Кира
С того момента, как он спас меня от пули, единственным моим желанием было узнать о дедушке.
Тон майора, когда он разговаривал обо мне с дядей Витей, словно я какая-то обуза, задел за живое.
После смерти родителей в день знакомства с моим дедом его первые слова были о том, что я стану для него невыносимой ношей.
Он не пытался меня обидеть, просто высказал свои опасения, но для меня, до смерти боявшейся остаться одной, это было просто смертным приговором.
Все свое детство я старалась не стать для деда бременем. Училась упорно что в школе, что на полигоне. Никогда даже не помышляла о том, что что-то не смогу или отступлю. А тут… будто ножом в сердце.
Но, как бы ни задели меня его слова, разум все-таки победил. Я понимала, что с его помощью сбежать у меня шансов больше. Так что, сжав покрепче зубы, я молча согласилась. Немного потерпеть — не большая цена для свободы, а там я узнаю, где дедушка и почему началась такая кутерьма вокруг этой с виду ничем не примечательной информации.
Я чуть не задохнулась в этой чертовой сумке, пока он, кажется, наезжал на все ухабы, которые только можно было найти на дороге.
Он сделал это специально, и секунды не сомневалась. Придурок.
А его обвинения, что я специально мужиков в части соблазняла, были вообще за гранью. От возмущения у меня слезы на глазах выступили, но я смогла себя сдержать и позорно не разрыдаться. Потом сама себе поразилась. С чего вдруг такая реакция? Тоже мне, буду я лить слезы из-за слов какого-то козла.
Естественно, что как только я осталась одна, я сбежала.
Первая моя задача — узнать, что там с дедом, потом — попытаться понять, что скрывается за той информацией, что я нашла, а уже затем — решать, куда двигаться дальше. Представила, как майор обрадовался, когда меня не застал. Баба с возу — кобыле легче.
Выясняю, что сигнал от телефона дедушки поступает, хоть и изредка. Закрыв системное окно, не успеваю спокойно выдохнуть, как мое горло обвивает чужая ладонь. Его злой шепот приводит в ярость. Но он снова предугадывает мои действия и, к моему великому стыду, скручивает, как фаршированного гуся.
Он определенно неправильно на меня влияет. От его близости мое тело плавится. Это пугает меня до дрожи, и то, что я не могу ему сопротивляться, делу не помогает.
Немного пошлых угроз, произнесенных хриплым шёпотом, и я расплавилась. Ощущение того, как его твердый и очень даже большой член трется о мою попу, заставляет меня увлажниться от желания.
Я хотела этого, хотела возбудиться и почувствовать наконец страсть, узнать, что есть такого в этом сексе, из-за чего многие сходят по нему с ума. Столько разговоров ни о чем.
Но не так. Не с тем, кого даже толком не знаю. Это несправедливо — желать того, кто угрожает и манипулирует тобой. Кто начинает меня пугать, потому что противопоставить мне ему нечего.
Его слова делают свое дело, и мне безумно хочется сейчас сбежать. Как посмотреть в глаза тому, кто лапал тебя секунду назад в темноте, будто ты какая-то…
Призываю к себе всю злость, на которую способна.
Но он не уступает ни на миллиметр, надвигается, как огромная волна. И все, что я могу, — это затаить дыхание и надеяться, что мне удастся от него сбежать.
Внезапная вспышка гнева, и наказание поцелуем. Нет, так это действие не называется. Он будто пытается меня иссушить, просто выпить меня до самого последнего глоточка, до самого дна.
Хватаюсь за его слова как за соломинку. Он сказал, что не сделает этого со мной, если я не сбегу.
Савелий. Такое простое имя для такого, как он. Слишком простое. Но предложи мне назвать его по-другому, я бы не смогла.
Он злится, потому что я попала в точку, предположив, что он, как и мой дедушка, следует старым традициям и чтит свое слово. Было такое среди военных старой закалки. Дедушка часто жаловался, что среди молодежи это качество вымирает.
Потом он попытался убедить меня в неизбежности нашего слишком тесного знакомства, заставляя меня сжимать ладони в кулаки. Я не хочу.
Даже то, как он описывает, что хочет со мной сейчас сделать, возбуждает меня, но и безумно пугает. Точно. Не хочу.
Пытаюсь развеять напряжение между нами, но Сава сопротивляется.
— Сколько у тебя было мужиков? — этого вопроса я точно не ожидала.
Да что с ним такое?
— Ты у всех знакомых женщин об этом спрашиваешь?
— Только у тех, кого собираюсь отыметь, — бессовестно выдает он.
И так спокойно, будто это нормально — разговаривать на такие темы.
— А у тебя сколько было женщин? — спрашиваю я, перенимая его тон.
— Ну, несколько десятков где-то, не считал, — выдает задумчиво. Вот же придурок.
— Вот когда посчитаешь и сдашь анализы, тогда и поговорим, — бросаю я с уверенностью, которой не ощущаю.
— Что, уже не так боишься? — спрашивает, скосив глаза.
— С чего мне бояться? — огрызаюсь я.
— Тогда чего же ты так сильно испугалась? — не отстает он. Смотрит слишком пристально. А он ведь ведет машину.
— Далеко еще? — перевожу я тему.
— Так и сколько же их было? — спрашивает он снова.
— Не твое дело, — чеканю я, закатывая глаза.
— Мы можем остановиться, и ты все мне расскажешь, — зловеще шепчет он.
— Прекрати мне угрожать, — возмущаюсь я, — и без тебя хватает причин для страха.
Вопреки моему предположению, что он продолжит свои расспросы, Сава наконец затыкается. Но если вы думаете, что меня это успокоило, то напрасно. Случилась совершенно обратная реакция. Напряжение между нами, стало почти осязаемым. Я чувствовала его взгляд на себе так, будто мы все еще в том зале, где он бесстыдно меня трогал.
Хочется выскочить из машины на ходу, лишь бы перестать ощущать это давление.
Мы снова меняем машину. В этот раз он приезжает на еще более старой модели. Я даже не знала, что такие вообще есть. Кажется, она вот-вот развалится. Сев на переднее сидение я вдруг вижу, что под моими ногами прямо через дырку в полу видна земля.
— Ты ведь шутишь, да?
— Это единственное, что я нашел, — убивает он мою надежду, — ну, если не считать бричку, запряженную лошадьми, — добивает он.
Я согласна на машину. Цепляюсь обеими руками за салонную рукоятку, молясь, чтобы она не отвалилась под моим весом, и поджимаю ноги. Такого я еще не переживала. Лучше пробежаться с сорока килограммами на спине в горку, чем сидеть в таком напряжении, боясь, что вывалишься прямо на дорогу и тебя задавит собственная же машина.
Что за люди ездят на таком? — Давно ты служишь? — спрашиваю я, чтобы отвлечься и хоть как-то нарушить напряженную тишину.
— Зачем тебе компьютер? — игнорирует Сава мой вопрос.
— Просто хотела узнать, что говорят в новостях, — выдаю первое пришедшее на ум.
— Малышка, — ненавижу, когда он меня так называет, — давай договоримся не врать друг другу. От этого зависит наша жизнь, — он снова бросает на меня косой взгляд, но в этот раз более долгий. — Я на твоей стороне.
— Я в этом пока не уверена, — вырывается у меня.
— Иначе стал бы я рисковать своей жизнью? — спрашивает он, будто это должно все объяснить.
— А действительно, — цепляюсь я за его слова, — почему ты мне помогаешь? Зачем рискуешь?
— Виктор поручил твою безопасность мне, — выдает он, и я закатываю глаза.
— Как предсказуемо.
— Что именно?
— Твоя великая жертвенность. Я прекрасно знаю, какого ты обо мне мнения.
— И какого же я о тебе мнения? — перебивает он меня.
— Ты считаешь, что я обуза, — выдаю возмущенно, хоть и не собиралась этого говорить.
Почему, когда он рядом, я начинаю вести себя как полная дура?
— Потому что ты и есть обуза.
Слезы наворачиваются на глаза, и я отворачиваю голову, чтобы он не увидел, насколько сильно меня ранили его слова.
— Останови машину, — требую я, хоть и понимаю, что это неразумно. Но здесь и сейчас во мне кричит обида. — Останови, и я освобожу тебя от своего присутствия.
— Прекрати нести чушь, — выговаривает он мне, как неразумному ребенку.
— Останови, — кричу я, и мне плевать, что именно так я себя и веду.
— Хватить истерить, — орет Сава, — посмотри на себя, чего ты так взбеленилась?! Ведешь себя неуравновешенно и удивляешься, что говорю тебе правду?
Он прав, и я сжимаю зубы, как и кулаки. Дышу, пытаясь взять себя в руки. В нос забивается его запах. Сигареты и натуральная кожа вместе с каким-то странным, но таким притягательным ароматом мускуса.
— Любишь говорить правду? — выдавливаю сквозь зубы. — Тогда скажи-ка мне, какого черта тебе хочется залезть ко мне в трусы?
Он на секунду впивается в меня взглядом, но потом противная усмешка расползается у него на губах.
— Я не хочу в них залезть, — отвечает мне этот обманщик, — хочу их с тебя стащить и добраться до того, что под ними, Малышка.
— Зачем? — решаю не отступать.
Думает снова смутить меня своими пошлыми разговорами? Не выйдет.
— Мы почти приехали, и я с удовольствием тебе покажу зачем, — угрожает Сава.
— Ничего ты мне не покажешь, — отрезаю. — У тебя скудный словарный запас, и ты не можешь ответить на простой вопрос?
— Я хочу тебя трахнуть, — говорит он, поглядывая на меня как на дуру.
Впрочем, именно она я и есть.
— Зачем? — снова повторяю я.
— А зачем люди хотят заниматься сексом? — спрашивает уже он у меня, снова ехидно улыбаясь.
— Не знаю, ты ответь, — качаю головой.
Я ведь действительно не понимаю.
— Ты девственница? — шокировано.
— Почему ты отвечаешь вопросом на вопрос? — возмущаюсь я.
— Просто скажи мне, наконец, — орет Сава.
— Не твое дело, — повышаю я голос в ответ. — Почему тебя это так интересует? Хотя, знаешь, можешь не отвечать, я уже получила свой ответ.
— Что ты там получила? — возмущается он.
Тут за окном я замечаю, что мы едем по какому-то глухому лесу. Ничего, кроме леса. Огромные деревья поднимаются над нами так высоко, что неба не видно.
— Где мы? — спрашиваю шокировано, перебивая его. — Не знала, что у нас есть такие места.
— Мы почти приехали, — снова игнорирует мой вопрос.
Но, прежде чем успеваю возмутиться, вижу вдалеке гору со снежной вершиной и тоненькую нитку горной реки, что вьётся и извивается по долине.
— Ого, — только и успеваю сказать, когда машина останавливается.
Вылезаю из машины и перевожу восхищенный взгляд на Саву.
— Рад, что тебе нравится, ведь именно здесь мы собираемся отсидеться, — говорит он.
— Ты же шутишь, да? Мы что, в лесу будем жить? Ты про это говорил, как про деревню? — вопросы сыплются из меня, как из рога изобилия.
— Глаза разуй, — бросает он, вытаскивая из машины наши рюкзаки и кидая их мне под ноги.
Пока я их поднимала, он уже отъехал на этой рухляди куда-то в лес. За густой зеленью не видно куда, но, судя по звуку, не так далеко.
Хотя эта консервная банка тарахтит так, что даже за этой горой небось слышно.
Оглядываюсь, следуя его грубому указанию, и натыкаюсь взглядом на… господи, только не это.