По-прежнему тянул теплый южный ветер, солнце сгоняло с ближних перевалов снега, и декабрьский день сверкал почти так же ярко, как сверкает в апреле где-нибудь у истоков родной для Кузьмичева уральской речки Вишеры, но ощущение близкого праздника в душе старшего лейтенанта Кузьмичева погасло разом, словно он влетел в мокрый ледяной туман. Вертолетчики, выполнив свои задачи на учениях, возвращались домой, и тут неожиданно приказали направить второе звено эскадрильи в расположение командира мотострелковой части – для обеспечения марша войсковой колонны.
Кузьмичева меньше всего волновало, что близится Новый год. Всякую службу, выпадающую в праздники именно ему, он принимал как должное – всё-таки самый молодой среди опытных летчиков, к тому же и бессемейный. Он и теперь втайне погордился бы, что ответственное задание доверено их звену, если бы не особенный случай в его жизни. Стоило Кузьмичеву объяснить командиру ситуацию, тот наверняка освободил бы его от задания, но летчик Кузьмичев относился к той нередкой категории людей, которые ни при каких обстоятельствах не способны отказаться от назначенного им дела. Впервые за четверть века жизни узнав, какие жгучие искры в душе высекает столкновение двух великих человеческих чувств – любви и долга, Кузьмичев изругал судьбу да свой распроклятый характер и занялся подготовкой экипажа к вылету…
В штабе мотострелковой части летчики узнали, что им предстоит не простая разведка маршрута. Подразделения части совершали марш в предвидении встречного боя параллельными путями, и вертолетчики должны стать их воздушными дозорными до самого возвращения в гарнизон. Командир звена полушутливо заметил, что им здорово повезло: Новый год наверняка придется встретить на природе, в дружной семье собратьев по оружию, и будь, мол, он холостяком, как некоторые его подчиненные, посчитал бы себя редким счастливцем. Вот тогда-то в порыве не то досады, не то откровения Кузьмичев достал из кармана фотографию.
– Не такие уж мы холостые, товарищ капитан.
– Это кто? – капитан с любопытством рассматривал фотографию строгой девушки.
– Жена. – Заметив, как брови командира изумленно поползли вверх, Кузьмичев уточнил: – Точнее, пока ещё невеста. Пока… Она завтра приезжает.
– Куда?
– Ко мне, разумеется, в наш Н-ск.
– Послушайте, Кузьмичев. Если вы не шутите, я, пожалуй, влеплю вам выговор. О таких вещах, между прочим, командира положено ставить в известность.
– Вот я вас и поставил. Да ничего, – Кузьмичев начал словно бы оправдываться. – Адрес мой ей известен, квартирная хозяйка знает о ней, а в нашем городке не заблудишься.
– Какого ж черта вы раньше-то молчали? Или считаете себя незаменимым пилотом?
Кузьмичев потупился, капитан вздохнул:
– Понятно. Принципы. А если у неё свои принципы? Приезжает девушка к жениху в чужой город, никто её не встречает, так что ей делать? Я бы на её месте взял обратный билет.
По лицу Кузьмичева скользнула откровенная тревога – именно этого он и опасался.
– Ладно, «принципиальный парень», спасибо и на том, что хоть теперь догадался сказать. Слава богу, не в каменном веке живем. Как звать-то её?
– Наталья Григорьевна…
– Григорьевна, – усмехнулся капитан, возвращая фотографию. – Иди ставь задачу экипажу, «незаменимый пилот».
Боевая работа сразу захватила Кузьмичева с головой. Над здешним районом их звену уже приходилось летать, и выбор старшего начальника был, конечно, не случайным: новичку тут было бы туго. Но и распутывая лабиринты рваных горных отрогов, лобастых сопок, узких долин и каменных плоскогорий, Кузьмичев не мог потушить в душе беспокойства. Надо же было командиру подлить масло в огонь!…
Вероятно, потому, что Кузьмичев всерьез любил свою Наталью, она и после двух лет знакомства оставалась для него загадкой. Однажды он нечаянно обидел её неосторожным словом, и почти целый отпуск пришлось потратить на то, чтобы рассеять её обиду и недоверие. Они решили пожениться, как только Наташа закончит учебу. Два месяца назад она получила диплом, и Кузьмичев настойчиво звал её приехать, поскольку очередной отпуск его пока за горами. Девушка отвечала уклончиво, потом серьезно намекнула: во все времена, мол, женихи ездили за невестами, а не наоборот. Кузьмичев смирился, и вдруг это письмо: жди к Новому году. Она уже и билет взяла за полмесяца вперед. Но приедет ли? Может, дома его ждет другое письмо или телеграмма? И хорош бы он был, освободи его командир от боевой работы «по личным обстоятельствам»… Всего людям не объяснишь. Кузьмичев даже сердился на себя за откровение с командиром звена: как бы тот не подумал, будто его подчиненный похваляется личной жертвой, желая показать, что ради службы готов от всего отказаться, – не зря, мол, Кузьмичева считают первым кандидатом в командиры.
А приедет Наташа, она поймет. Должна понять, если действительно любит. Любящая невеста или жена не может ревновать к службе…
Разглядывая с высоты затиснутое меж отрогов каменистое плато, Кузьмичев подумал, что во всех краях встречаются люди с изощренным воображением. Кто-то же окрестил это безлюдье «Красной пустыней». Ему приходилось видеть настоящую красную пустыню, где багровый песок, простершийся барханами до горизонта, рождает ощущение полета над застывшим океаном чужой, безжизненной планеты. А тут и красного пятнышка не сыщешь: серо-желтый щебнистый суглинок, серые скальные обломки, серые гребни гор по сторонам, и даже вода во впадинах отливает серым глянцем.
Вода здесь – редкость, она – напоминание о холодных дождях со снегом, сорвавшихся с гор в начале декабря и вызвавших целое половодье. Кузьмичев уже несколько раз предупреждал комбата об оползнях и каменных наносах на старом колонном пути вблизи горных склонов. Непривычные к влаге, суглинки горных пустынь легко размываются даже слабыми ручейками, и потому ливни здесь вызывают целые катастрофы. Не оттого ли так безлюден этот край?
Облетая каменные нагромождения, где могла укрыться засада, Кузьмичев увидел, как из-за отрога на плато быстро выдвигается отряд разграждения. Под прикрытием боевого вертолета саперы действовали смело и быстро. Пока подойдут БМП и танки, очередное препятствие будет убрано с пути. Батальон пока не имел вынужденных остановок, Кузьмичев чувствовал: там, на земле, в их экипаж поверили, внимательны к каждому сигналу, и этим он дорожил больше всего. Что бы там ни точило его душу, он не позволял себе и на миг ослабить внимание.
«Противник» пока ничем не обнаруживал своего присутствия. Хотя Кузьмичев и подумывал, что руководитель учений предупредил о вероятной встрече с «противником» в расчете усилить напряженность марша и подтянуть людей, но тем не менее всё время усиливал внимание…
Дальние цепи гор тонули в холодно-сизых зимних тучах. Там, за большим хребтом, теперь зима – с ночным инеем, с утренним хрустом ледка под ногой – ведь туда добегают холодные ветры с родного севера через громадные пространства открытых степей и пустынь. Здесь, на высокогорье, тоже зима, а ниже – то ли затянувшаяся осень, то ли весна. В долинах зима здесь случается не каждый год. Но всё равно воздух сегодня пах хвоёй, как пахнет он в предновогодье во всех краях, куда заносила Кузьмичева судьба…
– Командир, это что – ров или овраг? – резко прозвучал в наушниках голос летчика-оператора. Кузьмичев и сам успел заметить длинную рваную трещину, пересекающую колонный путь, прижал машину к земле, стараясь получше рассмотреть новое препятствие. Несомненно, перед ним был след потока, но весьма похоже, что воду сюда специально направили из ложбины на террасе плато. И различимые только для опытного глаза, пятна потревоженного суглинка перед промоиной подозрительно походили на минное поле. Кузьмичев тотчас сообщил комбату свои наблюдения. Тот приказал осмотреть гряду, пересекающую плато далеко впереди. Вертолет уже набирал высоту, но смутная тревога заставила Кузьмичева сделать лишний круг.
Не будь этого рва на колонном пути, устроенного явно при участии человеческих рук, он не обратил бы внимания на извилистый гребешок у дальнего края террасы, с которой сбегала вода. По прошлым полетам над этим межгорным пространством он вдруг вспомнил, что впадина за ним обманчива: это лишь издали кажется, будто она просматривается насквозь. Конечно, сомнительно, чтобы «противник» устроил засаду на этом плато, когда множество горных теснин создают гораздо лучшие условия для внезапного нападения. И всё же разведчик не должен оставлять за собой никаких сомнений – это древнее правило войны летчикам хорошо известно. Кузьмичев решительно довернул машину…
Вертолет шел на высоте менее ста метров, и, ещё не долетев до змеистого гребня у окончания террасы, Кузьмичев от неожиданности заложил головокружительный вираж. Прямо за гребнем располагались артиллерийские и минометные позиции, а в распадке, развернутые в боевой порядок, фронтом в сторону колонного пути стояли подразделения «противника». Снова подтверждалась старая истина: всего опаснее там, где не ждешь. Вот и Кузьмичев едва не проглядел её. И если подразделения батальона втянулись на плато и задержались перед препятствием, неожиданный удар во фланг грозил большой неприятностью.
А всё-таки он не проглядел!…
На вызов Кузьмичева комбат не ответил – он только что говорил с экипажем вертолета и не ждал сейчас новых сообщений. Головная рота уже появилась на открытом пространстве горной впадины, и надо было любым путем немедленно предупредить своих об опасности. При завязке боя каждая потерянная минута грозит бедой. Пока батальон нависает над флангом засады, он может, развернув головные роты, смести её одним ударом. Всё переменится через несколько минут, когда быстро движущиеся подразделения окажутся перед фронтом «противника», готового к бою…
– Сигнал ракетами! – приказал Кузьмичев летчику-оператору.
– Приготовиться к атаке!…
Красные трассы прожгли воздух горной впадины и наполнили его тревогой. С крутого разворота вертолет вышел на боевой курс… Потом, летя сквозь свирепый огонь, хлынувший с земли навстречу, Кузьмичев краем глаза видел, как вдалеке веером расходились в боевой порядок боевые машины пехоты, как из глубины походной колонны стремительно выдвигались танки, и он понял, что сигнал его принят вовремя. «Противник» больше не таился…
Позже Кузьмичев отметил, что бой длился пять с половиной минут. На учениях, конечно, не бывает побежденных. Но вертолетчикам, наблюдавшим бой с высоты и оберегавшим своих от новых возможных сюрпризов, было хорошо видно, к чему приводит удар с ходу по флангу «противника», который пытался перестроить боевой порядок, но к концу атаки лишь привел свои ряды в полное расстройство. Готовя внезапное нападение, командир засады, видно, сам не предусмотрел неожиданный поворот событий, а за это в бою расплачиваются жестоко…
После полудня батальоны соединились в просторной долине. Здесь, близ расположения штаба, на лужайке уже стоял вертолет командира звена. Едва дозаправили машины, летчиков вызвали к бронетранспортеру начальника штаба.
– С вами, товарищи, мы неплохо сработались, – заговорил полковник, – но через час-другой лучше всё-таки будет без вас.
– То есть как это? – Командир звена даже обиделся.
– А так, что погода никаким штабам не подчиняется. Перевалы может закрыть, и тогда вы не помощниками нам станете, большущей обузой. Приказано немедленно отправить вас на свой аэродром. Так что поздравляю с наступающим и желаю чистого неба…
По дороге к вертолетной площадке капитан сказал:
– К поезду не успеешь, но не вешай носа. Я вчера отправил радиограмму на имя замполита. Встретят.
– Да что вы, товарищ капитан! – Благодарность к командиру слилась в душе у Кузьмичева с неловкостью и легкой тревогой: вдруг Наташа и в самом деле передумала. – Из-за моих сугубо личных дел отрывать людей…
– Ладно уж, «незаменимый пилот», – оборвал капитан. – Спасибо сказал бы лучше.
Оставались считанные минуты до вылета, когда на площадке появился вездесущий «уазик» с гибкими лозинами антенн по бортам и в приехавших офицерах Кузьмичев узнал командира и начальника штаба батальона, который он сопровождал на марше.
– Успели! – обрадовался комбат. – Мы только что узнали, что вы улетаете. Думаю, хоть спасибо надо бы сказать – здорово вы помогли нам сегодня управиться с засадой. У нас к вам, товарищи, маленькая просьба. Вам с аэродрома будет по пути. Передайте дежурному по городку эти письма. Об остальном он сам позаботится.
– Сделаем, – твердо сказал капитан. У Кузьмичева вдруг возникло чувство необъяснимой вины перед этими людьми с обветренными лицами, которых ещё ждали горные дороги, засады в теснинах, штурмы крутых скалистых гребней. И как ни рвалась его душа домой, предложи Кузьмичеву на выбор – улететь или остаться с ними, он остался бы.
– Вот и спасибо. – Комбат оборотился к водителю: – Ибрагимов! Неси-ка презент летчикам.
Шофер принес что-то, завернутое в офицерскую плащ-накидку, и когда раскрыл, летчики не поверили своим глазам.
– Тюльпаны? Или маки?…
– И то, и другое. Знаете, почему то место, где мы с засадой воевали, зовут «Красной пустыней»? Побывайте там в марте и убедитесь, что под каждым камнем – по цветку. А нынче, видно, ранний зазимок их обманул, вот самые нетерпеливые и выскочили по теплу. У нас, под Воронежем, случается – в конце ноября яблони зацветают… Сейчас не июль, довезете живыми.
– Да тут их на целый полк!
– Вот и раздайте своим. Скажите, от пехоты, мол, за поддержку в боях. Сейчас на цветы спрос.
Командир звена весело посмотрел на Кузьмичева.
– Везет некоторым моим подчиненным. А вы, ребята, и сами не знаете, какие вы волшебники…
Вечером, в самый канун Нового года, в одной из квартир Н-ска раздался звонок. Открывшая дверь женщина увидела девушку и молодого военного летчика.
– Здесь живет майор Парфенов?
– Да. Я его жена. Но только он…
– Знаю, – сказал летчик. – Он просил вас поздравить с праздником и передать вот это, летчик протянул женщине букет небольших темно-алых и розовых цветов.
– Боже мой, откуда? Он же…
– Да-да, – улыбнулся летчик. – Они не магазинные, они – из «Красной пустыни», там их тьма.
– Да проходите же! Я вас чаем угощу, расскажете толком.
– Спасибо, но у нас ещё несколько адресов. А там всё в порядке. Они скоро вернутся…
Затихли шаги на лестнице, а женщина всё ещё стояла в раскрытой двери, прижимая к груди цветы и пытаясь представить себе эту неведомую «Красную пустыню», где в конце декабря алыми огоньками загораются тюльпаны и маки.