3

Я повернулся к Ковену, держа в левой руке револьвер, а правую сжав в кулак. Меня охватило такое бешенство, что если бы я вмазал ему, то наверняка сломал бы себе кисть.

— В чем дело? — осведомился он.

Я смотрел сквозь него невидящим взглядом, отсчитывая про себя удары сердца. На пятом я понял, что это сделал не он.

Я отступил на шаг:

— Мы нашли ваш револьвер.

— Что?! — Он вытаращил глаза.

Убедившись, что револьвер не заряжен, я протянул его Ковену:

— Взгляните.

— Да, похоже… не ваш…

— Естественно, нет. Мой был чистый и блестящий. Это ваш?

— Не знаю. Похоже… Но как же… Я взял у него револьвер.

— И что вы думаете по этому поводу? — Я весь клокотал от ярости. — Кое-кто вынул своими ручками мои револьвер и подложил ваш. Может, вы сами и сделали это, а?

— Нет. Я? Какого черта, как я мог это сделать, если я даже не знал, где находится мой револьвер?

— Мало ли что вы говорили! Да вас выпороть мало! Целый день продержать меня здесь, а теперь здрасьте-пожалуйста! Выкладывайте все начистоту, если вы вообще в состоянии это делать! Вы брали мой револьвер?

— Нет. Но вы…

— Вы знаете, кто мог это сделать?

— Нет. Но вы…

— Заткнитесь!

Я подошел к телефону и набрал номер Вольфа. Обычно это время дня Вольф проводил в оранжерее и беспокоить его не полагалось, кроме исключительных случаев. Этот был исключительным. Когда Фритц снял трубку, я попросил его набрать местный номер, и через секунду Вольф был на проводе.

— В чем дело, Арчи? — Естественно, он был раздражен

— Простите за беспокойство, но я у Ковена. Мой револьвер лежал у него в столе, но он все время оттягивал проведение своей экспертизы. У него плоховато с силой воли, и ее надо подстегивать алкоголем. Я болтался по дому. А сейчас мы только что вернулись к нему в кабинет. Я открыл ящик, чтобы глянуть на револьвер, и обнаружил, что совершена подмена. Кто-то взял мой револьвер и подложил тот, что был украден. Понимаете? Его — на месте, а моего нет.

— А зачем ты его там оставлял?

— О'кэй, вы, конечно, правы. Но теперь-то что делать? У меня есть три варианта: вызвать полицию, приволочь всю компанию к вам, что, учитывая мое состояние, будет непросто, или заняться этим самому. Так что?

— Только не полиция. Им это доставит слишком большое удовольствие. И привозить их ко мне тоже не надо. Револьвер ведь там, а не здесь.

— Значит, остаюсь я?

— Естественно. Только осторожно. — Он захихикал. — Хотел бы я сейчас посмотреть на тебя. И главное — не опаздывай к обеду. — В трубке раздались короткие гудки.

— Боже мой, только не полиция! — взмолился Ковен.

— Не будет полиции, — мрачно ответил я и положил его револьвер в свою кобуру. — По крайней мере, если мне удастся самому разобраться в этом. Кстати, это зависит и от вас. Пока оставайтесь здесь, а я сейчас спущусь вниз и соберу всех сюда. Ваша жена спит. Но если, вернувшись, я обнаружу, что вы разбудили ее и рассказываете ей о происшедшем, то я или убью вас из вашего собственного револьвера, или вызову полицию. Может, и то и другое. Не знаю еще. Так что в ваших интересах…

— В конце концов, это мой дом, Гудвин, и…

— Черт побери! Вам никогда не приходилось встречаться с маньяками? — Я ткнул себя пальцем в грудь. — Будем знакомы. Когда меня выводят из себя, я перестаю отвечать за свои поступки. И самое лучшее для вас было бы вызвать полицию. Я требую, чтобы мне вернули мой револьвер!

Я направился к двери, а он снова потянулся за бутылкой. Пока я спускался вниз, мне удалось взять себя в руки, и я уже готов был сообщить им, что Ковен просит всех подняться, без излишней нервозности. Пат Лоуэлл работала все за тем же столом. За Хильдебрандом и Жорданом я зашел в мастерскую. Я даже нашелся, что ответить Пат Лоуэлл, когда она спросила, как я повалял дурака. Что касается Хильдебранда и Жордана, то, когда они вылезали из-за стола и выключали свои приемники, я уже стал к ним внимательнее присматриваться, — как бы там ни было, но кто-то из обитателей этого дома спер мой револьвер! Процессия начала подниматься по лестнице, я замыкал шествие. Миновав первый пролет, я спросил их, где мне найти Адриана Гетца.

— Наверху, наверное, — ответила Пат. Они остановились на площадке. Сверху доносились звуки радио. Пат махнула рукой налево: — Он обычно спит днем с Рукалу. Хотя сейчас уже поздно.

Я решил все-таки зайти. Не доходя до арки, я почувствовал порыв холодного воздуха. Окно было открыто! Я подошел и закрыл его, потом глянул на обезьяну. Она сидела, съежившись, в углу клетки и издавала сердитые жалобные звуки, прижимая к груди какой-то предмет. За окном уже смеркалось, но на зрение я пожаловаться не могу — в лапках у нее был револьвер, и не просто револьвер, а мой «Марли». В поисках выключателя я направился к кушетке, стоявшей у камина, и, подойдя к ней, замер. На ней лежал Выскочка, Адриан Гетц, но он не спал.

Я наклонился, чтобы получше рассмотреть его. Над правым ухом была дыра, от которой тянулась красная запекшаяся струйка. Я приложил руку к вырезу его жилетки и задержал дыхание. Теперь было очевидно, что он уже никогда не насладится дневным отдыхом.

Я выпрямился.

— Эй, подойдите-ка сюда, все трое, и по дороге включите свет!

Они появились в проеме. Кто-то нажал кнопку в стене, и лампа зажглась. Спинка кушетки пока еще скрывала от них Гетца.

— Как холодно! — произнесла Пат. — Ты снова открывал… — И тут она увидела Гетца. И те двое тоже увидели и остолбенели.

— Не трогайте его, — распорядился я. — Он мертв, и вы уже все равно ничем ему не поможете. Ничего не трогайте. Все трое оставайтесь здесь, а я…

— Боже всемогущий, — простонал Пит Жордан. Хильдебранд тоже что-то пискнул. Пат стояла, вцепившись обеими руками в спинку кушетки. Она что-то спросила, но я уже не слушал ее, надо было как-то отнять у обезьяны револьвер. Я попытался пропихнуть руку сквозь прутья, но дотянуться до нее все равно не смог.

— Всем оставаться на местах, — скомандовал я и направился прочь из комнаты. — Мне надо позвонить.

Не обращая внимания на их протесты, я рванул вверх по лестнице. Мне нужно было несколько секунд побыть одному. Когда я вошел к Гарри Ковену, он все так же сидел за столом, уставившись в пустой ящик. Увидев меня, он что-то спросил, но я не удостоил его ответом. Подойдя к телефону, я набрал номер Вольфа. Естественно, он начал шипеть, что я опять его отвлекаю.

— Очень виноват, я только хотел сообщить, что нашел свой револьвер. Он оказался в клетке у обезьяны…

— Какой обезьяны?

— Ее зовут Рукалу. И пожалуйста, не перебивайте меня. Она сидит, прижав «Марли» к груди, наверное, потому, что в комнате холодно, а он теплый, так как из него только что стреляли. На кушетке лежит тело Адриана Гетца с дырой в виске. У меня больше нет никаких вопросов, просто перед тем, как вызвать полицию, я хотел поставить вас в известность о случившемся. И ставлю тысячу против одного, что Гетц был убит из моего револьвера. Я не… не вешайте трубку!

Я кинул трубку и прыгнул на Ковена, который со всех ног бросился к двери. Я успел его перехватить и от всей души врезал ему по челюсти. Несмотря на свой рост, он отлетел к стене и сполз на пол.

— Моя бы на то воля, я бы этим не ограничился, — сказал я вполне серьезно и вернулся к телефону. — Прошу прощения, это Ковен. Я хотел только сказать, что вряд ли буду дома к обеду.

— Труп?

— Да, сэр.

— Ну и что ты собираешься сказать полиции?

— Принести свои извинения за неумышленную помощь убийце.

— Мы не ответили на сегодняшние письма.

— Да, знаю. Мне очень неловко. Постараюсь быть как можно скорее.

— Ну и хорошо.

Я нажал на рычаг и посмотрел на Ковена — он уже встал, но в добавке, кажется, не нуждался. Я отпустил рычаг и набрал РЕ-7-5260.

Загрузка...