8

Вскоре после рассвета кавалькада Миддлвея вновь собралась в путь. Когда Лоуренс и Оливия прощались с аббатом, братом Бернардом и другими, их лошади уже стояли оседланные и били копытами. Гнедая кобыла Оливии была ухожена до совершенства, ее хвост и грива были заплетены по-новому, иначе, чем вчера. Оливия взглянула на молодого конюха, державшего ее лошадь под уздцы.

— Это твоя работа? — спросила она.

— Да, госпожа, — ответил парень, почтительно взглянув на сэра Лоуренса.

— Это очень красиво. Спасибо тебе.

Ее теплая улыбка была ему наградой за труды, и он ответил ей почтительным поклоном, полный восхищения прекрасной молодой дамой. Лоуренс одобрительно кивнул ему и посадил Оливию на седло.

— Если ты будешь на этот раз придерживаться дороги, а не скакать по болотам, то эта красота может продержаться до самого Корнуэлла. Ты не согласна? — сказал он ей с ласковой усмешкой.

— Я подумаю над этим, сэр, — ответила она.

Спустившись в долину, всадники проехали мимо грязных, покосившихся лачуг, многие из которых были явно заброшены. Везде царило запустение. Крыши поросли травой, стаи ворон с шумом слетали с них при приближении всадников. Поросшие вереском торфяники сменились распаханными полями, на лугах паслись коровы. У кромки леса под дубами рылись свиньи, и над деревьями вился дымок. Угольщик, наверное, подумала Оливия, и в ее памяти всплыли рисунки для вышивок. Не отсюда ли поступал уголь, которым она набрасывала контуры на ткани, — или, может быть, здесь его используют для плавки руды?

Вскоре Лоуренс указал рукой на горизонт. Там в бледных лучах утреннего солнца уже виднелись белые каменные стены. Они подъехали к заставе, где путешественники покупали жетоны для въезда в город. Смотритель заставы сразу узнал свиту сэра Лоуренса и махнул им, чтобы они проезжали.

Белые стены, окружавшие город Корнуэлл, являли собой внушительное зрелище. Оливия радовалась, глядя на них, и это было немедленно замечено сэром Лоуренсом.

— Мы сейчас на Серкл Роуд, — подсказал он ей, — а впереди перед нами Альтергейтская застава, там мы и въедем в город, — он указал на массивные башни над воротами, через которые люди проходили, протягивая страже свои жетоны, — сейчас застава открыта, но на закате ее закрывают. Нравится?

Оливия улыбнулась и кивнула. Она наслаждалась новыми для нее красками: яркими одеждами зажиточных горожан и купцов, раскрашенными статуями и вывесками пивных и лавок, белым известняком стен и красной черепицей, блестящими коваными решетками. Блеклые тона рабочей одежды и грязные улицы с лужами нечистот не вызывали в ней отвращения — Оливия смотрела на них глазами художника, и они лишь служили пищей ее воображению. Какие удивительные контрасты, какие переходы света и тени! Она вертелась в седле, пытаясь рассмотреть сразу все и не желая пропустить ни малейшей детали. Кавалькада медленно продвигалась по запруженным толпой улицам, часто останавливаясь, пока наконец не добралась до площади у кафедрального собора, где было немного спокойнее. Лоуренс заметил, как загорелись ее глаза при виде ажурных окон и богато украшенных западных врат.

— Ты еще успеешь все рассмотреть, — с улыбкой сказал он Оливии, — потом я покажу тебе, где венчались король Эдвард и королева Филиппа.

Оливия не знала, что король и королева венчались в Корнуэлле, и теперь преисполнилась гордости, что находится в таком важном городе. И еще она подумала, как все-таки приятно ехать рядом с этим внушительным человеком, на которого люди смотрят с таким уважением. На их пути то и дело попадались знакомые, которых он встречал приветственным жестом и улыбкой, полной спокойного достоинства.

Они свернули на боковую дорогу, а затем на узкую мощеную улочку, расположенную позади западных врат собора. Неожиданно стало очень тихо, словно за ними захлопнулась дверь, и перед ними открылся просторный двор, окаймленный зелеными лужайками, деревьями и декоративным кустарником. На противоположной стороне двора стоял красивый двухэтажный дом, сложенный из камня и дерева. К резной двери вели внушительные каменные ступени.

— Здесь живет моя сестра Элизабет со своим мужем, — сказал Лоуренс.

В отличие от ее первой встречи с Кэтрин, Оливия не испытывала никакого предубеждения против Элизабет. Лоуренс сказал ей, что им будут рады, и оказался прав. Хотя Элизабет и не могла скрыть своего удивления, увидев брата с молодой леди со всем багажом и прочей поклажей, она совершенно не огорчилась, а напротив, радостно заулыбалась и протянула к ним руки. Она была на шесть лет моложе брата и весьма привлекательна — маленькая и изящная, очень хорошенькая, с черными волосами и блестящими серыми глазами. На ней был модный жакет из переливчатого шелка розовато-лилового цвета, а ее волосы были заплетены и уложены по бокам головы и покрыты сеткой из золотой проволоки.

— Вы обручились? Это же замечательно! Поздравляю вас обоих. Боже, какая красивая пара! — И она радостно засмеялась, показав ровные белые зубки, красиво выделявшиеся на фоне ее смуглой кожи. Она была счастлива приютить Оливию в своем доме. Арчибальд, ее муж, был в отъезде по делам, закупая товар в Венеции и Генуе, и должен был вернуться только завтра.

— Прекрасно! — воскликнул Лоуренс. — Будем надеяться, что он заключит выгодные сделки.

Элизабет вышла отдать распоряжения относительно комнаты для Оливии, оставив ее и брата попрощаться друг с другом наедине.

— Что мастер Арчибальд должен купить в Италии? — спросила она.

— Несколько поколений его предков торговали шелком и бархатом. Арчибальд Хартфорд знает о тканях буквально все. Его лавка не здесь, а в городе. — Он вдруг стал серьезным и, повернув ее лицом к себе, заглянул ей в глаза и спросил: — Оливия, ты ведь не будешь пытаться убежать, правда?

Она окинула взглядом богатое убранство комнаты, резные панели и столы, драгоценные гобелены. Внезапно она ощутила себя замарашкой в королевском дворце.

— Я чувствую себя здесь такой чужой! Посмотри на меня… — Она потянула за подол своего блеклого серо-голубого платья, которое было на ней накануне вечером, ожидая, что он разделит ее ужас. Но вместо этого он ласково успокоил ее.

— Я понимаю, как ты себя чувствуешь, моя маленькая птичка, и я знаю, что ты не поверишь мне, если я скажу, что твои одежды не имеют ровно никакого значения. Однако раз это так тебя волнует, могу тебя успокоить: ты не могла найти лучшего места, чтобы помочь своему «горю». У Хартфордов столько разных тканей, что трудно даже себе представить. Более того, Элизабет с детства обожает наряжаться и наряжать других. Могу поспорить, что она начнет с того, что оденет тебя с ног до головы. Уверен, что вы обе прекрасно проведете время.

В знак того, что она вняла его словам, Оливия положила руку ему на грудь. Он накрыл ее маленькую ручку своей, и она почувствовала, как сильно и ровно бьется его сердце, а под туникой ощутила твердый край своего золотого ободка. А он продолжал успокаивать ее:

— Не волнуйся, что у тебя пока нет многих необходимых вещей. Мы с Генрихом обо всем договорились. — Он увидел, как ее лицо померкло и на нем появилось выражение боли. — Нет, Оливия, послушай меня! Ты должна узнать все, что тебя касается. Да, мы обсуждали с Генрихом финансовые проблемы и согласились на том, что я буду полностью тебя обеспечивать…

— Иного от Генриха нельзя было ожидать, так ведь? Он мне не оставил ничего своего, даже мою комнату у меня забрали! У меня теперь есть только моя лошадка… Как ты думаешь, почему мне вчера было так радостно скакать по торфянику? — Она уже вся кипела гневом, ее раненая гордость была готова снова излить на него поток горьких обвинений. — Так я скажу тебе! Потому что эта кобыла и это тряпье, что на мне, и этот вереск — это все, что я могу назвать своим. Он даже попрекнул меня едой! А тут еще ты со своим предложением! Конечно, оно было принято, как он мог его не принять? Особенно когда ты…

— Довольно, Оливия, хватит! — Он потряс ее за плечи и крепко прижал к своей груди. Его нежные поцелуи растопили ее горечь, сердце смягчилось, хотя горькие слова еще продолжали течь тонкой струйкой, как последние капли ливня.

— …И тут приехал ты и все испортил, — пробормотала она в его тунику, словно не замечая, как он нежно провел пальцем по ее щеке, — и погнал меня куда-то, словно глупую овцу!

Он мягко отстранился и приподнял пальцем ее подбородок.

— Как овцу? О нет, Оливия, ты ошибаешься! Мы с Негром не гоняем овец. Мы иногда охотимся на ланей, но уверяю тебя, что вчера у нас была соколиная охота! И я никогда не позволяю своим самым ценным птицам улетать слишком далеко, особенно когда они еще молодые и…

Тут Оливия не выдержала. Природное чувство юмора оказалось сильнее, чем жалость к самой себе, и она засмеялась, нежно прижав его руку к своей щеке.

— Все, не говори больше ни слова, а то мне придется тебе поверить!

Она отошла к окну и посмотрела на залитый солнцем сад.

— Лоуренс, ты хочешь оставить меня жить здесь некоторое время?

— Нет, моя маленькая птичка. Но мне необходимо кое-что предпринять. И я все еще жду, чтобы ты дала мне честное слово, что не попытаешься убежать.

Она была рада, что стояла спиной к нему, потому что не смогла сразу дать нужный ответ. Было очевидно, что для его спокойствия необходимо это обещание, хотя она и не понимала зачем. Ведь обстоятельства были таковы, что ей не было никакого смысла возвращаться, если только не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего.

— Обещаю тебе, что не стану убегать, — твердо сказала Оливия, глядя на стены собора, видневшиеся за деревьями. Потом повернулась к нему лицом. — Это было бы неучтиво по отношению к Элизабет.

Загрузка...