Страшно и жутко. Я пыталась вырвать руки, но их так крепко связали, что не смогла даже пальцами пошевелить. А ещё ужасно темно. Я задыхаюсь от слёз и кляп во рту не даёт нормально вдохнуть. Плачу и дёргаюсь, как пойманная в силки птица. И чувствую его присутствие. Кожей ощущаю.
– Вот видишь, Асссся, – неприятно тянет моё имя, шипит, словно змея, а по моей спине пробегают импульсы тока. – Я сдержал своё обещание. Ты станешь моей.
Как гадко. Как хочется закричать. Порвать проклятую верёвку и бежать так долго, так быстро… Навсегда исчезнуть из этого страшного места.
Мычу, плачу и сучу ногами, но он сильнее. Наваливается на меня и я слышу по голосу, как подонок улыбается.
– Сейчас будем тебя воспитывать, – шепчет мне на ухо, облизывает его и слышится звук расстёгиваемой молнии.
Понимаю, что он не один, когда сбоку доносится чей-то гадкий смех и меня хватает ещё одна пара рук. Сминают моё тело, больно, мерзко, до тошноты отвратительно и страшно.
– Не надо! Нет! – раздаётся нечеловеческий крик и Лавр вскакивает, но тут же падает обратно на живот и рычит от боли, словно дикий зверь.
Боковым зрением цепляет деда, который несётся к двери. Через минуту в соседней комнате слышится плач девчонки и успокаивающий шёпот старика.
Ася?!
– Мать его, чего же так больно, сука?! – рычит, но поднимается и, пошатываясь, идёт на звуки рыданий.
Отчего-то эти всхлипы давят ему на грудь, лишая кислорода. Виски сдавливает от её страданий и так погано внутри, что физическая боль – ничто, по сравнению с этим.
Почему она так плачет? Что с ней?
Набатом в голове бьётся мысль, что ей сейчас нужна помощь и он должен идти. Опираясь руками о стены узкого коридора, он шёл, превозмогая боль, и всё-таки добрался до её комнаты.
Девочка сидела на кровати, обняв свои коленки, слегка раскачивалась и смотрела в никуда. В глазах застыли слёзы и беспомощный старик рядом. Он, конечно, мужик. Только защитить Асю уже не может. И нет, Макар не испытывал на этот счёт злорадства или радости. Ему было так же погано.
– Что с ней? – не узнал свой севший, охрипший голос.
– Сон страшный приснился. Иди ложись, тебе рано ещё вставать. А утром звони своим и проваливай. Оставь нас в покое, – старик захлопнул перед носом Лавра дверь, на что последний тихо рыкнул, но не стал ломиться к ним.
– Пошёл ты нахрен, осел старый.
Упёрся лбом в гребаную преграду, замер, прислушиваясь.
– Асенька, девочка, ну что ж ты… Нельзя же так. Забудь. Было и прошло. Никто больше не посмеет тебя тронуть. Ни Володька этот, никто. И бандитам я тебя не отдам, слышишь?
Что, блядь, ещё за Володька?!
Утро было тяжёлым. Голова раскалывалась, как с похмелья, а спину жгло так, что темнело в глазах. Хорошо дед засадил. От души.
Самого старика в комнате не было, а запах стоял неимоверный. Пахло манной кашей. Как в детстве. Даже мать вспомнил.
Асенька, наверное, кашеварит.
Сцепив зубы и кулаки, поднялся и отметил про себя, что боль уже не такая острая, как ночью. Заживает, как на собаке, да.
На кухне Макара ждало новое потрясение. Он даже о ранении забыл. Если бы сейчас ему прострелили ногу, не заметил бы.
Ася стояла у плиты и что-то помешивала в кастрюле – видать, ту самую манную кашу. Не было в ней ничего такого, чего Лавр не увидел ранее, но в то же время, что-то не так. Грустная, скорбящая о чём-то, она разрывала его самообладание на ошмётки. Глядя на эту девочку, он сходил с ума мгновенно. Срабатывало сразу несколько инстинктов. Защитить. Сделать своей. Отметить её. Спрятать ото всех навеки.
Даже сердцебиение участилось. Вот же… Вляпался под сороковник.
– Покормишь? – шагнул к ней, а девочка, вскрикнув, выронила из руки ложку.
– Вы… Вам рано ещё вставать, – спрятала взгляд, но не отвернулась.
Боится. Хреновато, конечно, но не критически. Уж кто-кто, а Макар умеет пудрить мозги. Жаль, что с ней не получается держать себя в руках. То и дело клинит, как подростка в пубертатный период.
– Нормально. Так ты покормишь? Жрать хочется до ужаса.
Девушка кивнула и дрожащей рукой схватила тарелку.
– Садитесь.
– Я лучше присяду. И не «выкай» мне. Уже прошли мы эту стадию.
Ася молча наливала кашу, а он, храбрясь, но покряхтывая, сел на табуретку. Хорошо, дед в спину пальнул, а не в задницу – вот где позор был бы.
Всё-таки вкус детства забыть невозможно, а ощутить его спустя долгие годы – абсолютный, чистейший кайф.
Уплёл три тарелки каши, удивив своим зверским аппетитом Асю и запив сладким чаем, устало вздохнул.
– Спасибо, красивая. А теперь найди мне мой телефон.
Ася кивнула и поспешно убежала. Похоже, только и ждала момента, трусишка маленькая. Через минуту принесла ему телефон и вздрогнула, когда горячие пальцы Лавра коснулись её руки.
– Я сейчас своему другу позвоню, чтобы он заехал за мной, а ты пока расскажи, кто такой Володька и что он тебе сделал?
Ася резко выдохнула и отступила от него, словно обжегшись.
– Откуда вы…
– Ты ночью кричала. А потом я видел, что с тобой было, Асенька. От простого кошмара так не дрожат и не плачут. Расскажи мне всё.
Девочка, казалось, в комочек сжалась. У Лавра даже в груди зажгло от какого-то странного чувства. Что же натворил этот мудак Володя, что её так трясёт?!
– Не молчи Ася, – хмуро глянул на неё исподлобья, отыскивая в мобильнике нужный номер. – Это он тебя девственности лишил? Изнасиловал?
Разумеется, Макар – не пацан. Всё прекрасно понял. Он и сам, как тот мудак, позарился на прелести девочки. Нет, не жалел, конечно, о том, что взял её, но понимал, что надо было по-другому всё оформить. Не так. Не по-пьяни. Не отталкивать её потом.
– Вас это не касается. Это моя жизнь и вы не имеете к ней никакого отношения. Я попрошу вас уйти из нашего дома, иначе я буду вынуждена вызвать полицию. Степан Иванович скоро вернётся из магазина и ему не понравится, что вы тут, как дома себя чувствуете.
Надо же, как разошлась. Расхрабрилась!
– И что мне сделает твой дед, красивая? Ещё раз пальнёт? Не надейся на это. А вот полиция это, конечно, здравая мыслишка. Заодно заберут нашего «Ворошиловского стрелка». Ну так что, Асенька?
Девочка ахнула и, прижав руки к груди, взмолилась:
– Нет, не надо… Вы же не такой, прошу вас!
Он, и не такой?
Наивная кроха.
Нет, он, конечно, лучше каждый день дробью в спину будет получать, но к «мусорам» в жизни не обратится – западло. Только Асенька-то этого не знает.
Макар хмыкнул и похлопал по своей коленке.
– Садись и рассказывай.