– Ничего не могу рассказать об Алисе, – сказала Вера и строго осведомилась у официанта: – Капучино на соевом молоке?
– Как заказывали, – лениво ответил тот.
– Что я заказывала, прекрасно помню, – нахмурилась Вера, – вот как сделали, не знаю. У меня аллергия на все коровье. Если не хотите вызывать «Скорую», лучше уточните!
Официант молча забрал чашку и исчез.
– Всегда одна и та же история, – рассмеялась Кочеткова, – просишь продукт из сои, а получаешь совсем не то!
– Трудно вам приходится, – подхватила я тему, – ни мороженого поесть, ни сырников, ни йогурта.
Вера прижала палец к губам.
– Тссс, я не страдаю от аллергии, потому что ее у меня нет. Мороженое, творог, сырники, сметану схарчу с удовольствием. А молоко как молоко терпеть не могу. И в кофе оно отвратительно. Если хотите, чтобы кухня выполнила заказ, говорите про непереносимость того, что заменить решили. В харчевнях боятся судов, денежных штрафов, на все остальное им наплевать.
– Вы возили Алису только на работу и домой? – перевела я беседу в нужное русло.
– Точно, – подтвердила Кочеткова, – мать у нее на всю голову пыльным мешком стукнутая. Сто раз дочери за дорогу позвонит, требует отчета, где едем. Ей повезло, что дочь тихая, я бы такую маманю давно послала, но Алиса спокойно отвечала.
Я попробовала чай, поняла, что пить его не стану, очень уж плохо заварен, и продолжила расспросы:
– Где-нибудь Алиса просила остановиться?
– Никогда, – ответила Кочеткова, – да и мамашка не даст. Она всегда за минуту до того, как я у колледжа приторможу, звонила, Алиса ей говорила: «Да, на месте. Сейчас выхожу». Ни разу не вспылила. Железные нервы у нее, полное самообладание. Вот уж кто совершенно себя контролирует. Наверное, занималась на каких-то курсах, где обучают эмоции сдерживать. Я, правда, посещала подобные, три месяца потратила, и ничего не получилось.
Я взяла печенье.
– С кем Алиса, кроме матери, по телефону беседовала?
– Только с Ириной, – ответила Вера, – остальное время сидела молча и смотрела в окно.
– Может, в вашу последнюю поездку что-то необычное произошло, – попыталась я выудить хоть какую-нибудь информацию.
Кочеткова оперлась ладонями о стол.
– Вообще ничего. Алиса села, поздоровалась, доехала до колледжа, попрощалась и вышла. Как всегда, вежливая, не нервничала, просто удав, а не молодая женщина. Можете тысячу раз ей вопросы задавать, получите всегда одинаковые ответы. У меня есть еще несколько постоянных клиентов. Одни о себе все сообщают. Некоторое время назад парень появился. Он сказал, что живет неподалеку от колледжа в соседнем дворе. Алиса высаживалась, прибегал Петр. Минут пять я его ждала, не больше. Он устраивался, как Алиса, сзади, и давай языком молоть. Я все про него узнала, он не замолкал. Отец у Пети больной, сын из-за этого не может жениться. Как только у него появляется женщина, папашка умирающим прикидывается. «Скорая» прикатывает, давление меряют, врач сыну шепчет:
– Сто двадцать на восемьдесят, просто космонавт, сердце нормальное. Ничего плохого не вижу.
Прямо одинаковые родители у них. Алисе мать хоть работать разрешила. А Петя дома сидел, отца пас. Тот богатый, ухитрился купить в Москве десять квартир, и в Подмосковье еще пару домов. Сдает жилье, поэтому весь в шоколаде. Петр всю дорогу жаловался:
– Не жизнь, а каторга! Езжу по папашиным делам. Хочется иметь свою семью, а как ее создать, если отец меня на привязи держит? Работать не разрешает, говорит: «Когда помру, все твоим будет. Вот тогда и делай что хочешь. А пока я жив, помогай больному отцу, я содержу тебя, одеваю, кормлю». Я сам хочу работать, но он не отпускает, умирающим прикидывается, а потом попрекает. Где логика?
Мне его нытье надоедало, да клиент удобный, садился сразу после Алисы, и высаживала я его через пару минут после того, как он сел. Просто нужно повернуть на другую улицу и затормозить. Пешком легко дойти, мне платят за время. Когда я узнала, что работы на пять минут, сразу отказалась. А Петя спросил, сколько стоит час, и заверил: «Отдам всю сумму». Если человеку охота деньгами швыряться, то пожалуйста. Кто бы спорил, но не я. Петр оказался самым выгодным клиентом, платил наличкой. Правда, он мне регулярно сиденье пачкал, там, где ручка кресла опускается. Понимаете?
Меня совершенно не интересовал Петя, к этому моменту я едва не заснула с открытыми глазами, но услышав вопрос, очнулась и честно ответила:
– Нет.
– У многих иномарок сзади есть подлокотник, – объяснила Вера, – если его поднять и в спинку утопить, то получится три места в салоне. А когда ручка находится в опущенном состоянии, получается два кресла. Алиса ездила одна, Петр тоже, поэтому подлокотник находился внизу. Парень зачем-то рукой по нему елозил. После Пети часто разноцветные следы оставались, а салон цвета какао. Если вызываешь водителя на своей машине, не обычное такси, руки вымой! Клиентам я замечания не делаю, дорожу ими, конкуренция у нас большая, Петя был моим стабильным заработком. Я молча вытирала после него машину, но очень хотела сказать парню: «Ну что у тебя с руками? Картины без кисточки пишешь?» Ну, вот так. Лишилась сразу двух выгодных заказчиков. Ирина больше ко мне обращаться не станет, и Петя отказался. Голкина звонила, плакала, просила рассказать, что Алиса делала в день исчезновения. Но она, как всегда, или мамашке безумной о дороге отчитывалась, или молчала.
– Отец Петра вас не донимал? – уточнила я.
– Нет, никогда не беспокоил, он умер, – объяснила Вера, – парень позвонил как-то вечером, сообщил: «У отца, кажется, инсульт случился, скончался до приезда врачей. Спасибо вам за работу, но теперь я сам за руль сяду. Хозяином всего стал». А на следующий день Алиса исчезла, поэтому я и говорю о потере сразу двух пассажиров.
У Кочетковой зазвонил телефон, она взяла трубку.
– Да, я! Добрый день, Нина Владимировна. Конечно, отвезу. Нет проблем. Да, занята, но ради вас отменю заказы. Не страшно, не постоянные любимые клиенты, как вы. Через сорок минут? Выйдете из подъезда, и меня увидите.
Вера взяла сумку.
– Простите, больше ничего нового не сообщу, повторяться не стану. Слава богу! Клиент наконец-то образовался. А то прямо полный штиль. Я возила мать Нины к врачу, пока та не уехала жить в Тамбов. Прописка у нее столичная осталась, с московской пенсией в провинции хорошо жить можно, цены там ниже. Ну, я побежала! Спасибо за кофе. Можно я пирожные домой заберу? Детей угощу. Или хотите себе взять?
Я подозвала официанта.
– Пожалуйста, положите пирожные в коробку, а потом принесите мне счет.
Когда радостная Кочеткова убежала, я расплатилась, оставила чаевые, взяла сумку и ушла.