Сумерки наступили сразу.
В тундре всегда темнеет сразу. Сейчас светло — день, и вдруг быстро стемнеет — и ночь.
— Ано, Ано! — зовет сестру Анисья; она уже расстелила на ночь постели —шкуры оленей. — Ано, иди спать! — кричит она. — Завтра чуть свет тронемся в путь.
Но Ано не торопится. Она услышала звон бубенцов — это Петя гонит на ночь оленей к чуму. Ано хочет увидеть оленей. В сумерках трудно сразу увидеть своего олешка.
Олени идут медленно, важно качая ветвистыми рогами. Ано знает: чем больше отростков на рогах, тем старше олень.
Вот большой олень остановился, наклонил голову и начал чесать рога о березку. А вот другой — чешет рога просто об землю.
Сейчас осень, а осенью у оленей сходит нежная шерсть с рогов. Рога облезают и становятся голыми и крепкими. Зимой они отвалятся совсем. А весной, когда будет сходить снег, рога у оленей снова начнут расти.
Ано внимательно смотрит, оглядывает каждого оленя. Она ждет своего олешка. Он весь коричневый, а нос у него белый.
Ано любит своего олешка. Этот олень будет с ней всю жизнь. Вырастет Ано, выйдет замуж, будет у нее свой чум, и олешек пойдет за ней, любимый ее олешек.
Но его нет. Не видит Ано олешка с белым носом.
Вот в конце стада и Петя едет на своей нарте. Его нарту везет сильный, красивый олень, любимец Пети.
— Петя, Петя, — кричит Ано, — где мой олешек?
Но Петя молчит, спрыгивает с нарты и идет прямо в чум, не распрягая оленей. Громко о чем-то говорит там с отцом, но ветер шумит, и Ано не слышит, о чем говорит Петя.
Вот из чума быстро вышел отец. На ходу перетягивает он пояс. За ним — Петя.
— Отец! — кинулась к нему Ано.
Отец прошел мимо.
— Петя! Почему молчишь?
Анисья вышла из чума, молча взяла Ано за руку и увела в чум.
Вскочил на свою нарту Петя и умчался в тундру. Быстро запряг отец трех самых крупных оленей и тоже умчался за ним.
— Куда уехали отец и Петя? — заплакала Ано.
— Искать олешков.
— Где потерял моего олешка Петя?
— Волки распугали олешков и угнали половину стада. Ложись спать!
Ано стало страшно, но она больше ничего не спрашивает. Ано знает: волки — это беда.
— Бедный мой олешек!
Анисья надела малицу, пимы, взяла фонарь и вышла из чума — посмотреть и сосчитать тех оленей, которых пригнал Петя. Ано осталась одна.
Маленькая керосиновая лампочка тускло освещает чум. На железной печурке еще дымится мясо. На низеньком столике стоит плошка с супом, лежат лепешки.
Ано сняла малицу. Стащила пимы, аккуратно разложила их около теплой печки, но не очень близко, чтобы не сгорели и не пересохла кожа, — так учила Анисья. Откусила кусочек мяса, но больше не захотела.
«Где мой олешек? —думала она. — Неужели волки съели!»
Начинался ураган. Ветер шумел, запутываясь в бересте, которая покрывала чум, свистел в трубе, врывался в чум из-под полога, который в чуме заменяет дверь, и заставлял мигать маленький язычок пламени в лампочке.
Ураган не пугал Ано. Она привыкла к ревущему ветру тундры, но она хотела, чтобы Анисья пришла скорее обратно и легла около нее. Пусть отец и Петр управляются с оленями. Они мужчины — это их дело ловить и считать оленей.
Ано лежала под теплой оленьей шкурой, свернувшись клубочком; она прислушивалась к шуму ветра, думала об олешке с белым пятнышком на носу и незаметно уснула.
Она уснула и не слышала, как на ближних озерах закричали гуси. Целая стая улетающих на юг гусей остановилась здесь на ночлег.
— Гуси улетают, скоро станут реки, — говорит, входя в чум, Анисья. — Замерзнет тундра. Будет зима.
Но Ано спит и не слышит Анисью.