Малиновый холм, или Дом страха

2 За́мок в лесу

Никогда не забуду, как впервые увидела санаторий «Малиновый холм». Должно быть, я задремала, потому что, когда автомобиль свернул на небольшую дорогу, вздрогнула и проснулась.

Теперь мы катили по аллее из высоких старых деревьев. Думаю, это дубы. Потом миновали озеро с блестящей водой, поднялись по крутому склону холма – и приехали.

Такого большого здания я никогда раньше не видела даже в городе! Или же дом казался гигантским, потому что стоял в одиночестве среди леса? Настоящий за́мок! В нём было четыре этажа, башни и балконы, круглые окна и резные двери. Окна на фасаде я сосчитать не успела, но мне показалось, что их не меньше сотни!

Дома мы живём всемером в двух маленьких комнатках – здесь же, в «Малиновом холме», могли бы разместиться несколько тысяч человек, и никому не было бы тесно! Тем не менее я увидела только двоих. Они стояли на широкой лестнице перед большой дверью, одетые во всё белое.

Автомобиль остановился, шофёр вылез и открыл мне дверь:

– Ну вот, фрёкен, мы приехали.

Внезапно я смутилась и, когда слезла с сиденья и выбралась из автомобиля, сжимая в руке саквояж, почувствовала себя совсем ребёнком, а вовсе не кинозвездой. Я не забыла расправить юбку и подтянуть гольфы, прежде чем сделать книксен двум женщинам в белом. Можно быть бедным, но это не причина вести себя невоспитанно, как говорит матушка.

Женщины на лестнице были одеты в одинаковую одежду медсестёр. В остальном же они казались не похожи, как небо и земля. Одна была молодая, немного полноватая, с розовыми щеками. Из-под белой косынки выбивались светлые пушистые локоны. Когда она улыбалась, на щеках у неё появлялись ямочки – я всегда о таких мечтала. Но когда лицо совсем худое, как у меня, ямочкам взяться неоткуда. Вторая женщина была высокая и сухая, с тёмными волосами, уложенными в тугой узел на затылке. Она была старшей из них и строго посмотрела на меня сверху вниз, словно я только что сделала что-то недозволенное.

Но заговорила со мной светленькая:

– Это у нас маленькая Стина, насколько я понимаю. Хорошо ли доехали?

– Спасибо, да, – пробормотала я и ещё раз присела в книксене.

– Я сестра Петронелла, а это старшая медсестра санатория сестра Эмерентия.

На всякий случай я в третий раз сделала книксен. Сестра Эмерентия сурово оглядела меня, но потом опустила голову в чуть заметном кивке – видимо, это было что-то вроде приветствия.

– Пойдёмте со мной, поднимемся в отделение, – сказала сестра Петронелла. – Я отнесу ваш саквояж.

Она взяла меня за руку, и мы поднялись по лестнице в дом. Мы прошли через огромные тяжёлые деревянные двери с зелёными стёклами и вошли в гигантский холл. Пол здесь был выложен разноцветными каменными плитами, стены выкрашены в светло-зелёный цвет с причудливыми узорами. Никогда в жизни я не видела ничего подобного – что-то вроде вокзала и церкви одновременно. Только гораздо больше.

Мы шли по бесконечным длинным и широким коридорам, поворачивая то вправо, то влево – и вот перед нами оказалась широкая серая лестница с узорными чугунными перилами, уходящая на несколько этажей вверх. Я запрокинула голову, чтобы посмотреть, где же эта лестница упирается в потолок, споткнулась о свои собственные ноги и чуть не упала.

– Здесь мы поднимемся наверх, – сказала сестра Петронелла.

Поднявшись на несколько ступенек, я была вынуждена остановиться и откашляться. Сестра Петронелла терпеливо ждала. Потом мы двинулись дальше.

Внутри здание казалось ещё больше, чем снаружи. Но других людей не было видно, только в коридоре второго этажа нам встретилась ещё одна медсестра, катившая небольшую тележку.

– Много тут живёт пациентов? – спросила я.

– Пока не очень, – ответила сестра Петронелла, – но теперь, когда здание восстановлено после пожара, их будет гораздо больше.

– Так здесь был пожар?

– Ну да, разве вам не говорили? Несколько лет назад весь восточный флигель сгорел. Санаторий пришлось закрыть. Но теперь мы снова работаем.

Она гордо улыбнулась мне, но я невольно поёжилась. Больше всего на свете я боюсь пожаров. Когда я была маленькой, на острове Мункхольмен случился пожар. Мы с Улле и Эдит стояли на горе, наблюдая оттуда, – несколько человек не успели выбраться из своих домов… нет, это слишком ужасно.

– Сестра Петронелла…

– Да?

– На том пожаре кто-нибудь погиб?

Ямочки на щеках сестры Петронеллы исчезли.

– Не думайте об этом. Бояться нет причин. Сейчас всё идёт своим чередом, и санаторий «Малиновый холм», если вы ещё не знаете, – самый современный и самый лучший санаторий во всей Европе! Вам очень повезло, что вы попали сюда.

В очередной раз нам пришлось остановиться и дождаться, пока я откашляюсь. Как долго нам ещё идти? Мне казалось, мы идём по коридору уже несколько минут.

– Ну вот, мы уже в четырнадцатом отделении! – с прежней бодростью проговорила сестра Петронелла и замедлила шаг.

Она открыла дверь в комнату – вернее, в палату. Здесь, внутри, абсолютно всё было белое, как мел. Белые стены, белый потолок, даже небо за окном показалось мне скорее белым, чем голубым. Восемь идеально заправленных кроватей стояли в два ряда, с потолка свисали белые занавески.

Все кровати пустовали.

– Вы можете сами выбрать себе кровать!

– Но… я что, буду здесь одна?

– Пока – да. Как я уже говорила, новые пациенты поступают каждый день, так что скоро у вас появится компания.

Я сглотнула. Целая комната для меня одной. О таком я иногда мечтала дома на Шёмансгатан, когда едва удавалось найти свободное место, чтобы присесть, поскольку везде толпились братья и сёстры. С каким удовольствием я взяла бы их всех с собой! Здесь бы мы все поместились. И матушка тоже.

Я медленно подошла к окну в дальнем конце палаты. За окном, насколько хватало глаз, виднелись верхушки деревьев. Далеко внизу я также разглядела кусочек озера, мимо которого мы проезжали.

– Тогда эту, если можно, – сказала я и положила руку на холодное белое изголовье кровати, стоящей справа у окна.

– Я бы тоже её выбрала, – улыбнулась сестра Петронелла. – Что ж, распакуем вещи?

Она положила саквояж на кровать, открыла и стала быстро вынимать мои вещи. Я едва успела схватить «Робинзона Крузо», чтобы он не упал на пол.

Рядом с кроватью стоял небольшой комод. Книгу, юлу, глянцевые картинки и фотографию я положила в верхний ящик, а мою одежду сестра Петронелла повесила в узенький шкаф, стоящий в стороне. Куклу Розу я посадила на комод. По-моему, у неё сделался очень удивлённый вид.

Собственно говоря, я уже слишком большая, чтобы играть в куклы, но мне всё равно приятно, что Роза со мной. К тому же она в своём красном клетчатом платье стала ярким цветовым пятном на фоне всего белого.

– Ну вот, – подвела итог сестра Петронелла. – А сейчас мне кажется, что вам лучше всего отдохнуть перед ужином. Горшок стоит под кроватью, питьевая вода – в кувшине у двери. Никуда не уходите, оставайтесь в отделении. Видите маленькую верёвочку на стене?

Понятное дело, я её заметила. Довольно толстая белая верёвка с круглой бусиной на конце.

– Если потянете за неё, то в комнате у медсестры отделения прозвонит колокольчик. Но дёргать за верёвочку можно только в экстренной ситуации. Никакого баловства.

Я кивнула. Уж я-то точно не буду дёргать ни за какую верёвочку. Перед глазами у меня возникла картина – гигантский колокол звонит прямо над ухом строгой медсестры Эмерентии, и она в ярости несётся по коридору. Такого я точно не хочу.

– Что же, пока всё. Отдыхайте, – сказала сестра Петронелла и вышла за дверь.

Я слышала её удаляющиеся шаги в коридоре, потом всё стихло. Стало даже слишком тихо. Ужасно тихо. Я не могла припомнить, чтобы когда-нибудь находилась в таком месте, где не слышно вообще ничего.

Тут у меня начался очередной приступ кашля, и мой кашель эхом разнёсся по пустой палате. Он гремел, словно пистолетные выстрелы. Всё здесь такое белое. Такое тихое. Такое странное. Не могу точно сказать, что я себе представляла, – но всё-таки мне думалось, что в санатории будет больше цвета и звуков. И будут другие дети.

Присев на край кровати, я понюхала свою кофту. Матушка. Мне стало интересно, чем все они сейчас занимаются там, дома. Думают ли обо мне? Волнуются ли за меня? Как только у меня появится возможность, я напишу им письмо – сестра Петронелла наверняка даст мне бумагу и карандаш.

А что я напишу? «Я приехала в за́мок, расположенный далеко в лесу». Они решат, что я сочиняю, хотя это почти правда.

Никакого желания отдыхать у меня не было, и я снова подошла к окну. Подоконник оказался широким и прочным, на нём наверняка можно сидеть, если только удастся залезть. Я попыталась подтянуться, но в груди так больно кольнуло, что я сдалась и осталась стоять на полу.

Снаружи было очень красиво. Приближалась осень, и среди верхушек сосен я различила несколько берёз, которые уже начали желтеть. Я очень обрадовалась, увидев внизу на земле людей – а то мне уже становилось не по себе от одиночества. Некоторые из них были медсёстрами, их легко можно узнать по белой форме. Другие, наверное, пациентами, как и я. Но они показались мне гораздо старше. Некоторые передвигались с палочкой, другие сидели на скамейках.

Только теперь я обратила внимание на два внушительных дома возле озера. Большие роскошные виллы из тёмного дерева – они смахивали скорее на жилые дома, чем на больничные постройки. Кто там живёт? Наверное, сестра Эмерентия?

Повернув голову в другую сторону и прижавшись щекой к стеклу, я увидела ещё одно здание. Как и санаторий, оно было из серого камня, но с остроконечной крышей и крестом наверху. Церковь! Очень интересно, об этом я тоже напишу в письме матушке и остальным. «Санаторий такой большой, что у нас даже есть своя церковь», – напишу я.