маргаритА и мастеР

- Композитор? - нарочито зевнул я.

- Да нет, ты ничего не понимаешь. Это тот самый, которому трамваем отрезало голову.

- А... - протянул я.

- Фу, какой ты скучный! - возмутилась Анна. - Видишь, он рассказывает какой-то анекдот, а те трое, что ржут рядом с ним - Понтий Пилат, Иешуа и Воланд.

- Пить бум? - подскочилa к нам услужливого вида жирная черная кошенция.

- Водка холодная есть? - спросил я, почесывая у нее за ухом.

- Фр-р-р, - брезгливо отстранилась то ли грудастая кошка, то ли девушка с кошачьими усами. - Водяры не держим-с. Могу предложить "Дон Пириньон", "Мартель" или "Мутон кадет" из коллекции барона Ротшильда.

- Ты мне, котяра, не трынди, - предупредил я ее по-свойски. - Будто я не знаю, из каких коллекций кадеты-мудеты бывают. Если через триста секунд холодной водки не нарисуешь, займусть скотоложеством! Гнездит оно мне, понимаешь, не-е-е держим-с-с!

Кошечка хотела было огрызнуться, но вовремя передумала и, ловко выпрыгнув в форточку, грацизно отправилась в дежурную палатку. А я, не теряя времени даром, стал разминаться "Мартелем".

- Разрешите представиться, - подскочил ко мне ублюдочного вида мужичок с жидкими усиками в разбитом пенсне и укороченных брючках.

- Кто такой? - покосился я на него.

- Ну как же, - смутился он. - Бывший регент.

- А, тот самый, - догадался я. - Забыл твою фамилию. Да ну и фиг с ней. Я с шестерками все равно не разговариваю.

- Покорнейше прошу прощения, - откланялся он, пятясь задом.

Тут я заметил, что многие на меня поглядывают украдкой с явным уважением, будто даже боятся не то что подойти, но и взглянуть прямо. "Однако, - подумал я, - не знаю, к чему это, но мне крайне в жилу!"

17. Лед тронулся

Внезапно стало относительно тихо. Тот, которого Анна называла Иешуа, взошел на трон, услужливо сделанный окружающими из перевернутого на бок цветного телевизора Рубин.

Парень поднял руку и ломовым басом провозгласил: "Всем лечь - суд идет".

Все скоренько, как будто это ограбление сберкассы, строем легли на пол, но легли не на животы, а на спины, каждый старался прилечь поудобнее, поближе к Иешуа, или же чтобы лежать спиной на ковре, подальше от сквозняка.

- Нам тоже прилечь? - спросил я свою невеселую спутницу.

- Еще чего! Тебе к Нему, на телевизор, а я тут подожду.

Я спокойно, в судах все же не впервой, прошел и сел на телевизор, при этом Иешуа подвинулся.

- Тронулись? - с молодецким прищуром поинтересовался он.

- А як же! - вторил ему я.

- Сего числа, сего года постанавляю. Слушается дело рабы божьей Маргариты в миру Анны, - проорал он мне басом на ухо.

Анна стала негромко плакать, растирая тушь по лицу.

- Грешна ли ты дочь моя, мать твою? - задал ей каверзный вопрос Иешуа.

- Грешна, Ваше сиятельство, ох как грешна, - заголосила Анна.

- Будем попунктно или сразу все расскажешь?

- Сразу, вашескоблродие, сразу-то оно и легче.

- Ну сразу, так сразу. Прелюбодеянием занималась? С этим? - добавил Иешуа, ткнув меня пальцем в бок. Больно так ткнул, зараза, не по доброму.

- Угу, еще как занималась, - не стала отпираться Анна.

Я стал прикидывать, смогу ли я их всех перегасить, если цирк затянется.

- И не думай, тут тебе не ученая малина, - шепнул мне на ухо Иешуа. - И я тебе по секрету скажу, только тебе, как другу, я не Иешуа, а Джон, вникаешь? Так что и не думай!

- Ну что думаете, люди добрые? - спросил Иешуа аудиторию.

- Стенка, вышка, - заерзали по полу слушатели дела.

- Свидетеля какого-никакого было бы неплохо, проскрипел профессор Преображенский, явно намекая на себя.

- Введите свидетеля, - зарычал мне на ухо Отец Народов.

Двое здоровенных детин ввели вяло упирающуюся Тоньку.

- Расскажи-ка мне, Тонечка, где была, - почти по-детски добрым голосом спросил он перепуганную, растрепанную, полуголую дебелую бабу.

- Я была девушкой юной, сама не припомню когда, залилась фальцетом Антонина.

- Антоша, ради бога увольте, - заметил профессор с пола.

- Так вот, - начала свой сказ Тоня. - В бытность мною девушкой, как-то случился со мною конфуз. Утречком просыпаюсь, а моя витту меня покинула.

- Чего, извиняюсь? - переспросил половой профессор.

- У него спроси чего, и не чего, а кто! - резанула Тоня, кивком указывая на меня. - Села я перед зеркалом, растопырив ноги, глядь - между ними черная такая, противная дыра и из нее дует страшно, как из розетки. Я кинулась искать, и нашла мою горемыку-путешественницу. Я-то к ней никого не подпускала, а она шлюхачит около ресторана "Украина" и предлагается направо и налево, a ее высокие чины только и знай, что на больших машинах катають. Со мной даже знаться не желаить. Когда я пыталась уговорить ее вернуться взад, амбалы, типо этих, - она попыталась вырваться, - мне чуть все кости не переломали, сказали: "Будешь клиентуру отбивать, забудешь название столицы нашей родины", - слыхали такое? Название я забуду! Да я это название с кровью матери!

- Ниче не напоминает? - подмигнул уже в который раз мне Иешуа.

- До противного похоже на мой давишний сон, - согласился я. И вроде сказал я это полушепотом, но разнеслось все как из мегафона так, что все лежащие стали активно кутаться, как от ветра.

- Действительно лед тронулся, - непонятно, с кем и чем согласился ОН. - Суд закончен, я выношу решение.

Все встали, при этом так тщательно отряхивали коленки, будто лежали не на спинах.

- Принимая во внимание былые заслуги подсудимой, - на фразе "былые заслуги" ОН пошловато ухмыльнулся в козлиную бороденку, - а также чистосердечное признание...

- Стойте, стойте, - его прервал вбежавший в неизвестно какие двери муж Анны. Голова его была перевязана пестрым поясом от халата так, что он походил на индейца племени апачи, вырывшего тамагавк войны. - Я настоятельно требую смертной казни предавшей мя жене, - спокойно, как на сеансе аутототренинга молвил наш муж.

- Слово мужа - закон, - быстро согласился ОН. Подсудимая награждается смертной казнью путем запрыгивания под поезд.

Все вокруг радостно засуетились, наполняя стаканы. Фраза была до того идиотичная, что я не сразу допетрил смысл, да и к тому же меня сильно отвлек Берлиоз, который на радостях стал стучать своей головой об пол на манер баскетбольного мяча, потом довольно сносно повел и в высоком затяжном прыжке загнал свою отрезанную голову в богемскую вазочку с тюльпанами.

- Ваше последнее желание, мадам, - с трудом перекрикивая воцарившийся гвалт спросил Иешуа.

Меня с телевизора мягко согнал Воланд, со словами: "А ну-ка, гыть отседова!" Затем он мутным взором посмотрел на Анну:

- Мариша, попроси у него денег, хоть погуляем напоследок по-человецки, - сказал и зычно с тройным эхо икнул. - Господи помилуй и спаси, - промямлил он и неуклюже перекрестил рот.

- Пускай этот проводит меня к станции, вот мое последнее желание, - прошептала дрожащим голоском Анна, указывая на меня.

18. Танки идут ромбом

Мы шли, и тонкий лед с вмерзшей в него заиндевелой красной листвой позвякивал под ногами.

- Куда мы идем? - спросил я бодро, втягивая ноздрями колкий морозный воздух.

- На электричку, - подумав, отозвалась Анна.

- Зачем?

- Не спрашивай. Может, раскажешь чего? - предложила она невесело.

Я в такие моменты всегда рассказываю одну и ту же историю.

- Ну слушай, - сказал я и, засунув левую руку в карман брюк, правой тщательно приобнял свою спутницу, a затем методично ускорил шаг. - Когда я служил в армии...

- У тебя что, в жизни только армия была, почему вы, мужики, лишь о ней всегда и вспоминаете?

- Не перебивай, а то обижусь. Это не совсем об армии, или вернее совсем не о ней. Так вот, служил я в армии, был у нас капитан по фамилии Мересьев. Знатный мужик, по нему все офицерские жены сохли. И не потому, что он был, там, красив безумно, или в постели гож, просто он был лучшим танцором и певцом в округе. У мужика славный баритон был, когда он пел хотелось плакать. Дамы, в общем, не сдерживали себя в этом деле, а нам приходилось крепиться. Так вот, как-то раз он пошел в лес по грибы, там упал в яму, сломал ногу. Стал ползти в сторону части, перепутал направление и мощными гребками уполз в чащу. Хватились его дня через три. Жена привыкла к его "пропажам", но потом все же стали искать, и не найдя порешили, что какая-то сердцеедка его все же охомутала. Даже рапорт наверх не стали подавать, мол когда найдется, тогда и намылим холку. Ты меня слушаешь?

- Уже да.

- А он полз днями, занес какую-то заразу в рану, и когда дополз до избушки лесника, был уже в полном беспамятстве. Тот телеграфнул в центр. Набежали врачи, его скоренько в больницу, там как водится перепутали, что-то не туда вкатали. Вобщем, чуть до смерти не залечили, но мужик здоровейский - выжил. Но не без потерь. Девки сказывали, что он потерял мужскую потенцию до нуля и, как следствие, чувство ритма и слух. Какой там петь. На танцах в ритм не попадал ни в какую. Ну я, к слову, тоже танцор еще тот, но по этому поводу не комплексую, а он сильно переживал и допереживался до суиицида.

- Извини я тебя перебью. Меня посетила светлая мысль. В больнице очень трудно выжить здоровому. Врачи знают болезни по симптомам, а когда симптомов нет, страшно пугаются и способны на любую глупость. Если здоровый попадает в руки врачей, то его шансы выжить падают с каждым днем, причем на Западе он может сгинуть в ускоренном темпе.

- Это еще почему?

- Там за все отвечают компьютеры, которых обучили врачи. То есть идиотизм, помноженный на скорость вычислительных машин. Прости, я тебя отвлекла, так чем там закончилось?

- Под поезд Мересьев с горя сиганул, - это был кульминационный момент, поэтому я как опытный актер выдержал паузу.

- Исход летальный? - с неистребимой надеждой в голосе задала она вопрос.

- Да нет, все обошлось. Отрезало ему ноги выше колен и все, но главное к нему вернулся от шока слух и ритм. Он с радости стал заливаться с утра до вечера и соседи тихонько снесли его в дурдом, где он научился бить чечетку на протезах и вообще стал любимцем персонала. После этого к нему вернулась потенция и встала на место "крыша", он женился на ампутировавшей его хирургичке и наделал троих детей.

- Счастливый конец? - недоверчиво спросила Анна.

- Подожди, это еще не все: однажды он после долгого перерыва пошел в лес по грибы и там угодил ногой в капкан.

- Ну и...

- Что "ну и"? Обычный человек помер бы от потери крови и голода, а этот отстегнул протез и домой на одной ноге прискакал!

- Спасибо тебе, любимый, за такие жизнеутверждающие повествования.

19. Долгие проводы

- Да не верю я в бога, не верю, можешь ты это наконец понять, а? Ну разве это так трудно? - сжал я руку Анны повыше локтя.

- Да не верь, делов куча, - спешно согласилась Анна, но неужели так трудно объяснить, почему? Я, например, верю в нечто, что там наверху...

- А вот это я просто не перевариваю. Ну если веришь, то назови это богом, нечего придумывать дурь типа "там на небе голубоглазый седовласый дедушка", найди в себе хамство и назови его богом. А ты объяснить просишь, докладаю: религиозных я не люблю, так как они норовят меня напостой убедить верить в книжки, которые были написаны пару веков назад.

- Каких пару, ты о чем?

- Ну я огульно выразился, больше, чем пару, конечно. Книжки славные, но они, как бы это, научно-популярные, то бишь для всех. Чтобы и идиот тупорылый в них въехал, и светоч профессор. Поэтому там истины опопсованы. Я не могу верить в то, что написано не мной, хрен знает когда, человеком, который меня в глаза не видел, не могу.

- Ты еретик, выходит, - вздохнула Маргарита.

- Э, нет! Я и атеистов не жалую. От них тот же запах: верь мне, бога нет, верь мне! Теперь я должен верить им, а не книжке, какого знойного хрена, спрашивается?

- Так что, ты человек без веры?

- У меня есть свой собственный свод канонов, которым я свято следую, они может и более строгие, нежели религиозные, но и не без изъянов. Я не задумываясь убью того, кто причинит боль моим близким!

- Да, тут христианские причиндалы и рядом не валялись. ОН-то сказал, что худший твой враг - домашний твой!

- А что плохого, у меня жесткая градация людей: сначала мои родители, потом моя любовь, потом мои кореша, потом мои "покойные" подруги, потом знакомые, потом враги.

- Значит, для тебя родители важнее любимой женщины, которая, в свою очередь, важнее друзей детства? Я правильно поняла?

- Абсолям!

- А позволь поинтересоваться, почему?

- Позволяю. Родители всегда делали и будут делать мне лишь добро, даже если я неправ, они всегда уверены в моей правоте. Любимая женщина редко предает, когда она любимая, по крайней мере не так часто, как друзья детства, и после расставания она обычна остается более-менее лояльна, и чуства не остынут типа. Поэтому я экс-подруг ценю больше, чем знакомых. Друзья - самая опасная категория, они легко переходят в разряд врагов, при этом они так много знают о тебе, что бьют сильнее всех врагов вместе взятых. Я хоть и разговорчивый такой, никогда, слышишь, никогда, в беседе с друзьями не скажу чего-то, что мне потом может аукнуться.

- Ужас какой, с кем я, какой-то бездушный рационалист.

- Что ты любимая, все мужчины романтики, и я не исключение. Только романтик может придумать жесткую систему, а потом еще в нее и верить.

- Так что, Гитлер да Сталин - романтики с большой дороги?

- Во-первых, они не одного поля ягоды, а во-вторых, я говорил о людях, а не о животных.

- Как не одного? Не вижу разницы.

- А я вижу, где-то вычитал: Сталин - восточное чудовище, но от него другого и ждать не приходилось, Гитлер же представитель цивилизации, и поэтому более страшен. Когда чудовище умно, интеллигентено - оно на редкость отвратительно.

- Так по-твоему Гитлер - умничка, а Сталин - придурок, у которого дебил-кредит с кретин-дебетом не сходится?

- Детка, не горячись! В политике не бывает придурков, дебилов с кредитами, как ты изволила выразиться. Все они ребята с головой, которым палец в рот не клади. Если идиот, то голова его не у него на плечах, а за спиной в виде советников, которых этот дурик устраивает. Не всегда деньги, но всегда мозги стоят за политиками. Нет, не было и не будет царя-дурака. Играть, косить под дурака они могут, а вот быть - вряд ли. И вообще, знаешь, что такое политическое убийство?

- ?

- Это когда политик заболевает, то зачастую он находит в себе силы уйти от дел красиво. Он нанимает убийц и те его убивают, в зависимости от тяжести заболевания с различной стапенью успешности. Если просто приболел, то ранят, тогда есть отмазка - мол, я через раз дышу, ибо через вас, избиратели, пострадал. Ну, а если хана - то "покойся с миром по нитке". Распутин, Кеннеди, Столыпин, Кинг, Берия, семейство Ганди, Пальме - за примерами далеко ходить на надо.

- А Берия тут причем, его, вроде, Хрущев того...

- Никого в политике не "того" - заболел, прикинули, что так красивее. Ему сказали, что из него героя слепят, а людям позднее объявили, что он Иуда. Кто после этого Иуда, выходит? Нет в этой жизни случайностей, с богом или без, все людских ручонок дело!

- Хм, а ведь ты прав. У моих родителей огромная библиотека. Я всегда старалась читать то, что они не читали, чтобы потом расспросов не было, как мне понравилось. Так как-то я прочла Метьюрена "Мельмот скиталец". Не читал?

- Отчего же, конечно читал... Ладно, шутю, не читал, не слыхал, не видывал, я родом из глухой таежной деревни, грамотности не обучен.

- Прекрати, я пока не встречала людей, которые бы эту книжку читали. Это английский роман 16-го или 17-го века.

- Записываю, 16-17-го века. Что, парень два века писал книжку?

- Ты меня не слушаешь, а зря. Позднее я прочла Хорхе Луис Борхеса. В предисловии, которых ты не читаешь, я нашла упоминание ученика Борхеса - Хулио Кортасара. А у Кортасара в "Игре в классики" во второй части главного героя завут Тревеллер, что по-английски значит "странник" или "скиталец", имя, которое Кортасар позаимствовал у Метьюрена, там так написано. Понял ты, башка, что круг замкнулся? Что кто-то ведет меня по жизни за ручку? Ты это хоть способен понять?

- Не кипятись, понял, отчего же мне не понять?

- И с тобой так же. В юности я зачитывалась Булгаковым, и на тебе, у меня теперь свой Мастер появился - ты.

- Я тоже Булгакова люблю, это мой любимый писатель.

- Только не надо! Он любимый писатель у всей нечитающей русскоговорящей части населения земного шара. Когда ты его в последний раз читал?

- Давненько, но...

- Ага, в период появления вторичных половых признаков, когда от любого рассказика про любовь наступал оргазм, да?

- Ну, мальчики по-другому развиваются, не так, как вы, девочки.

- Да какая разница - мальчики, девочки...

- Действительно, разницы никакой толком...

20. Табор уходит в небо

- Заточил Ян де Ган остру пуку, оседлал боевого пингвина и повел отряд на Москву. Окружили они город, разложили костры - и давай уговаривать москвичей сдаться. Те ни в какую. Ну раз такая непруха, поскакал Ян де Ган впереди колонны штурмовать вражескую обитель. Скачут они на боевых пингвинах, пуками над головой машут, а москвичи в них из рогаток со стен Кремля фигачут, да еще знаешь, что удумали: заворачивают младенцев в паклю, поджигают и кидают на воинов Ян де Гана сверху. Младенцы от нечеловеческих мучений начинают несносно орать, пугают боевых пингвинов, те сбрасывают с седел воинов Ян де Гана, в общем, шум, гам, неразбериха... Cкажи мне, почему у тебя спущенка засохшая на волосах?

- У меня, где это?

- Да вот тут, с чего бы это, спрашивается?

- Гмн, сама не знаю, может ветром нанесло, смотри уже и станцию видно.

- Ты не уходи от ответа, а то потеряешься.

- Ну что ты привязался, ну спущенка, так спущенка, может и твоя со вчера.

- Нет уж, мою "со вчера" ты смыла, когда душ у Тоньки принимала.

- Слушай, а ты ревнивец, как я посмотрю. У меня еще и муж есть.

- Ну и что, у меня тоже есть.

- Как есть? У тебя жена есть?

- Шучу, нет у меня никакой жены. Это я как-то по улице шел, и на моих глазах южный гость приставал к блондинистой даме. Она, чтобы от него отвязаться, грозно заявила: "Мужчина, куда вы, у меня же муж есть!" На что тот спокойно ответил: "Ну и что? У мэня тожи..."

- Ха-ха-ха! А я как-то шла по улице и своими ушами слышала, как один малыш, годиков трех от роду, сказал тому, что постарше: "Ты наглец и пошляк".

- Да, но ты ушла от ответа, откуда дровишки?

- Не скажу, пускай это будет моей маленькой тайной. Ну что ты надулся? Хорошо, поверь мне, что ты узнаешь правду, и очень скоро.

* * *

Они стояли на платформе, болтая и веселясь, будто ничего не произошло и ничего не ожидалось, но какое-то напряжение в его мышцах, да ее нервные улыбки выделяли нашу парочку из общей кипящей массы.

Когда мимо станции проносился скорый поезд, сверху, как будто с крыши здания кассы, метнулась черная тень и толкнула девушку под накатывающийся локомотив. Девушка, стараясь устоять на ногах, попыталась ухватиться за стоящего рядом мужчину, который в свою очередь выйдя из равновесия, штопором начал падать на нее. В ужасе, она изловчилась и прокинула массивное тело мимо себя, продемонстрировав филигранное владение тай-кван-до. Мужчина упал на рельсы за секунду до того момента, когда с диким ревом по ним пробежал железный мамонт 20-го века. Голова мужчины подпрыгнула мячиком, выкатилась на перрон, женщина сняла с плеч белый оренбургский платок, завернула в него голову и на глазах удивленно-напуганной толпы стала мило лыбиться и повторять как молитву: "Главное всегда улыбаться, главное всегда улыбаться"... Тут же к ней подошел высокий мужчина в белых одеждах без намека обуви на ногах. Он смачно поцеловал подругу в посиневшие от стужи губы, отрывисто хлопнул ее по заднице, а затем парочка премедленно удалилась.

21. Очко

- Здравствуйте, господин старший капитан.

- О, да вы и в званиях рабираетесь.

- А как же, все-таки папа - кадровый военный.

- Так что у вас, позвольте поинтересоваться?

- Вот, - сказала пухленькая хохотушка с губками бантиком, и выставила грязную, потертую хозяйственную сумку на стол.

- И что там?

- Что-что, голова конечно, вашего предшественника.

- Мастера, что-ли?

- Не знаю я про мастера-швастера, а то, что он меня утомил своими домогательствами, вот это я знаю.

- Так, рассказывайте, гражданочка, как все у вас было, недоверчиво глянул старший лейтенант на прихохатывавшую толстушку. - Да, а зовут вас как?

- К. меня зовут.

- ?

- Ка, Ка, чего тут непонятного, а вообще я Анна Керн. Но в подъезде на табличке хулиганье местное все время на "Хер" исправляли, пришлось мужу затереть стамеской все после "К", так с той поры ко мне и прицепилось.

- Ах, Керн значит, Анна, а по отчеству?

- Ой, пошто оно вам? Или у вас все тут на литературе шизанутые? Этот ваш мастер-фломастер узнал про Анна К. и решил, что я Анна Каренина, он же Михаил Вронский, вот, мол, и нашел он свою судьбу. И вечерами меня букетами цветов пугал, и мужу морду бил, спасу от него не было. Особенно страшно становилось, когда я на дачу ехать собиралась, он все думал, что я от любви под поезд сигану, и кидался меня от вагона оттаскивать. Стыдища. А потом пришли какие-то мальчики и принесли вот голову эту и записку последнюю.

- А можно... позволите записочку лицезреть?

- Неа, ее кровянка так загадила, что пришлось выкинуть за ненадобностью.

- Да, дела... Но зачем мне его голова тут? В морг ее нужно или на экспертизу... У меня и холодильника нет. Ко мне-то зачем?

- К вам зачем? - слегка удивилась жизнерадостная особа, - А вот зачем: хоть режьте, больше так жить не могу! Пока не глянете, нет ли у вас чего на меня в досье, не уйду!