Маоистская фальсификация истории МНР и историческая правда

1. КОНЦЕПЦИЯ КИТАЕЦЕНТРИЗМА И ДРЕВНЕЙШАЯ ИСТОРИЯ МОНГОЛИИ

В последнее время в марксистской литературе правильно уделяется большое внимание выявлению идейно-политических истоков маоизма. В частности доказано, что на маоизм сильное воздействие оказала конфуцианская китаецентристская концепция, являвшаяся веками теоретической основой великоханьского шовинизма для всякого рода реакционеров и националистов в Китае. Используя китаецентризм, маоистские историки вопреки фактам всячески стремятся особо выпячивать место Китая в истории человечества, особенно в истории народов Азии с одновременным умалением и отрицанием самобытной истории других народов, в первую очередь соседних малых народов. Китаецентризм, непременно служивший интересам шовинистических и гегемонистских устремлений китайских правителей старого и нового времени, является краеугольным камнем маоистской фальсификации древней истории народов, в том числе и Монголии.

Как известно, основные идеи китаецентризма возникли в далеком историческом прошлом, т. е. в период династии Инь (XVII—XI вв. до н. э.) в ходе сложных, порой острых взаимоотношений Китая с соседними некитайскими народами. Согласно этим идеям, иньские правители распоряжались народами якобы по воле владыки-божества. В период династии Чжоу (XI—III вв. до н. э.) китайский император почитался как «Тяньцзы» («Сын неба»), который правил Поднебесной (миром) якобы по велению неба. По представлению господствующего класса Китая, «Сын неба» являлся верховным правителем не только собственно китайской территории, но и земель соседних, некитайских народов. Центром Поднебесной считалось «Чжунго» («Срединное государство»).

Китаецентризм, как цельная концепция, сформировалась на основе древнекитайского религиозно-политического учения — конфуцианства. Согласно конфуцианству, власть китайского императора рассматривается как универсальная и мироустроительная сила, все, что оказывается вне ее сферы, т. е. вне политических границ Поднебесной империи, находится за пределами устроенного мира и в состоянии хаоса. Царство хаоса присуще «варварам», ибо никакой самостоятельной связи с высшими силами мироздания оно иметь не может. Хаос предполагал полное попрание всех этических норм. Поскольку человек есть в первую очередь существо этическое, то те, кто населял «внешние земли», людьми в собственном смысле этого слова не являлись. Считалось, что «варвар» — это человек лицом, (но) зверь сердцем (умом), зверь по природе своей, природная личность постоянно толкает его к грабежам. Они (варвары) — настоящее бедствие Китая».[2]

С основной концепцией китаецентризма органически связаны такие широко используемые маоистами понятия, как «Срединное государство» (Чжунго), «Срединная государственная нация» (Чжунхуа миньцзу), «Единое многонациональное китайское государство» и др. Эти понятия нужно рассматривать как естественные последствия китаецентристской идейно-психологической инерции на маоизм и маоистскую китайскую историографию.

Грубо попирая принципы историзма и диалектический подход к исторической действительности и произвольно жонглируя отдельными фрагментарными фактами, примерами, китайские историки вслед за феодальными историографами и гоминьдановскими идеологами пытаются сильно исказить исторические факты для того, чтобы в своих целях проводить идеи о том, что с древнейших времен Китай являлся родиной некой неделимой нации, основанной, по их мнению, на расово-этнической общности китайцев и других народов Центральной Азии. Здесь даже не приходится говорить о том, что понятие нации есть историческая категория, характерная для капитализма. Нет ничего метафизичнее, чем оперирование некой извечной категорией «нация», которая, по утверждению маоистов, существовала с древнейших времен до наших дней. А если допустить, что под термином «чжунхуа миньцзу» можно подразумевать исторически сложившуюся общность людей, то это совершенно не правомерно говорить о новом историческом явлении в современных условиях Китая, где происходит сильный процесс регресса в развитии страны — деформация социалистических производственных отношений и утверждение военно-бюрократической диктатуры маоистов. Ненаучное понятие «единая государственная нация» в свою очередь призвано подвести «теоретическую» основу под другую, столь же лженаучную категорию, согласно которой Китай на протяжении всей истории являлся единым многонациональным государством, имеющим монопольное право включать в свой состав чуть ли не все народы по соседству с Китаем, независимо от этнической принадлежности, исторических судеб этих народов, государственных границ и современного фактического положения той или иной страны.

Понятие «чжунхуа миньцзу» служит маоистам для прикрытия их великодержавно-шовинистической политики в отношении некитайских, малых народов внутри самого Китая, которые, как известно, лишены самых элементарных прав на национальное и социальное развитие, не говоря уже о праве на самоопределение, подвергаясь насильственной ассимиляции как в этническом, так и в культурном отношениях. Всем хорошо известно, как Мао Цзедун и его сторонники по-своему, самочинно «решили» национальный вопрос в Китае в прямую противоположность марксистско-ленинскому учению о национальном вопросе. Отказав своим некитайским народам право на их самоопределение, маоистское руководство полностью отошло от главных принципов марксизма-ленинизма по национальному вопросу.

Понятие «чжунхуа миньцзу» вместе с вытекающей из нее категорией «единое многонациональное китайское государство» преследуют еще более далеко идущие цели. Они лежат в основе оправдания и «исторического» обоснования экспансионистской и гегемонистской внешней политики нынешнего китайского руководства. Именно основываясь на этих антинаучных категориях, маоистские историки стремятся во что бы то ни стало доказать правомерность сумасбродных территориальных притязаний и аннексионистских планов своего руководства в отношении соседних государств — МНР, СССР, СРВ, Кампучии, Лаоса, Кореи, Бирмы, Непала, Индии, и т. д.

Не секрет, что подобные понятия и концепции прямо используются в политических действиях Пекина. В официальном документе МИД КНР от 9 октября 1969 года говорится: «Еще более двух тысяч лет тому назад Китай стал уже единым многонациональным феодальным государством. И Китай всегда как многонациональное государство существовал в мире независимо от того, как сменялись одна за другой феодальные династии и какая национальность была правящей в стране… Великая стена строилась по частям в IV в. до н. э., и она была соединена при Цинской династии позже в III в. до н. э. Но даже в те времена Великая стена не была границей Китая».[3]

Данная цитата не оставляет сомнения в том, что маоисты, руководствуясь китаецентристской концепцией, хотели бы создать в современную эпоху нечто подобное «Поднебесному царству» («Тянься»), объединяющему всех «варваров» вокруг Китая.

Хотя в ходе критики исторических установок «банды четырех» китайские историки ныне вынуждены признать некоторые явно ошибочные, бессмысленные положения, их великодержавно-шовинистические взгляды на историю национальных меньшинств в Китае и соседних народов остаются незыблемыми. Они по-прежнему считают все завоевательные походы и агрессивные войны Китая против северных народов «справедливыми», «прогрессивными». Так, например, Чэнь Шичжи весьма цинично пишет: «Когда Китай осуществлял оборону или карательные походы, направленные против непрерывных бесчинств главарей национальных меньшинств, то это в отношении защиты развития культуры и экономики центральной равнины и его ускорения, без сомнения, всегда носило справедливый характер».[4]

По утверждению нынешних китайских историков все войны, которые велись на протяжении веков между ханьцами и неханьскими, северными народами, являются войнами между национальностями внутри одного и того же государства, т. е. внутренним делом Китая, так как «Китай — это государство с многочисленным населением, образовавшимся из слияния большого числа национальностей».[5]

Подобные утверждения сегодняшних китайских историков невольно напоминают нам о пресловутых высказываниях Чан Кайши относительно китайской нации: «Из истории можно видеть, что китайская нация образовалась как гармоническое и органическое целое путем постепенного смешения различных родов. Эти различные роды по своему происхождению представляют собой ответвления одной и той же расы, одной и той же родословной…»[6]

Китайские историки и археологи, спекулируя на исторических фактах и археологических данных, освещают первобытную историю Китая так, чтобы у не совсем сведущего читателя сложилось определенное мнение о Китае как о самом древнем центре происхождения человечества и главном очаге мировой цивилизации.[7]

При фальсификации истории они придают особое значение археологии, которая в настоящее время в КНР целиком и полностью поставлена на службу великодержавно-шовинистической и гегемонистской политике маоистов против соседних с Китаем стран, прежде всего МНР, СССР и других.

Китайские археологи противопоставляют «Срединную империю» кочевому миру, миру «варваров», всеми силами стараясь доказать идею об исключительном значении китайского влияния на «периферийные народы», якобы извечно населявшие северные районы Китая.

По утверждению китайских археологов синантроп является древнейшим предком человека, а китайская палеолитическая культура — древнейший центр азиатской культуры, из которого якобы распространялись культурные достижения в другие районы Азии. Идея об исключительности и необыкновенной древности китайской цивилизации, ее превосходстве перед культурой северных «варваров» призвана служить для маоистов одним из основных аргументов, которые обосновывают «законное» право территориальных притязаний нынешнего китайского руководства к соседним странам, в первую очередь МНР.

Что касается истории Монголии, то нужно подчеркнуть, что оседлый Китай и кочевые народы Центральной Азии в древности представляли собой два самостоятельных этнических и хозяйственно-культурных очага цивилизации, каждый из которых имел самобытные истоки, свою оригинальную историю и культуру. Новейшие открытия монгольских и советских археологов вновь неопровержимо подтверждают, что на огромных просторах Центральной Азии, в том числе Монголии, существовали своеобразные палеолитические и неолитические культуры, свидетельствующие о древнейшем заселении этих территорий первобытными людьми автохтонного происхождения.

При этом особое значение имеет открытие нижнепалеолитических памятников — мастерской у горы Ярх, находящейся на территории Гурван-сайхан сомона Среднегобийского аймака; стоянок в местности Еролгоби, в 60 км к северу от г. Мандалгоби и в районе Сайншанд (Восточногобийский аймак).[8] Найденные здесь бифасы — ручные рубила и остроконечники совершенно аналогичны как по технике изготовления, так и по форме классическим ашельским ручным рубилам нижнего палеолита Европы, Передней Азии и Африки. Эти изделия, обнаруженные впервые в Центральной Азии и отличающиеся своим совершенством, имеют самое прямое отношение к проблеме первоначального заселения территории Монголии, т. е. они красноречиво свидетельствуют о том, что она была заселена 300 000 лет тому назад.

С другой стороны, как отмечает крупный исследователь древней культуры Северной и Центральной Азии академик А. П. Окладников «по типологической выраженности форм изделий ашельского типа, не говоря уже об их количественной массе, это местонахождение (Ярх — ред.) не сравнимо с такими памятниками как Динцунь в Китае… Динцунь — явление своеобразное… В нем нет рубил и остроконечников западного характера».[9] Следовательно область азиатского нижнего палеолита сейчас продвинута значительно далее на север от Чжоукоудяня (вблизи Пекина).

Относительно неолитического периода истории Монголии следует подчеркнуть значение неолитической культуры в районе Тамцаг-Булага (Восточная Монголия), которая свидетельствует о существовании одного из центров возникновения древнейшего земледельческо-скотоводческого хозяйства в Центральной Азии.[10]

Таким образом, в результате археологических открытий советских и монгольских археологов территория Центральной Азии, в том числе Монголии, представляется в настоящее время не как отдаленная периферия культурного центра, якобы находящегося в среднем течении р. Хуанхэ, а как самостоятельный очаг неолитической культуры, в целом синхронной с древнейшей неолитической культурой яншао бассейна Хуанхэ.