказал Марк. — Ваши вещи доставят куда следует, не беспокойтесь за них. Здесь, на Элефантиде, вам ничто и никто не угрожает, чувствуйте себя как дома. Пойдемте.

Марк широко зашагал, увлекая Илвина и Лонренка в ту же сторону, куда ушел первый меритец. Рюон невольно оказался в паре с Вэром и, почувствовав участие, сказал со вздохом:

— Прекрасная планета. Всякий раз, когда я оказываюсь в таком раю, невольно приходят мысли уйти в отставку и заняться свободным фермерством. Не могу понять, как это я так опростоволосился…

Допустив непростительную для опытного инспектора-ревизора оплошность, он, естественно, был не в себе. Странно все же, подумал Вэр, Рюон не был слишком взволнован встречей, явно полностью контролировал свои поступки — и вот на тебе.

— Представь себе, Вэр, что всего триста лет назад группка потерявших все беженцев чудом ускользнула от крейсеров Содружества и ушла в свободный полет. А сейчас ими освоено уже одиннадцать планет. Поразительно, не правда ли? Интересно, какова численность их общины сейчас.

— Чуть более девяти тысяч. Нас не так уж и мало, — ответил Марк, обернувшись, и, словно опережая очередной вопрос Рюона, добавил: — Из них семнадцать магов.

— Магов? — встрепенулся Лонренок. — Это кто такие?

— Такие, как я, — засмеялся Марк, — люди из людей. Те, кто прошел полный курс специального обучения. Мы хранители традиций, прокладывающие будущее.

Заметив неловкость, сказал:

— Не ищите в моих словах скрытый смысл. Я хочу сказать лишь то, что говорю. Недомолвки и жонглирование словами — орудие слабых. У нас нет комплекса неполноценности или чувства вечно преследуемых, которые вы нам приписываете. Не торопитесь в предположениях. Сначала изучите нашу жизнь. Надеюсь, вы понимаете, что после тех недоразумений, что произошли в прошлом, у нас были причины не демонстрировать Галактическому Содружеству свой образ жизни.

Что-то наигранно циничное звучало во внешне спокойных словах Марка. Так бесстрастно не мог говорить потомок тех, кто пережил зловещие дни Корантского кризиса. В ходе подготовки к инспекции Вэр внимательно изучил доступные ему издания, посвященные Меритской войне, ужасался гипнотической цепью событий, для каждого безусловно трагических и печальных. Он испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, чисто по-человечески, он ощущал острое сострадание к меритцам, нечто вроде неисправимой вины перед ними. Был готов — но не знал как — выразить свое покаяние. С другой стороны, понимая правоту и высшую справедливость действий Содружества, Вэр не мог избавиться от какой-то высокомерной досады: такое чувство возникает иногда у человека, когда ему наскучит играть с расшалившимся котенком.

С момента обмена рукопожатиями прибывшие как бы обрели вторую ипостась. Они перестали быть только Инспекторами, но приняли и положение простых людей. Отсюда и более живое, не связанное жесткими рамками регламента общение, возможность не следить за каждым словом. Человеку свойственно ошибаться, выражать свои мысли нелогично, недостаточно понятно для других. И нелегок крест непогрешимых, заставляющий вместо живого языка оперировать точными словесными формулами.

Идти было тяжело. Густая нетоптаная трава, высотой почти до пояса, упруго хватала за ноги, не хотела отпускать, скрипела. От нее исходил душистый, свежий и терпкий запах. Пропустив людей, поверженные стебли тотчас вновь выпрямлялись.

— Элефантида — мы называем ее уменьшительно Эля — наиболее землеподобная планета из всех, на которых обитает мой народ, — неторопливо на ходу рассказывал Марк. — Как вы, наверное, знаете, у этого мира два солнца и три спутника, три луны. Площадь океанов около половины всей поверхности. Много внутренних водоемов преимущественно с пресной водой. Циркуляция атмосферы легко предсказуема и строго подчиняется годовым ритмам. Почвы, физико-химические показатели воды почти идентичны земным. Сила тяжести чуть выше единицы, так же — содержание кислорода в атмосфере, где относительно много и инертных газов. Весьма близок к норме и радиационный фон. Общее сочетание параметров окружающей среды синергически дает субъективное чувство бодрости, полноты сил, прилива внутренней энергии. Вы ощущаете некую приподнятость?

Норма, машинально отметил Вэр, это параметры Земли. Ценность невообразимого множества обитаемых миров до сих пор измеряется степенью схожести с прародиной человека. Если какая-нибудь община, входящая в Содружество, населяла несколько планет, то по принятым правилам главенствующей из них считалась та, которая была наиболее близким аналогом Земли. И на ней, как правило, проводились дипломатические переговоры, встречи гостей и утверждение торговых сделок. Понятно, почему их встречали именно здесь. И вдруг, шагая рядом с ушедшим в себя Рюоном и вполуха слушая пояснения Марка, Вэр поймал смутное чувство тревоги. Что-то очень важное осталось незавершенным, и оно может совершенно роковым образом повлиять на все дальнейшие события.

— Климат? Я полагаю, у вас не будет претензий. Климат пояса, где мы сейчас находимся, идентичен климату Канарских островов — на Земле тот район считался одним из самых благоприятных для обитания человека. Там, за Стражным Хребтом, — жест в сторону заснеженных гор у горизонта — суше. Местность более ровная, похожая на земную степь. Мы пробовали найти источники, содержащие описание климата Садов Эдема — согласно мифам, именно там был земной рай — но, к сожалению, не успели к вашему прилету.

— Как же так — не успели? Никогда не бывал в раю, все думал, что успеется, — как бы про себя пробормотал Рюон.

— Вот мы почти пришли. Это, ближние к вам, хозяйственные пристройки. Жилые здания — их всего три — вон те, похожие на раскрывшиеся цветы. За ними рабочие постройки: станция космосвязи, энергоузел, завод по доработке униформ, продовольственный склад. Все только для местных нужд. Это — на вопрос Рюона — мусоросборник. Полностью автоматизирован, в его конструкции не предусмотрено даже люка, чтобы заглянуть внутрь.

Рюон, отстав, приложил ладонь к светло-коричневой глянцевой поверхности сооружения в виде врытого в землю цилиндра.

— Мусоросборник, — пробормотал он, не обращаясь к Вэру прямо, а как бы говоря сам с собой. — Надеюсь, что не для утилизации людей живьем. Однако тот, первый меритец, этот бесстрастный старец, прежде чем исчезнуть, подошел именно сюда…

Вэр с сожалением отметил, что не проследил путь «бесстрастного старца».

— Учти еще, Вэр, — продолжил Рюон, — всего двести три человека из девяти тысяч меритцев обитают здесь, а готовы вызвать глобальные изменения климата в честь неведомых пришельцев — нас с тобой. Все это по крайней мере удивительно. Ты не находишь?

Вэр находил. Но всякое ведь бывает. Для выводов мало информации.

— Брат Марк, а где… — Вэр не знал имени первого меритца, встретившего их, и пробовал найти наиболее дипломатичную форму вопроса. Марк поддержал:

— Маг Марий? Он занимается своими делами.

— Здесь, на Элефантиде?

— Нет. Ах да, понимаю. Все наши планеты соединены стационарными нуль-туннелями, и маг Марий находится там, где предписывает ему находиться круг его обязанностей. Я могу связаться с ним, но мне не хотелось бы отвлекать его без веской на то причины.

— Нет-нет, не надо.

Вэр осторожно потрогал чуть вздрагивающую, словно живую поверхность цилиндра и заспешил вслед за остальными. Кто его знает, может, ошибся Рюон, и этот, как его, маг Марий, прошел дальше. Но что же не дает покоя? Что нужно связать воедино, чтобы наткнуться на сформировавшуюся в подсознании и колющую мысль? Рюон сказал: двести три человека. Видимо, это сообщил Марк, а он, Вэр, прослушал. Очень, очень мало для такого мира.

Марк остановился у входа в дом, украшенного вьющимися растениями.

— Освоение Эли продолжалось около восьмидесяти лет, — не торопясь рассказывал он, покусывая сорванную веточку какого-то ароматического растения. — Первоначальная биосфера подверглась коренной перестройке. Все нежелательные формы местной фауны и флоры были уничтожены. Для этого, в частности, пришлось взрывами поднять в стратосферу пыль, резко снизить температуру поверхности и уровень солнечной радиации. После постройки на полюсах глобальных климатических станций и принудительного отсоса наиболее мелких пылевых частиц, сохранившиеся разновидности растений и животных были дополнены новыми. При этом максимально широко использовали генофонд Галактического Содружества и полезные формы жизни окрестных планет. Сейчас перечень одних лишь прижившихся растений включает более пятисот тысяч названий, к тому ж продолжаются естественные мутации. Согласитесь, очень трудно найти здесь два одинаковых дерева, не так ли? Одно лишь — зловредных, даже просто не особенно приятных для человека растений и существ здесь нет. Оружие вам не понадобится.

Илвин, как мальчишка, не желавший расставаться с любимой игрушкой, сдвинул назад кобуру лучевого пистолета, оттягивающую ему пояс. Говорили, что на точке он никогда не расставался с оружием.

Над их головами приветливо порхали причудливые созданьица. Невообразимо яркие цвета, собранные в непривычной последовательности. Вэр пригляделся. Одно из них коснулось ствола дерева, замерло, миг — и летательная перепонка свернута, остался только корявый стручок, словно обломанная веточка. Вот он вновь закопошился, сгорбился, сорвался в воздух, расцвел — и снова полет яркого живого сгустка. Лонренок пощелкал пальцами вытянутой руки, подманивая. Несколько крылатых созданий закружилось над ним. Казалось, и сама ветвь дерева склонилась ниже, протягивая толстые листья-пальцы.

— Они хотят пить, — сообщил Лонренок. — Слышите, как причитают?

Действительно, воздух был полон еле слышными переливчатыми звуками, словно кто-то в отдалении перебирал струны арфы.

— Это ирши, — пояснил Марк. — Ночью будет дождь, они и готовятся. Прошу вас, заходите, мы пришли.

И Вэр вслед за остальными вошел в прохладный полусумрак дома.

Марк

Осмотр дома занял немного времени. В центре под единым сферическим куполом находилось два зала — большой и малый — и уютная гостиная-столовая. Под ними располагался бассейн. От центральной части отходили лепестки-коридоры, ведущие, по выражению Рюона, в «отдельные обители». Каждая из них, не претендуя на роскошь, была оборудована стандартной бытовой аппаратурой. Вэр бегло осмотрел ее и с облегчением признал, что излишних хлопот не предвидится. Приятная неожиданность: обычно человеческие общины, живущие столь обособлено, как меритская, конструировали свои, оригинальные приборы постоянного пользования. Несмотря на скудный опыт межзвездных путешествий, Вэр несколько раз попадал впросак, неудачно экспериментируя при разгадывании принципов управления незнакомой бытовой техникой.

По предложению Марка Вэр выбрал себе квартиру, в которую вел лазурный коридор, расцветил ее приятным для себя образом, опустил пониже регулятор кондиционера — он привык к более низким температурам — и спустился в гостиную. Вскоре все были в сборе.

Марк предложил сесть в кресла у низенького столика. Кибер-разносчик засуетился у пульта доставки, сервируя подносы. Илвин, ревниво проследивший, чтобы самое почетное место досталось ему, поделился в общем-то правильной мыслью, что самое важное и неотложное — это их работа. В унисон ему Рюон подтвердил, что качественное выполнение их миссии он тоже считает своим первейшим долгом, и Марк стал рассказывать о принципах работы в местной компьютерной сети, перечисляя рабочие ключи и коды, призванные увеличивать оперативность запросов. Вэр признал, что меритский Информаторий легко доступен ему, ослабил самоконтроль, и опять какая-то тревожная мысль забилась в подсознании. Стараясь не встречаться взглядом, он внимательно пригляделся к Марку.

Что-то бычье было в облике мага. Крупный, пропорционально сложенный мужчина, широкие кости, развитые сухожилия, бугры мышц. Мощная шея со вздувшимися перетруженными венами, на виске нервно и часто билась жилка. Ровный бронзовый загар и минимальный волосяной покров тела. Один его кулак, казалось, был больше всей лысой головы Илвина. Волевой рот, массивная, чуть выдающаяся вперед нижняя челюсть. Одеяние самое простое: светлая рубашка очень свободного покроя с открытым воротом и широкими короткими рукавами, такие же свободные короткие штаны. Простые сандалии на босу ногу. Официальные мундиры инспекторов на этом фоне казались чопорными.

Для пояснения своих слов Марк придвинул к себе подвижной пульт компьютера. После небольшой паузы набрал шифры. Засветился экран, показав мутное звездное небо, затем появилась схема планетной системы, перечни ее констант. Марк вызвал изображение четвертой планеты. Вот оно приблизилось, раскрылась панорама, и побежали обзорные кадры поверхности.

— Это Альфа, — сказал Марк. — Планета, на которой я родился и жил первые пять лет, до начала учебы. По вашим меркам, совсем не благодатный мир. Сила тяжести удвоенная. Сильные ветра. Суша — столпотворение диких круч, высокие горы. Постоянно штормовое море. Зато посмотрите, какая красота. В дни отдыха я часто возвращаюсь туда.

Словно вспомнив, что диалоговая система предусматривает речевое обращение и ряд команд жестами, Марк продемонстрировал и это.

— Почему изображение звездного неба было таким некачественным? — спросил Рюон. — Мне сначала показалось, что дисплей неисправен.

— Нет. Все в порядке. Наша аппаратура не ломается. Мы обещали показать вам в наших мирах все, что вы потребуете. Но раскрывать их абсолютные звездные координаты не входит в наши намерения.

Слова Марка неприятно кольнули. Вэр увидел, как встрепенулся Лонренок, как вскочил и нервно запрыгал туда-сюда мелкими шажками Илвин.

— Но мы-то здесь. Вы что, запрещаете нам смотреть вверх, на ваши созвездия?

— Что вы, брат Лонренок, — усмехнулся Марк. — Пожалуйста, делайте все, что сочтете нужным.

— Ничего не понимаю, — удивился Лонренок. — Наш звездолет сам доставил нас сюда. У него совершенная астронавигационная аппаратура.

— Все это так, — холодно констатировал Рюон, — но точка нашей материализации неопределенно далека. Не зная поля градиентов оптопараллакса и гравитационные турбулентности у местной звездной системы, ориентировка возможна с весьма невысокой точностью. Учитывая то гигантское расстояние, что отделяет нас от маяков Содружества, следует признать, что мы попросту не знаем, в какой области космоса находимся, и без помощи хозяев не сможем вернуться домой.

Илвин важно подтвердил слова Рюона многозначительным кивком. Вэр знал, что до прихода в Инспекцию Илвин был звездным пилотом. Последние два десятилетия своей деятельности в Межзвездном Флоте занимался составлением лоций. Пожалуй, во всем, что связано с космическими сообщениями, он был крупнейшим специалистом.

На некоторое время воцарилась тишина.

— Вы сгущаете краски, — дружелюбно сказал Марк. Он, казалось, внезапно утратил интерес к разговору и поддерживал его, руководствуясь только чувством долга. — У вас есть программа обратного перелета.

Марк прав, спохватился Вэр. Правила дипломатических сношений предписывали при приглашении представителей иных общин обеспечивать максимальную безопасность перелетов. Поскольку даже знание точных галактических координат и особенностей местной метрики пространства не всегда являлось залогом успешности материализации в заданной точке после надпространственного прыжка, допускалась передача готовых программ полета. При этом, однако, от посещаемой общины требовалось одновременно представить инструкции для обратного полета. Именно это было сделано меритцами. «Но» заключалось в том, что сообщенная ими программа была сформирована в так называемых плавающих переменных, зависящих от текущего времени, и, кроме того, предполагала совершение коррекции у промежуточной базы Сигма.

При утверждении решения о посылке инспекторской группы был констатирован факт, что математический аспект программы полета не может быть проверен. Большинство экспертов пришло к заключению, что тем самым группа попадает в некоторую зависимость от меритцев, но вряд ли это вносит какие-либо дополнительные моменты, влияющие на безопасность инспекторов. Сложность программы, возможно, обусловлена тем, что она получена эмпирическим путем, и другой у меритцев просто нет.

— Я все равно в недоумении, — продолжал Лонренок. — Какое-то ребячество, право слово. Вы пытаетесь скрыть от нас свое местоположение. Зачем? Почему? Я хочу знать причину, почему вы так поступаете.

— Поймите нас правильно. Мы, меритцы, желаем жить по своим законам. Нам не нужны советники и учителя. Раньше мы жили на пересечении звездных дорог. Вы знаете, чем это кончилось. Наша жизнь, наша культура повисли на волоске, едва не погаснув. Спасло нас чудо. Мы ушли в недоступную для вас даль, начали все заново.

Марк замолчал, задумавшись. Никто не смел нарушить тишину.

— Вы должны признать, что у нас есть веские причины поддерживать свою изоляцию. И вы превысите свои полномочия, пытаясь раскрыть расположение наших миров. Ваша задача — дать заключение, насколько наш этический облик близок общечеловеческому. Вот и занимайтесь своим прямым делом.

— Маленькая неувязочка, — сказал Рюон. — С одной стороны, вы претендуете на равноправное членство в Содружестве, а стать доступными для желающих погостить у вас не хотите. Несправедливо как-то.

— Мы нарушаем этим какие-нибудь правила?

— Да нет, все в порядке. Мне только интересно, почему вас не устраивает, например, статус ассоциированного члена Содружества.

— Все просто. Отношения между рядовыми членами Содружества устанавливают они сами, и никто им не указ. Другие цивилизационные образования могут контактировать только с центральными органами Содружества. Нам бы не хотелось в будущем получать санкцию Галактического Совета по всякому пустяку.

— Стало быть, никакой контроль вам не нужен?

— Абсолютно правильно.

— Второй раз пользоваться вашей программой перелета я бы не стал, тем более если на то не будет вашей санкции, — проговорил Илвин, не обращая внимания на Рюоновские эскапады. — Однако по накопленной в звездолете информации, видимо, можно в свободном режиме найти ваши планеты. Вам не приходила в голову такая возможность?

— Сигма закрыта для чужих звездолетов, так что все выданные вам алгоритмы вы можете спокойно забыть по возвращении домой. Что же касается свободного поиска — пожалуйста, дерзайте. Однако должен предупредить, что вы даже приблизительно не знаете нашего местоположения. Если интересно, я при случае покажу, почему это именно так.

— Знаем — не знаем, но попытаться узнать не запретишь, — проворчал Илвин.

— Хорошо, коли наш разговор принял такой оборот, я сделаю официальное заявление, право довести которое до Галактического Содружества предоставлено мне властями моего народа. Прошу встать и приготовиться слушать, — Марк поднялся, отошел к стене, повернулся к инспекторам и, подняв руку, громко сказал:

— От лица гонимого народа Мериты говорю, слушайте все: каждое материальное тело искусственного происхождения, приблизившееся без разрешения к любой из наших планет на расстояние менее пяти световых лет, будет рассматриваться как носитель смертельной опасности, уничтожить который — гражданский долг каждого меритца. Все.

Рюон укоризненно покачал головой. Лонренок хотел что-то сказать, но, встретив сдерживающий взгляд Илвина, махнул рукой и отвернулся.

— Садитесь, — широко улыбнулся Марк. — Отвлечемся от официальных дел.

— Для вас, меритцев, существует только «да» или «нет», только белое или черное.

— Вы не правы, Рюон. Мы такие же люди, как и вы. Может, в нас только больше решительности. Есть вопросы, требующие бескомпромиссности. Только так, — Марк словно убеждал самого себя. — Да и вы тоже не всегда ищете третий путь и можете, если необходимо, настоять на своем. Правильно?

— Так-то так, — проворчал Рюон. — Ладно, оставим пока дела. Чем вы нас угостите?

Разносчик быстро расставил подносы.

— Прошу вас. Это первая ваша трапеза на Эле.

— Надеюсь, что не последняя, — вставил Илвин.

Вэр критически оглядел содержимое своего подноса. Нечто вроде супницы, накрытое крышкой, большой ярко желтый плод на специальной подставке, узкий длинный сосуд с серебристым напитком. Вэр поднял крышку и уловил родной, почти забытый аромат. Неужели настоящий хачар?

Это было самое популярное блюдо на его родной планете. Вэр вырос на нем, и сейчас хачар был для него олицетворением далекого детства, любое воспоминание юных лет было обильно сдобрено его ароматом. Вэр подковырнул вилкой длинный дымящийся кусок мяса, приподнял, надкусил, смакуя чуть кисловатый вкус.

Удивительны бывают судьбы. Первопроходец Хачар, чьим любимым и, быть может, настоящим призванием была кулинария, долгими зимними вечерами предавался своему всепоглощающему занятию. Это, возможно, помогло ему выжить, не сойти с ума в снежной пустыне. Он и изобрел это блюдо. Пришедшие за ним получили более благоустроенную планету и новое своеобразное кушанье. Со временем все забыли о роли Хачара-первопроходца, его жизнеописание можно с трудом отыскать в специальной литературе, но детище его, хачар, много веков является украшением любого стола. Его едят дети, едва достигшие возраста, когда они в состоянии держать вилку, и старцы в институтах геронтологии, скрашивая свои последние дни.

Хачар был приготовлен по всем правилам. Вэр быстро опорожнил тарелку. Принимаясь за десерт, он оглядел товарищей. Все были заняты едой, которая доставляла им видимое удовольствие. Это было особенно удивительно применительно к Илвину, который совсем недавно, при посадке, предложил «на всякий случай» плотно закусить и подал яркий личный пример. То обилие пищи, что было потреблено им в течение последнего времени, явно вступало в противоречие с его габаритами. Сам Марк, отметил Вэр, проявляет сдержанность. Перед ним лишь высокая кружка с каким-то дымящимся напитком темного цвета, отливающего синевой, да горстка неведомых мелких плодов. Кажется, что магу глубоко безразличны и прибывшие, и все их проблемы и задачи. У него свои заботы, обдумыванию которых он всецело отдается. Лишь изредка, словно спохватываясь, возвращается он мыслями в гостиную, отпивает из своей кружки глоток, сосредоточенно выбирает плод, мнет его пальцами, отправляет в рот и долго жует.

— Скажите-ка, брат Марк, — как бы между прочим спросил Рюон, — у вас есть другая система входа в Информаторий?

— Нет. Система одна. Причем — вы, наверное, заметили — мы не пытались, как говорится, изобретать велосипед: зная, что разработаны хорошие методы работы с базами знаний, воспользовались существующим заделом, сэкономив тем самым собственные трудовые ресурсы и время. Это ведь и лежит в основе взаимовыгодного сотрудничества, не так ли?

— Ну, хорошо, ответьте на другой вопрос: как часто вы работаете с компьютером?

— Почти постоянно.

— Сомневаюсь.

— Почему?

— У вас нет выработанных навыков.

— Вы наблюдательны, брат Рюон. Действительно, в диалоговом режиме, используя компьютерную консоль, я обращался к Информаторию впервые при вас, несколько минут назад. И все же вы зря сомневаетесь в моих словах. Мое неумение объясняется просто: мне не нужны посредники, чтобы поддерживать контакт с объединенной компьютерной сетью.

— Разве это возможно?

— Как видите.

— Не мешайте пищеварению, — запротестовал Лонренок. — Брат Марк правильно угадал, что я вегетарианец, и предложил мне пищу по вкусу. В отличие от вашей, она более объемна, и я вынужден тратить больше времени на ее пережевывание.

Вот это да! Вэр уважительно посмотрел на Рюона. Ему самому бросилась в глаза некоторая замедленность начальных манипуляций Марка с пультом компьютера. Странен и тот факт, что начал Марк свои объяснения не с речевых команд. Про энцелоприставку он вообще забыл, а это самый мощный канал связи с компьютером. Тогда, правда, Вэр отнес эти обстоятельства к желанию мага дать им время свыкнуться с пультом управления. Рюон стоял рядом, он не мог видеть что-либо большее, однако не стал искать правдоподобных объяснений, а довольно смело, несмотря на очевидную возможность вторично за сегодняшний день сесть в лужу, прямо спросил Марка. Вэр вдруг подумал, что для того, чтобы стать настоящим классным инспектором, ему придется еще долго и много учиться, и сейчас далеко не ясно, добьется ли он успеха.

Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, он сосредоточился на десерте. Мякоть плода была такого же яркого желтого цвета, очень вкусная, с чуть заметной колющей кислинкой и сложным цветочным запахом. Такая сочная, что в углублении, оставляемой ложечкой, успевал скапливаться сок, пока Вэр подносил очередную порцию ко рту.

— Так, коллеге Лонренку осталось доглодать одну веточку, и я…

— Нехорошо подглядывать к соседу в тарелку, — с хозяйским добродушием заметил Марк.

— Вы неисчерпаемый кладезь вопросов, Рюон. Спрашивайте, мне интересно узнать, какую еще тему вы затронете, — Илвин поудобнее откинулся в кресле. Вся его фигурка источала благодушие.

— Я решил задать свой следующий вопрос. Марк, вы освоили индивидуальную нуль-транспортировку?

— Нуль-т? Что значит «освоили»?

— Освоили — это значит, что среди вас есть люди, которые могут по собственному желанию, без помощи специальных т-станций, свободно перемещаться по нуль-туннелям.

— Что значит «свободно»?

Марк тянет время, сообразил Вэр. Он пока не решил, что отвечать, и, вырабатывая стратегию, занимается казуистикой.

После небольшой паузы Рюон очень мягко сказал:

— Брат Марк, вы поняли мой вопрос. Возможно, я не точен в формулировке. Скажите заодно, как я должен был спросить.

Вэр смотрел на Рюона, Марк находился на границе поля зрения. И то ли Вэр мигнул, то ли резко дернулся, схватывая на лету каплю фруктового сока, но ему показалось, будто какая-то серебряная волна пробежала по телу мага, миг — и опять все стало так, как и должно было быть. Рюон, склонившийся над своим бокалом, вряд ли мог что-то заметить.

Марк сделал большой глоток из своей кружки. Выбрал плод. Осмотрел его со всех сторон. Кинул в рот. Тщательно прожевал и улыбнулся.

— Брат Рюон, ваши вопросы делают вам честь.

— Это лесть?

— Я говорю искренне. Так вот, каждый меритец при желании может научиться искусству самостоятельной нуль-транспортировки в пределах поверхности той планеты, на которой в данный момент обитает. Нуль-т на космические расстояния обыкновенному человеку не под силу. Но поскольку все наши обитаемые миры и крупные искусственные космические объекты соединены стационарными нуль-туннелями, указанное ограничение несущественно.

— Стало быть, освоили?

— Да. У нас обучение искусству нуль-т включено в обычную школьную программу, и каждый может развить этот навык. У молодежи даже появилось особое развлечение: создают осциллирующий нуль-туннель и перемещаются между двумя выбранными точками. Особенно интересно, когда между входом и выходом какая-нибудь материальная преграда. Стена, например. Со стороны смотрится впечатляюще: голова, скажем, на столе, а ноги бегают по дорожке вокруг дома. Это называется «почесаться», так как при таких пространственных колебаниях интенсивно встряхиваются все внутренние органы. Есть и групповая игра «ералаш». В нее играют большой группой, участники выбирают точки выхода случайно и забавляются возникающими неожиданностями.

— А немеритец, другой человек, я, например, может научиться индивидуальной нуль-транспортировке? — оживился Илвин.

— Принципиально — да.

— А практически?

— Может, может… Как бы яснее сказать? Нуль-т предполагает не только определенное умение, это еще и образ жизни. Надо постоянно поддерживать себя в соответствующей форме. Здесь нами создана необходимая социальная обстановка. В иных условиях это умение быстро пропадает.

— Только ли в умении дело? Да миллиарды людей давно приобрели бы все возможные и невозможные навыки, лишь бы уметь мгновенно перемещаться в пространстве.

— Вы правы, брат Илвин. При обучении нуль-т опираются на ряд нетривиальных физических закономерностей, открытых нами.

— Они, конечно, не известны в Содружестве?

— Видимо, да. Со временем мы внесем их в обменный фонд. До сих пор мы предлагали другую, более нужную вам информацию.

— Можно ли ознакомиться с технологией нуль-т здесь, по вашему Информаторию?

— Боюсь огорчить вас, брат Илвин, — Марк был сама любезность, — но все научно-технические и авторские достижения, не вошедшие до настоящего времени в обменный фонд, вам не доступны. Об этом я ранее не говорил в силу очевидности. Вы, конечно, понимаете нас и считаете наши действия правильными и обоснованными, не так ли?

— Нет! Это открытие чрезвычайно высокой практической ценности. Вам просто необходимо проявить добрую волю и сделать его достоянием всего человечества!

— Вы, я надеюсь, знакомы с содержанием нашей последней кодограммы? Константы Илина — сколько времени вы их определяли, сколько усилий потратили? А закон свертки четных координат прямого н-поля Кротова — разве это менее важное знание?

— Все переданное вами, безусловно, важно для нас, — вмешался Лонренок. — Коллега Илвин никак не может смириться с тем, что вы пренебрежительно относитесь к индивидуальной нуль-т. Это очень острая проблема для звездолетчиков.

— Согласен. Повысьте ей категорию важности. Мы, может быть, ускорим передачу соответствующей информации.

— Неужели вы, меритцы, сводите сотрудничество наций только к купле-продаже?

— Нет, брат Илвин. В необходимой мере мы оказываем и безвозмездную помощь. Согласитесь, однако, что у нас нет резона ориентировать свои научные и конструкторские разработки в интересах иных общин, в ущерб собственной. У меня, например, лично нет никакого желания в чем-либо помогать каперадам.

— И для многих еще достижений у вас не дошла очередь включения в обменный фонд?

Марк широко улыбнулся.

— Все относительно. Истинное значение каждого шага познается только после его свершения… Да, вот еще. А вдруг индивидуальная нуль-т несет в себе какую-то угрозу Галактическому Содружеству, представляя собой нечто вроде Троянского коня? Вы ведь сомневаетесь в нашей лояльности — может, правильно делаете, а?

Наступило неловкое молчание.

Рюон, начавший этот разговор, а потом с интересом следивший за перипетиями, вновь вкрадчиво спросил:

— А для магов такие же ограничения в нуль-т? Только ли в пределах планеты?

— Нет, брат Рюон, наши возможности шире.

— Насколько?

— Намного.

— Это, как я понимаю, тоже одна из ваших тайн?

— Собственно говоря, все тайны относительны. Часть информации мы скрываем из интересов безопасности, часть — из меркантильных соображений, часть — из опасения, что нас неправильно поймут. Кроме того, чрезмерная реклама наших достижений может показаться попыткой давления на вас с целью помешать выработать объективное заключение.

— Ваша позиция ясна. Позвольте, я перейду к следующему вопросу, — Рюон сделал паузу, привлекая внимание, потом выпалил: — Что вы можете сказать о нашем здоровье?

— О здоровье? — Марк, казалось, ожидал именно этого вопроса. — В пределах нормы, для тревог нет причин. Разве что у брата Илвина чуть нарушена функция печени. Ему я порекомендовал бы в течение недели пить таблетки. По одной в день из той коробочки, которую он уже давно крутит в руках, разгадывая причину ее появления возле его прибора.

Илвин, до этого утонувший в кресле, выпрямился и переместился к краю. По лицу его побежали красные пятна, и Вэр понял: что-то будет.

— Вы предлагаете мне лекарство?

— Да.

— Считаете, что я болен. Откуда вам это известно? Вы проводили обследование?

— Никакого обследования в вашем понимании не было.

— Как так, не было? Когда вы произвели медицинский осмотр? Почему я ничего не заметил?

— Успокойтесь. Не заметили — значит, ничего и не было.

— Ну как же не было? — почти крик. — Вы разве не знаете, что по элементарным законам, принятым всеми цивилизованными людьми, проводить любые — я повторяю: любые — обследования людей, тем более представителей других общин, допускается только с их добровольного согласия, при обязательном предварительном предупреждении о начале осмотра. Вы осведомлены об этом?

— Мне всегда казалось, что подобное уложение касается таких исследований человеческого тела и психики, которые сопровождаются… э… определенным активным воздействием на организм обследуемого, например, путем использования какого-либо излучения.

— А вы утверждаете, что ничего подобного не было? Что вы не использовали технических средств?

— Не было. Ничего не использовали, — Марк был подчеркнуто спокоен.

— Неужели? Просто посмотрели, увидели отклонения, и все?

— Точно так, — Марк, казалось, опять потерял интерес к разговору. Он словно прислушивался к чему-то внутреннему и поддерживал разговор, лишь сделав над собой усилие.

— Ха! — Илвин, поняв безуспешность противодействия уже свершенному, в сердцах отшвырнул коробочку, которую до этого держал как снаряженную бомбу. Кибер-уборщик юркнул и схватил ее. Илвин, подумав, бросился отнимать. Отняв, победно вернулся на место, проворчав:

— Дома посмотрю, что вы мне тут подсовывали, — потом, глубже запрятав обиду, более спокойно спросил: — Так когда же вы осмотрели нас?

Вопрос остался без ответа. Распахнулась дверь и вошла женщина.

Лара

Она легко впорхнула, светящаяся радостью встречи. Лишь сделав несколько шагов почувствовала, что в гостиной посторонние. Замедлилась в нерешительности, в смущении — кто такие, что им здесь надо? — подошла к Марку, улыбаясь только ему. Ее рука, скользнув по его волосам, легла на плечо мага.

— Здравствуй, — потом с некоторой укоризной что ли, с заботой ли, — ты что, опять?

Так обращаются, боясь обидеть, к непослушному ребенку, отказывающемуся от молока и тянущемуся к соленому огурцу. Тень несмелого недовольства, видимо, была вызвана содержимым чаши, стоящей перед магом.

Марк накрыл ее ладошку своей, поднялся, пробормотал как бы извиняясь:

— Позже я буду еще работать, — затем, обняв ее за плечи, обратился ко всем: — Познакомьтесь, пожалуйста. Это Лара, хозяйка всего здесь существующего. Мы — одни из ее многочисленных непрошеных гостей.

— Ну что ты, Марк, какие непрошеные гости? Я вам так рада! Будьте как дома. Да и с чего ты взял, что у меня сейчас много посетителей? Все словно забыли про меня, я здесь совсем одна целыми неделями.

— Это представители Галактического Содружества. Помнишь, я как-то говорил об их прилете к нам для знакомства с нашими порядками? Они будут жить здесь — так распорядился Марий. Это — Лонренок.

— Я счастлив находиться под одной крышей с вами. И вижу сейчас, до чего прекрасен ваш народ, а вы — особенно, — Лонренок словно заранее отрепетировал свое приветствие.

Илвин, не сумев остыть от неприятных эмоций, пробормотал что-то невразумительное и со страдальческим видом затерялся в кресле. Зато Рюон стоил десятерых. Целуя ей руку при представлении, цветасто и многословно стал уверять, что нигде и никогда не видел более прекрасного создания. Подробно осветил свое восхищение, причислив момент знакомства к кульминационному моменту всей своей жизни. О, если бы он, Рюон, знал, что есть на белом свете такая женщина, он давно бы примчался сюда, но не как инспектор, вынужденный заниматься довольно скучными вещами, а как ее безропотный воздыхатель.

Вэр готов был подтвердить его слова хоть на смертном одре. Он верил, что чрезвычайно редко встречаются люди, наделенные удивительной способностью создавать вокруг себя особую атмосферу праздничной приподнятости и безграничной доброты. В чем загадка неизвестно, но именно их красота освещает мир. К таким людям Вэр с первого взгляда отнес Лару и утвердился в своей мысли, исподволь наблюдая, как отражает ее лицо малейшие нюансы эмоций.

Одета она была так же просто, как и Марк. Блузка и короткие брюки, одновременно почему-то и облегающие, и свободные, из тонкого, почти полупрозрачного материала. Широкий пояс, браслет на левой руке, длинные волосы подхвачены на лбу обручем, на шее — тонкая цепочка с большим переливающимся камнем, словно исполняющим сложную мелодию.

Здороваясь, Вэр ощутил прохладную нежность ее руки, открытость и доброжелательный интерес к себе. Давно, очень и очень давно ждал он подобной встречи.

С раннего детства воспринявший представление, что самое важное для человека — работа, Вэр всеми помыслами своими был захвачен любимым делом. Выбранная профессия требовала частых поездок, перемен места жительства. Общение со школьными друзьями с каждым годом все более и более сужалось, и постепенно, год за годом он шел к одиночеству. Он понимал, что важная сторона жизни скрыта от него. Иногда ему представлялось, что все окружающее воспринимается им только в черно-белых тонах, а цветовое богатство мира, которым наслаждаются другие, он не видит. Тогда он давал себе зарок переменить образ жизни. Но возникала новая неотложная проблема, мельтешение забот заполняло целиком его время, и все оставалось по-старому.

Да и полученное воспитание не позволяло с легкостью изменить свою жизнь. Родная его планета никогда не числилась в колонизируемых. Ученые, появляющиеся на ней, были гражданами метрополии и считали себя командированными. Осуществляемые ими биологические опыты требовали огромных пространств, и всю планету они называли лабораторией, местом работы — не Домом. Она оставалась чужой для них, они не любили ее, старались как можно быстрее закончить очередной цикл исследований и вернуться в метрополию, в привычную обстановку. Со временем, по мере усложнения работ, продолжительность их командировок увеличивалась. Появились дети, для которых открыли школу. Выросшие в совершенно иной обстановке, они не смогли ужиться на родине родителей. Постепенно создавалась новая община. Это был естественный, никем вначале не замеченный процесс, и юридическое закрепление самостоятельности нового общества было осуществлено де-факто, уже для нескольких поколений местных жителей.

Осознание своей обособленности и малости породило причудливые традиции и обычаи. Чуть ли не обязательным пунктом школьной программы стало, например, правило, согласно которому до выпускного бала каждый должен был выбрать себе супруга. К соседу, к коллеге по работе обращались, как к ближайшему родственнику, случайный попутчик мгновенно становился другом, на которого можно было положиться во всем, но признаком дурного тона считался даже вызов по видеосвязи без особой, чрезвычайно важной причины незнакомца. Человек, не нашедший своего места в кругу сверстников, школьных товарищей, становился изгоем всего общества.

Это и произошло с Вэром, когда ему, еще старшекласснику, выпал жребий практиковаться в Высшей школе экономики на Ценодва. Практика затянулась на многие годы, и в результате молодому, оригинально мыслящему экономисту предложили ответственный пост в Бюро статистики. Так Вэр стал сотрудником центральных органов Содружества. Вскоре поступило новое предложение — совмещать основные обязанности с преподавательской деятельностью. Возглавив кафедру валют в университете, он в качестве дополнительной нагрузки приобрел обязанность оказывать консультации Инспекторской службе Содружества. Приглашение лично участвовать в работе инспекторской группы сопровождалось пояснением, что проводится набор особо квалифицированных специалистов для изучения новой общины меритцев. Он не мог не ответить согласием. Так Вэр и очутился на Элефантиде.

Появление Лары отодвинуло все те маленькие и теперь ненужные мысли, что мешали ему и от которых Вэр никак не мог отвлечься. Он понял, что не давало ему покоя: проводя церемонию встречи, меритцы потребовали безоговорочного согласия на равноправное членство их общины в Содружестве и, одновременно, воспользовавшись нарушением Рюоном дипломатического этикета, не дали должного определения статусу их группы. Открытым, в частности, остался вопрос о сроке их пребывания на Элефантиде. Поэтому меритцы в любой момент могли выдворить их и потребовать от Высшей юридической комиссии утверждения любого выгодного им документа, определяющего права их общины в Содружестве.

Может быть, вследствие своей безысходности мысль о такой мрачной перспективе ранее тревожила, но подсознательно отбрасывалась. Сейчас, после встречи с Ларой, Вэр принял как само собой разумеющееся, что ее народ никогда не совершит неблаговидный поступок.

В присутствии Лары у Рюона пропали вопросы к Марку. Весь предыдущий разговор перестал казаться исключительно важным. И даже тот факт, что меритцы каким-то образом скрытно провели их доскональное медицинское обследование, не воспринимался как из ряда вон выходящий.

Илвин, впрочем, остался при особом мнении и, сославшись на плохое самочувствие, тихо исчез.

Лара, почувствовав неловкость, тоже куда-то заторопилась. В результате было решено, учитывая приближающиеся сумерки, разойтись на отдых.

Вэр ушел к себе, унося в душе тепло улыбки женщины Мериты.

Вечер

Обустройство на новом месте не заняло много времени. Стереорепродукцию картины Диснева, свою вечную спутницу, Вэр приклеил над столом. Это был его рабочий фетиш — многолетние упражнения выработали привычку сосредотачиваться даже при мимолетном взгляде на нее. Спальню он украсил голографическим изображением заброшенного парка — такой вид открывался ему из окна школьного интерната, а на фоноре у изголовья кровати набрал шифры запаха мокрой хвои и звучания леса после недавнего дождя. Вот и все.

Несмотря на трудный день, Вэр не чувствовал усталости. Захватив пижаму, он прошел в душевую.

Лара. Ее образ постоянно перед внутренним взором. Вот она улыбается чему-то, с интересом, чуть прищурив глаза слушает… Он увидит ее только завтра вечером. А до этого предстоит заняться составлением рабочих каталогов здешнего Информатория. Черновая и малоинтересная работа, для которой его квалификация координатора высшего класса не понадобится. Настоящие проблемы, такие, которые он может решать так, как очень немного других людей в Содружестве, возникнут, вероятно, позже. Вечер в обществе Лары представляется как награда за томительный труд, не приносящий настоящего удовлетворения. Итак, до завтрашнего вечера.

Еще раз вспомнив тонкие пальцы Лары, скользнувшие по волосам Марка, Вэр не ощутил неловкости. Ее поступки и чувства, вне зависимости от конкретной формы их проявления, должны вызывать только восторг и восхищение у окружающих, как совершенное произведение искусства.

Завтра, кстати, его первый настоящий рабочий день как инспектора. Прав Рюон, утверждая, что их Служба — совершенно особый род деятельности.

Человечество расплескалось в безграничном космосе, выискивая пригодные для освоения миры, как жемчужины в океане. Слабость коммуникаций при огромных расстояниях, не подвластных никакому, даже самому изощренному воображению, различие условий существования на колонизируемых планетах способствовали дроблению когда-то единой цивилизации. Оторвавшись от своей колыбели — Земли — человечество разбилось на великое множество общин. Каждая из них пользовалась почти неограниченной самостоятельностью во внутренней жизни и обычно прилагала массу усилий по отстаиванию своей внешнеполитической независимости.

Однако наряду с центробежными тенденциями существовали и силы консолидации. Они не поддерживались, как ранее, общностью территории, хозяйственной деятельности или наличием какой-либо внешней опасности. По официальной версии, основу взаимосвязей между ячейками человечества составляли необходимость координации научной и технической деятельности, обмен достижениями культуры и оказание взаимопомощи. Центральные органы Галактического Содружества представляли собой пестрый конгломерат постоянных и временных институтов от Бюро футурологии, призванного предсказывать будущие тенденции развития человечества, до вооруженных формирований, опираясь на которые Галактический Совет проводил в жизнь свои постановления.

Несколько особняком стояли две службы: Комитет Защиты Человечества, сокращенно КЗЧ, и Инспекция. Предназначение КЗЧ — выявить и по возможности своими силами пресечь любые попытки враждебной в целом Содружеству и отдельным общинам в частности деятельности. Методы работы сугубо тайные, основная масса сотрудников глубоко законспирирована. Ранее подобные службы назывались контрразведкой. За агентами КЗЧ закрепилось прозвище «козач», и довольно часто это слово использовалось как ругательство. Тень секретности всегда порождает недоверие.

Да, козач. По строго соблюдаемому правилу в их инспекторской группе должен быть один козач. Кто? Если б Вэра заставили отвечать, он сказал бы: Рюон. С другой стороны, до него доходило столько слухов об исключительной конспирации агентов КЗЧ, что иногда ему казалось, что из Комитета может быть любой другой, кроме Рюона. Одно он знал точно: сам он никогда козачем не был и не будет. Медицинская комиссия, которую он в свое время проходил при поступлении на службу в центральные органы Содружества, вынесла вердикт: к конспиративной работе не годен.

В отличие от КЗЧ, Инспекция действует совершенно открыто. Ее служащие имеют дипломатическое положение. Основная задача — вырабатывать для Совета проекты постановлений по определению статуса отдельных общин. Для этого недостаточно рассчитать количественные коэффициенты, которые следует приписать мнению данной общины при принятии решений, касающихся всего человечества, но и найти индексы хозяйственной и культурной жизни, задать параметры информационного и торгового режимов, и прочее и прочее. Словом, определить огромную гамму показателей, необходимую для представления общины как ячейки Галактического Содружества. Именно эту работу призвана выполнить здесь их группа.

Действуют они абсолютно открыто, это так. Но применяемые ими методы анализа настолько сложны и специфичны, что для подавляющего большинства остаются тайной за семью печатями. Вэр давно понял, что Комитет и Инспекция — две крайности, сливающиеся друг с другом в порыве обладания особой властью. Чего стоит, например, неукоснительно выполняемое правило после согласия на включение в инспекторскую группу не вступать в контакт ни с одним посторонним человеком до прилета на точку.

Если не побояться и посмотреть правде в глаза, добраться до корня, можно убедиться, что настоящий фундамент Галактического Содружества — обмен, торговля, и лишь в очень малой степени объединение ценностей. Основа основ галактической торговли — обмен информацией.

Созданный под эгидой Содружества Всемирный Информаторий, сокращенно ВИ, хранит, обновляет и постоянно наращивает информационный фонд человечества. ВИ построен по иерархическому принципу. Самый нижний его слой, содержащий общеизвестные факты и пояснения фундаментальных законов природы, базовых алгоритмов и технологий, а также просто технических хитростей, доступен всем. Это как бы то общее, чем должен и обязан располагать каждый человек.

Доступ в верхние слои ВИ ограничен. Хочешь получить какие-нибудь данные — сообщи информацию такой же ценности или имей научно-технический потенциал, достаточный для использования полученной информации, дабы воздать потом за полученное сторицей. Некоторые общины, занимающие ведущую роль в той или иной области знаний, получали систему кодов, обладание которыми обеспечивало полный доступ к исключительно важным разделам ВИ. Но в целом Информаторий считался собственностью всего человечества и невольно являл собой главную опору Галактического Содружества. Рычаг, который принуждал разобщенные миры к единению.

Около двадцати лет назад транспортный бот меритцев «Колар-1» неожиданно появился у Находки, крупнейшей фактории Третьего Сектора. До той поры беглецы с Мериты считались погибшими, сгинувшими в пространстве. Прибывшие по всей форме внесли официальное заявление на включение их общины в Галактическое Содружество, которое было автоматически принято, ибо единственное необходимое для этого условие — быть людьми, потомками землян — не требовало доказательств.

С учетом располагаемых данных и показаний персонала Находки, община меритцев вначале была отнесена к классу «1А», что означало «молодое самостоятельное политическое объединение людей с минимальными трудовыми и материальными ресурсами, бедствие не терпящее». От любого вида помощи меритцы категорически отказались. Местоположение своих планет не сообщили, раскрыв лишь галактические координаты своей полностью автоматизированной перевалочной базы Сигма. Предложили партию экзотических плодов, взяв взамен лишь свод правил связи с ВИ, и исчезли в надпространстве.

Насколько широко меритцы пользовались информацией базового уровня ВИ, установить не удалось в силу простоты доступа к нему, но вскоре после первого контакта они обжили почти все верхние разделы Информатория. Выдаваемая ими в ответ информация была первоклассной. Попечителей ВИ поражала та легкость, с которой недавние «погибшие» сообщали решения задач, долгое время не поддававшихся объединенным усилиям членов Содружества. Со временем община меритцев была отнесена к пятому классу, что означало признание ее одной из наиболее развитых в научно-техническом отношении. А вскоре их сообщения стали поистине уникальными, они изменяли жизнь миллиардов людей и каждый раз вызывали искреннее восхищение. Торговые послания Мериты ждали, как самые интересные новости. Заключали пари, какой сфере деятельности будет посвящена очередная информкассета. А потом разразилась буря.

Невероятно, утверждали одни, чтобы ничтожная горстка людей, основное время которых непременно должно уходить на поддержание своего физического существования и благоустройство жизни, смогла добиться таких огромных научных достижений. Пусть среди них оказались гении, но гениальность не инфекционная болезнь, ею нельзя заразить всех поголовно. Гениальность воспитывают. Для этого нужна соответствующая обстановка, богатый круг общения, свобода от рутинных забот, необходимый социальный настрой. Маленькая община просто не в состоянии создать такие условия.

Но это еще не все. Сообщения меритцев помимо неожиданных обобщений, что можно было как-то объяснить чьей-то сверхъестественной прозорливостью, содержали численные значения физических величин, определить которые можно было только эмпирическим путем. Меритские источники подобной информации не могли быть разумно объяснены.

Приводили такой пример. Более сотни лет объединенными усилиями нескольких планет создавалась уникальная установка «Хронос-100». В нее был вложен труд сотен тысяч людей, огромные материальные ресурсы. Создание такой конструкции потребовало проведения целенаправленных фундаментальных исследований и послужило катализатором нескольких крупных открытий. Одно короткое сообщение меритцев — и дальнейшее строительство этого уникального объекта оказалось бессмысленным. Все, что теоретически «Хронос-100» мог бы дать, стало известно, поднесено и разжевано. Могли ли меритцы построить нечто подобное? Могли ли они пойти иным путем и с меньшими затратами получить искомый результат? Ответ специальной экспертной комиссии: нет.

Взамен меритцы требовали также важную информацию, не за просто так сообщали они новые знания. Вначале, несмотря на растущее недоумение, им не препятствовали. Фактически все недра ВИ были перетряхнуты. Для выполнения заданий меритцев — и такая форма оплаты предусматривалась торговыми правилами — работало несколько десятков крупных НИИ и конструкторских бюро. Наконец вмешался КЗЧ и породил нашумевший циркуляр, запрещающий передачу выходцам с Мериты ответа на их очередной запрос. Основание: одна община сосредотачивает информацию, которая до сих пор была в распоряжении только всего Галактического Содружества.

К слову сказать, последний запрос меритцев касался довольно щекотливого вопроса: предлагалось свести статистику всех удачных и неудачных межзвездных перелетов. Когда, куда, с какой целью совершались полеты, в которых пилоты не смогли проложить трассу в надпространстве и были вынуждены возвратиться в точку старта. Какие наборы параметров Переходной зоны ими были тогда замерены. Особых проблем собрать эти данные в единый пакет не предвиделось. Не ясной была их общая важность. Попутно, например, раскрывались все звездные лоции человечества. Эта информация по праву принадлежала всем, но до сих пор не было ни одного конкретного держателя таких данных.

Изучили предыдущие запросы меритцев. Большинство их последних, частично удовлетворенных требований сводилось к выдаче разнообразной статистической информации. Они поглощают практический опыт всего человечества, пестрели заголовки периодических изданий. Разве можно отдавать этот золотой фонд в неизвестные руки? Кто знает, что можно извлечь из всего этого?

Какие же это неизвестные? — отвечали оппоненты. Меритцы милые, славные и не агрессивные люди с нормальной, чисто человеческой психикой. Лучшее тому подтверждение — они одними из первых оказали помощь колонистам Ривереды, когда решалась судьба их общины. Галактическое Содружество в неоплатном долгу перед Меритой. Оно явилось виновником войны, которая стала причиной гибели почти всего их народа и изгнания горстки случайно оставшихся в живых. Мерита простила нас, протянула руку дружбы — кто осмелится ударить по этой руке?

Умудренные опытом прозрачно намекали, что единичные непосредственные контакты с меритцами недостаточны для понимания сущности их цивилизации, того, каков этот народ сейчас. Для нас это черный ящик, в котором безвозвратно исчезает стратегически важная информация. Кто может доказать, что меритцы не одержимы манией реванша? Что они не набирают мощь с единственной целью — отомстить Содружеству за понесенные ими в прошлом жертвы?

Злословцы подбросили версию: меритцы на самом деле марионетки враждебной высокоразвитой цивилизации, возможно, легендарных Собирателей, которые подчинили их своей воле и используют как орудие выкачивания необходимых для уничтожения всего человечества сведений. Эту гипотезу, однако, широко не обсуждали, поскольку она несла в себе элемент скрытого издевательства над собой: ранее мифическим Собирателям приписывали создание тех космических образований, появление которых можно было просто объяснить только их искусственным происхождением. К таким объектам, в частности, относились ядра некоторых галактик, гамма-пульсары и черные дыры с параметрами, резко отклоняющимися от средних. Аналогия между конструированием таких объектов и подчинением себе живых людей не укладывалась в сознании.

Верх взяли сторонники ограничения контактов, и Торговая Палата возвестила о перекрытии каналов информации. В прошедшие времена сказали бы: Галактическое Содружество объявило себя банкротом. Ему нечем было платить по счету. Меритцы вежливо поинтересовались, почему. Получили ответ: объединенные миры обеспокоены возможностью использования выдаваемых сведений во вред человечеству. Разум — понятие абсолютное, он безлик. Это орудие труда, инструмент. Его достижения могут быть успешно использованы как на пользу, так и во вред. Нельзя быть братьями по разуму, но лишь по морали, по единому пониманию смысла существования, по возможности любить, обладать одинаковыми душевными переживаниями, сострадать и чувствовать боль других. А именно эти аспекты вызывают сомнения в отношении потомков народа Мериты. Сообщение, содержащее это разъяснение, стало вершиной дипломатической и филологической деятельности. Для составления его были привлечены лучшие специалисты. Окончательное редактирование было осуществлено на специальном Всемирном конгрессе. Всегда много шума у искусственно воздвигнутого тупика.

Меритцы предложили провести инспекцию их общины. Это предложение после новых долгих споров было принято.

Уже при отлете инспекторской группы победила точка зрения партии разумных оптимистов, возглавляемая известным Радованом. В основе их рассуждений лежало утверждение, что близость этических норм — чрезмерное требование. Обоюдовыгодное дружеское сотрудничество различных цивилизаций образуется и без этого. Не наносим же мы специально вреда далеким от нас созданиям — насекомым, рыбам, деревьям. Все цивилизации, занимающие ту же Нишу познания, что и человечество, в своей основе не могут быть антагонистическими. Возможность установления соответствия между их коллективными разумами есть предпосылка для выработки общих целей, дающих основу сотрудничества и взаимопонимания. Что такое Ниша познания, определено было весьма смутно. Утверждалось, однако, что дальнейшая разработка этого понятия весьма многообещающа, ибо даже первоначальное осмысление его доставляет глубокое эстетическое удовлетворение исследователям.

Все же ранее принятое решение предложили не отменять: пусть поработает инспекторская группа, коли создана.

Это предыстория их появления здесь. И с первых же минут инспекция попала в неприятное положение. Ее права четко не оговорены. Аборигены прямо заявили, что часть информации они намерены скрыть. Не предупреждая и даже не спрашивая согласия, осуществляют какие-то медицинские обследования, тем самым оказывая психологическое воздействие на членов группы.

Есть золотое правило: будучи стеснен официальными рамками, не задавай вопросов, ответы на которые не можешь предсказать. Сразу после щелчка при нарушении этикета встречи необходимо было прекратить все прямые контакты, забиться по кельям и набирать информацию, изучая жизнь меритцев. Они не сделали этого, что явилось грубой ошибкой. Разговор в гостиной лишь увеличил сумятицу. Правда, если бы они сразу прекратили непосредственное общение, они не познакомились бы с Ларой. Что же представляет собой Марк? Что кроется за его титулом — маг?

«Маг» истертое слово, оно может скрывать все, что угодно. Так в далекой древности называли жрецов неведомых ныне религий, а в сказках — могучих колдунов и волшебников, по силе приближающихся к богам. В Институте психодинамики, помнится, одно время так назывались штатные должности сотрудников-нуситов: младший маг, ведущий маг, главный маг и так далее. Сейчас вроде бы отказались от такой практики, признав ее нескромной.

Чувствуя, как нарастает в нем раздражение и даже теплые ароматные струи воды не возвращают душевного спокойствия, Вэр выключил душ и привел в действие полотенце-массажер.

Столько неясного. Чем можно объяснить такой прогресс этой ничтожно малой группки людей? Девять тысяч — они, видимо, знают в лицо каждого своего согражданина. И всего семнадцать магов, природа которых пока неведома. Может, достижения меритцев и объясняются их существованием?

Все ли на самом деле так, как говорил Марк? У Вэра не было причин не верить. Это недалекие или больные люди допускают явную ложь. Нормальный человек без явной причины никогда не пойдет на прямой обман. И не потому, что это аморально. Есть масса возможностей говорить, не поведав ничего нового, и отвечать, уходя от вопроса. Нет, Марк не употребил ни единого ложного слова. Все, что он сказал — истина. Но сказанное им совершенно запутало понимание действительного состояния дел.

Индивидуальная нуль-т. Овладение ею давно стало заветной целью человечества. Даже название ей придумано: интэ. Окружающий мир — это плод былых грез. Испокон веков дерзкие фантазеры придумывали изощренные способы, как сделать жизнь удобней и комфортней. Люди приземленные внедряли их выдумки в жизнь. Но до сих пор еще самая заветная мечта — безграничная власть над пространством — так и не стала явью. А у меритцев дети играют с интэ…

Хачар. Когда в последний раз он ел это блюдо? В кафе на Гранитном берегу? Вэр только что прилетел домой в свой первый отпуск и встретился с Юлией. Она увлеченно рассказывала новости, а он вдруг обнаружил, что они ему совершенно безразличны. Начал рассказывать о своей работе, но со стыдом почувствовал, что Юлия слушает его вполуха. Может, именно потому, что было тягостно поддерживать разговор, они много внимания уделили еде. У Вэра непроизвольно вырвалось, что он приехал всего на несколько дней. Вскоре он и в самом деле улетел. А ведь Юлия чем-то похожа на Лару.

Вэр облачился в пижаму и, шаркая ногами, чтобы снять раздражение, прошел в спальню.

Гудел зуммер вызова, и нажав кнопку обратной связи, Вэр увидел на экране лицо Илвина. Тот был всклокочен.

— Вы что, почиваете? Прошу ко мне. Мы ждем. Отоспаться можно будет потом.

Илвин — само воплощение тактичности, подумал Вэр. Сейчас наверняка все огрехи будет перекладывать на других. Но идти все же надо.

Ночь

Первое, что увидел Вэр, войдя в кабинет Илвина, был огромный раскрытый саквояж. Все бытовые приборы оказались обесточенными и вывороченными из гнезд, мебель разобрана. Потолок, пол, стены пестрели блоками универсальной зашиты — комнату при желании можно было превратить в надежное бомбоубежище. Лонренок и Рюон растеряно стояли посреди беспорядка. Илвин, закинув ногу на ногу, сидел в единственном сохранившемся в живых кресле и что-то жевал.

— Чему вы удивляетесь? — спросил он, роняя крошки. — Да, я опять голоден. Я отказываюсь от их пищи, этого Данайского дара. Я как чувствовал, что будет необходимо полное самообеспечение, и захватил необходимые припасы. Но вам, видимо, очень нравится здешняя кухня.

— Мне кажется, вы ее тоже оценили, — вмешался Рюон. До прихода Вэра у них, вероятно, происходило бурное выяснение отношений.

— А, наш Дон Жуан опять поднял нос. Все никак не может поставить себя на то место, которое действительно занимает — кота, по глупости попавшего в крысоловку.

Илвин сделал паузу, запихнул в рот большой ломоть съестного из раскрытого пакета и, энергично жуя, продолжил:

— Попусту болтать с вами я не намерен, а потому начну с главного. Я считаю, что мы загнаны в угол. С нами играют, как кошка с мышкой. Играют совершенно открыто. И это следует расценить как откровенное издевательство над Инспекцией и, следовательно, над всем Галактическим Содружеством. Я аргументирую это следующим образом. Во-первых, нарочито поспешное завершение церемонии встречи. От нас потребовали сходу дать однозначное заключение, а многие важные вопросы оставили за кадром. В частности, не оговорен порядок связи с нашим звездолетом и, стало быть, нашей связи с Содружеством…

— А также о сроке пребывания инспекции…

— Не перебивайте. Вы пока еще не располагаете должным опытом и неправильно расставляете акценты. Но коли вас это волнует, я отвечу. Да, дорогой мой Вэр, продолжительность пребывания инспекторской группы на точке тоже не согласована. Однако это можно рассматривать скорее как положительный момент: силой нас выдворить не могут, а получить мое, например, добровольное согласие убраться отсюда до завершения работы будет не так-то просто. А, понимаю, вы боитесь, что они лишат вас комфорта. Так сказать, выбросят на улицу. И это будет, конечно, для вас большим ударом. Однако полностью блокировать доступ к своему Информаторию они не имеют права. На худой конец, все необходимые данные я добуду с помощью своего электронного секретаря — вы, поди, и не подумали прихватить его с собой? Никаких дворцов, чтобы переждать непогоду, мне не требуется, всем необходимым я обеспечен надолго. Могу поделиться с вами. Но вы, конечно, не привыкли жить в таких условиях, и вас беспокоит…

— Не надо о привычках.

— Хорошо, не буду, хотя приближение вашего образа жизни к спартанскому, несомненно, имело бы большое положительное значение.

— Прошу вас, говорите только суть того, что желаете поведать. Меньше лирических отступлений.

Вэра доводил до бешенства скрипучий голос Илвина. Он отошел подальше и полуотвернулся, чтобы не видеть судорожное глотание пищи.

— Хорошо, продолжу свою аргументацию, изложение которой прервано, я позволю себе заметить, именно вами. Итак, второе: с самого начала мы узнаем, что часть их Информатория для нас будет недоступна. Тем самым меритцы взяли на себя решение некоторых вопросов, входящих в компетенцию Инспекции. В том числе они незаконно присвоили себе право решать, какая информация нам нужна для выполнения поставленной задачи, а какая нет. Хорошо еще, если на все введенные ими ограничения они поставили маркеры. Если это не так, результаты анализа любых затребованных нами материалов могут быть подвергнуты сомнению, поскольку будут базироваться на данных неопределенного объема. И даже если ограничения меритцев в каждом конкретном случае четко определены, одно только их наличие усложняет нашу деятельность: придется каждый раз определять, существенно ли влияют на выводы образовавшиеся лакуны. И, наконец, третье. Инспекция сразу стала объектом грубого произвола, имеющего явно провокационный характер. Я имею в виду тайное медицинское обследование членов инспекторской группы. По законам, обязательным для всего цивилизованного человечества, любые воздействия на человека должны быть по крайней мере предварены получением добровольного согласия. Поскольку ни о каком целенаправленном вторжении в наши сущности мы не были заранее предупреждены, налицо вопиющее нарушение элементарных, неотъемлемых прав личности. Все это вместе взятое позволяет мне сделать вывод, что Инспекция поставлена в условия, практически невозможные для ее работы. Я жду изложения вашей точки зрения.

Илвин с победным видом затолкал в рот новый кусок и принялся сосредоточенно жевать.

Рюон медленно, осторожно и очень мягко заговорил:

— Насчет второго пункта. Я успел немного поработать с Информаторием. Все запреты, о которых говорил Марк и на которые я успел наткнуться, помечены. В каждом случае даны подробные объяснения, что закрыто и почему.

— Это те, на которые вышли вы, Рюон. Но все ли они промаркированы таким образом? Еще хуже, если часть из них помечена, а другая нет.

— Не думаю.

— Необходимо будет сразу четко обрисовать запрещенные для нас области, — вставил Вэр, — тогда и будет внесена ясность. Сейчас ваш второй аргумент носит лишь характер предположения.

— Хорошо, если бы мои опасения не сбылись, — величественно согласился Илвин.

Однако не так-то просто оказалось сдвинуть его с места:

— А остальные мои аргументы — первый и третий? Каждый из них в отдельности довольно весом. Тем более что у меня есть еще несколько. Например, меня не покидает ощущение, что все сегодняшнее общение членов инспекторской группы с аборигенами прошло по заранее составленному ими сценарию. Все наши вопросы, вздохи и ахи заранее срежиссированы. Короче, нам навязали свою волю, отобрали возможность самостоятельного планирования своих действий. Я не говорил этого раньше потому, что мне страшно даже подумать обо всех вытекающих из этого последствиях.

— Меня, если откровенно, также посещали подобные чувства, — отозвался Рюон.

— Ага, — восторжествовал Илвин. — А вы, Лонренок?

Лонренок проявил осторожность:

— Не знаю… не думаю… дикость какая-то…

— Стало быть, вы воздерживаетесь от ответа. А вы, Вэр? Вы опять молчите? Вы что, возомнили, будто молчание — ваша основная функция? Если мне не изменяет память, вы в течение дня не произнесли ни слова. Разве что буркнули что-то этой… Ларе. Вы инспектор или простой поглотитель информации? Ну, чего вы молчите? Видимо, некто так нажал на Инспекцию, что вместо нормального стажера послали вас как особу, облеченную высоким доверием, но способную только к глубокомысленному молчанию…

«Вместо нормального стажера», закипая, мысленно передразнил его Вэр. Это следует понимать, конечно же, как намек на то, что Илвин считает его агентом КЗЧ, эдаким судьей всех их, простых инспекторов. Запрещенный прием. По Уложению, инспектор не должен никаким действием, даже намеком выяснять, кто из группы козач, а также не должен ни при каких обстоятельствах доказывать, что сам не является функционером КЗЧ. Что ж, Илвин, ты считаешь, что я козач. Я, как и положено, не скажу ни «да», ни «нет», но упаси меня бог принять твои слова за чистую монету и предположить, что ты сам не можешь быть из КЗЧ.

— Я жду ответа. Или вас только и учили, что по страусиному вытягивать шею?

— Лучше молчать, чем служить посмешищем, — не выдержал Вэр. — Вы зато говорите за десятерых, и весьма преуспели — вот только в чем, не пойму. И не ясно мне, причем здесь Инспекция. Ваше истинное призвание, коллега Илвин, — торговля. Кто уполномочил вас вырывать у меритцев тайну интэ, при этом обвиняя их в сокрытии других жизненно важных достижений? По какому праву вы командуете нами? Вам было доверено ведение процедуры встречи — почему вы промолчали тогда, когда еще можно было что-то исправить? Что толку сейчас бурно махать кулаками? А ваше возмущение по поводу медицинского обследования граничит, на мой взгляд, с патологической стыдливостью. Не пора ли вам обратиться к психиатру?

Вэр остановился передохнуть. Илвин, не ожидая столь бурной реакции, сник и оттого казался еще более маленьким.

Воспитанный на постоянном соблюдении чувства собственного достоинства и потому исключении всякой попытки унизить любого другого, Вэр круто повернул разговор, стараясь отвлечь внимание от своей отповеди Илвину.

— Я считаю, что мы вообще не имеем права вступать в приватные разговоры до того, как разберемся в здешней жизни. Все наши сегодняшние действия — ошибка. Я впервые участвую в инспекции, поэтому считал, что не в праве вмешиваться. Полагался на ваш опыт, ваше дипломатическое чутье. Сейчас вижу, что был не прав. Предлагаю прекратить прения и приступить к работе. Впредь в любые контакты с аборигенами вступать только по крайней необходимости.

— Согласен. Это единственный по-настоящему правильный путь, — последовала примирительная фраза Рюона.

— Кстати, Рюон, вы случайно не состоите в обществе борцов за Простоту? — Илвин был неутомим. Отпор, полученный от Вэра, лишь немного притушил его яростный напор.

— Членство в организациях, подобных названной, не совместимо с работой в Инспекции. Это должно быть вам известно.

— Известно-то известно. Но вы явно разделяете их взгляды. Вот я и подумал, не перешли ли вы от мыслей к действиям.

Общество Простоты, вспомнил Вэр, объединяет людей, утверждающих, что все службы Галактического Содружества выродились в бюрократические конторы, тормозящие прогресс человечества, что необходима срочная перестройка всего и всех, а первое, с чего следует начать — расформировать центральные органы Содружества, сослав их руководителей на далекие необжитые планеты.

— Своим особым умением нарушать этикет и задавать каверзные вопросы вы умело воспользовались, чтобы…

— Прекратите, Илвин, — резко оборвал его Лонренок.

Лонренок был инспектором-ревизором первым. В Содружестве он считался одним из лучших ксенологов, и до прихода в Инспекцию добился на том поприще выдающихся результатов. История открытия им разумности Движущихся лесов Тары-2 вошла в школьные учебники, и каждый раз при виде своего коллеги Вэр испытывал почти благоговейный трепет. Даже Илвин считался с его авторитетом. Лонренок, однако, старался как можно реже пользоваться правами и обязанностями старшего и более опытного товарища. И сейчас, прервав Илвина, он сделал отсутствующее лицо и отвернулся. Продолжать пришлось Вэру:

— Илвин, мы зашли слишком далеко в обвинениях друг друга. Если кто-то из нас и совершил промах, то без умысла. Я повторяю свое предложение: давайте работать.

— Скажите, Илвин, ваш Институт психодинамики ранее имел дело с Меритой? — деловым тоном спросил Лонренок.

Институт психодинамики, огорченно подумал Вэр, это телекинез, телепатия, чтение мыслей, предвидение и прочее. Это самое большое научно-исследовательское учреждение Содружества. Это люди, называющие себя психодинамиками, нуситами и претендующие на звание ученых. Они проводят бессмысленные опыты, получают несуразные результаты, которые никто не может воспроизвести, и постоянно говорят о каком-то грядущем чуде. Вроде бы вот-вот, не сегодня, так завтра произойдет прорыв, революция, «смена парадигмы познания мира». Но ничего не происходит.

А Вэр координатор, производственник, приземленный специалист. Его задача — наладка сложнейшего экономического аппарата. Нуситам в его мире места не находилось. Однако при одном лишь их упоминании Вэра пробирал озноб: возвращались прежние опасения о пригодности к работе в Инспекции — сможет ли он в сжатые сроки разобраться, если потребуется, в совершенно чуждой и непонятной сфере?

В их группе Лонренок был довольно посредственным нуситом. Он мог угадывать сильные простые чувства живых созданий до высших обезьян включительно. Желания людей, сдобренные их интеллектуальными переживаниями, он не «брал». Илвин был внештатным сотрудником Института психодинамики, но его способности как нусита Вэру были неизвестны.

— Вы ознакомились с моим экстренным сообщением перед отлетом? — ехидно прореагировал Илвин.

Лонренок смутился:

— Столько всего надо было успеть…

Рюон молча кивнул: он был в курсе. Вэр со стыдом признал, что начал было читать илвиновское послание, но, поняв, о чем речь, отбросил как нечто неуместное и далекое от настоящих забот.

— Я так и думал. Что ж, вкратце изложу суть. Буквально за день до отлета, когда что-либо изменить в программе инспекции было уже поздно, я раскопал в архивах прелюбопытнейший документ. Оказывается, незадолго до Меритской войны было проведено одно интересное исследование по прогнозированию развития психодинамических способностей. В то время, спекулируя именем самого Меримера, были созданы сложные математические модели, якобы способные давать такие прогнозы. Лебединая песня генетиков старой школы. Для апробации их монстров была проделана огромная работа, в ходе которой были собраны данные и по меритской общине. Вскоре, правда, почти все основополагающие допущения злосчастных моделей были взяты под сомнение. А после работ группы Гуно, как вы, наверное, знаете, любое прогнозирование психодинамических способностей признано антинаучным. Это блестяще подтверждается практикой.

Илвин сделал паузу, оценивая произведенный эффект.

— Так вот, на основе того математического аппарата, который давным-давно признан принципиально неверным, по общине Мериты было предсказано нечто вроде «психодинамического взрыва». Подтверждение пророчества, естественно, не было зафиксировано из-за начавшихся военных действий. Затем народ Мериты был зачислен в пропавшие. Кстати, недоверие к тем предсказаниям уже в те времена было таково, что даже упоминание о потере целого народа потенциальных сверхнуситов нигде никогда не проскользнуло. Вы представляете, сколько труда мне стоило докопаться до этих данных? Не забудьте, что с тех пор прошло три столетия, а открытые мною факты все это время считались научной спекуляцией.

— Стало быть, маги и есть сверхнуситы? — спросил Вэр, чтобы развеять воцарившуюся тишину.

— Вполне вероятно, — сразу отозвался Рюон.

— Как я жалею, что пропустил тогда твою информацию! — воскликнул Лонренок.

— Это моя вина, — великодушно возразил Илвин, — надо было поставить гриф «важно».

Лонренок махнул рукой:

— Да разве в этом дело! Со всеми грифованными документами я принципиально знакомлюсь в последнюю очередь.

— Достижения Мериты поражают, — вставил Вэр. — Здесь, на точке, мы убедились в этом непосредственно. Однако мне не верится, что здесь повинны нуситы. Во всех других мирах их деятельность не отражается на экономической и научной жизни человеческих общин. Психодинамика до сих пор не смогла революционизировать производственные силы. Иначе б я, как координатор, давно имел бы с ней дело.

— Вы узко мыслите. Я же сказал: прогнозировался взрыв, сингулярность. Возможно, мы даже представить себе не можем истинной картины. У них дети играют с интэ, а для нас это проблема из проблем.

— Сколько информкассет, представленных меритцами, относятся к области психодинамики?

— Не знаю, — ответил Илвин, разводя руками. — Я как-то не думал в этом направлении.

— Все, что хотя бы косвенно касается психодинамики, меритцы не обсуждали, — отчеканил Лонренок.

— Им было, чем торговать, — вставил Рюон.

— И все же, почему полное игнорирование столь важной области знаний?

Все замолчали, размышляя.

Подумать и в самом деле было над чем. Илвин, встав с кресла и бросив пустой пакет из-под снеди на пол, нервно ходил из угла в угол.

— Вряд ли мы сейчас придем к чему-либо определенному, — сказал Вэр, — учитывая, что уровень меритцев в области психодинамики нам совершенно неизвестен. Повторяю свое предложение: надо работать.

— Что-то устал я сегодня, — потер виски Лонренок, — я ведь старше вас всех. Посадка, встреча, разговоры — все бы ничего, но когда в моем присутствии задают вопросы, на которые я не знаю, как ответить, годы дают знать о себе. Вэр предлагает правильный и единственно разумный выход из создавшегося щекотливого положения: просто приступить к своим прямым обязанностям, оставив решение всех возникших недоразумений на потом. Я, как биолог и ксенолог, вряд ли буду вынужден ломать голову над причинами неожиданно быстрого прогресса меритцев. Может, это вообще окажется ненужным для решения стоящих передо мною задач. Рюон, искусствовед и культуролог, также может не встретиться с настоящими трудностями. Однако вам, Вэр, надлежит быть особенно внимательным. Илвин, конечно, в самом тяжелом положении. Я предлагаю каждые три часа устраивать пятиминутные дискуссии. Докладывать наиболее интересные результаты своей работы и возникающие предположения, пусть даже самые нелепые.

— Согласен. Расходимся? Пора отдохнуть.

— Подождите, Рюон, — Илвин нырнул в свой саквояж, повозился там и вскоре вылез, держа в руках охапку маленьких коробочек с ремешками. — Это колсы. С их помощью в любой момент мы будем знать состояние каждого из нас. Лучшее средство коллективной связи. Наденьте все. Кстати, Рюон, как вы догадались, что местные детально обследовали нас?

— Как? Я, собственно, не имел за душой ничего определенного. Просто мне предложили блюдо, которым я потешил свое чревоугодие единственный раз, но удовольствие запомнил на всю оставшуюся жизнь. Вам, видно, тоже предложили нечто неординарное?

— Да, — согласился Илвин, — но я сейчас же, как только добрался сюда, очистил желудок. Впредь буду питаться исключительно собственными запасами. Жаль, что прихватил с собой мало воды — даже для утоления жажды ее не хватит, не говоря уж об омовении. До завтра.

Придя к себе, Вэр почувствовал, до чего его вымотал последний разговор. Соорудив себе фруктовый коктейль, вышел на лоджию.

Стояла ночь. Дождь, обещанный Марком, давно прошел. Тепло-красный полумрак пытались рассеять три луны, у края горизонта напоминало о себе второе, ночное солнце. Осушив бокал, Вэр вернулся в спальню и повалился на кровать. Спать, сейчас надо спать. Кто-то пискнул в углу — он не закрыл за собой дверь на лоджию. Но писк был таким уютным, домашним, что Вэр, вспомнив заверения Марка, решил не вставать, не выгонять ночного гостья и с облегчением закрыл глаза. Спать.

Начало

Проснулся Вэр легко, посвежевшим и полным сил. Вгляделся в табло колса. Ровный синий цвет датчика Лонренка показывал, что тот еще спит. Рюон бодрствовал. Сигнала от Илвина не было, но тревога за него покинула Вэра, как только он вспомнил, какой защитный кокон тот сооружал вокруг себя. И в самом деле, когда Вэр делал обязательный комплекс утренних упражнений, Илвин связался с ним, пожелал доброго утра и предупредил, что его колс по «известной причине оглох», но сам он, Илвин, периодически будет давать знать о себе.

Наскоро позавтракав, Вэр сел за рабочее место.

Вчера Илвин высказывал напрасные сомнения — Вэр захватил с собой не только собственного электронного секретаря, но и полный комплект специальных программ, чрезвычайно удобный в пользовании. Наладка его фактически сводилась к установлению различий между местными принципами кодировки данных и базовыми, наиболее распространенными в Содружестве. Каждая община обязательно вносит что-то свое, полная стандартизация баз знаний никогда не обеспечивается. И здесь Вэра ожидало несколько сюрпризов, легко, однако, поддавшихся разрешению.

Без труда закончив вводную часть, Вэр активизировал поисковые программы с заданием выявить области данных, на обращение к которым был наложен запрет. Все эти запечатанные места, составляющие ничтожную часть меритского Информатория, удалось достаточно быстро очертить.

Помимо ограничений, введенных меритцами специально для инспекторской группы и которых так опасался Илвин, Вэр ожидал столкнуться с информационными запретами, наложенными по этическим соображениям. Во многих случаях данные, раскрывающие истинное положение отдельных людей в обществе, по местным обычаям считались конфиденциальными. Доступ к ним разрешался лишь узкому кругу специалистов, обязанных не раскрывать профессиональных тайн, как, например, врачи должны скрывать ставшие им известными интимные стороны жизни больных. Здесь Вэр не обнаружил специфических запретов. То ли их не было вовсе, то ли сказался уровень доступа, установленный ему, он не стал выяснять. Все устраивалось как нельзя лучше.

Время шло. Несколько раз выходил на связь Рюон. Он, лучше освоив меритский Информаторий, смог подсказать несколько удачных приемов вызова данных. Лонренок, проспав до полудня, также включился в работу, но что он делал, Вэр так и не понял. Илвин периодически извещал, что жив и здоров.

День прошел незаметно. Когда Вэр закончил настройку рабочих программ, на связь вновь вышел Рюон. Он сообщил новости. Марк на некоторое время покинул их — где-то произошло нечто такое, что потребовало его личного присутствия. Лара напоминала о назначенной на вечер встрече, но Рюон от лица группы отказался и попросил перенести на завтра. Вэр не смог сдержаться и не выразить удивления по поводу проявленной Рюоном стойкости. Тот вознегодовал и философски заметил, что еще не все потеряно. На том они попрощались. Вэр даже обрадовался, что предстоящий вечер оказался свободным: его охватило деятельное нетерпение.

Неожиданности начались, как он активизировал программы сбора общих статистических данных.

Когда при первом разговоре Марк упомянул, что к настоящему времени меритцы освоили одиннадцать планет, у Вэра промелькнуло недоумение: зачем им столько? Всего девять тысяч человек — они затерялись бы на одной Элефантиде. Какой бы какая планета ни была, будь она даже чрезвычайно маленькой по сравнению с Землей, это всегда огромный мир, богатый и разнообразный, климатические пояса на любой вкус, высокие и не очень горы, обширные равнины, бескрайние моря. Зачем дублировать эту бесконечность одиннадцать раз?

По меркам Галактического Содружества Элефантида была необитаема. Те две сотни людей, что затерялись на ней, никак не подходили под объединяющий термин «население». Фактически такая же картина оказалась и на прочих планетах меритцев. В отличие от Элефантиды, другие обитаемые планеты в целом не отличались комфортом как среда обитания человека. Самая неистовая планета, Колар, к удивлению Вэра была отведена под детские учреждения. Помимо активных сейсмических процессов и дикой, постоянно бурлящей атмосферы, множество представителей флоры и фауны Колара были смертельно опасны для человека.

Меритцы осваивали новые планеты явно не из-за боязни открытого космоса — каждый третий из них постоянно находился вне обитаемых планет. Не было видно и никаких объективных экономических причин столь бурной космической экспансии.

На каждой планете меритцев был сооружен Технический Центр, объединяющий все производственные мощности и способный выпускать все, что только можно было себе представить. При этом, как смог убедиться Вэр, абсолютная экономическая независимость каждого мира была намеренно достигнута, а не сложилась в результате случайности или недостаточной организованности.

Таким образом, основная задача экономики — рациональным образом произвести и в нужное время доставить потребителям всего ровно столько, сколько они потребовали, — была успешно решена с многократным запасом. В пересчете на душу населения производственные мощности меритцев были колоссальны. Вэру и в голову не могло прийти, что может существовать народ, обладающий манией строить заводы с тем, чтобы консервировать их. А то, что наличные мощности фактически простаивают, он удостоверился, изучив сетевые графики работ и портфели заказов. Небольшой всплеск производственной активности последних лет имел более чем очевидное объяснение: меритцы внедряли технологии Содружества, появившиеся в период их изоляции.

Потребление промышленных товаров в среднем соответствовало уровню, достигнутому наиболее развитыми общинами Содружества. Более тонкие особенности национальных предпочтений меритцев тем или иным промышленным изделиям проследить было сложнее, так как основное количество централизованно распределяемых товаров составляли униформы. Из них уже каждый создавал требуемое ему изделие, будь то автоматизированный станок, универсальный кибер или же просто стул. Вэр не стал вникать в эту сферу глубже: докопаться до тонкостей здесь, вообще говоря, дело Рюона.

Еще одно, достойное удивления обстоятельство: снабжение продуктами питания осуществлялось не с общественных ферм, а преимущественно из личных подсобных хозяйств. В свободное время, на досуге, преследуя чисто познавательные цели или рационально организуя свой отдых, меритцы попутно обеспечивали себя продовольствием. Вэра кольнула мысль: кажется, не только население всех планет, но и каждый меритец в отдельности стремился к полному самообеспечению, к независимости от сограждан. Этика взаимоотношений меритцев с живой природой будет исследована Лонренком, а он с Рюоном, решил Вэр, должны будут обсудить причины возникновения подобных высокопроизводительных личных хозяйств.

Подводя итоги своего предварительного анализа, Вэр выделил следующие аспекты.

Во-первых, несмотря на свою крайнюю малочисленность, община меритцев явно не бедствовала, не тратила ощутимо много усилий на поддержание своего существования. Наоборот, обладая высокоразвитой экономикой, меритцы жуировали, создав гораздо больше производственных мощностей, чем им было действительно необходимо.

Во-вторых, вся меритская промышленность использовала только самые передовые технологии. Подобное коренное исключение всякого традиционализма, вероятно, более всего отличало меритскую общину от всех без исключения государств Содружества.

В-третьих, выше всех похвал оказалась организационная структура каждого Техцентра, степень автоматизации которых требовала контроля всего одним диспетчером.

Магам в этой системе места не находилось. Стремясь расставить все точки над i, Вэр по ключевому слову «маг» осуществил детальный просмотр всей сопутствующей производству технической документации. Оказалось, что эксплуатационные инструкции предусматривали обращение за помощью к магам в исключительной ситуации, когда исчерпаны все способы исправления чрезвычайного происшествия. Таким образом, маг представлялся как бы палочкой-выручалочкой, взмахивать которой разрешалась только в самом крайнем случае. Ни разу еще, выяснил Вэр, помощь магов не требовалась.

Когда на очередном коротком совещании Вэр изложил свои выводы, Рюон заметил:

— Раньше в таких ситуациях рекомендовалось молиться. Сейчас предлагают призвать на помощь мага. Что ж, это соответствует и моим данным. Поразительно, но меритское мировоззрение практически не содержит религиозных мотивов, разве что какие-то намеки относительно будущих великих свершений магов. Я честно старался разобраться в этом — вопрос представляет исключительный интерес — но много файлов для нас запретны, поскольку касаются еще не проданных нам научно-технических достижений.

Илвин только хмыкнул и отключился, пожелав спокойной ночи.

— Кстати, — спросил Вэр, — подтвердился ли диагноз Марка насчет печени Илвина? И что за лекарство ему предложили?

— Я на полевой аппаратуре провел обследование, но никакой патологии не обнаружил, — ответил Лонренок, до того сидевший с безучастным видом. — А лекарство Илвин спрятал в акон, не дав провести анализ. Спокойной ночи.

Акон — это контейнер со сверхмощной, почти «абсолютной» защитой. Переносной, очень надежный сейф. Что ж, та коробочка, видимо, готова выступить как важное вещественное доказательство.

— Какое тут может быть спокойствие? — простился и Рюон риторическим вопросом.

Вэр глянул на часы. Оказывается, он проработал без перерыва почти восемнадцать часов. Усталость чувствовалась, но он решил продолжить занятия. Тем самым он шел на некоторое нарушение правил инспекторской службы, предписывающих придерживаться строгих норм работы и отдыха. Каждый вопрос, анализируемый инспектором, был по-своему важен, и, как пилот, он был обязан постоянно поддерживать себя в состоянии максимальной работоспособности. Никаких излишеств — вдруг последующая минута потребует все умения, все знания, весь опыт?

В достижении каких целей видят меритцы смысл функционирования столь совершенного экономического аппарата? В чем особенности их социальных программ? Где тот тайный стержень, что отличает эту общину от всех других? Усредненные показатели не дают ключа, почти не отличаются от принятых в Содружестве нормативных. И все же есть печать какого-то своеобразия… Вэр никак не мог добиться осмысления целостной картины. Сделал небольшой перерыв, чтобы поесть. Потом еще один для специальной зарядки, восстанавливающей работоспособность.

Может, главное отличие меритской экономики от тех, с которыми привык иметь дело Вэр, кроется в ее чрезмерном тяготении к разнообразным космическим программам? Ядро звездного флота Мериты составляли четыре суперзвездолета с массой покоя около пятисот миллионов тонн каждый. Вэр вволю налюбовался этими гигантами длиной почти четыре километра. Каждый из них мог запрятать в своем чреве всех меритцев от мала до велика. Кроме этих линкоров, в портовой реестр были внесены восемь поисковых звездолетов, находящихся в данный момент в полете, скромный бот «Колар-1», используя который меритцы восстановили контакты с Галактическим Содружеством, и уникальная по своим размерам космобаржа «Элефантида», не способная совершать свободный полет. На приколе застыл дедушка всего этого внушительного флота — легендарный «Призрак», доставивший сюда триста лет назад остатки народа Мериты.

К чему такое изобилие, недоумевал Вэр. Излишки производственных мощностей еще как-то можно объяснить желанием обладать резервами на черный день. Но звездолет не технологическая линия. Это не только колоссальный труд, вложенный в его изготовление, но и приличные эксплуатационные издержки на содержание. Как правило, в Содружестве небольшие общины имели в своем распоряжении один-два звездолета, и лишь очень немногие развитые сообщества позволяли себе роскошь одновременно эксплуатировать большее число звездных кораблей. Какой разительный контраст с меритцами!

Мощный звездный флот создавался явно не для установления прочных связей между населенными планетами. Каждый обитаемый мир, все сколько-нибудь крупные космические объекты меритцев были соединены нуль-туннелями, что принципиально решало все транспортные проблемы. Остановиться на объяснении, что причиной строительства звездолетов является страстная любовь меритцев к космическим исследованиям, показалось Вэру неразумным. Любой космический полет — это тяжелый труд, унылые будни пребывания в надоевших отсеках корабля, и заставить нормального человека отправиться в космос могут только весомые для него обстоятельства.

Ранее, когда происходило освоение человечеством единственной обитаемой планеты, были эпохи географических открытий. Целые поколения бредили путешествиями, поисками новых земель. Но ведь тогда открытия коренным образом изменяли существование первопроходцев. Сейчас же астронавт, посвятивший свою жизнь изучению иных планет, видевший великолепие и убожество многих миров, возвращается обратно, в свой дом, заново привыкает к знакомому с детства быту. Тяга к новому неистребима. Миллионы людей уходят в космос, но миллиарды остаются на обжитых планетах. Прогресс зависит от вторых, оставшихся, и никакая община из известных Вэру не допустила бы меритской расточительности общественного богатства.

Запрос о меритских программах изучения космоса остался без ответа — информация была недоступна. Но Вэр чувствовал, что и она не сняла бы все вопросы, не позволила бы понять этот народ. Между ним и меритцами — пропасть. За внешне похожим укладом их жизни скрыты мотивы, увидеть всю глубину которых никто чужой не сможет…

Встряхнувшись от нерадостных раздумий, Вэр решил до конца исполнить свой профессиональный долг. Что ж, производственный базис меритцев в общих чертах ясен. Сейчас следует разобраться, как распределяются их общественные богатства, и есть ли дискриминация отдельных граждан в их получении. Для этого следует выделить вектор естественного потребления, а это довольно трудная задача.

Понятие товаров и услуг первой необходимости кристально ясно. Это пища, необходимая для физического существования, одежда, жилище, медицинское обслуживание, работа, минимум удовлетворения духовных благ, личный досуг, уверенность в завтрашнем дне, маленькие удовольствия и отсутствие мелочной опеки, порождающее ощущение личной свободы и независимости. Иметь все это — неотъемлемое право каждого, но, как говорится, не хлебом единым жив человек.

Чтобы работать и творить на пределе возможностей, человек не должен сдерживать свои желания и сознательно ограничивать себя. Он должен потреблять столько, сколько считает естественным, само собой разумеющимся. Отдыхать столько, сколько хочется, иметь приятные и разнообразные развлечения.

Естественное потребление касается приобретения и духовных ценностей, умения наслаждаться жизнью, быть здоровым и чувствовать себя необходимым обществу. Почти все известные Вэру сообщества людей добились удовлетворения естественных потребностей каждого. Это не означало установления вечного социального мира. Наоборот, лишь умножило проблемы. Простой пример: один желает разбить у своего дома уютный парк, а его сосед мечтает о футбольном поле — как быть? Другой тянется к общению с интересными людьми, а сам двух слов связать не может — что делать? Не претендуя на обладание готовыми рецептами преодоления возникающих противоречий, за прошедшие сотни лет экономисты научились оценивать и степень устойчивости общества, и уровень подспудно бушующих, разрушающих его сил, так или иначе связанных с искусственными барьерами в получении разнообразных благ.

До этого ответ на любой запрос приходил почти мгновенно. Сейчас же, при обработке неизмеримо большего объема информации, наверняка должны были увеличиться затраты машинного времени. Чтобы не ждать понапрасну, Вэр решил отдохнуть, тем более что ночь уже подходила к концу.

Усталость победила его. Он что-то поел, совершенно не ощущая вкуса пищи, механически разделся и лег. Перед тем как уснуть, позаботился, чтобы его разбудили через три часа. В последний раз глянул на датчики колса — Лонренок и Рюон спали, что делал Илвин, было неведомо — и мгновенно забылся.

Меритцы

Что-то гудело, и Вэр никак не мог сообразить, что это и где он. Наконец понял, что звук исходит от колса, сориентировался, что спал он менее двух часов, не выспался, а его работа осталась незавершенной. Звонит наверняка Илвин. Так и есть.

— Повтори-ка, что ты там вчера говорил про меритскую промышленность. Я невнимательно слушал. И расскажи заодно, что у тебя новенького.

Сдерживаясь от закипания, Вэр прошел в кабинет. Компьютер еще не закончил обработку последних данных.

— Нового у меня ничего нет. Пока только описание материального базиса. Как я вчера говорил…

Сначала Вэр хотел устроить лекцию часа на полтора, но потом ему стало жалко собственного времени, и он сжал выводы.

— Да-а, — протянул Илвин, морща лоб и озабоченно растирая себе затылок, — довольно своеобразные представления у местных об экономическом процветании…

— Не лукавьте, Илвин, — сказал Рюон, он вместе с Лонренком подключился к разговору, — лучше признайтесь честно: хотели бы вы быть адмиралом меритского звездного флота? Какие крейсера!

Илвин не удостоил его ответом: он думал. Надумав, спросил:

— Скажите, Вэр, на сколько по-вашему меритцы обогнали другие общины Содружества в части развития экономики?

— Вы должны знать, что начиная с определенного момента бессмысленно говорить о превосходстве одной производственной базы перед другой. Две булки не съешь, две рубахи не наденешь, — Вэр не мог говорить иначе: Илвину понятен только такой язык. — По-настоящему важными становятся цели, которые ставит перед собой общество, а также научно-технический уровень. Но ни то, ни другое нам пока не известно. До целей я попробую докопаться своими методами — есть некоторые специфические приемы, опирающиеся на тонкий экономический анализ. Но свои научные достижения меритцы от нас скрывают под предлогом сохранения коммерческой тайны. Очевидно, что в этой области они обладают ощутимым превосходством. Так, если у нас нуль-пространственный транспорт находится на этапе разработки, не дошел до рядового потребителя, то у меритцев дети балуются с интэ. Здесь провести соответствующие оценки, насколько они обогнали нас, следует уже вам как футурологу.

— Да, но у них все новое…

— Вас смущает использование меритцами только передовых технологий, отсутствие каких-либо пережитков на производстве? Это мелочь. Традиции — материя тонкая. Зачастую тот или иной производственный процесс сохраняют потому, что он, например, доставляет эстетическое удовольствие обслуживающему персоналу. По существу, новые технологии осваиваются со скоростью смены поколений. Я доступно отвечаю на ваши вопросы?

— Да-да, — пробормотал Илвин, которому все стало понятно. — Извините за беспокойство. Я прекращаю связь — надо работать. Защиту я отключил, так что вызывайте меня, когда возникнет необходимость.

— Он не раскопал про магов ничего интересного, — прокомментировал Рюон. — Зато связался со звездолетом, через него вышел на Центр и передал всю текущую информацию. Ой, какая там сейчас поднимается волна! Пока нас начальство не смыло вопросами, давайте работать.

— Я фактически закончил свою часть, — вставил Лонренок. — Этология — точная наука, и я делаю однозначный вывод о том, что в этой области меритская этика полностью соответствует общечеловеческой. Однако ряд сенсаций я все же раскопал. Вам нужны мои материалы?

— Пожалуй, нет, — ответил Рюон за себя и Вэра, — прочитаем потом, при составлении заключения.

Пора было приниматься за дело. Вэр физическими упражнениями отогнал остатки сна, принял душ, плотно позавтракал. Он может сделать некоторые важные дела, пока компьютер завершает расчеты.

Вэр взял справку о меритцах без определенного рода занятий и не состоящих ни в одном профессиональном союзе или обществе. По официальной классификации Содружества это были априори в чем-то ущемленные люди. Таких нашлось чуть более сотни человек, разбросанных по всем обитаемым планетам. Не со всеми было удобно связаться, и, забраковав несколько кандидатур, Вэр позвонил некоему Бенту Крассу, жителю Бетты.

Бент заставил ждать себя довольно долго. Он оказался довольно молодым человеком, с круглым, пышущим здоровьем и радостью лицом. Широкий вырез его рабочей рубашки открывал не только волосатую грудь, но и намекал на выпуклость представительного животика. Вэр начал было представляться, кто он такой и какова цель его обращения, но Бент, не дослушав, дружеским жестом поприветствовал инспектора.

— Ты хочешь попробовать настоящих бетчоков? — У Бента мало времени, и потому он должен быть прозорлив, как змий, чтобы за пустыми словами сразу видеть главное.

Пока Вэр раздумывал, повторить ли свое представление или согласиться на бетчоки, Бент, извинившись, отбежал от экрана, открыв так называемый задний план. Вызов Вэра, видимо, застал его в саду. Участок был большой, забирался высоко по склону горы, был чист и ухожен. По кронам деревьев и в междурядье сновало множество киберов. Такой ораве не трудно было в считанные секунды снять урожай, но они не просто собирали плоды, а занимались тонким делом. Они таскали тяжелые анализаторы, подставляли их к плодам и терпеливо ждали. Если плод оказывался кондиционным, они осторожно отделяли его и доставляли другим киберам вниз. Те еще более осторожно принимали плоды, окунали в какой-то раствор, сушили струей теплого воздуха, заворачивали в прозрачную пленку и подвешивали в специальные контейнеры. Киберы-перевозчики доставляли наполненные контейнеры к въезду в сад.

— Прости, заставил тебя ждать. Понимаешь, срочный крупный заказ. Я так не люблю. Я стараюсь поддерживать марку и обычно беру два-три дня на приведение своей продукции к товарному виду. Я бы, конечно, отказал, но вдруг подумал: ну, сложились так фатально обстоятельства, что не смогли меня предупредить заранее. Всякое бывает — сделаю как смогу. Конечно, я предупрежу, что качество не очень. Ну да ладно об этом. Так сколько тебе бетчоков?

Вэр медленно и как можно более отчетливо повторил, кто он такой. Это привело Бента в неописуемый восторг. Сразу же выяснилось, что он очень рад выпавшей ему чести познакомиться с представителем Галактического Содружества. Он давно мечтал самым доскональным образом изучить достигнутый уровень и перспективы культурного научного садоводства Блезира и Уранхи. Да, он любитель. Сад — его настоящая и всепоглощающая любовь. Кроме сада у него жена и трое детей. Двое совсем взрослые, но пошли не в отца, работают с техникой. Его помощница — младшая дочка, единственное утешение. Трое детей по теперешним представлениям много, ведь воспитание их отнимает много личного времени, а все равно научить всему, чему хотелось бы, не получается. Конечно, все общество участвует в воспитании, но главная-то ответственность лежит на родителях. В нынешнее время в молодой семье обычно не более двух детей, а чаще всего — один, мальчик — вдруг из него получится маг? Раньше все семьи были многодетными, у самого Бента четыре брата и семь сестер. Но теперь иные веяния. Это не все его хозяйство. У него восемь садовых участков, во всех климатических зонах Бетты. А еще он изучает возможность разведения садов на Коларе. Вэр на Эле? Жаль, эта планета малоинтересна настоящему специалисту. Жена? Она у Бента цветокомпозитор. Последние ее работы неудачны, так как имеют далекий от реальной жизни характер. Но она создала и несколько шедевров. Например, «Цветение и лед». Вэру необходимо увидеть это произведение. Почему Бент не состоит в обществе садоводов-любителей? Это же так понятно! У него свои взгляды, свои приемы работы. Он их не скрывает. Наоборот, каждый может поучиться у него. Есть несколько учеников, благодарных ему за трудную науку. Конечно же нет, Бент не занимается поточным производством. В каждом дереве, кусте, корне, каждом плоду и цветке он ищет характер, душу. Ничего не повторяется в этом мире, и так хочется все увидеть, все узнать. Уметь быть наедине с природой, любить ее, не быть ей требовательным пасынком — поистине, великое искусство. Да, у Бента множество настоящих друзей и хороших знакомых. Заказов так много, что он разрывается на части, не успевает заниматься по-настоящему серьезными изысканиями. Но Бент не ропщет. Он рад, что полезен людям, полезен растениям, которым он посвятил свою жизнь. Счастлив ли он? Конечно! Однако хочется чего-то большего. Он не успевает сделать многое из задуманного. Он ведь простой человек, не маг. Да, кстати, пробовал ли Вэр настоящие бетчоки? Сейчас как раз поспевает партия хороших бетчоков. Если сдать их в сеть централизованного распределения, многие плоды будут испорчены. Вэр понимает — не все знают о возможности съесть такие бетчоки. Часть плодов залежится, а условия их хранения далеки до идеальных, хотя он, Бент, неоднократно вносил совершенно необходимые предложения по улучшению складской системы. Он очень, очень рад был познакомиться с Вэром. А знает ли инспектор, какое это чудо — беттийское манго?

Отдохнув после разговора, Вэр затребовал характеристику Красса. Да, Бент Красс был безработным, не фигурировал ни в одном списке работников-профессионалов, но являлся автором нескольких популярных брошюр, на протяжении многих лет отказывался от предлагаемых ему мест в ряде региональных советов по экологии и, как и предполагал Вэр, имел коэффициент общественной ценности гораздо выше среднего. Надеясь на чудо, Вэр запросил общественные характеристики магов. Экран высветил только имена семнадцати человек. Напротив каждого имени в первой колонке стояло пояснение «маг», все остальные ячейки были заполнены прочерками. Что ж, этого следовало ожидать, не огорчился Вэр. Познакомимся с кем-нибудь, у кого минимальная общественная ценность.

Одним из таких оказался диспетчер Техцентра Альфы, некий Рольф Тенер. Убедившись, что тот в данный момент на дежурстве, Вэр дал вызов.

Рольф откликнулся тут же, словно ждал. Это был высокий худощавый мужчина солидного возраста. Соединившись с Вэром, он спокойно ждал, не выказывая ни досады, ни удивления. Вэр вежливо и обстоятельно представился. Поняв, с кем имеет дело, Рольф сухо сжал губы:

— Я - Рольф Тенер. Диспетчер. Задавайте вопросы.

Вид его не был доброжелательным.

— Расскажите, пожалуйста, о своей работе.

— О работе? А что конкретно вас интересует? Работа как работа. Я кадровый диспетчер. Дежурства посменные, каждая смена длится четыре часа. После нее положено двое суток отдыха, но нам, кадровым работникам, приходится еще подстраховывать других. Контроль далеко не каждого изменения основной конфигурации главных производств разумно доверять внештатному сотруднику.

— Трудно вам приходится?

— Когда как. Сейчас, например, я не предвижу необходимости своего вмешательства в ближайшие полчаса и, естественно, чтобы не тратить понапрасну время, прорабатываю план на следующую неделю.

— Вы женаты?

— Нет.

— Почему?

Рольф промолчал, переключая какие-то рычажки на пульте перед собой.

— Что вы делаете в свободное время?

— Живу.

— Это я понимаю. Я хотел спросить, есть ли у вас любимое занятие, развлечение?

— Есть. Шош.

— Что это такое?

Рольф недоверчиво покосился на Вэра.

— Вы случайно не разыгрываете меня? Шош — это антагонистическая позиционная игра двух лиц с полной информацией. Один выигрывает, другой проигрывает. Бывает ничья, но редко.

— Я в самом деле не знаю, что это такое.

Рольф некоторое время размышлял, потом изрек:

— Откройте любое руководство и почитайте. Представление о шоше дать не так просто. В нем несколько разновидностей фигур, сложная система правил. Трехмерное игровое поле. Развивает интуицию, логические и комбинаторные способности, геометрическое воображение. Мне не с руки это рассказывать. У меня гроссмейстерское звание, и я легко могу пропустить что-то для вас важное, а для меня — очевидное.

— Значит, вы гроссмейстер. Трудно получить это звание?

— Кому как. Все зависит от множества факторов. Чтобы играть по высокому классу, нужно много над собой поработать. Шош требует человека всего, без остатка. Иначе просто баловство.

— В чем полезность шоша для других областей деятельности?

— Так сразу и полезность? Игра хороша уже тем, что дает здоровый досуг, разве не так? Но вот пример из моей практики: я описал несколько приемов оценки позиции, абстрагировал их на случай произвольного числа измерений, и сейчас они используются, насколько мне известно, при квартальном планировании. Устраивает вас мой пример?

— Да, спасибо. А много ли гроссмейстеров по шошу?

— У нас всего три. В Содружестве около двухсот человек удостоены этого звания. Но класс игры многих из них, должен я сказать, на самом деле низкий. Я не играл с ними, но судя по их партиям, они слабы.

— Что же вам мешает провести соревнование?

— Вы.

— Я?

— Не вы конкретно, а органы Галактического Содружества, запретившие до окончания вашей инспекции все спортивные контакты, в том числе и шош-турнир.

— Я про это не знал.

— Ну так знайте и быстрее заканчивайте свои дела, — Рольф открыто выражал недовольство.

— Вы играли с кем-нибудь из магов?

— Из магов? Кто же из обычных людей может с ними тягаться? Конечно же нет.

Задав еще несколько вопросов и поняв, что разговорить собеседника не удастся, Вэр попрощался с ним. Прервав связь, запросил общественную характеристику Рольфа. Показатель производственной деятельности средний, общественная ценность близка к минимальной, личная — довольно высока. Все это соответствовала впечатлениям Вэра. Из любопытства он затребовал описание полной шкалы коэффициентов, принятых меритцами для характеристики общественной значимости отдельных личностей. Заметив сходу ряд расхождений с используемыми в Содружестве, не удержался от детального изучения.

В своей непредсказуемости человек может иметь любое, самое невероятное хобби, отдушину для души от повседневных тягот. Для Вэра таким занятием были размышления о том, каким образом количественно выразить, используя лишь строгие экономические величины, меру социальной ценности отдельного человека. Забыв на время свои инспекторские обязанности, он с головой окунулся в разбор сопроводительного описания идеологии построения меритской шкалы ценностей. Удивительная простота изложения, но какая феерическая цепь ассоциаций! Вроде бы и знакомо все, давно прочувствовано, выстрадано, но меритская логика идет чуть дальше, глубже, чем у него… С этим еще разбираться и разбираться. Это он сделает потом, на досуге, а сейчас пора приниматься за инспекторские дела, благо расчеты наконец-то готовы.

Вэр не спеша, смакуя свое нетерпение заняться интересной работой, подгреб к себе выходные материалы. Общее описание экономики — всего лишь преамбула. Составление собственного впечатления о меритском социальном «дне» — вообще необязательное дополнение. Настоящая его обязанность как члена инспекторской группы, ответственного за экономический блок вопросов, — тонкий анализ материальной основы возможных конфликтных ситуаций в меритском обществе. Он только-только приступает к ней.

Сосредоточившись, Вэр бегло просмотрел итоговые распечатки. Екнуло сердце в предвкушении недоброго. Просмотрел внимательно. Может, что компьютер напутал? Дотошно изучил контрольные диаграммы. Подумал. Решил, что все увиденное им невозможно, недопустимо и, в конце концов, глупо. Вновь просмотрел итоговые результаты проведенных расчетов.

Досужие теоретики, выводившие в тиши кабинетов модели идеального государства, новейшей Утопии, и не представляли, видимо, что когда-нибудь их фантазии обретут плоть. То, что было им получено, представлялось невероятным: вычисленные потенциалы всех материальных источников возможных конфликтных ситуаций в меритском обществе строго равнялись нулю. Если и ссорились меритцы между собой, ругались или даже дрались, ненавидели лютой ненавистью или устраивали друг другу мелкие пакости — так по объективно необъяснимым причинам, в силу личной прихоти или иррациональных амбиций.

Нуль — особый случай, в экономике он не является объектом исследований. Вэр чувствовал себя обманутым. Он приготовился к новому многочасовому бдению у пульта Информатория, а оказалось, что оно излишне. Удивительно плохо может быть бегуну, приготовившемуся бежать на длинную дистанцию, но сразу после старта увидевшего табличку «финиш». Его функции как инспектора, вообще говоря, оказались выполненными. Нет у меритцев никакой системы для притеснения или нанесения какой-либо обиды самим себе — какие к ним претензии? Все ясно: они могут быть полноправными гражданами Галактического Содружества.

Проверяя — в который уж раз! — правильность расчетов, Вэр поймал себя на невнимательности. Еще вчера полученные им данные, касающиеся порядка принятия решений государственного уровня, — ничего интересного, все по стандартной схеме — утверждали отсутствие силовых структур. Ни армии, ни полиции, ни каких-либо спецслужб типа Комитета Защиты Человечества. Ничего. Тогда Вэр не обратил на это внимания, а надо было бы, чтобы не прозевать щелчка по носу, который только что им получен.

Где еще он допустил неточность? Перебирая в памяти всю последовательность своих действий, Вэр действительно нашел упущение. Да, производственные мощности меритцев колоссальны и позволяют получать сразу и в любом количестве все, что только можно представить. Но так было не всегда. В первые годы изгнания, когда ни один Техцентр не был развернут, меритцы должны были испытывать сильные материальные затруднения. Вряд ли они вывезли с собой что-нибудь свыше минимального перечня машин и механизмов. Но как при таком ничтожном начальном капитале они смогли столь стремительно развернуть промышленность? Кстати, вот и объяснение, почему они используют только самые передовые технологии: у них нет преемственности. Они начинали с ничего и, естественно, построили заводы по последнему слову науки и техники. Им не надо было ломать производственные традиции, поскольку оных просто не было.

Загудел сигнал внутренней связи. На экране возникли смеющиеся лица Рюона и Лары.

— Вэр, тут пришла посылка на твое имя. Полагая, что ты не против, мы распаковали ее. У тебя хороший вкус. Приходи немедленно, а то тебе останутся одни воспоминания.

— Да, Вэр, приходите. Мы вас ждем.

— А что за посылка?

Рюон поднес к глазам карточку:

— Некто Бент Красс желает тебе всего хорошего и надеется, что ты по достоинству оценишь его труд. А дальше одни лицемерные извинения. Так мы ждем.

Экран погас.

Вэр заслал в архив все использованные программные поля и отключил аппаратуру. Прибрал рабочее место. Мнемокристалл, на который дублировался его рабочий дневник, сунул в акон — предусмотрительность пока еще никому не мешала.

Надо же, подумал Вэр, спускаясь в гостиную, Бент не преминул выслать свою продукцию по новому для себя адресу. Не забыть бы связаться с ним и поблагодарить.

Маги

Гостиная была заставлена большими вазами с цветами, распространявшими незнакомый бодрящий аромат. Мимо ваз, объезжая их на почтительном расстоянии, сновали киберы-уборщики. Вэр не сразу понял, зачем они тут бегают. Оказалось, подносят Рюону и Ларе бумажных голубей, которые те бросают, стараясь, чтобы полет был как можно дальше.

— Вэр, все эти цветы ты подарил Ларе.

— Ну конечно.

— Садись к нам. Исследуй подношение.

Стол украшала огромная плетеная корзина. Вот откуда они взяли бумагу. Каждый плод был завернут в лист, на котором излагалось много полезных и малоизвестных сведений, создающих целую оду представляемому продукту.

— Единственное, что я не понимаю, — сказал Рюон, — так это то, почему названия всех этих диковинных штук начинаются на «бэ».

— Да потому, что они с Бетты, — не задумываясь ответил Вэр.

Пришел Лонренок и, не тратя времени даром, занялся изучением содержимого корзины. Обнаружил, что все бетчоки за исключением двух уже употреблены по прямому назначению, и, отобрав один плод у Вэра, положил его на стол перед собой, рядом с аккуратно собранной стопкой листков с объяснениями. Для Лонренка это составляло не столь гастрономическую, сколь научную ценность. Он так увлекся изучением текстов, что подошедший Илвин, не встречая противодействия, взял злополучный бетчок и стал жевать его. Видно, не судьба мне попробовать дары Бента Красса, подумал Вэр. Лонренок неожиданно обнаружил пропажу и вознегодовал.

Самолетик, пущенный Ларой, не упал на пол, а долетел до стены. Признав свое поражение, Рюон стал из листа бумаги делать пароходик и объяснять Ларе назначение труб. Это было трудно, так как и сам он не понимал, зачем они нужны, и никак не мог принять точку зрения Вэра, что труба есть устройство для испускания дыма. Лара смеялась.

Лонренок, разворошив корзинку, стал обнюхивать цветы. Здесь он уже не хвалил Бента, а сетовал, что загублена такая красота. Достойный ответ Рюона, что цветы для Лары, он отмел как несерьезный. Зачем понадобилось срезать цветы, спросил он, ведь в земле они красивее и не поют песню увядания. Лонренок иногда вставлял в свою речь странные обороты.

Илвин, мрачный как никогда, спросил о делах. Вэр начал было жаловаться, но осекся, почувствовав, что Лара с напряженным вниманием прислушивается к его словам.

— Как-то вы нехорошо говорите, — сказала она. — Вам что-то не нравится?

— Ну что вы, — смутился Вэр, — у вас идеальное государство. Мощная экономика, консолидация общества просто изумительна. Боюсь, что как только мы вернемся и поделимся своими впечатлениями, к вам хлынут толпы любопытствующих. Увидеть Утопию наяву — да это то же самое, что живым попасть в сказку.

— И опять что-то злое скрывается в ваших словах, — не сдавалась Лара.

Она в задумчивости теребила волосы. Широкие рукава платья сползли вниз, и Вэр любовался ее тонкими обнаженными руками.

— Когда я была маленькой, то любила ездить в Техцентр и смотреть, как делают машины. Одну за одной, одни и те же движения. Мне казалось, что так будет вечно. Это плохо — любоваться конвейером?

— Люди научились видеть прекрасное во всем, Лара, — вставил Рюон. — Плохо, когда человеку все серо, когда он ни на что не обращает внимания.

— Потом, став старше, я перестала ездить на заводы. Полюбила музыку. В ней тоже есть движение, и если немного постараться, то можно представить, что это движение тоже продлится вечность…

Вэр начал оправдываться.

— Наверное, я просто чересчур чувствительно отношусь ко всему, что вы тут делаете, — пришла наконец ему на помощь Лара. — Я боюсь, что вы найдете в нас что-то нечеловеческое. Я много думала — что.

— И что же? — оторвался от своих приборов Лонренок.

— Потом Антон меня убедил, что мы такие же люди, как и вы, и бояться нам нечего. Но мне все равно страшно, потому, что вы ищете.

— Скажите, Лара, — заполнил паузу Илвин. — Чем вы обычно занимаетесь?

— Я жду.

— Кого, что?

— Кто прилетит сюда. Здесь база отдыха. И люди прилетают отдыхать. Очень редко, правда. Так же редко прилетают родные, знакомые. Я всегда радуюсь, когда здесь кто-то живет.

— Особенно Марк? — ревниво спросил Рюон.

— Да, Марк. Он же маг. Кто не хочет быть полезным хоть в чем-нибудь магу?

— И что же полезного ты ему делаешь?

— Пока, можно сказать, ничего. Но я учусь и со временем стану его ассистентом.

— Ассистентом?

— Да, как Антон.

— А кто такой Антон?

— Помощник Марка, его ассистент. Антон музыкант, композитор. Самый талантливый из всех.

— Лара, когда я спрашивал, чем вы занимаетесь, я имел в виду вашу профессию. Ждать — это ведь не профессия, не так ли?

— Я могу отгадать, — видя колебания Лары, сказал Вэр, — вы художник.

— Ну что вы, — Лара явно отнеслась к его словам как к комплименту.

— Вы покажете нам свои картины? — спросил Илвин. — Те, что вы делали специально для Марка.

— Покажу, — нерешительно сказала Лара. — Правда, мне кажется, что они не совсем готовы. Вначале я задумывала закончить двадцатым слоем ассоциаций, но у меня восемнадцатый почему-то получился последним, и я никак не могу его дополнить. Скажите, Вэр, как вы догадались, что я художник?

— В конечном счете — случайно. Исходя всего лишь из знания того, что подавляющее большинство из вас — люди свободных профессий.

Лара с прежним волнением смотрела на него.

— Это плохо?

— Ну что вы, Лара. Вашему обществу позавидует любое государство Содружества. А рассуждения мои были тривиальны. И вы, и названный вами Антон, скорее всего, посвятили себя искусству. Антон — композитор. Вряд ли Марку нужны два ассистента-музыканта. Следовательно, ваша специализация должна быть другой. Вот я и предположил, что вы художник.

Лара, с недоверием вслушиваясь в его слова, покачала головой:

— Теперь я понимаю, почему Марк не хотел вашей инспекции.

— Не хотел?

— Да, не хотел, но подчинился решению магического совета, — сказала поднимаясь Лара. — Сейчас я принесу все, что потребуется для демонстрации моих картин. Подождите немного.

Рюон, проводив ее глазами, сказал:

— Ты так умно выражаешься, Вэр, что внушаешь ей страх.

— Стало быть, Марк подчиняется мнению большинства магов, — в раздумье произнес Илвин. — Не думал я, что маг может кому-то уступить.

Лонренок, на миг оторвавшись от созерцания цветов, отреагировал:

— Вы в плену неверных иллюзий, одна из которых — особая роль магов. Я отбросил подставленную нам Марком ловушку, и у меня полная ясность. Вы же просто бесцельно тратите время и силы.

— У меня, кстати, тоже работа почти завершена, — сказал Рюон. — Однако, в отличие от вас, с одним существенным «но». Дело в том, что собранный мной материал не укладывается в голове. У них настолько оригинальное мышление, что вывод о моей некомпетенции можно считать главным в моей части отчета.

— Не беритесь за непосильные вопросы. Есть четко поставленные задачи инспекции — оставайтесь строго в их рамках.

— Вот что я хочу еще сказать, Вэр, — спохватился Рюон, — не смотри ты на нее так, пожалуйста. От одного твоего благоговейного взгляда она перестает общаться по-человечески.

Вэр почувствовал себя уязвленным. По его мнению, он вел себя естественно. Это Рюон играется как мальчишка.

Вошла Лара, небрежно неся под мышкой голографический проектор. В руках у нее были черные коробочки из мягкого материала, к которым она относилась с большим почтением. Лонренок, до этого занявший все свободное место на столе, был потеснен, и Рюон водрузил проектор посередине.

— Это ваше произведение? — лукаво спросил Илвин, с опаской прикасаясь к верньерам проектора.

— Вы шутите? Вот они, — Лара раскрыла одну коробочку. Матово блеснули круглые шарики, похожие на жемчужинки. — Я использую технику голографического калейдоскопа. В Содружестве работают так?

Илвин неопределенно забормотал. Рюон заверил, что он знает и ему очень нравится это направление живописи. Вдвоем с Ларой они настроили проектор, выключили свет.

— Смотрите, сейчас я включу считывающий луч. Каждый раз при вспышке вы будете видеть какое-нибудь изображение. Сначала все они будут разные, потом, если долго смотреть, начнут повторяться. Дело в том, что глаз не может каждый раз точно фиксировать одну и ту же точку, и только присмотревшись к развертке изображения, вы сможете воспринять все полотно. Каждый образ проходит несколько превращений, во все ускоряющемся темпе. Это и есть слои ассоциаций. Тренированные люди могут проникнут до десятого слоя. Остальные слои улавливаются, как правило, только подсознательно. Внимание, показываю.

На миг возникло объемное изображение. Волны, парус, птица, тень, спираль, камень, мяч. Овал, вытягивающийся в две прямые нити. Туман, капельки росы на траве, песчинки, звезды. Набегающая волна, стена пожара, квадрат, сыр с дырочками, застывшие песчаные волны, гора. Нечто тяжелое и черное, огонек в ночи, ветер… Вэр вглядывался в меняющиеся фантомы, ощущая уют и мягкость кресла, покой. И где-то далеко-далеко внутри осталось его «я», наблюдающее за всем как бы со стороны, словно маленькая точка на большой ровной поверхности.

— Вы чувствуете покой, — деловой голос Лары вторгался в раскрывающееся волшебство.

Вэр не заметил, как Лара переменила бусинку, пауза была заполнена тающими видениями. И вновь образы. Изрезанные линии, ударяющиеся друг о друга, отражающиеся и ломающиеся… Параллелепипеды, набухающие и лопающиеся, прыгающие как мячики.

Внезапно все исчезло. Вэр ощутил, что стоит, как и Илвин. Рюон, неестественно выпрямившись, изумленно моргает вспыхнувшему свету.

— Дальше я не буду вам показывать, — сказала Лара. — Вы очень впечатлительны. Это вам вредно.

— Что это, последнее?

— Так, маленькая зарисовка. Я думаю назвать ее «Пробуждение». Удачное название?

Рюон молча помог Ларе свернуть проектор. Руки его дрожали. Вэр, придя в себя, почувствовал, как быстро бьется сердце, часто и противно гудят ноги. Он снова сел.

— Простите, Лара, за дилетантский, может быть, вопрос. Главное в этих картинах — те чувства, которые они будят? — спросил Рюон.

— Нет, чувства — это только фон. Главное — передать ассоциации, аналогии. От нас, художников, требуется, чтобы наши аналогии были новыми, широко интерпретируемыми. Тривиальная аналогия — это брак. Она не просто засоряет картину, а оказывает отрицательное воздействие. Вам надо привыкнуть, чтобы научиться правильно воспринимать мои картины.

— Скажите, Лара, вы можете ощущать наши чувства или просто догадываетесь о них?

— Какой же художник не может видеть чувства? — удивилась Лара. — Конечно, вижу, но, разумеется, не все. Некоторые ваши эмоции — как тени.

— А мысли? — быстро спросил Лонренок.

— Мысли? Да разве можно их читать? Я же не маг.

— Так, значит, маги могут?

— Маги все могут, — вздохнула Лара.

— Итак, эти картины для Марка, — констатировал Рюон.

— Да, для него. Но, закончив работу, я включаю ее в каталог, и она становится доступной каждому.

— Где вы научились… эта… ощущать чувства? — спросил Лонренок.

Лара посмотрела удивленно.

— Как где? В школе. Мы все умеем. Кто плохо, кто хорошо. Я не очень хорошо, но зато, как бы поточнее сказать… — она вдруг запнулась.

— А Марк?

— Что — Марк?

— Он умеет понимать чувства других людей?

— Маги все умеют, — твердо сказала Лара.

— Почему вы прервали свои объяснения? — спросил Лонренок.

— Простите меня. Может, это и нехорошо, но Марк просил меня кое-что вам не рассказывать. Извините, пожалуйста. Мне очень неловко перед вами. Про магов Марк тоже просил меня ничего вам не говорить.

— Почему, Лара?

— Не знаю. Он сказал, что вы можете неправильно понять и, тем самым, нанесете вред себе и нам.

— А если он ошибся?

— Нет, — Лара отрицательно покачала головой, — Марк не ошибается.

— Никогда?

— Никогда.

— Кстати, Лара, я увидел у тебя изображение парохода с трубами, — сказал вдруг Рюон. — Как ты смогла изобразить то, что не знала до сих пор?

— Я тоже заметила это. Как-то само получилось. Когда работала — дай, думаю, помещу здесь такой кораблик. А почему такой — и не знаю. А сейчас увидела, что это пароход с… аппаратами для испускания дыма, — она рассмеялась. — Я ведь тоже не все свои ассоциации понимаю.

Внезапно Вэр с болью почувствовал, как на самом деле далека от него эта женщина. Он — житель реального мира, он признает только осязаемые, действительные вещи, а Лара оперирует фантомами, самой ей непонятными аналогиями. И образы ее живут самостоятельной жизнью.

— Вы одна работаете в этом… — Вэр подбирал нужное слово, — жанре?

Он старался изменить тему разговора, чтобы не углубиться, как ему казалось, в мистику. Лара с готовностью — ей это тоже доставило облегчение — ответила:

— Да, сейчас одна. Нас, меритцев, мало, а методов передачи своего видения мира так много.

— Вы очень правильно говорите на линкосе, — сказал Лонренок. — Как вы добились того, что за время изоляции ваш язык развивался так же, как и у всего остального человечества?

— Ну что вы. Когда мы восстановили с вами контакты, то обнаружили, что с большим трудом понимаем вас. Тогда мы решили заново изучить ваш язык.

— Мы — это кто?

— Мы, все мы. Первым предложил это сделать Марий. Его все поддержали. Марий был и инициатором контакта. Но сейчас он очень занят, и поэтому просил Марка принять вас.

— А что Марий делает, если это не секрет?

— Не знаю, секрет это или нет, но скажу. Умер Мерк, и Марий разбирается в причинах его смерти.

— Мерк? Это кто?

— Неужели вы не слушаете наших всеобщих новостей? Мерк — это маг. Он ушел от нас.

— Маг — и ушел? — изумился Лонренок.

— Да, неделю назад. Все хотят знать, почему. И Марк поэтому покинул вас. Он тоже болен, но борется с болезнью. Мерк всегда был противным, его никто не любил. Его пытались спасти, но не смогли, — она вдруг замолчала. — Прошу вас, не спрашивайте больше меня об этом. Давайте, я сделаю вам коктейль. Очень вкусный.

Она приготовила напиток. Все сосредоточенно смаковали его. Разговор не получался.

— У вас, Илвин, почему-то плохое настроение. Что вас тревожит? — спросила Лара. — А вы, Вэр, совсем не можете скрывать своих чувств.

Старясь уйти от опасной темы, Вэр спросил:

— Лара, вы играете в шош? Научите меня.

— Играю немного, но научить…

— Вэр, ты требуешь невозможного, — оживился Рюон. — Шош специально придуман так, что никакой компьютер не может в него более-менее сносно играть. Учиться этой игре следует в раннем детстве, тебе уже поздно. Ты, как я помню, сразу после школы занял весьма важный пост в Содружестве. Вот он, вред быстрого взлета — ты не смог научиться массе мелочей, скрашивающих простую человеческую жизнь.

— Может, сыграем по упрощенным правилам? — предложил Илвин Ларе. — Я плохой игрок.

— Давайте, — поддакнул Рюон, — а я буду комментировать, чтобы кое-кто яснее почувствовал свою ущербность.

Почти сразу Вэр понял, что шош представляет для него непосильную интеллектуальную преграду. Илвин почти без борьбы проигрался в пух и в прах и уступил свое место Рюону. Тот начал играть с Ларой без упрощений, но быстро пожалел, что не может сделать поле невидимым для всех, кроме себя. Лара смеясь заметила, что обладает совершенным контактным видением и готова играть с завязанными глазами. Потом Рюон засетовал, что уже поздно, и они совершенно бессовестным образом доставляют хозяйке так много хлопот. Лара согласилась, что им и в самом деле пора отдохнуть, а ей — идти скучать дальше. Рюон уточнил, что они в отдыхе не нуждаются, они настоящие мужчины и выносливы беспредельно. Предлагая идти на отдых, он имел в виду, что отдыхать нужно ей. Лара ответила, что она вообще почти не спит, но любит полежать, а когда работает над очередной картиной, то бодрствует лежа целыми неделями.

Разошлись далеко за полночь. Один Лонренок остался в гостиной, склонившись с карманным анализатором над фруктами. Он был настоящим исследователем и не тратил на пустые развлечения свое драгоценное время.

Обсуждение

Вернувшись к себе, Вэр затребовал архивную документацию. Наиболее старые социально-экономические сводки, находящиеся в меритском Информатории, относились к периоду ввода в строй первого Техцентра на Альфе. Это было двести сорок шесть лет назад. Пятидесятилетний начальный период никак не освещался. Это «никак» было абсолютным. Вэр ожидал наткнуться на запечатанные файлы — меритцы могли по каким-то своим соображениям запретить к ним доступ. Не было никаких файлов, не к чему было не допускать. Отсутствовали — страшно сказать — даже обычные летописные материалы. Вэра неприятно кольнула неожиданная, явно нелепая мысль, что летопись была намеренно уничтожена. Далеко же я зашел, одернул он себя, раз стал додумываться до возможности подобных варварских поступков.

Оценочные ретроспективные расчеты показали бессмыслицу. Тот единственный полуразваливающийся звездолет, ускользнувший от крейсеров Содружества, физически не мог помимо пассажиров нести сколько-нибудь тяжелой техники. С «нуля» Техцентр, подобный альфийскому, за пятьдесят лет не создашь. За двести лет столько чуждых человеческому естеству планет, сколько сейчас имели меритцы, не освоишь. Экономика настолько сложная и инерционная система, что чудес не позволяет. Ее можно вмиг развалить несколькими непродуманными решениями — например, взорвать все заводы — но построить в одночасье нельзя. Выходило, что выбирать следовало из двух возможностей: либо меритцы уже при колонизации своей первой планеты имели высокоразвитую промышленность, либо… получили помощь извне. Если верно второе, то следует заключить, что эта помощь пришла не от людей — Содружество располагало достоверными данными об отсутствии каких-либо контактов человеческих общин с меритцами.

Размышления Вэра прервал сигнал колса, оповещающий об очередной видеоконференции инспекторов. Впервые он с облегчением включил обратную связь.

— Ну и что у нас новенького? — Вэру показалось, что Илвин также в глубоком расстройстве. Что-то и у него не стыковалось.

— У меня ощущение, что мои прямые обязанности здесь завершены. С моей стороны нет абсолютно никаких причин препятствовать вступлению меритцев в Содружество.

— Да? А что же вид такой убитый?

— Мне кажется, что мы отстали от меритцев на тысячелетия и даже не в состоянии понять, что сейчас ими движет. У них настолько гармоничное общество, что отпала необходимость в каких-либо силовых структурах… — Вэр рассказал о полученных им данных.

После затянувшегося молчание Рюон начал издалека:

— Есть такое идиоматическое выражение «спустить пары». Вам ясен его смысл?

Илвин недовольно хрюкнул, но промолчал. Лонренок, как обычно, не выразил явного интереса.

— В молодости я занимался исторической филологией и даже хотел посвятить этому жизнь, но один мудрый человек вовремя наставил меня на правильный путь, — Рюон, видимо, не наговорился за вечер. — Однако я все же могу подрабатывать экспертом по растолковыванию забытых выражений. Выражение «спустить пары» родилось в те времена, когда люди в движителях механических аппаратов в качестве рабочего тела использовали перегретый пар. Когда давление в резервуаре, где этот пар накапливался, подходило к критическому, избыток просто выпускали в атмосферу. Подобное нерациональное использование энергии позволяло сохранить агрегат от возможного разрушения.

— Ну и что?

— Все просто, Вэр. У меритцев избыточное количество точек приложения сил. Ты посмотри: их всего ничего, а освоили одиннадцать планет, построили громадный звездный флот, создают загадочные мегасооружения в космосе. У них любой, кто не найдет себя в каком-либо деле, может приняться за тысячу других, таких сложных и масштабных, что окунется в них с головой. Не хочешь никого видеть — пожалуйста, выбирай хоть целый материк где-нибудь и делай на нем все, что сочтешь нужным. Хочешь вращаться в обществе — иди в администраторы или займись хоровым пением. Я, к слову пришлось, сейчас анализирую причины увлечения хоровым пением на Бетте. Конечно, каждая община предоставляет известное разнообразие занятий, но у меритцев их просто исключительно много. Причем все они способны приносить прямое удовлетворение. Другое дело, насколько они по-настоящему нужны. Взять хотя бы их космические программы — скажи, положа руку на сердце, действительно ли они необходимы?

Вэр пожал плечами.

— Вот то-то. И я не знаю. Зато налицо романтика нового, обстоятельства, заставляющие полностью выложиться, отдать себя на благо общего дела. Разве не удовлетворения от такого напряжения ищет человек? Люди вступают в конфликт с обществом не сразу. Чувство самосохранения некоторое время удерживает их, пока ощущение тесноты не переполнит чашу терпения. Если за это время они находят новое достойное место в жизни, то из потенциальных бунтовщиков превращаются в примерных граждан. Задача социологов: если нет такого занятия, по-настоящему полезного обществу, то придумать, изобрести хоть какое-нибудь, пусть с сомнительной общей полезностью, но зато дающее чувство удовлетворения. Все общины придумывают псевдополезные занятия, лишь бы загрузить потенциальных возмутителей спокойствия, но не у всех это получается. Да и зачастую отсутствуют такие возможности, как у меритцев. Один из моих любимых примеров «спуска пара» — звездная экспансия. Каждый год с обитаемых планет направляются в космос тысячи людей. Они не смогли найти себя в воспитавшем их обществе и уходят из него заселять новые миры, бороться с лишениями, жить на пределе своих возможностей, ярко и интересно. Если не отделять наиболее неугомонную, неуживчивую часть населения, все старейшие общины Содружества давно бы взорвались. Разве не так? А истинная полезность для человечества в целом освоения новых миров — какова она? Наверняка много меньше, чем количество потраченных на них усилий.

— Довольно циничное объяснение, — сказал Вэр, — я подумаю, как подтвердить ее количественными расчетами. Мне бы еще рассчитать начальный период жизни меритцев здесь, после изгнания.

— А что, какие-то проблемы?

— Да. Им кто-то или что-то сильно помогло. Современный Техцентр не построишь гаечным ключом, а ничего другого меритцы не имели, прибыв сюда.

— Интересно, — вставил Лонренок.

— Я завидую тебе, Вэр, — угрюмо сказал Илвин после долгого молчания. — Я всегда завидовал людям, которые могли сказать «я это рассчитаю». Мы, футурологи, вынуждены смотреть глубже.

— Ты надумал свои проблемы вокруг магов, — с нажимом сказал Лонренок.

— Нет, это маги породили проблемы, которые я не могу решить, — ответил Илвин и разразился длинной речью.

Меритцы, констатировал он, свое превосходство собрали, как в фокусе, в школьной системе обучения. Их дети приобретают огромное количество знаний и навыков, о многих из которых даже и не мечтают их сверстники на других планетах — интэ, контактное видение, эмоциональное осязание, а также необычайная работоспособность, огромный творческий потенциал и многое-многое другое. То, что сегодня вечером было продемонстрировано Ларой — лишь видимая часть айсберга. И при всем при этом меритцы остались людьми, не привили себе никаких искусственных возможностей, а всемерно развили тот потенциал, который изначально содержится в человеке. В меритской общине в отношении большинства населения соблюдают Билль Человека, регламентирующий правила генной инженерии на человеческом материале. Все меритцы — люди. За исключением магов.

В маги отбирают наиболее способных мальчиков, едва достигших пятилетнего возраста. Они получают особое воспитание и обучение. Большинство не выдерживает и возвращается в обычные школы. Оставшихся подвергают жестоким испытаниям, превращая в нелюдей, в магов. Да, Илвин оказался прозорлив, перекопав перед отъездом архивы. Действительно, народ Мериты пережил качественный скачок повышения психодинамических способностей. Бесспорно, маги — это нуситы необычайной силы. Но избрали они спорный путь приложения своих способностей. Маги стали человекомашинами. Они довели до абсурда здравую идею обладания личным секретарем-компьтером. Маги научились напрямую, минуя все обычные внешние устройства и диалоговые системы, управлять внутренними комплексами вычислительных машин. Навыки подобного рода не свойственны природе человека. Маги открыли эти возможности и довели исполнение их до автоматизма. Обучение мага именно к тому и сводится, чтобы помимо естественных умений, таких как прием пищи, ходьба и прочее, они воспитывают в себе человечески чуждое умение операционного управления.

Слившись с машиной, маг становится сверхъестественным существом. Вы только представьте, какие возможности раскрываются перед ним! Любое, даже не вполне осознанное желание компьютер может уловить и найти путь его неназойливого удовлетворения. Любая мысль, любое предположение могут быть тотчас же проанализированы с позиции формальной логики, из каждой выделена рациональная крупица. Маги и обеспечили невиданный прогресс меритской общины.

Чтобы поставить необыкновенные способности магов на службу всего общества, меритцы поступили единственно правильным образом — провозгласили служение им высшим моральным долгом гражданина. Прав Рюон, разглядевший в меритском обществе только один религиозный мотив: обожествление магов.

Ничего не дается даром. Энергоресурсы человеческого мозга ограничены. Маг сжигает себя, вынужденный постоянно поддерживать свое психодинамическое поле. Илвин оценил: средняя продолжительность жизни магов составляет тридцать лет. Это обусловлено высокой смертностью на ранних этапах деятельности. Перейдя некий Рубикон, маг может просуществовать дольше. Долгожитель среди магов — Марий. Ему больше трехсот лет. Но он исключение. Недавно умерший Мерк был магом всего сорок лет. Как сегодня проговорилась Лара, Марк тоже болен. Маги — это герои, отдающие свою жизнь на благо общества. И они достойны поклонения.

Илвин столкнулся со сложной проблемой: дать оценку институту магов. Аналогичные проблемы типа «шагреневой кожи» известны с незапамятных времен. Правильно ли платить за глубину и яркость жизни ее продолжительностью? Здесь же — больной вопрос: а в каких вообще пределах человек волен распоряжаться собственной жизнью? По зрелому размышлению Илвин пришел к выводу, что разделение меритского общества на простых людей и магов не противоречит этическим нормам Содружества. Почему? Да хотя бы потому, что магом становятся добровольно. У них никогда не отнимается свобода воли. В любой момент они вправе «сойти с дистанции», перейти к более спокойной жизни, не перегружать свой мозг.

— Так в чем же проблемы? — спросил Вэр после паузы.

— Да в том, что нельзя быть героем по образованию. Вы представьте: имярек такой-то после окончания школы получил диплом героя первой степени, а вот его сосед не дотянул — только второй? Один-два сподвижника найдутся всегда, но не все же поголовно! Пусть молодой человек самоотверженно овладевает искусством мага под давлением взрослых, авторитет которых для него непререкаем. Вырастая, он начинает мыслить и поступать самостоятельно. И тут многие должны бы отказаться от нелегкой ноши, их должна бы отпугнуть перспектива умереть в том возрасте, в котором их сверстники только начинают задумываться о серьезных вещах. Для того, чтобы состояние мага было привлекательным, чтобы стать магом хотели многие, должна существовать веская причина, перевешивающая риск быстрой смерти. Что это за причина?

Инспекторы промолчали.

— Может, какое-то гипертрофированное чувство полезности, приносящее особое удовольствие? — предположил Вэр.

Рюон коротко и безапелляционно отверг это предположение. Лонренок сказал, что маги его вообще не интересуют, он не хочет терять время на пустые разговоры вокруг них, а посему прерывает связь. Илвин также был готов закончить на этом сеанс связи, но неожиданно вернулся к проблемам Вэра.

Объяснение Рюона относительно способа достижения меритцами социальной гармонии, сказал он, чересчур однобоко и потому неверно. Особенно Илвин негодует по поводу замечания, что освоение новых планет якобы происходит главным образом для того, чтобы удалить из старых общин неуживчивый контингент. Он, старый космонавт, как никто другой понимает истинное положение дел и готов раскрыть глаза товарищу. В настоящее время Содружество по существу представляет собой объединение двух типов обществ, так называемых Внутренних и Внешних Миров. Внутренние Миры — это старые и наиболее развитые общины, обладающие высоким научно-техническим и культурным потенциалом, предоставляющие своим гражданам весь необходимый комфорт, все возможности для плодотворной работы, учебы и рационального отдыха. Внешние Миры — это коллективы первопроходцев, строящих лучшую жизнь для своих детей и внуков. Казалось бы, Внутренние Миры должны оказывать всемерную помощь развивающимся. А на самом деле не так. Нет, спорадически материальные ресурсы в виде безвозмездной помощи поступают из развитых общин, но поток научных и культурных достижений устойчиво течет в противоположную сторону. Внешние Миры, несмотря на неустроенность быта, намного опережают Внутренние Миры по продуктивности научного мышления. Парадоксально, не правда ли?

В свое время Илвин глубоко проанализировал это обстоятельство и нашел причину. Дело в том, что для творчества человеку нужен определенный дискомфорт: когда у него все есть, то стимулы работать выше своих возможностей теряют силу. Этот нетривиальный факт, кстати, был подмечен в глубокой древности, когда в мифах записали, что Пегас, символ творческого порыва, произошел от союза Посейдона, олицетворяющего стихийную силу, и Гидры, символа ужаса. Все настоящие открытия совершены в результате запредельного усилия, требовали исключительно глубоких эмоциональных переживаний, настоящих мук. На Внутренних Мирах принято ограждать граждан от стрессов. Может, и правильно. Но прогресс Содружества определяется Внешними Мирами, и это непреложная истина.

Илвин, выдохнувшись, надолго задумался, потом махнул рукой и прервал связь.

Было уже поздно приниматься за большую работу. Решив начать завтра с утра оформление чистового варианта своей части инспекторского отчета, Вэр, покопавшись в архиве, вывел тренды количества правонарушений от экономико-социального уровня для наиболее представительных государств Содружества. Экстраполяция рассчитанных зависимостей в область параметров, которыми характеризовалась община меритцев, давала устойчивый нуль. Вот и одно из возможных объяснений на первый взгляд невероятной ситуации, подумал Вэр. Почти так же быстро он получил количественное подтверждение высказываний Илвина и Рюона о социальных последствиях колонизаторской деятельности человека в космосе. Экономика — точная наука и позволяет буквально все проиллюстрировать с цифрами в руках. Наверняка можно найти и объяснение неожиданного взлета промышленности меритцев в начальный период их изгнания. Только его ли это дело? Его часть работы по существу завершена. Завтра осталось все собрать в кучку, поработать над тем, чтобы его выводы звучали поубедительнее — и все. А сейчас спать.

Футурология

— Так что же будет? — услышал Вэр смех Лары. Напротив нее за столом сидел Рюон, закинув ногу за ногу и скрестив руки. Он излучал довольствие.

— Давай пофантазируем вместе. Я воспользуюсь отсутствием нашего штатного футуролога — Илвина. Итак, к чему мы придем? Я утверждаю, что в будущем человечество наконец-то сможет разрешить давно наболевшую проблему: уничтожит промышленность.

— Это еще зачем?

— Вы предлагаете мне остаться без работы? — поддержал разговор Вэр после короткого приветствия.

— Я полагаю, что этот неизбежный процесс не будет очень краток, и вы, Вэр, вряд ли доживете до тех светлых дней. До конца своей жизни вы будете наводить порядок в производственных дебрях. Эти ваши Технические Центры, поточные линии, полчища киберов — все эти раковые пятна цивилизации выкорчуют под корень те, кто придет после вас. Заводы и общественные фермы они превратят в умертвие, которое будут демонстрировать своим детям в предупреждение впредь не допускать подобных ошибок.

— Не понимаю, какие ошибки вы имеете в виду.

— Я говорю: современное поточное производство — это молох, порожденный человеком для пожирания самого себя. Да вы только вдумайтесь! Девяносто девять с хвостиком процентов всех производственных мощностей выпускает продукцию не для людей, а полуфабрикаты, которые потребляет сама промышленность. Один завод работает день и ночь, чтобы работал соседний, да при этом в лучшем случае заставляет человека следить за его деятельностью, а в худшем — требует от людей монотонного изматывающего труда, загрязняет окружающую среду вредными отходами. Другой завод — то же самое, а там третий, десятый, сотый и так далее. Крутится вся эта махина, пыхтит, гадит — а зачем? Чтобы удовлетворить потребности человека? Неправда! Много ли человеку надо? Чуток пищи? — ее можно найти в достатке на ветке дерева. Кров над головой в непогоду? — пещер сколько угодно, можно и шалаш построить, если захочется. Живи, твори, делай то, что считаешь нужным. В первую очередь — думай, ибо это единственное, что отличает человека от всей остальной природы. Призвание человека — думать. Это его долг. Он должен заполнить вакуум раздумий во Вселенной. Все остальное сделают другие создания.

— Но над чем думать в таких условиях? Какой плод сорвать сегодня, а какой — завтра?

— Над этим думать не обязательно. Пусть человек решает подсознательно, что когда съесть. А насчет условий надо поговорить. Вы, наверное, считаете, что если за людьми не будут ухаживать сотни разнообразных механизмов, то все, цивилизация падет? Наоборот, пропадет только то, что мешает. В обозримый исторический промежуток времени люди с превеликой изобретательностью придумывали себе неестественные потребности, чтобы потом выкладываться, удовлетворяя их. Возьмем в качестве примера пищу. Много ли надо, чтобы насытиться? Но посмотрите, какая архисложная система вокруг этого построена! Тысячи и тысячи рецептов приготовления различных кушаний, особый порядок их потребления — с помощью тарелок, ложек, вилок и прочих предметов. Специальные помещения для приема пищи, обязательные правила смены блюд. Я боюсь устать и потому не буду все перечислять. Приведу второй пример: эволюция одежды. Первобытному человеку стало холодно, и он нацепил на себя шкуру убитого им зверя. Со временем масса людей стала заниматься изобретением фасонов новой одежды. Но это еще не все — другие стали специализироваться только на отдельных элементах одежды, придумывая всякие пуговички, нашлепки, бантики, рантики, хлястики и прочее. Моя мысль предельно ясна: с развитием цивилизации вокруг каждого простого и естественного действа человека возник мистический ореол чего-то очень сложного. Находясь в плену подобных предрассудков, люди создали миллионы ненужных, а то и вредных профессий. Ты, Лара, согласна со мной?

— Нет, не согласна. Все предметы, что окружают нас, по-своему необходимы. Если их не будет, то как мы узнаем, например, новости, как поговорим с друзьями, живущими где-нибудь вдалеке, как создадим себе удобную обстановку для отдыха и работы? Моя профессия также требует предметов, выпускаемых промышленностью. Я не могу создавать свои картины голыми руками.

— Ты, Лара, без труда переквалифицируешься. Я в тебя верю. Те мелкие неудобства, которыми ты озабочена, можно преодолеть, найти возможность делать все, что хочешь, без механических помощников, штампуемых на конвейере. Человек будущего должен обходиться только тем, что он сам по себе представляет. У него не должно быть ничего искусственного. Ты как считаешь, Вэр?

— Я думаю, каким путем можно этого добиться.

— Молодец! Отвечаю: надо двигаться постепенно. Тише едешь — дальше будешь. Надо сделать нормой использование только долговечных универсальных приспособлений. Никаких поделок, созданных лишь раз-два попользоваться и выкинуть. Все должно создаваться на века, служить тебе, детям, внукам, правнукам и так далее. Одно и то же изделие должно позволять использование по многим назначениям, в идеале — по всем. Вот примеры для иллюстрации моих рассуждений. Первый — конструкция звездолетов, которая фактически не изменилась за два последних тысячелетия. Да и служат эти машины многие века. Второй пример, уже нашего времени — повсеместно налаживаемое производство униформ, из которых каждый может сделать то, что ему конкретно нужно. Сейчас создаются экспериментальные униформы, допускающие возврат к исходному состоянию. Необратим лишь расход энергии.

— Хорошие примеры, — сказал Вэр, — но пока еще стойко доминирует тенденция повышения разнообразия. Специализация способствует повышению производительности труда.

— Да кому нужна ваша производительность? Стремление сделать больше — один из пороков, который следует беспощадно выжигать.

— Рост разнообразия происходит не только в сфере машин и механизмов. Все больше становится различных профессий. Я, как специалист, утверждаю: по мере развития человечество не утратило фактически ни одного навыка, сохранено большинство профессий, когда-то возникших. Именно это изобилие дает обычно преимущество многочисленным группам людей, ведущих общее хозяйство, перед малочисленными.

— Ты согласна, Лара? — спросил Рюон.

— Не совсем…

— Меритцы, может быть, единственное исключение. Я продолжу свою мысль: все расы, все народы, все племена, когда-то образовавшиеся на Земле, фактически все существуют и в настоящее время. Более того, из года в год растет количество социальных групп, имеющих свои традиции и законы общежития, свою культуру. Вы по пальцам можете пересчитать мертвые языки. Есть несколько интернациональных языков, на одном из которых мы сейчас говорим. Но эти языки чужие для большинства людей. В основной своей массе они даже не смогут общаться!

Лара встрепенулась — вероятно, хотела что-то сказать, но в последний миг передумала.

— Напомню старый мудрый девиз: единство через разнообразие, — как ни в чем ни бывало продолжил Рюон. — Следующий важный козырь против серийного обезличенного производства — развитие психодинамических способностей человека. Со временем все люди смогут силой мысли управлять окружающими предметами и внутренними системами собственного организма. Тогда-то исчезнут такие понятия, как «жарко», «холодно», «дует», «сыро» и прочее. Попутно разрешится и проблема общения людей на расстоянии без применения технических средств, что вас, Лара, так волнует. Сейчас это пока не осуществимо, так как быстро наступает истощение нервной системы. Но в Институте психодинамики уже создан усилитель человеческих п-полей. Весит он, правда, несколько тысяч тонн, но со временем его доработают, минимизируют. Потом эти усилители вживят в человека, затем научатся передавать их потомкам с помощью специальных генов. И подработанный человек наконец-то по могуществу обгонит ваших магов. Так, Лара?

— Не думаю, — после паузы сказала Лара.

— Я вновь затрону вопрос одежды. Вам должно быть ясно, что в будущем надобность в одежде пропадет принципиально. Надо заблаговременно приготовиться к такой перспективе и начать с простого. Выдвигаю лозунг: одни штаны на всю жизнь!

Лара засмеялась от неожиданности. Вэр решил усомниться:

— Но все бытовые материалы непрочны и недолговечны. К тому же в течение жизни человек растет — как разрешить эту проблему?

— Очень просто. Одежда должна быть живой. Пусть она будет состоять, например, из роя каких-нибудь насекомых. Вы сможете придавать ей различную форму. Она будет согревать вас в холод и охлаждать в жару. Если пойти дальше, то можно предположить, что такая одежда сможет очищать тело. Тогда отпадет необходимость мытья. Одежда позаботится о вашем хорошем настроении, вылечит, поможет прожить нелегкие моменты жизни. Это будет и нянька, и первый товарищ. Вы что морщитесь, Лара?

— Я представила, каково это будет, когда кто-то будет по мне ползать.

— Почему именно ползать? Я сказал «насекомые» только для примера, Это может быть какое-нибудь растение. Что вам не нравится?

— Подумайте сами, Рюон, как это — ощущать вокруг себя какую-то чужую жизнь, движение, чувства. Это ведь… не вполне приятно.

— Ах, да, я и забыл, что у тебя контактное видение. Но ты зря беспокоишься, ко всему можно привыкнуть. Наконец, эту одежду можно сделать из милых созданий. Таких, как Кутька. Где, кстати, он?

— Он испугался Вэра, — сказала Лара, — и забился под стол.

— Позови его, пожалуйста. Он будет наглядным пособием.

— Кутя, Кутя, — позвала Лара, и ей на колени прыгнуло, как мячик, забавное существо. Нечто вроде мохнатого колобка с желтой шерстью, словно забрызганной светло-коричневыми пятнышками, с живыми глазками-бусинками и хвостом-закорючкой. Он прижался к Ларе, недоверчиво рассматривая Вэра.

— А ко мне он привык быстро, — сказал Рюон, — не понимаю, что с ним.

— Настороженность к чужим — побочный эффект чувства любви к хозяину, ко всем старым знакомым. Для него слишком много незнакомых фигур, он просто растерялся, — сказал вошедший Лонренок. — Добрый вечер всем присутствующим. Я услышал, что руша — это ведь настоящий руш, не так ли? — собираются использовать в качестве наглядного пособия. Я хотел бы поприсутствовать.

— Ну конечно, садитесь, прошу вас. Коктейль? Просто сок?

— Спасибо, ничего не надо. Я просто посижу.

— Итак, Кутя, ты, я вижу, готов для лицезрения. Скажи, Лара, тебе нравится его общество?

— Конечно! Кутя меня очень любит. Я привыкла к нему. Он умен и забавен, — Лара гладила своего друга. — Он скрашивает мое одиночество. Всегда готов поиграть. Ничего не требует. Беспокоится, когда мне грустно. Его биотоки создают уют, лечат.

— Насколько я понимаю, ваши генетики изрядно потрудились, чтобы вылепить такое чудо? Но результат, несомненно, стоит потраченных усилий — идеальный младший друг. Так вот, пример Кути убеждает, что со временем человека будет окружать только милая его сердцу рукотворная живая природа. Все бездушные механизмы пойдут в утиль. Я вас убедил?

— Руши являют собой пример не только умелого применения методов генной инженерии, — вставил Лонренок. — Заодно они исполняют и функции глобуса. Правильно?

Вэр, приглядевшись, понял вопрос: пятна на шкурке Кути давали очертания материков Мериты, отдельные более темные пятнышки даже вырисовывали крупнейшие, ныне исчезнувшие города. Это глобус, живой глобус! Нет, не развеялся в памяти меритцев образ потерянной родины. Вэр аж задохнулся, столь неожиданным было это открытие.

— Нет, — растерянно возразила Лара. — Это я, когда еще училась в школе, изменила их окраску. Ничего такого я не думала, просто баловалась.

— Они вынужденно уделили много внимания генетическим изысканиям, — сказал Вэр, чтобы смягчить неловкость. — В начальный период колонизации здешних планет у них не было домашних животных, а производство мясных продуктов надо было налаживать. Как отголосок этого сейчас единственный продукт, который они получают промышленным способом, на больших предприятиях — это мясо.

— Да, я понимаю. Окрас — просто шутка. В рушах они хотели получить идеального домашнего друга, и поэтому наделили их жалом с сильным ядом. Так, Лара?

— А что здесь плохого? Кутя должен защитить себя, если его будет кто-нибудь обижать. Каждое существо должно уметь постоять за себя. Правильно я говорю?

Вэр не знал, что сказать.

— М-да, — протянул Рюон, — давайте лучше продолжим разговор об одежде. Я давно подбираюсь к одному очень важному вопросу. Лара, у вас новый кулон?

— Я чувствовала, что вы хотите это спросить, — рассмеялась Лара. — Это желаник.

Тут только Вэр заметил, что она вместо прежнего украшения надела тонкую цепочку с камушком ровного желтоватого оттенка.

— Желаник?

— Да, это не просто безделушка. Он исполняет желания.

— Любые?

— Нет, не очень сложные. У него маленький заряд, которого не хватает, чтобы исполнить трудное желание.

— Я не встречал ничего подобного в вашем номенклаторе, — озадаченно сказал Вэр.

— Они не производятся промышленностью. Это подарок Марка.

— Совершенно не могу представить себе принцип его работы.

Лара некоторое время боролась с собой.

— Я, наверное, просто не смогу вам ничего объяснить. Вы даже не имеете представления о виерных полях. Спросите лучше у Марка.

— Но какие, собственно, желания он может исполнить? — спросил Рюон.

— Ну, например, с его помощью можно быстро отыскать утерянную вещь. Починить что-нибудь. Можно пожелать, чтобы тебе позвонила старая знакомая… Да мало ли таких мелочей.

— А как узнать, выполнится желание или нет?

— Если желаник выполнил заказ, он мигает мгновение чуть ярче, и все.

— А если нет?

— Значит, его заряд истощился. Он гаснет.

— И были случаи, когда он гас?

— Были.

— Какие же?

— Ну… одна моя подруга, например, пожелала полюбить мага. Ее желаник согласно кивнул. Но этого оказалось мало, так как маг-то ее не любил. Когда же она захотела, чтобы маг разделил ее чувства, желаник погас. Она, впрочем, знала, что так и получится, пожелала просто так, на всякий случай. Все равно ей было плохо — с желаником или же без него.

— Как же он устроен?

— Спросите у Марка. Я сама не все понимаю.

Лонренок озадаченно выпятил губы.

— Марк специализируется на бытовой технике?

— Нет, он больше космофизик. Желаник изобрел Месенн.

— Это кто такой?

— Вы, я вижу, так и не слушаете наши выпуски новостей. Месенн, мой двоюродный брат, стал магом позавчера. Желаник — его квалификационная работа. А Марк, заинтересовавшись, сделал такой же во время своего лечения, когда Марий удалил его с Абсолюта.

— Абсолют — это какая-то космическая лаборатория на искусственной планете, — пояснил Вэр. — Информация о ней для нас запретна.

— Вы попросите Марка, если вам очень интересно. Он расскажет.

— А над чем Месенн работает сейчас?

— Он изобрел систему поиска нужной информации.

— Зачем? — встрепенулся Лонренок. — Таких систем множество, зачем придумывать еще одну?

— Он хочет сделать не совсем обычную, а такую, чтобы каждый получал те сообщения, которые особо интересны и важны для него.

— Это называется «поиск по полезности», — сказал Рюон, многозначительно переглянувшись с Лонренком. — Такая система нам не помешала бы перед полетом сюда.

— Это невозможно! Люди не научились толком-то целенаправленному морфологическому поиску в информационных массивах, где тут до поиска по полезности!

— Месенн считает иначе, — сказал Рюон. — Я верю в его возможности.

— А я — нет!

— Не горячитесь, — с философским спокойствием сказал Рюон. — Вы, Лонренок, даже в желаник не верите по-настоящему, хотя его можно даже потрогать.

— Да, не верю, — с безнадежностью махнул рукой Лонренок. Кутя, подкатившись к нему, сжался в комочек и терпел его поглаживания. — Ладно, оставим подобные разговоры до лучших времен. У меня предложение выбраться из этих стен и пойти погулять.

— Без меня, — неожиданно сказал Рюон. — Мне надо поработать.

— Уже вечер, стемнело, — напомнил Вэр.

— Я чувствую необходимость для себя побывать на природе. Даже руши при непосредственном общении оказываются гораздо симпатичнее, чем на информационных роликах.

— Давайте, завтра с утра, — Лара обращалась к Вэру, словно считала его за старшего группы. — Завтра должен освободиться Марк.

— Было бы неплохо пригласить на прогулку Марка, — согласился Рюон. — Точнее, чтобы он, как хозяин, пригласил бы нас.

— Я сейчас узнаю его планы, — сказала Лара. Она жестом попросила помолчать, накрыла ладошкой браслет, надетый на левом запястье, и застыла на мгновение, закрыв глаза.

— Да, завтра с десяти утра Марк будет здесь. Он предлагает пикник на природе, в степи.

— Это за теми горами?

— Да, за Стражным Хребтом. На лите мы быстро проскочим через него.

— Ты часто покидаешь этот дом?

— Нет. Я не люблю Элю. Это какая-то неживая планета. И Марк ее не любит и согласился жить здесь исключительно под нажимом Мария. Мы с Марком оба с Альфы. Там наша родина.

Рюон поднялся.

— Что ж, до завтра. Я сообщу Илвину. Он что-то игнорирует нас. Вэр, ты идешь?

— Да-да, до свидания, Лара.

От состоявшегося разговора у Вэра остался неприятный осадок. Те же чувства, видимо, испытывал и Рюон. Желаник, сортировка информации по истинной потребности — это граничит с волшебством. Вэр принципиально не понимал природу этих вещей.

История

Вэр не успел утвердиться за рабочим столом, как его по колсу вызвал Рюон.

— Ты прав, — сказал он. — Действительно, у меритцев даже летописно не охвачен начальный период. Виновата в этом какая-то загадочная катастрофа, связанная с именем некоего Моара, мага. То ли вследствие его неудачных экспериментов в главном административном здании на Коларе, служащем одновременно хранилищем физических носителей общественно важной информации, то ли еще по какой причине, но все записи и документы уничтожены. Вместе с Моаром погибло довольно много людей, занимавших высокие общественные посты. У оставшихся просто не было более-менее полных записей в личном фонде. Как будто злой рок преследует этот народ… Но об этом поговорим в другой раз. У меня возникло одно предположение. Тебе что-нибудь говорит название «Огуз-15»?

— «Огуз» — это класс грузовых звездолетов большой массы. Обычно они используются для перевозки крупных комплектов аппаратуры, например, Т-программаторов — партий униформ для развертывания нового общепланетного Техцентра. А в чем дело?

— «Огуз-15», принадлежащий, кстати, Вмире, родной планете Гвара, пропал с проложенной трассы около двухсот пятидесяти лет назад. Один из наиболее таинственных случаев исчезновения звездолетов. Ни до, ни после этого звездолеты с той трассы бесследно не пропадали. Груз его также очень интересен — двойной комплект программаторов. Вмиряне задумывали массовую колонизацию нескольких планет. Я думаю, многие из них просто пытались избавиться от счастья называться земляками Гвара.

— Так ты полагаешь, что меритцы перехватили грузовоз?

— Вряд ли эта гипотеза приглянется серьезной публике, но рассмотреть ее, по-моему, стоит. Оцени, насколько реальны при этом твои экономические кривые. — Рюон помолчал, потом продолжил, как бы отвечая собственным мыслям: — Если идет война, значит, быть и пиратам.

Пираты? Неужели и эта профессия не умерла? Хотя, если факт захвата чужого судна единичен, употребление термина «пиратство», вероятно, не совсем правомочно…

Перетряхнув свои архивы, Вэр получил список содержимого трюмов пропавшего звездолета. При известном исходном состоянии смоделировать развертывание Техцентра на Альфе — дело несложной техники. Расчеты показали, что монтаж основных цехов можно было уложить в три-четыре года. А уже через год — при условии, что подготовительные работы велись параллельно — теоретически существовала возможность ввода в строй аналогичного Техцентра на Коларе. Для этого, правда, требовалось задействовать на строительстве все население поголовно и, по крайней мере, в два раза увеличить продолжительность стандартного рабочего дня. Два мощных Техцентра — достаточная база для дальнейшего бурного развития экономики и широкой колонизаторской деятельности в космосе. С определенного момента Вэр мог сверяться с данными, сохранившимися в Информатории, и пришел к заключению, что создаваемая им картина довольно естественно вписывалась в задокументированную историю меритской общины.

Придирчиво проверяя свои расчеты, Вэр вновь и вновь задавался вопросом, допустимо ли предполагать, что меритцы на протяжении нескольких десятков лет работали с перенапряжением всех сил, фактически без праздников и выходных, отказывая себе в самом необходимом? Что двигало ими? Какие чувства они испытывали? И незаметно его рассуждения коснулись запретной, как он считал, темы — Меритской войны.

Все, видимо, началось с установления контакта с разумными обитателями Агры, отдаленно напоминавших личинок земных насекомых. Их интеллект настолько отличался от человеческого, так мучительно далось взаимопонимание, что произошла коренная ломка бытовавших прежде отношений к проблеме разума вообще. Появившийся новый Закон о контактах с Разумными, ратифицированный всеми государственными образованиями Содружества, вводил безусловно правильную установку, предписывающую предоставление полной свободы действий всем потенциальным разумным. Зло, как всегда, таилось в нюансах — в чересчур широкой трактовке, кого считать потенциально разумными существами. Под действие нового закона попали каперады.

Каперады были представителями местной фауны Мериты. Первые поселенцы приручили их, методами генной инженерии чуток видоизменили и стали использовать в качестве подсобной рабочей силы и домашней прислуги. Каперады создали нечто вроде собственной культуры, заимствованной у человека. Когда вышел указ Совета Содружества с требованием уважения их цивилизационного суверенитета, каперады отнеслись к нему с полным безразличием. Комиссаров Содружества, прибывших для разъяснения их прав, встретили дружелюбно, но не пожелали никаких перемен. Меритцы, видевшие в каперадах скорее домашних животных, чем полноправных собеседников, на первых порах даже высмеяли решение Совета. Но нашлись добрые души, бескорыстные сподвижники, руководствующиеся благородными намерениями помощи обездоленным. Они стали растолковывать каперадам ущербность их существования и эгоизм меритцев. В конце концов, пропаганда дала всходы. Каперады поняли, что могут получить нечто большее. Они потребовали признания за ними политических прав и разъединения Мериты на две общины.

Столкнувшись с проявлением организованной воли, меритцы обязаны были уступить. И они уступили, несмотря на вспыхнувшие в их рядах разногласия. Легкая победа вскружила каперадам голову. Под тем предлогом, что меритцы длительное время держали их на положении рабов и бессовестно пользовались плодами их труда, каперады предложили нечто вроде обмена ролей: они будут заниматься чем сочтут нужным, а люди пусть послужат им, отрабатывая прошлые грехи. Меритцы ответили решительным отказом. Поскольку доброхоты уже успели снабдить каперадов оружием, вспыхнули вооруженные столкновения, завершившиеся быстрой и убедительной победой меритцев. Получив отпор, каперады притихли.

Произошедшее на Мерите было воспринято в Содружестве как открытое неповиновение указу Совета и вооруженное насилие над разумными. Воинским формированиям Содружества был отдан приказ исправить положение. Тут и всплыло имя Константина Гвара.

Ведущий офицер Межзвездного Флота, он, казалось, олицетворял собой идеал военного. Стройный подтянутый мужчина с мужественным лицом, всегда одетый подчеркнуто аккуратно, даже на пляже ходивший как по плацу, отец пятерых детей, он сделал блестящую карьеру на Флоте и незадолго до роковых событий стал командиром первоклассного патрульного крейсера. Последними своими действиями он добился того, что тогдашний Флот был расформирован. Большинство капитанов-отставников в знак возмущения сожгли свои мундиры, которыми ранее так гордились и право носить которые особо оговаривалось перед уходом на пенсию. Имя Константина Гвара стало олицетворяться со вселенским злом, и до сих пор матери пугают им расшалившихся детей.

Гвар получил приказ принудить меритцев к выполнению решений Совета. Он представил в Генеральный штаб Флота обстоятельный оперативный план, изучив который, генштабисты прониклись чувством доверия к исполнителю и предоставили ему полную тактическую свободу.

Вэру казалось, что он мог бы понять состояние Гвара в тот момент. Когда-то в детстве его учили обращению с лучевым оружием. Держа ружье в руках, Вэр пережил чувство безраздельной власти над природой. В его руках была сила, способная разрушать горы и выжигать реки. Он, казалось, мог все, для него не существовало препятствий, его воля была высшим судией окружающего мира. Нечто похожее, видимо, испытывал Гвар, получив в свое распоряжение мощный звездолет и дисциплинированный экипаж, вымуштрованный им до такой степени, что одна мысль о недостаточном рвении в исполнении любого приказа казалась кощунственной.

Распоряжаясь огромной силой, Гвар действовал решительно и быстро загнал себя в тупик.

Не раскрывая своих намерений, он приблизился к Мерите и выслал десантные отряды. У него было три десантных бота. Первый блокировал главную причальную станцию Мериты, находившуюся на Яшаре, единственном естественном спутнике планеты, и захватил меритский поисковый звездолет, стоящий там в доке. Второй десантный отряд взял под контроль космический промышленный комплекс. Третий бот совершил посадку в центре Коранта, столицы планеты. Властям Мериты был предъявлен ультиматум, сводящийся к единственному требованию беспрекословного подчинения.

Сопротивление в создавшихся условиях означало самоубийство. Мерита должна была сдаться. Но неожиданно меритцы не ответили на ультиматум и вообще прекратили все переговоры с пришельцами. Десантный бот, совершивший посадку на планету, был взят в кольцо, и для обеспечения гарантии его существования потребовалось поспешно устанавливать защитные экраны.

Поначалу Гвар растерялся. Но потом убедил себя, что деться меритцам все равно некуда, и их капитуляция лишь вопрос времени. Рано или поздно они свыкнутся с поражением, и все образуется. Подобный ход мыслей не был оригинальным: Боевой устав Флота прямо предписывал «во избежание излишних жертв давать побежденным необходимое время на обдумывание тщеты дальнейшего сопротивления». Он решил ждать, а пока развлекался методическим уничтожением малых искусственных спутников Мериты.

Гвар вырос в атмосфере чистосердечия и благополучия. Никогда неконтролируемая опасность не угрожала ни ему, ни его близким. Он впитал в себя ощущение доброты окружающего мира. Он прибыл к Мерите не убивать, не карать. Он искренне верил, что огромная мощь, доверенная ему, не будет направлена на неправедные дела. Он не мог понять состояния, в которое он вверг целый народ.

А для меритцев внезапно рухнула привычная реальность. Звездолет Гвара, способный в несколько мгновений уничтожить все живое на планете, представлял для них зримую смертельную опасность. Гвар ждал. Он был терпелив. В конце концов в Содружестве разобрались бы в ситуации и нашли правильное решение, пусть даже пострадал бы престиж Межзвездного Флота. Но меритцы долго ждать не могли.

Большой грузовой звездолет Мериты, получив тревожный сигнал, поспешил к родной планете и сходу пошел на таран. Гвар, маневрируя, пытался убедить меритцев в бессмысленности атак. Однако вскоре грузовоз приблизился на опасно близкое расстояние, и потребовался выбор: либо столкновение, влекущее разрушение двух кораблей, либо уничтожение грузовоза. Гвар выбрал второе.

Гибель грузовоза (героическая? глупая?) открыла цепь катастрофических событий. Флотилия меритских планетолетов сожгла десантный бот на Яшаре. При этом все сооружения на спутнике были разрушены. Одновременно обслуживающий персонал промышленного космоцентра поднял восстание и разоружил второй десантный отряд. Гвар потребовал выдачи своих людей. Он, вероятно, уже понимал, что проиграл, но не знал, как ретироваться. Ему не отвечали. Гвар попытался снова овладеть космическим комплексом и силой освободить попавших в плен десантников. Меритцы поступили единственным образом, при котором они могли причинить хоть какой-нибудь ущерб чужому звездолету. Они взорвали, пожертвовав собой, энергетические узлы космоцентра. Звездолет Гвара получил серьезные повреждения. Все обитатели космоцентра — и меритцы, и незадачливые десантники — погибли.

В дальнейшем Гвар, вероятно, уже не контролировал должным образом свои поступки. Он отделил боевой отсек звездолета от поврежденной ходовой части и совершил посадку рядом со своим последним десантным ботом. Он обратился к властям Мериты с требованием не препятствовать десантникам вернуться на звездолет и заверил, что после сбора всех своих людей он незамедлительно уйдет. И опять — почему? по какой причине? — он не получил никакого ответа. Может, его не услышали? Или не поверили? Ложь в последних его обещаниях, впрочем, была: он уже не мог никуда «уйти», и если бы меритцы даже разрешили соединение экипажей кораблей, боевой отсек звездолета Гвара на длительное время все равно остался бы в центре Коранта.

Меритцы, отвергнув всякие компромиссы, стягивали в столицу все наличные энергоизлучатели. Возможность действенной атаки на него Гвар полагал нереальной, но опять просчитался. Меритцы разрушили Корант, вызвали всепланетные катаклизмы, но смогли на короткое время нейтрализовать защитные поля корабля Содружества. Десантный бот сгорел как спичка, боевой отсек звездолета также был почти полностью разрушен. Из всего экипажа в живых остался, вероятно, один Гвар, случайно находившийся в момент атаки в боевой рубке, имевшей дополнительную броню. Придя в себя, Гвар смог оживить дублирующие системы защиты и вновь стал недосягаем.

Тем временем был подготовлен к полету последний меритский звездолет — «Призрак». Он считался музейным экспонатом, ибо именно на нем был доставлен на Мериту первый отряд поселенцев. Это был звездолет малого класса, рассчитанный на перевозку не более сотни человек вместе с экипажем. Основные агрегаты его были в порядке, но подсобные системы и механизмы, за которыми не было надлежащего ухода, дышали на ладан. Меритцы отобрали и разместили на нем около полутора тысяч молодых здоровых людей. Это было ядро, с которым связывались надежды на возрождение нации. Все остальные собрались в районе Коранта, поскольку территория Мериты стала небезопасной — каперады, справедливо считая виновниками катастрофических планетных потрясений людей, охотились за случайно оставшимися одиночками.

Собравшись вместе, меритцы предприняли беспрецедентный шаг: многие из них, построившись в колонны, совершили коллективное самоубийство, бросившись на пульсирующие защитные поля. Обставлено это было с особой торжественностью. Сцены массовой гибели транслировались по всем каналам связи, бесстрастный кибернетический комментатор передавал имена павших, подробности их смерти, смаковал последние мучения добровольных жертв. Многие из них были известны всему Галактическому Содружеству. И обитаемые миры содрогнулись.

Уже давно были в полете десятки звездолетов, экипажи которых получили приказ любыми средствами прекратить происходящее. Но опять, как и ранее, бег времени оказался неумолим.

Гвар не выдержал раскрывающейся перед ним гекатомбы. Возможно, он уже давно сошел с ума. Он взорвал звездолет. Мощность взрыва составила несколько сот мегатонн. Подоспевшие звездолеты смогли лишь локализовать глобальные разрушения. Из населения планеты остались разрозненные группы каперадов. Последний, чудом переживший взрыв меритец скончался на борту одного из пришедших на помощь кораблей. Он ни с кем не обмолвился ни единым словом.

«Призрак» стартовал почти сразу после взрыва. Звездолеты Содружества, обнаружив его, пытались установить с ним связь и, не приближаясь на близкое расстояние, стремились не потерять из виду. «Призрак», войдя в глубокие слои надпространства, оторвался от погони и растаял в космосе.

Вэр не мог без ужаса вспоминать прочитанное им о Меритской войне. Всякий раз, представив себе страшные картины Корантского кризиса, ощутив невозможность вмешаться, он бежал от этого. Защитный механизм, данный человеку эволюцией, позволяет отрешаться от наиболее глубоких потрясений. Надо жить, работать, помнить о случившимся и не допускать повторения, и нельзя, чтобы призраки прошлого затмили настоящее и будущее.

Кто виновник трагических событий? Конечно, Гвар. Он виноват своей начальной самонадеятельностью и необъяснимым проявлением предельной нерешительности, когда ситуация вышла из-под контроля. Виновато все Галактическое Содружество, допустившее саму возможность этих событий.

Виноваты власти Мериты, отказавшиеся от разумных компромиссов и неоправданной, преступной твердостью погубившие свой народ. Каждый человек, оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, должен исполнить свой долг и пойти, если надо, до конца, но лидеры народа обязаны не допускать излишних жертв.

Виновата также цепь событий, их фатализм и стремительность, не дающие времени найти иной путь. Виновато многолетнее безмятежное существование человечества, в результате которого был утерян иммунитет к безудержному раскручиванию зловещей спирали конфликта.

Никто не хотел происшедшей войны, тем более такого ее исхода. Триста лет народ Мериты считался погибшим. Но они выжили. Восстановили нормальную общественную жизнь. Вновь установив контакты с Содружеством, они косвенно признали неправильность своей былой твердости, хотя и любое упоминание о прошедшем, безусловно, глубоко ранит их душу. Недаром Марк при первой встрече, как бы оправдываясь, говорил, что не всегда можно идти на компромиссы, а Лару так волнует деятельность их группы. Недаром Вэр так остро чувствует свою вину перед ними.

Сейчас, перебрав в памяти известные события Меритской войны, Вэр решил, что люди, явившиеся непосредственными участниками той трагедии, могут все. Они добились небывалого прогресса своей новой колонии, сделали невозможное, такое, что кроме как чудом не назовешь.

Размышления прервал новый вызов по колсу. Рюон и Илвин. Вэр рассказал им о полученных результатах своих расчетов.

— Я не вижу противоречий с моими изысканиями, — сказал Рюон. — Я попытался детально реконструировать начальный период меритской истории. Очень непростая задача, должен заметить, поскольку документов не сохранилось, а Ушедшие — так здесь называют тех, кто триста лет назад покинул гибнущую Мериту на «Призраке» — не расположены и к воспоминаниям, и, тем более, к каким-либо интервью. Да и осталось их немного — не более пятидесяти.

— Я анализировал общественную роль Ушедших, — сказал Вэр. — Она на удивление мала, хотя все из них номинально числятся главами семей или кланов. Меня поразило другое: сейчас триста лет — далеко не предельный возраст, особенно после открытия эффектов рененизации…

— Ну, про ривский ренень меритцы узнали только сейчас, после выхода из вынужденно-добровольной изоляции, — вставил Илвин, державшийся непривычно молчаливо. — Однако в целом ты прав: в Содружестве до сих пор здравствуют почти все современники Ушедших. Причина, вероятно, в чрезвычайно тяжелых условиях жизни, выпавших на их долю.

— Я подозреваю, — сказал Рюон, — что условия существования здесь ни при чем. Некоторые косвенные данные свидетельствуют, что не обошлось без скоротечной гражданской войны.

— Не может быть! — воскликнул Вэр.

— Обет молчания, данный Ушедшими, не позволяет доказать мои подозрения, так что я особо не спекулирую на данной теме. Но гибель вместе с Моаром почти всего руководства меритской общины и одновременно разрушение Информатория… Одним словом, история переселенцев на Мериту, их изгнания, появления магов и теперешнего расцвета наверняка более увлекательна, чем любой вымышленный миф. Это какой-то необычный, маргинальный народ, на голову которого сыплются и жуткие несчастья, и удивительное везение. Надо же: на Коларе, первой планете, достигнутой меритцами, несмотря на определенный дискомфорт окружающей среды оказалось возможным находиться без каких-либо систем автономного жизнеобеспечения. Более того, коларский биоценоз невероятно близок к земному, и в его биосфере синтезируется полная совокупность веществ, необходимых для питания человека. Только вследствие этого меритцы смогли передохнуть, оставить большую часть беженцев на поверхности планеты и приступить к исследованию соседних звездных систем. Вторая несомненная удача — открытие Альфы, также позволяющей обходиться без скафандров.

— Третья удача — появление магов, четвертая — нахождение космического клада и так далее? Не много ли удач? Все много проще, дорогой мой: чисто случайно местное звездное скопление изобилует планетами земного типа. Действительно, удача привела «Призрак» сюда, но дальше никакого особого везения.

— Может быть, я не спорю.

— Еще бы — где тебе со мной тягаться! Так вот, я внимательно вас выслушал, и должен сказать следующее. Вэр, несомненно, провел свою часть работы безукоризненно и предложил логически стройную систему развития меритской экономики. Рассчитанный сценарий обязательно следует поместить в общий отчет нашей группы, но с одним условием: никакого упоминания о пропавшем «Огузе». Пусть лучше будет, как я уже говорил: некий «космический клад».

— Почему?

— Чувствуется, что ты не астронавт. Да хотя бы потому, что силой захватить любой современный космический корабль извне невозможно. Навсегда отзвучала старая корсарская песня — приблизиться, взять на абордаж, проникнуть в жизненно важные узлы и нейтрализовать экипаж.

— Хорошо, а если бунт части экипажа или, например, пассажиры возьмут управление звездолетом на себя? Кстати, по моим данным «Огуз-15» помимо генерального груза вез какую-то научную аппаратуру — может, вместе со специальными сопровождающими? Всегда ли производится регистрация всех пассажиров грузовых звездолетов?

— Ради истины должен признать, что бывают отступления от правил регистрации.

— Вот вам и потенциальные угонщики.

— Ерунда, — скривился Илвин. — Управление даже самым заштатным звездолетом представляет собой чрезвычайно сложный процесс. Текущее состояние корабля характеризуется не одной тысячей показателей, и дежурная вахта за многими из них ведет непрерывный контроль. Все исполнительные системы настроены на биотоки соответствующих членов экипажа, и посторонний не сможет даже обратиться к ним. Наконец, действует масса защитных ограничений. Например, в служебных помещениях могут находиться только члены экипажа, и если кто-нибудь из посторонних проникнет в них без добровольного разрешения капитана, автоматически формируется сигнал тревоги, поступающий не только всему экипажу, но и Диспетчерской службе Содружества. Старшие офицеры звездолета могут мгновенно заблокировать любой отсек, нейтрализовать все попытки неповиновения в зародыше.

— Эти правила строго выполняются? — спросил Вэр.

Илвин усмехнулся:

— Чрезвычайно известное учреждение позаботилось, в частности, о том, чтобы о каждом существенном отступлении от установленного порядка главный электронный мозг корабля незамедлительно докладывал в Центр. Но это уже служебная информация, так что вы без особой нужды не муссируйте ее.

— Хорошо, а сверхнусит может, оказавшись на корабле, перехватить управление?

— Чтобы захватить звездолет, мало изолировать экипаж — его необходимо мгновенно уничтожить. Но кто способен покуситься на жизнь ни в чем не повинных людей?

— И все же?

— «Сверхнуситы» в вашем вопросе, Вэр, означает «маги». Поверьте мне: им присуща особая эмоциональная гуманистическая чувствительность. Никакой маг никогда не пойдет на преднамеренное убийство, не сможет умертвить целый экипаж ради какой-то груды безжизненных механизмов. Гораздо логичнее предположить, что существовал какой-то иной путь получения программаторов. Ваша с Рюоном гипотеза интересна, но не более того. Отнеситесь к ней как к игре ума, шутке.

— Хорошо, пусть будет шутка, — согласился Вэр.

— Вот и ладненько. Пора заканчивать нашу болтовню. До утра осталось совсем ничего, а надо выспаться. Мне есть, о чем поговорить с Марком, и я не хочу начинать с ним разговор на усталую голову. Спокойной ночи.

— До встречи.

Рюон также отключился после привычного прощального жеста.

Может, и прав Илвин, подумал Вэр, что маги не способны направить свои возможности во вред другим людям. Однако в результате захвата чужого звездолета были предотвращены многие вероятные жертвы среди меритцев, обусловленные неустроенностью их существования на бешеном Коларе.

Завершение

Марк появился, как только все собрались в гостиной. Никаких пояснений и проявлений чувств — он держал себя так, словно все последние дни был здесь, с ними. После быстрого обмена приветствиями, пригласил всех к выходу. Илвин заспешил рядом с ним, что-то спрашивая на ходу.

— Я не знал, — услышал Вэр ответ Марка на очередной илвиновский вопрос, — что вы обладаете такими несовершенными технологиями нуль-транспортировки. По моему указанию сейчас готовится соответствующее торговое сообщение. Используя наш задел, вы сможете при минимальной доработке своих архаичных конструкций получить первый функционирующий нуль-туннель буквально в течение нескольких дней… Интэ? Овладеть ей не так просто…

Прямо у дома застыл золотистый лит. Конструкция этих летательных аппаратов оказалась удивительно удобной и эффективной, и всюду в Содружестве пользовались ими. Как только верхний прозрачный колпак закрылся, Марк, занявший кресло пилота, резко взял вверх. Лит, набирая высоту, задрал нос кверху. В кабину ворвался вой форсируемых моторов. Набрав высоту, маг перешел в пике. Внутри у Вэра все похолодело. Он чувствовал усталость после интенсивных занятий последних дней, и лихачество Марка показалось ему неуместным.

Вскоре лит достиг предельной скорости, и маг перевел его на горизонтальный полет. В кабине воцарилась тишина, стало уютно и однообразно. Вэр даже немного задремал.

Сквозь полудрему он улавливал отдельные фразы. Илвин, близко наклонившись к Марку, что-то быстро говорил. Маг отвечал односложно, словно отмахиваясь от надоедливой мухи. Лара с Рюоном беззаботно болтали о разных приятных мелочах. Лонренок, тоже, видимо, уставший, вставлял невпопад отдельные фразы. То он поведал о своей обширной коллекции семян растений, обладание которой сверх всякой меры докучало необходимостью добывать новые и новые экспонаты, то сокрушался по поводу бедности животного мира Элефантиды, недоумевал, почему совсем не попадаются птицы: насекомовидные, вроде иршей, не в меру назойливы. Взяв на себя, как истая хозяйка, нелегкий крест оказания внимания назойливому гостью, Лара ответила, что пернатые с трудом вписываются в здешнюю экосистему. Лонренок, оживившись, принялся было возражать, стал проводить какие-то расчеты на карманном компьютере, но быстро снова заклевал носом. В Вэре, несмотря на расслабленность, росло чувство дисгармонии.

Горы, затем предгорные всхолмления остались позади. Внизу расстилалась степь. Марк перевел лит на бреющий полет, чуть приоткрыл колпак кабины, и Вэра обдало горячим сухим воздухом, пряным от испарений раскаленных на солнце трав. Подставляя лицо воздушным порывам, он сбросил с себя сонливость и сразу понял: что-то неладно.

Лара, бросая на Марка беспокойные взгляды, едва находила силы мило улыбаться Рюону. Илвин, продолжая почти безостановочно говорить, уже с некоторым изумлением и обидой смотрел на мага. Что-то происходило с Марком. Все это время он, кажется, ни разу не улыбнулся.

Улыбка — атрибут дипломатического общения. Даже у Вэра, несмотря на явно недостаточный стаж работы в Инспекции, сложился стереотип поведения, предписывающий улыбаться, отвечая или обращаясь к любому человеку. А Марк сидел с каменным лицом и, казалось, был полностью отрешен от окружающего. Все его ответные действия на вопросы Илвина, сыпавшиеся сплошным потоком, совершались как бы через силу.

Но это еще не все. Время от времени какая-то волна пробегала по Марку, окутывая его серебряными вспышками, и в те мгновения Вэру казалось, что тело мага теряло ясные очертания, расплывалось, как легкая дымка. После прохождения очередной волны Марк недоумевающе оглядывался, словно приходя в себя после своего внезапного появления в лите, и переспрашивал Илвина.

Очень робко Лара, потом поддержавший ее Рюон предложили вернуться. Им что-то расхотелось путешествовать. Спустя некоторое время и Илвин, посетовав, что Марк, видимо, плохо себя чувствует, присоединился к ним. Маг, откликнувшись на их просьбы, бросил вопросительный взгляд на Вэра и Лонренка. Вэр, не зная, что предпринять, сделал вид, что задремал. Марк, приняв это за согласие, повернул назад.

Илвин, мгновенно пожалев о своем предложении вернуться, напомнил Марку об обещании показать, почему звездолет, доставивший инспекторскую группу, не сможет взять точную координатную привязку. Маг коротко кивнул.

Вновь начались предгорья. Марк, набрав необходимую высоту, отклонился чуть правее их прежнего маршрута. Промелькнули заснеженные остроконечные вершины. Лит, ведомый магом, стал круто снижаться.

Внезапно Вэр увидел внизу строения, ранее прикрытые горами. Небольшая постройка напоминала древний рыцарский замок. Вэр был хорошо знаком с подобной архитектурой. На его родной планете воскресили цикл баллад о Странствующих Рыцарях и Прекрасных Дамах. Отважные искатели во славу своих избранниц совершали подвиги на земле и в необъятных космических просторах, проявляя чудеса настойчивости и храбрости. Преодолев все преграды, они возвращались в свои родовые замки, силуэты которых были хорошо известны каждому мальчишке. Да и сами соплеменники Вэра строили свои жилища почти такими же. Толстые каменные стены помогали пережить непогоду, а лабиринты переходов, малые крытые дворики создавали налет неповторимости и таинственности.

Марк посадил лит у самого донжона. Полностью откатил люк, спрыгнул на землю и предложил следовать за собой. Пройдя несколько коридоров, они очутились в полукруглом темном зале. Марк вышел на середину, склонился над стоящей там аппаратурой. Зал наполнился зеленоватым светом.

— Смотрите, — коротко приказал маг.

Пол, потолок, стены также зажглись огнями. Кругом одни экраны с высвеченными на них звездами. Изображения некоторых созвездий пульсировали, искажаясь. Силовые поля, догадался Вэр, пытаясь разобраться в увиденном. Около сотни звезд, образующих немного вытянутое, с отдельными языками скопление, было зажато линзой изменяющих пространственную метрику полей. Любые тела, вторгающиеся извне, должны были постепенно изменять свою траекторию, приближая ее к спирали, накручивающейся на огромную невидимую сферу. Одновременно подобная фокусировка пространства могла использоваться как мощный гравитационный телескоп, особая разрешающая сила которого обуславливалась его размерами. Что-то подобное Вэр изобретал в молодости, в пору своего увлечения грандиозными фантастическими проектами.

Терпеливо подождав, пока гости разберутся в обстановке, Марк сказал:

— Это моя резиденция с тех пор, как мне рекомендовали меньше находиться на Абсолюте. Топонимика Эли не исторична, и эти горы потому и называются Стражными, что здесь располагается нервный узел нашей внешней защиты и нашего главного космосенсора.

— Сколько ж лет создавалась эта крепость? Немыслимые затраты… — прошептал Илвин.

— Конструкция довольно проста, — отозвался Вэр. — Впечатляют только размеры, но при использовании технологии нуль-транспортировки особых проблем при создании подобных систем не должно возникать. Насколько мне известно, за последние тридцать-сорок лет меритцы выполнили несколько больших космических проектов. Вероятно, у них еще найдется, чем по-настоящему удивить нас.

— Смотрите, вот наши миры, — продолжил спустя некоторое время маг. — По счастливой случайности почти половина этих звезд имеет планеты, которые легко могут быть превращены в обитаемые. Радиус охватывающей их силовой сферы — полсотни световых лет. Далее почти пустота, к тому ж несколько звезд из прилегающей области мы… убрали.

— И тем самым раскрыли свое местонахождение? — удивился Илвин.

Марк усмехнулся:

— Успокойтесь. Отсюда до планет Содружества настолько большое расстояние, что обнаружить следы нашей звездной инженерии вы сможете только через… очень много лет. К тому времени, я надеюсь, вам будет не до наших планет. При первой нашей встрече я не с потолка объявлял границу запрещенной для вас области. Именно такая часть пространства безраздельно контролируется нами. Для преодоления силовой преграды в обычном пространстве любое материальное тело должно затратить количество энергии, сопоставимое с его полной энергией покоя. Обойти наш барьер, естественно, вы можете в надпространстве. Однако в момент перехода к обычной метрике ваши звездолеты окажутся беззащитными. Но вы видите еще далеко не все. Я обязан сказать, что в настоящее время мы приняли решение установить второй щит, преодолеть который будет невозможно уже никаким способом. Его технологию планируется базировать на так называемых абсолютных силах. Это наша военная тайна, и я открываю ее вам в предупреждение, что никогда больше не повторится то, что произошло когда-то на Мерите. Отныне и навсегда хозяева здесь мы.

Лара с тревогой коснулась плеча Марка. Маг вздрогнул, стряхнул напряжение, вновь стал почти безразличным к окружающему.

— Теперь вы знаете и ответ на тот ваш вопрос, что заставил меня показать вам все это. Расположение всех звездных ориентиров, лежащих вне нашей защитной сферы, настолько искажено, что ваши навигационные приборы здесь недееспособны. Вы закончили осмотр? Тогда едем.

Всю обратную дорогу Вэр, потрясенный, молчал, связывая обрывки путаных мыслей. Он поймал себя на ощущении, что боится Марка. Маг олицетворял собой силу, настолько мощную и таинственную, что невольно, даже проявляя внешнюю доброжелательность, внушал страх. Это чувство показалось унизительным, и Вэр стойко боролся с ним, стараясь, чтобы окружающие не поняли состояния его души.

Вернувшись, они, не представляя куда себя деть, вновь собрались в гостиной. Неестественно живой интерес был проявлен к прохладительным напиткам. В полном бессилии Вэр с болью наблюдал за Ларой, не отрывающей обеспокоенного взгляда от Марка.

Маг полностью ушел в себя. Он смолчал и тогда, когда Лара предложила оценить ее новые произведения. Безразличие Марка разозлило Вэра, не представляющего, как можно не интересоваться таким творчеством. Кроме того, по его мнению, просмотр был кстати хотя бы потому, что мог дать пищу для поддержания никого не задевавшего разговора. Рюон вызвался помочь принести проектор и выскочил вслед за Ларой. Вскоре они вернулись. Лара как большую драгоценность прижимала к себе горсть черных коробочек-футляров. Пока Рюон настраивал аппаратуру, Марк нехотя взял несколько жемчужин-записей, покатал их на ладони, вглядываясь. Вэр понял: магу не нужен проектор, он видит все. Наглядевшись, Марк небрежно бросил бусинки на стол. Илвин охнул. Одна жемчужинка покатилась, упала на пол прямо под ноги Ларе. Она не нагнулась, не подняла ее.

Маг, неопределенно махнув рукой, вышел.

— Жаль, что Марк не остался с нами. Впоследствии он горько пожалеет, что когда-то упустил шанс лишнюю минуту пообщаться с таким выдающимся мастером, как ты Лара, — сказал Рюон, поднимая упавшую жемчужинку. — Что это такое? Можно, я посмотрю эту вещь?

Лара не ответила.

Внезапно зажегся экран внутренней связи, и на нем возникло лицо мага. Минуту он молчал, оглядывая собравшихся — Вэр поежился от его взгляда. Потом изображение застыло, и голос мага возник как бы сам по себе:

— Лара, мне горько констатировать, что до сих пор твои старания не дают ожидаемого результата. Что ж, иди сюда. Может, тебе удастся каким-нибудь иным образом поднять мне настроение.

Лара затравленно оглянулась. Вэр готов был под землю провалиться от стыда и бессилия. Он вдруг обратил внимание, что ее желаник погас.

— А, братья-инспекторы, — с издевательской ухмылкой протянул Марк, останавливая свой взгляд на Лонренке. — Я не понимаю, что вы здесь делаете. Вы получили все, что вам было надо. Пора бы и честь знать. Поверьте, у меня масса более важных дел, чем пасти стайку бездельников.

Экран погас. Лара, опустив голову, складывала свои жемчужинки.

— Лара, ты останешься с нами, — вырвалось у Вэра.

Лара кинула на него испуганный взгляд, шагнула к двери, выронив собранные коробочки, остановилась. Рюон преграждал ей дорогу.

— Неужели ты не понимаешь, что смысл всей моей жизни, может быть, в том и состоит, чтобы хоть как-нибудь помочь Марку? — спросила она. — Он болен и нуждается в поддержке. Я не хочу, чтобы он ушел от нас и сделаю все, что в моих силах. Пусти!

Оттолкнув Рюона, она вышла.

Вэр сразу ушел к себе. Чувство бесцельности и бессмысленности поглотило его. Вновь очутившись во внезапно надоевшем кабинете, уселся за рабочий стол. Потыкал по клавишам компьютерного пульта, не пытаясь даже настроиться на рабочий лад. Да, прав Марк, им больше нечего здесь делать.

Он сидел долго, ни о чем не думая, и просидел бы еще неизвестно сколько, если бы не Илвин. Вначале загудел зуммер колса. Вэр не отвечал до тех пор, пока Илвин не вызвал его по внутренней связи.

— Вэр, — сказал он, — мы решили возвращаться. Твой раздел отчета завершен?

— Да.

— Тогда собирайся. Встретимся у меня. Вылетаем сегодня же. Через пару дней будем на звездолете, а там — вперед.

— Хорошо, я сейчас буду готов.

И уже когда инспекторская группа заняла места согласно штатному расписанию, когда внутренние системы планетолета отрабатывали циклограмму пуска, на экранах межпланетной связи появился Марк:

— Чтобы ваш отлет не был похож на бегство, необходимо завершить кое-какие дела. Неофициальная часть: от меня — «до свидания» и пожелание благополучного полета. Мы подготовили для передачи Содружеству описание наших технологий нуль-транспортировки. Сразу же после окончания церемонии прощания я перешлю эту информкассету. Официальная же часть сводится к следующей формулировке — слушайте внимательно: «Народ Мериты прощается с вами и готов разделить вашу боль и вашу радость».

Вместе с той приветственной фразой, прозвучавшей при встрече их группы, это означало требование однозначного ответа, раскрывающего их мнение, а стало быть — мнение Инспекции и, далее, всего Содружества об отношении к изгнанникам Мериты. Горькая пилюля была сдобрена конфеткой, о которой Илвин давно мечтал. Поэтому он поспешил:

— Мы прощаемся с вами, братья, но наши сердца навсегда остаются с вами.

Ответ означал, что окончательный вывод заключительного акта их группы будет содержать слова: народ Мериты, родной по крови, — родной и по духу. Меритская община вольется полноправным членом в Содружество, и все достояние человечества со временем станет ей доступным. Одна фраза — а каково следствие! Впрочем, Вэр на основании собранных им материалов и не мог бы сказать иначе.

Предопределив общий лейтмотив своего отчета, они молчали весь перелет до звездолета. Каждый оставался наедине со своими переживаниями и втайне оценивал тяжесть возможных последствий неверного решения. Прибыв на звездолет и не дожидаясь, пока экипаж закончит предстартовые приготовления, они заперлись в Зале обсуждений. В него никто не мог проникнуть извне, и все перипетии окончательной редакции материалов инспекции останутся между ними.

Вэр обратил внимание, что каждый инспектор достал свои заметки из личного акона. Что это — открытое проявление недоверия, стремления оградить результаты своей деятельности от возможного посягательства? И как это следует понимать в свете взятого ими на себя обязательства перед меритцами?

Самый пухлый отчет принадлежал Рюону. Не ясно, как он в такое короткое время умудрился создать столь основательную монографию, содержащую анализ буквально всех сторон культурной жизни меритцев. Самым кратким оказался Лонренок — всего несколько страниц, текст — предел лапидарности. Илвин потрудился на славу, но почти на каждой странице его произведение Вэр натыкался на слово «маг».

Сравнение отчетов, как всегда в подобных ситуациях, вскрыло некоторые неувязки, быстро, однако, преодоленные совместными усилиями. Последовавший затем обмен репликами неприятно уколол Вэра: ему показалось, что коллеги в его присутствии продолжают давний бескомпромиссный спор, начатый без него. Вначале Лонренок обрушился на Рюона:

— Как следует вас понимать? Более двухсот страниц вы рассуждаете о магах только для того, чтобы признать их роль несущественной для обобщающей оценки. Где тут логика? Зачем тогда это вам? К чему загромождать читателя ненужной информацией?

— Видите ли, я выявил одно интересное обстоятельство. Традиционный взгляд на искусство полагает его направленность на формирование некоего эмоционального воздействия, через которое опосредованно происходит привитие соответствующего мировоззрения, воспитание нравственного облика и так далее. В искусстве же меритцев главное — преподнесение определенных ассоциаций, воздействие на внелогичное мышление, и только потом классическая схема эмоционального давления. Иными словами, меритские деятели искусства отчасти вторглись в научную деятельность, формируют эвристический фонд науки. Главные заказчики и потребители такой продукции — маги. На мой взгляд, прослеживание подобного феномена представляет самостоятельный научный интерес…

— Хорошо, но при чем здесь инспекция?

— Я должен обратить внимание на все необычные аспекты культурной жизни. Может быть, принятые нами методы оценки не совсем правомочны…

— Ну и что? Вы-то здесь при чем?

— Рюон прав, — вмешался Илвин. — Общество меритцев разительно отличается от всех известных. Оно похоже на пирамиду: на вершине горстка магов, их обслуживают, им угождают немногие приближенные, далее — все остальные. Все решения, генеральные направления сосредоточения общественных сил определяют только маги — как не сказать об этом?

— Вы бы помолчали, — отмахнулся Лонренок. — Я уже устал вас убеждать. По-моему, вы все время занимались не задачами инспекции, а тешили свое безграничное любопытство.

— Да, я делал то, что представляет интерес для науки. Почти сразу мне удалось убедиться, что менталитет меритцев такой же, как у большинства людей в Содружестве. В то же время они на голову обогнали нас во всех научно-технических областях. Значит, для пользы дела следовало обратить особое внимание на то, чем они от нас отличаются. А главная разница в том, что у них есть маги, а у нас их нет.

Длительное молчание было прервано Лонренком:

— Вот мой вариант сводного отчета. Вы раньше видели его. Небольшие дополнения дадут материалы нашего стажера. — Вэр заерзал, негодуя. — Я устал вас убеждать. Поэтому спрашиваю прямо: вы согласны со мной?

— Нет! — почти в унисон воскликнули Илвин с Рюоном.

— Не понимаю… — начал было Вэр, но Лонренок прервал:

— Хорошо. Придется применить силу, — он достал из акона верительную карточку необычной формы. — Как полномочный представитель Комитета Защиты Человечества я освобождаю вас от окончательного редактирования материалов инспекции.