Марадона, Марадона...

ВОЙНА И ФУТБОЛ

Весной 1982 года в Аргентине произошли события, которые привлекли внимание всего мира. Группа генералов, управлявших страной, руководствуясь беспочвенными лжепатриотическими амбициями, решила возвратить Аргентине Фолклендские (Мальвинские) острова в Южной Атлантике, занятые ровно 150 лет назад англичанами. За желанием вернуть исконно аргентинские земли легко просматривалось стремление отвлечь ропщущий разобщенный народ от экономических проблем, которые резко обострились за годы правления военной диктатуры. Назревал «Мальвинский кризис».

Для освещения этих событий в редакции телевидения возникла необходимость направить в Аргентину своего корреспондента. Мексиканский корпункт, где тогда довелось мне работать, располагал такой возможностью, хотя Аргентина вот уже в течение десятка лет оставалась для советских журналистов «терра инкогнита» — «неведомой землей», ибо военные под любым предлогом не пускали в страну «красных» корреспондентов. За получением визы мы с кинооператором обратились в аргентинское посольство в Мехико. Шел год очередного, XI! мирового чемпионата по футболу, и в стране, футболисты которой выиграли предыдущий чемпионат, заметно оживилась подготовка к этому большому событию в международной жизни.

В апреле советская сборная собиралась в Буэнос-Айресе помериться силами с аргентинскими командами, которые еще не утратили своего ведущего положения на мировой футбольной арене. В ноте советского посольства с просьбой выдать нам визу это обстоятельство выдвигалось на передний план. «Под футбол», рассуждали мы, легче получить разрешение на въезд в страну, где правили военные.

Однако пока шли депеши в МИД Аргентины и обратно, советские футболисты успели приехать в Буэнос-Айрес, сыграть там пару матчей и вернуться домой. Поэтому советник посольства, высокий черноволосый гаучо в белом генеральском мундире, украшенном орденами и аксельбантами, встретил меня с усмешкой:

— Визу вам дали, — многозначительно сказал он, — Но вчера советская команда покинула мою страну. Стоит ли так далеко ехать без видимой на то причины?

Обрадованный приятным известием, я чуть было не ляпнул, что нам интересен и «Мальвинский кризис»... но вовремя прикусил язык:

— Дело в том, уважаемый сеньор, что нам крайне важно познакомиться с ходом подготовки чемпионов мира — аргентинской сборной, которая, как известно, сыграет в ближайшие дни еще несколько контрольных матчей, в частности с болгарами...

Судя по всему, ответ удовлетворил генерала, и мы дружески расстались. Внизу меня поджидала сеньора Алиса, сотрудница аргентинского посольства, принимавшая деятельное участие в получении виз. Она искренне сочувствовала нам, когда мы безуспешно ждали вестей из Буэнос-Айреса, и с нескрываемым удовольствием оформила наши паспорта, предварительно спросив дату отлета и номер авигрейса (формальность, необходимая для всех въезжающих в страну иностранцев). Прощаясь, Алиса пожелала нам счастливого пути и лукаво — -больших «спортивных» успехов. Она тоже не верила, что нас интересует только футбол.

Мы летели на футбол, а попали на войну. Буэнос-Айрес напоминал разворошенный муравейник. Это сравнение пришло на ум еще в аэропорту «Эсейса». Залы были полны народу. Многие аргентинцы покидали столицу, опасаясь налетов английских бомбардировщиков «хариеров». Люди сновали с чемоданами и сумками, плакали, восклицали, кого-то звали, теряли и находили. Под сводами огромного аэровокзала стоял гул, как в бане, было влажно и душно.

Всех пассажиров нашего самолета выстроили в длинную неровную очередь, которая тянулась через транзитный зал к турникету, где два пограничника в темно-синих мундирах проверяли паспорта вновь прибывших. Перед ними, нацелив переносную телекамеру, стояли операторы и бесцеремонно записывали на видеопленку лики всех прилетевших из-за рубежа. Кто-то грустно пошутил: «Ловят британских шпионов».

Пограничники долго перелистывали странички наших синих паспортов, запятнанных старыми визами в другие страны, сквозь зубы задавая формальные вопросы: с какого мы рейса, из какой страны летим, на сколько дней, хотя в формулярах, заполненных нами еще на борту самолета, все это было подробно отмечено. Отыскав страничку с аргентинской визой, пограничники, посовещавшись, попросили нас отойти в сторону и подождать, а наши паспорта передали подошедшему клерку на дополнительную проверку. Я знал, что в ряде аэропортов, куда нас заносила судьба, з обязательную процедуру входило фотографирование паспортов очевидно на память... Наконец паспорта вернули, и мы вышли в город.

Встречавший нас в аэропорту советник советского посольства в Аргентине Виктор Николаевич Рожнов, знакомый мне еще по совместной работе в Бразилии, сообщил, что экспедиционный корпус аргентинских военно-морских сил только что высадился на Фолклендах. «Будет война, — сказал он. — Англичане просто так острова не отдадут».

Спрашивать о футболе было неуместно. По дороге в город время от времени попадались военные патрули. У заставы на выезде из зоны аэропорта многие машины останавливали. Карабинеры проверяли багажники, заглядывали внутрь салона. Искали оружие.

Наша машина с дипломатическим номером избежала проверки, медленно проползла под колючими взглядами строгой охраны вдоль обозначенного широкой белой линией длинного участка осмотра. В этом месте требовалось до предела сбросить скорость. «Если проедешь быстрее положенного, — объяснил Рожнов, — машину остановят, отберут ключи и продержат у проверочного пункта часа два. Лучше не рисковать». Наконец загородное шоссе вывело нас на широкий городской виадук, у въезда на который стояли пятистворчатые ворота — за проезд взималась плата.

За воротами сразу надвинулся город, заслонив небо серыми коробками небоскребов. Мы долго крутились по бетонным мостам, заныривая в неосвещенные короткие туннели, выскакивали на горбатые кривые мосты, пока не вырвались на широкую набережную реки Ла-Платы. Проехали темную громаду знаменитого стадиона «Ривер-Плейт», почему-то носившего английское название великой аргентинской реки. Вдоль дороги стояли фундаментальные дома из кирпича и бетона, возвышавшиеся над густой кроной гигантских деревьев.

Буэнос-Айрес — зеленый город. Вековые дубы, грабы, клены и другие растения бережно охраняются горожанами. В скверах я видел многометровые сосны, кедры, липы. Среди них выделялось чудо-дерево поэмбу с трехметровым стволом в диаметре, увесистые ветви которого, толщиной со слоновью ногу, нависали над самой землей, заслоняя от солнца изумрудно-зеленые сочные лужайки.

Машина быстро пронеслась мимо светлого нескладного обелиска — «Памятника Никому», как называют его аргентинцы, загораживающего проезжую часть самой широкой улицы аргентинской столицы — 9 Июля.

— По вечерам здесь бывают огромные пробки, — продолжал подбрасывать скудные сведения наш сопровождающий. — А вот и знаменитый на всю Америку оперный театр «Колон». В нем пел сам Шаляпин. В огромных подземных кладовых театра хранится костюм Бориса Годунова, в котором великий певец выступал на сцене «Колона». На днях, кстати, сюда приезжают Елена Образцова и Евгений Нестеренко. Будут ставить «Хованщину»..,

Удивительные сообщения буквально кружили голову. Свернув с широкой магистрали на более узкую улицу, мы вдруг увидели витрины столичных магазинов. За огромными стеклами висели шубы из лисы, песца, соболя, изделия из замши и кожи. Страна с ходу знакомила со своими богатствами. В Аргентине даже толком не знают, сколько голов крупного рогатого скота пасется на гигантских пастбищах. Кожевенная промышленность — одна из лучших в мире. В Буэнос-Айресе художники из коровьих шкур изготавливают великолепные картины.

Процедура регистрации в отделе печати МИД заняла всего несколько минут. Сотрудница, принимавшая наши паспорта, сама заполнила на машинке формуляры, пришив скрепкой к ним фотографии, скрепила печатью и затем повела нас в соседнюю комнату к заведующему отделом прессы. Молодой аргентинец предложил нам присесть на стулья, стоявшие вдоль стены крохотного кабинета, подписал формуляры, молча пожал нам руки. Когда мы вышли от шефа, девушка напомнила, что с этого момента нам разрешена репортерская деятельность в городе на срок, указанный в формуляре. Для продления следует снова вернуться в отдел печати. Эти документы, которые на время пребывания в Аргентине заменили наши паспорта, мы должны предъявлять по требованию полиции.

... Торговая улица Флорида, казалось, забыла о своем главном предназначении — продаже товаров, превратившись в массовую политическую трибуну. У газетных киосков, у входа и у окон зданий редакций газет и журналов стояли толпы людей, обсуждая поступающие сообщения с фронта, а также из Европы и Соединенных Штатов. На перекрестках старушки и юноши собирали пожертвования в Патриотический фонд Мальвин. Они торговали значками, крохотными голубыми флажками и бантиками в петлицу.

За неделю 65 тысяч граждан, ряд общественных организаций и учреждений внесли средства и сбережения в этот фонд. На 1 июня 1982 года на счете Патриотического фонда в Национальном банке Аргентины уже числилось 320 миллиардов аргентинских песо (23 миллиона американских долларов). Правительство опубликовало специальный декрет, который официально объявлял, что средства фонда будут направлены на восстановление и развитие хозяйства Мальвинских островов. После завершения военных действий большая часть этих денег была передана семьям погибших военнослужащих, а также на лечение воинов, получивших ранения в боевых операциях.

Волна патриотизма и тревоги за судьбу нации нарастала с каждым часом. На площади у Розового дворца, заметно почерневшего от пыли, — традиционной резиденции президента — постоянно толпился народ, люди напоминали знаменитые «Пикейные жилеты». Взять интервью здесь не представляло особого труда. Для советского телевидения хотели сказать буквально все. Осуждали коварство и угрозы англичан, произносили лозунги за возвращение Мальвинского архипелага. В городе поспешили выпустить серию почтовых марок. На крохотном квадратике светлой бумаги была напечатана карта Мальвинских островов, которую перечеркивала перепечатка: «Мальвинас — архентинас», что означало: «Мальвинские острова — аргентинские». Такие марки проштемпелевывались на почте. С датой тех бурных событий они представляют особый интерес для филателистов — за несколько дней, пока разгорался кризис, успели напечатать всего несколько тысяч таких марок.

Полосато-голубой аргентинский флаг, водруженный солдатами экспедиционного корпуса, уже реял над главным островом Мальвин — Порт-Стенли. «Будет война», — тревожно висело в воздухе...

Мы шли, пробиваясь сквозь толпу на Флориде, и нигде не встречали футбольных афиш. Аргентина, казалось, полностью отреклась от своего прошлого триумфа, завоеванного на футбольном поле «Ривер-Плейта». Приближение настоящей войны захватило умы самых ретивых болельщиков. О предстоящих футбольных баталиях на стадионах Испании никто и не помышлял.

Поэтому затеянный нами разговор о футболе долгое время не находил поддержки. Все ждали очередных сообщений аргентинского генерального штаба, взявшего на себя обязанность информировать нацию о событиях на Мальвинах.

Впрочем, с официальными сводками генштаба конкурировали еще и телевизионные репортажи, которые вел с архипелага репортер местного телевидения Александр Казанцев. Это был один из самых опытных оперативных репортеров Аргентины, выходец из семьи русских эмигрантов, приехавших в страну еще в начале века.

На второй день в отделе печати МИД была организована пресс-конференция, которую вел один из ближайших помощников министра, накануне срочно вылетевшего в Соединенные Штаты. То было началом «челночной дипломатии». В течение первых десяти дней министры, словно бабочки, «порхали» с одного континента на другой, в спешном порядке консультируясь друг с другом. Госсекретарь США Александр Хейг, по-моему, тогда установил своеобразный рекорд: он раз шесть побывал в Лондоне и столько же в Буэнос-Айресе. Американцы, на деле поддерживая англичан, не хотели показывать это аргентинцам.

После пресс-конференции я попросил шефа отдела печати разрешить нам слетать на Мальвины, но он ответил отказом, отшутившись, что на Мальвинах уже работает один «русский» репортер (он имел в виду Казанцева) и еще одна пара русских вызвала бы у англичан нежелательную реакцию.

Мальвинский кризис стремительно развивался, приобретая все более угрожающие большой войной очертания. Тэтчер к тому времени объявила ультиматум и готовилась послать в Южную Атлантику эскадру боевых кораблей, включая авианосец с «хариерами» на борту.

В отделе печати МИД мы узнали о последних футбольных новостях, о дате встречи аргентинской и болгарской сборных. Шеф оказался завзятым болельщиком.

По его совету мы направились в Федерацию футбола Аргентины. Требовалось оформить еще одну аккредитацию.