Политические тексты Макиавелли, написанные около пяти веков назад, наш современник прочтет сегодня по-своему.
Автономность политики от других сфер человеческого существования, прежде всего — от нравственности, примат государственных интересов над интересами личности и крайне низкая оценка человеческой природы как таковой — вот отправные точки политической философии Макиавелли.
Безусловно, итальянский философ осмысливал негативный опыт своего времени: политическое бессилие разрозненной и потерявшей самостоятельность Италии, глубокий кризис средневекового религиозного сознания, проявившийся прежде всего в вырождении института папства и потере метаисторических ориентиров в осмыслении человеческого существования. В этой ситуации основным приоритетом становится романтизация волевого императива, жизненной мощи, способной вернуть этому распадающемуся на части миру утраченное единство.
Дух возрожденческого титанизма, породивший тип сильной личности, самоутверждающейся за счет индивидов более слабых, воплощается для Макиавелли в фигуре идеального правителя: целеустремленного, хладнокровно-расчетливого, жестокого, с несгибаемой волей, наделенного хитростью и коварством.
Технология власти мудрого государя не слишком сложна, на современном языке это выглядит как известный метод кнута и пряника: «…людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое — не может; из чего следует, что наносимую человеку обиду надо рассчитать так, чтобы не бояться мести»[1].
История нашего времени — это история реализовавшихся утопий. При всем различии архитектурных замыслов этих проектов земного переустройства — от «Государства» Платона до «Государя» Н. Макиавелли, «Утопии» Т. Мора и «Города Солнца» Т. Кампанеллы — их объединяет одно: человеческая личность безоговорочно приносится на алтарь государственного молоха как неизбежная жертва, конечно же, во имя ее же собственного блага.
Одни при этом исходят из идеализации человеческой природы, упрощая и схематизируя ее, другие же абсолютизируют худшие проявления этой природы. Впрочем, историческая практика причудливо синтезировала крайности этих подходов и один из зодчих светлого будущего Иосиф Виссарионович успешно сочетал оба, черпая опыт государственной мудрости и смелых политических свершений в книге, ставшей для него настольной, — в «Государе» Макиавелли.
Как оказалось, все эти проекты необходимого мироустройства прекрасно дополняют друг друга в святом деле полного порабощения человека аппаратом государства. В результате санкционированная Макиавелли «разумная жестокость» правителя, поставленная на конвейер охранительных органов, запускает такую машину террора, по сравнению с которой современные пережитки первобытного каннибализма выглядят как пример рациональной диеты у носителей высоких гуманистических идеалов.
Некоторые исследователи творчества Макиавелли видят его заслугу в том, что он дал точную и реалистическую картину нравов и мотивов поведения деятелей своей эпохи, представил политическую жизнь Италии без лицемерия, свойственного политикам во все времена, назвал вещи своими именами. При этом стыдливо упускается из виду то, что там, где власти обычно прибегают к лицемерию для того, чтобы сокрыть порочную суть тех или иных политических действий, Макиавелли их откровенно обнажает только затем, дабы представить эти пороки как скрытые добродетели. Он вводит в общественный обиход новую систему ценностей, в которой политическая власть, направленная на укрепление государства, становится высшим благом. Так кесарю отдается Божье.
И хотя Макиавелли признает необходимость религии, однако религия, с его точки зрения, должна быть подчинена государству и стать послушным инструментом для укрепления последнего. В известном смысле Макиавелли можно считать провозвестником поворота от религиозного мышления к идеологическому.
Реакцией Макиавелли на духовный кризис средневековой Европы стал безоговорочный поворот навстречу новому времени, к секуляризации жизненных ценностей, к грядущей борьбе за выживание личности, отстаивающей свою независимость и человеческое достоинство в жестоком единоборстве с холодными и цепкими устоями государственной власти.