Малорусскій вопросъ и автономія Малороссіи (старая орфография)

II

Племя, народъ — союзъ кровный, физическій, такъ сказать первобытный, архаическій. Притомъ, вслѣдствіе обстоятельствъ историческихъ, чистыхъ, безпримѣсныхъ народовъ нѣтъ. Всевозможные племенные элементы, родственные и чуждые по происхожденію, въ той или иной степени входятъ въ составъ каждаго племени.

Въ составъ южнорусскаго племени вошли мелкія восточныя племена — Поляне, Древляне, Сѣверяне, Бужане (Дулебы, Волыняне) Угличи, Тиверцы, Хорваты, и цѣлый рядъ другихъ племенъ, славянскихъ и неславянскихъ, Поляки, Литовцы, Угры, Хозары, Печенѣги, Половцы, Татары, Румыны, даже евреи. Число инородцевъ, вошедшее въ составъ южнорусскаго племени, огромно. Если инородцы растворились въ южнорусскомъ племени, то потому, что они не сразу вошли въ него, а постепенно, но еслибы мы могли сдѣлать подсчетъ всей инородческой примѣси, она оказалась бы очень значительной. Это забываютъ обыкновенно. Эти инородцы (путемъ браковъ) физически вошли въ его составъ, какъ цѣлый рядъ тѣхъ же и иныхъ еще инородцевъ вошли въ составъ великороссовъ, бѣлоруссовъ, поляковъ и т. д.

Нація — понятіе болѣе высокое, чѣмъ племя. Нація — понятіе духовное, культурное. Изъ всѣхъ опредѣленій понятія націи наиболѣе вѣрно опредѣленіе Ренана: нація ость великая солидарность, вышедшая изъ сознанія общихъ жертвъ въ прошломъ и такихъ же въ будущемъ. Она предполагаетъ прошлое, но она въ настоящемъ выражается реальнымъ фактомъ — согласіемъ, ясно выраженнымъ желаніемъ продолжать общую, совмѣстную жизнь. (Une nation est une grande solidarite, constitute par le sentiment, des sacrifices qu'on a fait et de ceux, qu’on est dispose de faire encore. Elle suppose un passe, elle se resume ponrtaut dans le present par un fait tangible — le consentement, le desir clairement exprime de continuer la vie commune. (E. Renan — Qu’est ce qu'une nation). To же самое говоритъ и нѣмецкій ученый Эдуардъ Мейеръ: не племенное родство, но единство происхожденія, языка, обычаевъ и религіи соединяетъ особи въ націи — и даже но государственное начало, а воля, или идея: одну національность образуютъ въ человѣчествѣ группы, которыя хотятъ составлять это единство; для созданія этого единства требуется активность, усиліе воли, которое отличаетъ націю отъ племени.

Процессъ образованія націи очень сложенъ. Однѣ части входятъ въ нее насильно (завоеваніе), другія случайно (инородцы, поселившіеся въ чужой землѣ и оставшіеся въ ней), третьи добровольно.

Всѣ эти части объединяются сначала механически государственной организаціей, лишь значительно позже, въ силу многоразличныхъ общихъ интересовъ— сознательно. Силу націи дастъ именно это сознаніе.

Существуютъ ли у насъ тѣ элементы, тотъ цементъ, которымъ племена сплачиваются въ націю?

Да, они па лицо, какъ для элементовъ чужого происхожденія, такъ особенно и для племенъ родственныхъ, выросшихъ изъ одного общаго корня. Великороссы, малороссы, бѣлоруссы — вѣтви одного прадерева — восточныхъ славянъ.

У всѣхъ одна религія, одинъ языкъ — славянскій, общія черты бытового уклада, общіе интересы экономическіе, культурные, охрапительныо, — только при прочномъ сплоченіи наша нація можетъ отстоять свою независимость, свою культуру.

Народы чуждаго намъ происхожденія, вошедшіе въ составъ нашей націи, имѣющіе другую религію, иной бытъ, иной языкъ, связаны съ нами однако интересами экономическими, культурными и защитными— мирно жить и развиваться, они, слабые для самостоятельнаго существованія, могутъ только подъ защитой нашего государства, имѣющаго средства защитить болѣе слабыхъ отъ насилій враждебныхъ имъ элементовъ (вспомнимъ недавнюю татарско-армянскую рѣзню).

Столь "Устойчивыя требованія автономіи для отдѣльныхъ народовъ, изъ которыхъ слагается наше обширное государство, всходятъ изъ положенія, что каждыя народъ, племя, имѣютъ право на самоопредѣленіе, а цѣль самоопредѣленія — обезпеченіе каждой народности условіи наилучшаго ея развитія, развитія ея національныхъ особенностей.

Я не буду говорить о нѣсколько рискованной постановкѣ этого вопроса — данпаго такъ широко, безъ ограниченій; есть національныя особенности, развитіе которыхъ едва ли желательно для блага культуры. Замѣчу еще, что такое самоопредѣленіе съ ого практическими послѣдствіями ставитъ нѣкоторыхъ изъ нашихъ политиковъ въ очень затруднительное положеніе. Существуютъ національности, но имѣющія у насъ опредѣленной земельной территоріи, ихъ сочлены разбросаны по лицу всей нашей земли, и не могутъ, а еслибы и могли, не захотятъ, сосредоточиться въ одномъ мѣстѣ. Положеніе ихъ крайне затруднительное. При лозунгѣ— свое для своихъ — для нихъ нѣтъ мѣста у насъ, иначе какъ на положеніи гостей. Они не смѣютъ возразить теоретически противъ требованій самоопредѣленія національностей, но они очень опасаются практическихъ послѣдствій такого самоопредѣленія для себя и, пока напрасно, ищутъ выхода въ компромиссѣ, предлагая объявить отдѣльныя мѣстности, области, нейтральными, всенаціональными, чуть ли не отдѣльными вольными республиками.

Въ теоріяхъ сравнительнаго права есть два теченія — одно ищетъ въ правовыхъ нормахъ разныхъ народовъ главнымъ образомъ чертъ сходства, другое — чортъ особенностей, несходства. Наши національности исходятъ, разумѣется, изъ исканій вторыхъ и поэтому, добиваясь самоопредѣленія, стараются особенно рѣзко подчеркнуть черты несходства.

Затаенная мысль здѣсь однако иная — стремленіе къ власти, старые племенные счеты, обиженное самолюбіе.

Во всѣхъ панславистическихъ теоріяхъ хотя и проводится одна мысль — частныя усилія славянскихъ племенъ должны объединиться для общей борьбы съ германизмомъ— однако каждое племя хотѣло стоять во главѣ этого движенія — въ мечтахъ нашего Кирилло-Меѳодіевскаго Общества славяне должны были составить федерацію подъ главенствомъ русскаго народа. Хорватскій поэтъ Прерадовичъ поетъ о гніеніи Запада, который погибнетъ отъ восточныхъ стрѣлъ, а въ этой борьбѣ на первомъ мѣстѣ станутъ Хорваты и будутъ биться въ первыхъ рядахъ. Въ польскихъ мессіанистическихъ чаяніяхъ спасеніе славянъ выйдетъ изъ нѣдръ Польши, болѣе всѣхъ пострадавшей, а поэтому и имѣющей наибольшія права на вознагражденіе и гегемонію среди славянскихъ народовъ. Поляки, притомъ, какъ извѣстно, считаютъ себя самымъ культурнымъ изъ славянскихъ племенъ и поэтому нѣсколько свысока смотрятъ па остальные славянскіе народы. Сербо-Болгарская рѣзня нанесла страшный ударъ идеѣ панславизма, еще большій ударъ ему нанесло отношеніе Болгаръ къ намъ. Народъ, нами освобожденный отъ чужеземной власти, сталъ нашимъ злѣйшимъ врагомъ — его убѣдили въ гегемоническихъ стремленіяхъ Руси, въ тайныхъ нашихъ намѣреніяхъ сдѣлать изъ Болгаріи русскую провинцію.

И такое же происхожденіе имѣетъ столь настойчивое теперь требованіе автономіи для Малороссіи, требованіе особенно странное именно теперь, въ новомъ строѣ, ставящемъ цѣлью созданіе у насъ правового государства, всеобщаго равноправія, отмѣны всѣхъ привиллегій.

Кому и зачѣмъ нужна эта автономія, это отдѣленіе, выдѣленіе, отмежеваніе отъ обще-русскаго тѣла, и главное — отъ обще-русскаго дѣла?

Не народу малорусскому, не массѣ, о такомъ отдѣленіи вовсе не думающему. Мысль о такомъ отмежеваніи, ого необходимости, нужно еще внушить народу, о проблематической пользѣ его (едва ли достаточно ясной и отдѣльнымъ представителямъ малорусской интеллигенціи), неимѣющему никакого представленія. Стремленіе къ самоопредѣленію только тогда жизненно, когда оно сознательно, а въ данное время его еще нужно доказывать, а доказывать его теперь, въ эпоху свободы, куда какъ труднѣе, чѣмъ прежде, въ эпоху стараго режима.

Малорусскимъ автономистамъ самимъ еще неясны территоріальныя границы ихъ территоріи.

Федеративная республика, особенно такихъ колоссальныхъ размѣровъ, какъ наше государство, можетъ быть жизненной и прочной только тогда, когда ее составляетъ нація, сознательное сожительство для общихъ цѣлей. При 85 % безграмотныхъ у насъ болѣе чѣмъ сомнительно, чтобы нашему населенію ясны были различія между формами государственныхъ организаціи.

Вспоминается мнѣ одинъ митингъ въ селѣ Херсонской губ. въ эпоху движенія 1905—6 г. На митингѣ ораторствовалъ какой то пріѣзжій ораторъ (въ Малороссіи такихъ ораторовъ именуютъ пролетаріями, а слово пролетаріи производятъ отъ слова «пролетѣть», такъ какъ они странствуютъ обыкновенно на велосипедахъ «прилетівъ па велохсипеді якійсь пролетарій, щось наговорывъ, тай пролетівъ далі»; въ одномъ мѣстѣ, прослушавъ рѣчи ораторовъ на митингѣ, крестьяне просили записать ихъ въ пролетаріи, такъ какъ ораторы утверждали, что пролетаріямъ принадлежитъ будущее). Прослушавъ его рѣчь, содержаніе которой, разумѣется, въ виду состава аудиторіи, сводилось конечно только къ вопросу о надѣленіи крестьянъ землей, одинъ старый крестьянинъ спросилъ оратора: «а хто намъ дасть землю, чи вы, чи царь, бо намъ усе одно — хто намъ дасть землю, за тімъ мы и пійдемо»; къ землѣ, хлѣбу, сводятся всѣ существенныя нужды крестьянскаго населенія, вопросы политическіе для нихъ graeca, non lcgimtur.

Лѣтъ около 30 тому назадъ я довольно долго проживалъ въ Львовѣ, работая въ тамошнихъ архивахъ и библіотекахъ. Приноситъ мнѣ однажды самоваръ дворникъ, переминается съ ноги на ногу, очевидно желая меня о чемъ то спросить и наконецъ спрашиваетъ по польски — «Вы русскій?» Да. «Я тоже русскій (въ русской Галиціи населсніе не знаетъ названія Украина, украинецъ, а называетъ себя русскими, вѣру свою, русской»[1]. Отчего же ты говоришь со мной но польски, если ты русскій? ужо забылъ русскій языкъ». Помолчавъ немного Русскій, забывшій свой родной языкъ, вдругъ огорашиваетъ меня неожиданной фразой: «Вотъ хорошо бы было, еслибы была война». Зачѣмъ тебѣ война?

«Да многихъ бы поубивали, меньше было бы народа, стало бы легче жить. А еще лучше было бы, еслибы насъ взяла Россія». Отчего? «Да, говорятъ, въ Россіи много хлѣба».

Вотъ къ чему сводится вопросъ о самоопредѣленіи народностей въ темной массѣ — къ вопросу о хлѣбѣ.

Но наши мѣстные патріоты въ сущности говорятъ то же — ихъ задача конечно шире— они мечтаютъ при автономіи удовлетворить но только матеріальныя, но и духовныя потребности народа, но, обращаясь къ народу, они стараются его убѣдить, что только при автономіи народъ получитъ достаточное количество земли.[2]

Скажутъ: автономія но ость отдѣленіе, это только самоопредѣленіе отдѣльной области въ ея внутреннихъ дѣлахъ. Самоуправленіе вызываетъ къ жизни мѣстныя силы, работающія за совѣсть, за идею, на благо народа, въ то время, какъ чиновники, изъ коихъ многіе могутъ быть людьми пришлыми, не связанными кровной связью съ населеніемъ, не знакомые съ его бытомъ, относятся къ своимъ обязанностямъ формально, безъ увлеченія, ихъ интересуетъ но чужое благо, а собственные оклады.

Совершенно съ этимъ согласенъ. Но вѣдь федерація и автономія понятія разныя. Наши сторонники федераціи понимаютъ ее какъ соединеніе отдѣльныхъ областей, имѣющихъ каждая право законодательное — федерацію отдѣльныхъ государствъ, скажемъ прямо.

Представимъ себѣ Русь, русское государство, огромной республикой, объединяющей республики большаго и меньшаго размѣра — Малорусскую, Бѣлорусскую, Литовскую, Грузинскую, Армянскую, Татарскую, Латышскую, Туркменскую. Киргизскую, пожалуй еще Мордовскую, Чувашскую, Самоѣдскую и т. д. (не знаю, какъ будетъ съ нѣмцами и евреями — первые имѣютъ земли въ разныхъ мѣстахъ, вторые безземельны и вкраплены въ мѣстахъ стараго правожительства крупными общинами — занимая кое-гдѣ — Бердичевъ, Шиловъ и т. д. — почти сплошь отдѣльные города, составляя въ другихъ напр., въ Одессѣ, третью часть, чуть ли не половину всего городского населенія).

Каковы будутъ государственныя отношенія такихъ мелкихъ республикъ ко всему государству? Будетъ ли у пасъ единство дѣйствій при такихъ многочисленныхъ федеративныхъ частяхъ? А вѣдь государство можетъ быть сильнымъ только при такомъ единствѣ, а единство такое возможно лишь при національномъ сознаніи.

Лозунгъ правового государства — обезпеченіе каждому защиты его интересовъ, посколько эти интересы но идутъ въ разрѣзъ съ интересами всѣхъ, общая круговая порука — части слабыя, малосильныя, бѣдныя, получаютъ имъ недостающее отъ частей сильныхъ, богатыхъ, поступающихся своимъ излишкомъ въ пользу малоимущихъ, неспособныхъ малопроизводительнымъ по мѣстнымъ условіямъ трудомъ обезпечить свое благосостояніе.

Лозунгъ мѣстныхъ патріотовъ-націоналистовъ (лучше сказать племенниковъ, такъ какъ понятіе націи гораздо шире понятія племени): каждый, народъ, племя, имѣетъ право на самостоятельное развитіе своихъ отличительныхъ чертъ. А отличительными чертами считаются — религія, бытъ, языкъ. Но развѣ правовое государство но обезпечиваетъ отдѣльнымъ народамъ развитіе ихъ особенностей?

Въ отношеніи Малороссіи къ общерусскому государству вопросъ о религіи конечно отпадаетъ — всѣ вѣтви русскаго народа исповѣдуютъ одну религію.

Всѣ народы, входящіе въ составъ Русскаго государства, имѣютъ особенности въ своемъ бытовомъ укладѣ, нѣкоторые и мѣстные законы (даже Малороссія имѣетъ таковые, что касается права семейнаго), и государство ихъ признаетъ, посколько они не противорѣчатъ общегосударственнымъ интересамъ.

Нѣсколько сложнѣе вопросъ о языкѣ. Въ немъ то до сихъ поръ и былъ «der Hund begraben».

Малороссы уже полвѣка жалуются на притѣсненія правительства въ отношеніи малорусскаго языка. Жупелъ сепаратизма заставлялъ старый режимъ относиться подозрительно къ мѣстному языку — книга на языкѣ малорусскомъ или не разрѣшалась къ печатанію, или подвергалась особой, квалифицированной, цензурѣ. Спектакли и концерты на языкѣ малорусскомъ подвергались запрету, или разрѣшались съ особыми ограниченіями. Особому преслѣдованію подвергалось преподаваніе на малорусскомъ языкѣ— это считалось уже прямо политическимъ преступленіемъ. И этотъ вопросъ теперь отпадаетъ самъ собою. Никто теперь не станетъ запрещать говорить, писать и преподавать на мѣстныхъ языкахъ.

Однако ярые націоналисты хотятъ большого — они мечтаютъ въ автономной Украинѣ сдѣлать языкъ малорусскій государственнымъ языкомъ. Вотъ въ этомъ то вопросѣ я съ ними и расхожусь радикально.

Языкъ не только орудіе общенія съ близкими, но и орудіе мірового общенія. Отсутствіе одного общаго для всѣхъ языка большой тормазъ прогресса, культуры. Необходимость такого общаго органа взаимообщенія народовъ сознается издревле. Одно время общимъ языкомъ для людей культурныхъ, научныхъ дѣятелей, былъ языкъ латинскій — онъ сталъ такимъ въ колоссальной Римской имперіи, онъ пережилъ ея паденіе, онъ перешелъ однако въ ранній періодъ среднихъ вѣковъ и началъ терять такое значеніе лишь когда обширное Римское государство распалось на рядъ государствъ мелкихъ, племенныхъ. Онъ пересталъ развиваться органически, выродился въ уродливую средневѣковую латынь, макароническую рѣчь, помѣсь латыни съ мѣстными языками и уступилъ наконецъ мѣсто ряду языковъ мѣстныхъ, изъ которыхъ только одинъ, языкъ французскій, имѣлъ долго болѣе общее значеніе для цѣлаго ряда народовъ. Развитіе наукъ и литературъ на мѣстныхъ языкахъ въ значительной степени задержало широкое общеніе культуры, особенно у насъ, въ эпоху Московской Руси, гдѣ знаніе иностранныхъ языковъ (кромѣ языка греческаго, народа намъ родственнаго по религіи) считалось признакомъ еретическаго образа мыслей (но и языкъ греческій былъ доступенъ только немногимъ, и потому то наша литература Московскаго періода отличается такой отсталостью— мы знали только образцы литературы византійской, и наши предки потратили не мало труда на переводы съ греческаго, а такая неэкономная затрата силъ остановила развитіе родной литературы). Съ начала XVIII в. снятъ былъ запретъ на иностранные языки, и сколько неэкономной затраты силъ употребили мы на переводы съ французскаго, нѣмецкаго, англійскаго, итальянскаго языковъ! II теперь еще, при очень значительной у насъ переводной литературѣ, (повторяю опять — затрата силъ на переводы большой минусъ для самостоятельнаго развитія мѣстной литературы и науки) мы для успѣшнаго общенія съ міровой культурой изучаемъ (конечно, только наша интеллигенція) языки иностранные — гораздо экономнѣе знать эти языки, чѣмъ заниматься переводами— въ первомъ случаѣ мы имѣемъ возможность ознакомиться съ иностранными литературами цѣликомъ, во второмъ знакомимся (часто въ переводахъ неточныхъ, искажающихъ смыслъ произведенія) только съ ихъ незначительною частью, съ тѣмъ, что намъ дадутъ переводчики.

Мало найдется государствъ, націй, всѣ части которыхъ говорили бы на одномъ языкѣ— рядъ мѣстныхъ языковъ, нарѣчій, находимъ во Франціи, Германіи, Англіи, Италіи, даже Индіи, но всѣ крупныя государства выработали одинъ общій литературный языкъ — какъ орудіе общенія составляющихъ его мелкихъ племенныхъ частей съ разнообразными нарѣчіями.

И вотъ что особенно важно— языкъ литературный не есть языкъ господствующей народности (въ свою очередь имѣющей рядъ нарѣчій) — это языкъ такъ сказать отвлеченный, въ выработкѣ его участвовали языки мѣстные, онъ, какъ Антей, получаетъ силу, жизнь, красочность, отъ земли, онъ развивается органически— вспомнимъ, напримѣръ, развитіе нашего литературнаго языка— насколько нашъ теперешній языкъ литературный отличается не только отъ языка удѣльнаго и Московскаго періодовъ, но даже отъ языка XYIII ст. Языкъ литературный впитываетъ въ себя рядъ элементовъ языковъ мѣстныхъ (и не только элементы, взятые изъ отдѣльныхъ нарѣчій, но и, иногда, элементы, взятые изъ языковъ условныхъ, какими между собою общатся отдѣльные классы, профессіи даже — современный, напримѣръ, литературный языкъ французскій очень пострадалъ отъ включенія въ него argot, языка условнаго парижскихъ апашей).

Во Франціи, Германіи, Италіи, наряду съ языкомъ общимъ для всѣхъ, языкомъ литературнымъ, отдѣльныя части продолжаютъ пользоваться языками мѣстными, племенными (во Франціи Провансальскій языкъ, въ Германіи— plattdeutscli) и въ своемъ домашнемъ обиходѣ, и отчасти въ литературѣ. Но пикто тамъ не думаетъ о возведеніи такихъ нарѣчій въ званіе языковъ общихъ для всего государства—такъ какъ такой языкъ, результатъ вѣковой работы всѣхъ, уже существуетъ.

Усвоеніе языка литературнаго особенно легко для племенъ родственнаго происхожденія, такъ какъ ихъ мѣстныя нарѣчія развились изъ одного, когда то общаго всѣмъ, языка и, стало быть, корнесловы ихъ общіе. Я вполнѣ признаю не только желательность, но и необходимость первоначальнаго обученія на нарѣчіяхъ и языкахъ мѣстныхъ— дѣло народнаго обученія этимъ значительно облегчается, затрата времени на такое обученіе значительно сокращается. Но уже въ низшей школѣ одновременно съ изученіемъ нарѣчій и языковъ мѣстныхъ, необходимо должно идти и обученіе языку общелитературному, какъ орудію не только общенія съ членами всего государства, но и орудію культурному. Преподаваніе же въ школахъ среднихъ и высшихъ (тѣмъ болѣе) должно происходить непремѣнно на языкѣ общегосударственномъ, литературномъ.

Представьте себѣ, что у насъ создались бы школы среднія и высшія, въ которыхъ преподаваніе происходило бы на языкахъ грузинскомъ, армянскомъ, татарскомъ, латышскомъ, малорусскомъ. Какой бы результатъ дало такое преподаваніе? Обширной научной литературы на мѣстныхъ языкахъ у насъ нѣтъ, нѣтъ и научной терминологіи. Слушатели оказались бы лишенными всѣхъ научно-литературныхъ пособій, и они буквально должны бы были jurare in verba magistri, не имѣя никакой возможности провѣрки степени знанія своихъ преподавателей, вѣря имъ на слово.

Не зная не только языковъ иностранныхъ (мы, преподаватели, знаемъ, какой ничтожный процентъ гимназистовъ, студентовъ, знаютъ иностранные языки настолько, что могутъ въ подлинникахъ читать произведенія иностранныхъ писателей), но, и нашего общелитературнаго языка, не имѣя переводной литературы на своемъ мѣстномъ нарѣчіи, они стали бы въ положеніи отрѣзанныхъ отъ общенія съ міровой культурой. Мѣстные дѣятели, убѣжденные націоналисты-фанатики, засѣли бы за выработку мѣстныхъ нарѣчій, за переводы литературныхъ и научныхъ произведеній не только съ языковъ иностранныхъ, но и съ языка русскаго; я, напримѣръ, съ удивленіемъ увидалъ въ продажѣ переводъ моей собственной докторской диссертаціи на языкъ мало-русскій- переводъ этотъ сдѣланъ во Львовѣ безъ моего вѣдома — но я былъ не столько польщенъ этой честью, сколько сю удрученъ — работа моя, — посвященная исторіи Галицкой Гуси, работа совершенно спеціальная, чисто научная; чтеніе ея доступно только лицамъ, близко знакомымъ съ исторіей Галицкой Руси, историкамъ-спеціалистамъ, ея не одолѣютъ даже просто образованные люди, тѣмъ болѣе она недоступна для народныхъ массъ, не имѣющихъ, конечно, спеціальныхъ знаній. Для кого же и для чего сдѣланъ этотъ переводъ, на который потраченъ, конечно, немалый трудъ и значительныя средства?

Этотъ фактъ доказываетъ, что въ Галицкой Руси даже спеціалисты не знакомы настолько съ русскимъ литературнымъ языкомъ, чтобы прочесть написаное на немъ ученое изслѣдованіе, иначе, какъ въ переводѣ.

А развѣ это допустимо для спеціалиста?

А такъ какъ у насъ теперь эпоха требованій, а лозунгъ настоящихъ требованій немедленно «быть по сему» (всѣ партіи и союзы у насъ усвоили вмѣстѣ съ безотвѣтственностью и автономностью, и эту сакраментальную фразу у стараго режима, самодержавія), то и наши малорусскіе автономисты требуютъ немедленнаго учрежденія среднихъ и высшихъ школъ съ малорусскимъ языкомъ преподаванія, требуютъ, не имѣя никакой возможности вести такое преподаваніе.

Они даже не могутъ сослаться на примѣръ Галицкой Руси, такъ какъ до сихъ поръ преподаваніе тамъ въ университетѣ ведется на языкѣ чужомъ, а на мѣстномъ лишь преподаютъ нѣкоторые отдѣльные предметы (мѣстная исторія, мѣстная литература); преподаваніе только этихъ предметовъ еще возможно (да и то съ грѣхомъ пополамъ, такъ какъ безъ знанія русскаго литературнаго языка ни малорусской исторіи, ни малорусской литературы изучать научно нельзя) на языкѣ мѣстномъ[3].

Не забудемъ того, что теперешняго soi disant литературнаго языка, какимъ пишутъ въ Галицкой Руси, наше малорусское населеніе не пойметъ— ему придется переводить съ этого новаго малорусскаго языка на его родной языкъ (характерно и такое явленіе— не столько вырабатывая, сколько выковывая новый литературный языкъ, галицкіе націоналисты готовы брать корни для новыхъ словъ изъ какого угодно славянскаго языка, только не изъ русскаго, съ цѣлью, конечно, какъ можно болѣе отмежеваться отъ общенія съ общерусскимъ государствомъ п его литературнымъ языкомъ).

Я нисколько не противникъ автономіи вообще, и я но стану здѣсь приводить аргументовъ въ ея пользу. Но автономія только тогда благодѣтельна и для мѣстнаго населенія и для государства, когда всѣ автономныя части чувствуютъ себя одной націей, однимъ государствомъ, крѣпко, тѣсно, сознательно и искренне сплоченны въ одинъ союзъ преслѣдующій одни общія цѣли, когда мѣстное не затмѣваетъ общаго, а общее не нарушаетъ интересовъ спеціальныхъ, мѣстныхъ.

А доросли ли мы до такого сознанія? Наша старая славянская рознь еще очень живуча, старые счеты еще не погашены, и вотъ я и боюсь, чтобы автономія, какъ ее понимаютъ узкіе мѣстные патріоты, не содѣйствовала образованію новыхъ, и очень опасныхъ трещинъ въ нашемъ государственномъ зданіи.

А государственное единство, единеніе, сознательная сплоченность намъ теперь необходимы больше, чѣмъ когда либо.

Для насъ, именно для насъ, при нашей розни, нежеланіи, неумѣніи сплотиться, нашей подозрительности въ отношеніи близкихъ, и довѣрчивости къ чужимъ — ихъ провокаторскимъ рѣчамъ и дѣламъ — федеративная республика преставляетъ особую опасность.

Федеративное устройство у насъ хотятъ скопировать не съ Соединенныхъ штатовъ Америки, а съ двуединой Австрійской имперіи. И странно то, что мы, всегда удивлявшіеся возможности существованія такого «лоскутнаго государства», объяснявшіе этотъ странный фактъ только одной необыкновенно ловкой политикой австрійскихъ властей, исходившихъ изъ принципа divide et іmрега, теперь, точно вспомнили слова одного изъ славянскихъ патріотовъ — еслибы Австріи не существовало, ее надо было бы создать.

Неужели мы не прочли подъ этими строками горькаго упрека славянству, его исконной розни? Вѣдь славянскій патріотъ именно и хотѣлъ сказать, что славянскіе народы не могутъ изъ — за старыхъ семейныхъ распрей прити къ соглашенію, и ихъ покушенія другъ на друга могутъ быть предотвращены лишь чужой нейтральной властью.

Я боюсь не автономіи, а ея радикализма у насъ, я боюсь нашего равнодушія къ интересамъ общимъ, узкосемейнаго эгоизма.

Дѣло не въ томъ, что губерніи, въ которыхъ проживаютъ теперь малороссы, объединятся подъ общимъ названіемъ; назовите, если хотите, нынѣшнія губерніи полками, староствами, уѣзды — сотнями, повѣтами, заведите даже мѣстный сеймъ, мѣстныя думы, дѣло не въ названіяхъ, дѣло въ томъ, что узко-мѣстные патріоты неспособны понимать значенія націи, національнаго единства, необходимости теперь болѣе, чѣмъ когда либо единаго русскаго государства.

Самымъ радикальнымъ изъ нихъ мерещится отдѣльное самостоятельное Малорусское государство, по этихъ немного, и ихъ стремленія не встрѣтятъ сочувствія у остальной мало-русской интеллигенціи — болѣе трезвой, имѣющей историческія знанія, историческій flair, примѣръ Польши у нихъ предъ глазами. Не будутъ ли у насъ центробѣжныя стремленія преобладать надъ центростремительными?

Конечно націи, національнаго единства, нельзя создать силой, нельзя заставить отдѣльные народы составить націю. Необходимо ясное сознаніе, что такого единства требуютъ самые существенные интересы племенъ, народовъ, соединенныхъ въ одно государство. При такомъ ясномъ сознаніи типъ государства и не имѣетъ особаго значенія, оно будетъ прочно, разъ отдѣльныя части его ясно понимаютъ, что жизненные интересы ихъ непреодолимо требуютъ такого единства.

Всемірный миръ, братство народовъ, о которомъ мечтаютъ идеалисты, и на которомъ теперь строютъ побѣду Германіи провокаторы, нѣмецкіе шпіоны, еще много столѣтій будетъ утопіей. А пока раздѣленіе Руси на автономныя области, изъ которыхъ въ нѣкоторыхъ, въ силу нашей исконной розни, теченія центробѣжныя будутъ преобладать надъ центростремительными, ослабитъ государство настолько, что Германія никогда не отказывающаяся отъ своихъ плановъ міровой гегемоніи, позавтракаетъ одной частью, по бѣдаетъ другой и поужинаетъ третьей, а наша Русь, собранная вѣковыми усиліями нашихъ предковъ, ставшая міровой державой, трудами нашихъ лучшихъ людей начавшая вырабатывать оригинальный типъ культуры, превратится въ провинцію, улусъ орды нѣмецкихъ юнкеровъ, какъ она была улусомъ татаръ.

Вотъ почему я повторяю, и готовъ это повторить тысячи разъ:

1) Наша нынѣшняя задача — создать не силой, а убѣжденіемъ, сплоченную націю изъ всѣхъ народовъ, составляющихъ наше государство.

2) При національномъ единствѣ въ правовомъ государствѣ мѣстные племенные интересы не пострадаютъ; при сознательной, дружной, работѣ для одной общей цѣли всѣ мѣстныя особенности могутъ безпрепятственно развиваться. Что можетъ имѣть правовое государство противъ развитія мѣстнаго языка, мѣстныхъ обычаевъ, противъ религіозныхъ обрядовъ отдѣльныхъ національностей?

3) Ярые націоналисты исходятъ изъ утвержденія, что всѣ добытки мѣстнаго хозяйства должны ити только на нужды исключительно своихъ.

Но вѣдь государство даетъ защиту всѣмъ, оно страхуетъ безопасность отдѣльныхъ частей, отдѣльныхъ лицъ; средствъ мѣстныхъ органовъ недостаточно для такой страховки, и они, не имѣя возможности принять на страхъ имущество и жизнь своихъ сочленовъ, перестраховываютъ ихъ у государства— болѣе крупнаго страхового общества.

4) Народная масса къ вопросамъ политическимъ, формамъ общегосударственнаго и мѣстнаго устройства, совершенно равнодушна. Для нея самые важные вопросы жизни — вопросы экономическіе. А естественно, что только въ крупномъ государствѣ такіе вопросы могутъ получить наиболѣе благопріятное для народа разрѣшеніе (напримѣръ, при насыщеніи данной территоріи населеніемъ— эмиграція въ другія области государства).

5) Исторія не идетъ назадъ. Фантазерамъ — утопистамъ мерещится возрожденіе старой Гетманщины, въ которой якобы населеніе жило на совершенно демократическихъ началахъ и благоденствовало. Такіе фантазеры очень плохіе историки. Хорошо демократическое устройство съ безконтрольной старшиной во главѣ, собравшей колоссальныя latifundia, на которыхъ работали въ сущности тѣ же крѣпостные — посполитые!

6) Земли, занятыя малорусскимъ населеніемъ, очень обширны; у нихъ нѣтъ общихъ экономическихъ интересовъ; такіе интересы отдѣльныя области Малороссіи имѣютъ съ близлежащими областями, занятыми родственными и не родственными народами, населяющими Русь, а поэтому автономія на исключительно племенныхъ началахъ пошла бы во вредъ экономическимъ интересамъ мѣстнаго населенія.

Автономія Малороссіи, занимающей огромный раіонъ, ослабила бы единство и мощь всего Государства, особенно теперь, въ его тяжелыя минуты, и надолго послѣ войны, когда намъ придется переживать долгій экономическій кризисъ, вызванный теперешней ужасной борьбой народовъ, а узкіе мѣстные патріоты, для которыхъ вопросъ власти, личнаго самолюбія, выше интересовъ народа, стали бы употреблять всѣ силы къ обостренію отношеній отдѣльныхъ вѣтвей русскаго народа, тормозили бы стремленіе наше къ созданію изъ нашихъ отдѣльныхъ этнографическихъ элементовъ одной націи.