Маленький Николя

ХОРОШО ПОВЕСЕЛИЛИСЬ

Сегодня после обеда по дороге в школу я встретил Альсеста. Он мне сказал:

– А что, если мы но пойдем в школу?

Я ему ответил, что нехорошо пропускать уроки, что учительница будет недовольна, что мой папа мне говорил, что надо много работать, если хочешь чего-то добиться в жизни и стать летчиком, что это доставит маме неприятности и что некрасиво обманывать. Альсест мне сказал, что после обеда будет арифметика, тогда я с ним согласился. И мы не пошли в школу.

Вместо того чтобы идти в сторону школы, мы бегом побежали в обратном направлении. Альсест стал задыхаться, он не успевал за мной. Надо вам сказать, что Альсест очень толстый, он все время ест, и, конечно, это ему мешает бегать, особенно со мной, я очень сильный на дистанции сорок метров – это длина нашего школьного двора.

– Быстрее, Альсест! – закричал я.

– Больше не могу, – ответил мне Альсест.

Он пыхтел: «пуф-пуф», а потом остановился. Тогда я ему сказал, что нельзя нам здесь оставаться, потому что наши мамы и папы могут нас здесь увидеть и не дадут нам сладкого. И есть еще школьные инспектора, они могут нас увести и посадить в карцер, на хлеб и воду. Мои слова его здорово подбодрили, и он пустился бежать так быстро, что я не мог его догнать.

Остановились мы очень далеко, сразу за бакалейной лавкой месье Компани. Он очень хороший, у него мама покупает клубничное варенье, которое я очень люблю, в нем нет косточек, как в абрикосах.

– Здесь место надежное, – сказал Альсест, вынул из кармана печенье и начал его есть, потому что, как он мне объяснил, пробежка сразу после обеда вызывает у него голод.

– Ты здорово придумал, Альсест, – сказал я. – Когда я думаю о ребятах, которые сейчас в школе и решают задачки по арифметике, мне хочется смеяться!

– Мне тоже, – сказал Альсест, и мы засмеялись.

Когда мы кончили смеяться, я спросил у Альсеста, что мы будем делать дальше.

– Не знаю, – сказал Альсест, – можно пойти в кино.

И эта идея мне понравилась, но у нас не было денег. В карманах у себя мы нашли веревку, шарики, резинки и крошки. Крошки были в кармане у Альсеста. Потом их там не осталось, потому что Альсест их съел.

– Ничего, обойдемся без кино, – сказал я, – многим хотелось бы быть с нами!

– Конечно, – сказал Альсест, – мне не очень хочется смотреть «Реванш шерифа».

– Конечно, – сказал я, – это всего лишь ковбойский фильм.

И мы прошли мимо кино, не посмотрев на рекламу. Там шел еще какой-то мультик.

– А не пойти ли нам в сквер? – предложил я. – Можно сделать из бумаги мяч и потренироваться немного.

Альсест сказал, что неплохо, но в сквере есть сторож. Если он нас увидит, то спросит, почему мы не в школе, и уведет нас в карцер, где нас посадят на хлеб и воду. Только при одной мысли об этом Альсест захотел есть. Он вынул из ранца бутерброд с сыром. Мы продолжали идти по улице. Когда Альсест съел свой бутерброд, он мне сказал:

– А нашим в школе вовсе не весело!

– Это правда, – сказал я, – в любом случае уже поздно туда идти, нас накажут.

Мы стали разглядывать витрины. Альсест мне объяснял:

– Посмотри, это колбасные изделия.

Потом мы погримасничали перед витриной парфюмерного магазина, где были зеркала. Потом мы ушли, потому что люди в магазине стали на нас смотреть. У них был удивленный вид. В витрине часового магазина мы увидели часы, было еще рано.

– Здорово, – сказал я, – у нас есть еще время повеселиться, прежде чем пойдем домой.

Так как мы уже устали ходить, Альсест предложил пойти на пустырь, где никого нет и можно посидеть на земле. Там было очень хорошо. Мы начали дурачиться, бросали камни по консервным банкам. А потом, набрав много камней, сели. Альсест начал есть бутерброд с ветчиной, последний у него в ранце.

– В школе, – сказал Альсест, – вовсю решают задачки по арифметике.

– Нет, – сказал я, – сейчас должна быть переменка.

– Пуф, ты считаешь, что на переменке весело? – спросил он меня.

– Пуф! – ответил я ему и расплакался.

Потом нам уже не было весело, мы были одни, делать было нечего, мы должны были прятаться. Я был прав, мне захотелось пойти в школу, даже несмотря на задачки. Если бы я не встретил Альсеста, я бы сейчас был на переменке и играл и в жандармы, и в воров, и в шарики, а в шарики я играть мастак.

– Почему ты заплакал, что с тобой? – спросил Альсест.

– Это ты виноват, что я не могу играть в жандармы и в воров, – сказал я ему.

Альсесту это не понравилось.

– Я тебя не просил идти со мной, – сказал он мне. – И потом, если бы ты отказался прогуливать, я бы пошел в школу, вот и все, ты сам виноват!

– Да ну? – сказал я Альсесту, как говорит мой папа нашему соседу месье Блэду, с которым он часто ссорится.

– Да, – ответил Альсест, так месье Блэд отвечает моему папе, и мы подрались, как папа с месье Блэдом.

Когда мы кончили драться, пошел дождь, мы убежали с пустыря, там негде было укрыться от дождя.

Мама мне говорила, что она не любит, когда я прихожу промокший. Я почти всегда слушаюсь свою маму.

Мы с Альсестом стали около витрины часового магазина. Пошел сильный дождь, мы одни были на улице, это было невесело. Так мы простояли около часа, потом пошли домой.

Когда я вошел в дом, мама сказала, что я бледный, и что у меня усталый вид, и что если я захочу, то завтра могу не идти в школу, но я отказался. Мама очень удивилась.

А назавтра в школе, когда Альсест и я рассказали всем, как мы весело провели время, все ребята нам здорово завидовали!