Марафон со смертью

I

Лариса возвращалась после работы домой. Она не спеша брела по проспекту Машерова, задумчиво глядя себе под ноги.

Она специально выбрала набережную, менее людную сторону проспекта, чтобы немного побыть наедине со своими мыслями и чувствами.

Она шла, глядя, как косые лучи заходящего мартовского солнца бросают последние отблески на воды спокойной Свислочи, уже потемневшей к вечеру, на тонкие корочки льда на поверхностях луж, и этот в общем-то весенний и радостный пейзаж вызывал у нее совсем иные эмоции.

Ей чудилась в этом ночном замерзании воды на тротуарах какая-то жуткая несправедливость — ведь весна уже пришла, в разгаре март, а зима все не желает сдаваться. Еще напоминает о себе грязными унылыми сугробами и скользкими по утрам пешеходными дорожками?

А может, это и не природа виновата, а ее настроение? Но с другой стороны, у девушек в ее возрасте очень часто настроение зависит как раз от природы…

В последнее время ей стало казаться, что некогда любимая и интересная работа вдруг перестала приносить удовлетворение.

Наверное, это началось сразу же после того, как Николай попал в ту нелепую аварию.

Без него их команда, казалось, потеряла стержень, какую-то главную движущую силу, душу.

Ведь он был не просто организатором, не просто автором программы, ее проектов и сюжетов — он был вдохновителем всего творческого процесса, концентрируя в себе какую-то немыслимую энергию и вливая ее в них мощными толчками, противостоять которым не было никакой возможности.

С ним они готовы были свернуть горы.

Без него…

Работа команды потекла по привычному старому руслу — больше не было сенсационных сюжетов, интересных, нестандартных ходов.

Героями передач стали ничем не примечательные люди, а поводами для сюжетов становились совершенно обычные, заурядные события и факты.

Цикл «Деньги» буквально за три передачи потерял то, что нарабатывал больше года — потерял остроту, зрелищность, аналитику. Теперь благодаря стараниям милицейских чинов он все больше превращался в сводку криминальной хроники, вырождаясь в нечто ужасное — пафосное, патетическое и абсолютно не журналистское, в нечто подобное разрекламированному ОРТ циклу «Операция».

И конечно же, зрители сразу заметили произошедшие с программой перемены — количество звонков в студию уменьшилось раз в десять, а те, которые раньше становились находками и темой для самых забойных сюжетов, исчезли совсем.

Не могли не отреагировать на эти изменения в худшую сторону и рекламодатели — с каждым новым эфиром поступления от рекламных роликов падали, и, соответственно, существенно уменьшались доходы сотрудников редакции.

Если в лучшие времена доход Ларисы составлял триста пятьдесят, а то и четыреста долларов, то теперь с трудом наскребалось сто пятьдесят.

А тут еще задание, которое дал ей неделю назад Дубов. Оно не просто не нравилось девушке — оно бесило ее.

Ну почему она должна, как какая-нибудь бухгалтерская крыса, сверять какие-то данные какой-то фирмы с расчетами налоговой инспекции и Таможенного комитета? Почему она должна копаться и разбираться в каких-то модификациях «Вольво», в литраже их двигателей?..

А еще ей было уже двадцать восемь.

У ее однокурсниц и одноклассниц бегало и держалось за юбку стабильно по одному, а то и по двое детишек, а треть из ее подруг уже собирали по утрам своих отпрысков в школу.

У ее одноклассниц и однокурсниц были любимые и любящие мужья. У них были семьи. Они пережили романтику первых встреч, чарующих слов, волшебных цветов, отпраздновали веселые свадьбы, познали счастье рождения детей. У них, получалось, было все.

И ничего этого не было у нее…

Недалеко от Дворца спорта рядом с ней у края тротуара вдруг резко затормозила машина — красивая, как успела заметить Лариса. В марках машин она все равно не разбиралась, умея выделять из потока автомобилей лишь «мерседесы», а это вроде был не «Мерседес».

Она не узнала уже сотни раз лично ею проклятую «Вольво» — именно этот автомобиль роскошной восемьсот пятидесятой модели и подъехал к ней.

Окна машины были тонированы, и разглядеть, кто сидел в салоне, с улицы было совершенно невозможно.

Одновременно, как по сигналу, открылись передняя и задняя дверцы, и на тротуар ступили двое парней — представительного вида, одетых в изысканные дорогие костюмы, белые рубашки и красивые шелковые галстуки.

«Наверное, им там, в салоне, тепло, раз без плащей!» — с завистью подумала Лариса.

— Девушка, — обратился вдруг к ней тот, который был помоложе, посимпатичнее и поинтеллигентнее своего короткостриженного товарища, и Лариса невольно сделала шаг к ним навстречу, ближе к краю дороги, и остановилась, — вы не подскажете нам, как проехать к выставочному комплексу? Нам сказали — на проспекте Машерова, а где именно?

— Нет ничего проще, — приветливо улыбнулась Лариса и подошла еще ближе, чтобы можно было подробнее им все объяснить. — Вы в правильном направлении едете. Вот сейчас, за Дворцом спорта, будет обелиск, а затем…

— А может, проедете с нами, покажете? — с улыбкой перебил ее тот, что был помоложе.

— Я и так вам все объясню, — испугавшись чего-то, Лариса попятилась назад, подальше от края дороги, — вам очень просто будет найти этот центр…

— А мы бы все-таки хотели, чтобы вы поехали с нами, девушка, показали все непосредственно. А то ведь без вас мы и заблудиться можем — в родном-то городе, — все так же противно-вежливо улыбаясь, продолжал молодой.

В этот момент, заметив; что она пятится от них, стриженый вдруг одним прыжком подскочил к ней и, резко схватив ее за руку, буквально швырнул к открытым задним дверям автомобиля, толкая в спину:

— Лезь в машину, сука! А то уговаривать ее надо три часа, видишь ли!

Девушка беспомощно оглянулась — никто из прохожих даже не думал вмешиваться в происходящее.

Она хотела закричать, позвать на помощь, но вместо крика из горла ее вырвался лишь слабый шепот:

— Помогите!

— Лезь! — она получила от стриженого сильный удар по почкам, и резкая боль пронзила ее. Ноги подкосились, руки, упирающиеся в проем двери автомобиля, ослабли, и стриженый, пригнув ее голову, втолкнул девушку на заднее сиденье, тут же вскочив следом и захлопнув за собой дверь.

Включив левый поворот, машина резко рванула с места, набирая скорость.

— Куда вы меня везете? — дрожащим от ужаса голосом спросила их Лариса.

— Кто много знает, тот мало живет! — противно осклабился ее стриженый сосед. — Сиди тихо, сучка, и помалкивай, пока тебя не спросят.

— Что я вам сделала? Может, вы меня с кем-то перепутали? Отпустите меня!

— Заткнись! — снова рявкнул стриженый, больно двинув ее кулаком в бок, но тот, что был помоложе, обернулся с переднего сиденья и сделал мягкий, успокаивающий жест, приказывая стриженому вести себя потише.

Тот безропотно подчинился, отвернувшись к окну, и Лариса поняла, что именно этот молодой пользуется в этой компании непререкаемым авторитетом.

Водитель же все это время вообще оставался безучастным, будто все происходившее в салоне его никоим образом не интересовало.

— Вы — Лариса Тимошик, верно? — спокойно спросил молодой, пристально глядя ей в глаза.

— Да… — она вдруг поняла, что никакой ошибки здесь нет — они охотились именно за ней. Но почему — она не понимала. — Что вам от меня нужно?

— Не волнуйтесь. Мы желаем всего лишь поговорить с вами по кое-каким интересующим нас вопросам. Поверьте, — он ободряюще ей улыбнулся, — если вы нам поможете, с вами не случится ничего плохого.

— А если не помогу?

— Ну, зачем же сразу бросаться в крайности, верно? Вы же не знаете, что нам от вас нужно.

— Но зачем вот так — силком в машину? Вы что, не могли прийти к нам, на телевидение, я бы заказала вам пропуск, сели бы спокойно, поговорили, как люди…

— Этот вариант в нашем случае абсолютно не подходит, — снова улыбнулся молодой и, не убирая с лица улыбку, добавил:

— Вы знаете, Лариса, нам бы очень хотелось, чтобы после нашей встречи у вас не осталось никаких воспоминаний о том, где мы беседовали. Так что не обижайтесь, мы вынуждены принять кое-какие меры предосторожности.

Он кивнул своему товарищу и отвернулся.

В ту же секунду на девушку набросился стриженый, заломил ей руки за спину и связал их, а затем надел ей на глаза черную косынку и заклеил рот пластырем.

— Это чтобы она не закричала вдруг не вовремя. На всякий пожарный случай, мало ли… — пояснил он, наверное, своему молодому шефу…

Когда повязку с глаз наконец сняли, Лариса обнаружила, что находится в большой и богато обставленной комнате. В углу располагался камин, в котором уютно потрескивали сухие дрова. Толстый пушистый ковер лежал под ногами, покрывая весь пол, а вдоль высоких зашторенных окон, занимающих три стены, располагались огромные велюровые диваны.

Судя по охотничьим трофеям — чучелам кабаньих голов и рогам, висевшим на стене, а также по тишине за окнами, Лариса сделала вывод, что привезли ее скорее всего за город, на какую-то дачу.

Ее усадили на диван, напротив, через журнальный столик с десятком разнокалиберных бутылок, устроился молодой, или «босс», как называла его про себя Лариса, а его стриженый товарищ, видимо, охранник, стал в дверях, заложив руки за спину и широко расставив нога — Цербер Цербером.

— Ну что, Лариса, начнем беседу? — снова с улыбкой начал босс, но на этот раз улыбка уже не показалась Ларисе открытой, обворожительной и милой — она уже немножко знала ее истинную цену.

— Мне нужно позвонить домой, — решительно заявила она, — мама, наверное, волнуется.

— Ничего страшного, — босс улыбался все так же очаровательно. — Дочь уже взрослая, мало ли где загулять могла. Может, с парнем любимым повстречалась?

— Я всегда ее предупреждаю…

— Ох, а сегодня не предупредила! Горе-то какое для родителей — куда это дочка запропастилась? Может, ты, Арнольд, знаешь? — обратился он к стриженому, и тот недоуменно пожал плечами. — Вот видите, он не знает. И я не знаю. Да и вы, Лариса, не знаете, где вы сейчас находитесь, с кем и что с вами произойдет в следующую минуту. Верно?

Она не ответила — молча смотрела на него, и в глазах ее была одна лишь ненависть.

— Молчание — знак согласия. Значит, девочка уже поумнела и поняла, что условия здесь будет диктовать не она. Это не ваш бал, принцесса!

— Что вам нужно?

— Молодец, Лариса, — он плеснул себе в стакан виски, бросив в напиток из специального термоса несколько кубиков льда, затем наполнил бокал холодным шампанским, протягивая его своей пленнице, — вот это другое дело — люблю конкретных деловых людей. Без рассусоливания.

— Сами много говорите, — оборвала его девушка, смело, с вызовом глядя ему прямо в глаза и даже не пытаясь взять протянутый ей бокал. — Что вам от меня нужно, можете толком сказать в конце концов?

— Ты, трында с ушами! Да я тебе сейчас матку выверну. Ты как разговариваешь… — подскочил к ней Арнольд, но снова был остановлен одним жестом босса.

— Арнольд, погоди! Ты еще успеешь ей вывернуть матку, хотя, я надеюсь, что мы сможем обойтись и без этого. Лариса — девочка умная, правда?

— Что вам нужно?

— Для начала — чтобы вы угостились шампанским. «Фрейшенет, Карта Невада», рекомендую, — он снова протянул ей бокал, и Лариса взяла его.

— Спасибо, — выдавила она из себя.

— Не за что. Итак, вы работаете в программе «Деньги», бессменным руководителем которой до момента случайной автокатастрофы был Николай Самойленко. Верно?

— Он и сейчас наш руководитель Скоро выписывается из больницы и возвращается в редакцию.

— Конечно. Но меня интересует сейчас не он. Гораздо более существенным является то, как это вас угораздило заняться документами «Технологии и инжениринга»?

— Эту тему начинал Самойленко…

— Об этом нам известно. А почему вдруг вы лично решились продолжить дело своего шефа?

— Мне нечем было заняться…

— …и от нечего делать вы решили переворошить документы двухгодичной давности, — перебил девушку босс. — Убедительное объяснение, ничего не скажешь!

— Просто мы подумали, что было бы неплохо сделать еще один шаг в расследовании, пока Николай в больнице. Кстати, а почему вас это так интересует?

— Вопросы здесь задаешь не ты! — снова грозно рявкнул со своего места стриженый.

— Арнольд прав. На этот раз интервью берется у вас, Лариса, не забывайте об этом. Но чтобы удовлетворить ваше любопытство, подскажу — просто мы предпочитаем всем другим маркам «Вольво» Вас такой ответ устраивает?

Лариса не была такой уж дурой, чтобы не понять, что это означает.

— Да.

— Итак, вы решили сделать еще один шаг. А кто это — «вы»? Сколько человек из вашей редакции знает о бизнесе «Технологии»?

— Я и нынешний администратор.

— Кто именно?

— Андрей Дубов.

— Где документы, которые успел собрать Самойленко?

— Не знаю.

— Кто подсказал Самойленко идею заняться этим делом — импортом «вольво»?

— Не знаю.

— Что ему конкретно известно?

— Я не знаю. Я ничего не знаю. Всем занимался сам Самойленко. Я только просматривала документы таможни…

— Арнольд, а принцесса-то наша несговорчивая! Может, поможем ей что-то вспомнить?..

— Ну, Лариска! Ну, успокойся! — Андрей не знал, как вести себя в подобной ситуации. — Может, водички налить? Ну, перестань плакать!

— Андрей, какие они сволочи!..

Лариса появилась в его кабинете утром, часов в восемь, — осунувшаяся, растрепанная, в застегнутом под самое горло плаще. На щеках были видны следы слез и потекшей туши.

Она молча зашла в его кабинет, не здороваясь, села на стул напротив Андрея, без спросу вытащила из лежавшей на столе пачки «Мальборо» сигарету, щелкнула дубовской же зажигалкой и затянулась неумело, почти сразу же закашлявшись.

Андрей, привыкший за годы работы с «творческими» женщинами к тому, что у них часто случаются депрессии или срывы, сидел и молча смотрел на нее, не задавая вопросов, ожидая, когда она заговорит первой.

Так и случилось — не сделав и пяти затяжек, она бросила сигарету и зарыдала — горько и громко, пряча лицо в ладонях.

— Лариска, что случилось? — осторожно спросил Андрей, обойдя стол и останавливаясь напротив нее.

— Меня… изнасиловали…

— Кто? Когда?

От неожиданности ее слов он даже не сообразил сразу, что более глупых вопросов придумать было просто невозможно.

Вместо ответа она зарыдала еще громче.

— Успокойся, Лариска!

— Андрюша, какие они сволочи!

— Как это случилось?

— Я вчера шла домой… По проспекту Машерова, от метро, как обычно… Рядом остановилась машина. Они спросили меня о чем-то, а потом схватили и затолкали на заднее сиденье.

— Номера машины запомнила?

Лариса даже плакать перестала, удивленно посмотрев на Андрея, — он что, действительно идиот?!

— Да как я могла их запомнить!

— А марка машины какая?

— Андрей, да не разбираюсь я в марках — большая, красная, красивая такая…

— Ясно. И что дальше было?

— Мне завязали глаза и отвезли куда-то на дачу. А там… — она снова расплакалась, не в силах выговорить и не в состоянии вспоминать, что произошло с ней на той проклятой даче. — А там они насиловали меня! Всю ночь! Ты понимаешь? Они били меня! На мне живого места нет!

— Успокойся, Лариса, не кричи, — Дубов даже вспотел от волнения.

Он налил ей стакан воды, и пока она пила маленькими судорожными глотками, сам нервно схватил сигарету и закурил, пытаясь осмыслить ситуацию.

— А утром они снова завязал» мне глаза, отвезли в город и вытолкнули ив машины на том же самом месте.

— А ты их не знаешь?

— Конечно, нет!

— А они чего-нибудь от тебя хотели? Чем-то угрожали? Что-то выпытывали?

— Нет! Трахаться им хотелось видите ли.

— То есть все случилось без какой-то причины?

— Конечно! Какая тут должна быть особенная причина, Андрей?!

— Слушай, надо позвонить в милицию…

— Нет, — она встрепенулась и протестующе протянула руку к телефону, как будто готовясь вырвать трубку из рук Дубова. — Не хочу. Начнутся все эти экспертизы, допросы, снятия показаний…

— Но их же надо найти!

— Я им глаза выцарапаю, если где в городе встречу! Я им все яйца поотрываю…

— Тише, тише, Лариса! Здесь стены тонкие, да и в коридоре могут услышать, — он погладил ее по плечам, пытаясь успокоить. — Раздевайся, я тебе сейчас кофе сварю…

— А что снимать, плащ? Тебе хочется на меня голую посмотреть?

— Ну что ты глупости-то говоришь, как тебе не стыдно, Лариса!

— Извини, — она попыталась улыбнуться, — я не хотела тебя обидеть. Просто… У меня под плащом почти ничего нет — всю одежду в клочья порвали, гады!

— Ну и ладно. Можно и в плаще кофе попить, правда?

И вдруг он вернулся на свое место, сел и обессиленно положил руки на стол:

— Черт, что же с тобой делать-то?

Она горько улыбнулась:

— А что тут сделаешь? Если можешь, отпусти меня на пару дней — отлежусь дома.

— Конечно.

— Тогда я пойду, — она встала, взяла сумочку, собираясь уходить, но Дубов вскочил со своего места и стал быстро натягивать куртку:

— Погоди секунду. Я отвезу тебя домой. Я сегодня как раз на машине.

— Что ж, и на том спасибо!..

Выписавшись из больницы, Николай с удвоенной энергией взялся за дело, будто хотел в считанные дни наверстать то, что упустил за два с половиной месяца вынужденного бездействия.

Он поставил перед собой задачу во что бы то ни стало за месяц подготовить и выпустить в эфир первую из передач, подсказанных таинственным незнакомцем. Именно в ней был запланирован сюжет о деятельности фирмы «Технология и инжениринг».

Всю работу по подготовке передачи Николай взял на себя, в общих чертах рассказывая о том, как движутся дела, лишь двоим — Андрею и Ларисе.

Он еще раз перепроверил все документы, данные таможенников и налоговой инспекции. Он взял интервью у водителя из гаража администрации президента, которому досталась одна из двух знаменитых «Вольво», расспрашивая о ее достоинствах по сравнению с отечественной «Волгой». Скрытой камерой (иначе бы не позволила охрана) он даже сумел заснять автосалон «Технологии», весь заставленный новыми сверкающими машинами.

И вдруг все пошло наперекосяк.

Одним прекрасным утром неожиданно обнаружилось, что в их компьютере стерты все файлы той программы, которую составляла Лариса на основе данных таможенной службы. Исчезло все — сколько автомашин ввезено фирмой, какого литража, на какую сумму ей пришлось бы раскошелиться, если бы растаможка происходила в соответствии с действовавшим законодательством.

Потом из монтажной исчезла видеокассета с сюжетом из автосалона.

Наконец неизвестные силы, которые, по уверениям Дубова, пытались сделать все, чтобы помешать программе выйти в эфир, нанесли самый тяжелый удар — из сейфа Николая была похищена копия контракта, заключенного между управлением делами администрации президента и фирмой «Технология и инжениринг», о поставке автомобилей «вольво» для «высокого» гаража и о привилегиях, которые получала в связи с этим обстоятельством данная фирма.

Файлы с данными удалось восстановить — у Андрея в столе случайно завалялась распечатка, которую он сделал на всякий случай.

Сюжет об автосалоне утерян навсегда — больше Самойленко туда даже на порог не пускали.

Хуже всего, однако, оказалась ситуация с выкраденным контрактом — в протокольном отделе администрации на его обращение предоставить еще одну копию этого документа ответили категорично:

«На ваш официальный запрос номер такой-то от такого-то числа сообщаем — подобного документа вообще не существует и не существовало, управление делами администрации президента никогда не подписывало никакого контракта с фирмой «Технология и инжениринг», поэтому ни первую, ни вторую копию его получить невозможно. Советуем вам тщательно проверять поступающую к вам информацию из официальных органов».

С этого момента Коле стало ясно, что против него действительно играют по-крупному.

Но не был бы Самойленко журналистом от Бога, если бы не нашел выхода — следы документа обнаружились в той самой Таможенной службе. Ведь таможенникам, как правильно рассудил Николай, нужно было руководствоваться какой-то официальной бумагой.

Словом, то ли у тех, кто хотел помешать расследованию, не хватило умения замести все следы, то ли у таможни в этой истории были свои интересы, но так или иначе, через несколько дней после исчезновения копия контракта снова была в руках журналиста.

Теперь Коля действовал более осторожно.

Он ни на мгновение не расставался с этой бумагой и еще с несколькими важными документами.

Он приказал продублировать все материалы расследования в трех экземплярах. Он копировал и забирал с собой каждый новый смонтированный сюжет.

Кстати, помня о летнем нападении на него в собственном подъезде, Николай купил бейсбольную биту и не ступал больше на темную лестницу подъезда без этого не запрещенного законом, но весьма эффективного оружия.

Теперь дело стало продвигаться намного успешнее, и Коля заявил эфир через две недели…

Самойленко с Дубовым сидели в монтажной — оставалось «добить» лишь несколько вставок в сюжеты, и программа была бы готова к предварительному просмотру, — как вдруг Колю позвали к телефону:

— Николай Сергеевич, кажется, жена, но очень плохо слышно.

Коля взглянул на часы — половина пятого. Наташка в это время обычно возвращалась с работы, чтобы отпустить нанятую все же для Леночки няню — Степаниду Владимировну, аккуратную старательную пенсионерку, с любовью и заботой относящуюся к девочке.

«А может, она задерживается и хочет попросить меня подскочить домой?» — думал Коля, пока шел к телефону.

— Да! Самойленко слушает.

— Коля… — голос у Наташи был очень странный — хриплый, сдавленный, тихий. Ему показалось, что она плачет.

Сердце Николая тревожно сжалось:

— Наташа, что случилось? Ты что плачешь? Ну, говори же, не молчи!

— Коля, приезжай. Срочно. Быстрее! — и она, расплакавшись окончательно, не в силах больше говорить, повесила трубку.

Самойленко побежал в монтажную.

— Андрей, ты на машине?

— Да, — недоуменно посмотрел тот на друга, не сразу сообразив, что от него хотят.

— Дай ключи!

— А что случилось?

— Дай быстрее! Мне срочно надо домой!

— Так давай я с тобой.

— Пошли!

И они стремглав бросились к выходу, Коля только заскочил в свой кабинет за битой…

«Жигуленок» Дубова летел по трассе как ветер, будто на ралли, обходя попутный транспорт и едва успевая разминуться со встречным.

Андрей правильно рассудил, что двадцать пять километров через весь город в час пик они будут ехать слишком долго, поэтому решительно рванул на кольцевую дорогу, решив компенсировать лишние километры бешеной скоростью.

Меньше чем через полчаса они уже подъезжали к дому Самойленко, чуть раньше сюда же с включенными мигалками подкатила машина «скорой помощи». У подъезда уже стоял и милицейский «рафик».

— Ни фига себе! — присвистнул Андрей, а Коля лишь нервно, да так, что даже побелели костяшки пальцев, сжал рукоятку биты.

Лифты, как обычно, не работали, и им пришлось бежать по той самой злополучной лестнице. Никогда в жизни, наверное, не поднимался Николай так быстро на пятый этаж!

Двери в квартиру Самойленко были открыты настежь, и все помещение, как показалось Коле, было заполнено людьми в милицейской форме и в белых халатах.

— Гражданин, вы куда? — попытался остановить его кто-то из сотрудников милиции.

— Я хозяин квартиры, — каким-то чужим голосом ответил Коля, не замечая, что держит наперевес свою бейсбольную биту. — Что здесь происходит?

И тут взгляд его вдруг упал под ноги — прямо у входных дверей, в маленьком тесном коридорчике лежала Степанида Владимировна, странно заломив руку за спину и раскинув ноги. Посередине ее лба бросалась в глаза маленькая бескровная дырочка.

Лужица крови растеклась, тем не менее, по ковру под ее головой. «Значит, — вдруг совершенно отрешенно подумал Николай, — пуля вышибла затылочную кость на выходе».

Эксперты-криминалисты колдовали теперь над остывающим трупом несчастной женщины, фотографируя его и заполняя протокол осмотра.

— Мы разбираемся, что здесь произошло, — важно пробасил милиционер, пропуская Николая в квартиру. — Заходите, там следователь.

— А где моя жена?

— Гражданка Самойленко?

— Конечно.

— Там, в комнате. С ней врач.

Коля бросился в комнату.

На софе лежала Наташа. Колю поразила бледность и безжизненность ее лица.

Врач, наверное, только что сделал ей укол и теперь сидел рядом, что-то приговаривая и считая пульс. Заметив Николая, он вышел из комнаты и, направился к милиционерам.

— Наташа, что здесь…

— Коля…

— Что случилось?

— Они украли Леночку!

— Что?!

Коля вдруг почувствовал, что у него потемнело в глазах. Леночку?! Украли?! Да полно, уж не сошла ли она с ума!

— Где она? — спросил он у Наташи, но та в ответ лишь зарыдала.

В это время зазвонил телефон. Коля автоматически поднял трубку:

— Алло!

— Самойленко?

— Да. Кто это?

— Свои, не бойся. Менты еще не ушли?

— Кто это? — Коля вскочил, в ярости сжимая трубку. — Подонки, я вас…

— Тихо, не кипятись, как холодный самовар. Твоя девчонка у нас. С ней все в порядке, не беспокойся. Мы потом обсудим наши проблемы, а сейчас заруби на носу одно — ментам про дочку ни слова, ясно? Иначе ты ее больше никогда не увидишь, понял?

— Ясно.

— Тогда все. Перезвоню вечером, когда у вас уже все будет спокойно. Тогда и побеседуем.

— Подождите… — попытался еще что-то сказать или спросить о чем-то Николай, но в трубке уди раздались короткие гудки отбоя.

Николай задумчиво положил трубку на рычаг.

— Кто это звонил? — Наташа, конечно же, почувствовала, что разговор был о Леночке, и теперь смотрела на Колю с тревогой и надеждой. — Что они сказали?

В этот момент в комнату вошел какой-то мужчина в штатском.

— Следователь Павлов, — представился он. — Вы, как я понимаю, муж Натальи Петровны — гражданин Самойленко?

— Да, Самойленко Николай Сергеевич, шестьдесят шестого года рождения, родился в Одессе…

— Погодите, я не о том пришел спросить… Так что вы, Наталья Петровна, говорили о вашей дочери? Вы считаете, что убийцы ее похитили?

— Да, дочери нигде нет. Степанида Владимировна была с ней, а когда я пришла…

— Наташа, да ты что! — наигранно удивился Николай, взяв жену за руку. — Я тебе разве не сказал? Или ты сама забыла — из-за всего этого?

— А что? — Наташа напряженно вглядывалась в его глаза, пытаясь понять, куда он клонит.

— Я же отвез сегодня утром Леночку к бабушке! Она взяла отгул и решила сама посидеть с внучкой — очень соскучилась по ней. Я же тебе говорил, ты что, забыла?

В комнате повисла тяжелая тишина.

Наташа не отрываясь смотрела в глаза Николая, пытаясь его понять. Он незаметно сжимал ей руку, как будто умоляя догадаться о чем-то.

Следователь недоуменно переводил взгляд с одного на другого, не улавливая смысла этого молчания.

— Ну да, конечно, — вдруг нарушила молчание Наташа, согласно кивнув. — Конечно же, ты говорил мне, предупреждал. Как это я забыла?

— Ну вот, вспомнила!

— Так что, никакого похищения дочери не было? Вы уверены? — переспросил следователь, окинув их обоих подозрительным взглядом.

— Конечно! Дочь у тещи…

— Ладно, потом еще поговорим, — и следователь вышел из комнаты, недоуменно покачивая головой.

— Коля, что это значит? — шепотом спросила Наташа, когда дверь за следователем закрылась. — Почему мы не сказали ему правду? Может, еще не поздно начать поиски, по горячим следам найти бандитов…

— Тихо! — он ладонью зажал жене рот. — Тихо, Наташа, а то услышат!

— Ты можешь мне толком объяснить? — она опять начинала нервничать. — Что происходит?

— Только что звонили ОНИ…

— Кто они?

— Те, кто украл Леночку. Они потребовали, чтобы милиция в это дело не впутывалась, иначе…

— Что «иначе»?

Коля в ответ лишь промолчал, опустив голову, и Наташа поняла все без слов.

— Что они хотят от нас? Выкуп?

— Не знаю. Они обещали перезвонить вечером, когда в квартире не будет милиции. Наташа, у нас нет выбора — остается только ждать…

Резкая трель телефонного звонка раздалась в квартире Самойленко лишь около десяти вечера.

Николай, Наташа и Андрей, оставшийся на всякий случай у Самойленко, среагировали не сразу — несколько секунд они, весь вечер нетерпеливо ожидавшие этого звонка, сидели в каком-то странном оцепенении, не в силах двинуться с места. И вдруг одновременно вскочили, бросившись к телефонному аппарату.

Трубку взял Николай.

— Алло!

— Самойленко?

— Я.

— Ты один? Ментов нет?

— Нет.

— Ты им ничего не сказал?

— Ничего.

— Правильно сделал. Значит, кое-что понимаешь, не до конца еще безнадежный.

— Что вы хотите?

— Это ты, наверное, хочешь получить дочку обратно? Или мы ошибаемся?

— Не ошибаетесь. Что вы хотите от меня взамен?

— Сегодня какой день недели?

— Понедельник.

— Когда выходит твоя программа?

— Какая программа? — Николай не понимал, о чем говорит бандит.

— Твоя, Про фирму «Технология и инжениринг», про заработанные на «Вольво» деньги.

— В пятницу.

— Так вот. Наши условия — дочку ты получаешь в обмен на все документы и сюжеты, которые только есть у тебя по этому делу. На все-все копии, понял, чтобы у тебя после этого ничего больше не осталось, ясно? И, конечно же, в пятницу в твоей передаче ни слова не будет об этой фирме. Ты врубился, про что базар? Условия усек?

— Подождите, так быстро я не могу…

— Дочь хочешь живой увидеть — сможешь.

— Конечно, но мне нужно время, чтобы убедить начальство снять программу с эфира, чтобы собрать документы, уничтожить все лишние копии…

— А мы тебя и не торопим. Работай, думай, как все провернуть побыстрее. И еще одно условие — ты назовешь нам имя того, кто втравил тебя в эту историю, ясно?

— Я не знаю его…

— Бабушке своей сказки рассказывай. Той, которая с пулей во лбу, зажмурившись, на полу валяется! — противно заржали на том конце провода.

— Хорошо. Когда вы отдадите мне дочь? Я выполню все условия.

— Во сколько должна выйти программа?

— В девятнадцать двадцать.

— В пятницу в девять вечера, после того, как мы убедимся, что ты все понял правильно, мы с тобой свяжемся и назначим встречу.

— Как, вы будете держать ее до пятницы? — Николай с такой силой сжал трубку, что, казалось, пластмасса вот-вот раскрошится под его пальцами.

— А ты что думал?

— Но ведь она совсем крошка! Вы же не знаете, как за ней ухаживать, чем кормить…

— Не сцы. За ней приглядывает старушонка. В отличие от твоей, еще живая! — снова развеселился говоривший, цинично рассмеявшись.

— Давайте все сделаем быстрее…

— А как нам проверить, что передача не выйдет? Нет уж, все будет, как мы сказали. А ты можешь действовать, и побыстрее — уничтожай все копии, какие у тебя есть. Понял?

— Дайте мне поговорить с дочерью!

— Ее здесь нет.

— Я не буду ничего делать, пока не буду знать, что с ней все в порядке.

— Завтра в девять вечера я тебе снова позвоню. Сможешь поговорить.

— Точно?

— Не бойся, с ней все в порядке. Пока все в порядке. Теперь все зависит от ее папочки.

— Я все сделаю…

— Давай-давай, действуй! — и на том конце провода бросили трубку.

— Ну, что они сказали? — схватила его за рукав Наташа, как только он положил трубку на рычаг.

— Они отдадут Леночку. Все будет хорошо, не бойся, — ободряюще обнял Николай жену, но по его взгляду она тут же поняла, что он чем-то сильно озабочен.

— Что они хотят; от нас?

— Чтобы я перестал копаться в одном деле.

— И ты еще думаешь? Ты еще в чем-то сомневаешься? — Наташа даже отстранилась от него, с ужасом и подозрением глядя теперь на мужа. — Тебе что, это твое чертово дело дороже единственной дочери?

— Ну что ты, милая! Что ты плетешь? Конечно, я сделаю все, что они хотят, лишь бы поскорее вернуть Леночку, — снова обнял ее Николай, пытаясь успокоить. — Как ты вообще могла такое подумать?

— А когда они отдадут ее, Коля?

— В пятницу.

— В пятницу?!

— Я сделаю все, чтобы вернуть ее раньше… Ладно, Наташа, ты ложись, тебе надо отдохнуть. А я пойду провожу до машины Андрея…

Когда они спустились вниз, Коля тоже сел в «Жигули» вместе с другом.

— Ты куда-то хочешь поехать? — спросил Андрей.

— Нет, сегодня, наверное, бесполезно что-либо предпринимать. Честно сказать, я и не знаю, что можно сейчас сделать, — горестно покачал головой Николай.

— А что ты вообще думаешь об этом?

— Не знаю. Если ничего не придумаю, придется выполнить все их требования.

— Конечно, о чем разговор.

— Но можем и придумать кое-что. Есть у меня надежда. Я не хотел говорить тебе в квартире — боялся, что раз они там побывали, могли и «жучок» какой-нибудь поставить.

— Запросто могли, — подтвердил Андрей. — Я тебя давно предупреждал, что работают против нас парни серьезные. Это они тебя тогда… И Ларису, я в этом уверен, тоже они. И документы из редакции похищали они же.

— Да. Зря я тебе сразу не поверил… Короче, Андрюша, записывай номер телефона. Это в Москве, позвонишь по коду. Кажется, 095…

— Я посмотрю, не волнуйся, — Дубов записал названный Николаем номер. — Звонить прямо сейчас? В Москве уже полночь скоро, у нас час разницы…

— Да, сейчас. К чертям приличия! Спросишь Александра Бондаровича. Записал? Если трубку поднимет его жена или кто-то еще, скажи, что его обязательно нужно найти, и как можно быстрее. Передашь ему, что у Коли Самойленко беда. Можешь даже и конкретно сказать — мол, похитили дочь, взяли в заложники. Скажи, что очень нужна его помощь, что без него — никак.

— Понял.

— Если он согласится приехать, встретишь его в аэропорту. Ты у себя его сможешь поселить?

— Без вопросов.

— Понимаешь, я думаю, пока не стоит его тащить к себе. Наверное, будет лучше, если никто не будет знать о его приезде. Даже Наташке не скажу.

— Ясно.

— Если все будет нормально, позвони мне и скажи — все идет по плану. Больше ничего, я пойму.

— Ясно, не волнуйся.

— Потом, когда он прилетит, я сам вам позвоню откуда-нибудь из города, из автомата. Мы встретимся и все обсудим на месте.

— А он кто? Почему ты так на него надеешься?

— Банда-то? А я тебе еще не рассказывал? Банда — профессионал. Настоящий профи. Я таких еще никогда не встречал. Он — лучший из лучших. Понимаешь, раньше я думал, что такие ребята только в американских боевиках и бывают. А он — реальный, настоящий. Он может все.

— А где вы познакомились?

— В Одессе. Вместе раскручивали одно дело. Только я — как журналист, а он — как спецагент.

— Ни черта себе! — присвистнул Дубов. — Так он что, из КГБ, что ли?

— Вроде того. Если я правильно понял, сейчас он командует каким-то страшно секретным зверским спецподразделением головорезов.

— Круто! И ты думаешь, он сможет выкроить, время, чтобы помочь тебе?

— Насколько я знаю Банду — он поможет обязательно. А главное — кроме него, нам никто не сможет помочь. Так что езжай, Андрюша, сейчас вся надежда на тебя.

II

Звонок из Минска встревожил Банду не на шутку — он знал, что без серьезной причины Коля Самойленко его бы не побеспокоил.

Поговорив с Дубовым и записав на всякий случай его минский номер телефона, Банда тут же позвонил на квартиру Котлярова.

— Да!

— Степан Петрович? Бондарович беспокоит. Не спите еще? Не разбудил?

— Привет, Саша. Да нет, телевизор смотрю… Чего у тебя стряслось-то?

— Степан Петрович, хочу отпроситься.

— То есть?

— Мне нужно на неделю исчезнуть.

В трубке некоторое время молчали.

Котляров, конечно, понимал, что Банда не тот человек, чтобы делать такие заявочки с бухты-барахты. Но, с другой стороны, они ведь не в «Зарницу» призваны играть — а если что-нибудь случится, что потребует срочного участия спецподразделения?

На всякий случай полковник решил проявить строгость:

— Майор Бондарович! Вы понимаете, что ваше подразделение находится в состоянии постоянного боевого дежурства? Вы понимаете, о чем просите?

— Так точно, товарищ полковник! Именно поэтому я вам и звоню в такое позднее время.

— Банда, — смягчил тон Котляров, — что случилось? Куда ты рвешься?

— У моего друга в Минске большие проблемы. Кстати, вы, может, его и помните — Самойленко Николай, журналист из Одессы. Он нам с детьми тогда помогал разбираться.

— Так ты же говоришь, в Минск едешь?

— Он перебрался из Одессы. Женился. В общем, я должен ему помочь, Степан Петрович.

— Ладно, езжай, — согласился Котляров, понимая, что насильно Банду все равно не удержишь. — Надолго?

— Не знаю. На месте сориентируюсь, тогда вам перезвоню, предупрежу. Но, думаю, за неделю управлюсь.

— Да ты за неделю можешь и президента свергнуть в стране средних размеров — я ж тебя, черта, знаю! — пошутил Котляров, чтобы скрыть свою тревогу.

— Степан Петрович еще есть один момент… Я возьму с собой кое-что из нашего снаряжения.

Степан Петрович только хмыкнул: он знал, о каком снаряжении шла речь.

— Ты командир группы, ты материально ответственное лицо — тебе и решать.

— Я посчитал нужным предупредить вас об этом, Степан Петрович.

— Правильно посчитал… Ты, Банда, только смотри там, поосторожнее…

Конечно, скандала не избежать, если спецназовец ФСБ с комплектом спецснаряжения «засветится» на территории чужого государства. Это полковник Котляров понимал отлично, и ему оставалось лишь надеяться, что так же отлично понимает это и Банда.

— Конечно, Степан Петрович. Вы, же меня знаете!

— Знаю. Поэтому и молчу.

— Степан Петрович, еще просьба есть.

— Слушаю.

— Если мне понадобятся какие-то данные из картотеки нашей или белорусской, я могу рассчитывать на вашу помощь?

— Звони.

— Спасибо.

— Кого оставляешь вместо себя?

— Майора Рудницкого. Он справится. Я ему сейчас позвоню, предупрежу.

— Ладно, не буди человека. Я ему сам утром скажу… Ну, Банда, смотри у меня!

— Все будет отлично, командир!

— Иди к черту! — и Котляров повесил трубку.

Сашка набрал минский номер Дуба.

— Андрей? Это Бондарович. Выезжаю через час.

В Минске буду к девяти утра.

— Где вас встречать? На вокзале или в аэропорту? Вы как добираться будете?

— Да нет, я на машине. Меня в самолет с моими штучками не впустят.

— Тогда я буду ждать вас в девять утра на Московском шоссе. При въезде в Минск с правой стороны вы увидите кладбище, у самой дороги. Вы его никак не минуете. Там у входа есть небольшая автостоянка. Синяя «шестерка», номер 23–57 MI. Записали? А вы на чем?

— «Опель-Аскона», старый и битый. С украинскими номерами. Надеюсь, узнаете.

— Хорошо. До встречи.

Банда повесил трубку и обернулся: в дверях спальни стояла Алина, разбуженная телефонным звонком, и странно-подозрительно смотрела на него.

— Саша, что случилось? Чего тебе надо в Минске? Что-нибудь с Колей?

— Да, Алинушка. У него, похитили дочь.

— Ты что?!

— Да, Сама понимаешь, ему сейчас очень нужна моя помощь. Я должен ехать.

— Да, — она согласилась, но ее большие красивые глаза выдавали всю тревогу, заполнившую сейчас ее сердце. — Ты будешь осторожен, правда?

— Алина, а как же иначе?

Он подошел к ней, обнял и ласково поцеловал, успокаивая, отгоняя прочь ее страхи.

Действительно, от его прикосновения у Алины отлегло от сердца, и все не казалось таким уж страшным и опасным, она даже улыбнулась:

— Ты нас там не забудешь? Белорусочку себе не найдешь? Говорят, они красивые.

— Конечно, красивые. Но ты — лучше всех. Моя и навсегда. Ясно?

— Саша, а может, мне поехать с тобой? Мы ведь давно к Николаю собирались.

— Алинушка, боюсь, ему сейчас не до гостей. Время не подходящее слегка…

— Я понимаю, думала, может, смогу тебе быть чем-то полезной.

— Алина, я позвоню тебе, когда все решится, и тогда, возможно, ты прилетишь. Хорошо?

— Хорошо.

— А пока, если тебе так хочется мне помочь, дай-ка мне пару тысяч долларов.

— Конечно, — Алина пошла к шкафу за деньгами. Ни на мгновение у нее не возникло сомнений, что так нужно — ведь так распорядился Банда…

Прежде чем выбраться на Минское шоссе, Банда заехал на базу отряда — нужно было действительно взять с собой кое-что, чтобы в Минске чувствовать себя увереннее.

Он положил в машину бронежилет скрытого ношения — легкую и надежную модель шведского производства, затем, подумав, взял еще один — на тот случай, если Коле Самойленко придется ему помогать.

Потом Банда взял комплект оборудования для прослушивания телефонных разговоров и комплект для дистанционного подслушивания и наружного наблюдения.

Наверное, это все, что может пригодиться в таком деле, на которое он отправлялся.

Кроме оружия, конечно…

Он загрузил в «Опель», аккуратно спрятав под сиденье, бесшумный пистолет «Гюрза» — замечательное изобретение российских оружейников, и пистолет-пулемет «Кипарис», который считался опытным образцом вооружения спецподразделений.

Этот автомат нравился Банде и своими небольшими размерами, и тем, что был оборудован надежным глушителем и лазерным целеуказателем — в ближнем бою весьма необходимыми приспособлениями. Кроме того, пули, выпущенные из «Кипариса», практически не давали рикошета, что было бы очень кстати, если придется применять его в помещении.

Добавив к этому арсеналу три обычные гранаты и три шоковые, Банда сел за руль — теперь он был готов к поискам дочери Николая…

— Коля? Это Андрей. Еще не заснул?

— Шутишь? — грустно спросил Самойленко.

Вернувшись домой, после того как проводил Дубова, он застал Наташку всю в слезах. От Коли потребовалось много терпения и ласки, чтобы хоть как-то успокоить ее, уложить в постель и уговорить уснуть.

Сам же он остался сидеть у нее в изголовье, чувствуя, что сон к нему сегодня не придет.

— Слушай, по нашему делу…

— Ну?

— Все идет, как договаривались.

— Точно?

— Ну конечно! Завтра в пятнадцать минут девятого жди от меня вестей.

— Вестей? — Коля очень хотел спросить, что Андрей имеет в виду. Он очень хотел расспросить, как отреагировал Банда. Но понимал, что делать этого нельзя — сам предупреждал Андрея об осторожности, — Да. У меня будут новости.

— Так ты позвонишь?

— Конечно. Как раз в это время буду у одного товарища старого, давно к нему не заезжал. От него и позвоню. Так что будь готов — жди!

Теперь до Коли, кажется, дошло, что хотел сказать Дубов — скорее всего он заедет за ним утром, а чтобы те, кто может прослушивать телефон, не сели на хвост, решил напустить как можно больше тумана. Молодец!

— Хорошо», Андрюша, жду!

Ровно в восемь пятнадцать у подъезда Самойленко затормозили знакомые синие «Жигули».

— Наташа, я пошел.

Коля надел куртку и взял с собой кейс, в котором носил все самые важные документы и свою биту.

— Ты куда? На работу?

— Конечно. Надо выполнять требования этих подонков. Пойду проворачивать все как можно быстрее.

Ему хотелось плеваться — до чего же противно в собственной квартире бояться сказать лишнее слово! Но иного выхода пока не было.

— Коля, мы спасем Леночку?

— Ты сомневаешься? Обязательно! Главное, Наташа, запомни — ты сидишь дома безвылазно. Не отходи от телефона — вдруг эти позвонят. Двери не открывай никому ни в коем случае. Если кто будет звонить — сиди как мышь, будто никого нет дома. Ясно?

— Да.

— С милицией, если будут звонить, в контакт не вступай — придумай что-нибудь. Скажи, что чувствуешь себя очень плохо, что у тебя нет сил.

— Я поняла, — А главное, малышка, держись!

Он обнял ее и поцеловал на прощание.

В какой-то момент ему захотелось шепнуть ей на ухо — не беспокойся, мол, здесь скоро будет Банда, он обязательно спасет Леночку. Но это была лишь минутная слабость, с которой Николай быстро справился, подумав про себя, что лучше Наташе пока ни о чем не рассказывать.

— Ну что, Андрей? — первым делом спросил Коля, усаживаясь в машину Дубова. — Дозвонился до Банды, я тебя правильно понял?

— До какой банды?

— До Бондаровича. У него прозвище такое, даже на службе его так зовут.

— Круто!

— Просто ему это имя подходит лучше любого другого. Так что он сказал? — Что, что… Сейчас увидишь, — и Андрей, увеличив скорость, вырулил со двора…

Через полчаса они въезжали на автостоянку у Московского кладбища.

Уже с шоссе, когда «Жигули» только поравнялись с воротами кладбища, Самойленко разглядел на стоянке знакомый еще по Одессе салатовый с металлическим отливом «Опель-Аскону»:

— Банда оказался здесь даже раньше их…

III

— Коля, ну ты — как ребенок! — выговаривал Банда другу, выслушав его рассказ о всех событиях, предшествовавших похищению Леночки. — Ты что, не понимал, во что влез?

Они беседовали в машине Банды, решив, что здесь, на стоянке у кладбища, как раз самое спокойное место, где им никто не сможет помешать обсудить все детали предстоящей работы и уточнить план совместных действий.

— Как я мог подумать… — попытался оправдаться Самойленко, недоуменно пожимая плечами, но его, не слушая, перебил Андрей:

— Я же ему сразу сказал, как только он в ту аварию попал, — нечисто дело!

— Конечно, — согласился Банда. — Нужно было еще тогда меня вызывать. Мы бы смогли поработать спокойно, не в цейтноте. А сейчас… Сколько у нас времени? До пятницы?

— Да, — Николай нервно закурил. — Понимаешь, Банда, я, конечно, могу отдать им все документы. Я могу вырезать из программы свой сюжет, заменив его какой-нибудь лабудой про тетю Глашу, накопившую сто долларов на подпольной торговле сигаретами без акцизных марок. Но мне противно, понимаешь? Я не хочу идти этим гадам на уступки!

— Конечно, понимаю, — опять согласился Банда. — Я бы на твоем месте тоже попытался что-нибудь придумать, прежде чем сдаваться.

— С другой стороны, самое главное для меня — чтобы с Леночкой все было в порядке…

— Это для нас всех главное, — перебил его Банда. — Ладно, мужики, кончаем обсуждение проблем. Давайте переходить к делу. Мне нужна ваша помощь.

— Конечно.

— Вам не показалось странным, что у вас на работе смогли так запросто похищать документы и видеозаписи?

— Мы думали об этом. Наверное, против нас действуют профессионалы, для которых не существует преград в виде охраны телецентра, закрытых дверей…

— И которые весьма хорошо осведомлены обо всех ваших делах. Верно? — перебил Самойленко Банда. — У меня сложилось впечатление, что кто-то из вашей телевизионной бригады работает на бандитов.

— Банда, ты что говоришь? — чуть не задохнулся от возмущения Коля, услышав такое от друга. — Да у меня в редакции — все свои, ребята честнейшие и преданнейшие и делу, и мне в конце концов! Я сам их подбирал, и если ты не знаешь, то не говори лишнего. Ты вот на Дубова, к примеру, посмотри…

— Александр, не обращайте на него внимания — он, наверное, все же неисправим, — перебил друга Андрей, — не умеет реально смотреть на вещи. Он считает, что если сам относится к человеку с душой, то и человек ему обязан отплатить тем же. И жизнь его ничему не учит.

— Не правда. Просто как я могу подозревать кого-то, если не поймал никого за руку? — попытался оправдаться Коля, с надеждой глядя на Банду.

— Вот давайте, мужики, и попробуем поймать за руку того, кто работает против вас, — спокойно ответил тот, — и тогда не будем больше спорить. Погодите…

Банда достал из кармана куртки блокнот и раскрыл на чистой странице.

— Итак, сколько человек у вас работает?

— Э-э, всего в телецентре наберется не меньше пятисот сотрудников…

— Коля, меня интересуют люди, работающие непосредственно с тобой.

— Конечно, я понимаю, извини. Двадцать семь человек в нашей редакции…

— Сколько у вас кабинетов? Или где вы там сидите — в студиях? Как это называется?

— Студия нам выделена, конечно, но там мы работаем только над студийными сюжетами — интервью, комментарий и так далее. А вообще, конечно, сидим по кабинетам, — Николай переглянулся с Андреем. — Сейчас мы посчитаем, я так сразу сообразить не могу.

— Пять кабинетов у наших сотрудников, — сказал Дубов. — Плюс мой кабинет и твой.

— А еще мы пользуемся монтажной, — добавил Николай.

Банда открыл бардачок, чтобы вынуть оттуда новую пачку сигарет. Самойленко, сидевший рядом с ним на переднем сиденье, заметил, как тускло сверкнули в темноте ящичка своими матовыми поверхностями гранаты, и нервно переглянулся с Андреем — Банда был в своем репертуаре.

Коле вдруг вспомнился почему-то тот допрос «с пристрастием», который устроил спецназовец еще в Одессе. Все-таки Банда умеет работать. Он поможет!

— А материалы, о которых вы говорили, из каких комнат исчезали? — продолжал тем временем расспросы московский гость, закуривая очередную сигарету.

— Копия контракта «ушла» из моего кабинета, — начал перечислять Коля. — Файлы были стерты из компьютера, который стоит в кабинете Андрея.

Один видеосюжет исчез прямо из монтажной, но это наша вина — оставили там на ночь. Другой — из кабинета, в котором сидит Лариса Тимошик.

— Это та, которую изнасиловали? — сразу же отреагировал Банда, и Коля лишний раз убедился, насколько цепкая память у его друга.

— Да.

— Хорошо, — Банда сделал в блокноте какие-то пометки. — Теперь еще вопрос: у кого есть доступ в ваши кабинеты, кроме вас?

— В смысле?

— У кого хранятся ключи от ваших кабинетов?

— Ни у кого. У меня — от своего кабинета ключ, у Андрея — от своего.

— Есть еще по дубликату у уборщицы, — подсказал Дубов с заднего сиденья.

— Да, точно.

— А кто у вас уборщицей работает?

— В каком смысле? Что тебя интересует?

— Ну, что за человек? Откуда она взялась? Сколько ей лет? Как она в общении? — попытался сформулировать Банда то, что хотел услышать.

— А-а… Ну, зовут ее Татьяна Сергеевна, ей лет шестьдесят пять — семьдесят, маленькая такая, худенькая старушка… Ну, что еще? — Николай вопросительно взглянул на Дубова: может, тот что-нибудь добавит?

— Работала раньше на автозаводе, во вредном цехе. Передовик, кавалер нескольких орденов и медалей…

— Ты что, серьезно? Откуда ты знаешь?! — удивился Самойленко.

— Знаю… В общем, Александр, человек она очень приятный и, я уверен, очень честный. Через нее бандиты не смогли бы действовать.

— Хорошо, — Банда продолжал что-то помечать в своем блокноте. — Переходим к следующему моменту. Все, что заварилось здесь, «завязано» на компании… как вы ее называли?

— «Технология и инжениринг».

— Ага, — Банда записал название фирмы в блокнот. — Она занималась импортом «вольво», так?

— Да.

— Каков у вас порядок работы над материалами? Сколько человек из двадцати семи ваших сотрудников были заняты этой темой? И кто именно?

— Да никто. Этим я занимался практический одиночку, — уверенно ответил Николай.

— Ну, а кто знал, что ты этим занимаешься?

— Только Андрей и Лариса.

— И она же помогала тебе в чем-то?

— Да, пока я был в больнице, она систематизировала данные из таможенной службы…

— Я помню. Ты уже говорил, — перебил его Банда, не дослушав. — Так, теперь переходим к вашим так называемым оппонентам. Кто владелец фирмы?

— Вообще эта компания зарегистрирована как закрытое акционерное общество, но семьдесят процентов капитала принадлежит Семенову Владимиру Михайловичу, — с гордостью доложил Николай — он действительно гордился тем, как много всего ему удалось узнать о фирме. — Четыре года назад он закончил местный нархоз, с тех пор — в частном бизнесе. При том исключительно в «частном» — не работал ни на какую фирму, не регистрировался как предприниматель, не платил, естественно, налогов. По слухам, он занимался чем-то вроде торговли подержанными автомобилями — то ли сам был перегонщиком, то ли содержал целую сеть таких ребят, более подробно не могу сказать.

— Ясно.

— Александр, мне кажется, что можно проверить и государственные органы — то же управление делами администрации президента. Наверное, их интересы тоже были бы затронуты, если бы наша программа вышла в эфир, — вдруг сказал Дубов. — Мне кажется, тут вполне мог приложить руку тот же Андрей Андреевич…

— Кто такой?

— Президентский «завхоз».

Банда с сомнением покачал головой:

— Нет, Андрей, мне кажется, здесь вы слегка переборщили. Если бы вы наступили на хвост управлению делами, с вами бы нашли другой, более простой способ расправиться — на вас бы натравили ваше же собственное начальство или отлучили бы от эфира…

В конце концов подстроили бы какую-нибудь автокатастрофу. Есть же масса способов с вами, журналистами, справиться. Я бы даже вполне поверил, что та авария, в которую попал Николай, — дело рук спецслужб, потому что сработано неплохо, без следов и эффективно. Но красть ребенка… Нет, это стиль работы негосударственных органов.

— Да урки там сплошные! Мне же звонили, я разговаривал с ними, — горячо заговорил Николай, отчаянно жестикулируя, — даже по голосу слышно, что тот, который мне звонил, весь в наколках. Обыкновенные уголовники.

— Ну, не совсем обыкновенные, — поправил друга Банда. — Обыкновенные работают на более низком уровне… Ладно, пока мне достаточно информации. Теперь, мужики, ваша очередь меня выслушать. Запоминайте все, что я буду вам говорить и показывать, — у нас очень мало времени, и права на ошибки мы не имеем.

— Слушаем тебя.

— Андрей, подайте мне вон тот чемоданчик, что рядом с вами, — обернулся Банда, показывая Дубову на симпатичный кейс, лежавший на заднем сиденье. — Спасибо. А теперь, Коля, смотри внимательно.

Банда положил кейс себе на колени, щелкнул замками и откинул крышку.

В чемоданчике оказался аппарат, чем-то напоминающий транзисторные магнитолы советской эпохи — с выступающими наружу ручками настройки и складной антенной. Вот только шкалы волн у этого аппарата не было, да и защитный цвет его прямо указывал на специфический характер его предназначения.

— Держите, Андрей, вот эти пять «пуговичек», — Банда достал из специального отделения своего «хитрого» кейса пять странных маленьких круглых железяк, действительно очень похожих на пуговицы, и протянул ему. — У вас в редакции какого типа телефоны? Надеюсь, вы еще не настолько успели разжиреть, чтобы установить сплошные «панасоники»?

— Ну, факс у нас есть, конечно… — немного обиженно заметил Самойленко, но его опять перебил Дубов:

— Обыкновенные у нас телефоны — кнопочные мыльницы, которые строгают тут, в Минске.

— Отлично. Ты, Коля, можешь собрать всех сотрудников в своем кабинете и провести что-то вроде планерки? Так, чтобы другие кабинеты на некоторое время опустели?

— Зачем?

— Пока вы будете вроде бы совещаться, Андрей вложит в каждую телефонную трубку «пуговичку». В каждый аппарат…

— У нас десять аппаратов, — растерялся Дубов.

— Почему десять?

— В каждой комнате по два аппарата на один номер — у нас же по три, по четыре, а то и по пять человек в одном кабинете сидят.

— Ясно. Держи еще пять микрофонов, — Банда отсчитал еще пять «пуговиц». — Слушай, а давай и впрямь на «ты»?

— Конечно, — Андрей с удовольствием пожал протянутую ему Бандой руку.

— Не имеет значения, куда будешь класть эти штучки — около микрофона или около наушника — слышимость все равно будет отличной. Проверено.

— Хорошо.

— Не забудь подготовиться — возьми отвертку…

— Да понимаю я все!

— Мужики, не обижайтесь, я напоминаю о чем-то только потому, что мы должны учитывать каждую мелочь — засыпаться нам нельзя. «Засветиться» — ни в коем случае. Если среди ваших людей есть кто-то, кто работает против вас, и этот оборотень сообщит о нашей активности бандитам… — Банда хотел продолжить фразу, но, заметив вдруг напрягшееся лицо Николая, не договорил. — Короче, сами понимаете.

— Конечно.

— И еще. Больше — никому о том, что я здесь. Слышите? Даже собственным женам ни слова. Бойтесь даже во сне проговориться.

— Ну, моя-то будет знать, ты же у меня жить будешь, — улыбнулся Андрей, похлопав Банду по плечу.

— Твоей можно знать, что я — твой знакомый из Москвы. Но — не больше.

— Ясно, не волнуйся.

— Так, Коля, надеюсь, ты сумеешь что-то придумать, чтобы выманить своих людей из кабинетов и дать Андрею время установить «жучки»?

— Сумею.

— Отлично. После того, как «пуговицы» будут на местах, всех выгоняешь, закрываешься, ставишь перед собой кейс, включаешь вот здесь.

— Понял.

— Поднимаешь вертикально антенну и выдвигаешь — это как обычно. Громкость — на «тройку» для начала. Потом подрегулируешь, но смотри, осторожно — звонок будет слышен раз в десять громче, чем разговор. Не оглохни.

— А из коридора не услышат?

— Вот наушник. В это гнездо вставишь перед включением, — показал Банда.

— На одно ухо?

— Как в армейской радиостанции — чтобы другим ухом слышал, что вокруг творится.

— Ясно.

— Как только разговор покажется тебе интересным или даже просто непонятным — нажимай вот эту кнопку. Весь разговор будет записан, потом прослушаем вместе.

— Хорошо.

— Дальше. Вы должны создать видимость, что приняли все условия бандитов. Демонстративно уничтожайте копии, стирайте все сюжеты с кассет. Но не забудьте, конечно, — вдруг улыбнулся он, — оставить хотя бы одну копию для меня — я ведь еще вашей программы не видел.

— Оставим! — понял его Самойленко. — А как быть с программой, которая запланирована на пятницу?

— Какой крайний срок для снятия ее с эфира?

— Да хоть за час до выхода — замену найдут, хотя выговора мне в таком случае не избежать.

— Ну, выговор ты переживешь, поэтому программу пока не трогай. А по редакции обязательно пустите слух, что ее снимают с эфира. Что Коля сам этого хочет — мол, не доработан какой-нибудь сюжет или еще что-то в этом роде.

— Будет сделано.

— Так. Ну, что я еще забыл?

Андрей с Николаем смотрели на него молча, полностью признав право Банды на старшинство, и были готовы подчиниться любой его команде.

— Вроде пока все, — сам себе сказал Банда, еще раз внимательно просмотрев свои записи.

— За работу?

— Да. Встретимся с вами… Во сколько уходят с работы ваши сотрудники?

— Часов в пять, в семь, иногда, когда работа есть, и в полночь.

— Сегодня работы, я надеюсь, не будет? — спросил Банда почти утвердительно.

— Конечно. Сегодня закончим в семь — самое позднее.

— Хорошо. Встречаемся здесь же в восемь. Но только будьте внимательны — не приведите никого за собой.

— Обижаешь… — попробовал возмутиться Николай, вдруг почувствовав себя задетым.

— Не обижаю, а хочу, чтобы все прошло без сбоев, — жестко оборвал его Банда. — Сделаем даже так — приедете, встанете в пятнадцати метрах от моей машины и сидите, даже в мою сторону не глядите. Я сам к вам подойду. Когда можно будет, конечно.

— Хорошо.

— Ну, все тогда. Езжайте на работу. А то уже десять, вам давно пора быть на месте…

С «жучками» все удалось провернуть быстро и незаметно. Когда Андрей закончил свою работу, он зашел к Самойленко, который тоже завершал незапланированную летучку.

— Можешь включать, — сказал он другу, когда они остались в кабинете одни.

— Все в порядке?

— Как в лучших домах Парижа и Лондона! — Андрей явно был доволен своей работой.

— Тогда иди.

— Я тоже хочу послушать.

— Андрей, я же должен закрыться с этой штукой… — мягко напомнил ему Коля.

— Ладно, но…

— Ты пока иди все уничтожай, все лишние копии. Если кто спросит, что делаешь, — отвечай, что, мол, я распорядился, что дело прогорело, не стоит выеденного яйца, словом, сам знаешь, что говорить.

— Конечно, я найду, что сказать. Учить меня не надо. Но потом я приду и постучусь в твою дверь вот так, — Дубов продемонстрировал на крышке стола Самойленко условный стук, — и ты мне откроешь. О'кей? Мне ведь тоже охота посмотреть, как эта штуковина работает.

— Хорошо. Иди…

Самым большим недостатком системы оказалось то, что она могла прослушивать все разговоры одновременно — если говорили сразу по нескольким аппаратам в один и тот же момент.

Но такое случалось, во-первых, не слишком часто — слава Богу, на прослушивании было всего лишь пять номеров. А во-вторых, Коля быстро приспособился к аппарату, не вслушиваясь особенно в разговор, если он не относился к делу.

А наслушался в первые же часы сидения с наушником на голове такого!

В какие-то моменты ему даже становилось чисто по-человечески неловко перед своими сотрудниками, но Самойленко сразу же заставлял себя вспомнить, ради чего, собственно, он этим занимается, и продолжал сидеть, сжав зубы, слушая болтовню своих коллег.

Про что только не говорит человек по телефону!

Он знал, например, что у Кати Высоцкой, молодой девчонки-журналистки, которая пришла к ним в бригаду сразу после журфака, сегодня утром начались месячные, и теперь она, по ее же выражению, «кончалась» и хотела только одного — умереть.

Он знал теперь, что в обед ассистенты оператора, два забулдыжных парня, помогавших устанавливать свет, таскать декорации, тяжелые телекамеры, решили «вздрогнуть» и пригласили по этому поводу такого же кадра из другой редакции.

Он узнал, что у монтажницы Зиночки жмут сапоги, у администратора Клавдии Петровны взорвалась ночью банка с огурцами, а у водителя редакционного «рафика» Пети в шесть назначено свидание — на служебной машине, естественно.

У Коли от всех этих разговоров голова шла кругом. Самое обидное — ни один звонок не помогал приблизиться к разгадке…

Нужный разговор состоялся часа в четыре, ближе к концу рабочего дня.

— Здравствуйте. Ларису Тимошик можно? — спросил мужской голос, и Николай вдруг весь напрягся — голос показался ему знакомым.

Еще не успев осознать, почему он так поступает, Самойленко нажал кнопку записи, на которую показал ему Банда.

— Я слушаю.

— Привет, Лариса. Узнаешь?

— Д-да, — с некоторой заминкой ответила девушка, и Николай удивился, как сразу же изменился ее тон.

— Ну, как у вас там дела? Скоро ли выйдет передача про нашу фирму?

— Подожди, — наверное, Лариса прикрыла трубку рукой, так как голос ее стал глуше:

— Девочки, выйдите в коридор покурить, а? Ничего не слышно!

— Кавалер у тебя вдруг появился? Поздравляем! Раскажешь потом?.. Ладно, пошли, Катя, не будем ей мешать, — было слышно, как вышли из кабинета Высоцкая и Козлова, оставив Ларису одну.

— Так как наши дела, милая? — снова вкрадчиво поинтересовался мужчина.

— Юный, что вы наделали? Я не могла даже допустить, что вы способны на такое!

— А что ты думала, интересно?

— Не знаю… Запугать… Купить… Но украсть и убить ребенка?! Что вы за звери в конце концов! — заплакала в трубку Лариса, и Коля почувствовал, как хочется ему броситься в ту комнату, откуда она говорит, стукнуть ее головой о стенку, выбить из нее признание: кто это, откуда она его знает, где его дочь, его Леночка?

— Ну ты, тише! Чего ты трындишь? Хочешь, чтобы тебя услышали?

— Мне все равно!

— Да? А «бабки», которые ты от нас получила, — они тебе не все равно?

— Сволочи!

— Заткнись, сука, кончай ныть! Заманала, падла! Я спрашиваю тебя, как реагирует Самойленко? Что он делает? Снял программу с эфира? Заявил в милицию? Что они тебе говорили? Ты же у них своя!

— Своя?.. Иуда я!

— Что? Ты разве жидовка?

— Ты все равно не поймешь…

— Кончай базар. Что там у вас слышно?

— Дубов уничтожает все копии документов, все видеосюжеты по вашей фирме. Самойленко вроде ходил к начальству — программу снял с эфира.

— Точно?

— Дубов так говорил.

— Перепроверь, ясно?

— Хорошо.

— А как Самойленко?

— Нет его целый день. С утра только был, провел летучку.

— А где он?

— Откуда я знаю? Кабинет закрыт, он куда-то ушел. Может, и домой. Думаешь, жене его сейчас легко?

— Эх, жаль, не было этой дуры дома, когда мы приходили. Иначе бы мы с ней «побаловались» — для дополнительной профилактики, чтобы ему жизнь малиной не казалась! — противно заржал бандит, и Коля в бессильной ярости грохнул по столу кулаком.

— Скотина!

— Заткни ребало свое, ясно? — заревел Юный. — А то и тебе вставим. Ясно?

— От вас всего можно ожидать.

— Вот именно. Короче, завтра позвоню, перепроверь насчет эфира, поняла?

— Хорошо. Слушай, Юный, скажи, а с девочкой-то все в порядке?

— Чего? Жалко вдруг стало?

— Ну, скажи!

— Да не сцы, все в порядке. Малая нам не нужна. Кстати, он в ментовку не заявлял?

— Нет, насколько я поняла. Мне Андрей сказал, что у Коли такие неприятности.

— Ну, пока!

— Погоди! А где вы Леночку держите?

— А тебе зачем?

— Просто. Она ведь маленькая.

— Не бойся. Я свою старуху с ней посадил.

— Там, на даче?

— Только попробуй туда сунуться героизм проявлять — пойдешь в колодец, ясно? Там мои ребята сидят, и они знают, как реагировать. Поняла?

— Да…

В наушнике раздались короткие гудки.

Коля выключил аппарат и стянул наушник с головы.

У него были крепкие нервы, но сейчас, вытаскивая из «аварийной» пачки сигарету (он бросил курить несколько месяцев назад), он заметил, как дрожат его руки.

Самойленко встал, подошел к сейфу, вынул оттуда начатую бутылку водки, зубами сорвал пробку, налил полстакана и выпил залпом. Постояв несколько секунд в раздумьях, выпил еще.

Руки дрожать не переставали…

— Ну, ребята, это не просто удача — это успех! — настроение у Банды после совместного прослушивания записи в машине на стоянке у Московского кладбища резко улучшилось. — Теперь, Коля, могу тебе гарантировать на восемьдесят процентов, что Леночку мы обязательно вернем еще до пятницы.

— А остальные двадцать?

— О них мы узнаем чуть позже.

— Лариса… — в задумчивости качал головой Андрей Дубов, все еще не оправившись от шока. — Ну, братва, от нее я этого не ожидал!

— Я тоже, — поддержал его Самойленко.

— Эх, мужики, забыли, что ли, женщины — элемент хрупкий и легко соблазняемый. Чем он ее взял — не знаю, — рассуждал Банда, — но что взял чем-то — факт. Теперь неудивительно, что у вас документы исчезали прямо из-под носа. Неудивительно, что о каждом вашем шаге и о каждом новом сюжете бандиты знали все.

— Да…

— Но ничего, — Банда открыл свой блокнот и улыбнулся, — теперь и мы кое-что знаем. И не так уж мало… Слушайте, что удалось сегодня сделать мне. Во-первых, я поднял здесь кое-какие данные и выяснил, что на территории Белоруссии это первое настоящее похищение ребенка…

— Что значит — «настоящее»? — мрачно уточнил Самойленко, — В смысле — организованное преступной группой, которой нужно путем подобного шантажа чего-то добиться. Было до этого несколько случаев, но там все элементарно — то какому-то деревенскому алкоголику на бутылку не хватало, то обиженный разведенный папашка таким способом свидания с ребенком добивался, — спокойно разъяснил Банда. — Значит, если предположить, что бандиты местные, они действуют по наитию, не имея даже примеров чужого опыта.

— Это хорошо или плохо?

— Скорее хорошо. Они будут действовать шаблонно, стандартно, как все первопроходцы. К тому же они будут совершать много ошибок — например, в охране ребенка, в контактах. Вот тот же звонок Ларисе — это уже ошибка. Они должны были разговаривать только с тобой…

— Стой, Банда! — вдруг вскричал Самойленко. — Я совсем забыл! Сколько времени?

— Половина девятого, — ответил Дубов.

— Андрей, срочно вези меня домой. Мне в девять должен звонить бандит…

— Хорошо, едем, — согласился Банда.

— И ты?

— Конечно. Только вот что — принеси мне из своей машины кейс с аппаратурой, возьмешь «жучок», вставишь в свой телефон. Я тоже хочу послушать.

— Хорошо.

— И еще. Говорить будешь спокойно, не нервничая. И ни словом, ни звуком не дай Бог тебе обмолвиться о том, что ты знаешь что-то про Ларису!

— Я понял.

— Неси приемник.

Самойленко вернулся с чемоданчиком Банды буквально через минуту.

— А теперь адрес продиктуйте.

— Так поезжай за нами…

— А вдруг твой подъезд «пасут»? Нет, я сам твой дом отыщу, специально карту Минска днем купил. А вы езжайте… Только скажи, куда выходят окна комнаты, в которой у тебя стоит телефон.

— Как куда — во двор. У меня там нет дорог, всюду двор — район спальный.

— Я не про то. На какую сторону — на фасад, где парадный подъезд, или на тыльную сторону дома?

— А-а! На подъезд.

— А какой номер подъезда?

— Второй. Ровно посредине дома.

— Все. Понял. Езжайте! После разговора снова в машину — и в город. Я вас где-нибудь тормозну, если все будет спокойно. Поговорим.

Разговор с Юным вызвал в душе Ларисы настоящую бурю. Не в силах больше находиться на работе, она тут же ушла домой, где заперлась в своей комнате и, с плачем упав на кровать, зарылась головой в подушки.

Какая же она подлая! Как она могла так поступить!

Она ведь так хорошо знала Наташу, бывала у них дома, поздравляла ее, когда Леночке исполнился год.

Она помнила, как хорошо относилась к ней Наташа — Коля даже пошутил однажды, что его ревнивая жена готова ревновать его ко всем, кроме нее, Ларисы.

И чем она им отплатила!

Она так уважала Колю, который раскрыл в ней талант журналиста, учил ее работать в эфире, обращаться с камерой, оперировать фактами, разговаривать с людьми.

Он учил ее ответственности за сказанное в эфире слово и ненавязчиво рекомендовал даже, в какой одежде лучше появляться на экране, перед зрителями.

И чем она ему отплатила!

Ей было страшно.

И ей было противно от себя самой.

Чем больше она думала, тем сильнее понимала, что обратной дороги для нее нет, что уже никогда, даже если все кончится благополучно, не сможет она прийти в их дом, смотреть в глаза этим людям — и не чувствовать перед ними животного страха и нечеловеческого позора.

Ей было очень плохо, и в какой-то момент она подумала, что могла бы совершить по крайней мере один достойный поступок — рассказать Николаю все, что знает.

Но потом вдруг в ее голове возникло ясное и простое слово, которое наиболее точно определяет то, что она сделала, — «преступление».

И она поняла также, что сама покаяться и признаться во всем не сможет…

Телефон зазвонил в десять минут десятого — бандиты были не слишком пунктуальными, и эти десять минут показались Коле целой вечностью.

— Самойленко?

Николай вздрогнул — нет, он не ошибся, именно с этим человеком разговаривала сегодня Тимошик.

Он сжал зубы, собрал свою волю в кулак и через мгновение ответил:

— Я.

— Ну что ж, нам понравилось, как ты себя сегодня вел. Хороший мальчик.

— Пошел на хрен.

— Ну-ну, не ругайся. Мы действительно контролируем каждый твой шаг, знаем про все твои сегодняшние распоряжения на работе. Молодец. Ты все понял правильно. Если будешь и дальше умницей, ты увидишь свою Леночку. Ты согласен и дальше вести себя так же разумно?

— Кончай трепаться. Ты дочку мне привел к телефону, как обещал?

— Осталось четыре дня, Коля, не вздумай выкинуть какой-нибудь фокус. А то получишь ушки дочери в конверте по почте. Ты же понимаешь?

— Блядь, ты заткнешься?! — взревел Николай.

Если бы сейчас эта мразь была рядом, Коля бы зубами вгрызался ему в горло, голыми руками разодрал бы на части, ногами растоптал его голову, как спелый арбуз! — Я тебя все равно убью, сука!

— Ох, напугал!

— Где дочь?

— Ты уже успокоился? Тебе не стоит так нервничать, а то я тоже нервным бываю, ясно тебе, петушина? Я от тебя, козел, этих наездов терпеть не собираюсь, ясно? — завелся на том конце провода и бандит, которому изменило наконец его идиотское чувство юмора — может быть, он услышал в голосе Николая что-то такое, что его не на шутку испугало.

Это было бы неудивительно — Самойленко рычал так, как может рычать разъяренный лев, детенышу которого угрожает опасность.

— Ладно. Все. Давай успокоимся оба, — постарался сдержать себя Николай, кивнув Андрею и Наташе, которые подскочили к нему, когда он закричал в трубку. — Ты привел дочку?

— Да. Я играю честно — можешь убедиться. Сейчас, подожди секунду.

В трубке послышалась какая-то возня, затем раздался шепот женщины:

— Ну, поговори с папой. Скажи ему что-нибудь. Ну, давай, Леночка, не бойся.

Но вместо того, чтобы что-нибудь пролепетать, Леночка вдруг расплакалась.

Коля услышал этот плач и тоже чуть не расплакался — сомнений быть не могло, это был голос Леночки.

— Чего-то плачет она, — мрачно прокомментировал бандит — наверное, и в нем что-то шевельнулось. — Но ты убедился, что с твоей дочерью все нормально?

— Д-да, — дрогнул голос Николая.

— Тогда все, пока. Завтра еще позвоню. Примерно в это же время…

— Я слышал разговор. Вроде с Леночкой все в порядке? — полувопросительно-полуутвердительно сказал Банда, когда полчаса спустя, подъехав к центру города, они снова все вместе сошлись в его машине.

— Кажется, да.

— И слава Богу. Не думай пока об этом, — Банда положил руку на плечо друга. — Давайте я вам расскажу, что еще за сегодня выведал.

— Ну?

— Но только сначала мне нужен адрес этой вашей Ларисы Тимошик.

— Заславская, дом двадцать…

— Я буду ехать, а ты мне, Андрей, дорогу показывай. Свою машину закрыл?

— Да.

— Ну и замечательно, — Банда тронул «Опель» с места. — Короче, слушайте. Через свою «контору» я связался с вашим КГБ. Выяснилось, что на Семенова Владимира Михайловича, генерального директора — ЗАО «Технология и инжениринг», нет ничего — не привлекался, не замешан, не подозревался. Его пытались какое-то время контролировать в связи с выполнением государственного контракта…

— Это как раз тот контракт, который мы крутим?

— Как я понял, тот самый, — подтвердил Банда. — Короче, его проверили — все чисто. Ни у кого никаких претензий. Даже связей нет порочащих. Только брат двоюродный, Игорь Михайлович Захарчук, — бывший зэк-рецидивист, да и тот в последние годы резко завязал.

— И очень резко? — вдруг с непонятной иронией переспросил Самойленко.

— А что тебе не нравится? — удивился Банда. — Мне так ваши же органы сообщили.

— А ты что. Банда, вздумал раскрыться перед ними в том, что ты здесь?

— А ты что, меня за идиота принимаешь? — пожал плечами Банда. — Я связывался со своими, а уж они сделали запрос — по-дружески, по-соседски…

— Ясно.

— Так что тебе не понравилось в Захарчуке?

— Игорь Михайлович Захарчук, по прозвищу Захар, — крупнейший авторитет Минска, и это нашему КГБ надо было бы знать. Именно бригада Захара «отыграла» в свое время авторынок у Молдавана, когда его перенесли со стадиона «Локомотив» за кольцевую автодорогу. И именно они заправляют теперь торговлей автомобилями в городе.

— А ты откуда знаешь? — снова удивился Банда.

— Я про эти дела еще год назад забойную передачу подготовил. Помнишь, Андрей?

— Конечно, еще бы!

— У Захара — мощнейшая бригада, настоящая армия с железной дисциплиной…

— Лучше бы ты этого не говорил, — огорчился Банда. — Ведь вполне логично предположить, что ваш Семенов мог именно братика своего, Захара, попросить «поработать» над твоей проблемой.

— Логично.

— В таком случае будем воевать с армией, как ты выражаешься, Захара, что делать, — заключил Банда. — По крайней мере, не все так плохо — мы даже догадываемся, кто именно наш враг. А это уже кое-что…

— А чего мы у Ларисы-то забыли? — спросил вдруг Самойленко, но Банда вместо ответа лишь улыбнулся:

— Увидишь. Обещай мне только одно — не распускать руки и не нервничать. Хорошо?

— Ладно…

Позвонили в дверь поздно, около одиннадцати.

«Кого это черт мог принести на ночь глядя?» — тревожно подумала вдруг Лариса, прислушиваясь к разговору матери с нежданным гостем в коридоре.

— Лариса, это к тебе. Выходи! — позвала наконец ее мама, в душе даже обрадовавшись визиту этого незнакомого молодого мужчины — был хоть повод вытянуть дочку из комнаты: Лариса как за, перлась у себя, так больше и не выходила, даже отказавшись поужинать.

Лариса наскоро поправила прическу, глянув в зеркало, запахнула поглубже халат и вышла в коридор, снедаемая любопытством и тревогой одновременно.

В прихожей стоял абсолютно незнакомый ей человек. Красивый, высокий, широкоплечий, с короткой аккуратной стрижкой, в укороченной кожаной куртке, странных камуфляжных брюках и кроссовках, он был бы очень похож на бандита, если бы не одно обстоятельство — он был все же какой-то не такой, как окружение Юного.

Увидев его, в первую же секунду Лариса подумала: «Надо же, как бывает — ведь бандит бандитом, а морда интеллигентная, располагающая».

И эта доброжелательная улыбка…

— Что вам нужно? — спросила Лариса как можно строже, стараясь не поддаваться на эту улыбку.

— Вы Лариса?

— Я.

— Мне нужно с вами поговорить.

— В такое время?!

— Дело очень срочное, поверьте. Отлагательства не терпит никак, — Говорите.

— Давайте выйдем на лестничную площадку.

— Ага, как же… — начала было девушка, но парень перебил ее:

— Не бойтесь, я пришел один и клянусь вам, что ничего вам не сделаю.

— Ладно.

Они вышли на лестницу, и Лариса прикрыла за собой дверь квартиры — на всякий случай: если мать пожелает что-то подслушать, пусть уж лучше ей это не удастся.

— Ну, я вас слушаю.

На какой-то миг Банда засомневался — говорить с ней от имени ее знакомого Юного или представиться другом Самойленко и Дубова. Ведь до этого момента он действовал чисто по наитию, не сомневаясь лишь в том, что ему нужно срочно переговорить с Тимошик. А как он это осуществит, казалось ему делом второстепенным и не таким уж трудным.

— Меня прислали за вами… — начал он, все еще не придумав, на кого сослаться.

— Кто? — уточнила Лариса, тут же почувствовав его нерешительность.

— Юный.

Выражение лица девушки немедленно изменилось — если до того, как Банда вымолвил это имя, она смотрела на него, быть может, и не с интересом, но, по крайней мере, не враждебно, то сейчас глаза ее сверкнули ненавистью:

— Слушай, ты! Катись отсюда вместе со своим Юным! И передай ему, что если только он еще раз приволочется ко мне или позвонит — я сдам его с потрохами! Мне бояться больше нечего. Отбоялась уже. Я из-за вас, подонков, сама сволочью стала, такой же, как вы. Пошел отсюда!

Она наступала на него, с яростью выкрикивая эти слова, и Банде показалось даже, что девушка собирается его вот-вот ударить.

Что ж, имя Юного «не прошло». Оставалось использовать второй, настоящий вариант:

— Лариса, погодите. Я пошутил. Я не от Юного. Просто не знал толком, в каких вы с ним отношениях.

Опешив, она замолкла на полуслове, а затем совсем растерянно подняла на него глаза:

— Если вы не от Юного, то кто вас прислал? Что вы от меня хотите? И откуда вы знаете этого Юного?

— Я… Как вам сказать? — замялся на мгновение Банда, не зная толком, как объяснить ей все побыстрее и попроще. — Я — друг Николая Самойленко.

— И… — она просила продолжения, но голос ее звучал безжизненно, обреченно.

— Ему очень нужна ваша помощь. Без вас мы не сможем спасти Леночку.

— Понятно.

— Я очень прошу вас одеться и спуститься со мной в машину. Она у подъезда.

— Хорошо, сейчас, — ответила она бесцветным голосом, повернулась и исчезла в квартире, не пригласив мужчину войти.

Несколько минут, пока Лариса одевалась, показались Банде целой вечностью — и он клял себя за неосторожность. Ему чудилось, что Тимошик уже набирает номер Юного, предупреждая того, что в игре появился новый участник. В какой-то миг он вынул из кармана нож, готовясь перерезать на всякий случай телефонный провод, тянувшийся из распределительной коробки, но потом все же одумался, решив положиться на удачу.

Вскоре Лариса вышла — в джинсах, свитере, куртке, готовая идти с ним, и Банда вздохнул облегченно.

— Пойдемте, — предложила девушка, и они поспешили вниз по лестнице…

На ее приветствие сидевшие в машине Андрей и Николай не отозвались.

«Все знают!» — подумала Лариса, но это обстоятельство почему-то не взволновало ее.

Какая-то апатия овладела ею — она знала, что все кончено, что больше не будет любимой работы на телевидении, по крайней мере, в редакции Самойленко. Она понимала, что теперь за ней надолго установится нехорошая слава, и даже если никто ничего не будет знать конкретно, отношение к ней в среде журналистов будет уже совсем другим — предательства здесь не прощали.

Но она относилась теперь ко всему почти равнодушно. Правда, это было больше похоже на обреченность — изменить что-либо было уже невозможно. За все на свете когда-нибудь приходится расплачиваться, и расплата тем дороже, чем сильнее проступок.

— Ну что ж, Лариса, — нарушил молчание Банда, — приблизительно мы знаем, какую роль вы сыграли во всем этом жутком деле. Конечно, мы понимаем даже, что вы согласились помогать бандитам не по собственной воле…

— Конечно! — вдруг горячо воскликнула девушка. — Коля, прости меня!

Самойленко, сидевший на переднем сиденье, не ответил, в ярости отвернувшись к окну.

— Ребята, меня вынудили… — она попыталась все же оправдаться, чего бы ей это ни стоило.

— Как и когда? — строго переспросил Банда — он понимал, что Ларисе надо дать сейчас время для оправданий, надо дать ей почувствовать, что она нужна им и что они, несмотря ни на что, ей еще доверяют. В таком случае можно было бы рассчитывать на ее помощь.

— Тогда, тем мартовским вечером… Помнишь, Андрей, я рассказывала, как меня изнасиловали?

— Ну…

— Вот тогда все и случилось… Поймите меня правильно, я не героиня-одиночка. Когда я оказалась один на один с этими подонками, я просто испугалась.

— Пожалуйста, расскажите подробнее, Лариса, как все произошло? — попросил ее Банда. — Ваша информация, притом любая, относительно этого Юного может оказаться для нас очень важной и нужной.

— Хорошо, сейчас расскажу… Я шла вечером по проспекту Машерова, возвращалась домой с работы, когда рядом вдруг остановилась машина.

— Какой марки была машина, она не помнит, — прокомментировал Дубов, вспомнив путаные объяснения девушки на следующее после этого происшествия утро.

— Я не «не помню», я просто не знаю этих самых марок! Ну, не знаю я машин, кроме наших «жигулей» да «мерседесов»! — чуть не сорвалась на крик девушка, и Банда вмешался, успокаивающе подняв руку:

— Я вполне вам верю. Что было дальше?

— Они…

— Кто «они»?

— Их было трое. Один за рулем, он даже не показывался, и еще двое. Они как раз и вышли из машины, о чем-то меня спросили, а затем затолкали на заднее сиденье.

— Как они выглядели?

— Один — более молодой. Симпатичный такой на первый взгляд, обходительный. Это у него кличка Юный, может, как раз из-за его внешности. Именно он заправляет в той банде, и его все слушаются, я потом в этом убедилась… Второй был постарше — крепкого телосложения, короткостриженный, руки в наколках, как у уголовника. У него то ли имя, то ли кличка — Арнольд.

— Что было дальше?

— Они завязали мне глаза и связали руки, а когда развязали — мы были уже на даче. Юный говорил со мной вежливо, а Арнольд все время угрожал и даже несколько раз ударил. Наверное, они специально так себя вели — чтобы на контрасте я решила довериться Юному.

— А что он хотел от вас?

— Хотел в подробностях знать, чем занимается Николай. Его интересовало все — что именно он знает, откуда знает, какие у него есть документы — словом, все-все.

— А почему выбор их пал именно на вас?

— В то время Николай лежал в больнице после аварии, а мне именно тогда поручили проверить все данные из Таможенного комитета и налоговой службы по поводу дел фирмы «Технология и инжениринг»….

— Я дал задание, — снова пояснил Дубов. — Откуда я мог знать, что дело так обернется? Она всегда была нашим лучшим работником — исполнительная, аккуратная. Даже Коля не имел от нее секретов, посвящал ее в свои дела. Вот я и решил, что ей можно…

— Юный очень хотел знать имя того человека, который натравил Самойленко на его фирму.

— Значит, это его фирма? — уточнил Банда.

— Может, и не его, но он, по крайней мере, очень заинтересован во всем, что касается ее дед. Возможно, конечно, что его наняли.

— Хорошо. Что было дальше?

— Дальше?.. — Лариса некоторое время молчала.

Чувствовалось, что говорить ей об этом трудно — воспоминания, наверное, жгли душу.

Но, собравшись с силами, она все же продолжила свой рассказ:

— Я отказывалась с ними разговаривать на эти темы. Юный меня все время уговаривал, даже угощал каким-то фирменным шампанским, а Арнольд, наоборот, все время орал, что… вывернет мне матку.

Эти слова, произнесенные молодой женщиной, произвели на ребят тяжелое впечатление. Они молча переглянулись, продолжая слушать ее рассказ.

— Короче, вскоре им это надоело. Юный спокойно отошел к камину, а на меня набросился Арнольд. В считанные секунды я оказалась… без ничего…

— То есть? — жестко переспросил Банда. Он придерживался железного правила проведения допросов — все должно быть предельно ясно и конкретно, без намеков и недоговоренностей. Только тогда можно сделать вывод о том, все ли выложил допрашиваемый или что-то скрыл, недоговорил.

— Он сорвал с меня блузку, бюстгальтер, юбку, разорвал колготки… Я лежала на диване совсем голая, на мне оставались только трусики. Арнольд вытащил из-за пояса наручники, заломил мне руки и сковал их за спиной. Теперь я была практически беспомощной — со мной можно было делать все, что хочешь.

Она замолчала — рассказ давался ей тяжело. Ребята не торопили Ларису, понимая ее чувства.

— В этот момент Юный подошел ко мне и помахал перед носом пачкой долларов. Слушай, говорит, меня внимательно — вот тебе пять штук баксов, и ты работаешь на нас. Если откажешься, Арнольд пощекочет тебя своей вазелиновой головкой. Я послала его, тогда Арнольд рванул на мне трусики…

Ребята слушали молча, не задавая вопросов, не перебивая — они понимали, что сейчас для нее очень важно выговориться. Не только Дубов и Банда, но даже Николай вдруг почувствовал, что испытывает к ней что-то вроде жалости.

Лариса вдруг тихо заплакала, иногда всхлипывая чуть громче, а когда заговорила опять, голос ее дрожал от слез:

— Ребята, поймите же меня… Но у меня не было выбора. Я сказала, что согласна на все, лишь бы он отогнал от меня эту обезьяну.

— Мы понимаем, — сдержанно ответил за всех Банда, — и не осуждаем вас, поверьте.

— За «обезьяну» я со всего размаху получила от этого Арнольда кулаком по лицу… Думала, он мне челюсть сломает. Но обошлось…

— И что было дальше?

— Дальше они позволили мне одеться, и мы сидели, разговаривали…

— Так изнасилования никакого все-таки не было? — удивленно спросил Дубов.

— Не было.

— А зачем же ты тогда мне наврала? — начал было Андрей, но Лариса сразу же перебила его, даже не дослушав:

— Рассказ об изнасиловании придумал Юный. Он посчитал, что так мне будет легче действовать, я вроде как жертва, буду у вас вне подозрений.

— Профессионал, ничего не скажешь! — покачал головой Дубов.

— Не профессионал, а обыкновенный прощелыга, который слегка изучил психологию людей, — впервые подал голос Самойленко. — И как же ты «действовала»? Это ты похищала у нас документы и видеосюжеты?

— Я.

— А где ты взяла ключи от моего и Андрея кабинетов?

— Это оказалось не сложно. Вы же не прятали их от меня? — огрызнулась девушка. — Я сделала слепки, а Юный изготовил по ним ключи.

— И как с вами расплачивались? — снова взял нить допроса в свои руки Банда.

— Мне больше не давали денег. Они просто меня шантажировали — мол, свое ты уже получила, теперь, если откажешься, мы тебя опозорим перед твоими коллегами навек, а в придачу еще и в ментовку сдадим.

— Классический прием, — прокомментировал Банда. — Элементарная посадка «на крючок». Крайне сложно с него спрыгнуть, разве только найти какой-нибудь способ вернуть доллары. Кстати, а как закончился тот вечер?

— Меня отвезли утром на машине почти к самой работе, к телецентру.

— Снова с завязанными глазами?

— Нет.

— Очень хорошо, — обрадовался Банда. — Я надеюсь, вы запомнили место, где находится та дача?

— Вообще да. Я, пожалуй, узнаю его, если увижу снова. В том дачном поселке это был самый большой и богатый дом, с оригинальной кирпичной оградой в полтора человеческих роста.

— Отлично! — Банда переглянулся с ребятами. — Лариса, я не буду пока у вас больше ничего спрашивать ни про технику похищения материалов, ни про то, какие чувства вы при этом испытывали…

— Испытывала… Что я могла испытывать — мне было жутко противно, поверьте!.. Николай, поверь мне — я места себе не находила…

— Иди ты, — Коля снова отвернулся к окну, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Лариса, теперь самые важные вопросы. Я надеюсь, вы понимаете, что лучше, пожалуй, вам будет ответить на них честно, — продолжил допрос Банда.

— Спрашивайте.

— Как вы связывались с бандитами?

— Я не связывалась никак… Они сами звонили мне — то в редакцию, то домой.

— Хорошо, допустим. А что вы знаете о похищении дочери Николая, Леночки?

— В понедельник часов в одиннадцать утра Юный позвонил мне на работу. Я сказала, что программа практически готова к эфиру и что сегодня после обеда, закончив последний монтаж, ее сдадут в Главную редакцию для утверждения и просмотра.

Юный очень разволновался, сказал, что скоро перезвонит…

— И перезвонил?

— Да, через час. Он назначил мне встречу без пятнадцати два на площади Независимости.

— Вы пришли?

— Я не могла отказаться. Вы же сказали; что понимаете меня… Да, я пришла, потому что висела уже у них «на крючке» очень основательно.

— И что было дальше?

— Мы… — Лариса украдкой взглянула на Николая, на секунду замолчав, а затем, опустив взгляд и набрав побольше воздуха в легкие, призналась:

— Мы подошли к телефонной будке, и он скомандовал — звони Самойленко.

— Куда вы должны были ему позвонить?

— Я спросила у него то же самое. Он потребовал звонить домой.

— Но ведь дома…

— …никого не оказалось. То есть дома сидела с Леночкой только Степанида Владимировна. Я ее знала, несколько раз видела, когда к Коле приезжала, да и Коля о ней как-то рассказывал…

Самойленко вдруг заскрежетал зубами и сделал резкое движение в сторону Ларисы, как будто желая с разворота, одним ударом покончить с этой гадюкой.

Банда, уловив это движение, перехватил его руку и успокаивающе похлопал друга по плечу, глазами сделав знак остановиться: Лариса рассказала еще далеко не все, пугать ее сейчас было нельзя.

— В общем, — девушка продолжала рассказ, не поднимая глаз, — она даже не заметила этой быстрой сценки, — я сказала по приказу Юного Степаниде Владимировне, что подъеду минут через тридцать. Что мне очень нужно прямо сейчас передать Наташе выкройку какого-то костюма, потому что она ее просила, а вечером я заехать не смогу. Короче, я попросила, чтобы она открыла входную дверь, когда я позвоню.

— Да, она никому не открывала, кроме своих, — горько произнес Самойленко. — Разве могла она подумать, что и «свои» могут оказаться чужими…

— Продолжайте, Лариса! — потребовал Банда, заметив, что девушка в ужасе замолчала.

— Я больше ничего не знаю. Я поехала обратно на работу. Наверное, они приехали домой к Николаю, позвонили в дверь и, когда Степанида Владимировна отворила…

— …они пристрелили ее. На месте. Всего одна пуля — прямо в лоб. Вполне достаточно, — сквозь зубы прокомментировал Самойленко. — А потом схватили Леночку — и были таковы. А ты сидела в это время на работе, смотрела мне в глаза — как ни в чем не бывало!

— Коля, я правда не знала, что так получится!

— Ты не понимала, что может последовать за твоим телефонным звонком? Ты совсем не понимала, зачем Юному нужно, чтобы Степанида Владимировна открыла дверь?

— Я не знала…

— Врешь, сука!

Лариса расплакалась — крыть аргументы Самойленко ей действительно было нечем. Она чуть не кричала сквозь слезы:

— Конечно, я виновата… Конечно, я понимала, что они что-то задумали… Но я думала, они хотят ограбить твою квартиру, напугать тебя! Но я никак не могла предположить, что они пойдут на такой шаг — красть ребенка!

— Успокойтесь, Лариса, — мягко увещевал ее Банда, одновременно яростно сверкая глазами в сторону Николая. — И ты успокойся! Хорош метать громы и молнии. Нам сейчас работать нужно, а не обвинять ее, ясно?

— Ясно, — нехотя буркнул Николай, замолкая.

— Мы догадались, Лариса, о том, что вы ничего не знали, когда прослушали ваш сегодняшний разговор с Юным. Так что не волнуйтесь, мы вас понимаем.

— А как вы могли его услышать? — удивленно приподняла голову девушка. — Я же даже…

— …выгнали из комнаты двух своих коллег. Мы все знаем, как видите.

— Верно!

— И вот именно в связи с этим вашим разговором у меня есть еще один вопрос. Как вы считаете, тот охраняемый дом, в котором содержится Леночка, — это та самая дача, на которую вас тогда возили?

— Да, — решительно подтвердила девушка, — я в этом почему-то уверена… Даже не «почему-то» — ведь Юный сказал, помните: «Ты видела, как охраняется дом!» Значит, это тот самый дом, в котором была я!

— И вы действительно смогли бы узнать его?

— Думаю, да.

— Очень хорошо! — удовлетворенно потер руки Банда. — Просто замечательно!

— Что ж тут хорошего? — Николай после разговора с дочерью и допроса Ларисы был мрачнее тучи. — Что-то я не могу тебя понять.

— А что ж тут понимать? — улыбнулся Банда, включая двигатель. — Мы сейчас едем туда.

— Туда?! — казалось, что Николай, Андрей и Лариса воскликнули это одновременно, настолько неожиданным показалось для всех решение Банды.

— Естественно! А чего вы удивляетесь?

— Но ведь ночь! — Дубов почему-то посчитал, что визиты можно наносить только днем.

— Но ведь мы не уверены, что Лена там! — сомневался в правильности решения Банды Самойленко.

— Но ведь там такая охрана — внутри и снаружи! — испугалась Лариса.

— Какая охрана? — тут же ухватился за ее восклицание Банда. — Сколько человек? Где они обычно стоят или патрулируют? Чем вооружены?

— Вы мне такие интересные вопросы задаете, однако… — смутилась девушка. — Что я, разбираюсь в оружии, что ли?

— Ну, сколько человек вы заметили на улице или во дворе дома, за оградой?

— На улице никого. А вот внутри ограждения, во дворе, утром я видела двоих. Один открывал ворота, когда мы выезжали, а второй стоял рядом. Один был с каким-то автоматом — маленьким совсем, почти игрушечным, похожим на пистолет. Второй вроде без оружия.

— Хорошо. Вспоминайте, что еще видели, — подбодрил ее Банда. — Только подскажите сначала, в какой стороне этот поселок? Куда мне ехать?

— В сторону Минского моря.

— Минского моря? — удивился Банда, впервые услышав это название.

— Да, водохранилище такое, — вмешался в их разговор Андрей и вызвался помогать:

— Ты езжай пока прямо, я буду тебе показывать, где нам надо сворачивать.

Машина тронулась, быстро набирая скорость.

— Так что вы еще помните, Лариса? — спросил Банда, вглядываясь в разбитое дорожное покрытие в самом центре Минска, боясь наскочить на яму, которая вполне могла бы оказаться и весьма глубокой.

— Там, во дворе, маленький домик стоял — сторожевая будка по существу. Как на железнодорожных переездах. Мне показалось, что второй охранник вышел именно оттуда.

— Что ж, это важно, хорошо. А внутренний план дома сможете составить?:

— Нет, я же была только в гостиной, сразу при входе. Там как заходишь — огромная комната с камином. В глубине ее лестница на второй этаж — там, наверное, остальные комнаты… Ой, хотя нет, из гостиной ведут еще двери налево, на кухню, может, какую-нибудь…

— Может, и на кухню. На месте разберемся. Не забывайте только мне дорогу показывать.

Некоторое время они ехали молча, и лишь Дубов с заднего сиденья редкими фразами указывал Банде, где и куда надо поворачивать.

Молчание нарушила Лариса:

— Ребята, но ведь в этом особняке и вправду есть вооруженная охрана. Может, нам все-таки лучше попробовать вызвать милицию?

— Обойдемся своими силами. Нас же вон сколько! — рассмеялся Банда: как обычно перед трудной операцией, настроение у него было отличное — он шутил и веселился, аж до того момента, когда нужно было брать в руки оружие.

С оружием в руках Банда сразу серьезнел и сосредоточивался — для него в такие мгновения не существовало в жизни больше ничего, кроме врага, которого нужно во что бы то ни стало обезвредить…