На следующее утро, едва заслышав звон колокольчика, Нат выпрыгнул из постели и с большим удовольствием оделся в комплект, оставленный для него на стуле. Одежда не была новой, должно быть, раньше она принадлежала какому-то состоятельному мальчику – миссис Баэр никогда не выбрасывала ненужные прежнему хозяину перышки, оставляя их для новых птенчиков, нашедших пристанище в ее гнезде. Не успел Нат облачиться, как явился Томми в чистом воротничке, чтобы сопроводить Ната на завтрак.
Солнце заглядывало в окна и освещало накрытый стол и обладателей здорового аппетита, собравшихся вокруг. Нат заметил, что мальчики ведут себя гораздо спокойней, чем накануне, – все молча встали позади своих стульев, а маленький Роб находился подле отца во главе стола, он сложил руки и, почтительно склонив кудрявую голову, повторил короткую молитву с присущей немцам набожностью, которую привил ему мистер Баэр. Затем все расселись и с удовольствием принялись за воскресный завтрак, состоящий из кофе, жареного мяса и печеной картошки (вместо молока и хлеба, которыми они обычно удовлетворяли по утрам юный аппетит). Мальчики оживленно болтали под веселое лязганье ножей и вилок: обсуждали воскресные дела и предстоящую прогулку, строили планы на следующую неделю. Из разговора Нату показалось, что день намечается весьма приятный – он любил тишину, и атмосфера того утра была наполнена покоем и радостью, что очень нравилось мальчику, поскольку, несмотря на тяжелую жизнь, он обладал хрупкой натурой, свойственной ценителям музыки.
– Что ж, ребятки, покончите с утренними делами, чтобы, когда приедет омнибус, вы уже были готовы отправиться на службу! – сказал мистер Баэр и, подавая пример, поспешил в классную комнату готовить учебные задания на завтра.
Все разбежались – у каждого в доме были ежедневные обязанности, которые выполнялись неукоснительно. Кто-то ходил за водой и дровами, кто-то подметал лестницы, кто-то выполнял поручения миссис Баэр. Кто-то кормил кур, кто-то ухаживал за скотом или помогал Францу в амбаре. Близнецы любили работать вместе: Дейзи мыла чашки, а Деми их вытирал, поскольку родители приучили его помогать по хозяйству на кухне. Даже малышу Тедди нашлось задание – он топотал туда-сюда, собирая салфетки и задвигая стулья. С полчаса мальчики носились по дому и жужжали, как трудолюбивые пчелки, а потом папа Баэр, Франц и восемь старших мальчиков, усевшись в подъехавший омнибус, отправились в городскую церковь, расположенную в трех милях от школы.
Ната мучал кашель, поэтому он предпочел остаться дома с четырьмя младшими мальчиками и прекрасно провел утро в комнате миссис Баэр, она читала им рассказы и разучивала вместе с ними псалмы, а затем, сидя в тишине, он вклеивал картинки в старую амбарную книгу.
– Это мой воскресный шкафчик, – сказала миссис Джо, указывая на полку, где лежали краски, книги с картинками, кубики, дневники и писчие принадлежности. – Я хочу, чтобы мои дети полюбили спокойные воскресные дни, когда можно отдохнуть от учебы и привычных игр, насладиться тихими занятиями и научиться чему-то более важному, чего не проходят в школе. Понимаешь, о чем я? – спросила она, встретив внимательный взгляд Ната.
– Научиться быть хорошим? – переспросил тот после минутного колебания.
– Да. Быть хорошим и находить в этом радость. Нелегкая задача – мне ли не знать! – однако мы все помогаем друг другу идти к цели. Я, например, вот таким способом помогаю моим мальчикам. – Она достала наполовину исписанный толстый альбом и открыла на пустой странице, где наверху было написано одно лишь слово.
– Это же мое имя! – воскликнул Нат с удивлением и интересом.
– Да, у каждого мальчика – своя страничка. Я делаю заметки в течение недели, а в воскресенье мы смотрим на результат. Если он плох, я грущу и сожалею, если хорош – радуюсь и горжусь, но в любом случае мальчики знают, что я хочу помочь, и стараются изо всех сил из любви ко мне и папе Баэру.
– Так и есть! – сказал Нат, краем глаза увидев имя Томми на соседней странице и гадая, что под ним написано.
Миссис Баэр, проследив взгляд, перевернула лист со словами:
– Нет, я показываю заметки только тому, кому они адресованы. Я называю ее «Книгой Совести», никто, кроме нас с тобой, не узнает, что написано под твоим именем. От тебя зависит, будешь ли ты гордиться или испытывать стыд в следующее воскресенье. Лично я уверена, что ты меня порадуешь, а я помогу тебе освоиться на новом месте: пока от тебя требуется лишь соблюдать несколько простых правил, знакомиться с мальчиками и понемногу учиться.
– Я постараюсь, мэм! – Бледное личико Ната даже раскраснелось – так он захотел, чтобы миссис Баэр «радовалась и гордилась», а не «грустила и сожалела». – Вам, наверное, трудно писать про стольких мальчиков одновременно! – добавил он, когда она закрыла альбом, ободряюще похлопав его по плечу.
– Вовсе нет! Я не знаю, что люблю больше: писать или мальчиков, – призналась миссис Джо; увидев удивление на лице Ната, женщина рассмеялась и добавила: – Да, знаю, многие считают, что от мальчишек одни хлопоты, но эти люди просто не понимают их. А я понимаю. С любым я могу поладить, главное – найти подход. Да что греха таить, я просто жить не могу без оравы шумных непослушных маленьких сорванцов, правда, Тедди? – Миссис Баэр сжала в объятиях юного проказника и как раз вовремя – тот едва не стянул со стола большую чернильницу.
Нат ничего подобного раньше не слышал и подумал про себя, что миссис Баэр или самая прекрасная женщина в мире… или она немного не в себе. Впрочем, он склонялся к первому варианту: пусть хозяйка Пламфилда говорила странные вещи, зато она умудрялась незаметно подложить добавку прежде, чем он об этом попросит, смеялась над его шутками, иногда ласково щипала за ухо и хлопала по плечу – все это Нат нашел чрезвычайно приятным.
– Не хочешь пойти в классную комнату и разучить псалмы, которые мы будем петь вечером? – предложила миссис Джо, вновь угадав его желание.
На пару часов Нат остался наедине с любимым инструментом, разложил ноты на залитом солнцем подоконнике; за окном цвела весна, в доме царил воскресный покой, мальчик разучивал старые милые мелодии и был по-настоящему счастлив, позабыв о пережитых невзгодах.
Когда мальчики вернулись из церкви и с обедом было покончено, все разбрелись читать письма из дома, писать ответы, учить воскресные уроки или тихонько болтать. В три часа семейство в полном составе собралось на прогулку, ведь активным юным созданиям необходимо движение; а наблюдая прекрасные чудеса Природы, они учились любить и видеть во всем промысел Господень. Заботливый мистер Баэр всегда сопровождал ребят, отыскивая для них «в деревьях – речь, в ручье текучем – книгу, и проповедь – в камнях»[2].
Миссис Баэр с Дейзи и двумя сыновьями поехала в город навестить бабушку – вечно занятая хозяйка Пламфилда обожала эти поездки и радовалась редкой возможности передохнуть от домашних дел. Нат, еще недостаточно окрепший для долгой прогулки, попросил разрешения остаться дома с Томми, который великодушно предложил показать ему поместье.
– Дом ты уже видел, пойдем смотреть сад, амбар и зверинец! – заявил Томми, едва они остались вдвоем (не считая Азии, которой поручено было на всякий случай присмотреть за Томми, ибо этот достойнейший потомок голландских поселенцев вечно вляпывался в неимоверные истории, несмотря на благость намерений).
– Что за зверинец? – спросил Нат, пока они шли по дорожке, огибающей дом.
– У каждого из нас есть питомец, мы держим их в амбаре, это и называется «зверинец». Ну вот, пришли! Разве не красавица? – Томми с гордостью продемонстрировал свою морскую свинку (Нат и подумать не мог, что представительницы данного вида бывают настолько страшненькими).
– Я знаю мальчика, у которого целая дюжина свинок, он даже хотел подарить мне одну, но мне негде было ее держать, и я отказался. Белая с черными пятнышками, шустрая такая… Давай я возьму ее для тебя? – спросил Нат – ему хотелось отплатить Томми за заботу.
– Очень хочу! Я тогда подарю тебе эту, и мы можем поселить их вместе, если они не будут драться! – обрадовался Томми и продолжил экскурсию: – Белые мыши – Роба, Франц ему подарил. Кролики – Неда, а петушки на улице – Пышки. Эта коробка для черепах Деми, но он их пока не завел. В прошлом году у него было шестьдесят две штуки, некоторые такие огромные! Деми их отпустил на волю, накарябав на панцире год и свое имя. Надеется, что когда-нибудь их встретит. Он читал, как нашлась черепаха с датой на панцире, ей было несколько сотен лет! Деми смешной!
– А там что? – спросил Нат, останавливаясь у большого ящика, до середины заполненного землей.
– О, это магазин червей Джека Форда. Он выкапывает целую уйму и держит в ящике, и, когда мы идем удить рыбу, покупаем наживку у него. Так, конечно, удобней, только вот он задрал цену… Представляешь, в прошлый раз взял два цента за дюжину, а черви-то мелкие! Джек иногда ужасно вредный! Следующий раз сам накопаю, если он не снизит, я его предупредил! У меня, к примеру, две курицы – вон те серые с хохолками (превосходные, между прочим, курицы!), и я продаю миссис Баэр яйца, и никогда – никогда! – не беру больше двадцати пяти центов за дюжину! Мне было бы стыдно! – воскликнул Томми, презрительно взглянув на магазин червей.
– А собаки чьи? – Нат с интересом вникал, заинтересовавшись коммерческими сделками, решив для себя, что Т. Бэнгс – человек, чье покровительство может считаться и привилегией, и удовольствием.
– Большая собака – Эмиля. Зовут Христофор Колумб. Миссис Баэр так назвала, потому что это ее любимая присказка, а если обращаться к собаке, можно сколько угодно его говорить, – продолжал Томми тоном экскурсовода. – Белый щенок – Роба, рыжий – Тедди. Какой-то человек собирался утопить щенков в пруду – папа Баэр их спас. Лично я не в восторге, но для щенков они вполне сносные. Их зовут Кастор и Полидевк[3].
– Если бы мне предложили кого-то из этих животных, то я бы выбрал ослика Тоби – на нем так здорово кататься, он маленький и хорошенький! – сказал Нат, вспоминая о долгих и трудных переходах, которые совершали по улицам его уставшие ноги.
– Мистер Лори прислал его для миссис Баэр, чтобы ей не приходилось носить Тедди на спине, когда мы гуляем. Мы все любим Тоби, он первоклассный осел, скажу вам, сэр! Голуби общие, у каждого из нас – по своему питомцу, а за птенцами, когда они появляются, следим все вместе. Неоперившиеся птенцы очень забавные, правда их сейчас нет, но ты слазай посмотри на взрослых, а я проверю – не отложили ли яйца мои Хохлатка и Мамушка.
Нат, вскарабкавшись по приставной лестнице, просунул голову в люк и долго разглядывал милых голубков, которые ворковали на просторном чердаке. Одни сидели в гнездах, другие порхали под крышей или вылетали из залитого солнцем чердака на устланный соломой двор, где шесть холеных коров невозмутимо жевали жвачку.
«У всех, кроме меня, есть питомец. Вот бы мне тоже голубя, курицу или хотя бы черепаху!» – При виде чужих сокровищ Нат вдруг осознал собственную бедноту.
– Откуда у вас эти животные? – спросил он, спустившись к Томми.
– Нашли, купили или кто-то подарил. Куриц прислал мне отец, но, как только я накоплю достаточно денег с продажи яиц, заведу себе пару уток. За утиные яйца платят хорошие деньги, а за амбаром есть маленький пруд, будет весело наблюдать, как они плавают! – с видом миллионера поведал Томми.
Нат вздохнул, потому что у него не было ни отца, ни денег, и вообще ничего и никого на всем белом свете, кроме пустого кошелька и мастерства, спрятанного в кончиках десяти пальцев. Томми, казалось, понял, почему Нат задал свой вопрос и чем вызван вздох, который последовал за ответом, и, подумав немного, выпалил:
– Давай так! Ты будешь собирать яйца и забирать себе одно из дюжины. Когда накопишь двенадцать, миссис Баэр даст тебе двадцать пять центов, и ты купишь что захочешь. Правда здорово я придумал?
– Договорились! Какой же ты добрый, Томми! – воскликнул Нат, пораженный щедрым предложением.
– Брось! Ерунда… Начнем прямо сейчас, обшарь птичник, я подожду тут. Мамушка квохчет, наверняка снесла яичко! – Томми растянулся на соломе с довольным видом человека, который и другу помог, и сам в обиде не остался.
Нат с радостью приступил к поискам и, шурша соломой, проверял отсек за отсеком, пока не нашел два больших яйца: одно за балкой, а другое – в старой кормушке, которую облюбовала миссис Хохлатка.
– Одно тебе, второе мне – как раз не хватает до дюжины! Завтра начнем новый отсчет. Вот, держи мел, веди учет рядом с моим, чтобы не запутаться, – сказал Томми, показывая на столбик загадочных цифр на боку старой веялки.
Наслаждаясь собственной значимостью, гордый обладатель одного яйца завел собственный счет рядом с другом, который, смеясь, написал над цифрами солидный заголовок: «Т. Бэнгс и Ко».
Нат был очень горд своим начальным капиталом и с большой неохотой согласился оставить яйцо на хранение Азии. Они продолжили осмотр, познакомившись с двумя лошадьми, шестью коровами, тремя свиньями и теленком олдернейской породы, а затем Томми отвел Ната к старой иве, нависающей над шумным ручейком. С забора можно было легко поставить ногу в широкий проем между тремя большими ветвями – его вырубили, чтобы год за годом появлялось все больше новых побегов, пока над головой не зашелестел зеленый купол. В середине приколотили несколько досок, которые служили сиденьями, а в дупле был сделан шкаф, где хранились пара книжек, поломанный кораблик и несколько недоделанных свистков.
– Это наш с Деми домик, и никому нельзя сюда залезать без разрешения, кроме Дейзи! – сказал Томми, пока Нат с восхищением переводил глаза с бурлящей бурой воды внизу на зеленый свод наверху, где мелодично гудели пчелы, пируя на длинных желтых соцветиях, наполнявших воздух сладким ароматом.
– О, как красиво! – воскликнул Нат. – Надеюсь, что ты иногда будешь меня сюда приглашать. Лучший домик на свете! Вот бы стать птицей и жить тут всегда!
– Да, тут неплохо. Ты можешь приходить, если Деми не будет возражать, а он наверняка не против – вчера говорил, что ты ему нравишься.
– Правда? – Нат просиял от удовольствия, поскольку мнение Деми, кажется, ценилось среди мальчиков, отчасти потому, что он был племянником папы Баэра, отчасти благодаря его серьезности и сознательности.
– Да, Деми любит тихонь, думаю, вы с ним поладите, если ты тоже любишь читать.
У бедного Ната счастливый румянец сменился пунцовой краской стыда, и он, запинаясь, признался:
– Я… не очень хорошо читаю… времени не было… я… на скрипке играл…
– Я тоже не любитель, но читаю вполне сносно, когда захочу, – утешил Томми, покосившись на Ната, однако его удивленный взгляд красноречиво говорил: «Двенадцать лет, а читать не умеешь?»
– Зато я читаю по нотам, – добавил Нат, уязвленный тем, что пришлось признаться в невежестве.
– Это я не могу, – уважительно протянул Томми, отчего Нат осмелел и твердо заявил:
– Теперь, когда появилась возможность, буду прилежно учиться! Сложные уроки у мистера Баэра?
– Нет, он совсем не строгий, всегда объяснит, поможет, если трудно. Не то что некоторые!.. Мой прошлый учитель не помогал! А ошибешься – мигом получишь подзатыльник! – Томми потер макушку, будто она еще болела от щедро наносимых ударов, память о которых – единственное, что осталось после года занятий с «прошлым учителем».
– Кажется, я мог бы это прочитать, – заметил Нат, изучая книжки.
– Тогда почитай немного, я подскажу! – предложил Томми с покровительственным видом.
Нат старался изо всех сил и с подсказками Томми осилил целую страницу, и Томми заявил, что Нат скоро будет читать «как полагается». Затем они сидели и болтали обо всем на свете, в том числе об огородничестве, ибо Нат разглядел с высоты многочисленные грядки на другой стороне ручья и расспрашивал, что на них растет.
– Там наши огороды, – объяснил Томми. – Каждому дали по участку, и мы выращиваем что захотим, с условием – каждый выбирает свою культуру и не меняет решения, пока не получит урожай, ухаживая за грядкой все лето.
– Что ты будешь выращивать этим летом?
– По мне так бобы – са-а-амое то, их вырастить – ра-а-аз плюнуть!
Нат расхохотался, потому что Томми сдвинул шапку на затылок, засунул руки в карманы и растягивал слова, ловко подражая Сайласу, работнику мистера Баэра.
– Ничего смешного – с бобами и правда гораздо легче, чем с кукурузой или картошкой. В прошлом году я посадил дыни, но их поел жук, и они не успели созреть до наступления холодов, так что вышла лишь одна приличная дынька и два маленьких «мессива», – сказал Томми, вновь употребив один из «сайласизмов».
– Кукуруза красивая, – вежливо заметил Нат, смутившись, что некстати рассмеялся.
– Да, но ее надо постоянно рыхлить. А бобы – прорыхлил разок посреди лета, и готово! Бобы сажаю я, потому что первый вызвался. Пышка тоже хотел, но ему достался горох, впрочем, он все съест, что б ни выросло!
– Интересно, мне тоже дадут участок? – спросил Нат, подумав, что рыхлить кукурузу вполне приятная работа.
– Разумеется! – ответил голос снизу – это мистер Баэр, вернувшись с прогулки, разыскал Томми и Ната, поскольку с остальными ребятами уже успел переговорить наедине в течение дня – он верил, что эти короткие беседы настраивают мальчиков на предстоящую неделю.
Человеческое участие порою творит чудеса, и мальчики мистера Баэра, чувствуя его искренний интерес, с удовольствием раскрывали свои сердца, особенно старшие ребята, которым необходимо было поделиться надеждами и планами. Для подобных «мужских разговоров» они шли к мистеру Баэру, а в случае болезни или неприятностей бежали к миссис Джо, младшие же предпочитали обращаться к последней в любом случае.
Спускаясь из гнездышка, Томми свалился в ручей, однако, будучи привычным к таким вещам, спокойно поднялся и отправился в дом сушиться. Нат остался наедине с мистером Баэром, чему был очень рад; пока они бродили между грядок, мистер Баэр пообещал Нату собственный участок и покорил его сердце, обсуждая сельскохозяйственные культуры с такой серьезностью, будто от урожая зависело пропитание всего семейства. С этой приятной темы они перешли на другую, и беседа дала изголодавшемуся уму Ната новую пищу, долгожданную, как весенний дождь после засухи. Весь ужин он размышлял над новыми идеями и часто пытливо поглядывал на мистера Баэра, и взгляд его, казалось, говорил: «Мне понравилось, сэр! Мы поговорим еще?» Не знаю, понял ли профессор молчаливый призыв ребенка, однако вечером, когда мальчики собрались в гостиной миссис Баэр, чтобы послушать воскресную историю, он выбрал тему, которая вполне могла быть навеяна прогулкой по саду.
Оглядев собравшихся в гостиной, Нат нашел, что они больше походят на семью, чем на школу: мальчики расселись широким полукругом у камина: некоторые на стульях, некоторые на ковре, Дейзи и Деми устроились на коленях дяди Фрица, а Роб свернулся калачиком в уголке кресла и, укрывшись за спиной миссис Джо, засыпал, если разговоры становились слишком сложными для его понимания.
Во время воскресных историй мальчики обычно сидели тихо, устав после долгой прогулки, и слушали внимательно, потому что каждый знал, что его мнением поинтересуются, и нужно быть наготове, чтобы дать ответ.
– Жил-был садовник, – начал мистер Баэр со сказочного зачина, – прекрасный, умелый садовник, и был у него сад, большой-пребольшой. Чудесный восхитительный сад, он ухаживал за ним с невероятным умением и заботой, выращивая всевозможные полезные растения. Но даже в самом прекрасном саду бывают сорняки, и почва порою неплодородна, и хорошие семена, брошенные в нее, не прорастают. У садовника было много помощников. Некоторые работали на совесть, чтобы заслужить свое щедрое вознаграждение, а некоторые – пренебрегали обязанностями и запускали доверенные им участки, что очень огорчало садовника. Однако он оказался невероятно терпелив и многие тысячи лет работал, ожидая большого урожая.
– Ох, и старый он был, наверное! – сказал Деми, пристально глядя в лицо дяди Фрица, чтобы не пропустить ни слова.
– Тише, Деми! Это же сказка! – шепнула Дейзи.
– Нет, я думаю, это агрегория, – сказал Деми.
– Что такое «агрегория»? – полюбопытствовал Томми.
– Объясни, если можешь, Деми, и никогда не используй слов, если не уверен в их значении, – сказал мистер Баэр.
– Я уверен! Мне дедушка рассказывал! Например, басня – агрегория, то есть история с подтекстом. И моя «История без конца» тоже, потому что там ребенок символизирует душу, правда тетя? – воскликнул Деми, стремясь доказать свою правоту.
– Правда, дорогой! Дядина история, конечно же, аллегория, поэтому давай дослушаем и посмотрим, в чем подтекст, – ответила миссис Джо – она принимала участие во всех общих собраниях, получая не меньшее удовольствие, чем любой из мальчишек. Деми успокоился, и мистер Баэр продолжил, старательно выговаривая слова на английском – за последние пять лет он стал говорить гораздо лучше, приписывая прогресс постоянному общению с мальчиками.
– Этот великий садовник доверил около дюжины грядок одному из помощников. Человек тот был не слишком богат, умен и искусен, но ценил доброе обращение и очень хотел быть полезным хозяину сада. Он принялся ухаживать за грядками. Они были разной формы и размера, на одних – хорошая почва, на других – каменистая, и все они требовали заботы, поскольку на хорошей почве быстро росли сорняки, а на плохих участках попадалось много камней.
– А что было на грядках, кроме сорняков и камней? – спросил Нат раньше других, осмелев от любопытства.
– Цветы, – ответил мистер Баэр, обводя домочадцев добрым взглядом. – Даже на самой неухоженной и запущенной клумбе пробивались порою незабудки и резеда. На одной росли розы, душистый горошек, ромашки и маргаритки, – тут мистер Баэр ущипнул пухлую щечку племянницы, притулившейся к его плечу. – На другой он сажал диковинные растения, длинные вьюнки карабкались вверх по камням, как волшебные бобы Джека, и разные полезные семена, которые только начинали проклевываться. За этой клумбой особенно тщательно следил мудрый старик, всю свою жизнь проработавший в этом саду.
На этом месте «агрегории» Деми склонил головку набок, как любопытная птичка, устремив блестящие глаза на дядино лицо – он уже подозревал, в чем подтекст, и старался уловить суть. Мистер Баэр переводил с одного юного личика на другое серьезный и пристальный взгляд, и миссис Баэр еще раз убедилась – ее муж очень добросовестно ухаживает за вверенными ему грядками.
– Как я уже сказал, за одними грядками ухаживать было легче, как, например, за той, где росли маргаритки, за другими сложнее – из-за разницы в почве. Так вот, была одна грядочка на солнечном месте, на которой могли бы вырасти и фрукты, и овощи, и цветы, но участок не желал облагораживаться, и, когда садовник сажал, скажем, дыни, они погибали, потому что земля их не питала. Садовник грустил и сажал семена вновь и вновь, однако те не приживались, а грядка оправдывалась: «Я случайно забыла!»
Тут раздался дружный смех, и все посмотрели на Томми, который навострил уши при слове «дыня» и потупился, услышав свою любимую отговорку.
– Я знаю, он говорит про нас! – воскликнул Деми, хлопая в ладоши. – Вы – садовник, а мы маленькие грядки, правда, дядя Фриц?
– Ты меня раскусил! Теперь скажите, какие семена посеять этой весной, чтобы следующей осенью я собрал хороший урожай с моих двенадцати, нет – тринадцати грядок! – исправился мистер Баэр, кивнув Нату.
– Нельзя же сеять в нас кукурузу, бобы или горох… Или вы хотите, чтобы мы съели семена? Тогда нужно съесть побольше, чтобы они проросли! – сказал Пышка, и его круглое лицо неожиданно просияло, когда ему в голову пришла эта интересная идея.
– Речь не про обычные семена! Дядя спрашивает про то, что сделает нас лучше, а сорняки символизируют недостатки! – воскликнул Деми, который привык к иносказаниям и всегда принимал активное участие в таких беседах.
– Верно, подумайте, чего вам больше всего не хватает, и скажите мне, я помогу вам это вырастить – только вы тоже постарайтесь, в противном случае, будете, как дыни Томми, – одна ботва и никаких плодов! Начну по старшинству и спрошу у нашей мамы, что будет расти на ее грядке, ведь мы все часть прекрасного сада и должны из любви к нашему Садовнику собрать богатый урожай, – сказал папа Баэр.
– Свою грядку я целиком отдам для урожая терпение – пусть его будет как можно больше, мне оно просто необходимо! – искренне сказала миссис Джо, и мальчики, взяв с нее пример, тоже всерьез задумались, чего пожелать, когда подойдет их очередь, а некоторые причастные к опустошению запасов терпения миссис Баэр, слегка устыдились.
Франц пожелал упорства, Томми – спокойствия, Нед решил быть более покладистым, а Дейзи стремилась к усидчивости, Деми желал стать «мудрым, как дедушка», Нат же скромно сказал, что ему столько всего не хватает, что пусть мистер Баэр сам выберет. Многие выбирали одни и те же качества, среди самых желанных были: терпение, мягкость и великодушие. Один мальчик пожелал научиться с удовольствием вставать рано утром, но не знал, каким словом обозначить эту культуру, а бедный Пышка вздохнул:
– Эх, если бы уроки нравились мне не меньше сладостей!..
– Мы посадим на твоей грядке умеренность, будем рыхлить и поливать, она вырастет большая-пребольшая, и за следующим рождественским ужином никто не объестся до болей в животе! Если напрягать ум, Джордж, он проголодается наравне с телом, и ты полюбишь книги не меньше нашего маленького философа, – пообещал мистер Баэр, а затем добавил, убирая волосы с высокого лба племянника: – Ты тоже жаден, сынок, набиваешь свою маленькую головку сказками и фантазиями, как Джордж набивает живот пирогами и конфетами. И то, и другое – нехорошо. Знаю, арифметика не столь увлекательна, как «Сказки тысяча и одной ночи», однако она очень полезна, и пора бы ей заняться, чтобы не стыдиться за себя в будущем.
– Но «Гарри и Люси» и «Фрэнк»[4] – не сказки. Там говорится про барометры, кирпичи, лошадиные подковы и другие полезные вещи, я люблю эти книги, спросите у Дейзи! – принялся оправдываться Деми.
– Это так, не спорю, только «Роланда и майскую пташку»[5] ты читаешь гораздо чаще, чем «Гарри и Люси», и, думаю, «Синбад» тебе в два раза больше нравится, чем «Фрэнк». Давайте-ка я заключу с вами обоими пари – если Джордж будет есть не больше трех раз в день, а ты читать не больше одной сказки в неделю, я выделю вам новую площадку для крикета – если вы пообещаете на ней играть! – убедительно закончил дядя Фриц (дело в том, что Деми проводил свободные часы за книжкой, а Пышка и вовсе ненавидел бегать).
– Но нам не нравится крикет, – возразил Деми.
– Хорошо, пока не нравится, зато понравится, когда вы научитесь. К тому же мальчики любят играть, и вам наверняка будет приятно сделать доброе дело и своим трудом подарить им новую площадку.
Это послужило решающим аргументом для обоих мальчиков, и они, к общей радости, согласись на сделку. Затем, еще немного поговорив о садах, перешли к музыке. Оркестр, по мнению Ната, сложился прекрасный: миссис Баэр играла на пианино, Франц – на флейте, мистер Баэр на контрабасе, а он сам – на скрипке.
Репертуар был не сложный, однако все получали удовольствие. Старушка Азия, сидя в уголке, иногда подпевала мелодичным голосом. В Пламфилде и хозяева, и слуги, и старые, и малые, и черные, и белые сливались в воскресной песне, возносимой к общему Отцу. После пения каждый из мальчиков пожал руку мистеру Баэру, мама Баэр всех целовала – от шестнадцатилетнего Франца до маленького Роба, который тоже чмокнул ее в нос, а потом пришла пора ложиться. Мягкий свет лампы в детской спальне освещал картину, которая висела в ногах постели Ната. Картин на стенах было множество, однако эта, как показалось мальчику, считалась особенной – судя по милой рамке из мха и шишек и вазе с букетиком свежих весенних цветов на маленькой полочке под картиной. Нат лежал, глядя на картину – определенно самую красивую из всех, смутно догадываясь о ее значении и желая знать о ней все.
– Это моя картина, – тихо произнес кто-то.
Приподняв голову, Нат увидел Деми в ночной рубашке – тот возвращался из комнаты тети Джо, куда наведался за бинтом для порезанного пальца.
– Что человек делает с детьми? – спросил Нат.
– Здесь изображен Христос, он их благословляет. Неужели ты о Нем не знаешь? – удивленно спросил Деми.
– Совсем немного, но хотел бы знать больше, Он выглядит таким добрым… – ответил Нат, чьи познания о Господе ограничивались упоминанием его всуе.
– Я знаю много историй о Нем и люблю их, потому что они правдивы, – сказал Деми.
– Кто тебе рассказал?
– Дедушка! Ему известно все-все, и он лучший в мире рассказчик. Маленьким я часто играл с книгами, строил мосты, железные дороги и дома, – начал Деми.
– А сколько тебе сейчас? – уважительно спросил Нат.
– Почти десять.
– Ты много знаешь, правда?
– Да, понимаешь, у меня очень большая голова, и дедушка говорит – туда много поместится, и я хочу побыстрее наполнить ее знаниями, – ответил Деми в своей причудливой манере.
Нат рассмеялся, а потом серьезно добавил:
– Продолжай, пожалуйста!
Деми с радостью продолжил без пауз и знаков препинания:
– Однажды я нашел очень красивую книжку и хотел поиграть с ней, а дедушка сказал, что нельзя, показал картинки и рассказал о них; мне понравились истории – и про Иосифа, и про его братьев, и про лягушек, которые вышли из моря, и про малыша Моисея, извлеченного из воды, и многие другие, но больше всего – про Христа, дедушка повторял ее так много раз, что я запомнил наизусть, он же подарил мне картину, которую повесили сюда, когда я болел, а потом я ее оставил для других больных мальчиков.
– Почему Он благословил детей? – спросил Нат, главный персонаж ему почему-то показался чрезвычайно привлекательным.
– Потому что Он их любил.
– Они были бедными? – с живым интересом спросил Нат.
– Думаю, да. Смотри, на некоторых почти нет одежды, и матери не выглядят знатными дамами. Он любил бедняков и был к ним добр, лечил, помогал, убеждал богачей относиться к ним лучше, и бедняки его сильно-сильно любили! – с энтузиазмом воскликнул Деми.
– А сам Он был богат?
– О нет! Он родился в хлеву и был так беден, что, когда вырос, питался подаяниями и Ему было негде жить. Он ходил и проповедовал, чтобы сделать мир лучше, пока Его не убили злые люди.
– За что? – Нат сел на кровати, чтобы лучше слышать и видеть, крайне заинтересованный человеком, который любил бедняков.
– Сейчас я все тебе расскажу; тетя Джо не будет против! – Деми уселся на кровати по соседству, радуясь возможности рассказать любимую историю благодарному слушателю.
Нянюшка заглянула проверить, спит ли Нат, однако, увидев, что делается в комнате, тихонько выскользнув, отправилась к миссис Баэр, чтобы сообщить с материнской нежностью на добром лице:
– Милая хозяйка, идите полюбуйтесь! Деми рассказывает историю о детстве Христа – сущий ангелок в белой ночнушке, а Нат слушает, открыв рот!
Миссис Баэр собиралась пойти поговорить с Натом перед сном – она давно поняла, что именно в этот момент происходят самые важные разговоры. Однако когда она, подкравшись к двери детской, увидела, как Нат жадно ловит каждое слово маленького друга, а Деми, не спуская кротких глаз с доброго лика на картине, тихо рассказывает грустную историю, которую когда-то рассказали ему, то миссис Баэр, утирая слезы, молча ушла, подумав: «Деми, сам того не понимая, даст бедному Нату больше, чем я могла бы – мне лучше не вмешиваться!»
Бормотание в детской раздавалось еще долго. Одна невинная душа читала проповедь другой, и никто их не прерывал. Когда детский голосок наконец смолк и миссис Баэр пришла забрать лампу, Деми уже не было. Нат крепко спал, повернув лицо к картине, будто уже проникся любовью к человеку, который любил детей и был верным другом беднякам. Лицо у мальчика было умиротворенным, и, глядя на него, миссис Баэр подумала, что если один день в любви и тепле дал такой результат, то целый год терпеливого взращивания, без сомнения, принесет щедрый урожай с этой заброшенной грядочки, где маленький миссионер в ночной рубашке уже посеял лучшие из возможных семян.