Маленькие женские тайны

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «С трудоголиком надо или разводиться, или жить. Третьего — то есть перевоспитать его — увы, не дано…»

Эта причудливая и запутанная, местами трагическая, а порой смахивающая на фарс история, связавшая воедино судьбы очень разных и, казалось бы, совершенно чужих друг другу людей, для некоторых из них началась задолго до того, как Клодин Бейкер, она же топ-модель Клаудина, встретила своего будущего мужа Томми Конвея.

Но для самой Клодин она началась в тот день, когда Томми, придя в девять вечера с работы (это вместо положенных шести часов!), обрисовался в дверях детской и вместо приветствия спросил:

— Эй! Ты не хотела бы поехать со мной на месяц-полтора в Штаты?

К тому времени Клодин не хотела уже ничего, кроме одного — поскорее выпутать из цепких пальчиков Даффи пленку от видеокассеты. При этом Даффи — он же Джон Дэффид Конвей — заливисто хохотал, выкручивался из рук и пинал ножкой выдранную из видеокассеты катушку.

Мельком бросив взгляд на Томми, Клодин заметила расплывшуюся по его лицу умиленную улыбку — похоже, ее отчаянные усилия казались ему семейной идиллией. Но вот (наконец-то сообразил!), оторвавшись от косяка, он шагнул вперед и быстро поцеловал ее в висок, после чего перехватил Даффи за бока и приподнял:

— Давай, действуй, я держу!

Теперь распутать пленку ничто не мешало. Не прошло и двух минут, как Клодин с обломками видеокассеты уже шла на кухню, а Томми, приговаривая: «А кто это у нас такой хулиган?.. А у кого здесь лапки цепкие и глазки умненькие?..» остался мыть и укладывать сынишку.

У кого здесь лапки цепкие? Известно у кого…

Джон Дэффид Конвей, по словам друзей и родственников, взял от обоих родителей все самое лучшее: от папы — крепкое сложение и веселые голубые глаза, от мамы — вьющиеся золотистые волосы и ангельски-правильные черты лица. Но уж кто-кто, а Клодин хорошо знала, что помимо голубых глаз Даффи унаследовал от своего отца мгновенную реакцию, почти обезьянью цепкость и стремительность.

Она несколько раз видела, как Томми дрался — движения его рук и ног были настолько быстрыми, что глаз с трудом их улавливал. Неожиданные броски в сторону, обманные финты, заканчивающиеся резким разворотом и ударом с той стороны, с которой противник не ждал…

С такой же быстротой двигался и Даффи. Стоило отвлечься на миг, и он уже стремительно и ловко хватал какую-то совершенно не положенную ему вещь — будильник, вилку, пульт от телевизора или отцовский бумажник; если успевали заметить и отобрать — мгновенно переключался на другую «цель». И добро бы он просто утаскивал свою добычу — нет, он стремился в рекордные сроки разобрать ее на как можно большее количество деталей, как это было сегодня с видеокассетой.

А вчера с пластиковой бутылкой с кетчупом (когда залитый с ног до головы ярко-красным соусом ребенок предстал перед Клодин, с ней чуть инфаркт не случился)…

А позавчера утром — с ключами от машины Томми (Даффи с легкостью опытного карманника вытащил их из отцовского пиджака, когда доверчивый папа, уходя на работу, нагнулся поцеловать сынишку)…

А в воскресенье… ох, лучше даже не вспоминать!..

На кухню Томми пришел через полчаса. Клодин услышала его шаги еще из коридора.

Подошел сзади, обнял, зарылся лицом в волосы — теплый, пахнущий детским шампунем; похоже, ребенка он искупал самым простым способом: залез вместе с ним в душ.

— Ну, еще раз привет!

— Спит? — не оборачиваясь, спросила Клодин. Показалось — или и впрямь от него слегка попахивает пивом?

— Спи-ит! — протянул Томми. — А куда он денется?! — включил стоявший на полке динамик аудиомонитора — оттуда донеслось ровное и размеренное дыхание сынишки; спросил сочувственно: — Как он до кассеты-то добрался?

— Утащил толкушку для пюре — я подумала, что уж ее-то не разберешь, и вообще вещь безопасная. Пошла в ванную… буквально на пять минут, а он пока этой толкушкой взломал шкафчик в холле, — почувствовала, что вроде как оправдывается, от этого настроение испортилось еще больше.

— Ну да… понятно. Наверное, как рычагом действовал! — вместо положенного негодования в голосе Томми прозвучало чуть ли не восхищение изобретательностью сына.

Так пахнет от него пивом или нет? Клодин незаметно принюхалась.

— А чего ты так поздно опять?

— На работе задержался, — последовал ожидаемый ответ.

Ну да, конечно, у него — работа, а она так, в бирюльки играет! Хотя на самом деле зарабатывает никак не меньше его!

— …Ну а потом мы с ребятами еще в паб зашли, по кружке пива выпили, — безмятежно продолжал Томми.

В паб?! Ну правильно, куда торопиться, он же знает, что жена уже пришла домой, отпустила няню и вместо того, чтобы отдохнуть, гоняется за малолетним террористом, который — ах, какой умница! — взломал шкафчик и портит видеокассеты. Ему небось и в голову не приходит, что она тоже живой человек, что ей тоже хочется после работы и в кафе посидеть, и по магазинам пробежаться — купить себе какую-нибудь радующую сердце обновку…

И ему нет никакого дела, что миссис Соффел, их домработница, сегодня предупредила, что они с мужем переезжают в Бирмингем… и в ванной кран подтекает, хотя кое-кто, между прочим, еще на той неделе обещал починить!

От злости на глазах у Клодин выступили слезы, захотелось прямо сейчас, немедленно высказать ему все, что она думает и относительно этих его поздних возвращений, и «пабов с ребятами», и вообще — женского неравноправия. Высказать — даже если после этого она почувствует себя мерзкой скандальной бабой.

— Ну так что — поедешь со мной в Айдахо? — не замечая ее терзаний, спросил Томми.

— В какое еще Айдахо? — против своей воли заинтересовалась Клодин; она уже начисто забыла про его вопрос в детской.

— В то, которое в Штатах. А что — есть еще какое-то?

Полтора года назад Томми сменил свой кабинет в Темз-Хаус на чуть более просторный в Хэмпстеде[10]. Именно там базировалась создаваемая тогда в Англии антитеррористическая группа быстрого реагирования, заместителем командира которой он стал.

Формально он при этом продолжал оставаться сотрудником МИ-5 — группа подчинялась непосредственно контрразведке. Фактически же — вернулся в армию; хотя по утрам он по-прежнему уезжал на работу в цивильном костюме, Клодин знала, что на базе он как правило переодевается в пятнистую форму с погонами лейтенанта — таким было соответствующее его должности временное звание.

Для самой Клодин с переходом Томми на новую работу мало что изменилось: тот же ненормированный рабочий день, те же поздние возвращения домой… Разве что командировок у него стало поменьше и сами они — не такими продолжительными. Но вот теперь командировка ему предстояла, и долгая — на месяц, а то и на полтора — на военную базу Форт-Лори в Айдахо, где создавалась антитеррористическая группа наподобие той, в которой он работал.

— Я им сообщил, что приеду вместе с женой, — тоном змея-искусителя сообщил Томми. — В местном отеле для нас уже забронирован люкс.

— Да, но… ты же знаешь, у меня работа! — Клодин еще произносила эти слова, а в голове ее уже, что называется, закрутились шарики.

…За те полтора года, что она проработала в модельном агентстве «Лица», она ни разу не брала отпуска — ни тогда, когда пришла туда на должность консультанта, ни теперь, когда стала совладельцем и топ-менеджером. Так, может, взять сейчас?..

…И мама не раз говорила, что ей безумно хочется понянчить внука…

— Клодин, — в глазах Томми вспыхнули теплые искорки, словно он читал ее мысли (иногда ей казалось, что так оно и есть — уж очень часто он догадывался, о чем она думает). — Я же знаю, тебе стоит только захотеть, и ты обязательно что-нибудь придумаешь!

В качестве дополнительного аргумента он поцеловал ее, как любил это делать, «дорожкой»: сначала в висок, а потом легкими короткими поцелуями сбежал вниз по щеке. От его усишек — когда же он их сбреет, наконец! — от его теплого дыхания Клодин стало щекотно и весело.

— Мне не хочется так надолго с тобой расставаться, — выдохнул он между поцелуями. — Обычно, когда я уезжаю, у меня нет возможности взять тебя с собой, а в этот раз есть. Ну давай, а? Пожалуйста…

На самом деле нужды уговаривать не было: она и так уже решила, что поедет — обязательно, во что бы то ни стало поедет!

Вот так и получилось, что спустя две недели Клодин, Томми, Даффи (на руках у Томми) и кот Дино (в дорожной клетке на плече у Клодин) высадились в аэропорту Филадельфии.

На следующее утро Клодин с Томми предстояло отправиться дальше, в Айдахо, Даффи же и Дино должны были пока что погостить у ее родителей.

Объятия, поцелуи, смех; счастливые глаза мамы, папа, расплывшийся в улыбке, когда Даффи ловко расстегнул на его руке браслет часов… Барбекю на заднем дворе, мамин фирменный пирог с патокой и пекановыми орехами — безумно вкусный, но жутко калорийный — Томми, рассказывающий байки из армейской жизни, звездное небо над головой…

Клодин сидела в шезлонге, потягивая «Мохито»[11], и, казалось, физически ощущала, как с нее, точно листья осенью, постепенно облетают привычные заботы и хлопоты.

И о работе — мобильник был выключен, и она твердо пообещала самой себе не включать его; для текущих нужд был куплен еще один, номера которого на работе не знали. Все дела она оставила в порядке, написала подробнейшую инструкцию, когда что делать и кому что говорить — и имеет полное право отдыхать!

И о домашних проблемах: найти новую домработницу, конечно, будет непросто… но об этом можно подумать после возвращения — не сейчас!

И даже о Даффи… Поначалу Клодин пыталась объяснить маме, что с ним нужно держать ухо востро — тем более что и шкафчики на кухне не запираются, и в папин кабинет можно войти свободно — но наткнулась на решительную отмашку: «Тебя же мы вырастили — думаешь, с ним не справимся?!» Перехватила взгляд Томми — он смеялся, одними глазами, но для нее вполне очевидно — и… не стала спорить и продолжать.

Она в отпуске!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «В представлении мужчин идеал жены — Пенелопа: сколько бы муж ни отсутствовал, сидит себе и покорно ждет. Но я-то не Пенелопа, чтобы так бездарно проводить свой первый за полтора года отпуск!..»

Айдахо встретил их неприветливо.

Неприветливой была и погода — затянувшие все небо низкие свинцовые тучи, и девушка за стойкой в аэропорту Бойсе[12], у которой Клодин тщетно пыталась узнать, куда задевался чемодан — один из трех, взятых ими с собой. И водитель присланного за ними большого военного джипа тоже не выглядел приветливым — хотя он и был вполне любезен, но с лица его не сходила кислая, под стать погоде, мина.

С чемоданом так ничего и не выяснилось — девушка за стойкой лениво, с таким видом, будто делает Клодин одолжение, пощелкала клавишами компьютера и заявила, что в Бойсе чемодана совершенно точно нет, очевидно, его по ошибке отправили куда-то в другое место. Куда именно — будет известно только завтра.

До базы они добирались добрых полтора часа. За окном проплывал монотонно-унылый пейзаж: колосящаяся под пасмурным небом пшеница и какие-то одномерные на вид, будто декорация в театре, синеватые горы на горизонте. Поначалу Клодин пыталась вспомнить, что именно было в пропавшем чемодане: вечернее платье, вельветовые джинсы и куртка к ним, домашние тапочки, рубашки Томми… черт возьми! — дисковый тренажер и складной хула-хуп тоже!

Однообразный пейзаж за окном навевал сон. Она пододвинулась к Томми, взяла его под руку и почувствовала, что он весь напряжен и подтянут, словно готов в любой миг вскочить по стойке «смирно». Было понятно, что мысленно он уже пребывает там, на базе.

Но плечо он все-таки подставил, и, прижавшись к нему виском, Клодин задремала.

Проснулась она оттого, что машина затормозила и совсем близко раздались голоса. За окном оказалось уже не поле, а покрытая короткой травкой лужайка. Бегущая вдоль шоссе велосипедная дорожка, какие-то строения вдалеке…

— Мы что, уже приехали?

— Да, — ответил водитель. — Это военный городок, через пару минут мы будем на месте.

И в самом деле — через несколько минут они подъехали к трехэтажному зданию из красного кирпича с неоновой вывеской «Отель». Слово это почему-то было написано готическими буквами.

Номер, отведенный им с Томми, хоть и именовался люксом, но, по мнению Клодин, едва ли мог таковым считаться. Обычный гостиничный номер — большая комната, разделенная перегородкой с широким проемом без двери на «спальню» и «гостиную. В «спальне» — кровать и две тумбочки, на консоли на стене — телевизор; в «гостиной» — три низких креслица, журнальный столик и длинная тумба вдоль стенки, на которой выстроились в ряд микроволновка, кофеварка, электрочайник и накрытый крахмальной салфеткой поднос с чашками и чайными ложечками. Два допотопных, с дисковым набором, телефона — на подзеркальнике у двери и на тумбочке в спальне; небольшой «офисный» холодильник в углу гостиной. Никаких картин, никаких уютных мелочей — ни даже букетика на журнальном столике.

И ванны нет — только душевая кабинка, и непохоже, чтобы в этом отеле был ресторан или хотя бы бар…

Клодин вздохнула. Конечно, всякое в жизни бывало, порой ей приходилось жить в куда худших условиях — например в на первый взгляд вполне приличном отеле в Нью-Йорке, оказавшемся населенным мерзкими кусачими клопами — и все же первый за полтора года отпуск она предпочла бы провести в более комфортабельном месте. Но делать нечего — придется как-то обживаться…

— Слушай, ты не знаешь, где все мои рубашки? — спросил Томми.

Пока она осматривалась, он уже успел раздеться до пояса, распахнуть оба чемодана и теперь ворошил их содержимое.

— В том чемодане, который потерялся, — меланхолично объяснила Клодин.

— Да? — Томми с сомнением оглядел только что снятую с себя рубашку, встряхнул ее и повесил на спинку кресла, после чего, выхватив из чемодана бритвенный прибор, широким шагом промчался в ванную; оттуда донеслось:

— Купи мне, пожалуйста, сегодня же пару штук — неизвестно еще, когда его найдут.

— А ты… — Клодин хотела спросить, неужели, едва приехав, он уже собирается куда-то уйти, но ее перебил взорвавшийся оглушительным звоном телефон.

Томми вылетел из ванной — щека и подбородок в мыльной пене — схватил трубку. Разговор был коротким:

— Конвей… Да, спасибо, все с порядке… Да… Так точно… — обернувшись к Клодин, на одном дыхании выпалил: — Меня вызывает командующий базой, уже выслана машина, надо торопиться…

Снова исчез в ванной и через минуту выскочил оттуда уже добритый, вытирая на ходу лицо полотенцем. «И как он только не порезался в такой спешке!» — подумала Клодин.

Оделся, чмокнул Клодин в щеку:

— Не скучай, я постараюсь вернуться пораньше!

Сколько раз в своей семейной жизни она уже слышала эти слова!

В дверь постучали минут через двадцать. К тому времени Клодин сварила себе чашку кофе и потягивала его, сидя в кресле и размышляя, что делать раньше — распаковать чемоданы или спуститься в холл и узнать у портье, где здесь можно купить рубашки.

Прежде чем она успела подойти и открыть, дверь распахнулась сама. На пороге стояла симпатичная черноволосая женщина лет сорока в джинсах и кислотно-зеленой блузке; повязанный на голове яркий платок делал ее похожей на цыганку.

— Привет! — дружелюбно улыбнулась она. — Вы миссис Конвей, да?

— Да, — с легким удивлением кивнула Клодин.

— Я Фиона Моури, жена майора Моури, — весело затараторила, проходя в гостиную, женщина. — Муж попросил меня зайти и показать вам, что тут у нас и как. Он командует тем самым спецотрядом, из-за которого приехал ваш муж.

— Спасибо, миссис Моури… — начала Клодин.

— Фиона, просто Фиона.

— А я — Клодин. Спасибо, Фиона, это очень любезно в твоей стороны…

Наклонив голову, Фиона прищурилась и вдруг выпалила:

— Слушай, но ведь ты же не англичанка!

— Вообще-то я из Филадельфии.

— Американка — и вышла замуж за англичанина?! — в голосе майорской жены было неподдельное изумление.

Клодин захотелось напомнить ей, что Война за Независимость закончилась больше двухсот лет назад. Но вместо этого она лишь скромно кивнула:

— Да. Так уж вышло.

— Ну что — кофе угостишь? — Фиона улыбнулась так обаятельно, что Клодин просто не могла не улыбнуться в ответ:

— Да, конечно, сейчас.

Зарядив кофеварку, она обернулась и обнаружила, что ее незваная гостья уже в спальне, разглядывает выброшенные из чемодана вещи; подхватив стопку белья, понесла к стенному шкафу…

— Ты что — не надо, я сама! — подоспев, запротестовала Клодин.

— Ничего, привыкай! — отмахнулась Фиона. — Мы, офицерские жены, одна большая семья и должны друг другу помогать!

Экскурсия по военному городку заняла почти три часа.

Для начала они съездили в бюро пропусков. Там Клодин сфотографировали и попросили заполнить анкету, но когда сержант-клерк сказал, что теперь придется четверть часа подождать, Фиона отмахнулась:

— Нам некогда! Пусть привезут в гостиницу! — подхватила Клодин за руку: — Пошли!

И они принялись колесить по городку, останавливаясь в самых интересных, по мнению Фионы, местах.

Оказалось, что ступенчатое здание из стекла и бетона напротив гостиницы — культурный центр, в нем есть кафе, спортзал и библиотека, а еще днем там работают кружки аэробики, макраме и испанского языка.

В большой роще левее ворот городка росли грибы, и много. Их можно было собирать — естественно, не кому попало, а «своим», к числу которых теперь принадлежала и Клодин. «Бери сколько хочешь, даже матсутаке[13], и никакие лесники не придерутся — им сюда хода нет!» — объяснила Фиона.

Семьи военнослужащих жили по большей части в коттеджном поселке в южной части городка. Фиона провезла Клодин по улице и показала свой дом, предложила не стесняясь заходить, если возникнет какая-то проблема.

Там же, рядом, находился и универмаг, в котором Клодин купила Томми две рубашки, а себе — изящные замшевые тапочки, похожие на мокасины. «Это шошоны[14] делают, — прокомментировала Фиона. — У Луизы в Данвуде целый магазин их изделий есть — и куртки замшевые, и сумки, и резная кость».

Еще в городке имелись пиццерия, зал для боулинга, офицерский клуб, теннисный корт, открытая эстрада и ресторан. Показывая Клодин все эти достопримечательности, Фиона одновременно выспрашивала ее о том, как они с Томми познакомились, давно ли он в армии и есть ли у них дети. О Томми Клодин старалась отвечать по возможности уклончиво — жизнь с сотрудником контрразведки волей-неволей к этому приучает, о себе — более подробно. Известие о том, что она совладелица настоящего лондонского модельного агентства, вызвало у Фионы уважительное «Ух ты-ы!»

Закончилась экскурсия в уютной кофейне на первом этаже культурного центра. Как Клодин поняла, кофейня эта служила чем-то вроде клуба для офицерских жен, едва они с Фионой вошли туда, со всех сторон посыпались приветственные возгласы от сидевших за столиками женщин (ни одного существа мужского пола, кроме полуторагодовалого малыша в креслице-коляске, в кофейне не было).

— Привет, девочки! — вскинув руку, весело возгласила Фиона. Второй рукой похлопала Клодин по спине: — Вот, я новенькую привела. Это Клодин, жена того английского лейтенанта, который приехал к моему мужу!

За столик, куда они пристроились, тут же подсели еще три женщины. Фиона их представила, каждый раз указывая и звание мужа — «Корделия, жена лейтенанта Уокера. А это Анна, жена сержанта-механика Клотвуда…» Клодин улыбалась, пожимала руки — у нее было ощущение, что она снова в колледже, причем пришла туда в середине года, когда все уже друг друга знают и каждое новое лицо вызывает жгучий интерес.

— Девочки, вам кофе заказать? — спросила сидевшая ближе к стойке Анна.

— Только яблочный пирог не берите, он вчерашний! — послышалось с соседнего столика.

— Ты маффины любишь? — спросила Фиона и, прежде чем Клодин успела ответить, сказала: — Крикни там, чтобы принесли два кофе, парочку лимонных маффинов… и еще датскую слойку с абрикосом.

— Мне слойку не надо, — запротестовала Клодин. — Я на диете.

— А на какой? — посыпалось со всех сторон. — Зачем тебе диета, ты и так худая! — со смехом добавила Дайана, жена капитана Вуртелла.

Клодин не хотелось объяснять, что, прибавив после рождения Даффи тринадцать фунтов, набирать вес она больше не хотела и, хоть уже не сидела на жесткой диете, как в бытность фотомоделью, все же в форме себя старалась держать. Поэтому, подлаживаясь под общий тон разговора, постаралась сменить тему:

— Ой, девочки, я все спросить хочу, а бассейн плавательный здесь есть?

— Нету, — огорченно, за всех отозвалась Фиона. — Нам все обещают построить, но пока…

— У мужиков на базе есть где плавать, вот они и не торопятся, — добавила Корделия.

— В Данвуде, в городском спортклубе есть большой бассейн, — сказала Дайана. — И еще один — у Луизы в Институте красоты.

— А кто она такая, эта Луиза? — второй раз уже Клодин слышала это имя.

В ответ женщины заговорили все разом, перебивая и дополняя друг друга и торопясь вывалить на Клодин целый ворох сведений.

Луиза Пейтон была уроженкой Данвуда. Отец ее, владевший древообделочной фабрикой, разорился, когда ей было лет десять, и с тех пор семья бедствовала. Едва закончив школу, девочка сбежала из дома, оставив письмо, что уезжает в Голливуд.

Вернулась она только через двадцать лет — деловитая, ухоженная и подтянутая. Купила стоявший на центральной улице отель девятнадцатого века и, отреставрировав здание, открыла там салон красоты. Откуда у нее деньги, никто не знал, но ходили слухи, что она была замужем за каким-то новоорлеанским богачом, и он оставил ей неплохое наследство.

С тех пор прошло почти десять лет. Сейчас Луиза Пейтон — одна из самых богатых женщин в Данвуде. Она является одним из спонсоров проводимого на юге штата конкурса красоты и как-то сумела добиться, чтобы заключительный этап конкурса проходил не в столице округа, а здесь, в ее родном городе. Билеты уже все распроданы, хотя самые дешевые были по пятьдесят долларов.

В «Институт красоты и здоровья», как именуется ее заведение, приезжают люди со всех концов штата. Там проводят самые современные косметические и оздоровительные процедуры; есть и маникюрный кабинет, и парикмахерская, и визажисты, кроме того, имеется бассейн с подогревом и солярий для искусственного загара.

И коктейли с травами — их приносят прямо к бортику бассейна, с соломинкой, холодненькие…

— Ой, девочки, — жалобно воскликнула Дайана, — вы так вкусно это все рассказываете! Слушайте, а давайте махнем туда завтра все вместе?! Позагораем, покупаемся, массаж сделаем…

— Фитосауну, хочу фитосауну, — стуча по столу, завопила пухленькая молодая блондинка — Корделия Уокер. — Говорят, после нее кожа нежная-нежная делается!

— А что, это идея, — подхватила Фиона. — Нам с Клодин все равно завтра в город надо, машину ей напрокат взять. Ну, кто поедет?

Клодин подумала — почему бы и нет?! В Лондоне последние две недели у нее не было времени толком продохнуть, не то что провести целый день в салоне красоты.

— Завтра встречаемся здесь в девять. Приедем туда к десяти — так что и в фитосауну можно будет успеть сходить, и массаж сделать или там кто что захочет, — сказала Фиона. — И потом еще в бассейне поплаваем. Рассчитывайте так, что вернемся мы не раньше пяти, договорились?

— Договорились!

В гостиницу Клодин вернулась поздно, но все же раньше, чем Томми. Она успела принять душ, переодеться и позвонить маме, прежде чем внезапно заметила его на входе в гостиную.

В первый момент она чуть не ойкнула и лишь в следующую секунду сообразила, что это ее собственный муж. Вместо костюма, в котором он ушел, на нем был комбинезон из матовочерной ткани и такие же черные сапоги; в этой одежде он выглядел как сгусток мрака, мощный и опасный.

Но вот он улыбнулся и сразу стал прежним Томми, и Клодин шагнула к нему прежде, чем вспомнила, что в руке все еще зажат телефон. Поднесла его к уху, быстро сказала:

— Мама, я завтра позвоню. Томми пришел!

Он протянул руки — и она влетела в его объятия; почувствовала на спине уютные сильные руки и потерлась виском о его щеку — чуть колючую и прохладную с улицы.

— Ну, как там дела? — спросил он.

— Они купили ему конструктор, домик из бревнышек. Папа его собирает — а Даффи потом разбирает по бревнышку. Сегодня уже пять раз разобрал, очень ему это дело нравится.

— Слушай, а ведь идея! — весело сказал Томми. — Нам надо тоже такой купить, — поцеловал ее и пошел в спальню. Клодин хвостиком поплелась следом — в их семье это традиционно было время для разговора о том, как прошел день.

— Ну, как у тебя дела? — начал он.

— Неплохо. После твоего ухода пришла жена майора Моури, повозила меня по городку и все тут показала. Завтра мы едем в Данвуд в салон красоты, заодно я машину возьму напрокат. А у тебя как?

— Отлично, — по лицу Томми было видно, что он действительно доволен. — На следующей неделе мы договорились маневры на местности устроить. Эй, ты чего хихикаешь?!

— Да так… — Клодин, конечно, понимала, что работа ее мужа очень важная и нужная, но непослушное воображение подсунуло ей забавную картинку: взрослые мужчины в коротких штанишках бегают по задворкам с игрушечными пистолетиками и, высовываясь из-за забора, орут друг другу «Пиф-паф! Ты убит!»

— В общем, я к тому, что, — он опустил глаза, якобы страшно занятый собственным сапогом, который упорно не желал сниматься, — это, наверное, двое-трое суток займет…

Клодин не ответила — слов просто не нашлось. И для этого она, выходит, брала отпуск — чтобы днями и ночами сидеть одной в затрапезной провинциальной гостинице?

— Не сердись, — попросил Томми. — Пожалуйста!

Она встала и вышла в гостиную; хотела включить телевизор, но вспомнила, что он в спальне, и плюхнулась в кресло, уставившись, за неимением лучшего, на кофеварку.

— Клодин! — Томми появился следом. — Ну ты же понимаешь, это моя работа!

Она понимала, она все понимала! Не понимала только, какого черта ему понадобилось уговаривать ее поехать с ним. И не понимала, как могла оказаться такой дурой, что позволила ему себя уговорить.

— Ну послушай! — он попытался повернуть ее к себе, она сердито замотала головой. — Не обижайся ты так! Я постараюсь пораньше закончить тут все дела, и мы с тобой куда-нибудь на недельку съездим. Куда захочешь — во Флориду или там в Мексику…

В Мексику? А что — неплохая идея! Только, разумеется, не сидеть здесь целый месяц, дожидаясь незнамо чего, а уехать уже на следующей неделе. А Томми, если и впрямь у него выдастся несколько свободных дней, может к ней потом присоединиться…

Он все-таки сумел развернуть ее лицом к себе, и Клодин улыбнулась. Не потому, что ей было весело, а просто увидела его улыбку — и как всегда не смогла ей противостоять. Про себя подумала, что пока про отъезд в Мексику ему лучше не говорить, чтобы это не выглядело отместкой. Сказать в выходные… или на следующей неделе.

— Ну что — пойдешь со мной в душ? — все так же улыбаясь, он вопросительно наклонил голову.

— Нет, я уже помылась, — буркнула Клодин и чуть не захихикала при виде отразившегося на лице мужа разочарования. На самом деле она прекрасно поняла его намек, и уже даже почти на него не сердилась — но заниматься с ним любовью, да еще в тесной и скользкой душевой кабинке, не собиралась. По ее мнению, кровать для этой цели подходила куда лучше.

— А что это у тебя за одежда? — кивнула она в сторону висевшего на спинке стула черного комбинезона.

— Спецназовский комбинезон. Пока я на базе, я буду ходить в американской форме, — пожал плечами. — Ни к чему, чтобы все знали, что я из Англии.

Клодин еле удержалась, чтобы не ухмыльнуться — размечтался! Даже официантка в кофейне, и та уже наверняка об этом знает!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Если он ревнует, я вовсе не обязана чувствовать себя виноватой — это его проблема, а не моя…»

Когда в девять утра Клодин вошла в кофейню, там было почти пусто — не считая Корделии Уокер, которая, сидя за столиком, разглядывала себя в зеркальце.

— Привет! — воскликнула она и обернулась к стойке: — Ли, еще кофе! Хотя давай-ка неси сразу целый кофейник!

— Всем привет! — раздалось сзади. — Ой!

Клодин обернулась — миниатюрная темнокожая женщина, придерживая вращающуюся дверь, высвобождала застрявшую в ней сумку.

— Привет, Тиш! — отозвалась Корделия.

Это помогло Клодин вспомнить имя женщины — Летиша, жена сержанта Дойла. Справившись наконец с сумкой, она подошла к ним и рухнула на свободный стул.

— Ой, девочки, ну и туманище сегодня! В десяти ярдах уже ничего не видно! О, вот и кофеек! Как раз то, что надо!

Сонная официантка выставила на стол кофейник, молочник и блюдо яблочных слоек.

Клодин колебалась лишь секунду. Конечно, она уже завтракала — часа два назад, после пробежки, выпила чашку кофе и съела йогурт. Но разве может сравниться холодный йогурт с теплыми, прямо из духовки, ароматными яблочными дольками в слоеном тесте!

Некоторое время за столом царило блаженное молчание.

— О-хх… ка-айф! — Корделия откинулась на спинку стула.

— Твой муж, оказывается, классно дерется… хоть и англичанин, — обернувшись к Клодин, сказала Летиша. — Он вчера с ребятами из спецотряда тренировался — так они даже вдвоем с ним не могли справиться. Мой Такер потом весь вечер об этом распинался.

— Он был инструктором по рукопашному бою в САС[15], — не удержалась, чтобы не похвастаться, Клодин.

— О, САС! — воскликнула Корделия, это прозвучало с таким же восхищенным придыханием, как «Гуччи» из уст какой-нибудь модницы.

— А тебя он чему-нибудь учил? — заинтересовалась Летиша. — Ну, приемам каким-нибудь?

— Да… немножко. Я до того, как с ним познакомилась, закончила курсы самообороны, а потом он мне еще некоторые вещи показал, — Клодин невольно улыбнулась.

…На курсах самообороны для женщин она считалась одной из лучших учениц и страшно гордилась своим ударом ногой с разворота — его хвалил сам сэнсей. И, когда в новой квартире в Лондоне они оборудовали в одной из комнат спортзал, решила продемонстрировать Томми свое умение — выплясывая перед боксерской грушей некое подобие боевого танца, несколько раз от души врезала по ней, в том числе и тем самым своим коронным ударом.

Томми продержался минуты три, после чего, смеясь, подошел и, невзирая на боевой настрой Клодин, обнял ее за плечи и поцеловал в кончик носа.

— Слушай, я не могу на это смотреть, — помотал головой, — просто не могу!

— А что, — опешила она, — разве плохо получается?

— Ты неправильно опорную ногу ставишь, поэтому только силы тратишь, а настоящего удара не выходит. И ступню при ударе выворачиваешь так, что можешь себе щиколотку повредить. Давай-ка я покажу, как надо.

И действительно показал — и как ставить ногу, и как правильно бить руками и ногами. Потратил на это несколько вечеров и все время твердил одно и то же:

— Не старайся бить изо всех сил, но бей точно! Если попадешь в нужную точку, даже несильного удара будет достаточно, чтобы свалить противника куда крупнее тебя.

После тренировок Клодин чувствовала себя выжатой и измочаленной, но дело того стоило — в результате ее удары действительно стали куда точнее и сильнее. Теперь она не могла без улыбки вспоминать о том, как когда-то пыталась поразить Томми своим «боевым танцем»…

— А ты нам эти приемы покажешь? — забыв про кофе, Летиша подалась вперед. — Прямо завтра! У нас занятия по аэробике — приходи, а?!

— Ну… — начала Клодин. Подумала, что, наверное, никакой военной тайны она этим не выдаст. Но ее согласие уже не требовалось.

— Представляешь, как здорово — Клодин обещала нам завтра на аэробике показать всякие приемы самообороны! — крикнула Корделия появившейся в дверях Фионе. — Ее муж научил, он был инструктором по рукопашному бою в САС!

— Класс! — оценила Фиона.

Следом за ней вошли Анна, Дайана и еще две женщины.

— А где все остальные? — спросила Дайана. — Мы что — не самые последние?

Данвудский «Институт красоты и здоровья» превзошел все ожидания Клодин. В прайс-листе, который в красивой кожаной папочке ей вручили на ресепшен, было перечислено не меньше услуг, чем в модном лондонском салоне «Мермейд». Был даже отдельный раздел «народной косметики» — всевозможные кремы, маски и лосьоны с травяными добавками, сделанные, как утверждалось в описании, «по рецептам коренных американцев[16]».

Как ни соблазнительно было их попробовать, Клодин все же решила заказать более привычное для себя фруктовое обертывание, массаж с увлажняющим кремом и освежающую маску для лица. Может, еще и педикюр сделать?

— Эй! — подтолкнула ее сидевшая рядом Корделия. — Ну что — пойдешь в фитосауну? Давай, а то мне одной по первому разу идти не хочется!

Клодин подняла голову. Из приехавших вместе с ней женщин в приемной осталось меньше половины, остальные уже ушли на процедуры.

— Нет, — мотнула она головой. — Я обертывание хочу сделать и маску.

На табло под потолком в очередной раз сменились цифры и приятный женский голос произнес: «Гостья номер двадцать семь, вас приглашают к третьей стойке.»

— Все, мой номер вызывают! — Клодин встала. — Девочки, пока!

— Не забудь, встречаемся потом у бассейна! — крикнула вслед Корделия.

Когда Клодин добралась до бассейна, было уже почти три.

Первое, что поразило ее, едва она вошла туда — это ощущение, что сквозь стеклянную крышу просвечивает солнце. Если бы она не знала, как пасмурно и противно на улице, то уверилась бы в этом, а так лишь оценила мастерство, с которым за подвесным стеклянным потолком были размещены софиты.

Вдоль стен тут и там стояли кадки с вьющимися фикусами, а на дне бассейна был выложен цветной плиткой осьминог. Из-за поднимаемых купальщиками волн казалось, что он слегка шевелит щупальцами.

В помещении находилось человек сорок, среди них несколько мужчин; до сих пор в этом «женском царстве» Клодин их не встречала. В воде плескались немногие, остальные просто сидели в расставленных вокруг бассейна шезлонгах.

— Эй, алло, мы здесь! — раздался вопль с другого края бассейна, в воздухе заполоскались призывно машущие руки.

Клодин прошла туда и плюхнулась на свободный шезлонг.

— Ты у нас последняя, — сказала Фиона. — Что, много процедур нахватала?

— Да нет, не очень. Фруктовое обертывание, массаж и маску. И еще вот, — пошевелила пальцами ног с блестящими от свежего лака ноготками, — педикюр.

— У, какой цвет симпатичный!

— «Золотой песок» называется, — объяснила Клодин.

Корделия вместе с шезлонгом пододвинулась к ней, спросила нетерпеливо:

— Ну и как тебе обертывание?

Клодин лениво пожала плечами.

— Нормально. А как твоя фитосауна?

— Ой, я думала, это действительно сауна, — восторженно затараторила Корделия. — А это на самом деле такая штука, где сидишь, сверху пленкой затянуто, только голова наружу торчит, а все тело там, внизу, греется — жарко жутко. Зато теперь — вот! — подсунула Клодин под нос предплечье, от которого приятно пахло чем-то вроде травяного чая.

— Здорово!

— Пошли поплаваем? — хлопнула ее по плечу неугомонная Фиона.

— Не, я просто так посижу. Может, попозже.

Если честно, то Клодин вообще не хотелось шевелиться. И тем более не хотелось смывать с себя запах массажного крема. Она предвкушала, как будет рассказывать Томми о сегодняшних процедурах — эти рассказы его обычно здорово заводили.

Веселые возгласы, смех, плеск воды, позвякивание бокалов… Клодин закрыла глаза — так легче было себе представить, что она не в Айдахо, а где-то на Багамских островах. Или на Канарах, где они с Томми проводили медовый месяц. Надо бы в выходной вытащить его сюда — ему понравится…

— Прошу прощения!

Она открыла глаза. Над ней, как башня, возвышалась рослая женщина в белом бикини и накинутом на плечи легком пестром халатике. Густая копна ее белокурых волос была, казалось, небрежно разбросана по плечам, но Клодин наметанным взглядом сразу определила, что эта «небрежность» — работа хорошего стилиста.

— Мисс Клаудина? — чуть наклонив голову, вопросительно протянула женщина.

Клодин кивнула, но вслух добавила:

— Клодин Конвей. Я уже года три как практически отошла от дел.

— Я — Луиза Пейтон, хозяйка этого заведения. Вы не могли бы уделить мне несколько минут… — обвела беглым взглядом уставившихся на них членов «клуба офицерских жен», — для приватной беседы?

— Да, конечно, — Клодин встала и, лавируя между шезлонгами, двинулась вслед за блондинкой.

Кабинет Луизы находился на том же этаже, что и бассейн. Садясь за стол, она жестом пригласила Клодин занять кресло напротив.

— Мисс Конвей…

— Миссис Конвей, — уточнила Клодин.

— Миссис Конвей, когда три часа назад мне доложили, что вы находитесь у нас, я, честно говоря, не поверила. Что вам делать здесь, в Айдахо — когда в интернете написано, что вы постоянно проживаете в Лондоне?!..

Вопрос был скорее риторический, но Клодин сочла нужным ответить:

— У меня муж здесь в командировке.

— В Форт-Лори?

Клодин на секунду опешила — откуда она знает?! Заметив это, Луиза несколько смущенно рассмеялась.

— Не удивляйтесь, я просто догадалась: в той же статье написано, что вы замужем за военным. А Форт-Лори ближайшая к нам военная база.

— Да, вы угадали, — вежливо улыбнулась Клодин. — Он здесь… по линии НАТО, — звучит внушительно и неопределенно — подробности же посторонним знать незачем.

И все-таки — что этой женщине от нее надо?

— Вы слышали о конкурсе красоты, который будет проходить у нас в городе? — спросила Луиза. — Он начнется в ближайшую субботу — это будет грандиозное, феерическое зрелище. Приедут люди со всего штата, в городских отелях все номера забронированы еще две недели назад… — казалось, она читает рекламный проспект.

«Ну а я-то тут при чем?!» — чем дальше, тем больше хотелось воскликнуть Клодин. Ответа долго ждать не пришлось — внезапно миссис Пейтон подалась вперед и коснулась ее руки.

— Миссис Конвей, вы не согласились бы войти в состав жюри конкурса?

— Что?

— Ну… стать одной из судей. В программе конкурса записано, что среди судей будет известная фотомодель. И у нас была договоренность с Эдной Мэй, — Клодин сразу вспомнила молодую красивую калифорнийку, которая появилась на обложках года два назад и быстро пошла, что называется, в гору. — Но в прошлую субботу полиция задержала ее за превышение скорости и обнаружила при ней кокаин. Так что сейчас она выпущена под залог. Конечно, я могла бы устроить, чтобы ей разрешили приехать сюда. Но дело в том, что Айдахо — штат весьма консервативный, и некоторым из спонсоров конкурса не по душе, что красоту наших девушек будет оценивать женщина с… подобным поведением. В том числе и нашему мэру, который вложил в этот конкурс немало средств и сил — косметический ремонт «Тарелки» проводился целиком за счет городской казны…

— Ремонт чего?!

— «Тарелки» — так наши горожане привыкли называть Городской культурно-развлекательный центр. Это лучший зал в городе, оборудованный по последнему слову техники; акустика — просто потрясающая!

На самом деле то, где именно будет проходить конкурс, не слишком волновало Клодин. Она уже почти наверняка решила, что откажется, и молчала лишь верная привычке сначала выслушать до конца, а потом отвечать.

— Таким образом, за несколько дней до конкурса мы остались без одного из судей — и более того, без обещанной зрителям фотомодели! — продолжала Луиза. — И когда я сегодня увидела вас, я подумала, что это перст судьбы. Вы нам подходите во всех отношениях — помимо того, что вы фотомодель, вы еще и владелица модельного агентства в Лондоне! Представляете, какое это впечатление произведет на конкурсанток?! И спонсоров ваша кандидатура вполне устроит: я проверила по Интернету — вас ни разу не ловили ни на наркотиках, ни на чужом муже…

Клодин незаметно взглянула на висевшие над головой миссис Пейтон часы. Почти полчетвертого… Скорей бы она уже заканчивала — чтобы успеть еще хоть немного посидеть у бассейна!

— В ближайшую субботу состоится первый тур, а в субботу на следующей неделе — финал, — распиналась Луиза. — Ну и, конечно, фуршет в честь участниц — в эту субботу, сразу после конкурса. Там будет и мэр, и наши спонсоры, и даже представитель губернатора штата…

Нет, это невозможно! Она, кажется, собирается балаболить до бесконечности!

Когда Луиза в очередной раз сделала короткую паузу, чтобы набрать воздуха, Клодин быстро спросила первое, что пришло в голову:

— А кто еще будет в жюри? — может, удастся перехватить инициативу в разговоре и побыстрее свернуть его?

К ее удивлению, та неловко поморщилась.

— Да, я понимаю, вы уже знаете…

Клодин понятия не имела, что именно она должна знать, но докладывать об этом никому не собиралась. Наоборот, многозначительно приподняла левую бровь — этот жест она когда-то специально отрабатывала перед зеркалом.

— Наверное, я должна была сразу упомянуть об этом, — смущенно сказала Луиза, — но побоялась, что вы, узнав, что ваш бывший жених…

— Мой — кто?! — не поверив своим ушам, переспросила Клодин, но в следующий миг, еще до того, как Луиза ответила, поняла, о ком идет речь.

— Ну… господин Каррен, — подтвердила та ее догадку.

— Вы имеете в виду Ришара Каррена-младшего?

— Ну… да… — Луиза опустила глаза. Это дало Клодин возможность стереть с лица непрошенную ухмылку и, как ей ни хотелось захихикать, придать ему вежливое выражение.

— Это вы тоже из интернета почерпнули? Что он мой бывших жених?

— Да.

— Знаете, тому, что пишут в интернете, не всегда стоит верить. Мы с месье Карреном действительно давно знакомы, но он никогда не был моим женихом. Нас связывают чисто дружеские отношения.

— Значит, его присутствие не станет для вас препятствием? — обрадовалась Луиза.

— Нет.

— И я могу сообщить спонсорам, что вы согласны?! — на ее лице прочиталось явное облегчение.

— Даже не знаю, что вам ответить. Предложение несколько необычное. Тем более я в отпуске…

— Но это займет у вас всего каких-то два вечера! А вы меня… всех нас этим очень… очень выручите!

Когда Клодин наконец вернулась в бассейн, на часах было начало пятого. Первой ее заметила Корделия, подтолкнула локтем Летишу — и через секунду на нее уже уставилась целая дюжина пар глаз.

— Девочки, а что у меня есть! — подойдя, сказала Клодин; достала из сумочки пачку билетов и помахала ими в воздухе. — Билеты на конкурс красоты, целых десять штук! — протянула Фионе. — Вот, возьми. Тут еще программки и проспекты.

Та ошарашенно смотрела на нее; лишь через пару секунд, спохватившись, взяла пачку.

— Это она тебя за тем позвала, чтобы нам билеты дать?

— Нет, не совсем, — на самом деле просьба о контрамарках вызвала на физиономии Луизы кислую гримасу, поначалу она пыталась отделаться всего тремя билетами. — Она позвала меня, потому что хочет, чтобы я была судьей на этом конкурсе.

— Шутишь! — вырвалось у кого-то сбоку.

— Нет, — Клодин улыбнулась и чуть смущенно пожала плечами. — Видите ли, девочки, раньше я была фотомоделью…

Вволю повеселиться Клодин смогла лишь по дороге домой, когда оказалась одна во взятой с утра напрокат «Хонде-Сивик». Ехала и улыбалась, в какой-то момент поймала себя на том, что хихикает, и на этот раз не стала сдерживаться.

Подумать только — Ришар! Вот уж кого она меньше всего ожидала встретить здесь, в Айдахо.

Элегантный красавец-брюнет с синими глазами, спортсмен и плейбой, участник всевозможных ралли и мультигонок, Ришар Каррен-младший был единственным сыном одного из французских «королей электроники» и входил в число самых завидных женихов Европы.

Познакомилась Клодин с ним незадолго до того, как вышла замуж за Томми. Но — так уж получилось — пресса сразу связала их имена, объявив их чуть ли не помолвленными.

На самом же деле, хотя Ришар поначалу и принялся ухаживать за ней со всем присущим ему галльским пылом, их отношения очень быстро стали просто дружескими. Конечно, в них сохранилась толика шутливого флирта — общаться без этого с молодой красивой женщиной для Ришара было бы немыслимо — но оба знали, что это не всерьез.

Вскоре Клодин, разочаровав журналистов, вышла замуж за Томми — человека куда менее известного и фотогеничного, чем наследник семейства Каррен. Но их дружбу это не разрушило; порой они созванивались, реже — встречались.

Редкость их встреч объяснялась еще и тем, что Ришар был единственным человеком, к которому Томми ее не на шутку ревновал. Разумеется, он никогда бы не сознался в этом напрямую, но Клодин слишком хорошо его знала, чтобы не понимать, что он ревнует, удивлялась — ведь ясно же, что они с Ришаром всего лишь друзья! — и в то же время догадывалась, почему именно в этом молодом французе ее муж видел соперника. В нем были те черты, которые привлекли ее когда-то и в самом Томми — надежность и порядочность, чувство юмора и умение не терять бодрости духа даже в самой трудной ситуации.

Поэтому, щадя нежные чувства мужа, Клодин далеко не всегда соглашалась встретиться с Ришаром, когда он, оказываясь в Лондоне, звонил и уговаривал ее если не поужинать вместе, то хотя бы выпить по коктейлю в каком-нибудь баре.

«Но теперь — дудки, пусть поревнует», — с легким злорадством подумала она, вспомнив про запланированные Томми на следующей неделе маневры на местности, во время которых ей, по его мнению, полагалось скучать одной в гостинице.

Что ж, пусть он едет на свои маневры! А она — она будет рада тем временем посидеть с Ришаром где-нибудь в баре или в ресторане — поболтать, выслушать его рассказ о каком-нибудь ралли и посплетничать об общих знакомых. И то, что Томми об этом будет знать, возможно, заставит его вернуться к ней побыстрее.

На этот раз Клодин оказалась в гостинице даже позже мужа. Когда она вошла в номер, он уже сидел в кресле, в домашних джинсах, футболке и шлепанцах, и читал газету.

При виде нее вскинул голову.

— А, вот и ты! Привет! У-уу! — радостный вопль вырвался у него при виде бумажной сумки с логотипом китайского ресторана — одной из полудюжины сумок и пакетов, которыми Клодин была нагружена.

Она искренне верила, что вылезти из кресла и взять у нее из рук пакеты его заставило желание помочь, а не вид китайской жратвы. Но, поставив их на столик, он все же в первую очередь сунул нос в сумку с логотипом; увидев содержимое, просиял, и лишь после этого спросил:

— Ну, как дела?

— Я почти весь день в салоне красоты провела… — начала Клодин, проходя в спальню.

Она не оборачиваясь знала, что Томми идет следом, и действительно — стоило ей остановиться, как он тут же обхватил ее и прижал к себе.

— Ой-ой-ой-йй! — зарылся носом в волосы. — Как от тебя пахне-ет!

— Это персиком. Маска для волос сегодня была с персиковым маслом, — мурлыкнула Клодин, поворачиваясь поудобнее.

— А здесь уже не персик, здесь что-то другое… — все так же, носом, отодвинув волосы, Томми поцеловал ее в шею.

Рука его тем временем уже оказалась у Клодин под блузкой.

— А тут какое все гладенькое и мягкое! — пальцы щекотно погладили ее по животу.

— Рыжий, не хулигань, — рассмеялась она.

— Ты, наверное, устала, — шепнул Томми ей в ухо. — Давай я помогу тебе раздеться… за совсем-совсем небольшой гонорар: ты мне расскажешь, чем это от тебя так сладко пахнет… — снова поцеловал в шею, долгим чувственным поцелуем.

Клодин закинула руки назад и зарылась пальцами в его коротко, по-военному подстриженые волосы; повернула голову и, перед тем как встретиться с ним губами, шепнула:

— Настурцией…

«Хорошо, что здесь есть микроволновка», — подумала Клодин через полчаса. Китайский ужин, скорее всего, остыл, но вставать не хотелось ни ей, ни, насколько она могла судить, Томми.

Лежа на спине, он обнимал ее одной рукой, предоставляя ей полную возможность перебирать пальцами колечки рыжеватых волос у него на груди.

— А я сегодня дрался, — лениво сообщил он. — В смысле приемы всякие показывал.

«А я завтра буду», — чуть не ответила Клодин, но вместо этого сказала:

— А меня пригласили судьей на местный конкурс красоты.

— Ну да?! Как это?

Клодин начала подробно рассказывать про то, как у Луизы не хватало одного судьи, как она узнала ее и пригласила.

— …и там еще Ришар будет, тоже в жюри, — сказала она легко, словно между делом, и почувствовала, что грудь Томми… нет, не вздрогнула — наоборот, замерла на миг и лишь потом продолжила мерное движение вверх-вниз.

— Он что — здесь, в Айдахо? — переспросил он.

Клодин пожала плечами.

— Не знаю. Я с ним в прошлом месяце разговаривала — он тогда вообще не упоминал, что собирается в Штаты. Хочешь, могу позвонить, узнать.

— Да нет, не надо. Я так просто спросил.

— Я тебе билеты на конкурс принесла — и на эту субботу, и на следующую. И еще в эту субботу будет фуршет в честь финалисток — мы тоже приглашены.

— Ты же знаешь, не люблю я всякие такие мероприятия, — поморщился Томми.

— Ну, как хочешь, мне-то, как судье, в любом случае придется пойти, — лениво сказала Клодин, подумала: «Ну-ка, скоро он сообразит, что там будет и Ришар?»

Оказалось — через две секунды.

— Ладно, схожу — не одной же тебе идти, — вздохнул он и круто сменил тему: — А что там у тебя в сумке? Я только куриные крылышки заметил.

— Еще там есть яичный рулет, — охотно принялась перечислять Клодин, — и салат, и мидии в соусе, и рис…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Неужели и я когда-то такой же молодой была?..»

В субботу Клодин приехала в «Тарелку» довольно рано.

Вообще-то конкурс должен был начаться в семь, и судей попросили собраться для инструктажа к шести. Но с утра ей позвонила Луиза, попросила приехать раньше — часика в три, как она выразилась, «помочь с конкурсом». Голос у нее был совершенно замороченный, на заднем плане слышались какие-то возгласы.

Клодин отказываться не стала — в конкурсах красоты она ни разу не участвовала, и ей интересно было посмотреть, как это мероприятие выглядит изнутри. Тем более что делать ей было особо нечего — несмотря на выходной день, Томми ушел ни свет ни заря, пообещав приехать прямо на конкурс.

Несколько минут она колебалась — надеть сразу бежевый костюм от Армани, в котором собиралась судить конкурс, или взять его с собой. В конце концов решила, что костюм слишком маркий, так что лучше надеть его в последний момент. А пока пусть будет наряд, подходящий на все случаи жизни: джинсы, легкий свитерок из шелкового трикотажа и кроссовки на высоком каблуке.

Так она и сделала, и, выезжая из военного городка, пребывала в отличном Настроении и чувствовала себя готовой ко всему.

Очень скоро Клодин поняла, что конкурс красоты — дело непростое, нервное и скандальное.

Началось все еще на улице. Едва она подъехала к культурно-развлекательному центру — современному круглому зданию из стекла и розоватого камня, действительно слегка смахивающему на летающую тарелку — поставила машину на стоянку и подошла к стеклянным дверям, как неподалеку возникла, словно из-под земли выросла, плотная высокая женщина лет пятидесяти, одетая во все черное, от туфель до шляпки. Она ничего не делала — просто стояла футах в десяти и хмуро смотрела на нее, но от этого взгляда Клодин стало как-то неуютно.

Дверь была заперта. Клодин постучала, оглянулась на женщину и забарабанила уже как следует. Из глубины вестибюля подошел охранник — молодой парень, здоровенный и кругломордый — и молча ткнул пальцем на висевшую со внутренней стороны двери табличку с надписью «Закрыто».

— Да, но меня Луиза Пейтон просила приехать! — заорала Клодин.

Охранник достал из кармана бумажку, взглянул на нее и спросил:

— А вы кто?

— Клодин Конвей.

— Кто-кто?

— Клаудина! — рявкнула Клодин.

— А-аа… — охранник отпер дверь. — Прошу вас!

Клодин шагнула вперед, как вдруг что-то толкнуло ее в спину так, что, влетев в вестибюль, она лишь чудом удержалась на ногах и не рухнула на пол.

— Пустите, пустите! — послышался пронзительный вопль.

Клодин обернулась. Женщина в черном пыталась протиснуться в дверь, охранник, преграждая ей путь, в свою очередь, пытался эту дверь закрыть.

— Мэм, я не могу вас впустить, — повторял он.

— А почему ей можно? — взвизгнула женщина.

— Членам семей конкурсанток запрещено здесь находиться.

— Но моя девочка… она такая беспомощная, я должна быть рядом с ней!

— Мэм, не надо меня толкать, я вас все равно не впущу! — охранник всем весом налег на дверь и щелкнул ключом. Женщина забарабанила снаружи по стеклу, но он, не обращая на нее внимания, обернулся к Клодин.

— Вы не ушиблись, мисс?

— Нет, все в порядке.

— Миссис Пейтон там, в зале, — указал он на дверь в конце вестибюля.

Луиза действительно была в зале — усталая и взъерошенная. На сей раз волосы у нее были растрепаны уже не благодаря стараниям парикмахера.

В зале было почти темно, горели только небольшие, похожие на свечи лампы вдоль стен да пара прожекторов над сценой. Стоя в проходе, она злобно выговаривала двум мужчинам в спецовках:

— А мне плевать, где вы его возьмете! К шести все должно сверкать, иначе я вам ни хрена не заплачу! И не вздумайте мне туфту снова подсовывать! — обернулась к Клодин. — Одну минутку! — и снова к мужчинам: — Ну чего встали?! Идите работайте!

Снова повернулась к Клодин и нервно улыбнулась.

— Слава богу, хоть один нормальный человек в этом бардаке.

— Вы говорили, что я могу чем-то помочь?

— Ой, да, да, да, да! — торопливо закивала Луиза. — Клодин, я тебя прошу — присмотри за девчонками! Они там, на втором этаже, наряды себе для дефиле подбирают — я хочу, чтобы хоть один взрослый разумный человек рядом был!

— Хорошо, — кивнула Клодин.

— Только ты им ни в коем случае не помогай и не подсказывай — они должны сами все выбрать, это часть конкурса.

— Ладно.

— По левой лестнице поднимись, и дальше там по коридору сама увидишь.

Клодин снова кивнула и пошла к выходу.

— И скажи девкам, чтобы не разбегались и к четырем были готовы прически и морды делать! — крикнула ей вслед Луиза. — Я их искать по всему зданию не собираюсь. У меня парикмахеры и визажисты не резиновые — на каждого и так по четыре фифы приходится.

Поднявшись на второй этаж. Клодин попала в длинный, плавно заворачивающий вправо коридор — судя по всему, он огибал все здание. По левую руку через равные промежутки виднелись двери с однообразными надписями: «12–18 месяцев», «3–6 месяцев», «2–4 года» — скорее всего, это были игровые комнаты для малышей разных возрастов.

По мере того, как она шла, впереди все отчетливее был слышен шум и возгласы, напоминающие крики дерущихся чаек. Внезапно очередная дверь ярдах в десяти от нее распахнулась и из нее в коридор вылетели, еле удержавшись на ногах, две сцепившиеся в яростной схватке молоденькие блондинки.

Клодин успела заметить, как одна из них — та, что повыше, шмякнула другую спиной об стену, но тут обзор закрыла целая толпа высыпавших из той же двери гомонящих девушек.

— А ну, прекратить! — гаркнула Клодин, подбегая — сама не поняла, откуда у нее прорезался такой командный голос. Девушки шарахнулись в стороны, и она, отпихнув плечом блондинку повыше, вклинилась между ними.

— Она меня ударила! — жалобно воскликнула, отделяясь от стены, вторая драчунья.

— Это мой купальник — мой! — взвизгнула из-за плеча Клодин высокая.

— Я его первая нашла!

— Ну-ка, обе перестали визжать! — гаркнула Клодин все тем же командным голосом. — Что тут происходит? — обвела взглядом притихших девушек и ткнула пальцем в смуглую изящную мексиканку. — Ты говори!

— Мы выбирали купальники для дефиле, — начала девушка. — Эффи и Элен понравился один и тот же…

— Я его первая увидела! — перебила блондинка повыше.

— Нет, я! — парировала вторая.

— Ой, смотрите, у Эффи кровь! — от растерянности тонким голосом сказала мексиканка.

— Где?! — блондинка пониже испуганно подалась вперед.

— На щеке…

Та провела пальцем по щеке и с ужасом уставилась на появившуюся на нем алую полоску. На щеке ее действительно виднелась крохотная, от силы четверть дюйма в длину, царапина с набухающей капелькой крови.

— Что я теперь делать буду?.. — рыдающим голосом пролепетала девушка. — Я… — глаза ее налились слезами, рот некрасиво распялился.

— Так, все! — Клодин схватила ее за плечи и слегка встряхнула. — Не смей реветь, а то глаза будут красные! Повернись лицом к стене, упрись в нее ладонями и сделай десять глубоких медленных вдохов! Ну!

Блондинка послушно повернулась к стене, а Клодин — к остальным девушкам.

— Кто уже выбрал? Ты? — указала на хорошенькую брюнетку, сжимавшую в каждой руке по купальнику.

— Я не знаю, который…

— Дай сюда, я их для тебя пока постерегу. А сама сходи вниз, найди миссис Пейтон и попроси у нее аптечку.

Девушка безропотно отдала купальники, Клодин перекинула их через руку, достала мобильник и набрала номер Луизы.

Ответила та сразу — рявкнула:

— Ну что там еще?

— Это Клодин. Луиза, я к тебе послала девушку — дай ей вату, перекись и жидкий пластырь.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего серьезного.

Выключив телефон, она взглянула на окружавших ее девушек:

— Ну что? Идите купальники выбирать, времени мало осталось!

— А вы кто? — нерешительно спросила высокая блондинка — не драчунья Элен, а другая, загорелая, с очень правильным, чуть надменным лицом.

— Клаудина! — уже второй раз за день назвалась Клодин своим псевдонимом.

— Та самая фотомодель, которая будет в жюри?

— Да. И… Элен! — вторая драчунья пыталась незаметно задним ходом выбраться из толпы.

— Да? — та остановилась.

— О каком купальнике шла речь? Об этом? — Клодин указала на зажатый в руке девушки бело-розовый купальник.

— Да…

— Хм!.. — на ее взгляд, в купальнике не было ничего, из-за чего бы стоило спорить. — Дай сюда. У тебя еще есть время выбрать себе другой, а Эффи сейчас будет занята.

Элен зло сощурилась, но купальник отдала. Точнее, сунула его Клодин так, будто он жег ей руки, и пошла обратно в комнату.

— Ну вот, а теперь тобой займемся, — Клодин подхватила под локоть Эффи. Девушка сумела не заплакать, но глаза у нее были совершенно несчастные.

— Как же я теперь на конкурс пойду с этой царапиной?! — прозвучало это так трагически, будто у нее внезапно образовался шрам в пол-лица.

— Все будет в порядке, — Клодин подавила в себе желание погладить ее по голове, как маленькую, обняла за плечи. — Пойдем. Где тут умыться можно?

Сама «хирургическая операция» заняла меньше минуты. Ватным тампоном Клодин смыла со щеки Эффи запекшуюся кровь, насухо вытерла и нанесла на царапину слой «жидкого пластыря».

— Все, — перехватила дернувшуюся к щеке руку девушки. — Нет, не трогай. И ни в коем случае не расчесывай.

Эффи повернулась к тянувшемуся вдоль стены туалета зеркалу.

— А эта щека все равно получается краснее той!

— До конкурса еще четыре часа. Пройдет. И к визажисту пойдем вместе — если ему что-то не так будет, я сама тебе макияж сделаю.

— Спасибо! — пискнула девушка.

В комнате, где конкурсантки выбирали купальники, по-прежнему царила сумятица.

Купальники висели на пяти длинных стойках, как в магазине. Девушки толпились вокруг стоек, между ними металась худенькая немолодая женщина, повторяя: «Аккуратнее, пожалуйста! Вешайте все на место!» Даже те из конкурсанток, кто уже определились с выбором, не торопились отходить от стоек — они либо давали советы соседкам, либо высматривали, не найдется ли что-то еще получше.

Молоденькие, хорошенькие… Стоя у окна, Клодин разглядывала их и оценивала, как если бы это были девушки, пришедшие к ней в агентство в надежде на карьеру фото-модели.

Больше всего здесь было блондинок, от рыжеватозолотистых до совсем светлых. Помимо уже знакомых ей Эффи и Элен, в глаза сразу бросилась еще одна — высокая и загорелая, та самая, которая спросила «А кто вы?»

Ничего не скажешь — она была действительно хороша собой: отличная фигура, безупречно правильное лицо, голубые глаза. Даже чуть опущенные уголки рта, придававшие лицу надменное выражение — и те ее не портили. «Возможно, будущая победительница», — подумала Клодин, про себя окрестив ее Злюкой; эффектнее, чем она, в этой комнате девушки не было.

И все же…

Вот именно, и все же — уж очень стандартной была ее красота, без малейшей «изюминки», которая делает лицо запоминающимся.

«Изюминка» была в другой девушке, для карьеры модели тоже не слишком подходившей, но по иной причине.

Хрупкая и изящная, с пышными пепельными волосами, она была похожа на эльфа. Треугольное личико с нежным румянцем смотрелось бы не более чем миленьким, если бы не глаза — именно они составляли его главную прелесть. Большие, лучисто-серые, они, казалось, сияли своим собственным внутренним светом, делавшем девушку не просто хорошенькой, но настоящей красавицей.

Увы, этой девушкой можно было любоваться лишь «вживую» — на фотографии она наверняка получилась бы куда менее выразительной, чем в жизни.

Кроме того, в числе конкурсанток были две афроамериканки. Одна, с обаятельной улыбкой, но коротковатыми ногами, едва ли могла претендовать на призовое место; зато вторая — высокая и стройная, слегка похожая на Наоми Кемпбелл — могла вполне.

Еще была мексиканка — та самая, которая первой заметила на щеке Эффи кровь — и девушка, которая тоже поначалу показалась Клодин мексиканкой, но приглядевшись, она поняла, что скорее всего это коренная американка.

Свою «фаворитку» Клодин определила почти сразу — ею стала та самая девушка, которую она посылала за аптечкой, худая, чуть ли не костлявая, с прямыми черными волосами и алебастрово-белой кожей. Она вся состояла из контрастов: аккуратный пряменький носик — и упрямый подбородок, рот чуть великоват — но улыбка чарующая. Зеленовато-голубые глаза, несколько бледно-золотистых веснушек на переносице… словом, если бы эта девушка пришла в их агентство в Лондоне, Клодин охотно дала бы ей шанс и предложила бы ее кому-нибудь как новое лицо для рекламной кампании.

В данный момент эта девушка изображала из себя Буриданова осла: в руках у нее были все те же два купальника, и она, стоя перед зеркалом, прикладывала к себе то один, то другой.

Собственно, купальники почти не отличались один от другого — одинаковый фасон, одинаковые декоративные пряжечки по бокам, одинаковые черные разводы, похожие на неровные мазки кистью. Только вот фон был разный — в одном случае белый, в другом — бирюзовый.

«Бирюзовый бери!» — мысленно подсказала Клодин. Конечно, черный с белым — сочетание классическое, но белый цвет начисто «убил» бы одно из преимуществ девушки — светлую кожу, а вот бирюзовый бы наоборот, подчеркнул.

Девушка еще немного помялась перед зеркалом и… направилась к Клодин.

— Простите, — смущенно улыбнулась она и протянула вперед обе руки с висящими на них купальниками, — я все никак не могу выбрать. Вы не могли бы мне помочь?

— Извините, — Клодин покачала головой. — Меня специально просили вам не подсказывать, — быстро повела глазами влево, в сторону бирюзового купальника. — Это должен быть целиком ваш выбор, я не имею права ничего говорить, — последнее слово она чуть заметно подчеркнула голосом, одновременно снова показав глазами налево.

Ну что, малышка, догадаешься?

— А-аа… извините, — вглядываясь ей в лицо, нерешительно сказала девушка. — Тогда я, наверное… возьму голубой.

— Ну и хорошо, — кивнула Клодин, мысленно добавив ей еще один плюс.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Нет, ну зачем же хорошую идею до абсурда-mo доводить?!..»

В четверть седьмого Клодин, стоя у окна конференцкомнаты, где должен был проходить инструктаж для членов жюри, пила кофе, сделанный ею в стоявшей в углу кофемашине. Кофе получился хороший, но стаканчики были только бумажные, что портило половину удовольствия.

Кроме нее, в жюри входили: советник по культуре губернатора штата, директор местного телеканала, главный модельер фирмы «Лорелея» (той самой, в купальниках которой должны были дефилировать участницы), председатель отделения «Гринпис» Айдахо и местный священник. И — Ришар Каррен, которого все вышеуказанные сейчас сидели и дожидались.

Миз[17] Кроссвел, советница губернатора, дама лет пятидесяти с гладким породистым лицом и неприятно поджатыми губами, сидя на председательском месте, просматривала какие-то документы из лежащей перед ней папки. Гринписовец — тощий лохматый афроамериканец, заткнув оба уха наушниками плеера, подергивался в такт не слышимой никому, кроме него, музыке. Остальным делать было и вовсе нечего — они думали о чем-то своем, поглядывали друг на друга и при малейшем шорохе оборачивались к двери — не слышны ли оттуда шаги?!

Наконец шаги действительно послышались, и голос Луизы за дверью произнес:

— Сюда, пожалуйста.

Первой вошла сама Луиза, а за ней — Ришар, как всегда безупречно элегантный, в серо-стальном костюме, бледно-голубой рубашке и галстуке с красноватой искрой. Впрочем, наверное, он выглядел бы элегантно, даже если бы на него натянули отрепья.

— Господин Каррен… — любезно улыбнулась, вставая, советница губернатора.

— Вы, кажется, знакомы? — сказала одновременно Луиза.

В следующий миг он уже был рядом с Клодин, спросил еле слышно:

— Мы знакомы?

— Старью добрые друзья, — так же тихо ответила она.

— О! — на правах старого доброго друга он тут же, по французскому обычаю, расцеловал ее в обе щеки.

— Месье Каррен! — повторила миз Кроссвелл уже с некоторым нетерпением.

— Прошу прощения за опоздание! — вежливо улыбнулся ей Ришар; шепнул Клодин: — Если бы я знал, что ты здесь, я бы пришел на полчаса раньше!

— Прошу вас, проходите, садитесь! — миз Кроссвел повела рукой на место справа от себя.

— Ничего-ничего, я сяду здесь! — с этими словами он устроился на противоположном от нее конце стола; Клодин села рядом.

Пару секунд чиновница оторопело молчала — она явно не привыкла к неповиновению — но затем снова, насколько могла любезно, улыбнулась.

— Ну, раз все уже в сборе, то давайте начнем. Мы собрались здесь для того, чтобы…

— Слушай, я действительно ужасно рад тебя видеть, — шепотом сказал Ришар; поймав под столом руку Клодин, легонько сжал ее и погладил большим пальцем. — Вот уж сюрприз так сюрприз! Каким ветром тебя сюда занесло?

— У Томми командировка — тут недалеко, на военной базе. Вот он и уговорил меня с ним поехать, — так же шепотом ответила Клодин. — А ты сам-то здесь откуда?

— Отец купил полгода назад завод рядом с Бойсе. Собирается его модернизировать…

Слушая его, Клодин одновременно краем уха прислушивалась к «тронной речи» советницы губернатора, запоминая детали предстоящего мероприятия: всего будет пять подконкурсов — приветствие, дефиле, танец, «домашнее задание» и конкурс на эрудицию — оценки в них нужно присуждать по десятибалльной системе; восемь девушек, набравшие наибольшее количество баллов, войдут в финал, остальные получат памятные дипломы и наборы косметики…

— На следующей неделе я собираюсь полазать по пещерам — говорят, здесь есть интересные, — продолжал Ришар. — Не хочешь присоединиться?

Клодин хотела сказать, что подумает, когда он вдруг удивленно оглянулся на председательшу, которая начальственным голосом вещала: «…При выставлении оценок необходимо также руководствоваться принципом позитивной компенсирующей дискриминации[18]».

— Что это еще за заумь?!

— Это значит, что девушкам с темной кожей надо ставить оценки повыше, — «перевела» Клодин.

— Что?! — переспросил Ришар так громко, что миз Кроссвел запнулась.

— Простите, господин Каррен, вам что-то непонятно? — поинтересовалась она.

— Клодин… миссис Конвей только что объяснила мне, что вы предлагаете ставить конкурсанткам с темным цветом кожи более высокие оценки, чем девушкам европейского типа.

— Нет, что вы! — воскликнула чиновница. — Я ничего подобного не говорила! Но, разумеется, надо учитывать, что некоторые этнические группы в течении многих поколений подвергались дискриминации, и…

— Если у одной девушки ноги кривые, а у другой стройные, одна движется как колода, а другая порхает как птичка — то при чем тут дискриминация? — перебил Ришар. — Если кто-то кого-то в данном случае и дискриминировал, то разве что Господь Бог!

— Да, но… — попыталась возразить миз Кроссвелл и замялась, явно не готовая к такому повороту разговора.

— И я, гражданин Франции, — Ришар патетически возвысил голос, — страны, которая первой провозгласила принцип равенства, считаю неприемлемым для себя оценивать человека по расовым критериям!

У миз Кроссвел лицо пошло пятнами.

— Миссис Конвей, — буквально взмолилась она, — но хоть вы объясните месье Каррену, что позитивная дискриминация — это не расизм, это… это наоборот! Вы же американка, должны понимать!

— Я уже давно живу в Англии, — скромно заметила Клодин. На самом деле ее распирало от хохота, особенно при взгляде на Луизу, которая, сидя рядом с председательским местом, делала ей страшные глаза, безмолвно призывая вмешаться и урезонить нарушителя дисциплины.

Разумеется, ничего подобного Клодин делать не собиралась — возможно, остальные члены жюри и испытывали пиетет к советнице губернатора, но ей, а тем более Ришару на высокий пост миз Кроссвел было ровным счетом наплевать, и сейчас он откровенно развлекался.

— Да и сами девушки, я думаю, сочли бы за оскорбление, если бы узнали, что высокую оценку они получили не благодаря собственной красоте, а из-за принадлежности к определенной этнической группе! — все тем же патетическим тоном продолжал он. — Так что, по моему мнению, ваше предложение выглядит… — сделал короткую паузу, как актер перед эффектной репликой, — не совсем политкорректно.

Рот миз Кроссвел округлился буквой «о», и она на секунду застыла.

— Что?! — судя по всему, такие обвинения ей нечасто приходилось слышать. — Но…

— Я тоже считаю, что если мы будем учитывать расовую принадлежность участниц, это оскорбит их, — неожиданно вмешался священник. — В конце концов, все мы созданы по образу и подобию Божию!

— Вот! — воскликнул Ришар, вскочил и, подойдя к священнику, пожал ему руку. — Именно! Именно по образу и подобию Божию!

Когда он плюхнулся обратно на стул, Клодин все же решила вмешаться:

— Слушай, уймись! Кончится тем, что она тебя выгонит!

— Она — меня?! — Ришар иронически приподнял бровь. — Это после того, как мой отец инвестирует такие деньги в экономику штата?

И в самом деле — едва оправившись от потрясения, миз Кроссвел снова скроила на лице любезную мину.

— Разумеется, это было всего лишь предложение… И разумеется, каждый из вас волен голосовать сообразно собственным взглядам и своему вкусу. Средняя арифметическая оценка для каждой участницы…

— Ведешь себя как школьник! — шепнула Клодин, подтолкнув Ришара локтем.

— Извини, не смог удержаться! Такая дура — да еще с гонором!

Закончив объяснять про оценки, Миз Кроссвел принялась было рассказывать о том, как в следующую субботу будет проходить финал, но тут Луиза, подсунув ей часы, выразительно ткнула в них пальцем.

— А… да, мне тут напоминают, что конкурс вот-вот начнется. Так что давайте пройдем в зал.

Все дружно повскакивали с мест.

Ришар галантно отодвинул Клодин стул и, пропуская ее впереди себя в дверь, шепнул:

— Ты еще красивее стала — как тебе это удается?! Слушай, может, мне усики отрастить?

— Зачем? — попалась она на удочку.

— Ну, может, ты тогда в меня влюбишься, и мы с тобой вместе сбежим куда-нибудь в Антарктиду.

— Почему именно в Антарктиду?

— Там красиво! Но если тебе Антарктида не нравится, можно и в другое место, — просиял обаятельной лукавой улыбкой. — Я так понимаю, что насчет всего остального ты согласна?

— А ну тебя! — Клодин не выдержала и рассмеялась.

Публики в зале набилось битком, люди сидели даже на ступеньках в проходах. На сцене, прохаживаясь с микрофоном из стороны в сторону, балагурил плотный мужчина в пиджаке из серебряной парчи — Клодин знала, что это известный местный телеведущий.

— А сейчас несколько слов о жюри! — радостно воскликнул он. — Не спешите закидывать их помидорами — все это люди сведущие и компетентные, давайте дадим им шанс!..

— Сейчас он начнет вызывать вас поименно, — шепотом инструктировала Луиза, — как только назвал, проходите на свое место, поворачиваетесь лицом к залу и кланяетесь. Потом садитесь за стол, спиной к залу.

— Итак, поприветствуем членов жюри — главного модельера фирмы «Лорелея» Ивона Пальмера… — возопил ведущий.

Модельер, бледный мужчина в очках, вышел из-за боковой кулисы, прошел к своему месту, поклонился и сел. Из зала ему жиденько похлопали.

За ним последовал гринписовец. Следующей была очередь Клодин — она глубоко вздохнула и на миг зажмурилась, собираясь…

— Фотомодель, топ-менеджер модельного агентства «Лица» Клаудина! — провозгласил ведущий.

Клодин вышла из-за кулисы — походка изящная, спина прямая, на губах — легкая полуулыбка. На этот раз аплодисменты были куда громче.

Она покосилась в зал — в районе двадцатого ряда над небольшой группой людей реял транспарант «Мы любим Клаудину!», вместо слова «любим» было изображено сердечко. Именно оттуда и неслись аплодисменты. Показалось, что мелькнуло лицо Томми… да нет, не показалось — она узнала бы его в любой толпе. Фиона, Корделия…

Клодин знала, что теперь ей нужно поклониться и сесть, но не выдержала, вскинула руки в приветственном жесте — «группа поддержки» отозвалась радостными воплями и свистом — и лишь потом повернулась к залу спиной.

Еще через минуту на соседнее кресло приземлился Ришар.

— Тебе больше, чем мне, хлопали! — с шутливой завистью заметил он.

— Это люди с военной базы, — объяснила Клодин, проглядывая бумаги из лежавшей перед ней папки. — Как говорит одна из тамошних женщин: «Мы, жены офицеров — одна большая семья».

— А что это? — кивнул он на папку.

— Данные участниц. И таблицы, в которые надо проставлять оценки. У тебя тоже такая есть.

Ришар открыл свою папку и через секунду разочарованно протянул:

— Но тут же нет фотографий!

После жюри настала очередь участниц. Ведущий одну за другой представлял их; девушки выходили, кланялись — у каждой на запястье был прицеплен браслет с номером — и выстраивались на заднем плане в шеренгу.

Конкурсанток публика приветствовала куда громче и дружнее, чем жюри. Некоторые из зрителей аплодировали всем подряд, но много было и тех, кто специально приехал из других городов, чтобы поддержать своих землячек. Как правило, они сидели тесными группками, размахивали флагами и транспарантами и приветствовали своих избранниц радостным свистом.

Всего девушек было девятнадцать; самой младшей — семнадцать лет, самой старшей — двадцать четыре. Злюку на самом деле звали Кайра Махони, высокую афроамериканку — Розанна Паркер, а белокожую брюнетку, которая так понравилась Клодин — Марта Кройцах.

Потом девушки ушли за кулисы, и на сцену вышел мужчина в ковбойской шляпе и с гитарой. Лицо его было Клодин незнакомо, но, судя по тому, как его приветствовали зрители, в этом зале он был многим известен и любим.

Пока он одну за другой исполнял под собственный аккомпанимент забавные песенки в стиле кантри, она успела позвонить Томми. Договорилась, что после конкурса они встретятся прямо на фуршете, попросила передать привет Фионе и всем остальным и поблагодарить их за транспарант — и побыстрее закрыла и спрятала телефон. И так уже миз Кроссвелл посматривала на нее неодобрительно, хотя замечание сделать не решилась.

Первый конкурс был, казалось бы, самым простым. Он назывался «Приветствие».

За одну минуту — шестьдесят секунд — каждая конкурсантка должна была рассказать о себе. Причем рассказать не просто свою биографию, а о том, что является ее жизненным кредо, о чем она мечтает, каким видит свое будущее.

Порадовала Клодин ее «фаворитка» Марта Кройцах. Вместо обычного сухого «родилась… училась в школе… «, она рассказала, что они с мамой живут вдвоем, больше у них никого нет. Мама работает продавщицей в магазине одежды. Работа это тяжелая — весь день на ногах, и Марта мечтает, что когда-нибудь станет хорошо зарабатывать, тогда маме не придется работать. И еще — что они с мамой съездят в Диснейленд, это мечта на ближайшее будущее. Когда ей было девять лет, они собирались поехать туда втроем, вместе с папой, но не смогли — папа заболел и очень скоро умер. Весь прошлый год по вечерам, после занятий в колледже, Марта работала в пиццерии и копила деньги на поездку, для нее это было очень важно — не только как осуществление детской мечты, но и как возможность доказать самой себе, что судьбу иногда можно переспорить, взять ее в свои руки. И теперь осталось только дождаться маминого отпуска — и можно ехать.

Клодин не знала, сколько правды в этом рассказе, но прозвучал он так просто и трогательно, что за душу взяло. Поэтому Марте, единственной из всех конкурсанток, она поставила высшую оценку — десятку.

Пока на эстраде очередные артисты, на сей раз трио девушек в сверкающих серебряных платьях, исполняли блюзовые композиции, миз Кроссвел подвела итоги конкурса и передала их ведущему. Объявление оценок проходило под одобрительный свист и аплодисменты, крики и топанье ногами недовольных. Клодин невольно вспомнила шуточку ведущего про помидоры — а ну как действительно найдется какой-нибудь идиот?!

Но крики быстро стихли, а ведущий объявил очередной конкурс — дефиле в купальниках; не преминул добавить: «Любезно предоставленных фирмой «Лорелея».

Одна за другой, под ритмичную музыку, конкурсантки проходили взад-вперед по сцене, поворачивались, вскидывали вверх руки и делали пируэты — а когда музыка заканчивалась, устраивались в красивой позе на стоявшем на заднем плане длинном розовом диване.

Сложены почти все они были очень неплохо, но вот искусство красивой походки далось далеко не всем. Многие из девушек явно привыкли ходить в брюках, широким энергичным шагом, и невольно сбивались на него и сейчас.

— Эй! — глядя на очередную девушку, подтолкнула Клодин Ришара. — Кажется мне — или она действительно косолапит?

— Угу… — не отрывая глаз от сцены, промычал он. — А у предыдущей щиколотки были толстые, и двигалась она как марионетка — никакого изящества. О, а вот эта мне нравится! Дурочка, но миленькая!

— Почему дурочка? — Клодин взглянула на дефилирующую по сцене Эффи.

— У нее совершенно кроличья мордочка — без тени мысли. Но фигурка — м-мм! — он поцеловал кончики своих пальцев и лукаво покосился на Клодин. — И вообще, хочешь что-то узнать о девушке — спроси у папочки Ришара.

— Тоже мне, «папочка»! — рассмеялась она, но, поймав на себе взгляд миз Кроссвел, постаралась сделать серьезное лицо.

Какие именно артисты выступали после этого конкурса, Клодин так и не узнала. Едва последняя из конкурсанток, продефилировав по сцене, заняла свое место на переполненном девушками диване, она передала миз Кроссвел лист с оценками и поспешила за кулисы. Ей нужно было позвонить маме, а делать это на глазах у советницы губернатора категорически не хотелось.

За кулисами она еще прибавила ходу — времени было в обрез — и лишь забежав в туалет, перевела дух, одновременно нажимая кнопку быстрого набора.

Мама рассказала, что сегодня, по случаю субботы, они с папой водили Даффи в зоопарк. Ему там страшно понравилось, он не испугался ни тигра, ни даже гориллы. Днем он хорошо поспал, а вечером почти не шалил — только вынул из папиных ботинок шнурки и теперь не хочет показать, куда их спрятал. С Дино тоже все в порядке — он уже вполне освоился и прогнал забежавшего во двор соседского кота раза в три больше его самого.

— Мама, ты мне его вконец разбалуешь! — в который раз за последнюю неделю сказала Клодин. Реплика, само собой, относилась не к драчуну Дино.

Дверь за ее спиной открылась, в зеркале Клодин увидела, как вошли три девушки, и заторопилась:

— Мама, шнурки посмотри за диванными подушками.

— Смотрела!

— А в карманах? — девушки — Марта, Элен и Розанна — были уже одеты для танцевального конкурса, в нарядных платьях и туфлях на каблуках. Покосившись на Клодин, они остановились у дальнего зеркала и о чем-то негромко заговорили между собой.

— Тоже смотрела! — хихикнув, отозвалась мама.

— Да нет, не в его карманах, а вообще во всех, которые ему по высоте доступны — в папиной домашней кофте, которая на кресле висит…

— А, поняла! Бегу смотреть! Целую!

— Целую! — ответила Клодин и закрыла телефон; подойдя ближе к девушкам, принялась подкрашивать перед зеркалом губы. Интересно, о чем они там шушукаются?

Говорила в основном Элен; уловить удавалось лишь отдельные слова: «визажист… веснушки… крем…» Розанна, похоже, ей поддакивала, а Марта молча слушала.

Что?! — про себя вспылила Клодин. Никак эти «подруги» внушают девочке, что ей надо замазать тональным кремом веснушки?

Ну нет! Ни в коем случае! Следя краем глаза за девушками, Клодин спрятала помаду и достала из сумочки контурный карандаш — надо же чем-то руки занять! Но тут Элен и Розанна, слава богу, вышли, оставив Марту одну. Она с сомнением уставилась на себя в зеркало; вытянув шею, придвинулась к нему ближе.

— Не делай этого! — подойдя, сказала Клодин.

— Что?!

— Не замазывай ничем веснушки.

— Но визажист их почему-то не закрасил! — обиженно воскликнула девушка.

— И правильно сделал — они тебе придают дополнительный шарм и индивидуальность.

— Но они…

— Если они так сильно тебе мешают — припудри, но совсем чуть-чуть, — перебила Клодин. — Учти, с моего места они уже практически не видны, а зрители еще дальше сидят. А кремом не мажь ни в коем случае, тем более что неизвестно, как на него твоя кожа отреагирует. Поверь мне, я в этом деле разбираюсь, — взглянув на часы, она охнула и сорвалась с места; уже на ходу бросила растерянно смотревшей на нее Марте: — Удачи тебе!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Ох уж эти мужчины… но при всех их недостатках без них жизнь была бы куда более пресной и тоскливой…»

Когда Клодин прибежала на свое место, ведущий уже объявлял правила танцевального конкурса, так что еще одного неодобрительного взгляда миз Кроссвел она все-таки удостоилась.

Конкурс этот, пожалуй, был самым сложным. На сцене начинала играть музыка, варианты могли быть самые разные — от фокстрота до ламбады и хип-хопа. Девушка должна была определить, что это за танец, и станцевать его. Возле боковой кулисы стоял наготове партнер — долговязый парень в расклешенных брюках и черной футболке, по словам ведущего, лучший танцор городской танцевальной студии — но какой ей достанется танец, парный или сольный, заранее девушка не знала. На все про все ей давалось примерно полторы минуты.

Почти сразу срезалась одна из афроамериканок — не Розанна, а вторая, пониже ростом. Вместо самбы она начала танцевать хип-хоп — зажигательно, акробатично, но увы — абсолютно не по делу. Лишь через полминуты, осознав свою ошибку, метнулась к партнеру, но едва они успели вместе сделать несколько па, музыка закончилась.

Клодин поставила ей шестерку — со второй попытки девушка все же правильно определила мелодию.

Хип-хоп достался Марте. Станцевала она его неплохо — похоже, занималась либо современными танцами, либо аэробикой.

Очень скоро Клодин стало ясно, что долговязый «лучший танцор местной студии», что называется, «заточен» на исполнение современных быстрых танцев, а вот бальные танцы — явно не его стихия. Танцуя фокстрот, парень вилял задом так, словно это была самба.

Но хуже всего он проявил себя, когда дело дошло до вальса.

Достался этот танец той самой хрупкой сероглазой блондинке, которая показалась Клодин похожей на эльфа. Когда зазвучала плавная изящная мелодия, и она, в бледно-голубом платье и босоножках на высоком каблуке, появилась на сцене, Клодин обрадовалась: и одежда, и сама внешность девушки — все как нельзя лучше подходило именно для вальса.

Все, кроме партнера.

Девушка подошла к парню, вскинула руку ему на плечо… и едва они сдвинулись с места, как стало ясно, что вальс он танцует не просто плохо, а отвратительно.

— Merde![19] — негромко выругался сквозь зубы Ришар, когда «лучший танцор», сделав неловкий шаг, заставил партнершу на миг потерять равновесие. Правда, от падения он ее удержал — но при этом наступил на ногу так, что лицо девушки исказилось от боли.

Тем не менее она продолжала танцевать. Несколько тактов все шло нормально, но потом… Клодин даже не удалось толком уловить, как это произошло — похоже, нога парня каким-то образом оказалась между ног девушки, та запнулась о нее, и они оба рухнули на пол.

Зал загудел, чуть ли не застонал.

Парень вскочил первым, протянул девушке руку — она встала куда медленнее; наметанным женским взглядом Клодин заметила разодранный на колене чулок.

Секунду она стояла в растерянности — музыка все еще играла — но затем неловко поклонилась и, прихрамывая, пошла за кулисы.

Музыка оборвалась, и на сцену вышел ведущий.

— Ну что ж — не повезло, со всяким бывает! — весело воскликнул он. В зале зароптали и затопали ногами. Не обращая на шум внимания, ведущий продолжал: — А теперь на сцену приглашается участница номер четыре! Поприветствуем ее!

Зазвучала новая мелодия, и из-за кулис выпорхнула очередная девушка.

— Черт возьми, — на сей раз в полный голос выругался Ришар. — Нет, так дело не пойдет. Девушке надо дать второй шанс — вы со мной не согласны?

— Но по правилам конкурса это не положено! — вскинулась миз Кроссвел.

— А мне плевать! Она же не виновата, что у этого… партнера, — на языке у него явно вертелось куда более крепкое словцо, — ноги из жопы растут!

— Но…

— Дать девочке протанцевать вторично в данном случае справедливо, — вмешался священник. — Тем более что семья Брикнеллов — мои прихожане, — добавил он извиняющимся тоном, — и мне было бы трудно объяснить матери Лейси, почему я не дал ее дочери второго шанса.

— Клодин, ты «за»? — обернувшись, Ришар порывисто сжал ее руку.

— Да, конечно!

— Ну, кто еще со мной? — привстав, он обвел взглядом оставшихся членов жюри.

— А что — действительно, пусть станцует! — отозвался гринписовец.

— Все! Четверо! — Ришар сорвался с места и исчез за кулисами.

Девушка на сцене благополучно закончила свой танец, за ней протанцевала еще одна — он все не возвращался. Еще одна — последняя… вот она уже заканчивает… Если Лейси Брикнелл решится на вторую попытку — то это должно произойти именно сейчас!

На сцену, пританцовывая, выбежал ведущий.

— Ох, насмотрелся я на наших красавиц, — улыбнулся он широкой, во все зубы, «голливудской» улыбкой, — и самого танцевать теперь тянет! Никак ноги не успокоятся! — наклонившись, сделал вид, что придерживает рукой вырывающуюся и подергивающуюся ногу. Выпрямился. — Нет, не хочет! Наверное, потому, что, хотя танцевальный конкурс закончился… но он не закончился! По просьбе нашего уважаемого жюри участнице номер семнадцать предоставляется второй шанс показать себя. Итак — поприветствуем участницу номер семнадцать.

В зале дружно захлопали.

Снова зазвучал вальс, и из-за кулис, плавно кружась в танце, появилась пара — мужчина и девушка. Лейси Брикнелл и Ришар Каррен.

Клодин невольно затаила дыхание, как делает человек, увидев нечто невыразимо прекрасное — настолько гармонично они смотрелись вместе. Мужественная красота Ришара еще больше подчеркивала хрупкость и изящество Лейси, светлое облачко волос, словно нимб, окружало ее нежное, озаренное внутренним светом лицо. Сияющими глазами она смотрела на него снизу вверх, а он говорил ей что-то и улыбался.

Наконец музыка смолкла. Зал взорвался аплодисментами, которые стали еще громче, когда Ришар, склонившись, галантно поцеловал девушке руку.

На свое место за судейским столом он вернулся через пару минут — обвел жюри победным взглядом и плюхнулся в кресло.

— Браво! — шепотом сказала Клодин.

— Очаровательное создание! — Ришар закатил глаза. — Ах, где мои семнадцать лет!

— Вообще-то ей двадцать два, — порывшись в папке, сообщила Клодин.

— Ну да? Никогда бы не дал ей больше восемнадцати.

— Двадцать два года, учится на юриста… отец — дорожный подрядчик, мать — прокурор.

— Кто-кто?!

— Прокурор.

— Заче-ем, — поморщившись, простонал Ришар. — Ну зачем ты меня спускаешь с небес на землю?..

— Кхе-кхе, — ненатурально кашлянула миз Кроссвел. — Господин Каррен, простите, что отвлекаю вас от, несомненно, важной беседы, — голос ее был полон елейного сарказма, — но я жду от вас оценки танцевального конкурса.

Оставшиеся два конкурса прошли без особых эксцессов.

На «домашнем задании» девушки продемонстрировали свои таланты в каком-либо виде искусства. Чуть ли не половина выбрали пение — правда, хлопали им скорее за старание, чем за мастерство. Марта исполнила гимнастический этюд с лентами; мексиканка Лаура Ното показала пару фокусов с платками, а молоденькая ирландка с каштановыми волосами — самая младшая из девушек — неплохо сыграла на скрипке.

Больше всего понравилась Клодин выступление коренной американки Эмили Лайтфут — в национальном костюме, под запись барабанной музыки, она исполнила этнической танец с притоптываниями и поворотами, предварительно объяснив, что женщины из племени северных шошонов танцуют его на свадьбах. Меньше всего — демонстрация «таланта» Розанны: вытащив на сцену огромный, выше человеческого роста, лист белого пластика, она нарисовала на нем спреем кособокого Микки-Мауса.

В конкурсе на эрудицию каждой девушке предлагалось ответить на три вопроса, восполняя, если придется, недостаток знаний остроумием. Вопросы были, по мнению Клодин, совсем несложные — прозвища покойных президентов, животные и растения — символы того или иного штата, даты крупных исторических событий. Тем не менее к остроумию конкурсантки прибегали довольно часто.

Едва конкурс закончился и ведущий начал представлять следующих артистов — «наших дорогих гостей, рок-ансамбль «Зеленое яблоко» — миз Кроссвел заторопила жюри:

— Давайте оценки! Сейчас я их отдам, и мы пойдем подводить итоги. Нам нужно в пятнадцать минут уложиться, пока этот рок-ансамбль выступает!

Собрав таблицы с оценками, она судорожно защелкала калькулятором, и когда ведущий объявил:

— Но прежде — оценки конкурса эрудитов… то есть эрудиток… — вскочила и протянула ему листок.

Вернувшись к столу, замахала руками, как фермерша, сгоняющая кур:

— Пошли, пошли скорее! — проходя мимо Клодин, пшикнула: — А вы чего стоите?

— Да-да, я иду, — ответила Клодин, сделала пару шагов и обернулась к сцене — ей хотелось дослушать оценки. Честно говоря, она не понимала, зачем нужно куда-то уходить, а не подвести итоги прямо здесь, в зале, но спорить не стала.

Добравшись до конференц-комнаты, члены жюри расселись на прежние места и миз Кроссвел снова уткнулась в свой калькулятор. Клодин тем временем занесла оценки последнего конкурса в табличку, которую она еще в самом начале расчертила на обложке папки.

— Эй! — обернулся к ней Ришар. — Так как насчет пещер — пойдешь?

— Если без ночевки, то пойду, — Клодин обвела кружочком семнадцатый номер. — Вот. Твоя Лейси проходит в финал.

— Откуда ты знаешь?

— Она по баллам получается на пятом месте, а проходят с первого по восьмое.

— А кто на первом?

— Кайра Махони. Высокая, загорелая — помнишь?

— Блондинка, что ли, вся из себя вот такая? — он скорчил надменную гримасу.

— Она самая.

Миз Кроссвел подняла голову.

— Вот что у меня получается. По сумме оценок в финал выходят… значит, так: номер одиннадцать — Кайра Махони, номер шесть — Элен Карсак…

Все это Клодин знала уже и без нее: в финал проходили четыре блондинки — Злюка, Элен, Эффи и Лейси, а кроме того Марта, Розанна Паркер, Лаура Ното и Мери О’Доннел — молоденькая скрипачка-ирландка.

— …и номер девять — Эмили Лайтфут.

— Что?! — вскинулась Клодин.

— Эмили Лайтфут, — повторила чиновница.

— А как же Мери О’Доннел?

— Она в финал не проходит.

— Но этого не может быть! — запротестовала Клодин.

— Миссис Конвей, — голос миз Кроссвел грозно напрягся, — хоть тут не надо затевать бессмысленные споры!

— Но у Мери суммарный балл выше, чем у Эмили! — в поисках поддержки Клодин оглянулась на Ришара.

— Насколько я знаю, Клодин хорошо считает, — отозвался тот. — Не думаю, чтобы она ошиблась.

— Эмили Лайтфут проходит в финал, — в голосе миз Кроссвел зазвенели стальные нотки. — Этот вопрос не обсуждается!

— Снова «позитивная дискриминация»? — наконец-то смекнула Клодин.

— Если хотите — то да!

— Ну как вы не понимаете, в нашем штате больше восьми процентов населения — коренные американцы, — увещевательным тоном произнесла директриса телеканала — молодящаяся бизнес-вумен в светлом льняном костюме. — И нам приходится с этим считаться… пусть даже у Мери О’Доннел оценки чуть выше.

— А вы не боитесь, что родители Мери обратятся в суд? Или в газеты? — откинувшись на спинку стула, спросил Ришар. — Короче, итоговый протокол конкурса я в таком виде подписывать не буду.

— И я тоже, — кивнула Клодин.

— Значит, обойдемся без вас! — выпалила теледиректриса. Миз Кроссвел под столом пихнула ее ногой и сказала чуть ли не умоляюще:

— Господин Каррен, как вы не понимаете…

Дверь открылась, и вбежала запыхавшаяся Луиза.

— Ну что вы тут?! Давайте быстрее, ансамбль уже заканчивает последнюю песню!

— Миссис Пейтон! — рявкнула миз Кроссвел, найдя, наконец, на ком сорвать настроение. — Выйдите, пожалуйста и не мешайте! И скажите Эрику, чтобы время потянул… анекдот какой-нибудь рассказал.

Луизу как ветром сдуло. В комнате наступила тишина.

— Мне кажется, — сказала Клодин, — есть вариант, который разрешит проблему.

Все лица повернулись к ней.

— А именно? — подозрительным тоном спросила миз Кроссвел.

— Можно сделать не восемь, а девять финалисток. Тогда Эмили Лайтфут войдет в список на законном основании.

— Это невозможно! — воскликнула теледиректриса.

— Почему?

— Потому что… — она запнулась.

— А как мы объясним это публике? — миз Кросвел по-прежнему смотрела так, словно ожидала какого-то подвоха.

— Никак, — отозвалась Клодин. — Они с удовольствием похлопают еще одной девушке. А если кто-то спросит, можно сказать, что у Мери и Эмили оценки почти одинаковые — разница меньше балла — и потому было принято такое решение.

— Ну… у кого-нибудь есть возражения? — чиновница обвела жюри взглядом.

Ришар пожал плечами:

— Меня этот вариант устраивает, — ехидно шепнул Клодин: — Миротворица!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Я не я буду, если эту девочку не сманю в Лондон и не сделаю из нее звезду!»

Фуршет в честь финалисток должен был начаться сразу после конкурса, в полуподвальном этаже «Тарелки». Спустившись туда, Клодин обнаружила банкетный зал с уже накрытыми столами; на эстраде раскладывали ноты и настраивали инструменты участники джазового трио — пианистка, саксофонист и виолончелист.

Она остановилась у колонны, рассеянно глядя на лестницу, по которой спускались люди — нарядные, веселые и оживленные. Мелькнул Ришар — она хотела махнуть ему рукой, но вовремя заметила, что он разговаривает по сотовому телефону. Зато Луиза подошла без приглашения.

— Миз Кроссвел жаловалась, что вы с ней все время спорите, — заявление это сопровождалось отнюдь не осуждающей улыбкой.

— Хорошо, что я не ее подчиненная, — с усмешкой пожала плечами Клодин.

— А здорово получился конкурс, правда? — просияла Луиза и, не дожидаясь ответа, умчалась.

Клодин взяла с подноса проходившего мимо официанта бокал шампанского; решила, что допьет его и позвонит Томми — куда он запропастился?!

— Миссис Клаудина… — позвал сбоку полузнакомый голос.

— Миссис Конвей, — оборачиваясь, привычно поправила Клодин и улыбнулась Марте Кройцах. — Клаудина — это псевдоним.

— Миссис Конвей, я хотела вас поблагодарить за… — девушка замялась, — за все. И познакомить с мамой.

— Здравствуйте! — Клодин осторожно пожала хрупкую, почти бесплотную руку стоявшей рядом с Мартой маленькой высохшей женщины. — У вас очень красивая и милая дочка.

— Да, она у меня такая! — женщина с гордостью взглянула на дочь снизу вверх.

— Я как раз хотела с ней об этом поговорить… — Клодин обернулась к Марте: — Скажи, ты никогда не думала о карьере фотомодели?

Если поначалу мать и дочь показались ей совсем не похожими, то сейчас, когда на их лицах появилось одинаковое удивленное выражение, сходство стало несомненным.

Первой среагировала мать — протянула с сомнением.

— Но…

— Вы думаете, у меня может получиться? — перебила Марта.

— Я думаю, что да, — кивнула Клодин. — Но надо, конечно, попробовать.

— А вы сами тоже фотомодель? — вступила мать.

— Да. То есть теперь уже нет — у меня свое модельное агентство в Лондоне.

— В Лондоне? — переспросила миссис Кройцах с растерянностью, чуть ли не с испугом. — Это который в Англии[20]?

— Да.

В следующую секунду рядом из ниоткуда возник Ришар, подхватил ее под локоть.

— Эй, пойдем меренге[21] станцуем! — мимоходом одарил Марту с матерью улыбкой. — Покажем этим девочкам, что и мы, старики, еще на что-то годимся!

— Тоже мне, старик! — фыркнула Клодин. — Сейчас, подожди минутку, — достала из сумочки визитную карточку. — У тебя ручка есть?

— Вуаля! — он вынул из нагрудного кармана ручку с золотой монограммой — сплетенными буквами «Р» и «К» на колпачке.

Клодин обернулась к Марте и миссис Кройцах.

— Подумайте над моим предложением. Если у вас возникнут вопросы, я охотно отвечу, — написала на обратной стороне карточки номер своего мобильника. — Вот мой телефон.

Двигаясь рука об руку с Ришаром к эстраде, она попросила:

— Только давай безо всякой акробатики, ладно? Неудобно — мы же все-таки судьи! И потом, у меня юбка узкая.

— А что, судьи — не люди? — хохотнул он. — Ладно, не бойся, не буду, — махнул музыкантам рукой и, повернувшись к Клодин, сплел ее пальцы со своими. После этого ей оставалось только слушать музыку и следовать за ним.

Надо отдать ему должное — свое обещание он выполнил и самые рискованные фигуры вроде поддержки партнерши вниз головой делать не стал. И проползать по полу между ее ног тоже. Но в остальном вертел Клодин как хотел; начал, правда, с простых па, но чем быстрее становилась музыка — тем сложнее рисунок танца; Ришар то крутил ее как волчок, придерживая за кончики пальцев, то подхватывал на руки, то, обняв как в вальсе, в бешеном темпе кружился вместе с ней — то отступал, и Клодин приходилось на расстоянии угадывать и улавливать его движения.

Внезапно, подхватив за талию, он резко перегнул ее назад, так что головой она почти коснулась пола — и в этот момент музыка смолкла.

— Здорово, правда?! — сказал Ришар, выпрямляя ее и весело глядя сверху вниз.

— Ох-хх… — только и смогла Клодин ответить; попыталась отступить от него и покачнулась — теперь, задним числом, закружилась голова и ослабели ноги.

— Слышишь, как нам хлопают?! — он снова обнял ее за талию.

Действительно, с разных сторон раздавались нестройные аплодисменты. Клодин — noblesse oblige[22]! — улыбнулась и жестом победителя вскинула руку.

— Сейчас шампанского выпьешь — и будешь как новенькая! — увлекаемая Ришаром, она, закрыв глаза, сделала несколько шагов; голова все еще кружилась. И тут совсем рядом прозвучал знакомый голос:

— Могу я теперь получить обратно свою жену?

Она открыла глаза — да, это действительно был Томми, одетый в белый парадный мундир первого лейтенанта[23] американской армии. Выглядел он в нем просто обалденно, другого слова не подберешь.

— Да, конечно, — сказал Ришар, чуть подтолкнул Клодин, и она перешла в руки мужа.

Они с Ришаром поздоровались, пожали друг другу руки, при этом оба улыбались, но Клодин не оставляло ощущение, что вторая, свободная рука у каждого — у Томми, по крайней мере, точно — лежит на эфесе невидимой шпаги.

— Чего ты так долго не приходил? — спросила она, едва Ришар растворился в толпе.

— В форму переодевался. Я ее специально не надел сразу, на конкурс — хотел тебе сюрприз сделать.

— Тебе очень идет, — честно сказала Клодин.

Он с мрачноватым видом пожал плечами.

Вот мрачность ему не шла, это совершенно точно.

Слишком хорошо Клодин его знала, чтобы не понимать, что смотреть на их с Ришаром танец ему было не слишком приятно — как было бы неприятно ей самой, если бы, придя на вечеринку, она увидела Томми танцующим в обнимку с какой-то девицей.

Слишком хорошо он знал ее, чтобы не понимать, что хотя это был всего лишь танец, ничего личного, она теперь чувствует себя виноватой. Не то чтобы очень — тем более что и не за что — но все же…

И если при этом продолжает дуться — значит, обижен не на шутку.

Необходимо было срочно что-то делать, то есть мириться.

Клодин взяла его под руку, погладила пальцем запястье.

— Пойдем шампанского выпьем?

— Пойдем.

Они подошли к одному из столов. Пока официант разливал в высокие тонкостенные бокалы шампанское, Клодин положила на тарелочку несколько канапе, по привычке стараясь выбирать не слишком калорийные.

Томми по-прежнему молчал — правда, перед тем как сделать первый глоток, приподнял бокал, словно провозглашая тост в ее честь. Клодин благодарно улыбнулась, тоже отпила немного — и едва не поперхнулась, увидев, что к ней решительным шагом направляется та самая женщина, которая днем чуть не сбила ее с ног, пытаясь прорваться в «Тарелку».

По-прежнему вся в черном, с суровым лицом религиозной фанатички, она казалась настолько чуждой окружающей атмосфере праздника, что Клодин стало не по себе.

Томми положил ей на плечо руку.

— Что с тобой?!

— Ничего… сейчас…

Женщина подошла вплотную, спросила:

— Миссис Клаудина? — от нее, под стать облику, ощутимо пахнуло ладаном.

— Да…

— Я вам пришла спасибо за дочку сказать. Бог вам воздаст за доброе дело!

— Какую дочку? — слегка ошалело переспросила Клодин.

— Эффи мою. Эта мерзавка ей личико поранила, а вы помогли — так что она и в финал прошла и, дай Бог, первая будет… — лицо женщины вдруг словно треснуло, выпуская наружу любящую улыбку, — моя красавица, доченька моя. Благослови вас Бог! — она осенила Клодин крестным знамением, развернулась и скрылась в толпе.

Пару секунд Клодин смотрела ей вслед, потом перевела взгляд на Томми, ожидая, что он что-нибудь скажет — но он с непроницаемым лицом молча отправил себе в рот конвертик из салатного листа с крабовым мясом.

Не-ет, ну это уж слишком! Да, правда, она хотела, чтобы он чуть-чуть поревновал — нечего оставлять ее все время одну! — но не до такой же степени!

— Может, пойдем потанцуем? — предложила она.

— Я так, как Каррен, танцевать не умею! — буркнул Томми.

— А я второго такого танца бы и не выдержала, — рассмеялась Клодин, стремясь перевести все в шутку. — Мне сейчас хочется что-нибудь помедленнее и поспокойнее, вот как это, — кивнула на трио, наигрывающее медленный блюз, и кружащиеся рядом с эстрадой пары, в том числе — кстати о «мерзавке» — Ришара, танцующего с Элен.

Томми вздохнул, хмыкнул и… положил руку ей на талию, разворачивая и направляя в сторону эстрады.

Танцевал он действительно средненько. Тем не менее Клодин любила танцевать с ним, двигаться под музыку, чувствуя рядом его тепло, а на спине его сильную руку. В эти минуты, особенно если закрыть глаза, казалось, что она становится легкой, почти невесомой, и защищенной от всего плохого, что есть в этом мире.

— Так что это была за тетка? — спросил Томми через минуту.

Клодин открыла глаза.

— Сегодня днем две девчонки подрались из-за купальника, одна другой щеку поцарапала. А я их разняла и замазала царапину жидким пластырем. Так вот это ее мать была.

— Я, честно говоря, в первый момент подумал, что она какая-то… словом, не в себе.

— Я тоже, — подтвердила Клодин — и не выдержала, вместо всяких экивоков сказала в упор: — Слушай, ну чего ты ревнуешь?! Ты же знаешь, что мы с Ришаром… — она помотала головой.

— А как я могу не ревновать, — произнося эту привычную фразу, Томми наконец улыбнулся, — если ты такая возмутительно красивая, что… — он замолк на полуфразе, лишь глаза искрились весельем.

— Что — что? — переспросила Клодин.

— Не скажу!

— А все-таки?

Он пожал плечами, словно говоря «Ну, сама напросилась!», и принялся в подробностях нашептывать ей, чем он хотел бы с ней сейчас заняться. Через полминуты Клодин почувствовала, как к щекам приливает кровь, еще через минуту жар поселился и в животе.

— Может, смоемся пораньше? — поймав ее настрой, прищурился Томми. Если бы обстановка была менее официальной, а он сам — не в мундире, это предложение наверняка бы сопровождалось поцелуем в шею.

— Нет, нельзя. Скоро мэр приедет, будет речь говорить и все такое. Но… — сам собой всплыл в памяти диванчик в комнате, где девушки примеряли туфли. — Помнится, ты как-то хвастался, будто запросто можешь открыть любой замок?

— Ну, не любой, но…

Когда спустя полчаса они вернулись в зал, выяснилось, что мэр все еще не появился; ждали его с минуты на минуту.

Их маленькая эскапада обошлась без приключений, лишь под конец, когда они с Томми шли по кольцевому коридору обратно к лестнице, откуда-то сзади раздался женский голос — короткая невнятная реплика, металлический скрежет… и все затихло. Клодин обернулась — в обозримом пространстве коридора никого видно не было.

Похоже, их отсутствия никто и не заметил, только провальсировавший мимо Ришар (на сей раз его партнершей была Розанна), поймав взгляд Клодин, приподнял бровь и весело подмигнул. Догадался, шельмец!

Интересно, как? Она же ничуть не растрепана, и макияж поправила!

Мэр приехал еще через четверть часа. Говорил долго и нудно — из вежливости приходилось хлопать; поздравлял финалисток, выражал надежду, что в следующую субботу победит достойнейшая. Когда после него на сцене появилась миз Кроссвел, Клодин решила, что с нее довольно — тихонько оттянула Томми назад, к столу, и они под аккомпанимент голоса чиновницы выпили по коктейлю.

В гостиницу они приехали далеко за полночь.

— Завтра воскресенье, буду спать, спать, спа-ать! — сказал, вылезая из машины, Томми. — За всю неделю отосплюсь, аж часов до десяти!

— Я тоже, — поддержала Клодин.

Разбудило ее бодрое бренчание мобильника. Мельком взглянув на часы — всего восемь, какого черта?! — она взяла его и, поднеся к уху, нажала кнопку.

— Алло?

— Привет! — голос Ришара она узнала сразу и недовольно взвыла:

— Ну чего ты в такую рань трезвонишь! Я еще сплю!

— Извини, что я тебя разбудил, но мне позволили сделать всего один звонок.

— Что? — все еще не до конца проснувшись, переспросила Клодин.

— Я в полиции. Полчаса назад меня арестовали по подозрению в убийстве.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Пусть передо мной хоть десять свидетелей выстроят — я все равно никогда не поверю, что Ришар способен ударить женщину!..»

— Ты что, шутишь?! — вырвалось у нее.

— Клодин, слушай меня внимательно, — перебил Ришар, — позвони моему отцу… только аккуратнее, ладно? Скажи, что мне нужен адвокат. Сейчас я нахожусь в полицейском участке Данвуда. — На заднем плане послышался мужской голос, и он ответил в сторону: — Да, я уже заканчиваю. Клодин?

— Да.

— Сделай это, пожалуйста, как можно быстрее.

— Хорошо, я все поняла, все сделаю, — вспомнила самое главное, что знала про американскую систему правосудия, и выпалила — скорее, пока не разъединили! — Пока адвокат не приехал, не отвечай ни на какие вопросы! Ришар, ты меня слышишь? Ришар!

Ответом ей была тишина.

Клодин медленно положила на тумбочку телефон и оглянулась на Томми — он встревоженно смотрел на нее, опершись на локоть; когда их глаза встретились, сдвинул брови и крутнул свободной рукой.

— Ришара арестовали за убийство, — ответила она на безмолвный вопрос.

— Что за бред?!

Клодин покивала — да, конечно, бред! — вслух же сказала:

— Он просил позвонить отцу, ему нужен адвокат.

Дотянулась до сумки и достала оттуда блокнот, который называла дневником и записывала в него какие-то пришедшие в голову мысли, события дня, если таковые заслуживали внимания, и адреса и телефоны не первоочередной важности. Туда же она в свое время записала и телефон Каррена-старшего, собиралась перенести в записную книжку — и забыла.

Перед тем, как набрать номер, посидела еще с полминуты, мысленно готовясь к разговору. Она, одна из немногих, знала, что значит предостережение Ришара «только аккуратнее!» — у его отца в последнее время были проблемы с сердцем, он собирался ложиться на операцию, но скрывал это от всех, кроме близких друзей.

Наконец набрала номер. Отозвался Каррен-старший почти сразу:

— Алло… сынок?

— Здравствуйте, мсье Каррен. Это Клодин говорит.

— Здравствуйте, Клодин, рад вас слышать! — в первый момент он действительно обрадовался, но тут же в голосе прорезалась тревога: — Что…

— Мсье Каррен, я звоню по просьбе Ришара! — перебила она — сразу, чтобы ни на миг не подумал о самом плохом! — Он арестован, ему нужен адвокат. Он сейчас в Данвуде, в полицейском участке.

— Что случилось, в чем его обвиняют?

— В убийстве.

— Но… — голос Каррена растерянно дрогнул, — этого не может быть. Ришар… он не…

— Мсье Каррен, — снова мягко перебила его Клодин, — я давно знаю Ришара и не сомневаюсь, что тут какая-то ошибка. Но ему нужен адвокат, и как можно скорее, — подумала, что ее собеседнику, наверное, требуется время, чтобы придти в себя, и предложила неуверенно: — Может быть, мне этим заняться?

Но Каррен за считанные секунды успел собраться и ответил решительно и деловито:

— Нет, Клодин, спасибо. У меня есть в Айдахо нужные связи, — секунду помедлил, словно колебался. — Ришар ночью оставил мне сообщение — сказал, что встретил вас там, на конкурсе. Вы все еще в Айдахо?

— Да, я недалеко от Данвуда, на военной базе, так что если что-то нужно…

— Возможно, понадобится. Я буду держать вас в курсе. И, Клодин…

— Да?

— Еще раз — спасибо вам.

Следующий раз телефон зазвонил через час.

Клодин встала, умылась, попыталась сделать завтрак, но все валилось из рук, так что в конце концов Томми, обняв за плечи, отвел ее и посадил в кресло; погладил по голове, сказал:

— Не мучайся ты так! Все образуется — разберутся и отпустят.

Она благодарно потерлась щекой об его руку.

Завтрак он приготовил сам: сварил кофе и запек в микроволновке несколько ломтиков ржаного хлеба с сыром.

Клодин выпила кофе и через силу склевала пару тостов — только чтобы его не обижать — и, когда раздался звонок телефона, сломя голову бросилась к тумбочке.

Незнакомый мужской голос спросил по-французски, с сильным акцентом:

— Могу я поговорить с мадемуазель Клодин?

— Да, это я! — ответила она по-английски.

— Меня зовут Захария Смит, — мужчина тоже перешел на английский, — я буду представлять интересы господина Каррена. Через сорок минут я буду в Данвуде. Вы не могли бы тоже подъехать туда?

— Да, конечно!

— В таком случае, встретимся у здания городского суда. Моя машина — вишневый «Рено».

— Хорошо, я выезжаю, — бросив трубку, Клодин лихорадочно помчалась одеваться. Поймала вопросительный взгляд Томми и объяснила на ходу:

— Это адвокат Ришара звонил. Просил меня приехать сейчас в Данвуд.

— Зачем?

— Не знаю. Просил — значит, наверное, надо. Я тебе позвоню.

Когда Клодин выехала на Баклер-плаза, главную площадь Данвуда, где друг напротив друга высились два здания-близнеца — мэрия и городской суд, вишневый минивэн «Рено» с тонированными задними стеклами уже стоял рядом с бутиком «Старое типи[24]».

За рулем сидел шофер в форменной фуражке.

Клодин собственного шофера не имела, поэтому была вынуждена припарковаться на боковой улочке, где бордюр не был выкрашен в желтый цвет[25], пешком вернулась на площадь и побарабанила пальцами в окно задней двери.

Дверь приоткрылась, оттуда высунулся брюнет лет сорока с острым подбородком и глубокими залысинами.

— Мадемуазель Клодин?

— Да.

— Прошу вас! — он распахнул дверь.

Клодин впорхнула в просторный салон — два ряда кресел лицом друг к другу — и присела напротив брюнета.

— Очень приятно. Я Захария Смит, — вежливо улыбнулся он.

— Клодин Конвей, — представилась Клодин и, еле выдержав церемонию рукопожатия, нетерпеливо спросила: — Что с Ришаром?

— Его скоро должны доставить в суд. Я попытаюсь добиться его освобождения под залог… возможно, под домашний арест, — произнося это, адвокат пристально разглядывал ее, но не как мужчина разглядывает женщину, а словно пытаясь оценить по каким-то своим критериям. — Как мне передали, господин Каррен — я имею в виду господина Каррена-старшего — очень высокого мнения о вас и считает, что вы заслуживаете полного доверия.

Хотя интонация была явно вопросительная, отвечать Клодин не стала, лишь пожала плечами — не говорить же «Да, это так».

— Насколько я понял, вы, как давняя подруга господина Каррена-младшего, — продолжал адвокат, — имеете на него определенное влияние.

— Это не совсем так, — мягко возразила она. — Я не подруга Ришара — мы с ним друзья[26], и дружим уже много лет.

Про влияние говорить ничего не стала, но подумала, что когда речь идет о серьезных вопросах, на Ришара едва ли кто-то может повлиять — кроме разве что его отца. Кто-кто, а она хорошо знала, что под личиной беззаботного плейбоя, интересующегося в основном ралли и девушками, скрывается человек с очень сильным и независимым характером.

Телефон зазвонил так неожиданно, что Клодин вздрогнула, только теперь заметив стоявший на столике рядом с креслом Смита компактный телефакс. Адвокат встрепенулся, как боевой конь при звуке трубы, и схватил трубку:

— Да!.. Да… Да, иду!

Взглянул на Клодин:

— Все, его привезли! Боюсь, вам теперь придется поскучать — это займет часа полтора, не меньше, — улыбнулся беглой жесткой улыбкой. — Скрестите за меня пальцы!

Прождать пришлось куда больше полутора часов.

Сначала Клодин просто сидела в минивэне, потом, чтобы скоротать время, вылезла из него и прогулялась по площади. Большинство магазинов оказались закрыты, и на замшевую детскую курточку в витрине «Старого типи» ей пришлось лишь облизнуться, зато удалось купить в аптеке бутылочку колы и пару детективных покетов; с ними она и вернулась в машину.

Прихлебывая колу, начала читать — оказалось, что это «крутой» детектив про неуязвимого героя, в одиночку сражающегося с целой бандой злодеев. Написан он был динамично и с юмором, так что она невольно увлеклась и опомнилась лишь услышав раздавшийся из встроенного в потолок динамика хриплый голос:

— Мисс, они уже идут.

Клодин взглянула в окно. На ступенях здания суда виднелись две фигуры, одна пониже, другая повыше — Ришар! Они быстро спускались, по тротуару наперехват им бежали трое человек, один из них придерживал на плече видеокамеру.

На последних ступеньках лестницы Смит с Ришаром разделились — адвокат развернулся навстречу репортерам, Ришар же быстрым ходом устремился через площадь к машине. Клодин открыла ему навстречу дверь — он рывком влез внутрь и рухнул на соседнее сидение.

Обернулся к ней, взял за руку и вымученно, одними губами, улыбнулся:

— Привет! Спасибо, что пришла!

Чувствовалось, что слова даются ему с трудом, да и вообще выглядел он плохо. И дело даже не в том, что был растрепан и небрит; Клодин видела его всяким — усталым, больным и избитым, но никогда — таким подавленным.

— Как ты? — спросила она сочувственно.

Ришар помотал головой.

— Не спрашивай. Все это было настолько мерзко… Они кружили вокруг меня, как волки, орали в три глотки, угрожали — требовали, чтобы я сознался. Совали мне фотографии ее разбитого лица…

Так его что — обвиняют в убийстве женщины? И это Ришара, человека, у которого рыцарское отношение к женщинам просто в крови? Бред, совершеннейший бред!

Спросить Клодин ничего не успела — дверь распахнулась, и появился Смит. Влезая, окинул их взглядом; нажал кнопку переговорного устройства:

— Эдди, в «Хэпмптон-Инн».

Машина тронулась с места еще до того, как он договорил.

— Почему вы не дали мне сказать, что я невиновен?! — угрюмо спросил Ришар.

— Потому что сейчас это было ни к чему, — устраиваясь поудобнее на сидении, ответил адвокат. — Я лучше вас знаю процедуру. У вас еще будет возможность заявить о своей невиновности, но сейчас речь шла только о том, чтобы побыстрее вытащить вас из камеры.

— Да, под домашний арест…

— Скажите спасибо, что хоть так. Обвинение более чем серьезное, обычно в таких случаях об освобождении под залог речи вообще не идет.

Дальше они ехали молча. Ришар по-прежнему сжимал в ладони кулак Клодин, и она чувствовала, что его мышцы словно сведены судорогой.

До отеля «Хэмптон-Инн», четырехэтажного здания из красноватого камня на окраине Данвуда, они добрались минут за десять. Стоявший за конторкой клерк уставился на Ришара как на привидение.

Едва войдя в номер, Ришар принялся судорожно раздеваться — ощущение было такое, что одежда жжет ему тело. Скинул прямо на пол пиджак, на ходу сошвырнул с ног туфли и, расстегивая рубашку, устремился в ванную. Через пару секунд из приоткрытой двери донеслось:

— Клодин, дай мне из шкафа джинсы и футболку какую-нибудь. И скажи горничной, чтобы унесла все это к чертовой матери! — из приоткрытой двери вылетели скомканные брюки и рубашка.

Вышел он из ванной лишь минут через сорок. В джинсах и футболке, гладко выбритый, с мокрыми, зачесанными назад волосами, он выглядел моложе своих лет. Но это был уже прежний Ришар — уверенный в себе, чуть ли не авторитарный, без малейших следов нервозности.

Он одобрительно кивнул, увидев заказанный Клодин на всякий случай завтрак, пожаловался в пространство:

— Они меня пичкали жутким суррогатным кофе, до сих пор во рту кислый вкус стоит.

— Отвратительный кофе в полицейских участках — своего рода традиция, — усмехнулся из кресла Смит.

Ришар сел за стол и пододвинул к себе яичницу, махнул рукой.

— Присоединяйтесь! Что я, один буду есть?

Адвокат не чинясь перебрался за стол, налил себе кофе и принялся одну за другой поглощать датские слойки с марципаном. Клодин тоже налила кофе себе и — полумашинально, как если бы это был Томми — Ришару, он поблагодарил кивком.

Ел он быстро и сосредоточенно, покончив с яичницей, придвинул к себе блинчики с апельсином. Клодин и раньше знала, что в ситуации, когда у нее кусок бы в горло не полез, Ришар наоборот, ест больше обычного. Сама она ограничилась одной маленькой слоечкой — конечно, тоже калории, но уж очень эта слоечка вкусно смотрелась.

Выпив вторую чашку кофе, Ришар вытер рот салфеткой и взглянул на Смита:

— Итак?

— Господин Каррен, прежде всего я бы хотел извиниться перед миссис Конвей, — отозвался тот, — но мне кажется, что дальнейший наш разговор должен проходить наедине. Я пригласил ее, думая, что вам нужна моральная поддержка — не знал, в каком состоянии вы будете…

Клодин, не дожидаясь дальнейших слов, встала.

— Я пойду. Позвоню вечером.

— Погоди! — Ришар перехватил ее за руку и притянул к себе, обернулся к адвокату. — Я понимаю, что вы имеете в виду — право адвоката не разглашать сведения, полученные от клиента, не распространяется на других лиц, и Клодин могут заставить свидетельствовать против меня, — Смит кивнул, подтверждая. — Но мне не в чем сознаваться, я никого не убивал… В общем, я хотел бы, чтобы она осталась, — взглянул на нее снизу вверх, — если у тебя, конечно, есть время.

— Если вы на этом настаиваете… — пожав плечами, протянул Смит. — Извините, мне нужно помыть руки, — встал и прошел в ванную.

Ришар, не отпуская руки Клодин, повернул голову и уткнулся виском ей в бок, пробормотал:

— Видишь…

Она ласково поерошила ему волосы.

Щелкнула задвижка ванной, и они отпрянули друг от друга, как застигнутые за поцелуем школьники. Смит вышел, потирая руки, спросил:

— Ну что — начнем?

— Да, — кивнул Ришар, перебираясь на диван. Клодин устроилась в кресле рядом с ним, Смит сел напротив, сказал:

— Прежде всего я хотел бы пройтись по основным этапам дела, — взял с журнального столика папку и раскрыл. — Вас обвиняют в том, что вчера, примерно в полночь, вы убили Элен Карсак…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «В большинстве мужчин до седых волос остается что-то мальчишеское, детское — может быть, за это мы, женщины, так их и любим…»

— Элен?! — ошеломленно переспросила Клодин: одно дело слышать такое про какую-то абстрактную девушку и совсем другое — про ту, с которой она только вчера разговаривала!

— Вы знакомы? — поинтересовался адвокат.

— Ну… это одна из участниц вчерашнего конкурса красоты. Это ведь о ней идет речь, да?

— Она самая, — мрачно кивнул Ришар и пояснил для Смита: — Клодин тоже была в жюри.

— А помимо конкурса? — спросил тот.

— Да… то есть нет, — поправилась Клодин. Вместо приличествующей случаю скорби ей еле удавалось сдержать истерический смех: должно быть, миз Кроссвел сейчас счастлива — финалисток снова восемь!

— Так да или нет?

— Я приехала в «Тарелку» часа в три — меня Луиза Пейтон попросила присмотреть за девушками, пока они выбирают купальники и обувь. В том числе там и Элен была, мы с ней обменялись парой фраз.

— О чем вы говорили?

— Она поцапалась с другой девушкой из-за купальника. В прямом смысле — то есть расцарапала ей щеку. Я их разняла, пользуясь авторитетом судьи, отобрала у Элен купальник и отдала той девушке. Это все.

— Она пыталась спорить?

— Нет.

— Хорошо, — кивнул адвокат. — Теперь вы, — обернулся к Ришару. — Вы были знакомы с Элен Карсак?

— До конкурса — нет. После конкурса, на фуршете, мы с ней немного потанцевали, потом поднялись на балкон на третьем этаже. Минут через пять я оттуда ушел, я она осталась. Целая и невредимая.

— И с тех пор ее никто живой не видел, — заключил Смит.

— Повторяю, я этого не делал!

— О’кей, давайте теперь вернемся немного назад. Кто кого пригласил на танец?

— Я ее.

— Кто кого пригласил на балкон?

— Она меня. Я даже не знал, что там есть балкон.

— С какой целью она вас туда пригласила?

— Сказала, что ей хочется подышать свежим воздухом, — невесело усмехнулся Ришар.

— Но на самом деле вы восприняли это как… м-мм… — адвокат коротко взглянул на Клодин, — предложение?

— Да. Я же не первый день на свете живу.

— То есть вы поднялись с ней на балкон, чтобы заняться сексом?

— Да, — Ришар пожал плечами. — Она была хорошенькой, вела себя весьма раскованно и… словом, с ней я не чувствовал себя соблазнителем невинной крошки.

— Вы поднялись на балкон, и?..

— И через несколько минут я оттуда ушел.

— Почему?

— Потому что я не люблю чересчур активных женщин — предпочитаю сам проявлять инициативу. А эта Элен… — он едва заметно поморщился, — после пары поцелуев буквально полезла ко мне в штаны.

— То есть вы хотите сказать, что сексуальных отношений с этой женщиной у вас не было?

— Я же говорю — нет.

— И с тех пор, как вы ушли с балкона, вы ее больше не видели?

— Нет.

Допрос длился часа два — адвокат переспрашивал, уточнял и требовал подробностей («Что именно она вам сказала — постарайтесь припомнить. А что вы ей ответили?») Клодин слишком хорошо знала Ришара, чтобы не понимать, каково ему, с его гордостью и самолюбием, терпеливо отвечать, тем более что некоторые из вопросов едва ли можно было назвать деликатными, но внешнее спокойствие не изменило ему ни разу.

Сама Клодин благодаря этим вопросам узнала то, о чем спрашивать Ришара было бы неудобно и бестактно — подробности гибели Элен.

Девушка была задушена, а перед тем избита. Полиция предполагала «преступление на почве страсти» — то есть пыталась доказать, что Элен отказала Ришару в его сексуальных притязаниях и он, разозлившись, решил ее «поучить», но не рассчитал сил.

Именно в этом его сегодня все утро убеждали сознаться — и именно эту версию предстояло теперь опровергнуть адвокату.

— Ну вот, на сегодня, пожалуй, все! — Смит захлопнул папку. — Завтра днем я, скорее всего, подъеду к вам со своим сыщиком. Возможно, к тому времени у меня уже будут новые материалы по делу.

— Хорошо, — кивнул Ришар.

— Если представители прокуратуры захотят с вами поговорить — неважно, вызовут они вас к себе или сами приедут сюда — скажите им, что будете разговаривать только в моем присутствии. Они могут начать давить на вас, скажут, что у них минутное дело — не слушайте, просто сразу звоните мне. Это ясно?

— Да.

— И, думаю, нет нужды объяснять вам, что до моего приезда вы не должны отвечать ни на один их вопрос — даже если они спросят, который час?..

Проводив адвоката, Ришар вернулся в комнату, спросил: — Наверное, ты тоже скоро уйдешь? — прозвучало это на редкость кисло.

— Наверное, — отозвалась Клодин.

— И никакого сочувствия к несчастному страдальцу? Неужели ты не захочешь утешить меня нежными поцелуями и страстными объятиями? — в глазах его блеснула искра прежнего юмора.

— Нет, — с невольно вырвавшимся смешком покачала она головой.

— А если так?… — подняв Клодин из кресла и приобняв, Ришар легонько коснулся губами ее губ, но когда попытался «углубить» поцелуй, она закрутила головой, высвобождаясь.

— Ришар, перестань! Ты же знаешь, на меня это не действует!

— Знаю. Но почему не попытаться еще раз?!

С картинно разочарованным вздохом он отпустил ее, и Клодин плюхнулась в кресло, доставая из сумочки сотовый: если там есть сообщения от Томми — значит, нужно поторопиться, если же нет, то можно позвонить ему, что она вот-вот выезжает, и посидеть здесь еще полчасика — а потом, для оправдания собственной безалаберности, заехать в ресторан и купить что-нибудь вкусненькое.

Сообщения были — целых три. Первое «Клодин, куда ты делась? Позвони мне!», второе, часа полтора назад: «Клодин, я ухожу на барбекю к Моури. Так что если ты меня слышишь — подъезжай прямо туда!» — третье же, судя по звучавшим на заднем плане голосам, он наговорил уже с вечеринки: «Клодин, ну куда ты пропала?! Давай, приезжай скорее!»

— Все, мне нужно бежать, — защелкнув телефон, сказала она.

— Надо — значит надо, — пожал плечами Ришар. — На вот тебе конфетку, — крутнул рукой, и на его ладони появилась конфета в блестящей обертке.

— Я так и не могу понять, как ты это делаешь.

— Волшебство! — он улыбнулся — почти весело и все-таки вымученно. — Завтра приедешь?

— Постараюсь. Скорее всего, да, — подумала: «Что-то я еще хотела у него спросить, когда уйдет Смит… что же это?!» — но мысль эта тут же улетучилась, спугнутая другой, куда более важной: «Три сообщения — это слишком! Нужно бежать бегом!»

К тому времени, как Клодин въехала на базу, уже стемнело. Стоило ей затормозить рядом с домом Фионы, как из калитки высунулся мужчина в шортах и майке.

— Вы к нам, мисс?

— Наверное! — улыбнулась Клодин.

— Это моя, моя! — крикнул откуда-то из темноты Томми, через секунду появился, обнял ее и чмокнул в висок; сказал:

— Ну наконец-то! Знакомьтесь — это Клодин, это Билл, — она пожала руку встретившему ее мужчине, и Томми, все так же обнимая, повел ее за дом.

Звяканье бутылок, гомон и смех Клодин услышала еще на полпути. Именно там, на заднем дворе, кипела жизнь!

На длинном гриле жарились ребрышки и стейки, шашлыки на палочках и ломти окорока, красные перцы и помидоры. Над ними колдовал пожилой мужчина с лопаточкой в одной руке и длинной двузубой вилкой — в другой. Остальные люди — десятка два, не меньше — толпились вокруг, некоторые сидели на крыльце и на расставленных как попало садовых стульях; тут и там виделись знакомые лица учредительниц «Клуба офицерских жен».

— Эй, а я жену привел! — перекрикивая всех, заорал Томми.

С разных сторон послышалось разнобойное «Привет!», «Присоединяйся» и даже (она отчетливо расслышала): «Ух ты! Действительно красотка!»; с крыльца сбежала Фиона, чмокнула ее в щеку и отступила на шаг, разглядывая.

— Какая ты шикарная! Давай я тебе передник дам, чтобы жиром не заляпалась!

— Не надо передник, — улыбнулась Клодин. Конечно, светлый льняной сарафан действительно стоило поберечь, но в машине со вчерашнего дня остались джинсы и свитерок. — Покажи мне лучше, где у тебя можно переодеться.

Когда через пять минут, уже в джинсах, она вышла на задний двор, веселье там продолжалось. Томми отсалютовал ей бутылкой с пивом, подошел и, обхватив за плечи, повел к грилю.

— Пойдем, я тебя сейчас вкусненьким угощу!

— Не говори ей! — отчетливо донеслось откуда-то сбоку.

«Интересно, что они собираются мне подсунуть?» — подумала Клодин, но, поскольку от родного мужа ничего совсем уж гадкого ждать не приходилось — все-таки муж! — приняла из его рук палочку с нанизанным на нее кусочками мяса.

Попробовала — мясо оказалось мягкое и нежное, и на вкус вполне ничего. Чтобы не разочаровывать замерших с выжидательным видом окружающих, спросила:

— А что это?

— Гремучая змея! — мрачно-торжественным голосом сообщил сбоку Билл.

К чести Клодин, она даже не поперхнулась.

— Да? А я думала, крокодил! — откусила с палочки еще кусочек мяса и демонстративно посмаковала. — Похоже очень.

— Гремучка эта к нам на полосу препятствий заползла, — ухмыльнулся молодой афроамериканец с выбритым черепом. — Здоровущая — больше четырех футов. Думала, небось, кого-то тяпнуть — а теперь мы ее ам-ам!

— Это ваш Томми ее прикончил! — азартно добавил Билл. — Ножом! С шести метров — точно в шею!

Томми скромно сиял рядом.

«Ох уж эти мужчины! — про себя рассмеялась Клодин. — Мальчишки!» Как ее муж умеет кидать нож, она знала и раньше, но, чтобы не портить людям удовольствие, промурлыкала:

— Мой геро-ой! — и наградила его нежным поцелуем. Томми в ответ притиснул ее к себе так, что дух захватило; за спиной кто-то зааплодировал.

Следующий кусок мяса она получила уже без подвоха — говядину на ребрышке, а к ней — завернутую в фольгу печеную картофелину весом в добрый фунт.

— Попробуйте — не пожалеете, — объяснил стоявший за грилем мужчина. — Это местная, айдахская, такой больше нигде нет.

Телефон в кармане джинсов запиликал, едва она отошла от гриля — то есть как раз «вовремя»: в одной руке — сочащийся соком кусок мяса, в другой — горячий фольговый шар, положить все это некуда, а Томми пошел за пивом. Зажав картофелину локтем той же руки, которой держала мясо, освободившейся рукой Клодин вытащила телефон, подумала: «Ну, если это Ришар, и по какому-то пустяку — мало ему не будет!»

Но голос в телефоне оказался женский — молодой и неуверенный:

— Миссис Конвей?

— Да!

— Я, наверное, невовремя…

— Ну что вы, Марта! — узнав наконец голос, отозвалась Клодин, елозя локтем, чтобы сдвинуть картофелину на новое место — прежнее напекло уже чуть ли не до ожога.

— Миссис Конвей, вы сказали, что если у меня будут вопросы, я могу вам позвонить…

— Да, я слушаю.

В десятке футов от нее обрисовался Томми с зажатыми в обеих руках бутылками. Клодин сделала страшное лицо и энергично закивала, показывая подбородком на картофелину. Вся эта пантомима означала: «Убери ее! Жжется!!!»

— Я не хотела бы по телефону — возможно, у вас найдется завтра время?.. — неслось из трубки.

Слава богу, ситуацию Томми понял мгновенно — в два шага оказавшись рядом, выхватил из-под ее локтя проклятую картофелину и приложил к обожженному месту холодную бутылку с пивом.

— …рядом с «Тарелкой» есть йогурт-бар — может быть, там?.. — щебетала Марта.

— Да, можно, — Клодин со вздохом облегчения переложила трубку поудобнее, кивнула Томми: «Спасибо!» — Во сколько?

— Как вам удобнее…

— Ну… в одиннадцать.

— Хорошо, значит, в одиннадцать! Спасибо вам большое! — радостно зачастила девушка. — Извините, что побеспокоила!

— До завтра!

— Это что — опять Каррен? — поинтересовался Томми, едва Клодин спрятала телефон. — Как он там? Завтра ты снова к нему пойдешь?

Наметанным слухом она уловила в его дружелюбном тоне нотки ревности — поэтому отвечать начала с конца, последний же вопрос проигнорировала вообще:

— Его днем отпустили под залог и под домашний арест. Настроение у него, сам понимаешь, не слишком хорошее, но держится. А звонил сейчас — нет, это не он, это одна девочка.

— Какая еще девочка?

— С конкурса. Я ее уговариваю попробоваться у нас в агентстве, мне кажется, она подойдет. Помнишь, брюнетка — та, что акробатический этюд показывала? Мы с ней завтра встречаемся, у нее какие-то вопросы ко мне возникли.

Душой Клодин не покривила ничуть, но про себя подумала, что раз уж завтра будет в Данвуде, то, конечно же, заедет и к Ришару — представить страшно, каково ему сейчас одному в четырех стенах!

Объяснение Томми, похоже, удовлетворило.

— Слушай, а чего ты эту картофелину так упорно держала? — ухмыльнулся он. — Могла бы отпустить — ну, упала бы она, ну и что? Зато тебе бы терпеть не пришлось.

— А-аа… знаешь, не догадалась! — она растерянно взглянула на него и хихикнула. — Как-то в голову не пришло.

— Ладно, пойдем ее съедим пополам. Картошка обалденно вкусная, только большая очень, тебе одной тут много. Давай вон там, слева на крыльце пристроимся…

И в этот момент, по ассоциации с его словами, Клодин вдруг вспомнила, что именно она хотела спросить у Ришара!

— Ээ… да, конечно!

Ну и что теперь — ждать до завтра? Или, может, позвонить ему — наверняка он еще не спит! Да, но делать это при Томми по меньшей мере недипломатично…

Решение пришло мгновенно.

Дождавшись, пока Томми поставит на ступеньку бутылки, Клодин сунула ему жареное ребрышко.

— Подержи минутку, я сбегаю руки помою, — показала запачканную мясным соком и жиром руку, — и бумажные тарелочки принесу — не хочу свитер заляпать.

— Будешь долго ходить — я сам твое мясо съем! — шутливо пригрозил он.

Торопливо вбежав в ванную, она выхватила из кармана сотовый. Ришар отозвался через пару звонков; кажется, он все-таки спал — голос, во всяком случае, был сонный.

— Привет, я на минутку, — шепотом сказала Клодин. — Я забыла спросить — а Элен так и нашли на балконе?

— Mon Dieu[27], ты опять об этом! — простонал Ришар; даже по телефону было понятно, что он поморщился. — Нет, ее нашли в коридоре, недалеко от лестницы.

— Левой или правой?

— Правой.

— Спасибо! Пока! — она спрятала телефон. Теперь предстояло побыстрее, пока Томми не заскучал в одиночестве, найти бумажные тарелки.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Все-таки любовь — великая сила!»

На следующее утро после вечеринки Клодин решила пренебречь пробежкой и подольше поспать. Поэтому, честно встав и позавтракав вместе с мужем (ему — хлопья с молоком и кофе, ей — обезжиренный солоноватый творог с тостом из ржаного хлеба и тоже кофе), после его ухода она поставила будильник на полдесятого и снова залезла под одеяло.

Увы, ее планам не суждено было сбыться: в самый разгар сладкого сна в дверь требовательно забарабанили. Клодин взглянула на часы — без четверти девять, господи, ну какого черта?! — натянула халат и поплелась открывать.

Это оказалась Фиона — взволнованная, с газетой в руке.

— Ты уже слышала?

— О чем?

— Представляешь, одну из девушек с конкурса убили позапрошлой ночью!

— Да, я знаю.

— Тут написано, что полиция предъявила обвинение Ришару Каррену, — возбужденно частила Фиона. — И фотография есть — красивый парень! Он тоже был судьей на конкурсе, так что ты его видела. Непонятно только, почему его отпустили под залог — убийц же не положено отпускать?!

— Погоди, Фи, — перебила Клодин. — Прежде чем ты еще что-нибудь скажешь — послушай меня. Я Ришара знаю уже много лет. Он мой друг. И он не убийца, что бы здесь, — кивнула на газету, — ни писали.

— Но тут сказано, что у полиции есть веские основания…

— Говорить они могут все, что угодно, им же надо как-то объяснить, почему они вместо того, чтобы искать убийцу, привязались к невиновному человеку! — раздраженно огрызнулась Клодин. Вспомнила, что Фиона тут ни при чем, и добавила уже спокойнее: — Все это обвинение — такая же нелепица, как… как если бы речь шла о Томми.

— Но… и что теперь будет?

— Надеюсь, что полиция все же разберется. Но пока, как ты понимаешь, вся эта история меня не слишком радует. Так что давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Да, так вот чего я к тебе шла, — с легкостью переключилась Фиона. — У нас девичник намечается. Завтра вечером, у меня дома, мы одни, без мужчин. Тем более что их на базе и не будет. Во всяком случае, твоего и моего. И мужа Тиш тоже. Они завтра с утра в горы, на маневры уезжают — и с концами до пятницы…

«Как «приятно» с утра пораньше узнавать такие вещи от посторонних людей, — подумала Клодин. — Томми, зараза, ни словом об этом не обмолвился — а ведь наверняка знал!»

— …Тиш обещала всем желающим погадать. У нее вроде бабка колдунья какая-то была и научила ее на картах таро гадать. Корди пирожные свои фирменные делает, безе с шоколадным кремом и орехами, — продолжала Фиона. — Дайана — мороженое…

Лишь привычный слух Клодин смог различить пробившиееся сквозь это вдохновенное перечисление брямканье ее мобильника.

— Извини, сейчас! — она метнулась в спальню. Этот номер знали всего несколько человек, по пальцам перечислить можно. Неужели что-то с Даффи?!

Но нервный женский голос, раздавшийся в трубке, на мамин ничуть не походил.

— Привет, Клодин! Ты уже слышала, какой ужас?

— Это ты про Элен? — Луизу она узнала сразу и, хотя никогда не предлагала ей называть себя по имени, но осаживать не стала.

— Да, и про Каррена!

— Ну вы же так и хотели — чтобы было восемь финалисток, — невесело пошутила Клодин.

Но Луизе было явно не до шуток.

— Да, но у меня теперь одного судьи не хватает! — воскликнула она.

Ну разумеется — именно это ее больше всего беспокоит!

— До субботы еще почти целая неделя — может, полиция за это время успеет найти убийцу.

— А ты что, считаешь, что это не он?

— Да конечно нет! — интересно, скольким еще людям ей придется объяснять, что Ришар этого не делал — не мог сделать, просто не мог!

— Может, действительно не он? — с сомнением протянула Луиза. — Ты… это, если что-нибудь новое узнаешь, тут же сообщи мне.

— Ладно, сообщу, — пообещала Клодин, не имея ни малейшего намерения этого делать. — Все, пока!

— Тоже про Каррена спрашивали? — сочувственно поинтересовалась Фиона, когда она вернулась в гостиную.

— Да.

— Так ты придешь?

— Куда? — за всем этим Клодин уже забыла, о чем шла речь.

— На девичник!

— Э-ээ… да, конечно! — все лучше, чем одной в номере сидеть…

— Тогда с тебя бутылка шоколадного ликера. Только выбирай погуще — мы им вместо сиропа будем мороженое поливать! Все, я побежала. Завтра часикам к восьми вечера подходи.

Когда Клодин добралась до йогурт-бара, Марта уже сидела за угловым столиком и, увидев ее, обрадованно заулыбалась.

— Я еще не заказывала — что вам заказать? — спросила она. Видно было, что ей изо всех сил хочется выглядеть взрослой и светской.

— Черный кофе и малиновое парфе.

— Со взбитыми сливками?

— Лучше не искушай! — усмехнулась Клодин. — Знаешь, сколько в них калорий?

Себе Марта заказала замороженный йогурт с орехами и кофе — по примеру Клодин, тоже черный, и, едва официантка отошла от столика, спросила:

— А вы до сих пор на диете? Вы же говорили, что больше не снимаетесь.

— Иногда снимаюсь — бывает, приглашают по старой памяти. Ну и кроме того, я боюсь, что если дам себе слабину, то очень быстро растолстею как бочка.

— Эта какая-то специальная диета? То есть один день одно полагается не есть, другой — другое… — неправильно поняв пристальный взгляд Клодин, девушка смутилась. — Вы извините, может быть, это слишком личный вопрос… но мне действительно хочется знать…

— Все в порядке, — Клодин успокаивающе похлопала ее по руке. — Мы для того и встретились, чтобы ты могла меня обо всем расспросить.

Вопросы Марта задавала неглупые (еще один плюс в ее «копилку»), если чего-то не понимала — переспрашивала. Клодин отвечала честно, не пытаясь скрыть те трудности, которые могли ждать девушку, решившую попробовать себя в модельном бизнесе.

Конечно, у фотомодели куда больше свободного времени, чем у женщины, которая всю неделю с утра до вечера работает в каком-нибудь офисе — но за это приходится платить и диетами, порой очень жесткими, и чувством голода, которое со временем становится ее привычным спутником. Нужно тратить время и деньги, причем немалые, на уход за лицом, телом и волосами: это все — «капитал» фотомодели, который необходимо беречь и холить.

А когда начинается съемка — то иногда приходится часами, раз за разом замирать в одной и той же, порой неудобной, позе или выполнять одно и то же движение. И улыбаться, и никому не показывать, что голова от яркого света уже раскалывается, а под ложечкой сосет и давит, потому что во рту со вчерашнего дня только зубная щетка побывала.

По репликам Марты и ее восхищенно распахнутым глазам Клодин быстро стало ясно, что в крови у девушки бурлит дух приключений и эти тяготы ее не пугают. Она явно всей душой жаждала поехать в Лондон и попытать там счастья — только вот мама ее была не слишком «за» эту поездку и предпочитала «синицу в руке», то есть хотела, чтобы дочь продолжала учебу и со временем стала учительницей младших классов, а не замахивалась на ненадежную профессию фотомодели.

В какой-то момент Марта воскликнула жалобно:

— Если бы это не так далеко было, не в Англии, а где-то поближе, мне было бы куда легче маму уговорить!

— Если у тебя хорошо пойдет дело, то уже через несколько месяцев она сможет приехать к тебе, — ответила Клодин.

Про деньги, необходимые на поездку и на первое время в Лондоне, Марта не сказала ни слова, но и без того было ясно, что они могут стать еще одним камнем преткновения. Стесненное материальное положение, в котором жила семья девушки, выдавали и ее дешевые сандалии, и простенькая, отнюдь не фирменная футболочка с бисером, и видавшая виды сумка.

Разговаривали они больше часа. К концу разговора у Клодин возникло ощущение, что так или иначе Марта сумеет переупрямить и уговорить маму.

Чем дальше тем больше она убеждалась в правильности своего выбора — девушка была очень перспективной. И дело не только во внешности — она совершенно очевидно была готова работать, не покладая рук, ради того, чтобы добиться успеха.

Расставшись с Мартой, Клодин пошла не к «Тарелке», где стояла ее машина, а в противоположную сторону — отсюда до Баклер-плаза было рукой подать, а увиденая в витрине «Старого типи» симпатичная детская курточка (как раз впору Даффи!) не шла из головы:.

На ходу набрала номер Ришара — отозвался он сразу и явно обрадовался.

— Привет! Ты приедешь?

— Да, минут через сорок.

— Постарайся поскорее. Вот-вот должен подъехать Смит со своим сыщиком, я бы хотел, чтобы ты тоже поприсутствовала. Да и вообще… — он не договорил, но Клодин поняла: «Мне невмоготу сидеть тут одному, запертому в четырех стенах!» — И знаешь что — купи по дороге яиц, чеснока и базилика.

— Зачем?

— Когда они уйдут, я тебя таким омлетом угощу, после которого ты бросишь мужа и останешься со мной навеки! — в голосе Ришара послышались прежние шутливые нотки.

— Не мечтай! — рассмеялась Клодин.

— Ну, мечтать никому не запрещено, — усмехнулся он в ответ. — А яйца и базилик ты все-таки купи. Тут совершенно не умеют делать омлет — с утра мне принесли какую-то безвкусную гадость, до сих пор отплеваться не могу.

— Ладно, куплю. Пока!

Увы, «Старое типи» снова оказалось закрыто. На этот раз на двери обнаружилась табличка с расписанием — из него следовало, что магазин работает все дни недели, кроме воскресенья и понедельника. Курточка из золотистой замши по-прежнему висела в витрине, хорошенькая — глаз не отвести!

«Что ж — не повезло, придется приехать еще раз», — со вздохом подумала Клодин, поворачивая обратно.

Теперь она шла медленнее, высматривая магазин, где можно было бы купить яйца и базилик. Но полоса невезения, похоже, продолжалась: улица пестрела магазинами одежды, обуви и сувениров, на глаза попался даже один книжный — не было лишь ничего похожего на зеленную лавку.

Клодин уже решила было спросить у кого-нибудь из прохожих, но тут, заглянув в боковую улочку, увидела там большой супермаркет.

Яйца она обнаружила сразу, чеснок тоже. А вот с базиликом возникла проблема: лежавшие на полке холодильника пучки выглядели вяловатыми, такому перфекционисту, как Ришар, могли и не подойти.

Перебирая их — может, внизу что-то посвежее найдется? — Клодин случайно бросила взгляд в зеркало, служившее холодильнику задней стенкой, и вдруг увидела молоденькую блондинку в светлом платье, которая, стоя за ее спиной, смотрела на нее в упор. Их глаза встретились — в следующий миг девушка резко метнулась в сторону и скрылась за стеллажом с консервами.

Наверное, Клодин и не обратила бы на нее внимания, если бы не это поспешное, чуть ли не паническое бегство, но сейчас в порыве любопытства кинула в тележку первый попавшийся пучок базилика и рысцой понеслась следом. Увы — за стеллажом уже никого не было.

Следующий раз она заметила эту девушку, расплачиваясь у кассы — та стояла перед стендом с газетами. Стояла спиной к залу, так что видно было лишь копну светлых волос да бледно-желтое платье с пышной юбкой, разрисованной цветочным узором, и скрещивающимися на шее узенькими лямочками.

Словно почувствовав на себе чужой взгляд, незнакомка быстро воровато оглянулась — и в ту же секунду ее загородила собой полная дама с тяжело нагруженной тележкой. Но этого короткого мгновения Клодин хватило, чтобы наконец узнать ее — это была Лейси Брикнелл, та самая девушка, с которой Ришар на конкурсе танцевал вальс.

Отойдя от супермаркета на десяток ярдов, Клодин достала из сумочки солнечные очки. Перед тем, как надеть, подержала перед глазами, словно проверяя, не запылились ли они — в темной блестящей поверхности линз, как в зеркале, легко было увидеть все, что творится сзади. Да, так и есть — у выхода из магазина опять мелькнуло светлое платье.

Больше она не оборачивалась, лишь порой поправляла очки, каждый раз убеждаясь, что Лейси по-прежнему держится шагах в десяти сзади.

Чем дальше, тем отчетливее в Клодин зрело желание поговорить с ней. Поэтому, когда до «Тарелки» оставалось совсем немного, она резко развернулась и остановилась, глядя на свою преследовательницу в упор. Та шарахнулась было в сторону, но тут же поняла, что это бесполезно, и медленно, мелкими шажочками начала приближаться. Казалось, какая-то сила, помимо ее воли, словно на веревке тянет ее вперед; вид у девушки был совершенно несчастный.

— Здравствуйте, миссис Клаудина, — подойдя, промямлила она. — Я… прошу прощения, может быть, вы знаете — это правда?

— Миссис Конвей, — автоматически поправила Клодин. — Клаудина — это мой псевдоним. Что — правда?

— Ну, про месье Каррена — будто он… будто его… ну… — она жалко улыбнулась.

— К сожалению, да — его подозревают в убийстве Элен. Но он этого не делал.

— Откуда вы знаете?!

— Любой мало-мальски знающий Ришара человек понимает, что это бред. Он никогда не смог бы ударить женщину, тем более — убить. Если бы мне сказали, что кто-то напал на Элен и Ришар, защищая ее, случайно убил его — я бы еще, может, и поверила. Но чтобы он сам, — Клодин помотала головой, — нет!

— Да, — всхлипнула Лейси. — Это не он… — выразительные серые глаза наполнились слезами.

Еще, чего доброго, расплачется прямо посреди улицы, и кто-нибудь подойдет узнать, в чем дело… Любое вмешательство было бы сейчас крайне нежелательно!

Клодин подхватила ее под руку.

— Лейси, пойдем, не стоит нам тут стоять. У меня машина здесь рядом.

Очутившись в «Хонде», девушка наконец дала себе волю — согнулась вперед, словно в приступе боли, и замотала головой, всхлипывая и причитая:

— Это не он, это точно не он! Он не мог!..

— Конечно, не он! — подтвердила Клодин, трогаясь с места.

— …Он меня взял за руку и сказал: «Мадемуазель, не надо вешать носик — тем более такой хорошенький. Сотрите с глаз слезки — и пойдемте танцевать!» И улыбнулся, — Лейси взглянула на нее и тоже жалобно улыбнулась сквозь слезы, — и мне сразу стало не больно… Это как чудо было, он… он…

— Да, он такой.

— Я не хочу, чтобы его посадили в тюрьму — это будет неправильно, несправедливо!

— Лейси, я очень надеюсь, что скоро истина выяснится…

— Вы не понимаете! — отчаянно выкрикнула девушка и вцепилась Клодин в локоть так, что машина вильнула.

— Осторожнее! Чего я не понимаю?

— Моя мама… она работает в таком месте…

«Мама твоя работает прокурором, — мысленно подтвердила Клодин. — А то, что тебя так расстроило, несомненно связано с Ришаром, и я очень — очень! — надеюсь, что ты мне это сейчас расскажешь.»

— Я случайно услышала вчера один разговор… На месте убийства Элен нашли бантик на резинке!

— Какой бантик?

— Голубой, бумажный! Как на подарки вешают.

Бумажный бантик? И только-то? Возможно, во взгляде Клодин отразилось удивление, потому что Лейси воскликнула еще отчаяннее:

— Вы не отсюда, вы не знаете! Семь… восемь лет назад у нас здесь был серийный убийца… вот он так делал, вешал на шеи девушкам эти голубые бантики… Понимаете, господин Каррен… он же тогда, давно, вообще не был в Айдахо!

— Понятно, — медленно кивнула Клодин.

Вот оно что, вот! Улика, указывающая на настоящего убийцу!

— Но они не включили его в число вещественных доказательств по делу. И никому про него не говорят.

— Как, почему?

— Не знаю. Кажется, там замешана политика… большая политика… — девушка помотала головой. — Только не спрашивайте меня, что это значит — я правда не знаю.

Пару минут они ехали молча. Лейси сидела сжавшись в комочек, вид у нее был по-прежнему несчастный.

Клодин не выдержала — дотянулась и потрепала ее по руке.

— Лейси, не огорчайся. Ты все сделала правильно — нельзя в угоду какой бы то ни было политике скрывать улики и сажать невиновного неловка в тюрьму.

— Мама говорит, что я идеалистка, — девушка шмыгнула носом, — и что если я хочу стать юристом, то должна, когда надо, уметь идти на компромисс. Только это же уже не компромисс получается, а просто подлость! А я считаю, что юрист прежде всего должен служить справедливости.

— Честно говоря, я тоже так думаю. Так что, выходит, мы с тобой обе идеалистки, — усмехнулась Клодин; повторила: — Ты все сделала правильно. И ты очень помогла Ришару.

Заметив на приборной панели пачку «Клинекса», Лейси вытащила пару платков, вытерла глаза и нос и спросила:

— Вы передадите адвокату господина Каррена то, что я вам рассказала?

— Да, обязательно.

— Только не говорите никому, что это я.

— Не скажу. А если Ришар спросит — ему можно?

Девушка молча покивала.

Найдя подходящее место, Клодин развернула машину. Этот маневр заставил Лейси удивленно оглядеться.

— А куда мы едем?

— Просто куда попало — я не хотела оставаться на стоянке и привлекать к нам внимание. Сейчас возвращаемся обратно в город.

— Вы меня в промзоне высадите. Я там до автобуса дойду. А то, если кто-нибудь узнает, что я с вами разговаривала…

— Ну и что тут страшного? — Клодин ободряюще улыбнулась. — Если кто-то спросит, скажи, что ты… м-мм… расспрашивала меня насчет работы фотомодели. И я, если меня спросят, буду говорить то же самое. Еще можешь сказать, что ты посоветовала мне зайти в «Старое типи» — там всякие вещи из замши продаются…

— Нет, ну зачем же в «Старое типи»! — чуть ли не обиженно возразила девушка. — Это для туристов магазин, там все очень дорого. Мы обычно ездим в магазин в резервации — там и выбор больше, и дешевле чуть ли не вдвое.

— Хорошо, пусть будет магазин в резервации, — согласилась Клодин.

На некоторое время в машине воцарилось молчание, пока Лейси не прервала его, сказав нерешительно:

— А можно я еще спрошу?..

— Что?

— Вы с ним… с господином Карреном правда когда-то были помолвлены?

— Нет, это все журналисты выдумали. Я когда с ним познакомилась, уже была помолвлена со своим будущим мужем. А с Ришаром мы просто друзья.

— Вы его сегодня увидите?

— Думаю, что да.

— Передайте ему, пожалуйста, что я ни на минуту… ни на секунду не поверила, что он убийца. Пожалуйста!

— Хорошо, передам, — кивнула Клодин.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Очень неприятно чувствовать себя единственной дурой среди умных — когда все вокруг что-то знают, а ты нет…»

В «Хэмптон-инне» Клодин ждал неприятный сюрприз. Едва она свернула в коридор, ведущий к номеру Ришара, как внушительных размеров охранник, встав со стула, преградил ей путь.

— Сюда нельзя, мисс!

— Что значит — нельзя?

— Нельзя!

«К нему что, опять полиция нагрянула?» — подумала Клодин, поспешно доставая мобильник.

Но Ришар отозвался нормально, без напряжения в голосе:

— Ну куда ты запропастилась?

— Я здесь, но меня к тебе не пускают! — обиженно ответила она.

— Ах, да!

Через секунду дверь номера распахнулась, и он появился на пороге.

— Привет! — взглянул на охранника: — Реймонд, Клодин пропускай ко мне в любое время.

— Ясно, — пробасил тот, давая ей пройти.

— Репортеры замучили, — пожаловался Ришар, впуская Клодин в номер.

— Вот! — она вручила ему пакет с продуктами. — Все как ты просил.

— Проходи! — кивнул он в сторону гостиной. — Они уже здесь, — понес пакет на кухню — в отличие от «люкса» в Форт-Лори, в его апартаментах было и такое благо цивилизации, как кухня с электрической плитой.

При появлении Клодин оба сидевших в креслах у журнального столика мужчин встали — Захария Смит и пожилой человек с морщинистым лицом и седоватыми усиками.

— Миссис Конвей… мистер Дженкинс, — познакомил их адвокат.

— Проходи, садись, — появившийся в комнате Ришар, подавая пример, присел на диван. — Может, кофе?

— Не стоит, потом.

Выпить кофе Клодин и в самом деле была бы не прочь, но ей не хотелось мешать разговору. Поэтому она скромно пристроилась в уголке дивана.

— Ну что, продолжим? — Ришар откинулся на спинку и вытянул ноги.

— Итак, припомните, пожалуйста, подробнее, где… — начал было адвокат.

— Представляешь, тут почти шекспировская история, — Ришар с усмешкой обернулся к Клодин, — они нашли мой платок!

— Господин Каррен, смешного здесь мало — ситуация более чем серьезная! — заметил Смит.

— Все, все, больше не буду! Но должен же я ввести Клодин в курс дела!

— А где его нашли? — спросила Клодин.

— Им был, как кляпом, заткнут рот жертвы, — объяснил Дженкинс. — И сейчас господин Каррен должен вспомнить, каким образом платок мог попасть в руки убийцы.

— Я вышел с балкона, — начал Ришар, — достал платок и вытер рот — у нее была очень противная помада, с каким-то жирным привкусом. А потом… кажется, выкинул его куда-то. Во всяком случае, в карман обратно я его не совал — подумал, что испачкаю помадой подкладку.

— Попытайтесь припомнить точнее…

Клодин тем временем незаметно, из-под ресниц, наблюдала за Дженкинсом. Если бы ее попросили его описать, описание изобиловало бы приставкой «не»: немолодой, некрасивый, неприметный, невысокий — и все же сыщик определенно вызывал у нее симпатию. Уж больно у него были умные и цепкие глаза, и слушал он внимательно.

Закончив с платком — кое-как Ришару удалось вспомнить, что он бросил его в коридоре — Смит и Дженкинс начали новую серию вопросов, на сей раз касающуюся субботы: что именно Ришар делал в тот день, с кем встречался и разговаривал. Как Клодин поняла, целью этого было доказать, что он до фуршета нигде не пересекался и не общался с Элен.

То, что она сама собиралась сообщить адвокату, в том числе и сведения, полученные от Лейси, она решила придержать на потом, а пока послушать, что нового известно ему.

Как выяснилось — ничего, не считая пресловутого платка, подобрать который мог любой человек.

Поэтому не прошло и часа, как Смит изрек свое сакраментальное:

— Ну, думаю, что на сегодня все. Дженкинс? — сыщик покачал головой.

Адвокат хотел было встать, но Клодин остановила его:

— Извините… Я тоже кое-что хочу сказать… точнее, рассказать.

— Да? — он снова откинулся на спинку кресла.

— Дело в том, что в ту ночь я тоже была на третьем этаже.

Известие это, вопреки ее ожиданиям, не произвело на адвоката особого впечатления.

— Вот как? — отозвался он.

— Да, мы с мужем… в общем, мы решили подышать свежим воздухом, — Клодин скромно потупилась, хотя про себя хихикнула.

— Тоже на балконе? — невозмутимо спросил Смит.

— Нет, в одной из комнат. Но суть не в этом. Мы вышли оттуда примерно в четверть первого, пошли к лестнице, и тут я услышала позади, вдалеке женский голос. Обернулась — в коридоре никого не было, но он идет по дуге, и видно всего ярдов на пятнадцать.

— Что именно вы услышали?

— Я не разобрала слов. Короткая реплика, какой-то металлический скрежет — и все. Но это не могли быть Элен с Ришаром, потому что когда мы спустились вниз, он уже был там и танцевал с Розанной Паркер.

— Вот как?

В голосе адвоката по-прежнему не чувствовалось особого интереса. Возможно, он решил, что всю эту историю она выдумала, чтобы обеспечить Ришару алиби. Зато Дженкинс явно заинтересовался:

— А тот скрежет, о котором вы упомянули — это не могла быть сдвинутая с места стойка?

— Какая еще стойка?

— Вход на третий этаж был загорожен металлическими стойками с натянутой между ними лентой, — пояснил сыщик.

— А, ну да! — вспомнила Клодин. Им с Томми тоже пришлось пролезать под лентой. — Да, стойка вполне могла быть.

— Миссис Конвей, давайте поточнее определимся с местом. Из вестибюля наверх идут две лестницы. На третьем этаже они обе выходят в кольцевой коридор, — Клодин кивнула, подтверждая. — То есть если подняться по правой лестнице и пройти по коридору, то, спустившись по левой лестнице, можно снова оказаться в вестибюле.

— Совершенно верно.

— Где вы находились, когда услышали эти звуки?

— Мы вышли из комнаты… кажется, пятой от левой лестницы, повернули направо, сделали пару шагов и… я даже вздрогнула, так неожиданно это прозвучало.

— А голос — вы могли бы его опознать?

— Едва ли.

— Но хотя бы интонацию — крик боли, испуга…

— Нет, это был вообще не крик. Просто три-четыре слова, произнесенные женским голосом.

Дженкинс вопросительно обернулся к Смиту. Тот сидел с индифферентным видом, поверх застывшей на лице вежливой маски, казалось, было написано: «Хочешь спрашивать — валяй, я в этом участия не принимаю.»

Последовал короткий обмен взглядами, и адвокат любезно улыбнулся:

— Спасибо, миссис Конвей. Если у вас все…

— Не совсем, — перебила Клодин не менее любезно, ничем не выдавая кипевшего внутри возмущения: какого черта он ей не верит?! — Вам что-нибудь говорит словосочетание «голубой подарочный бантик»?

О, вот это действительно произвело впечатление — не хуже разорвавшейся петарды. Смит лишь резко дернул головой, зато Дженкинс вскинулся и подался вперед.

— Что-что?

— Голубой бумажный бантик, — повторила она.

— Да, но… — начал адвокат.

— Подожди, Зак! — перебил Дженкинс и нетерпеливо обернулся к Клодин. — Его что, нашли на теле?

— Нет, рядом.

— Но в материалах по делу об этом нет ни слова! — он бросил взгляд на лежавшую на журнальном столике папку.

— Да, его не включили в число вещественных доказательств.

— Но почему, во имя Господа?! — воскликнул Смит.

— Как я поняла, там замешана политика… большая политика… — повторила Клодин слова Лейси.

До сих пор Ришар лишь удивленно переводил глаза с нее на Дженкинса и обратно — похоже, как и сама Клодин часом раньше, был не в силах понять, почему обычный бумажный бантик вызвал такую бурю эмоций. Но, как ни странно, именно это, столь туманное сообщение заставило их со Смитом после секундного замешательства понимающе переглянуться.

— Так вот оно что-о! — протянул Ришар.

— Да, — медленно кивнул адвокат. — Да, это многое объясняет. В том числе и ваш поспешный арест, и слабые улики — ведь выиграть процесс для них не главная цель.

— До ноября месяца три — как раз…

— И газета сюда отлично вписывается, — добавил Дженкинс.

Клодин переводила взгляд с одного мужчины на другого, делая вид, что понимает, о чем они говорят. Показывать свою неосведомленность ей не хотелось, поэтому она решила, что спросит Ришара, о чем шла речь, потом, когда они останутся вдвоем.

— Миссис Конвей, насколько достоверны эти сведения? — адвокат наконец вспомнил и о ней.

— Мне так сказали. Больше я ничего не могу добавить.

— Кто сказал?!

Клодин с извиняющейся улыбкой покачала головой.

— Мистер Смит, извините, но на этот вопрос я вам ответить не могу. Человек, который мне все это рассказал, просил не выдавать его инкогнито.

Ришар рассмеялся так неожиданно, что они оба оглянулись.

— Ох, Смит! Помните, вы мне еще выговаривали, что присутствие Клодин при нашем разговоре неуместно, нарушает принцип конфиденциальности и так далее?!

Клодин покосилась на адвоката, в его ответном взгляде не было и толики смущения — лишь невозмутимая вежливость.

— Ну и где бы мы сейчас без нее были?! — продолжал Ришар. — Я ведь вам говорил, что у нее светлая голова и острый ум. — Перекатился на диване, чтобы дотянуться до нее, взял за руку и поцеловал тыльную сторону запястья. — Благодаря Клодин мы теперь по крайней мере знаем, в каком направлении нужно действовать.

— Пожалуй, да, — кивнул Смит, но все же не удержался — добавил скептически: — Если, конечно, мы не идем по ложному следу.

— Но мне-то ты можешь сказать, откуда у тебя эти сведения? — спросил Ришар, едва они остались одни. — Кого тебе понадобилось ради них прикончить?

Клодин на миг опешила, лишь потом поняв, что это шутка.

— Помнишь девушку, с которой ты танцевал на конкурсе? Ей еще партнер неудачный попался?

— Эту миленькую сероглазку? Помню, конечно!

— Я тогда тебе говорила, что ее мать — здешний прокурор…

— И что — ты ей позвонила и все это у нее выспросила?

— Не-а! — помотала головой Клодин. — Все наоборот — мы случайно встретились в городе, и она сама, первая ко мне подошла. Начала что-то говорить, я почувствовала, что она сейчас расплачется, и увела ее в машину. Там она все это мне и выложила — и про бантик, и про политику, и про то, что тебя хотят подставить. Оказывается, она ненароком услышала разговор матери, касающийся тебя, и мучалась, не знала, что делать.

— Бедная девочка…

— И еще она просила тебе передать, что с самого начала ни на секунду не верила, что ты убийца.

— Правда? — Ришар улыбнулся так, словно был растроган чуть ли не до слез.

— Только ты никому про нее не говори — она очень милая девочка, и я не хочу ее подвести.

— За кого ты меня принимаешь?!

— За человека, который обещал мне кофе и до сих пор не дал.

— Я тебе еще омлет обещал, какого ты никогда не пробовала! — встрепенулся Ришар. — Пойдем на кухню — я буду его готовить, а ты меня за это развлекать!

Взял Клодин за руку и подтолкнул в сторону кухни.

— А вообще ты чудо. Кстати, скажи мне, пожалуйста, чего они так всполошились из-за этого бантика?

— Баш на баш — а ты мне наконец объяснишь, что значат слова «большая политика»!

Крохотная кухонька была явно не предназначена для присутствия двоих человек; Клодин пришлось пристроиться в углу на металлической круглой табуретке — стильной, но крайне неудобной: даже ее не слишком объемистая задница на ней помещалась с трудом.

— Ну так что там с бантиком? — спросил Ришар, выставляя на рабочий стол три миски. (Зачем столько? Лично она бы обошлась одной!)

— Лейси сказала, что такие бантики оставлял на своих жертвах орудовавший лет восемь назад в этих краях серийный убийца.

— И чем дело кончилось — его арестовали?

— Понятия не имею, я про него никогда раньше не слышала. Завтра с утра схожу в библиотеку, посмотрю местные газеты, тогда буду что-то знать. Давай теперь ты — про политику, — потребовала Клодин.

— Имеются в виду выборы губернатора, которые состоятся в ноябре. Основные кандидаты — нынешний губернатор Страйкер и бывший заместитель прокурора штата Френк Гауэр. Сейчас, согласно опросам общественного мнения, у Страйкера имеется небольшой перевес, но он может легко сойти на нет, если станет известно, что человек, неоднократно гостивший в его доме, сын одного из спонсоров его избирательной кампании — убийца.

Слушая его, Клодин одновременно пыталась, вытянув шею, заглянуть ему за спину — что он там такое интересное делает?! Пока удалось подглядеть лишь, что в одной миске лежит мелко нарезанный базилик, в другой — яичные желтки, а в третьей — белки.

— То есть очень похоже, что мой арест — это на самом деле атака на губернатора, — продолжал Ришар. — Потому что обычно персону моего ранга, — прозвучало это очень мило и естественно, — не арестовывают без достаточных оснований, и уж тем более не ведут по вестибюлю отеля в наручниках — смотрите, вот он, преступник! Создается впечатление, что прокуратуре дано негласное указание во что бы то ни стало выставить меня виновным в глазах общественности. И статья эта в газете сюда отлично вписывается…

Заслушавшись его, Клодин забыла, что надо подсматривать, и опомнилась лишь услышав шкворчание вылитой на сковородку омлетной массы.

— А ты что — белки отдельно от желтков взбивал? — осмелилась спросить она.

— Естественно! — кивнул Ришар. — И вилкой — только вилкой, никакого миксера! Так вот, слушай — ты ее, кстати, читала?

— Нет…

— Губернатора там поминают раза три, не меньше. И фотографию моего отца с ним откуда-то выкопали.

— Ну, и что теперь будет?

— Вечером поговорю с папой. Думаю, что Страйкеру тоже не помешает обо всем этом знать.

Больше Клодин подсматривать за действиями Ришара не пыталась, все равно такой подвиг — взбивать белки отдельно от желтков, притом вилкой — это не для нее.

Вскоре наступил торжественный момент: сложенный вдвое и разрезанный пополам омлет был выложен на подогретые и натертые долькой чеснока тарелки. При этом Ришар сетовал, что сковорода не та — для настоящего омлета нужна чугунная, и сыр он бы предпочел французский, Грюйер-де-Комт, а не швейцарский Эмменталь — лучшее из того, что нашлось на кухне отеля.

У Клодин создалось впечатление, что на самом деле он плодами своего труда очень доволен, а все эти жалобы — лишь попытка набиться на комплимент. Поэтому, попробовав первый кусочек, она восхищенно воздела к потолку глаза.

— Ну как — вкусно? — нетерпеливо спросил Ришар.

— Потрясающе! — не покривив душой, подтвердила Клодин — и не удержалась, хихикнула: — Но Томми я все равно не брошу, не надейся.

— А я-то старался! — ухмыльнулся он.

Когда Клодин вернулась в Форт-Лори, Томми, как ни странно, был уже дома — если можно этим словом назвать номер отеля. Она думала, что он спросит, где она была, но он сказал лишь:

— А я тебя уже жду! Хотел заказать что-нибудь на ужин — но подумал, может, ты что-то привезешь.

— Увы, нет, — развела руками Клодин. На самом деле она действительно хотела по дороге купить что-нибудь, но засиделась у Ришара, а потом, взглянув на часы, заторопилась и забыла.

Он подошел, поцеловал. Клодин боялась, что он почувствует запах вина — у Ришара нашлась бутылка «Мари-Сесиль»[28], и они за разговором незаметно ее прикончили — но Томми не сказал об этом ни слова.

— А чего ты сегодня так рано? — спросила она; хотела пристроиться щекой у него на плече, но вовремя вспомнила, что еще с утра на него сердится.

— Мы завтра уезжаем — на те самые маневры, о которых я тебе говорил.

— Да, я знаю, мне Фиона уже сказала.

Сухости в ее голосе Томми предпочел не заметить. Притянул к себе, сказал, глядя сверху вниз:

— Плюнь ты хоть раз на свою диету — давай закажем сейчас что-нибудь повкуснее и бутылочку вина?

— Давай, — вздохнула Клодин. Говорить, что спиртного ей на сегодня уже хватит, она сочла недипломатичным — решила, что просто будет пить поменьше.

— Если б ты только знала, как мне этого всего будет не хватать… — продолжал Томми.

— Чего — этого?

— Ну… этого, — он обнял ее еще крепче. — Запаха твоих волос… твоих колючих взглядов, когда ты сердишься… твоих хрупких плечиков — иногда кажется, что чуть сильнее обниму, и что-то может поломаться…

— Чего это ты чуть ли не стихами заговорил?

— А может, я тебя соблазнить хочу? — заговорщицким полушепотом спросил он.

— Ну, попробуй! — рассмеялась Клодин и поняла, что ей больше не хочется на него сердиться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Шопинг — одно из самых больших удовольствий в жизни. Мужчинам этого, увы, не понять — что ж, их можно только пожалеть!»

Хотя с утра на улице было противно и пасмурно, встать все же пришлось: проводить мужа на маневры — долг любой хорошей жены.

Прощание продлилось недолго и обошлось без излишних сентиментов: Томми с отсутствующим видом пил кофе — видно было, что мыслями он уже там, на маневрах; услышав в окно бибиканье машины, встал, чмокнул Клодин в уголок рта, сказал: «Ну все, пока!» и вышел. Звонить не обещал — сказал, что постарается, но в горах они по большей части будут вне зоны приема.

Как ни велико было искушение после его ухода вновь забраться под одеяло, Клодин мужественно преодолела его: два дня подряд без пробежки — это безобразие и разгильдяйство. Подумала, правда, что лучше бы она отменила пробежку вчера, а не сегодня — вчера по солнышку пробежаться было бы куда приятнее, чем теперь, когда вот-вот пойдет дождь.

Дождь действительно пошел — как раз тогда, когда Клодин, добежав до ворот базы, повернула обратно. Так что вторую половину пробежки пришлось проделать навстречу холодному ветру с не менее холодными, хлещущими в лицо каплями, от которых не спасал даже надвинутый до самых глаз капюшон ветровки.

Когда она добралась до отеля, у нее уже зуб на зуб не попадал, и под душ она полезла не столько для того, чтобы смыть пот, сколько чтобы согреться. С той же целью, закутавшись в теплый махровый халат, сделала себе большую кружку крепкого горячего кофе.

По мере того как, свернувшись в кресле, Клодин понемногу прихлебывала его, казалось, кто-то мало-помалу стирает налипшую на мозги паутину, и вскоре она вспомнила, что с утра собиралась сходить в библиотеку и узнать побольше про того самого серийного убийцу.

В библиотеке общественного центра Форт-Лори народу почти не было — очевидно, в такую рань людям было не до книг. Лишь в углу сидел, обложившись книгами, какой-то очкастый подросток.

Изнывавшая от безделья пожилая библиотекарша встретила Клодин как родную: выдав диски с «Айдахо Стейт Джорнал»[29] семи — и восьмилетней давности, посоветовала ей сесть за крайний левый компьютер — там меньше дует — и предложила принести тепловентилятор.

Клодин охотно согласилась — согреться до конца ей не помогли ни кофе, ни надетый поверх водолазки толстый и длинный шерстяной свитер, и она жалела об оставшихся в Лондоне теплых ботиночках на меху, в которых в любую слякоть было тепло и уютно ногам.

Статей и заметок про «убийцу с бантиками», как его окрестили журналисты, в старых газетах оказалось довольно много. Некоторые, наиболее интересные она даже решила скопировать, чтобы потом более внимательно перечитать дома.

На счету у него было в общей сложности восемь жертв, все на юге Айдахо, но в разных округах, так что лишь после того, как он убил третью девушку, полиция осознала, что это серия. К делу подключилось ФБР, но найти его так и не удалось — он продолжал убивать, раз в два-три месяца, как правило, по четвергам или пятницам.

Нападал убийца обычно в сумерках, чаще всего на автомобильных стоянках или в парках, в одном случае — на проселочной дороге. Все жертвы были блондинки, все были изнасилованы и задушены, шею каждой обвивала тонкая резинка с прицепленным на ней голубым подарочным бантиком.

Один раз его, судя по всему, постигла неудача: девушка, на которую он капал в городском парке Твин-Фоллс[30], прогуливала там собаку — немолодого, но еще не растерявшего хватку скотч-терьера. Песик, незаметный в сумерках, шнырял где-то в кустах, но на шум борьбы примчался и без промедления вцепился в ягодицу преступника. Тот бежал, оставив на дорожке следы крови и вырванный зубами храброго пса клок джинсов.

Лица нападавшего девушка не видела — все произошло слишком быстро: в кустах раздался шорох, она обернулась и в следующий момент почувствовала толчок, что-то больно сдавило горло. Девушка пыталась отбиться, но сознание помутилось; очнулась она через несколько минут, лежа на дорожке, рядом никого не было, кроме надрывающейся от лая собаки.

Кровь преступника оказалась первой группы, как примерно у трети жителей штата, джинсы — самые обычные. Это были единственные, не считая пресловутых бантиков, улики, имевшиеся в распоряжении ФБР, притом ни у кого не было уверенности, что злоумышленник, отпугнутый собакой, и «убийца с бантиками» — одно и то же лицо.

Прекратились убийства так же внезапно, как и начались. Через три месяца после гибели восьмой жертвы все напряженно ждали, что преступник вот-вот нанесет очередной удар, но его так и не последовало.

Больше «убийца с бантиками» ни разу не дал о себе знать.

Что с ним случилось — заболел, умер, уехал за границу? Или просто испугался, что рано или поздно полиция выйдет на его след? Одни психологи утверждали, что это возможно, другие — что категорически исключено: серийный убийца может на время затаиться, но прекратить убивать он уже не в состоянии…

Очередной статьей — «круглым столом» психологов — Клодин так зачиталась, что даже вздрогнула, когда мобильник в ее сумке внезапно забрямкал. Перехватив укоризненный взгляд библиотекарши, она нажала кнопку; спросила шепотом:

— Алло?

— Клодин, привет, это Фиона.

— А, привет, Фи!

— Чего ты сипишь, ты что — простудилась?

— Я в библиотеке, тут нельзя громко говорить.

— Ты уже ликер купила?

— Нет еще, но сегодня куплю, я помню.

— Купи тогда еще бутылку «Бейлиса», только не шоколадного, а обычного — для фруктового салата. А то я сейчас специально в универмаг бегала — представляешь, нету!

— Хорошо, куплю, — кивнула Клодин. Она была уверена, что провела в библиотеке от силы минут сорок, но, взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что уже почти полпервого. Это значило, что пора все бросать и ехать в Данвуд — Ришар наверняка соскучился и заждался.

Собрав диски, она подошла к стойке библиотекарши и попросила откопировать выбранные ею статьи.

— Хорошо, сейчас сделаю, — кивнула женщина. — Только, пожалуйста, выключите телефон — в библиотеке запрещено пользоваться сотовой связью.

— Больше мне никто звонить не будет, — заверила Клодин. Словно услышав ее слова, мобильник снова бойко забренчал.

Клодин бросила на библиотекаршу извиняющийся взгляд и выскочила в коридор, на ходу подумав: «Интересно, что ей на этот раз понадобилось — ром или бренди?»

Но номер, высветившийся на экране, оказался незнакомым, да и голос, осторожным полушепотом спросивший «Миссис Конвей?», был куда выше мягкого контральто Фионы.

— Я слушаю, — насторожилась Клодин.

— Это Лейси говорит. Лейси Брикнелл.

— Здравствуй, Лейси.

— Миссис Конвей, а вы правда хотите что-то замшевое купить? А то я сегодня собираюсь в магазин в резервации — если хотите, мы можем съездить вместе.

— А… да, с удовольствием. Когда?

— Вы можете через полчаса подъехать на автозаправку «Коноко» у северного выезда из города?

— Через час — раньше я не успею.

— Хорошо, давайте через час.

Едва Клодин подъехала к заправке, Лейси выскочила из офиса и побежала к машине, перепрыгивая через лужи. Одета она была по погоде — вельветовые джинсы заправлены в высокие сапожки наподобие ковбойских; довершали ансамбль куртка из желтоватой кожи и черное вязаное кепи.

— Здравствуйте, миссис Конвей! — от ее улыбки и распахнутых сияющих глаз в салоне, казалось, стало светлее. — Давайте мы на вашей машине поедем, а моя пока здесь постоит. Тут моя одноклассница работает, она за ней присмотрит.

Клодин кивнула — без дальнейших объяснений было ясно, что девушка по-прежнему боится, как бы кто-то не заметил их вместе и не доложил маме-прокурору.

Не прошло и нескольких минут, как стало ясно, что главное, ради чего Лейси пригласила ее с собой — это возможность поговорить на ту единственную тему, которая сейчас волновала девушку: о Ришаре Каррене.

О чем бы они ни начинали говорить — о собаках или кошках, автомобилях или современной моде, разговор каким-то непостижимым образом вновь и вновь возвращался к Ришару — к его характеру и привычкам, к ралли, в которых он участвовал, к его любимой еде и отношению к домашним животным. У Клодин даже не получалось сердиться, настолько забавной и трогательной Лейси при этом выглядела — по уши влюбленная и безуспешно пытающаяся это скрыть — лишь в голове крутилось: «Неужели и я в ее возрасте была такой же?!»

Миль через пятнадцать Клодин по указанию Лейси свернула на перекрестке направо, и вскоре впереди показался деревянный щит с надписью «Вы въезжаете на землю северных шошонов».

— Сейчас будет поворот на казино, нам туда, — сказала девушка.

Действительно, у следующей развилки виднелся указатель «Казино»[31], и не прошло и десяти минут, как они въехали на асфальтированную стоянку. Впереди виднелось большое здание с колоннами из белого камня, чтобы подойти к нему, нужно было пройти по выложенной цветными кирпичиками площади, с обеих сторон обрамленной одноэтажными домами с черепичными крышами. На одном была вывеска «Ресторан», на другом — «Магазин ремесел».

— Нам сюда! — кивнула на магазин Лейси. — А вон то, с колоннами — это казино.

Внутри магазин выглядел куда больше, чем снаружи. Стены из светлых сосновых бревен были увешаны домоткаными покрывалами и ковриками с цветным узором, замшевыми куртками, жилетами и юбками. На отдельном стенде красовались сумки, пояса… у Клодин просто глаза разбежались. В темной витрине с подсветкой поблескивали причудливые ожерелья и переливалось всеми цветами радуги что-то круглое и непонятное.

К ее удивлению, в магазине почти никого не было. Лишь у стенда с сумками стояла колоритная парочка: толстый краснолицый мужчина в светлом костюме и стетсоновской шляпе и тощая бледная рыжеволосая женщина лет пятидесяти в черном обтягивающем платье. Рядом терпеливо дожидалась молоденькая продавщица в бледно-желтой блузке и замшевой юбке.

Еще две продавщицы болтали о чем-то у дальней витрины.

— Привет, Нита! — Лейси помахала рукой, и одна из девушек, улыбаясь, устремилась к ним.

— Привет! Ты за сумкой? — понизила голос. — Подожди минутку, пока эти, — с неприязненной гримаской показала глазами на мужчину с женщиной, — не уйдут.

Ждать долго не пришлось.

— Просто наглость — драть такую цену за эту кустарщину! — с техасским акцентом воскликнула рыжеволосая женщина и, гордо вскинув голову, пошла к выходу. Мужчина, переваливаясь и вытирая лоб рукой, поплелся за ней.

— Это твоя подруга? — взглянув на Клодин, спросила Нита.

— Ты что, это же Клаудина, — Лейси возвысила голос, — знаменитая фотомодель из Англии!

Рыжеволосая затормозила так резко, будто налетела на невидимую стену, и, обернувшись, с любопытством уставилась на них.

— Она судила у нас конкурс красоты, — все так же громко продолжала Лейси, — а теперь попросила меня привезти ее сюда. — Бросила на Клодин заговорщицкий взгляд. — Она очень интересуется искусством коренных американцев.

— О да! — Клодин постаралась как можно лучше воспроизвести четкий английский выговор коммандера Кингсли Крэгга, бывшего начальника Томми. — У нас в Лондоне сейчас это весьма в моде, — надменно покосилась на подошедшую поближе техаску и отступила на шаг, как человек, не желающий случайных знакомств. — Для начала покажите мне, пожалуйста, замшевую курточку на мальчика лет двух, а потом мы займемся поясами и сумками…

Минут через двадцать краснолицый толстяк не выдержал: — Ты что — весь магазин скупить собралась?!

— Нет, но… — начала рыжеволосая.

— Давай уже расплачивайся, и пошли! — рявкнул он.

— Ладно, сейчас! — похоже, его спутница знала, когда стоит спорить, а когда нет — тем более что груда выбранных ею вещей уже целиком покрывала один из прилавков.

На соседнем прилавке высилась груда поменьше — вещи, отобранные Клодин.

Рыжеволосая шла с ней ноздря в ноздрю, не желая отставать ни в чем — стоило Клодин начать примерять жилет, как техаска потребовала, чтобы продавщица принесла ей такой же, на покупку же курточки для Томми отреагировала тремя детскими курточками разных размеров. Юбок она тоже купила сразу две, в то время как Клодин обошлась всего одной.

Еще Клодин выбрала себе пояс из нанизанных на три узких ремешка звеньев из золотистой тисненой замши, в середину каждого звена был вставлен янтарный кабошон — подумала, что с черным обтягивающим джемпером это должно смотреться просто великолепно; не забыла и про Томми — ему предназначались домашние тапочки-мокасины.

Следующими на очереди были сумки. Едва Клодин направилась к стенду, как рыжеволосая техаска не выдержала — опередив ее, промчалась туда же, схватила кирпично-красную торбу с бахромой и, вернувшись к «своему» прилавку, кинула ее поверх груды; надменно повела рукой:

— Посчитайте мне все это и упакуйте! — обернулась к толстяку: — Видишь, я уже заканчиваю!

Ушла она минут через десять. Когда за ней и ее спутником закрылась дверь, Лейси и Нита замерли, прислушиваясь; немного подождали — и разразились дружным смехом.

— По-моему, ей эта сумка по цвету не подходит, — сказала Клодин уже нормально, без утрированно-английского выговора, вызвав этими словами новый взрыв смеха, к которому, не выдержав, присоединилась и сама.

— Ловко вы ее! — сквозь смех пробормотала Нита. — Это ж надо было придумать — фотомодель из Лондона!

Лейси поперхнулась и, сделав ей страшные глаза, пнула локтем в бок.

— Теперь все это на место вешать придется, — не обращая на нее внимания, продолжала Нита. — Или вы действительно что-то для себя хотите?

— Вообще-то я все хочу, — улыбнулась Клодин. — Иначе для чего бы я выбирала?

— Да, вы же еще не знакомы, — силясь загладить faux pas[32] подруги, скороговоркой вклинилась в разговор Лейси. — Это Нита, мы с ней вместе в университете Бойсе учимся, на юридическом. А это миссис Конвей, она из Лондона, — от взгляда Клодин не ускользнул новый отчаянный пинок, на сей раз ногой.

— Ой, ты чего?! — дернулась Нита. И тут до нее дошло. — Из Лондона?! — обернулась к Клодин и обшарила ее с ног до головы быстрым взглядом. — Так вы правда фотомодель?!

— Угу. О, вот эта мне нравится! — Клодин сняла со стенда круглую светло-бежевую сумку из тисненой кожи, похожую на раковину, и понесла к прилавку.

Про себя хихикнула, услышав позади отчаянный шепот: «Что же ты мне сразу не сказала?!» — «Я говорила, но ты не слушаешь!»

— Миссис Конвей, не сердитесь, пожалуйста, на Ниту, — неловко попросила Лейси, едва они сели в машину.

— Я и не сержусь.

Настроение у Клодин действительно было преотличное. Как давно она не развлекалась шопингом — пожалуй, недели четыре, если не больше! Перед отъездом из Лондона было не до того, здесь, в Айдахо, тоже все время что-то мешало, и только теперь наконец удалось отвести душу.

Вещи были куплены просто шикарные — она уже предвкушала, как дома заново перемеряет их все перед зеркалом — причем обошлись ей сравнительно недорого: оказывается, в магазине резервации не нужно было платить налог штата. Кроме того, Нита сделала ей скидку, так что под конец Клодин решила купить еще большую овальную брошь с изображением совы — причудливое сочетание серебра, бисера, бирюзы и фарфора. Теперь эта брошь в бархатной коробочке лежала у нее в сумке и, что называется, грела душу.

— Нет, ну правда, миссис Конвей! — продолжала Лейси. — Нита — она вообще… бывает, что говорит, не подумав.

— Лейси, уверяю тебя, я ни на кого не сержусь. И пожалуйста, зови меня просто Клодин.

— Э-ээ… хорошо… Клодин.

Ожившая было в магазине, девушка явно снова погружалась в тоскливое состояние безнадежной влюбленности. Клодин это состояние было известно не понаслышке — когда-то, в далекой юности, ей и самой довелось его пережить — поэтому она не удивилась, услышав через минуту:

— Миссис Конвей… то есть Клодин… вы передали адвокату господина Каррена то, что я вам вчера рассказала?

— Да. Для него эта информация оказалась очень важной.

— А… господин Каррен что сказал?

— Что теперь для него многое стало ясно.

— А… — Лейси сглотнула и потупилась, — про меня он что-нибудь говорил?

Клодин на миг задумалась: придумать какие-то благодарственные слова — или сказать честно, что Ришар почти ничего не говорил, разве что сразу ее вспомнил и назвал «миленькой сероглазкой»?

— Знаешь что, — медленно начала она, — зачем мы в испорченный телефон играем; я сейчас еду к нему — хочешь, поедем вместе?

— Нет, ну что вы! — глаза девушки испуганно заметались, она взглянула на свою куртку. — Это неудобно, я… И я не одета!

— Ты вполне нормально одета.

— Но… и потом он, наверное, не один…

— Сейчас узнаем, — Клодин достала мобильник. — Вот, возьми его и придерживай возле моего уха, чтобы полиция не придралась[33], — нажала кнопку быстрого набора.

Голос у Ришара был недовольный и обиженный:

— Ну куда ты делась? Не звонишь и не звонишь!

— Мог бы и сам позвонить.

— Не хочу осложнять твою семейную жизнь, — даже по телефону было понятно, что он ухмыльнулся.

— Ты один?

— Нет, вызвал к себе дюжину стриптизерок и сижу на них любуюсь!

— Что, серьезно? — с него станется!

— Да нет, я один. Настолько один, что даже не обедал — без компании не хочется. Ты приедешь?

— Да, скоро. А что вообще нового?

— Ничего, кроме того, что пришли данные медицинской экспертизы, — сказал он настолько подчеркнуто безразлично, что Клодин сразу стало ясно: на самом деле что-то там не так.

— Ну, и?…

— Из них явствует, что большинство повреждений у Элен посмертные. То есть ее сначала кто-то задушил, а потом, уже мертвую, бил и уродовал. И они приписывают это мне — мне, представляешь?!

— Ришар, я скоро приеду, — попыталась она хоть как-то, хоть интонацией его успокоить. — Что-нибудь купить по дороге?

— Ничего не надо. Просто приезжай.

Клодин отняла телефон от уха и нажала кнопку отбоя.

— Ну вот — ты все слышала?

— Да, — кивнула Лейси; странно было видеть появившееся на ее хорошеньком нежном личике выражение решимости. — Только мне нельзя идти через вестибюль, там камеры стоят, — в свою очередь достала мобильник. — Сейчас я позвоню подруге, она меня впустит через служебный вход.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Настоящий друг — это человек, который не только вовремя придет на помощь — но и понимает, когда ему лучше уйти…»

Проходя через вестибюль к лифту, Клодин старалась вести себя как обычно — то есть не торопиться и не всматриваться в лица слонявшихся по вестибюлю и сидевших в креслах людей, пытаясь определить, кто же из них полицейский. Может, тот немолодой мужчина со стаканчиком кока-колы? Или эта парочка?

Впрочем, в том, что в отеле непременно должны дежурить агенты в штатском, Клодин вовсе не была уверена. Зато насчет камер видеонаблюдения знала наверняка: две в вестибюле и по одной на каждом этаже, напротив лифта, чтобы фиксировать всех входящих и выходящих.

Дело в том, что в «Хэмптон-Инне» уже два года работала горничной подруга Лейси. За это время она успела изучить в отеле каждый закоулок, в том числе и то, что неприметная дверь на задней стороне здания, возле мусорных баков, камерами не оснащена — горничные и официанты бегают туда курить, и до сих пор никому еще не попало от начальства.

Именно через эту дверь Лейси и собиралась проникнуть в отель, после чего подняться по узкой «черной» лестнице к номеру Ришара. Клодин же терять было нечего, камера уже зафиксировала ее вчера и позавчера, поэтому она могла идти открыто, через вестибюль.

Ришар, небритый и мрачноватый, встретил ее словами:

— Ну слава богу, наконец-то! Сколько можно тебя ждать! — даже в простой черной майке и джинсах он ухитрялся выглядеть так элегантно, как если бы на нем был смокинг.

«Еще претензии какие-то! — обиделась про себя Клодин. — Что я ему — жена, что ли?!»

В отместку злорадно подумала, что у Томми мускулатура куда внушительнее, и, проходя в гостиную, достала телефон.

Лейси отозвалась сразу.

— Ну как, ты уже внутри? — спросила Клодин.

— Да, я на лестнице.

— Хорошо, жди! — обернулась к Ришару: — Отправь, пожалуйста, куда-нибудь ненадолго Раймонда.

Здоровяк-охранник по-прежнему дежурил в коридоре и поздоровался с Клодин как со старой знакомой.

— Куда?

— Ну-уу… за мороженым! Напротив отеля, на той стороне площади, есть ларек.

К чести Ришара, он не стал переспрашивать, зачем да почему — поинтересовался лишь:

— Ты какое хочешь?

— Эскимо. В апельсиновой оболочке.

Ришар прошел к двери, и через секунду Клодин услышала:

— Раймонд, сходите, пожалуйста, в ларек на той стороне площади и принесите эскимо в апельсиновой оболочке и вафельный стаканчик с орехами.

Охранник что-то неразборчиво ответил, и Ришар рассмеялся:

— Ничего, как-нибудь мы тут десять минут продержимся. Сдачу можете оставить себе.

Вернувшись, отрапортовал:

— Ну вот, он ушел. Могу я теперь узнать, зачем это?

— Сейчас Лейси придет. Не нужно, чтобы ее кто-нибудь видел.

Известие это вызвало у него почти такую же паническую реакцию, как раньше у самой Лейси:

— Ты что — я же небрит!

— Так иди брейся! — хладнокровно посоветовала Клодин.

Ришар несколько секунд ошалело смотрел на нее, потом метнулся к ванной, бросил на ходу:

— Найди мне пока в шкафу чистую рубашку!

— Не нужно, останься как есть.

— Почему?! — он недоуменно обернулся.

— Девочка тебя стесняется, а в майке ты выглядишь моложе и проще.

— Ты думаешь?

— Да.

Когда он скрылся в ванной, Клодин подошла ко входной двери, приоткрыла ее и прислушалась — вроде все тихо… Нажала на мобильнике кнопку повтора:

— Давай, бегом!

Вдали послышался быстрый перестук каблучков — ближе, ближе — и, выбежав из-за поворота, Лейси влетела в номер.

— Ну как — никто не заметил? — улыбнулась Клодин.

— Да, все в порядке, — закивала девушка, метнула глазами туда-сюда и растерянно уставилась на Клодин.

— Он бреется, — ответила та на невысказанный вопрос. — Сейчас выйдет.

Задвижка щелкнула, и появился Ришар. Лейси, только-только примостившаяся на краешке кресла, вскочила.

Миг — и он уже был рядом с ней; взял за руку.

— Спасибо, что пришла, не побоялась!

— Ничего, что я так, без приглашения?

Их фразы прозвучали одновременно, в унисон. Оба смущенно замолкли, после чего Ришар сделал новую попытку:

— Я… — начал он — и резко обернулся, услышав стук в дверь.

— Спокойно, детки, — усмехнулась Клодин. — Это Раймонд мороженое принес.

Именно что — детки!

До сих пор она невольно воспринимала Ришара как своего ровесника, а порой даже как человека старше себя. Но то, как он вел себя сейчас, заставило Клодин вспомнить, что ему двадцать семь лет — всего только двадцать семь. Несмотря на его уверенные манеры — мальчишка!

Она думала, что появление этой милой девочки слегка встряхнет его и заставит подтянуться (ходить целый день небритым — это уж слишком!); была уверена, что в присутствии Лейси он начнет «распускать перья», рассказывать всякие истории про гонки и регаты, которых у него в запасе было великое множество, обаятельно улыбаться и галантно за ней ухаживать.

Но с самого начала все пошло не так, и теперь она с неудовольствием ощущала себя матроной, оказавшейся в обществе подростков. Влюбленных подростков.

Для начала они совершенно по-детски запрепирались из-за мороженого — вафельного стаканчика с орехами. Ришар хотел уступить его Лейси, но она не соглашалась; кончилось тем, что они разрезали стаканчик пополам.

Клодин — назло всем — съела свое эскимо целиком. Доедала через силу: в горле першило и мороженого не хотелось, хотелось чего-нибудь горячего. Поэтому, презрев правила этикета (а что делать, если хозяину дома не до нее?!), она позвонила и заказала чашечку кофе.

Только тут Ришар вспомнил об ее существовании:

— А, кофе? Закажи, пожалуйста, и на нашу долю тоже, — в следующий миг его голос приобрел чарующе-бархатистые нотки: — Лейси, ты ведь пьешь кофе?

Вздохнув, Клодин перезвонила и попросила, чтобы принесли целый кофейник.

То, что Лейси влюблена в Ришара, было ясно давно — и теперь, оказавшись наконец в обществе своего кумира, она не видела никого и ничего, кроме него. Все, что бы он ни говорил, даже «Тебе кофе с сахаром?», казалось, имело для нее какой-то второй, тайный и очень важный смысл.

Открытием для Клодин было поведение самого Ришара — таким она его еще не видела. Судя по тому, как он смотрел на Лейси, как разговаривал и как порой смущался (он — смущался?!), эта провинциальная девочка каким-то непостижимым образом задела самые чувствительные струны его сердца. Более того — «градус» его увлеченности, если этот термин применим к человеческим отношениям, с каждой минутой возрастал.

Клодин было даже немного неудобно на него смотреть — казалось, она подглядывает за чем-то очень личным, интимным. При этом они с Лейси даже не прикасались друг к другу, лишь порой в разговоре Ришар брал девушку за руку и легонько поглаживал большим пальцем тыльную сторону ее ладони.

Разговор шел фактически ни о чем — о каких-то мелочах. Оказывается, Рокси — танцор, который уронил Лейси на конкурсе, на самом деле запнулся тогда нарочно — она в этом, во всяком случае, не сомневалась. Они учились вместе в школе, и он «доставал» ее чуть ли не с первого класса — вот и тут не упустил шанс сделать очередную гадость.

У Лейси была болонка, старенькая и очень любимая, а у Ришара — дома, во Франции — два ирландских волкодава (насколько Клодин знала, на самом деле волкодавов разводил его отец).

Оба они — и Ришар, и Лейси — не любили тяжелый рок и рэп, и оба любили ретро-музыку, например «Битлз»; оба считали, что инопланетяне когда-то прилетали на Землю, и оба не любили копченую рыбу. Вот только с фильмом «Титаник» произошла нестыковка: Ришар отозвался о нем нелестно, назвав «слезодавилкой», на что Лейси обиделась — она этот фильм обожала и смотрела раз десять. Впрочем, ребятишки быстро помирились на «Аватаре», который понравился обоим.

Какое-то время Клодин слушала этот бред, но потом отвлеклась и задумалась над тем, что сегодня вычитала в библиотеке. Кончилось тем, что она достала из сумки статьи, которые ей откопировала библиотекарша, и принялась просматривать их снова, уже не пробегая наскоро глазами, а более внимательно.

От этого занятия ее отвлек возглас Ришара:

— Клодин, ты слышишь?! Оказывается, Лейси в школе изучала французский!

— О, в самом деле?! — как положено в таких случаях, вежливо переспросила она.

— Да! — радостно подтвердила Лейси и, запинаясь, добавила по-французски: — Я говорю, но мало. У меня давно не быть шанса говорить с кем-нибудь по-французски.

Клодин кольнуло что-то похожее на ревность: ее великолепный парижский выговор был в свое время воспринят Ришаром как нечто само собой разумеющееся, школьный же французский этой девочки для него теперь чуть ли не перст судьбы.

Тем не менее она дружелюбно улыбнулась:

— Если много говорить, язык возвращается очень быстро, буквально за день-два.

Встретившись с Ришаром глазами, повела ими в сторону кухни; встала, прошла туда и позвала:

— Ришар, у тебя тут апельсинового сока нигде нет?

— Сейчас! — отозвался он и через несколько секунд появился собственной персоной.

— Я, пожалуй, пойду? — спросила Клодин без экивоков.

Слава богу, он не стал фальшиво уговаривать ее остаться — просто кивнул; пробормотал озабоченно:

— Но и она тогда может захотеть уйти!

— Ну, это уж от тебя зависит, — Клодин улыбнулась. — Угости ее омлетом. Он у тебя действительно здорово получается.

— Попробую.

Вернувшись в гостиную, она даже не стала садиться в кресло — оперлась о спинку и спросила:

— Лейси?

— А?! — отозвалась та.

— Скажи, пожалуйста, где здесь, в городе, можно купить хороший ликер?

— На Мейн-стрит, по правой стороне, не доезжая мэрии есть винный бутик, — начала объяснять девушка, — вы его легко найдете, у них на вывеске виноградная гроздь. А кроме того, ликеры продаются в «Арабелле». Помните, мы с вами в супере встретились — так вот там рядом, на углу, есть кондитерская «Арабелла»…

— Ты же не любишь ликер! — удивленно сказал, появившись с кухни, Ришар.

— Я сегодня на девичник иду.

— Вы что, уже уходите? — только теперь сообразила Лейси.

— Да, мне пора, — кивнула Клодин.

— Я, наверное, тоже тогда пойду? — вскочив, нерешительно спросила девушка — спросила не у нее, у Ришара.

— Останься! — он ласково провел ладонью по ее плечу. — Пожалуйста!

Этого легкого прикосновения хватило, чтобы Лейси снова опустилась на диван.

— Сейчас я провожу Клодин, и мы поужинаем вместе… — продолжал Ришар.

Клодин не стала тянуть время — взяла сумку и пошла к двери. Он догнал ее уже в прихожей, перед тем, как открыть дверь, легонько приобнял сзади и шепнул на ухо:

— Спасибо!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Вроде мы уже почти четыре года женаты, пора бы и привыкнуть — и все равно, когда он уезжает, так тоскливо становится!»

Согласно принятым в викторианскую эпоху правилам этикета, в гости полагалось приходить на двадцать минут позже времени, указанного в приглашении. Клодин, конечно, была женщиной современной и правил этих не соблюдала, но к Фионе решила придти в четверть девятого, чтобы не оказаться одной из первых.

Но уже без пяти восемь телефон на ее тумбочке взорвался требовательным звонком.

— Ты где?! — спросила Фиона. Если учесть, что позвонила она не на мобильник, а в отель, вопрос был по меньшей мере странный.

— Дома! — ответила Клодин. — То есть у себя в номере.

— Ты что — забыла про девичник?!

— Нет, но до тебя же всего пять минут езды!

— Ну так давай! Я думала, ты уже едешь.

Делать нечего — Клодин вылезла из покрывала, в которое закуталась для тепла, и принялась одеваться.

В коттедже Моури было уже полно народу и дым стоял коромыслом. В прямом смысле этого выражения — похоже, на кухне что-то сгорело, так что даже рядом со входной дверью ощутимо попахивало дымком.

Хозяйка дома, стоя в дверях, энергично размахивала журналом, пытаясь выгнать дым наружу. Позади нее была видна Дайана, тащившая по коридору большой напольный вентилятор.

— А, ну наконец-то! — завидев Клодин, обрадовалась Фиона. — Привет! Чего ты такая закутанная?

Объяснять, что ее познабливает, потому она и надела свитер, Клодин не стала, сказала просто:

— У меня в номере холодина — хуже, чем на улице. Согреюсь — сниму. Вот! — предъявила она пластиковую сумочку с двумя бутылками.

— Поставь их на кухне и проходи в гостиную.

Дайана за спиной Фионы включила вентилятор — он взвыл, как реактивный самолет — и, перекрикивая его, заорала:

— Вот так хорошо?

— Да, нормально! — обернулась Фиона. — Сдвинь только левее, а то кто-нибудь об него запнется.

На кухне, над здоровенной кастрюлей, содержимое которой источало запах бергамота и пряностей, с большими ложками стояли Корделия и Тиш, похожие на двух ведьм — белую и черную.

— Привет, девочки! Вот ликер! — поздоровалась Клодин.

— Привет! Ставь на стол, — откликнулась Корделия. Объяснила, не дожидаясь вопросов: — А мы пунш варим!

Клодин пристроила свою ношу на столе, и без того уставленном бутылками самых разных видов — от бренди и рома до красного вина и вермута.

— Я тебе сегодня самой первой гадать буду — на новенького! — посулила Тиш. — Все про тебя узнаю! — в ее белозубой улыбке мелькнуло нечто вампирское.

Ни малейшей радости при этом известии Клодин не испытала — не потому, что боялась, что карты расскажут о ней что-то лишнее, а просто не верила ни в какие гадания. Но что делать, придется потерпеть, ни к чему обижать человека.

Настроение у нее было куда ниже среднего. Если бы можно было сейчас все бросить и уйти в гостиницу, лечь, согреться и заснуть… но уходить нельзя — женщины могут подумать, что она чурается их общества, обида будет страшная.

Из головы не шли мысли о Ришаре. О Ришаре и о Лейси Брикнелл. Все-таки правильно ли она сделала, затащив к нему эту милую, доброжелательную — и по уши влюбленную в него девочку?

Теперь, задним числом, Клодин чувствовала себя чуть ли не сводней.

Конечно, она знала, что, несмотря на свою репутацию ловеласа, Ришар не из тех, кто способен скуки ради вскружить наивной девушке голову фальшивыми любовными признаниями, а потом бросить ее с разбитым сердцем. Нет, Лейси он действительно увлечен — и увлечен не на шутку. Но понятно же, что из их отношений ничего хорошего не выйдет.

Потому что, как ни крути, а провинциальная студентка — не пара наследнику одного из богатейших людей Франции. А значит, рано или поздно Ришар вернется в Европу — а Лейси останется здесь, в Айдахо…

«Раньше надо было думать, раньше!» — еще раз мысленно обругала себя Клодин.

Все это пролетело в ее голове во мгновение ока. В следующую секунду она уже весело улыбалась Тиш:

— Интересно будет послушать! Может, есть что-то, чего я и сама про себя не знаю?!

Длинный стол в гостиный был уставлен яствами, не имевшими ничего общего с диетой: аппетитные слоеные пирожки соседствовали с кремовым тортом, шоколадные пирожные — с песочным печеньем в форме цветочков. Кроме того, там стояли два пирога с вареньем и блюдо маршмеллоу[34].

Несколько женщин, сгрудившись вокруг журнального столика, что-то сосредоточенно рассматривали. Клодин подошла, привстав на цыпочки, заглянула через головы — оказалось, свежий номер «Плейгерл»[35].

— Надо было все-таки стриптизера вызвать… — мечтательно сказал кто-то рядом — покосившись туда, Клодин узнала Анну Клотвуд.

— Да, а как бы ты его на базу протащила? — вздохнула женщина напротив. — Караульные-то бдят, уже завтра мужу бы все известно стало.

— А если через забор? Или в багажнике провезти? В самом деле, ну что за дела — должны же у нас быть какие-то свои, маленькие женские тайны!

Клодин отошла и присела на диван. Журнал не слишком заинтересовал ее: красивых и хорошо сложенных мужчин разной степени раздетости она за свою карьеру фотомодели навидалась.

Интересно, как бы отреагировал Томми, если бы узнал, что она участвовала в вечеринке с мускулистым мачо-стриптизером? Наверняка посмеялся бы, спросил, кто лучше — он или стриптизер. И она, не кривя душой, ответила бы: «Конечно, ты!»

Ох, как подумать, что сегодня, когда она вернется в гостиницу, его там не будет. И ни завтра не будет, ни послезавтра…

Чтобы немного утешиться, Клодин достала мобильник — позвонить маме, узнать, как там Даффи.

Выяснилось, что очень даже неплохо: с утра мама показала ему, как собирать с куста малину, после чего минут сорок в доме было тихо — ребенок лакомился ягодами, измазал при этом всю мордашку. Днем они ходили в парк, и он играл с детьми; на ночь поел молока с печеньем, а теперь спит. И за весь день ничегошеньки не утащил, не разобрал и не спрятал!..

— Чего у тебя настроение плохое? — закончив отчет, спросила мама.

— С чего ты взяла? Я сейчас наоборот, на вечеринке… Вот, слышишь? — Клодин повернула телефон, чтобы мама могла услышать, как под радостный гомон Корделия и Тиш за две ручки вносят и торжественно водружают на стол огромную супницу, на этот вечер заменившую чашу для пунша.

— Ну, меня-то ты можешь не обманывать! — донеслось из трубки.

— Томми уехал, — жалобно созналась она. — До пятницы, на маневры.

— Ну и что?! Могла бы уж привыкнуть! Раз ты на вечеринке — так нечего киснуть, иди и веселись на всю катушку! — приказным тоном посоветовала мама. — Все, чао!

Словно в продолжение ее слов, перед носом Клодин внезапно появилась керамическая пиала, источавшая пряный парок.

Корделия сияла до ушей.

— Попробуй, как здорово пунш получился!

Клодин осторожно отхлебнула и чуть не поперхнулась: рома и бренди девочки явно не пожалели. Зато хватило всего нескольких глотков, чтобы мучавший ее озноб, словно по волшебству, исчез; казалось, все тело с головы до пят наполнилось жаром.

— Просто напиток богов! — похвалила она, возвращая Корделии пиалу; едва та отошла — сняла свитер и сунула его в угол дивана.

Гадание на таро оказалось вовсе не такой нудной тратой времени, как Клодин думала вначале. Конечно, Тиш несла всякую ахинею об ожидающем ее внезапном богатстве (откуда?!), о возможности в результате ошибочных умственных спекуляций ранить близкого человека и о том, что лучше до новолунья не принимать никаких серьезных решений.

Но всю эту чушь она вещала с таким серьезно-торжественным видом, что Клодин с трудом сдерживала смех. Да и продлилось испытание недолго — не прошло и пяти минут, как место за маленьким столиком напротив Тиш заняла другая «счастливица», а Клодин, все еще продолжая мысленно хихикать, отошла к большому столу.

Вообще после пунша все окружающее казалось куда забавнее, чем до того. Настолько, что она не поленилась налить себе вторую чашку. После этого, алчно поглядывая на шоколадное пирожное, приняла (хотя новолунье еще не наступило) серьезное решение: «Когда мне следующий раз на девичнике доведется побывать?! Кутить так кутить — и плевать на диету!»

Оказалось, что пирожное не из муки, а из безе — а значит, почти диетическое, поэтому, покончив с ним, Клодин положила себе на тарелку кусок торта, налила еще чашку пунша и присела рядом с гадальным столиком — послушать, что предсказывают другим.

Узнала, что у Дайаны (согласно пророчеству карт) будет двойня. Та смеялась и отмахивалась: «Да ты что, ну куда мне?! Двоих уже вырастила — хватит!»

Вспомнилась вдруг фраза, тоже показавшаяся теперь забавной: «У нас должны быть свои, маленькие женские тайны!» Интересно, а у нее есть какие-нибудь тайны от Томми — то, о чем он не знает? Клодин попыталась вспомнить — на ум не шло ничего, кроме Ришара с его перманентным флиртом и предложениями сбежать в Антарктиду… хотя это все, в общем-то, так невинно…

Подошедшая незаметно сзади Фиона хлопнула ее по плечу:

— Пенни за твои мысли!

— Да ну, — смутилась Клодин, и оттого ответила честно: — Я о «маленьких женских тайнах» думаю. Кто-то из девочек сказал это недавно — и до сих пор в голове вертится.

— Ну а как же без них — без тайн-то?! — рассмеялась Фиона. — А знаешь, какая самая главная? Что мужики, как бы они ни пыжились — они, мол, тут всем командуют и вообще самые умные! — без нас, может, с чем-то помаленьку и справляются, но плохо. Фантазии у них не хватает. Фантазии и авантюризма! Вот кто бы из них такой шикарный девичник придумал организовать?!

— Что поделать — у них есть свои недостатки… но и свои достоинства, — отозвалась Клодин, в который раз за сегодняшний вечер вспомнив Томми.

— Ладно-ладно, можешь своего лайми[36] не защищать — он у тебя действительно очень славный, — продолжала веселиться Фиона — похоже, она тоже уже хорошо приложилась к пуншу. — Пошли, поможешь мне мороженое разложить — мы его целый тазик наготовили!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «А может, я выбрала себе не ту профессию, и на самом деле мне стоило стать частным детективом?!»

Проснувшись в среду утром, Клодин сразу поняла, что вчерашняя утренняя пробежка под дождем вкупе с мороженым — ну зачем было есть вторую порцию?! — не обошлись без последствий: в горле першило, а в носу щекотало — она, собственно, и проснулась оттого, что чихнула.

Болеть Клодин не любила, поэтому для начала пустила в ход самое простое средство — сказала самой себе: «А ну вставай, симулянтка! Нечего раскисать — все равно пойдешь на пробежку, не отвертишься!»

Иногда это помогало — главное было заставить себя встать, одеться и выйти за дверь, а потом тело постепенно разогревалось, и к возвращению домой от простуды не оставалось и следа. Но сейчас мысль о том, что придется вылезать из-под одеяла, отозвалась ломотой в костях, а одного взгляда в окно, на затянувшие небо серые тучи, хватило, чтобы понять, какая промозглая сырость царит снаружи.

Так что от идеи с пробежкой пришлось отказаться: для того чтобы бегать простуженной в такую погоду, нужно быть мазохисткой или самоубийцей. Тем не менее, пора было вставать. Кряхтя и постанывая, Клодин кое-как выползла из-под одеяла, доплелась до ванной и встала под душ — такой горячий, что едва можно было вытерпеть.

Хватило десяти минут, чтобы она почувствовала себя лучше — настолько, что, надев спортивный костюм, спустилась в вестибюль, узнать, нельзя ли где-нибудь раздобыть карту Айдахо. Вчера, на девичнике, при виде щедро украшенного марципановыми звездочками торта ей пришла в голову одна идея, для реализации которой карта была просто необходима.

— Что-то вы сегодня припозднились! — приветливо улыбнулась ей сидевшая за стойкой администратора пожилая женщина с серебристыми волосами, уложенными в стильную аккуратную прическу. Клодин видела ее на этом месте каждый раз, когда брала ключи от номера, и уже начала удивляться: не может же человек работать круглосуточно и без выходных!

— Нет, я сегодня не побегу, — помотала она головой.

— О, вы совсем простужены! — встревожилась женщина. — Как неудачно — ваш муж ведь только в пятницу вернется?

Клодин про себя хихикнула: вот уж поистине — одна большая семья, все все про всех знают! Вслух же, вздохнув, кивнула:

— Да, к сожалению.

— Хотите аспирин? — предложила администраторша. — И у меня еще тайленол есть и капли от насморка.

— Спасибо. Если можно, тайленол и капли, — средству от насморка Клодин особенно обрадовалась — от чихания уже болела голова. — И не найдется ли у вас карты Айдахо?

— Да, конечно — выбирайте, — женщина выложила на стойку пачку туристических карт с рекламами автозаправок и ушла в заднее помещение. Вернулась она через минуту, помимо тайленола и капель принесла еще баночку с желтоватым содержимым, выставила все это на стойку:

— Вот, возьмите, тут еще мед. Разводите его в кипятке и пейте понемножку — от горла хорошо помогает.

Капли от насморка оказалось поистине чудодейственным средством. Закапав их себе в нос, Клодин застыла, выпучив глаза и не в силах сдвинуться с места — больно было так, будто внутри, за переносицей, плещется кислота. Или кипяток. Но прошло минуты три, и она почувствовала, что боль отступает, а еще через минуту — что может дышать совершенно свободно. От насморка не осталось и следа.

После пары таблеток тайленола и чашки горячего кофе горло тоже почти прошло, в голове прояснилось — и, почувствовав себя совершенно здоровой, Клодин принялась за дело.

Разложив на кровати карту Айдахо и поглядывая в добытые вчера в библиотеке статьи, она отметила на карте кружочками все места нападений «убийцы с бантиками». Чуть подумала и добавила еще кружочек — там, где преступнику помешал храбрый скотчтерьер; последним кружком обвела Данвуд.

Закончив, встала, чтобы окинуть карту взглядом целиком, и застыла, не веря своим глазам: отметины на карте сложились в фигуру, напоминавшую бантик. Или бабочку, раскинувшую крылья от Твин Фоллс до Покателло. Не хватало лишь одного кружочка в самой середине, в «узелке» бантика — на карте это место приходилось на юг округа Блейн — чтобы фигура выглядела полностью завершенной.

Открытием требовалось с кем-то поделиться — не может же это быть просто так! Но с кем?

Дженкинс — вот кто подойдет лучше всего! Не скептически настроенный Смит, а именно Дженкинс с его проницательными глазами и умением слушать!

В первый момент Клодин обрадовалась, но потом вздохнула: представила себе, как рассказывает сыщику про сложившиеся в бантик отметины… увы, он может подумать, что она несет какую-то чепуху. Вот если бы удалось с ним встретиться, показать карту — пусть сам увидит…

Для начала она решила позвонить Ришару — узнать, как у него дела. Авось окажется, что Смит и Дженкинс собираются к нему сегодня заехать — тогда она бы тоже подъехала и, словно между делом, подсунула им результат своих изысканий.

К ее удивлению, по телефону никто не ответил. Прождав пару минут, Клодин снова набрала номер — опять ничего, кроме длинных гудков. Она уже хотела повесить трубку, когда раздался щелчок и незнакомый, явно не Ришара голос произнес:

— Алло?

— Алло… могу я поговорить с Ришаром Карреном? — осторожно спросила Клодин.

— Это вы, миссис Конвей? — только теперь она узнала Захарию Смита.

— Да.

— Он сейчас не может подойти, здесь полиция.

— Что-то случилось?

— Извините, я не могу больше говорить.

— Подождите! — вскрикнула Клодин. — Дайте мне, пожалуйста, телефон Дженкинса.

Адвокат скороговоркой пробормотал десять цифр — так быстро, что будь тут вместо нее человек с худшей памятью, он бы едва ли их запомнил — и отключился.

Она записала телефон сбоку карты и набрала его. Ответом были два гудка, щелчок… и тишина — ни тебе «Алло», ни предложения оставить сообщение после зуммера.

— Алло? — осторожно позвала Клодин. — Мистер Дженкинс?

— Я слушаю, — после короткой паузы отозвался голос в трубке — так внезапно, что она даже вздрогнула.

— Здравствуйте, мистер Дженкинс! Это Клодин говорит — Клодин Конвей, — обрадованно затараторила Клодин. — Помните, мы с вами встречались у Ришара Каррена?..

— Да, миссис Конвей, я слушаю, — голос в трубке слегка потеплел.

— Мистер Дженкинс, я сейчас звонила Ришару — мне ответил мистер Смит и сказал, что там полиция. Что-нибудь случилось?

— Да. Было нападение на еще одну девушку.

— Где, на юге округа Блейн? — выскочило у Клодин. В следующий миг ее пронзила страшная мысль: «Неужели Лейси?!», и она испуганно добавила: — Или здесь, в Данвуде? Что с девушкой, она жива?!

В трубке наступило напряженное молчание.

— Откуда вы знаете про округ Блейн? — медленно спросил наконец Дженкинс.

— Ну… я… — хотя собеседник не мог видеть, Клодин неловко пожала плечами: не говорить же ему про бантик! — Я прочитала в газетах о предыдущих нападениях, сопоставила с картой, и так получается, что… Может быть, мы просто встретимся, и я вам покажу?

— Хорошо, давайте. Где вы сейчас?

— В Форт-Лори.

— Вы знаете торговый комплекс у поворота на Руперт? На первом этаже есть итальянская закусочная, я могу быть там через час.

— Да, — обрадовалась Клодин — даже уговаривать не пришлось! — Да, конечно, я приеду.

Когда спустя час она вошла в закусочную, Дженкинс уже ждал ее и призывно помахал рукой из дальней кабинки.

На столе перед ним стояла тарелка с лазаньей.

— Что вы будете есть? — спросил он, едва Клодин села. Кивнул официантке — та подлетела через секунду:

— Да, мистер Дженкинс? — похоже, сыщик был здешним завсегдатаем.

Клодин заказала кофе — горло снова начало побаливать, и она надеялась, что горячее питье снимет боль. Есть ей не особенно хотелось, но за компанию попросила еще жареные креветки с салатом.

— У вас простуженный вид, — проницательно заметил Дженкинс.

— Есть немного, — вздохнула Клодин. — Ничего, пройдет.

— Да, так что насчет округа Блейн? Вы мне что-то хотели показать?

— Вот… — она достала из сумки карту и разложила на столе; провела пальцем поверх кружочков, обрисовывая форму бантика.

Дженкинс смотрел на пометки лишь несколько секунд, потом откинулся на спинку диванчика и невесело усмехнулся.

— Вот так работаешь всю жизнь… а потом приходит девчонка, дилетантка… — очевидно, он заметил что-то в лице Клодин — подался вперед и коснулся ее руки. — Не обижайтесь, я ни в коем случае не хотел вас задеть, наоборот… Видите ли, в свое время я работал в группе детективов, которая занималась этим делом. И лишь через год, когда у нас было уже шесть трупов, кто-то выдвинул предположение, что преступник обретается на юге округа Блейн. А вам для этого потребовался всего один день… Н-да, недаром господин Каррен говорит, что у вас светлая голова. Вы абсолютно правы, все нападения были совершены в городах, которые стоят на восемьдесят четвертом и восемьдесят шестом шоссе, — провел пальцем по двум линиям, под острым углом пересекающимся в районе «узелка», — или в нескольких милях от них.

Слушая его, Клодин мысленно ругала себя за тупость. В самом деле, что за чепуха с этим бантиком! Конечно же, все дело в дорогах — и слепой бы догадался! А она на каком-то дурацком бантике зациклилась, хорошо хоть вслух про него не сказала!

— До сих пор преступник ни разу вблизи перекрестка не засветился — это опять-таки косвенно доказывает, что он живет где-то неподалеку, — продолжал тем временем сыщик. — Но вчера вечером нападение произошло вот здесь, — палец его коснулся расположенного недалеко от пересечения двух шоссе городка под названием Аахерн. — И девушку он на этот раз выбрал совершенно другого типа по сравнению с предыдущими жертвами.

— Да, так что с ней? — вспомнила Клодин. — Она жива?

— Она в больнице. Врачи пока не разрешают с ней разговаривать — да она и не может говорить, повреждена гортань. Может быть, к вечеру полиции удастся с ней пообщаться и узнать что-то новое. Пока известно лишь, что преступник напал на нее на автостоянке — подобрался сзади и накинул на шею удавку. Но девушка вцепилась в удавку обеими руками и отчаянно сопротивлялась, В конце концов они налетели на стоявшую рядом машину, завыла сигнализация, и это спугнуло убийцу.

— Вот молодец! — обрадовалась Клодин. — А почему вы сказали, что на этот раз преступник выбрал жертву другого типа — она что, не блондинка?

— Нет, — Дженкинс покачал головой. — Девушку зовут Лаура Ното, и…

— Лаура? — с ужасом перебила Клодин. — Мексиканка?

— Вы что, знакомы? — она почувствовала, как сыщик напрягся.

— Да… то есть немного. Она одна из финалисток конкурса красоты, того же самого, в котором участвовала и Элен.

— Что?!

— Ну да, — кивнула Клодин.

Внезапно, словно спохватившись, Дженкинс пододвинул к ней тарелку:

— Вы забыли про креветки.

Сам принялся за лазанью; судя по отсутствующим глазам, ему нужно было поразмыслить над услышанным. Клодин послушно отправила в рот креветку, хотя и ее мысли были далеки от содержимого стоявшей перед ней тарелки.

Если Дженкинс прав и «убийца с бантиками» живет на юге округа Блейн, где-то возле перекрестка, то почему он в этот раз напал на девушку вблизи своего дома? И притом — не на блондинку!

Может, это просто совпадение и там вообще был другой преступник?

Последние слова она произнесла вслух.

Дженкинс покачал головой.

— Нет, Клодин… вы позволите мне вас так называть? — Клодин нетерпеливо кивнула. — На автостоянке найдены два голубых бантика — очевидно, во время драки они выпали из кармана преступника. И что самое интересное — бантики эти старые, выцветшие от времени примерно так же, как те, что хранятся у нас в архиве. Найденный рядом с Элен бантик был другой, новый — а эти, судя по всему, много лет лежали в каком-то укромном месте и сейчас снова извлечены на свет.

— То есть получается… — Клодин запнулась, — получается, что именно конкурс красоты спровоцировал преступника на новую серию убийств?

— Похоже на то.

— И возможно, опасность грозит всем его участницам?

Сыщик уставился на нее во все глаза; не сразу, медленно произнес:

— Да… Да, получается, что так.

— Надо их скорее предупредить! — Клодин подумала, что сейчас же позвонит Марте и Лейси. И Луизе, разумеется, Луизе — у нее есть телефоны всех остальных девочек!

Словно подслушав ее мысли, Дженкинс положил руку ей на запястье.

— Клодин, пожалуйста, ничего не предпринимайте. Я сам этим займусь. Вы же только навлечете на себя ненужные подозрения: первое, что вас спросят, это откуда вы знаете, что вчерашняя жертва нападения — Лаура Ното. А вы сами, наверное, понимаете, что о нашей с вами встрече…

— Да, разумеется, — кивнула Клодин. Подумала, что одного человека все-таки предупредит — потому что Ришар никогда ей не простит, если выяснится, что она знала об опасности, грозившей Лейси, и не сказала ему ни слова.

— Поезжайте к себе в Форт-Лори и примите что-нибудь от простуды. Лечитесь как следует, — глаза сыщика потеплели, — такую светлую головку, как у вас, нужно беречь!

— Если будут какие-то новости, вы мне сообщите? — робко спросила Клодин.

— Да. Обязательно.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Не приведи Господь с такой матерью жить! Я бы точно не выдержала!..»

Аптека на первом этаже торгового комплекса оказалась закрыта. Как гласило висевшее на двери объявление, «по техническим причинам». Делать нечего — придется, проезжая через Данвуд, остановиться у какой-нибудь аптеки.

После этого Клодин собиралась поступить именно так, как советовал Дженкинс, то есть добраться до Форт-Лори, наприниматься лекарств: антигистаминные таблетки от насморка, тайленол от головной боли, сироп от горла и витаминные шарики — для общего состояния. Потом забраться под одеяло с одним из взятых с собой в отпуск толстых фантастических романов и больше ни о чем серьезном не думать и не вспоминать.

Но прежде всего — Ришар. Позвонить, предупредить — тогда совесть будет окончательно чиста.

На этот раз ответил он сам.

— Привет! Когда ты приедешь?

Вообще-то Клодин заезжать к нему не собиралась, но, кажется, для него ее приезд был чем-то само собой разумеющимся.

— Как дела?! — спросила она.

— Только недавно полиция убралась.

— А чего им было надо?

— Вчера в соседнем округе кто-то напал на девушку, и они всеми силами пытались доказать, что это сделал я, — с мрачным отвращением сообщил он. — Ходили вокруг меня кругами и талдычили, что признание облегчит мою участь.

— Но ты же из номера не выходил!

— Ну и что? Логика их не волнует. Ладно, не хочу об этом думать. Так когда тебя ждать? Я закажу фондю[37] — посмотрим, как местные повара его испортили!

— Ришар я… я, наверное, сегодня не приеду.

— Почему?! — огорченно встрепенулся он.

— У меня насморк и горло болит. Я собираюсь сейчас зайти в аптеку, а дальше прямым ходом ехать на базу и больше сегодня на улицу вообще не выходить.

— Ну во-от…

— Ришар, не обижайся! Я действительно простужена.

— Я понимаю… просто я очень ждал тебя сегодня, — он выразительно засопел, как обиженный ребенок.

Клодин машинально взглянула на мобильник, словно ожидая увидеть на дисплее его огорченную физиономию, но вместо этого увидела, что батарея почти совсем разряжена. А ей еще нужно предупредить его насчет Лейси…

— Может, заедешь ненадолго? — словно прочитав ее мысли, спросил Ришар. — Я тебя горячим шампанским напою…

— Чем?!

— Горячим шампанским. Мне мама его от простуды давала — очень хорошо помогает.

— Представляю, какая гадость!

— Да нет, довольно вкусно…

В разговоре наступила короткая пауза. Клодин уговаривала себя отказаться и ехать домой — между тем как ее «второе я» тоненьким голоском змея-искусителя нашептывало в ухо: «Давай заедем, а? Сама же знаешь, как его общество настроение поднимает. И шампанского этого горячего выпьешь — может, и впрямь поможет?»

— Ну так что? — спросил Ришар.

— Ладно, приеду. Только действительно ненадолго.

— Сейчас закажу шампанское, — обрадовался он.

В аптеке на стойке рядом с прилавком лежали газеты — Клодин взяла одну: возможно, там есть что-то о вчерашнем нападении. Кроме того, купила все нужные лекарства и мятные пастилки от горла — продавщица сказала, что они неплохо снимают боль.

Выйдя из аптеки, она обнаружила, что прямо перед ее «Хондой» припаркована полицейская машина. Двое полицейских, присев на капот, о чем-то между собой болтали, но едва она вышла, оба уставились на нее. Клодин ответила возмущенным взглядом: «Что за дела? Уберите свой драндулет, дайте отъехать!»

Взгляд не помог — вместо того, чтобы убрать машину, один из полицейских шагнул к ней со сладенькой улыбочкой:

— Миссис Конвей?

— Да.

— Вы не могли бы сейчас проехать с нами?

— Что случилось? Куда?

— С вами хочет поговорить мисс Армстронг, городской прокурор. Это не займет много времени. Прошу вас, — он указал на полицейскую машину, — потом мы привезем вас обратно.

Клодин несколько удивилась — до сих пор она считала, что городским прокурором здесь является мать Лейси, миссис Брикнелл. Что ж — в любом случае ехать придется, но, разумеется, не за решеткой на заднем сидении полицейской машины.

— Я предпочитаю ехать на своей машине, — сказала она.

— Но так не положено, — возразил второй полицейский.

Первый поморщился и качнул головой, как бы призывая своего напарника заткнуться.

— Хорошо, миссис Конвей, следуйте за нами.

Сел за руль и, дождавшись, пока его напарник обойдет машину и тоже усядется, тронулся с места.

Ехали они недолго, боковыми улицами. После нескольких поворотов Клодин окончательно потеряла направление, и когда полицейская машина, въехав на обрамленный с трех сторон высокими зданиями двор, затормозила, подумала, что выбраться отсюда самой ей будет сложно.

Вслед за вторым полицейским — первый остался за рулем — она проследовала к лифту. Они поднялась на шестой этаж; пройдя несколько коридоров, полицейский указал ей на ряд стоявших вдоль стены кресел:

— Подождите здесь, пожалуйста! — и скрылся за перегородкой из зеленоватого матового стекла.

Прошла минута, другая — он не возвращался. Что ж, выдерживать человека за дверью — прием старый, как мир. Но, как сказал в свое время Томми, на любой прием существует контрприем — фраза эта, правда, относилась к драке, но подходила и в данном случае.

Прождав ровно семь минут, Клодин встала и неторопливой походкой проследовала в туалет, где выложила на мраморную столешницу рядом с раковиной косметичку, газету и мобильник — вещи, необходимые для того, чтобы провести время с пользой и комфортом.

Прежде всего, взглянув на себя в зеркало, она подновила помаду; затем попыталась позвонить Ришару, сказать, что задерживается, но оказалось, что в этом здании сигнал мобильника не проходит. Наконец, просмотрев газету, нашла-таки заметку о вчерашнем нападении на Лауру — три коротких абзаца под броским названием «Спасительная сигнализация». По утверждению репортера, нападение произошло всего в трехстах ярдах от центрального полицейского участка города Аахерна; имя девушки не сообщалось, она была названа просто «19-летняя Н.».

Н-да, негусто… Клодин взглянула на часы и, достав из сумки авторучку, принялась решать обнаруженный на последней странице газеты кроссворд.

Вышла из туалета она через двадцать минут; по ее расчетам, этого времени должно было хватить, чтобы ее отсутствие обнаружили и принялись за поиски. И действительно, не прошла она по коридору и десятка шагов, как ее нагнал худощавый молодой блондин.

— Прошу прощения… миссис Конвей?

— Да.

— Почему вы ушли? Вас же попросили подождать!

— Я была в туалете, — кротко и безмятежно сообщила Клодин.

— Но вы же знали, что вас ждет мисс Армстронг!

— Если бы она меня действительно ждала, то не заставила бы сидеть в коридоре, — хихикая про себя, все так же безмятежно ответила Клодин. — Но раз она была занята, то и я сочла себя вправе пока что подновить косметику, — молодой человек аж задохнулся от возмущения. — А заодно и причесаться — у вас там очень удобное зеркало.

— Ну хорошо, пойдемте, она вас ждет.

Мисс Армстронг действительно ждала ее. И не она одна — у окна кабинета стоял здоровенный смуглый мужчина; из-за стоявшего на боковом столике экрана компьютера боязливо выглядывала молоденькая афроамериканка.

Но главной тут, конечно, была она — женщина лет пятидесяти в сером деловом костюме, восседавшая за массивным столом в форме фасолины. Короткая, почти как у мужчины стрижка делала ее квадратное лицо еще менее женственным; единственной красивой деталью на этом лице были глаза — большие и серые, точь-в-точь как у Лейси.

«Ей бы стилиста хорошего найти! — во внезапном импульсе жалости подумала Клодин. — Чтобы хоть на человека стала похожа, а не на бульдога в юбке!»

— Здравствуйте, миссис Конвей, — сухо сказала женщина. — Присаживайтесь, пожалуйста, у нас есть к вам несколько вопросов.

— Здравствуйте, — садясь, ответила Клодин. — Мисс Армстронг, если я не ошибаюсь?

— Да.

— Для нашего разговора мне потребуется адвокат?

— Честному человеку адвокат не нужен! — без спроса отозвался стоявший у окна смуглый мужчина.

— О, если бы это было так, то большинство адвокатов в одночасье лишились бы работы! — парировала Клодин и снова вопросительно обернулась к прокурорше.

— Думаю, что адвокат вам не понадобится, — ответила та.

— Ну что ж, в любом случае я оставляю за собой право при необходимости вызвать адвоката, — холодно улыбнулась Клодин. — А также обратиться в британское консульство.

— При чем тут консульство — вы же американская гражданка! — сердито напомнила мисс Армстронг.

— Да, но кроме того, я подданная Великобритании и жена английского офицера…

— Жена английского офицера — и якшаетесь с убийцей! — перебил стоявший у окна мужчина. — Интересно, а как ваш муж к этому относится? Или он ничего не знает о ваших похождениях? — по мере того, как он говорил, он подходил все ближе и ближе, так что до Клодин уже долетали брызги слюны.

«Хороший следователь и плохой — старо как мир!» — подумала она, вслух же огрызнулась:

— Что-то я пропустила — когда его успели осудить?

— Осудят, не сомневайтесь!

— Как раз о-очень сомневаюсь! — в открытую усмехнулась Клодин. — И… простите, вы не могли бы немного отодвинуться? — достав из сумки белоснежный батистовый платочек, демонстративно стерла со щеки невидимую каплю.

Мужчина от злости раздул ноздри, скулы аж закаменели. Кажется, он собирался что-то сказать…

— Чед! — бросила прокурорша, повела головой — этого хватило, чтобы он отошел обратно к окну.

«Здорово выдрессировала!» — несмотря на то, что они находились по разные стороны баррикад, мысленно похвалила Клодин.

— Миссис Конвей, — обратилась прокурорша к ней, — вы уже слышали о вчерашнем происшествии?

— Вы имеете в виду нападение на девушку?

— Кто вам рассказал об этом? — насторожилась мисс Армстронг.

— Ришар Каррен. А потом я еще в газете прочитала.

— Что именно Каррен вам говорил?

— Что полиция его допрашивала по этому поводу.

Еще произнося это, Клодин поняла, что совершает ошибку. Томми в свое время рассказывал ей о технике допроса и объяснял, что обычно человеку куда легче вообще не отвечать на вопросы, чем начать отвечать, а потом вдруг перестать. А ей сейчас придется поступить именно так — про Ришара больше нельзя говорить ничего. Эти люди сейчас могут придраться к любому слову, к любой случайной оговорке, исказив ее смысл и выискав в ней компромат на него.

— А что еще он сказал? — не унималась мисс Армстронг. Подавшись вперед, с напряженными глазами и чуть приоткрытым ртом она еще больше, чем раньше, походила на бульдога.

— Больше ничего.

— Что значит — больше ничего?!

— Это значит, что разговор был очень короткий, и разговаривали мы в основном на другие темы.

— Какие именно?

— Мисс Армстронг, — Клодин опустила глаза и аккуратно стерла платочком пылинку с ногтя, — прошу прощения, но я не обязана пересказывать вам содержание моих личных разговоров.

Наступившее в комнате молчание иначе как зловещим назвать было нельзя. У девушки за компьютером вид сделался еще более напуганный, чем раньше. Клодин подавила в себе желание подмигнуть ей и подбодрить взглядом.

— Что-о? — медленно переспросила наконец мисс Армстронг. Громила у окна угрожающе расправил плечи, словно собираясь шагнуть к Клодин.

— Может, мне все же стоит вызвать адвоката? — не обращая на него внимания, спросила она у прокурорши.

— А вы меня не пугайте! — вскинулась та.

— А вы что — боитесь адвокатов?

— Ну хорошо… Где вы сами вчера были в момент нападения?

— А в какое время оно произошло? — поинтересовалась Клодин. Детская ловушка, господа, детская… хотя против запуганного человека может и сработать. — Впрочем, неважно: я вчера весь вечер провела на девичнике.

— Где?!

— На девичнике. Это такая вечеринка — только для женщин. Началась она часов в восемь, и по крайней мере в полночь я еще была там.

— Кто-нибудь может подтвердить, что вы там были весь вечер и никуда не отлучались? — незаметно подойдя к столу, снова вступил в разговор смуглый мужчина.

— Все, кто там был… — начала Клодин. — Погодите-ка, вы что, подозреваете в этом нападении меня? Меня?!

— Вы удивитесь, на что порой способна женщина, чтобы спасти от закона своего любовника!

— Если вы насчет Ришара — так это не ко мне. В том смысле, что он мне не любовник.

— Да неужели?!

— А вот представьте себе! — огрызнулась Клодин, после чего, поняв, что мужчина нарочно ее провоцирует, глубоко Вдохнула и продолжила уже спокойнее: — Вечеринка проходила в военном городке. Наверное, вам нетрудно будет проверить, что я приехала туда в районе семи вечера и не выезжала до утра. Или вы всерьез считаете, что я а-ля Рэмбо перелезла через забор, пробежала сорок миль до Аахерна, напала на девушку — и так же вернулась обратно? — мысленно представив себе все это, она не смогла удержаться от смешка.

Ее собеседник принял смех на свой счет и вскипел окончательно:

— Вы мне тут балаган не устраивайте, отвечайте серьезно!

— Я и отвечаю серьезно. Это вы нелепые вопросы задаете.

— Хватит! — вдруг отрывисто рявкнула мисс Армстронг, хлопнув ладонью по столу. — Ладно… Чед, Лили — оставьте нас!

Мужчина шумно вздохнул, но послушно направился к выходу. Следом, вскочив из-за компьютера, поспешила и девушка.

Клодин с некоторым интересом ждала, что же будет дальше.

Долго ждать не пришлось.

— Миссис Конвей, я вас больше не задерживаю, — сказала мисс Армстронг, когда за ее сотрудниками закрылась дверь. — И… — опустила глаза, — прошу прощения за невыдержанность моего помощника.

Клодин уже хотела встать, когда прокурорша внезапно подалась вперед и добавила тихо, но яростно:

— Но я не прошу — требую: оставьте в покое мою дочь!

— Какую еще дочь?! — выследила все-таки, зараза!

— Лейси! Лейси Брикнелл!

Теперь оставалось лишь делать хорошую мину при плохой игре.

— Если девушка расспрашивает меня о профессии фотомодели, я не вижу основания ей не отвечать! — отрезала Клодин.

— А вы что — только об этом говорили?

— Да, в основном об этом. И успокойтесь, я не заманивала ее в модели — как раз наоборот, я считаю, что это дело не для нее.

— Почему?! — возмутилась прокурорша. — Вы что, находите ее недостаточно красивой?

Клодин с трудом удержалась от улыбки, но ответила вполне серьезно:

— Лейси очень красивая девушка. Но у нее такой тип красоты, что на фотографиях она получится хуже, чем в жизни.

— А куда она с вами ездила? — миз Армстронг явно неплохо владела техникой допроса и знала, что при внезапной смене темы допрашиваемому труднее сосредоточиться, чтобы придумать убедительную ложь.

— В магазин в резервации. Я присмотрела в «Старом типи» курточку для сына, обмолвилась об этом Лейси, и она сказала, что в резервации все намного дешевле.

— Но Лейси вчера вернулась в одиннадцатом часу! (О, вот как?) Где же она тогда была?

Клодин пожала плечами:

— На девичнике, где я провела весь вечер, ее совершенно точно не было, — внезапно разозлилась сама на себя: какого черта она вообще отвечает на эти вопросы?! — и спросила сердито: — Ну все? Я могу, наконец, идти?

Про себя посочувствовала Лейси: в двадцать два года жить с матерью, которая лезет во все ее дела и контролирует каждый ее шаг — это же с ума сойти можно! Неудивительно, что бедная девочка так запугана!

— Да, вы свободны, — сухо кивнула прокурорша.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Вот уж от кого — от кого, а от Ришара я ничего подобного не ожидала! И после этого еще говорят о непредсказуемости женщин!..»

К тому времени, как Клодин добралась до «Хэмптон-Инна», чувствовала она себя далеко не лучшим образом, поэтому, выходя из машины, прихватила с собой пакет с лекарствами.

Ришар впустил ее в номер и, едва захлопнулась дверь, обнял, приподнял и закружил вокруг себя.

— Клодин! Клодин, Клодин, Клодин! — поцеловал в щеку. — Ну где ты так долго была, я же тебя жду!

Наконец, угомонившись, поставил на пол.

Клодин помотала головой, чихнула — и не могла не улыбнуться, такой он был растрепанный и сияющий.

— Что это с тобой?!

В ответ он снова обнял ее:

— Клодин, спасибо тебе за вчерашнее! За Лейси, за то, что привела ее.

— Мне этот визит, правда, вышел несколько боком, — усмехнулась Клодин. — Только что ее мамаша меня полчаса пытала, где ее дочь провела вчерашний вечер и почему пришла домой только в одиннадцатом часу.

— А как она тебя нашла? — удивился Ришар.

— Двое полицейских отловили меня у аптеки и препроводили в прокуратуру, — сбросив туфли, Клодин в одних чулках прошла в гостиную и забралась с ногами на диван, продолжая рассказывать: — Дальше — допрос по всей форме: мадам прокурор за столом, сбоку злобный громила величиной со шкаф… представляешь, они пытались повесить на меня вчерашнее нападение!

— Что?!

— Якобы я таким образом пыталась тебе помочь. Но по-моему, главное, что ей хотелось знать — это где Лейси провела вечер. Под конец она всех выгнала, а меня на эту тему мурыжить начала. Я не сказала — цени!

Глаза Ришара весело сверкнули:

— Что ж, если в результате всех этих выходок мадам прокурор лишится должности — надеюсь, ее утешит то, что ее дочери достанется один из лучших женихов Европы.

— Что?! — удивленно уставилась на него Клодин.

Он улыбался, но смотрел уверенно и… нет, похоже, не шутил.

— Ты что — серьезно?! — на всякий случай переспросила она.

— Ну конечно! — Ришар пожал плечами. — То есть предложение по всей форме я еще не делал, но не думаю, что Лейси мне откажет. Я хочу сначала, как положено, познакомить ее с папой. Он приедет в выходные — кстати, сказал, что будет рад тебя повидать.

Клодин ошарашенно смотрела на него, не зная, что сказать.

— Можешь меня поздравить, — мягко подсказал он.

— Да, конечно, поздравляю! И… ой! — в носу внезапно засвербело так отчаянно, что она зажмурилась, замахала рукой: «Не тронь, не тронь меня!» — и наконец оглушительно чихнула.

Все так же зажмурившись, перевела дух.

— Да, ты действительно здорово простужена, — сказал рядом Ришар.

— А ты думал, я вру? — Клодин нашарила пакет с лекарствами. — Дай воды, мне таблетки запить надо.

— Зачем тебе таблетки, только зря травиться — я же обещал, я сейчас горячее шампанское сделаю.

— Одно другому не помешает.

Оказалось, что горячее шампанское с добавкой сахара вовсе не такая гадость, как Клодин предполагала. Неторопливо потягивая глоточек за глоточком, она выпила целую кружку.

То ли от него, то ли от принятых ранее таблеток ей действительно полегчало, и когда принесли фондю, она не отказала себе в удовольствии окунуть в него пару ломтиков подсушенного хлеба. Ришар поначалу скривился и заявил, что, конечно же, это не настоящее фондю, а профанация: какое может быть фондю без грюйера или бофора[38], а тут ими и не пахнет! — но потом ел с аппетитом.

Словно по общему уговору, больше они о Лейси не говорили. Ришар пожаловался, что полицейские сегодня разбудили его ни свет ни заря, не дали толком позавтракать, а уходя, забрали его кроссовки — сказали, на экспертизу; Клодин рассказала о вчерашнем девичнике.

Лишь когда, поставив перед ней чашечку кофе, он присел рядом на диван, Клодин сказала задумчиво:

— Мне трудно представить себе тебя — и вдруг женатым.

— Это мало что изменит в наших отношениях, — отозвался он; обняв за плечи, ласково притянул ее к себе. — Разве что сбежать со мной в Антарктиду я тебя больше не позову — ну так ты же все равно не соглашалась, — глаза его весело блеснули: — Ну что, жалеешь теперь, что упустила свой шанс?

— А ну тебя! — рассмеялась Клодин.

— А если серьезно, то еще раз — спасибо тебе! — продолжал Ришар. — Если бы не ты, мы с Лейси, возможно, так и остались бы друг для друга незнакомцами.

Это последнее слово заставило Клодин вскинуться — только теперь она вспомнила, зачем, собственно, пришла сюда.

— Да, слушай — ты сегодня снова собираешься с ней встречаться?

— А в чем дело? — насторожился он.

— Я пару часов назад общалась с Дженкинсом. Мы с ним пришли к выводу, что, похоже, всем участницам конкурса грозит реальная опасность. Ты знаешь, на кого «убийца с бантиками» напал вчера вечером?

— Полицейские называли мне имя — Лаура Неро… что-то в этом роде.

— Ното, Ришар. Лаура Ното, — он по-прежнему смотрел с недоумением. — Та самая девушка, которая на сцене показывала фокусы, — напомнила Клодин.

— Смугляночка с глазами, как у Бемби?! — потрясенно ахнул он.

— Да.

— О, mon Dieu! Так вот чего они несколько раз переспрашивали, знаю ли я ее! Показали бы фотографию, я бы сразу вспомнил!

— Преступник подкрался сзади и накинул ей на шею удавку. Ей чудом удалось отбиться, но у нее повреждена гортань, она сейчас в больнице.

— О, mon Dieu! — повторил Ришар.

— Это я к тому, что не стоит, чтобы Лейси ходила в ближайшие дни одна по городу — особенно вечером.

Ришар рванул из кармана мобильник; вскочил и, не в силах усидеть на месте, нетерпеливо заходил по комнате:

— Реджинальд? Мне нужна машина с двумя людьми… Да, прямо сейчас… Пусть подъедут к отелю и позвонят, я их сам проинструктирую.

Бросил телефон на стол и обернулся к Клодин:

— Вот так. Одна она не будет.

Нельзя сказать, чтобы Клодин себя так уж плохо чувствовала, выйдя из «Хэмптон-Инна». Как раз наоборот — она себя вообще не чувствовала: собственное тело ощущалось будто чужое.

Пока она сидела у Ришара, все было нормально, и когда выходила из его номера — тоже. Но стоило ей спуститься на лифте и пройти через вестибюль — и на улицу Клодин вышла уже с ощущением, что она идет по облаку, которое слегка прогибается и пружинит под ногам, и при резком движении может оторваться от него и взлететь.

Болела она не первый раз и знала, что это чувство у нее почти всегда возникает при высокой температуре. Эх, жаль, не догадалась купить в аптеке еще и градусник! Но теперь все, заезжать больше никуда нельзя — нужно срочно, прямым ходом ехать домой, на базу; дальше может развезти еще хуже!

На стоянке ее качнуло, ударившись бедром о капот соседней машины, она судорожно подумала: «Зачем я приняла антигистаминные таблетки перед шампанским? Ведь знала же, что нельзя, что голова потом как ватой набита!»

Спустя некоторое время она обнаружила себя уже сидящей в «Хонде» и тупо глядящей на руль. Потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться и вспомнить, что она собиралась ехать в Форт-Лори.

А может, вызвать такси — не дай бог, полиция остановит?.. С другой стороны, машину здесь оставлять не хочется… Ладно, как-нибудь!..

«В Форт-Лори… домой, в Форт-Лори», — несколько раз мысленно повторила Клодин, словно программируя саму себя — и нажала на газ.

Как ни странно, все прошло наилучшим образом. Саму дорогу Клодин, правда, помнила плохо, но, судя по тому, что на удивление скоро пришла в себя у ворот базы, двигалась она все это время в правильном направлении и машину вела ровно.

Доехав до отеля, она припарковалась и некоторое время сидела за рулем, тупо глядя в пространство. Наконец в один из коротких моментов просветления поняла, что если не встанет сейчас, то не встанет вообще — и, стиснув зубы, заставила себя вылезти из машины и кое-как установиться на подгибающихся, слабых, как макаронины, ногах.

В вестибюле за стойкой, как всегда, сидела дама с серебристыми волосами.

— Миссис Конвей, как вы себя чувствуете? — спросила она, когда Клодин подошла за ключом.

— Спасибо, уже лучше.

— Вам телефонограмма, — вытащила из-под стойки бумажку и прочитала: — Ваш муж просил передать, что он находится вне зоны приема и вернется в пятницу вечером.

— Вне зоны приема, — усмехнулась Клодин. — Опять — вне зоны приема… — наклонилась к администраторше, сказала таинственным полушепотом: — Он, знаете ли, всегда вне зоны приема, когда нужен — у него ра-бо-та!

Уже на лестнице подумала: «Зачем я это сказала? Теперь кто-нибудь может решить, что у нас в семье не все о’кей… А у нас все о’кей? Странные слова «о’кей» — что они значат? — но мысль эта тут же исчезла, вытесненная другой: — Еще четыре пролета — как же я поднимусь на них, когда тело весит тонну?!..»

Но все же поднялась. Вошла в номер, захлопнула за собой дверь; добралась до кровати и рухнула туда лицом вниз.

Очнулась Клодин непонятно когда — по ее внутреннему ощущению, с тех пор, как она в последний раз слышала человеческий голос, прошли долгие месяцы. За окном было темно, где-то неподалеку надрывался сотовый телефон, но прежде, чем она успела нашарить его, замолчал.

Перевалившись на кровати, она дотянулась до изголовья и включила свет.

Чувствовала она себя плохо, чтобы не сказать ужасно. Каждое движение давалось с трудом; насморк накатил с новой силой, так что дышать приходилось ртом, но главное — невыносимо болело горло, при каждой попытке сглотнуть будто кто-то впивался в него изнутри железными когтями.

Оказывается, она до сих пор была в уличной одежде, даже в туфлях — ступня об ступню Клодин стащила их и сбросила на пол; потом дотянулась до лежавшей рядом сумки и достала мобильник.

Перед глазами все плыло, но кое-как удалось разобрать, что ее ждет три сообщения. Первое оказалось от Ришара: «Привет! Как ты доехала? Позвони!»; второе от него же: «Клодин, позвони — я беспокоюсь!», и третье — от Дженкинса: «Клодин, когда сможете — пожалуйста, перезвоните мне».

Дженкинсу действительно стоило позвонить, и поскорее — узнать, удалось ли ему предупредить девушек. Но для этого нужно было что-то сделать с горлом; Клодин для проверки попыталась сказать «А-а» — сиплый звук, вырвавшийся у нее, мало походил на человеческую речь, невидимые когти же прошлись по горлу с такой силой, что она с полминуты лежала зажмурившись и пережидая боль.

«Ничего, ничего, — уговаривала она саму себя. — Сейчас встанешь, попьешь чего-нибудь горяченького — сразу станет намного легче. Давай — потихонечку, полегонечку… вот так, держись за спинку кровати…»

После выпитой маленькими глоточками чашки горячей воды с медом Клодин действительно почувствовала себя куда более сносно. Говорить было еще больновато, но терпимо, и голос, хоть и хриплый, не походил уже на воронье карканье.

Забравшись с ногами в кресло, она набрала номер Дженкинса и, дождавшись, пока на том конце провода молча сняли трубку, сказала:

— Здравствуйте, мистер Дженкинс!

— Алло… кто это? — отозвался тот.

— Клодин. Вы мне звонили недавно.

— Клодин? Я только сейчас вас узнал — ваш очаровательный акцент невозможно ни с чем спутать, но голос…

«Какой еще, к черту, акцент?!» — подумала Клодин, но вслух сказала:

— Да, горло чего-то к вечеру совсем разболелось. Мистер Дженкинс, вам удалось предупредить девушек?

— В этом уже нет нужды — вы видели сегодняшнюю вечернюю «Айдахо стейт ньюс»?

— Нет…

— Там на третьей странице опубликована статья под названием «Убийца вернулся за красавицами». В ней говорится, что «убийца с бантиками», судя по всему, открыл охоту на участниц конкурса красоты, а полиция вместо того, чтобы обеспечить их безопасность, бездействует. Газета вышла в четыре — думаю, уже с половины пятого телефоны у всех девушек звонят, не смолкая: каждый родственник и знакомый, прочитавший статью, наверняка считает своим долгом позвонить и предупредить.

— Ловко! Ваша работа?

— Ну что вы! — рассмеялся Дженкинс. — Автор статьи — известный в нашем штате журналист, специализирующийся на криминальных расследованиях. А где он раздобыл сведения… как вы, наверное, знаете, по закону журналисты не обязаны раскрывать свои источники информации.

— Да, я знаю, — кивнула Клодин, догадываясь, что одним из этих «источников», если не единственным, был сам сыщик. — Мистер Дженкинс, а…

— Друзья называют меня просто Дженк, — перебил Дженкинс.

— Дженк, а про Лауру есть что-нибудь новое? Как она себя чувствует?

— Да-да, я, собственно, ради этого вам и звонил. Ей уже лучше, и полиции удалось ее допросить. Говорить она не могла, писала ответы на бумаге. Но, к сожалению, никаких новых зацепок этот допрос не дал: она не видела нападавшего, помнит только, что у него были черные перчатки и от него пахло «Авиньоном».

— Чем?

— «Авиньоном». Это французская туалетная вода — мисс Ното работает в парфюмерном магазине и узнала запах.

— Никогда о такой не слышала…

— Я тоже, — согласился Дженкинс. — Клодин, у меня к вам есть один вопрос — постарайтесь вспомнить, в субботу ночью, когда вы с мужем возвращались с третьего этажа, стойка с лентой стояла на прежнем месте?

Клодин попыталась вспомнить — вот они поднимаются… Томми приподнимает ленту, чтобы ей удобнее было пролезть. А на обратном пути…

— Нет, — воскликнула она. — Нет, стойка была сдвинута, так что я не полезла под ленту, а прошла сбоку!

— Вы уверены?

— Да!

— Спасибо, Клодин, вы мне очень помогли. Не буду больше вам мешать — выздоравливайте!

Перед тем, как позвонить Ришару, Клодин перебралась из кресла на кровать, поставила на тумбочку еще чашку кипятка с медом — пока она поговорит, как раз остынет — и лишь после этого, откинувшись на подушку, набрала номер.

— Привет — отозвался знакомый голос. — Ты чего не звонишь?

— Я когда пришла, сразу вырубилась; только недавно проснулась, — честно объяснила Клодин. — Слушай, Ришар — у меня акцент есть?

— Какой еще акцент?

— Не знаю. Мне сказали, что у меня есть акцент…

— А ты знаешь, — чуть помедлив, с легким удивлением протянул он, — ведь действительно… я только сейчас обратил внимание. Четыре года назад, когда мы познакомились, ты говорила отрывисто, как все американки — а теперь у тебя выговор стал куда мягче и четче. То есть если бы я не знал тебя, то принял бы скорее за англичанку, чем за американку.

— Ну спасибо, — буркнула Клодин, сама не зная, почему ее так расстроило это известие.

— Ну пожалуйста. Как ты себя чувствуешь?

— Состояние средней паршивости. Температура, горло — всего понемножку.

— Да, я слышу, ты здорово хрипишь. Попроси мужа сделать тебе чай с мятой.

— Я свои лекарства у тебя не забыла случайно?

— Нет, ты их в сумку положила.

— Ладно, — вздохнула Клодин, — мне тяжело разговаривать. Пойду болеть дальше. Пока!

«Попроси мужа сделать чай!» Как же — разбежался он! «Вне зоны приема!» — повторила она самой себе и саркастически скривилась.

Оставался последний звонок — маме. Перед тем, как позвонить, Клодин выпила полчашки воды с медом. Бесполезно — маму обмануть было невозможно.

— Ты что — простужена? — спросила она сразу. — Чего у тебя голос такой?!

— Да, чего-то простыла.

— Пусть Томми сделает тебе чай с медом! (Да что они все, сговорились?!) Ах да, он же на маневрах! — это было произнесено таким тоном, словно будь он здесь, Клодин бы ни за что не заболела. — Ну, сделай тогда сама.

Следующие четверть часа занял мамин отчет о том, как Даффи провел день. С утра он вместе с дедушкой (то есть папой Клодин) посетил сарай, переделанный под мастерскую. Утащил тиски — прижимая к груди и пыхтя (шутка ли сказать — почти десять фунтов!) отнес их в заросли малины и попытался разобрать. Ничего не вышло, зато сорок минут в доме царила тишина. Еще он играл с соседской девочкой, подарил ей утащенную на кухне чайную ложку, ел творожную запеканку и спал в гамаке…

В какой-то момент, слушая, Клодин закрыла глаза — так было легче.

— Ты что, заснула там?! — тут же отреагировала мама.

— Нет, что ты!

— Что я, не слышу?! — несмотря на разделявшие их полторы тысячи миль, маму провести в очередной раз не удалось. — Ладно, иди, делай себе чай и ложись спать. Пока, целую!

Вспомнив слова Ришара, Клодин пошарила в сумке — действительно, лекарства были там. Она сунула в рот мятную пастилку, вытянулась на кровати и погасила свет — может, удастся заснуть.

Но сон не приходил. Вместо этого наступило то странное состояние, когда мозг, не в силах расслабиться и отрешиться от дневных забот, продолжает работать, выдергивая из памяти и перебирая обрывки случившегося за день.

Сдвинутая стойка… почему для Дженкинса это было важно? Может, потому, что именно этим путем пришел убийца? В самом деле — а как еще он мог появиться в кольцевом коридоре? Если бы Ришар кого-то встретил, спускаясь по лестнице, он бы, разумеется, об этом вспомнил. Разве что этот «кто-то» поднялся на третий этаж, пока они с Элен были на балконе… да нет, сомнительно: балкон совсем рядом с лестницей, они бы увидели мелькнувшую тень, тем более что целующиеся в «неположенном» месте парочки обычно держатся начеку.

Конечно, убийца мог уже находиться на третьем этаже, когда они пришли туда, а мог подняться наверх сразу после того, как Ришар вернулся в банкетный зал, но в воображении Клодин, словно кадры из триллера, замелькали другие картины…

…Часы бьют полночь. В полумраке по мраморной лестнице поднимается зловещая фигура в черном (почему-то представилось нечто вроде ниндзя, в обтягивающей одежде и с закрытым лицом). Отодвигает стойку и вступает на пустынный третий этаж (да, но какого черта его туда понесло?) Настороженно замирает, прислушиваясь к доносящимся из одной из комнат звукам (от этой мысли Клодин стало неловко) — и продолжает свой путь.

Но что это? — он останавливается! Впереди двое, мужчина и девушка — они поднимаются по лестнице, заходят на балкон; не видят его, зато он превосходно видит их; останавливается и ждет.

Проходит несколько минут. Ришар выходит с балкона и стремительно несется вниз (он всегда скачет через две ступеньки). И Элен остается одна…

Нет, что-то тут не складывается — преступник не мог знать, что Ришар уйдет! Но чего же он тогда ждал?

А если так? Черная фигура вновь пошла по коридору — и вновь остановилась, но на сей раз при виде выходящего с балкона Ришара. По мраморной лестнице гулко разносятся его шаги… все дальше, дальше. Преступник снова движется вперед — и натыкается на Элен.

Почему она не закричала, не попыталась убежать? Возможно, они знакомы — а может, этот человек выглядит совсем безобидным? Он говорит «Привет!» или, скажем, «Что такая красивая девушка здесь делает?», подходит к Элен вплотную — и внезапно хватает ее за горло (хотя нет, она тоже успевает что-то сказать, скорее всего, именно эту реплику они с Томми и слышали, направляясь к лестнице).

Хватает за горло, душит — она отбивается, во время борьбы они задевают металлическую стойку. Наконец девушка обвисает замертво. Преступник опускает ее на пол и… наотмашь бьет по лицу (хотя Клодин знала, что произойдет, но невольно вздрогнула). Еще раз и еще…

И опять-таки — почему вдруг?! Ни в одной газете восьмилетней давности не было написано, что он калечил своих жертв! Или, может, об этом не писали из сострадания к семьям погибших девушек?

Вопросы, вопросы… И ни на один из них пока нет ответа.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Не люблю болеть! Унизительно зависеть от какого-то дурацкого насморка…»

Спала Клодин в ту ночь плохо.

Раз за разом ей снилось, что она бежит по темному пустому городу, освещенному редкими фонарями. Позади слышны шаги преследователя, а воздух вокруг горячий и густой, как сироп, и каждое движение дается с трудом. Убийца уже совсем рядом, накидывает ей на шею удавку — и душит, душит…

На этом месте она обычно просыпалась — кое-как осознавала, что рядом никого нет, а дышать трудно из-за насморка, делала пару глотков уже остывшей воды с медом и вновь откидывалась на подушку.

Засыпать не хотелось — ведь там, во сне, ее ждал убийца, но сил встать не было, а глаза закрывались сами, и в какой-то момент она снова оказывалась в жаркой и душной темноте, а позади гулко отдавались нагонявшие страх шаги…

Наконец, едва за окном забрезжил рассвет, Клодин собралась с силами и встала. Чувствовала она себя не лучше вчерашнего, даже хуже: горло болело зверски, а все тело было покрыто липким противным потом.

Постояв пару минут под теплым душем, она приняла лекарства и, закутавшись в теплый халат, вытянулась на кресле, надеясь, что рано или поздно они подействуют и ей станет легче.

Обычно по утрам она пила кофе — это подбадривало и придавало сил. Но сегодня кофе не хотелось категорически, до тошноты, а спорить с собственным организмом Клодин не собиралась — ему виднее.

Почти сразу снова навалился сон. Она попыталась бороться с ним, но глаза не открывались, словно кто-то положил на веки тяжелую горячую руку.

…Снилась карусель — под веселый перезвон колокольчиков она крутилась быстро-быстро, так что не рассмотреть было, кто на ней сидит. Но вот поехала медленнее, затормозила — и с нее горохом посыпались детишки. Маленькие, чуть старше Томми, одетые в одинаковые черные костюмчики и острые желто-черные колпачки, как у средневековых шутов, они подбежали к Клодин и обступили ее, весело галдя и позванивая венчавшими колпачки бубенчиками.

«Вы кто?!» — смеясь, спросила она. «Мы вопросы! Мы вопросы! Вопросы!» — раздалось с разных сторон, и почему-то у Клодин не появилось ни малейшего сомнения, что это действительно вопросы — те самые, над которыми она ломала голову.

Один из ребятишек выскочил вперед, к самым ее коленям, и, задрав вверх личико, воскликнул: «Но ведь это же все так просто, миссис Конвей!»

— Миссис Конвей! — звонкий испуганный голос раздался уже не во сне — наяву, и Клодин ошалело вскинула голову.

В дверях стояла молоденькая горничная в форменном белом переднике и голубой шапочке.

— Миссис Конвей, что с вами?! — с ужасом повторила она.

— Ничего. Я спала, — просипела Клодин.

— Ой, вы так страшно лежали с открытым ртом и хрипели! А можно я у вас уберу, или лучше попозже? Мисс Хартцог сказала, что вы заболели. Как вы себя чувствуете?

Все это она выпалила подряд, не делая пауз и не давая вставить хоть слово. На миг у Клодин возникло искушение отмахнуться от беспокойной девчонки — пусть уберет позже — и, воспользовавшись тем, что вроде бы ей стало немного получше (по крайней мере, не снится уже никакая муть про убийства), залечь в постель и еще поспать. Авось удастся и с нахальным «вопросом» в колпачке с бубенчиком разговор закончить: что значит «все просто»? — ну-ка объясни, коли знаешь!

Но хорошее воспитание взяло вверх.

— Пока еще не очень. Но, надеюсь, к завтрашнему дню уже легче будет.

— Я могу вам как-то помочь?

— Вы не могли бы раздобыть где-нибудь чашку чая?

— Да-да, конечно, — закивала горничная. — Сейчас! — сорвалась с места и исчезла за дверью.

Вернулась она через несколько минут. Принесла на подносике большую, расписанную розами чашку и, улыбаясь, поставила на столик.

— Вот! Мисс Хартцог как раз заварила свежий.

Чай был крепкий, красновато-коричневый — даже несмотря на насморк Клодин почувствовала его ни с чем не сравнимый горьковатый аромат. Странное дело — она никогда не любила чай, но сейчас этот запах показался ей самым упоительным на свете.

— Я тогда у вас потом пропылесошу, после всех, — продолжала тараторить горничная. — Вам сахар дать?

— Да, — прохрипела Клодин.

— Если еще что-то понадобится, позвоните мисс Хартцог, она мне скажет.

— Спасибо.

Когда девушка скрылась за дверью, Клодин кинула в чашку пару кусочков рафинада, осторожно сделала глоток и откинулась в кресле, смакуя эти ощущения — и аромат чая, и терпкое сладковатое послевкусие во рту, и горячую волну, прокатившуюся по горлу и мгновенно заставившую отступить угнездившуюся там боль. Боже, как хорошо!

Она пила не торопясь, мадаже ленькими глоточками — каждый из них, казалось, растекался по всему телу, наполняя его живительным теплом; порой с сожалением поглядывала на чашку — какая бы большая она ни была, все равно рано или поздно кончится.

И вдруг… это произошло именно «вдруг», пришедшая в голову мысль не стала результатом размышлений — просто возникла сам собой, словно тоненький голосок под звон бубенчика чирикнул над ухом: «Это разные люди!»

От неожиданности рука Клодин дрогнула, чуть не расплескав остатки чая. Она аккуратно поставила чашку на поднос, пытаясь сообразить — почему, откуда возникла эта идея.

А в самом деле, что связывает «убийцу с бантиками» и человека, убившего Элен и напавшего на Лауру Ното? Только одно — эти самые бантики!

Но что если второй человек — имитатор? Или даже не имитатор, а просто, собираясь убить Элен, заметил где-то голубой бантик (банкетный зал был обильно украшен всякой праздничной мишурой, там могли быть и бантики!), вспомнил события восьмилетней давности и решил подбросить его на место преступления — навести полицию на ложный след?

Чтобы подтвердить свою гипотезу, ей нужны были ответы на несколько вопросов, и с этим, несомненно, мог помочь Дженкинс. Достав из кармана мобильник — ох нет, совсем разряжен! — Клодин нетерпеливо набрала номер; едва на том конце провода сняли трубку, сказала, стараясь не хрипеть:

— Здравствуйте, Дженк!

— Здравствуйте, Клодин! — сразу узнал ее сыщик.

— Дженк, у меня телефон почти разряжен. Есть что-нибудь новое?

— Нет, пока нет. Как вы себя чувствуете?

— Более-менее сносно, — ответила Клодин и с удивлением поняла, что не кривит душой: чувствовала она себя действительно куда лучше, чем полчаса назад. — Я кое-что спросить хочу…

— Да, я слушаю.

— Дженк, тогда, восемь лет назад — бывали ли случаи, чтобы убийца бил своих жертв по лицу? В газетах об этом ничего нет — я подумала, может, об этом не писали из уважения к семьям погибших девушек?

— Да что вы, журналюг не знаете?! — воскликнул сыщик. — Какое уважение — их хлебом не корми, дай только что-нибудь этакое… кровавое написать! — продолжил уже спокойнее: — Нет, ничего подобного не было. Он обращался с девушками, если можно так выразиться, даже бережно. То есть насиловал, душил — но потом клал в такое место, где на них не могли случайно наступить или наехать, волосы им расправлял… бантик этот вешал.

— Но ведь Элен не была изнасилована?

— Нет, там не было даже намека на какие-то действия… сексуального характера, — Дженкинс говорил чем дальше, тем медленнее. — И одежда мисс Карсак, и белье — все было в полном порядке.

— И когда преступник напал на Лауру Ноте, он сразу накинул ей на шею удавку — то есть опять же хотел именно убить?

— Клодин, к чему вы клоните? Вы думаете, что убийца Элен — это не тот человек, за которым мы охотились восемь лет назад?!

— Мне кажется, что да. Я хочу еще кое-что проверить…

— Клодин… — перебил сыщик; на миг замялся, словно колеблясь, сказать ли, но потом продолжил: — Только пожалуйста, будьте осторожны, не рискуйте, вы же понимаете, это… это убийца!

— Дженк, не беспокойтесь, я не собираюсь делать ничего опасного, — очевидно, бедняга решил, что она, подобно героиням боевиков, полезет сама что-то разнюхивать и может попасть в лапы маньяка, откуда ее придется вызволять неустрашимому и непобедимому герою. Но она не такая дура, а неустрашимый герой… увы, он «вне зоны приема». — Просто хочу одну вещь уточнить… в общем, я вам перезвоню.

Собралась Клодин минут за пятнадцать, из которых пять минут заняло закапывание в нос «чудо-капель» и пережидание последующего приступа боли. Зато теперь она могла дышать нормально, а не ртом, как забегавшаяся собака.

Натянула голубой велюровый костюм, который мог сойти и за спортивный, но и по городку в нем пройтись было не стыдно; на ноги — кроссовки, на лицо — самый минимум косметики, и вышла из номера.

В конце коридора стояла тележка с полотенцами, из открытой двери рядом доносился вой пылесоса. Клодин прошла туда, постучала по косяку.

— Ой! — испуганно обернулась знакомая горничная и тут же рассмеялась. — Вы меня опять напугали.

— Я ухожу, вернусь часа через полтора. Вы не знаете, как работает библиотека в культурном центре?

— С девяти до двенадцати, а потом с четырех до шести, — без запинки отрапортовала девушка.

— Спасибо, — кивнула Клодин и улыбнулась, вспомнив предостережение Дженкинса и его просьбу «не рисковать». Не будет же она ему докладывать, что всего лишь собирается сбегать ненадолго в библиотеку!

Когда она спустилась вниз, администраторша с серебристыми волосами аж подскочила за стойкой.

— Миссис Конвей? Вы что, идете на… пробежку? — спросила она чуть ли не с ужасом — очевидно, ее сбил с толку костюм Клодин.

— Нет, что вы. Просто есть кое-какие дела.

— Как вы себя чувствуете?

«Спросить или нет, как это получается, что она и утром, и днем, и вечером дежурит?» — подумала Клодин, а вслух сказала:

— Спасибо, намного лучше. И спасибо вам за чудесный чай!

— Рада, что вам понравилось, — мягко улыбнулась женщина. — Мы с сестрой сами составляем смесь, добавляем туда чуточку кардамона. Да, чуть не забыла — вот, — выложила на стойку ключи от машины. — Вы их вчера в замке зажигания забыли.

— Да, я вчера совсем себя плохо чувствовала. Температура была и голова болела невыносимо, — про запитые шампанским таблетки Клодин предпочла не упоминать. — Сама не помню, как доехала.

— А сейчас вы сможете вести машину? А то, если вам нужно что-то купить, давайте я кого-нибудь из девочек пошлю!

— Нет, спасибо, я никуда не собираюсь ехать. Я в библиотеку иду, — кивнула Клодин на видневшееся сквозь стеклянную дверь здание культурного центра. — Потом вернусь и буду отлеживаться.

Как говорится, дорога в ад вымощена благими намерениями. Иными словами, хотя Клодин планировала провести в библиотеке всего час-полтора, на самом деле это заняло куда больше времени.

Для начала она просмотрела сборник статей по криминальной психологии, потом залезла в интернет и нашла довольно интересную монографию о построении информационной модели действий серийного убийцы.

Ученые расходились во мнениях — одни утверждали, что совершив несколько схожих преступлений, убийца под влиянием какого-то фактора может внезапно изменить свой «почерк», другие — что, несмотря на эти изменения, останутся какие-то признаки, благодаря которым связь с предыдущими убийствами будет очевидна. Но все сходились в одном: мотив преступлений остается неизменным, то есть сексуальный маньяк не превратится внезапно в «миссионера», охотящегося на женщин определенного типа лишь потому, что они, по его мнению, «посланницы дьявола».

«Вот оно! Вот!» — читая это, повторяла про себя Клодин — мнение ученых подтверждало ее гипотезу о двух разных людях: если «убийца с бантиками» насиловал своих жертв, то ни в убийстве Элен, ни в нападении на Лауру не имелось ни малейшего сексуального подтекста.

Оторвавшись наконец от компьютера, она взглянула на часы — боже, уже почти двенадцать. Незаметно для себя она просидела здесь больше двух часов. То-то голова побаливать начала — нет, определенно пора заканчивать.

Выйдя на улицу, Клодин заколебалась — с одной стороны, здравый смысл подсказывал, что и впрямь нужно идти в гостиницу и отлеживаться. С другой — с безоблачного неба светило солнце, громко и задорно чирикали воробьи, теплый, пахнущий травой воздух, казалось, сам вливался в легкие, а справа, всего минутах в десяти пешим ходом, виднелось здание универмага. Почему бы не сходить туда и не купить мед, лимон и чай — может, и еще какие-то «домашние» средства от простуды по дороге в голову придут.

И она решительно повернула направо.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Иногда решение буквально на поверхности лежит — но понимаешь это лишь тогда, когда, изрядно поломав голову, до него додумаешься…»

В универмаге Форт-Лори Клодин успела побывать уже несколько раз, и каждый раз заново удивлялась, каким образом на сравнительно небольшой площади его владельцы ухитрились разместить такое количество всевозможных отделов и товаров.

Правда, проходы между стеллажами на первом, продуктовом этаже были узкими и не слишком удобными — двум тележкам не разойтись, а отделы на втором, промтоварном этаже выглядели совсем небольшими, но она уже успела убедиться, что там есть все, что ни спроси: гвозди, шурупы и отвертки мирно соседствовали с кружевным бельем, а детские игрушки — с военной амуницией.

С покупками Клодин справилась быстро. Помимо лимона и меда купила кока-колу — вспомнила, что, когда в детстве болело горло, мама давала ей ее подогретой. Еще купила упаковку «Эрл Грея»[39] и мысленно облизнулась, предвкушая, как, добравшись до дома, сделает себе полную кружку ароматного чая.

И тут ее осенило — зачем ждать возвращения в гостиницу? Почему бы не выпить чаю прямо здесь, в кафетерии — тем более что во рту пересохло, а голова по-прежнему болит; авось он поможет, как помог сегодня утром.

Увы, ее надежды были разбиты самым жестоким образом.

— Из горячего есть только кофе и шоколад, — предложила буфетчица, немолодая и неприветливая.

— Давайте шоколад, что ли, — вздохнула Клодин — кофе по-прежнему не хотелось.

Вздыхала она, как оказалось, зря, шоколад оказался — лучше не бывает: ароматный, густой, да еще посыпаный сверху молотыми орехами. Пристроившись на высоком табурете у стойки, Клодин неторопливо потягивала его — такое удовольствие она позволяла себе нечасто; даже прикрыла глаза, чтобы полнее ощутить запах и вкус.

«Внимание! Внимание! — заорал вдруг над головой громкоговоритель; от неожиданности она даже вздрогнула. — Только сегодня! В отделе косметики на втором этаже проводится акция «Красота в подарок» — каждый, кто купит товара на сто долларов, получит в подарок набор элитной косметики! Всего один день — не пропустите!»

«Да уж, представляю эту «элитную» косметику! — про себя усмехнулась Клодин. — Не приведи господь!»

Впрочем, это объявление натолкнуло ее на свежую мысль: косметический отдел… туалетная вода «Авиньон» — почему бы не поискать ее там, все-таки интересно, чем пахнет убийца! Так что, допив шоколад, она направилась к эскалатору, ведущему на второй этаж.

Объявление об «акции» особого ажиотажа не вызвало — возле прилавка косметического отдела стояли всего две женщины, да и те обсуждали что-то между собой, не обращая внимания на терпеливо ожидавшую рядом продавщицу. Поэтому, едва Клодин подошла к прилавку, перед ней как из-под земли выросла улыбчивая круглолицая девушка с красиво обрамлявшей лоб французской косой.

— Могу я вам чем-то помочь?

— У вас есть туалетная вода «Авиньон»? — спросила Клодин.

Девушка задумалась на секунду, после чего улыбнулась еще шире:

— Есть туалетные духи[40]. Сейчас, — отошла к высившейся за ее спиной тумбе с выдвижными ящиками, порылась в одном из ящиков — и, вернувшись, поставила на прилавок черную коробку. — Вот, пожалуйста. Восемьдесят девять девяносто.

Клодин взяла коробку в руки, незаметно принюхалась — та ничем не пахла.

— Вы для себя хотите или для мужа? — понизив голос, спросила продавщица.

— В каком смысле — для себя? — удивилась Клодин. — Разве это не мужской парфюм?

— Это унисекс. То есть и для мужчин и для женщин подходит, по идее. Но… у вас муж военный?

— Да. А в чем дело?

— Видите ли, — девушка подалась вперед и еще больше понизила голос, явно не желая, чтобы ее слышала другая продавщица, — там запах такой… сладковатый, мягкий, я бы сказала, интеллигентный. Он больше подходит для какого-нибудь университетского профессора или еще кого-то в этом роде. А военные, по моему опыту, предпочитают другие ароматы — порезче, с нотками цитруса или хвои. Я могу вам предложить…

— Нет-нет, меня интересуют именно эти духи, — остановила ее Клодин. — А попробовать их можно?

Девушка с извиняющейся улыбкой покачала головой.

— Если я открою упаковку, а вы потом не купите, заведующая меня просто убьет.

Клодин снова с сомнением покрутила коробку в руках. Ради сиюминутного любопытства выкидывать на ветер почти сто долларов…

— Но, если хотите, вы можете купить пробник, — видя ее колебания, сказала продавщица.

— Что? — переспросила Клодин — уж слишком хорошо это было, чтобы оказаться правдой! — Пробник?

— Да, сейчас я покажу, — девушка снова отошла к тумбе и достала крохотный, в мизинец размером флакончик в блистерной упаковке. — Вот, попробуйте аромат, и если понравится, тогда уже купите большой флакон.

Домой Клодин летела, как на крыльях, с трудом преодолевая искушение открыть флакончик прямо на улице — так ей не терпелось попробовать «духи для убийцы». Лишь на минуту остановилась возле «Хонды» — вспомнила про валявшийся с воскресенья на заднем сиденье льняной сарафан.

Когда она доставала его, на землю вывалилась папка. Клодин узнала ее сразу — это были сведения о конкурсантках. Тогда, перед фуршетом, она кое-как, сложив вдвое, запихнула ее в сумку, а на обратном пути, доставая косметичку, вынула папку и кинула на сиденье. Теперь она решила прихватить ее с собой в номер — возможно, среди этих сведений найдется что-то, что подскажет, почему преступник выбрал жертвами таких разных девушек, как Элен и Лаура.

— О, миссис Конвей! — когда она подошла за ключом, заулыбалась администраторша. — Я вижу, вам лучше!

— Да, намного лучше, — вежливо ответила Клодин, стараясь не выдавать снедавшего ее желания выхватить у своей собеседницы ключ и через ступеньку поскакать вверх по лестнице.

— Звонили насчет вашего чемодана.

— Какого еще чемодана?!

— Того, что потеряли в аэропорту, — неторопливо объяснила администраторша. Клодин захотелось пнуть ее ногой, чтобы говорила быстрее. — Его нашли и сегодня часам к шести привезут.

— Очень хорошо. Я буду у себя — позвоните мне, если потребуется где-то расписаться, — схватив, наконец, со стойки ключ, Клодин помчалась от нее со всей возможной стремительностью, которую позволяли правила приличия.

В номер она почти вбежала; кинула в кресло все, что было в руках, и достала из кармана вожделенный флакончик. Попыталась отрезвить себя: «Ну чего я дергаюсь, так ли уж важно, чем пахнет преступник?!» — но руки уже нетерпеливо теребили упаковку.

Открутив крышечку, она мазнула горлышком по запястью, поднесла его к лицу и входнула.

Духи пахли ладаном…

Потом, через несколько минут, Клодин постепенно различила в их аромате и нотку кедра, и ваниль, но в первый момент почувствовала лишь одно — отчетливый запах ладана.

И этот запах, казалось открыл в ее мозгу какую-то дверцу; мрачный женский голос произнес, словно наяву: «Эта мерзавка ей личико поранила!»

«Они совали мне фотографии ее разбитого лица…»

«Все повреждения носят посмертный характер…»

Клодин рухнула в кресло, согнулась и обхватила себя руками, пахнущее ладаном запястье оказалось у самого лица. Мысли лихорадочно метались, перебивая одна другую.

То, что пришло ей в голову, в первый момент показалось бредом. Да, показалось… но если предположить, что дело было именно так, то многие непонятные прежде детали головоломки сразу находили свое место, складываясь в единую картину.

Многие…

Вскочив, она схватила папку с данными конкурсанток; стоя на коленях, разложила бумаги на ковре и сама плюхнулась на живот — когда перед глазами было сразу несколько листов, было удобнее.

Выхватила одну из страниц, пробежала глазами — выбрала следующую, начала читать ее… внезапно болью прохватило голову, особенно лоб и переносицу, так что глаза заслезились. «Не сейчас, пожалуйста, только не сейчас! Мне надо додумать… додумать до точки!» — взмолилась Клодин, словно собственное тело могло слышать ее и понимать.

Странным образом ей вдруг стало лучше. Выбрав среди лежавших перед ней листов еще один, она положила его рядом с первым, прочла — и от избытка чувств ударила кулаком по ковру: «Вот оно! Да, вот!»

Номер Дженкинса Клодин набрала через четверть часа.

— Клодин, ну наконец-то! — заслышав ее голос, отозвался он. — Я уже начал беспокоиться — звонил несколько раз, а ваш сотовый не отвечает.

— Да, он у меня на зарядке стоит, — она глубоко набрала воздух, чтобы не было так страшно: а вдруг он не поверит, скажет, что все это лишь глупые фантазии?! — Дженк, послушайте… я, кажется, знаю, кто убийца.

— Что?!

— У меня нет прямых доказательств, но…

— Я слушаю.

— Прежде всего — насчет туалетной воды «Авиньон»: она пахнет ладаном, я специально купила и проверила. А теперь главное. Одна из участниц конкурса — Эффи Ларчмонт живет всего в трех милях от Аахерна, в городке Фиштейл-крик…

Говорила Клодин минут пять. Поначалу Дженк что-то переспрашивал и уточнял — потом слушал уже молча.

Убийца — мать Эффи, та самая женщина в черном…

Сумасшедшая мать — в данном случае это не фигура речи, скорее всего, у нее действительно что-то не в порядке с психикой. Поэтому «пораненное личико» (на самом деле — крохотная царапина на щеке) дочери стало для нее вполне достаточным поводом, чтобы наказать «мерзавку»-обидчицу — и уже после смерти изуродовать ей лицо.

И становится понятным, почему Элен спокойно подпустила к себе убийцу — она не ждала ничего плохого от женщины. А та задушила ее и спокойно вернулась вниз, в банкетный зал.

Следила ли миссис Ларчмонт за девушкой, когда та вместе с Ришаром пошла наверх, или просто наткнулась на нее, поднявшись зачем-то на третий этаж — сейчас об этом сказать нельзя. Зато нападение на Лауру Ното было уже вполне обдуманным шагом.

Клодин все гадала: каким образом преступник нашел ее, ведь адреса участниц конкурса не знал никто, кроме устроителей конкурса. Но если предположить, что преступник — миссис Ларчмонт, то это становится понятно: Аахерн — относительно крупный город, Фиштейл-крик куда меньше; наверняка его жители ездят по выходным в Аахерн за покупками, в том числе и в торговый центр, где работает Лаура.

Так что мать Эффи могла знать, где работает соперница ее дочери. Почему «соперница»? Дело в том, что теперешний конкурс красоты — уже третий, в котором участвуют обе девушки. На прошлогоднем окружном конкурсе корону победительницы завоевала Эффи, зато на состоявшемся полгода назад конкурсе на приз газеты «Звезда Покателло» первое место заняла уже Лаура, Эффи же досталось только третье.

Убить легко, вот что поняла миссис Ларчмонт, оставшись безнаказанной после первого убийства. Так почему бы не сделать это снова — и кто заслуживает смерти больше, чем подлая мексиканка, «укравшая» у ее дочери победу?!..

Клодин рассказывала и боялась, что Дженкинс не согласится, не поверит — или вообще не дослушает, скажет, что все это чепуха.

Но он дослушал до конца, и лишь когда она сказала: «Ну вот, пожалуй, и все», ответил:

— Клодин, то, что вы рассказали, звучит очень убедительно. Но вы же понимаете, что ни один судья не примет это даже как основание для обыска.

— Понимаю…

— С другой стороны, если бы я все еще работал в полиции и ко мне с подобной версией пришел мой напарник, я бы не стал с ходу отбрасывать ее, а начал бы искать более весомые улики в ее пользу.

— И вот еще что, — вспомнила Клодин. — Конечно, это уже больше из области домыслов, но… муж миссис Ларчмонт умер семь лет назад.

Объяснять Дженку дальше нужды не было.

— От-т оно ка-ак, — протянул он — и вдруг заторопился: — Клодин, послушайте, я постараюсь проверить все, что смогу — в управлении шерифа округа Блейн у меня есть кое-какие связи. И… я вам перезвоню.

— Хорошо, — кивнула Клодин.

Когда сыщик отключился, она тоже повесила трубку и, закрыв глаза, устало откинулась в кресле. Вот и все, она сделала все, что могла…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «И вовсе ни к чему было занудничатъ — я и так знаю, что он прав. Но как хорошо, что он уже вернулся!»

Как она залезла в постель, Клодин не помнила. Но как-то залезла — судя по тому, что, очнувшись, обнаружила себя уже под одеялом.

Несмотря на это, ей было холодно — очень холодно. Каждый глоток воздуха, словно ледяной нож, обжигал горло, чтобы было теплее, приходилось дышать сквозь одеяло; от затылка по всей голове толчками разливалась тупая боль. «Кажется, я здорово разболелась», — подумала она перед тем, как снова отключиться.

«Бррям-м… бррям-м…» Ну что такое — только-только удалось согреться! «Бррям-м…» Выпростав из-под одеяла руку, она нашарила на тумбочке телефон и сняла трубку; хотела сказать «Да» — из горла вырвался лишь слабый сиплый звук.

— Миссис Конвей? — голос был женский, но соображать, кто это, у Клодин не было сил.

— Угу, — мычать с закрытым ртом получалось не так больно.

— Вы долго не отвечали, я даже забеспокоилась. Я вас не разбудила?

— Угу.

— Извините… Привезли ваш чемодан.

— Угу.

— Миссис Конвей, как вы себя чувствуете?

Надо бы было сказать «Не лучшим образом» или оптимистичное «Надеюсь, что к завтрашнему дню будет лучше», но выговорить такую длинную фразу Клодин была не в состоянии, поэтому честно прохрипела:

— Плохо.

На том конце повесили трубку, и она вздохнула с облегчением: никого не хотелось ни видеть, ни слышать, ни тем более с кем-то разговаривать. Но не прошло и минуты, как в дверь без стука ворвалась администраторша. И первое, что сделала — это включила в спальне свет.

Клодин зажмурилась: какого черта?! Глаза же режет! И вообще — кто ее звал?!

Женщина простучала каблучками к самой кровати и испуганно воскликнула:

— Ой! Как же это вы так, деточка?!

Как — «так»? Ну заболел человек, что тут особенного? Но пришлось открыть глаза и натянуть на лицо вежливую улыбку.

— Ничего страшного.

— Ой, у вас и голос совсем больной! Хотите, я вам врача вызову? — не унималась непрошенная доброхотна.

Вот этого Клодин как раз категорически не хотела. Она вообще не любила врачей. Понимала, что они могут помочь, была цивилизованным человеком — но, несмотря ни на что, в глубине души оставалось суеверное чувство, что стоит обратиться к врачу, и болезнь окажется действительно серьезной.

— Нет, не надо, — прохрипела она. — Это всего лишь простуда. Пройдет.

Женщина смотрела на нее с сомнением. Пришлось для убедительности снова улыбнуться и кивнуть:

— Завтра уже будет лучше.

— Я могу что-нибудь для вас сделать?

— Да… дайте мне, пожалуйста, лекарства со столика и сотовый телефон — он на полу возле тумбы стоит, заряжается. И стакан воды.

— Может, вы чаю хотите?

Клодин молча покивала — сил говорить больше не было.

— Я сейчас!

Вернулась она минут через десять — за это время Клодин успела отключиться и пришла в себя от стука ее каблучков.

Женщина поставила на тумбочку чашку — такую же большую, как утром, выложила таблетки и мобильник. Клодин подтянулась к спинке кровати и приняла полусидячее положение.

— Спасибо…

— Если вам еще что-то понадобится — звоните, не стесняйтесь.

— Хорошо… спасибо.

Это была самая тяжелая и бесконечная ночь в жизни Клодин. Она то забывалась коротким болезненным сном, то приходила в себя от боли в голове, в горле и во всем теле. Чай был давно выпит, но облегчения не принес, лишь на какое-то время горло стало болеть немного меньше.

Потом вдруг стало жарко — так жарко, будто ее варили в котле с супом. Пот тек по лицу, щипал глаза; хотелось стянуть с себя не только одежду, а саму кожу, но не было сил даже сбросить тяжелое, как свинцовая плита, одеяло.

В очередной раз забывшись, она проснулась от звонка мобильника, подтянула его к себе и нажала кнопку. Хотела сказать «Да?», но вместо слов из горла вырвалось болезненное карканье.

Впрочем, человек на другом конце линии не обратил на это внимания.

— Клодин? — воскликнул он. А-аа, Дженкинс…

— Угу…

— Вы извините, что я так поздно звоню. Просто хотел скорее сообщить — все подтвердилось! Вы слышите, все в точку! Клодин, вы — гений, понимаете?!

— Угу, — о чем он? Голова так болела, что не было сил ни соображать, ни даже слушать, но сыщик продолжал возбужденно долдонить:

— Я прямо из участка звоню. Она все еще дает показания, даже не стала особо запираться.

— Угу.

— Клодин, вы как-то странно отвечаете… у вас все в порядке?

Тут мычаньем было не отделаться, так что пришлось выговорить целую фразу:

— Болею. Температура, горло.

— Ох… извините, я не подумал… Ладно, выздоравливайте, а я завтра позвоню и все подробно расскажу. Спокойной ночи!

— Угу…

Ночь тянулась и тянулась; Клодин то отключалась, то вновь приходила в себя, то дрожала в ознобе, то обливалась потом. Подушка была уже вся мокрая.

Поначалу она уговаривала себя, что надо просто еще немного потерпеть — завтра ей наверняка уже станет лучше, а на следующей неделе она улетит в Мексику; оставит Томми записку, что-нибудь вроде «Я греюсь на солнышке — присоединяйся!», билет с открытой датой — и улетит… Потом — сдалась и думала лишь об одном: что утром (ведь наступит же оно когда-нибудь, это утро?!) попросит администраторшу вызвать врача — пусть он сделает что-нибудь, чтобы ей стало легче!

Наконец, в очередной раз придя в себя, Клодин увидела, что небо в просвете между шторами уже не черное, а серое. «Светает… наконец-то…» — подумала она и вновь отключилась.

Очнулась она потому, что кто-то тряс ее за плечи. С трудом открыла глаза — перед ними замаячила обеспокоенная физиономия Томми. Клодин сморгнула — физиономия никуда не исчезла.

Что — уже вечер?

— Что здесь происходит? — требовательно спросил он. — Что с тобой?

— Ничего, — прохрипела она. — Я простуженная.

— Вот черт! И давно ты так?

— Со вчера… Отойди, заразишься.

— Не бойся, — усмехнулся он, — у меня от любой заразы иммунитет есть. Ладно, сейчас мы тебя будем лечить, — приложил ей ко лбу ладонь — большую и приятно-прохладную, и Клодин с облегчением закрыла глаза.

Дальнейшие события она помнила урывками — и теплый душ, и махровый халат, который уютно окутал ее тело, и сопровождающиеся легким, но чувствительным потряхиванием слова Томми: «Не спи, не спи — тебе еще надо чаек вкусненький попить и таблетки принять!» (А что делать, если глаза сами закрываются?!)

«Вкусненький чаек» на поверку оказался несусветной гадостью — приторно-сладкой, кислой и терпкой одновременно; Клодин не знала, что он туда намешал, но бренди точно не пожалел.

После этого в ее воспоминаниях возник пробел — очевидно, ей все-таки было дозволено заснуть.

Проснулась она оттого, что над ее головой кто-то разговаривал, и первое, что увидела — пожилую администраторшу. Точнее, двух администраторш — стоя у кровати в одинаковых синих в белый горошек платьях, они смотрели на нее с одинаковым сочувственным выражением.

Клодин повернула голову — рядом на постели сидел Томми.

— У меня в глазах двоится, — пожаловалась она. — А ты почему-то все равно один!

— Я один, единственный и неповторимый, — весело подтвердил он. — Ну-ка, садись — сейчас будешь бульон пить!

— Откуда ты здесь взялся?

— Пришел.

Бульон она не помнила, но, наверное, выпила — иначе бы он не отвязался.

Когда Клодин следующий раз проснулась, то сразу поняла, что наконец-то пошла на поправку. Голова была ясной, горло почти не болело.

Рядом, поверх одеяла, в одних трусах спал Томми. Впрочем, он тоже почти сразу проснулся, лишь на несколько секунд отстав от нее.

— Ты что — услышал, как я глаза открыла? — шепотом спросила Клодин.

— Нет. У тебя ритм дыхания изменился. Как ты?

— Лучше.

Он потрогал ей рукой лоб:

— Вроде действительно температуры нет… — вздохнул: — Ты меня здорово сегодня напугала. Вхожу — в комнате ладаном пахнет, а ты бледная лежишь, глаза закрыты. Я тебя зову, трясу, а ты не просыпаешься, и голова, как у дохлой курицы, болтается.

— Это не ладан, это «Авиньон» — духи такие, — объяснила Клодин. — Да, — вспомнила она самое главное, чему даже не успела еще толком порадоваться. — Представляешь, я нашла убийцу!

— Какого убийцу?

— Того самого, из-за которого Ришара чуть не посадили. Помнишь бабищу в черном, которая к нам на фуршете подходила, ты еще сказал, что она не в себе? Так вот, это она Элен убила. Я догадалась по запаху духов, вот этих самых, «Авиньон», от нее ими пахло. И потом девочка, на которую она во вторник напала, тоже их учуяла. А у нее и мотив был, так что все сходилось. Вот! Я — гений! — на случай, если он до сих пор не понял и не проникся, сообщила Клодин.

Вместо того, чтобы похвалить ее, Томми засопел, как обычно делал, когда сердился.

— Так значит, вот чем ты все эти дни занималась?

— Да…

— А можно тебя спросить, когда ты последний раз ела?

— А что сегодня?

— Пятница.

Все еще пятница? Так что — получается, он приехал раньше, чем собирался?

— Вчера я выпила чашку шоколада.

— А ела — нормальную, горячую пищу? — переспросил Томми.

— Позавчера, — вздохнула Клодин, уже понимая, к чему он клонит.

— Знаешь, у меня такое ощущение, что тебе не тридцать лет, а от силы десять! — покачал он головой. — Не ешь, не лечишься — совершенно не заботишься о своем здоровье… (Так и есть, без нотаций обойтись не мог.) А если бы ты загнулась тут одна? Почему ты не позвонила Фионе? Она бы рада была помочь, ты же знаешь!

— Не хотела беспокоить. Думала, отлежусь.

— Так если бы ты отлеживалась! А то неизвестно где целыми днями болталась! И врача вызвать отказалась. Хорошо хоть миссис Миллет вчера вечером позвонила в штаб и попросила мне передать, что ты больна.

— Так вот почему ты раньше приехал! А кто такая миссис Миллет?

— Хозяйка нашей гостиницы. Она же администратор. Та самая, которая тебе бульон сварила, кстати.

— А я думала, ее мисс Хартцог зовут…

— Мисс Хартцог ее сестра, они близнецы.

Вот оно что! Клодин еле сдержалась, чтобы не хихикнуть — а она-то думала, что у нее в глазах двоится!

— А что касается того, что я, как ты выразилась, «приехал», — продолжал Томми, — так до шоссе, куда за мной джип прислали, мне от нашей стоянки еще добрых миль пятнадцать пришлось по горам топать!

У нее возникло ощущение, что он не столько жалуется, сколько еще немного и рисуется. Тем не менее такой подвиг заслуживал похвалы — поерошив коротенькие волосы у него на затылке, она мурлыкнула:

— Мой геро-ой!

— Вот-вот — с тебя все как с гуся вода! — Клодин покорно кивнула. — Ты упрямая и безответственная! — она снова кивнула. — И из меня веревки вьешь! — на сей раз кивать она не стала — это было бы недипломатично; потянулась к нему, поцеловала в уголок рта и потерлась носом об щеку.

Поцелуй Томми вытерпел, но занудничать не перестал:

— Сотовый твой сегодня чуть не лопнул от перенапряжения, — недовольно буркнул он, — все время какие-то мужчины названивали!

— А кто именно? — поинтересовалась Клодин.

— Мама твоя звонила — беспокоилась…

(Интересно, с чего это ее мама вдруг попала в число «каких-то мужчин»?!)

— …Я сказал, что ты уже выздоравливаешь. Каррен звонил, и его отец тоже.

— Он уже приехал?

— Не знаю. Еще Луиза — просила передать, чтобы ты завтра к шести тридцати подъехала. Я сказал, что ты перезвонишь, когда проснешься. И еще дважды звонил какой-то тип по фамилии Дженкинс — очень подозрительным тоном меня расспрашивал, кто я такой и где ты.

— Это сыщик, который на адвоката Ришара работает, — объяснила Клодин. — Он бывший полицейский.

— Оно и чувствуется. Во всяком случае, ощущение было такое, будто он не сомневается, что я тебе наставил фингалов под оба глаза, запер в комнате и отобрал телефон, а теперь всем вру, что ты заболела.

Клодин хихикнула, представив себе эту картину.

— А может, стоило? — вздохнул Томми.

— Что — стоило?

— Запереть тебя в комнате. Чтобы сидела дома, лечилась и оставила охоту на убийц тем, кому это положено. Хотя, — он кисло усмехнулся, — наверное, не помогло бы. Ты все равно все делаешь по-своему.

— Угу, — кивнула Клодин и придвинулась к нему ближе. Вжалась лицом в плечо, лизнула солоноватую кожу возле ключицы и удовлетворенно выдохнула:

— Ты!..

Это короткое слово вмещало в себя очень многое: «Наконец-то ты здесь, ты — единственный, кто меня понимает. Ты пришел, и теперь все будет хорошо. И хватит, наконец, читать мне дурацкие нотации — лучше просто обними!»

Он вздохнул и, обхватив рукой, притянул ее к себе; теплое дыхание щекотнуло ухо:

— А то, что ты самая умная, я и так знаю — можешь мне не объяснять!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Господи, как я не люблю быть с ним в ссоре!»

…Она даже не пыталась запираться.

Когда миссис Ларчмонт предъявили фотографию Элен Карсак и спросили, знает ли она эту девушку, женщина не стала отнекиваться, не потребовала адвоката — просто ответила:

«Да, я прикончила гадину!» На первом допросе она говорила больше двух часов, рассказала и о том, как задушила Элен, и как напала на Лауру Ното — и как, за семь лет до того, убила собственного мужа, столкнув его с лестницы.

Казалось, она не видит в своих поступках ничего плохого — наоборот, в какой-то момент заявила, что по большому счету ее надо наградить, ведь она избавила общество от опасного преступника.

Именно так — потому что ее муж, Теренс Ларчмонт, и был тем самым «убийцей с бантиками».

О «хобби» своего мужа Дебра Ларчмонт знала давно — по крайней мере последние два года его жизни. Будучи женщиной ревнивой, она частенько обшаривала вещи мужа и однажды обнаружила в гараже тайник с «сувенирами» — сделанными «Поляроидом» фотографиями мертвых девушек и прядями их волос. И бантиками, их был целый пакет — одинаковых, из голубой с золотом бумажной ленты.

Но в полицию со своей догадкой Дебра не пошла. Мужу тоже не сказала ни слова. Зачем? Главное — что это не любовница, не какая-то финтифлюшка, которая способна увести его из семьи.

Довольно быстро она научилась «вычислять», когда ее муж был готов к очередному убийству: он плохо засыпал, по вечерам ходил мрачный, любая еда вызывала презрительную мину: «Вечно ты все не досаливаешь!» Наконец, обычно под уик-энд, он возвращался с работы позже обычного, веселый и с подарками — обязательно привозил что-то и «своей маленькой принцессе», как он называл Эффи, и любимой женушке. А на следующий день в газетах появлялась статья о новом преступлении «убийцы с бантиками».

Так продолжалось два года. Продолжалось бы и дольше, если бы не Эффи. «Маленькая принцесса» подрастала, ей было уже почти двенадцать — неровен час, о чем-то догадается и сболтнет подругам или еще как-то невзначай выдаст отца.

Дебра наконец решила поговорить с мужем — сказать, что все знает, и попросить больше этого не делать. Он выслушал и… нет, не испугался, не пообещал прекратить убийства — усмехнулся: «Ну, раз мне больше не надо от тебя ничего скрывать, теперь намного легче будет!»

Именно в тот день миссис Ларчмонт и решила скинуть своего мужа с лестницы. По ее словам, она вовсе не собиралась его убивать — всего лишь надеялась, что он сломает ногу или руку, а может, и позвоночник, и, лежа в гипсе, не в состоянии будет делать никаких «мерзких гадостей».

Но Бог рассудил иначе, и Теренс сломал не ногу, а шею. Что же до полученной после смерти мужа солидной страховки, то Дебра утверждала, что заранее ничего о ней не знала и восприняла ее как дар свыше.

Она вообще многие вещи объясняла Божьим промыслом — в том числе и убийство Элен.

На третий этаж в тот вечер миссис Ларчмонт поднялась по самой тривиальной причине: искала туалет; конечно, таковой имелся и на первом этаже, но там было накурено. Заметив валявшийся на ступеньках лестницы голубой бантик, подобрала его — вспомнился покойный Теренс.

И именно там, на третьем этаже, Дебра столкнулась с обидчицей дочери — что же это было, как не Божья воля?! Точнее, сначала увидела вышедшего с балкона чернявого макаронника с блудливыми глазами (почему-то она считала Ришара Каррена итальянцем), затаилась — мало ли что, все-таки мужчина… — а следом появилась и Элен.

И… направилась прямиком в туалет. Проходя мимо стоявшей в коридоре Дебры, окинула ее взглядом и пакостно усмехнулась, как часто делают молодые наглые девки при виде одетой «не по моде» женщины. Дальше все произошло само собой — словно что-то подтолкнуло миссис Ларчмонт вперед, опомнилась она лишь стоя над телом бездыханной Элен.

Вот, пожалуй, и все. Бантик? О, она выронила его где-то в коридоре и в тот раз даже не придала этому значения.

Таким образом, с Элен все произошло почти случайно. А вот нападение на Лауру Ното — дело другое, его миссис Ларчмонт действительно планировала.

За последние годы она хорошо изучила правила конкурсов красоты и знала, что финалисток обычно объявляют в порядке убывания баллов. Следовательно, если Лауру в конце первого этапа вызвали на сцену раньше ее красавицы-дочери, то и баллов она набрала больше.

А значит, могла опередить ее и в финале…

В прошлый раз, заняв на конкурсе «Звезды Покателло» третье место, бедняжка Эффи все глаза себе выплакала. И главная обида девочки была даже не в том, что она оказалась третьей — а в том, кого судьи выбрали победительницей: грязную мексиканку! (Да что в ней такого красивого — в этой черномазой продавщице?!)

И миссис Ларчмонт решила уберечь любимую дочку от новых слез и разочарований. Где работает Лаура, она знала, когда заканчивает работу — тоже. Казалось, предусмотрела все: надела брюки, темную неприметную куртку и черные перчатки, взяла с собой ремень от старой сумки — вместо удавки, даже прихватила бантики из «коллекции» покойного мужа, чтобы направить полицию на ложный след — пусть ищут своего «убийцу с бантиками», вреда ему с этого не будет.

Не ее вина, что мексиканская девка оказалась слишком верткой и сильной и сумела отбиться. Что ж — на все Божья воля, и в любом случае своей цели Дебра достигла: раз Лаура лежит в больнице, значит, в конкурсе участвовать уже не будет.

Поймите, то, что она делала — делала исключительно ради дочери. И ее не в чем обвинять, ведь защищать свое детище — долг любой матери!

Все это Клодин рассказал Дженкинс — она решила не комкать удовольствие, слушая всю историю по телефону, и встретилась с ним за два часа до конкурса, в той же самой итальянской закусочной, что и в прошлый раз.

— Вы думаете, она действительно не ведала, что творит? — спросила Клодин, когда он закончил.

— Несомненно, с ее психикой не все в порядке, — обтекаемо ответил сыщик. — Вопрос в том, достаточно ли она ненормальна, чтобы избежать суда. Так что ее наверняка ждет психиатрическая экспертиза, и, возможно, не одна. Но это сейчас уже не важно, вы свое дело сделали: нашли настоящего убийцу и очистили Каррена от всех обвинений.

— Мы, — Дженкинс вопросительно взглянул на нее, и Клодин уточнила: — Не я, а мы с вами, Дженк.

Сыщик усмехнулся и помотал головой:

— Вы знаете, Клодин, о чем я жалею сейчас? О том, что вы не здесь живете, что у вас муж, семья. Иначе, клянусь богом, я бы вас переманил к себе работать — любым способом и за любые деньги. Мы бы вместе такие дела раскручивали!..

— Увы, — покачала головой Клодин.

— Вот именно что «увы»… Кажется, Каррен говорил, что вы фотомодель?

— Да, но сейчас я почти не снимаюсь. Я совладелица модельного агентства.

— В любом случае вы зарываете свой талант в землю.

— Увы, — со вздохом повторила Клодин.

— Ладно, я понимаю, что все эти разговоры ни к чему не приведут. Так что не буду больше отнимать у вас время — вам уже, наверное, пора ехать.

Клодин хотела ответить: «Да, пожалуй» — на самом деле она надеялась до конкурса еще успеть заскочить в туристическое агентство, когда Дженкинс внезапно достал из кармана маленькую коробочку.

— Вот, это вам на память о нашем сотрудничестве, — похлопал Клодин по руке и встал. — Счастливо.

Она еле успела ответить: «Удачи!», как он уже скрылся за дверью.

Взяла коробочку, хотела открыть, но вовремя перехватила любопытный взгляд официантки. Якобы тщательно вытирая соседний столик, та на самом деле глазела на нее и наверняка была жутко разочарована, когда, вместо того чтобы посмотреть, что внутри, Клодин сунула коробочку в сумку.

Может, в другое время она бы и не стала так вредничать — но уж очень скверное было настроение.

Из дома Клодин уехала со скандалом. Ну, почти со скандалом.

Во всяком случае, Томми был весьма недоволен, не постеснялся высказать это вслух и договорился чуть ли не до того, что отберет у нее ключи от машины. Основным его аргументом было: «Я тебя не для того на ноги ставил, чтобы ты, недолечившись, неизвестно где болталась целыми днями!»

— Послушай, но ведь дело есть дело! — попыталась Клодин воззвать к его здравому смыслу. — Вспомни, я ни разу ни слова не сказала насчет твоих командировок, даже когда на девятом месяце беременности была: надо — значит надо! Помню, ты как-то совершенно простуженный поехал…

— Я — другое дело! — перебил он.

— Почему это?

«Потому что я — мужчина!» — так и читалось у Томми на лице, но вслух он этого сказать не посмел — лишь засопел сердито.

— Меня ждут люди, и я не могу их подвести, — продолжала Клодин.

— Но конкурс только в семь часов начнется, а сейчас еще четырех нет!

— Ну и что? Мне еще нужно встретиться с одним человеком, — про турбюро она ему говорить не хотела.

— Вот! Именно это для тебя самое главное, — мрачно буркнул он. — Это — а не какие-то там дела.

Сказал — и отвернулся к окну.

Клодин, конечно, могла бы возразить, но разговаривать со спиной не собиралась. Оделась, сказала:

— Ну ладно, я пошла. Встретимся на конкурсе.

— Не поеду я никуда! Я тебе там не нужен, — не оборачиваясь, ответил Томми.

Она пожала плечами, надеясь, что за оставшееся до конкурса время он поостынет и придет в себя, и ушла. И теперь ждала, что он позвонит, но он все не звонил, а самой ей ему звонить не хотелось.

Коробочку Клодин открыла в машине — там оказалась брошка, крохотный золотой пистолетик с накладкой из черной эмали на рукоятке; насколько она могла судить, миниатюрная копия настоящей «Беретты».

Погладив пальцем хорошенькую штучку, она прицепила ее на лацкан жакета.

Инструктаж для членов жюри был назначен на половину седьмого. Задержавшись в турбюро, Клодин слегка опоздала и чувствовала себя очень неловко, но, как выяснилось, зря: когда она вошла в конференц-комнату, там сидели только священник, гринписовец и представитель фирмы «Лорелея».

Дальше они сидели уже вчетвером. Клодин попробовала позвонить Луизе, но у той телефон все время был занят, пока без пяти семь она не появилась собственной персоной — влетела в дверь:

— Пойдемте скорей вниз!

Словно пастушья овчарка подгоняя их к лестнице, на ходу приблизилась к Клодин и воскликнула шепотом:

— Слышала, какой ужас?! У нас всего шесть финалисток осталось!

— Почему шесть? — спросила Клодин, прежде чем сообразила, что выбыла и Эффи — наверняка ей сейчас не до конкурсов.

— Ты что, не знаешь — мать Эффи Ларчмонт арестована! — подтвердила ее догадку Луиза. — Полиция считает, что это она задушила Элен. Так что Эффи не будет. И Лаура Ното в больнице. Вот и получается всего шесть девушек. А к нам губернатор должен приехать!

Какова связь между количеством конкурсанток и приездом губернатора, Клодин не поняла, но из вежливости переспросила:

— Ну да?

— Да, представляешь, вчера днем позвонили из его канцелярии и сказали, что он приедет. Раньше сообщить, конечно, не могли!

Внизу, за кулисами, обнаружились остальные члены жюри — Ришар и миз Кроссвел. Вроде бы они просто стояли и разговаривали, но у Клодин с первого взгляда возникло ощущение, что чиновница чуть ли не травкой стелется перед молодым французом, был бы хвост — завиляла бы.

Завидев Клодин, Ришар прервал разговор и устремился к ней.

— Привет. Ты как?

— Уже более-менее ничего, — улыбнулась Клодин. — Хорошо, Томми приехал, начал меня активно лечить, а то вчера с утра ощущение было такое, что вообще помираю, — перешла на французский. — Чего этой, — повела глазами на миз Кроссвелл, — от тебя надо?

— Чтобы я не говорил Страйкеру о наших с ней прежних разногласиях, — ответил Ришар на том же языке. — После того, как он внезапно решил посетить это мероприятие, мой рейтинг в ее глазах подскочил до небес.

— Он что — действительно из-за тебя приезжает?

— Скорее из-за папы. После того, как благодаря тебе, — он легонько коснулся губами ее руки, — с меня сняты все обвинения, он считает необходимым публично продемонстрировать, что мой отец был и остается его другом. Ну и кроме того, хочет завоевать дополнительные голоса в этом городе, где и мэр, и вся городская верхушка — сторонники Гауэра.

— Эй! — подлетела Луиза. — Вы чего тут в стороне стоите — сейчас жюри вызывать будут, готовьтесь!

Когда Клодин под нестройные аплодисменты шла на свое место, она метнула быстрый взгляд наверх, на двадцатый ряд. Увы, Томми там не было. Тем не менее она улыбнулась и приветственно махнула рукой — Фиона и прочие обитатели Форт-Лори не виноваты в его настроениях и капризах.

На этот раз в жюри было всего шесть человек — директор телеканала так и не пришла. Наверное, организаторы конкурса сочли, что когда судей больше, чем участниц, это плохо смотрится.

Губернатор появился во время второго конкурса — дефиле в вечерних платьях. К чести выступавшей в тот момент Кайлы, когда зрители вдруг стали озираться на центральную ложу, она и ухом не повела, даже не сбилась с ноги. Клодин решила поставить ей десятку.

— Папа приехал, — тоже взглянув туда, сообщил Ришар.

На сцену почти не смотрел — вместо этого шепотом рассказывал ей всякую всячину, в основном касающуюся Лейси и их матримониальных планов. Первое время Клодин опасливо косилась на миз Кроссвелл, но чиновница не позволила себе ни одного осуждающего взгляда в их сторону — судя по всему, решила просто не замечать никаких нарушений дисциплины, буде нарушителем является господин Каррен-младший.

Ришар рассказал, что через две недели вернется во Францию и Лейси поедет с ним. Чтобы соблюсти приличия, жить она пока что будет в Париже, в доме его бабушки, а поженятся они, скорее всего, в ноябре — это лучшее время для свадеб.

Вчера он наконец-то избавился от дурацкого домашнего ареста, смог выйти из отеля, и они с Лейси нанесли визит ее отцу. Он давно уже в разводе с мадам прокурор, весьма ее недолюбливает, и когда Лейси ненадолго вышла на кухню, дал Ришару понять, что тот прав, забирая девочку с собой прямо сейчас — иначе его бывшая жена за оставшиеся до свадьбы месяцы выпьет из нее всю кровь.

Сама мадам прокурор о планах дочери и об ее отношениях с Ришаром до сих пор ничего не знает, Лейси не решается ей об этом сказать. Когда разговор заходит о том, что это все равно рано или поздно придется сделать, глаза ее становятся совершенно несчастными. Ришар не раз говорил ей, что не надо бояться: она уже совершеннолетняя, и мать не в состоянии ей помешать — Лейси кивает, но видно, что ей не по себе.

Вчера, когда они вышли от ее отца, она созналась, что всю эту неделю должна была готовиться к конкурсу и говорила маме, что ходит в танцкласс репетировать. Благодаря этому ей удавалось проводить с ним все вечера, но эстрадный номер для конкурса она подготовить не успела и «домашнее задание» тоже. Ришар велел ей не переживать из-за пустяков — какое бы место она ни заняла, для него это не имеет ни малейшего значения.

«Домашнее задание» — танцевальную импровизацию на заданную музыку — Лейси действительно исполнила кое-как, не помогла даже ее врожденная грация. Еще хуже получилось с эстрадным номером — песенкой из популярного кинофильма. Поначалу все шло хорошо: голосок у нее был хоть и не сильный, но приятный — но в третьем куплете она забыла слова и сбилась. Начала куплет сначала, слов так и не вспомнила — не растерялась и, весело улыбнувшись, заполнила лакуну задорным «ля-ля-ля». Ей даже похлопали — не столько за исполнение, сколько за упорство и находчивость.

Ришар переживал за нее куда больше, чем хотел показать; пару раз даже еле слышно чертыхнулся и тут же исподтишка обвел взглядом жюри — не слышал ли кто.

На этот раз Клодин не стала ждать подведения итогов — после каждого конкурса она заносила оценки девушек в табличку и суммировала, вычисляя «текущий рейтинг» каждой из них. Перед последним конкурсом картина была для нее почти ясна, и, едва на сцене появился очередной ансамбль, она вскочила с места и побежала за кулисы — искать Луизу.

Обнаружилась та почти сразу, стояла и болтала о чем-то — о, вот кстати! — с ведущим.

— Луиза, какие кому будут призы? — подлетев, схватила Клодин ее за рукав.

— Первое место — корона победительницы и чек на десять тысяч, — охотно начала перечислять Луиза. — Корона — супер! Девушка сможет ее потом на свадьбу надеть, это диадема ручной работы с кристаллами Сваровски. Второе место — чек на пять тысяч и набор косметики по уходу за лицом и телом на основе молочной сыворотки и горных трав, это новая разработка моей лаборатории…

— А третье?! — нетерпеливо перебила Клодин.

— Все остальные финалистки получают наборы кремов для лица в подарочном чемоданчике.

— Давай пусть будет третий приз. Вот, — Клодин достала из сумки конверт, — и здесь есть где-нибудь компьютер, чтобы напечатать несколько слов?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Проблема мужчин в том, что они не читают любовных романов…»

Сразу после последнего конкурса — каждой из девушек предлагалось продефилировать по сцене в образе героини какой-либо сказки, вместо сценических костюмов в их распоряжении были лишь разноцветные платки — Клодин совершила вопиющее нарушение дисциплины и субординации: вскочив с места, подбежала к миз Кроссвелл и через ее плечо взглянула на листки с оценками остальных судей.

— Что случилось, миссис Конвей?! — чиновница вскинулась так, будто в руках у Клодин была кувалда.

— Все в порядке… Вот мои оценки, — положила перед ней свой листок Клодин; обернулась к ведущему и, поймав его взгляд, кивнула.

— У нас радостная новость! — воскликнул тот. — Все мы знаем, что девушки, занявшие первое и второе место, получат призы. И какие призы! Я даже жалею, что я не девушка! — зал загудел от хохота. — Но сейчас выяснилось, что существует и еще один приз — его получит участница конкурса, занявшая третье место. Вот он! — на миг отступил к кулисам, и в его руке, словно по волшебству, появилась сумочка из серебряной фольги, украшенная большим золотым бантом (идея Луизы — «Пусть будет как можно больше блеска — публике это нравится!»)

Клодин на цыпочках вернулась на свое место.

— Посмотрим, что у нас тут… — продолжал ведущий. — Ага, чек на две тысячи долларов! — снова сунул руку в сумочку и вытащил карточку с золотым обрезом. — А вот и еще кое-что… — прочел с таким выражением, будто видит ее в первый раз: — О, да это приглашение на фотопробы в модельное агентство — не где-нибудь, а в самом Лондоне! — достал из сумочки конверт. — А вот и билет до Лондона! Ну что ж — теперь одной из красавиц Картофельного штата[41] остается только полететь туда и передать привет королеве!..

— Твоя работа? — шепотом спросил Ришар.

— Угу, — кивнула Клодин. — Третьей будет Марта Кройцах. Я эту девочку к себе хочу забрать.

— В смысле?

— В наше агентство. Боюсь загадывать, но мне кажется, из нее выйдет неплохая фотомодель.

— По-моему, она какая-то слишком костлявая.

— На фотографиях — самое то будет. И ты приглядись, какая у нее улыбка!

— А Лейси на котором месте? — не выдержал и все-таки спросил он.

— На пятом.

На этот раз подведение итогов прошло быстро, без споров и эксцессов. Миз Кроссвелл больше не пыталась в угоду «компенсирующей дискриминации» подтасовывать результаты — возможно, ее удовлетворило то, что Розанна Паркер заняла второе место, а Эмили Лайтфут — четвертое. Корону победительницы завоевала «Злюка» — Кайла Махони, ну а третьей, как Клодин и рассчитывала, стала Марта.

Объявление победительниц и вручение призов прошло с большим подъемом — девушки визжали и аплодировали друг другу, зрители тоже аплодировали и галдели, ведущий балагурил, Луиза, в синем вечернем платье, вручала призы — не при деле осталось только жюри.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Ришар. — Встречу Лейси, мы с ней договорились, что после окончания конкурса перестаем конспирироваться. А ты бери мужа и спускайся вниз, в банкетный зал.

— Так мужа сегодня нету, — вздохнула Клодин — Ришар свой, перед ним можно не притворяться. В ответ на его вопросительный взгляд пояснила: — Он дома остался, мы поругались. Он меня отпускать не хотел.

— Чего так?

— Сказал, что я не долечилась, и…

— Вы что там, заснули?! — перебив ее, змеюкой зашипела миз Кроссвел. — Вставайте и кланяйтесь!

Сама она уже стояла лицом к залу и улыбалась крокодильей улыбкой.

— …Они потрудились на славу — поприветствуем их! — вещал ведущий.

Зрители захлопали, Клодин — делать нечего — встала и поклонилась, Ришар тоже. Сказал негромко:

— Все равно спускайся.

— Зачем?

— На банкет в честь губернатора.

— Меня туда не приглашали.

— Я тебя приглашаю, — отрезал он и, едва аплодисменты начали стихать, широким шагом устремился в сторону кулис.

Идти или не идти на банкет, вопрос не стоял — было ясно, что идти придется, не столько ради Ришара, сколько ради его отца. Вчера вечером он звонил, сказал, что приедет на конкурс (не говорил, правда, что с такой помпой и в такой компании) и очень хочет с ней повидаться. И уйти сейчас — значило обидеть его.

Поэтому Клодин, вздохнув, пошла в туалет — поправить макияж и сделать его поярче; в тех же тонах, что раньше, но уже не деловым, а вечерним.

На самом деле идти ни на какой банкет не хотелось, хотелось скорее поехать домой и помириться с Томми. Рассказать ему, что Ришар женится — возможно, он тогда наконец перестанет ревновать?

Или не мириться? Он ведь так и не появился — а мог бы! Может, еще придет?

За этими невеселыми мыслями и застала ее Марта — налетела в коридоре, в руке — серебристая «призовая» сумочка.

— Ой, миссис Конвей, а я вас всюду ищу!

— Привет! Что случилось? — спросила Клодин.

— Миссис Конвей, зачем вы это сделали?! — жалобно воскликнула девушка.

— Что я сделала?

Та оглянулась — нет ли кого поблизости — и перешла на шепот:

— Вы нарочно устроили так, чтобы я заняла третье место и получила этот приз! — потрясла сумочкой, держа ее наотлет, как если бы не хотела к ней лишний раз прикасаться. — Я сразу поняла!

— Марта… — Клодин на секунду устало прикрыла глаза: мало ей Томми, еще и тут объясняться приходится! — Не переворачивай все с ног на голову — третье место ты заняла совершенно по-честному. А я, когда это увидела — не забывай, я в судейской комиссии и все результаты вижу раньше, чем публика — так вот, когда я это увидела, то и придумала эту историю с призом, чтобы как-то… потактичнее передать тебе билет, который я для тебя сегодня купила.

— Не надо было мне ничего покупать! Мы с мамой сами справимся и с билетом, и со всем!

— Марта! — одним словом пресекла Клодин поток жалобно-возмущенных излияний.

— Что?

— Это не благотворительность.

— А что же?!

— Капиталовложение! — нашла она подходящее определение. — Пойми — я бы никогда себе не простила, если бы вдруг выяснилось, что ты из-за денег не смогла приехать.

— Но… — начала было Марта, но Клодин перебила ее:

— Ты должна радоваться, что я считаю тебя настолько перспективной, что готова оплатить тебе эту поездку. Радоваться, а не вставать в позу и не возмущаться на пустом месте! — она поняла, что уже почти кричит, и заставила себя сбавить обороты. — Ладно… прости, если вышло не очень удачно.

— Ну что вы, миссис Конвей! — замякала девушка, от возмущения в ее голосе не осталось и следа — похоже, полученная встряска пошла ей на пользу и прочистила мозги. — Это вы меня извините. Наверное, я… мне не стоило все это говорить. Просто там еще чек… ну, и…

— А что касается чека — то, если тебя так это волнует, отдашь мне эти деньги с первого гонорара, — улыбнулась Клодин.

Банкет в честь губернатора проходил в том же банкетном зале, что и фуршет в прошлую субботу. Но на этот раз вход на лестницу был перегорожен металлическими стойками с натянутой между ними лентой, а возле оставшегося узкого прохода дежурили двое здоровенных типов в черных костюмах. Всех подходивших к проходу они проверяли по списку.

Клодин в списке не оказалось. Спорить она не стала — отошла в сторонку, с облегчением подумала: «Вот и повод не идти!» Достала сотовый, собралась было набрать номер Ришара — из вежливости надо все-таки предупредить — но тут он сам появился внизу лестницы и, увидев ее, через две ступеньки взлетел наверх.

— Ну ты чего не идешь?

Вместо ответа Клодин пожала плечами и повела рукой в сторону охранников.

Бросив «Сейчас!», Ришар понесся вниз. Не прошло и тридцати секунд, как один из охранников поднес к уху рацию и, выслушав короткое распоряжение, обратился к ней:

— Миссис Конвей? Проходите, пожалуйста.

Когда она спустилась, Ришар уже ждал внизу и подхватил ее под руку.

Губернатора Страйкера — дородного мужчину с красиво уложенной гривой седеющих волос — Клодин узнала сразу, хотя никогда его не видела: именно на него была направлена и камера приткнувшегося у стены телерепортера, и почтительно-заинтересованные взгляды присутствующих.

Но Ришар провел ее мимо него, в дальний угол, шепнул заговорщицким тоном:

— Сейчас увидишь, что будет!

Возле одной из возвышающихся по периметру зала колонн стояли его отец, Лейси и какой-то невысокий сухощавый человек с загорелой лысиной. Когда они с Ришаром подошли ближе, оказалось, что и лицо его загорело до такого же кирпично-красного оттенка.

— А вот и наша Клодин! — дополняя ее персоной образовавшийся крут, возвестил Ришар.

— Привет! — радостно чирикнула Лейси.

— Здравствуйте, Клодин! — воскликнул Каррен-старший и, как истинный француз, расцеловал ее в обе щеки, после чего повернул лицом к загорелому мужчине:

— Познакомьтесь — это отец Лейси.

— Здравствуйте, мистер Брикнелл, — Клодин протянула руку, подумала: «Ну он-то, надеюсь, не станет меня целовать?!»

— Так это вы и есть добрый гений моей дочери? — пожимая руку, весело спросил тот; в ответ на ее вопросительно приподнятую бровь пояснил: — Лейси рассказывала мне, как вы познакомили ее с Ришаром.

— Познакомились они сами, — улыбнулась Клодин. — Я лишь помогла им снова встретиться.

Несмотря на доброжелательный тон, в глазах Брикнелла таилась настороженность, он словно безмолвно спрашивал: «Кто ты такая? Не принесешь ли ты несчастье моей дочери, не станешь ли ее соперницей?»

Чтобы развеять его сомнения, Клодин придвинулась ближе к Каррену-старшему, взяла под руку. Похоже, тот понял, в чем дело, и следующий его вопрос был:

— Клодин, а ваш муж сегодня не с вами?

— Нет, он только вчера вернулся с маневров и до сих пор отсыпается.

— Ваш муж военный? — спросил Брикнелл.

— Да, он командирован в Форт-Лори по линии НАТО. Через две недели мы с ним возвращаемся в Лондон… через Филадельфию — там, у моих родителей, сейчас гостит наш сынишка.

— И сколько ему?

— Скоро два, — «Ну что — убедился, что у меня семья и ребенок, и на жениха твоей дочери я никоим образом не претендую?!»

— Эй, ну давайте уже, может, а? — перебил их Ришар.

Держа под руку Лейси, он чуть ли не дрожал от нетерпения.

— Да! — улыбнулся Каррен-старший и достал из кармана темно-красный замшевый футляр с вытисненным сверху гербом; перекрестил его и передал сыну.

Только теперь Клодин сообразила, чего с таким нетерпением ждал Ришар.

Он открыл футляр, и Лейси тихо ахнула. Тут и правда было из-за чего ахнуть — кольцо с голубоватым бриллиантом, ограненным в форме капли, было сделано лет сто назад, но выглядело не старомодным — изысканным. Впрочем, подобные бриллианты из моды едва ли когда-нибудь выйдут.

— Давай руку, — улыбнулся Ришар, доставая кольцо из белого бархатного гнездышка. — Нет, не эту — левую.

Лейси смотрела на него снизу вверх, губы ее дрожали, словно она собиралась расплакаться.

— Ну давай же, — нетерпеливо повторил Ришар; секунда — и кольцо скользнуло на тоненький пальчик девушки. Приобняв за плечи, он поцеловал ее долгим глубоким поцелуем и обернулся к отцу с непривычной для Клодин немного смущенной улыбкой.

— Вот…

Каррен-старший обнял сына, похлопал по спине, Брикнелл тем временем целовал дочь. Затем настала очередь Клодин — пока Брикнелл пожимал Ришару руку, она поздравила и чмокнула в щечку Лейси. А заодно и самого Ришара, как только тот освободился.

Все улыбались, поздравляли друг друга, хлопали по плечам; отец Лейси, заметив официанта, махнул ему — через минуту тот принес поднос с шампанским.

— Надеюсь, вы не против, если церемония венчания пройдет в церкви Святой Матильды в Сен-Жан-де-Ренн? — спросил Каррен-старший. — В ней венчались уже пять поколений членов нашей семьи, и там же крестили Ришара. Считается, что она приносит нам удачу.

— Это очень красивая церковь, — добавил Ришар, — построенная в стиле «пламенной готики», — обернулся к Лейси: — Тебе понравится. Что?!..

Тут и Клодин, на долю секунды позже него, заметила, что девушка побледнела и неотрывно смотрит куда-то за ее плечо.

— Мама… — еле слышно прошелестела она. — Там…

Клодин обернулась. «Мадам прокурор», как величал ее Ришар, действительно стояла посреди лестницы и мрачно оглядывала зал. Дочери она пока не заметила, но это был лишь вопрос времени.

— Она знает, что я здесь, — дрожащими губами пролепетала Лейси.

— Не смотри туда, — шагнув вперед, Клодин своим телом загородила ее от ищущего взора мисс Армстронг и подтолкнула, заставив отступить за колонну.

Оглядела мужчин — похоже, все трое были в растерянности: не воевать же с женщиной, даже если та настроена затеять скандал!

— Я… — начал Ришар, Клодин прервала его взмахом руки и обернулась к Каррену-старшему:

— Месье Каррен, вы не хотите представить вашу будущую невестку губернатору? Только идите не посреди зала, а вдоль колонн.

Секунду тот непонимающе смотрел на нее, потом лицо его прояснилось.

— Да, конечно, — схватил Лейси за руку. — Пойдемте.

— Ты тоже иди, — подтолкнула Клодин Ришара и, схватив за рукав, оттянула Брикнелла за колонну. Взглянула на мисс Армстронг — та уже спустилась с лестницы и, все так же оглядываясь, двигалась через зал.

— Подойдите к ней и попытайтесь отвлечь. Главное, чтобы она не смотрела в сторону губернатора. Спросит про Лейси — да, где-то здесь, спросит про Ришара — уходите от ответа. Полминуты — этого достаточно.

Сама покамест направилась к столу с напитками и, выбрав высокий конический стакан с кофе-гляссе, обернулась, готовая стать «последней линией обороны».

Брикнелл все еще разговаривал со своей экс-супругой. Клодин глянула направо, в сторону губернатора и с облегчением заметила мелькнувшую в нескольких футах от него темную шевелюру Ришара.

Мисс Армстронг, поморщившись, отмахнулась от своего бывшего мужа и пошла дальше. Все, теперь ее выход! — Клодин двинулась вперед, слегка покачиваясь на высоких каблуках, как если бы хлебнула лишнего, с таким расчетом, чтобы их траектории непременно пересеклись. Что и произошло с подобающим случаю столкновением — хотя она и была намного худее мисс Армстронг, зато выше на голову, так что весила ненамного меньше.

— Пардон, — воскликнула она и светски-безмятежно улыбнулась. — О, мисс Армстронг, это вы?

— Вы не видели Лейси? — без обиняков спросила та.

— Лейси? Да, конечно, видела. Она заняла на конкурсе пятое место. Мне кажется, ее танец…

— А сейчас, где она сейчас? — в голосе прокурорши звучала сдержанная ярость.

— М-мм… — Клодин задумчиво огляделась. По губернатору ее глаза скользнули лишь мельком, но этого хватило, чтобы заметить и бокал с шампанским в его руке, и ту отеческую улыбку, с которой политические деятели — по крайней мере, на публике — смотрят на молоденьких девушек. Лейси стояла перед ним, Ришар — рядом, он тоже держал бокал.

— Кажется… Ой, мисс Армстронг, да вот же она! — Клодин кивнула в сторону губернатора. — Разговаривает с мистером Страйкером!

Прокурорша ринулась туда. Клодин — следом, готовая пустить в ход последнее средство: «споткнувшись», обдать ее содержимым стакана, который она по-прежнему сжимала в руке. Потом, конечно, можно выдать «Ах, простите! Я такая неловкая!» — но дело будет сделано, а липкий холодный душ с добавкой шоколадной крошки почти любого если не отрезвит, то задержит!

До губернатора оставалось уже шагов двенадцать, когда мисс Армстронг вдруг затормозила так резко, что «несчастный случай» с кофе-гляссе едва не произошел естественным путем.

Клодин обошла ее сбоку, чтобы видеть выражение лица — сжатые губы, злой прищур глаз, но в остальном — светски-бесстрастная маска. Молодец, взяла себя в руки! А теперь подумай, как скажется на твоей карьере, если ты сейчас, прилюдно, закатишь дочери (совершеннолетней!) скандал!

Похоже, и до мисс Армстронг это наконец дошло. Еще несколько секунд постояв, она двинулась в сторону от губернатора. Клодин тоже отошла к колонне, но следила за ней, как ястреб за кроликом.

Отходит дальше… дальше… с кем-то поздоровалась, даже любезную улыбку из себя выдавила… идет к лестнице! Поднимается по ступенькам — уходит!

Незаметно отсалютовав ей вслед стаканом с «химическим оружием», Клодин с чувством выполненного долга сделала первый глоток.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Из дневника Клодин Конвей: «Я никогда не стану изменять Томми или обманывать его. Но я женщина, и у меня, как и у любой из нас, могут быть свои, маленькие женские тайны…»

Каррен-старший нашел ее минут через десять. Возникнув словно ниоткуда, он внезапно коснулся ее плеча и, не успела она обернуться, уже стоял перед ней.

— Она ушла, — доложила Клодин. — Думаю, что уже не вернется.

— Спасибо вам! Я, признаться, в первый момент растерялся, но вы с блеском разрешили ситуацию.

— Это было несложно, — рассмеялась Клодин, невольно вспомнив заявление Фионы, что мужчинам не хватает фантазии и предприимчивости. Хотя в данном случае проблема была скорее в другом — в том, что они не читают любовных романов. Потому что ничего нового она не изобрела: похожая ситуация была описана в одном романе про времена регентства — только там, когда на пороге бального зала появился злодей-опекун, герой быстренько представил свою невесту не губернатору, а самому принцу-регенту.

— Ришар просил меня извиниться перед вами, — продолжал Каррен. — Они с Лейси уже уехали, он повез ее к отцу. Она, как может, пытается бодриться, но на самом деле очень нервничает и переживает из-за матери.

— Ее можно понять.

— Да. Завтра с утра я съезжу к мисс Армстронг, попытаюсь с ней поговорить, как-то наладить отношения. Все-таки семья есть семья.

— Может быть, лучше это сделать самому Ришару?

— Клодин, — Каррен улыбнулся, — вы что, беспокоитесь о моем сердце?

Клодин неловко пожала плечами — не хотелось говорить, что это именно так.

— Не бойтесь, — продолжил он, — хотя Ришар за меня переживает и наверняка наговорил вам всяких ужасов, не настолько уж я сильно болен. Нет, идти, конечно, надо мне — и потому что это будет приличнее: я — отец, она — мать, и потому что мы люди одного поколения, оба любим своих детей и, надеюсь, сможем понять друг друга.

— Наверное, вы правы. Тем более что Ришара она, возможно, до сих пор в глубине души воспринимает как… как потенциального подозреваемого, — задумчиво сказала Клодин.

— Вот именно, — кивнул Каррен. — Вы, как всегда, правы, — еще пару раз кивнул, но уже рассеянно глядя куда-то вниз, как делают обычно люди, отвечая собственным мыслям, и наконец поднял на нее глаза.

— Клодин, возможно, то, что я сейчас скажу, несколько запоздало и не к месту… тем более сегодня. Но я все же скажу. Вы знаете, о чем я давно уже жалею? О том, что когда вы были еще свободны, мой глупый сын упустил момент и не женился на вас.

Клодин опешила настолько, что не сразу нашла, что ответить. В голову лезли совершенно посторонние мысли: что он сейчас очень похож на Ришара… хотя так говорить неправильно, на самом деле это Ришар на него похож…

Промямлила, не зная, что еще сказать:

— Но… Лейси очень славная девочка. И очень любит Ришара. Ради него она даже не побоялась матери — он вам рассказывал, наверное?

— Да.

— И они так хорошо смотрятся вместе!

— Клодин, не уговаривайте меня, — легко, одним лишь прищуром глаз усмехнулся Каррен. — Я и сам понимаю, что Лейси очень милая девочка, ее невозможно не полюбить. Но…

— Кроме того, к тому времени, как мы с Ришаром познакомились, — нашлась наконец Клодин, — я была уже несвободна. И я очень люблю своего мужа.

— Что ж, одно могу сказать — ему повезло. Если бы не это, я так или иначе постарался бы, чтобы вы вошли в мою семью.

«Так или иначе? Он что — никак себя в виду имеет?» — испуганно подумала Клодин — к такому повороту она была совершенно не готова.

— Впрочем, для меня вы в любом случае навсегда останетесь близким человеком, — продолжал Каррен. — И потому я хочу подарить вам одну вещь. Понятно, что то, что вы сделали для Ришара, не окупить никакими деньгами и подарками — но все же… — он полез было в карман, но потом огляделся и кивнул в сторону украшавших зал кустов гибискуса в керамических кадках. — Давайте отойдем туда.

Да уж, отойти не помешает, подумала Клодин. Если сейчас на глазах у всех гостей он подарит ей хотя бы авторучку, то ее репутация в этом штате навеки провалится в тартарары. Не объяснять же всем и каждому, что между ними ничего нет и это всего лишь попытка отблагодарить ее за то, что она по счастливой случайности смогла вычислить убийцу!

Она твердо решила, что если подарком окажется что-то большее, чем памятная безделушка вроде пистолетика Дженкинса — отказаться. Разумеется, со всеми подобающими изъявлениями благодарности, но отказаться. Прежде всего — чтобы не объясняться потом с Томми, которому то, что его жена принимает дорогие подарки от посторонних мужчин, может не понравиться.

Которому это точно не понравится.

«Откажусь, непременно откажусь!» — мысленно повторила самой себе Клодин, с любопытством глядя на то, как Каррен достает из кармана футляр — больше, чем тот, в котором было кольцо для Лейси — как щелкает крышкой…

Она еле сдержала восхищенное «Ах!»

То, что находилось в футляре, никоим образом нельзя было назвать простенькой безделушкой на память. На вишневом бархате лежал браслет — и браслет великолепный: основу из розового золота оплетала ветка вьюнка с усыпанными мелкими бриллиантами листьями и с цветами из темно-пурпурных камней — гранатов или аметистов.

— Я подарил его жене в тот день, когда мы крестили Ришара, — сказал Каррен. — Теперь он ваш. Думаю, что и она бы это одобрила.

— Но, — опомнилась Клодин, — это же семейная реликвия! Он должен принадлежать Лейси.

Каррен мягко усмехнулся.

— Думаю, что Лейси в нашей семье не будет обделена драгоценностями. А этот браслет я хочу подарить именно вам. Так что не обижайте меня и берите. Или он вам не нравится?

— Нравится, очень… но… Вы понимаете, мой муж…

— Он может рассердиться, что вы принимаете подарки от другого мужчины?

— Нет, не рассердиться, но… почувствовать себя задетым. Тем более что вроде бы и повода нет — сегодня не мой день рождения, не годовщина нашей свадьбы… — она набрала побольше воздуха и решительно закончила: — Так что, не обижайтесь, пожалуйста, но я не могу принять такой дорогой подарок.

— Я не обижаюсь, — кивнул Каррен; одно движение пальцев, и крышка футляра захлопнулась. — И ни в коем случае не хочу вносить раздор в ваши семейные отношения. Но… — глаза его, точь-в-точь как у Ришара, вспыхнули веселыми синими искорками, — годовщина вашей свадьбы, если я не ошибаюсь, в декабре?

— Не ошибаетесь, — с полуслова поняв его, весело ответила Клодин; подумала — что за день такой странный: все подарки дарят, всем она нужна… прямо нарасхват!

Всем, кроме собственного мужа — эта непрошенная мысль ударила будто мокрой тряпкой по лицу.

Он так и не пришел. А ведь мог придти, мог!

— Что-то не так? — спросил Каррен.

— Нет-нет, все в порядке, — она бодро улыбнулась.

— Тогда пойдемте танцевать. Я полон решимости доказать вам, что с моим сердцем дела обстоят не так уж плохо!

Домой Клодин вернулась за полночь.

Томми не спал — сидел, развалившись в кресле; выражение лица непонятное, что-то вроде «А пошли вы все!»

— Привет, — сказала она.

— Ну, привет, коли не шутишь, — не вставая с места, ответил он.

В гостиной пахло спиртным. Когда Клодин подошла ближе, то поняла, что пахнет не столько в комнате, сколько от него самого. На журнальном столике стояла целая батарея пустых банок и бутылок из мини-бара.

— Бык! — в ответ на ее возмущенный взгляд сообщил Томми.

— Что?

— Коктейль. Называется «Бык». Две части пива на одну виски.

Да, смесь убойная, ничего не скажешь! Клодин пересчитала — четыре банки от пива, две плоских фляжечки от виски, каждая примерно по полпинты[42]. А, вот еще и русская водка — миниатюрная двухунциевая[43] бутылочка. Ни бокала, ни какого-либо другого сосуда для смешивания на столе не было — очевидно, Томми решил, что все смешается прямо в желудке.

Да что с ним случилось — он в жизни столько не пил! Или это назло ей?

— Красивая заколочка, — заявил Томми, ткнув пальцем на ее лацкан.

— Брошечка.

— А в чем разница?

— У брошки сзади застежка, а у заколки — длинная булавка.

— Буду знать.

Перед тем, как начать выяснять отношения и разбираться, что же тут произошло, Клодин решила переодеться, собиралась пройти в спальню, но не тут-то было — внезапно выбросив в сторону руку, Томми ухватил ее за подол и за ногу.

— Чего-то мы с тобой о неважных вещах говорим — коктейль, брошка… Давай поговорим о главном. Хочешь, я облегчу тебе задачу? — подтянул ближе, взглянул снизу вверх. — Скажи, ты хочешь от меня уехать?

«Откуда он узнал?! Ведь билеты лежат на дне сумки!» — подумала она, прежде чем поняла, что Томми имеет в виду отнюдь не отдых в Мексике, и переспросила растерянно:

— В каком смысле — уехать?

— Ну… развестись?

— Что-о?! — меньше всего Клодин ждала подобного вопроса, даже рот открыла от изумления. — Ты что — с ума сошел? Или просто пьяный?

Может, это очередное проявление его чувства юмора — вроде того как, когда они еще не были женаты, он чуть что говорил: «Ну так как — мы женимся или расходимся?»

— Выпил, да, — слегка заплетающимся языком чуть ли не с гордостью заявил Томми. — Потому что боялся. Никогда ничего не боялся — а тут боялся.

— Чего ты боялся?

— Узнать, что ты собираешься уйти от меня к Каррену. И что я, я сам в этом виноват.

— Ты что — с ума сошел? — повторила Клодин.

— А ты не собираешься, нет? — он пьяно помотал головой.

— И в мыслях ничего подобного не было! Слушай, ну что с тобой? Пойди прими холодный душ! — она решила дополнить совет действием: заставить его встать и отправиться в ванную, но стоило ухватиться за его майку, как Томми, ухмыляясь, потянул ее к себе, так что она плюхнулась к нему на колени.

— Упс!

— Пусти! И не смей на меня дышать — от тебя спиртным несет!

— Так ты правда не собираешься от меня уходить?

— Не собираюсь! — рявкнула Клодин и со злости что есть силы огрела его по бицепсу — чуть кулак себе не отбила, а Томми даже не вздрогнул. — И откуда ты вобще эту чушь взял?

— Ну а как же, — с тяжеловесной пьяной уверенностью начал объяснять он. — Всю эту неделю ты встречалась с Карреном; возвращалась домой поздно, довольная, вином от тебя пахло. Ты ему звонишь, он тебе звонит все время. При этом ты не из тех женщин, которые будут изменять мужу. («Хоть на этом спасибо!» — мысленно прокомментировала она.) Значит, если у тебя с ним что-то наметилось, то это по-серьезному, и мне все, отставка. И сегодня тоже… я тебе говорил не ехать, а ты уехала, на меня наплевала — встреча у тебя, видите ли!

— Да, встреча! — взорвалась наконец Клодин — довольно с нее этого пьяного бреда! Вскочила и встала перед ним, гневно уперев руки в бока. — Да, была! Только с Дженкинсом, а ни с каким ни с Ришаром! Мне было страшно интересно послушать про убийство — чем там дело кончилось! Или ты меня и к Дженкинсу тоже ревнуешь? Так учти, что ему под шестьдесят и он ниже меня на голову.

Перевела дыхание, давая ему возможность вставить реплику (и пусть только посмеет это сделать!). Но он молчал, глядя снизу вверх — как Клодин показалось, глядя недоверчиво, что взбесило ее еще больше.

— Нет у меня ничего с Ришаром и быть не может! — рявкнула она. — Я тебя, дурака, люблю, хотя ты этого совершенно не заслуживаешь, — мысль о том, что крик могут услышать в коридоре, заставила ее слегка понизить голос. — Завез меня черт знает куда, оставил одну, замучил своей дурацкой ревностью!

— А что я должен был думать — с этими твоими постоянными встречами и звонками? — наконец-то ожил Томми.

— Ничего! Ничего не должен был думать, — огрызнулась Клодин. — А не знаешь — так можно и спросить! Я что — от тебя когда-нибудь что-нибудь скрывала?! И вообще ты… ты… — развернулась и ушла в ванную; хлопнула дверью, но запирать не стала.

Несмотря на отповедь, которую она дала Томми, в глубине души ее покусывало чувство вины и жалости к нему.

С одной стороны, все его «аргументы» не стоили выеденного яйца. С другой… а если бы он встречался с другой женщиной, пусть даже, по его словам, вполне невинно — каково бы ей было? В качестве компромисса Клодин решила побыстрее с ним помириться — и пообещала самой себе, когда вылезет из душа, накормить его сытным ужином. Наверняка ведь пил, не закусывая!

Она думала, что Томми появится минуты через две, но он пришел лишь через пять — задержка, очевидно, объяснялась замедленной от алкоголя реакцией. Встал у дверцы душевой кабинки, поинтересовался:

— Эй, ты там?

— Да, — интересно, а где еще? В слив утекла?

— Знаешь, когда мы сюда ехали, я надеялся, что у нас будет нечто вроде второго медового месяца. Мне очень хотелось тебя порадовать…

«Да уж, порадовал — дальше некуда!» — мысленно огрызнулась Клодин и, включив воду сильнее, ступила под душ — слушать все это, стоя с намыленной головой, у нее не было ни малейшего желания. Вода потекла по волосам, по ушам, и объяснения Томми превратились в неразборчивое «Бу-бу-бу».

Промыв как следует волосы, она отступила к дверце.

— …работа затянула так, что я целые дни на тренировочном полигоне пропадал, — оказывается, он все еще продолжал свой монолог.

«Мне ли этого не знать!» — саркастически заметила про себя Клодин.

— Знаешь, у них другая программа подготовки…

— Дай ополаскиватель, — перебила она.

Через верх перегородки перевесилась рука с бутылкой ополаскивателя для волос, но бубнеж продолжался:

— …И тут как раз Каррен объявился. Я только имя его услышал, сразу…

Клодин приоткрыла дверцу кабинки:

— Послушай, если хочешь что-то сказать, то зайди внутрь — а то вода шумит, я половину не слышу.

Боже, зачем она это сказала? Впрочем, кто же мог знать, что Томми полезет в кабинку как был, не раздеваясь. Хорошо хоть не в ботинках!

Его футболка и джинсы мгновенно потемнели от воды. Не обращая на это внимания, он шагнул вперед.

— Тут дождик идет. Давай я тебя от него укрою, — и действительно, притянул ее голову к груди и накрыл ладонью макушку.

Это было так нелепо, что Клодин рассмеялась. Обняла его — все равно уже мокрый — и, вжавшись лицом ему в грудь, помотала головой.

— Рыженький… рыженький ты мой.

Спать они легли только в третьем часу ночи. Томми, уже протрезвевший, но под завязку сытый, мгновенно отключился, а Клодин не спалось — закинув руки за голову, она смотрела на пересекающую потолок светлую дорожку от уличного фонаря.

Давно уже они с Томми так долго не сидели вместе и не разговаривали, обычно всегда что-нибудь отвлекало — или Даффи, или телефон, или какие-то бытовые, домашние дела. А сегодня сидели и сидели — и не хотелось уходить спать, не хотелось, чтобы кончался этот вечер… или правильнее было бы сказать «ночь»?

Верная своему обещанию, Клодин подогрела в микроволновке большой пирог с почками — думала, этого хватит, но незаметно, за разговором Томми прикончил его целиком и разочарованно взглянул на пустую тарелку — пришлось подогреть и второй.

Она рассказала ему про миссис Ларчмонт — все, что узнала от Дженкинса — и про помолвку Ришара. Про лежавшие в сумке билеты в Мексику говорить не стала, подумала — может, все-таки лучше сдать их, подождать его и поехать вместе; хоть и меньше дней получится, но вдвоем.

Томми тоже рассказывал — в основном про давешние маневры в горах; наверняка как всегда приврал, выставляя себя в героической роли, но слушать все равно было интересно.

Под конец разговора глаза уже совсем слипались. Но теперь Томми мирно посапывал рядом, а Клодин как отрезало — сон все не приходил, и ничего не оставалось, кроме как смотреть в потолок, позволяя мыслям рассеянно скользить в свободном полете.

Кончилось тем, что Томми подтянул ее к себе, сказал сонным голосом:

— Только пожалуйста, не вздумай на волне своих сыщицких успехов примерять на себя карьеру частного детектива!

— А ну тебя! — отмахнулась Клодин и заерзала, устраиваясь поудобнее.

Опять он ее мысли без спросу читает, иначе как бы догадался, что именно об этом она сейчас и думала?! Не то чтобы всерьез — но помечтать же каждый имеет право!

ЭПИЛОГ

На четвертую годовщину свадьбы Клодин получила с посыльным тот самый браслет с бриллиантовыми листьями. Томми, увидев его, слегка скривился, но выражать недовольство не стал: праздник есть праздник.

Ришар стал очередным представителем семейства Каррен, женившимся в церкви Святой Матильды в Сен-Жан-де-Ренн. Оба родителя невесты присутствовали на свадьбе и смотрели на свою дочь с гордостью.

Через восемь месяцев у Лейси родились близнецы — то, что называется «королевский выбор»: мальчик и девочка. Чтобы поддержать жену во время родов, Ришар отказался от дальнейшего участия в авторалли через Западную Сахару и прилетел домой на частном самолете.

Психиатрическая экспертиза признала миссис Ларчмонт вменяемой. Ее судили и приговорили к двенадцати годам тюрьмы.

Клодин узнала это от Корделии — как ни странно, именно с ней, а не с Фионой она до сих пор продолжает переписываться по электронной почте.

Мужа Тиш перевели в Калифорнию. Она, естественно, поехала с ним и так и не узнала, что немного ошиблась в своем гадании: в семье Дайаны действительно родилась двойня, но не самой у Дайаны, а у ее дочери. У Фионы новое увлечение — пэчворк[44], ее лоскутное одеяло с мультяшными героями даже завоевало специальный приз на конкурсе штата.

Судьба Марты Кройцах сложилась удачно. Уже через два года после приезда в Лондон она вошла в топ-20 наиболее перспективных и востребованных английских фотомоделей. Ее мама тоже переехала в Англию, живет с ней и ведет ее хозяйство.

Даффи подрос, он уже бойко разговаривает и больше не пытается разобрать на составные части все, что видит — наоборот, теперь им овладела тяга к созиданию. Он обожает конструкторы и собирает из их деталей самые невероятные сооружения. На Рождество Томми подарил ему набор «Юный столяр». Клодин пыталась возражать: ребенок слишком мал для таких игр, но Томми заявил: «Ничего, пусть учится держать в руках инструмент!» На следующий день Даффи «отблагодарил» папу, приколотив его шлепанцы к буфету.