Маленький Бизон

ДВЕ НОЧИ

Появление в прериях Рукстона, этого грабителя, укравшего наших коней, не сулило ничего хорошего. Мы решили быть еще осторожнее. Владея большим числом мустангов, мы умножили свою славу и богатство, но — увы! — это принесло нам и новые заботы: надо было охранять табун. Для верности Шествующая Душа отправил вслед за повозками поселенцев еще двух разведчиков. Его интересовало, куда направляется эта колонна и что замышляет Рукстон?

Под вечер следующего дня вернулся один из разведчиков. Он привез сообщение, что прошлой ночью Рукстон и трое других белых отделились от колонны и повернули обратно — видимо, к тому месту, где они встретились с нами. Поселенцы же направились своим путем — дальше на запад. Разведчики сначала видели следы Рукстона в траве. Потом пошел сильный дождь, и следы исчезли.

Шествующая Душа немедленно разослал в разных направлениях небольшие группы воинов, приказав им тщательно осмотреть местность вокруг нашего лагеря. Правда, утренний дождь смыл все прежние следы, но тем отчетливее должен был выступить на земле после дождя каждый свежий след. Наши патрули подробно выяснили, что происходило в это время: Рукстон действительно подъезжал к нашему лагерю, некоторое время наблюдал за ним издалека, потом вместе с тремя спутниками ускакал на юг. На юге лежал край, где обитало племя кроу. Неужели Рукстон поехал к ним?

Нам нужно было держаться как можно дальше от белых поселенцев и Рукстона. Группа направилась на восток. Несколько недель кочевали мы между Миссури, Молочной рекой и подножием Скалистых гор. Бизонов там совсем не было, другого зверя тоже стало меньше, чем в прежние годы. Коней своих мы берегли как зеницу ока и на ночь выставляли многочисленную охрану.

В этот период нас, ребят, охватило неудержимое желание бродить в одиночку или группами. Эти наши прогулки продолжались порой по нескольку дней. Мы охотились в прериях, стреляя дичь из луков и даже из ружья, которое один из ребят потихоньку взял у своего отца. Питались мясом небольших зверьков и мечтали о великих подвигах.

Однажды мы впятером оказались в нескольких километрах от лагеря. Нам удалось подстрелить несколько степных перепелок, и теперь мы жарили их над костром, который развели в укрытии, за кустами, неподалеку от берега какой-то речушки.

Внезапно на том берегу послышались детские голоса. Язык был индейский, но чужого племени. Схватив оружие, мы поспешили к месту, где речку легко можно было перейти вброд. Ошибки не было: пришельцы направлялись к нам. Весело перекликаясь, они по дороге собирали в кожаные ведра ягоды саскатуна8. Ребят было четверо — все примерно нашего возраста.

Как только они перешли на наш берег, мы выскочили из-за кустов и, наведя оружие в упор, грозно закричали:

— Ни с места, койоты! Мы черноногие и сейчас вас убьем!

Результат был ошеломляющим. Пришельцы завопили от страха и, не зная что делать, неожиданно засыпали нас ягодами саскатуна из своих ведер. Этот град, в свою очередь, ошеломил нас, и мы отскочили на несколько шагов. Что делать дальше, никто не знал. Мы смотрели друг на друга разинув рты, словно свалились с луны. И вдруг все одновременно расхохотались. С помощью знаков мы спросили, кто они, какого племени.

— Кроу… — показали пришельцы руками.

— Из какой группы?

— Окоток.

Как тень злого духа, возникли передо мной воспоминания о событиях прошлого года: нападение группы Окоток на лагерь моего дяди Раскатистого Грома, гибель Косматого Орленка…

— Так вы враги? — закричали наши ребята.

— Да… — несмело признались ребята Окоток.

Сильный Голос приступил к переговорам:

— Вы умеете играть?

— Во что?

— В бег наперегонки.

— Ни у кого нет таких быстрых ног, как у нас! — похвалились пришельцы.

— А конные скачки у вас бывают?

— На каждой стоянке.

— А стрельба из лука? — настаивал Сильный Голос.

— Ежедневно.

— А плавать вы любите?

— Ого, еще как!

Это решило всё. Мы пригласили их к костру отведать перепелок. Правда, дичь немножко подгорела, но она и такая пришлась всем по вкусу. Мы быстро забыли о вражде, разделяющей наших отцов. Нам было хорошо с этими ребятами, и мы решили переночевать здесь же вместе с ними.

Сколько было разных рассказов!.. Нас, правда, удивляло, что о многих делах они рассуждали так же, как и мы.

— Разве это не удивительно? — тихонько спросил нас Сильный Голос.

— Удивительно… — ответили мы.

— Как тебя зовут? — спросил брат старшего из ребят группы Окоток.

— Черный Мокасин. А тебя?

— Сильный Голос.

Нам захотелось осмотреть их оружие. Они ответили, что у них только один лук.

— Что-о? Только один лук?.. И вы покидаете лагерь с одним луком?

— Мы вышли собирать ягоды.

Осмотрев их лук, мы убедились, что он неплохой. Один из наших ребят сказал:

— У нас никто не выходит без оружия. Смотрите, у нас есть даже ружье.

— А кто из вас умеет стрелять из ружья?

— Все… — соврали мы, но тут же поправились: — Почти все… Мы — охотники! Ягоды саскатун у нас собирают только девчонки.

— Я тоже собирал… — вырвалось у меня, но старшие товарищи посмотрели на меня укоризненно.

— Малыши у нас тоже собирают, это верно! — сказал кто-то, и я почувствовал, насколько пренебрежительно это было сказано.

Нужно было немедленно вернуть уважение к себе. Я решил рассказать какую-нибудь волнующую историю, чтобы заинтересовать ею ребят из группы Окоток. Я спросил:

— Кто из вас убил бизона?

Оказалось, что никто.

— А мой брат Сильный Голос в прошлом году из своего лука убил бизона!

— Правда? — изумились наши новые знакомые.

— Ну уж, какой там бизон! — скромно махнул рукой Сильный Голос, но видно было, что он очень доволен.

— Бизон был могучий, как медведь-гризли! — уверял я.

— Э-э-э, зачем преувеличивать! Он был не больше черного медведя… — возражал брат. — Я всадил в него всего шесть стрел. А он, — показал на меня брат, — вогнал седьмую стрелу, и тогда бизон перестал биться… Живучим оказался!

— Хау, хау! — не переставали удивляться ребята из группы Окоток.

Они все с большим интересом посматривали на нас. Черный Мокасин сокрушался:

— Эх, жалко, нет трубки! Мы бы выкурили ее за вечную нашу дружбу!

— Ничего, останемся друзьями и без трубки! — заверил Сильный Голос.

Желая похвастаться, один из ребят группы Окоток сообщил:

— А в нашем лагере есть четверо американцев!

— Мы знаем об этом, — ответил Сильный Голос, делая важную мину. — Это Рукстон и трое из его шайки.

На лицах ребят группы Окоток отразилось нескрываемое удивление. Кто-то из них крикнул:

— От вас ничего не скроется!

— Конечно, — скромно ответил брат. — Рукстон очень плохой человек. Но вы, кроу, любите его.

— Не все! — возразил один из ребят группы Окоток. — Мой отец зол на него.

— Мой тоже! — признался еще один.

Разговор зашел о прошлогоднем нападении Рукстона и кроу на лагерь дяди и о том, как мы угнали у кроу сорок коней. Ребята из группы Окоток были тогда в вигвамах, по которым стреляли наши. Теперь они с явным недоверием приняли наш рассказ о том, что и мы активно участвовали в боевых действиях.

— А помните вы свою загородку, где стояли лошади? — спросили мы.

— Да, помним.

— Ваши лошади были у самой реки, а мы притаились на другом берегу.

— Так близко? И не боялись?

— Не было времени бояться! — с большим достоинством ответил брат. — В этой битве, под градом пуль, закалялись наши сердца.

После таких возвышенных слов Сильного Голоса наступило минутное молчание. Я прервал его:

— А вы, кроу, боялись тогда? Скажите правду.

— Немножко.

Это искреннее признание очень тронуло нас. Мы заявили, что теперь не будет более верных друзей, чем черноногие и кроу. С этим чувством все улеглись спать, прижавшись друг к другу. Рано утром наши новые друзья распростились с нами.

По мере приближения к дому нас начали тревожить сомнения. Совесть мучила каждого. Уже много недель наши отцы ни о чем другом не говорили во время бесед у костра, как об опасности, грозившей нам со стороны кроу. Могли ли мы теперь признаться старшим, что встретили ребят из этой группы и что нам было хорошо с ними? Нет, сто раз нет! Ребячья честь повелевала нам сохранить тайну и любой ценой отстоять нашу дружбу с ребятами из группы Окоток. Уже около вигвамов мы, пятеро, пожали друг другу руки и поклялись молчать.

В лагере все было в полном порядке. Никто не обратил особенного внимания на наше отсутствие. Уже не в первый раз мы отправлялись в такие долгие прогулки.

Мать, как обычно, встретила меня вопросом:

— Ну, как там было? Хорошо?

— Хорошо, мама.

— Было что-нибудь интересное?

— О да!.. Нет, нет… собственно, ничего!

Мать внимательно посмотрела на меня, а я отвернулся. Не говоря больше ни слова, она сытно накормила меня. Из таких далеких походов человек всегда возвращался голодным как волк. Наевшись оленьей печенки, я впал в блаженное состояние. Родной вигвам был на редкость уютным, близость матери успокаивала.

— Мать, — спросил я, — это очень плохо, когда имеешь много друзей?

— Наоборот, Маленький Бизон! Чем больше друзей, тем лучше для человека. А что?

— Я тоже так думаю… Тут нет ничего плохого…

Язык у меня так и чесался. Мать была очень добра ко мне и достойна неограниченного доверия. Но я ни на минуту не забывал о протянутой товарищам руке и о клятве. Нет, я их не выдам!.. С матерью, которая не могла ни о чем догадаться, можно было вести невинный, хитрый, замаскированный разговор, подсмеиваясь в душе над тем, что она ничего не понимает.

— Мама, а все кроу из группы Окоток плохие люди? — снова спросил я невинным тоном.

— Мы воевали с ними в течение жизни нескольких поколений, — Ответила мать. — Они убивали воинов черноногих, мы убивали кроу. Они говорили, что мы плохие люди, мы говорили, что плохие люди они. Разве я знаю, где правда?

— А может быть… — оживленно подхватил я, — а может быть, они такие же хорошие, как и мы?

— Это возможно…

Мать хлопотала, наводя порядок в вигваме, и совсем не смотрела в мою сторону. А меня что-то снова дернуло за язык.

— Мать, — тихо сказал я, — а если случайно… ну совсем неожиданно… мы подружились бы с несколькими ребятами из группы Окоток, ты бы очень рассердилась?

Мать прервала работу и, внимательно посмотрев на меня, подошла ближе.

— Я только спрашиваю, мать… так, интересуюсь… — испугавшись, старался я принять непринужденный вид.

Мать стала передо мной и испытующим, проницательным взглядом впилась в мое лицо.

— Маленький Бизон, — медленно произнесла она, — с кем вы встретились на последней прогулке?

— Ни с кем, мать, ни с кем! Мы охотились на перепелок, собирали ягоды саскатун, сидели возле костра, беседовали…

— Маленький Бизон, — неумолимо продолжала допытываться она, — где вы встретились с ребятами из группы Окоток?

Я перестал дышать от испуга.

— Мать, разве я говорил что-нибудь о ребятах группы Окоток? Ведь нет же!..

Мать быстро повернулась и выбежала из вигвама.

Невдалеке сидели отец и несколько воинов. Поспешно рассказывая им что-то, мать несколько раз показала рукой в моем направлении. Все вскочили. Внезапная мысль пронизала меня: удрать!

Я выскочил из вигвама и, как антилопа, помчался в глубь лагеря. Какой-то вигвам стоял открытым. Я влетел внутрь. На счастье, там никого не было. Около стенки лежала куча бизоньих шкур. Я забрался под шкуру и лежал тихо, словно перепуганная мышь. До меня доносились приглушенные голоса; на улице произносили мое имя, звали. Я не шевелился.

Не знаю, сколько прошло времени. В вигвам вошли люди. Они перерыли шкуры и нашли меня.

— Идем! — коротко приказали они.

Меня повели в сторону главного вигвама. Уже издалека я заметил, что там собралась огромная толпа — пожалуй, все обитатели лагеря. При виде такой массы людей я снова попытался бежать, но меня тут же поймали и уже за руку подвели к вигваму.

— Что вы хотите со мной сделать? — спрашивал я, едва сдерживая слезы.

— Не бойся! Голову тебе не отрубим…

Когда мы подошли к толпе, люди стали расступаться перед нами. В вигваме я увидел сидевших на земле старейшин во главе с Шествующей Душой и шаманом Кинасы. Были здесь также мой отец и дядя Раскатистый Гром. Перед ними стояли четверо моих товарищей. Мне велели стать рядом с ними. У всех ребят были измученные и перепуганные лица, как будто всех их собирались предать смерти. Допрашивали моего старшего брата.

— …Мы дали клятву, — угрюмо бубнил Сильный Голос, — и ничего не скажем. Нельзя нарушать клятву.

— Кому дали клятву? — допытывался вождь.

— Взаимно, друг другу…

— Как ваш главный вождь я освобождаю вас от нее.

Сильный Голос заколебался, но затем сказал:

— Нет, я не изменю ей!

Заговорил, обращаясь ко всем пятерым, шаман Кинасы:

— Молокососы! Вы играете в клятвы, а тем временем грозная опасность нависла над всеми нами! Речь идет о жизни и смерти всего лагеря… Несчастные сопляки! Сейчас же говорите, иначе будете приносить клятву Большому Рогу! Вы хорошо знаете, что это значит!

Да, мы знали! Сколько страха испытал я в тот день, когда по моей вине Ровный Снег должен был приносить клятву Большому Рогу! Мы слепо верили, что клятвопреступление должно караться верной и скорой смертью.

Мы молча взглянули друг на друга. Когда мои глаза встретились с глазами брата, я умоляюще кивнул головой. Он ответил мне таким же кивком.

— Мы встретились, — обращаясь к старейшинам, сказал Сильный Голос, — с ребятами… из племени… из группы Окоток…

Хотя присутствующие уже обо всем догадывались, но слова брата произвели огромное впечатление. Только теперь у меня немного прояснилось в голове и я понял, какое важное значение придавали этому известию.

— Далеко отсюда? — спросил вождь.

— Два часа езды на коне…

Снова общее возбуждение: враг был так близко от нашего лагеря!

— Что вы с ними сделали? Сколько их было?

— Четверо… Ничего мы с ними не сделали. Беседовали, вместе ночевали, говорили меж собой, что…

Сильный Голос заколебался. У него возникли сомнения: говорить или не говорить?

— О чем именно говорили? — сурово настаивал вождь.

— Что… мы теперь… друзья… — дрожащим голосом произнес брат.

Наши старейшины приняли эти слова удивительно спокойно. Раскатистый Гром наклонился к моему отцу и что-то прошептал ему на ухо. Я отчетливо увидел, что отец и дядя улыбнулись. Что это могло значить?

— Видел ли ты, Сильный Голос, в каком направлении пошли от вас ребята группы Окоток? — продолжал спрашивать вождь.

— Видел. Они пошли на юг, а мы — на север…

— Помнишь ли ты дорогу к тому месту, где вы их встретили?

— Помню.

— Хау! Будь готов отправиться в путь. Сейчас пойдёшь туда вместе с нашими разведчиками.

От нас потребовали рассказать и о Рукстоне. Затем по приказанию вождя все разошлись по своим вигвамам. Мой брат с разведчиками выехал из лагеря, другие воины усилили охрану коней на пастбище.

Жизнь в лагере пошла обычным порядком. Никто не упрекал меня. Напротив: ровесники обступили меня и заставили рассказать всё о ребятах из группы Окоток. Невольно я снова почувствовал себя очень важным лицом.

Вернувшиеся вместе с братом разведчики подтвердили, что лагерь группы Окоток близко. До наступления ночи мы загнали своих лошадей в малый загон, построенный в непосредственной близости к нашему лагерю. Каждый воин привязал у своего вигвама лучших верховых коней. Возле нашего вигвама оказалось трое коней — отца, брата и мой буланый. Сильный Голос и я должны были стеречь их ночью; отец ушел с воинами, охранявшими лагерь.

Мы караулили по очереди: первую половину ночи — я, вторую — Сильный Голос.

Держа наготове лук, я стоял около нашего вигвама. Головы лошадей были так близко, что я мог прикоснуться к ним. Вместе со мной караулил и Пононка; он улегся около моих ног. Ничего чрезвычайного за это время не произошло.

Когда миновала половина ночи, о чем мы узнавали по звездам, я разбудил брата, а сам отправился спать.

Заснул я сладко. Разбудил меня Сильный Голос — дернул за руку. Сон мгновенно пропал.

— Вставай, быстро! — шепнул он мне.

— А что случилось?

— Не забудь лук и стрелы… — И брат исчез.

Я потихоньку позвал Пононку и вышел из вигвама.

Звезды уже изменили свое положение. Наступала предрассветная пора, хотя вокруг было еще совсем темно.

— Прислушайся! — тихонько сказал брат.

В лагере, как это обычно бывает, слышались различные звуки: то залает какой-нибудь пес (хотя было велено всех их привязать в вигвамах), то топнет копытом лошадь. Через минуту откуда-то с далеких холмов донесся приглушенный, протяжный вой койота.

— Луны нет, а он так протяжно воет… — тихо сказал Сильный Голос. — Это странно!

Теперь вой донесся с другой стороны лагеря.

— Это уж вовсе непонятно… — буркнул брат.

У наших воинов были другие сигналы. Меня охватила дрожь.

— Может быть, сбегать предупредить нашу охрану? — подал я мысль.

— Зачем? — возразил брат. — Они слышат так же хорошо, как и мы. Давай стеречь вигвам, а то кроу могут ворваться в самый лагерь…

Я не боялся, но мне было как-то не по себе. Я погладил Пононку. Верный пес, конечно, сразу почует чужого и тут же поднимет тревогу.

Мы с братом ощупью нашли коней и, напрягая зрение, старались что-нибудь разглядеть в темноте. Тем временем вой койотов прекратился, и воцарилась полная тишина. Может быть, это действительно были звери?

Внезапно грохнул выстрел с той стороны, где был загон с лошадьми. Я вздрогнул от неожиданности. Все собаки в лагере подняли лай. Еще не отзвучало в долине эхо первого выстрела, как завязалась громкая перестрелка. Но пальба продолжалась недолго. Послышалось еще несколько одиночных выстрелов, затем стрельба прекратилась, и снова наступила такая тишина, что у меня зазвенело в ушах.

— Что это было? — спросил я у брата.

— Это наши стреляли. Наверно, воины Окоток хотели подобраться к лошадям. Будь настороже, они могут явиться и сюда…

Стрельба разбудила весь лагерь. В вигвамах началось движение. Встревоженная мать вышла к нам и стала рядом.

Восточная часть небосклона уже посерела, предвещая близкий рассвет.

Когда рассвело, вождь послал самых умелых разведчиков объехать весь лагерь, а остальным людям строго запретил покидать место стоянки.

Вскоре разведчики узнали по следам, что произошло этой ночью. Это действительно были воины из группы Окоток. Большой их отряд подкрался к загону, где находились наши кони, но, встреченный яростным огнем караульных, обратился в бегство. Другой, меньший по численности отряд Окоток подошел к лагерю с тыла. Выстрелы со стороны загона дали понять этому отряду, что мы начеку. Враг отказался от нападения и отступил.

В тот же день группа пораньше свернула лагерь и тронулась на север. Местность здесь была явно ненадежная, а соседство — слишком опасным.

Я переживал страшный душевный разлад. События двух последних ночей не умещались в моем детском мозгу. В первую ночь родилась наша искренняя и крепкая дружба с ребятами из группы Окоток, а на следующую ночь их отцы хотели ограбить и убить наших… Все это грубо нарушало мое детское представление о людях, опрокидывало вверх дном весь мир моих чувств. Единственным моим счастьем было то, что я мог в этой неуверенности и замешательстве укрыться под защиту дорогих мне существ и тем успокоить свое сердце. Этими близкими существами были: отец и мать, брат Сильный Голос, а также дядя Раскатистый Гром, теперь такой же близкий, как родители. Но самое главное чувство, которое переполнило меня тогда, — это чувство общности со всеми людьми нашей группы, объединенными одной судьбой.