Мальтийская звезда

Глава 9

Аликс надеялась, что найдется кто-нибудь, чтобы помочь ей с ребенком. В ее жизни рядом всегда был кто-то, кто помогал ей во всем: одна служанка одевала ее и причесывала, другая – разжигала огонь в камине зимой и открывала окна летом. После похорон мужа она одевалась сама. Самостоятельная укладка волос в прическу знаменовала собой начало новой жизни.

Но если в случае необходимости она могла сама одеться и причесаться, то в уходе за ребенком у нее не было никакого опыта. Единственная дочь в семье, она была слишком юной, чтобы помнить годы, проведенные в Италии, где ее мать была деревенской колдуньей и где Аликс играла с другими детьми. Она уже забыла, как надо обращаться с детьми.

Нельзя сказать, что добрые монахи совсем отвернулись от нее. Как-никак она была графиней и принадлежала к могущественному дому герцогов Бургундских. Но дело заключалось в том, что монахи не знали, из кого выйдет хорошая нянька, а из кого – нет. Суже де Монтбар, аббат благочестивый и хитрый, сам выбрал ей помощницу, но так как большинство были уже заняты на полях, готовя землю к посадкам, ему пришлось выбирать из тех, кто не работал в поле.

Он выбрал набожную старую деву, которая охотно согласилась помочь леди Аликс в ее затруднительном положении. Женщина была полна благих намерений и очень послушна, чего, по мнению монахов, было вполне достаточно, чтобы с честью выйти из любой ситуации. То, что она ничего не знала о детях или откуда они берутся, она преодолеет с Божьей помощью.

– Я Мария, – назвалась она, представ перед Аликс на следующее утро. – Я вас знаю.

Она бросила огромный льняной узел на сухой чабрец, который монахи рассыпали по полу, чтобы он впитывал в себя зимой влагу, посмотрела на Аликс и широко улыбнулась, обнажив кривые зубы.

В ответ Аликс тоже улыбнулась. Но как только она начала задавать вопросы, у нее возникли серьезные сомнения относительно компетенции Марии. Она покраснела и покачала головой, когда Аликс спросила, есть ли у нее муж; она покраснела еще гуще, когда вопрос коснулся ее возможных детей.

– Как можно иметь детей, не имея мужа? – удивилась она.

Аликс вздохнула и задала следующий вопрос – насчет возможных сестер или братьев. От этого вопроса Мария зашлась в кашле.

Иврен, мирно спавший всю ночь, начал хныкать, как только Мария вошла в келью. Женщина посмотрела на маленький бочонок, где он лежал, затем на Аликс и снова на ребенка.

– Ребенок плачет, – сказала она, не сделав ни малейшего движения, чтобы подойти к нему.

– Полагаю, дети всегда плачут, когда проснутся, – ответила Аликс.

Мария кивнула в знак согласия.

– Это означает, что они чего-то хотят, – проговорила Аликс. – Мне кажется, он проголодался.

Обе женщины смотрели на узел в руках Марии с таким видом, словно нашли священный грааль.

Ну если не священный грааль, то хотя бы вьючную лошадь с бидоном молока на ней. Руки Аликс нащупали в узле глиняный кувшин, содержимое которого было еще теплым. Молоко, судя по всему, было от одной из коз, которые паслись на холмах, окружавших монастырь. Она мысленно поблагодарила монаха, который догадался прислать им такой ценный подарок.

– Но здесь нет чашки, – огорчилась она. – Как он будет пить молоко без чашки?

– Возможно, он еще слишком мал для чашки, – весело заметила Мария. – Не все дети умеют в младенчестве справляться с чашкой.

Аликс была с ней согласна, но решила промолчать. Она заглянула в плетеную корзину и стала искать среди яблок, сыров, бутылок с водой и вином хоть что-нибудь, похожее на сосуд, но ничего не нашла. А тем временем Иврен продолжал голосить. Его лицо покраснело от плача.

– Давай сначала его осмотрим, – предложила Аликс. Мария охотно согласилась.

У графини де Мерсье возникло подозрение, что в данный момент Мария согласилась бы и с существованием единорога, если бы речь зашла о нем. Но она промолчала, опасаясь, что женщина может обидеться и оставить ее одну с плачущим ребенком. От одной этой мысли она пришла в ужас и постаралась улыбнуться как можно приветливее.

Они подошли к импровизированной люльке и посмотрели на заходящегося в крике младенца.

– Боже мой! – воскликнула Мария, осенив себя крестом.

Аликс тоже захотелось перекреститься, а потом отругать себя за то, что она не додумалась взять с собой одну из Софи – мать или дочь.

– Я ничего не знаю о детях, – жалобно протянула Аликс, забыв, что она леди де Мерсье. – Я уроню его, если возьму на руки.

Специфический запах, наполнивший воздух, породил новую проблему.

– Он сходил под себя, – изрекла Мария, с надеждой посмотрев, на свою новую хозяйку.

В этом деле Аликс хоть что-то понимала. Она приказала Марии поискать в узле пеленки. Когда ничего похожего не было найдено, Аликс указала на свою висевшую на стуле нижнюю рубашку и попросила Марию разорвать ее. Когда рубашка была разорвана, Аликс вытащила запачканную пеленку из-под сучащего ногами Иврена и подмыла его водой из бутылки. Затем она протерла его попку апельсиново-гвоздичным маслом, которое привезла с собой. Иврену это понравилось, и он молчал все то время, пока она вытирала и пеленала его. Но вскоре он снова зашелся криком. Аликс была довольна своим первым шагом и уверенно, приступила ко второму.

– Принеси мою чашку, – приказала она Марии, с восхищением смотревшей на нее. – Она из серебра, а не из дерева, но я думаю, что для ребенка в этом нет никакой разницы.

Однако она не была в этом абсолютно уверена. Она подозревала, что существуют определенные правила по уходу за ребенком, и ей приходилось видеть – даже среди детей королевской семьи, – что они всегда пьют из маленьких деревянных чашечек. Она подозревала, что на это есть причина и эта причина связана с вредным воздействием серебра. Она не знала многих вещей и была совершенно невежественна в вопросе о детях и легко могла причинить зло, стараясь сделать как лучше. Но она уже не могла остановиться.

– Принеси молоко, – приказала она. Мария снова охотно бросилась выполнять ее приказ. Аликс села на стул, на котором предыдущей ночью сидел Гаска, и положила младенца к себе на колени. Она поднесла чашку к его губам, и он начал жадно пить. Мария вздохнула с облегчением. Ребенок осушил чашку, но продолжал чмокать губами, и Аликс, почувствовав себя более уверенно, приказала Марии принести еще молока.

– Его надо искупать, – авторитетно заявила Аликс. – Как только он допьет молоко, я этим займусь. Пожалуйста, Мария, принеси горячей воды.

Служанка, быстро присев в реверансе, исчезла из дома еще до того, как слова Аликс растворились в воздухе.

Утолив первый голод, ребенок стал пить медленнее. Он ближе придвинулся к Аликс и даже положил свою маленькую ручку поверх ее руки, державшей чашку. Аликс уткнулась носом в мягкие волосенки Иврена и крепко прижала его к себе. Он допил молоко до последней капли, и вскоре они оба погрузились в сон.

Северин Бригант, известный своей дисциплиной и отвагой, не мог заставить себя выбросить. Аликс из головы. Он думал о ней так часто, что стал побаиваться за свою психику. Здравый смысл позволял ему управлять своей жизнью и своими поступками. Разумом он понимал, что она соврала ему о ребенке, и он должен отделаться от нее как можно скорее. Но он этого не сделал. Вместо этого он послушно сопроводил ее и монаха в монастырь. Он не спросил ее о причинах ее поступка. Он не разоблачил ее ложь. Никогда в жизни поцелуй не производил на него такого впечатления. Он был напуган этим фактом, потому что, как только закрывал глаза, видел ее перед собой и ощущал вкус этого поцелуя. Он все еще чувствовал нежные изгибы ее тела и его податливость в его руках. Она полностью завладела его умом, и он помнил о ней даже во время сражений.

Северин знал, что без этого поцелуя он бы никогда не покинул замок Мерсье, оставив его в руках де Гини. Герцогу это не понравится. Он приказал ему не спускать с де Гини глаз. То, что де Гини так часто уезжал молиться к уединенной гробнице, не одобрили бы даже монахи. Он был уверен, что де Гини ускользал совершать зло – но против кого и зачем? – и это не давало ему покоя.

Но он знал, что непременно узнает секрет де Гини, и не сомневался, что тот догадывается об этом.

– Но он определенно не посмеет составлять заговор против своего брата, – шептал Северин, направляясь к аббату Суже. – Он не осмелится сделать это.

Аббат ждал его в маленькой комнате рядом с трапезной, где монахи в молчании принимали пищу. Аббат был маленьким подвижным человеком, хорошо известным своей ученостью и умением плести интриги. В отличие от многих религиозных современников он достиг своего высокого положения, поддерживая людей, способных изобрести что-то необычное. Он был одним из первых, кто одобрил идею закрепления круглых линз в стальные оправы, чтобы улучшить зрение близоруких. Это сооружение сидело у него на голове, когда он при появлении Северина заставил свои округлые формы принять стоячее положение. Рыцарь Бригант не был подготовлен к такому крепкому объятию, каким его встретил аббат.

– Какой величайший сюрприз для меня видеть тебя здесь, сын мой! – воскликнул священник.

– И для меня тоже, – ответил Северин, освобождаясь из объятий и прикладываясь к железному кольцу на руке прелата. – Мы так давно не виделись.

– Так давно, что я даже не могу вспомнить, – ответил Суже, указывая головой на кожаное кресло. – Но эти годы пошли тебе на пользу. Я слышал, что ты преуспел с тех пор, как мы виделись при дворе короля Карла.

– Я возглавляю «Золотую армию», – ответил Северин.

– Ах да, армию твоего дяди.

Северин обвел взглядом простую комнату с полированным полом и покрытыми известью стенами и вспомнил искусно выложенные изразцами полы и камин, украшенный сложным рисунком, во дворце Мерсье.

– Жизнь рыцаря очень похожа на жизнь монаха, – улыбнулся Суже. – Ты не находишь?

– Пожалуй, это соответствует действительности. Мы живем простой жизнью, спим на жестких постелях, проводим многие годы вдали от дома. Вы правы: во многом наши жизни схожи.

– И в каждой из наших жизней есть собственная борьба, которую мы вынуждены вести. А сейчас расскажи мне, что происходит в этой войне, которую Бургундия нам навязала.

– Генрих Английский сообщает, что с наступлением весны он переправится через канал, – ответил Северин. – Жану Бургундскому еще только предстоит приехать в Мерсье, чтобы стать его законным лордом, но это случится очень скоро. Он не сможет проигнорировать тот факт, что его брат занял замок.

Обычно добродушное лицо аббата стало жестким, но, когда он заговорил, его голос остался тихим и приветливым:

– Герцог очень обязан своему старшему брату, и не только потому, что он завоевал Мерсье. Разве не сэр Ланселот спас жизнь герцогу Жану в битве при Никополе?

– Рыцарь де Гини сформировал часть охраны своего брата. Отец герцога Филипп Смелый навязал Франции крестовый поход, а его сын возглавил его, хотя в то время еще не был посвящен в рыцари. Жан Бургундский получил свои золотые шпоры спустя несколько недель после начала похода. Рыцарю де Гини было приказано добыть победу любой ценой. На поле сражения, когда победа была уже предопределена, султан Баязид должен был убить герцога Жана, но Ланселот де Гини не позволил ему это сделать.

– И его награда за этот великий подвиг – ничего?

Рыцарь Бригант молчал. С полей до них доносились песнопения работающих там монахов.

– Они оба были молоды, – нарушил наконец молчание Бригант. – Возможно, рыцарь де Гини что-нибудь и получил бы, когда наступило более подходящее время. Бургундия уже и без того опустошена – она заплатила выкуп за жизнь Жана, который потребовал от нее Баязид. Тогда не было богатых свободных земель, чтобы откупиться от него. Когда старый герцог умер, Жан стал править королевством вместо него. Он странный человек, его называют Жаном Бесстрашным. Это человек, которого нельзя назвать ни хорошим, ни плохим, но он действительно не ведает страха и делает все, чтобы возвеличить себя и узаконить свое положение. Возможно, Ланселот де Гини и является его сводным братом. Возможно, герцог обязан ему жизнью. Но Жан не считает себя обязанным ему. Он верит, что сам Господь возвел его на престол.

– Очевидно, он не хочет привлекать внимание к порочащему его родству, – заметил аббат Суже.

– Трудно сказать, – пожал плечами Северин.

– Но они будут по одну сторону в этой войне?

– Очевидно, так, – ответил Северин и ловко переключился на другую тему, которая, как Он знал, тоже весьма интересовала аббата Суже: – У аббатства достаточно запасов продовольствия на случай войны?

Суже, заметив уловку Северина, понимающе улыбнулся, хотя ему и не хотелось уходить от темы, которая, разумеется, была слишком деликатной для человека, выполняющего поручение герцога Жана.

– Аббатство подготовилось, насколько это было возможно, – ответил он. – Мы уже приступили к первым посадкам, хотя погода еще не устоялась. Господь не в первый раз удивляет нас морозом после дня весеннего равноденствия. Но мы надеемся и молимся, чтобы он послал нам хороший урожай. Если придет Генрих Английский – вернее будет сказать, когда он придет, – ни аббатство, ни прилегающая к нему деревня не будут испытывать нужды. Хочу надеяться, что война обойдет нас стороной, хотя бы до тех пор, пока мы не снимем первый урожай.

– Советую вам как следует подготовиться, – произнес Северин. – От-Флер расположен на дороге, ведущей из Кале в Париж.

– Падре Гаска сказал мне, что через несколько недель вы поедете этой дорогой.

– Я отправлюсь в Рим, когда герцог Жан освободит меня от моих теперешних обязанностей. Италия – моя родина.

– Больше, чем Англия?

– Я никогда не был в Англии, – ответил Северин. – Я ничего о ней не знаю. Но так как Бургундия является союзницей Англии в этой войне за трон, герцог считает, что ему нужно заручиться поддержкой папы.

– Папе римскому, который противостоит папе, сидящему в Авиньоне…

– …и известному как французский папа, так как он пасет души тех, кто служит королю Франции.

– В этом бренном мире нет ничего святого, – пробурчал аббат, машинально поглаживая болевший локоть. – И очень много зла. Жак де Моле, последний из великих магистров тамплиеров, проклял Филиппа Красивого и его прихвостня Климента Шестого, пока его поджаривали на костре. Ты помнишь эту историю?

– Как можно ее не помнить? Это проклятие и положило начало войне, которая нам предстоит.

– И которая может продлиться сто лет, – заключил старый аббат. – Когда Филиппу взбрело в голову напасть на тамплиеров и стереть их с лица земли, его просили пощадить Великого магистра. Жак де Моле ведь был крестным отцом единственной дочери короля Изабеллы. Они с королем были друзьями. Но Великий магистр отказался от спасения ради ордена, и, когда пламя костра охватило его, он проклял папу и короля до тринадцатого колена. Он кричал, что через год встретится с папой и королем на Божьем суде.

Северин подхватил тему, поднятую аббатом:

– Против тамплиеров было выдвинуто обвинение в колдовстве, и их пытали, чтобы добиться признания. Мой отец читал документ, написанный учителем падре Гаской из Парижского университета. Вы когда-нибудь видели его?

– Когда-то давно падре Гаска был настолько любезен, что показал его мне. Но совсем недавно я снова прочитал его, и меня охватила тревога. Я увидел в нем знамение.

– Знамение?

– Это ужасная легенда, – неохотно сказал Суже. – Через месяц после смерти Моле умер папа Климент. Спустя шесть месяцев за ним последовал король. Он простудился на охоте и умер, хотя до этого никогда не болел.

– Но он оставил троих сыновей, которые по очереди занимали трон! – удивился Северин.

– И быстро умирали, – закончил Суже. – Людовик Десятый, Филипп Пятый и Карл Четвертый сходили в могилу один за другим. Один из них умер в возрасте двадцати семи лет, второй – двадцати восьми и третий – тридцати трех лет. Осталась единственная дочь короля, Изабелла, которая, по слухам, была колдуньей. – Суже поежился словно от холода. Его лицо исказила гримаса. – Она была колдуньей, – повторил аббат.

Северин никогда не слышал об этом, но слова аббата не прошли мимо его сознания. Сколько раз его семью обвиняли в колдовстве и пособничестве тамплиерам!

– Изабелла Французская? – уточнил Северин.

– Раньше она была Изабелла Английская, – ответил улыбаясь аббат. – Она была совсем юной, когда вышла замуж за Эдуарда Второго, короля Англии, и была обвинена в его убийстве, совершенном ее любовником. Она была женщиной, которую боялись и ненавидели, и считали, что она оказывает плохое влияние на сына, который потом занял трон и стал называться Эдуардом Третьим. Под его влиянием Изабелла стала претендовать на французский престол, но принцы и пэры Франции, а также Французский университет были против того, чтобы на троне сидела женщина, и корона была отдана Филиппу Валуа. Народ ненавидел его.

В общем, Северин был доволен временем, проведенным с аббатом. Ему доставил удовольствие разговор с ним, и ему удалось, несмотря на осторожность аббата, выведать у него больше, чем он рассчитывал. Это было одной из причин его радостного настроения. Но были и другие причины. Из-за грядущей войны, о которой они говорили, ему удалось выкинуть из головы все посторонние мысли. Он больше не думал об Аликс, и аромат ее духов больше не преследовал его.

Однажды отец, как всегда пьяный, шепнул ему, что женщина, которая носит мальтийскую звезду, – это Магдалена, богиня тамплиеров, колдунья, накликающая войну.

Северин никогда не придавал значения пьяному лепету отца.

Сейчас он задумался, не околдовали ли его.

Глава 10

– Это мистическое место! – воскликнула Аликс. Она бы громко захлопала в ладоши, если бы не держала на руках Иврена. – Никогда в жизни я не видела такого чудесного снега.

– Для этих мест снег нормальное явление, – проворчала Мария. – Эта земля благословенна, и на нее не влияют даже законы природы. Снег в апреле у нас не впервые, так же как и цветы в декабре.

– Цветы? – Аликс с сомнением посмотрела на женщину.

– Цветы под снегом, – уточнила Мария. – Маленькие фиолетовые цветочки. Если хотите, можете увидеть их сами. Они растут на берегу ручья. Я видела их однажды или дважды, но они расцветают только под весенним снегом.

Аликс понравились и цветы и сказка о них.

– Но они не могут расти сейчас, – усомнилась она, желая, чтобы ее убедили в обратном.

– Кто бы мог вчера поверить, что снег покроет землю в апреле? Идите на берег ручья, если вы мне не верите. Я не сомневаюсь, что вы найдете там цветы.

Аликс испытывала большое искушение. Ее жизнь в стенах замка не позволяла ей путешествовать и делать открытия. Если Робер когда и замечал ее, то хвалил ее за страсть к чтению, музыке и рисованию, и она, чтобы завоевать его расположение, старалась развивать именно эти качества. У него не было интереса к цветущим под снегом цветам – во всяком случае, он не делился с ней этим открытием, – а она сама его не проявляла.

Сейчас в ней проснулся интерес.

– Фиолетовые цветочки? – переспросила она. – Под снегом?

Мария кивнула.

Передав Иврена Марии, Аликс поплотнее закуталась в бархатную накидку. С неба падал густой снег. Березы и ели были окутаны снежным покровом и сияли под ярким солнцем. Было похоже, что снег будет идти весь день.

– Если снег растает, то и цветы исчезнут, – прошептала Аликс.

Мария указала ей нужное направление, и Аликс, накинув на голову капюшон, шагнула в новый для нее мир снега и тишины.

Хотя аббат Суже не пришел к ней сам, он передал ей через падре Гаску письмо, в котором сообщал, что просит короля оказать помощь ребенку Робера. Он считал, что лучше просить помощи непосредственно из Парижа, чем из столицы Бургундии Дижона, особенно при тех обстоятельствах, что сложились в замке Мерсье. Никто пока не знал планов герцога, хотя полагали, что у него уже сложилось мнение об измене Робера, а потому аббат решил обратиться к человеку, который мог посочувствовать графу.

В эти тревожные времена то, что считалось нелояльностью по отношению к одному лорду, могло рассматриваться как лояльность к другому. Чтобы помешать планам герцога, королю придется отдать Иврена какому-нибудь могущественному человеку, желательно сильному пэру с Юга, но не человеку из Бургундии. Предатель граф Мерсье или не предатель, в его ребенке течет кровь Мерсье, и он может еще пригодиться. Король может использовать его, если пожелает отобрать у Ланселота де Гини замок Мерсье. Аликс улыбнулась, пробираясь через снег. Она выполнила свой долг перед мужем. Она сдержала свое слово и нашла Иврену безопасное место.

– Теперь мне осталось только ждать, – проговорила она. Ее слова разорвали тишину, и эхо прокатилось по лесу.

Но ждать чего?

Определенно не замка Мерсье. Какое бы решение ни было принято, ясно одно – замок перестал быть ее домом. Это она поняла. Так сказал ей рыцарь де Гини. Она была неудобной женщиной, а судьба таких женщин чаще всего приводит в монастырь.

Этот факт был неопровержимым и таким же известным, как то, что земля плоская. Скоро – и даже очень скоро – она покинет чудесный замок Мерсье. Она покинет свой дом.

Словно он никогда и не был ее домом.

Аликс шла к ручью, уверенная, что сейчас она на правильном пути, хотя сама не знала, откуда в ней возникла такая уверенность. Она снова вспомнила о поцелуе Северина Бриганта. Она ощущала, вкус этого поцелуя, чуяла запах, исходивший от рыцаря. Она слышала его голос: «Вы поменяете одну одинокую постель на другую».

Не сейчас. Пока этот момент еще не наступил.

У нее есть Магдалена, чтобы указывать ей путь.

Аликс все еще не имела ясного представления о Магдалене и ее силе – если, конечно, согласно легенде у нее была какая-то сила, – но она чувствовала эту силу в себе.

Она поцеловала Северина Бриганта, и ей понравился этот поцелуй. Северин не был похож на Робера. В нем не было той утонченности, которая так пленила Аликс, когда ее будущий муж шел к ней через толпу придворных императора Сигизмунда. Северин Бригант был широким в кости и узким в знаниях. В нем не было ничего сверкающего. Его волосы напоминали цвет золотистой пшеницы, а не золотую нить; его глаза были скорее цвета земли, а не оникса. Но все это уже не заботило Аликс. Драгоценные камни могут быть холодными. Они могут быть хрупкими. Брак с Робером де Мерсье убедил ее в этом.

«Ты влюбилась в человека, который не может тебя полюбить. Он совсем не похож на твоего мужа, и его поведение совеем другое, но, несмотря на эти различия, он такой же мужчина, как и все. В его жизни нет для тебя места. Берегись!» – говорил ей внутренний голос.

Все еще впереди, думала она, возражая этому голосу. Она жива, а Робер мертв, и ее жизнь с ним осталась позади. Она выбрала свою судьбу, отказавшись вернуться под кров своих родителей. И хотя она знала, что они любят ее, их любовь друг к другу была настолько велика, что ей не было там места. Чтобы не чувствовать себя лишней, она не вернется в Венгрию, а уйдет в монастырь, ведь монастырь – это еще не могила.

«И у тебя всегда есть Бельведер, – нашептывала ей Магдалена. – Пусть будет что будет, но Бельведер у тебя есть».

Она была одинока и беззащитна, а Бельведер был далеко. К тому же скоро начнется война, в которую будут вовлечены Англия, Франция и Италия. Так было во времена ее матери и ее бабушки. Она не знала почему, но с приходом Магдалены всегда начиналась война. Ей не суждено вернуться домой. Лучше об этом и не думать. Лучше сдаться без борьбы и остаться в монастыре. Она может оказаться там полезной.

Внезапно ее взгляду предстала картина: ручей и двое животных, пьющих из него.

Аликс замерла, глядя на олениху и олененка.

– Молчите, – услышала она тихий голос Северина. – И не двигайтесь.

Его голос, внезапно раздавшийся за спиной, должен был бы ее испугать, но этого не случилось. Аликс застыла, сдерживая дыхание. Она, знала, что то, что она увидела, было колдовством и его совершила Магдалена.

Аликс наблюдала, как олениха и олененок опустили свои изящные мордочки в воду ручья. Затем малыш поднял голову вверх и потряс ею, разбрызгивая сверкающие капли воды. Его мать заботливо обнюхала детеныша. Шаги за спиной приближались. Аликс чуть-чуть повернула голову на звук шагов.

– Не разговаривайте.

Он был за ее спиной. Она видела клубы его дыхания на морозном воздухе и чувствовала его тепло на своей щеке. Он стоял совсем близко. Она вдыхала его чистый мужской запах, смешанный с запахом сосен и горящих дров, которыми был пропитан утренний воздух, закрыв глаза и не шевелясь. В ее голове не было ни единой мысли. У нее еще будет время подумать, когда она останется одна в стенах монастыря. Она может провести там всю жизнь; предаваясь размышлениям.

Но сейчас она не в монастыре.

Сейчас рядом с ней Северин.

И вокруг нее раскинулся сверкающий чистый мир, эти два милых животных и шепот мужчины у нее за спиной. Она, замужняя женщина, никогда не чувствовала дыхание мужчины так близко, за исключением тех случаев, когда он приходил к ней, разгоряченный вином или влекомый чувством долга.

Но то был Робер, а Робер остался в прошлом. Как монастырь в будущем, но не сейчас. Сейчас был другой мужчина и другое место, и все это было далеко от Мерсье. Сейчас рядом был человек, который мог научить ее вещам, которые ей, возможно, давно бы стоило узнать.

«Если у тебя хватит мужества узнать их».

Луч солнца упал на мальтийскую звезду, висевшую у нее на шее, и ее яркий свет отразился на снегу. Олененок с матерью увидели это отражение, и олениха, подняв голову, посмотрела на Аликс большими красивыми глазами. Она совсем не испугалась людей. Аликс стояла словно заколдованная. Ей хотелось перекреститься и помолиться святому архангелу Михаилу, но она не сделала ни того, ни другого. Если это было колдовство, то она предпочитала его магию грубой реальности своей жизни.

И кроме того, рядом был Северин.

– Посмотри, они приближаются, – прошептала Аликс.

Олененок поднял мордочку и понюхал воздух.

– Он кое-что чует, потому и приближается, – тихо ответил он. – Сними перчатку и дай ему это.

Аликс послушно стянула с руки кожаную перчатку. Немного поколебавшись, она протянула Северину руку. Он вложил в нее какой-то песок. Струйка этого песка просочилась сквозь пальцы и засверкала на снегу.

– Это соль, – пояснил Северин. – Они приходят сюда за ней.

Нюхая воздух, олени приближались.

Очень медленно и с большой осторожностью графиня де Мерсье, не связанная рамками условности своего титула, протянула к ним обнаженную руку.

– Ты следил за мной? – спросила Аликс два дня спустя, когда они ехали по извилистой дороге, возвращаясь в Мерсье. – Иначе как ты мог оказаться в лесу?

Задавая эти вопросы, она смотрела не на Северина, а на поводья в руке, на вылетающий из-под копыт сверкающий снег, пытаясь вычислить, как долго они еще будут ехать в полном одиночестве, прежде чем выедут на главную дорогу пилигримов, ведущую на Север.

– Ты следил за мной? – повторила она, не получив ответа. – Иначе как бы ты оказался в лесу?

Северин в ответ громко рассмеялся, спугнув при этом стаю скворцов, которая сорвалась с дерева и взмыла высоко в небо. Его дыхание было морозным, и это напомнило Аликс, и лес, и ручей, и время волшебства. Она снова ощутила шершавость языка молодого олененка на своей ладони. Эти воспоминания, заставили ее покраснеть и заерзать в седле.

– Я не думал найти тебя там, – ответил Северин. – Но я ничуть не удивился, когда увидел тебя.

– Не удивился? Я была в самой гуще леса. Почему же ты не удивился?

– А ты удивилась, увидев меня?

– Нет.

Они не смотрели друг на друга.

– Монахи не разрешают там охотиться, – произнес Северин. – Они считают эту землю святой, где может без страха жить любая Божья тварь. Животные там никогда не знали зла и поэтому ничего не боятся. Олененок подошел к тебе, потому что надеялся получить соль. Это всем хорошо известно.

Аликс снова вспомнила олененка и внезапно подумала, как было бы хорошо, если бы вместо него по ее ладони водил языком Северин. Мысль в ее голове вспыхнула и погасла, но потрясение осталось.

– О Господи, – прошептала она, густо покраснев, – я совсем заблудилась.

– Заблудились? Уверяю вас, миледи, мы на правильном пути. Мы приедем в замок еще до темноты, задолго до звона колоколов, созывающих к вечере.

– Что вы намереваетесь делать, когда мы вернемся в Мерсье? – быстро спросила Аликс, меняя тему разговора.

– Герцог посылает меня в Рим с посланием для папы. Я выполню его приказ, а затем вернусь домой.

– Вы считаете Италию своим домом?

– Это и есть мой дом. Так же, как и ваш, – добавил он, подумав.

– Пожалуй, вы правы, – ответила она. – У меня там замок. Мой отец подарил мне его в качестве приданого. Он лично мой и не входит в состояние Мерсье. Я считаю Бельведер своим домом. Я никогда раньше не думала об Италии как о своем доме.

– И однако, это ваша родина, – вздохнул Северин. – Так же, как и моя.

Аликс задумалась.

– Мы с вами в родстве, – вдруг выпалила она. – Сестра моего отца замужем за Бельденом Арнонкуром. Она ваша тетя по браку.

– Я это знаю, – кивнул Северин, глядя вперед.

– У них четверо здоровых сыновей, – продолжала она.

– И это я тоже знаю, – ответил он, не глядя на нее. Аликс тоже не смотрела на него. – Я слышал о Бельдене Арнонкуре и его делах. Он известный человек. Он был советником короля Генриха. Я часто думал о его сыновьях, моих кузенах, и размышлял, что это значит – иметь семью? Я был у моих родителей единственным ребенком.

– Я тоже.

– И все же мы в родстве. Можно сказать, что мы семья.

– Но мы не связаны кровным родством. В нашем поцелуе нет ничего предосудительного. – Как только эти слова сорвались с ее губ, Аликс густо покраснела.

Заметив ее смущение, Северин громко рассмеялся.

– В нас нет единокровности, – подтвердил он. – Можно сказать, что вы мне не родственница.

– Здесь нет речи о снобизме, – обиделась Аликс. – Вы, сэр Северин, не поняли меня. Но вы ведь так не думаете? Вы просто меня провоцируете.

– Нет, это вы не поняли меня, леди Мерсье, – рассмеялся он от души. – У меня даже в мыслях не было намекать на ваш титул и отсутствие такового у меня. Я думаю о нашем поцелуе и о том, куда могла завести нас такая беспечность.

– Завести? – Аликс прищурившись посмотрела на него.

– Вы были замужней дамой, – пояснил он, взглянув на нее. Его темные глаза светились смехом. – Вы должны это понимать.

Она понимала, но, возможно, не до такой степени, как он. Аликс внимательно посмотрела на него и вывела свою лошадь на большую дорогу.

– Бельден Арнонкур мне никто. Я состою с ним в отдаленном родстве, и мы всегда жили далеко друг от друга. Я мало его знаю. – Аликс пожала плечами.

– Но именно он спас жизнь вашей матери.

Аликс почувствовала, как ее обволакивает безмолвие, то самое безмолвие, которое поглотило ее у ручья и которое снилось ей в ту далекую ночь, когда был убит Робер. Безмолвие, которое могло что-то подсказать ей, если бы она этого захотела. Но она помнила предупреждение, которое услышала, в лесу: этот человек был таким же мужчиной, как и Робер, и вряд ли он сможет ее полюбить. Иногда те слова, которые возникали из этого безмолвия, не были словами, которые ей хотелось бы услышать.

И однако, она заставила себя слушать их, слушать его.

– Бельден Арнонкур приехал на Восток, в крепость Никополь, в поисках брата своей жены Оливье Дуччи Монтальдо. После этого начался большой крестовый поход. Но тогда та земля находилась под суверенитетом турок. Сэр Д’Арнонкур приехал туда в поисках вашего отца, но случилось так, что именно ваша мать освободила их обоих.

– Она никогда не говорила об этом, – удивилась Аликс, глядя на дорогу. – Мой отец тоже никогда не говорил об этом.

– Кроме них, там была ваша бабушка – мать вашей матери. Ее звали Элейн де Лион. Она была известна как Магдалена. Вы когда-нибудь слышали о ней? Я могу вам рассказать.

Аликс покачала головой, все еще продолжая не смотреть на него. Она не была готова к тому, чтобы узнать все, что касалось Магдалены. Она каким-то чутьем угадывала, что, если все эти пока неясные истории и легенды о Магдалене приобретут для нее ясные очертания, ее жизнь резко изменится. Изменится гораздо сильнее, чем она изменилась после ее замужества или после смерти Робера. А она была не готова к подобной перемене. Мысль о том, что может произойти, приводила ее в ужас.

– Как-нибудь потом, не сейчас, – поспешила она ответить. – Я пока не готова узнать все подробности.

– Тогда прекратим все разговоры и поскачем наперегонки вон до того холма, – предложил Северин.

Аликс кивнула, пришпорила лошадь, и они поскакали по заснеженной дороге.

В середине дня они остановились, чтобы слегка перекусить хлебом с козьим сыром, которым снабдил их в дорогу монах, работающий на кухне. Они стояли рядом, медленно жевали, глядя в ту сторону, где располагался замок Мерсье. Аликс чувствовала его, хотя пока и не видела. Оставалось целых три часа езды до того, как они проедут по его мосту и крепостные ворота закроются за ними. Она представила его огромные серые камни, его обширные поля и маленькую деревушку между ними. Но ее не охватило приятное чувство восторга, которое возникает при приближении к дому.

Мерсье больше не был ее домом.

Ее домом был Бельведер.

Этот дом ждал ее со всеми его тайнами.

Аликс была в этом уверена.

Утолив голод, она смахнула крошки с одежды и убрала остатки еды в замшевую сумку. Туда же она положила и свою серебряную чашку с геральдикой Мерсье.

Северин тоже убрал еду и помог Аликс сесть на лошадь. Они галопом поскакали навстречу заходящему солнцу, и вскоре перед ними предстал огромный, из серого камня замок Мерсье.

Глава 11

К тому времени, когда они доехали до рва, наступила ночь. Замок был полностью освещен, что очень удивило Аликс. Казалось, что факелы торчали из каждого окна, заменяя шторы. Передав поводья мальчику-слуге, Аликс остановилась, чтобы оглядеть здание. Пламя от факелов вздрагивало на ветру и напоминало погребальный костер, на котором сжигали ведьм – хотя она никогда не присутствовала на такой казни, – или адское пламя.

Ее охватил ужас.

Северин рядом с ней поднимался по ступеням, и его золотые шпоры звенели, ударяясь о камень.

Вокруг толпились только люди низкого ранга, но когда они прошли через дубовые двери замка, их окружили рыцари, одетые в туники серебристо-зеленых цветов де Гини. Некоторые из них играли в кости или триктрак, другие развлекались, бросая собакам объедки, но все наблюдали за Аликс и Северином. Люди были непривычно молчаливы. Даже Аликс, не привыкшая к шуму, заметила, что для такого позднего часа собралось слишком много людей. Мерсье, хотя и захваченный, пока оставался ничейным, и так будет до тех пор, пока герцог Бургундский не предъявит на него свое законное право. Рыцарь де Гини был слишком умен, чтобы не понимать – то, что он недавно захватил, может быть легко у него отобрано. В рацион его солдат входили вино и хорошая еда, но они должны были рано ложиться спать, так как каждый новый день приносил новые заботы: они должны были выступать на турнирах и ежедневно тренироваться, чтобы быть в хорошей форме. Пока все не будет улажено, де Гини должен держать своих людей в готовности на случай непредвиденных обстоятельств. То, что его солдаты бродят по залу в столь поздний час, насторожило Аликс. Если, конечно…

– Северин, – прошептала она.

Он покачал головой, и она замолчала, затем, проследив за его взглядом, увидела то, что он давно уже заметил: среди толпившихся в зале людей не было ни одного человека из его «Золотой армии». Люди в знаменитых черных туниках исчезли.

«Произошло что-то серьезное, – подумала Аликс, – но хотя бы Иврен в безопасности».

К ней подошел слуга и низко поклонился. Это был старик, служивший в замке Мерсье с младенчества Робера. Он был первым, кого увидела Аликс, едва перешагнув через порог замка.

– Миледи, – сказал он, – граф де Мерсье просит у вас аудиенции.

Аликс увидела ужас в слезящихся глазах слуги, когда он снова поднял на нее взгляд.

«Робер? Неужели Робер вернулся из могилы? Но это невозможно». Сейчас она это знала. Та жизнь ушла от нее навсегда.

Затем она поняла, что происходит.

– Сюда приехал герцог Бургундский, пока я находилась в От-Флере?

Слуга покачал головой.

– Тогда можешь сказать рыцарю де Гини, что графиня де Мерсье придет к нему, как только приведет себя в порядок. Сэр Северин, не будете ли вы столь любезны проводить меня в мои покои?

– Как вы осмелились так шутить со мной! – Ланселот де Гини постарался не сорваться на крик.

Отсутствие титула и положения среди пресловутой элиты французского общества сделало из него человека, научившегося сдерживать свою злость, и он изо всех сил старался сдержать ее сейчас, но ему это не вполне удавалось. Однажды, много лет назад, в Венгрии Аликс и ее родители наткнулись на останки боевого коня, издохшего несколько дней назад. От нестерпимой жары его тело раздулось. Но прежде чем с отвращением отвернуться, Аликс успела заметить гниение внутри его скелета. Сейчас она вспомнила этот скелет, глядя на элегантного, старавшегося владеть собой человека, который называл себя графом де Мерсье.

– Мы с вами не шутим, – заявил Северин, встав рядом с Аликс. – Мы собираемся поговорить об От-Флере и о том, что там происходит. Мне казалось, что вас могут заинтересовать чаяния аббата. Он отправил эмиссаров, чтобы они удостоверили подлинность мощей Иоанна Крестителя. Он готов подать прошение об организации фонда для постройки новой гробницы.

– Вам прекрасно известно, что меня не интересует болтовня монахов. Я знаю действительную причину вашего интереса к От-Флеру. Вы думали, что вам удастся спрятать там ублюдка Иврена? Вы поступили глупо.

– Не уверен, – ответил Северин.

Де Гини изогнул бровь:

– Вы осмеливаетесь со мной не соглашаться?

В переполненном рыцарями зале два человека стали объектом всеобщего внимания.

– Да, – кивнул Северин. Он не сдвинулся с места и не отвел от де Гини взгляда. – Но возможно, вы правы, и нам стоит разобраться с этой глупостью. Очевидно, ваши обвинения связаны с полуночной пирушкой, иначе моих людей не вытолкали бы так грубо из замка. Могу я узнать, в чем конкретно меня обвиняют?

Де Гини с шумом поставил на стол высокую пивную кружку. Собаки забрехали, рыцари засвистели, Прошло какое-то время, прежде чем порядок восстановился. За это время де Гини почти удалось обуздать свой гнев. Он спустился с помоста и встал перед Аликс и Бригантом.

– Вы знаете, что мне был нужен этот ребенок, – прорычал он, сверля взглядом Северина. – Я говорил вам это с самого начала. Я доверился вам. Мы договорились убить ребенка.

– Мы договорились, что ребенка надо увезти, – поправил его Северин. – Он не должен был находиться здесь при вашем назначении сеньором. Его здесь больше нет, и он никогда не появится. Он в От-Флере. Уже подана петиция назначить ему опекуна из числа лордов, но он всегда будет находиться в степах монастыря. Аббат дал мне слово.

– Аббат лжет, – отрезал де Гини. – Вы не имеете права решать за меня, Она сказала мне, что ребенок мертв. Она сказала мне, что бросила его тело в ручей.

– Рыцарь Бригант не знал, что ребенок жив, – вмешалась Аликс, увидев, что все забыли о ее присутствии. – Он узнал об этом в последний момент. Он не знал о том, что я вам сказала. Он не знал, что ребенок жив, пока не увидел его со мной.

– Это прекрасно, что вы защищаете рыцаря-воина, леди Аликс. Но может быть, вам лучше подумать о собственной безопасности? Вы пока не за стенами монастыря, а дорога туда длинна и опасна.

Рука де Гини легла на рукоять кинжала. Северин тотчас положил свою руку на рукоять меча. Двое мужчин сошлись в молчаливом поединке, причину которого Аликс не понимала. Она только знала, что должна отвлечь внимание де Гини. Хватит с нее крови.

– Во всем виновата я, – твердила она. – Я нашла ребенка во время захвата замка и унесла его к себе. Я спрятала его в своих покоях, – врала она, стараясь спасти Софи и ее мать. – Это оказалось нетрудно, так как никто не смел входить ко мне без разрешения. Никто даже и не пытался.

– За исключением рыцаря Бриганта, – прошипел де Гини. – Думаете, я не знаю о ваших свиданиях на главной башне замка? Конечно, вы об этом не догадывались. Позвольте сообщить вам, что теперь я являюсь лордом этого замка, и моя обязанность следить за всем, что здесь происходит.

Он нахмурился, и между его бровями залегла глубокая морщина.

– Но скажите мне, леди Аликс, вы действительно сами прятали ребенка? Без посторонней помощи? Это же так трудно, особенно для вас! Вы сами подмывали и пеленали его? Вы кормили его грудью?

– В этом не было необходимости, – спокойно произнесла Аликс. – Когда я взяла его, он был уже приучен пить из чашки. Все остальное я делала сама и без всякой помощи. Никто мне не помогал.

– Леди! – воскликнул Ланселот таким громовым голосом, что даже у пьяных рыцарей в жилах застыла кровь. Но Аликс не испугалась и повторила:

– Я все делала сама. Никто мне не помогал.

– Никакой поддержки? Никакой помощи?

– Никакой поддержки. Никакой помощи. – Графиня де Мерсье посмотрела рыцарю де Гини в глаза.

– Аликс, – прошептал Северин, понимая, что она сама загнала себя в ловушку.

– Вы лжете, – промурлыкал де Гини сладким голосом. – У вас было достаточно помощников. – Он махнул рукой одному из пажей: – Приведи колдунью.

Аликс догадалась, что они ворвались в дом Софи, как только она его покинула. Им пришлось хорошо потрудиться, чтобы так покалечить человека. Софи – а это, несомненно, была она, хотя ее трудно было узнать под маской боли, исказившей ее лицо, – едва волоча босые ноги, вошла в комнату. Цепь, сковывавшая их, громко звенела, ударяясь о каменный пол. Ее лицо было в синяках, под глазами темнели круги. Одна рука безжизненно повисла вдоль тела. Ее платье из домотканой материи, от которого всегда приятно пахло лекарственными травами и свежей землей, было разорвано в клочья и висело как мешок на исхудавшем теле.

Аликс бросила быстрый взгляд на руки колдуньи и так же быстро отвела его. Де Гини приказал искалечить их. Это было в его духе: уничтожить все здоровое и истинно красивое. Аликс уже знала об этом. Страсть к разрушению была неотъемлемой частью его натуры: она вошла в него вместе с превратностями судьбы.

Колдунья пошатнулась, и некоторые, рыцари захихикали. Аликс попыталась броситься к ней, но Северин ее удержал.

– Очаровательно, – ухмыльнулся де Гини, глядя на них, – хотя и несколько поздно. Вам следовало бы раньше о ней подумать. Не сомневаюсь, что вы провели с ней достаточно времени. Но здесь, в замке Мерсье, даже слуги играют в благородство. Я затратил на эту ведьму черт знает сколько времени; чтобы выудить из нее то, что мне нужно. Здесь только графу Роберу не хватало здравого смысла, а возможно, и мадам Соланж. Но они сейчас благодаря стараниям леди Аликс мирно покоятся в земле, и их души на небесах – если такое возможно.

– Я не сказала ему ничего. – Голос Софи звучал хрипло, но отчетливо. – Он ничего не добился от меня.

– К счастью, не только она одна была посвящена в эту тайну, – сказал де Гини, пожимая плечами. – Похоже, многие в деревне знали об этом или подозревали, хотя мне стоило большого труда заставить их говорить. Некоторых из них мы пытали, как и ее, другим предложили деньги. В конце концов, я узнал о ребенке все, что мне было нужно. Но мы опоздали. Вы уже уехали в От-Флер. Тогда я направил свои мысли в другом направлении. Этот ублюдок Иврен не единственный, кто носит фамилию Мерсье.

– Нет, – подтвердил Северин.

– Вы знаете, что у меня на уме? Вы думаете, что можете читать мои мысли? – Отступив на шаг, де Гини с интересом посмотрел на Бриганта. – Хотя почему бы и нет? Ваша семья именно этим и славилась. Ваш отец носил мальтийскую звезду. Ваш дядя, прославленный Бельден Арнонкур, будучи тамплиером, предстал перед судом инквизиции в Риме.

– Вы не получите ее, – заявил Северин.

– О, не сомневаюсь, что получу, – рассмеялся де Гини и повернулся к Аликс: – Видите ли, моя дорогая Аликс, пока вы отсутствовали, я много думал над теми печальными событиями, в которые мы с вами попали. Вы можете сказать, что в них нет ничего общего, однако это не так. У вас есть титул, но нет замка, а у меня есть замок, но нет титула. Я думаю, что, объединив наши нужды, говоря иначе, скрепив их браком, мы разрешим наши проблемы.

– Вы сами не понимаете, что говорите, – возмутилась Аликс. – Я только что овдовела. Я не могу выйти замуж. Меня надо поместить в монастырь. Вы сами говорили об этом.

– Я думал о многих вещах, включая и ту, что вы носите на шее, – мальтийскую звезду.

– Это пустяк, семейная реликвия, и она не обладает никакой силой.

Но, произнося эти слова, Аликс знала, что лжет.

– Гай Арнонкур думал совсем иначе. Его брат Бельден тоже не согласился бы с вашим утверждением. Они считали, что этот амулет обладает необыкновенной силой, особенно когда его носит Магдалена.

– У вас уже есть Мерсье. Вам не надо вступать в брак, чтобы завладеть им.

– Возможно, и нет, – задумчиво произнес де Гини. – А может, и да. Есть вещь, более ценная для меня, чем замок, – вещь, обладание которой поможет мне удержать эту крепость.

– Вам поможет удержать ее герцог Бургундский, – презрительно фыркнула Аликс. – Он именно та сила, в которой вы нуждаетесь. Я же вам не нужна, и я никогда не выйду за вас замуж. Вы убили моего мужа, или вы забыли об этом?

– Конечно, нет, мадам, и советую вам тоже этого не забывать. Робера де Мерсье нет, но остались те, кто может разделить его судьбу. – Он посмотрел на Софи. – Женщины… и даже дети. Грядущая война смешает все карты. Всякое может случиться в наше время.

– Вы не осмелитесь выступить против аббата От-Флера! Вы не осмелитесь направить войска в такое святое место – вскричала Аликс.

– Конечно, нет, – согласился Гини. – Но может произойти несчастный случай. Удар ножа…

Его плоская шутка вызвала взрыв смеха такого громкого и такого долгого, что он почти поглотил слова Северина:

– Я вызываю вас на дуэль.

– Меня? – удивленно спросил де Гини. В зале наступила тишина. – На что?

– На рыцарский поединок, – ответил Бригант, глядя де Гини прямо в глаза и продолжая держать Аликс за руку.

– Вы сумасшедший, – хмыкнул де Гини, – не отводя взгляда. – Если я захочу, она будет моей. – Когда приедет мой брат, он может привезти с собой епископа; Леди де Мерсье обязана носить траур два года, но я могу попросить епископа его отменить. Всегда могут быть сделаны исключения, особенно для меня. В интересах брата оставить этот замок в надежных руках.

– И вы считаете, что в моих интересах выйти замуж за человека, который убил моего мужа? – Аликс была слишком сердита, чтобы бояться. – Вы не боитесь, что Господь на своем суде накажет вас за такое святотатство? Вы убили моего мужа!

– А вам, миледи, я советую перестать надеяться на безоблачное будущее и задуматься над тем, что с вами может случиться, если вы мне откажете.

– Рыцарский поединок, – снова предложил Северин. – Он покажет, кому будет принадлежать леди Аликс.

– И кто уложит ее в постель, – добавил де Гини.

– Да, и кто уложит ее в постель.

Рука Северина снова легла на рукоять меча. Аликс попыталась вырваться, но он крепко сжимал ее пальцы. Она все еще не понимала, как понимал он, насколько опасен может быть де Гини.

– Я вызываю вас на поединок за руку леди Аликс. Хочу вам только кое-что напомнить: на протяжении столетий каждый английский король вызывал своего французского соперника разрешать дело согласно рыцарской чести – один человек, одна пика. Сражаться до смерти. Соглашайся, де Гини. Ведь ты не можешь убивать только спящих людей.

– Никаких смертей! – вмешалась Аликс. – Я не хочу никакого мужа. Я хочу в монастырь. Давайте прекратим этот разговор.

Но никто уже не обращал на нее внимания. Она, похоже, уже не была причиной ссоры двух мужчин. Причиной было что-то более личное.

Де Гини посмотрел на Северина и улыбнулся:

– Здесь замешано нечто большее, чем я ожидал. Наш рыцарь Бригант влюбился. Он готов пожертвовать священным долгом перед отцом ради прекрасной ручки леди Аликс или, возможно, ради мальтийской звезды и ее силы, которая его манит.

Северин промолчал, но Аликс почувствовала, как он напрягся.

В комнате повисла напряженная тишина. Не было слышно пи звука, даже треск дров в камине затих.

– Ну, если не это, то, значит, замок Мерсье. Ты хочешь заполучить замок, который я завоевал?

– У меня нет ни малейшего желания им владеть. Я предлагаю вам честный выход из создавшегося положения. Никто не посмеет отобрать у человека то, что он выиграл в честном рыцарском поединке. Даже сам герцог не посмеет этого сделать.

Де Гини был слишком хитер, чтобы показать свою заинтересованность.

– Завтра при свете утра, – отчеканил Северин. – Если вы, – конечно, не побоитесь выступить против человека проснувшегося и вооруженного. Вам делает вызов живой человек, а не тот, кого вы убили, когда он лежал в постели голый и беззащитный.

Казалось, что даже стены замерли, ожидая ответа де Гини. Его люди придвинулись к нему ближе. Где-то сзади послышался смешок, но сразу затих.

– Завтра, – согласился де Гини. – На рассвете. Победитель в качестве приза получает леди де Мерсье. Проигравший – умрет.

Глава 12

Северин услышал стук в дверь, когда он уже лежал на своей узкой солдатской койке. Его руки были закинуты за голову, глаза открыты. Было поздно. Рядом коптила почти догоревшая восковая свеча. Он так глубоко задумался, что сначала не услышал стука, а услышав, подумал, что это, вероятно, пришел один из его пажей. Он послал за своими людьми, перед тем как уйти из зала. После того как был назначен рыцарский поедшюк, де Гини не имел права держать их в подземелье. Сэру Ланселоту пришлось освободить его людей, содержавшихся под стражей.

Небрежное упоминание о внебрачном рождении Ланселота заставило его соблюдать правила игры, на что Северин и рассчитывал. Сейчас, когда они договорились о поединке, Северин думал о том, как сделать так, чтобы де Гини вел себя как подобает рыцарю. Де Гини не должен был бояться исхода этого поединка. Слабый на вид, на самом деле он был достаточно сильным, что однажды, в Париже, позволило ему продержаться на арене турнира целых три дня. Победа не принесла ему состояния, но он сделал себе имя.

Стук повторился.

– Входи, – откликнулся Северин, накрываясь льняной простыней. В его голове промелькнула мысль: кто из пажей пришел к нему? Обычно один из них спал на соломенном тюфяке в изножье его кровати. Он соскучился по своим солдатам и был рад, что кто-то из них пришел, чтобы нести свою службу.

Но в дверь вошел не паж и не оруженосец.

– Я не хочу, чтобы вы сражались из-за меня, – прямо с порога заговорила Аликс. – Я вверяю свою судьбу в руки епископа. Он никогда не даст своего позволения на брак с женщиной, которая недавно овдовела. Я уверена – он не поддержит эту пародию на брак. Но если он это сделает, я выйду замуж за де Гини, лишь бы не видеть вас сражающимся из-за меня. Я предпочту это…

– Чему? – спросил Северин.

На Аликс поверх ночной рубашки была наброшена накидка. Ее распущенные волосы золотым каскадом спадали на спину. Он ощущал ее запах, казалось, воздух в комнате наполнился ее присутствием. Если бы он допустил, то мог бы легко лишиться дыхания.

– Вы бы предпочли брак с рыцарем де Гини браку со мной?

Закутавшись в простыню, Северин сел в кровати. Желание распирало его, и он старался это скрыть.

– Вы думаете, вам будет хорошо с ним в Мерсье? Вы даже не представляете, как он использует вас! Вы думаете, его обращение с Софи единственный случай? Он испытывает наслаждение, уничтожая людей и отнимая у них красоту. Я видел, как вы смотрели на руки Софи. Вы думаете, что человек, который ее покалечил, остановится перед тем, чтобы не навредить и вам, когда вы станете его женой?

– Я не хочу, чтобы он вас убил, – прошептала Аликс. – Особенно сейчас, когда вы, подвергая себя опасности, помогаете мне. Вы должны отказаться от этого поединка. Епископ не даст согласия на такой брак.

– Уверяю вас, миледи, – рассердился Северин, – уж если Ланселот де Гини решил вступить с вами в брак, значит, он уже подготовил почву. Он не тот человек, который действует, не зная, что его ждет. Больше всего он боится выставить себя дураком. То, что вы вступите в брак, не подлежит никакому сомнению. Остается открытым вопрос – кто из нас станет вашим мужем?

Аликс подошла к его койке. Сейчас, в полумраке комнаты, Северин видел ее необыкновенные глаза. Казалось, они заглядывали ему прямо в душу. Он видел, что она верит ему.

– И все это из-за амулета? – удивленно спросила она, положив маленькую ручку на мальтийскую звезду, висевшую у нее на шее. Она придвинулась еще ближе. – Это правда, что вам нужна она, а не я? Что вам нужен этот амулет из-за силы, которой он обладает? Именно это и является причиной вашего спора?

– Мне нет дела до этого амулета.

– Но почему же тогда вы рискуете собой, спасая меня?

– Действительно – почему? – задумался Северин. – Наверное, потому, что, победив, я женюсь на вас. Я очень этого хочу.

– Почему? – снова спросила Аликс, придвигаясь еще ближе к нему. Ее накидка сползла с плеч, и сейчас Северин мог любоваться белизной кружев ее ночной рубашки. – Вы же говорили, что не женитесь, пока не восстановите честное имя своего отца, – прошептала она. – Что изменило ваше решение? Не припомню, чтобы вы говорили, что любите меня – что можете полюбить меня?

– Я вас не люблю, – решительно заявил Северин, но тут же его охватили сомнения. Он вдруг понял, что это не совсем соответствует действительности, но сейчас ему не хотелось исследовать то чувство, которое он питал к ней. Эта женщина была так ранима и доверчива, и ее можно было легко обмануть. – Но я не могу оставить вас незащищённой, когда вам грозит опасность, – продолжил он. – Раз де Гини принял решение, он не отпустит вас в монастырь. Ему нужно то, чем вы владеете: наверняка замок и, возможно, мальтийская звезда.

– Нет, нет, нет! – возмутилась Аликс звенящим от гнева голосом. Гнев сделал ее храброй. – Этого не будет! Я не хочу иметь с ним ничего общего. Смешно даже думать, что кто-нибудь из всех епископов земли сможет заставить меня выйти замуж за убийцу моего мужа!

– Я не убивал Робера де Мерсье, – напомнил ей Северин. – Я вообще никого не убивал в замке, а потому вы выйдете замуж за меня. Разрешение на, этот брак будет легко получить. Вы забываете, что епископ – младший брат герцога Бургундского, а герцог здесь законный лорд. Вам бы следовало учитывать это. А вот ваш муж наверняка пожалел о своем легкомыслии, когда увидел меч Ланселота де Гини, занесенный над его головой.

Аликс задумалась. Его слова, что она будет вынуждена выйти замуж за де Гини, подобно бабочке впорхнули в ее головку и прочно угнездились там.

Он все еще продолжал сидеть на постели, а Аликс была настолько близко, что Северин мог протянуть руку и дотронуться до нее. Он знал многих женщин – пожалуй, даже слишком многих, – и потому сразу почувствовал исходившее от нее желание. Им была наполнена вся комната. Оно висело в воздухе. Несмотря на ее страх, оно, это желание, тем не менее, присутствовало.

Она, возможно, и не знала, какое чувство сейчас испытывает, но Северин знал. Скорее всего, думал он, если он притянет ее к себе, она будет сопротивляться, но это только сначала и недолго. Однажды она сама потянулась к нему, и сейчас, стоит ему захотеть, она будет ему принадлежать.

– Я бы предпочла быть с вами, – вздохнула она, – если рыцарь де Гини моя единственная альтернатива.

Он улыбнулся, не зная, рассматривать ее слова как комплимент или как оскорбление.

– Я бы предпочла быть с вами сейчас.

– Сейчас? – удивился он.

– Он убил моего мужа, – продолжала она, не отвечая на его вопрос. – Я не вынесу его прикосновений. Я буду видеть на его руках кровь Робера. А сэр Ланселот не станет уважать мои чувства. Он не оставит меня в покое!

В который раз Северин мысленно увидел де Гини, вонзающего кинжал в сердце раненого сокола. Он был его любимцем, и птицу можно было легко спасти. Подлечившись, она бы свободно парила в небе, если бы Ланселот не убил ее. Сначала он разглагольствовал о ее красоте, а спустя мгновение вонзил ей в сердце нож.

– Да, – кивнул Северин, – он не оставит вас в покое.

Ему хотелось рассказать ей о соколе, хотелось объяснить, как на него подействовала столь бессмысленная жестокость. Он хотел, но не находил слов. Он и без того был в ее глазах простым и необразованным солдатом. Если он сейчас расскажет ей, как это бессмысленное убийство подействовало на него, она навсегда перестанет видеть в нем мужчину. Он не может поделиться с женщиной своими впечатлениями. Слишком часто в прошлом женщины причиняли ему боль.

– Значит, мне лучше выйти замуж за вас, – решила Аликс, внимательно посмотрев на него. – Правда, я не хочу выходить за вас замуж. Но я могу переспать с вами. Кажется, мне этого хочется. Для этого я сюда и пришла.

– Вы любите меня?

– Нет, – быстро ответила она – точно так же, как сделал это он.

Она замолчала и даже перестала дышать. Северин видел, как пылают ее щеки и как дрожат руки. Она предлагала ему себя, а он боролся с искушением. Он не хотел животного совокупления. Он не возьмет ее на этой узкой койке в этой голой комнате.

Он не возьмет ее до тех пор, пока она по закону не будет ему принадлежать. Это было важно для него по многим причинам.

Она должна принадлежать ему, но она нужна ему свободной, без погибшего Робера, за которого она все еще цеплялась, и без угроз со стороны де Гини.

– Вы очень великодушны, миледи, – улыбнулся он, – но простите меня, я отвечу вам отказом. – Он увидел, как она побледнела от унижения. – Я подожду. Когда в следующий раз вы придете ко мне, вы придете уже женой.

– Вы уверены в своей победе, сэр Северин? Северин задумался. В комнате наступила такая тишина, что было слышно, как песок струится в песочных часах.

– Нет, не уверен, – ответил он наконец. – Я вообще ни в чем не уверен.

Леди де Мерсье присела перед рыцарем Бригантом в реверансе, да так низко, что ее накидка – а она снова была на ней, прикрывая кружева рубашки, – коснувшись пола, подняла в воздух листья сухого чабреца. Северин не остановил ее. Аромат чабреца наполнил комнату и еще долго ощущался после того, как тяжелая дверь закрылась за ней. Этот аромат смешался с запахом роз, который исходил от нее и который, как знал Северин, всегда будет напоминать ему о ней.

Он случайно наткнулся на нее, когда она искала подснежники, но он всегда будет помнить ее как символ весны.

Глава 13

День рыцарского поединка выдался мрачным и серым. Тучи заволокли небо так плотно, что солнце не смогло пробиться сквозь них. Ночью Аликс почти не спала, думая о Северине Бриганте и не переставая удивляться, почему человек, посчитавший ее настолько противной, что не пожелал разделить с ней постель, когда она сама предложила ему себя, будет рисковать жизнью ради нее. Наверное, именно потому, что она сама к нему пришла. И хотя воспоминание об этом заставляло ее краснеть, она пыталась убедить себя, что хотела – что должна была – увидеться с ним, чтобы уговорить его отказаться от поединка. Она убеждала себя, что ей не нужен этот поединок – вот почему она пришла к нему. Но на самом деле она знала, что сама себя обманывает.

Северин будет сражаться с Ланселотом де Гини не только ради нее, и поэтому она не смогла его переубедить. Она этого ожидала. Но вот чего она не ожидала, так это боли, вызванной его отказом. Он отверг ее точно так же, как много раз отвергал Робер. Аликс была уверена, что уже больше никогда не посмеет посмотреть ему в лицо, и как это ни грустно, ей придется стать женой Ланселота де Гини. К счастью, у нее есть кое-что нужное ему. Она не боялась, что он ее отвергнет.

Она встала до рассвета. До того как раздался стук в дверь, она успела умыться, зачесать волосы назад и подушить себя розовыми духами из заветной деревянной бутылочки.

– Лорд сказал, чтобы вы поторопились, – произнес незнакомый голос.

Аликс не узнала ни голоса, ни акцента. Она только знала, что ни то, ни другое не принадлежало молодой Софи. По непонятной причине она моментально ополчилась против той, которая стояла за дверью. Она оглядела свою спальню: гобелены и серебро, огромную кровать, кружева, атлас, шелк и ковры. Ее охватила нерешительность, но она внушила себе, что женщина, которая пришла сюда с неизвестной целью, не должна увидеть и намека на эту нерешительность.

– Где моя служанка? – спросила она, открывая дверь.

– Я ваша служанка, – заявила женщина, вызывающе уперев руки в бока. – Меня прислал к вам лорд этого замка.

Она была маленькой, смуглой и молодой. Копна кудрей выбивалась из-под грязного платка. Аликс нахмурилась:

– Я хозяйка этого замка, и я задала тебе вежливый вопрос, на который хочу получить вежливый ответ.

– Она в деревне, – последовал неохотный ответ.

– Она покалечена?

– Вы хотите спросить, не пытали ли ее тоже? – Женщина нахально улыбнулась. – Это христианское государство, и никто не может быть допрошен инквизицией без видимой причины и серьезных доказательств. Колдунью, мать молодой Софи, не стали бы пытать, если бы она назвала своих сообщников.

– Возможно, у нее их и не было, – пожала плечами леди Аликс.

– Все говорят, что она была колдуньей.

– Это еще надо доказать, – сказала леди Аликс, поднимаясь со своего места у камина. – Назови мне свое имя.

Женщина сморщила лицо, размышляя, надо ли это делать и одобрит ли это сэр Ланселот.

– Твое имя, – повторила Аликс.

– Аннетт, – ответила наконец женщина.

– Аннетт, – повторила Аликс. – Ты не из деревни Мерсье. Это чувствуется по твоему акценту.

– Я из деревни, расположенной у дороги, которая ведет к гробнице святого Бернара.

– Значит, это Сен-Дени, не так ли?

– Да.

– Да – кто?

– Да, миледи.

– Сэр Ланселот нанял тебя и привез сюда. Деревня далеко отсюда. Он привез с собой и других?

– Да, привез, миледи. По крайней мере, человек, восемь.

– Потому что ему не доверяют в завоеванной им деревне, – задумчиво проговорила Аликс, – хотя он сделал все правильно: никакого кровопролития и много эля. И однако, деревня не присягнула ему на верность. Ты можешь спросить, почему они так поступили, хотя ты присягнула на верность ему, а не своему законному лорду.

– Лорд Ланселот… – начала Аннетт.

– Ланселот де Гини, – прервала ее Аликс, – пока не является лордом этого замка и может никогда им не стать. Но я пока здесь хозяйка. Как видишь, мне пришлось самой одеться, но я прошу тебя надеть на меня накидку. Сегодня состоится поединок, и я должна прийти вовремя.

Женщина с нахальным видом вскинула голову. То, что сказала Аликс, как раз и входило в ее задание.

– Лорд де Гини приказал вам быть на поле турнира с первым ударом колокола, призывающего к утренней молитве, – заявила служанка. – Он сказал, что вы можете быть в трауре, но ваше платье должно быть богатым. Он сказал, чтобы вы распустили волосы и хорошо выглядели.

– Я никогда не хожу с распущенными волосами перед посторонними мужчинами.

На этот раз улыбка Аннетт была коварной.

– Он предупредил, что именно это вы и скажете. Я должна напомнить вам, что Софи все еще находится в подземной тюрьме замка. Она провела спокойную ночь, но все может измениться.

Служанка неуклюже присела в реверансе. Со двора доносились звуки колокола и скрежет металла. Аликс дождалась, когда Аннетт принесет ее накидку и покинет покои, и только потом подошла к окну.

Де Гини, должно быть, ночью выпустил из подземелья людей Северина. Она узнала старину Кристиана из Королевства обеих Сицилии и Юного оруженосца Филиппа. Поле боя было хорошо утрамбовано, а солдаты как из «Золотой армии», так и из армии де Гини готовились к поединку. Обе группы работали молча, каждая у своих палаток, и бросали косые взгляды друг на друга. Аликс заметила, что рядом с каждой палаткой лежало оружие, а у каждого рыцаря на поясе висел меч. Аликс было странно видеть переделанное до неузнаваемости турнирное поле. Де Гини многое изменил в замке. Она вспомнила груды книг, разбросанных по большому залу. Эти книги были гордостью Робера: вся его жизнь была связана с ними. Похоже, что все то, чем Робер дорожил, было уничтожено, а что презирал – восстановлено. Аликс знала, что как только де Гини получит титул, он продаст заботливо собранную Робером библиотеку. Она вспомнила, с каким благоговением Северин дотрагивался до рукописных книг.

– Хорошо, что Робер не дожил до этого дня – прошептала она. Но она знала, что ей самой уже нет дела до этих книг. Она любила их – это правда. Они заполняли собой ее дни и ночи с тех пор, как она почувствовала себя одинокой в замке Мерсье. Не будь их, она бы не выжила. Но та часть ее жизни закончилась. Сейчас она это сознавала. И хотя ее муж погиб всего несколько месяцев назад, для нее он умер уже давно. И возможно, вообще не жил для нее.

Впервые со дня их женитьбы в ее душе воцарился покой, а с покоем пришло и прощение. Было странно, что в этот день, который может закончиться для нее браком с другим, она смогла наконец понять и простить своего мужа.

Аликс никогда не любила рыцарские поединки. Конечно, их и не устраивали, пока они до возвращения отца жили с матерью в Бельведере. За время отсутствия графа Дуччи Монтальдо замок пришел в запустение. Ни о каких турнирах не могло быть и речи.

Тогда на обширных землях Священной Римской империи, где ее отец, генерал, командовал армией своего друга римского императора Сигизмунда, не оставалось времени для рыцарских сражений. Сражения в ту пору были настоящими: против турок, против непокорных немецких принцев, против придворных самого императора – одним словом, их было предостаточно. Поэтому Аликс фактически не видела того, что один из принцев назвал «цивилизованным подходом к кровавым делам». И они никогда не производили на нее впечатления, даже в Париже, где они проводились с особым шиком, который мог себе позволить только король Франции. Во время этих турниров Аликс с трудом сдерживала зевоту.

Но этот поединок будет не похож на другие, и Аликс это знала. Он произойдет по личным мотивам – из-за нее. Он определит ее дальнейшую жизнь или по крайней мере судьбу. Ничто в ее жизни не останется прежним, кто бы из мужчин ни победил. Исход сражения гораздо яснее определит ее судьбу, чем смерть мужа, которая принесла с собой лишь перемены. То, что случится здесь, будет совсем другим.

Аликс почувствовала это, как только вышла из замка, одетая в черный шелк и с распущенными волосами. Она знала – это будет схватка не на жизнь, а на смерть. Аликс это понимала, так как была дочерью одного рыцаря и женой другого. Никто из мужчин не уйдет с поля битвы, пока не убьет противника. Она ощущала запах смерти, который густо висел в воздухе. Здесь не было пи малейшего признака фривольности или праздного веселья, которые обычно сопровождают турниры. Никаких ярких знамен, символизирующих присутствие членов благородных фамилий. Аликс знала и то, что ни один пэр или рыцарь не осмелится отклонить приглашение де Гини на турнир, так как было хорошо известно, что он скоро станет новым графом де Мерсье. К тому же будущий граф был связан кровными узами с герцогом Бургундским – их законным лордом. В такое тревожное время, как это, лучше не навлекать на себя беду. Местная знать никогда не осталась бы дома, получи она приглашение.

Но ее не пригласили.

Пока Аликс спускалась, по лестнице замка во внутренний двор, она поняла, что среди публики будет единственной представительницей знати.

– Я буду сопровождать вас, миледи, – заявила Аннетт, подходя к ней.

Аликс в упор посмотрела на служанку. Она никогда не отличалась снобизмом, Но эта женщина и это место требовали от нее определенного поведения.

– Я графиня де Мерсье, – гордо произнесла она, – а это значит, что меня должен сопровождать человек такого же ранга, как я сама.

– Не сегодня, – огрызнулась Аннетт. – Вы пойдете со мной, так было приказано.

– Именно сегодня, – не сдалась Аликс. – Можешь сказать рыцарю де Гини, что я не займу своего места без должного сопровождения. Он не может заставить меня сделать это против моей воли, и он не посмеет давить на меня в присутствии посторонних.

Они стояли друг против друга, и их дыхание клубилось на холодном воздухе. Наконец Аннетт резко повернулась и направилась к турнирному полю. Когда она вернулась, с ней был новоиспеченный рыцарь. Он был совсем юным, и его золотые шпоры сверкали и звенели при каждом шаге. Но он был рыцарем и благородных кровей.

Аликс положила свою руку на его локоть, и они направились к трибунам для зрителей. Она поискала глазами Северина, но его нигде не было. А Ланселот де Гини, окруженный толпой пажей, улыбнулся ей. Помня о своем ранге, Аликс присела в глубоком реверансе. Но ее голова была опущена.

– Поднимите голову, – процедил сэр Ланселот. – Такое неудобное положение вредит вам. Вы бы избежали всех этих неудобств, если бы сразу приняли мое предложение. Сейчас ваша цена – это жизнь рыцаря Бриганта.

Аликс поднялась, но ее глаза были опущены. Его слова отозвались в ней холодом.

Де Гини натянул кольчужные перчатки.

– Вы не видели его? – спросил он. – Неужели у вас не нашлось для него добрых слов? Он будет сражаться за вас, и он собирается меня победить, чтобы в этот же день обвенчаться с вами.

Но Аликс не могла бы посмотреть Северину в лицо после того, как она пришла в его покои, а он ее отверг. Она снова положила свою руку на руку молодого рыцаря, и он проводил ее на предназначенное ей место на трибуне. Здесь уже собралось много народа. Похоже, рыцарь де Гини приказал присутствовать на трибуне всем крестьянам графа де Мерсье, чтобы они стали свидетелями его великолепной победы над рыцарем Бригантом.

– Крестьян отделяют от других три ряда веревки, – шепнул юный рыцарь, подводя Аликс к помосту. – Они говорят, что для них оба рыцаря равны, хотя рыцарь де Гини предпочтительнее. Он гораздо хитрее рыцаря Бриганта. Здесь много сторонников сэра Ланселота. Некоторых из них он целых три дня держал на турнире в Париже. Де Гини хорошо заплатил трубадурам, чтобы слава о нем продолжала жить.

Рыцарь был возбужден, предвкушая вид крови, которую он прольет. Аликс содрогнулась.

– Все знают, что именно вы причина этого поединка, – произнесла Аннетт из-за спины Аликс. Она придвинулась к ней вплотную, давая понять окружающим, что она уже подружилась со своей хозяйкой и держит ситуацию под контролем. – Все знают, что сэр Северин и граф де Мерсье будут сражаться из-за вас.

– Ланселот де Гини еще не граф де Мерсье! – рассердилась Аликс.

– Время покажет, – хмыкнула служанка.

Аликс повернулась к людям, стоявшим рядом с ней. Они говорили громко, с сильным акцентом, что действовало ей на нервы. Со дня захвата замка Ланселот де Гини был очень занят – он развил кипучую деятельность как в стенах замка, так и за его пределами. За время своих многочисленных визитов к гробнице святого Бериара он познакомился со многими людьми, и сейчас они все были здесь. Для этого человека не существовало ничего святого. Он проливал кровь людей так же легко, как пролил кровь своего любимого раненого сокола.

И этот человек мог выиграть поединок и жениться на ней. Промозглая погода вынуждала Аликс дрожать, а мысль о Гини – содрогаться.

Но ведь Северин где-то здесь!

Но он отверг ее.

Она не знала причины, почему он решил сражаться за нее, чтобы победить в той вражде, которая существовала между ним и Ланселотом.

Северин здесь!

Все остальное придет позже, но главное – он здесь!

Устроившись поудобнее, Аликс стала искать взглядом Северина, но не нашла его. Аликс скользнула взглядом по полю и отметила, что оно расширено и даже углубилось в лес. Сейчас оно было огромным, гораздо больше, чем раньше. Оно показалось ей опасным, гораздо опаснее тех мест, которые Ланселот де Гини сумел соорудить за время своего короткого владения замком. За то время, пока она носила траур.

Турнирные лошади были отпущены на свободу и носились по полю под внимательными взглядами оруженосцев и пажей. В воздухе развевались знамена, украшая собой шелковые тенты, вокруг которых сновали солдаты, одетые в черный цвет «Золотой армии» или серебристо-зеленые цвета армии де Гини. Один мальчик, судя по всему паж, тренировался со щитом, который был больше его самого. Аликс вздрогнула, когда щит со стуком упал на землю.

Сейчас для нее все было здесь непривычным. Ее жизнь с Робером закончилась, но у нее все еще был титул и возможность сохранить замок. Она стала бременем для его новых обитателей и нищей настолько, чтобы кто-нибудь, кроме де Гини, захотел на ней жениться. Но хотел ли он ее? Или ему была нужна мальтийская звезда, значения которой она пока еще не понимала.

А если он проиграет?..

Если он проиграет, ей придется выйти замуж за человека, которому не нужна жена и который отверг ее, когда она пришла к нему. С замужеством ее имя изменится. Если де Гини проиграет, но останется в живых, она будет служить постоянной угрозой для него, и он постарается от нее избавиться. Она уже не будет графиней де Мерсье. Но это ее совсем не заботит. Впрочем, что бы ни случилось, убийца ее мужа выиграет, а проиграет она. Глупо думать, что все могло повернуться иначе. Слава Богу, что ей удалось спрятать ребенка.

И однако, ей хотелось, чтобы победил Северин. Хотелось отчаянно. Она ничего не могла с собой поделать. Но шансов на это мало. Она знала жестокость де Гини, которой не обладал Северин. Она вспомнила их день в лесу. Она вспомнила олененка и шершавость его языка, когда он слизнул с ее ладони соль, которую ей дал Северин.

Да, Северин совсем не похож на де Гини.

Ив это время мальтийская звезда шепнула ей:

«Ты только предлог для этого поединка. Де Гини убьет его. Используя любые средства, рыцарь де Гини убьет сегодня Северина, если ты не вмешаешься».

Но что она может сделать, стоя на помосте, далеко от мужчин, готовых к поединку? Что может она сделать, отделенная заграждением от рыцарей и плотной толпы слуг, одетых в новые ливреи и получающих подачки от де Гини? На что она может надеяться?

– Миледи.

Она не заметила, как к ней подошел Кристиано. Он сделал вид, что не замечает ее, когда она кивнула ему, а теперь он подошел к ней сам. Она была благодарна ему за то, что он оказался рядом.

– Милорд Северин прислал меня, чтобы я постоял рядом с вами, – сказал он.

Кристиано был крупным мужчиной, и Аннетт пришлось отодвинуться от нее. Но стоя рядом с ней, Кристиано вообще не смотрел на нее. Аликс это мало беспокоило. Главное – она не одна и именно Северин прислал Кристиано составить ей компанию.

– Он готов? – взволнованно спросила она. – Он хорошо себя чувствует?

– Он уже одет, – ответил Кристиано. – Думаю, что готов, хотя он мне этого не говорил.

Заиграли трубы, и мужчины стали выходить из своих палаток. Аликс слышала звон их кольчуг, когда они приближались к турнирному полю. Они еще не надели на головы шлемы, и Аликс, присмотревшись, нашла среди них Северина, от всей души желая, чтобы он повернулся к ней.

И он это сделал. Она не видела его глаз, но знала, что он на нее смотрит. И вдруг луч солнца прорвался из-за туч и заиграл в его волосах. Если Северин и видел леди Аликс, то не подал виду.

Сильные боевые кони были закрыты броней с цветами обоих рыцарей. Они вставали на дыбы, ржали, грызли удила и вырывались из рук пажей. Их горячее дыхание клубилось в воздухе. Даже на таком расстоянии Аликс слышала, как содрогается земля, под их мощными копытами. Она даже слышала скрип их деревянных седел.

Северин, ухватившись за луку седла, вставил ногу в стремя и вскочил на коня. На другом конце поля де Гини сделал то же самое.

Трубы издали протяжный звук.

– Это сигнал к поединку, – пояснил Кристиано. – Чему суждено случиться, то случится.

Глава 14

Северин посмотрел на публику через узкую щель забрала. Люди вокруг кричали, призывая рыцарей начать поединок. Зима была долгой, и сейчас, в первые дни весны, крестьяне, покинув поля, пришли посмотреть на своего графа, и, судя по всему, он им понравился, хотя им нравился и Робер и они были настроены к нему весьма дружелюбно. Но, несмотря на их отношение к графу Мерсье, они не понимали его жизненного уклада, утонченных манер, его любви к музыке и страсти к книгам. Деликатные манеры не могли защитить их в эти тревожные дни. Когда шок от захвата замка прошел и граф Робер был достойно похоронен, крестьяне стали склоняться на сторону рыцаря де Гини, который теперь был вынужден сражаться за их жизни. Их не смущал тот факт, что он стал инструментом в руках женщины, бывшей когда-то их хозяйкой. Они слепо верили, что, действуя открыто, он не совершает греха, о котором твердили им деревенские священники.

Возможно, они и оплакивали Робера, но в конце концов они все равно бы присягнули на верность Ланселоту де Гини, хотя бы потому, что он хорошо играл в кости. Интуиция им подсказывала, что с ним можно играть только по правилам, основанным на крови.

В дальнем конце поля сидел на коне сэр Ланселот и с, интересом наблюдал за Северином. Наклонившись в седле, он взял из рук пажа острое копье.

Трубы протрубили в последний раз, и оба рыцаря поскакали навстречу друг другу. Аликс наклонилась вперед и стала следить за движениями Северина. Пригнувшись к холке лошади, он держал копье на сгибе руки. И тут на него налетел Ланселот де Гини.

– Бей! – заорала толпа.

Северин услышал крик толпы и одновременно почувствовал острую боль в плече. Деревянное копье пробило его латы, и лошадь понесла его в противоположный конец поля. Плечо от удара нестерпимо болело.

– Счастливый удар, – выдохнул Кристиано. – Де Гини очень проворный. Он прирожденный воин, хотя и беспринципный. Он пойдет на любой обман, чтобы выиграть.

– Северин ранен! Сэр Ланселот нанес ему прямой удар. Он истекает кровью. Ему нужна помощь.

– Ему окажут помощь, – ответил Кристиано, положив руку на плечо Аликс. – Оставьте его пажам и не смущайте его. Вы уже и без того достаточно натворили.

Отпустив сей прозрачный намек, Кристиано мрачно улыбнулся.

Боль в руке теперь не доставляла ему больших неудобств, и Северин знал, что не умрет от раны. Худшее было впереди. У него был большой опыт в сражениях, и он знал, что скоро он перестанет думать о своем плече. Он решил, что было бы гораздо лучше, если бы копье угодило ему в грудь, так как рука может ослабеть от потери крови. Или…

Никакого «или»! Он должен выбить из седла Ланселота де Гини. У него нет другого выбора.

К нему бросился оруженосец с чистыми тряпками и уксусной водой. Труба протрубила начало второго раунда, и Северин взял у пажа новое копье.

Рыцарские правила были строгими, когда дело касалось поединка. Задача заключалась не только в том, чтобы правильно нацелить копье или правильно его держать. Задача поединка заключалась в том, чтобы уметь правильно атаковать противника и правильно нанести удар. Северин заставил себя сосредоточиться и нацелил копье на де Гини. Рана в плече все еще давала о себе знать, и копье ходило ходуном. Но внезапно что-то произошло: по непонятной причине он почувствовал себя крепко сидящим в седле, и его тело наполнилось силой. Такое не раз случалось с ним в бою, но никогда раньше он не ощущал такого волшебного ее воздействия, как в эту минуту.

Положив копье на сгиб руки, он поднял его.

Аликс почувствовала, как из ее разгоряченного тела исходит сила. Потом ее окутал смертельный холод. Та мощь, с какой из нее выходила эта сила, настолько удивила ее, что ей стало казаться, будто окружающие ее люди тоже почувствовали ее исход; и она начала озираться по сторонам. Ей казалось, что все должны смотреть на нее с ужасом. Ей также казалось, что она – эта сила – своим ударом должна была сровнять замок Мерсье с землей.

Но ничего подобного не произошло. На лицах людей, стоявших с ней рядом, не было страха. Их глаза были устремлены на поле, где рыцарь Бригант, собравшись силами, нанес сокрушительный удар рыцарю де Гини. Сэру Ланселоту удалось удержаться в седле, правда, с трудом. Толпа одобрительно загудела. Аликс к ней не присоединилась. Она ее просто не слышала. Она думала о той силе, которая вышла из нее. Она не сомневалась, что она прошла через нее и стала ее частью и, вполне возможно, существенной ее частью. Когда удивление прошло, Аликс поняла, что она всегда знала об этой силе, даже тогда, когда она еще только ждала своего часа, и, даже тогда, когда Аликс еще не могла сформулировать то, что с ней происходит. Ее мать, Джулиан Мадригал, хотела ее защитить. Мать не рассказывала ей об этой силе, и поэтому Аликс неоткуда было узнать, что женщины ее семьи с незапамятных времен чувствовали, когда эта сила себя проявит.

«Доверяй ей, – шептала Магдалена. – Доверяй тому, чем ты обладаешь».

Аликс, напуганная, отогнала от себя этот голос. Она не понимала, что произошло и в кого влилась вышедшая из нее сила.

Труба протрубила в третий раз, и оба рыцаря вновь сошлись в поединке. Северин видел, как Ланселот де Гини поднял копье и нацелился ему прямо в сердце. Неужели это конец? Сэр Ланселот хорошо знает доспехи. Он хорошо знает, куда нанести удар.

Северин взял наперевес свое копье и еще ниже склонился в седле. Плечо снова начало болеть, но он старался об этом не думать. Когда они сошлись вновь, он увидел в прорезь шлема горящие глаза де Гини. Раздался треск скрестившихся копий, и вслед за ним оглушительный крик толпы. Боль пронзила Северина. В глазах потемнело, но он, к своему удивлению, прочно держался в седле. Все вокруг – его люди, люди де Гини, крестьяне – стучали о перила и громко кричали:

– Упал! Упал!

И только тогда Северин понял, что вызвало у него такую острую боль: отдача от копья, попавшего в цель. Он выбил Ланселота де Гини из седла! Волосы Северина намокли от пота под шлемом. Пот струился по его лицу и застилал глаза. Протерев глаза, он наклонился, чтобы помочь Ланселоту встать. Сейчас, когда поединок закончился, рыцарские законы требовали, чтобы он это сделал.

Ланселот де Гини упал с лошади.

Северин Бригант победил.

– Поединок закончился! – закричала Аликс, готовая броситься Кристиано на шею, но он вовремя отступил. Впрочем, ей уже было все равно. Она забыла о благоразумии и своем положении единственной благородной дамы. Она была счастлива, и радость переполняла ее. Возможно, Северин и не любит ее, возможно, она не хочет выходить за него замуж, но его победа спасла ее от кошмарной участи. Сейчас никто не сможет заставить ее выйти замуж за Ланселота де Гини. Никто не заставит ее испытать объятие рук, обагренных кровью ее мужа.

«А Северин не будет насильно заставлять меня выходить за него замуж, – подумала она, слушая оглушительные крики толпы. – Он, даст мне возможность спокойно уйти в монастырь». Но слово «монастырь» уже не звучало так уверенно, как раньше.

Голос Магдалены шепнул: «Случилось плохое».

Аликс увидела удивленное лицо Кристиано.

– Он поднялся! Граф де Мерсье не покидает поле сражения.

Северин протянул руку Ланселоту де Гини и в следующее мгновение оказался в грязи. Он лежал в неуклюжей позе. Его рана горела огнем, и не было сил подняться. Над ним стоял рыцарь де Гини с мечом в руке.

– Мошенник! Мошенник! – кричала толпа.

Но человека, который осмелился нарушить обычай и рыцарский кодекс чести, убив спящего Робера де Мерсье, не заботило мнение толпы.

Каким-то чудом де Гини не удалось убить его первым ударом, и Северина это спасло. Чудом было и то, что ему удалось встать на ноги и вытащить свой меч. Ланселот был сильным противником, хитрым и коварным, он не собирался щадить Северина, делая скидку на его рану. Рыцари наносили и парировали удары друг друга, кружа на месте. Никому из них пока не удавалось нанести смертельный удар.

В Северине проснулась жажда крови. Она, как всегда в сражении, пришла ниоткуда и была замешана на ярости. Его раненая рука теперь чертовски болела, но он продолжал кружить вокруг де Гини, полный решимости его убить. Звуки металла разрывали тишину раннего утра. Других звуков не было. Зрители затаили дыхание. Можно сказать, что они даже вздохнуть боялись.

Аликс, ошеломленная, наблюдала за сражением.

То, что происходило сейчас, нельзя было назвать рыцарским поединком.

То, что сейчас разыгрывалось перед ней, было не чем иным, как ненавистью.

Северин не сомневался, что Ланселот де Гини решил его убить. Он это понял с первым ударом своего противника, Де Гини нацеливал свои удары ему в голову, в самую уязвимую часть в рыцарских доспехах. Удар, еще удар, отражение. И с каждым ударом рана Северина болела все сильнее, и у него начало темнеть в глазах. Он тряс головой, стараясь избавиться от пота, застилавшего ему глаза, но силуэт врага расплывался перед его помутневшим взором. Однако он видел перед собой монстра, жаждавшего его крови. Все было как в кошмарном сне, который он видел ребенком. Этот монстр являлся к нему каждую ночь. Сейчас Северин вспомнил этот сон.

И он был напуган – очень напуган. Совсем как в детстве. Но он снова и снова поднимал свою раненую руку и сражался, преодолевая страх, как это было прежде и как это будет всегда. Он кружил и наносил удары этому монстру, и внезапно в нем вспыхнул маленький лучик надежды. Сквозь скрежет металла он что-то услышал, что-то слабое, но утешительное. Что-то такое, чего де Гини не мог слышать.

Ланселот ритмично работал мечом. Северин, наоборот, не скрывал своей усталости. Он специально медленно наносил удары, подбираясь к де Гини все ближе и ближе. Он выжидал, когда расстояние между ними сократится на четверть копья.

Такой момент наступил, и рыцарь Бригант опустил свой меч.

Наблюдая за схваткой со своего места на помосте, Аликс поняла, что Северин собирается сделать, еще до того, как он это сделал. Она видела, как Ланселот уверенно приближался к Северину, готовый в любой момент нанести смертельный удар. Она видела кровь, просачивающуюся через полированную сталь доспехов Северина, и знала, что Ланселот тоже это видит. Ей оставалось надеяться, что Северин знает, что делает.

Не выдержав, графиня де Мерсье закрыла глаза.

– Милорд!

Звонкий голос пажа прорезал тишину, застигнув рыцаря де Гини врасплох. Северин заметил его нерешительность и слегка повернул голову, но даже этого «слегка» оказалось достаточно, чтобы заметить, что происходит.

Юный паж со светлыми волосами был не один. Вместе с ним по полю бежали трое других, одетых в красно-зеленые, расшитые золотой нитью ливреи, сверкавшие позолотой в серой дымке дня. Их появление могло означать лишь одно. Сейчас и сэр Ланселот понял, что происходит, и отбросил в сторону свой меч. Два трубача встали по обе стороны поля и громко затрубили. Звук труб еще висел в воздухе, когда один из пажей провозгласил:

– Дорогу его светлости Жану, герцогу Бургундскому!

Оба тяжело дышавших, истекающих потом и кровью рыцаря сорвали свои шлемы и бросили их на землю. Но Северин, благодарный Богу, что остался жив, не смотрел в сторону подъемного моста замка Мерсье, где появились первые люди из свиты герцога. Он только бросил беглый взгляд на самого герцога, скакавшего среди развевающихся красно-зеленых знамен Бургундии.

А затем взгляд Северина скользнул поверх голов зрителей на трибунах. Во время самой тяжелой части поединка, когда де Гини пронзил его отравленным копьем, Северин посмотрел туда, куда он смотрел сейчас, и увидел бирюзовые глаза, неотрывно смотревшие на него.

Он почувствовал силу этого взгляда, и она передалась ему. Она его спасла.

И он сейчас смотрел туда, откуда исходили тепло и свет.

Глава 15

– Герцог Бургундский ненавидит своего кузена Людовика, герцога Орлеанского, – шепотом сплетничали в замке Мерсье во время утренней трапезы, на которой подавали украшенных перьями куропаток, – и не способен на его убийство.

Аликс, изнемогая от жары в отороченном мехом черном бархатном платье и сидя за главным столом рядом с герцогом Бургундским, не могла понять причину этого. Она встречала герцога Людовика, когда, направляясь в Мерсье, остановилась в Париже. Он показался ей необыкновенно красивым. Он был внимателен и очень благосклонно относился к своему брату Карлу, а также к своей невестке, королеве.

По словам отца Аликс, любовь к невестке была одной из самых серьезных ошибок герцога Орлеанского, которые он успел совершить за свою короткую жизнь. И не только потому, что Изабелла Французская была женщиной распутной да к тому же ведьмой. Такая неприятность может произойти с любым мужчиной, и пока женщина остается любовницей, а не женой, он может легко от нее отделаться. Но для Людовика Орлеанского его связь с королевой стала неотъемлемой частью его жизни, в которой царили похоть и амбиции.

Его называли «преданным слугой Валуа». Увидев его однажды, давным-давно, и, очарованная им, юная Аликс верила, что так оно и есть.

Сейчас, став, старше, Аликс понимала, почему красота герцога Орлеанского вызывала такую жгучую ревность в сидевшем рядом с ней мужчине. Для Жана Бургундского не существовало человека, который мог бы очаровать его с первого взгляда. Сутулый и мрачный, он склонился над-, своей едой, жадно поглощая ее. С таким же усердием он прикладывался и к вину, которое предусмотрительно привез из Дижона.

Могущественный герцог Бургундский был кем угодно, но только не человеком, заслуживающим доверия.

Подобно своему безжалостному отцу Филиппу Смелому, герцог был низкого роста и одет небрежно, хотя и дорого. Он отдавал предпочтение глубокому красному цвету, но у него не было того вкуса в выборе ткани, который отличал его кузена или придавал экстравагантность Роберу де Мерсье. Аликс заметила, с каким любопытством он рассматривает расписанные гирляндами стены большого зала, как вспыхнули его глаза при виде знамен Мерсье, свисавших с потолка, но почти не проявил интереса к украшенному орнаментом золотому блюду, из которого ел.

Это блюдо очень любил Робер, и Аликс вспомнила об этом сейчас с таким чувством, словно после смерти ее мужа прошли годы, а не месяцы. Герцог приехал до того, как определился победитель рыцарского поединка. Конечно, он не станет обращать на это внимания и отправит ее в монастырь, как это планировалось раньше. При сложившихся обстоятельствах это было бы вполне нормально. И тут Аликс вспомнила импровизированный алтарь, сооруженный ею в память о муже. Она вспомнила его окровавленную мантию, его кинжал с рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями, и свечи, отбрасывающие тень на стену, под образом Мадонны.

«Пора забыть об этом, – решила Аликс. – Робер умер, а его сын жив, и поэтому душа Робера покоится с миром».

Возможно, настало время и ей хоть немного успокоиться?

Жан Бургундский был человеком, не привыкшим к миру. Он не искал и не хотел его. Он жаждал власти, а власть приходит с войной. И он, как большинство мужчин, включая и отца Аликс, посвятил себя сражениям. Герцог сражался чуть ли не каждый день своей жизни.

– В эти тревожные дни нам нужна преданная армия, – заявил Жан Бургундский своему брату, сидевшему на почетном месте слева от него. – Ты согласен, Ланселот?

Ланселот де Гини угрюмо кивнул. Он сидел рядом с Жаном, разодетый в отделанный горностаем камзол из тяжелой парчи красного цвета, чуть светлее цвета знамен Бургундии, который ему запрещалось носить. Получив согласие, герцог Бургундский улыбнулся. Он относился к своему старшему брату с подчеркнутым уважением и сделал ему комплимент относительно выбора повара и дисциплинированного гарнизона. Даже сейчас, сидя среди великолепия замка Мерсье, темные глаза герцога загорелись при виде воинов, окружавших его.

– Я знал вашего отца, – обратился он к Аликс, которая даже вздрогнула, когда он неожиданно заговорил с ней. – Мы вместе сражались при Никополе.

– Он часто упоминал ваше имя, милорд, когда вспоминал о тех временах, – ответила Аликс, очень надеясь, что герцог не будет вдаваться в подробности относительно того, что на самом деле говорил ее отец.

Герцог не проявил любопытства.

– Я заработал свои шпоры в Рахове, – похвастался он, словно не слыша ее. – Это было достойное сражение. Мой друг рыцарь де ла Марш был там ранен. Вы слышали о нем?

– Он был другом и моей матери, – ответила Аликс, – и моего отца. Говорят, он сейчас счастлив.

– Очень счастлив. Его рана была настолько тяжелой, что он не мог держать меч, но сейчас он поправился. У него жена и дети. Говорят, он счастлив, хотя я не понимаю, как может быть счастлив, рыцарь, который не сражается. Надо будет с ним связаться. Он сын Бургундии и один из первых рыцарей Франции. В ближайшее время он нам понадобится.

– Из-за короля Генриха Английского?

– Из-за короля Генриха Французского, – поправил ее герцог. – Плантагенеты, последние из династии Капетингов, в большей степени претендуют на трон в Париже, чем Валуа. Но конечно, вы это знаете. Должны знать. Вы ведь связаны с тамплиерами.

– Я? – изумилась Аликс.

– Через вашу мать, – пояснил герцог, не замечая, как побледнела Аликс. – Я знал ее. Она была в Никополе вместе с вашим отцом. Это была весьма образованная женщина. Мы говорили с ней о многих вещах. Но она никогда не говорила о том, о чем мне так сильно хотелось узнать от нее, – о вашем амулете. Она была Магдаленой, как и вы. А Магдалена либо колдунья, либо ведьма, в зависимости от того, что она говорит и делает.

Аликс едва дышала. Ей хотелось, чтобы этот хитрый человек рассказал ей о вещах, о которых ее мать никогда ей не говорила.

– Ведьма рыцарей-тамплиеров, – произнес он, с улыбкой глядя на нее.

У Аликс возникло ощущение, что он прочитал ее мысли и решил уступить ей. Вот почему они называют ее Магдаленой. Говорят, что тамплиеры поклонялись настоящей Марии Магдалене и что каждая последующая Магдалена является ее потомком по прямой линии. Говорят, что именно тамплиеры добивались того, чтобы на французский трон сел Генрих, а не Карл.

– Из-за сожжения? – спросила Аликс, бросив быстрый взгляд на Ланселота де Гини, который сидел рядом с братом. Казалось, он был занят беседой с одной из пышно одетых дам, приехавших вместе с герцогом в Мерсье. Но Аликс заметила, как он бросил на нее косой взгляд.

– Да, из-за сожжения, – ответил герцог, энергично взмахнув ножкой жареной птицы, которую держал в руке. – Полная неразбериха, послужившая началом великой смуты.

Подняв глаза, Аликс увидела, что на них пристально смотрит Северин. Она в который раз подумала, что ей хотелось бы знать, что спрятано в глубине его глаз. Ей хотелось бы знать то, что знает он.

Ланселот де Гини не смог промолчать.

– Они были прокляты, – процедил он.

– Совершенно верно, – подтвердил герцог Бургундский, привлекая к себе внимание собравшихся.

Даже епископ услышал его и застыл с марципаном в руке.

– Он проклял Филиппа Красивого и папу Климента Пятого, – едва слышно проговорил Гини, но вес его услышали. – Проклял их обоих. Тогда народ начал покидать Рим, чтобы укрыться в Авиньоне, подальше от короля. Когда пламя костра охватило его, Жак де Моле, Великий магистр тамплиеров и крестный отец дочери короля, обрушил проклятия на Филиппа и на весь его дом до тринадцатого колена. Он поклялся, что не пройдет и года, как он встретится с Филиппом и папой перед Божьим судом. Проклятие исполнилось. – Сэр Ланселот быстро перекрестился. – Остается только увидеть, что произойдет дальше с его домом. Говорят, проклятия умирающего человека всегда сбываются.

– Не обязательно, – возразил герцог. – Я все еще жив и здоров, хотя многие умирающие, переходя в мир иной, тоже проклинали меня. Ты сам, Ланселот, можешь проверить это на себе. Ведь твои действия, даже внутри этого замка, нельзя назвать достойными.

Герцог Бургундский снова повернулся к графине де Мерсье.

– Король, здоровый молодой мужчина сорока шести лет, никогда прежде не болел. Однако он подхватил простуду, охотясь на кабана, и умер в течение двух недель, как и предсказал де Моле. К нему присоединился папа, который умер через месяц после проклятия.

– Но было еще хуже, – прошептала Аликс, вспомнив историю, рассказанную Северином.

– О да, гораздо хуже, – согласился герцог. – Ни один из живущих на земле трубадуров не смог бы сочинить подобную историю. Проклятие было направлено на уничтожение потомства Филиппа. У него было три здоровых сына – беспрецедентный случай, когда имеются сразу три наследника, – и каждый из них был здоров как бык. И каждый раз, когда кто-то из них садился на трон, что-то случалось. Все они один за другим – Людовик Десятый, Филипп Пятый, Карл Четвертый – умирали молодыми. Они не оставили после себя ни одного законного наследника. Незаконные, конечно, в расчет не берутся…

Переждав хихиканье, герцог Бургундский посмотрел на своего брата. Сэр Ланселот с улыбкой на лице выдержал его взгляд.

– …Оставалась только дочь Филиппа Жанна, – продолжила Аликс, удивляясь сама себе. – Она была крестной дочерью Жака де Моле и единственной оставшейся в живых наследницей из династии Капетингов.

– Но тот факт, что она была крестной дочерью колдуна, не спас ее от проклятия, – перебил ее герцог. – Потому что она была женщиной. Вопрос о наследовании трона никогда раньше не возникал. В этом не было нужды. У династии Капетингов никогда не было проблем с мужчинами-наследниками – во всяком случае, до проклятия. Быстро созванная ассамблея подтвердила салический закон и заявила, что женщина не может наследовать французский трон. Но она стала Изабеллой Английской, выйдя замуж за Эдуарда Второго. Многие люди в обеих странах ее ненавидят. Подозревают, что она в сговоре со своим любовником убила мужа-короля:

– Не будь я живым, их смерти быстро бы приписали мне, – с притворным вздохом заметил герцог.

Снова раздались смешки. Все хорошо помнили Людовика Орлеанского и других королей.

Герцог остановил проходившего мимо слугу, взял с блюда пирожок с мясом и вонзил в него маленькие острые зубы.

– Какие чудесные пирожки! – воскликнул он. – А такой вкусной телятины, какую подавали перед этим, я никогда не ел. Как жаль, что граф де Мерсье – я имею в виду настоящего графа, которого с нами больше нет, – не присутствует сейчас здесь и не может поблагодарить своего повара за его кулинарные способности.

Де Гини густо покраснел, и на щеке его запульсировала жилка. Тон их разговора неожиданно изменился. Какая-то мрачная и опасная завеса разделила братьев. Аликс это сразу почувствовала, хотя и не могла понять причины происходящего.

«Я спрошу об этом Северина. Северин знает их гораздо лучше».

Мысль не успела еще сформироваться в ее голове, как она поняла ее тщетность. У нее больше не будет возможности задавать ему вопросы или доверять ему свои тайны. Герцог приехал сюда со своим кузеном епископом. Аликс не могла оторвать взгляда от священнослужителя, пока он стирал бараний жир с лоснящегося лица отделанным венецианскими кружевами платком. Епископ выглядел весьма довольным, что, как решила Аликс, не обещает ей ничего хорошего. Довольство на лице епископа в это опасное время означало, что он получит либо землю, либо деньги, либо и то и другое. И хотя воздух трещал от напряжения, Аликс знала, что рыцарь де Гини имеет здесь власть. Он был единственным братом герцога и в свое время спас ему жизнь. И хотя официально ее траур спас Аликс от брака с ним, она ясно понимала, что он получит ее, если захочет. И получит ее со святого благословения церкви.

Но она может отказать ему. Робер ее не любил, а Северин отклонил ее предложение, и, однако, она не поставит Ланселота де Гини на одну доску с ними.

Она запрет себя в монастыре. Она убежит.

– Ваша светлость… – начала она, но герцог взмахом руки остановил ее и повернулся к епископу:

– Следовательно, все решено, да, Жискар? Я всегда предпочитаю решать дела по мере их поступления. Невеста выиграна. Значит, ее надо отдать. От церкви требуется дополнительное разрешение?

Епископ с трудом поднял голову от тарелки с апельсинами под пикантным соусом, явно недовольный, что его оторвали от столь вкусного блюда, пусть это даже и был сам герцог.

– Разрешение уже дано. Естественно, оно касается только леди Аликс. Она вдова, и ей нужно особое разрешение. Дело за женихом. Но возможно, ей понадобится время, чтобы подготовить себя к новой жизни.

– Глупости, – отмахнулся герцог. – У нее было предостаточно времени, чтобы подготовить себя к замужеству. Зачем откладывать свадьбу? Графине де Мерсье придется привыкнуть только к смене жениха и титула.

Не спрашивая разрешения, Аликс поднялась из-за стола и посмотрела на герцога холодными бирюзовыми глазами.

– Я не выйду за него замуж, – заявила она. – Я не могу связать свою судьбу с рыцарем де Гини.

– Мой брат уже не Гини, – произнес герцог с явным наслаждением. – Сейчас он стал обладателем того, чего ему хотелось больше всего на свете, – титулом. Узаконенным титулом. С сегодняшнего дня он будет известен во всем христианском мире как граф де Мерсье. Имя благородное и знаменитое. Сейчас он поднялся в своем ранге, а вы, миледи, понизились.

– Понизилась? – Аликс почувствовала, как у нее подкашиваются ноги, и опустилась на стул.

– Именно так, если, конечно, ваш верный слуга Бригант не поднимется до звания пэра и не наградит вас титулом. Такое всегда может случиться. Я обнаружил в нем редкий талант в достижении цели. – Жан Бургундский засмеялся, наслаждаясь произведенным впечатлением. – Так как мой брат имел глупость вас проиграть, вы должны достаться победителю. Бригант сражался за вас, и теперь вы принадлежите ему. Да поможет вам Бог!

Собравшиеся громко рассмеялись, епископ кивнул и потребовал себе еще вина.

Аликс не смеялась. Она посмотрела на своего жениха, сидевшего на другом конце стола.

Так как герцог хотел поохотиться на куропаток, венчание было назначено на завтра, с первым ударом колокола, призывающего к заутрене. Ее рано отослали в постель, но Аликс не могла сомкнуть глаз. Разгоревшийся внизу спор мешал ей заснуть. Ее покои располагались рядом с залом, и она стала невольной свидетельницей сердитого спора между герцогом и его братом.

– Ты тупой словно крестьянин! – говорил герцог Бургундский. – Ты видишь только ближайшую цель. Ты не можешь знать, как повернутся дела в будущем.

Ланселот де Гини говорил так тихо, что его не было, слышно. Когда он закончил, герцог рассмеялся. Его смех не предвещал ничего хорошего.

– Это единственно правильная вещь, которую ты сказал: я здесь законный лорд, и мне решать. Графиня де Мерсье принадлежит рыцарю Бриганту.

– Но она моя. Она принадлежит Мерсье, а Мерсье принадлежит мне. Ты это обещал. Ты провозгласил это перед ассамблеей. – На этот раз в голосе Ланселота звучала злость. – Моя, – упрямо повторил он.

– У тебя нет ничего, – презрительно процедил его брат, – кроме того, что дал тебе я.

Герцог замолчал, и Аликс представила себе, как он пьет вино.

– Ты захватил замок, это правда, но ты посеял здесь хаос. Сев затянулся, твои люди неуправляемы. До Дижона дошли слухи, что изнасилования продолжаются. И даже убийства. Люди все чаще вспоминают о графе Робере. Ты глупо наплевал в колодец, из которого тебе придется пить. Твои действия вынудили меня приехать сюда. Половина Мерсье знает, что ты натер копье солью, чтобы ранить рыцаря Бриганта. Какой же ты дурак, Ланселот, хотя, впрочем, ты всегда таким был.

Ответ де Гини был грубым, но герцог только рассмеялся.

– О да, малыш, – сказал он. – Во всем только твоя вина, и никого больше. Не пытайся винить Северина Бриганта или графиню де Мерсье. Тебе давно пора выйти из детского возраста. Тебе бы следовало сразу понять, что она лжет. Неужели женщина отдаст ребенка убийце?

– И это твоя благодарность за то, что я спас тебе жизнь? – спросил де Гини. Аликс показалось, что она слышит в его голосе боль и недоумение: – И это несмотря на наше родство?

– Служа мне, ты стремишься к своей цели. Что бы ты получил, позволив мне умереть в Никополе? У тебя не было бы ни земель, ни титула. Я тебе нужен, чтобы ты мог все это получить. Не в твоих интересах было дать мне умереть.

– Но, брат…

– Совсем не в твоих интересах, – повторил герцог. – Но сейчас у тебя есть Мерсье, хотя нет графини. Это что-нибудь да значит. Сейчас уже март, и Генрих Английский скоро заявит свои права на трон. Если будешь сражаться храбро, то, кто знает, какую добычу ты захватишь, сбросив короля с трона? И еще одно: не смей больше называть меня братом! Если только я первым не назову тебя так.

Даже тогда, когда разговор закончился и в замке наступила тишина, Аликс не смогла заснуть. Она ворочалась на огромной постели, сминая простыни и сбрасывая с себя шелковые покрывала.

Ее ждали большие перемены, и она не могла притворяться, что не понимает этого. Одно дело – перестать быть графиней огромного замка и богатых земель, перейдя к простой монастырской жизни. Многие неудобные вдовы были вынуждены совершить такой переход; их помещали в монастыри с живописными окрестностями, где жизнь была уединенной, но не слишком трудной. Большинство из них доживали свои дни, пользуясь большей свободой, чем многие женщины в миру. Днем они читали или гуляли в саду, а по вечерам вели приятные беседы за обильной трапезой на красивой посуде. Они занимались легкими работами. Они молились. Большинство монастырей благодаря им были обеспечены постоянным доходом, и богатые вдовы прекрасно себя в них чувствовали.

Но Аликс больше не была богатой. Рыцарь де Гини отобрал у нее земли, а сейчас получил в придачу и титул. Переход от благополучия богатого Мерсье к жизни жены простого рыцаря был для нее новым, и это пугало ее. Она не могла себе представить, какая жизнь ожидает ее с Северином Бригантом. Прожив в роскоши сначала с отцом, а затем с мужем, она понятия не имела, что ожидает ее в дальнейшем.

Жизнь научила Аликс, что перемены не всегда бывают к лучшему, и она знала, что брак с Ссверином Бригантом будет означать новую эпоху в ее жизни. Но какой будет эта эпоха, она не знала. Она только знала, что ни за что не откажется от нее.

Северин отверг ее, но она его любит. Или думает, что любит. Кажется, ей самой судьбой предназначено любить мужчин, которые ее отвергают. Это стало ее проклятием.

– Но ведь я и прежде была бедной, – сказала она вслух, – до того, как вернулся мой отец. Когда мы с матерью жили вдвоем в Бельведере.

Женитьба…

Северин не мог понять, зачем он заварил всю эту кашу, как у него возникла идея взять себе жену, да к тому же без единого пенни в кармане.

Естественно, ему иногда приходила в голову мысль о женитьбе, и это было вполне понятно. Когда он представлял себе женитьбу, то это было всегда в далеком будущем, после того, как он разбогатеет и докажет, что он достойный сын своего отца. Только тогда он подберет себе женщину из высшего общества, которая принесет ему богатство и доброе, имя в дополнение к тому, чего он добился сам.

Он выбрал бы себе такую женщину, которую уважал бы его дядя.

Сейчас у него были сильные сомнения, что Бельден Арнонкур с одобрением отнесется к леди Мерсье, особенно тогда, когда она перестанет быть леди Мерсье и станет просто леди Аликс. Она сейчас нищая и останется такой, когда выйдет за него замуж. Его собственные средства ушли на обмундирование и содержание армии. Для себя он оставил совсем мало денег.

У них даже нет дома, если не считать ее обветшалого замка Бельведер. Но хуже всего то, что Аликс станет не просто бедной женщиной, а женщиной, привыкшей к роскоши.

– Какая ужасная ошибка! – в отчаянии простонал Северин, – Вот уж вляпался, так вляпался.

Он лежал один в своей комнате, так как не хотел устраивать никакого шумного мальчишника. Он не хотел видеть пьяные рожи, слышать скабрезные шутки и глупые намеки. А уж, поверьте, их было бы много, допусти он это. Женитьба холостого мужчины на вдове – отличный повод для сквернословия. Но Северин не хотел слышать ничего подобного перед таким важным шагом в его жизни, как женитьба. Ему хотелось побыть в одиночестве.

Возможно, наиболее веской причиной остаться сейчас одному было его желание поговорить с самим собой, не вызывая подозрений, что он не в своем уме. Он очень хотел поговорить с самим собой. Он хотел найти утешение в самом себе – утешение, которого не дадут ему другие. Только он один знал, во что превратится его жизнь, если он женится на этой женщине. И однако, он знал, что женится на ней. Он не хотел отдавать ее Ланселоту де Гини.

– Не представляю, как это могло случиться, – проворчал он.

Но вообще-то он прекрасно знал, как это случилось. Он увидел ее, стоявшую перед Ланселотом де Гини, и возжелал ее. А до этого он видел ее много лет назад, когда она, только что обвенчанная, стояла перед Карлом Четвертым в Париже, и он уже тогда возжелал ее.

Эта мысль застряла в уме, лишив его сна, и он понял, что ему не уснуть. За окном уже начали щебетать птицы. А почему бы им и не щебетать, ведь они не вляпались в такую дикую историю!

– В меня просто вселился дьявол, – сердито отругал себя Северин. Он повторял это снова и снова, пока пажи носили ему воду для купания. – Или, может, на меня повлияла эта проклятая мальтийская звезда?

Он утешал себя мыслью, что во всем виновато колдовство. Это его несколько успокоило, и он взвалил всю вину на Аликс. И ему сразу полегчало. Впрочем, это продолжалось недолго. До того момента, как он заметил, что выбрал для свадьбы самый нарядный свой камзол, тот, который тщательно хранил в сундуке. Он был расшит богатой вышивкой, и он планировал надеть его только тогда, когда встретится с Бельденом Арнонкуром. Он считал его для этого случая весьма подходящим. Он мечтал об этой встрече, она снилась ему долгими ночами. То, что он машинально выбрал этот камзол именно сейчас, рассердило его. Он отпихнул от себя груду ненужных вещей, лежавших на постели.

К несчастью, они заставили его обратить внимание на постель. Маленькая и неудобная, она могла выдержать только его. Она выдерживала его многие годы. Он просто сросся с ней.

Сейчас ему внезапно пришло в голову, что ему нужна другая постель. У него скоро будет жена, а эта постель слишком узка для двоих. Ему стоило бы подумать над этим раньше. Северин придирчивым глазом обвел комнату. Она не годилась для того, чтобы привести сюда молодую жену. Мебели было мало, и она была старой и обшарпанной; на окнах висели серые тряпки, а не красивые занавески. Ему следует найти другое место, где он уложит в постель Аликс. Но где? Он, генерал одной из самых больших армий наемников в Европе, вдруг растерялся. Он женится на ней, но где они будут спать? Такая проблема никогда прежде перед ним не возникала.

Нельзя сказать, что он не получил свою долю женщин. Он знал их великое множество, и близко. Но он никогда не брал их силой, потому что многие женщины сами охотно делили с ним постель. Некоторые из них даже оставались с ним более чем на одну ночь, если, конечно, он им это позволял. Но чаще всего он первым говорил «нет». Но так было не всегда. Когда-то у него была вдова из благородных, старше его, к которой он возвращался снова и снова. Манящая округлость ее тела и то, как она предлагала ему себя, были источником непрекращающегося опьянения. И однако, временами ему просто хотелось держать ее в объятиях, разговаривать, но не спать с ней. Она знала его родителей. Она знала его жизнь. И она принимала его – любого.

И если он и подумывал о женитьбе, то представлял себе именно ее, но когда, вернувшись после трехлетней службы в Иерусалиме, он обнаружил, что в его отсутствие она вышла замуж за простого купца, он не стал устраивать сцен. Она была довольна своим выбором и пожелала Северину счастья.

Он не винил ее. Он даже почувствовал облегчение. Значит, Богу угодно, чтобы он оставался холостым. Значит, Богу угодно, чтобы он посвятил себя мщению. Он всегда был уверен, что Бог руководит его жизнью, и так он считал до сих пор.

Странно, что он вспомнил об этой женщине сейчас, когда готовился к свадьбе. Он годами не вспоминал ее.

С тех пор он провел столько одиноких ночей, что и не пересчитать. Впрочем, скучать ему было некогда. Он переехал с юга Италии в Тоскану, чтобы возглавить «Золотую армию». И он успешно справился с этой задачей. На него обратил внимание герцог, доверивший ему свою армию, особенно когда нависла угроза войны между Францией и Англией. Северин понял, что судьба дает ему шанс вернуть себе доброе имя и доброе имя его отца. Эта мысль подбодрила его, и мысль о женщине улетучилась из его головы. По крайней мере, он так думал.

– Страсть свела меня с леди Аликс, – пробормотал он. – Страсть и этот проклятый запах роз.

В этот момент он уже забыл о колдовстве, но, если бы кто-то напомнил ему о нем, он бы моментально согласился.

Но на самом деле, если бы он был честным е самим собой. Он бы признался, что реальной причиной, почему он решил сражаться за нее, было категорическое нежелание видеть Аликс рядом с де Гини. Он не смог бы жить, зная, что холодные руки сэра Ланселота трогают ее, а его тонкие губы прикасаются к ее губам.

Ему невыносима была мысль, что она может носить в своем чреве его ребенка.

Поморщившись, Северин быстро отогнал от себя эту мысль. Он натянул начищенные до блеска сапоги и пристегнул к ним сияющие золотые шпоры. И снова причесался. Он попытался занять свои мысли деталями грозящих ему перемен, чтобы не думать о том, чем грозят ему эти перемены. Женитьба…

Он не представлял, что это такое. Единственный брак, свидетелем которого он был, – это брак его родителей, но он был слишком мал, когда мать их оставила. Он совсем не помнил ее. У него не было даже уверенности, что его сумасбродные и эгоистичные родители оформили брак должным образом, освятив его в церкви. Брак, освященный церковью. То, что ожидало его сейчас.

Не в пример своим родителям, Северин собирался хранить верность женщине, на которой он женится. А это означало, что венчание будет правильным, а значит, и сам брак будет правильным. Он отказался взять Аликс, когда она предлагала ему себя, потому что она тогда еще не была его женой. Но скоро будет, А это значит, что он сегодня же уложит леди Аликс в постель.

– Но не в эту же, – сказал он себе с некоторой долей паники.

Конечно, не может быть и речи о том, чтобы просить помощи у де Гини. Сама эта идея вызвала у Северина смех. Спор между герцогом и его братом долго раздавался в ночи. Де Гини был снова унижен герцогом, и если он появится на венчании, то против своей воли. О сотрудничестве с ним тоже говорить не, приходится. Сэр Ланселот никогда на это не пойдет. Но он сейчас полновластный хозяин замка. Наконец-то он отхватил жирный кусок. И, несмотря на то, что он бастард, он все же состоит в кровном родстве с герцогом. Тот может унижать его сколько угодно, но никогда не допустит, чтобы это делали другие.

Ему придется самому искать место в этом огромном, переполненном людьми замке, чтобы уложить в постель свою жену. Или ему придется обойтись без нее.

Но тут он вспомнил о нежном изгибе ее шеи и пульсирующей на ней жилке. Вспомнил он и олененка, лизавшего соль с ее руки, когда они вместе стояли в белом безмолвии. И он снова почувствовал запах роз.

– Отправляйся искать постель, – приказал он себе и зашагал к двери.

Под его ногами взвихрялись сухие листья чабреца, золотые шпоры звенели, ударяясь о каменные плиты пола.

Аликс осмотрела себя в маленький кусочек посеребренного стекла, служившего ей зеркалом. Она не была довольна тем, что увидела. Она была одета в платье из тяжелой парчи черного цвета, без всякого бисера или меховой оторочки. На ней были простые деревянные башмаки, которые едва выглядывали из-под юбки. Она распустила свои золотистые волосы, но спрятала их под черной кружевной вуалью.

Ни одна монахиня не придралась бы к ее платью. Одна только Аликс знала его правду. Платье было достаточно приличным, с лифом, облегавшим грудь и расширяющимся вниз от талии, но парчу, из которой оно было сшито, едва ли молено было назвать мрачной. Ткань была соткана из шелковых ниток и окрашена опытной рукой красильщика из Ломбардии. Даже при слабом свете раннего утра Аликс видела блики, играющие в складках. Они вспыхивали темно-голубым, насыщенным красным и даже коричневым, как кора дерева, в зависимости от освещения. Аликс это нравилось. Но самым главным было то, что это платье подарили ей ее родители. В эту покупку не было вложено ни копейки из денег Робера де Мереье.

Не выбирал он для нее и маленькие золотистого цвета деревянные башмачки. Она выбрала и купила их сама, когда по дороге с Востока они остановились в Венеции, чтобы засвидетельствовать свое почтение правящему там дожу. Ее мать назвала ей несколько магазинов, которые находились на пересечении многочисленных мостов города. Остановившись в Венеции, Аликс, большая любительница ходить по магазинам, бросилась в них при первой же возможности. Подобно матери, она тратила много денег на всякие безделушки. Испытывая угрызения совести, она вернулась в палаццо, которое арендовал Робер, с ботинками в руках. Она их еще ни разу не надевала. Сегодня они будут на ней.

– Они вовсе не служат украшением, – сказала она вслух. – Просто они подходят к этому платью.

Однако цвет их был вызывающим, и она не могла отрицать этого. Не могла она оправдать и того, что эти башмачки совсем не вязались с трауром и с тем, что ее силой заставляют выходить замуж за человека, которому она досталась на турнире.

Аликс никогда не вынуждали выходить замуж, и это было впервые.

– Я бы не надела это платье для Ланселота де Гини, – продолжала рассуждать она вслух. – Я бы не вышла за него замуж, даже если бы он меня выиграл.

Аликс подняла вуаль и поднесла мальтийскую звезду к факелу, чтобы лучше себя рассмотреть. Вуаль…

Она тоже была куплена в Венеции в одном из магазинов, который обошелся ей слишком дорого. Аликс нахмурила брови. Вуаль была черной, соответствующей трауру, но это был кокетливый траур, претензия вдовы на легкий флирт. Волосы Аликс отливали золотом через тонкую сетку. Покраснев, она подумала, что это делает ее соблазнительной и даже распутной. Эффект не разочаровал ее, и она не стала менять эту вуаль на более пристойную. Вместо этого она еще внимательнее осмотрела себя в кусочке посеребренного стекла. Солнечный зайчик упал на мальтийскую звезду, и она ярко вспыхнула, но от этого Аликс не почувствовала себя увереннее.

Из деревни послышался звук колоколов, собирающих людей на молитву. И вот уже один монастырь за другим подхватили их звон.

– Не может быть счастлива жена, которая венчается на рассвете, – сказала себе Аликс. – Какое может быть счастье, если она венчается в трауре?

Из церковного окна плыл аромат цветов. Он приветствовал Аликс, когда она шла по вымощенному двору церкви среди пажей, по случаю торжества одетых в ливреи цветов своего лорда и отчаянно зевающих от пробуждения в столь ранний час. Было много цветов – фиалки и бутоны роз, которым каким-то чудом удалось уцелеть в зимние морозы. Темно-зеленый клевер подчеркивал их красоту. Она почувствовала аромат цветов еще до того, как кто-то сунул ей в руки букет. Цветы срезали совсем недавно, и роса, словно россыпь бриллиантов, сверкала на нежных лепестках.

– Полагаю, о них позаботились женщины, – промолвил герцог, который шел рядом с ней.

Но Аликс сомневалась, что именно женщины додумались до этого. В детстве она часто получала подарки: ленты, сушеные фиги, марципаны, которые доставляли ей с лучшими пожеланиями от герцога, который совершенно тут был ни при чем, вырезанные из дерева или сшитые из тряпок игрушки и козье молоко из монастыря с наилучшими пожеланиями от аббата, который наверняка тоже ничего об этом не знал. Сейчас она держала букет весенних цветов от того, кто видел, как они искали подснежники.

Аликс точно знала, кто срезал розы и фиалки и кто составил для нее этот прекрасный букет. Она с сомнением покачала головой, по ничего не ответила герцогу. Ни одна леди из его сопровождения даже не подумала бы подарить ей цветы.

– Я не хочу видеть сегодня мрачные лица, – сказал ей герцог. Аликс не считала, что у нее мрачное лицо. Эти слова были скорее из заранее заготовленной речи. – И никаких слез, – предупредил герцог. – И не надо разыгрывать из себя безутешную вдову. Не имеет значения, сколько ошибок совершил мой брат при взятии замка – а совершил он их много, – он все же оказал вам несомненную услугу, мадам. Он освободил вас от мужа, который вас не ценил и никогда бы не оценил. Как только Робер выполнил бы свой долг и получил от вас наследника, он бы немедленно отослал вас в Венгрию. Не следует обольщаться на его счет. Вы думаете, что церковь и данные при венчании клятвы защитили бы вас? Ошибаетесь. Многие благородные дамы считали, что эти клятвы сохранят их брак, но очень скоро оказывались в стенах монастыря. Достаточно вспомнить, что герцог Орлеанский сделал со своей женой Валентиной, а ведь она была дочерью Джана Галеаццо Висконти, человека беспринципного, но могущественного. Мерсье любил крестьянку и никогда бы с ней не расстался. Знайте, что, если бы я не заставил его, он бы никогда на вас не женился. Повторяю, он бы расстался с вами сразу после того, как вы бы выполнили свое предназначение. А вашим предназначением – вашей единственной задачей – было родить ему законного наследника.

Аликс открыла было рот, чтобы защитить Робера, как она делала это уже много раз за прошедшие месяцы, даже несмотря на то что он убивал ее своим пренебрежением и своей любовью к другой женщине. Ей хотелось сказать этому самоуверенному герцогу, что когда-нибудь муж полюбил бы ее. Он бы рано или поздно пришел к ней, потому что она была благородных кровей и ровней ему, чего нельзя было сказать о Соланж. Он бы не смог не полюбить ее, видя, с каким усердием она старается завоевать его любовь. Но Аликс ничего этого не сказала. Какое это сейчас имеет значение? Робер мертв.

Но она сказала другое:

– Мой муж был хорошим человеком.

Эти слова она прежде повторяла много раз, но сейчас они звучали неубедительно.

– Но он был не для вас. – В словах герцога сквозила скука. – На этот раз ваш выбор гораздо удачнее.

Но выбирала ли она – вот в чем вопрос. Аликс понимала, что спорить на эту тему бесполезно. В первый раз она выбрала идеального Робера и жила с ним в страданиях. А сейчас рыцарь Бригант выбрал ее, вернее сказать, завоевал ее на рыцарском поединке, и ей тоже придется жить с болью.

– Давайте покончим с этим, – продолжил герцог. – Я не хочу, чтобы вы испортили мне охоту. Мне нужен ваш жених, миледи. Погода стоит ясная и как нельзя лучше подходит для соколиной охоты. Северин Бригант прекрасный охотник. У него твердая рука.

Герцог привез с собой своих птиц, и они заняли почетное место в замке.

Аликс стояла рядом с герцогом около церкви Мерсье, построенной из серого камня, и смотрела на малиновку, сидевшую на начавшем зеленеть шпалернике. Птичка, казалось, наблюдала за ней. Герцог тоже, склонив набок голову, смотрел, как она снимает с пальца кольцо, символизирующее ее брак с Робером. Кольцо легко снялось, потому что оно всегда было ей великовато. Аликс под взглядами герцога и птички положила его в расщелину между стенами. Затем, улыбаясь, она посмотрела на герцога:

– Я готова.

Глава 16

Когда Аликс выходила замуж за Робера де Мерсье, на ней было парчовое платье, расшитое жемчугом и украшенное кружевами. Наряд был тяжелым. Жемчуг отрывался и падал на землю. Тогда в ее руках был совсем другой букет.

Она шла к алтарю в сопровождении отца и императора Сигизмунда, чтобы быть представленной своему будущему мужу, и несла этот букет в руках. Букет был свадебным подарком ее жениха. Составленный из пятидесяти трех сверкающих брильянтов, шести огромных рубинов, с распятием в золотой оправе с рубинами и золотым окаймлением, он был создан, чтобы произвести впечатление. Сейчас Аликс вспомнила, как ее мать с неодобрением посмотрела на него, но, однако, ничего не сказала. Аликс также вспомнила, каким холодным и тяжелым был тот букет.

Сегодня, когда она шла к алтарю церкви, заполненной народом, в ее руках был простой букетик весенних цветов, а на ней самой черное платье. На этот раз ничто не отягощало ее рук.

Герцог Бургундский был неравнодушен к игре на флейте, поэтому графиня де Мерсье шла к своему жениху, Северину Бриганту, в сопровождении музыки. Аликс пыталась распознать инструменты – тихая флейта, мандолина, упругий барабан, – когда Северин взял ее за руку и подвел к епископу. Ее внезапно сковала застенчивость, и она не осмелилась посмотреть на своего будущего мужа. Однако она ясно слышала слова епископа и отвечала на них.

Нет, никаких препятствий к будущему браку нет. Да, она вдова.

Она не осмелилась взглянуть на Северина даже тогда, когда на вопросы начал отвечать он. Нет, он никогда не был женат. Нет, не существует никаких препятствий к его браку с графиней Мерсье, урожденной Аликс Дуччи Монтальдо.

Нет, они не связаны кровным родством.

Аликс смотрела прямо перед собой. Раньше она никогда не обращала внимания на фреску, а сейчас внимательно ее рассматривала. Это была «Мадонна с младенцем». В ней не было ничего необычного. Когда-то Аликс, стоя рядом со своим мужем, тоже смотрела на это изображение и теперь заметила в них отличие.

На этой фреске была еще и другая женщина, стоявшая за спиной Марии с младенцем. Эта женщина находилась в тени и была почти скрыта от глаз. Даже внимательно присмотревшись, Аликс не смогла различить черты ее лица, не могла понять, молодая она или старая, светлокожая или темнокожая. Она только видела, что на ней простая темная одежда, можно даже сказать мрачная. Зато на Деве Марии был яркий с золотом голубой наряд. Но в другой женщине не было ничего яркого, однако от ее присутствия веяло покоем. Аликс распирало любопытство, кто эта женщина и почему художник изобразил, но не выписал ее.

– Можете поцеловать свою невесту.

До Аликс внезапно долетел громкий голос епископа, и так же внезапно она увидела, что Северин наклоняется к ней.

– Нет! – внезапно закричала она. И только увидев нахмуренные брови герцога Бургундского и услышав тихий смех Ланселота де Гини, Аликс поняла, что она сделала. Ей захотелось сказать им всем, что они неправильно ее поняли. Что она выполнит свой долг. Что она будет хорошей женой рыцарю Бриганту. Что она ценит, что он сражался за нее и рисковал своей жизнью.

Но поцелуй, их первый поцелуй как мужа и жены, – это что-то личное, что-то таинственное и особое. Что-то такое, чем ей не хотелось делиться с этой кричащей толпой из окружения герцога, которые смотрят на ее брак только как на политическую игру.

Аликс уже целовала Северина. Для нее этот поцелуй был чем-то тайным и сокровенным.

– Позже, – прошептала она, отстраняясь от Северина, но герцог услышал ее и громко рассмеялся.

– Настоящая женщина, – проговорил он усмехаясь. – Ведет себя как настоящая жена, а ты и слова не проронишь.

Герцог снова расхохотался, а вместе с ним и его свита. Но Северин не смеялся. Аликс украдкой посмотрела на мужа и увидела, что его лицо потемнело.

«Я позже все ему объясню. Когда мы будем одни».

Эта мысль успокоила ее, хотя мрачное выражение лица мужа встревожило. Но стоит ей поговорить с ним, и он все поймет. Она заставит его понять. Она справится с этой проблемой, как уже не один раз справлялась с другими. Она с ним поговорит.

Новоиспеченной леди Бригант и в голову не могло прийти, что время разговоров закончилось.

Герцог немедленно забрал мужа у его молодой жены, чтобы тот сопровождал его на соколиную охоту. Рыцарь де Гини отпросился поехать помолиться к гробнице святого Бернара, расположенной в чаще леса. Если герцог и заподозрил в этом что-то плохое, то ничего не сказал. Было замечено, что сэр Ланселот проводит много времени в молитвах. Но это не вызывало подозрений. Как раньше, так и теперь де Гини совершал много грехов. Он пошел на убийство, чтобы завладеть титулом и замком, который пока формально считался его собственностью. А судя по всему, будущее у него было весьма неопределенным. Генрих Английский шел на них с войной, и это знали все, а что его поход принесет герцогу и самой Франции, можно было только гадать. К тому же Ланселот де Гини был осмеян, когда открылось, что он натер свое копье солью, готовясь к поединку с рыцарем Бригантом. Это было грубое нарушение законов рыцарства, которое вес относили на счет его неблагородного происхождения. Его мать была ведьмой. Она затащила старого герцога в постель. Кто мог родиться от такой пары?

Новая леди Бригант не спросила разрешения герцога не присутствовать на празднике в честь ее свадьбы. Пока ее муж охотился, она сидела в, своих покоях. Аликс видела дам из свиты герцога и познакомилась с его грозной матушкой, вдовствующей герцогиней. Ей не хотелось слышать их сплетни и отвечать на вопросы о новом повороте в ее судьбе.

Была уже середина дня, когда она, обведя взглядом комнату, увидела свечи, горевшие перед алтарем, который она соорудила в память Робера де Мерсье. Она подумала, что пора его убрать. Она уже не графиня, а жена Северина. Но день был таким приятным – день ее свадьбы! – и она решила просто наслаждаться. Завтра у нее будет достаточно времени покончить со старой жизнью и приступить к своим новым обязанностям.

Северин отправился на охоту в мрачном настроении. Его плечо все еще болело от полученной раны, но он притерпелся и почти не замечал боли. Его лошадь скакала быстрее, а сокол взмывал выше, чем у герцога. Когда дневное солнце поднялось высоко, а затем стало медленно опускаться, его охватило нетерпение, которое он старался подавить, боясь, что над ним снова начнут смеяться. Ему достаточно было смеха, пусть и добродушного, который прозвучал утром, когда его благородная жена отказалась поцеловать своего мужа, чье положение в обществе было гораздо ниже, чем ее собственное. Северин знал, что это вызовет много пересудов.

Он надеялся, что ему удалось сохранить довольное выражение лица, когда вечером герцог и его менестрели повели новобрачных на почетное место на помосте. Он не забывал улыбаться Аликс, хотя был зол на нее за то, что она проделала с ним во время венчания, и спокойно разговаривал, а не дерзил, отвечая на вопросы вдовствующей герцогини. Он ел с аппетитом, не забывая делать комплименты герцогу за то, что он привез с собой такого великолепного повара. Герцог добродушно отвечал ему и даже шутил, выражая надежду, что Северин не слишком переутомился на охоте, так как в первую брачную ночь надо быть свежим и полным сил.

Очень скоро ему понадобятся все его силы, так как в самое ближайшее время он поедет в Рим для переговоров с папой и зловещим Джаном Галеаццо Висконти.

Да, Северину удавалось улыбаться в ответ на шутки герцога. Он считал, что вел себя безупречно. Когда престарелая мать герцога толкнула его локтем в бок и подмигнула ему, он не сказал ей, как смешно она выглядит с крашеными оранжево-желтыми волосами, так же как и не предложил своей жене немедленно расторгнуть их брак.

Рыцарь Бригант лишь небрежно бросил своему почетному сопровождению:

– Мы проведем эту ночь в покоях графини… моей жены. – Если не считать этой маленькой ошибки, он вел себя достойно.

Теперь Аликс уже не была графиней де Мерсье. Она была просто леди Бригант – его женой.

Помня унижение, испытанное утром, когда она отказалась его поцеловать, Северин был настроен весьма решительно. Он заставит ее поцеловать его, в этом не может быть и тени сомнения. Он не допустит фиктивного брака.

– Да, – твердо сказал он, взяв ее холодную руку. – В ваших покоях, мадам. У меня холостяцкая комната. Да и вам лучше оставаться там, где вы привыкли жить.

«Какой заботливый», – подумала Аликс, когда они направились к ее покоям.

Только присутствие почетного сопровождения удержало ее от того, чтобы не встать на цыпочки и не запечатлеть на его щеке насмешливый поцелуй. Он, наверное, почувствовал, как унизительно будет для нее снова оказаться в комнате, где он ее отверг.

«Однако он может отвергнуть меня и в моей комнате».

Ее мысли путались. Она внезапно осознала, что, хотя и была замужем, но не знает, как вести себя в этом новом браке. Что она должна делать? Даже не напрягаясь, она могла пересчитать по пальцам те ночи, когда Робер приходил к ней ночью. Но он проводил с ней не больше часа и никогда не оставался до утра. Тогда она думала, что это нормально, и еще надеялась, что настанет время и он изменит свое отношение к ней. Сейчас ей было любопытно, как поведет себя Северин. Будет ли он разочарован в ней так же, как был разочарован Робер?

Северин, у которого есть все основания считать, что он имеет дело с опытной женщиной, внезапно обнаружит, что ему досталась почти девственница. Сердце Аликс провалилось вниз от одной только мысли, что он может так подумать о ней. Он быстро поймет, что она холодная и неопытная и что есть места потеплее, где можно проводить свои ночи.

Ей так о многом надо было подумать, и она думала об этом сейчас, молча идя рядом с мужчиной, с которым ей скоро придется лечь в постель. Должна ли она заплести волосы в косу или оставить их распущенными? Если она оставит их распущенными, то они к утру спутаются. Если она заплетет косу, то утром сэкономит время на прическе. Она раньше никогда их не заплетала и не завязывала лентой – ей хотелось, чтобы Робер видел ее с распущенными волосами. Но он говорил, что ее волосы его отвлекают.

«Раз, два и готово».

Он не хотел отвлекаться при выполнении своего долга.

Они подошли к двери, и он, открыв ее, пропустил Аликс в комнату.

– Я оставлю тебя одну на несколько минут, – сказал он. – Мне надо позаботиться о моих людях.

Дверь закрылась, и она осталась одна. Теперь у нее не было служанки, чтобы помочь ей. Она отослала молодую Софи ухаживать за матерью, которую по просьбе Аликс герцог немедленно освободил. Ей удалось повидаться с колдуньей, но времени для разговора у нее было Мало, да к тому же она боялась привлечь внимание де Гини к обеим женщинам. Сейчас, когда он уехал к лесной гробнице, Аликс решила, что завтра же, с первыми лучами солнца, она их навестит. Когда охранники пришли, чтобы увести ее, колдунья шепнула Аликс:

– Я что-то вижу. Что-то или кого-то темного и страшного. Серебряного человека.

Да, завтра она обязательно должна навестить колдунью. Софи подскажет ей, что делать дальше.

Сняв с себя свадебный наряд, Аликс помылась в маленьком тазике, наполненном лавандовой водой. Капли воды блестели на ее теле, стекая с ложбинки между грудями. Она вытерлась льняным полотенцем и надела на себя скромную белую рубашку, отделанную простым белым кружевом. Эта рубашка была частью ее большого приданого, но она никогда раньше не надевала ее. Для первой брачной ночи с Робером она выбрала роскошную рубашку с массой золотистых кружев и богатой вышивкой.

Но она не принесла ей счастья.

Странно, но сегодня она чувствовала себя новобрачной, никогда прежде не бывшей замужем. Пожалуй, так и было на самом деле, за исключением того, что она уже не была девственницей. Пока они добирались до Мерсье, Робер по ночам приходил к ней. В первую ночь он просто задрал ей на грудь ее рубашку и вошел в нее. Острая боль, кровь – и все кончено. Весь процесс не занял и пяти минут. Она осталась одна, окутанная запахом выпитого им вина, и с простыней, обагренной ее кровью. Так повелось, что Робер никогда не оставался с ней на всю ночь. Чаще всего его место рядом с ней было холодным.

Она не забеременела от него. Его семя не оплодотворило ее, но оплодотворило Соланж.

Каким странным был ее первый брак. В тот день было много гостей, но не было любви. Половину приглашенных она даже не знала. Было выпито много вина и сказано много непристойных шуток. Какая суматоха началась, когда почетные гости понесли ее к спальне! Именно Робер настоял на этом коллективном сумасшествии, но как только дверь закрылась за ней и последний, из почетных гостей ушел, он тут же покинул ее, оставив одну. Аликс сидела на огромной постели для новобрачных и думала, что она сделала не так? Почему ее муж не хочет ее? От самой постановки этого вопроса она испытала унижение. А потом ей стало так стыдно, что она не смогла поделиться секретом своей брачной ночи даже с матерью.

Как она могла рассказать ей о столь ужасной вещи? Собственный муж Джулиан настолько обожал ее, что Аликс всегда чувствовала себя вне круга любви ее родителей. Как она могла рассказать матери, что уже сделала что-то плохое, заставившее ее мужа отказаться от нее? Она должна понять, в чем ее вина, и сама все исправить.

На следующее утро они с Робсром уезжали в Мерсье. Но даже тогда, когда Аликс открыла причину своей боли, даже тогда, когда увидела Соланж, такую красивую и уверенную, стоявшую во дворе замка, чтобы встретить своего лорда, даже тогда Аликс не смогла поделиться с матерью.

Ту боль, которую она испытывала, не пошлешь домой с голубиной почтой.

Сейчас, снова став новобрачной, Аликс смотрела на алтарь, сооруженный ею в память о первом муже. Она рассматривала его окровавленную мантию, его кинжал с инкрустированной камнями рукоятью, его шпагу и золотые шпоры. Единственной вещью, которую она не включила в композицию столь дорогих его сердцу предметов, было упоминание о Соланж, а Соланж была его жизнью.

На глаза Аликс набежали слезы от мысли, которую она так часто гнала от себя и с которой не хотела смириться. Но сейчас эта мысль заставила ее плакать. Соланж была жизнью Робера, и он умер, защищая ее. А она, Аликс, начинает сейчас новую жизнь с человеком, который, возможно, ее полюбит. Надежда всегда умирает последней, подумала она, услышав стук в дверь, и подошла, чтобы открыть ее, впуская в комнату своего нового мужа, впуская в комнату новую жизнь.

Надежда всегда умирает последней.

Алтарь в память Робера де Мерсье был первой вещью, на которую обратил внимание Северин Бригант, когда вошел в спальню своей жены. Аликс перехватила его взгляд. Она открыла рот, чтобы объяснить ему, что она скоро уберет его, но, похоже, ему не нужны были объяснения. Во всяком случае, он ни о чем ее не спросил. Вместо этого он подошел к ней и взял ее холодные руки в свои теплые ладони. Аликс обнаружила, что его прикосновения приятны, и что-то в его жесте напомнило ей об олене и о том, как он слизывал соль с ее протянутой руки, в то время как рыцарь Бригант, стоя у нее за спиной, шептал ей на ухо, что она должна делать. Аликс надеялась, что и сегодня он подскажет ей, что она должна делать.

– Аликс, – начал он.

Она почувствовала его руки на своих плечах, но ее охватила паника, и она отшатнулась от него.

– Ты отстраняешься от меня? – спросил он, отпуская ее.

К несчастью, отступая, она уперлась в край огромной постели. Эхо была женская постель с массой кружевных подушек, с льняным бельем и меховыми покрывалами. Эта постель ждала. Приглашала. Посмотрев на нее, Аликс густо покраснела. Снова подняв глаза, она встретилась с внимательным взглядом мужа.

– У тебя нет причин меня бояться, – проговорил он. – Я не сделаю тебе больно. Я не сделаю ничего такого, что бы тебе не понравилось.

А что ей должно понравиться?

Раз, два и готово?

Все будет точно так же, как было с Робером. Разве не всегда так бывает? Разве не так занимаются любовью?

Она села на лен и кружева и стала ждать его. В этом у нее уже был опыт. Она знала, чего ожидать. Сначала будет немного больно, но потом боль пройдет. Но хочет ли он, чтобы она сама сняла рубашку, или он сделает это сам? Робер предпочитал, чтобы она делала это сама.

Она опустила глаза, когда Северин снял с себя одежду и сел на постель рядом с ней. Он был совсем голый, и это повергло ее в шок. Она чувствовала тепло, исходящее от его тела. Ей стало казаться, что своим теплом он согрел ее постель. Он мог бы сейчас уйти, но его тепло осталось бы с ней. Но он не ушел и не дотронулся до нее, и она сидела с ним бок о бок в полной тишине, которую он нарушил первым.

– Ты всегда заплетаешь волосы на ночь?

– Робер просил меня заплетать их. Я думала, что ты тоже захочешь этого.

– Между нами большая разница, – нахмурился он. – Можно я распущу их?

Аликс кивнула. Что она могла сказать? Могла ли она сказать «нет» человеку, которому сегодня утром обещала повиноваться перед Богом и людьми? Он может делать с ней все, что захочет. Она послушно повернулась к нему спиной и почувствовала, как он осторожно начал расплетать ей косу. Вскоре ее волосы тяжелой массой рассыпались по спине. Но Северин не повернул ее снова лицом к себе, а стал осторожно массировать ей плечи. Вскоре напряжение, ушло из нее с такой же легкостью, с какой рассыпались волосы.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся он.

Он повернул ее к себе и стал внимательно рассматривать. Аликс не нравилось быть предметом его любопытства, потому что она боялась, что он обнаружит в ней какой-нибудь изъян. Она должна что-то сделать, чтобы прекратить это разглядывание, но вместо этого она снова первая придвинулась к нему.

«Скоро все будет кончено. Он быстро кончит и уйдет от меня».

Но Северин, похоже, никуда не торопился. Его руки и губы нежно ласкали ее. Для Аликс это было что-то новое, и она ничего не понимала.

Она увидела, что он уже возбужден. Как ее учил Робер, она взяла в руку его плоть и всунула в себя. Он попытался, но не смог остановить ее. Она была настроена решительно. Она хотела, чтобы с болью было побыстрее покончено.

Инстинктивно Аликс подстроилась под его ритм, дыша глубоко и учащенно. Такое дыхание помогало, но возможно, не так сильно, как ей хотелось. Иногда оно застревало у нее в горле. Иногда с шумом вырывалось наружу.

Раз, два. Раз, два.

Но Северин не был Робером. Ему совсем не хотелось спешить. Вместо того, чтобы быстро кончить, он замедлил ритм…

…И затем он поцеловал ее.

Но не поспешно и грубо. Его поцелуй был нежным, чего никак нельзя было ожидать от такого крупного мужчины. Его дыхание было легким в сравнении с быстротой его движений. Оно щекотало щеку Аликс, словно гусиное перышко. Аликс закрыла глаза. Она чувствовала, что теряет над собой контроль, а этого она не должна делать. Что с ней случится, если она потеряет контроль?

Ей хотелось, чтобы все скорее закончилось. Для нее этого было слишком много. Незнакомое ощущение переполняло ее, и она боялась умереть. Она не могла больше этого выдержать и потому попыталась вынуть его из себя, но он убрал ее руку.

– Не сейчас, – шепнул он. – Пока рано.

– Но когда?

Вместе с этим вопросом из нее вырвался стон. Продолжая целовать ее в шею, он стал задирать ее ночную рубашку. Она легла ей на шею, касаясь лица, и аромат ее розовых духов облачком окутал ее разгоряченное лицо. Сейчас ей было очень жарко, и она даже подумала, что это раскалилась мальтийская звезда. Аликс глубоко и учащенно дышала. Она чувствовала, как исказилось ее лицо, когда его губы, спускаясь все ниже и ниже, стали целовать ее соски и округлости грудей.

Он двигался внутри ее, и ее тело отзывалось влажным хлюпаньем. Эти звуки, которых она никогда прежде не слышала, смущали ее. Она старалась держать свои руки подальше от него, раскинув их в стороны, как учил ее Робер. К тому же у него на плече была рана. Она не хотела, чтобы рана открылась и причинила ему боль.

Но она не могла удержать свои руки в спокойном состоянии. Они невольно цеплялись за простыни, комкая их, пока ее муж уводил ее в волшебную страну.

– Северин, – простонала она, чувствуя приближение чего-то неизведанного.

Но она все же заставила себя не дотрагиваться до мужчины, который доставлял ей такое удовольствие. Она держала руки по сторонам, где, по словам ее мужа, они должны были всегда находиться.

Утренний свет проник Аликс в глаза через закрытые веки, и она поняла, как это чудесно. Много месяцев – если не лет – она не спала так крепко. Сейчас она проспала всю ночь и, проснувшись, чувствовала себя бодрой и полной жизни:

Она еще никогда прежде так отлично себя не чувствовала.

Она робко потянулась к Северину, но его рядом не было. Значит, она не удовлетворила его, иначе зачем ему надо было уходить? Она помнила, что заснула в его объятиях, положив голову ему на грудь и слушая биение его сердца. Но она не могла припомнить, когда он от нее ушел.

Все как всегда, сказала она себе. У нее будет достаточно времени увидеться с ним позже. И все же…

Она ожидала, что проснется вместе с ним, что они вместе позавтракают как муж и жена, спланируют, как им лучше провести последний день в Мерсье. Только сейчас она осознала, что ожидала именно этого. Внутри у нее было странное чувство, что на этот раз все будет по-другому.

– Глупая, – произнесла она вслух, чтобы подбодрить себя, но голос звучал неуверенно и одиноко.

Она ожидала… А чего, собственно, она ожидала?

Вес то же самое было и с Робером.

Она вспомнила прошедшую ночь. Она вспомнила, как она стонала, как едва удерживала руки, чтобы не обнять его. Северин, наверное, ожидал, что она будет вести себя как благородная леди, за которую он сражался и которую выиграл. Она не оправдала его надежд, но постарается оправдать в будущем. Правда, Северин не Робер, но он имеет право иметь порядочную жену, и она сделает все, чтобы он в ней не разочаровался. Она больше никогда не допустит, чтобы он увидел ее такой, как сегодня ночью. Она всегда будет делать так, как нравится Северину, так же как она делала, чтобы понравиться Роберу. И она всегда может уйти в себя, так, как это было с Робером.

Рыцарь Бригант был расстроен и сердит. Сердит до такой степени, что даже могущественный герцог Бургундский воздержался от непристойных вопросов относительно брачной ночи и вместо этого отрывисто отдал сэру Северину распоряжение о его предстоящем отъезде. Он сделал это, чтобы отвлечь его. Несмотря на ряд недостатков, герцог был серьезным человеком, непреклонным в достижении своей цели. Дело, которое ожидало его в Италии, было слишком важным, и ему требовался кто-то, кому он мог доверять.

Он нашел Северина раздетым по пояс на свежем мартовском ветру, яростно и безостановочно работающего пикой, в то время как его пажи, толпившиеся рядом, ежились от холода. Он морщился, но продолжал тренироваться, несмотря на рану в плече.

«Ага, – подумал герцог, – значит, у него была не лучшая брачная ночь. Чего еще можно ожидать от вдовы? У вдов уже есть опыт, они знают, чего хотят, и умеют сравнивать. Несмотря на свою хрупкость и молодость, леди Аликс в один прекрасный день осознала свою власть, и рыцарю Бриганту придется очень постараться, чтобы оправдать ее надежды».

Герцог тихо посмеялся над собственной шуткой, но, видя, с какой яростью Северин работает пикой, понял, что тот не разделит его веселья. Герцогу Бургундскому надо было обсудить срочные дела, и сейчас, в преддверии войны, в его планы не входило портить отношения с одним из тех людей, кому он доверял. Он придал своему лицу серьезное выражение.

– Я пошлю тебя в Италию, когда буду уезжать, и, как мне кажется, тебе лучше взять с собой жену, – заявил он рыцарю Бриганту, делая вид, что эта мысль только что пришла ему в голову, хотя он думал над этим всю ночь. – Будет лучше, если она окажется подальше от Ланселота. Я многим обязан моему брату, да он и сам постоянно мне об этом напоминает. Он спас мне жизнь, он проделал большую работу, захватив для меня этот замок. Но он не любит леди Аликс, особенно после того, как ей удалось перехитрить его и тем самым публично унизить, увезя у него из-под носа наследника Мерсье. Ланселот никогда не прощает унижений. Он достаточно натерпелся унижений от моей семьи и никогда не забудет, что сделала с ним леди Аликс. Надо дать ему время зализать раны. Поэтому вези свою жену в Италию. Ей там понравится. Все жены любят Италию: одни – по религиозным соображениям, другие – чтобы иметь возможность накупить там шелков. Моя жена любит и то и другое.

– Это ее дом, – напомнил Северин. – Она там родилась. Ее отец – Оливье Дуччи Монтальдо. Сейчас он служит императору Сигизмунду. Это великая семья, уходящая корнями во времена римлян. Он последний из этого рода, если, конечно, не считать моей жены, но она не воин.

– Я бы не стал шутить на эту тему, – покачал головой герцог. Он заметил, что Северин весь блестит от пота. День был холодным, ветреным, небо заткнуло облаками. Герцог решил, что у рыцаря Бриганта крепкое здоровье, если он не замечает холода. – Твоя жена умеет за себя постоять и с честью выходит из любой ситуации.

Ответа не последовало, и Жан Бургундский, хитро прищурившись, решил сменить тему.

– Надень что-нибудь на себя и давай прогуляемся, – приказал он.

Северин натянул на себя легкую рубашку и зашагал рядом с герцогом. Никто из мужчин не проронил ни слова, но молчание не было для них обременительным. Время от времени тишина, окружавшая их, прерывалась криками оруженосцев и взрывами смеха дам из свиты герцога. Ланселота де Гини нигде не было видно. Он отсутствовал все утро.

– Он сначала поклонится гробнице, а затем поедет усмирять волнение крестьян, – доложил один из пажей, которому де Гини поручил сообщить герцогу о цели своего отъезда.

Мальчик был юным и неопытным – судя по акценту, гасконец, – и ложь с трудом давалась ему. Он густо покраснел. Но герцог Бургундский ничего ему не сказал, а наградил его за услуги мелкой монетой. Паж с благодарностью поклонился и убежал смеясь. Жан знал, что мальчик запомнит его доброту, а это может когда-нибудь пригодиться.

– Особенно в преддверии войны, – вслух продолжил он свою мысль.

Северин, погруженный в собственные мысли, повернулся к герцогу и вежливо спросил:

– Вы что-то сказали, лорд Жан?

– Только то, что эта поездка в Рим дело чрезвычайной важности. – Натянув на лицо приятную улыбку, он кивнул в сторону холмов. Он сделал это на случай, если за ним кто-нибудь наблюдает. Два гуляющих рыцаря могут говорить просто о погоде. – Для Генриха, планирующего вторжение в Кале, чрезвычайно важно иметь благословение папы. Но это еще не гарантирует поддержки. Следует ожидать сильного сопротивления со стороны англичан – даже если он больше норманн, чем англосакс, – чтобы он сел на трон такой гордой страны, как наша.

– Как ваша, – поправил герцога Северин. – Я англичанин.

– Но англичанин, рожденный в Италии. – Герцог помолчал. – В это ужасное время мне нужен человек, для которого итальянский язык родной. Акцент, будь то французский или английский, вызывает подозрение. Когда ты будешь задавать вопросы, которые должен задать, хитрые люди всегда найдут в них то, что поможет им понять твои истинные намерения.

– Но ведь весь христианский мир знает, что «Золотая армия» состоит на службе у вашей светлости, – удивился Северин. Пот на его лице высох, и он снова выглядел холодным и неприступным. – Они догадаются, что все вопросы, поставленные мной, исходят от вас.

– Ты так считаешь? Но у тебя есть жена, а у нее есть свой интерес в Италии. Это ее родная земля. Сначала я подумывал предложить ей убежище в Дижоне, а сейчас думаю по-другому. Она должна поехать с тобой. Она будет прекрасной сопровождающей. Ее визит в принадлежащий ей замок Бельведер послужит хорошим прикрытием.

Над их головами ровным косяком пролетели гуси. Они были хорошо различимы на фоне надвигающихся туч.

– А сейчас давай, вернемся к нашим людям, – закончил разговор герцог. – Как хорошо, что твоя жена наблюдает за нами.

Аликс смотрела на своего мужа из окна спальни, надеясь, что он ее не видит. Его тело завораживало ее. Удивленная своей смелостью, она наблюдала, как он сначала работал мечом, а затем пикой. Он тренировался долго, и она все это время смотрела на него. Тысячи мелочей привлекали ее внимание. Никогда прежде она не позволяла себе глазеть из окна. Но сейчас она это делала. Она смотрела на его перевязанную рану. Ей хотелось самой ее перевязать. Ей хотелось ему помочь.

Он пришел к ней с уже умело наложенной свежей повязкой на плече. Он не попросил у нее помощи.

– Леди.

Аликс не слышала, как в комнату вошла молодая Софи. Услышав голос служанки, она отпрянула от окна и покраснела.

– Мы принесли вам ванну, – проговорила девушка, присев в реверансе. – Мы ждали, потому что думали… Потому что мама сказала… – Софи покраснела. – Она сказала, что вам понадобится ванна, чтобы избавиться от боли.

– Рыцарь Бригант ушел рано. Ему надо подготовиться к путешествию. Как твоя мать? – тихо спросила Аликс.

– Хорошо, но лучше не говорить о ней сейчас, и не так громко. Пусть все утрясется. Она хочет увидеться с вами. Сегодня, если это возможно. Она просит вас прийти к нам.

– Я и сама собиралась, – прошептала Аликс. – Приду сегодня днем, когда все будут отдыхать.

Они замолчали, так как пришли слуги, неся медные кувшины с горячей водой и ванну. Аликс села в ванну, а Софи пошла к сундуку. Набрав сухих цветов и лекарственных трав, служанка опустила их в горячую воду. Только сейчас Аликс поняла, что все ее мышцы болят и она все еще чувствует на себе тяжесть тела Северина. Она машинально поднесла руку к носу и вдохнула его запах.

Софи, наблюдая за ней, рассмеялась:

– Моя мать сказала, что горячая вода пойдет вам на пользу.

– Так оно и есть, – ответила Аликс, глубже погружаясь в ванну. – Я говорила е герцогом о моем муже. Сегодня он уезжает в Италию, и я жду от него указаний, где мне лучше находиться во время его отсутствия. Возможно, в Пикардии. Ходят слухи, что там очень хороший монастырь. Моя мать была знакома с венецианской дамой, которую заточили туда.

– В монастырь? – Софи перестала расправлять платье Аликс и повернулась к ней. – Разве вы ничего не слышали?

– Слышала – что? – спросила Аликс.

За последние два дня она не слышала ничего, кроме сплетен о резком повороте в ее судьбе. Она даже стала подумывать, неужели так будет всегда. Нужно, чтобы прошли годы и годы – а может, и целая вечность, – чтобы в ее жизни наступил покой. И вот случилось что-то еще.

– Только не говори мне, что Ланселот де Гини будет сопровождать моего мужа в Италию.

Это была последняя сплетня, которую она вчера вечером слышала от дам герцога, после того, как они перестали судачить о ее браке с рыцарем Бригантом.

– Но неужели вы не знаете? – Этот факт, казалось, не только потряс Софи, но и доставил ей удовольствие. Она даже раскраснелась, предвкушая, как сообщит Аликс важную новость. – Неужели они вам не сказали?

Она не удовлетворила Северина. Он отсылает ее, и не только на время своего отсутствия, а навсегда.

Все в голове Аликс смешалось. Разве он не ушел от нее ночью, как всегда это делал Робер?

Но она была совершенно спокойна, когда задала Софи следующий вопрос:

– Расскажи мне, какую сплетню ты услышала на кухне?

– Вовсе не на кухне, – ответила Софи с ноткой торжества в голосе. – Рыцарь Бригант сам приходил к нам домой сегодня утром. Сам, а не послал одного из своих людей. Он спросил мою мать, не согласится ли она поехать в От-Флер. Он считает, что ей лучше находиться в монастыре, так как здесь ей оставаться опасно. Никто не знает, что может сделать этот монстр де Гини, когда герцог уедет отсюда. – Голос Софи стал еще более заговорщическим: – Но он спросил мою мать, не может ли она меня отпустить…

– Отпустить тебя?

– …чтобы поехать в Италию.

– Мой муж хочет взять тебя с собой в Италию? – Аликс почувствовала укол ревности, что весьма ее удивило. – Хотя ему будет нужен уход во время путешествия, чтобы кто-то готовил ему, чтобы…

– Он берет меня для вас.

– Для меня?

– Потому что вы будете сопровождать его в Италию. Он отвезет вас в Бельведер.

Леди Бригант не видела своего мужа весь день; он не прислал ей даже весточки о ее изменившихся обстоятельствах. Она не слышала ничего ни о нем, ни от него. На поле для турниров под ее окнами его тоже не было. Она высматривала его из окна, но не нашла.

После того как она приняла ванну, ее пригласили присоединиться к другим знатным дамам из свиты герцога – они трудились над гобеленом для вдовствующей герцогини, которая сопровождала своего любимого сына. Это было большое панно, изображавшее тщательно продуманную сцену из сельской жизни, пасущихся единорогов, игроков на флейтах и цветущих деревьев, сотканную из серебряных и золотых нитей. Рисунок был скопирован с гобелена, хранившегося в Клюни, в монастыре, содержавшемся на деньги ее мужа, покойного герцога. Филипп Смелый, отец Жана Бесстрашного, хотел, чтобы там каждый день служили мессы за упокой его души. Учитывая преступления, которые он совершил, это было, по мнению многих, хорошим вложением капитала. Всемилостивый. Господь мог бы проявить сострадание, отпустив ему часть грехов, но лучше действовать наверняка, прося у него прощения при помощи ежедневного чтения молитв. Не было никаких оснований называть Филиппа Смелым. Старый герцог пользовался такой же дурной славой и был столь же кровожадным, как и его сын. Молва гласила, что старый герцог завещал своей вдове следить, чтобы монахи каждый день читали заранее, оплаченные молитвы.

Сейчас, когда она вторично вышла замуж, Аликс уже не была хозяйкой Мерсье и могла исполнять свои обязанности в качестве хозяйки только тогда, когда Ланселот де Гини – а она все еще не могла называть его графом де Мерсье, хотя твердо, решила быть вежливой с ним, – попросит ее об этом. Он этого не делал, и у нее не было предлога отказаться от общества вдовствующей герцогини и ее дам. Именно по этой причине она проводила свой первый день замужней жизни, работая вместе с дамами над гобеленом под неусыпным надзором вдовы.

Аликс, которая любила заниматься рукоделием, вдруг обнаружила, что отчаянно скучает. К тому же она очень нервничала. Каждый раз, когда кто-то входил в комнату, Аликс вскакивала и поворачивала голову в том направлении. Она не замечала ни перешептывания дам, ни того, что они толкали друг друга локтями.

Но ни единого слова не пришло от ее нового мужа, и он сам так и не появился.

– Нет, моя дорогая, серебряная нить должна проходить здесь, а не там. Иначе картина будет испорчена, не так ли?

Голос герцогини был звонким, и все захихикали. Ее невестка сказала:

– Я была точно такой же после свадьбы. Я едва могла усидеть на месте и весь день вертелась, даже несмотря на ванну из сосновых иголок, которую няня приготовила для меня. У меня тогда еще была няня, так как меня выдали замуж, когда у меня еще молоко на губах не обсохло.

– Да это было сто лет назад! – воскликнула одна из ее подруг, поддерживая общее веселье.

– Я была старше тебя на целых десять лет, – произнесла герцогиня, – но травяная ванна мне не помогла, Я едва сидела и все же не могла дождаться, когда наступит ночь… – Она замолчала, давая другим возможность вволю посмеяться, затем продолжила: – Я слышала, что во время второго брака дела обстоят совершенно по-другому – женщина становится более опытной и поэтому не испытывает такого удовольствия, как в первом браке, – но, судя по реакции леди Бригант, я думаю, это не тот случай.

– Возможно, потому, что на сей раз леди оседлал опытный наездник, – хихикнула одна из дам.

– Вполне возможно, – высказалась другая дама, – но никто не знает, есть ли у него опыт. Рыцарь Бригант кажется мне серьезным человеком, не умеющим угождать женщинам. О нем ходят слухи, но никаких сплетен. Это очень странно, особенно если учесть, что он весьма привлекателен.

– Какие широкие плечи!

– Какие чудесные руки!

– А от его глаз можно просто умереть!

– Не говоря уж…

Женщины замолчали в надежде, что уж теперь-то леди Бригант прольет свет на другие достоинства своего мужа, более интимные.

Но она промолчала.

Вскоре в огонь общего разговора было брошено новое полено.

– Ходит много слухов, – раздался звонкий голос с сильным нормандским акцентом, – и весьма противоречивых. Но я слышала, миледи Бригант, что ваш муж единственный человек из благородных – и не урод, – кто не проложил себе дорогу в спальню королевы.

– Легче найти живого единорога, – вмешался другой голос, – чем человека, который бы не спал с королевой.

Вдова подняла подведенные брови. Ее унизанные кольцами пальцы продолжали работать, а хитрые глазки впились в Аликс. Ее тонкие губы были грубо накрашены ярко-красной помадой. Она растянула их в кошачьей улыбке.

– Нам не следует дразнить леди Аликс, – промурлыкала она. – После Робера де Мерсье…

Вдова замолчала в надежде, что теперь наконец Аликс подхватит разговор о муже, который публично избегал ее при жизни, а сейчас лежал в могиле. Но Аликс продолжала молчать, хотя щеки ее покраснели. И вдовствующей герцогине снова пришлось самой продолжить разговор:

– Если хотите знать мое мнение, то Робер де Мерсье был холодным огнем – много романтики, но полное отсутствие настоящей страсти. Как говорят наши друзья в Ломбардии: много дыма, но мало тепла. Лично я никогда не верила фантазиям трубадуров, будто его флирт с Соланж перерос в грандиозный роман. Нетрудно завоевать женщину, которая смотрит на тебя как на бога и будущее которой, как и будущее ее семьи, зависит от твоих прихотей. Гораздо труднее заставить полюбить себя женщину, которая является тебе ровней.

– Или женщину более высокого ранга, которая может использовать свою власть для твоего продвижения, – добавила привлекательная рыжеволосая дама. – Так, как это часто делает королева. Возможно, такое произошло и с рыцарем Бригантом. Явного скандала вокруг него не было, но его быстрое продвижение по службе, когда он стал генералом «Золотой армии», заметили. Он ведь еще молод, а уже генерал.

Аликс вскочила на ноги. Шелковые нити, которые лежали у нее на коленях, упали на пол.

– Северин завоевал свое положение благодаря усердию и тяжелой работе! Мой муж не спал с королевой, чтобы продвинуться по службе! Он бы не лег в постель с женщиной, которая давала клятву верности. Он вовсе не принадлежит к подобному типу мужчин!

Аликс и не знала, что способна на такой отпор.

– Хорошо сказано! – воскликнула одна из дам. – Леди Бригант молодец, что защищает своего мужа. Должно быть, он и в самом деле хороший наездник!

Веселье вспыхнуло с новой силой. Вдова похлопала Аликс по руке.

– Надо отдать ей должное, – ласково произнесла она. – Леди Аликс хорошо защищает мужа. Она стоически держалась, пока мы сплетничали о Робере и Соланж. Но когда мы стали плохо говорить о рыцаре Бриганте, она сразу бросилась на его защиту.

Но может, эти дамы правы? Не слишком ли быстро она сменила одного мужа на другого? Неужели она потеряла голову и забыла Робера де Мерсье, который, женившись на ней, дал ей высокий титул, о чем он неустанно ей твердил? Неужели поцелуи Северина и его прикосновения так быстро стерли из ее памяти прошлую жизнь?

А кем в действительности был ее новый муж? Кем был этот мужчина, который вернул ее к жизни?

Аликс размышляла над этим, разгуливая по маленькому садику внутри замка. День выдался теплый, и шпалерник, покрывавший серые стены замка, уже зеленел. Она никак не могла успокоиться и продолжала ходить взад-вперед, вытаптывая дорожку на оттаявшей земле.

«Я что-то вижу».

Она внезапно вспомнила слова колдуньи.

Быстро оглядевшись, Аликс бросилась к воротам и побежала по тропе, ведущей в деревню. Пусть ее муж и не поделился с ней своими планами, но есть человек, который знает их и все ей расскажет.

– Вам опасно находиться здесь, миледи, – прошептала молодая Софи, оглядываясь вокруг.

– Это скорее опасно для тебя, чем для меня, – ответила Аликс. – Я хочу повидаться с твоей матерью до того, как она уедет в От-Флер. Разве не туда она уедет? Она еще здесь?

– Да, она здесь, и ей значительно лучше. Я знаю это, потому что не могу удержать ее в доме. Она захотела даже прогуляться к ручью. Возможно, у монахов ей станет еще лучше, потому что они привыкли иметь дело с непокорными душами.

– К ручью? – удивилась Аликс, вспомнив, как мать Софи искалечили во время пыток по приказу Ланселота де Гини.

– Ей сейчас лучше, – повторила молодая Софи. – Идите по этой тропе, и она приведет вас к ней.

У ручья росло несколько ив, но они уже вовсю зеленели и, склонившись над водой, давали тень, защищая от солнца, которое пробивалось сквозь их листву. Лучи солнца падали на колдунью, которая, сидя на льняной подстилке, опустила ноги в ледяную воду. Не поднимая глаз, она сделала Аликс знак присесть рядом.

– Вы выглядите лучше, – улыбнулась Аликс, садясь на землю. Она посмотрела на воду, по не решилась снять туфли и опустить в нее ноги.

– Мне уже лучше, – пожала плечами Софи. Хрипота наконец исчезла из ее голоса. – Еще бы несколько дней, и он бы совсем меня изувечил. Они пытали тамплиеров много лет, прежде чем уничтожить их.

– Я слышала, вы собираетесь в От-Флер?

Софи кивнула. И хотя колдунья выглядела намного лучше и даже успела загореть в эти солнечные дни, Аликс видела, с каким трудом дался ей этот кивок. Присмотревшись внимательнее, она обнаружила на шее колдуньи след от веревки. Считалось, что женщину, не замешанную в колдовстве, веревка не выдержит, поэтому эта пытка была санкционирована инквизицией и любой мог ее применить, чтобы добиться признания. Аликс даже вообразить не могла, какие муки пришлось испытать Софи от рук де Гини.

– У монахов вы будете в безопасности, – проговорила Аликс.

Софи улыбнулась, и на долю секунды прежнее радушие осветило ее лицо.

– Они дали приют Иврену и, возможно, предоставят его мне, хотя бы на время. Однако монахи лучше умеют обращаться с ребенком, чем со взрослой самостоятельной женщиной.

Обе женщины рассмеялись над правдивостью этих слов.

– Они будут докучать мне молитвами за спасение моей души, – вздохнула Софи, – но с ними я буду в безопасности. Генрих Английский скоро высадится в Кале, но он там не задержится, а двинется на Париж. Мерсье лежит на его пути, и он будет вынужден его захватить. Рыцарю Бриганту пришла в голову добрая мысль посоветовать мне уехать в безопасное место. Я поеду туда завтра в сопровождении его людей. Он добрый человек, Северин Бригант, пожалуй, даже слишком добрый.

Легкий ветерок прошелестел листвой над их головами. Софи посмотрела вверх и нахмурилась:

– Твой муж берет тебя с собой в Италию?

– Эту новость сообщила мне ваша дочь, – ответила Аликс. – Он попросил ее сопровождать нас, но ни словом не обмолвился со мной о своих планах.

– Это ерунда, – отмахнулась Софи, – и тебе не стоит обижаться. У тебя есть сила. Она проявляется все больше, и ты должна к ней прислушиваться.

– Вы об этом? – Аликс дотронулась до амулета. – Это он дает мне силу?

– В какой-то мере, – ответила колдунья. – Правда, всего лишь его малая часть.

Листва над их головами снова зашумела, и Софи придвинулась ближе. Она крепко схватила Аликс за руку изуродованными пальцами:

– Ты должна поехать с мужем в Рим! Смотри не сделай ошибки. Ты будешь в безопасности с рыцарем Бригантом. В Риме ты встретишь Серебряного человека. Я видела его, и это все, что я могу сказать. Но хорош он будет для тебя или плох, этого я не знаю. Ты сама все узнаешь. Но твердо могу сказать одно: ты должна держаться за своего мужа. Он твоя защита, а ты – его.

Аликс не видела мужа весь день после первой брачной ночи. Его не было и в компании герцога на вечерней трапезе.

– Это я сделал вас соломенной вдовой на один день, – извинился герцог Бургундский, сидя с ней рядом. – Я послал его подготовить армию. Через два дня он уезжает в Рим, и вы вместе с ним. Но вы, впрочем, наверняка об этом уже знаете. Он настоял, чтобы вы сопровождали его, хотя я предлагал ему отправить вас в мою крепость в Дижоне. Сейчас, когда Мерсье перестал быть вашим домом, вам лучше укрыться там.

Ланселот де Гини, сидя на противоположной стороне стола, с интересом смотрел на них. Он вернулся в середине дня и сейчас был одет с подчеркнутой элегантностью: в камзол из легкой красивой шерсти и с новыми перстнями на пальцах. По крайней мере, в одежде он походил на великолепного графа де Мерсье. Сияя улыбкой, он смотрел на своего единственного брата. Казалось, что мужчины окончательно помирились и не держат друг на друга зла.

– Леди Бригант всегда получит кров и теплый прием в Мерсье, – проговорил де Гини с подчеркнутой любезностью. – Кто старое помянет, тому глаз вон. В конце концов, каждый из нас получил то, что хотел. Она освободилась от меня, а я владею Мерсье.

– Будешь владеть, – поправил его брат, цепляя кончиком ножа кусок жареной свинины. – Как только наш кузен приплывет из Англии, и мы будем уверены в нашей победе.

Из-под опущенных ресниц Аликс видела, каким жестким стало лицо де Гини, но когда он снова заговорил, его голос был таким же приятным и любезным, как и прежде.

– Конечно! – воскликнул он. – Тогда титул Мерсье наконец станет моим.

Слова его были встречены звоном ножей и стуком кружек по столу: так рыцари и дамы из свиты герцога Бургундского приветствовали короля Генриха. Герцог оглядел их хитрыми темными глазками и улыбнулся.

Аликс не могла дождаться, когда сможет уйти к себе в покои, но наконец встала из-за стола и попросила герцога дать ей охрану. Никому не разрешалось уходить раньше герцога, а он мог просидеть за столом всю ночь, поэтому Аликс, сославшись на свой новый статус новобрачной, попросила у него разрешения.

– Ваш муж занят сейчас со своей армией, – заверил ее герцог, – но к ночи он освободится. Он от вас просто без ума.

Аликс усомнилась в его словах, но промолчала.

Первое, что она увидела, войдя в покои и закрыв за собой дверь, был алтарь. Она весь день была занята и совсем забыла о нем, но служанки не забыли. Следуя ее распоряжению ухаживать за ним, они добросовестно выполняли его. Стол был очищен от пыли, мантия с запекшейся на ней кровью вытряхнута, рукоять кинжала с драгоценными камнями сияла, свечи горели.

Глядя на алтарь, Аликс вспомнила странное выражение на лице Северина прошлой ночью, когда он пришел к ней, его нерешительность. Сейчас она поняла причину этой нерешительности. Какой мужчина сможет спать со своей женой, если рядом стоит алтарь в честь покойного мужа?

Быстро подойдя к алтарю, Аликс задула свечи и, открыв ящик комода, убрала туда мантию, кинжал и подсвечники.

Робер де Мерсье больше не был ее мужем. Им стал Северин Бригант.

Позвав молоденькую служанку, Аликс вымылась, с ее помощью и надела ночную рубашку. Сев на стул, она стала терпеливо ждать мужа. Она не сомневалась, что он придет к ней. Он не хотел фиктивного брака, он сам сказал ей об этом. Наверное, он захочет сделать ей ребенка, как пытался сделать это Робер. Однако занятие с ним любовью сильно отличалось от того, что она испытала в первом браке. Ей было не так больно, как с Робером. Она даже получала удовольствие. Аликс вспомнила руки Северина на своем теле и то, как он ласкал языком ее шею и грудь, и покраснела.

От нее только требовалось вести себя как леди. Она не должна к нему прикасаться, как учил Робер.

Взяв в руки одну из книг, Аликс стала листать страницы, ожидая получить прежнее удовольствие, какое ей всегда доставляли книги, по не смогла прочесть ни строчки.

Положив книгу на место, она поднялась и начала ходить по комнате.

Она нервничала и была сердита. На Робера. На себя. На Северина. Но ее не это беспокоило.

Гнев часто охватывал ее. Он накатывал на нее как морской прибой. Аликс никогда никому не рассказывала о своем гневе, кроме духовника. Она стыдилась его, и он пугал ее. Даже разговаривая с духовником, она брала всю вину на себя. Было совершенно очевидно, что она страдала грехом гордыни, что, конечно, было происками Люцифера. Духовник соглашался с ней. Его для нее выбрал Робер.

Духовник заверял ее, что многие женщины страдают в браке. Муж, который уложил в постель другую женщину, не такой уж тяжелый крест, как ей кажется. Ведь он задаривает ее драгоценностями и дорогими шелками. Многие женщины – большинство женщин – несут свой крест с меньшим утешением. При этом он подмигивал и нежно гладил ее руку.

Однако его слова не остужали ее гнев. Он накатывал на Аликс с новой силой, когда она меньше всего его ожидала, так же как он накатил на нее сейчас. Она спокойно сидела, размышляя, и вдруг сорвалась с места, охваченная гневом и ненавистью. Она могла возненавидеть свои мысли, собаку, гобелен, висевший на стене, даже то, как падает на него солнце. Она не могла контролировать себя. Любой пустяк вызывал ее гнев. Ей оставалось только не обращать на это внимания. Она всегда помнила, кто она такая: графиня де Мерсье, жена одного великого пэра и дочь другого. Она должна была ждать, когда гнев ее покинет.

Она никогда не пыталась установить причину этих вспышек: Не пыталась она делать это и сейчас.

Северин ушел от нее на рассвете, так же как это делал Робер. Он провел первый день их брака с герцогом и армией, а не с ней. Он сказал колдунье, что собирается взять ее с собой в Италию, но ничего не сказал об этом своей жене.

«Поговори с мужем», – сказала колдунья.

Но как она это сделает? Что она ему скажет?

Она металась по комнате в ожидании своего нового мужа, который, похоже, будет таким же, как и прежний.

Глава 17

Хорошо, он это сделает. Северину удалось целый день избегать своей жены, хотя он наблюдал за ней издалека. Он видел, как она ходила взад-вперед, вытаптывая тропинку на оттаявшей земле, и как потом побежала к воротам и дальше вниз по склону к деревне. Он знал, что она сидела с колдуньей у ручья. Один из его оруженосцев сказал ему об этом. Северин был счастлив это услышать. Он мало доверял женщинам, но Софи доверял и был рад, что Аликс ее навестила. Он считал, что от колдуньи она могла узнать много интересного. И конечно же, колдунья сказала Аликс, что он собирается взять ее с собой в Италию.

Он был бы менее доволен, узнав, что она провела много времени с герцогиней и ее дамами. Мерсье, как и все замки, был рассадником сплетен. Рыцарю Бриганту передали, о чем они говорили.

«Он хороший наездник».

Трубадуры, прирожденные сплетники, уже слагают свои песенки. Северина злило, что Аликс пришлось слушать весь этот вздор, и ему хотелось вырвать поганый язык у женщины, которая это сказала. Аликс не заслуживала того, чтобы смеялись над ее чувствами.

И однако… – Она гневно защищала его! Она не позволила над ним смеяться! Он не знал, почему она это сделала. В их первую брачную ночь она даже не дотронулась до него. Его жена так и не оторвала рук от постели.

Поднимаясь по лестнице, Северин поймал себя на том, что думает о матери. Сколько же лет прошло с тех пор, как она его бросила? Почему она это сделала? Эти вопросы он задавал себе в прошлом, и они всплыли в его голове сейчас. Но настанет день, когда он найдет на них ответы.

Когда он приедет в Рим.

Когда он встретит Серебряного человека.

Когда этот человек расскажет ему о мальтийской звезде и о его матери.

Кьяра Конти, его мать, ничего не оставила ему, кроме смутных воспоминаний о прекрасных кружевах, шелке и чудесном запахе. Он даже не знал, соответствуют ли его воспоминания действительности. Он даже не помнит, любил ли он ее, хотя, возможно, любил. Он искал ее во всех женщинах, с которыми был близок.

Даже в Аликс. Те же шелка, то же кружево, тот же чудесный запах. Аликс могла быть экстравагантной, точно такой же была его мать. Они были схожи в своих вкусах и в своих желаниях. Они даже каким-то образом делили мальтийскую звезду. Но все же между ними была какая-то разница, и Северин это чувствовал. Он не мог определить эту разницу или назвать ее, но знал, что разница между ними была.

Именно эта разница – что бы там ни говорили, – была единственной причиной, почему он женился на своей теперешней жене.

Его жена. Женщина, которая так и не дотронулась до него. Которая отдалась ему, просто выполняя свой долг, и ничего больше.

Прошлой ночью он впервые занимался с ней любовью при свете свечи, горевшей у алтаря по ее покойному мужу. Она держала руки раскинутыми в стороны; она так и не подняла их и не обняла его. Ни разу.

Впервые в своей жизни Северин Бригант, великий генерал великой армии, захотел напиться.

Если бы только…

«Если бы только – что?» – спросил он себя, направляясь в сопровождении охраны в покои своей жены. Они даже ни о чем его не спросили. Его охранники были уверены, что, проведя весь день с армией и заботясь о ее нуждах, он сейчас с удовольствием позаботится о нуждах жены. Они молча прошли мимо комнаты, которую выделил ему Ланселот де Гини, – маленькой комнатушки, с одной-единственной походной кроватью, на которую жену не положишь, и двинулись дальше по узким коридорам замка Мерсье.

Подходя к двери спальни жены, Северин думал о том, что ему предстояло и как все это было прошлой ночью и как ему хочется это повторить. Она отдалась ему довольно охотно, и ее тело реагировало на его ласки. Он сделал все правильно. Он ни разу не потерял контроля. Даже когда она отстранялась от него, желая, чтобы все закончилось поскорее. Эта мысль не давала ему покоя.

Она не получила удовольствия от их занятия любовью.

Она не получила удовольствия от него.

Вот по какой причине Северин провел весь день со своей армией, отдавая приказы, которые мог отдать и простой лейтенант. Ему приказал герцог, а он легко мог поручить все это кому-нибудь другому. Но он этого не сделал. Даже его пажи посмеивались, глядя на него.

Он был Северином Бригантом, великим генералом великой армии. И он боялся своей жены.

На этот раз Аликс было намного труднее вести себя как леди, труднее лежать, раскинув руки в стороны, когда он ласкал ее, и уж совсем трудно оказалось сдерживать стоны. Она ожидала, что он что-нибудь ей скажет. Она лежала рядом с мужем, слушая, как успокаивается его дыхание, как ровнее бьется сердце. Она ожидала, что он поблагодарит ее, как это делал Робер. Ей хотелось слышать, что она удовлетворила Северина. Ей хотелось спросить его, почему он ушел от нее так рано прошлой ночью. Она изо всех сил старалась быть неподвижной и не стонать. Ни один мужчина, знающий, что он женился на леди, не потерпел бы в своей постели распутницу. Или он думает иначе?

Северин во сне протянул руку и обнял ее, а она лежала рядом с ним, глядя в темноту.

Некогда хозяйка огромного замка де Мерсье, Аликс хотела иметь хоть кого-то, кому бы она могла довериться. Кого-то, кто хорошо знал мужчин и чего они хотят. Она отчаянно хотела знать, что она делает не так и почему не может доставить удовольствие ни одному из своих мужей. Она подумала о вдовствующей герцогине, но быстро отогнала от себя эту мысль. Она была слишком знающей. Даже уличная женщина была бы шокирована, услышав, о чем говорят знатные дамы Бургундии. Кроме того, Аликс знала, что они не умеют хранить секреты. Они разнесут ее тайну по всей Франции. Она этого не хотела.

И вдруг ей в голову пришла неожиданная мысль: она может поговорить об этом с Северином. В прошлом они говорили о многих вещах. Они были друзьями, когда она давала ему уроки чтения, Когда они вместе были в лесу. Тогда их тела не сливались в интимной близости, но у них было родство душ. Она быстро отогнала от себя эту мысль. Она никогда не осмелится обсуждать такой шокирующий вопрос, как занятия любовью, с мужчиной. Даже если этот мужчина ее муж – особенно, если этот мужчина ее муж.

– Мы едем, в Рим, – проговорил Северин. – Герцог разрешил мне взять тебя с собой.

Аликс оторвалась от своих утренних дел и посмотрела на мужа, не зная, что ответить. «Поговори с ним».

– Я это знаю, – наконец ответила она. – Герцог уже сказал мне об этом, а до него – колдунья.

Судя по его виду, Северин испытал облегчение. Но Аликс облегчения не испытала. Она мало сняла и встала с тупой болью в висках.

– Почему ты сам не сказал мне об этом? – спросила она. – Почему я должна узнавать это от других?

Северин выглядел крайне удивленным, и Аликс, посмотрев на него, подумала, что он еще очень молод. Ну, может быть, чуть-чуть старше ее.

– Это мне как-то в голову не приходило, – смущенно ответил он. Северин подошел к окну и стал смотреть на своих людей во дворе. – Мне казалось, что тебе будет приятно услышать эту новость от герцога. Это гораздо почетнее.

Сейчас настала очередь Аликс удивляться:

– Ты считаешь, что я бы предпочла услышать эту новость от кого угодно, только не от тебя?

– Не от кого угодно, а от герцога, – подчеркнул Северин, покраснев. – Я думал, это будет для тебя честью. – Аликс едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Несмотря на то, что герцог был ее законным лордом, он с самого начала произвел на нее не слишком хорошее впечатление. Его приезд в Мерсье не изменил ее мнения.

Но она ничего не сказала об этом Северину, так как не знала, что именно способно вывести его из себя. Ей не хотелось снова погружаться в боль и гнев, как это часто случалось во время ее жизни с Робером. На этот раз все должно быть по-другому.

– Сейчас, когда я замужем, я могу уехать к своим родителям и подождать у них, пока ты меня заберешь, – проговорила она. – Или подождать тебя в монастыре.

– Я хочу, чтобы ты поехала со мной, – ответил он и стал ходить по комнате, как ходила она накануне вечером. – Я еду в Италию, а твой дом там. Неужели тебе не хочется увидеть его снова?

– Герцог приглашал меня в Дижон. Его мать предложила мне место среди ее дам.

– И ты поедешь с ней? – Северин замер на месте. На его лице отразился ужас.

– Нет, – усмехнулась Аликс. – Мне не нравится ее окружение.

– Хорошо. – Не глядя на Аликс, Северин надел рубашку, застегнул пояс и взял меч. – Мы женаты. Я сдержал данные тебе клятвы, но не хочу, чтобы наш брак был фиктивным. Если «Золотой армии» суждено вернуться в Италию, ты отправишься вместе с ней.

– Да, Северин.

Аликс чуть не спросила его, почему он хочет; чтобы она была рядом с ним, если он целыми днями не показывается ей на глаза, и почему обо всех его планах она узнает от других. Но она решила не делать этого. Сейчас они снова начали разговаривать, а все остальное наладится со временем.

В конце концов, они женаты всего два дня.

Северин смотрел на нее с высоты своего роста.

– Есть веши, к которым ты должна привыкнуть. Ты уже не жена могущественного лорда. Я простой рыцарь и должен много работать, чтобы обеспечить нас с тобой и моих людей. Я должен ответственно относиться к их нуждам. Я хочу, чтобы «Золотая армия» была лучшей, как в те времена, когда ею командовал твой отец. Поэтому мне надо зарабатывать деньги…

– Мой отец тоже не был богат, когда его поставили во главе «Золотой армии». Он почти разорился после того, как заплатил большой выкуп султану. Его замок Бельведер совсем обветшал.

– Но твой отец уже сколотил неплохое состояние к тому времени, как ты родилась. Ты никогда не знала нужды.

Он оглядел богатое убранство ее покоев.

– Моя жизнь не была такой легкой, как может показаться с первого взгляда, – вздохнула Аликс. – Я ни разу не видела своего отца, пока мне не исполнилось пять лет. До этого мы с матерью жили вдвоем. – Она была деревенской знахаркой. Эту профессию никак не назовешь доходной. Но в одном ты прав: я буду рада снова увидеть Бельведер. Я буду рада снова увидеть свой дом.

– Тогда тем более тебе надо ехать со мной. – Внезапная улыбка озарила лицо Северина. Он направился к двери, но вдруг остановился и повернулся к Аликс. – У меня есть и другая причина, чтобы взять тебя в Рим. Там живет человек, который много знает о наших семьях. И еще он знает секрет мальтийской звезды.

– В Риме? Но моя мать не ездила дальше юга Тосканы, и ее мать тоже. Насколько мне известно – об этом мне говорила мать, – моя бабушка приехала из Франции искать убежище на Востоке. Ее в Лионе, считали ведьмой и собирались сжечь на костре.

– И однако, мой отец узнал об этом амулете в Риме, – проговорил Северин, внимательно наблюдая за ней. – О нем рассказал ему могущественный человек. Его считают умершим много лет назад.

– Темный человек с хромой ногой, – спокойно произнесла Аликс. Она не знала, почему произнесла эти слова, но была уверена в их правдивости.

– Мой отец называл его Серебряным человеком, – промолвил Северин.

– Но он умер?

Северин кивнул.

– Кто убил этого человека?

– Мой отец. – Северин открыл дверь и исчез за ней.

Глава 18

Конечно, она их сравнивала, и Северин знал об этом. Как она могла не сравнивать? Как ни крути, а Робер де Мерсье во многом его превосходил. Он был красив, богат и знатен. Его земли простирались во все стороны так далеко, насколько мог видеть глаз. Живя в замке и слушая разговоры о Робере, Северин постоянно находился в напряжении.

Он будет счастлив покинуть этот замок.

Он опять весь день усердно трудился, пока не наступил вечер. Работа всегда помогала ему разрешить любую проблему, и он охотно отдавался ей. Он отдавал приказы своим людям относительно завтрашнего отъезда. Он принимал петиции, выслушивал жалобы по поводу трудной жизни и отсутствия денег. Он решал, каких рыцарей можно оставить в Мерсье, а каких взять с собой, Северин не доверял де Гини. Он знал – за этим человеком надо присматривать.

Но сегодня он обнаружил, что одной работы недостаточно. Она не занимала его ум полностью, не отвлекала от мыслей о жене. Он видел ее глаза, пока отдавал приказы и принимал решение, что может понадобиться его армии при переходе через Альпы. Его пальцы ощущали шелк ее кожи, когда он инспектировал баллисты, огромные катапульты и метательные снаряды, которые могут понадобиться на войне, неизбежной, как подсказывало ему чутье воина. Он назвал Серджо ди Палермо дураком за то, что тот оставил мешок с гвоздями на вновь построенных заграждениях, воздвигнутых для защиты замка Мерсье.

Серджо посмотрел на него в недоумении, которое вскоре сменилось удивлением.

– Любовь, – шептались люди за спиной Северина, закатывая глаза и пожимая плечами.

Северин считался отличным генералом – в истории «Золотой армии» других генералов не было, – и они знали, что он скоро придет в себя.

– Но всего час назад вы сказали мне совсем другое, милорд!

В течение дня Северин слышал много подобных упреков, и каждый раз ему становилось стыдно. Он всегда с неодобрением относился к тем генералам, которые кричали на своих людей. Он предпочитал поддерживать дисциплину, не повышая голоса.

Он знал, что люди посмеиваются над ним за его спиной. «Молодожен», – говорили они, мягко намекая на то, что он одурел от счастья. Если бы они только знали, как мало счастья принес ему брак! Он любил свою жену, но завоевал ее силой оружия. Северин не строил иллюзий, будто леди Аликс охотно вышла за него замуж. Этого бы никогда не случилось, если бы она не боялась попасть в руки убийцы своего мужа.

Ему надо вернуться в Италию, и это главное. Оказавшись в родной стране, он сумеет лучше осознать тот шаг, на который решился.

Внезапно ему в голову пришла мысль, от которой у него кровь застыла в жилах.

У него нет дома! Нет такого места, куда бы он мог привезти свою жену, особенно такую, как леди Аликс, – женщину, избалованную, обласканную, засыпанную дорогими подарками и яркими безделушками. Ему нечего ей предложить. Она может сколько угодно соглашаться, когда он говорит ей о нищенской зарплате рыцаря. Она может сколько угодно вспоминать свое детство, где богатством и не пахло. Но хотя леди Аликс и молода, она давно уже не ребенок. Может ли она реально понять, насколько он беден? Вот уже много лет Северин носил весь свой дом с собой. Он состоял из узкой походной кровати, нескольких сундуков, ну и, конечно, из доспехов, оружия и коня. Он сомневался, что его жена найдет все это достаточным для жизни.

Северин более внимательно оглядел окружающее его богатство. Сейчас замок напоминал людской муравейник. Выполняя его распоряжения, солдаты тащили легкое оружие, мечи и доспехи, укладывая их в деревянные повозки. На крепостном валу суетились люди, водружая новые знамена. Это был приказ герцога. Священное знамя Сен-Дени, сшитое из красного и оранжевого шелка, было закреплено на копье и презентовано Роберу де Мерсье королем Людовиком в знак благодарности за его участие во Втором крестовом походе. Это знамя было немедленно снято, когда герцог Бургундский вошел в замок. Герцог возражал против любого упоминания о том, что граф де Мерсье был верен королю Франции, хотя все, включая и крестьян, хорошо знали об этом факте.

Герцог Жан хотел только одного: чтобы все запомнили, что Робер де Мерсье был его вассалом и что он умер, когда восстал против него.

К концу дня герцог снова позвал Северина. Они расположились в большом зале замка, освещенные солнцем, пробивающимся сквозь узкие окна, и обласканные шелестом знамен победившей армии, развевающихся над их головами.

– Ты готов? – спросил герцог.

– Более готов, чем можно было ожидать. Мои люди работали не покладая рук и без единой жалобы. Работа идет веселее, когда предстоит дорога домой.

– Они скоро будут дома, – заметил герцог Бургундский. – До мая осталась всего неделя. Генрих скоро отправится в Кале. Город служит ему опорным пунктом вот уже много лет. Поезжай в Италию, но не задерживайся там надолго. Проси у папы поддержки и возвращайся сразу, как получишь ее. Ты будешь нужен мне здесь так же, как и Генрих.

Паж принес им вина, но герцог с Северином отказались от него.

– Повидайся с папой, – сказал герцог, когда они остались одни. – Заручись его поддержкой. Ты все еще хочешь взять с собой жену?

Северин кивнул.

– Хорошо. Ей нужно укрыться в безопасном месте. Я предложил ей свое гостеприимство, то же самое сделала и моя мать, но ей лучше быть с тобой. Ты не допустишь, чтобы с ней что-то случилось. С теми, кто встал поперек дороги Ланселоту де Гини, часто происходят несчастные случаи. – Герцог помолчал и добавил: – Ланселот хочет завладеть леди Аликс.

– Он хочет завладеть мальтийской звездой, – проворчал Северин.

Герцог помолчал. До них со двора доносился шум – это воины готовились к походу.

– Возможно, и хочет, – пожал плечами герцог. – Возможно, это для него важно. Но леди Аликс тоже не на последнем месте. Мой брат хочет ее для себя.

Северин ничего не ответил. Ему просто нечего было сказать.

– Будь я на твоем месте, я держал бы ухо востро. Ланселот много времени проводит в молитвах и постах. Он ждет чуда. Это на него не похоже, Я не собираюсь держать брата при себе. Именно по этой причине я отослал его в Дижон проверить мои фортификации. Я хочу, чтобы он всегда был под чьим-то наблюдением. Сейчас, в преддверии войны, я должен точно знать, где он находится, чтобы он чего-нибудь не натворил. С ним всегда надо быть начеку.

Мужчины замолчали, думая каждый о своем.

Никогда в своей жизни Аликс еще не работала с таким усердием. Так как «Золотая армия» и сам герцог Бургундский завтра покидали замок Мерсье, все служанки и слуги были поделены на две группы, чтобы помочь герцогу и генералу. Им на помощь пришли даже жители деревни. Аликс удалось найти двух девушек, которые вместе с молодой Софи помогали ей упаковывать то, что могло ей понадобиться в ее новом доме. Все вещи из Мерсье принадлежали замку и его новому хозяину. Однако Аликс по закону принадлежала ее вдовья доля, и, хотя в эту долю не входили золотые монеты, она не думала, что Ланселот де Гини воспротивится, если она возьмет с собой то, что по праву принадлежит ей. А ей принадлежало чеканное серебро, оловянная посуда, кружева, льняное белье, меха, керамика, лекарственные травы и другие ценные вещи, которые она привезла с собой из Венгрии. Все это нуждалось в упаковке. Она должна сделать свой новый дом уютным. И она это сделает.

Аликс никогда не считала себя большой любительницей нарядов и сейчас удивилась, обнаружив, что ее платья, накидки и обувь заняли аж пять огромных сундуков. Мать подарила ей для купания стальную, покрытую орнаментом ванну, которая тоже нуждалась в упаковке. Северин пока не сказал ей, где они поселятся, но она очень хотела остановиться в Бельведере.

– Он мог бы меня предупредить, – бормотала Аликс себе под нос, хотя знала, что это невозможно, так как они женаты всего два дня. Как он мог ее предупредить, если он сам этого не знал? Умом она все понимала, но тем не менее злилась на мужа. Их короткий утренний разговор ничего не прояснил.

Но, слава Богу, ей хоть что-то удалось сделать. Теперь Северин снова будет ей улыбаться и станет таким, каким был в те счастливые времена, когда они вместе прятались в башне и она учила его читать.

Аликс очень скучала по этим урокам. Она надеялась, что настанет день, и она снова возобновит их.

И тут Аликс вспомнила про голубей.

– Мы должны взять их с собой, – обратилась она к Софи. – Они хорошо обучены и могут пригодиться. Мы не можем оставить их Ланселоту де Гини.

Голубей принесли. Естественно, им понадобится в дороге корм и солома для подстилок, хотя бы на первое время. Аликс не знала, как они будут добираться до Италии и сколько дней займет их путешествие. Откуда ей было это знать? Ведь муж ничего ей не сказал. Но она, как могла, все же подготовилась к путешествию.

Она была уверена, что он будет гордиться ею, когда увидит, что она сделала за такой короткий срок.

Ко всему прочему Софи принесла из деревни своего щенка. Он был явно лишним, но Аликс не смогла отказать ей в ее просьбе. Софи оставляла больную искалеченную мать, и было неизвестно, вернется ли она в деревню.

Какой может быть вред от маленькой собачки?

Аликс не взяла ничего из того, что принадлежало Мерсье. Она оставила даже книги, которыми Робер разрешал ей пользоваться. Она оставила в комнате громоздкие вещи, но забрала гобелены, зеркала, подсвечники – все, что принадлежало ей. Роскошь Мерсье была такой пышной, что она сама почти ничего к ней не добавила. Но сейчас она обнаружила, что без ее маленьких безделушек комната выглядит пустой и холодной.

Она решила искупаться и посмотрела на Софи, чтобы попросить ее принести воды. Но Софи сидела на стуле, прислонив голову к камину, и сладко спала, тихо похрапывая.

– У меня еще будет время помыться, – сказана Аликс самой себе. – Пусть она немного поспит. Я успею помыться до того, как герцог позовет меня к вечерней трапезе. И кроме того, когда рыцарь Бригант увидит, что мы сделали, он будет так доволен, что даст Софи полфлорина.

– Проклятие! Что здесь происходит? – закричал рыцарь Бригант, зацепившись ногами, обутыми в новые сапоги, за деревянный ящик. Его спящая жена вместе со своей спящей служанкой моментально проснулись и вскочили на ноги.

– Вам что-то не нравится, милорд? – спросила жена.

Молодая Софи, более осведомленная, чем ее хозяйка, к чему приводит гнев мужчины, стала бочком пробираться к двери.

– Не нравится? – переспросил Северин, сбавляя тон, но не в силах убрать злость с лица. – Что здесь произошло?

– Мы упаковывали вещи для Италии, – пожала плечами Аликс. – Это же так очевидно. Но почему вы, милорд, задаете мне такой глупый вопрос?

– Глупый? – прорычал Северин, повышая голос до такого тембра, что от него могли бы треснуть зеркала. К счастью, Аликс успела их упаковать. Она провела весь день, пакуя вещи, и была очень горда собой. Возможно, ей следует разъяснить это мужу?

– Мы уже все упаковали и готовы ехать с тобой в Италию, – объяснила она, спокойно опускаясь на стул, – Разве ты не гордишься мной?

Лицо Северина стало из красного белым, затем снова красным.

– Ты можешь идти, – махнул он Софи, которая только этого и хотела.

– Нет, не уходи! – приказала Аликс. Она повернулась к мужу: – Сэр, я уверена, что моя служанка не оставит меня наедине с мужчиной, который так раздражен, что может меня убить.

Софи взялась за ручку двери.

– Миледи, – пролепетала она, – разве вы не просили меня принести вам воды для ванны?

– Это может подождать, – отрезала леди Аликс. – Сначала мы должны выяснить, что привело рыцаря Бриганта в такой гнев.

– Меня? В гнев? – изумился Северин.

– Если на то, конечно, есть причина, – добавила Аликс спокойным оном. – Некоторые мужчины раздражительны по своей природе, во всяком случае, мне так говорили.

– Причина вокруг меня. Что в этих ящиках и сундуках?

– В этих ящиках и сундуках? – гневно переспросила Аликс, но быстро взяла себя в руки. – И это все? Там находятся вещи, которые я возьму с собой в Италию.

– В Италию?

– Конечно, – ответила Аликс, довольная собой. – Разве я тебя не удивила? Мне удалось справиться со всем этим за один день только с помощью Софи и двух девушек. И теперь мы готовы уехать на рассвете с твоей армией.

– Я помогла совсем немного, – поспешно ответила Софи. Она следила за тем, как на лицо Северина набегают грозовые тучи, и не замечала радости, которая еще не покинула лицо ее хозяйки.

– Оставь нас, – приказал Северин. Дверь с шумом захлопнулась за спиной Софи еще до того, как хозяйка успела ее остановить.

– Ты собираешься тащить все это в Италию вместе с армией на походе? – подчеркнуто спокойным тоном спросил рыцарь Бригант свою жену.

Аликс кивнула.

– Могу я узнать, сколько сундуков ты упаковала?

– Сорок семь.

– Могу ли я также узнать, как ты собираешься везти эти сундуки – эти сорок семь сундуков – через горы?

– Конечно, в повозках.

Аликс не понравилось, что муж начал к ней приближаться, не нравилось ей и выражение его лица.

– Сорок семь сундуков? – тихо повторил он.

– И несколько клеток.

– В самом деле?

– Клетки с голубями и собакой Софи. Хотя, конечно, собаке клетка не понадобится. Она может бежать за нами. Она будет спать в клетке только ночью. Для этого мы припасли солому.

– Понятно, – протянул Северин.

Сейчас он стоял рядом с ней. Стоял слишком близко. Аликс с трудом подавляла в себе желание исчезнуть за дверью вслед за Софи. Ее очень раздражало, что она так боится своего мужа, да к тому же находясь в собственной комнате. Она решила поскорее покончить с этим страхом.

– Не надо иметь большого ума, чтобы это понимать, – отчеканила она. – Все и так ясно. Никто не сказал мне, что надо делать, и, однако, мне удалось – чем я очень горжусь, – справиться со всем самой. Вместо того чтобы говорить со мной подобным тоном, ты бы лучше похвалил свою жену.

– Похвалить за то, что ты развела такую грязь? – спросил Северин.

Аликс видела, что он очень сердит. Но она тоже начинала сердиться. Ей было жарко, она устала и волновалась. Ее муж стоял с ней совсем рядом – он прямо навис над ней, – и Аликс внезапно подумала, что сейчас от нее пахнет потом, а не розами.

– Что значит «развела грязь»? – Ее голос звучал угрожающе низко.

– Ты не можешь взять все это с собой в Италию. Мы идем вместе с армией, а армия должна передвигаться быстро. На нас надвигается война. Все телеги и фургоны будут заняты оружием и продовольствием. Ни одна из них не может быть предоставлена тебе для твоего барахла. Ни одна! Ты можешь взять с собой только то, что навьючишь на лошадь. Остальные пустяки ты купишь, когда мы приедем в Италию. – Северин направился к двери, – Я сделал ошибку, решив взять тебя с собой. Мне следовало знать, что все так и будет. Ты избалованная жена богатого графа. Подумать только – клетки с голубями!

– Да как ты смеешь! – не выдержав, закричала Аликс. Подобрав юбки, она побежала к двери, успев заслонить ее собой до того, как он взялся за ручку.

– Ты ничего не сказал мне! Ты оставил меня одну, и мне самой пришлось принимать решение. А теперь ты критикуешь и насмехаешься над тем, что я сделала! Я целый день работала, а ты не нашел для меня ни единого слова благодарности. Ты даже не оценил мои усилия.

– Оценил? Ты хочешь, чтобы я это ценил?

– Это было бы только уместно. Я сделала это, чтобы угодить тебе. Ты мог бы оценить это до того, как повышать на меня голос. Ты бы не поступил так даже с последним солдатом из твоей армии.

– У последнего солдата хватило бы ума сначала меня спросить, стоит ли тащить за собой полдеревни.

– Это потому, милорд, что вы понятно разъяснили ему его обязанности! – Аликс очень разозлилась. – Ты уделяешь ему много времени. Мы женаты всего два дня, а ты ни разу не подошел ко мне, а теперь меня отчитываешь. Ты даже не обратился ко мне за помощью, не дал мне возможности перевязать твою рану.

– Почему я должен был это делать? Ты не захотела поцеловать меня у алтаря. Ты ни разу не обняла меня в первую брачную ночь. Ты предпочла, чтобы твои руки лежали на постели, лишь бы не дотрагиваться до меня. Я ухожу от вас, леди, потому что вижу, что вы именно этого и хотите!

Побледнев, Аликс смотрела на него широко открытыми глазами.

Северин резко замолчал. Он увидел ужас на лице своей жены.

– Ладно, все это не имеет значения, – проговорил он поспешно, видя, как глаза Аликс наполняются слезами, а ему совсем не хотелось, чтобы она плакала из-за него. – Мы можем прийти к какому-то согласию относительно твоих вещей.

– Но я думала, что ты хочешь именно этого, – дрожащими губами пролепетала Аликс. – Я думала, что ты ожидаешь от меня именно этого, и старалась изо всех сил. Робер говорил, что в этом состоит мой долг. Робер говорил, что я должна быть сдержанной, что этого ждет каждый мужчина от своей жены. Робер всегда говорил мне…

– То, что говорил тебе Робер, забудь, – прошептал Северин и обнял ее.

Немного позже Северин Бригант покинул покои своей жены, и сейчас шел бодрым шагом. На этот раз они не занимались любовью, – это можно сделать и потом, но многое было сказано, и они достигли компромисса. Все вещи останутся в Мерсьс; все, что ей будет необходимо, она купит, когда они доберутся до Рима. Северин был доволен, что они с Аликс снова начали разговаривать, как разговаривали тогда, когда они были друзьями. Сейчас он припомнил, что им всегда было легко разговаривать, по крайней мере, до тех пор, пока он не взял на себя ответственность за нее как за жену. Возможно, удовольствие, которое он испытывал раньше, разговаривая с ней, продлится и в браке. Теперь у них есть такая возможность.

Его жена последует за ним после того, как примет ванну. Он оставил ей охрану и сейчас торопился, чтобы увидеться с герцогом Бургундским. Герцог, его наниматель, завтра уезжал в Дижон.

Северин так глубоко был погружен в свои мысли, что чуть не налетел на де Гини, спускавшегося с лестницы.

В противоположность Северину Ланселот де Гини, казалось, никуда не торопился.

– Значит, уезжаешь в Италию по поручению его светлости? – спросил брат герцога.

Северин не заметил его появления. Он и не ожидал увидеть его, ведь герцог отослал брата в Дижон проверить фортификации. Это был официальный приказ, но все знали, что он отослал брата, чтобы избежать дальнейших ссор. Ходили слухи, что рыцарь де Гини специально натер солью свое копье, чтобы боль от раны была сильнее. Де Гини нарушил все правила рыцарства. Жан Бургундский не хотел стать объектом кухонных сплетен. Не желал он этого и для своего брата, рыцаря де Гини.

Северин никогда не доверял де Гини. А сейчас еще меньше.

– Когда ты вернулся?

– Сегодня утром. От Дижона до замка не так уж далеко. Как и следовало ожидать, фортификации герцога на месте, но они послужили хорошим предлогом, чтобы избавиться от меня. Там был брат герцога – мой брат.

– Филипп Бургундский?

– Он самый.

– Я слышат, его симпатии на стороне короля Франции и он не поддерживает решение герцога посадить Генриха на французский трон.

– У герцога нет детей, поэтому Филипп его наследник. Но проблема Филиппа состоит в том, что Карл Французский формально является законным лордом Бургундии. Он не хочет, чтобы Францией правил английский принц, даже несмотря на то что у того могут быть законные права на троп.

– У Плантагенетов гораздо больше прав на троп, чем у Валуа, – сказал Северин. – Мы все едины в этой мысли.

– И Филипп Бургундский думает так же. Пока он слишком молод, он не будет противостоять своим старшим братьям. Как и вес мужчины этой династии, он, слишком горяч, но не будет оставаться в оппозиции.

– Однако он твердо отстаивает свою позицию, – заметил Северин. – Он говорит, что будет воевать с Карлом Французским против Англии. И против своего брата.

– Он изменит свое мнение. Брат не пойдет против брата. Этого никогда не произойдет. – Де Гини опустил глаза и стал снимать невидимую пушинку со своего темно-зеленого камзола. – А сейчас расскажи мне о своей женитьбе на очаровательной графине де Мерсье. Надеюсь, ты присмотришь за ней?

Они поговорили еще некоторое время, но Северин не верил в холодное радушие де Гини. Сэр Ланселот не прощал обид. Стоило вспомнить, с какой жестокостью он захватил замок Мерсье. Оп также не был человеком, который легко забывает унижения, даже если его унижает могущественный герцог. А герцог со своей свитой завтра на рассвете покидает Мерсье одновременно с «Золотой армией»; хотя их пути потом разойдутся. И он снова вспомнил последние слова де Гини:

«Надеюсь, ты присмотришь за ней».

Он обязательно это сделает.

Глава 19

До конца своих дней Аликс будет вспоминать последний день в замке Мерсье. Перед ее глазами постоянно стояла картина – ярко-красная вспышка великолепия, которая разделила ее жизнь на две части. Более двух сотен рыцарей двух армий собрались во дворе, собираясь покинуть крепость: армия герцога Бургундского в красных цветах их законного лорда и «Золотая армия» в черном. Лошади под ними, покрытые яркими попонами, вставали на дыбы, и их яркие плюмажи развевались на ветру. Караваны герцогини и епископа были украшены прекрасными шелками Бургундии. Среди людей царило оживление, сопровождаемое взрывами смеха. Сидя на лошади, Аликс приветствовала знакомых дам.

Внезапно улыбка исчезла с ее лица, и она, повернув лошадь, отъехала в сторону. Она видела, как напряглась спина мужа, когда он увидел ее маневр, и ждала, что он ее окликнет. Но он промолчал.

Аликс ничего не могла с собой поделать. Внезапно ужас снова навалился на нее, такой же жуткий и кровавый, каким он был в ночь, когда Ланселот де Гини завладел ее домом. Она снова увидела изуродованное тело Робера, лежавшего около кровати, и мертвую Соланж. Она увидела няню Иврена с руками, распростертыми в мольбе.

Она снова почувствовала, как ручонки ребенка обвивают ее шею.

А пробуждение после кошмара? Ей предстояло в тот день пережить другой кошмар – предстать перед Ланселотом де Гини и умолять его отдать ей тело мужа, а потом дни и недели, когда она размышляла, как спасти Иврена от мести де Гини. Часы, дни, недели, когда она чувствовала себя ужасно одинокой.

Неужели это было?

Аликс повернулась к мужу и встретилась с его внимательным взглядом.

– Я думала о Робере, – призналась она, подъехав к нему. – Я думала о его смерти, а также о том, как я себя чувствовала, когда впервые приехала в замок. Я была новобрачной и очень любила мужа.

Аликс покраснела, рассказывая об этом своему новому мужу, но выражение лица Северина не изменилось. Он не отвернулся от нее.

– Очень. Я знаю, что мне уже никогда, не полюбить мужчину так, как я любила его, – повторила она с улыбкой. – Но как я смогу полюбить кого-нибудь так, как любила его? Я стала совсем другой. Настолько другой: что теперь сознаю, что мой муж никогда меня не любил и никогда бы не полюбил. Его сердце принадлежало другой. Оно принадлежало Соланж. Как много сердечной боли или смертельной тоски можно было бы избежать, если бы я это понимала.

Герцогиня помахала ей кружевным платком, и Аликс, направила к ней свою лошадь. Но прежде чем отъехать, она снова повернулась к мужу:

– Это уже не мой дом, если его можно вообще назвать домом. И что-то подсказывает мне, что я больше никогда сюда не вернусь. Этот замок всегда принадлежал Соланж. Она была его настоящей хозяйкой, так же как она всегда была настоящей женой Робера. Она подарила ему наследника. Я любила его. Я соорудила алтарь в его память. Но сейчас я все оставляю здесь.

Северин задавал себе вопрос, действительно ли она так думает. Придает ли она значение тому, что сказала? Особенно что касается ребенка. Она образованнее его и поэтому должка знать больше, чем он, о незаконнорожденных детях и их месте в жизни. Примером тому мог служить английский король Вильгельм Завоеватель, незаконный отпрыск дочери дубильщика и ее законного лорда. Собственные предки Северина тоже были выходцами из Нормандии, высадившимися в Гастингсе и пустившими корни в Англии. Его отец часто рассказывал ему эту историю.

У Иврена было будущее. Де Гини это знал. И это будущее дала ему Аликс, когда спасла ему жизнь. Этого ей сэр Ланселот никогда не простит и не забудет. Он тоже незаконнорожденный. У Иврена было будущее еще и потому, что Робер де Мерсье не оставил законного наследника, который бы привязал сердце Аликс к Мерсье.

Северин повел свою армию на юг, отделившись от армии герцога за воротами Мерсье. Они продвигались все дальше и дальше, и вскоре замок остался далеко позади.

Северин вел своих воинов через горы в Савойю, а затем в лабиринт независимых городов и свободных общин – одним словом, в те края, что назывались Италией. Он размышлял над последними словами герцога и его инструкциями и качал головой. Впереди у него будет много интриг, а Италия именно та страна, где начинались все интриги.

Они выбрали для лагеря красивый луг. Вдалеке Аликс уже различала гряду низких гор Савойи. Воздух, который был слишком горячим и пыльным для весеннего времени, повис над землей дрожащей дымкой. Аликс уловила в воздухе запах сосен.

Она скакала весь день в тылу армии Северина, среди выкрашенных в яркие краски повозок с обмундированием и продовольствием. Среди них она заметила одну слишком яркую повозку, в которой сидели женщины, следующие за армией, – молодые мужчины не хотели бросить своих жен и подруг.

– Проститутки, – прошептала Софи.

– В самом деле? – Аликс повернулась, чтобы получше их рассмотреть.

– Не смотрите туда, – прошипела служанка. – У всех у них желтые волосы, что отличает их от порядочных женщин. По закону они должны носить одежду, вывернутую наизнанку, но рыцарь Бригант не одобряет этих законов и не принуждает их. Он относится к ним благосклонно. Он говорит, что без них не выиграл бы ни одного сражения. Во время боев они выносят с поля боя немало раненых, рискуя своими жизнями. Сэр Северин защищает их.

Аликс, которая никогда в жизни не видела проституток, быстро отвернулась и выпрямилась в седле. Они с мужем только что пришли к соглашению. Они разговаривали, улыбались, и своим любопытством она не хотела разрушить то, что было достигнуто.

Но тем не менее ее разбирало любопытство: что это за женщины – проститутки?

Как только они остановились, Бригант пошел к жене, чтобы помочь ей слезть с лошади.

– Наша палатка будет стоять там, – указал он на маленькую полянку, чуть в стороне от других.

– В мои обязанности входит установить ее?

– В этом нет необходимости, миледи. Для этого есть оруженосцы и пажи. Тебе также не придется готовить. Для этого у нас есть повар.

– Прекрасно, – кивнула Аликс. – Я еще не привыкла быть женой солдата.

Северин добродушно рассмеялся.

«Он уже смеется при мне», – радостно подумала Аликс, погружаясь в воду.

Они с Софи нашли место, где можно было искупаться, и Аликс, оставив на берегу служанку караулить, вошла в воду. Она думала о том, как прекрасно смотрелся Северин на фоне гор в лучах заходящего солнца. Как лучи окрашивали его волосы цвета пшеницы в золотой цвет. Эти воспоминания согревали ее. Она грелась в этих воспоминаниях, намыливая ароматным мылом свое тело. У ее мужа была чудесная улыбка. А как приятно было наблюдать за ним, когда он весело смеялся.

К тому же Северин теперь разговаривал с ней.

– Рыцарь Северин разговаривал со мной, – громко сказала она, вытирая волосы льняным полотенцем, чтобы поскорее дать возможность Софи искупаться. – Он сказал мне, что через неделю мы будем в Риме. Неделя очень короткий срок.

Софи, которая провела всю свою жизнь в маленькой деревушке, где мужчин было мало, не хотела так быстро расставаться с «Золотой армией», о чем она и сказала своей хозяйке. Но Аликс не было до этого дела, если она вообще слышала ее. Леди Бригант была занята своими мыслями.

«Мой муж говорил со мной. Он начал со мной разговаривать».

Она снова и снова повторяла эти слова, чувствуя себя счастливой после стольких лет одиночества, наедине с книгами и прекрасными безделушками, окружавшими ее. Сейчас она была частью его жизни.

Вечерняя еда была незатейливой, но Аликс подумала, что еще никогда в жизни не ела такого вкусного овечьего сыра и не пила такого прекрасного вина. Даже черный крестьянский хлеб из муки грубого помола был гораздо вкуснее того пшеничного хлеба, который выпекали в Мерсье. Она уже давно не ела настоящего хлеба. Повар, выписанный Робером из Парижа и получавший за свою работу неоправданно большие деньги, изощрялся как мог. Он придавал хлебу самые неожиданные формы: это могли быть розочка, котенок, птичка или что-то более замысловатое.

Но сегодня она ела настоящий хлеб, сыр и весенние персики. Она даже слегка опьянела от вина.

– А сейчас, миледи, отправляйтесь спать, – приказал Северин, в голосе которого слышалось нетерпение. – Завтра нам предстоит долгое путешествие, и ты должна выспаться.

Аликс кивнула, но, посмотрев вокруг, увидела, что люди спать не торопятся. Наоборот, они собираются на поляне, где уже раздавалось легкое пощелкивание кастаньет.

И тут она вспомнила:

– Но почему я должна уходить? Сегодня ведь танцы в честь майского праздника.

– А что ты можешь знать о майском празднике? У тебя ведь благородное воспитание.

– Это не означает, что я ничего не знаю об этом. Мы праздновали его и в Венгрии, и в Бельведере. Моя мать говорила, что весь мир отмечает этот языческий праздник.

– Во всяком случае, все женщины мира, – пробурчал Северин. Он с сомнением огляделся вокруг.

– А мужчины этим пользуются, – отпарировала Аликс. – Для них это самое удобной время, чтобы заняться любовью.

– Ты слишком много выпила. Я думаю, тебе все-таки стоит отправиться в постель.

– Только при условии, что ты пойдешь со мной.

– Ты совсем разошлась. – Северин обнял жену.

Звуки тамбуринов влились в пощелкивание кастаньет, наполняя воздух зажигательной мелодией. Из ярко раскрашенных повозок выбегали женщины, те самые, на которых Аликс смотрела с таким любопытством. Женщины были одеты в свободные платья и покачивали бедрами в такт музыке.

Аликс твердо решила остаться, о чем и сказала мужу:

– Раньше я уже видела майские танцы. Родители водили меня на такой праздник в Венгрии. Это совсем невинная забава.

– Не такая уж она и невинная, – хмыкнул муж. – Не забывай, что это Италия.

– Скажи, ради всего святого, что это значит? Мы оба итальянцы и, однако, прекрасно жили во Франции.

– Да, это так. Но тем не менее эти танцы весьма отличаются от других.

Чем больше Северин краснел и колебался, тем настойчивее была его жена:

– Расскажи мне, в чем разница.

Кастаньеты звучали нежно, а тамбурины гремели яростно. Но все же музыка была такой тихой, что можно было слышать вой волков вдали.

Аликс посмотрела на окружающих их людей. Все они молчали, никто не смеялся. В воздухе витало ожидание.

– Мои люди, так же как и я, с юга Италии, – объяснил Северин. – И это наш национальный танец. Он называется тарантелла.

Словно услышав его слова, трое женщин вошли в круг, образованный около костра.

– Это опасный танец, – добавил он.

Аликс искоса взглянула на него, чувствуя исходящее от него тепло. Северин стоял, но душа его рвалась в круг танцующих. Аликс почувствовала, что ее муж-солдат не так прост, как ей кажется. Похоже, он тоже может быть опасным.

– Опасный, – тихо произнесла она, глядя на пульсирующую жилку на его шее.

Музыка заполнила ночь.

– Женщинам запрещено дотрагиваться до инструментов, – проговорил Северин. – На них играют только мужчины, и их зовут «тарантати». Они должны помогать женщинам танцевать. Исцелять их.

– Исцелять?

Музыка зазвучала громче, приглашая всех в круг.

Еще несколько женщин вышли вперед и начали покачиваться в такт музыке. Аликс закрыла глаза. Ее губы пересохли, и она облизала их.

– Это исцеляющий танец, – объяснял Северин. – Он пришел к нам от древних религий, которые правили миром в незапамятные века. Это дикий танец, предназначенный для того, чтобы излечить женщину от укуса мистического паука. Тарантелла означает «танец паука». Он говорит об укусе любви, – который возникает, когда женщина переполнена желаниями, спрятанными у нее глубоко внутри, и она держит их в узде. Иногда желания запрятаны так глубоко, что женщина даже не знает о них. Женщину, получившую такой укус, называют «тарантелла». Ей надо освободиться.

Тамбурины звучали все громче. К музыкантам присоединились еще несколько мужчин.

Аликс почувствовала, что ее тело тоже начинает раскачиваться, и испугалась. Танец был опасным, он притягивал ее к себе. Аликс не была уверена, что сможет сдержать себя и не поддаться этой первобытной музыке.

– Я хочу знать все, – попросила она.

– В Греции, южной Италии, Северной Африке и Испании, где «укус» тарантеллы очень сильно влияет на женщин, излечение приходит только через музыку и танец. Тарантелла уходит корнями в Древнюю Грецию и времена римлян, где она возникла в честь богов Диониса и Кибелы. – Северин говорил тихо, и голос его звучал завораживающе: – В древние времена южная Италия была частью Греции и называлась Великая Греция. Там в честь богини матери-земли было создано сильное матриархальное государство. Кастаньеты, тамбурелло – эти древние музыкальные инструменты – связаны с ритуалами, в которых принимают участие только женщины, уходящими своими корнями в древние культуры египтян и шумеров. В Греции и на Среднем Востоке женщины использовали кастаньеты в ритуалах, посвященных богине луны.

Вдруг Аликс услышала пение. Сначала оно было ритмичным, затем голос достигал самых высоких нот, а тамбурин либо поддерживал певца, либо играл контрапунктно.

У Аликс стучало в висках. Сейчас музыка играла громче, и Аликс начала раскачиваться в такт, как это делали другие женщины. Она делала это сначала робко, затем все увереннее, зачарованная музыкой. Паутина мифического паука окутывала ее тело все сильнее. Она оплетала ее тело и ее душу.

Тело и душа Аликс просили свободы.

Под мальтийской звездой на ее шее пульсировала кровь. Аликс закрыла глаза.

И вышла в круг.

Никто на нее не смотрел. Интуитивно она чувствовала, что глаза людей, окружавших ее, тоже закрыты.

В тех местах, где женщины одеты в черное, а их жизни еще: чернее, никто не таращит глаза, когда женщины отдаются на волю ритма.

Аликс кружилась вместе со всеми. Музыка становилась все зажигательнее. Она кружилась, двигалась, танцевала, а тамбурины гремели все громче, эхом отзываясь в ночи. Она чувствовала гальку под голыми ногами, а в глазах под опущенными ресницами горел огонь. Кровь вскипала в ее венах. Даже с закрытыми глазами она знала, что и другие женщины кружатся в танце под музыку своих мужчин, точно так же, как кружится в танце она. Она почувствовала, что Северин тоже взял в руки тамбурин и заиграл.

Знание пришло от инстинкта, и в танце этот инстинкт становился сильнее. Он пульсировал в тяжелом ночном воздухе. Сейчас она знала, что этот инстинкт появился в ней со дня встречи с Северином, когда ее жизнь начала круто меняться.

Она доверяла этому инстинкту. Она доверяла своему знанию. Они вместе подскажут ей путь.

Аликс танцевала, танцевала и танцевала, пока не почувствовала на плече руку мужа. Пока он не отвел ее в их палатку.

Глава 20

– Рим гораздо меньше, чем должен быть, – удивилась Аликс. Она сидела рядом с мужем на вершине холма. Внизу перед ними, как манящая ладонь, простирался маленький город.

– Что значит «меньше, чем должен быть»? – рассмеялся Северин.

– Из-за его могущества. – Аликс тоже рассмеялась. Они оба светились от счастья под лучами теплого майского солнца. – Мы всегда слышим о Риме больше, чем о Париже или Буде. В нем находится папа. Это центр религии и всего христианского мира.

– Я бы сказал, что это скорее центр интриг, – заметил ее муж. – Ты, случайно, не забыла, что второй папа находится в Авиньоне?

– Это другой папа, – упорствовала Аликс. – Он французский папа.

– Французский папа? – Северин снова засмеялся. – Как быстро вы изменились, миледи Бригант. Всего месяц назад вы считали себя француженкой.

– В самом деле? – Аликс наморщила носик. – Я этого не помню. Я не помню своей жизни без тебя.

– Это доставляет мне удовольствие, но так ли это на самом деле? Не напоминает ли тебе Рим что-то другое, вернее, какое-то другое место?

Аликс снова посмотрела вниз, на этот раз более внимательно. Она увидела жмущиеся друг к другу маленькие, низкие строения, окрашенные охрой и теснившиеся на крутом берегу реки. Она увидела огромные просторы зеленых холмов.

– Буду, – ответила она наконец. – Он напоминает мне столицу Венгрии. Хотя Буда гораздо меньше и компактнее. Буда представляется мне старше Рима, хотя я знаю, что это не так.

Рим казался мирным и сонным, когда Аликс смотрела на него с северных холмов. Однако когда они въехали в него, Аликс поняла, что он совсем другой.

– Как муравейник, – громко сказала она, стараясь перекричать царивший вокруг гвалт. – Даже в Париже гораздо тише и свободнее. А какая здесь торговля! Мы только что въехали в город, а мне уже предложили купить золотой обруч, медовый крем для лица и дешевые этрусские серьги.

– На твоем месте я бы недоверчиво отнесся к этрусским серьгам. Скорее всего, их сделали несколько месяцев назад в районе, где чеканят серебро. Римляне умеют торговать. Если бы у них была возможность, они бы продали и собор Святого Петра.

– Я буду осторожной, чтобы не позволить нищим купчишкам меня соблазнить, – хмыкнула Аликс. – Я знаю, что теперь я жена простого солдата и должна беречь каждый ливр.

– Ты сейчас в Италии, а не во Франции. Здесь ты должна считать каждый флорин. Но идея правильная. – Северин резко оборвал смех и внимательно посмотрел на жену. – Хотя ты можешь немного потратиться.

Аликс отвернулась от рулона зеленого шелка, который ей пыталась всучить какая-то женщина.

– Могу немного потратиться? И это говорит мой муж, генерал армии, который должен иметь дом, продовольствие и обмундирование! И это говорит человек, который неоднократно напоминал мне, сколько акров плодородной земли. Бургундии надо продать, чтобы снарядить рыцаря на войну?

– Твое платье выглядит ужасно, – поморщился Северин.

– Ничего подобного, – обиделась Аликс. Она посмотрела на свое пропыленное шерстяное платье и кружевные перчатки. – Это всего лишь дорожная пыль, – объяснила она.

– Я не говорю, что ты выглядишь плохо, дорогая, – улыбнулся Северин, умело направляя коня в узкую улочку. – Я сказал – твое платье выглядит плохо.

– Это легко исправить, – с облегчением ответила она. – Я могу почистить его, когда мы доберемся до места нашего расположения. Оно будет выглядеть как новенькое.

– Чистка не изменит его цвета, – произнес Северин, поворачиваясь к жене. – Оно всегда будет траурно-черным.

– Но я же вдова! – удивилась Аликс. – По церковным законам я должна носить траур три года.

– Согласен, но сейчас, мадам, вы сами должны принять решение, останетесь ли вы вдовой или станете женой.

Аликс сосредоточенно нахмурила брови.

– Означает ли это, что для того, чтобы стать женой, я должна снять с себя траурное платье?

Северин кивнул.

– А затем провести много волшебных часов в лавках купцов, покупая новые яркие наряды?

Северин снова кивнул.

– И после этого еще больше часов, подбирая фасоны и делая выкройки у портних?

– Именно так.

– В таком случае я готова пожертвовать собой! – воскликнула Аликс, с любовью глядя на мужа.

Колокола уже давно отзвонили к дневной молитве, когда они достигли цели своего путешествия. Солнце поднималось все выше, и Аликс изнемогала от жары в шерстяном платье. Ее слегка мутило. Она решила, что козье молоко, которое они пили за завтраком, плохо на нее подействовало. Ее подташнивало уже несколько дней, но она ничего не сказала об этом Северину. Она решила, что все пройдет само собой, как только они окажутся дома.

Аликс надеялась, что они найдут маленький домик, тихий и уютный, хотя бурная жизнь, царившая в Риме, не оставляла надежды на тишину и покой. Северин неоднократно указывал ей на изменившиеся обстоятельства, и они много спорили по этому поводу. Сейчас у нее не было ни малейшего желания снова спорить со своим мужем. Но она мечтала о маленьком домике с садом. Июнь был в самом разгаре, и леди Аликс скучала по ярким цветам. Как правильно заметил ее муж, у нее было мало опыта относительно бюджета и денег, но зато у нее было много желаний.

– Фиалки, – шептала она, пока они продвигались по запруженным народом шумным улочкам Рима. – И еще, возможно, розы.

– Я оставил армию за воротами города, – произнес Северин. – Но ты будешь жить у моих друзей. Я буду часто навещать тебя, почти каждый день, если смогу. Граф Урбано Массимо предложил нам свое гостеприимство, когда я написал ему, что мы на несколько недель остановимся в Риме. Граф Массимо – дандотьер, состоящий на службе у короля Тосканы, но он владеет обширными землями на юге Италии. Большую часть времени он проводит там. Род Массимо уходит корнями в одну из правящих семей в Римской республике. У Урбано очаровательная жена. Я думаю, графиня Барбара тебе понравится, и надеюсь, что она сейчас в Риме. Я буду очень занят, и, думаю, тебе надо заиметь здесь подругу. Особенно такую красивую и умную, как графиня.

Северин задумался, собираясь с мыслями. Иногда ему было очень трудно говорить с ней о деликатных вещах. Но они оба очень старались.

«Говори со своим мужем», – прошептала ей колдунья.

Это было для Аликс все еще трудно, но она старалась от всего сердца.

– Красивая и умная, – повторил Северин.

– В Мерсье мне было очень одиноко, – пожаловалась Аликс.

– Говоря откровенно, я очень отличаюсь от своих сограждан из-за светлых волос, но я дитя юга Италии. Мне нравится теплота моего народа. А семья Массимо настоящие южане. Несмотря на высокое положение, графиня Массимо станет тебе хорошим другом. Их палаццо расположено рядом с замком Сан-Анджело и окружено обширными зелеными полями. Ты увидишь этот замок из окон палаццо Массимо. Я думаю, мы будем в нем счастливы.

Было очевидно, что Северин гордится, что введет жену в такую знатную семью. Аликс понимала причину этой гордости. Он начинал свою жизнь, служа пажом у одного из рыцарей, но смог выбраться из нищеты и стать генералом одной из величайших армий христианского мира. Настанет день, и он встретится со своим знаменитым дядей на равных, зная, что все, чего он достиг в жизни, он добился своим трудом.

– Я рада, что ты мой муж, – прошептала Аликс так тихо, что не надеялась, что он услышит, но по его сияющему лицу поняла, что ее слова достигли его ушей.

Возможно, Лувр был больше палаццо Массимо, но Аликс сомневалась, что королевский дворец был обставлен с большей пышностью, чем этот дом знатной римской семьи. Да и сама королева могла бы позавидовать красоте графини Барбары.

– Добро пожаловать в Рим, – улыбнулась она, раскрывая объятия, – и в наш дом. Для нас большая честь принимать таких гостей.

Она была темноволосой и темноглазой, как Робер и Соланж, но в ней не было присущей им хрупкости. Женщина, которая встретила Аликс, производила впечатление любительницы красивых вещей и вкусной еды. К ней нельзя было применить слово «худощавая», так как у нее были весьма пышные формы. Ни ее брови, ни ее волосы не были выщипаны и подстрижены по моде. Наоборот, ее волосы густой волной ниспадали до самой талии.

Заметив взгляд Аликс, Барбара весело рассмеялась.

– Я не выношу критики, – предупредила она, взяв гроздь винограда из серебряной вазы. – Пожалуйста, угощайтесь. Виноград выращен на нашей земле недалеко от Рима. Из него изготавливают прекрасное вино. Ну разве он не вкусный? Так о чем я говорила? Ах, да. Я не выношу критики. Я не выношу претенциозности. Но я умею наслаждаться простыми вещами: хорошей едой, прекрасными винами, теплой водой для ванны. Все это будет у вас в избытке, пока вы гостите в нашем доме. Чего вы здесь не найдете, так это марципановых голубков. Я ненавижу подобную еду, а вы?

Аликс, которая съела в своей жизни много того, чего так не любила графиня Барбара, кивнула, следуя за своей хозяйкой по элегантному мраморному коридору.

– Я их тоже ненавижу, – вздохнула она, – так же как и печеных куропаток.

– Фу! Однажды мне предлагали их в Париже. Я была вынуждена встать из-за стола, иначе меня бы стошнило. Вам когда-нибудь приходилось есть пирожные, изображавшие ваш замок?

– Десятки! – воскликнула Аликс. – В Париже это последняя мода в кулинарии. В Мерсье побывало много гостей, и каждый из них привозил с собой повара, поэтому мы были вынуждены смириться с этим кулинарным кошмаром!

– На них хорошо смотреть, но они плохо влияют на кишечник. Все эти странные склейки, замораживания, засахаривания. Я считаю это противоестественным. Никогда не знаешь, чем они там, на кухне, пользуются. Мне всегда казалось, что повара используют овечий клей, чтобы соединить отдельные части.

– Я и сама часто об этом думала, – засмеялась Аликс. – Иногда от марципанов исходил овечий запах, хотя я никогда не решалась сказать об этом вслух.

– Герцогу Бургундскому или графу де Мерсье? – лукаво прищурилась Барбара. – И правильно сделали, Урбано однажды предлагали соблюдать пост при герцоге, но я уговорила мужа от него отказаться. Такая еда! Такие манеры! Пусть я растолстею, но не откажусь от хорошей еды.

– Вы выглядите прекрасно, – улыбнулась Аликс. Она немного стеснялась, но не могла отвести взгляда от красивой женщины.

– Это потому, что я всегда дома, – заявила графиня Массимо. По широкой мраморной лестнице они поднялись на второй этаж. Из многочисленных комнат на них с любопытством смотрели служанки. – Мне нравится все, что меня окружает. Я бы никогда себя так не чувствовала в обществе герцога Бургундского или в присутствии короля Карла.

– Я начинаю думать, что я тоже никогда себя хорошо не чувствовала, – задумчиво произнесла Аликс. – Мерсье и все, что его окружало, никогда не были моим домом.

Барбара остановилась и с улыбкой посмотрела на Аликс. Ее темные глаза светились теплом.

– С той жизнью покончено, – отрезала она, подходя к корзине с фруктами. – Могу я предложить вам сочный персик?

Урбано Массимо сразу увел с собой Северина. Аликс видела графа мельком, но он произвел на нее неизгладимое впечатление. Невысокого роста, энергичный и элегантный, он был под стать своей жене. Он любезно предложил ей экскурсию по своим владениям за стенами Рима, но у Аликс возникло странное ощущение, что он внимательно ее изучает.

– Мой муж с нетерпением ожидал приезда вашего мужа, – пояснила Барбара. – Хотя Италия пока не вовлечена в конфликт между Францией и Англией, Рим всегда имеет к этому отношение. Если вы понимаете, о чем идет речь.

– Из-за церкви? – спросила Аликс. Она смотрела и окно, где за широким зеленым полем была видна крепость Сан-Анджело, резиденция папы. Услышав вопрос графини, она повернулась к ней: лицом.

– Да, из-за церкви, – кивнула Барбара. – А еще из-за банкиров Ломбардии.

– А что они говорят о политических баталиях?

– Всякое, – пожала плечами графиня. Подойдя к шкафу, она вынула из него белое льняное белье, отделанное роскошными кремовыми кружевами. Аликс, привыкшая к великолепию Мерсье, тем не менее никогда в жизни не видела ничего прекраснее. – Они катализаторы этих баталий.

– Им отводится такое же важное место, как и рыцарям?

– Такое же важное, как королям, – уточнила Барбара. – Без войн, баталий, голода и эпидемий короли не смогли бы набивать свою казну. Они не могут делать деньги, не отторгнув земли у других государств; они не могут отторгнуть эти земли без боев, а на это необходимы деньги. Это порочный круг, в котором заинтересованы банкиры, что они и делают, получая определенный процент.

– Процент?

– Так как сейчас евреям запрещено заниматься ростовщичеством, их место заняли итальянские банкиры. Эта война без них не обойдется, и они из-за этого страшно заважничали. Это не случайно, что ваш муж сейчас здесь с поручением от герцога Бургундского и что Джан Висконти тоже стал перемещать свое войско из Милана на юг.

– Но ведь Джана Висконти нельзя назвать банкиром, – удивилась Аликс. – Он из знатного итальянского рода, и его дочь замужем за младшим братом короля Франции.

– Он не настолько знатный, чтобы остановить Людовика Орлеанского, когда тот захотел отделаться от своей жены, чтобы уделять побольше времени своей любовнице-королеве.

– Я этого не знала, – потрясенно ответила Аликс.

– Ты можешь идти, – махнула Барбара служанке. Выждав, когда за девушкой закроется дверь, графиня продолжила: – Он действительно так и поступил. Герцог Орлеанский добился у папы в Авиньоне разрешения на расторжение брак, и отослал свою законную жену в монастырь, оставив, конечно, себе все ее золото.

– И Джан Висконти не мог этому воспрепятствовать?

– А что он мог сделать? Он сам занимался ростовщичеством. Он не мог навлечь на себя гнев короля или его похотливого братца. Ему пришлось смириться с позором своей дочери – или по крайней мере сделать вид.

– Сделать вид?

– Чисто внешне. Внутри у него все кипело. Джан Висконти очень скрытный человек. Он увлекается астрологией и всевозможными суевериями. Он ушел в себя и, возможно, даже напуган. Его не считают способным на любовь, однако широко известно, что он уверен, будто земля вращается вокруг его дочери. Когда его дочь заточили в монастырь, он ничего не сказал, но стал наводить справки. Он выяснил, что герцог Бургундский, преследуя свои цели, настоял на том, чтобы его кузен расторг брак. Он хотел вбить клин между французским троном и его финансистами. Герцог Орлеанский, горячая голова, сразу же воспользовался советом своего кузена, так как это совпадало с его интересами. Но Висконти был в отчаянии от того, что выпало на долю его любимой дочери и, как предполагают, – по крайней мере, здесь, в Италии, – стал вынашивать ужасную месть. Месть, в которую был вовлечен ваш отец.

Обе женщины подошли к кровати и удобно расположились на ней.

– Вы говорите о сражении под Никополем? – спросила Аликс.

Барбара кивнула.

– Где французы сражались в крестовом походе против султана Баязида и были разгромлены армией турок. В этом сражении были убиты тысячи и тысячи французов. Ходили слухи, что Джан Висконти, который в крестовом походе финансировал Францию, снабжал султана информацией.

– Но разве не герцог Бургундский возглавлял этот крестовый поход?

– Да, именно он, – кивнула Барбара.

– И однако, герцог снова надеется на его помощь в этом новом рискованном предприятии? – спросила Аликс.

– Это еще не самое худшее, – ответила ее новая подруга. – У Франции сильные вооруженные силы, а Англия в этом плане гораздо слабее. Надеюсь, вы не считаете, что я навязываю вам свое мнение, леди Аликс? Но я не доверяю Висконти. Он, возможно, хочет отомстить не только Франции. В этой войне он будет союзником и Франции, и Бургундии. Это кажется вполне разумным. Но он однажды уже предал герцога Жана. Если он вступит в союз с кем-то…

– …кто будет тоже вести двойную игру… подобную той, которая уже однажды велась. – Аликс помолчала. – Но вы сказали, что я, возможно, встречусь с ним?

– Сегодня вечером, – ответила леди Барбара. – Он остановился в замке Сан-Анджело. Он ссужает деньги не только простым смертным, но и папе. Он прислал нам весточку о своем приезде в Рим, и я пригласила его на ужин. Он наводил справки о рыцаре Бриганте и особенно о вас, леди Аликс. Я подумала, что вам следует об этом знать. Сама не знаю почему, но думаю, что следует.

– Спасибо, – поблагодарила Аликс. – Я запомню, что вы рассказали, и буду осторожной. Хотя я не понимаю, что может быть общего у такого могущественного человека, как Висконти, с моим мужем или со мной.

– Вы кажетесь мне умной женщиной, – покачала головой Барбара. – Я поняла это, сразу и именно поэтому позволила себе быть с вами откровенной. Хотя я уверена, что муж не одобрил бы меня. Он наверняка думает, что мы говорим о тряпках и прочих глупостях.

– А у меня такое ощущение, что граф знает, о чем мы говорим в это прекрасное утро.

– Сомневаюсь, – усмехнулась Барбара. – Моя дорогая леди Аликс, какой интересный у вас амулет!

– Мы не можем сейчас целоваться, милорд. Это вызовет скандал!

– Какой скандал? – спросил Северин, прижимая Аликс к завешанной гобеленом стене и щекоча дыханием ее нежную шейку. – Мы в Италии. Здесь трудно вызвать скандал.

Сжав рукой грудь жены, Северин навалился на нее всей тяжестью своего тела. Аликс слышала смех и звук одинокой флейты. Приближалось время вечерней трапезы. Но, как и Северин, она считала, что с этим можно подождать.

– Что подумают твои охранники? – прошептала Аликс.

Северин застонал.

– Их здесь нет. Если они и думают обо мне – в чем я сильно сомневаюсь, поскольку они все пьяны, – то уверены, что я отдыхаю перед тем, как пойти на скучный ужин, или что я готовлю себя для долгой ночи любви, которая, как я надеюсь, скоро наступит.

– Мне нравится твое желание, – прошептала Аликс прежде, чем он успел закрыть ей рот поцелуем.

– Моя дорогая леди Аликс, – сказал Джан Висконти. – У вас прекрасный цвет лица! Он у вас всегда такой, или этому поспособствовал горный воздух Савойи?

– Спасибо за комплимент, сэр, – потупилась Аликс. – Я тоже думаю, что воздух Италии идет мне на пользу.

– А вот я никогда не был в горах. И в Париже тоже, хотя меня много раз приглашали туда по делам. Мне это не интересно. Я предпочитаю жить на своей земле и разделять компанию такой прекрасной хозяйки, как леди Барбара. Я простой человек.

Аликс в этом усомнилась. Когда Висконти повернулся к леди Барбаре, чтобы подкрепить свои слова, поцеловав ей руку, Аликс воспользовалась возможностью повнимательнее его рассмотреть. Он был одет очень скромно: его камзол, хотя и сшитый из тонкой шерсти, был скромнее, чем тот, какой носил Северин. Темный цвет одежды подчеркивал его стройную поджарую фигуру. Но, изучая его, когда он, казалось, был полностью поглощен беседой с леди Барбарой, Аликс отметила, что его глаза не упускают ни одной мелочи. От него ничего не ускользало. И он знал, что она наблюдает за ним.

– Как долго вы планируете оставаться в Риме, миледи? – спросил он.

– Это зависит от моего мужа, – пожала плечами Аликс. – Он на службе у герцога Бургундского. Его послали с поручением в Рим, и когда мой муж его выполнит, мы вернемся во Францию.

– Но не навсегда, я полагаю? – поднял бровь Висконти. Он выдавил из себя улыбку, но глаза его оставались холодными. – Вы ведь не захотите далеко уезжать от своей родины?

– Я уже много лет не была здесь.

– С тех пор, как вам исполнилось пять лет, – заметил Висконти. – Сейчас, возможно, вам следует вернуться домой. Здесь есть те, кто соскучился по вас, и те, кто хочет с вами познакомиться. Особенно один человек. Он уже давно вас ждет. Вам доставит удовольствие его компания – я в этом абсолютно уверен. Но мы обсудим это позже.

Висконти улыбнулся, обнажив мелкие желтые зубы. Аликс содрогнулась от ужаса, хотя объяснить себе этот ужас она не могла. Она посмотрела на Северина, но он был занят беседой с графом Урбано. А Висконти не сводил с нее горящего взгляда.

– Возможно, милорд, – ответила она. – Я сочту за честь снова увидеться с вами, но мы весьма ограничены во времени. Как только мой муж…

– Ваш муж, – прервал ее лорд Висконти, – скорее всего, будет очень занят все эти дни, ведя переговоры с папой и добиваясь его поддержки. Он будет рад, что вас охраняют и развлекают. – Висконти поклонился. – Он скажет мне спасибо.

Глава 21

Аликс проснулась от собственного крика. Она вырывалась из рук, которые тянулись к ней, отбивалась от них, стараясь выбраться из кромешной тьмы – и поскорее добежать до света.

– Аликс, в чем дело? Что случилось?

Но Аликс кричала и кричала. Она не могла остановиться, хотя уже понимала, что это голос Северина и что именно к нему она стремилась.

– О Господи, это было ужасно! Он сгорел, Северин! Он сгорел!

Северин прижал ее к себе, и постепенно рыдания Аликс стихли.

– Ужасно, – пролепетала она, прижимаясь к нему.

Сейчас ее слова звучали отчетливее, а дыхание стало ровным. Муж крепко прижимал ее к себе, пока она не успокоилась. Она вспомнила, что находится в огромном палаццо Массимо, в Риме. Она слышала щебет птиц за окном и чувствовала на своих щеках тепло солнечных лучей.

– Тебе приснился плохой сон, – прошептал Северин, гладя ее по голове. – Это был всего лишь сон, и сейчас он закончился.

– Все было как наяву, – дрожащим от страха голосом произнесла Аликс. – Он горел и тянул меня к себе. Он сказал, что я принадлежу ему.

– Это только сон, – повторил Северин. Он поцеловал ее в щеку и обнял покрепче. – Ты никому, кроме меня, не нужна. Никто, кроме меня, не имеет на тебя прав. Ты моя жена, и это навсегда.

Аликс кивнула, глубоко вздохнув, изо всех сил желая поверить его словам. Но не смогла.

– Случилось что-то плохое, моя дорогая? – участливо спросила леди Барбара. – Вы совсем не едите, а этот инжир такой вкусный. Это первые ягоды в этом сезоне. Вы знаете итальянский обычай об исполнении желаний? Конечно же, знаете. Вы же итальянка. Это ведь ваше наследие. Но на всякий случай… Когда кто-нибудь ест первые фрукты в каком-то сезоне, он задумывает желание, и это желание…

Аликс была благодарна графине за ее болтовню. Ее желудок выворачивало наизнанку, а к горлу подступала тошнота – она отнесла это на счет ночного кошмара, – и была рада скрыть свое состояние за веселой болтовней графини Массимо. Она кивала, улыбалась, думай совсем о другом.

Она вспоминала свой сон. Все начиналось хорошо. Аликс шла по лугу, очень похожему на тот, что расположен у кромки леса рядом с Мерсье, где она дала последнее, очень важное обещание Роберу. На этот раз она не остановилась у кромки леса, а пошла дальше, все вперед и вперед, зная, что кого-нибудь встретит, и поэтому не удивилась, когда это произошло.

Фигура из леса манила ее, но было темно. Аликс не могла отчетливо ее рассмотреть, потому что в тот момент полуденное солнце неожиданно сменилось сумерками. Она пристально вглядывалась в даль.

– Северин? – позвала она. – Робер?

Она в нерешительности остановилась. Ей не хотелось снова видеть Робера. Ей не хотелось быть с ним рядом или следовать за ним туда, куда он ее манил. Эта часть ее жизни закончилась, и Робер ушел вместе с ней. Сейчас у нее был Северин. Они любили друг друга.

– Нет, – прошептала она.

Но ее манил не Робер, и она это поняла.

Значит, это Северин?

Она колебалась, не уверенная, стоит ли ей продолжать путь. Трава у нее под ногами тихо шелестела. Небо стало серым и холодным. Вдали послышался раскат грома. Она шла, и ее взгляд был сосредоточен на кромке леса, но она чувствовала, что рядом с ней по лугу идут и другие люди. Одних она не узнавала, а других знала хорошо: ее мать, падре Гаска, окровавленный рыцарь, нагруженный амулетами, красивый мужчина, сжимавший ручку высокой винной кружки.

Какая-то светловолосая женщина медленно качала головой, посылая ей сигнал «нет».

Все они молчали, и только мужчина, который манил ее, нежно прошептал ее имя:

– Аликс.

Этот голос не принадлежал Северину. Аликс почувствовала первые слабые волны страха, по любопытство оказалось сильнее. Воздух становился плотнее, гром гремел уже над лесом. Серое небо, казалось, навалилось на землю, коснувшись незнакомого человека мокрым поцелуем. Она вспомнила чувство свободы, когда она плясала тарантеллу, и именно эту свободу она почувствовала и сейчас. В воздухе что-то мерцало. И хотя она все еще не видела этого человека – он пока был далеко от нее, – зато она видела исходившее от него сияние. Он весь светился, приближаясь к ней.

Но…

Краем, глаза она уловила какое-то движение. Там, за деревьями, шло сражение. До нее донеслись металлические звуки скрещивающихся мечей, возгласы людей, грозные раскаты грома, крики раненых животных. Внезапно стало совсем темно, и с неба потоками хлынул ливень. Она сразу промокла насквозь, и волосы облепили ее лицо мокрыми прядями.

– Аликс! – раздался хриплый шепот.

Она уже забыла о зовущем ее человеке, но он не забыл о ней. Сейчас он был совсем близко. Он надвигался на нее. Тарантелла больше не звучала и не уносила ее в свободном танце. И ее охватил настоящий страх.

– Северин! – позвала она. Но как он мог слышать ее сквозь шум и грохот, раздававшиеся в лесу? Как он найдет ее в ночи?

Человек был уже совсем рядом. А она была так напугана, так напугана. Пока Аликс стояла прикованная к месту, из леса вылетела одинокая стрела, острие которой, покрытое дегтем, пылало, нацелившись прямо в человека, зовущего ее.

Стрела вонзилась в него. Но человек даже не заметил этого. Он продолжал тянуть к ней руки.

– Мы снова встретимся в Азенкуре, – шептал он. – Ты увидишь меня там, на тебе будет мальтийская звезда, и ты сделаешь свой выбор.

– …а этот инжир самый лучший. – Слова Барбары донеслись до нее словно издалека. – Они выращены из семян на земле Массимо, и лучших вы нигде не найдете.

Аликс заставила себя сосредоточиться на словах графини, заставила себя улыбнуться, заставила свое сердце перестать рваться из груди.

Это сои. Это всего только сон.

Она нашла утешение в словах Северина. Ей почти удалось поверить им, когда дверь покоев леди Барбары распахнулась и в комнату вбежал паж.

– У меня весть от рыцаря Бриганта! – выдохнул он, раскрасневшись от важной новости. – Генрих Английский высадился в Кале! С ним сэр Арнонкур, и они объединились с силами герцога Бургундского. Они все вместе двинулись на Париж, чтобы захватить город и короля.

Глава 22

Аликс проснулась как от толчка. Она не могла в подробностях вспомнить ночной кошмар, но знала, что это было ужасно. Её ногти впились в ладони. Она сразу подумала о Северине и попыталась почувствовать грозившую ему опасность. Сейчас она делала это часто, хотя не могла вспомнить, когда начала впервые. Или когда у Нее возникло это предчувствие опасности. Но то, что пугало ее, не было связано с Северином, по крайней мере, пока. То, что пугало ее, было рядом. Впервые за долгое время Она подумала об Иврене и спросила себя, не забрал ли его герцог из безопасных стен монастыря и вообще жив ли он. Аликс поежилась от холода, хотя в комнате было жарко.

Сон все еще не ушел от нее, он был так близко, что она могла заглянуть в него… Так близко, что она его еще помнила. Например, она видела, как формируются очертания кого-то или чего-то, окруженного мерцающим серебряным светом. Фигура дразнила ее издалека и медленно отступала назад.

За окном раздавался мелодичный перезвон колоколов – первый предвестник наступающего дня, – хотя за окнами было еще темно. Но ей не спалось, а желудок скручивало от тошноты. Она встала с постели и накинула легкий халат. Распахнув дверь, она вышла в коридор. Жара была невыносимой. Было рано, и все спали. Она решила немного погулять по двору. Там по крайней мере, можно подышать свежим воздухом, и к тому же там стояли прохладные мраморные статуи. Они холодные на ощупь, а ей так хотелось прижаться руками и лбом к чему-нибудь холодному. Ей не хотелось оставаться одной в пустой комнате, и она все еще не пришла в себя от страшного сна.

– Я скучаю по Северину, – сказала она себе, скользя шелковыми туфельками по холодному мраморному полу. – Но ведь он возглавляет «Золотую армию», и он сейчас в походе.

Слова ее звучали глухо и даже печально, совсем так, как они звучали в Мерсье. С тех пор как Северин привез ее в палаццо Массимо, она все реже вспоминала о Мерсье. Но плохо было то, что здесь ей было неуютно точно так же, как и там.

– Эта отвратительная тошнота, – произнесла Аликс громко. – Когда же она пройдет!

Прошло три недели с тех пор, как стало известно, что король Генрих высадился в Кале. Северин на следующее же утро ускакал в Бари набирать мужчин в армию и добывать деньги для своих воинов.

– Вместе с королем прибыли Бельден Арнонкур, – радостно сообщил Северин.

Муж Аликс сиял от возбуждения. Он обхватил жену сильными руками и поднял ее в воздух. Она была немного испугана, когда он поставил ее на пол, но ее голова кружилась не так сильно, чтобы она не заметила радости в его темных глазах. Аликс вспомнила, каким решительным он выглядел в первый день их встречи, когда в ночь смерти Робера он вышел из-за спины Ланселота.

Казалось, с того дня прошла целая жизнь. Северин сильно изменился с тех пор, и, возможно, она тоже.

– Северин! – засмеялась она, но он перебил ее:

– Дело движется к финалу. – Слова эти звучали как песня. – Бельден Арнонкур приехал, и он увидит, что я возглавляю армию, которую он создал. Я приведу его людей к победе над французами, и это будет кульминацией моей жизни.

– Северин.

– Позже, – произнес он, закрывая ей рот поцелуем.

Возможно, она ошибается. Она ведь может ошибиться?

Так думала Аликс, глядя вслед мужу, скакавшему по огромному зеленому полю, окружавшему замок Сан-Анджело. В конце концов, она никогда раньше не носила под сердцем ребёнка. Северин сейчас так близок к своей цели, а она любит его так сильно. Как она может сказать ему то, что выведет его из равновесия, когда ему надо собрать все силы, чтобы довести свою миссию до конца?

Однако папа не обещал своей поддержки Бургундии. Возможно, он тайно симпатизировал Генриху Пятому и Англии, так как мало кто осмеливался открыто отрекаться от могущественной Франции. Это означало, что Северин еще не закончил дело своей жизни, а потому отдавал ему всего себя без остатка. Он был занят с утра до ночи, и у него уже не оставалось времени ни на уроки чтения, ни на игру на кастаньетах, чтобы Аликс могла танцевать под луной. Он ложился спать после бесконечных совещаний с эмиссаром герцога, с Урбано Массимо или с Джаном Висконти. Он часто говорил о ломбардийском лорде, и Аликс в ответ улыбалась, хотя не любила и побаивалась этого человека.

Она тщательно скрывала свою тайну, дожидаясь возвращения мужа. Она даже не рассказала о ней Барбаре, хотя они стали близкими подругами.

– Вам следует поехать со мной в Остию, – проговорила Барбара, вытирая следы молока с лица младшего из своих четверых сыновей. – Никто не остается в Риме в августе. Здесь слишком жарко.

– Я обещала Северину, что дождусь его здесь, если вы не возражаете.

– Конечно, не возражаю, – улыбнулась Барбара. – Но вы с таким же успехом можете ждать его у моря, где намного прохладнее. С ним Урбано, и он знает, где найти нас, если Северину захочется с вами связаться.

Жара в Риме стояла удушающая. Аликс подошла к окну и, прежде чем ответить, посмотрела на заволакивавшую город дымку.

– Я знаю, что вы должны отвезти детей к морю и поступаете очень благородно, приглашая меня, но мне бы хотелось дождаться мужа здесь. – Аликс не добавила, что она инстинктивно чувствует, что ей надо дождаться мужа в Риме, как не добавила и то, что кто-то или что-то ждет ее здесь. Барбара не поймет таких вещей; Аликс не была уверена, что и сама их понимает. – Я останусь здесь, – повторила она. – Здесь мне будет спокойнее.

Графиня Массимо рассмеялась:

– Чего-чего, а спокойствия на море не будет, особенно когда я приеду туда со своим выводком. Однако меня беспокоит, что вы останетесь здесь одна, в компании только слуг. – Внезапно ее лицо просветлело. – Хотя всегда можно рассчитывать на лорда Висконти. Он обещал вскоре вернуться, и, возможно, он составит вам приятную компанию. Он говорит, что ему приятно с вами общаться. Да, именно так он и выразился.

– Я думаю, что лорд Висконти слишком занят своими делами, чтобы меня развлекать, – ответила Аликс слишком поспешно. – Предстоит еще многое сделать, чтобы подготовиться к войне, особенно если учесть, что ее надо финансировать. Я действительно с удовольствием останусь одна.

Барбара снова рассмеялась:

– Сказать по правде, вам было предназначено самой судьбой провести жизнь в одиночестве – сначала в Мерсье, а затем в монастыре, но ваша жизнь круто изменилась. Вполне возможно, что сейчас вы будете скучать по компании, к которой начали привыкать. Обещайте, что вы дадите мне знать, когда обнаружите, что устали от одиночества, и я обязательно пришлю кого-нибудь вас поддержать. В Риме в летние месяцы нет никаких развлечений, только скука и жара.

Этот разговор состоялся десять дней назад. В палаццо никого не было, поэтому, когда из тени вышел человек и заговорил с ней, Аликс едва сдержала крик.

– Лорд Висконти, – произнесла она, приседая в легком реверансе и плотнее закутываясь в накидку.

– Миледи Бригант. – Дневная жара не сказалась на Джане Галеаццо. Он выглядел отдохнувшим, бородка подстрижена, одежда опрятна. Он вел себя так, словно ожидал ее увидеть. Лорд Висконти не высказал обычного в таких случаях замечания относительно того, что она рано поднялась. Вместо этого он сел на ступеньку рядом с ней, словно проводить утренние часы вместе было для них обычным делом.

– Вы что-то рано встали сегодня, милорд, – удивилась Аликс.

– Леди Барбара любезно предложила мне свое гостеприимство, если я снова окажусь в Риме. Я только что приехал.

– Из Бари? – спросила Аликс, подумав о Северине. Тонкие губы Висконти растянулись в улыбке.

– Нет, миледи. Я не привез с собой весточку от вашего мужа. Я был в Милане и занимался своими делами. В Рим я приехал в сопровождении одного человека.

Услышав, что у него нет новостей от мужа, Аликс потеряла к разговору всякий интерес.

– Надеюсь, ваше пребывание в Риме будет приятным, – вежливо произнесла она, собираясь уходить.

Но Висконти не позволил ей уйти.

– Мой друг – человек, который приехал со мной из Милана, – хорошо знал вашу мать…

– Мою мать?

– И вашу бабушку. Он был – как бы поделикатнее выразиться – близким другом их обеих.

Они вдвоем поднялись со ступеньки. Серый свет пробивался сквозь узкие окна; тишину нарушил щебет одинокой птицы. Аликс смотрела на стоящего рядом с ней мужчину, и ей внезапно стало холодно под пристальным взглядом его голубых глаз.

– Вашу мать Джулиан Мадригал, – проговорил Висконти, – и вашу бабушку Элейн де Лион. Она была последней настоящей Магдаленой и, возможно, самой великой из них. Последней, кто по праву носил мальтийскую звезду.

Это был человек из ее ночного кошмара. Аликс сразу поняла это, как только дверь за ней захлопнулась и она осталась с ним наедине. Она знала это, несмотря на то, что в комнате стоял полумрак, и она едва различала фигуру мужчины, сидевшего сгорбившись в самом дальнем темном углу.

– Он друг, – засмеялся Висконти, когда она потребовала от него ответа. – Он был когда-то весьма могущественным, а сейчас мир забыл о нем. – С этими словами он неслышно вышел из комнаты.

Аликс сомневалась в этом. Она остановилась, закрыла глаза, но не почувствовала и намека на горечь, смирение или разочарование, которые должны были бы витать в этой маленькой комнатке. Вместо этого она ощутила потрескивание в воздухе черной силы.

– Они забыли обо мне, потому что считают меня мертвым, – проскрипел человек, прочитав ее мысли. Его смех, похожий на кудахтанье, повис в тишине. – Но ты, моя дорогая, можешь подойти поближе. Тебе не надо меня бояться. Мы в каком-то смысле с тобой родственники.

– Через мою мать и бабушку? Именно поэтому вы их знаете? – Аликс застыла у двери.

Снова сухое кудахтанье.

– О нет, У меня нет с ними кровного родства. Мы были просто друзьями, и ничего больше. Я состою в родстве с твоим мужем. Но мы постепенно подойдем к этому. Не хочешь присоединиться ко мне?

Его голос был глухим и скрипучим, словно воздух с трудом проходил через его горло. Он страдал одышкой, и слова давались ему с трудом. Человек указал ей на низкий стульчик, стоявший рядом с ним, и Аликс села на него. В комнату вошла служанка с графином воды, в котором плавали кусочки лимона и лепестки мяты. Она поставила его на серебряный поднос между двумя кубками чеканного серебра. Когда женщина ушла, Аликс посмотрела на незнакомца.

В этот жаркий и душный день он сидел, сгорбившись на стуле с высокой спинкой, закутавшись с головы до ног в черные одежды. Его голова была низко опущена, и Аликс не могла рассмотреть черты его лица. Она также не могла рассмотреть и его глаз, хотя была уверена, что от него ничто не ускользнет. От странного незнакомца исходил слабый запах, который Аликс не смогла распознать.

– Вы в родстве с моим мужем?

– Я вижу, ты носишь мальтийскую звезду, – проскрипел мужчина, игнорируя ее вопрос. – Ее носила твоя мать, а до неё – ее мать. Она тебе к лицу. Я чувствую ее силу. – Он помолчал и перевел дыхание. – Я действительно чувствую ее. У тебя есть все основания стать великой Магдаленой, возможно, самой могущественной из них. Даже более могущественной, чем твоя бабушка, которая плохо кончила. Или твоя мать тебе об этом не рассказывала?

– Моя мать ничего мне не рассказывала об этом амулете, – ответила Аликс. Ей внезапно захотелось поскорее убежать от этого страшного человека. Она даже привстала со стула, но голос мужчины пригвоздил ее к месту:

– Жаль. Она неправильно вела себя, стараясь тебя защитить. В этом грешном мире единственная возможность для тебя ощущать себя в безопасности, – это знать, кто ты такая, и пользоваться этим.

– А кто я такая? – тихо спросила Аликс.

– Магдалена, – ответил человек равнодушно, словно они говорили о погоде. – Воинствующая ведьма. Ты призвана отомстить за рыцарей-тамплиеров тем, кто уничтожил их орден.

– Я ничего не понимаю в колдовстве, – рассмеялась Аликс, но ей не удалось отделаться от его слов. Они окутали ее словно паутина.

– Ты знаешь больше, чем думаешь, – сказал незнакомец. – Но ты должна знать гораздо больше. Если пойдешь путем, проложенным для тебя. Если вернешь то, что было украдено.

– Сэр, вы говорите загадками. С рыцарями-тамплиерами давно покончено.

Воздух вокруг Аликс внезапно сгустился. И тут она осознала, что не знает даже имени этого человека.

– Я расскажу о себе позже, – проговорил он, снова отвечая на ее мысли. – Когда мы будем говорить о твоем муже и я скажу, о чем пришел тебя просить. Потому что я пришел добиваться благосклонности колдуньи и просить у нее помощи, о чем, по правде сказать, ее должны просить все. Я расскажу тебе все, что знаю, и тебе решать, достоин ли я награды, о которой буду просить.

Аликс кивнула, завороженная его словами.

– Ты, конечно, знаешь о рыцарях-тамплиерах и что с ними случилось?

– Орден был упразднен по приказу французского короля и папы Климентия Пятого, а сами они были сожжены на костре, – ответила Аликс, которая читала о них и хорошо знала их историю. – Но это было почти сто лет назад.

– Но знаешь ли ты, как возник этот орден? – спросил человек, сидящий перед ней.

Аликс покачала головой.

– История об этом умалчивает. – Человек плотнее, закутался в черную накидку, готовясь к долгому рассказу. Аликс, жадная до знаний, придвинулась к нему. – Но эта часть весьма существенна, и она одна объясняет, что произошло и как возник культ Магдалены.

В маленькое окошко ворвался порыв ветра, всколыхнув занавески.

– Я слышал, что ты научила рыцаря Бриганта читать, – произнес незнакомец.

Аликс кивнула.

– Многие рыцари до сих пор не умеют читать, – продолжал он, – но в старые времена их было гораздо больше. Учение было уделом монахов и небольшой горстки священнослужителей. Воины постоянно сражались и устраивали крестовые походы. В этом заключалась их миссия, а она не способствует учению. Северин поступил мудро, поняв опасность, с какой сталкивается человек, когда знаниями обладает другой, но не он. Хью Пейнз, основатель ордена тамплиеров, не понимал, какими незащищенными он оставил своих людей, когда настаивал на том, что их удел – сражаться за христианский мир, а не стремиться понять его устои.

Он выходец из маленькой деревушки, в Бургундии и фактически жил рядом с замком Мерсье. Он с энтузиазмом подхватил призыв Бернара Клервоского взять в руки крест и пойти походом на Иерусалим, чтобы освободить святые места от сарацинов. По крайней мере таковым был его первоначальный замысел. Он думал, что получил благословение святых людей, посланных Богом совершить святое дело. Однако, оказавшись в Иерусалиме, он обнаружил, что мир перевернулся вверх дном. Французы, основавшие королевство Иерусалим, оказались более коррумпированными, чем даже сами «неверные», живущие там. Они переняли восточные обычаи, без скидки на восточный образ жизни. И не только это. Крестоносцы убивали и грабили, прикрываясь именем Господа. Вся сложившаяся атмосфера вызывала тошноту у простых бургундцев, и они решили хоть что-то предпринять. Это было время зарождения огромного «клана» монахов в Европе. Тот самый Бернар, который так горячо призывал к крестовому походу, основал сотни монастырей по всему христианскому миру, которые считали себя последователями ордена цистерцианцев, проживавших в монастыре в Клерво.

– И в монастыре От-Флер, – вмешалась Аликс, вспомнив об Иврене.

– Конечно, и От-Флер.

Человек закашлялся долгим сухим кашлем. Аликс налила ему в кружку воды. Когда он протянул руку, чтобы взять ее, она заметила, что у него на руках нитяные перчатки.

– От-Флер, – повторил он, когда снова смог говорить, – самый красивый монастырь из всех. Хью Пейнз вырос рядом с ним и любил царивший там порядок и мирный уклад жизни. Он считал, что святые монахи достойны помощи. По всей вероятности, именно воспоминание об От-Флере разожгло его воображение. Оно подсказало ему идею создания ордена воинов, основанного на добродетели и повиновении, которыми были пропитаны ордены бенедиктинцев и цистерцианцев, усеявшие Европу своими монастырями.

Он назвал свой орден орденом тамплиеров и первым делом построил храм в святом городе Иерусалиме. Идея ордена воинов-монахов была быстро подхвачена, и вскоре и другие последовали его примеру. Появились рыцари-госпитальеры и рыцари-тевтонцы. Но тамплиеры с самого начала считались элитой. Сотни рыцарей, включая и юношей из благородных семей, целовали крест и шли защищать христианский мир. Рыцари-монахи одевались в белое, как это приличествовало их целомудренному статусу, и вскоре получили разрешение носить кроваво-красный крест на груди.

– Я видела их изображения на иллюстрациях в некоторых манускриптах, – опять прервала его Аликс.

– Они были хорошо известны всему христианскому миру даже тогда, когда оказалось невозможным сохранить королевство, созданное на Востоке. Когда их изгнали сарацины, нашлось много королей, пожелавших предоставить им дом на европейской земле, включая и правителей Франции, у которых были династические интересы на Востоке и которые хотели, чтобы эти интересы отстаивали тамплиеры.

– Но как им удалось оправдывать свое существование без крестовых походов и сражений?

– Они возложили на себя другую миссию. – И снова человек издал низкий болезненный звук, который служил ему смехом. – Ты, конечно, знаешь, что все люди, которые взвалили на себя крест крестового похода, получили отпущение грехов?

Аликс кивнула.

– Это особенно касалось тамплиеров. И это была не только метафизическая индульгенция. Величайшие короли Европы осыпали их и земными благами.

– От них не требовалось платить налоги? – высказала предположение Аликс.

– И что было важно – или постыдно, – когда евреям запретили ссужать деньги под проценты, тамплиеры охотно взяли на себя эту задачу. Через их руки проходили огромные суммы, получаемые от королей и знати, желавших задобрить Господа, чтобы он отпустил им грехи, так как они весело прожили свои жизни, находясь в руках дьявола.

– Таким образом они стали ростовщиками?

– К тому же богатыми и могущественными. После Иерусалима они построили один из главных храмов в Париже, как раз под носом у короля Франции. Последний из Великих магистров ордена, Жак де Моле, стал таким могущественным, что его пригласили в качестве крестного отца единственной дочери короля Филиппа Красивого.

– Это была королева Изабелла, которая вышла замуж за английского короля Эдуарда Второго и смешала французскую кровь Капетингов с английской кровью Плантагенетов, – продемонстрировала свои познания Аликс.

– Хотя ее ненавидели и боялись в обеих странах. Она была крестной дочерью Жака де Моле, орден которого, как и его самого, король Филипп и папа Климент позже обвинят в колдовстве, содомии, наведении порчи и прочих грехах. Многие сочли для себя возможным приклеить эти ярлыки и к его крестной дочери. Орден был распущен в 1307 году, а Жака де Моле и его последователей бросили в темницу и жестоко пытали. И все это было сделано ради того, чтобы король мог поправить свои финансовые дела, отыскав золото, которое, как он думал, находится в хранилищах тамплиеров.

– И это золото нашли?

– Нет. – Человек покачал головой. – Многие говорят, что его там и не было, что это были просто сплетни. Говорят, что король и папа продали свою душу дьяволу, не получив взамен ничего. Естественно, все это делалось во имя Господа. Они натравили на тамплиеров инквизицию. Беда состояла в том, что тамплиеры были неграмотны. Жаку де Моле пришлось защищать себя и свой орден от нападок ученых-философов из университетов Оксфорда, Болоньи и Парижа. К тому времени он был уже стариком, ослабевшим от пыток. Он выступал со страстными проповедями перед теми, кто пытался его уничтожить, но все было напрасно. Он был воспитан воином, и хотя стал Великим магистром, не умел ни читать, ни писать. Он говорил о себе: «Я просто рыцарь, безграмотный и бедный». Он так и не смог переубедить своих судей.

И снова горячий ветерок надул занавески.

– Но был один человек, который мог это сделать.

Аликс ждала, завороженная рассказом сидевшего перед ней человека. Она с нетерпением ждала продолжения.

– Его звали Педро Болонский, и, как это ни странно, он был единственным образованным человеком в ордене тамплиеров. Он выступил с пылкой речью в защиту своих братьев – такой пылкой, что все обвинения против них выглядели просто жалкими. Ему вполне бы удалось убедить инквизицию, но внезапно он исчез.

– Он был убит по приказу короля Франции Филиппа?

– Его сочли мертвым. – Последовал короткий смешок. – Так же, как и меня.

– Но он исчез?

– Это единственное, что ему оставалось сделать. – Подняв глаза, Аликс увидела серебряный свет, исходящий от незнакомца, точно такой же, какой она видела в своем сне. – Он был, так же как и я, итальянцем и из того же маленького городка недалеко от Болоньи. Мы воспитаны на вендетте, и он был экспертом в этом деле. Тамплиеров обвинили в пособничестве дьяволу и колдовстве. Их обвинили в поклонении духу Марии Магдалины. Он мог бы собрать оставшихся членов своего ордена и обучить их; они вместе могли бы отомстить королю и продажному папе за Жака де Моле, за его смерть на костре и за его мучения.

– Они оба умерли в один год, – вспомнила Аликс рассказы вдовствующей герцогини Бургундской, когда та гостила в Мерсье. – И династия Капетингов закончилась после того, как трое сыновей Филиппа Красивого умерли один за другим после восхождения каждого из них на престол.

– Это слишком малая цена за наши страдания. – Голос странного человека сейчас звучал сильнее и убежденнее. – За то, что они с нами сделали. Педро Болонский хорошо это знал. Он изучал древние рукописи и становился сильнее и могущественнее, а вместе с ним и его люди. Они стали обладать знаниями, к тому же у них были деньги. – Человек снова закудахтал: – У них были деньги. Дело в том, что Педро Болонский прихватил с собой сокровища тамплиеров. Несмотря на пытки, угрозы и убийства, королю Филиппу так и не удалось наложить руки на их золото. Оставшиеся в живых тамплиеры теперь имели все, чтобы снова стать сильными и восстановить свое положение в мире. У них не было только одного.

– Магдалены, – предположила Аликс.

– Да. Но они очень скоро ее нашли. Это была молодая девушка, колдунья из какой-то деревушки в Провансе. Мне сказали, что она была необыкновенной красавицей, и, глядя на тебя, я верю, что так оно и было.

– Это была моя бабушка?

– Это была бабушка твоей бабушки. Но ее история тоже замешана на крови. Она принадлежала к еретической секте, членов которой инквизиция и Симон де Монфор первыми сожгли на костре. Она была простой женщиной, но умела слушать. Она тоже страстно желала отомстить и восстановить справедливость. Она с радостью откликнулась на наше предложение. Как я уже говорил, она была простой женщиной. Бывали времена, когда она охотно продала бы свою душу за буханку черного хлеба, а мы предложили ей гораздо больше.

– Мы?

– Я тоже столкнулся с несправедливостью, которая нуждалась в отмщении. Со дня поступления в семинарию, я тоже носил мальтийскую звезду, и она хорошо мне послужила.

«Значит, он священник». Аликс придвинулась ближе.

– Зачем вы все это мне рассказываете? – прошептала она. – Что вам от меня надо?

У него уже был готов ответ. Казалось, он думал над ним очень долго, возможно, целую вечность.

– Тебя, – не задумываясь ответил он, – и твоего нерожденного ребенка.

– Для колдовства? – ужаснулась Аликс. Материнский инстинкт заставил ее прикрыть руками живот. – Или для мщения?

– Я предпочел бы называть это восстановлением справедливости. – Сейчас человек был совсем рядом с ней, и исходящий от него странный свет усилился. – К тому же ты не сможешь самостоятельно отделаться от заложенной в тебе силы. Она стала твоей неотъемлемой частью, так же как и мальтийская звезда. Ты пользуешься этой силой. Первый раз, еще не зная о ней, ты взывала к этой силе, чтобы спасти Иврена. А во второй раз ты взывала к ней вполне сознательно, направляя копье Северина Бриганта во время его поединка с Ланселотом де Гини, когда они сражались за твою руку и сердце.

– Северин победил без моего участия!

– Ты уверена в этом?

Аликс внезапно вспомнила, как ее тело наполнилось силой, когда Северин посмотрел на нее перед тем, как свалить Ланселота с коня.

– Или ты помогала ему? – Плечи незнакомца поднялись, а затем медленно опустились. Он широко развел руками. – Северин Бригант никогда бы не победил без твоей помощи. В его рану попала соль. Без твоей силы он не смог бы снова поднять копье, так как боль от раны была невыносимой. И ты воспользовалась своей силой. Ты исцелила его рану. А как только ты это сделала, и ты и твоя неродившаяся дочь стали принадлежать мне. Ты стала Магдаленой. Ты должна это чувствовать. Ты должна это знать.

– Но моя мать?

– Джулиан Мадригал никогда не использовала свою силу. У нее было такое искушение, когда твой отец ушел к другой женщине, но она не воспользовалась ею. Она позволила ему уйти. Она решила защитить тебя, ничего не рассказывая о твоем наследии. Она считала, что, если будет держать свои знания в тайне, мальтийская звезда станет просто украшением. Но этого не случилось. И никогда не случится.

К горлу Аликс подступила тошнота.

– Я не верю вам, – прошептала она. – Я не пользовалась никакой силой.

– Не имеет значения, веришь ты мне или нет. Главное то, что ты своей силой воспользовалась. Дело сделано. Теперь ты наша. Теперь ты моя.

– Кто вы такие? – гневно спросила Аликс, вскакивая со стула.

– Я кардинал Конти.

Аликс напряглась, вспоминая это имя.

– Но ведь вы умерли, – потрясение произнесла она. – Вас убил Бельден Арнонкур двадцать лет назад.

– Не Бельден, – поправил ее Конти, медленно вставая, но все еще держась в тени, – а его брат Гай. Ему казалось, что таким образом он превзойдет своего знаменитого брата. Он отправил меня на костер, а потом женился на моей родственнице Кьяре Конти.

– Матери Северина?

– Моей дочери. – Последовал хриплый смешок. – Они думают, что покончили со мной. Но, как видишь, я все еще жив.

Глава 23

За месяцы их короткого брака Аликс так привыкла разговаривать с Северином, что теперь она страдала от невозможности поделиться с ним впечатлениями. Она не могла ему рассказать об этом. Она даже не могла рассказать ему об их ребенке. Особенно сейчас, когда будущее не сулило ей ничего хорошего.

«Ты наша, – так сказал он. – Не его. Раз ты воспользовалась своей силой, то обратного пути для тебя уже нет. Многие годы я терпеливо ждал, когда ты будешь моей, и теперь не откажусь от этой победы. Никто больше не отнимет у меня Магдалену. Я этого не позволю».

Она была бесконечно одинокой даже тогда, когда ее муж спешил к ней через двор палаццо Массимо. Слова застряли у нее в горле. В этом уютном и светлом палаццо она была еще более одинокой, чем в огромном изысканном замке Мерсье.

Северин ворвался в покои и поднял свою, жену на руки.

– Генрих высадился на берег! – задыхаясь, сообщил он. – Он приплыл из Саутгемптона и уже захватил крепость Харфлер.

Аликс почувствовала облегчение оттого, что Северину было не до ее новостей.

Возбужденный от переполнявших его эмоций, он не обратил внимания на молчание жены:

– В Бари я набрал для армии мужчин и раздобыл денег. Не так много, как мне бы хотелось, но вполне достаточно. Через несколько дней мы уедем в Бургундию. Я с удовольствием снова провезу тебя по городу и горам Савойи. Здесь становится опасно. Говорят, что скоро опять разразится чума. Боже, я совсем забыл!

Кликнув пажа, он приказал ему принести седельную сумку.

– Я привез тебе это, – проговорил он, осторожно вынимая из сумки пакет. – Не мог дождаться, когда смогу показать тебе его.

«Это» было старинным манускриптом, ломким и прекрасным, и Северин с большой осторожностью положил его на стол.

– Это научный труд о соколиной охоте под названием «De Arte Veriandi». Двести лет назад император Фридрих Второй, который правил тогда в Бари, написал к нему предисловие. Как только я его увидел, я понял, что должен его купить. Когда война закончится и я опять встречусь с сэром Арнонкуром, мы будем вместе читать его. Ну разве это не чудесно? Именно птицы свели нас с тобой. Если бы мой солдат не сбил твоего почтового голубя, у нас никогда бы не было уроков чтения, а именно они положили начало всему.

Аликс слушала мужа, и его возбуждение передалось ей. У нее на глазах появились слезы, когда он застенчиво протянул ей отрез голубой парчи и пару мягких зеленых перчаток. Северин начинал жизнь бедным рыцарем, и она знала, как он дорожит каждой копейкой. К тому же ему пришлось отложить все дела, чтобы купить ей эти подарки.

– Когда все закончится, мы уедем в Бельведер, – пообещал он, сидя в ванне, в то время как Аликс намыливала ему спину душистым мылом. – Я знаю, как тебе хочется побывать в замке, в твоем родном доме. Обещаю, как только Генрих одержит победу, а я выполню свой долг перед отцом; я отвезу тебя туда.

Аликс кивнула, понимая, что он ждет этого от нее; она улыбалась, потому что именно этого он хотел. Но в своем сердце она все еще была с Арканджело Конти. Она все еще продолжала слышать его слова о том, что она ведьма и Магдалена. И слова о том, что «выбор есть всегда».

Но есть ли у нее выбор? Правда ли, что она воспользовалась своей силой, чтобы Северин выиграл поединок? Об этом она может спросить его самого, но не смеет. Потому что тогда ей придется рассказать ему всё: о его отце, об убийстве кардинала Конти. Более того, ей придется рассказать ему, что его жена ведьма – не колдунья, а самая настоящая ведьма.

И внезапно она поняла, что она и есть ведьма. Стоит только вспомнить ее ненависть к Иврену. Может ли женщина – обычная женщина – так ненавидеть невинного ребенка?

И она снова почувствовала, закутывая мужа в простыню и обнимая его, что никогда, никогда не была столь одинокой и отстраненной от всех, как сейчас.

Что-то произошло, и Северин чувствовал это. Он это почувствовал через поцелуй, которым наградила его Аликс. Она как будто говорила: ты можешь распоряжаться моим телом, но не моей душой. Она была сейчас такой же, как в первые дни их брака. Но затем, начиная с их ссоры по поводу вещей, которые она стиралась увезти из Мерсье, и особенно после того, как она танцевала тарантеллу, она изменилась. Она снова стала той девушкой, которую он однажды мельком увидел в Париже.

Сейчас она стала другой. Она стала скрытной.

Он знал это так же точно, как знал свое имя и свое дело. Что-то случилось за то время, пока он был в Бари, но она не рассказала ему об этом. И ему не удалось вызвать ее на откровенность, хотя он пытался это сделать, задавая ей простые вопросы, например, с кем она виделась и что делала, пока его не было.

Аликс никого не видела. Она никуда не ходила.

– Но Урбано говорил мне, что лорд Висконти собирался остановиться в палаццо. Разве ты не видела его? Ты всегда ужинала одна?

Она заверила его, что действительно каждый вечер ужинала одна в своей комнате, так как леди Барбара уехала с детьми на море.

Странно.

Северин решил не настаивать. Хорошо уже то, что она сидела в палаццо, а не бродила одна по шумным улицам Рима. К тому же к обычным для лета болезням и разбойникам на каждом углу добавились еще и опасности войны. На этот раз вся эта каша была заварена Францией, но, как это часто случалось и в прошлом, одной искры оказалось достаточно, чтобы пламя войны охватило и Рим.

– Ланселот де Гини исчез, – поведал ей Северин, когда они ночью лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу. – Я получил известие от герцога Бургундского.

Он почувствовал, как жена напряглась, но когда она заговорила, ее голос был тихим и спокойным:

– Иврен в безопасности?

– Я об этом ничего не знаю. Но мне кажется, что у рыцаря де Гини сейчас другие интересы, за пределами замка Мерсье.

– Ты думаешь, он замышляет предательство?

– Так думает герцог. Он направил людей по следам своего братца. Но его не нашли. Монахи у гробницы святого Бернара вот уже несколько месяцев его не видели. Он слишком хитер и осторожен. Наверняка король предложил ему более высокий пост, и Ланселот решил пойти на предательство. Меня это нисколько не удивляет.

– Я помню тот день, когда впервые увидела его, – вздохнула Аликс. – Это было в ночь смерти Робера, в ту ночь, когда Ланселот его убил. Я тогда этого не почувствовала, так как была очень напугана. Мне было слишком больно. Но потом я не раз вспоминала, как Ланселот де Гини говорил о своем брате. Он говорил о нем с тоской, с болью. Словно он пытался понять, почему герцог, у которого есть все, не может дать ему в собственность землю, которую он захватил.

– Если он действительно присоединится к армии короля, значит, он предаст не только своего брата, но и Бургундию.

– Однако я не перестаю думать, – начала Аликс, – что если только… но, впрочем, сейчас глупо думать о таких вещах. Спи. Завтра у нас будет достаточно времени, чтобы поговорить.

Перед тем как спросить, Аликс выждала, когда дыхание Северина станет ровным:

– Что ты знаешь об Арканджело Конти?

Северин уже почти спал, поэтому голос его был глухим:

– Он был кардиналом в Риме – сейчас вспомню – почти тридцать лет назад. Я слышал, что его изуродовали и смотреть на него страшно. Говорят, его семья настояла на том, чтобы он принял духовный сан во избежание нежелательной женитьбы. Он осторожно прокладывал себе путь в запутанных интригах Ватикана и поднялся до ранга кардинала, снискав любовь простых людей. Многие считали его святым. Со временем он стал таким же могущественным, как Кола да Риенцо.

– Ты знаешь, как он умер? – тихо спросила Аликс.

– Его убил Бельден Арнонкур. – Сейчас Северин совсем проснулся и повернулся к Аликс. – Это случилось недалеко отсюда. Конти был богатым человеком и владел одним из самых больших палаццо. А почему ты спрашиваешь?

На его вопрос Аликс ответила вопросом:

– Он был как-нибудь связан с лордом Висконти?

– Они были друзьями. Джан Галеаццо, по слухам, поддерживал Конти, хотя никто не знал почему. Висконти аристократ, а Конти приобрел свою славу благодаря поддержке плебеев. Именно лорд Висконти опознал тело Конти и организовал ему достойные похороны. Меч Бельдена сразил его, но его тело было жутко обезображено и почти неузнаваемо, так как обгорело во время случайного пожара, который уничтожил большую часть его палаццо. Мой отец говорил, что вполне естественно, что Висконти ему помог. Он всегда был непримирим к своим врагам и лоялен к друзьям. А Конти был ему другом.

– Но как Висконти удалось его опознать?

– Через ювелирное украшение, я полагаю. Да, именно так: он узнал его тело по какому-то предмету, который был на нем. Возможно, это было кардинальское кольцо или какое-то другое отличие его сана.

«Или мальтийская звезда».

– А ты уверен в том, что он умер? Ты уверен, что Бельден Арнонкур его убил?

– Абсолютно уверен, – ответил Северин, целуя Аликс в лоб. – Когда я был мальчиком, мой отец часто рассказывал мне эту историю.

Однако Аликс не была в этом уверена, и сомнения заставили ее подняться с постели задолго до рассвета. Ей хотелось думать, что человек, которого она встретила, – человек, который называл себя Арканджело Конти, был самозванцем. Она подумала о рыцаре де Гини и тех угрозах, которые он посылал ей и Северину. Просто невозможно, чтобы за всем этим стоял сэр Ланселот.

Но человек, с которым она говорила, слишком много о ней знал. Она не верила, что даже такой хитрый и коварный человек, как Гини, смог бы сложить воедино отрывочные рассказы о ней с такой легкостью, с какой это делал человек, излучавший серебряный свет. Он знал даже о вспышке силы, которая пронзила ее на турнирном поле. Он знал, что именно ее мать отдала ей мальтийскую звезду.

Рассказы о бабушке и прабабушке могут быть выдумкой, но как можно выдумать то, что она носила глубоко в сердце? Аликс помнила некоторые эпизоды из своего детства. Она помнила, как шептались и указывали на них пальцем люди, когда они с матерью шли по улицам Буды. Некоторые из них даже скрещивали пальцы в древнем знаке против сглаза. Может ли быть правдой то, о чем незнакомец ей рассказал? Правда ли, что она ведьма? Может ли она быть Магдаленой?

Но единственной, самой беспокойной мыслью, сверлившей ее мозг, была мысль о том, что этот человек знает о ее ребенке. Даже Северин не знал о нем. И если этот человек сказал ей правду, то ее ребенку грозит опасность. От этой мысли Аликс содрогнулась и остановилась на ступеньке длинной мраморной лестницы. Вдруг ей показалось, что за ее спиной раздался шорох. Охваченная любопытством, она оглянулась, но никого не увидела. Только ночные тени, серебряные и расплывчатые.

«Я должна сказать Северину, – решила она. – Даже если я не совсем уверена, а его мысли заняты событиями во Франции, я должна сказать ему. Он должен знать».

Конечно, она расскажет своему мужу.

Эта мысль была такой ясной и четкой, что она даже удивилась, почему не сделала этого раньше. Все причины, почему она не сделала этого, были просто отговорками, только и всего. Они были отголосками ее прошлой жизни в Мерсье, а сейчас она жила новой жизнью.

Она обязательно поговорит с Северином. Она обязательно расскажет ему о том, что случилось, и попросит у него совета.

Аликс повернулась, чтобы продолжить свой спуск по, лестнице, и тут на нее обрушился сильный удар, и она провалилась в темноту.

Глава 24

Иврен плакал. Аликс знала это. Он нуждался в ней, и она должна к нему пойти. В конце концов, это ее обязанность, потому что она обещала Роберу его спасти. Она слышала, как кто-то звал ее по имени, и снова раздались рыдания, пока она кружилась в серебряной дымке, пытаясь определить, откуда раздавались звуки.

– Иврен!

Она как безумная искала его, пытаясь определить, где он находится, пытаясь выполнить свой долг, – и тут увидела свет.

– Иврен!

Она бросилась на свет – но все вокруг было таким мирным. Она слышала музыку, смех, звук струящейся воды, и над всем этим царил покой. Все страхи остались позади. Она не должна оглядываться назад, на серебряную мглу позади нее. Там демоны с мальтийскими звездами, и они хотят уничтожить ее и всех, кого она любит.

«Если Иврен там, его не надо спасать, – думала Аликс, с трудом продвигаясь вперед. – Если Иврен там, то он…»

И тут она увидела Робера де Мерсье. Он преградил ей путь.

– Нет, Аликс, – произнес он, качая головой и улыбаясь. – Ты не хочешь идти сюда. Твое время пока не пришло. У тебя еще много дел там, где ты находишься сейчас.

– О нет, – ответила она, покачав головой. – Ты не понимаешь. Они пытались меня убить. Они убили моего…

– Не думай об этом, – ответил Робер де Мерсье. Он взмахнул рукой, и Аликс почувствовала, как туман заполняет ее голову и уносит с собой мысль, которая так тревожила ее. – У тебя будет достаточно времени подумать об этом позже, когда ты вернешься к человеку, которого любишь.

– Я больше не люблю тебя? – удивилась Аликс и робко улыбнулась ему.

– Ты никогда меня не любила, – ответил Робер, тоже улыбаясь. – Во всяком случае, не так, как любишь его. Какая ты счастливая, моя маленькая Аликс. Ты нашла того, кто наконец тебя полюбил.

– Я счастливая, – согласилась Аликс. – Я так сильно люблю его.

– Ты должна ему все рассказать, – потребовал Робер и начал снова отступать от нее к кромке леса, совсем так, как тогда, когда он снился ей в Мерсье. – Ты должна быть сильной, гораздо сильнее, чем была в прошлом. Ты должна сказать своему мужу, что любишь его. Это очень важно для тебя, Аликс. Лишь после этого ты сможешь изменить свою жизнь.

Аликс кивнула.

– Но Иврен? – удивленно спросила она.

– Иврен в безопасности, – ответил Робер. Он был сейчас так далеко от нее, что она едва слышала его слова. – Благодаря тебе он будет счастлив. А сейчас будь храброй, Аликс, и возвращайся назад, в Мерсье, к демонам, которые ожидают тебя там. Но тебя там ждет и любовь.

Аликс изо всех сил старалась разглядеть своего бывшего мужа, но он исчез в тумане или его поглотил дремучий лес. Даже его последние слова долетели до нее как легкое дуновение ветерка:

– Прощай. Иврен будет счастлив, и за это я тебе благодарен.

Туман рассеялся, и Аликс почувствовала, что ей стало, легче дышать. Временами она видела Барбару, склонившуюся над ней, потом какую-то странную женщину в белом платье с круглым, как яйцо, лицом, затем доброго человека. Все они ей улыбались.

Но плач продолжался.

Аликс на мгновение открыла глаза, и ей показалось, что она видит перед собой Северина, на лице которого было страдание. Она потянулась к нему, но не была уверена что сумеет до него дотронуться. Она была такой слабой. Она снова начала погружаться в туман, уверенная, что никогда не найдет в себе сил сказать ему правду.

«Северин, я люблю тебя».

– Мы уж и не надеялись, что вы придете в себя, миледи, – улыбнулась круглолицая женщина. – Мы не отходили от вас ни днем, ни ночью.

– Где мой муж? – спросила Аликс, с трудом шевеля губами. – Он уехал во Францию?

– Во Францию? – фыркнула женщина. – Нам едва удалось заставить его пойти отдохнуть и переодеться, и все это благодаря миледи Барбаре и доктору Москато. Он не отходил от вашей постели до самого утра, пока его не убедили, что вам стало лучше. Он буквально только что ушел в соседнюю комнату, чтобы привести себя в порядок, так как миледи Барбара заверила его, что один ваш взгляд на его изможденное лицо сведет на нет все усилия доктора Москато и настолько напугает вас, что вы снова потеряете сознание.

Женщина вздохнула и начала поправлять подушки и сбившиеся простыни.

– Я благодарна Господу, что мне удалось увидеть мужчину, так влюбленного в свою жену. Это восстановило мою веру в человека.

– Вы уверены, что он не уехал во Францию? – снова спросила Аликс, пытаясь сесть. – Генрих Английский высадился в. Кале и с ним Бельден Арнонкур. Северин так хотел принять участие в битве. Этого момента он ждал всю жизнь.

– Ах ты, Господи! – воскликнула незнакомая женщина. – Я ничего не знаю об этой войне и о том, что происходит во Франции. Я итальянка, и одному Господу известно, сколько у нас дел на своей земле, чтобы еще вникать в чужие. Пусть французы решают свои дела сами. Судя по всему, им удалось обойтись без помощи рыцаря Бриганта, так как он все время дежурил у вашей постели.

Аликс перестала слушать болтовню монахини, так как заметила какое-то движение у двери и повернулась туда. Высокий, одетый в черное, с волосами, блестевшими на солнце, в дверном проеме стоял ее муж.

Он внимательно смотрел на нее, но в его взгляде не было любви.

– Ты не уехал во Францию, – прошептала Аликс. Северин ничего не ответил. Он кивнул монахине и подождал, когда за ней закроется дверь.

– Ты выглядишь лучше, – проговорил он. Придвинув к кровати стул, он сел на него с видом человека, выполняющего свой долг. – Я… мы все волновались.

– Почему ты здесь, а не во Франции? Что случилось? Разве не там твоё место? – спросила Аликс, пытаясь подняться повыше.

Северин бросился помогать ей, но затем резко отдернул руку.

– Мое место там, где я сам захочу, – фыркнул он, но потом голос его смягчился: – Герцог Жан приказал «Золотой армии» присоединиться к нему в Дижоне. После первых побед дела у Генриха пошли хуже. В его армии свирепствует дизентерия. У милорда Бургундского практически нет шансов. Он снюхался с англичанами, чем вверг свою страну в гражданскую войну. В случае победы Карла Французского, герцог может оказаться в положении бунтовщика. Это он платит «Золотой, армии» за ее поддержку, и это он решил использовать ее силу, чтобы обеспечить безопасность Бургундии.

– А что Бельден Арнонкур? – спросила Аликс. – Как же с тем делом, к которому ты так стремился?

– А что с моим ребенком?

Голос Северина был хриплым, и в нем слышалась угроза.

– Я потеряла моего ребенка, – прошептала она. Слова звучали как утверждение, а не вопрос. Она поняла, что они сидели у ее постели, когда ее терзали демоны. – Мой ребенок уже не живет во мне.

– Это и мой ребенок тоже, – рассердился Северин. – Или ты забыла об этом? Может, поэтому ты забыла сказать мне о его существовании? Скорее всего, ты решила, что я недостоин быть отцом ребенка графини Аликс. Я делал все, чтобы стать лучше, но я все еще простой рыцарь. Необразованный и без светского лоска в отличие от такого знатного лорда, как Робер де Мерсье. Должно быть, ты была разочарована, узнав, что носишь ребенка от меня, а не от Робера. Должно быть, ты решила при первом удобном случае покончить с тем фарсом, каким ты считаешь наш брак.

– Я не считаю наш брак фарсом, – возразила Аликс.

– Тогда как ты назовешь все это? – Слова вылетали из Северина подобно раскатам грома. – Я приезжаю сюда и нахожу свою жену лежащей у подножия лестницы без малейших признаков жизни и всю покрытую… – Северин сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойнее: – покрытую кровью. Я поднял тебя, принес и послал за доктором Москато. Я не оставил тебя даже тогда, когда думал, что ты умерла. Но умерла не ты, а наш ребенок. – Северин помолчал, собираясь с мыслями. – Все были добры ко мне. Барбара Массимо приехала сразу, как только узнала о тебе. Тут же появились врач, монахиня и полный дом незнакомых людей. Все выражали мне сочувствие. Они заверили меня, что ты не пострадала. Доктор Москато говорил, что ты молода, и у тебя еще будут дети. Но я так ничего и не узнал о нашем первенце…

– Я хотела сказать тебе, – смущенно произнесла Аликс. – Я все время хотела тебе сказать. Но что случилось, то случилось. Я хотела сказать тебе, Северин, но только тогда, когда сама бы знала это наверняка. Я боялась, что ты рассердишься на меня. Ты так много трудился. Ты так многого достиг. Ты все время говорил только о Бельдене Арнонкуре и об отмщении за отца. Я думала, что ребенок станет для тебя обузой. Сейчас я понимаю, что поступила глупо. Мне не хотелось создавать тебе неудобства. С меня довольно и Мерсье, где я чувствовала себя никому не нужной. Я думала, что ты женился на мне по своей доброте, чтобы спасти меня от Ланселота де Гини. Я и представить себе не могла, что ты захочешь иметь ребенка.

Северин потрясенно смотрел на нее. Аликс видела, как его взгляд сфокусировался на ней, и при свете зарождающегося утра она смогла заглянуть ему прямо в душу. И в ней она увидела себя.

– Это правда? – тихо спросил Северин, и Аликс кивнула.

Он прижал ее к себе, и из глаз его потекли слезы, слезы боли, копившиеся годами. От его слез ее ночная туника стала мокрой. Она тоже заплакала, и их слезы смешались, и невозможно было отличить, где его слезы, а где ее.

– Ах, Аликс, ты даже не догадываешься, как ты во мне ошибалась, – прошептал ее муж. – Ты даже не представляешь, как я хотел тебя и как страстно я желал от тебя ребенка. Единственное, о чем я всегда мечтал за долгие годы моих скитаний, это иметь семью, которой у меня никогда не было.

Они вместе оплакали свою потерю и уехали из Рима через две недели, когда Аликс достаточно окрепла, чтобы отправиться в путь. Она рассказала ему, что кто-то столкнул ее с лестницы, и Северин наотрез отказался возвращаться во Францию без жены.

Герцог Бургундский его понял. «Золотая армия» уже находилась в Дижоне, и он чувствовал себя в безопасности.

«Оставь своих людей у меня, – гласило послание. – Я сам буду командовать ими. Поезжай прямо в Кале к королю Генриху, Он в смертельной опасности и требует тебя. Поезжай к нему! Да поможет вам Бог!»

Глава 25

– Я счастлив, что вам удалось пройти через линии оцепления, – сказал Генрих Английский Северину Бриганту, после того как тот склонился перед ним в низком поклоне, – но мне доложили, что вы привезли с собой и вашу жену. Надеюсь, что это неправда. Здесь не место для такой благородной дамы. В лагере свирепствует дизентерия и к тому же этот бесконечный проклятый дождь. Ей будет здесь неуютно.

– Прошу вас приютить ее в крепости Азенкур, ваше величество, – ответил рыцарь Бригант. – Она настояла на том, чтобы я взял ее с собой. Слухи о трудностях, которые вы здесь испытываете, уже долетели до нас, и она не захотела отпускать меня одного?

– Азенкур? Разве она не хозяйка Мерсье? – Генрих от удивления выгнул бровь. – Разве не было спора относительно замка и он не разрешился в пользу вашей жены?

– Я – а не моя жена – был вовлечен в спор с рыцарем де Гини, – ответил Северин. Он никогда не чувствован себя таким усталым, поэтому с благодарностью опустился на стул, указанный королем. – Но его уже нет в Мерсье. Он сбежал к французскому королю, чего давно ожидал от него герцог Бургундский. Замок возвращен леди Аликс, и герцог назначил меня его хозяином.

– Тогда хорошо, что вы привезли ее сюда, если этот предатель де Гини все еще на свободе.

– Будьте уверены, ваше, величество, я не отдам ее без борьбы. Она хотела вернуться в Мерсье. Она сказала, что если война докатится до замка, то ей бы хотелось быть со своими людьми. Герцог послал туда большой гарнизон, чтобы защитить замок, а также на случай неожиданного возвращения де Гини. Хотя я не думаю, что ему удастся вновь его захватить. Он рассчитывает на то, что король Франции выиграет эту войну, и он получит больше, чем только Мерсье.

– Карл не выиграет эту войну, – отмахнулся Генрих, – а если вы считаете, что выиграет, то ваше место рядом с Ланселотом де Гини.

Северин всмотрелся в лицо Генриха, в его умные глаза. Говорили, что Генрих, многие годы бывший бельмом на глазу своего отца, став взрослым, наконец покончил с распутством.

– Если бы я хотел присоединиться к королю Карлу, то давно бы это сделал, – ответил Северин. – Мне пришлось проехать половину его территории, чтобы добраться до вас.

– Хорошо сказано! – воскликнул король. – Ваш дядя именно так отзывался о вас: прямолинейный и честный. Обязательно скажу ему, что он оказался прав.

– Бельден Арнонкур здесь?

– Он всегда либо рядом со мной, либо отгоняет скоттов от моих границ. Сэр Арнонкур – человек устоявшихся привычек. – Генрих покачал головой и тихо засмеялся. – Когда я предложил ему эту небольшую экскурсию, он бросил все, чтобы сопровождать меня. Он взял с собой двух старших сыновей, один из которых, Уильям, если не ошибаюсь; будет завтра получать золотые шпоры рыцаря.

Северин хотел спросить о том, где он может найти своего дядю. А еще ему хотелось увидеть своих кузенов. Но сейчас, когда он был так близко к ним и их вражда подходила к концу, Северин почему-то застеснялся. После смерти ребенка и болезни жены, которая чуть не умерла, он обнаружил, что ненависть, которая так долго мучила его, иссякла навсегда.

– Надеюсь, что Аликс в безопасности, – неожиданно для себя сказал он вслух. – Надеюсь, что моя жена чувствует себя хорошо.

– Я слышал, она была больна в Риме, – проговорил король. Он подошел к двери своей палатки и распахнул ее. – Это послужило причиной тому, что герцог Бургундский отозвал часть армии к себе и позволил вам присоединиться ко мне. Меня, конечно, печалит болезнь вашей жены, но я рад, что судьба послала мне вас, чтобы вместе со мной вы смогли принять участие в великом сражении. Бельден Арнонкур говорил мне, что вы один из величайших генералов христианского мира.

– Мой дядя знает обо мне?

– Конечно, – удивился, Генрих Английский. – Сказать по правде, именно по этой причине он и присоединился ко мне.

Вдалеке сверкали лагерные огни, а на небе светились мириады звезд.

– Как это им удалось найти сухие дрова для растопки? – проворчал Генрих. – Земля настолько промокла, что лошади с трудом вытаскивают из нее копыта.

– Это работает на вас, а не на французов. В бою они придерживаются старомодной линии защиты.

– Разведчики доложили, что у них по десять воинов на каждого моего, – вздохнул Генрих. – Но другого я и не ожидал. У меня не будет ни на одного человека больше. Если Господь пошлет мне победу, то это будет только его заслугой. Если не пошлет – значит, то небольшое количество, которое погибнет, не нанесет Англии большого урона. Мои люди будут сражаться с обычным для них мужеством, ведь наше дело правое и Господь нас защитит.

Северин слышал, как Генрих повторял эти слова снова и снова, обходя своих солдат, разговаривая с ними, убеждая их, ведь он был их главнокомандующим и королем. Полмили раскисшей от дождя земли отделяли его маленькую армию от французов. Ветер доносил до них крики, разговоры, взрывы смеха. Это странно контрастировало с дисциплинированной тишиной английского лагеря, где хорошо вымуштрованные солдаты чистили свое оружие, исповедовались и брились. Северин знал – каждый солдат понимает, что завтра может умереть в бою. Конечно, он и сам думал об этом. Он уже попросил герцога Бургундского взять Аликс под свое покровительство в случае его смерти.

Король Генрих без устали бродил среди своих солдат.

– Лорд Арнонкур отличный разведчик, – заявил он Северину с коротким смешком. – Я послал его с сыновьями на рекогносцировку и надеюсь, что они успеют возвратиться сюда до начала сражения!

В три часа ночи взошла луна, и армия начала готовиться к бою. Желая подбодрить своих солдат, король приказал своим трубачам и барабанщикам играть знакомые мелодии, чтобы воины встретили зарождающийся день в хорошем настроении.

– Сегодня День святого Криспина; – проговорил один из лучников, седеющий человек, и его сильный голос прокатился по всей низине. – Двадцать пятое октября.

Дождь прекратился, но серое небо было затянуто свинцовыми тучами, когда солдаты начали строиться в боевой порядок.

Северин, ветеран многих сражений, смотрел на них глазами генерала. Они уже не представляли собой войско аккуратных, ярко разодетых людей, которые отплыли с Генрихом два месяца назад из Саутгемптона. Их потускневшие и исцарапанные доспехи придавали им помятый вид. Яркие плюмажи уже не развевались весело над их шлемами, они полиняли и висели, как тряпки. Северин внимательно осматривал английских лучников. Многие из них были по пояс голыми, без защитных кольчуг. Другие были босыми, несмотря на холодный дождь. Они стояли в стороне от рыцарей, рядом со своими командирами.

Но вид у всех был решительный.

Король прослушал три мессы, отслуженные в разных частях лагеря, чтобы охватить как можно больше людей. Он был в доспехах, в шлеме и плаще. На его шлеме была изображена корона, выложенная из жемчуга, сапфиров и рубинов. Плащ Генриха был расшит геральдическими леопардами Англии и лилиями – эмблемой французского королевского дома. Когда король вскочил на своего боевого коня, к нему подскакал человек и отсалютовал ему. Они обменялись словами, которые Северин, находясь на расстоянии, не расслышал. Да этого и не требовалось. Он узнал золотое с черным знамя великого рыцаря. Узнал потому, что точно такое же развевалось на его древке.

– Бельден Арнонкур, – прошептал он. Во рту у него пересохло, и он с трудом сглотнул.

Король стал объезжать войска, подбадривая их и получая в ответ громкое «ура».

– Во имя Господа! – кричал он. – За Англию!

Сражение началось.

Аликс терпеливо прождала странного человека все утро и почти полдня. Она заранее подготовила себя к встрече, зная, что он предпочитает сваливаться на нее как снег на голову. Он поступил так и в тот день, когда столкнул ее с лестницы и отнял жизнь у ее ребенка. И все равно она удивилась, когда различила его шаги, которые были слышны даже сквозь шум боя за ближайшим лесом.

– Моя Магдалена, – прохрипел Арканджело Конти.

Она отстранилась от парапета замка Азенкур и повернулась к нему. Внизу кто-то закричал. Это был крик боли, от которого у Аликс кровь застыла в жилах. Но она не могла позволить себе думать об этом сейчас. Она не могла позволить себе думать в эту минуту о Северине и о том, что он может погибнуть. Если она хочет спасти его – если она действительно хочет его спасти, – она должна забыть о том, что там происходит, и встретить демона, стоявшего перед ней.

– Не ваша, – ответила она. – И никогда не буду вашей.

И хотя ее руки стали холодными от ужаса, в ее голосе не было страха. Она с удовольствием заметила, что ее голос еще никогда не звучал так сильно. Она почувствовала, как мальтийская звезда на ее шее начала теплеть.

– Ты действительно моя, – проговорил Конти, лицо которого было скрыто капюшоном. – Ты была обещана мне более столетия назад. Ты моя, чтобы давать, и моя, чтобы брать.

Она сдернула с шеи амулет и высоко подняла его.

– Из-за этого?

Конти ахнул.

– Ты не должна снимать мальтийскую звезду! – Аликс услышала в его голосе страх. – Ты приняла ее и не можешь теперь отказаться от ее силы.

– Скажите мне, почему вы убили моего ребенка? – прошептала Аликс.

– Чтобы показать, на что я способен. – Конти захихикал, и Аликс поняла, что его ненависть свела его с ума. – Гай Арнонкур пытался меня убить. Я не могу позволить моей Магдалене носить под сердцем ребенка его сына.

– Но сын Гая Арнонкура ваш родной внук! Как можно убить кого-то, кто является частью вас и женщины, которую, как вы сами признались, любили?

На какое-то мгновение Конти смутился, но затем снова рассмеялся:

– Северин Бригант тоже Арнонкур. Я считаю насмешкой судьбы то, что он женился на тебе, и что ты могла бы родить ему ребенка. Я не мог этого допустить. Если он сегодня умрет, ты должна снова выйти замуж. Ты можешь родить дочь, которой ты повесишь на шею мальтийскую звезду. Ведь ты помнишь, с чего все началось, леди Аликс? Ведь ты помнишь, как использовала силу, чтобы остановить копье сэра Ланселота?

– Я помню, – кивнула Аликс. Дождь припустил с новой силой, и она сразу промокла до нитки. – Я все хорошо помню.

– В тот момент ты окончательно решила свою судьбу. – Он придвинулся к ней ближе. – А сейчас нам надо спешить. Впереди у нас долгая дорога. Ты даже представить не можешь, как долго я ждал тебя, сколько дорог исходил, чтобы тебя найти. Твоя мать…

– Моя мать? – Аликс повернула в руках мальтийскую звезду так, чтобы на нее упал дневной свет.

За ближайшим лесом разыгрывалось сражение: слышались крики и лязг мечей. Аликс уже решила, что Конти не станет отвечать на ее вопрос, но вот он заговорил:

– Твоя мать отказалась воспользоваться своей силой. Но если бы она даже попыталась, она бы не смогла лишить этой силы тебя.

– Но я сама могу это сделать, – спокойно ответила Аликс. – Я это сделаю, потому что вы убили моего ребенка.

– Ты уже сделала свой выбор, – прохрипел Конти, начиная проявлять нетерпение. – Выбор сделан, и пути назад нет. У тебя будут другие дети. Но не от Арнонкура, так как он умрет. У тебя будут дети от других. Ты сможешь выбрать кого захочешь.

– Кого захочу? – задумчиво переспросила Аликс. – Я много думала со дня нашей первой встречи. Я много думала и вспомнила нечто важное для себя. Моя жизнь стала меняться еще задолго до того дня, как Северин сразился за меня с Ланселотом де Гини. Перемены во мне стали происходить с того дня, когда Северин начал приходить ко мне на крепостную башню, чтобы брать уроки чтения. Моя жизнь изменилась еще больше, когда он помог мне найти убежище для Иврена и когда он научил меня кормить с руки олененка. Я окончательно изменилась, когда Северин Бригант Арнонкур выиграл опасный поединок у Ланселота де Гини. Именно моя любовь обезоружила рыцаря де Гини, а не сила этой мальтийской звезды.

– Ты в этом уверена? – скривился в ухмылке Конти, почувствовав, куда она клонит. – Твой муж сейчас в бою, и сводный брат герцога Бургундского сражается против пего. Разве ты не спасешь Северина? Разве ты не воспользуешься своей силой, чтобы его спасти?

– Моя мать не воспользовалась силой, но прожила всю жизнь в любви. Она верила, что только любовь может защитить и спасти ее, и именно так оно и случилось.

– Нет! – закричал Конти. Он бросился к Аликс, но опоздал. Она подняла вверх мальтийскую звезду, и на какое-то мгновение амулет вобрал в себя всю серость дождливого дня и засверкал серебром. Он сиял жизнью, надеждой и силой. Никогда еще Аликс не видела ничего прекраснее. Но это длилось недолго, так как амулет упал, перекатился через парапет и покатился к лесу, где гремел бой.

– Дура! – заорал Конти. Капюшон упал с его головы, открывая обезображенное лицо и глаза, сверкавшие дьявольским огнем. – Тебе не уйти от того, что предначертано судьбой. Она будет преследовать тебя, пока не убьет.

Не сказав больше пи слова, он вскочил на парапет и прыгнул вниз.

– Нет! – закричала Аликс, бросаясь к нему.

Человек, который некогда был Великим магистром ордена тамплиеров, последовал по смертельному пути мальтийской звезды, который вел его к смерти.

Северин почувствовал, что его окутала тишина. Он посмотрел на высокий холм и увидел замок Азенкур, купающийся в ярком свете.

Аликс.

У него было всего мгновение подумать о ней, подумать с нежностью, пока шум боя снова не поглотил его. Но этого мгновения любви к жене оказалось достаточно. Он откуда-то знал, что за это мгновение все изменилось.

Великая французская армия с трудом передвигалась в непролазной грязи под тяжестью своих доспехов, а залпы стрел один за другим, выпущенные англичанами, косили ее ряды.

– Арнонкур, – произнес чей-то голос рядом с ним.

И тут же Северин услышал свой голос, сказавший:

– Де Гини.

Они были опять одни на турнирном поле, а не на поле боя с его шумом и лязгом. Они были совсем одни в целом мире.

Выпад, парирование. Выпад, парирование. Оба рыцаря двигались с такой грациозностью, как будто ими управляла рука невидимого дирижера. Выпад, парирование. Выпад, парирование. Вокруг них кричали люди, а небо потемнело от града стрел.

– Все кончено, Ланселот! – закричал Северин. – Англичане побеждают французов. Проси пощады и сдавайся на милость своего брата. Ты спас его жизнь в Никополе, теперь он взамен подарит тебе твою!

Рот Ланселота скривился в ухмылке.

– Мои дела никогда не интересовали моего брата. Он презирает меня из-за моего низкого происхождения. На моей совести убийства, грабежи и изнасилования. Еще до конца этого дня я буду гореть в аду за мои грехи. Но я не буду в аду одиноким. Я заберу тебя с собой, Северин Арнонкур, и это будет моим последним делом на земле.

То, что случилось потом, навсегда останется тайной для всех. Северин поскользнулся, упал и посмотрел вверх.

Высоко в небе он увидел маленькую дневную звезду. Она опускалась все ниже и ниже, а в это время Ланселот де Гини поднял свой тяжелый меч, чтобы нанести смертельный удар.

Но внезапно все закончилось.

Сильная рука подняла его и заключила в крепкие объятия.

– Ты это видел? – спросил хриплый мужской голос. – Ты видел, как небеса выпустили стрелу, чтобы спасти тебя? То же самое произошло со мной много лет назад, но тогда это была рука твоего отца. Твоего отца Гая, моего дорогого брата.

Рыцарь поднял забрало, и Северин заглянул в полные слез глаза точно такого же цвета, как у него.

– Я твой дядя, Бельден Арнонкур, – проговорил ой голосом, дрожащим от любви и волнения. – Мои сыновья – твои кузены – и я искали тебя много лет. Мы приплыли сюда, чтобы забрать тебя домой.

Битва закончилась.

Генрих Английский пригласил к себе французского герольда, чтобы тот распорядился собрать убитых для погребения. Генрих Плантагенет стоял в окружении знати, среди которой были Северин Бригант, теперь по праву ставший Арнонкуром, его дядя и его кузены, Уильям и Ричард.

– Поговорим позже, – шепнул Бельден. – Я расскажу тебе всю правду о том, что произошло между мной и твоим отцом. Когда ты все узнаешь, ты сам выберешь свой путь в жизни.

Выбрать?

Но Северин уже давно сделал свой выбор. Он сделал его на крепостной башне Мерсье, потом при встрече с олененком и на брачном ложе.

Всякий раз, прижимая к себе Аликс, он вновь выбирал любовь. И он знал, что будет делать этот выбор каждое мгновение, каждый час и каждый день – до конца своего жизненного пути.

– Кому принадлежит эта победа? – спросил Генрих у французского посланника.

– Вам, сир! – не задумываясь ответил тот.

– А что это за замок там, вдали?

– Замок Азенкур, сир.

– Тогда пусть это будет битва при Азенкуре! – решил Генрих.

Под этим названием битва и вошла в историю.

Его войско встретило это известие радостными криками, а Северин посмотрел на высокие стены замка и улыбнулся.