Маргелов

Глава первая ВОЙНА ОКОНЧЕНА, ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ

Дивизия пешим маршем дошла до румынского города Бакэу и остановилась в старых армейских казармах. Снова начали обживаться. Полковник А. Г. Лубенченко получил другой приказ и свой 144-й гвардейский Венский краснознаменный орденов Кутузова 3-й степени и Александра Невского стрелковый полк повел дальше, в Советскую Молдавию, в Унгены. Там он и останется, войдя в состав войск Прикарпатского военного округа. Осенью 1945 года его переформируют в 104-й механизированный и введут в состав 33-й гвардейской механизированной дивизии. В 1956 году полк вместе с десантниками генерала Маргелова войдет в мятежную Венгрию. В 1960 году его снова переформируют, теперь в зенитно-ракетный, и передислоцируют в Прилуки Черниговской области. Это тот самый полк, который всю войну носил немецкие каски с красной звездой.

Два полка, дивизионные части и подразделения обживались в Бакэу. Однако и они квартировали там недолго. Части Красной армии после мая 1945 года еще долгое время стояли в Европе крупными гарнизонами. Самая многочисленная группировка находилась в Австрии со штаб-квартирой в Вене. Командовал ею маршал И. С. Конев. Центральная группа войск была огромной — только в Австрии насчитывалось 700 тысяч солдат и офицеров. Большая группировка находилась и в Румынии. Она играла вспомогательную роль, служа своего рода связующим звеном между Прикарпатским военным округом и Центральной группой войск в Европе.

Война закончилась полным поражением фашистской Германии. Но какой будет послевоенная Европа и кто в ней будет хозяином, уже тогда, весной и летом сорок пятого, стало очевидным. США и Англия все шире расставляли локти за послевоенным дипломатическим столом. Первыми дипломатами в Берлине, как известно, поневоле стали военные. Так что это была военная, солдатская дипломатия, во многом основанная на праве сильного. Солдатская дипломатия проста и конкретна. Она чем-то напоминает перегруппировку сил перед решающей битвой, управлять которой, возможно, предстоит уже не военным. В Берлине в те дни начал работу Контрольный совет по оккупации Германии, который урегулировал и решал многие проблемы, связанные с пребыванием в Европе войск антигитлеровской коалиции. Главными партнерами и соперниками в этом коллегиальном органе были маршал Г. К. Жуков и генерал Д. Эйзенхауэр. Вот что писал об этой работе в своих мемуарах Жуков: «Первое время Контрольный совет и все его органы работали без особых трений. Заседания Совета проходили по мере необходимости, но не чаще одного раза в неделю. Между заседаниями вопросы обычно предварительно обсуждались в рабочих комитетах Контрольного совета.

Любопытная деталь. В процессе работы Контрольного совета питание участников заседаний союзники осуществляли по очереди: один месяц кормили американцы, другой — англичане, затем — французы, потом — мы. Когда наступала наша очередь, количество участников заседаний увеличивалось вдвое. Это объяснялось широким русским гостеприимством, хорошо зарекомендовавшей себя русской кухней и, разумеется, знаменитой русской икрой и водкой…

С первых шагов нашей работы чувствовалось, что во всех комитетах Контрольного совета идет тщательное изучение советских представителей, политики и тактики советской стороны, наших сильных и слабых позиций. Мы тоже присматривались к своим западным партнерам и их действиям.

Надо сказать, что американский и английский персонал был заранее подготовлен для работы в Контрольном совете. У них была хорошо отработана вся справочная документация по Германии, ее хозяйственному и военному потенциалу, они были заранее проинструктированы по вопросам экономической политики в отношении будущего Германии. К сожалению, всего этого у нас не было. Приходилось многое осваивать на ходу, зачастую обращаясь в Москву за консультацией и указаниями, что мешало оперативности в решении вопросов в Контрольном совете.

Обстановка, в которой начал свою работу Контрольный совет, характеризовалась следующими моментами.

Народы стран — союзников СССР были полны благодарности Советским Вооруженным силам за разгром Германии и уничтожение той опасности, которую представлял гитлеризм для всех народов мира. К фашистам отношение было сугубо враждебным. В этих условиях правящие круги США считали преждевременным и опасным раскрывать подлинные планы и намерения, предпочитали продолжать сотрудничество с Советским Союзом.

К тому же, как и правящие круги Англии, они были заинтересованы в участии СССР в войне против Японии и с нетерпением ожидали нашего вступления в эту войну. Естественно, они не хотели предпринимать чего-либо такого, что могло бы ухудшить отношения с Советским Союзом.

Вот почему работа Контрольного совета первое время протекала сравнительно гладко.

Однако следует отметить, что поведение представителей США, Англии и Франции не было искренним. Решения Крымской конференции и Контрольного совета проводились в их зонах оккупации односторонне, чисто формально, а в ряде случаев и просто саботировались. Это относится и к решению о демилитаризации Германии. Ни в экономической, ни в политической, ни непосредственно в военной области это решение полностью осуществлено не было.

В начале работы Контрольного совета мы договорились с Д. Эйзенхауэром послать группу советских офицеров разведотдела штаба фронта в американскую зону для допроса главных военных преступников, которых в американской зоне набралось больше, чем в какой-либо другой.

Там были Геринг, Риббентроп, Кальтенбруннер, генерал-фельдмаршал Кейтель, генерал-полковник Иодль и другие не менее важные персоны Третьего рейха. Однако американцы, имея соответствующие указания, не разрешили нашим офицерам допросить всех военных преступников. Удалось допросить лишь некоторых. В своих показаниях гитлеровцы петляли как зайцы, стараясь во всех преступлениях перед человечеством обвинить одного Гитлера, и всячески уклонялись от признания своей личной вины.

Материалы допросов подтверждали наличие закулисных переговоров гитлеровцев с разведывательными органами США и Англии о возможности сепаратного мира с этими странами.

В процессе дальнейшей работы в Контрольном совете нам стало труднее договариваться с американцами и англичанами. Наши предложения об осуществлении тех или иных пунктов Декларации о поражении Германии, подписанной и согласованной на конференции глав правительств, вызывали сопротивление со стороны наших коллег по Контрольному совету.

Вскоре мы получили достоверные сведения о том, что еще в ходе заключительной кампании Черчилль направил фельдмаршалу Монтгомери секретную телеграмму с предписанием: “Тщательно собирать германское оружие и боевую технику и складывать ее, чтобы легко можно было бы снова раздать это вооружение германским частям, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжалось”.

На очередном заседании Контрольного совета нам пришлось сделать резкое заявление по этому поводу, подчеркнув, что история знает мало примеров подобного вероломства и измены союзническим обязательствам и долгу. Советский Союз, указали мы, строго выполняет свои союзнические обязательства, которые были приняты всеми союзниками в этой войне. Мы считаем, что английское командование и его правительство заслуживают серьезного осуждения».

Тем временем в Москве узнали о секретном письме Черчилля американскому президенту Гарри Трумэну, датированном 12 июля 1945 года. Там говорилось:

«Я глубоко обеспокоен положением в Европе. Мне стало известно, что половина американских военно-воздушных сил в Европе уже начала переброску на Тихоокеанский театр военных действий. Газеты полны сообщений о крупных перебросках американских армий из Европы. Согласно прежним решениям наши армии, по-видимому, также заметно сократятся. Канадская армия наверняка будет отозвана. Французы слабы, и с ними трудно иметь дело. Каждый может понять, что через очень короткий промежуток времени наша вооруженная мощь на континенте исчезнет, не считая умеренных сил, необходимых для сдерживания Германии.

А тем временем как насчет России? Я всегда стремился к дружбе с Россией, но так же, как и у вас, у меня вызывает глубокую тревогу неправильное истолкование русскими ялтинских решений, их позиция в отношении Польши, их подавляющее влияние на Балканах, исключая Грецию, трудности, чинимые ими в вопросе о Вене, сочетание русской мощи и территорий, находящихся под их контролем или оккупацией, с коммунистическими методами в столь многих других странах, а самое главное — их способность сохранить на фронте в течение длительного времени весьма крупные армии. Каково будет положение через год или два, когда английские и американские армии растают и исчезнут, а французская еще не будет сформирована в сколько-нибудь крупных масштабах, когда у нас, возможно, будет лишь горстка дивизий, в основном французских, тогда как Россия, возможно, решит сохранить на действительной службе 200–300 дивизий?

Железный занавес опускается над их фронтом. Мы не знаем, что делается позади него. Можно почти не сомневаться в том, что весь район восточнее линии Любек, Триест, Корфу будет в скором времени полностью в их руках. К этому нужно добавить простирающийся дальше огромный район, завоеванный американскими армиями между Эйзенахом и Эльбой, который, как я полагаю, будет через несколько недель — когда американцы отступят — оккупирован русскими силами. Генералу Эйзенхауэру придется принять все возможные меры для того, чтобы предотвратить новое бегство огромных масс германского населения на Запад при этом гигантском продвижении московитов в центр Европы. И тогда занавес снова опустится очень намного, если не целиком. И, таким образом, широкая полоса оккупированной русскими территории протяжением во много сот миль отрежет нас от Польши.

Тем временем внимание наших народов будет отвлечено навязыванием сурового обращения с Германией, которая разорена и повержена, и в весьма скором времени перед русскими откроется дорога для продвижения, если им это будет угодно, к водам Северного моря и Атлантического океана.

Безусловно, сейчас жизненно важно прийти к соглашению с Россией или выяснить наши с ней отношения, прежде чем мы смертельно ослабим свои армии или уйдем в свои зоны оккупации. Это может быть сделано только путем личной встречи. Я буду чрезвычайно благодарен Вам за высказанное Вами мнение и совет. Конечно, мы можем прийти к мнению, что Россия будет вести себя безупречно, и это, несомненно, наиболее удобный выход. Короче говоря, с моей точки зрения, проблема урегулирования с Россией прежде, чем наша сила исчезнет, затмевает все остальные проблемы».

Семнадцатого июля 1945 года в Потсдаме состоялась конференция глав стран-победительниц. Это была третья и, как показала история, заключительная встреча лидеров «Большой тройки»: Тегеран, Ялта и, наконец, пригород Берлина в советской оккупационной зоне. «Тройка» в этот раз делила трофеи. Это тоже была война, уже между союзниками, и на этот раз Сталину было особенно тяжело. И не только потому, что на «трофейном» фронте союзники воевали особенно активно и результативно.

Дело в том, что буквально за день до начала переговоров американцы удачно провели испытания ядерной бомбы. Это был взрыв, который разом изменил ход мировой истории. Сталин был потрясен, когда Трумэн как бы между прочим в разговоре вне конференц-зала сообщил ему о том, что США владеют бомбой «исключительной силы». Для СССР это означало, что, вместо восстановления народного хозяйства и послаблений, ожидаемых народом, победившим в жестокой войне, необходимо — другого выхода нет! — снова запрягать рабочих и колхозников в тяжелые оглобли… «Иначе нас сомнут!» Пока советские ученые и инженеры не сделали бомбу, под рукой необходимо держать двадцатимиллионную армию. Двадцать миллионов, вооруженных новейшими танками, самоходной и реактивной артиллерией, самолетами. Двадцать миллионов, умеющих взламывать любую оборону и брать любые крепости. Только этим козырем можно побить американский аргумент с их бомбой «исключительной силы» и наглые претензии Англии, отсидевшейся за проливом. Но армию нужно кормить, одевать, перевооружать, оснащать…

Бомбы у Сталина к тому времени не было. Но были его молодые маршалы во главе огромных группировок в самом центре Европы. И это позволяло генералиссимусу чувствовать себя более раскованно, чем, к примеру, главному его сопернику Черчиллю, чьи дни в большой международной политике истекали[27]. И все же генералиссимус чувствовал, как Советский Союз всеми правдами и неправдами оттирают от трофеев, от всего того, что получают после войны победители. От выхода к южным морям. От «бесхозного» золота, часть которого составляли сокровища рухнувших монархий Европы, а также «нацистское» и русское «царское золото». От иранской нефти — сибирская еще не была разведана. От Триполитании, нынешней Ливии, которую Сталин хотел иметь в качестве колонии в Северной Африке. Все страны-победительницы по-прежнему имели колонии, в том числе отнятые в ходе войны и поделенные между собой. Правда, к СССР отошли — точнее, были возвращены — Прибалтика, Западная Украина, Белоруссия, Бессарабия, Буковина. При условии участия Красной армии в войне с Японией Советскому Союзу доставались также Курильские острова и Южный Сахалин.

Сталин просчитывал далеко вперед и прекрасно понимал, что в новой войне, если она разразится — а она, похоже, уже у дверей, — его молодые и талантливые маршалы во главе двадцатимиллионной армии победы могут принести только на первых порах. Он выиграл марафон у Гитлера и его союзников, истощив их экономический и людской ресурс, а у США в союзе с Англией и прочими, кто тут же примкнет к сильным, новую гонку не выиграть.

Когда Советский Союз и его армия праздновали Победу, советник посольства США в Москве Джордж Кеннан, глядя в окно, сказал: «Ликуют… Они думают, что война кончилась. Настоящая война еще только начинается».

Шестого и девятого августа 1945 года американские бомбардировщики сбросили атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки. США и Япония находились в состоянии войны. Но ядерная атака была излишней — так же, как в свое время ковровая бомбардировка немецкого города Дрездена эскадрами американских, английских и канадских самолетов. 8 августа Советский Союз объявил войну Японии, Красная армия атаковала позиции Квантунской армии на материке. Американцы, вдохновленные атомными взрывами, тут же повели себя соответственно. Когда Молотов, соблюдая дипломатический этикет, сказал американскому послу Гарриману, что у союзников в этой войне должны быть два командующих, и предложил генерала Макартура и маршала Василевского, Гарриман ответил твердо, как о давно решенном: США воюют с Японией четыре года, а СССР всего два дня, а потому главнокомандующим союзными войсками будет только американец, и никто другой. Был отменен десант советских войск на остров Хоккайдо. Становилось очевидным, что союзники попросту боятся пускать Красную армию на Японские острова.

Игра получила неожиданный поворот. Все произошло 11 августа 1945 года. На этот день планировалась очередная встреча Молотова и Гарримана. До капитуляции Японии оставалось трое суток, американцы спешили занять ключевые объекты и территории. Трумэн отдал распоряжение Макартуру «сразу же после капитуляции Японии занять порт Дальний». Для выполнения приказа американцы выделили специальное подразделение морской пехоты. Когда морские пехотинцы генерала Макартура подошли к Дальнему, нынешнему китайскому Даляню, подступы к порту уже контролировались солдатами маршала Василевского. Советские десантники оказались куда проворнее, чем янки. Это взбесило американцев. Трумэн «в категорической форме потребовал» уступить США часть Курильских островов для развертывания там базы и строительства аэродрома для своих ВВС. На что Сталин ответил, что «так разговаривают с побежденной страной, но Советский Союз не побежден», и отверг требование американского президента в том же решительном тоне.

Четвертого сентября 1945 года штаб ВВС США получил задачу: «Отобрать приблизительно 20 наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР и на контролируемой им территории». В список «наиболее важных целей», кандидатов в новые Хиросимы и Нагасаки, были включены Москва, Харьков, Горький, Куйбышев, Саратов, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Грозный, Ярославль, Свердловск, Новосибирск и другие крупные города Советского Союза. Этот чудовищный план совершенствовался в штабах, обрастал новыми идеями и выкладками в кабинетах политиков. Но наступил день, когда американцы вынуждены были положить его в архив как неперспективный. Этим днем стало 25 сентября 1949 года, когда Советский Союз на ядерном полигоне в Семипалатинске взорвал свою бомбу «исключительной силы» и заявил об этом всему миру.

Но еще раньше, в апреле 1945 года, когда армии русских фронтов занимали исходные позиции перед штурмом Берлина, премьер-министр нашего союзника Великобритании Уинстон Черчилль отдал секретный приказ начальникам своих штабов разработать операцию внезапного удара по СССР. Кодовое название операции — «Unthinkable», или «Немыслимое». Подготовленный Объединенным штабом планирования военного кабинета Великобритании план «Немыслимое» 22 мая 1945 года лег на стол Черчиллю. До 1968 года англичане отрицали его существование, а если какая информация и просачивалась в печать, ее называли вздорным вымыслом. Сейчас секретные материалы опубликованы, оригинал плана хранится в Национальном архиве Великобритании.

Согласно плану, нападение на СССР должно было осуществиться по-гитлеровски — внезапным ударом. 1 июля 1945 года 47 английских, американских и канадских дивизий без объявления войны должны были нанести сокрушительный удар по войскам Красной армии и разгромить их. Удар должны были поддержать новые союзники англичан и американцев — 12 немецких дивизий, которые держали в специальных лагерях и казармах на северо-западе Германии и в Южной Дании. Стрелковое оружие, отремонтированное и смазанное, а также боеприпасы к нему были складированы неподалеку. В парках стояли танки, бронетранспортеры, артиллерийские орудия и выстрелы к ним. Идея Черчилля была проста и извечно желанна: организовать «крестовый поход» против России и вовлечь в него все страны Европы, в том числе Польшу и Венгрию. Разгром Красной армии должен был завершиться на рубеже Архангельск — Сталинград. Крупные города и промышленные центры в глубине страны и за Волгой планировалось уничтожить массированными налетами «летающих крепостей». Сжечь их вместе с людьми в огненных смерчах, как это было сделано в Дрездене, Гамбурге и Токио. Войска Красной армии, по мнению британских аналитиков, мечтавших о «Немыслимом», к апрелю 1945 года были измотаны, дивизии имели большой некомплект, а стволы орудий и вся техника вконец изношены. Однако мощный штурм Берлина, марш танковых армий на Прагу и энергичные действия по ликвидации Курляндской группировки настолько впечатлили британцев, что Черчилль запросил у аналитиков информацию о возможных результатах планируемой войны. Главные резюме были такими:

начиная войну с русскими, необходимо быть готовыми к длительной и дорогостоящей тотальной войне;

численный перевес русских на суше делает крайне сомнительной возможность достижения ограниченного и быстрого (военного) успеха.

Аналитическая записка офицеров Объединенного штаба планирования военного кабинета Великобритании впечатлила и Черчилля. А тут еще наступило 26 июля. Новый премьер, похоже, оценивал шансы новых союзников перед старыми еще строже.

Таким образом, движение 49-й гвардейской дивизии генерала Маргелова из Австрии через Словакию и Венгрию напрямую связано с тем, что в это время происходило в Москве, Лондоне и Вашингтоне. Осложнившаяся международная политика решила и дальнейшую судьбу самого Маргелова.

В сентябре 1945 года дивизия снова начала марш и 18-го числа того же месяца вошла в Кишинев. Перед этим, переправившись через Прут и оказавшись на советской земле, полки отдали последний салют из личного оружия. Разряжали в воздух винтовки, автоматы, ручные пулеметы. Генерал достал из кобуры свой верный маузер, не раз спасавший его в ближнем бою, и выпустил в небо всю обойму. В столицу Молдавии вошли со своей дивизионной песней:

Полки разместили в казармах и летних лагерях. Устроили и офицерский состав. Только вот семье генерала квартиры во всем Кишиневе так и не нашлось. Делать нечего, саперы отрыли землянку, в ней и поселились. И вот однажды в разговоре с генералом Маргеловым председатель Кишиневского горисполкома как бы между прочим поинтересовался, как живут новоприбывшие офицеры штаба дивизии. «Приезжайте в гости, увидите», — сказал командир. И председатель горисполкома приехал. Подошел к землянке. Анна Александровна готовит обед на какой-то трофейной керосинке. Рядом, в кроватке, дети… После этого визита Маргеловым подыскали подходящее жилье.

В Кишиневе Василия Филипповича ждала радостная встреча с младшим братом Николаем Филипповичем. Николай воевал в партизанском отряде, а теперь прибыл для дальнейшего прохождения службы в дивизию брата. К несчастью, радость встречи оказалась недолгой. Николай вскоре погиб при ликвидации банды. От Николая он узнал, что старший их брат Иван пропал без вести во время оккупации.

В октябре того же года Анна Александровна родила двойню — сыновей. Назвали мальчиков Александром и Василием.

В Кишинев приехала мать Агафья Степановна. Увидела новую жену Василия, только что родившихся внуков. Понянчилась с Сашей и Васей. Согласившись с предложением сына и невестки перебираться на жительство к ним, поехала в Костюковичи, чтобы распорядиться хозяйством, которое решила оставить, видимо, навсегда. Но случилась беда: в дороге простудилась, слегла и вскоре умерла. Видать, судьбе так было угодно — лежать на местном кладбище рядом с мужем.

Две смерти родных людей в одну осень пережить было Трудно.

Глава вторая В АКАДЕМИИ ГЕНШТАБА

Как пишут биографы командующего ВДВ, в дни московского парада состоялась встреча В. Ф. Маргелова с маршалом Р. Я. Малиновским. Их объединяли годы совместной службы, чувство фронтового братства, родившееся в самые трудные дни боев на реке Мышковой, и личная приязнь. Сразу с парада маршал отправился на Дальний Восток, где возглавил Забайкальский фронт. Когда начнется война с Японией, армии фронта прорвут оборону японцев, маршем пройдут через пустыню Гоби и ворвутся в центральную часть Маньчжурии, завершив тем самым окружение Квантунской армии. За эту блестяще проведенную операцию маршалу Малиновскому будет вручена вторая Золотая Звезда Героя Советского Союза.

Перед отбытием в Забайкалье Родион Яковлевич написал рекомендацию для беспрепятственного поступления фронтового товарища в ордена Суворова 1-й степени Высшую военную академию им. К. Е. Ворошилова, как тогда именовали Академию Генерального штаба.

Дело в том, что вооруженные силы сокращали. Увольняли младших и старших офицеров. Расформировывали армии, корпуса, дивизии. Стало очевидным, что еще год-два и тесно станет генералам, получившим свои большие звезды на фронте. Но война закончилась, надобность в солдате, как бы это ни было жестоко по отношении к нему, отпала. Солдаты эшелонами ехали домой, чтобы снять погоны и стать просто гражданами страны. Для генерала такое возвращение было равносильно личной катастрофе. Офицеры тоже старались задержаться в кадрах, на любых должностях, но в армии. В стране царили разруха, полуголодное существование, нищета. Освобожденные деревни были сожжены, разрушены, люди жили в землянках. А здесь можно было жить на офицерском пайке и помогать семье выбираться из нищеты. Молодые офицеры мечтали получить образование, создать семьи, сделать карьеру в армии. А у молодых генералов, таких как Маргелов, военная карьера шла вверх, и жизни вне армии они себе просто не представляли. Без хорошего образования путь наверх был невозможен.

Высшая военная академия им. К. Е. Ворошилова имела глубокие исторические и культурные корни, уходившие в пушкинскую эпоху, когда император Николай I Александрович на базе расквартированного в Санкт-Петербурге и Москве училища колонновожатых основал Императорскую военную академию «для образования офицеров к службе Генерального штаба» и «для вящего распространения знаний в армии». В те первоначальные годы академия помещалась в доме бывшей Иностранной коллегии на Английской набережной. В 1901 году для нее выстроили здание на Суворовском проспекте. Двухгодичный курс был рассчитан на основательное обучение офицеров следующим предметам: тактике, стратегии, военной истории, военной администрации, военной статистике, геодезии и картографии, съемке и черчению. Вспомогательными предметами были: русский язык, сведения по артиллерийской и инженерной части, политическая история, международное право и иностранные языки. В середине XIX века академия выпускала в год 23 офицера, а в начале XX — свыше 350. Историки отмечали: «Академия по праву занимала центральное место в системе военного образования России. Обучение офицера в Академии Генерального штаба в русской армии приравнивалось к особому отличию и считалось почетным. Среди выпускников выдающиеся военные и государственные деятели М. Д. Скобелев, Н. М. Пржевальский, А. Н. Куропаткин, А. Е. Снеса-рев, великий князь Николай Николаевич-младший».

Во время Первой мировой войны высший командный состав русской армии был полностью укомплектован выпускниками академии. Все командующие войсками фронтов и армиями, большинство командиров корпусов и начальников дивизий прошли аудитории Николаевской академии Генштаба. Красная армия свои первые командирские кадры, так называемых «военспецов» тоже заполучила из стен Николаевской академии: это были И. И. Вацетис, Н. Е. Какурин, В. Ф. Новицкий, А. А. Свечин, А. Е. Сне-сарев, Б. М. Шапошников. Выпускники академии воевали и в белой армии: генералы М. В. Алексеев, П. Н. Врангель, А. И. Деникин, Л. Г. Корнилов, Н. Н. Юденич. В начале Гражданской войны академию эвакуировали в Екатеринбург, затем в Казань. Тогда же, в 1918 году, Совет народных комиссаров РСФСР принял решение о переименовании ее в Военную академию РККА. С 1942 года она стала именоваться Высшей военной академией им. К. Е. Ворошилова. С 1946 года академия вернулась к двухлетнему сроку обучения. Совершенствовалась подготовка руководителей высшего звена управления вооруженными силами, на научной основе обобщался практический опыт боев и операций Великой Отечественной войны, развивалась теория основ стратегии и оперативного искусства.

В годы учебы В. Ф. Маргелова академией руководил генерал армии М. В. Захаров[28]. С ним Маргелов познакомился еще до войны, в Белорусском военном округе. Сталин, утверждая генерала Захарова на должность начальника академии, подписал приказ, который предписывал следующее:

«Генералы и офицеры, окончившие высшую военную академию, должны:

а) хорошо знать основы боя корпуса, технику и тактику родов войск и уметь организовывать взаимодействие всех сил и средств корпуса в бою;

б) изучить организацию и проведение армейской операции, уметь применять в ней артиллерийские, танковые и авиационные соединения и материально обеспечивать операцию;

в) изучить решающие операции Великой Отечественной войны, этапы развития военного искусства;

г) знать организацию, тактику и оперативное искусство иностранных армий;

д) знать основы оперативной подготовки приграничного округа к войне и основы отмобилизирования военных округов;

е) совершенствовать знания одного из иностранных языков».

Занятия начались 1 февраля 1946 года. Курсанты с семьями проживали в Чернышевских казармах, в тесных каморках с фанерными перегородками. Как вспоминал один из курсантов послевоенного набора, «по длинному коридору с утра до вечера с гвалтом носились “эскадроны” красных конников, которым “сестры милосердия” перевязывали раны…». Жизнь! Молодость!

При том гибком уме, которым обладал Маргелов, теория совершенно естественным образом ложилась на богатейшую и многообразную практику, которую командир дивизии приобрел и пережил на фронте.

На время пришлось снять с плеча ремешок кобуры маузера.

Курс стратегии читал генерал-лейтенант Е. А. Шилов-ский, профессор, заведующий кафедрой. Как известно, от преподавателя зависит многое. Поколения слушателей Академии Генштаба, так в обиходе называли учебное заведение, склоняясь к старой манере, с благодарностью вспоминают лекции Евгения Александровича, часы и минуты общения с ним.

Родился он в старом дворянском гнезде, в имении помещиков Шиловских Савинки Лебедянского уезда Тамбовской губернии. Кроме домашнего образования окончил Второй Московский кадетский корпус (1907) и Константиновское артиллерийское училище по 1-му разряду (1910). Из училища выпущен подпоручиком с зачислением по полевой пешей артиллерии и прикомандированием к лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригаде. В 1914 году окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Произведен в поручики. Во время Первой мировой войны — на фронте. В апреле 1915 года награжден георгиевским оружием.

К концу войны дослужился до чина капитана. С 1918 года — в РККА. Как ценный «военспец» занимал следующие должности: сотрудник Высшей военной инспекции, начальник отдела штаба Народного комиссариата военных дел Украины. В 1919 году арестован ВЧК как сочувствующий Белому движению, но вскоре освобожден и направлен на фронт. Занимал должности начальника оперативного управления и начальника штаба 16-й армии. Некоторое время командовал этой армией, а с лета 1921 года преподавал оперативное искусство в Военной академии РККА. До конца двадцатых годов — начальник учебного отдела и помощник начальника Военной академии им. М. В. Фрунзе. В 1928–1931 годах — начальник штаба Московского военного округа. С февраля 1931 года — начальник штаба Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского. С января 1937 года — начальник штаба Академии Генерального штаба РККА. С 1939 года — профессор, комдив. В 1940 году присвоено звание генерал-лейтенанта. В 1921 году женился на Елене Сергеевне Нюренберг-Нееловой, родились сын и дочь. В 1932 году супруги развелись, а вскоре Елена Сергеевна вышла замуж за писателя Михаила Булгакова, став прототипом героини его главного романа. А Евгений Александрович женился на дочери писателя Алексея Николаевича Толстого Марианне. Говорят, именно второй брак и покровительство влиятельного тестя помогли комбригу Шиловскому благополучно миновать полосу репрессий 1937 года, когда сгинули многие «бывшие». Для писателей знакомство с бывшим поручиком Шиловским оказалось особо благодатным. Алексей Толстой писал с зятя одного из героев романа «Хождение по мукам» Вадима Рощина, а Михаилу Булгакову он послужил прототипом мужа Маргариты. За годы службы в Красной армии Шилове кий был награжден орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Суворова 2-й степени, орденом Красной Звезды и многими медалями.

Талантливый ученый-исследователь, Шиловский был не менее талантливым преподавателем и наставником. Он прекрасно понимал, кто пришел в аудитории с очередным, фронтовым потоком и что необходимо дать вчерашним командирам полков, дивизий и корпусов, начальникам штабов и оперативных отделов. Много позже, создавая новый род войск и разрабатывая их стратегию, командующий ВДВ не единожды добрым словом будет вспоминать профессора Шиловского, перелистывать старые конспекты, перечитывать книги своего наставника.

Из учебных классов и аудиторий, от книжной науки и истории слушателей часто вывозили «в поле», на командно-штабные игры. Иногда выезжали в Ленинградский военный округ. Войска округа проводили учения. Масштаб их поражал, заставлял работать воображение, включать знания, полученные во время академических занятий, накладывать их на новые задачи. Слушатели распределялись по штабам: одни назначались посредниками, другие помощниками командиров корпусов, третьи работали рядом с начальниками штабов и оперативных отделов. Работали во все лопатки и одновременно присматривались, как действуют их командиры и начальники, как это согласуется с книжной наукой.

Ленинград для Маргелова — это командирская юность. Театральные вечера. Прогулки по Невскому проспекту. Жизнь наполнялась иным, казарма отступала — но только на краткий миг.

Два года учебы пролетели быстро. «Академики» уже готовились к выпуску, мечтали о новых назначениях. По существующему правилу, выпускники академии возвращались в войска с повышением. В генерал-лейтенантскую должность готов был вступить и генерал-майор Маргелов. В выпускной аттестации, подписанной начальником академии генералом армии Захаровым, говорилось: «Тов. Маргелов, дисциплинированный, волевой, решительный и в строевом отношении хорошо подготовленный генерал. Обладает усидчивостью и напористостью в работе. Здоров. Политически и морально устойчив. Скромен в быту и хороший товарищ. Принимал активное участие в партийно-коммунистической жизни курса. Неоднократно делал доклады по предприятиям города Москвы с хорошей оценкой слушателей. Достоин занятия должности командира стрелковой дивизии или заместителя начальника штаба армии».

Аттестация, надо признать, средняя. Ничего выдающегося, кроме успехов в «партийно-коммунистической жизни курса». Однако Маргелов готовил себя не к карьере политработника. На фронте помощь политорганов ценил, особенно в налаживании быта бойцов, в поддержании на должном уровне их настроения, но не более того. Аттестация подтверждала его командирские способности на дивизионном уровне. И он, что поделаешь, уже готов был вернуться в свою дивизию.

Но в это время в войсках, особенно среди выпускников академий, требовались люди образованные — кадровики начали искать и отбирать людей для службы в войсках особого рода.

Глава третья ЭПОХА ВДВ

В Министерстве Вооруженных сил СССР всерьез озаботились укреплением и развитием воздушно-десантных войск. Этому перспективному роду войск не хватало буквально всего. В то время как в других армиях мира парашютисты и десантники обеспечивались по первому разряду, а численность частей и соединений постоянно возрастала, в Советской армии не хватало самого главного, основы основ — офицерских кадров. Единственное военное училище, готовившее профессиональных офицеров-десантников, находившееся в подмосковном Нахабине, еще в 1943 году было закрыто. Рыбинские курсы усовершенствования офицерского состава ВДВ не могли в полной мере обеспечить имеющиеся потребности в офицерах-десантниках. Фрунзенское воздушно-десантное училище, переведенное после войны в Алма-Ату, тоже не решало проблемы. Дыры латались выпускниками общевойсковых училищ, но воздушно-десантные войска нуждались в специалистах. Ведь офицеров-общевойсковиков снова необходимо было готовить, пропускать через специальные курсы.

Ценз кандидатов, отбираемых кадровиками, определяли высокие физические данные выпускников академии. Что само по себе понятно — войска-то не простые, повседневная жизнь которых связана с постоянными высокими нагрузками. В аттестации кандидата генерал-майора В. Ф. Маргелова красным карандашом подчеркнуто самое короткое предложение: «Здоров». По всей вероятности, оно и решило дальнейшую судьбу нашего героя.

Люди вернулись с войны израненными, с контузиями, которые бывали порой хуже психических заболеваний. Они закрывали многие пути, особенно в армии, а порой и вовсе прерывали военную карьеру. Были ранения и у Маргелова, но о некоторых из них он умолчал, а другие не мешали службе и большим физическим нагрузкам. Ранений было слишком много, чтобы их вписывать в личное дело, всего — восемь.

Перед выпуском последовали назначения. Большинство «академиков» уже знали, где им предстоит служить в ближайшие годы, когда паковать чемоданы и куда следовать. Выпускники учебного заведения такого уровня — номенклатура Министерства Вооруженных сил. Поэтому в один из дней Маргелов был приглашен в кабинет нового министра Н. А. Булганина, которому спешно присвоили маршальское звание.

Николай Александрович Булганин был предан партии и лично Сталину. После окончания войны, опасаясь возросшего авторитета военных, особенно таких маршалов, как Жуков, Верховный провел целую серию «профилактических» мероприятий, в результате которых, как ему казалось, поставил маршалов и генералов на место. Из окопов и командных пунктов, где они властвовали безраздельно, он загнал их в рамки партийной дисциплины и сделал так или иначе частью партийной номенклатуры. Маршал Жуков вскоре оказался в Одессе, маршал Рокоссовский — в Польше, Конев — во Львове, Малиновский — на Дальнем Востоке. А главным военным стратегом он назначил бывшего члена Военного совета 1-го Белорусского фронта, человека сугубо гражданского. И это назначение буквально контузило полководцев Великой Отечественной и весь офицерский состав армии.

Надобность в толковых и энергичных командирах тем не менее не отпала. Министр пригласил к себе Маргелова и прочитал целую лекцию о воздушно-десантных войсках и подвигах десантников в годы войны. Сказал, что «тов. Сталин придает важное значение развитию этого сравнительно молодого рода войск», что «именно с этой целью и принято решение об укреплении их офицерами и генералами, известными не только своей отвагой и мужеством, но и обладающими военными знаниями».

Министр предлагал генералу воздушно-десантную дивизию. Что и говорить, вначале предложение не показалось Маргелову лестным. А потом успокоился — предложили не просто дивизию, а воздушно-десантную!

Приказ о новом назначении был подписан министром Вооруженных сил 30 апреля 1948 года.

Отпуск перед вхождением в новую должность Маргелов потратил на то, чтобы изучить историю воздушно-десантных войск. Перерыл все библиотеки, но книг и журнальных публикаций оказалось немного. Парашютисты, воздушный десант — это не кавалерия и не пехота с древними традициями, восходящими к греческим, римским и египетским войнам, походам Александра Македонского и князя Святослава.

Парашют — не самолет, устройство его намного проще. Предназначение тоже более локальное — «устройство для торможения объекта, движущегося в воздушной среде». Придумал это устройство не десантник, не воин даже, а художник Леонардо да Винчи в 1495 году. Несколько столетий придумка его человечеству была не нужна. Но прошло время, и она очень даже понадобилась. В первую очередь в целях военных.

Век XX стал веком воздухоплавания. С появлением аэроплана возникла надобность в «устройстве для торможения… в воздушной среде». Вряд ли русский изобретатель-самоучка Глеб Евгеньевич Котельников (1872–1944) был знаком с рукописями и чертежами Леонардо да Винчи. В 1911 году появился первый ранцевый парашют «Русский Котельникова, модель 1» — РК-1. Испытания показали его компактность и надежность. Для нужд и обеспечения безопасности полетов аэропланов того времени РК-1 подходил вполне. Но, как известно, в своем отечестве пророков нет. В России — в особенности. Начальство и казна изобретение не оценили, закупать его не стали. Но вскоре грянула Первая мировая война, и командование русской армии спохватилось — необходимо было срочно обеспечить пилотов аэропланов и дирижаблей «спасательными ранцами с автоматическим выбрасыванием парашюта».

Как это ни парадоксально, в армиях Франции, США, Англии, Италии и Германии в это время активно разрабатывали и внедряли в производство идеи русского изобретателя, ныне почти забытого, а не гениального итальянца. Иностранцы быстро наладили производство парашютов, постоянно совершенствовали их. В России обстоятельства изменились только после революции, когда молодая Советская республика начала строить и оснащать Красную армию.

Разработкой новой модели парашюта занялись в Научно-исследовательском институте Военно-воздушных сил. Именно там Г. Е. Котельников продолжил свою работу. Вскоре он создал более совершенный вариант своего изобретения с полумягким ранцем — РК-2 — и образец для десантирования грузов. Работы НИИВВС осложнялись дефицитом материалов, из которых изготовлялись отечественные парашюты. Шелк для купола и строп завозился из-за рубежа, а потому был чрезвычайно дорог. Только к середине тридцатых годов в стране наладили производство отечественного перкаля, что позволило мастерской военного летчика и инженера М. А. Савицкого наладить массовое изготовление парашютов. Но — по иностранным лицензиям. Свое у нас всегда внедрялось тяжело, со времен тульского оружейника и изобретателя Левши. Всегда нам нужны иностранные инвестиции и заморские технологии…

Первым же парашютистом Красной армии считают комбрига Леонида Минова. В 1929 году в составе советской торговой делегации он поехал в Америку и совершил там три прыжка с парашютом. Никакой специальной подготовки он не имел. Он должен был закупить для ВВС РККА партию парашютов, и фирма-изготовитель «Ігѵіп» предложила комбригу самому опробовать качество товара. И Минов прыгнул. Ощущение прыжка с парашютом ему настолько понравилось, что он прыгнул и во второй раз, и в третий.

Вернувшись на родину, он убедил командование создать особое подразделение. Людей отбирал сам — здоровых, крепких, смелых. Тут же начал обучать их парашютному делу. 2 августа 1930 года под Воронежем во время войсковых учений Московского военного округа с транспортного самолета «Фарман Голиаф» была десантирована группа из двенадцати парашютистов. С этого дня в Красной армии началась эпоха ВДВ.

В том же 1930 году в составе 11-й стрелковой дивизии Ленинградского военного округа вне штата сформировали опытный авиамотодесантный отряд, который вскоре стал отдельной моторизованной стрелковой частью, владеющей парашютным делом и способной к дальним переброскам по воздуху с последующим десантированием в заданной местности для выполнения боевых задач командования. Численность отряда не превышала штатный стрелковый батальон. Этот батальон стал первым в мире парашютно-десантным боевым подразделением. Задачами его были отработка тактических приемов действий десантных групп и частей, их возможность действовать автономно и во взаимодействии с другими родами войск. Одновременно авиадесантные отряды и подразделения начали создавать и в других военных округах Советского Союза.

Прошло всего два года, и под Ленинградом опытный отряд развернули в полнокровную бригаду. В других округах, от западных границ до дальневосточных, началось формирование сверхштатных батальонов, а в составе некоторых дивизий появились отдельные батальоны специального назначения — ОСНАЗ. К примеру, в Белорусском особом военном округе такие батальоны сформировали, включив в их состав лучших бойцов и командиров: 5-я стрелковая дивизия, дислоцированная в Полоцке, 4-я (Слуцк), 8-я (Бобруйск), 64-я (Смоленск).

С самого начала своего существования воздушно-десантные подразделения и части, а впоследствии войска носили — и носят поныне — знак элитарности. В батальоны ОСНАЗ, а затем в бригады, дивизии и корпуса ВДВ отбирали лучших военнослужащих. Даже паек у них был особый, приравненный к летному: белый хлеб, сливочное масло, компот из сухофруктов и т. п.

В 1936 году на базе батальонов начали формировать авиационные бригады особого назначения — АБОН. Планом развертывания войск предусматривалось создание парашютно-десантных бригад особого назначения в Белорусском особом и Киевском особом военных округах. На Дальнем Востоке в составе Отдельной краснознаменной Дальневосточной армии формировались сразу три отдельных авиационных полка особого назначения — АПОН. Дело в том, что первоначально воздушно-десантные части формировали при авиационных полках, в местах их базирования. В 1938 году все эти формирования были преобразованы в воздушно-десантные.

Во время показательных тренировок, учений и маневров новые части продемонстрировали свои особенности, которые восхищали глаз, будоражили воображение своими возможными перспективами. Историк воздушно-десантных войск и войск особого назначения Юрий Непомнящий о периоде юности ВДВ пишет: «Начался резкий рост численности ВДВ: если в 1934 году в маневрах РККА приняли участие 600 парашютистов, то в 1935 и 1936 годах на учениях Киевского и Белорусского округов с парашютами было сброшено в общей сложности 3000 солдат, не считая 8200 человек посадочного десанта. Учения Киевского округа, проведенные 12–17 сентября 1935 года в районе Бердичева, Сквиры и Киева и получившие название больших Киевских маневров, были направлены на отработку основных положений теории “глубокой операции” и привлекли к себе внимание военных специалистов всего мира (на них присутствовали наблюдатели из Франции, Италии и Чехословакии). Помимо всего прочего, на учениях впервые в мировой практике была проведена выброска крупного парашютного десанта — бомбардировщики ТБ-3 десантировали в тыл “противника” парашютно-десантный полк (1188 человек) и после захвата площадок высадили посадочным способом два стрелковых полка (без одного батальона) с частью тяжелого вооружения: станковыми пулеметами, плавающими танками Т-37, орудиями и автомобилями — всего 2500 человек. Приобретенный под Киевом опыт был развит во время сентябрьских маневров Белорусского округа в 1936 году. На них была осуществлена выброска 1800 парашютистов и высажено посадочным способом 5700 бойцов и командиров.

Основы боевого применения воздушно-десантных войск были закреплены временным Полевым уставом 1936 года (ПУ-36; впоследствии развит и дополнен уставом 1940 года) и другими нормативными документами. Согласно этим актам, основной тактической единицей ВДВ являлась воздушно-десантная бригада, число которых в 1938 году достигло шести (впоследствии высшим оперативно-тактическим соединением стал корпус). Численность вдбр достигла 4000 человек; состояла она из четырех воздушно-десантных стрелковых батальонов (по 700 человек каждый) и различных частей и подразделений поддержки. Общее число бригад к 1938 году уже равнялось шести — в их состав влились и авиационные десантные полки.

В рамках этой доктрины предусматривались как высадка войск и боевой техники посадочным способом, так и применение (впервые в мире) массированных парашютных десантов. Все эти воззрения тесно увязывались с господствующей в Советском Союзе перед Великой Отечественной войной доктриной “глубокой наступательной операции” (кстати, по своей сути напоминающей современную американскую концепцию “воздушно-наземного сражения”), согласно которой высаженные во вражеском тылу десантные части должны были активными действиями сковывать часть сил и средств, воспрепятствовать или предельно затруднить подход к линии фронта резервов и снабжения противника, а также дезорганизовывать управление его войсками, уничтожать связь, штабы и т. д.».

Подготовить десантника из рядового призывника не так-то просто. Другое дело, если до призыва в армию юноша занимался в кружке или секции Осоавиахима — авиационным или парашютным делом. К началу Великой Отечественной войны общественная организация Осоавиахим (с 1948 года — ДОСААФ) дала различные технические специальности — радиодело, водители автомашин, летные техники, летчики, парашютисты, ворошиловские стрелки — двум с половиной миллионам юношей и девушек. Парашютное дело стало модным видом спорта. Молодые рабочие заводов, фабрик, студенты, старшеклассники записывались в кружки, изучали материальную часть парашюта, овладевали навыками укладки, готовили себя физически и морально к первому прыжку.

В 1935 году был создан Центральный аэроклуб СССР, которому вскоре присвоили имя легендарного Валерия Чкалова. ЦАК объединил разветвленную систему аэроклубов. Как отмечает Юрий Непомнящий, «помимо обучения летчиков, все они занимались конвейерной подготовкой будущих бойцов ВДВ». И далее: «Еще с 1932-го регистрируются всесоюзные рекорды по парашютному спорту; через два года введено звание “Мастер парашютного спорта СССР”. В августе 1935 года под эгидой ЦАК были проведены первые всесоюзные парашютные соревнования. Парашютная вышка торчала в каждом парке, а носить на груди значок парашютиста считалось делом чести не только для юношей, но и для девушек. Получить этот знак можно было, только совершив прыжок с самолета, но допускались к нему лишь лица, сдавшие комплекс зачетов по ряду военно-спортивных дисциплин: физподготовке, вождению автомобиля, стрельбе из винтовки и т. д. Основой отечественного парашютного спорта стало так называемое парашютное многоборье, включавшее выполнение прыжков на точность приземления, стрельбу из винтовки, кросс и плавание. Чисто военная подоплека этих нормативов видна невооруженным глазом. Если во всех без исключения иностранных армиях подготовленных солдат-парашютистов ценили буквально на вес золота и комплектование строевых частей ВДВ по причине нехватки кадров шло очень медленно, то у нас можно было набрать отделение десантников в любом дворе. Многие кадровые военнослужащие ВДВ еще до войны совершили свыше ста прыжков, например, начальник штаба 214-й бригады А. Ф. Казанкин, получивший квалификацию «инструктор-парашютист». Начальник парашютно-десантной службы штаба Западного фронта капитан И. Г. Старчак буквально накануне войны, 21 июня, совершил свой тысячный прыжок.

Статистика свидетельствует: только на Украине до 1936 года Осоавиахим подготовил 500 тысяч парашютистов, которые вскоре ушли в войска. К апрелю 1941 года в Киевском особом военном округе сформирован 1-й воздушно-десантный корпус. В самый канун войны все части ВДВ были сведены в корпуса трехбригадного состава. Они могли решать тактические, а в некоторых обстоятельствах и оперативные задачи.

Полевой устав РККА задачи ВДВ определял так: «Воздушно-десантные войска являются средством высшего командования. Они используются для решения таких задач в тылу противника, которые в данный период не могут быть выполнены другими родами войск, но решение которых может иметь самое серьезное влияние на исход всей операции (боя). Воздушно-десантные войска должны применяться внезапно для противника в больших массах, самостоятельно и во взаимодействии с наземными силами…»

Структура воздушно-десантного корпуса была такова: штаб; три воздушно-десантные бригады четырехбатальонного состава; артиллерийский дивизион; танковый батальон — до пятидесяти танков; подразделения обслуживания. Корпус обладал следующей огневой мощью: станковые и ручные пулеметы, минометы 50-мм и 82-мм, противотанковые 45-мм и горные 76-мм пушки, ранцевые огнеметы и легкие плавающие танки Т-38 и Т-40. В ходе боевых действий выяснилось: танки и артиллерию десантировать невозможно либо слишком затруднительно, по этой причине танковые батальоны и артиллерийские дивизионы к 1942 году были выведены из состава вдк.

При том что на десантные войска перед началом войны командование Красной армии возлагало большие надежды и не жалело для их формирования и комплектования тех ресурсов, которыми располагало, все вдк вступили в боевые действия недоформированными. В каждом корпусе полностью скомплектованной и боеспособной была одна бригада. У остальных штатная численность и вооружение едва дотягивали до 80 процентов. В этом смысле воздушно-десантные корпуса перед началом немецкого наступления оказались в том же положении, что и механизированные корпуса, на которые возлагалась главная задача по отражению агрессии.

А теперь — об оснащении ВДВ и вооружении.

Основным десантным парашютом начального периода войны оставался предвоенный ПД-6. Это была лицензионная модель американского «Ігѵіп», изначально предназначавшаяся для летчиков. Парашют был надежный, правда, довольно сложный в обращении. Тренировочные прыжки проводились с самолетов У-2 и планеров. Зачетное количество прыжков — три. Когда началась война, достаточно было одного прыжка. Документы же свидетельствуют о том, что зачастую первый свой прыжок с парашютом десантник делал на фронте в боевой обстановке. Во время работы в Подольском архиве Министерства обороны Российской Федерации по изучению истории Вяземской воздушно-десантной операции 1942 года мне довелось читать многие документы и свидетельства, проливающие свет на причины крайне неудачного проведения той операции и ее трагического завершения. В немецких опросных листах пленных десантников постоянно повторялся вопрос, сколько прыжков они сделали перед десантированием в район пребывания. Попутно должен заметить, что почти все попавшие в плен были взяты в момент десантирования. Примерно 90 процентов отвечали: второй. Около пяти: третий, пятый и т. д., еще около пяти: первый. Между тем тренировочные прыжки, согласно регламенту десантной подготовки, осуществлялись следующим образом: первый — без оружия, второй — с оружием, вещевым мешком и полным снаряжением.

В «Свидетельстве парашютиста В. Д. В. Красной Армии» Павла Кузьмича Клетнева, который в 1941 году вместе с Маргеловым воевал под Ленинградом, а затем попал в Воздушно-десантные войска, есть записи о прыжках: «1. 2/7.43. Цель прыжка — ознакомительная. Высота — 400. Тип самолета — аэростат. Расписка инструктора — подпись…» «2.21/8.43. Цель прыжка — тренировочный. Высота — 600. Тип самолета — ПС-84[29]. Расписка инструктора — подпись…» Третий прыжок у Павла Кузьмича был уже боевым. Кстати, старый десантник до сих пор регулярно прыгает с парашютом. Живет в Казани. Занимается в местном аэроклубе. Проводит большую работу с детьми, школьниками.

Оба парашютных ранца военной поры — основной и запасной — имели заводскую окраску армейского зеленого цвета. Лямки подвесной системы — серые. Когда я попросил Павла Кузьмича рассказать о своем первом парашюте, он в точности, до деталей, описал его.

С 1943 года в ВДВ начали широко использовать новый парашют ПД-41-1. По сути дела, это была упрощенная модель предыдущего, но более дешевая в производстве. Один из важнейших конструктивных элементов — значительно упрощена укладка.

В первый период войны основным средством доставки десанта и грузов оставался бомбардировщик ТБ-3. Перед прыжком десантник через люк выбирался на крыло самолета или на фюзеляж. Вылезали через люк, расположенный: а) в грузовой кабине; б) в кабине пилота; в) в пулеметной фюзеляжной турели. Выбираться через эти узкие лазы необходимо было осторожно. Затем десантники садились верхом на фюзеляж и плоскости, ожидая отмашки старшего, чтобы броситься вниз.

Потом десантникам дали Ли-2. Этот самолет создавался как дальний ночной бомбардировщик. Во время войны активно служил в качестве транспортника. Мог садиться на ограниченных площадках полевых аэродромов. Поэтому часто летал через линию фронта в расположение партизанских баз, доставлял необходимые грузы, вывозил на «большую землю» раненых. На его базе конструкторы создали десантный вариант — Ли-2Д. Колесное шасси при необходимости могло переоборудоваться в лыжное. Кроме того, американцы по ленд-лизу начали поставлять с Аляски по маршруту Фэрбенкс — Красноярск «дугласы» С-47, которые тут же начали использовать как транспортные и десантные самолеты.

Конструкторское бюро Антонова разработало модель грузового планера для переброски десанта, вооружения и боеприпасов. Однако в Красной армии, так же, впрочем, как и в армиях союзников, планеры широко не применялись. Десантников в основном сбрасывали на парашютах, а грузы доставлялись посадочным способом самолетами военно-транспортной авиации.

Специальных образцов стрелкового и прочего оружия для ВДВ советские оружейники в тридцатые и сороковые годы не создавали. Не было такого заказа. Не было создано и специального десантного снаряжения, предметов экипировки. Правда, изготовили десантный «финский» нож. В случае надобности он применялся как стропорез, хотя необходимых для этой цели выемок не имел. В первый период войны десантники, как и вся Красная армия, вооружались в основном «драгунками» — винтовками системы Мосина образца 1891–1930 годов. Иногда — укороченным кавалерийским карабином. В ходе войны, когда заводы стали выдавать в массовом количестве простой, экономичный в производстве (дешевле «драгунки»!) и эффективный в бою пистолет-пулемет системы Шпагина, им стали обеспечивать в достаточном количестве и ВДВ.

Десантирование всегда производилось с личным оружием. Никаких оружейных грузовых контейнеров. Десантник всегда, даже в воздухе, должен быть при оружии. ППШ закреплялся за левым плечом, вертикально, вдоль тела, стволом вниз. Магазин во время прыжка был всегда отсоединен. Остальное снаряжение было общеармейского образца: противогаз, вещмещок, котелок, алюминиевая или стеклянная фляжка, саперная лопатка в чехле. «Финка» с деревянной рукояткой была единственным отличием десантника и предметом корпоративной гордости. Поэтому довольно часто рукоятку меняли на кустарные — костяные, наборные, с применением различных декоративных, но при этом прочных материалов. С латунными и бронзовыми темляками. С различной гравировкой: от инициалов владельцев до боевых девизов. Некоторые экземпляры ценились выше орденов. Порой командиры частей и подразделений вручали их особо отличившимся в качестве наград, как часы и портсигары.

От ношения касок десантники уклонялись, предпочитая в бой идти в пилотках.

Обувь — обычные армейского образца «кирзачи». Офицеры — в хромовых сапогах, даже зимой, так как валенки при раскрытии купола порой слетали с ног. Поверх гимнастерок и галифе надевали комбинезоны. Голубые петлицы с черным кантом. У офицеров — с золотым. На фронте появились камуфляжные комбинезоны — белые, для зимы, и пятнистые, для лета и межсезонья.

В ходе военных действий десантники подразделений, которым часто приходилось действовать с различными заданиями — иногда разведывательно-диверсионными — в тылу противника, заводили себе нештатное оружие, чаще всего трофейные пистолеты различных систем, к которым могли свободно добывать патроны. Это сверхштатное оружие порой выручало в бою, спасало жизнь.

Стрелковым оружием бой выиграть трудно. Даже против обычной немецкой пехотной части или ее подразделения, которое, как правило, всегда поддерживали либо артиллерия и минометы, либо танки. Поэтому с самого начала развития в Красной армии воздушно-десантных войск шли поиски возможностей переброски вместе с десантниками тяжелого вооружения, артиллерии, танков. Тот парк крупногабаритных транспортных самолетов, которыми располагала армия, позволял доставлять посадочным путем в места действия десанта легкие танки и горные орудия. К 1935 году конструктор А. Ф. Кравцов придумал устройство, с помощью которого легкие пулеметные танкетки Т-27 можно было сбрасывать с небольшой высоты. Для своего времени Т-27 был хорошей боевой машиной: боевая масса 2,7 тонны; длина — 2,6 метра; ширина — 1,8 метра; высота — 1,44 метра; скорость по шоссе — 42 км/час; запас хода — 120 км; вооружение — пулемет ДТ калибра 7,62-мм с плечевым упором и боекомплектом 1764 патрона. Недостатки: слабая защищенность (броню пробивала винтовочная пуля) и неподвижная башня.

К 1941 году конструкторами были разработаны и пущены в серию более совершенные образцы легких танков, вполне пригодных для переброски по воздуху в районы действия ВДВ. Конструктор Н. А. Астров разработал легкий танк Т-40, вооруженный мощным крупнокалиберным 12,7-мм пулеметом ДШКТ, спаренным с пулеметом ДТ 7,62-мм. Усиленное бронирование, оснащенность рацией, вращающаяся башня. Но тут ВДВ подстерег кризис: с усовершенствованием боевых машин, усилением их бронезащиты и огневой мощи, увеличением мотора и удлинением шасси увеличилась общая масса, и эти танки уже не помещались в те самолеты, которыми располагала транспортная авиация РККА.

Пройдут годы, и командующий ВДВ Советской армии со своими генералами и инженерами вспомнят изобретения конструкторов Кравцова, Астрова, Котина и создадут все необходимые условия для появления у ВДВ самых современных боевых машин. Будут изобретены и пущены в серию средства десантирования военной техники. Резко повысятся огневая мощь десанта, его мобильность, эффективность действий в бою.

С введением в РККА погон десантникам выдали авиационные погоны с синими просветами и золотистой эмблемой ВВС — «крылышками». Рядовой состав в тылу носил голубые погоны с черным кантом и лычками из желтой тесьмы. На фронте погоны были, как и у офицеров, — защитного цвета с красными лычками.

Первые боевые операции ВДВ провели в 1939 году во время походов Красной армии в Западную Украину и Западную Белоруссию. В 1940 году во время так называемого «наступления под Сумма» в тылу у финнов высадился парашютный десант 201-й воздушно-десантной бригады. Операция закончилась неудачей. Стрелковые части, действовавшие с фронта, оборону противника не сломили. Десанту, израсходовавшему боеприпасы, пришлось пробиваться через линию фронта самим, без какой-либо поддержки. Вышли немногие. Неудачными оказались и другие операции. ВДВ в «зимней войне» себя не показали.

В начале Великой Отечественной войны воздушно-десантные корпуса находились во втором эшелоне. Осенью 1941 года, когда положение на фронтах особенно обострилось, когда оборона во многих местах была прорвана и немцы хлынули к Ленинграду, Москве и Киеву, воздушно-десантные части и соединения были брошены в бой в качестве обычных стрелковых. Сегодня, когда рассекречены документы многих фондов, можно смело сказать, что это решение Ставки спасло и сами воздушно-десантные формирования, и многие участки нашего фронта.

Летом 1942 года все десять воздушно-десантных корпусов решением Ставки расформировали. Их управления, части корпусного подчинения и личный состав пошли на создание и пополнение гвардейских стрелковых дивизий. Примечательно, что из десяти сформированных дивизий девять направили в район Сталинграда, одну — на Северный Кавказ. Из остатков корпусов ВДВ формировались гвардейские воздушно-десантные полки и бригады.

«Как и прежде, — пишет Ю. Непомнящий, — части и соединения ВДВ укомплектовывались преимущественно добровольцами (по призыву Центрального комитета ВЛКСМ), в них существовал строжайший отбор, допускавший в ряды десантников только цвет “человеческого материала” армии. Личный состав отлично вооружался, обмундировывался и проходил тщательную боевую подготовку, в том числе парашютную (в ходе войны, когда воздушно-десантные дивизии направлялись на самые горячие участки и несли огромные потери, от первоначальных принципов их комплектования поневоле пришлось отступить). Командиры готовились на Объединенных курсах усовершенствования командного состава ВДВ в подмосковном Нахабино. Таким образом, сохранялась теоретическая возможность применения воздушно-десантных частей по их прямому назначению.

Той же осенью 1942 года сформированные гвардейские полки стали сводиться в гвардейские воздушно-десантные дивизии — высшие оперативно-тактические единицы ВДВ, числившиеся в резерве Ставки ВТК. Их организационная структура и вооружение изначально предполагали основное использование этих соединений на сухопутном фронте в качестве отборной пехоты. Понятие “воздушно-десантный корпус” более не применялось, в ходе боевых действий на сухопутных фронтах дивизии включались в состав обычных гвардейских стрелковых корпусов с “сухопутными” частями корпусного подчинения. В состав воздушно-десантных дивизий обычно входили стрелковые и артиллерийские части, подразделения специальных войск. Дивизионная, полковая и батальонная артиллерия имела до 90 стволов, в том числе и 120-мм дивизионные гаубицы. Каждое соединение получило отдельный истребительно-противотанковый дивизион (ОИПТД), вооруженный “сорокапятками”. Вместо трех минометных дивизионов, числившихся ранее в вдк, были созданы полковые батареи 120-мм минометов, 76-мм полковых и 45-мм противотанковых пушек, а также роты 14,5-мм противотанковых ружей. При транспортировке орудий использовалась конная тяга. В 1942 году для этого применяли маленьких монгольских лошадок (76-мм пушки буксировали шесть таких лошадей вместо четырех по расчету), затем они были заменены на 2,5-тонные грузовые “студебекеры”. Все эти силы подчинялись командующему артиллерией дивизии.

Отдельный дивизионный медико-санитарный батальон (ОМСБ) включал в себя медицинскую роту и госпитальный взвод. Кроме того, в стрелковых полках числились санитарные роты, снабженные для действия в отрыве от медсанбата.

Горькая судьба, постигшая советские ВДВ (как и всю армию) в летних сражениях 41-го года, заставила командование РККА позаботиться о сохранении элитных частей — в августе практически все воздушно-десантные корпуса и отдельные части, за исключением увязших в обороне Киева на южном направлении, были выведены из состава фронтов и направлены в резерв Ставки ВГК. Новая концепция применения ВДВ предусматривала их использование в боевых действиях на важнейших направлениях в качестве отборной пехоты при сохранении возможности задействования в десантных операциях[30]. Для осуществления общего руководства воздушно-десантными соединениями в конце августа 1941 года была введена должность командующего ВДВ, в чьих руках сосредоточены функции комплектования, боевой подготовки и вооружения воздушно-десантных войск, а также вопросы, связанные с непосредственным боевым применением десантных соединений. Первый пост командующего занял генерал-майор В. А. Глазунов[31]. Этот шаг ознаменовал превращение воздушно-десантных формирований в самостоятельный род войск, что было официально закреплено приказом Ставки Верховного Главнокомандования в октябре 1941-го. В. А. Глазунов находился на должности командующего ВДВ до 1943 года, после чего его сменил генерал-майор А. Г. Капитохин, а в 1944 году командующим стал генерал-майор (с октября 1944-го — генерал-лейтенант) И. И. За-тевахин — бывший командир 212-й воздушно-десантной бригады 3-го корпуса. Последний исполнял обязанности командующего до 1946 года».

В начале войны небольшие, численностью до роты, десанты высаживались в тылу противника в полосе Западного фронта. Летом 1941 года храбро дрался 4-й батальон 214-й вдбр. Батальон напрямую подчинялся штабу Западного фронта, выполняя частные задания, осуществлял локальные точечные удары.

Рота старшего лейтенанта Н. Романенко погрузилась на Климовичском аэродроме и была выброшена на парашютах в район деревни Горки под Могилевом. По данным авиаразведки, там сосредоточилась группировка немецких танков. Танковая часть вынужденно остановилась в Горках из-за отсутствия горючего. Командиры рассредоточили боевые машины у дороги, ждали подхода автоцистерн с горючим, чтобы снова ринуться вперед. Десантная группа Романенко насчитывала 64 человека. Задачей имела напасть на танки противника и как можно большее их количество вывести из строя. Основным противотанковым средством десантников были бутылки с зажигательной смесью. Операцию проводили днем при ясной погоде. Без истребительного сопровождения. Еще при подлете к району выброски тяжелые тихоходные ТБ-3 были встречены немецкими «мессершмиттами». Несколько самолетов были сбиты. Вдобавок ко всему парашютистов встретили плотным стрелковым огнем в момент выброски. И все-таки бой с немецкими танками состоялся. Десантники перегруппировались, прорвались к замаскированным танкам и забросали их бутылками с КС. Затем начали отход. В район Климовичей, как отмечают хроники, вернулись немногие — их вывел командир.

По приказу командующего войсками фронта маршала С. К. Тимошенко батальон небольшими группами провел еще несколько операций в районах Духовщины и Демидова — нападения на склады боеприпасов и ГСМ, на железнодорожные станции и переправы.

В это время крупных десантных операций ВДВ не проводили. Бывший начальник парашютно-десантной службы Западного фронта Иван Георгиевич Старчак вспоминал разговор, состоявшийся в июле 1941 года в штабе ВВС фронта с тогдашним начальником штаба полковником С. А. Худяковым: «“Главное сейчас, — сказал полковник, — не выброска массовых десантов, к чему мы так готовились, а действия небольших групп парашютистов, выполняющих особые задания”. Худяков подробно говорил о характере таких заданий. Я уяснил, что это, прежде всего, переброска во вражеский тыл наших офицеров связи для вывода войск из окружения, кроме того, засылка в районы, занятые врагом, разведчиков, подрывников, а также партийных и советских работников, которые будут действовать в подполье и создавать партизанские отряды».

В самый тяжелый период войны, лишенные возможности действовать масштабно, ВДВ, по сути дела, начали выполнять функции и работу спецназа. Иногда проводили глубокую разведку и диверсионные рейды. «В то время в распоряжение парашютно-десантной службы фронта, — вспоминал о лете 1941 года И. Г. Старчак, — выделялись преимущественно легкомоторные самолеты. Их пилотировали инструкторы из аэроклубов. Все они, как правило, обладали большим опытом, хорошо ориентировались на местности, обходились без штурманов, летали днем и ночью, совершали посадки даже там, где это сделать, казалось, невозможно. У-2 и Р-5 были почти беззащитны. При встрече с вражескими истребителями, вооруженными мощными пулеметами, а то и пушками, они не могли вступать с ними в единоборство и часто едва-едва дотягивали до аэродромов, получив до тридцати — сорока пробоин».

Парашютно-десантная служба, которую возглавлял летом-осенью 1941 года капитан Старчак, подчинялась напрямую штабу ВВС Западного фронта, а потому и выполняла задания начальника этого штаба. «Одной из важнейших задач, стоявших в те дни перед нашими воздушными силами, была борьба с гитлеровской[32] авиацией, совершавшей налеты на Москву, — вспоминал Старчак. — Почти все бомбардировочные соединения командование фронта бросило на уничтожение вражеских баз.

Посильное участие принимали в этом и десантники.

Помню, в одну из июльских ночей на командный пункт, где я ожидал возвращения самолетов, прибежал посыльный:

— Товарищ капитан, вас вызывает генерал…

Тотчас же направился в штаб ВВС фронта к С. А. Худякову, которому только-только присвоили звание генерал-майора авиации.

— Хочу с вами посоветоваться насчет использования парашютистов, — сказал он.

Сергей Александрович разъяснил задачу, затем уже вместе мы разработали план действий десантников в тылу противника. Они должны были указывать цели нашим бомбардировщикам, сообщать сведения о погоде. Перемещение воздушных масс шло главным образом с территории, занятой врагом, по направлению к нам».

Как видим, время и ход боевых действий потребовали от ВДВ выполнения функций разведчиков, корректировщиков, даже метеорологов, а по большому счету диверсантов. П. А. Судоплатов, бывший руководитель 4-го управления НКВД — НКГБ, которое создавалось в самом начале войны как Особая разведывательно-диверсионная группа при наркоме внутренних дел СССР, в книге «Разведка и Кремль» пишет: «В 1942 году под мое начало было передано отборное подразделение десантников. Им была придана эскадрилья транспортных самолетов и бомбардировщиков дальнего действия. На протяжении всей войны мы поддерживали тесное сотрудничество с командующим авиацией дальнего действия маршалом Головановым…» Без самолетов десантники — не ВДВ, а пехота. Хотя и отборная.

В октябре 1941 года, когда рухнула оборона Западного и Резервного фронтов и путь на Москву оказался открытым, именно сводный батальон капитана И. Г. Старчака вступил в бой с немецкими танками и мотопехотой на реке Угре в районе Юхнова, а потом, отходя до Медыни, вместе с передовым отрядом курсантов подольских училищ вел сдерживающие бои, пока войска занимали Малоярославецкий участок Можайской линии обороны.

Что касается более масштабных воздушно-десантных операций, то о них стоит рассказать особо.

Вяземская воздушно-десантная операция (18 января — 28 февраля 1942 года) проводилась в рамках Ржевско-Вяземской наступательной операции Западного и Калининского фронтов. В ходе Московского контрнаступления войска двух фронтов охватили основную часть ударных сил группы армий «Центр» в районе Вязьмы. Для содействия наступающим частям западной группировки 33-й армии и 1-го гвардейского кавалерийского корпуса Ставка приняла решение выбросить крупный десант южнее Вязьмы с задачей перехватить шоссе Вязьма — Юхнов и железную дорогу Вязьма — Брянск. С 18 по 22 января 1942 года в районе Всходов и Желанья высадилась первая группа воздушного десанта — 201-я вдбр и 250-й стрелковый полк. При этом стрелковый полк был высажен посадочным способом. Первоначальный успех способствовал более быстрому продвижению к Вязьме стрелковых дивизий 33-й армии и кавалеристов генерала П. А. Белова. Очертания назревающего «котла» для группы армий «Центр» уже просматривались. Чтобы не допустить отхода немцев на север и северо-запад, командование выбросило десант в районе Озеречни западнее Вязьмы с целью перехватить последнюю крупную коммуникацию — шоссе Вязьма — Смоленск. 27 января 1942 года началась выброска 4-го воздушно-десантного корпуса. Транспортной авиации не хватало, и подразделения корпуса доставлялись к месту десантирования поочередно.

Немцы мгновенно разгадали несложный маневр десантной операции, произвели на аэродромы серию налетов и уничтожили часть транспортной авиации. Кроме всего прочего, часть десанта по ошибке оказалась выброшенной в десятках километров в стороне от заданного района, а некоторые самолеты и вовсе улетели далеко от фронта — в Горьковскую область. Из-за неразберихи и постоянных сбоев в организации переброски частей 8-й воздушно-десантной бригады в район Вязьмы операция по решению командования была прекращена. Однако основная часть работы была уже сделана: три батальона общей численностью 2497 человек и 34,4 тонны груза транспортники перебросили за линию фронта. К месту сбора вышли 1300 человек, чуть больше половины. Большая часть грузов оказалась потерянной. Как рассказывали после войны бывшие кавалеристы, местные жители и партизаны, до самого лета они находили в окрестностях контейнеры с продовольствием, боеприпасами и медикаментами. Некоторые подразделения кавалеристов и партизанские группы специально направлялись на поиски потерянных десантниками грузов.

Тем не менее высаженные в районе Вязьмы десантные батальоны начали действовать. До весны они вместе с кавалеристами, пехотными и артиллерийскими частями контролировали многие коммуникации, захватили обширный район в тылу Ржевско-Вяземской группировки противника, уничтожили десятки немецких штабов, захватили склады с боеприпасами и продовольствием, в том числе отыскали несколько артиллерийских складов, оставшихся после спешного отступления наших войск из этой местности осенью 1941 года. Недавно рассекреченные документы свидетельствуют о том, что, когда из-за эвакуации на Урал заводов Красная армия стала испытывать снарядный голод и на некоторых участках фронта почти прекратила работу артиллерия, в районе Спас-Деменска и Кирова[33] были обнаружены, а затем вывезены за линию фронта огромные склады артиллерийских снарядов. Этими запасами удалось обеспечить артиллерию 10, 50, 16 и 49-й армий Западного фронта.

Начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал Франц Гальдер 31 января 1942 года записал в своем дневнике: «Противник продолжает высаживать воздушные десанты (западнее Вязьмы). Шоссе и железная дорога Смоленск — Вязьма все еще не очищены от противника. Положение войск 4-й армии очень серьезное! Отмечаются трудности со снабжением».

В начале февраля северо-западнее Износок немцы провели операцию по отсечению от тылов прорвавшейся к Вязьме группировки из состава Западного фронта. Несколько дивизий 33-й армии, кавалерийский корпус генерала П. А. Белова и десантники оказались в окружении. Чтобы облегчить участь окруженных и вывести их через Варшавское шоссе к позициям 50-й и 10-й армий, командование продолжило высадку 4-го воздушно-десантного корпуса. С 16 по 24 февраля в районе Желанья было высажено 7373 человека, выброшено 1525 контейнеров с боеприпасами, продовольствием, медикаментами, оружием и другими грузами, необходимыми для ведения боевых действий. На этот раз выброска проходила при сильном противодействии противника. 23 февраля борт, в котором летел командир корпуса генерал-майор А. Ф. Левашов, был обстрелян, генерал погиб в воздухе. Командование принял начальник штаба корпуса полковник А. Ф. Казанкин[34]. После приземления десантники заняли исходные позиции в заданном районе и начали прорубать коридор в направлении Варшавского шоссе. Однако войска 50-й армии, которые, по замыслу операции, должны были ударить навстречу, пробить в немецкой обороне брешь и выйти в заданный район, со своей задачей не справились, немецкую оборону на заданном участке не разрушили и выход через Варшавку десантников 4-го вдк, кавалеристов 1-го гвардейского кавкорпуса и дивизий 33-й армии не обеспечили.

Начались бои в окружении. В апреле 1942 года при попытке прорваться в сторону Юхнова погибла Западная группировка 33-й армии. Командующий генерал-лейтенант М. Г. Ефремов застрелился. В это время остатки десантных бригад и батальонов перешли в подчинение штаба 1-го гвардейского кавкорпуса. В мае 1942 года кавалеристы и десантники прорвали кольцо окружения и вышли на позиции 10-й армии в районе Кирова. 17 июня Ф. Гальдер сделал в своем дневнике следующую запись: «Кавалерийский корпус генерала Белова действует теперь западнее Кирова. Как-никак он отвлек на себя в общем 7 немецких дивизий».

В конце июня 1942 года генерал П. А. Белов вывел своих кавалеристов и десантников из окружения.

Другая воздушно-десантная операция проводилась примерно в то же время севернее в полосе наступления Северо-Западного и Калининского фронтов. Южнее озера Ильмень и к востоку от Старой Руссы наши войска окружили Демянскую группировку немцев — около 70 тысяч человек. План общей операции по уничтожению группировки предполагал после ликвидации противника в районе Демянска освободить города Холм, Старая Русса и выйти к Смоленску и Витебску. Однако ликвидация затянулась. Штабы неверно оценили силы немецкой группировки, на самом деле она оказалась гораздо больше. Чтобы переломить ситуацию, командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант П. А. Курочкин и начальник штаба фронта генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин «предложили осуществить воздушно-десантную операцию по рассечению окруженных немцев и дезорганизации их коммуникаций в “котле” силами ВДВ путем выброски их в тыл противника».

Задачу рассечения возложили на 1-ю и 2-ю маневренные воздушно-десантные бригады, 204-ю воздушно-десантную бригаду и приданные им отдельные лыжные батальоны. Всего в операции участвовало около 9500 десантников и лыжников. Из противотанковых средств — одни гранаты и бутылки с КС (зажигательной смесью). Усиление — несколько десятков 37-мм и 50-мм минометов.

С 15 по 18 февраля 1942 года один батальон 204-й вдбр был десантирован с самолетов внутрь «котла» в район болота Невий Мох с задачей разведки и подготовки баз. Затем на лыжах в «котел» мимо постов и опорных пунктов противника вошли воздушно-десантные бригады. Немцы обнаружили и тот и другой маневры десантников. Последовали ответные меры: чтобы обезопасить аэродром от проникновения лыжников, немцы сняли полк из состава дивизии «Мертвая голова» и прикрыли им все подступы, одновременно были усилены гарнизоны опорных пунктов, организовано патрулирование между ними.

Командиры бригад, не дождавшись общего сосредоточения, завязали бои за овладение опорными пунктами. Но эти пункты, превращенные противником в маленькие крепости, для нашей пехоты, без поддержки артиллерии, оказались неприступными крепостями. Сразу же начались потери убитыми и ранеными. Большое число раненых резко снизило мобильность десантников. Вдобавок ко всему, командование требовало одновременно атаковать сразу несколько опорных пунктов. К примеру, 19 марта десантники провели операцию с целью уничтожения штаба 2-го армейского корпуса немцев в деревне Добросли и одновременно — атаку на аэродром в Глебовщине. Обе атаки были отбиты. По немецким источникам, только в бою за Добросли погибло более 500 десантников.

Неудачными оказались и другие операции бригад.

Продовольственный запас быстро таял. Костры разводить было запрещено. Промокшие при ходьбе по болотам валенки просушить было негде. Как следствие начались простудные заболевания. Таяли боеприпасы.

Немецкая разведка вскоре определила места сосредоточения десантников. Начались артиллерийские обстрелы и налеты авиации на уничтожение групп, практически потерявших боеспособность. Полевой госпиталь, организованный на окраине болота Невий Мох, был переполнен ранеными и больными. Люди лежали прямо на снегу, без обогрева, в сыром обмундировании. Тем не менее 18 и 23 марта 1942 года десантники «северной» группы атаковали железную дорогу Лычково — Кневицы и станцию Лычково. Ворвались на станцию и пристанционный поселок. Бой длился около двенадцати часов. 2-я маневренная воздушно-десантная бригада вышла из этого боя, имея в своем составе всего 300 человек. Почти все они были ранены или простужены. После очередной неудачной попытки захватить станцию остатки бригады разделились на мелкие группы, которые начали просачиваться через линию фронта к своим мимо немецких постов и опорных пунктов.

«Южная» группа (1-я маневренная и 204-я вдбр) тем временем атаковала опорные пункты Игожево и Старое Тарасово. Ни одна из атак успеха не принесла.

Начались бои на прорыв. Самолеты У-2, которые начали полеты в расположение десанта, приступили к эвакуации раненых и больных. Один из батальонов 1-й маневренной вдбр прорвался через немецкие посты и вынес более ста раненых.

В начале апреля окруженные десантники предприняли несколько атак на прорыв. Все они заканчивались новыми большими потерями. Попал в плен командир 1-й маневренной вдбр подполковник Н. Е. Тарасов, погиб новый командир бригады подполковник Устинов. 14 апреля атака на прорыв принесла успех: командир 1-го батальона 1-й маневренной вдбр капитан И. И. Жук вывел к своим группу десантников численностью более двухсот человек. Все они были ранены по нескольку раз.

Согласно немецким документам, бои на прорыв шли весь апрель и до первых чисел мая. Небольшие группы десантников, истощенных голодом, почти без боеприпасов, все еще продолжали попытки прорваться к своим.

Из девяти с половиной тысяч десанта в живых осталось чуть больше двух тысяч.

Долгие годы Демянская воздушно-десантная операция не упоминалась в истории Великой Отечественной войны по причине ее полной неудачи. А еще потому, что командир 1-й маневренной вдбр Тарасов, оказавшись в плену, согласился на сотрудничество с немцами. Выдав секретную информацию, он погубил многих своих бывших боевых товарищей. Став под именем Ивана Соболева полковником власовской РОА, он после войны сумел укрыться в западной зоне оккупации, а позже перебрался в Англию.

Во время битвы за Кавказ бессмертный подвиг совершили 38 добровольцев парашютно-десантной роты разведотдела штаба Черноморского флота. Командовал десантнодиверсионной группой капитан М. А. Орлов.

К середине октября 1942 года Красной армии удалось застопорить наступление немецких войск на Северном Кавказе. Однако на Туапсинском направлении немцы продолжали давление. Авиация противника господствовала в воздухе, нанося большие потери не только нашим наземным войскам, но и флоту. Военные и грузовые суда из-за частых налетов немецких бомбардировщиков не могли свободно ходить вдоль кавказского побережья и обеспечивать снабжение сражающихся войск. Основной базой немецких самолетов был аэродром в Майкопе. На нем постоянно находилось от 30 до 60 самолетов различных типов. Они-то и терроризировали нашу оборону. Вокруг аэродрома немцы организовали мощную противовоздушную оборону. Десятки зениток с опытными расчетами не позволяли нашим бомбардировщикам и штурмовикам прорваться к аэродрому. И тогда родилась идея дерзкой операции, которую должны были осуществить десантники капитана Орлова.

Группу формировали исключительно из добровольцев. Отбирали специалистов, особо учитывали физические данные. Подготовку вели две недели. Отработали ночное десантирование, действие штурмовых групп. Тренажером послужил тыловой аэродром. Каждый десантник был вооружен автоматом, гранатами, бутылками с КС. Кроме того, всем выдали топорики для прорубания топливных баков и специальные устройства для мгновенного воспламенения выливающегося топлива. Одновременно свою часть операции отрабатывали экипажи звена бомбардировщиков. Разведка сообщила: в 17.00 23.10.1942 года на Майкопском аэродроме установлено 39 самолетов, из них 28 истребителей Me-109, четыре бомбардировщика Ю-88, три бомбардировщика Ю-52 и четыре самолета связи.

Перед вылетом на задание десантники дали коллективную клятву. Вот ее текст: «Идя на выполнение боевого задания, мы, моряки-черноморцы, клянемся тебе, Родина, Вам, Великий Сталин, что с честью выполним порученное нам дело. Клянемся стойко, мужественно драться с ненавистным врагом, беспощадно уничтожать фашистских гадов и их технику. Каждый из нас горит благородным желанием мести. Мы будем мстить за отцов, матерей, братьев, сестер, за сиротские слезы, за поруганных жен и любимых девушек, за все злодеяния, учиненные гитлеровскими палачами. Никто из нас не дрогнет, как бы тяжело ни пришлось в бою. Будем драться до последнего, а последний — до последней капли крови, но задание выполним. Но если в наших рядах окажется трус, его уделом будет позорная смерть, всеобщая ненависть и презрение. Наше знамя — Сталин, и с этим знаменем мы идем в бой. За Родину! За Сталина!»

Накануне выброски самолеты, экипажи и группа капитана Орлова сосредоточились на аэродроме Бабушеры близ Сухуми. Операцию несколько раз откладывали из-за неблагоприятных погодных условий. Наконец, в ночь на 24 октября 1942 года бомбардировщики атакующего звена взлетели с наполненными бомболюками и взяли курс на Майкоп. Задачей экипажей было подавление зенитных средств. Бомбардировщики прорвались к аэродрому, сбросили бомбы. Их атака особого урона зенитным установкам не нанесла. Только одна бомба попала в немецкий самолет, находившийся на стоянке. Из восьми прожекторов летчики погасили пять. Зенитные расчеты заняли свои места и ждали новой атаки, и она вскоре последовала.

Из первого транспортника десантники выбросились благополучно. Во второй ТБ-3 попал зенитный снаряд, и самолет загорелся. Экипаж самолета до последнего удерживал машину в положении, при котором десантники могли вести выброску. У двоих вспыхнули парашюты, и они погибли. Погиб и экипаж воздушного судна — самолет рухнул неподалеку от аэродрома и взорвался.

На аэродроме царила неразбериха, мгновенно переросшая в панику. Охрана растерялась. Никто не ожидал, что вторая волна советских бомбардировщиков сбросит не бомбы, а десант. Десантники приземлялись, освобождались от парашютов и тут же вступали в бой. Одна из групп прорвалась к самолетной стоянке и принялась уничтожать боевые машины. Это было главной их задачей. Как действовать, они усвоили на тренировках. Вторая группа огнем из автоматов отсекала охрану аэродрома.

Однако вскоре на помощь охране прибыло подкрепление — поднятое по тревоге дежурное подразделение мотоциклистов с пулеметными установками. Мотоциклисты действовали так же стремительно, как и десантники. Они с ходу прорвались к самолетной стоянке и атаковали группу, занятую уничтожением боевых машин. Десантники начали отход. Небольшими группами, прикрывая друг друга согласованным огнем, они отступили по заранее намеченному маршруту — к опушке леса.

Операция оказалась скоротечной. Бой на аэродроме длился около 40 минут. По разным сведениям, во время налета уничтожено от 10 до 42 самолетов. Здесь имеются в виду данные, полученные из немецких и наших источников. Понятное дело, одни занижали потери, другие завышали. Немцы потеряли более 60 человек убитыми. Потери были и у десанта — погибли 16 человек, в том числе семеро летчиков и два партизана. Именно партизаны, привлеченные к участию в операции в качестве разведчиков и проводников, помогли вывести уцелевших во время боя на аэродроме и отошедших к лесу десантников. В этой операции все было продумано, в том числе и пути отхода. Проводники-партизаны ждали десантников в лесу, и как только те появлялись, тут же уводили их в глубину леса, а потом — за линию фронта.

Двадцать два десантника были награждены орденами Красного Знамени, двое — орденами Отечественной войны 1-й степени, остальные участники операции — медалями.

В целом операция считалась удачной, а задача — выполненной. Главный ее урок: при тщательной подготовке, хорошей разведке, достаточной оснащенности десантников, а также групп сопровождения и прикрытия, кратковременные операции могут приносить ожидаемый успех. Однако «из-за высокого риска гибели десантов» командование больше не проводило подобные операции и впредь задачи, связанные с уничтожением аэродромов противника, решало силами авиации.

Днепровская воздушно-десантная операция 1943 года вошла в историю Великой Отечественной войны под названием «Букринский десант».

В ходе битвы за Днепр с задачей содействия войскам Воронежского фронта (командующий генерал армии Н. Ф. Ватутин) в ближнем тылу немецких войск, в полосе обороны противника был высажен крупный воздушный десант. Как пишет исследователь десантных операций в годы Великой Отечественной войны В. Гончаров, «с 16 сентября было отмечено резкое ослабление сопротивления немецких войск — начался “бег к Днепру”. К этому времени немцы еще не успели занять позиции по высокому правому берегу Днепра. Воздушная разведка доносила: в излучине Днепра между Ржищевом и Каневом значительных сил противника нет. Однако советские войска также не имели достаточного количества автотранспорта, чтобы успеть выйти к реке раньше противника. Вся надежда оставалась на подвижные войска.

Утром 23 сентября командующий войсками Воронежского фронта генерал армии Н. Ф. Ватутин прибыл на командный пункт 40-й армии. Ознакомившись с обстановкой в полосе армии, он принял решение использовать в районе Букринского плацдарма воздушно-десантные войска. Цель операции была поставлена довольно оригинально — не захватить плацдарм (он уже был занят), а прикрыть разворачивающиеся на правом берегу Днепра войска от подходящих немецких резервов, дав частям 40-й общевойсковой и 3-й танковой армий возможность занять как можно больше территории до начала контратак противника. Таким образом, действия десанта изначально должны были носить пассивный характер — обеспечивать прикрытие развертывания уже переправившихся войск. Захват новых плацдармов планом высадки не предусматривался».

Перед выброской 1, 3 и 5-я воздушно-десантные бригады для удобства управления были объединены в корпус, насчитывавший до десяти тысяч человек. Вооружение: 24 противотанковые пушки калибра 45 мм, 180 минометов калибра 50 мм и 82 мм, 378 противотанковых ружей, 450 пулеметов. Командовал корпусом заместитель командующего воздушно-десантными войсками генерал-майор И. И. Затевахин[35]. Ответственность за подготовку операции возлагалась на командующего ВДВ генерал-майора А. Г. Капитохина[36]. Однако генералы-десантники к планированию операции — таковы парадоксы войны — допущены не были.

Для десантирования выделялись: 150 бомбардировщиков дальнего действия Ил-4 и Б-25 «Митчелл», 180 транспортников Ли-2,10 самолетов буксировщиков и 35 десантных планеров 2-й Воздушной армии генерал-полковника авиации С. А. Красовского. Координировал действия всех авиационных сил заместитель командующего авиацией дальнего действия генерал-лейтенант авиации Н. С. Скрипко. Десант поддерживали части дальнобойной артиллерии и штурмовой авиации. Однако вместе с десантом на правый берег офицеры-корректировщики выброшены не были, поэтому изначально огневая поддержка Букринского десанта оказалась минимальной.

Комфронта Н. Ф. Ватутин всю операцию замкнул на себя. И это, как показал ее ход, было первой большой ошибкой.

Высадку начали 24 сентября 1943 года на исходе дня. Неразбериха же началась еще на стадии посадки в самолеты. Не вовремя, с большой задержкой, подвезли топливо для самолетов. Некоторые воздушные судна по причине своей изношенности не могли взять на борт штатного количества десантников и грузов. В итоге импровизация с началом операции вылилась в то, что вместо пятисот вылетов на десантирование авиация выполнила только 296. Выброска проводилась при сильном зенитном огне противника. Часть самолетов, потеряв ориентировку, пролетела мимо намеченного плацдарма в излучине Днепра и района сел Великий Букрин и Малый Букрин и выгрузила десант вне места сосредоточения, так что впоследствии эти группы, лишенные возможности действовать на выполнение главной задачи, вынуждены были сражаться изолированно, а по сути дела, спасать себя от гибели и плена. Один самолет высадил десантников прямо в Днепр, все утонули. 230 человек десантировали на восточном берегу над позициями своих войск. 13 самолетов «не нашли» плацдарма и вернулись на аэродромы вместе с десантом. Несколько самолетов с десантниками вообще пропали.

В этой злосчастной операции все шло не так. Исследователи сходятся в одном: поспешное планирование без учета особенностей сильных и слабых сторон воздушного десанта, отсутствие профессиональной мысли при принятии ключевых решений.

После неразберихи при выброске первого эшелона дальнейшее десантирование прекратили. На правом берегу оказалось около 4300 человек и 660 контейнеров с грузами. На аэродромах остались 2017 человек, 590 контейнеров и вся артиллерия и минометы. Десант в глубине Букринского плацдарма оказался по существу брошенным. Во время войны и долгие годы после ее окончания об этой неудачно начатой и внезапно прерванной операции, закончившейся трагедией тысяч десантников, старались не говорить. Подробности и результаты ее замалчивались. Герои битвы за Днепр писали свои мемуары в относительно спокойной обстановке, когда архивы были почти целиком закрыты для исследователей истории Великой Отечественной войны.

Но время лечит всё, в том числе и память. Стали известны многие документы, а также свидетельства участников Букринского десанта. Переведены и пущены в оборот немецкие архивы, касающиеся тех событий. Вот какое описание событий тех дней оставил начальник оперативного отдела 19-й танковой дивизии вермахта подполковник Биндер: «Первый десант был сброшен в 17.30. Еще в небе русские попали под огонь пулеметов и автоматического 20-мм зенитного орудия. Советское формирование было совершенно открыто — большие машины появлялись по одной, самое большее по две, с интервалом в полминуты, и так сбрасывали своих парашютистов. Это делало наше противодействие еще более эффективным. Некоторые самолеты, по всей вероятности, заметив неладное, повернули обратно на север. Наш мощный заградительный огонь и повсюду сияющие белые сигнальные ракеты, очевидно, лишили русских присутствия духа. Они начали сбрасывать людей беспорядочно, в разных местах. Разбитые на маленькие и очень маленькие группы, они были обречены. Они пытались укрыться в узких оврагах, но очень скоро их отыскивали, убивали или брали в плен».

Участник десанта Григорий Чухрай, ставший впоследствии известным кинорежиссером, вспоминал, что утром над аэродромом, где они, десантники, вели погрузку на транспортник, пролетел немецкий самолет и сбросил листовки: «Ждем вас! Прилетайте! Мы обещаем вам теплый прием!» Боевого духа этот краткий, полный зловещей иронии текст немецкой листовки конечно же не добавлял.

Военные аналитики и историки составили свод просчетов, допущенных при планировании и проведении операции, которые заключались в следующем:

1. Действия воздушно-десантных бригад были разобщены. Созданный воздушно-десантный корпус остался чисто административным объединением, его штаб к планированию операции не привлекался и в ходе операции не десантировался. Командование воздушно-десантными бригадами осуществлял непосредственно командующий фронтом, координирование их действий в ходе операции не предусматривалось.

2. План операции готовился в спешке: 17 сентября появилась директива Ставки, а 19 сентября план уже был готов и утвержден представителем Ставки маршалом Г. К. Жуковым.

3. Разведка будущей полосы действий десанта в должной степени не производилась. Накануне операции на правом берегу были сосредоточены крупные силы противника (5 дивизий, в том числе одна танковая и одна моторизованная), спешно переброшенные на этот участок как наиболее вероятный рубеж выхода советских войск к Днепру. Сосредоточение здесь ударных сил, явно предназначенных для мощного контрудара, наша разведка пропустила. Поэтому вся операция изначально была обречена — вместо засад против вражеских колонн и разгрома подходящих резервов десантникам пришлось вести бой с уже вышедшими на рубежи обороны немецкими ударными резервами.

4. Сроки подготовки операции оказались нереальными — сосредоточение бригад на исходных аэродромах завершилось не 21-го, как предполагалось планом, а 24 сентября, за несколько часов до начала операции.

5. Н. Ф. Ватутин, взявший всю ответственность на себя, объявил о начале операции только в середине дня 23 сентября, причем не командирам частей, которыми руководил непосредственно, а командующему ВДВ. Генералу Капитохину, фактически отстраненному от операции, пришлось срочно выезжать в штаб корпуса и вызывать командиров бригад, чтобы поставить задачи. Те, в свою очередь, спешно разработали задачи подразделениям и довели их до командиров батальонов и рот днем 24 сентября, за несколько часов до посадки личного состава в самолеты.

Время между тем уходило вместе с шансами на успех.

В итоге десантники, которые до последнего не знали, куда летят, где им предстоит выбрасываться с парашютом, а затем вести боевые действия, толком так и не поняли своих задач. Инструктаж проводился уже в полете. «Каждый солдат должен знать свой маневр» — этим универсальным суворовским принципом, как и многими положениями современных уставов, в штабе Воронежского фронта пренебрегли.

6. Отсутствие организации управления после выброски: штабы летели в полном составе, без раций, в отдельных самолетах, связи с подразделениями не имели, запасные группы управления отсутствовали. После приземления некоторые штабы так и не нашли свои подразделения. Другие целиком погибли во время десантирования или оказались выброшенными за десятки километров от плацдарма, порой на восточном берегу.

7. Место высадки десанта не было оборудовано сигналами — подготовленная для этого группа обеспечения по неизвестным причинам выброшена не была.

По данным немецких источников, «в течение суток 25 сентября уничтожены 692 десантника, еще 209 захвачены в плен». Итак, собравшись в группы, независимо от принадлежности к тем или иным подразделениям, десантники действовали изолированно сразу в нескольких районах. К исходу 25 сентября таких групп насчитывалось около тридцати пяти. Чувствуя свою уязвимость, разрозненные группы под руководством своих командиров тут же начали соединяться. В лесу восточнее населенного пункта Грушево заняли круговую оборону около 150 десантников и вели исключительно упорный бой, удерживая занятые позиции. Они принадлежали к 3-й воздушно-десантной бригаде. Все они погибли, уничтожив до двухсот солдат и офицеров противника и несколько танков.

В Каневском лесу действовала самая крупная группа — до шестисот человек. У села Черныши — группа до двухсот человек. В районе Яблонова — до трехсот человек. Все эти группы не имели связи со штабом фронта. Для установления связи и организации координации действий разрозненных подразделений десантников Н. Ф. Ватутин приказал забросить в районы их сосредоточения несколько групп связи. Но ни одна из заброшенных групп не достигла своей цели. Один самолет был сбит, после чего все попытки установить какой-либо контакт с группами сражающихся десантников были прекращены.

Хорошая связь, как известно, — половина успеха. Особенно во время таких операций, когда действовать приходится на занятой противником территории. Что же произошло со связью воздушно-десантных бригад? Почему она не действовала? Слово историку В. Гончарову: «Несмотря на большое количество радиостанций, в некоторых самолетах их не оказалось вообще, зато в других — по три и даже по шесть штук. Многие радисты остались без раций, а рации — без радистов. Батареи радиостанций сбрасывались отдельно от них, и часть раций просто оказалась без питания. Из 31 радиостанции после приземления смогли работать только пять, причем все они были малой мощности (типа РП-5). Четыре мощные радиостанции оперативной группы штаба корпуса найти так и не удалось. Но хуже всего — из-за требований секретности радисты не имели радиокодов, которые находились у офицеров-связистов, то есть неизвестно где. Поэтому когда одна из раций все же связалась с радиостанцией штаба фронта, с ней просто отказались разговаривать. В итоге рации можно было использовать только для связи между группами парашютистов на правом берегу Днепра».

Что касается наличия шанцевого инструмента, вооружения и различных припасов, В. Гончаров пояснил следующее: «Хотя десант имел своей задачей занятие обороны, выяснилось, что большие саперные лопаты никто взять не догадался: парашютисты имели при себе лишь малые лопатки и небольшое количество топоров. Не были взяты противотанковые мины — по сути, единственное доступное десантникам реальное противотанковое средство. Более того, парашютисты не имели с собой даже плащ-палаток, хотя уже стояла пусть украинская, но все же осень. Каждый десантник имел при себе полтора комплекта боеприпасов и две суткодачи сухого пайка; еще один комплект боеприпасов сбрасывался вместе с парашютистами в грузовой таре».

Десант между тем действовал. В начале октября командиру 5-й воздушно-десантной бригады подполковнику ГТ. М. Сидорчуку[37] удалось, наконец, овладеть ситуацией. Разосланные в районы боев офицеры связи установили места нахождения десантных групп, их численный состав, принадлежность. К 5 октября подполковник Сидорчук собрал их в лесу южнее города Канева, сформировал сводную бригаду (1200 человек), наладил связь с местными партизанами (до 900 человек) и организовал ряд операций и рейдов по тылам противника и на важнейших коммуникациях. Энергичный и храбрый десантный командир, подполковник Сидорчук сформировал из разрозненных групп, таких же храбрых и надежных, как он сам, три батальона, саперный взвод, взвод разведки, взводы связи и ПТР. В начале октября наконец установилась связь со штабом ВДВ. В штабе тут же была создана оперативная группа взаимодействия и организована доставка продовольствия, боеприпасов и медикаментов по воздуху. В расположение воздушно-десантной бригады подполковника Сидорчука начали регулярные полеты самолеты У-2. Доставка грузов велась и способом сброса контейнеров на сигнальные огни, а также, где это было возможно, посадочным способом. На «большую землю» удавалось вывозить тяжелораненых.

Чтобы обезопасить свои тылы, немцы предприняли масштабную карательную акцию. Каневский лес был окружен полицейскими и армейскими частями, снятыми с фронта. 12 октября началось сдавливание кольца и зачистка. В ночь на 13 октября командир бригады организовал атаку на прорыв и вывел батальоны и обоз в Таганчанский лес севернее Корсунь-Шевченковского. В новом районе десантники вновь приступили к активным диверсионно-разведывательным действиям, организовали серию диверсий на железной дороге — взрывчатки теперь у них было в достатке. Они уничтожили несколько гарнизонов противника и разгромили штаб 157-го запасного батальона в Буде-Воробиевской.

После того как удалось установить устойчивую связь, бригада начала усиливаться за счет мелких и средних групп десантников, которые продолжали бродить по окрестным лесам. Несколько раз бригаде подполковника Сидорчука пришлось менять места дислокации. Немцы преследовали десантников, бросали против них крупные силы, но опытный подполковник Сидорчук всякий раз выводил десантников из-под удара.

Вскоре удалось установить связь со штабом 52-й армии 2-го Украинского фронта. В середине ноября 1943 года бригада приняла участие во фронтовой операции по форсированию Днепра, захвату и расширению плацдарма в районе Секирны, Лозовок и Геронимовки. Задачу свою выполнила блестяще, захватила несколько опорных пунктов противника, при этом уничтожила до десятка танков, самоходных орудий и 117 солдат и офицеров из числа одной только панцергренадерской дивизии СС «Викинг».

«28 ноября 1943 года, — пишет В. Гончаров, — 5-я воздушно-десантная бригада была снята с плацдарма, выведена в тыл и вновь перешла в резерв Ставки. Подполковник П. М. Сидорчук был удостоен звания Героя Советского Союза. Больше воздушно-десантных операций советское командование не проводило; с этого момента все имеющиеся воздушно-десантные войска использовались исключительно в качестве наземных».

Предвоенные парады и даже маневры с массовой выброской десантов, зрелищные картины сотен белых куполов на фоне голубого неба, как показала война, ничего общего с реальными боевыми действиями не имели. Война — это до предела уплотненная жизнь, и в ней всегда побеждает грубый и жестокий реализм.

После киевских маневров 1935 года Германия создала свое первое подразделение парашютистов. Сформировано оно было из лучших солдат элитного полка «Герман Геринг» самим Герингом. Чтобы не отставать от одного из основных соперников, следом за Германией в дело создания воздушно-десантных войск включилась Англия.

Когда началась Вторая мировая война, немцы тут же пустили в дело новый род войск. Во время Норвежской кампании был выброшен воздушный десант с целью захвата аэродромов Ставангера и Осло. Операция прошла успешно, хотя разброс десанта оказался огромным. Многие парашютисты получили травмы. На счастье немцев, норвежцы не оказали серьезного сопротивления.

Следующий десант оказался неудачным. Для захвата голландского аэродрома Валхавен близ Роттердама немцы выбросили двухтысячный парашютный десант. Голландцы отбили первую атаку и дали понять атакующим, насколько уязвимы парашютисты от огня наземных войск. Целая рота немецких парашютистов, захваченных в плен, была отправлена «для допроса» в Англию.

Как несомненную удачу некоторые историки называют высадку немецкого воздушного десанта на острове Крит, а также при захвате Коринфского перешейка и города Коринфа. Однако обе операции сопровождались большим количеством аварий и несчастных случаев. Не случайно после лета 1941 года немцы использовали планеры только для грузовых перевозок. С точки же зрения стратегической высадка на Крит была ошибкой, так как захват острова не дал Германии ничего. По оценке историков, «Крит не являлся решающим опорным пунктом для действий стран оси на Средиземном море, так как английские военно-морские силы в этом районе могли быть увеличены до максимальных размеров». Немцам, по общему признанию, для достижения их главной цели — захвата Мальты — не хватало не аэродромов на Крите, а самолетов. Потери же были огромными, в том числе и в самолетах. Цель не оправдала затраченные средства.

Более удачными были локальные операции немецких парашютистов по захвату сравнительно небольших объектов — мостов, коммуникаций, инфраструктуры железных дорог.

Непросто проходили и операции американских воздушно-десантных соединений и частей. Элитная 82-я воздушно-десантная дивизия генерал-майора Мэтью Риджуэя с самых первых боев попадала в крупные переделки и несла большие потери. В июле 1943 года во время высадки на Сицилии транспортные «дугласы» с десантниками на борту попали под сосредоточенный огонь зениток дивизии люфтваффе «Герман Геринг». Летчики сбились с курса и провели высадку десанта где попало и как попало. Часть десанта оказалась на противоположном берегу острова, за 1500 километров от района сосредоточения. Вторая волна сицилийского десанта попала в еще худшее положение. Во время полета над Средиземным морем транспортники, наполненные десантниками, обстреляли английские корабли, принявшие американцев за немцев. Двенадцать самолетов канули в теплые воды Средиземного моря, еще тридцать семь вернулись на базу с сильными повреждениями. Общие потери дивизии генерала Риджуэя от огня союзников составили 300 человек. Остальные «дугласы», прорвавшись через огонь немцев и англичан, все же выполнили задачу и произвели высадку.

Десантникам 82-й дивизии противостояли итальянские и немецкие войска. В одном из боев они окружили и пленили целый батальон «самых крутых парней в мире». И все же десантники Риджуэя задачу выполнили.

Затем были неудачные операции под Салерно и в районе Анцио.

После кровопролитных боев в Средиземноморье 82-ю воздушно-десантную дивизию вывели на отдых и пополнение в Великобританию. Началась подготовка к высадке во Франции.

В 1944 году штабы союзников работали в лихорадочном темпе. День и ночь исследовались разведдонесения, сводки с фронтов, анализировались результаты кровопролитных сражений на советско-германском ТВД. Союзники пришли к выводу, что темп наступления фронтов Красной армии настолько велик, что, если он сохранится в ближайшие месяцы, Балканы и страны Центральной Европы окажутся потеряны для союзников. Тянуть с открытием второго фронта было уже просто опасно.

В операции «Оверлорд» участвовали три воздушно-десантные дивизии, объединенные в 18-й вдк, а также две дивизии британских войск. Вместе с приданными им штатными соединениями военно-транспортной авиации они образовали 1-ю союзную воздушно-десантную армию. Соединение получилось уникальным. Задачи в предстоящей высадке ему ставились непростые. Операция разрабатывалась со всей тщательностью, с учетом мельчайших нюансов.

Первую волну составляли 82-я и 101 — я воздушно-десантные дивизии — 18 тысяч человек. Второй волной через Ла-Манш доставили и выбросили во Франции в тылу немецких войск еще 17 тысяч десантников. Фактически именно десантники открыли второй фронт. 35 тысяч солдат и офицеров! Это был самый крупный воздушный десант Второй мировой войны с задачей, которая решала успех или неуспех всей высадки. «Перед тем как транспортные “дакоты” пересекли линию французского берега, — отмечает Юрий Непомнящий, — все засеченные к тому времени радиолокационные посты немцев в Нормандии подверглись опустошительному налету и были уничтожены. По этой причине, а также в связи с началом массированных авиационных ударов по всей протяженности противодесантной обороны в зоне высадки (в ночь на 6 июня самолеты 8-й американской воздушной армии и британского бомбардировочного командования сбросили на Нормандию более 17 тысяч тэнн авиабомб) проникновение в тыл группы армий “В” крупных сил вражеских парашютистов поначалу оказалось незамеченным. 82-я дивизия десантировалась в районе железной дороги у Сен-Мер-Эглиз, 101-я — несколько южнее, рядом с мостами через Дув. Высаженные подразделения, встреченные огнем немецкой ПВО, рассеялись несколько больше, чем планировалось (на площади более чем 150 квадратных километров), но сумели кое-как сосредоточиться (без особых, кста-ти, помех со стороны врага) и незамедлительно развернули активные действия в тылу немецких позиций».

Потери во время операции 6 июня 1944 года в основном были связаны с тем, что десантирование проводилось перед рассветом, по существу ночью, и часть десанта попала в озера, водоемы, особенно на восточном побережье полуострова Котантен, где немцы спустили шлюзы и затопили обширные низины. Навьюченные контейнерами с различными грузами десантники не смогли быстро избавиться от них и попросту утонули. Только в районе Котантена из воды извлекли 450 тел утонувших десантников.

Потери 18-го воздушно-десантного корпуса союзников были огромными. Только 101-я вдд во время высадки и июньских боев потеряла убитыми и ранеными ровно половину своего состава, поэтому в начале июля была отведена на остров (Великобритания) на отдых и пополнение.

Командиры дивизий и полков, их штабы десантировались вместе с солдатами. К примеру, командир 18-го вдк генерал-майор М. Риджуэй в первые часы после приземления возглавил небольшую группу десантников численностью не больше десяти человек. Освободившись от парашюта, он тут же повел свой крошечный корпус в бой.

В США и Англии парашютистов-десантников считали главными героями высадки, как и было на самом деле. Генерал Риджуэй и тогда, в годы войны с нацизмом, и после нее, в годы новых войн, делал все возможное, чтобы сделать десантные войска армии США лучшими в мире, но первенство честно отдавал ВДВ Красной армии: «Родиной воздушно-десантных войск является Советский Союз».

После окончания Второй мировой войны численность воздушно-десантных войск, частей и подразделений в армии США была резко сокращена. Конгресс потребовал сокращения расходов на армию. Однако 82-я и 101-я вдд на волне общественного мнения были сохранены. Они существуют и поныне, по праву считаясь элитными. Служить в них — высокая честь для американской молодежи. Подразделения этих дивизий принимали участие, пожалуй, во всех войнах и локальных конфликтах последних десятилетий.

В сентябре 1944 года союзники провели вторую масштабную воздушно-десантную операцию. После летнего успеха и наступления во Франции и Бельгии армии союзников приготовились атаковать немецкую оборону на территории Нидерландов.

На этот раз план операции в штабе Верховного главнокомандующего экспедиционными силами Эйзенхауэра предложил британский фельдмаршал Б. Монтгомери. План был великолепным и казался вполне реалистичным. Союзникам предстояло всего лишь повторить атаку трехмесячной давности.

Наступление, по плану Монтгомери, должно было начаться на северном крыле Западного фронта в долине Нижнего Рейна. 2-я британская армия обходит немецкую линию Зигфрида в районе Арнема, захватывает мосты через реки Маас, Ваал, Нижний Рейн и атакует Рур. С захватом голландских портов решается проблема обеспечения, а от Рура до Берлина рукой подать.

Десантные дивизии имели особую задачу: узкой «ковровой дорожкой» им предстояло высадиться в юго-восточной части Нидерландов на участке Эйндховен — Арнем. Удаление мест выброски от линии фронта на 60–90 километров. Главная цель — захват мостов через реки Доммель, Аа, Маас, канал Вильгельмины, канал Маас-Ваал и далее к Рейну. В случае успеха союзникам открывались пути для вторжения в Германию с северо-запада.

Снова были выброшены недавно вернувшиеся с отдыха и пополненные 101-я и 82-я воздушно-десантные дивизии, а также другие парашютные части и подразделения.

Но в этот раз с самого начала все пошло не так.

Сразу после высадки десантники натолкнулись на мощное сопротивление и жесткие контратаки с применением танков и самоходных орудий. Это было первой и, как впоследствии оказалось, не единственной, но решающей неожиданностью. Разведка не сработала, и там, где предполагалось подавить немногочисленные пехотные и охранные подразделения, десантников встретили части 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен» и 10-й танковой дивизии СС «Фрундсберг». Кроме того, немецкая ПВО перехватила рейсы снабжения. Было сбито десять транспортников. Самолеты, прорвавшиеся в зону выброски, выполнили задачу. Но их пилоты не знали, что зона контролируется немецкими войсками. Десант вскоре стал выдыхаться из-за нехватки продовольствия и боеприпасов. Увеличивалось число раненых.

Отдавая приказ командованию 1-й воздушно-десантной армии захватить мосты и переправы на участке от бельгийской границы до Арнема, фельдмаршал Монтгомери обещал десантникам: «Продержитесь двое суток, и я сменю вас войсками с должным вооружением». В Арнеме десантники захватили предмостное укрепление и северный конец моста через Нижний Рейн и удерживали его четверо суток. Никто к ним на помощь так и не пришел. Все произошло как в русской поговорке: пошли по шерсть, а вернулись стрижены…

Монтгомери позже написал в своих мемуарах: «Берлин был потерян для нас, когда мы не смогли разработать хороший оперативный план в августе 1944 года, после победы в Нормандии».

В битве за Арнем приняла участие 1-я отдельная польская парашютная бригада. Командовал бригадой полковник Станислав Сосабовский. В операции «Оверлорд» польские парашютисты участия не принимали, они находились в резерве. Когда в Варшаве началось восстание, главком Польских вооруженных сил на Западе генерал В. Сикорский попытался уговорить союзников провести десантирование бригады в Варшаве. Однако ни англичане, ни американцы не согласились на проведение столь рискованной и затратной операции. Их штабы подсчитали: для переброски бригады полковника Сосабовского в Варшаву потребуются 250 четырехмоторных бомбардировщиков «ли-берейтор», а также истребители сопровождения. С учетом даже плановых потерь и в обстоятельствах, когда на севере Франции шли упорные бои, такого количества самолетов Верховное главнокомандование экспедиционными силами выделить не могло — вернее, не сочло возможным.

И вот, наконец, поляков ввели в бой. 17 сентября 2-й батальон вместе с 1-й английской воздушно-десантной дивизией был выброшен к западу от Арнема и вступил в бой. В последующие дни на планерах приземлились подразделения 3-го батальона. Немцы встречали польский десант организованным зенитным огнем. Было сбито и сожжено в воздухе 35 планеров. В боях за Арнем бригада Сосабовского потеряла треть своего состава. Когда командованию 1-й воздушно-десантной армии союзников стало ясно, что операция провалена, английским батальонам была дана команда на отход. Во время отхода фактически на произвол судьбы были брошены подразделения, оборонявшиеся на плацдарме и предмостном укреплении. Среди тех, кто дрался в полном окружении и удерживал северную часть моста, был 2-й польский парашютный батальон. «21 сентября, — пишет Ю. Непомнящий, — на помощь терпящим поражение войскам был направлен резерв бригады и ее штаб во главе с генералом Сосабовским (нелетная погода не позволила сделать это раньше). Вторую группу (1-й батальон) удалось выбросить только через два дня, причем из 114 “дакот” к цели под сильным зенитным огнем сумели пробиться только 53: всего за эти дни высажено 1067 солдат и офицеров. Однако контакт с окруженными частями восстановить не удалось — основные силы вернулись в район выброски и заняли круговую оборону в городке Дрил. <…> За пять суток боев у Арнема бригада потеряла убитыми, ранеными и пленными 378 человек. После соединения с наземными частями парашютистов перебросили к Маасу, а затем — в Остенде, где погрузили на транспорты и отправили в Великобританию. После этих событий бригада уже не принимала участия в войне, находясь в составе 1-го резервного польского корпуса в Шотландии до 1945 года[38]. Бригада несла оккупационную службу на севере Германии, расформирована в 1947 году».

Какие выводы можно сделать из этого исторического экскурса?

Воздушно-десантными войсками, вплоть до небольших подразделений, всегда управляло высшее командование. Союзники и немцы после проведения операций, удачных или неудачных, выводили парашютистов из дела и отправляли в резерв для восстановления и отдыха. В Красной армии эту предусмотренную уставом процедуру делали не всегда. В таких случаях десант постепенно утрачивал свои первоначальные черты и переходил на положение стрелковых частей и подразделений, а порой и партизанских. И в районе Вязьмы, и Спас-Деменска в 1942 году, и на правобережье Днепра в 1943-м десантники активно и довольно успешно действовали в качестве диверсионно-разведывательных групп. Не более того. Ярким примером здесь может служить подразделение капитана И. Г. Старчака в боях и локальных операциях на подступах к Москве.

Следующий вывод касается разработки операции и подготовки к ее выполнению личного состава десанта, его оснащения, вооружения и экипировки. Американские и британские парашютисты оснащались лучше наших. У них были более надежные парашюты, лучше приспособленные для выброски самолеты, специальное вооружение. Немецкие парашютисты имели даже стальные шлемы специальной конструкции, одежду и обувь.

Одного пристального взгляда на ход и итог операций достаточно для того, чтобы определить решающее значение разведданных о месте выброски, о противостоящих войсках противника и его резервах, расположенных в глубине и в непосредственной близости. Как правило, неудачная разведка или ее отсутствие всегда приводили к неудаче. Затягивание боевых действий, внеплановые паузы, задержка на промежуточных рубежах — все это приводило к большим потерям и вело, как показали реальные события, к провалу операции.

Десантным подразделениям, выброшенным в тыл противника, не хватало мобильности и вооружения, особенно противотанковых средств. И если в современных армиях этот дефицит восполнен переносными комплексами и установками ПТО различных типов, то во время Второй мировой войны десанты, вооруженные стрелковым оружием, гибли под гусеницами тяжелых танков, которых ручной гранатой и огнем из противотанкового ружья подбить было трудно.

История воздушно-десантных операций Второй мировой войны довольно поучительна. Удивительно другое: создается впечатление, что будущий командующий ВДВ Советской армии генерал В. Ф. Маргелов не только хорошо знал эту историю, но и грамотно усвоил ее уроки. Конечно, можно предположить, что в закрытых источниках, в различных резюме и аналитических записках такая информация существовала и бывший командир гвардейской стрелковой дивизии, назначенный в десантники, мог отыскать ее в достаточно полном объеме. Кроме того, выходили военные журналы, в том числе зарубежные, с которыми можно было ознакомиться в спецфондах библиотек. Многое хранилось в памяти, в опыте ветеранов войны. В те годы они служили в десантных частях не только офицерами и старшинами-сверхсрочниками, но и сержантами, командирами отделений и просто рядовыми.

Глава четвертая 16-Я ЧЕРНИГОВСКАЯ КРАСНОЗНАМЕННАЯ

Из воспоминаний генерала И. И. Лисова: «После окончания военной школы в Минске мы с Василием Филипповичем, моим грозным старшиной, разъехались в разные стороны… Через друзей-однокашников мы, конечно, знали друг о друге не очень много, а когда я стал “полузасекреченным” парашютистом-десантником, мы потеряли всякую связь…

Закончилась Великая Отечественная. Я работал в штабе командующего Воздушно-десантными войсками генерал-лейтенанта А. Ф. Казанкина. Был апрель 1948 года. В приемной командующего толпились незнакомые мне офицеры. Каждый, естественно, волновался — ведь решалась судьба: кем быть и где нести нелегкую офицерскую службу. Я чуть не вскрикнул от удивления: в затемненном углу сидел Василий Маргелов. Я его сразу узнал, хотя прошло много лет.

Я подошел к нему со стороны, взглянул на генеральские погоны и геройскую звезду и, чуть оробев, подумал — как ему представиться. И решил:

— Товарищ старшина! Помощник командира второго пулеметного взвода Иван Лисов. Здравия желаю!

Он удивленно поднял голову, узнал меня сразу, обхватил за плечи, и мы крепко при всех расцеловались.

— Ваня, дорогой ты мой товарищ, наконец-то встретились! Давно ты здесь? Что делаешь?

— Да нет, Вася, всего год. А ты к нам на работу? Выйдем в коридор, там свободнее.

Когда мы оказались один на один, он спросил:

— Что это у вас за войска: летчики не летчики, пехота не пехота? Может, пока не поздно, сослаться на слабость здоровья и рвануть к своим сухопутчикам? Этот номер у меня вполне пройдет, ведь много ранений имею, да и жена Анка — капитан медицинской службы, такую болезнь придумает, что ни к небу, ни к воде меня близко не допустят, — улыбаясь, разглядывал меня Маргелов.

Я пригласил его в свою рабочую комнатку поговорить “про жизнь десантную”.

— Напрасно, дорогой мой Маргелыч, расстраиваешься, я ведь хорошо тебя знаю по нашей курсантской жизни как сильного, волевого человека, инициативного, да еще с партизанским характером. Наши войска для тебя и ты для них — находка. Поверь мне и не сомневайся.

— Однако, Ваня, у вас тут все “сигают” с неба. А для меня легче три раза в атаку сходить, чем с парашютом прыгнуть. Не по мне ваш “цирк”.

— Ну зачем так говоришь — никто из нас ни парашютистом, ни десантником не рождается, а вот побороли страх, не только привыкли, а и полюбили свое дело. Да и я всегда рядом буду — независимо, чем тебе командовать придется — не подведу! Соглашайся, Василий Филиппович! А если невмоготу будет, капитан медицинской службы тебя всегда сможет из-под купола парашюта вывести и в пехоту списать.

— Не слышал ли ты, Иван Иванович, куда… и что мне могут предложить? — спросил Маргелов. — Надоело по углам да землянкам скитаться, ведь семья прочную базу требует.

— Не знаю, что конкретно тебе предложат, но сейчас для генерала твоего ранга есть должность командира дивизии и заместителя начальника штаба войск.

— Ты за кого меня принимаешь? — ощетинился он. — Я строевой офицер! Мне штаб противопоказан. Я был в свое время начальником штаба дивизии и понял: штабная служба не мое призвание, писать не люблю! Всю войну прошел вместе с людьми, а тут воюй с бумагами. Не пойдет!

— Пожалуй, ты прав. Штабная служба тебя не увлечет, хотя в твоем академическом дипломе армейская профессия определена как командно-штабная.

Тут к нам подошел адъютант и передал, что Маргелова ждет командующий для беседы. Маргелов встал, расправил гимнастерку, опустил гармошкой еще ниже блестящие голенища сапог и направился в двери вслед за офицером.

У меня была бумага на подпись командующему, и я вошел вместе с Маргеловым. Василий представился. Его личное дело лежало на столе командующего. Он пригласил его сесть, быстро пробежал глазами по моей бумаге, подписал ее и передал мне. Уходя, я сказал:

— Вася, когда командующий тебя отпустит, зайди ко мне.

— Что за обращение к генералу, полковник Лисов? Он что — родственник ваш, сват, брат?

— Прошу прощения, товарищ командующий. Он мне больше чем родственник, он мой друг и наставник — старшина курсантской роты, а я его подчиненный — помощник командира взвода, почти три года были вместе и три пятилетки не встречались.

— Надо же где встретились! Успели вы рассказать вашему другу о наших войсках, завербовали в десантники? — спросил Казанкин.

— Не совсем, товарищ командующий. Но генерал Маргелов очень нужный нам командир, он просто по своему характеру десантник! Думаю, он от нас не откажется, быстро войдет в строй наших войск и не подведет нас, если доверите ему гвардейскую дивизию.

— Вы свободны, полковник. Мы побеседуем одни с Василием Филипповичем. Ведь я не летчик, а он не парашютист, оба пехотинцы, можно сказать, однополчане. Договоримся.

Я дождался возвращения Маргелова после беседы с Казанкиным. Вошел он ко мне с просветленным лицом и с ходу доложил:

— Можешь поздравить — уговорил старик и назначил командиром Семьдесят шестой гвардейской Черниговской Краснознаменной воздушно-десантной дивизии. Командующий сказал, что это одна из прославленных дивизий не только в корпусе, но и в войсках. В годы войны полсотни ее воинов удостоились звания Героя Советского Союза! Таких знаменитых дивизий мне не приходилось встречать.

— Ну, молодец, что согласился, я рад за тебя — впереди широкая дорога, возможно, и в казанкинский кабинет засядешь! Может, отметим это дело по-фронтовому, за твое назначение и рождение нового генерала-десантника?

— Ты маленько загнул, в этот кабинет я никогда не приду — душа не лежит. Но загадывать не будем, служба есть служба. К сожалению, Ваня, я тороплюсь домой обрадовать своих и сегодня же уезжаю в Псков — командующий уже послал адъютанта за билетом. Отметим мое назначение, когда ты приедешь мою дивизию инспектировать, договорились?

Таким было начало нашей совместной службы с моим бывшим “старшиной” в послевоенные годы. Никто из нас не мог тогда даже подумать, что до конца нашей армейской службы мы будем вместе. И на служебной лестнице так же разместимся, как это было в далекие курсантские годы: он — командующий, а я — его заместитель».

Этот фрагмент из воспоминаний генерала И. И. Лисова нуждается в небольшом комментарии.

Судьба в тот апрельский день 1948 года свела не только двух бывших курсантов-однокашников Объединенной Белорусской военной школы, не только спортсменов-лыжников, но и единомышленников. Долгие годы генералы Маргелов и Лисов будут служить вместе, создавать инфраструктуру ВДВ, формировать новые дивизии, строить дальние гарнизоны, оснащать десантников новой техникой, вооружением, экипировкой. Однажды они махнули на лыжах от Минска через Медынь в Москву. В пути стерли в пергамент армейские лыжи. И вот пути их снова сошлись, чтобы стереть в тот же пергамент еще несколько пар лыж…

Итак, из Управления воздушно-десантных войск генерал Маргелов вышел с новым назначением — на 76-ю гвардейскую Черниговскую дивизию.

Конечно, многие офицеры и тем более генералы в те послевоенные годы мечтали о службе за рубежом, в Центральной или Северной группе войск. В Австрии, Германии или хотя бы в Польше. Европейские города были меньше разбиты, а то, что пострадало, быстро восстановили, наладили жизнь не хуже довоенной. Начали функционировать все сферы социальной жизни, индустрия развлечений. Заработали промышленность и торговля. Офицеры получали двойной оклад. Им разрешили перевезти к месту службы свои семьи. Для них, получивших назначения в группы оккупационных войск, жизнь мгновенно наладилась. А что было здесь?..

После окончания академии часть выпускников поехала туда. Генерал Маргелов обладал совершенно иными качествами, профессиональными и человеческими, которые определили и географию его дальнейшей службы, и ее характер.

76-я гвардейская Черниговская краснознаменная стрелковая дивизия дислоцировалась в Пскове. Ее история заслуживает отдельного рассказа.

157-я стрелковая дивизия была сформирована 1 сентября 1939 года на базе одного из полков легендарной 74-й Таманской дивизии в Северо-Кавказском военном округе. В бой вступила 22 сентября 1941 года под Одессой. В первый же день, сменив оборонявшуюся на этом участке фронта часть, контратаковала немцев и захватила ряд населенных пунктов. Затем боевой путь дивизии лег через Севастополь и Новороссийск. Она участвовала в Феодосийской наступательной операции, летом 1942 года дралась на левобережье Дона, затем оборонялась по северному берегу реки Аксай. В январе 1943 года в составе войск Сталинградского фронта участвовала в заключительной фазе операции «Кольцо» с целью уничтожения Сталинградской группировки 6-й полевой армии немцев. Приказом НКО СССР от 1 марта 1943 года № 107 157-я стрелковая дивизия за мужество и героизм личного состава, проявленные в ходе Сталинградской битвы, преобразована в 76-ю гвардейскую стрелковую.

Перед началом Курской битвы 76-я гвардейская стрелковая дивизия была переброшена в район города Белева Тульской области и включена в состав войск Брянского фронта. Это был северный фас Орловско-Курской дуги. 12 июля, когда немецкое наступление начало выдыхаться, дивизия форсировала реку Оку и атаковала позиции 2-й танковой армии немцев. Во время этого сражения дивизия уничтожила более 1500 солдат и офицеров противника, 45 огневых точек, 2 танка и захватила в плен 35 немцев. Личный состав был отмечен благодарностью Верховного главнокомандующего. 8 сентября, приведя себя в порядок после упорных летних боев, дивизия прорвала оборону противника и в ходе непрерывного наступления к 20 сентября подошла к Чернигову и овладела городом. Приказом Верховного главнокомандующего дивизии была объявлена благодарность и присвоено почетное наименование — Черниговская.

В 1944 году дивизия вошла в состав 1-го Белорусского фронта и дралась в упорнейших боях северо-западнее Ковеля. Участвовала в замыкании кольца окружения западнее Бреста вокруг крупной группировки противника. За выход на государственную границу СССР и освобождение города Бреста дивизия была награждена орденом Красного Знамени.

С 25 января 1945 года вошла в состав 2-го Белорусского фронта. Участвовала в штурме и взятии города-крепости Торунь на Висле и уничтожении в этом районе окруженной 35-тысячной группировки противника. В конце марта 1945 года дивизия с боем взяла город Сопот и вышла к Балтийскому морю, отрезав Данцигскую группировку немцев. К 30 марта дивизия завершила ликвидацию блокированной немецкой группировки, захватив города Оливу и Данциг (ныне Гданьск). После этого дивизия повернулась фронтом на запад и прорвала оборону противника южнее Штеттина. 2 мая овладела городом Кюстров, 3 мая очистила Каров и Бютцов. Передовые отряды на окраине города Висмара встретились с частями союзников — батальоном авангарда воздушно-десантной дивизии экспедиционных войск. Война для 76-й гвардейской стрелковой дивизии закончилась на Балтике. Некоторое время она несла патрульную службу на побережье, принимала пленных, собирала трофеи.

За годы войны 50 бойцов и командиров дивизии получили звание Героя Советского Союза. Среди них командир 239-го гвардейского стрелкового полка гвардии полковник Корней Михайлович Андрусенко, который зимой 1942 года вместе с десантниками 4-го воздушно-десантного корпуса полковника А. Ф. Казанкина дрался в окружении в районе Вязьмы.

Вскоре дивизию вывели в Советский Союз и преобразовали в воздушно-десантную. Местом новой дислокации определили Псков.

Началась новая история соединения, тесно связанная с судьбой и службой генерала Маргелова. Тему этой славной дивизии, которая существует и поныне, мы еще продолжим.

Во время войны древний русский город Псков на реке Великой был разрушен почти так же, как Сталинград. Третья, после тевтонов и кайзеровских войск, немецкая оккупация города и окрестностей длилась с 1941 года до 1944-го и оказалась самой жестокой и разрушительной. Перед войной в Пскове проживало 60 тысяч жителей. Части Красной армии, вступившие в город в июне сорок четвертого, вышли встречать 143 псковича. Руины городских кварталов, улицы, частично уцелевшие дома представляли собой сплошное минное поле. В развалинах стояла и псковская святыня — кремль.

Правительство Советского Союза сразу после окончания войны приняло постановление, по которому Псков вошел в перечень исторических городов, подлежащих первоочередному восстановлению. Вначале надо было разобрать руины и завалы. Эти работы выполняли немецкие военнопленные, заключенные ГУЛАГа, а также вольнонаемные рабочие. Среди первых, вторых и третьих нашлись специалисты, которые помогли вернуть к работе основные объекты жизнеобеспечения городской инфраструктуры: водопровод, теплоцентраль и котельные, линии железной дороги, железнодорожную станцию и пр. Заработал хлебозавод.

Псков всегда был военным городом. Всегда здесь стояло войско с воеводой во главе, играя и в социальной жизни, и в политической заметную, а порой и главенствующую роль. До революции и в годы Первой мировой войны здесь квартировал 96-й пехотный Енисейский полк. После революции размещались штаб и некоторые части 5-го кавалерийского корпуса, которым некоторое время командовал комкор К. К. Рокоссовский. Здесь в 1937 году он был арестован органами НКВД, сюда вернулся весной 1940 года после освобождения. После войны маршал командовал Северной группой войск со штаб-квартирой в Легнице, расположенной в бывшей прусской провинции Нижняя Силезия, а теперь отошедшей союзной Польше. Во время последних боев 76-я гвардейская стрелковая дивизия входила в состав фронтов, которыми командовал Рокоссовский. Об этом в дивизии помнили. Помнили упорнейшие бои под Ковелем и севернее Бреста, штурм Торуни и Сопота. Многие ветераны рассказывали о личных встречах с прославленным полководцем.

Теперь псковским гарнизоном командовал генерал Маргелов. Городские власти часто обращались к нему за помощью. Главными заботами города оставались работы по разбору завалов, расчистке будущих строительных площадок. Но чаще всего требовалось вмешательство саперов. Среди битого кирпича, а иногда под брусчаткой мостовых строители обнаруживали то мины, поставленные на боевой взвод, то неразорвавшиеся снаряды, то бомбы, то другие боеприпасы, порой целые склады. Саперы дивизии всегда были в деле, для них война еще не закончилась. Читая очередное донесение: обезврежено на территории завода столько-то мин, при расчистке школьного стадиона обнаружена неразорвавшаяся авиационная бомба, — командир дивизии с удовлетворением отмечал, что это все же приметы мирного времени, что город и окрестности постепенно очищаются от того зла, которое здесь и по всей земле, где побывали оккупанты, посеяла война. Думал о родной Беларуси, о Костюковичах. В саперных подразделениях десантных полков служили уже молодые солдаты, новобранцы. Многие из областей, бывших в оккупации. Там железа разбросано много. Отслужат, приедут в родные колхозы, на заводы, со знанием дела помогут местным военкоматам в сборе железного хлама, в очистке полей, дорог, городов и поселков.

Псковичи — люди дельные, памятливые, на всякое добро умеют ответить добром. Среди улиц, названных в честь тех, кто своим талантом, трудом и заботой послужил делу восстановления, развития и прославления города, есть и улица маршала Рокоссовского, и улица генерала армии Маргелова.

Главной же работой по-прежнему оставалась служба.

В памяти Маргелов еще и еще раз прокручивал последний диалог с командующим ВДВ.

— Так что, Василий Филиппович, смотрите на месте, что да как, — качал головой генерал Казанкин. — В целом семьдесят шестая дивизия хорошая. Как-никак — гвардейцы. Но — пехота. К тому же в последнее время немного по-дразвинтились.

— Так ведь и я, Александр Федорович, из пехоты, — возразил Маргелов.

— Ничего, ничего… Полковник Лисов, ваш давний друг, рекомендовал вас как отличного лыжника, спортсмена. А хороший лыжник — это уже половина десантника. А когда освоите парашют… — И вдруг спросил, глядя в глаза: — Прыгать-то не боитесь?

— Да хоть сейчас!

Казанкин дернул бровями, усмехнулся:

— Характер вижу. Но в нашем деле этого мало. Парашют надо хорошенько освоить, изучить, научиться укладывать. Приручить его надо на земле. А подружитесь в воздухе. То же и с дивизией. Из пехоты сделать десантников — задача сложная, но, если брать во внимание ваш характер и послужной список, вполне себе выполнимая. — И командующий кивнул на папку личного дела.

«Эх, и хитер же командующий!» — снова и снова вспоминая и разговор с генералом Казанкиным, и сам факт назначения его, пехотного генерала, командиром воздушно-десантной дивизии, вывел, наконец, Маргелов. Ведь есть в других дивизиях, воздушно-десантных, толковые командиры полков, бригад, которые хорошо знают и парашютное дело, и уставные требования, и то, как применить их в деле. Нет, оставил их там, на местах. А взял пехотинцев, чтобы осваивали новое дело и становились десантниками вместе со своими солдатами.

Быт офицеров, да и солдат тоже, был неустроен. Маргелов застал дивизию в состоянии, когда некоторые роты продолжали жить в палатках. Офицерские семьи — в бараках. Построения полков оставляли ощущение тоски, которую трудно было преодолеть. Изношенные вконец сапоги, не раз прошедшие через руки ротных сапожников. Латаные-перелатаные гимнастерки. Выправки никакой. Солдат мог стать в строй в невычищенных сапогах. Не подавали положительного примера и офицеры. В военном городке царила унылая скука, которую гвардейцы скрашивали частыми и шумными пьянками. Бывший начальник штаба ВДВ генерал П. Ф. Павленко вспоминал: «Трудное это было время: везде были следы недавно закончившейся войны, особенно страдало обустройство войск и жилье офицерского состава… Материально-техническая база боевой подготовки фактически была на нуле. К тому же прежний комдив крайне мало занимался делом и отличался нерешительностью, пассивностью. Учеба в дивизии шла кое-как, организованность и дисциплина оставляли желать лучшего. Некоторые командиры частей и офицеры штаба дивизии увлекались личными делами, даже завели коров и свиней. Дивизия была одной из отстающих в ВДВ. Картина была удручающая».

Уцелевших и восстановленных, годных для проживания домов в Пскове было перечесть по пальцам. Устройством своей семьи Маргелов — не последний в городе человек — не стал никого обременять, поселился с Анной Александровной и малолетними детьми в свободной комнате дивизионного клуба. Зайдя в первый раз в «свою» комнату, молча переглянулись с Аннушкой, и он подумал: «Ладно хоть не землянка…» Согласился бы на должность заместителя начальника штаба ВДВ — жил бы с семьей в Москве…

С чего начинать? С кого? Начал с офицеров. Собрал командиров частей и подразделений, начальников служб и сказал:

— Многие из вас и ваших подчиненных обросли мхом, живут по принципу «моя хата с краю», не болеют за дивизию. А некоторые от безделья страдают японской болезнью — «хо-цу ецця». — И энергичным и наверняка всему собранию знакомым жестом пояснил суть «японской болезни».

Офицеров шутка развеселила. Многие ждали накачки. Развеселить-то развеселила, но и заставила задуматься. Всем стало понятно: прежней жизни настал конец, начинается другая и, судя по характеру нового командира, беспокойная.

Палочную дисциплину и резкий зажим вводить было бессмысленно. Генерал знал по опыту — результата не будет. Но занятия по строевой подготовке приказал подтянуть. Организовал конкурс на лучшую строевую песню. Плацы, зараставшие травой, заблестели — траву мигом вытоптали. Появилась разметка. Вечерами, перед ужином, асфальт в городке дрожал — роты проходили к столовой с песнями.

Старшины тоже зашевелились — впереди смотр, и солдаты должны хорошо выглядеть. Началось негласное и необъявленное соревнование старшин рот: чьи солдаты выглядят лучше. Тот, кто служил и не был избалован парой сапог и гимнастеркой вне срока, тот знает, что солдат может выглядеть опрятным не только в новой форме. Однако постепенно улучшалась и материальная часть. Солдаты начали получать не б/у, порой в штопке дырок от осколков и пулевых пробоин, а новенькие комплекты повседневной формы.

Долгие годы занимаясь историей Великой Отечественной войны, прослеживая судьбы моих героев, я сделал одно любопытное наблюдение. Многие боевые командиры, орлы, кому и Днепр с Одером были по колено, после войны словно сникли, потускнели их служебные дела и достижения. Прошлые победы покрылись пылью пафоса. О прошлом вспоминали только в праздники, и то после третьей… Служба то шла, то не шла. Полковники и генералы, в дни яростных боев награжденные полководческими орденами, и даже Герои Советского Союза тихо перекочевывали в различные управления, штабные учреждения, становились начальниками различных учебных заведений военного и полувоенного профиля.

Служба в войсках требовала от офицерского состава, кроме командирских, других, дополнительных качеств. Когда Маргелову поручили гарнизон, десантные полки, которые надо было разместить на зимние квартиры, создать в городке устойчивую инфраструктуру, отвечающую медицинским и санитарным нормам, а также условия для каждодневной боевой учебы, вот тут-то и пригодилась бывшему курсантскому старшине хозяйственная жилка. Не путать с заботами службы тыла: тыловики занимались своими повседневными делами, а командир дивизии должен смотреть в завтрашний день. Воздушно-десантные войска развивались, усложнялись задачи. С появлением ядерного оружия многое менялось в структуре вооруженных сил. Но воздушный десант — не кавалерия, век которой миновал, ВДВ вступали в период своего бурного развития.

Глава пятая ПЕРВЫЙ ПРЫЖОК

Когда многое было уже сделано и 76-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию начали в обиходе именовать Псковской, сюда зачастили журналисты. В одном из интервью корреспондент «Красной звезды» спросил Маргелова:

— Правду о вас говорят, что вы родились десантником?

— Какое там — родился! — ответил он. — До сорока лет я смутно представлял, что такое парашют. Мне и присниться не могло, что я буду прыгать. Все получилось само по себе, а точнее, как положено в армии, — по приказу. В 1948 году после окончания Академии Генерального штаба меня вызвали в кадры и говорят: во время войны вы командовали морской пехотой, а сейчас на передовом рубеже десантники. Я человек военный, если нужно, готов хоть к черту в зубы. Вот так и пришлось, уже будучи генералом, совершить первый прыжок с парашютом. Впечатление, скажу вам, ни с чем не сравнимое. Над тобой открывается купол, ты паришь в воздухе, как птица. Ей-богу, петь хочется. Я и запел… Но на одних восторгах не уедешь. Заспешил, за землей не следил, в итоге пришлось недели две ходить с перевязанной ногой. Получил урок. Парашютное дело — не только романтика, но и огромный труд и безукоризненная дисциплина…

Незадолго до первого прыжка у Маргелова появился инструктор. В 234-м полку шли тренировочные прыжки. Когда командир дивизии прибыл в «воздухоплавательный парк», первый батальон уже отпрыгал, второй ждал своей очереди. Первым в очереди на аэростат стоял старшина. Комбат представил его:

— Секретарь комсомольского бюро гвардии старшина Михалев.

— А почему не в офицерском звании? — спросил Маргелов.

— Готовлюсь к поступлению в военно-политическое училище в Ярославле, — ответил старшина.

Оказалось, старшина считался одним из лучших парашютистов в батальоне.

— Возьмешь меня в свою команду? — Маргелов кивнул на аэростат.

При дивизии дислоцировалась летная часть — эскадрилья легких транспортных бипланов Ан-2. Аэродром и ангары находились рядом с 234-м гвардейским Черноморским полком, за забором, и десантники в шутку называли эскадрилью «Зазаборной». Летчики об этом знали, привыкли и не обижались. Раньше «за забором» располагался воздухоплавательный парк с аэростатами. Аэростаты всю войну служили Ленинграду, защищали город и его исторические здания от немецкой авиации, потом их списали сюда. Один остался при дивизии, и десантники приспособили его для тренировочных прыжков. Не надо было жечь горючее — цепляли тросом к лебедке, надували. В гондолу помещалась группа десантников. Через несколько минут серебристый динозавр зависал на высоте 400–500 метров. Прыжки происходили в полной тишине. Только команда офицера: «Пошел!»

Парашют укладывали втроем. Маргелову и старшине Михалеву помогал начальник парашютно-десантной службы дивизии полковник А. И. Зигаев. Подогнали по комплекции подвесную систему. Полковник Зигаев посоветовал маузер с собой не брать: «Все же первый прыжок…» Но Маргелов решительно перекинул через плечо ремешок и приладил на боку кобуру со своим верным боевым товарищем.

Сохранилась фотография, единственная, где генерал Маргелов в полной экипировке десантника. Сделал ее фотограф из дивизионной многотиражки «Солдатская правда». Василий Филиппович на ней серьезен и собран, как перед атакой, когда предстоит идти в одной цепи со своими солдатами.

Гондола аэростата вмещала четверых. В нее вошли старшина, генерал, полковник и офицер-инструктор. Единственным «перворазником», как на солдатском жаргоне называют тех, кто прыгает впервые, оказался он, генерал, командир дивизии.

Загудела, освобождая подъемный трос, лебедка, и серебристое тело «динозавра» начало подниматься ввысь. Фигурки десантников с запрокинутыми улыбающимися лицами стали стремительно уменьшаться и вскоре превратились в крошечных зеленых головастиков. Старшина крутил головой, весело посматривал то на генерала, то на полковника, как будто хотел что-то сказать. Когда гондола прекратила подъем, полковник на вопросительный взгляд старшины отрицательно помотал головой и отвернулся, с трудом сдерживая смех. Маргелов заметил эту немую сцену, но по неопытности ни оценить, ни прочитать ее не смог. Потом, на земле, когда старые десантники расспросили о подробностях прыжка и выявили главную причину неудачи, он всем троим погрозил кулаком, хорошенько от-материл и приказал впредь соблюдать все тонкости десантного неписаного устава.

Много позже, когда Маргелов уже стал командующим ВДВ, произошел один забавный случай, напрямую связанный с его первым прыжком. Теперь он вошел в устный сборник баек «про дядю Васю», которым в той или иной мере владеет каждый десантник. Прыгали в Рязани, в воздушно-десантном училище. На показательные прыжки курсантов собралось, как всегда, много гостей. Партийные работники из обкома и области. Генералы из Минобороны. Артисты, писатели, журналисты. И вдруг объявляют: а сейчас вместе с группой курсантов свой первый прыжок с парашютом совершит корреспондент «Комсомольской правды» подполковник такой-то! Самолет поднялся, набрал высоту. А тем временем в транспортнике происходит вот что. Десантники, как всегда, сидят в два ряда, ждут. Вдруг один из них встал, подходит к корреспонденту и говорит:

— Слышь, пацан?

Тот встрепенулся обиженно:

— Как?!

А десантник ему тут же «саечку». Тем временем дверца распахнулась. «Пош-шел!»

Когда приземлились, журналист, расстроенный, пришел и начал жаловаться командующему:

— Меня, подполковника, какой-то курсант…

Маргелов выслушал подполковника, похлопал его по плечу и сказал:

— Радуйся, пиздюк, тебя десантники в свои ряды приняли. По полному обряду. В свое время меня, генерал-майора и командира дивизии, такой чести не удостоили. Так-то…

…Перворазник Маргелов прыгнул без «саечки». Ни старшина, ни полковник не посмели совершить над командиром дивизии полный, так сказать, обряд посвящения. Вот он и повредил ногу во время встречи с землей. Потом, когда ветераны-десантники, посмеиваясь, рассказали Маргелову о том, как должны были поступить с первораз-ником «инструкторы», он вспыхнул: ах вы, так вашу-раз-этак! Поделикатничали они… чуть своего командира не угробили! Но тут же успокоился, еще раз подумав о том, что ВДВ — это действительно особые войска…

Прямо из воздухоплавательного парка его доставили в медсанбат — на спецмашине, которая всегда дежурила во время учебных прыжков, в сопровождении фельдшера. В медсанбате тут же наложили гипс и вручили костыли.

Дома отца семейства ждали. Анна Александровна приготовила праздничный ужин. Сыновья, одетые как на парад, в солдатские гимнастерки и пилотки, когда отец, гремя костылями, ввалился в комнату, хором продекламировали:

— Папа! Поздравляем с первым прыжком! — И вручили букет полевых цветов.

От умиления старый солдат, который только что вернулся из очередного боя, чуть не прослезился.

Пока заживала нога, Маргелов занялся обустройством дивизионного хозяйства. Взяв на себя обязанности архитектора, он в эти дни извел гору бумаг, но своего добился — вычертил, наконец, план военного городка. Несколько раз обсудил его с офицерами штаба, полков и батальонов. В одну линию, как солдаты на плацу, полковые казармы. Другая линия — дома с квартирами для офицерского состава. Напротив казарм — плацы. В единый ансамбль был вписан и тренировочный парашютно-десантный комплекс. Столовая. Военторг. Клуб. Полигон.

Однажды он заметил: идет отделение солдат, один прихрамывает. Сержант, который вел десантников в сторону полигона, подал команду: «Смир-рно! Равнение направо!» — «Вольно», — сказал Маргелов и приказал сержанту остановить отделение.

Десантники остановились, подровняли шеренгу. Маргелов внимательно осмотрел их, обошел вокруг шеренги. Похвалил сержанта за хорошую выправку. Подворотнички кипенно-белые, подшиты аккуратно, сапоги без прохудин, начищены до блеска. Форма подогнана, не висит мешком, не пузырится. Только у одного глаза невеселы.

— Что с тобой, сынок? Может, из дому получил недобрые вести? — поинтересовался генерал.

— Никак нет, товарищ генерал, — ответил солдат и мигом приободрился. — Дома все живы-здоровы.

— Письма пишешь регулярно?

— Так точно, регулярно — каждую неделю.

— Молодец. Родителей забывать нельзя. А дивчине пишешь? — снова спросил, уловив, что солдат то и дело сбивается на украинскую мову.

— Так точно, товарищ генерал! Два раза в неделю!

Генерал усмехнулся. И вдруг приказал ему сесть и разуться. Ноги десантника были стерты в кровь.

Портрет В. Ф. Маргелова, выполненный мастерами лаковой миниатюры из подмосковного села Федоскина к семидесятилетию генерала

Маргелов в 7-й Каунасской воздушно-десантной дивизии. 1969 г.

На взлетной полосе

Награждение военачальников Советской армии в Кремле. Маргелов — первый справа во втором ряду. В центре — Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. В. Подгорный. 1970 г.

Вручение награды в посольстве Румынии. 1974 г.

На учениях «Весна-75» в Белоруссии. Маргелов (справа) с первым секретарем компартии Белоруссии Петром Машеровым (второй слева)

Командующий ВДВ ставит боевую задачу подчиненным

Репетиция боевого десантирования на Тушинском аэродроме. 1975 г.

Перед десантированием.

Экипаж «Кентавр-1» — Л. Г. Зуев и А. В. Маргелов

Отец и сын: Василий Филиппович и Александр Васильевич Маргеловы

Генерал Маргелов перед парадом на Красной площади

Маргелов с начальником штаба ВДВ Павлом Павленко (слева) и генералом Дмитрием Сухоруковым, своим преемником в должности командующего ВДВ (справа)

Выступление в редакции газеты «Красная звезда»

Здание Рязанского высшего воздушно-десантного училища, где сегодня располагается Музей истории ВДВ

Боевое знамя училища, носящего имя В. Ф. Маргелова

В. Ф. Маргелов среди курсантов Рязанского училища

Генерал на выпуске офицеров училища. 1975 г.

Наставления бойцам-десантникам перед парадом на Красной площади

Рассказ ветерана

С министром обороны СССР А. А. Гречко и начальником политуправления Советской армии А. А. Епишевым

Работа над воспоминаниями

Маргеловское гостеприимство

Отец и сын на заготовке дров для дачи

Генерал на даче в подмосковном Внукове

Грибная охота

Внук В. Ф. Маргелова Михаил Витальевич Маргелов

Конверт, выпущенный к столетию со дня рождения В. Ф. Маргелова и Дню десантника

Внук В. Ф. Маргелова Владимир Витальевич Маргелов

Они продолжают дело Маргелова. Слева направо: имам Тимур-хазрат Ибрагимов, ветеран войны в Афганистане; руководитель военно-патриотического клуба «Юный десантник» Талгат Камалиев, 94-летний ветеран-десантник Павел Кузьмич Клетнёв, воевавший с В. Ф. Маргеловым на Ленинградском фронте (до сих пор прыгает с парашютом); отец Виталий (Беляев) ветеран боевых действий в Чечне и Сирии; кадет Леша Кириллов. Аэродром города Мензелинска (Татарстан)

Памятник В. Ф. Маргелову в Москве, открытый в 2018 году в канун Дня ВДВ

— В чем дело, сержант? — строго посмотрел он на командира отделения.

Сержант стушевался, покраснел.

Солдата со стертыми ногами тут же отправили в санчасть. А вечером Маргелов собрал командиров рот и взводов, ротных старшин и провел короткое совещание на тему гигиены и здоровья личного состава. На следующий день офицеры полковых санчастей начали тотальный осмотр десантников.

Сержанты — основа армии. На сержантах держатся дисциплина, порядок, гигиена и вся повседневная служба — дежурство по роте, по столовой, гарнизонная и караульная служба и моральный климат в подразделении. Маргелов заметил еще на фронте: иной сержант по авторитету, уважению солдат не уступит и офицеру. И потребовать может, и научить — «делай как я». Но сержантов надо подбирать и готовить. У них особая служба со своими тонкостями и сложностями. Не всякий солдат может стать хорошим младшим командиром. Сержантов в полках катастрофически не хватало. На фронте их готовили в полковых школах. А не возродить ли фронтовой опыт? Пусть не буквально. Пусть не полковые школы, а дивизионные. Обсудил эту идею со своим штабом. Офицеры командира дивизии поддержали. Более того, начальник политотдела дивизии полковник А. И. Воронцов предложил одновременно с сержантской школой сформировать курсы вечерней партийной школы. На курсах предполагалось готовить помощников замполитов рот. Отбирать солдат со средним школьным образованием, лучше — сержантов. Неплохо, когда политработу в ротах проводили командиры отделений и помощники командиров взводов. Политинформатор — свой товарищ, а не приходящий офицер из штаба батальона или полка.

Аэродром и взлетная полоса, где взлетали и садились эскадрильи бипланов, были примитивными. Ничем, пожалуй, не отличался от прифронтового аэродрома «подскока». Ни спецтехники, ни материалов в дивизии конечно же не было. Но, как известно, отделение десантников — экскаватор, взвод — асфальтовый каток… И вот по приказу командира дивизии сразу с десяток «экскаваторов» и «асфальтовых катков» вышли на взлетную полосу. А через месяц с небольшим на реконструированную взлетную полосу, оборудованную по всем правилам аэродромной инженерии, сели несколько транспортных Ли-2. Началась, в буквальном смысле этого слова, новая эра Псковской воздушно-десантной дивизии. Вскоре провели взводные учения, затем ротные и батальонные. Подразделения высаживались «в тыл противника», проводили марши с полной выкладкой, с боевой стрельбой.

Командир дивизии, сжав в зубах «беломорину», любовался, как из набравших высоту пузатых транспортников вдруг начинает высыпаться горох и как через несколько секунд этот горох расцветает белоснежными куполами парашютов. Пошла его крылатая пехота!

Дивизия была на подъеме. Об успехах псковских десантников писала окружная и московская пресса.

В те годы было принято проводить в войсках социалистическое соревнование. Один полк вызывал на соревнование другой, дивизия — дивизию. Ход соцсоревнования широко освещался в газетах и в радиопередачах. Победители поощрялись материально. Но большей славой считались награды нематериальные. И вот начальник политотдела полковник А. И. Воронцов предложил вызвать на соцсоревнование соседнюю воздушно-десантную дивизию. Дислоцировалась она в городе Острове, командовал ею генерал-майор Н. Т. Таварткиладзе. Командир корпуса генерал И. В. Грибов[39] дал добро.

Закипела работа. Ни той ни другой дивизии не хотелось уступать первенство. Материальная часть дивизии Таварткиладзе оказалась получше, выучка тоже. Но в некоторых упражнениях, к примеру, в точности приземления, марге-ловцы показали по-настоящему высший класс.

— Слущий, Маргэлыч, — сказал ему Таварткиладзе, — удивляюсь, как быстро ты из своей пехоты дэсантников сдэлал! Из окопа — в нэбо…

— Эта моя пехота, братец ты мой, от Сталинграда до Балтики с боями прошла. Пятьдесят Героев Советского Союза!

В дивизии закипела работа. Всё делали сами. Нашлись и хорошие плотники, и каменщики, и кровельщики. В ряд выстроились казармы и учебные корпуса. Офицеры и их семьи наконец-то переселились из бараков и тесных клетушек, разделенных фанерными перегородками, в отдельные квартиры. Изготовили и установили тренажеры, макеты самолетов, парашютные вышки. Тыловики позаботились об экипировке. Теперь на утренних построениях полков Маргелов проходил вдоль батальонных шеренг, испытывая внутренний восторг. Как после боя, в котором его молодцы снова утерли нос противнику.

Жены офицеров тоже внесли в повышение культурной жизни гарнизона свою лепту. Заработали библиотеки, клубы, военторг. Военный городок зажил полнокровной жизнью. Санчасти стали образцовыми. Тут Анна Александровна не уступала своему мужу ни по одной позиции. Удобные помещения, хорошее оборудование, чистота, достаточная квалификация специалистов. И — постоянная учеба ротных санинструкторов.

Учеба, учеба, учеба…

Сам командир дивизии вел постоянный курс плановых занятий с офицерами. Как вспоминали участники этих занятий, всегда помимо обязательных учебных вопросов находилась какая-нибудь горячая тема. Командир не сглаживал острых углов. Говорил:

— Товарищи офицеры, давайте решим все, что можно, здесь, а не на спинах и костях подчиненных.

Часто тяжесть проблемы он смягчал крепким словцом. Но офицеров предупреждал, что в дивизии этой лексикой имеет право пользоваться только один человек.

Случаи травматизма во время прыжков стали крайне редки. Каждый Маргелов разбирал сам в присутствии офицеров и инструкторов.

Командир корпуса тоже был восхищен результатами боевой учебы 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Вскоре на ее командира генерал И. В. Грибов подписал следующую аттестацию:

«Тов. Маргелов 76-й гв. ВДД командует с апреля 1948 года после окончания ВВА им. Ворошилова. Участник Отечественной войны, в должности командира стрелкового полка с 1941 до 1943 года и с 1943 года до конца войны в должности начальника штаба, заместителя и командира стрелковой дивизии. Как командир дивизии, за форсирование Днепра и взятие г. Херсон награжден званием “Герой Советского Союза”. За время войны на всех должностях характеризовался положительно.

С командованием дивизии справлялся успешно. Большую заботу генерал Маргелов проявил в деле создания и улучшения материальной базы, боевой и политической подготовки и установления культуры в быту солдат и офицеров. Парашютные городки дивизии, учебные классы по всем специальностям, стрельбище являются лучшими в корпусе и не раз ставились в пример другим. Столовые, склады, автопарки приведены в хорошее культурное состояние. Большую заботу генерал Маргелов проявил в создании благоприятных условий, боевой и политической подготовки учебных подразделений дивизии; подготовка их и быт — хорошие. Командирской подготовкой генерал Маргелов занимается успешно, не перекладывая ее на других лиц. Свой штаб готовит умело: штаб дивизии, несмотря на явное несоответствие занимаемой должности НШ дивизии, генералом Маргеловым сколочен и подготовлен вполне удовлетворительно.

Программа парашютной подготовки дивизией как в 1948, так и в 1949 г. выполнена полностью. За 1949 г. дивизией совершено 39 855 прыжков с аэростата и самолетов. При совершении прыжков в 1948 году катастроф в дивизии не было; в 1949 году произошла 1 катастрофа, в которой погиб 1 человек; тяжелых травм от прыжков в 1949 году было 17. В текущем году под руководством и при участии генерала Маргелова были проведены тактические учения с фактической выброской и высадкой рот, батальонов и полков и штабные учения штабов дивизий и полков. Все учения организовывались лично генералом Маргеловым и проведены поучительно. При проведении занятий с офицерами и на учениях с войсками генерал Маргелов успешно применяет опыт Отечественной войны и богатый личный опыт действий в тылу противника и знания, полученные в Академии.

Вступив в командование ВД дивизией, генерал Маргелов быстро, энергично, умело изучил ВД подготовку войск, штабов и офицеров. Лично совершил три прыжка, хотя по имеющимся последствиям ранения на войне прыгать не должен.

После годичного срока закрепления навыков в командовании дивизией может быть выдвинут на должность командира корпуса».

О «последствиях ранения» Василию Филипповичу однажды напомнила и Анна Александровна, положив на стол какую-то директивную инструкцию, касающуюся участников боевых действий, имеющих ранения с последствиями.

— Вот, почитай! — сказала она. — А ты продолжаешь прыгать. Как мальчишка.

— Именно поэтому я и должен прыгать. И ты это прекрасно понимаешь. Солдаты должны видеть и чувствовать, что их «батя» всегда рядом с ними.

Как-то, еще до строительства военного городка, Маргелов зашел к начальнику артвооружения, выслушал его доклад и сказал:

— Пойдемте-ка на склад. Посмотрим. Кто у вас там командует?

— Сержант Мельков.

Вошли на склад. Сержант кинулся было докладывать, но Маргелов его остановил:

— Давайте вначале пройдем, посмотрим.

Прошли вдоль стеллажей. Осмотрели порядок хранения боеприпасов. Маргелов посмотрел на сержанта и сказал:

— А теперь докладывайте.

— Плохой склад, товарищ генерал, — бухнул напрямую сержант Мельков. — Нет помещения для тары, ее здесь хранить нельзя, нет…

Маргелов с удивлением смотрел на сержанта:

— Ты слишком много хочешь — у нас еще половина солдат в палатках живет. Но… одним словом, ты молодец! Оцениваешь все строго и верно. Наградить его портсигаром! — приказал адъютанту.

Снова посмотрел на сержанта: стройный, подтянутый, взгляд решительный, видно, что и перед генералом не робеет. И сказал начальнику артвооружения капитану Зной-кину:

— Знойкин, чего ты его здесь в кладовщиках держишь? Ему офицером нужно быть! В артиллерийском деле разбирается. Материальную часть, которая ему поручена, знает назубок. Нарушения дисциплины были?

— Никак нет. Сержант дисциплинированный, исполнительный.

— Ну вот! Пусть пишет рапорт в десантное училище.

Вот так Маргелов подбирал офицерские кадры для воздушно-десантных войск.

Геннадий Трофимович Мельков тот случай вспоминал так: «Гляжу, мой командир приносит мне портсигар. А портсигар хороший, тяжелый, тогда их из алюминия еще не делали. А какой командир был Маргелов! Для нас, молодых, это был величайший пример отношения к работе. Отстреляется солдат хорошо — награждает его портсигаром. После первого прыжка, когда комдив сломал ногу, врачи хотели его надолго уложить в госпиталь, а он уже через два дня — одна нога в тапочке, другая в ботинке, с палочкой — по дивизии ходит. Вдохновение для солдат, знаете, какое! Мужик был что надо! А главное, он был беспредельно храбрым. Я горжусь тем, что, когда он пришел в ВДВ, я был солдатом-десантником!»

Вскоре освоили прыжки, во время которых десантники обрабатывали место приземления из автоматического оружия и забрасывали его гранатами. Уставы и инструкции времен войны этого делать не позволяли, поэтому парашютисты становились легкими мишенями для стрелков противника, находящихся внизу. Теперь район приземления обстреливался с воздуха. Десантники получили новенький, только что с завода, автомат конструкции М. Т. Калашникова.

Надо сказать, что новое стрелковое оружие, поступившее в Советскую армию на смену ППШ, ППС и мосинской винтовке, произвело целую революцию в войсках. АК-47, массовое производство которого началось в 1949 году, тогда же и пошел в войска. Солдаты, как водится, тут же дали ему свое имя — «весло». Под таким названием он существует и поныне. Самозарядный карабин системы Симонова еще раньше поступил на вооружение. Магазин на десять патронов. Тот же, что и у «весла», так называемый промежуточный патрон с пулей традиционного «русского» калибра — 7,62-мм. Прицельная дальность — 1000 метров. Значительно легче «мосинки». Компактный, с откидным штыком. При такой дальности стрельбы на карабин можно было ставить оптический прицел. И вскоре он появился. С поступлением в ВДВ нового стрелкового оружия значительно увеличилась огневая мощь подразделений. Однако оружие поступало медленно — сразу, в один прием перевооружить полки не удалось.

Было в Маргелове одно яркое качество, которое он зачастую искусно камуфлировал, чтобы не выглядеть пока-зушником и строителем «потемкинских деревень». Он любил и, надо сказать, умел показать, что называется, товар лицом. И у этого лица было всегда бодрое выражение — как у хорошего, умелого и уверенного в себе десантника второго или третьего года службы.

Так вот, когда прыжки на компактность взводов, рот и батальонов были отработаны, Маргелов отдал начальнику воздушно-десантной службы дивизии капитану Г. Н. Панькову необычный приказ: если десантники научились вести огонь при подлете к земле, то надо обучить тому же дивизионных оркестрантов — они должны играть в воздухе. Задача была непростой. В полках Псковской дивизии, как и во всех воздушно-десантных войсках, прыгали все — и повара, и писари, и фельдшеры. Но прыгали как обычные десантники — с автоматом, боекомплектом и всем снаряжением, которое положено по штату. Но повара не сбрасывались вместе с походной кухней, а писари вместе с каптеркой…

Приступили к тренировкам. Сразу стало очевидным, что труба и даже кларнет, мягко говоря, — не автомат. Музыканты не верили в успех, посмеивались: как прыгать с такими «базуками», а тем более играть в воздухе… «Батя», мол, на сей раз просто перегнул палку, и ничего из этой музыкальной затеи не выйдет. Но после второго прыжка ропот прекратился. А во время третьего состоялась первая репетиция. Музыкантов охватил азарт. Ведь этого никто и никогда не делал — играть марш в воздухе!

И вот в один из дней после показательных прыжков с боевыми стрельбами в воздухе показалась очередная группа десанта. В руках у них поблескивало какое-то необычное то ли оружие, то ли снаряжение. Публика да и сами десантники (в интригу финала дня были посвящены немногие) с удивлением крутили головами, обсуждая, что бы это могло быть. И вдруг в воздухе грянула любимая в дивизии и сопровождавшая все праздники «Полька-бабочка». Все, в том числе гости из дивизии генерала Таварткиладзе, были в восторге. Дружно смеялись, хлопали в ладоши, кричали «ура!», а когда музыканты начали приземляться, хватали их и, не давая освободиться от подвесной системы, качали и подбрасывали на руках.

По итогам удачных показательных выступлений лучших подразделений дивизии и спортсменов-парашютистов Маргелов приказал дать праздничный обед. Десантникам и гостям этот день запомнился надолго.

«Годичный срок» миновал быстро. И вот аттестация генерала В. Ф. Маргелова легла на стол командующего Воздушно-десантной армией Вооруженных сил СССР[40]. Командующий знал состояние Псковского гарнизона и уровень боеспособности 76-й гвардейской Черниговской дивизии. И написал резолюцию, первым делом обозначив дату возможного назначения: «К осени 1950 года… <…> может быть выдвинут на должность командира воздушно-десантного корпуса». Бумаги пошли по своему заданному кругу. Вскоре под председательством министра Вооруженных сил СССР Маршала Советского Союза А. М. Василевского состоялось заседание Высшей аттестационной комиссии, и вот ее решение: «Должности командира корпуса соответствует. Зачислить кандидатом на должность командира воздушно-десантного корпуса».

Новые должности с повышением и звёзды на погоны Маргелову никогда не давались легко.

Глава шестая КОМАНДИР КОРПУСА

А жизнь текла своим чередом. Дети подрастали. Когда случались свободные часы, он возился с ними, играл. Любил посидеть в тишине с книгой. Изредка вместе с Анной Александровной выбирался в театр.

Пристрастился к охоте. Любил посидеть на тетеревином току в шалаше, среди тишины. Вспоминал родину, окрестности Костюковичей. Так что случались минуты и часы, когда душа старого солдата волновалась иным волнением. Служба службой, а жизнь мимо не проходила.

Наконец, они получили в Пскове хорошую квартиру. У детей появилась своя комната.

Анна Александровна всегда была рядом с мужем. И на службе, и на рыбалке на реке Великой, и даже на охоте в лесу.

В 1948–1949 годах И. В. Сталин сделал ряд передвижений в высших эшелонах главного силового министерства. Маршал К. К. Рокоссовский стал маршалом Польши и министром обороны этой страны. В Москве раскручивалось так называемое «Трофейное дело», главным фигурантом которого предполагался маршал Г. К. Жуков. Арестовали около ста человек, в том числе его личного шофера и адъютанта. А также генералов К. Ф. Телегина, Л. Ф. Минюка, В. Г. Терентьева, В. Н. Гордова, Г. И. Кулика, В. В. Крюкова, певицу Л. А. Русланову и многих других. Некоторых из них вскоре расстреляют, других — по лагерям. Жукова пока не трогали. Сослали в Одессу командовать округом. А потом из теплой Одессы перевели в холодную Сибирь командовать другим округом, Уральским.

Среди этой бури генерал-полковника авиации С. И. Руденко[41] назначили командующим ВДВ. Одновременно он будет исполнять обязанности начальника Главного штаба ВВС. Вновь назначенный командующий провел Военный совет. На совете многие командиры откровенно высказались по поводу недостатков и просчетов в своей работе и во всех ВДВ. Выступил на совете и генерал Маргелов. Тезисы его выступления были опубликованы. Вот некоторые места из них:

«Мои соображения по огневой подготовке Воздушно-десантных войск. Решая схожие задачи, что и стрелковые войска, ВДВ имеют значительно меньше артиллерийских и минометных средств. Предлагаю в программу по огневой подготовке включить только такие упражнения, которые необходимы для Воздушно-десантных войск, а если необходимо, то ввести новые, например, стрельбу с воздуха по наземным целям. Если Военный совет мне разрешит, то к осенней проверке я подготовлю две роты…»

«Карабины, находящиеся на вооружении, — военного выпуска и требуют замены на автоматическое оружие».

«Предлагаю ввести в воздушно-десантные дивизии разведывательный батальон, а в парашютно-десантных полках — разведроту».

«В воздушно-десантной дивизии есть рота связи. Считаю, что эта рота со своими задачами в бою не справится. Предлагаю ввести в штат воздушно-десантной дивизии батальон в составе: разведроты, телефонно-кабельной роты, учебной роты».

«Считаю необходимым лыжную подготовку в Воздушно-десантных войсках ввести как обязательную и снабдить войска доброкачественными лыжами».

«Считаю совершенно необходимым ввести в программу групп командиров дивизий вопросы общевойсковой подготовки… <…> такие, как ввод в бой механизированных армий, наступление стрелковой дивизии и корпуса с целью прорыва фронта противника».

«Констатирую, наши воздушно-десантные дивизии укомплектованы так, что примерно 30 процентов негодны к службе в ВДВ. Считаю такое положение неприемлемым. Вся дивизия, до одного человека, должна прыгать с парашютами».

«Хочу передать Военному совету просьбу солдат и офицеров и лично мою просьбу о пересмотре формы одежды воздушно-десантных войск. Я предлагаю ввести авиационную форму, так как она является традиционной».

Из тезисов видно, что Маргелов на совещании Военного совета ВДВ пытается мыслить категориями и интересами воздушно-десантной дивизии. Но это — ради дипломатии, для соблюдения табели о рангах. Мыслил-то он уже тогда гораздо шире и глубже, беспокоясь об оснащенности воздушно-десантных войск, всячески стремился повысить возможности подразделений в бою, улучшить подготовку специалистов. В учебе командного состава был сторонником расширения общего кругозора офицеров: командиры частей и соединений должны понимать не только свои частные задачи, не только «знать свой маневр», но и видеть, читать и понимать ход всей операции, логику действий стрелковых соединений, механизированных. Особое беспокойство вызывала в нем проблема отбора призывников. И, наконец, форма одежды для ВДВ. Маргелов говорил о необходимости введения особой формы для десантников и раньше, и вот теперь, на Военном совете, был наконец услышан — хотя история голубой полосатой тельняшки растянулась на годы. И многие проблемы, обозначенные им на Военном совете 1948 года перед генералом Руденко и его заместителями, Маргелову придется решать, уже будучи командующим ВДВ, самому и со своими заместителями.

И вот — новое назначение, на корпус. 15 апреля 1950 года генерал Маргелов был назначен командиром 37-го гвардейского Свирского краснознаменного воздушно-десантного корпуса. Корпус был дислоцирован на Дальнем Востоке. Предстояли переезд, расставание с боевыми товарищами, с Псковом, с родным детищем — 76-й гвардейской Черниговской дивизией, с военным городком.

На новом месте всё пришлось начинать сначала. Корпус сажали, по существу, в чистое поле.

37-й гвардейский корпус был сформирован в 1944 году в Московской области. Эшелонами переброшен в Ленинградскую область, введен в бой 21 июня 1944 года. В это время войска Карельского фронта проводили Свирско-Петрозаводскую наступательную операцию, и корпусу генерала П. В. Миронова достался один из самых трудных участков — на левом фланге 7-й армии. Перед корпусом оборонялись финские войска. Корпус форсировал реку Свирь и наступал направлением на Кондуши, имея в первом эшелоне 98-ю и 99-ю гвардейские стрелковые дивизии, а во втором — 100-ю гвардейскую стрелковую дивизию, приданную корпусу в канун наступления. Как свидетельствуют хроники той операции, «соединения корпуса имели указание, минуя главные опорные пункты финнов, не ввязываться в бой крупными силами, проникая им за спину». Свою задачу гвардейцы выполнили блестяще. Перерезали важнейшую коммуникацию Олонец — Петрозаводск, ворвались в Олонец и очистили его от противника. За форсирование реки Свирь и захват плацдармов корпус получил наименование Свирский.

В августе 1944 года корпус вывели в резерв, в район Могилева. Там, на родине Маргелова, он был реорганизован в 37-й гвардейский воздушно-десантный. В январе 1945 года переброшен в Венгрию и уже в феврале вступил в бой под Будапештом. В это время генерал Маргелов со своей 49-й гвардейской стрелковой дивизией заклепывал будапештский «котел» немного севернее. После боев у озера Балатон корпус двинулся на Вену. Освобождал города Вес-прем, Шарвар, Сомбатель, Девечер, форсировал реку Раба. Во время штурма Вены дивизии корпуса обеспечивали действия ударной группировки с запада и юго-запада. В боях на австрийской земле дивизия Маргелова дралась плечом к плечу с десантниками, и однажды он наблюдал их действия на плацдарме. После взятия Вены корпус двинулся в Австрийские Альпы. Последние бои провел 8 мая 1945 года. К Дню Победы в некоторых батальонах насчитывалось до двенадцати Героев Советского Союза. После окончания Великой Отечественной войны гвардейские дивизии были переброшены в Приморский край со штабом в селе Монастырище.

Начало 1950-х годов — время непростое. Все еще сказывались военная разруха, нехватка товаров. Хотя кар-точную систему распределения основных видов товаров отменили в декабре 1947 года, не хватало даже самого необходимого — тем более что в том же году обширные области страны поразил голод. В феврале 1950 года вышло совместное постановление Совета министров СССР и ЦК ВКП(б) «О снижении государственных розничных цен». Народу стало немного легче. Армию и флот начали кормить значительно лучше. Но главной заботой правительства по-прежнему было создание ядерной бомбы и ее носителей. Туда, в шарашки, конструкторские бюро, в различные НИИ и на полигоны выкачивались из бюджета страны, недавно вышедшей из опустошительной войны, громадные средства.

Наконец, 8 марта 1950 года Советский Союз официально «заявил о наличии атомной бомбы». Еще накануне, когда в осведомленных кругах уже определенно знали, что бомба вот-вот появится, по этому поводу начались серьезные дискуссии. Шли они и в Министерстве Вооруженных сил, и в Минфине, и в Госплане, и в Центральном комитете ВКП(б). «Прогрессивной» частью советской партийной и правительственной верхушки овладела рациональная мысль, что если есть в руках такая дубина, перед которой ничто все армии мира, то к чему держать и содержать — вооружать, одевать, кормить, обучать и т. д. — многомиллионную армию?

Против этой либерально-разоруженческой идеи единым фронтом встали в первую очередь военные. Маршалы, командующие войсками округов Г. К. Жуков, И. С. Конев, Р. Я. Малиновский, фронтовые генералы, занимающие высокие посты в послевоенной иерархии, В. И. Чуйков, К. И. Москаленко, А. А. Гречко на различных совещаниях и в приватных беседах говорили о том, что разоружаться в такое непростое время нельзя, что идти на поводу у этой идеи равносильно сдаче противнику позиций без боя.

К счастью, здравый смысл возобладал. Вот статистические данные о численности наших войск:

1948 год — 2 567 000 чел.;

1953 год — 5 396 038 чел.;

1954 год — 5 763 000 чел.;

1955 год — 4 637 523 чел.

Тенденция сохранялась до 1991 года, когда Советская армия перестала существовать.

Напомню, что срочники в пятидесятые годы служили в сухопутных войсках три года, на флоте — четыре года. За эти годы воинские специальности успевали освоить хорошо, и армия была крепка, как никогда.

Обстановка в беспокойном мире между тем накалялась. Центром военной напряженности стал Дальний Восток. Нет, не зря туда направили генерала Маргелова. С одной стороны — с повышением, лестно. С другой — на пустое место. Дальний Восток спешно насыщали войсками, техникой, вооружением. Вначале загорелось на островах Южно-Китайского моря. 4-я полевая армия Китая 17 апреля 1950 года высадила десант на острове Хайнань в Южно-Китайском море, где закрепились части разбитой гоминьдановской армии и овладели им. Остатки армии Чан Кайши эвакуировались на Тайвань.

В июне того же года вспыхнуло на Корейском полуострове. 25 июня Северная Корея начала войну против Южной. Цель военных действий — объединение разделенного народа в одно государство социалистического типа. А уже через два дня, 27 июня, американцы ввели свой 7-й флот в Тайваньский пролив и высадились на Тайване. 28 июня северокорейские войска заняли Сеул, 4 июля был атакован и захвачен аэродром американских ВВС в Сувоне. Вскоре войска Северной Кореи вступили в боестолкновение с американцами, прибывшими на полуостров под флагом ООН «для защиты Южной Кореи от коммунистической агрессии». 15 сентября американцы совместно с английскими и южнокорейскими войсками провели масштабную операцию в районе порта Инчхон близ Сеула, в которой решающую роль сыграл десант. Операция под кодовым названием «Хромит» стала наиболее известным сражением войны и коренным образом повлияла на весь ее ход. Корпус морской пехоты США отлично выполнил задачу, и только атака китайской армии спасла северокорейцев от разгрома.

Корейскую войну всегда рассматривали не как военное столкновение между Севером и Югом, а как пробу сил между СССР и Китаем, с одной стороны, и США, Великобританией и их союзниками по НАТО — с другой. Советский Союз открыто в наземных операциях не участвовал, однако в армии Севера были наши военные советники. Поставлялось оружие. Войска, дислоцированные в дальневосточных и забайкальских гарнизонах, находились в состоянии повышенной боеготовности, в ожидании приказа выступить. В этих обстоятельствах находившийся в Приморье 37-й гвардейский воздушно-десантный корпус приобретал статус особого соединения. Три дивизии: 98-я, 99-я и недавно введенная в состав корпуса 13-я. Кроме того, соединению придали 1-ю военно-транспортную авиационную дивизию трехполкового состава, укомплектованную планерами Як-14.

Послевоенный период — время становления ВДВ. Никак не давали десантникам статус самостоятельного и самодостаточного рода войск. Искусственно прилепляли то к авиации, то к пехоте. Дивизии то расформировывали, обращая в элитную пехоту, то вновь формировали по штату воздушно-десантных войск. И всегда — с потерями ценных специалистов, инструкторов, людей, преданных десантному и парашютному делу. Вот и в период назначения Маргелова на корпус десантников оперативно подчинили командующему 1-й Отдельной краснознаменной армией, дислоцированной в Амурской области. Армией командовал генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко[42]. Человек он был волевой, плохо поддающийся переубеждению, даже когда на другой стороне случались веские доводы. Он сам, бывший лихой танкист, и его штаб специфику воздушно-десантных войск не знали, вникать в тонкости не хотели, в дела корпуса порой вмешивались, предполагая в нем обычное стрелковое соединение, не более того.

Александр Васильевич Маргелов, во многом по рассказам отца, писал об этом периоде службы Василия Филипповича: «Нормальным взаимоотношениям с десантниками не способствовал и командарм, человек властный и даже деспотичный. Решения, касающиеся корпуса, принимались иногда на эмоциях, непродуманно. Служебные совещания руководящего состава из деловых встреч командарм превращал в издевательские экзамены по знанию уставов и характеристик бронетанковой техники. Так что подчиненность эта доставляла комкору немало головной боли. В этих условиях Василию Филипповичу пригодилось немалое искусство дипломата, чтобы как-то ослабить пресс армейского руководства на войска корпуса и защитить офицеров от напрасных наказаний».

Когда у человека в прошлом и настоящем нет ничего, кроме танков, а командовать приходится общевойсковой армией, то подчиненным, если они не танкисты, приходится туго.

Штаб корпуса размещался в небольшом приморском поселке Манзовка (ныне Сибирцево), затем его перевели в Куйбышевку-Восточную (ныне Белогорск). Дивизии были посажены по-фронтовому, на пустое место, поэтому обустраивались трудно. Строительство велось непрерывно, но не хватало стройматериалов, поэтому сроки заселения рот в теплые казармы затягивались. В Куйбышевском гарнизоне шло строительство сразу более двадцати казарм, столовых, жилых домов для семей офицеров. В Свободном и Шима-новске стояла 99-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. Там тоже велось форсированное строительство.

На обустройство ушло без малого два года. Маргелов сумел поладить с местной властью, хозяйственниками. Те помогали чем могли: стройматериалами, мастерами, советом. Когда строительство военных городков было завершено, в корпус приехал главнокомандующий войсками Дальневосточного округа маршал Р. Я. Малиновский. Они были старые фронтовые товарищи. 49-ю гвардейскую стрелковую дивизию часто перебрасывали с участка на участок и она время от времени оказывалась в полосе действия войск фронта, которым командовал генерал Малиновский. Им было что вспомнить. Родную для Родиона Яковлевича Одессу, которую освобождала дивизия Маргелова. Стояние на Мышкове, когда в каждом окопе решалось — кто кого. Битву за Будапешт, особенно те яростные ночи, когда немцы и венгры пытались вылезти из «котла» и дело доходило до рукопашных. Многое им вспоминалось за дружеской чаркой.

— Мне докладывают, ты все прыгаешь? — спросил Малиновский.

— Прыгаю, — ответил Маргелов. — Десантник должен прыгать.

— Прекращай, Маргелыч. Это дело для молодых. Вон у тебя орлы какие! Есть кому прыгать.

— Так ведь и я еще не старый.

Бывший начальник разведки ВДВ полковник А. В. Кукушкин, начинавший свою службу в 37-м гвардейском воздушно-десантном корпусе, о дальневосточной службе вспоминал: «Наверное, каждый десантник помнит день своего первого прыжка. Помню и я — 3 марта 1952 года. Где-то часов в десять мы, офицеры корпуса, прибыли на площадку приземления Украинка. Прыжки шли уже вовсю. Работали два аэростата, третий — запасной — огромным перезрелым огурцом стоял в загородке высоченного забора.

Комкор Маргелов был уже на площадке и распекал командира корпусного батальона связи. Этот “отец” половину батальона вывел на прыжки в сапогах. Досталось от комкора и кое-кому из корпусных начальников за бесконтрольность и издевательство над солдатами. Разобравшись с начальником, Василий Филиппович подошел к связистам, весело поздоровался с ними и шутливо спросил:

— Чего это, товарищи десантники, скрючились, как стариковский хрен? Радуйтесь! На прыжки пришли! А что в сапогах, то домой бежать будет легче!

Потом добавил какую-то байку о десантнике и, рассмешив солдат, пожелал им мягкого приземления. А командиру батальона громко приказал:

— Всех в сапогах пропустить на прыжок вне очереди! — чем еще больше взбодрил замерзших связистов.

Но первым на прыжок пошел сам комкор. В гондолу с ним сел начальник ПДС подполковник Г. П. Паньков — он всегда лично выпускал командира корпуса.

Впервые я видел, как поднимается аэростат, и с замирающим сердцем ждал, когда генерал отделится от гондолы. Наверное, за прыжком комкора следили сотни глаз. Наконец-то аэростат остановился, развернулся по ветру, еще мгновение — и вот черная точка отделилась от него. Еще миг, и над человеком вспыхнул зонтик парашюта. Вздох облегчения. Невольная гордость за генерала всколыхнула, наверное, не только меня, но и многих подопечных комкора. Ведь генерал уже в летах, избит-изранен на войне, обременен массой забот и огромной ответственностью. Возникла подленькая мысль: а нужно ли командиру корпуса лезть вперед и рисковать здоровьем и даже жизнью? И тут же возник ответ — надо! Вот так и только так должен поступать настоящий командир! “Делай как я!” — было жизненным правилом нашего комкора.

Василий Филиппович прыгал регулярно, иногда даже с риском. От прыжков никого не освобождал. Саботажников и трусишек вывозил на прыжки лично и, как правило, в выходной день. В Управлении корпуса не прыгал лишь один человек — начальник тыла корпуса полковник Жуков, человек пожилой и больной.

Где-то в 1954 году увлеченность комкора прыжками каким-то образом дошла до маршала Малиновского, и тот распорядился впредь генералу Маргелову прыжки с парашютом совершать только по его личному разрешению.

Пока я сползал с “хлеборезки”, товарищи уже покинули гондолу. Она раскачивалась как маятник. Я встал на порожек и приготовился к прыжку. Мельком глянул вниз, в бездну, невольно позавидовал товарищам, которые уже раскачивались на раскрытых парашютах. “Ну, с богом! Пошел!” — дал команду старшина. И я прыгнул вниз. Секунды падения… основательный рывок, и я уже сижу под куполом парашюта. Сразу успокоился и по неопытности посчитал, что уже все в порядке. Землю встретил без страха (будто прыгнул с табуретки), и надо же, устоял на ногах, как заправский пэдээсник.

Первым к нам подошел Василий Филиппович и шутливо спросил:

— Что, херики-топорики, кто из вас “мама” кричал?

— Наверное, я, товарищ генерал! — признался майор Рунов.

— Ну, ладно, при первом прыжке не грех и маму вспомнить. Поздравляю вас и награждаю значком десантника!

Этот маленький скромный значок “перворазника”, полученный от комкора Маргелова, я храню как большую реликвию».

Маргеловский юмор — тема отдельная. Он и матерился забавно, незло и необидно, точно характеризуя особенности предмета своей брани. Вот как полковник А. В. Кукушкин рассказывал о первом дне своей службы в корпусе, а вернее, о дне прибытия: «По прибытии, как это положено по уставу, надо было представиться командиру корпуса.

Зашел. Кабинет полуосвещен, горит настольная лампа и одна лампочка под потолком. В довольно просторном кабинете два канцелярских стола, поставленных Т-образно, десятка полтора простых стульев по стенам. В углу металлический сейф с двумя шлакоблочными кирпичами наверху, по-видимому строительными образцами. Портрет Сталина в рамке. Скромное убранство кабинета говорило о том, что его хозяин не очень-то засиживается здесь и равнодушен к излишествам.

Посреди кабинета стоял генерал в гимнастерке со Звездой Героя, в синих шароварах с лампасами и в унтах. Ладная, атлетическая фигура, подпоясанная генеральским ремнем без портупеи. Приятное, если не сказать, красивое лицо славянского типа несколько портил шрам на щеке. Твердо сжатые губы и характерные складки подчеркивали решительный характер и волю.

Я четко доложил, что прибыл в штаб корпуса для дальнейшего прохождения службы.

— Ты, академик, по-честному скажи, с желанием прибыл к нам или нет? — хриплым голосом спросил комкор.

— По правде, товарищ генерал, без всякого желания.

— Григорий Павлович! — обратился он к подполковнику в авиационной форме, сидевшему у приставного стола (позднее я узнал, что это был начальник ПДС корпуса Григорий Павлович Паньков). — Ты только посмотри на него! Еще и гвоздя не забил, а уже — не хочу у вас работать! Присылают к нам всяких мудаков, будто у нас не десантный корпус, а румынский бардак!

Он нервно ходил по кабинету, торопливо затягивался папиросой и продолжал громко ругаться, не выбирая выражений.

Такой разговор меня тоже разозлил, к тому же с утра был голодный, и я резко прервал его:

— Товарищ генерал! Чего вы ругаетесь? Вы спросили меня, я вам честно ответил. Но я вам докладываю, что раз прибыл в корпус, значит, и работать буду добросовестно.

— Спасибо! Уважил… — насмешливо проговорил комкор и тут же задал мне в лоб другой, не менее провокационный вопрос:

— Скажи по-честному, водку пьешь?

— Пью, товарищ генерал!

— Ну, вот, такую мать! Всех пьяниц к нам в корпус присылают! У нас своих выпивох, как цыган на ярмарке!

— Товарищ генерал! Выпиваю не часто, лишь по случаю и умеренно, — пытался оправдаться я.

— Пить не надо вообще, даже умеренно.

И, слегка улыбнувшись в сторону начальника ПДС, добавил:

— Ну, разве что в праздники, да и то в революционные. — И вдруг спросил: — А прыгать будешь?

— Раз приехал в воздушно-десантный корпус, то и прыгать буду, — ответил я.

— Это уже лучше, — выдохнув струю дыма, сказал генерал. — Теперь слушай, что надо знать десантнику, чтобы освоить прыжок с парашютом. Во-первых, научиться укладывать его. Хорошо уложишь — на пятьдесят процентов жив! Во-вторых, правильно отделиться от самолета. Рот раскроешь — весь завтрак через задницу вылетит. Если отделишься коровой, обязательно что-нибудь да запутается. А если все сделаешь правильно, еще на пятьдесят процентов будешь жив. И еще надо научиться правильно приземляться — тогда без костылей ходить будешь!

Комкор ходил по кабинету и, рубя рукой воздух, продолжал:

— Я вот по-честному тебе, академик, скажу. Сам два раза обе ноги ломал. Но вот теперь освоил и ничего… хожу.

Хохмит генерал, подумал я. Маргелов будто угадал мои мысли и снова повернулся к подполковнику:

— Григорий Павлович! Скажи, разве не так?

Григорий Павлович улыбался, спокойно слушая этот генеральский инструктаж. Наверное, я был не первым офицером, кому преподавал командир корпуса парашютное дело.

— Ну, теперь тебе все ясно? — улыбаясь, спросил комкор.

— Так точно, товарищ генерал! Закажу брезентовые штаны пошире, чтобы из них все выдуло ветром, если, не дай бог, при прыжке рот раскрою!

— Ну, мудачок, хорошо, что понял кое-что. Там у вас в разведотделе хорошие офицеры, присматривайтесь к ним, перенимайте все лучшее и полезное.

Когда я был уже за дверью, услышал хриплый голос генерала:

— А из этого академика неплохой десантник получится».

Глава седьмая ЧП В 98-Й

История эта невеселая, хотя есть чему улыбнуться — и не особенно горько. Произошла она в 1953 году в одной из частей 98-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.

В штаб корпуса позвонили из штаба дивизии: ЧП! Маргелов выслушал подробности тревожного доклада и приказал дежурному офицеру:

— Машину! Живо!

А докладывал командир 98-й дивизии полковник Мороз, просил разрешения «во избежание ненужных жертв» применить оружие на поражение.

Маргелов выругался, так что на другом конце провода даже треск прекратился. Сказал:

— Застрелить-то солдатика большого ума не надо. А сам пробовал разговаривать?

— Пробовал, — сказал Мороз. — Бесполезно. И командир полка пытался. Никого не подпускает. Так что остается одно. Злой. Пьяный. К автомату два запасных диска.

— А ты как думал! — снова выругался Маргелов. — Десантник к бою приготовился! Хороший солдат?

— Хороший. Плохому ротный отпуска не объявлял бы.

— Вот видишь! Ничего без меня не предпринимать! Я сейчас буду!

Ездил он тогда на служебной «победе». Машина всегда была на ходу. Так что к месту происшествия прибыл быстро.

В эту ночь солдат отправился в наряд в составе караульного взвода, заступил на пост часовым, отстоял смену, а во время второй напился и потребовал, чтобы к нему пришел командир роты. Предыстория такова: ротный пообещал солдату отпуск на родину, уже объявил об этом перед строем, но потом по какой-то непонятной причине отменил его.

— Пусть придет командир роты! Я застрелю его! — кричал часовой.

Командира роты среди собравшихся не было. Он где-то надежно спрятался. На ЧП сбежалась половина полка.

Вокруг поста окапывался караульный взвод. Устанавливали пулемет. Солдаты готовы были открыть огонь в любую минуту и выполнить приказ о ликвидации.

Застав такую картину, Маргелов снова выругался и крикнул солдату:

— Сынок! Подожди, не стреляй! Я выйду к тебе! Поговорим!

— Не подходите никто! — снова закричал солдат; по голосу можно было понять, что он находится в крайней степени нервного срыва. — Пусть выйдет командир роты! И я его, суку, застрелю!

— Потом разберемся с командиром роты! Потом разберемся с ним! Давай поговорим! — И Маргелов шагнул на открытое пространство, засыпанное щебнем.

Он шел к посту. Солдат молчал. Ни голоса, ни выстрела. Когда до караулки осталось шагов двадцать, Маргелов остановился:

— Сынок! Видишь, я без оружия! Знаешь ли ты меня?

— Знаю! — тут же послышался голос; теперь он был спокойнее. — Вы — наш генерал! Командир корпуса!

— Вот видишь. Давай поговорим спокойно. Мне приятно, что ты меня знаешь как командира своего корпуса. И я, может, тебя знаю. Мне сказали, что ты хороший десантник. Мы с тобой оба десантники и сумеем поладить.

Солдат молчал.

— Положи автомат, выходи ко мне. Покурим.

— Товарищ генерал, я на посту! И могу убить! — В голосе солдата послышалась дрожь, а последние слова он произнес со стоном.

Позже Маргелов рассказывал офицерам штаба корпуса: «Когда солдат сказал, что знает меня, я почувствовал — психика его не нарушена, а значит, не выстрелит».

Генерал сделал еще несколько шагов к караулке и уже твердым голосом командира приказал:

— Слушай, солдат! Даю тебе честное генеральское слово! Если сейчас же отдашь автомат, судить тебя не буду!

— Товарищ генерал! Не подходите, застрелю!

— Ах ты, такой-сякой-паршивый! Стреляй, гад, в своего генерала! В меня фашисты четыре раза в упор стреляли и не убили! А ты, засранец, из укрытия хочешь убить! Да тебя тогда твои сослуживцы растерзают! Положи автомат и выходи ко мне! Я тебя не дам в обиду! — И, расстегнув шинель, как когда-то перед атакой, решительно шагнул к караулке.

Солдат то ли растерялся, то ли начал трезветь, то ли подействовали на него слова и действия командира корпуса, но сказал уже спокойно:

— А вы действительно не накажете меня?

— Даю генеральское слово, что судить не буду!

Солдат вышел из караулки, посмотрел по сторонам, молча положил у ног автомат и вытянулся перед генералом по стойке «смирно». Так и стоял не шевелясь.

Генерал быстро подошел к нему и обнял.

— Вот и молодец, — сказал солдату и указал на штабель аккуратно сложенных бревен. — Садись, покурим.

Покурили. Потом генерал усадил солдата в свою машину, и они поехали в штаб корпуса.

Полк, столпившийся неподалеку, молча наблюдал их отъезд. Не верилось, что история, обещавшая закончиться кровью, разрешилась так обыденно просто — покурили, поговорили, сели в машину и уехали…

Полковник Мороз поднял автомат, отделил рожок, передернул затвор, и патрон, который уже был дослан в патронник, упал к ногам.

Но это еще не конец истории.

Они приехали в штаб корпуса. Маргелов пригласил своих заместителей. Рассказал, как было дело, чем началось и чем закончилось.

— Он не выстрелил, положил автомат. Я обещал ему не отдавать его под суд. Что будем делать? Предлагайте.

Начальник отдела кадров подполковник Таминдаров сказал:

— Давайте переведем его в другую часть. В саперный батальон. Командир полка подполковник Власов рекомендует его как хорошего, толкового специалиста саперного дела. Зачем ломать парню жизнь?

Предложение Таминдарова поддержал начальник политотдела корпуса полковник Аксененко. Не возражали и другие офицеры штаба.

— Так и сделаем, — согласился Маргелов.

О волках можно было поспорить, но вот овцы точно были целы…

Тем бы история и закончилась, дослужил бы солдат в саперном батальоне до дембеля и уехал домой, да на всякое решенное дело находится своя загвоздка.

Начальник особого отдела 98-й дивизии решил проявить свои высокие профессиональные качества и партийную принципиальность — шифрограммой доложил о происшедшем в Хабаровск, в особый отдел штаба округа. Донесение легло на стол командующего Дальневосточным военным округом маршала Р. Я. Малиновского. И уже на следующее утро в штаб 37-го вдк поступила телефонограмма за подписью командующего: солдата, грубо нарушившего дисциплину, арестовать и судить судом военного трибунала; командиру корпуса генерал-лейтенанту Маргелову объявить замечание «за безрассудную храбрость».

Это был приказ, его надо выполнять. И выполняли его так. Вызвали командира батальона, с ним приказали доставить солдата. А дальше, как вспоминают очевидцы, командир корпуса подошел к солдату, обнял его и заявил: «Я тоже солдат и подчиняюсь приказу маршала. Вас будут судить, но я буду настаивать, чтобы вас не посадили в тюрьму, а направили в дисциплинарный батальон». Суд вскоре состоялся. «Батя» действительно ходатайствовал о возможности для солдата исправить свою ошибку не за решеткой, а в дисбате. Дисбат — не тюрьма, это Маргелов знал не понаслышке. О решении суда вскоре стало известно из приказа по округу: полгода дисциплинарного батальона. Тоже, конечно, не мед. Но тут уж Маргелов ничего поделать не мог, ситуация выскользнула из его рук, когда в дело вмешался особый отдел.

Где-то через год, когда Маргелов с семьей уезжал в отпуск, как говорят дальневосточники, «на материк», переодевшись в пижаму, он вышел из вагона поезда на перрон покурить. К нему подошел солдат, отдал честь и сказал:

— Товарищ генерал, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Я тот самый солдат, которого вы спасли от тюрьмы, а может быть, от глупой смерти.

Маргелов сразу узнал его.

— Сынок! Вот уж не думал, что еще раз увижу тебя! Куда направляешься?

— Домой. Отслужил.

— Чем будешь заниматься на гражданке?

— Пойду учиться. Если не получится поступить с первого раза, устроюсь на работу. В дисбате получил несколько строительных профессий.

— А деньги на дорогу есть?

— Есть. До дома хватит.

Генерал вытащил из кармана деньги и сунул их солдату. Тот сначала отказывался, но потом взял. Они выкурили по папиросе. Поезд, на котором ехал солдат, отправлялся раньше. Они попрощались. Обнялись. Солдат висел на подножке до тех пор, пока даль не разделила их — его и генерала в пижаме, курящего на перроне и не отрывающего взгляд от уходящего поезда…

Глава восьмая КОНЕЦ ЭПОХИ

Как вспоминают сослуживцы по 37-му гвардейскому воздушно-десантному корпусу, Маргелов объезжал свои дивизии и полки, отдельные части и объекты на «победе». Зимой и летом всегда в фуражке. Шапку надевал только в лес, на охоту. Летом ходил в гимнастерке с закатанными рукавами, всегда с прутиком в руке, вторая рука за спиной. Любил наблюдать, как проходят занятия, как действуют его инструкторы и солдаты. Любил разговаривать с солдатами. Останавливал взвод, марширующий из столовой в учебный класс, и начинал расспрашивать о том о сем. Если слышал слова неуверенности, сомнения или чувствовал это во взглядах солдат, в их вопросах, тут же реагировал:

— Вы — десантники! А что такое — десантник?! Если даже оказался внизу, все равно не сдавайся! А себе тверди: наша берет!

Многие из его кратких монологов, отшлифованные в пересказе поколений десантников, живут теперь как продукт народного творчества.

В начале пятидесятых годов в войска было спущено требование: каждый офицер должен иметь среднее образование. Командир корпуса тут же отреагировал: при гарнизонном Доме офицеров открыли вечернюю среднюю школу. 1 сентября в актовом зале было не протолкнуться. Офицерам запомнилось короткое выступление «бати»:

— Раньше надо было научиться отнимать и делить! Сейчас нам отнимать не у кого и делить, следовательно, нечего. Значит, остается одно: учиться складывать и умножать! Поздравляю, товарищи офицеры, с началом учебного года! Желаю успехов в деле сложения и умножения!

Зал с минуту сотрясался от дружного смеха.

Осенью того же 1953 года произошла история, о которой оставил воспоминания полковник в отставке А. П. Лушников: «Наша учебная десантная рота заступила в наряд по несению патрульной службы в гарнизоне. Ранним утром патрульных срочно вызвали в батальон, чтобы немедленно послать на железнодорожную станцию Куйбышевка-Восточная. Из комендатуры станции ночью сообщили, что демобилизованные солдаты-“штрафники”, следующие на поезде, разгромили киоски и буфеты на предыдущей станции Свободной.

Усиленный наряд патрульных на ГАЗ-51 прибыл на станцию, где их взору предстала следующая картина: на перроне перед вагоном поезда стоят в шеренге двенадцать пьяных солдат, а перед ними в фуражке и в расстегнутой шинели с маузером в руке ходит и приводит их в порядок командир корпуса.

Оказалось, что Маргелов сразу же после того, как ему со-общини о безобразном поведении солдат, пошел пешком через железнодорожные пути на станцию Куйбышевка-Восточная (штаб корпуса и его квартира находились неподалеку).

Вскоре прибыл поезд. Генерал зашел в вагон и потребовал: всем выйти и построиться на перроне. На его требование отдельные солдаты реагировали возбужденно, а один из них, лежавший на второй полке, бросился сверху на генерала. Достав пистолет, Маргелов силой усмирил солдата, объявив ему пятнадцать суток ареста. Наиболее активных нарушителей порядка, двенадцать человек, генералу удалось вывести из вагона и построить на перроне. Подоспевшие десантники сразу оцепили перрон и вагон и силой довершили начатое генералом. Двое нарушителей были отправлены в комендатуру.

После отправления поезда комендант гарнизона майор Рекало обратился к генералу: “Товарищ генерал, вы рискованно пошли в вагон один, не дождавшись патрулей”. На что комкор ответил: “А за что же мне Героя дали?”».

Пятьдесят третий год и в стране, и в жизни Маргелова был тяжелым, особенно его первая половина. Смерть вождя развинтила многие гайки в обществе, ослабила многие запоры в самом человеке. Историки и политологи потом определят: мол, начиналась новая эпоха. Но это означает одновременно и конец предыдущей эпохи. А в ней родились, были воспитаны и определили свои жизненные ориентиры и ценности несколько поколений людей. Да и те, кто начинал новую эпоху, были людьми эпохи прошлой…

Шла война в Корее. Американские войска наращивали свое присутствие на полуострове и вокруг него. Новый президент США и бывший главнокомандующий экспедиционными союзными войсками в Европе Дуайт Эйзенхауэр, побывав в районе боев, начал искать возможности закончить дело переговорами и миром. Но всё, как это было в последнее десятилетие, в глобальной политике решил бывший главнокомандующий Красной армией Сталин. На этот раз — своей смертью. Президиум ЦК партии на своем внеочередном заседании, состоявшемся через несколько дней после 5 марта и под впечатлением произошедшего в этот день, проголосовал за окончание войны. Потеряв поддержку со стороны Советского Союза, Китай тут же начал переговоры и согласился на обмен военнопленными. Перемирие будет подписано 27 июля 1953 года. Линию фронта зафиксируют по 38-й параллели с демилитаризованной зоной шириной четыре километра. Этот коридор до сих пор усиленно охраняется войсками КНДР с севера и американо-южнокорейскими войсками с юга.

Войска Дальневосточного военного округа все эти годы вели боевую подготовку личного состава соединений, частей и подразделений с оглядкой на то, что вот-вот в штабы может поступить приказ вскрыть пакеты. Воевали летчики-истребители и экипажи бомбардировщиков, инструкторы и специалисты. Но до десанта дело, слава богу, не дошло.

Маргелов внимательно вчитывался в приказы и другие документы, поступающие из штаба округа, пытался увидеть нечто между строк официальных сообщений центральных газет. Но газетные сообщения были непроницаемы и стерильны. А документы вышестоящих штабов, как известно, намеков не содержат — они были выдержаны в духе устоявшегося ритма и требований боевой учебы и поддержания постоянной боеготовности.

И все же в свободные минуты он разбирал свой маузер и чистил, смазывал канал ствола, пружину, трущиеся детали. Как делал это на фронте.

В марте объявили амнистию. Около миллиона заключенных, в большинстве уголовников, хлынули из-за колючей проволоки, с лесоповалов, из шахт, с торфяников и лесопилок на свободу. Эшелоны, шедшие на материк, были забиты людьми со справками об освобождении. Начались погромы и грабежи на станциях и в пристанционных поселках. Воры, бандиты, насильники, оказавшись на свободе, тут же принялись за свое. Некоторые намеренно покидали эшелоны, сколачивали бандитские группы, а порой и одиночками расползались, как тараканы, по близлежащим селениям и городам. Волна грабежей и насилий накрыла Приморье, Забайкалье и Сибирь.

Из Хабаровска в штаб корпуса пришел приказ: для предотвращения эксцессов к каждому эшелону, прибывающему на станцию, выставлять роту десантников с оружием и боекомплектом; организовать оцепление с последующей зачисткой… Маргелов тут же издал приказ по частям: офицерам круглосуточно иметь при себе личное оружие. Семьи офицеров жили в основном на частных квартирах, разбросанно. Из гарнизонов доносили о стычках с бандитами, о попытках нападений на гражданских лиц и военнослужащих и их семьи.

Генерал В. И. Савчук, бывший начальник штаба 37-го вдк вспоминал такую историю. Однажды утром Маргелов вошел в кабинет и рассказал:

— Знаешь, Валерий Иванович, сегодня чуть с ума не сошел. Рано утром, еще темно было, слышу — кто-то ходит в соседней комнате. Первая мысль — бродяги залезли! Схватил маузер и думаю — как только откроют дверь в нашу комнату, сразу влеплю в лоб пулю. И тут открывается дверь, и к нам вбегает один из моих близняшек! И уже и не помню, кто — Сашка или Васька. Пистолет буквально выпал из рук… Ты понимаешь, что могло бы случиться?! До сих пор не могу очухаться. Вот, смотри, руки дрожат…

Не только корпус, но и дети доставляли много хлопот. Сыновья росли шустрыми, энергичными, неуемными. Сказывались отцовские гены. Однажды, играя в индейцев, так вошли в роли, что в азарте подожгли сарай, в котором стояла маргеловская корова. Без коровы как прокормить детей? Хорошо, сбежались солдаты, оказавшиеся неподалеку, сарай потушили, корову вовремя вывели из огня, так что она не пострадала. Индейцев-пироманов из сюжета приключенческого вестерна рассерженный отец вынужден был выводить генеральским ремнем.

Были и другие, несемейные курьезные истории. Характер Маргелова способствовал их появлению.

Однажды генерал в ротной казарме застукал солдат-дембелей за выпивкой. Они хорошо сидели, балагурили. Полбутылки уже осушили. А он подошел тихо и так же тихо, совсем не по-командирски, спросил:

— За что пьете, десантники?

Вот уж кого они не чаяли увидеть!

— Да, товарищ генерал… вот у Кольки день рождения… так что простите нас…

— Ну, что же, вам, я вижу, уже хватит. А я, если вы не возражаете, за здоровье Кольки тоже выпью! — вылил остаток водки в кружку, единым махом осушил ее и скомандовал изумленным десантникам:

— А сейчас марш в казарму!

Другой случай. Это уже истинная правда, а никакой не казарменный фольклор, потому что свидетелями истории стали несколько офицеров штаба корпуса.

Ехал генерал со своими офицерами из Никольского гарнизона. Видят, по дороге солдат идет.

— Ну вот, полюбуйтесь на десантные войска! — кивнул на него Маргелов. — Наверняка из самоволки возвращается.

Остановились. Солдат, видя перед собой генерала и сообразив, что попался, вытянулся и бодро доложил: мол, такой-то, и такой-то части… А дальше, не скрывая своих обстоятельств:

— … возвращаюсь из самоволки в расположение части!

Маргелову собранность и прямота десантника понравились.

— Знаешь, где находится штаб корпуса? — спросил он солдата.

— Так точно, товарищ генерал!

— Ну, тогда вот что: если через полчаса не будешь там, чтобы разобраться с тобой до конца, передам тебя командиру полка, а уж он постарается — сгноит тебя на гауптвахте. Понял?

— Так точно, товарищ генерал!

А десантник, заметил Маргелов, парень крепкий. И роста гвардейского, и в плечах будь здоров, и взгляд дерзкий. Наверняка у какой-нибудь местной дивчины время коротал.

От Никольского гарнизона до штаба корпуса километров пять-шесть. За полчаса можно было успеть, только если бежать впереди машины.

Офицеры сели в машину и поехали.

Приехали в штаб. Не успели разойтись по кабинетам, слышат голос солдата — тот просит часового пропустить его к командиру корпуса, мол, генерал Маргелов его срочно вызывает к себе…

— Пропусти его! — сказал Маргелов часовому, а сам глазам своим не верит.

Однако ошибки не было: тот самый солдат, которого они встретили на дороге, стоял перед ним навытяжку, готовый понести любое наказание. Придя в себя, Маргелов спросил:

— Как же ты, стервец, так быстро успел добраться сюда? Солдат улыбнулся и рассказал: как только офицеры залезли в машину, он прицепился к машине сзади, ухватился за запасное колесо, да так и доехал до штаба «на прицепе».

— Вот молодец! Хвалю за находчивость! — И приказал дежурному офицеру отпустить его в расположение полка, а командиру полка позвонить и от его имени просить не наказывать самовольщика строго.

Но служба — прежде всего. Боевая учеба. Физическая подготовка. Забота о солдате.

Из рассказа полковника А. В. Кукушкина: «Обучение корпуса шло полным ходом. Отступление от программы или срыв ее карались беспощадно. Комкор требовал полной отдачи от штаба. К этому обязывала и обстановка. В Корее шла война, широко применялся напалм и даже смертоносные бактерии. Личному составу корпуса сделали вакцинацию от чумы и холеры. Василий Филиппович постоянно был в войсках, мы, офицеры штаба, сопровождали его на всех учениях и во время проверочных поездок. Это была хорошая школа для нас, операторов. Мы уже знали, что обобщенные результаты проведенной работы комкор может затребовать в любой момент. Он всегда требовал конкретных ответов — с примерами, с фамилиями офицеров и солдат, с выводами.

Как-то весной по тревоге был поднят 116-й гвардейский воздушно-десантный полк. За ночь полк совершил двадцатикилометровый марш-бросок и утром возвратился к месту дислокации. Я, как направленец этой дивизии, прошел с полком весь маршрут и вроде бы хорошо знал промахи и успехи в его действиях. На совещании офицеров управления корпуса Василий Филиппович приказал мне сообщить о действиях полка. Я по порядку доложил обо всем. И вдруг комкор задает мне вопрос:

— Сколько в полку было отставших на марше? И сколько из них с потертостью ног?

Я ответил, что отставших было человек тридцать-сорок, потертостей много, а сколько точно — не знаю.

— Вот так — “приблизительно” — и работают наши офицеры! — с возмущением заметил комкор и вдруг назвал точные цифры.

Я готов был провалиться от стыда и позора».

Глава девятая НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Скоро сказка сказывается…

К назначению на высокую должность командующего Воздушно-десантными войсками Василий Филиппович Маргелов шел долгие годы, через финские снега и ленинградские болота, по льду реки Мышковой и по венгерской степи, через дальневосточные просторы.

Наступил август 1953 года.

Постановлением Совета министров от 3 августа 1953 года генерал-майору В. Ф. Маргелову было присвоено очередное воинское звание — генерал-лейтенант. На следующий день вышел соответствующий приказ министра обороны СССР. Затем последовал вызов в Москву.

В Минобороны и в войсках шли перестановки. После смерти Сталина на какое-то время всё в стране пришло в движение.

В назначенный день и час генерал прибыл на комиссию. Ему предложили должность коменданта Москвы. Председатель комиссии обратился к нему:

— Товарищ Маргелов, как вы на это смотрите?

Немного подумав, генерал сказал:

— Спасибо за доверие. Единственное, чего я опасаюсь, как бы не вышло международного скандала.

— Как это?

— Да, понимаете, ведь придется и с иностранцами встречаться, какие-то вопросы с ними решать. А я, знаете ли, человек крутой, если что не по мне, так всё открытым текстом и выскажу. Да еще в соответствующих выражениях.

— В каких это еще «соответствующих выражениях»?

— Которые, как правило, называются непечатными.

Комиссия, мягко говоря, была озадачена таким поворотом разговора с командиром воздушно-десантного корпуса. Обычно предложение о переводе из богом забытых гарнизонов в Москву воспринималось как манна небесная, с благодарностью, а тут… Маргелова попросили подождать за дверью. Александр Маргелов в книге об отце пишет: «Наконец комиссия пришла к единому мнению — такой человек на это место не подходит: всех перепугает. Комкор, узнав об этом решении, вздохнул с облегчением: “Я и сам не хотел этого назначения. Не хочу быть милиционером”. В последней фразе — ключ к той загадке, почему Маргелов не согласился на столь “хлебную” должность».

Комендант Москвы — лицо, приближенное не только к Минобороны, но и к правительству, и к высшим партийным кругам. Двенадцать лет на этом посту преданно и добросовестно служил генерал К. Р. Синилов[43]. Он был назначен в самые трудные дни Московской обороны — в октябре 1941 года, когда столицу потрясла паника перед наступающими немецкими войсками. Два ярких парада — в ноябре сорок первого и в июне сорок пятого — организовывал со своими помощниками он. Но наступила другая эпоха. Старых чекистов начали менять на молодых армейских генералов и офицеров. В сентябре 1953 года генерала К. Р. Си-нилова вызвали в отдел кадров Минобороны и вручили предписание — в распоряжение командующего войсками Сибирского военного округа. Но и там отставному коменданту Москвы должности не нашлось, и не без труда Кузьма Романович устроился в Красноярске старшим преподавателем военной кафедры в лесотехническом институте.

Существует еще одна версия появления столь лестного предложения командиру отдаленного гарнизона. 26 июня 1953 года был арестован министр внутренних дел СССР, первый заместитель председателя Совета министров СССР Маршал Советского Союза Л. П. Берия. Арестованы были также ближайшие соратники Берии: министр государственного контроля СССР В. Н. Меркулов, первый заместитель министра внутренних дел СССР Б. 3. Кобулов, начальник 3-го управления МВД СССР С. А. Гоглидзе, министр внутренних дел Украинской ССР П. Я. Мешик, министр внутренних дел Грузинской ССР В. Г. Деканозов, начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР Л. Е. Влодзимирский. Аресты офицеров и генералов из «оркестра Берии» шли в областях, краях, автономиях. Арестованных отправляли в Москву, для их охраны нужны были надежные офицеры. Штатные охранники из ведомства тех, кого только что распределили по камерам, по понятным причинам не годились. Биограф Маргелова Борис Костин пишет: «А между тем все равно[44] работа в Москве Маргелову нашлась: вместе с другими военачальниками он до окончания следствия и заседания Специального судебного присутствия Верховного суда СССР под председательством маршала И. С. Конева охранял Берию и его подручных».

Писатель и сценарист Андрей Рубанов пишет о том, что генерал Маргелов с Дальнего Востока «был вызван приказом Георгия Жукова: легендарному маршалу потребовались надежные офицеры для ареста Лаврентия Берии». И далее: «Маргелов лично охранял Берию, помещенного в бункер на территории Генерального штаба ВС СССР. По одной из версий, там же его и расстреляли, но без участия Маргелова. Через год Маргелов — главком ВДВ. Жуков не забывал верных людей».

У Жукова память была хорошая, это верно. Особенно на верных и преданных людей. Когда требовалось выполнить задание особой сложности, он всегда подбирал надежных, проверенных в деле.

Версию Костина и Рубанова пустой не назовешь. Сразу обретает основу фраза генерала-десантника: «Не хочу быть милиционером». Под этой фразой может лежать многое. Но, к сожалению, мемуаров Маргелов не оставил и о днях, проведенных в Москве летом 1953 года, никому не рассказывал. Да и не тема это для мемуаров и рассказов, даже в узком кругу.

Известно, что из Хабаровска в Москву Маргелов вылетел на самолете. Возможно, не один, а с группой других надежных офицеров.

Известно также, что участники ареста Берии и его расстрела вскоре получили очередные звания и новые назначения. Генерал-полковник Москаленко стал генералом армии и был назначен командующим войсками Московского военного округа, а через два года получил маршальские погоны. Павел Федорович Батицкий, лично расстрелявший бывшего министра внутренних дел, — звание генерал-полковника и должность первого заместителя командующего войсками МВО. Были повышены в званиях генералы Неделин, Бирюзов, офицеры Зуб и Юферов.

Официальная версия нового назначения Маргелова такова. Командующий ВДВ генерал-полковник Александр Васильевич Горбатов уходил на новую должность и, когда ему предложили назвать имя преемника, тут же, как наиболее достойного кандидата, предложил командира 37-го гвардейского Свирского корпуса генерал-лейтенанта Маргелова. Маршал Малиновский поддержал предложение Горбатова.

Горбатов любил своего самого молодого комкора, всячески поощрял его рвение по службе, ценил деловые и организаторские качества. Выбор его был вполне осознанным. Знал, что его преемник, если назначение состоится, любое доверие оправдает. У Маргелова было всё: сравнительно молод — 47 лет, храбр и при этом обладает природным умом и талантом, обаятелен, умеет подбирать энергичных помощников, сколачивать их в крепкий коллектив и всю энергию своего коллектива направить на решение важнейших задач.

Домой, в корпус, Маргелов вернулся в новеньких погонах, еще не потертых под десантным комбинезоном. Новое назначение пока не объявлялось, процедура требовала некоторого времени. Приказ последовал весной 1954 года.

Провожали командира, как вспоминали ветераны 37-го Свирского, всем корпусом. «Много лет спустя, — писал полковник А. В. Кукушкин, — я полностью осознал, как повезло нашим войскам, что во главе их, теперь уже в далеком 1954 году, был поставлен именно Маргелов, самый молодой и не самый опытный из комкоров ВДВ. Надо отдать должное и прежнему командующему ВДВ — генерал-полковнику Горбатову, его уму, прозорливости, да и смелости рекомендовать на такую высокую и ответственную должность генерала Маргелова».

Прощай, гвардейский корпус! Прощай, Дальний Восток! Прощай, дальний гарнизон, где генерал со своей семьей жил в скромной квартире неподалеку от штаба корпуса. Это был одноэтажный барачного типа дом, экономно разделенный на две половины. Одну из них занимали Маргеловы. Анна Александровна работала врачом-отоларингологом в гарнизонной поликлинике, дети ходили в школу. Никогда Маргелов не занимался, как тогда говорили, самообеспечением. Всё — как у всех. Делай, как я…

Глава десятая ПЕРЕВООРУЖЕНИЕ «КРЫЛАТОЙ ПЕХОТЫ»

С автоматом и ограниченным боекомплектом много не навоюешь — даже имея железные мускулы и владея хорошо поставленной техникой рукопашного боя. Крылатой пехоте нужны хорошая, мобильная, защищенная от огня противника бронетехника, подвижные средства, которые должны сбрасываться с самолетов и где можно хранить и всегда иметь под рукой дополнительный боекомплект, запас продовольствия и медикаментов.

Именно об этом в первую очередь задумался новый командующий ВДВ. Командуя корпусом, он наделе, в поле, в небе, осознал эту насущную необходимость. Защитить десантника броней. Дать ему эффективные средства борьбы с танками и бронетехникой противника. Обеспечить подразделениям, забрасываемым в тыл врага, возможность длительного боя с его пехотными и бронетанковыми частями. Перевозить необходимые грузы при переброске десантных подразделений с одного участка на другой.

В конструкторском бюро Н. А. Астрова еще в 1949 году разработали самоходную артиллерийскую установку АСУ-76 для поддержки десанта. Корпус новой самоходки, изготовленный из сварной листовой стали толщиной 13 миллиметров, вполне защищал экипаж от пуль и осколков. В открытой рубке 76-мм пушка, способная поражать бронетехнику противника. Боеукладка на 30 выстрелов. Бортовой пулемет РП-46. Хорошая и, главное, очень нужная для поддержки воздушного десанта машина. Но в серию самоходка не пошла — тяжеловата. Ни один из существующих транспортных самолетов не мог доставить ее к месту действия даже посадочным способом.

Конструкторские бюро продолжали создавать новые и новые образцы бронетехники и вооружения для воздушно-десантных войск. В 1951 году на полигоны выехала АСУ-57. Алюминиевые сплавы позволили значительно уменьшить ее общий вес. Из-за открытого верха десантники окрестили установку «голожопым фердинандом». В 1954 году испытали СУ-85 с 80-мм пушкой, спаренной с пулеметом СГМТ и 45-мм лобовой броней, которую не брали даже бронебойные снаряды среднего калибра. Самоходка оснащалась приборами ночного видения, мощной радиостанцией, на корме крепились дымовые шашки БДШ-5. Эта боевая машина оказалась наиболее удачной. Ее несколько раз модернизировали, боевое отделение прикрыли бронеплитой, обеспечили вентиляцией, установили крупнокалиберный пулемет ДШК на зенитной турели. Весила она 15 тонн. Десантировали модернизированную СУ-85 посадочным способом и только на транспортниках Ан-22. На вооружении она находилась до появления БМД-1.

Пятидесятые годы для ВДВ стали временем новой техники и нового вооружения. Обновление коснулось буквально всего. Десантникам наконец дали модернизированный автомат Калашникова с откидным прикладом. Удобный, компактный, надежный — лучший в мире! Вскоре «Калашниковым» вооружили все армии стран Варшавского договора. Появились легкое безоткатное орудие Б-10, ручные и станковые гранатометы, противотанковый управляемый снаряд ПТУРС, спаренная зенитная установка ЗУ-23. Последняя оказалась настолько удачной, что, пережив несколько конструктивных изменений, продолжает оставаться на вооружении в ВДВ и сухопутных войсках. Значительно улучшились средства связи.

Специалисты отмечали: «Все нововведения увеличили мощность залпа стрелкового оружия и артиллерии воздушно-десантной дивизии с массы залпа в 1953 году в 1040 кг до 4000 кг в 1960 году, то есть произошло его увеличение почти в четыре раза. Кроме того, повысилась эффективность и увеличилась глубина поражения боевых порядков противника с 8 до 15 километров».

Для сравнения: если во всем воздушно-десантном корпусе 1940-х годов, периода Великой Отечественной войны, на вооружении состояло 18 зенитных пулеметов, к концу 1960-х годов только одна дивизия ВДВ имела 36 ЗУ-23. Эти установки успешно применяются не только по воздушным, но и по наземным целям, в горах, в ходе боев в городских кварталах.

Как командующий ВДВ и заказчик новой техники и снаряжения, Маргелов сразу установил самые тесные деловые связи с конструкторами и производственниками. Требовал надежности поставляемого в десантные войска оборудования, боевых машин, снаряжения. Говорил: «Технике не прикажешь, поэтому добивайтесь создания в КБ, в ходе испытаний надежных парашютов, безотказной работы тяжелой воздушно-десантной техники».

В 1955 году в верхах снова начались перестановки и отставки. На этот раз все обошлось без крови и вызова на подмогу надежных офицеров. Хрущев убирал своих конкурентов. Ему удалось убедить Центральный комитет партии «в преимуществе развития тяжелой промышленности, а значит, и производства вооружений, и отказаться от идеи Маленкова отдать приоритет производству предметов потребления». Маленкова отправили в отставку. Пост председателя Совета министров по предложению Хрущева занял Н. А. Булганин. С назначением главой правительства самого послушного маршала Хрущев обеспечил себе позиции первой фигуры в государстве. Правда, очень скоро почувствовал себя неуютно рядом с новым министром обороны Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым.

Новый министр ускорил процесс военного строительства в войсках. В ВДВ появились новые самолеты Ан-12 и вертолеты различных модификаций. Грузы массой более четырех тонн на платформах ПП-127 теперь можно было сбрасывать парашютным способом. Это было прорывом в технике и тактике действий воздушно-десантных войск. На новых платформах можно было десантировать все виды артиллерии, автотранспорт, радиостанции, инженерную технику, боеприпасы, различное оборудование и необходимые грузы. Спустя некоторое время платформу модернизировали, и десантируемую массу довели до 6700 килограммов. Одновременно создали парашютно-реактивные средства десантирования, которые словно останавливали скорость падения платформы и груза у самой земли. Это значительно удешевило процесс выброски, так как не требовало стольких куполов большой площади.

Но самым заметным событием в оснащении ВДВ новой техникой стало создание боевой машины десанта — БМД-1. Идею этой машины разработал генерал Маргелов.

К началу шестидесятых годов задачи противотанковой обороны и непосредственной поддержки воздушного десанта в бою обеспечивали самоходные ПТРК на базе БРДМ и БРДМ-2, самоходные артиллерийские установки и буксируемые пушки. Единственным транспортом личного состава оставались автомобили повышенной проходимости ГАЗ-67, ГАЗ-69, ГАЗ-66 и УАЗ-469. Появление тактического ядерного оружия заставляло вносить существенные изменения в военную доктрину. Защитить десантников броней — вот задача, которая заботила нового командующего ВДВ.

О необходимости боевой машины десанта Маргелов всерьез задумался еще во время событий в Венгрии и Чехословакии.

Вскоре у сухопутных войск страны появилась боевая машина пехоты — гусеничный бронетранспортер, способный перевозить отделение стрелков, идти с пехотой в бой как самостоятельная бронеединица, оснащенная пушкой и пулеметом. Однако БМП была тяжеловата для переброски по воздуху — 13 тонн. Ан-12 мог взять на борт и перебросить посадочным способом только одну такую машину.

Десантникам нужна была более легкая машина — маневренная, сильная, с мощным бортовым вооружением. Маргелов начал консультации с конструкторами, инженерами, оружейниками. «Проведя ряд личных встреч с конструкторами, — писал Александр Маргелов, — и убедившись, что создание такой машины — дело реальное, Маргелов бук-вально загорелся этой идеей. Он требовал непрерывно держать в поле зрения ход работ и содействовать решению задачи — была нужна хорошая, надежная, пригодная для десантирования машина. К решению этой задачи Маргелов сумел подключить все инстанции и службы, от которых это зависело в Сухопутных войсках, Генеральном штабе, нескольких министерствах. Эту идею энергично поддерживал маршал Гречко, сначала как первый заместитель министра обороны, а в дальнейшем и на посту министра. Если у начальников служб не хватало “пробивной силы”, Командующий лично выезжал в министерства и на завод и добивался решения проблем».

Первые небольшие серии новой легкой боевой машины для десантников были изготовлены в городе, за который Маргелов когда-то дрался на реке Мышковой. Волгоградский тракторный завод в 1968 году собрал первую БМД-1. На предприятие тут же прибыли все участники проекта — представители ВНИИ стали, Института электросварки им. Е. О. Патона, специалисты смежных предприятий Мин-оборонпрома, Минавиапрома и Минсудпрома. Новая боевая машина должна была и летать, и плавать, и уверенно вести бой на земле.

Маргелов был счастлив. Сотни раз он видел БМД-1 на чертежах, в деталях, а теперь она стояла на площадке, воплощенная в металле, оснащенная сложным оборудованием, красивая, хищная, как некрупный, но уверенный в своей силе зверь, изготовившийся к броску. Маргелов трогал ее гусеницы и скаты, хлопал ладонями по броне, обходил и спереди, и сзади.

Вскоре десантные войска получили первые пробные партии «для обеспечения оперативного внесения изменений в ее конструкцию по результатам войсковой эксплуатации». Вначале новыми машинами оснастили один батальон воздушно-десантной дивизии в Прибалтике. Отрабатывали парашютное десантирование, тактику действий в составе отделения, взвода, роты, батальона. Командующему докладывали о «поведении» БМД-1 в воздухе, при приземлении и на земле. Затем несколько машин передали Рязанскому воздушно-десантному училищу. Постепенно в каждой дивизии новыми боевыми машинами укомплектовали один полк, потом второй, третий.

Сразу же, как только первую партию отправили в Прибалтику, командующий распорядился начать в учебной дивизии подготовку механиков-водителей, наводчиков-операторов и командиров машин. Управлять новой машиной и обслуживать ее должны были хорошо подготовленные специалисты.

Десантники высоко оценили новую боевую машину. Наконец-то вместо «козелка», накрытого брезентовым тентом, они получили надежную броню. Некоторые замечания и предложения после обсуждения в штабах были направлены в Москву. Маргелов их передал конструкторам и производственникам.

БМД-1 брала на борт экипаж и семь человек десанта. Полный боевой расчет машины — командир, старший механик-водитель и пулеметчик, находящийся в отделении управления; заместитель командира (наводчик-оператор), находящийся в башне; старший стрелок, гранатометчик и помощник гранатометчика размещались в кормовой части.

Из воспоминаний Александра Маргелова: «Одним из достоинств машины является ее изменяющийся клиренс. Благодаря конструктивным особенностям за счет ослабления натяжения гусениц корпус БМД может подниматься и опускаться. Такая способность машины была продемонстрирована В. Ф. Маргелову на одном из показов при проведении стрельб. Одна из машин, предварительно спрятанная в окопе, внезапно поднялась из него и повела стрельбу по мишеням. Это выглядело достаточно эффектно. Маргелову очень понравилась продемонстрированная техническая возможность машины, которая позволяла экипажу использовать складки местности при ведении боя».

БМД-1 стала принципиально новой боевой машиной, изготовленной для войск. Она выкатилась на полигоны и на поле боя, своими формами и боевой оснасткой свидетельствуя о том, что в жизни ВДВ наступила новая эпоха. Противопульное дифференцированное бронирование толщиной 10, 12, 15, 20, 23 и 32 миллиметра. Бронеплиты так называемой алюминиевой (облегченной) брони АБТ-101 собраны при помощи сварки. 32-мм лобовая часть расположена под наклоном в 47 градусов. Крышка кормового люка изготовлена из магниевого сплава. Крышка механика-водителя — из броневой стали.

Гладкоствольная полуавтоматическая пушка 2А28 «Гром» с гидравлическим концентрическим откатником стреляла активно-реактивными снарядами, пробивающими броню до 300 миллиметров. Позднее были введены модернизированные снаряды с пробиваемостью до 400 миллиметров. Эффективный огонь экипажи вели на дистанции 800 метров. Комбинированный перископический прицел типа «Щит» позволял быстро и точно производить наводку. Скорострельность — шесть-семь выстрелов в минуту.

Для стрельбы по бронированным целям, недоступным для огня из пушки, на БМД-1 имелся противотанковый ракетный комплекс — ПТРК 9К11 «Малютка». Штатный боекомплект — три ракеты. Наводились наводчиком-оператором вручную. Наводчиком же сопровождался полет. Максимальная дальность стрельбы ракетами — три тысячи метров, минимальная — 500. Ракета пробивала броню толщиной до 500 миллиметров.

Позже, когда боевую машину десанта начали модернизировать, на нее установили более совершенные ракетные комплексы. Новые боеприпасы успешно поражали бетонные сооружения типа дотов, зависшие вертолеты. Они пробивали броню до 800 миллиметров на расстоянии четыре тысячи метров.

Работа радиостанции в БМД-1 осуществлялась при помощи четырехметровой штыревой антенны. Дальность связи — до 28 километров. Для того времени — вполне хорошо, хотя с высоты нынешних возможностей, которые обеспечивает спутниковая связь, это, конечно, каменный век. Для внутренней связи на борту имелось танковое переговорное устройство на пять абонентов.

Двигатель дизельный, шестицилиндровый, четырехтактный. Рабочий объем — 15 900 кубических сантиметров. Для облегчения запуска при низких температурах двигатель снабжен включенным в систему охлаждения форсуночным подогревателем с электроприводом. Топливная система имеет три бака по 280 литров каждый. Система охлаждения энжекторного типа. Для повышения безопасности движения на плаву в систему воздухозабора двигателя включены два связанных клапана, обеспечивающих забор воздуха на плаву через среднее отделение.

Офицеры из фронтовиков наблюдали, как действуют боевые машины десанта на полигонах, как точно поражают цели, и удовлетворенно покачивали головами: вот бы нам такие машинки под Сталинградом и на Висле…

На базе БМД-1 для воздушно-десантных войск вскоре создали и запустили в серию бронетранспортер БТР-Д. Новый бронетранспортер был длиннее и на 800 килограммов тяжелее БМД-1. Башня отсутствовала. Штатное вооружение — два курсовых пулемета. Бэтээр был немного повыше и кроме троих членов экипажа вмещал еще девять десантников, которые могли вести огонь из амбразур во время движения. Машина небольшая, но — море огня!

В свою очередь, на базе БТР-Д конструкторы создали и запустили в серию носитель ПТУРов, машину для перевозки расчетов ПЗРК[45], командно-штабную машину, машину разведки и управления огнем, самоходное артиллерийское орудие «Нона-С»[46], а также другие боевые машины.

Таким образом, детище генерала Маргелова оказалось очень продуктивным, а идеи его благодатно разветвились в отечественном военпроме, сформировались в отдельные направления, которые и теперь выдают высококлассные модели вооружения, в том числе и для ВДВ.

Первый акт был отыгран, хотя и не без трудностей, которые порой казались непреодолимыми, но с блестящим финалом.

Командующий наблюдал за выброской десанта, за тем, как приземляются боевые машины, как экипажи потом отыскивают их на «поле боя», запускают двигатели, собираются в группы. Маргелов сразу заметил: разброс боевых машин и экипажей порой составлял несколько километров. Экипажи выматывались в поисках своей машины. «Маячки» мало помогали. А тем временем противник тоже не дремлет, приступает к уничтожению высадившихся всеми имеющимися средствами. Как защитить десантников в первые минуты приземления, когда они особенно уязвимы? Ответ, кажется, очевиден: десантируемая бронетехника, а именно БМД-1, должна как можно раньше открыть огонь по противнику. Как этого добиться, если экипажу тоже нужно приземлиться, возможно, под огнем, а потом еще отыскать свою машину, запустить двигатель, привести пушку и пулеметы в боевое состояние? А что, если экипажу десантироваться в боевой машине? Безумие. Командование даже на эксперимент не согласится. Но многое, что теперь дает великолепные результаты, еще вчера казалось безумием…

Так размышлял Маргелов, пока еще помалкивая о своей идее.

Во время масштабных учений «Двина», которые прошли в марте 1970 года в Белоруссии[47], он высказал свою заветную мечту: «Вот если бы экипаж не за боевыми машинами прыгал, а внутри них… Понимаю, что это сложно, но никто, кроме нас, этого не сделает».

Никто, кроме нас…

Вскоре у этой фразы вырастут крылья и она станет девизом Воздушно-десантных войск.

В один из дней на учениях за 22 минуты было десантировано восемь тысяч человек личного состава и 150 единиц техники и вооружения. Зрелище было потрясающее. Особенно это впечатлило иностранцев. Все качали головами и хвалили выучку десантников Маргелова. А он смотрел, как десантники мечутся, отыскивая свои боевые машины, понимая, что именно здесь теряются драгоценные секунды и минуты, что его десантники именно в эти минуты особенно уязвимы, что в случае реальных боевых действий здесь будут самые большие потери.

Сказано — надо делать. Началась подготовка.

Вот что писал Александр Маргелов о том в буквальном смысле слова героическом десантировании, в котором довелось участвовать и ему самому: «Василий Филиппович дал указание специалистам готовить к десантированию боевую машину с двумя членами экипажа внутри, то есть с механиком-водителем и наводчиком-оператором. Именно эти два человека приводят машину в боеготовое состояние после приземления, тогда как остальной экипаж — пять человек во главе с командиром машины — после приземления пешим порядком должен выходить на пункт сбора роты. На этот раз членами экипажа были назначены офицеры, которые хорошо знали машину, средства ее десантирования и могли в ходе подготовки и в результате десантирования сделать определенные выводы.

Это были: подполковник Леонид Гаврилович Зуев, заместитель командира полка по ВДП, и старший лейтенант Александр Васильевич Маргелов, старший инженер НТК ВДВ. На площадке приземления Тесницкого учебного центра в районе Тулы 5 января 1973 года впервые в мировой практике с военно-транспортного самолета Ан-12Б произведено десантирование на парашютно-платформенных средствах БМД-1 с двумя членами экипажа на борту.

После приземления БМД-1 менее чем через минуту произвела холостой выстрел из пушки и устремилась к наблюдательному пункту, где офицеры доложили Командующему о выполнении задачи. Генералу П. Ф. Павленко[48] вместе с другими генералами и офицерами довелось наблюдать за этим событием. Он так сказал: “Это был воистину исторический момент для десантников”».

Экспериментальному прыжку предшествовал довольно продолжительный период подготовки, переговоров, консультаций, увязок. Работали эксперты, специалисты. Высказывались предположения, писались заключения. Многие — не в пользу эксперимента, числя его по разряду безумных затей, которые к тому же плохо заканчиваются. Государственный научно-исследовательский институт ВВС им. В. П. Чкалова, занимавшийся в том числе и космическими разработками, как пишет Борис Костин, «категорически отказался дать разрешение на десантирование людей в боевой машине, поскольку экипаж не имел индивидуальных средств спасения». Парашют десантникам в этом прыжке только бы мешал, так как воспользоваться им при любом раскладе обстоятельств было бы невозможно.

Говорят, Маргелову кто-то сказал в лоб:

— Сына посылаешь. А если неудача? Сын погибнет. Не жалко?

Любой прыжок десантника таит в себе определенную долю неудачи. Только неизвестно какую…

Говорят, Маргелов ответил:

— Сына — жалко. Но у меня их пятеро. Кто-нибудь долетит удачно…

Конечно, нынешний обыватель, возможно, сочтет эти слова генерала жестокими: вот, мол, как жаждал командующий ВДВ славы, почестей, что и сына родного не пожалел. То поколение было особенным — фронтовики, влившиеся в послевоенную жизнь. Они были убежденными носителями своих принципов. Своей любви и нелюбви. Своей приязни и неприязни. Трудно нам, нынешним, по-нять их и принять целиком, со всеми их достоинствами и недостатками. И трудно представить, что нынешние генералы и правители пошлют своих детей пройтись над пропастью по шаткому мосточку. Это были люди фронтового завета, и там, в своем прошлом, они брали и силу, и уверенность в своей правоте. Воевали сыновья Верховного главнокомандующего И. В. Сталина. Один, артиллерист, погиб в концлагере. Другой, летчик-истребитель, имел на счету несколько сбитых немецких самолетов. Третий, приемный, был тяжело ранен, и не раз, но снова возвращался в строй. Сын наркома А. И. Микояна, летчик-истребитель, погиб в воздушном бою. Единственный сын командующего 3-й гвардейской танковой армией генерала П. С. Рыбалко, лейтенант-танкист, сгорел в танке.

И все же Маргелов знал, как между собой десантники расшифровывали аббревиатуру БМД — «братская могила десанта». А тут получалось, что сам, своими руками, заталкивал своего Сашку в железный гроб… Слышал он и такие слова. И не спал ночами, вспоминалась, как навязчивый кошмар, дальневосточная история летом 1953 года… шаги в детской… маузер… медленно, как в кошмарном сне, открывающаяся дверь…

В Рязанском воздушно-десантном училище я услышал такую байку. Когда «кентавр» с офицерами приземлился и экипаж, лихо взметая снежную пыль, подкатил на своей «бээмдэшке» к трибуне, «батя» спустился с помоста и после доклада пожал экипажу руки и обнял. А Маргелову-младшему при этом сказал:

— Спасибо, сынок, что не обосрал родную деревню…

В 2004 году в интервью корреспонденту газеты «Гвардия России» Маргелов-младший довольно подробно рассказал о том памятном сбросе.

«— Рассказывают, что рапорт о включении в состав экспериментаторов вы написали еще до того, как отец предложил вам принять участие в эксперименте.

— Дело в том, что офицеры НТК постоянно привлекались к подготовке техники и личного состава к десантированию. Я видел, как важен для гвардейцев-десантников, особенно “перворазников” или начинающих, личный пример опытных парашютистов. А уж в таком новом и важном деле, как десантирование экипажей внутри боевых машин, такой пример должен был убедить все Воздушно-десантные войска в правильности идеи командующего. И если в эксперименте будет участвовать его сын, офицер-десантник, инженер, сам работающий в этой области, то доверие к новому средству десантирования будет наиболее полным.

Но если даже отбросить все вышесказанное, я бы написал рапорт только из уважения и любви к отцу и веры в задуманное им во имя наших Воздушно-десантных войск.

— Александр Васильевич, в Воздушно-десантных войсках вы стали своего рода первопроходцем — участником первых экспериментов по десантированию в “броне ”, а затем и автором соответствующих инструкций. Как вам, образно говоря, удалось оседлать “Кентавра" и “Реактавра” — комплексы, аналогов которым в мире нет до сих пор?

— Командующий ВДВ дал указание специалистам готовить к десантированию боевую машину с двумя членами экипажа внутри нее на парашютно-платформенных средствах. Десантники хорошо понимали, что командующий шел на определенный риск: не сработай парашютная система — и люди могли погибнуть. Но он рисковал разумно, принимая все меры к тому, чтобы раскрытие многокупольной системы прошло нормально.

Многие люди, знавшие о подготовке к эксперименту, тем более готовившие его, понимали, что, подходя к этому чисто по-человечески, несомненно, далеко не каждый военачальник пошел бы на то, чтобы посадить в эту машину своего сына, подвергая опасности его жизнь. Такое решение командующего вызвало неоднозначную реакцию. Некоторые недоумевали, другие осуждали, но абсолютное большинство офицеров-десантников и летчиков военнотранспортной авиации восхищались решительностью командующего.

Такой эксперимент планировалось провести впервые не только в истории отечественных Воздушно-десантных войск, но и в мире. Подготовка к первому в мировой и отечественной практике десантированию людей внутри боевой техники проводилась Научно-техническим комитетом ВДВ в тесном контакте с конструкторским бюро Московского агрегатного завода “Универсал”, многолетним головным разработчиком средств десантирования техники ВДВ, руководимым главным конструктором Алексеем Ивановичем Приваловым, Героем Социалистического Труда, лауреатом Ленинской и Государственной премий СССР. Одновременно в ГНИИ авиационной и космической медицины (ГНИИАКМ) проводились физиологические испытания (копровые сбросы) по переносимости ударных перегрузок, действующих на человека при такого рода десантировании. Начальник института генерал-майор медицинской службы Николай Михайлович Рудный лично контролировал эту работу.

Внутри машины были установлены космические кресла типа “Казбек” разработки главного конструктора завода “Звезда” Героя Социалистического Труда Гая Ильича Северина.

Первые копровые сбросы в кресле “Казбек” пришлось опробовать на себе. Все “мелочи” докладывались руководству, а зачастую — напрямую командующему, имя которого открывало вне очереди двери кабинетов любых начальников для быстрейшего согласования многочисленных важных документов. А командующий требовал: быстрее, быстрее!

Большую помощь оказывал генерал И. И. Лисов. При необходимости он выезжал вместе со мной, молодым сотрудником НТК, на завод, на проведение копровых сбросов, в общем, куда требовалось. А позже в Москву был вызван Леонид Зуев, и работа пошла веселее.

Совместная интенсивная работа всех участников подготовки к эксперименту обеспечила возможность его проведения уже к концу 1971 года. Дальше, по всем правилам, комплекс “парашютная система — машина — человек”, получивший кодовое название “Кентавр”, должен был пройти государственные испытания в ГКНИИ ВВС им. В. П. Чкалова. “Кентавр” — потому, что механик-водитель БМД при движении машины “по-походному” высовывается из нее по пояс — отсюда аналогия, кстати, мгновенно понятая командующим ВДВ и потому им утвержденная.

— И вот, наконец, после переноса эксперимента из-за запрета министра обороны…

— В канун Нового, 1973 года окончательное “добро” министра было все же получено. Гречко, наконец, не выдержал — согласился… под ответственность командующего ВДВ! 2 января командующему домой позвонил Г. И. Северин: “Василий Филиппович, а чего мы ждел? Разрешение имеется, нужно ехать в Тулу, готовить эксперимент. И природа за нас — вон сколько снегу намело”. Отец согласился и тут же через оперативного дежурного объявил дату проведения эксперимента — 5 января.

К обеду 3 января мы с Зуевым, дублерами и несколькими офицерами НТК прибыли на парашютодром “Слободка” Тульской дивизии. Там уже ждали офицеры воздушно-десантной службы и… особого отдела дивизии. Наметили план работы, а также меры по соблюдению секретности запланированного эксперимента.

Все испытатели были размещены в одной казарме, в столовую также ходили вместе. В нашем основном экипаже Зуев был назначен командиром и одновременно механиком-водителем, я должен был выполнять обязанности наводчика-оператора. Командующим была поставлена задача: после приземления расшвартовать машину и начать движение не более чем через две минуты, в ходе которого провести машину по намеченному маршруту со стрельбой по мишеням из орудия и спаренного пулемета. Экипаж должен был доказать, что не только отлично перенес все этапы десантирования, в том числе ударные перегрузки при приземлении, но и сохранил физические и умственные способности, может успешно вести боевые действия. На это и были направлены многочасовые ежедневные тренировки.

И вот наступил день “X” — 5 января. Около четырнадцати часов самолет Ан-12Б вылетел для проведения экспе-риментного десантирования.

Вытяжной парашют по команде штурмана вывалился, расправился, набрался сил и, как бы нехотя, стал потихоньку вытаскивать “Кентавра”. Как гигантский маятник с центром качания вокруг вытяжного парашюта, машина-“утюг” сначала завалилась на 135 градусов от горизонтали, затем стала раскачиваться с постепенно уменьшающейся амплитудой колебаний. И вот раскрылись тормозные, а затем и основные парашюты. Перевернувшись в первый момент вниз головой, мы в доли секунды испытали состояние, близкое к невесомости. Все свои ощущения спокойно, как нам казалось, мы передавали на землю. Только вот с земли после выхода машины из самолета ничего не слышали — пришлось ориентироваться о работе системы по личным ощущениям да по показаниям приборов.

И тут последовал резкий, перекатывающий удар. Головы в шлемофонах мгновенно “выбили морзянку” из заголовников, и все замерло. Навалилась неожиданная тишина. Но это продолжалось мгновение — мы, не сговариваясь, стали освобождаться от привязных систем.

Выскочили из БМД. Освободив ее от парашютной системы и платформы, заняли свои места внутри — Леонид за рычагами, я — в башне. Пока механик заводил двигатель, наводчик-оператор выискивал, поворачивая башню, цели для обстрела. Есть! И вот сразу с началом движения бухнуло орудие “Гром”. Конечно же, это была имитация, и после-дующая стрельба из пулемета велась холостыми, но в первом эксперименте это было не главное. Главное, что на всех этапах десантирования, приземления, движения, проведения стрельб мы сохраняли полную боеготовность и доказали, что в случае необходимости десантники могут воевать с наибольшим боевым эффектом, поражать противника, не выходя из машины, обеспечивая другим членам экипажа возможность с наименьшими потерями присоединиться к ним для совместного выполнения боевой задачи.

Леонид Зуев лихо, на большой скорости, подъехал к трибуне, по пути разнес вдребезги автомобиль начальника штаба дивизии (которого, кстати, предупреждали о такой вероятности), остановился точно напротив командующего и четко доложил об успешном выполнении боевой задачи. Командующий обнял и расцеловал нас поочередно, поблагодарил от лица службы и, быстро вытерев глаза, в дружеском тоне стал расспрашивать об ощущениях в ходе проведения эксперимента. К нему присоединились и другие участники испытаний.

— А далее вы уже готовили штатные экипажи?

— После первого удачного эксперимента командующий отдал приказ провести аналогичные экспериментальные десантирования во всех дивизиях ВДВ, в каждый период обучения. Да, не боялся командующий Маргелов брать на себя ответственность и при этом верил в людей. И как не верить, ведь сам их учил и воспитывал, в первую очередь — личным примером. За последние двадцать минут до момента нашего приземления отец выкурил целую пачку папирос.

Я, уже будучи капитаном, был назначен ответственным за подготовку штатных экипажей. Руководителями испытаний были генерал-лейтенант И. И. Лисов, позже — его преемник на посту заместителя командующего генерал Н. Н. Гуськов и, наконец, председатель НТК ВДВ полковник (позже — генерал-майор) Л. 3. Козленко».

Экспериментальная выброска прошла успешно.

Маргелов-младший потом рассказывал о том, что осталось за рамками интервью. Командующий перед посадкой в самолет подошел к офицерам, похлопал того и другого по плечу и сказал:

— Вы вот что… Машину не разбейте. А то мне за нее выговор влепят…

К очередной годовщине со дня рождения Красной армии — 23 февраля — командующему за успешное проведение операции «Кентавр» объявили благодарность. Наградные листы на Маргелова-младшего и подполковника Зуева ушли в Главное управление кадров Министерства обороны СССР и словно застряли. Через год награды пришли. Правда, вместо орденов Красного Знамени — а представляли к ним — в коробочках оказались ордена Красной Звезды. Пожалели десантерам-первопроходцам вполне заслуженных ими наград, опустили на ступеньку ниже. Ну что ж, начальству виднее…

Семидесятые годы для Воздушно-десантных войск стали годами мощного развития, оснащения и переоснащения, вооружения и перевооружения. Командующий зачастую до полуночи просиживал со своим заместителем по вооружению генералом С. Е. Горшковым, обсуждая новые образцы оружия и боевой техники. Оружие и технику придумывали в конструкторских бюро, в кабинетах, а образцы, выходящие из кабинетов и цехов, необходимо было не просто испытать в поле, а адаптировать к нуждам Воздушно-десантных войск, к тем задачам, которые десантники должны решать сегодня и завтра.

В середине семидесятых годов в ВДВ с Ижевского машиностроительного и Вятско-Полянского машиностроительного завода «Молот» поступили новенькие автоматы Калашникова АКС-74 и АКСУ-74, пулемет РПКС-74, подствольный гранатомет ГП-30, противотанковый гранатомет на сошках РПГ-70. Огневая мощь подразделений значительно усиливалась. Все это богатство нужно было тут же осваивать.

На Воздушно-десантные войска работал лучший в мире конструктор стрелкового оружия Михаил Тимофеевич Калашников. По предложению генерала Маргелова в конструкторском бюро Калашникова самые перспективные образцы автоматов и пулеметов тут же адаптировались под условия и требования парашютистов-десантников: деревянные приклады заменялись более легкими и прочными пластмассовыми, при этом приклад складывался, что было удобно при десантировании, калибр автоматов уменьшился (5,45-мм), что давало возможность значительно увеличить комплект патронов, которые десантник мог взять с собой в бой. Одновременно все образцы стрелкового автоматического оружия снабжались различными прицелами, позволявшими улучшить точность огня.

События в Венгрии и Чехословакии и участие в них Воздушно-десантных войск показали, что мобильные и переносные артиллерийские системы гораздо эффективнее, чем бронетехника, особенно в условиях города, плотной застройки. Громоздкие, неповоротливые самоходки и танки, как правило, становились легкой мишенью одиночных гранатометчиков, вооруженных простейшими бутылками с горючей смесью. Гораздо эффективнее оказались боевые машины десанта, а также легкие безоткатные орудия и гранатометы различных систем.

Многие проблемы решила БМД-1. С ее появлением началась новая эра в развитии ВДВ. Ее впоследствии основательно модернизировали, улучшили многие свойства, и ходовые, и огневые. Но основа была заложена Маргеловым и его командой.

В Научно-техническом комитете ВДВ, где аккумулировались, формулировались, а затем испытывались все новинки, в то время работал талантливый ученый и практик Леонид Иванович Щербаков. Маргелов его буквально за полу шинели притащил в ВДВ из бронетанковых войск. Именно подполковник Л. И. Щербаков и майор А. В. Маргелов испытали новую, реактивную систему десантирования БМД-1 вместе с экипажем. Это был подвиг. Рисковали все: и экипаж, и разработчики новой однокупольной системы, и министр обороны СССР маршал А. А. Гречко, и особенно командующий ВДВ.

Новую систему десантирования боевой машины десанта с экипажем испытывали в Псковской дивизии. Испытания прошли успешно. Маргелов, встречая экипаж, живых и здоровых офицеров Л. И. Щербакова и А. В. Маргелова восторженно воскликнул:

— Сынки, вы герои!

Подробно о том историческом сбросе рассказал генерал Л. И. Щербаков[49] в своих воспоминаниях, которые целиком опубликованы в разделе «Приложения».

Глава одиннадцатая ВЕНГРИЯ, ЧЕХОСЛОВАКИЯ…

В октябре 1956 года, когда войска еще не вернулись в казармы с хлебоуборки из подшефных колхозов и совхозов, а многие офицеры находились в отпусках, некоторые части были подняты по тревоге и приведены в состояние полной боевой готовности. Танки, самоходки, бронетранспортеры и артиллерийские тягачи дозаправляли горючим баки, солдаты получили боекомплекты и сухой паек. Вначале думали — очередные учения, вводная. Потом, когда колонны техники потянулись к аэродромам, все прояснилось — Венгрия. Оттуда в последние дни шли тревожные радиосообщения. Газеты писали об антиправительственных выступлениях.

По приказу командующего ВДВ были подняты два полка 31-й воздушно-десантной дивизии — 114-й и 381-й (Западная Украина) и 108-й полк 7-й воздушно-десантной дивизии (Литва). «Украинцы» 1 ноября посадочным способом с боевой техникой высадились на аэродроме города Веспрем, где им было приказано выполнять дальнейшие боевые задачи. Вместе с полками в Венгрию со Львовского аэродрома, спецрейсом, вылетели маршал И. С. Конев, который командовал операцией, председатель КГБ И. А. Серов, представители ЦК КПСС А. И. Микоян и М. А. Суслов.

«Литовцы» высаживались тремя днями позже, 3 ноября, на аэродроме Текель. Венгры готовились встретить десантников генерала Маргелова зенитным огнем, но в результате дерзкой и хорошо продуманной стремительной операции десантники захватили шесть зенитных установок, вывели их из строя и заняли круговую оборону. Они полностью контролировали аэродром и ближайшие окрестности. Тут же начали приземляться самолеты. Дальнейшее десантирование продолжалось посадочным способом.

Тем временем в Ужгороде командующий ВДВ напутствовал личный состав 80-го полка 7-й гвардейской вдд: «Контрреволюция подняла голову! Венгерская Народная Республика в опасности! В Будапеште война! Приказ: быть там к утру четвертого ноября! Контру — подавить! На каждый выстрел отвечать сотней выстрелов!»

Полк выполнил приказ. В назначенный час батальоны сосредоточились на окраинах Будапешта и вместе со 108-м гвардейским полком, прибывшим туда на сутки раньше, приступили к выполнению боевой задачи по зачистке городских кварталов от мятежников.

Это была, пожалуй, первая попытка «оранжевой» революции по сценарию из-за рубежа. Новый американский президент Д. Эйзенхауэр краеугольным камнем своей внешней политики сделал «освобождение всех захваченных народов». На выступлении перед студентами Колумбийского университета он произнес свою тронную речь, основные положения которой США свято исполняют доныне: «На Соединенные Штаты Америки возложена миссия руководства миром. Вашему поколению предоставлена замечательная возможность внести свой вклад в то, чтобы это руководство стало моральной, интеллектуальной и материальной моделью на вечные времена».

Похоже, что каждый новый президент США, с детских лет усвоивший этот мессианский завет, транслирует его основной тезис, который, будем справедливы, из «моральной» и «интеллектуальной» модели давно выродился в чисто материальную, а именно военную.

Но что же происходило в 1956 году?

В западных штабах операция по захвату власти в Венгрии получила кодовое название «Фокус». Начали ее, как водится, с информационной атаки: тысячи воздушных шаров понесли в Венгрию миллионы листовок с призывом к неповиновению властям: «Долой коммунистов» и т. п. Те, кто планировал эту операцию и писал тексты листовок, хорошо понимали, что подобные слова лягут на благодатную почву: Венгрия была самым верным и последовательным союзником фашистской Германии во Второй мировой войне. Венгерские солдаты стреляли в наших воинов даже тогда, когда всё уже было кончено и сами немцы сдавались целыми дивизиями. В каждой венгерской семье был погибший или искалеченный на Восточном фронте, обмороженный под Сталинградом или побывавший в русском плену. Желающих снова пострелять в русских солдат, бросить в распахнутый люк «тридцатьчетверки» бутылку с горючей смесью было достаточно.

Венгерское восстание началось 23 октября 1956 года. Повстанцы громили здания милиции, компартии, спецслужб. Убивали коммунистов и милиционеров. По степени жестокости, с которой «борцы за свободу и демократию» лишали жизни своих же соотечественников, а потом измывались над их телами, это напоминало худшие годы европейского Средневековья и немецкие концлагеря.

Творцы венгерского мятежа ликовали. Западные газеты вышли с заголовками вроде этого: «С заходом солнца Венгерская Народная Республика перестанет существовать». Но с заходом солнца в Будапешт вошли советские войска. Сразу же произошли боестолкновения, в передовых группах появились убитые и раненые. Солдаты получили приказ на ответный огонь. Город заполыхал. 29 октября войска, наведя относительный порядок, получили приказ на выход из города. И это, как оказалось, было роковой ошибкой. После того как советские танки покинули Будапешт, началась новая, еще более жестокая волна расправ над коммунистами и сторонниками советизации Венгрии. Уход войск мятежники восприняли как победу и приступили к тотальной зачистке той части общества, которую считали враждебной национальным ценностям венгерского народа, подлежащей уничтожению.

Вот тогда-то в Венгрию и вошел Особый корпус под командованием маршала Конева. Боевому походу корпуса на Будапешт предшествовал пленум ЦК КПСС, на котором венгерскую проблему постановили решить радикально, как в сорок четвертом. 31 октября, давая санкцию на проведение операции «Вихрь», Н. С. Хрущев сказал: «Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов, империалистов. Они поймут это как нашу слабость и будут наступать. Нас не поймет наша партия. К Египту тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет».

Ситуация в мире была для СССР сверхсложной. На Ближнем Востоке шла вторая арабо-израильская война. Израиль в союзе с Англией и Францией воевал с Египтом за Суэцкий канал и прилегающие к нему территории. Советский Союз поддерживал египетскую армию. Из арсеналов стран — участниц Варшавского договора через Чехословакию в Египет переправлялось новейшее вооружение: реактивные истребители МиГ-15бис и МиГ-17Ф, бомбардировщики Ил-28, танки Т-34. События в районе Суэцкого канала развивались с переменным успехом, во многом не так, как ожидали в Кремле.

И вот — Венгрия.

Перед высадкой десантникам зачитали приказ маршала Конева: «Товарищи солдаты и сержанты, офицеры и генералы! В конце октября в братской нам Венгрии силы реакции и контрреволюции подняли мятеж с целью уничтожения народно-демократического строя, ликвидации революционных завоеваний трудящихся и восстановления в ней старого помещичье-капиталистического порядка. События показали, что активное участие в этой авантюре активных хортистов ведет к возрождению в Венгрии фашизма и создает прямую угрозу нашему отечеству и всему социалистическому лагерю. Нельзя забывать, что в минувшей войне хортистская Венгрия выступала против нашей Родины вместе с гитлеровской Германией.

В соответствии с просьбой правительства Венгерской Народной Республики, на основе заключенного между странами социалистического лагеря Варшавского договора, обязывающего нас принимать согласованные меры, необходимые для укрепления их обороноспособности с тем, чтобы оградить мирный труд их народов, гарантировать неприкосновенность их границ, территорий и обеспечить защиту от возможной агрессии, советские войска приступили к выполнению союзнических обязательств».

По приказу командующего штаб 31-й вдд разработал план действий десантных частей и подразделений. Десантникам в этой операции отводилась особая роль. Они шли впереди, в первых колоннах. Порой действовали как спецназ. Захватывали аэродромы, важнейшие объекты коммуникаций и инфраструктуры Будапешта и других венгерских городов. Разоружали патрули и целые части венгерской армии. Очень часто венгры открывали огонь. Вот почему именно среди десантников оказалось так много потерь убитыми и ранеными.

На Львовском аэродроме перед вылетом Маргелов сказал начальнику политотдела 31-й вдд полковнику Золотову:

— Семен, ты опытный политработник, имей в виду, что вы летите в дружественную нам страну. Это обязаны знать и понимать все наши десантники.

Потом, когда генерал просматривал списки погибших, был момент, когда он, старый солдат, дравшийся под Будапештом двенадцать лет тому назад, пожалел о сказанном полковнику Золотову. «На каждый выстрел отвечать сотней выстрелов» — и только так!

Четвертого ноября 1956 года 38-я общевойсковая и 8-я механизированная армии, усиленные десантными частями и артиллерией, приступили к активным действиям в мятежных городах и сразу же переломили ситуацию. А ситуация в Венгрии уже перерастала в гражданскую войну. С военной точки зрения это была полномасштабная армейская операция. Войска были разделены на три группировки. Каждой из них были даны соответствующие указания.

Особенно сильное сопротивление десантники встретили в городе Веспреме. В Будапеште они вместе с танкистами вели бой на подступах к университетскому городку, атаковали казармы «Петефи». В деревне Варполота выпущенные из тюрьмы уголовники захватили двоих советских офицеров-десантников и сверхсрочника, зверски пытали их, а затем убили. Десантники вскоре переловили всех участников этой чудовищной расправы и расстреляли их.

Из Будапешта пришло сообщение: на сторону мятежников перешел саперный батальон Венгерской народной армии, дислоцированный в казармах на улице Юллия, попытки разоружить его без применения силы успеха не имели. 3-я парашютно-десантная рота 108-го полка 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии получила приказ на броне танков и самоходок совершить марш Текель — Будапешт и разоружить взбунтовавшийся батальон. На предложение сложить оружие венгры ответили огнем. Завязался бой, который продолжался более суток. С обеих сторон было много убитых и раненых.

Шестого ноября отряд сводных десантных рот под командованием капитана Н. И. Харламова атаковал штаб мятежников. Штаб находился в кинотеатре «Корвин» в Будапеште, охранялся батальоном солдат и офицеров, у которых было несколько орудий, зенитные установки, пулеметы.

Десантников усилили танками 33-й механизированной дивизии. Больше суток длился бой. Маргеловцы овладели вначале частью опорного пункта бунтовщиков, потом начали зачищать помещение за помещением, постепенно занимая кинотеатр, превращенный в крепость.

Когда командующий получил донесение о бое за кинотеатр «Корвин», всех отличившихся сразу же представил к наградам. Только из роты капитана Н. И. Харламова ордена Красного Знамени, Александра Невского, Красной Звезды, Славы и медали «За отвагу» получили 35 человек. А сам командир роты Николай Иванович Харламов по представлению генерала Маргелова был удостоен звания Герой Советского Союза. «Золотую Звезду» Героя передали семье старшего лейтенанта М. С. Зинукова, умершего от ран, полученных в бою в районе студенческого общежития. Группа старшего лейтенанта оказалась отрезанной от батальона и сражалась в полном окружении, обеспечивая огнем продвижение рот. Указ о награждении и присвоении высоких званий Героев Советского Союза в открытой печати не публиковался.

Потери в двух десантных дивизиях были большими: 85 человек убитыми, 265 ранеными и 12 без вести пропавшими. Общие потери Особого корпуса оказались следующими: 669 человек убитыми, 1540 ранеными и 51 пропал без вести. Самые большие потери оказались у десантников — везде им первыми пришлось лезть к черту в пекло. Командующий позаботился о том, чтобы семьям погибших, а также комиссованным вследствие ранений офицерам были предоставлены квартиры в тех городах, где они пожелают жить. Приказал, чтобы по выписке из госпиталей раненых тут же отправляли на отдых в Ялту.

Бывший начальник политотдела 31-й гвардейской вдд полковник С. М. Золотов вспоминал: «Это было в начале 1957 года. Командира дивизии генерала Рябова и меня неожиданно, без предварительного предупреждения, вызвали в Москву. Командующий ВДВ генерал Маргелов сообщил нам, что завтра состоится коллегия Министерства обороны. Надо быть готовыми доложить о действиях личного состава дивизии в Венгрии.

В день проведения заседания коллегии Минобороны нас пригласили на обсуждение вопроса “Об итогах венгерских событий”. Докладчики и выступавшие подробно и всесторонне осветили ход событий и действия советских войск в Венгрии. О боевых делах воинов-десантников коротко доложил Маргелов. Нам с командиром слова не предоставляли. Однако в конце заседания командующий пригласил нас к министру обороны. Маршал Жуков находился в отдельном кабинете, сидел в кресле. Он в строгом тоне потребовал от нас доложить ему, “что делается в частях дивизии на новом месте дислокации и как решается вопрос с жильем для офицерского состава”. Мы коротко рассказали ему о положении войск и деликатно попросили министра оказать нам помощь в обеспечении жилой площадью офицерских семей. Других просьб мы не высказали. Обещали своими силами решить вопросы, связанные с созданием учебно-боевой базы и укрытием вооружения и транспорта. Настроение его улучшилось. Однако чувствовалась некоторая усталость. Министр обороны поблагодарил нас за активное участие в выполнении боевых задач в Венгрии. Просил передать соболезнования родным и близким воинов-десантников, погибших в ходе венгерских событий. Одновременно пообещал оказать помощь в обустройстве частей дивизии на новом месте дислокации[50]. Уходя из Министерства обороны, мы с командиром еще долго вспоминали эту встречу с Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым, его внимательное, но и требовательное отношение к людям».

Над министром обороны сгущались тучи: пройдет совсем немного времени, и Н. С. Хрущев, расчищая властную верхушку от возможных врагов, отправит маршала Победы в отставку за «антипартийность» и грубость… На пост министра обороны назначат более послушного и предсказуемого маршала Малиновского.

В августе 1968 года «войскам дяди Васи» снова пришлось садиться в транспортные самолеты и лететь за пределы страны. На этот раз операцией командовал министр обороны маршал А. А. Гречко.

Директиву, подписанную министром обороны, командующему Воздушно-десантными войсками генералу Маргелову доставил нарочный: «Советский Союз и другие социалистические страны[51], верные интернациональному долгу и Варшавскому Договору, должны ввести свои войска для оказания Чехословацкой Народной армии помощи в защите Родины от нависшей над ней опасности».

Начиналась операция «Дунай». По сигналу «Буря» генерал Маргелов должен был поднять по тревоге проверенную в деле 7-ю Каунасскую и 103-ю воздушно-десантные дивизии.

Накануне начала операции, как вспоминал сам Маргелов, несколько дней и ночей он провел в стенах Генерального штаба, пока не был выработан окончательный вариант плана проведения операции, получившей кодовое название «Дунай».

В Генштабе было рассмотрено три варианта ввода войск в Чехословакию. За основу приняли план, предложенный десантниками.

Восемнадцатого августа 1968 года в Министерстве обороны СССР состоялось совещание. В его работе принял участие и командующий ВДВ. Слова маршала А. А. Гречко, произнесенные в самом начале совещания, мгновенно настроили весь генералитет на рабочий лад: «Ввод войск в Чехословакию будет осуществлен, даже если это приведет к третьей мировой войне».

Один из участников того памятного совещания оставил воспоминания: «Маршал А. А. Гречко обратился к генерал-лейтенанту Величко:

— Командарм, через 10–12 частов после “Ч” одной, а лучше двумя дивизиями вам следует соединиться с воздушно-десантной дивизией в районе аэродрома Рузине юго-западнее Праги…

В этот момент командующий ВДВ, генерал Маргелов, не всегда умеющий совладать со своим темпераментом, выпалил:

— Товарищ министр, воздушно-десантная дивизия вовремя… — Слова, похоже, не поспевали за возбужденной мыслью десантника. — Всё вдребезги разнесем к чертовой матери!

Гречко замахал на него рукой: дескать, погоди…

— Товарищ министр, все семь дивизий готовы разнести в клочья любого противника!

— Спокойно, генерал. Конкретно о 98-й дивизии.

— Докладываю. С военно-транспортной авиацией все согласовано. Дивизия готова к высадке парашютным способом после получения сигнала не более как через два часа.

— Утверждаю. Садитесь.

…Гречко закрыл свою тетрадь. Я посмотрел на часы… Все мероприятие заняло меньше часа. Точнее, 43 минуты.

…Все двинулись к двери. И вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел Маргелова.

— Ну что, понял, Саша?

— Так точно, Василий Филиппович.

— А что понял? — осклабился воздушный десантник.

— Действовать надо решительно и твердо управлять войсками.

— Е… надо и фамилию не спрашивать! Вот что надо!

Я остолбенел. В такое время и такой цинизм из уст прославленного героя войны…»

Воспоминания принадлежат генералу А. М. Майорову[52], командующему 38-й армией и вскоре после совещания и последующего за ним ввода войск назначенному на должность командующего Центральной группой войск в Чехословакии.

Впервые десантникам предстояло действовать в условиях большого города. В частях тут же начали изучать карты городских кварталов, коммуникаций, где предстояло десантироваться. Учебные центры тут же приступили к тренировкам.

Двадцатого августа 1968 года вторжение началось. Координировал ход операции «Дунай» командующий сухопутными войсками генерал армии И. Г. Павловский. Основную задачу первого дня должны были решать десантники. 7-я гвардейская вдд генерал-майора Л. Н. Горелова десантировалась на Прагу. 103-я вдд генерал-майора А. И. Яценко посадочным способом забрасывалась в Брно.

Первоначально ставилась задача прыгать с парашютами. Но в воздухе, едва пролетели Польшу, на борта поступила команда: парашюты снять, будет посадка… Дело в том, что на аэродромах за несколько минут до десантирования главных сил с одиночных самолетов, без огней, высадились разведывательные подразделения. Они захватили диспетчерские пункты, блокировали местные гарнизоны, взяли под контроль взлетные полосы и всю инфраструктуру. Операция разведподразделений ВДВ по захвату аэродромов длилась 12–15 минут. Ни единого выстрела не прозвучало ни в Брно, ни в Праге. Участники высадки говорят, что если бы чехи догадались выкатить на взлетку трактор или грузовик и заглушить его, то самолеты просто не смогли бы совершить посадку. Экипажи военных транспортников с земли получили радиосигнал: взлетная полоса свободна, освещена, можно садиться. Транспортники садились с интервалом в полторы минуты. Скатывались с взлетно-посадочной полосы, заруливали в ряд. Десантники быстро покидали борт, выкатывали по трапам боевую технику. Боевые машины тут же выстраивались в колонны, подразделения отбывали к местам назначения в полной готовности в любую минуту вступить в бой.

Вот что вспоминает один из офицеров-десантников: «Аэродром, расположенный невдалеке от небольшого белорусского городка Поставы, гудел, словно улей. Уже были получены карты Брно, на которых красными кружками были заботливо обведены объекты, которые необходимо было взять под контроль. Солдаты моего взвода без сожаления отполовинивали “сухие пайки”, беря в запас побольше патронов… Кто знает, как обернутся события… Я был назначен выпускающим и, когда захлопнулся люк, принялся за привычную работу: проверил, все ли гвардейцы зацепили карабины и т. д. и т. п. Самолет оторвался от земли и стал набирать высоту. Стрелка на приборе стала колебаться: 1000 м, 2000 м… “Будем прыгать или приземляться?” — спросил я бортмеханика, на что тот только пожал плечами. Заглянул в иллюминатор — летим над облаками, рядом, словно в почетном эскорте, “ястребки”. С высоты в несколько тысяч метров — резкий спуск — до 150–200… Сияющий шпиль на высотке, схожей с московской, и вдруг команда пилота: “Садимся!” Десантник в самолете — неповоротливый тюлень, тяжелый рюкзак под задницей, парашюты, основной и запасной. В голове номера “бортов”, где мои упакованные СПГ-9[53], две “асушки” — артиллерия подвижной группы. Наш самолет на взлетной полосе первый. Командир полка получил доклад разведгруппы: охрана разоружена. И началось то, что никогда не забудется. Чешский военный аэродром напоминал немыслимую круговерть. Из люков приземлявшихся самолетов выбегали люди, стремглав бросаясь к грузовым “бортам”. Зашвартовать и загрузить технику в самолет дело сложное. Но и привести ее в боевое состояние — не менее трудная задача. На землю летели замки крепления, пряжки, тугие стягивающие ремни. А самолеты тем временем взлетали и поднимались, и над всем этим морем техники и людей барражировали краснозвездные истребители. Не прошло и часа, как подразделения 350-го гвардейского парашютно-десантного полка начали выдвижение на свои маршруты. Я поглядел на часы — 6.00 по московскому времени, и тотчас в радийной машине зазвучал гимн Советского Союза».

Нужно отдать должное летчикам и вообще нашим ВВС, задействованным в операции «Дунай». Известно, что высадку 7-й воздушно-десантной дивизии обеспечивали два полка истребителей-бомбардировщиков и два полка истребителей из состава 16-й воздушной армии. 103-ю дивизию ВДВ прикрывали два полка истребителей и полк истребителей-бомбардировщиков. Если бы чехи решились вступить в открытый бой и применили систему ПВО, она была бы подавлена в считаные минуты. Правда, возможные значительные разрушения на аэродромах помешали бы самолетам беспрепятственно садиться и десант пришлось бы сбрасывать с воздуха. А это, в условиях незнакомой местности, всегда потери — и людские, и материальные.

В первые часы высадки были захвачены важнейшие мосты через Влтаву, здание ЦК Коммунистической партии Чехословакии, издательство МВД, главпочтамт, телецентр, банки и другие ключевые объекты. В это же время десантники овладели зданием штаба мятежных сил.

Одним из ключевых моментов операции был захват ЦК КПЧ на набережной Влтавы. Произошло это в начале пятого утра. Десантники разоружили охрану, отключили центральную телефонную станцию и на всякий случай перерезали телефонные кабели. Командир разведроты старший лейтенант Жаданов вошел в кабинет первого секретаря партии, лидера Пражской весны Дубчека и вежливо сказал:

— Александр Степанович, я командир воздушно-десантной части Советской армии, мы десантировались сегодня, вошли в Прагу, чтобы оказать вам помощь в подавлении контрреволюционного мятежа.

Дубчек встал из-за стола и, направляясь к окну, сказал:

— Никакого контрреволюционного мятежа в стране нет.

В это время на улице застучала автоматная очередь. Посыпалось битое стекло. Стреляли прицельно, по верхним стеклам, для острастки.

Старший лейтенант, пригнувшись в ожидании нового обстрела, сказал:

— Если мятежа нет, то кто же стреляет по окнам руководителя страны?

— Возможно, русские.

— Нет, — возразил командир десантной роты, — это стреляли из ППІІІ военного времени. Наши солдаты вооружены другими автоматами. Я имею приказ командования предложить вам, не медля ни минуты, обратиться по радио с воззванием к жителям Праги и всем гражданам Чехословакии не оказывать сопротивления советским войскам, сохранять при входе наших войск порядок и покой.

— В стране нет контрреволюции, и советским войскам в Чехословакии делать нечего, — настаивал Дубчек.

Тем временем десантники взяли под стражу других членов Политбюро КПЧ.

Видя, что с Дубчеком не договориться, старший лейтенант Жаданов приказал радисту связаться со штабом дивизии. Командир дивизии, выслушав доклад, тут же приказал срочно доставить Дубчека и остальных членов Политбюро компартии Чехословакии на аэродром Рузине, обеспечив кортеж с надежной охраной.

Из доклада генерала Маргелова министру обороны СССР маршалу А. А. Гречко: «А. Дубчек пытался звонить из своего кабинета по телефону, как он заявил, Л. И. Брежневу, но старший лейтенант Жаданов в сдержанной форме отказал ему и обрезал телефон. В последующем Й. Смрков-ский, Ф. Кригель вели себя вызывающе, в грубой форме обращались к офицерам охраны: “Почему вы здесь? Почему так долго нет вашего представителя?” Требовали связаться с советским послом товарищем Червоненко. После отправки А. Дубчека, Й. Смрковского, Ф. Кригеля, Й. Шпачека на аэродром остальные члены ЦК вели себя лояльно.

В одном бронетранспортере находились А. Дубчек и Ф. Кригель, напротив них сидели два наших офицера, во втором Й. Смрковский и Й. Шпачек. При перевозке указанной группы на аэродром Рузине особенно возмущались Ф. Кригель и Й. Смрковский. Они потребовали открыть люки и объяснить, куда их везут. В целом эвакуация членов ЦК КПЧ прошла без происшествий».

А вот что докладывал командующий ВДВ о том, какая атмосфера царит на улицах Праги: «В десантников бросали камни, плевали, выкрикивали антисоветские лозунги и ругательства, бросались на солдат и делали попытки выхватить оружие, забрасывали контрреволюционными листовками и другой печатной литературой. В этой сложной обстановке десантники-разведчики не растерялись, проявили стойкость и упорство, хладнокровие и выдержку…»

Одновременно другая группа десантников, усиленная батареей самоходных орудий, на реквизированных автобусах подкатила к Дому правительства. Руководил боевой группой командир 108-го гвардейского парашютно-десантного полка подполковник Гордиенко. Первый взвод десантников проник внутрь здания, перекрыл главный вход и центральные выездные ворота. Два отделения блокировали двор и установили контроль над всеми черными входами и выходами. По периметру здания расположились расчеты СУ-85 и противотанковых гранатометов, прикрывая подступы со стороны площади, мостов и тыла. Второй взвод действовал четырьмя группами. Мгновенно была разоружена охрана, отключены все виды связи. В 6.40 по московскому времени подполковник Гордиенко и командир десантной роты старший лейтенант Торобанов в сопровождении отделения солдат вошли в зал заседаний.

Члены правительства ЧССР какое-то мгновение оцепенело смотрели на вошедших советских десантников. В зале повисла мертвая тишина. Из доклада генерала Маргелова: «О. Черник встал, подошел к отдельному столику и заплакал. Подполковник Гордиенко предложил всем оставаться на местах и ждать команды. Через 15 минут прибыли сотрудники КГБ и начали проводить отсев сотрудников министерства: одних — в подвал под охрану, других — в машины и на аэродром в Рузине, в том числе и О. Черника».

Последующие события развивались стремительно. К 7.00 на прилегающей площади собрались огромные толпы народа. Вскоре была предпринята решительная попытка штурмом взять Дом правительства с целью освобождения членов правительства страны.

Именно в те минуты министр обороны СССР Маршал Советского Союза А. А. Гречко позвонил по телефону в кабинет министра обороны ЧССР. Трубку поднял командующий советской группировкой генерал армии И. Г. Павловский. Рядом с ним, у дверей и в коридоре, дежурили десантники. «Иван, — сказал А. А. Гречко своему генералу, — Дзур рядом с тобой? Передай ему: избави бог его открыть огонь по нашим войскам». Генерал И. Г. Павловский в точности передал пожелание министра обороны СССР министру обороны ЧССР генералу Мартину Дзуру.

Чехословацкие солдаты из казарм не вышли. По сведениям контрразведки, до трети солдат и офицеров воинских частей в день высадки и в последующем в местах постоянного пребывания отсутствовали. То ли находились в увольнении и не спешили назад, то ли самовольно разбежались по домам. Такая же картина была и в частях постоянной боевой готовности — ПВО, авиации, связи.

Из доклада генерала Маргелова: «Сообразуясь с обстановкой, личный состав парашютно-десантной роты при поддержке СУ-85 встал плотной стеной с западной стороны дома и не допустил толпу к центральному входу, при этом приходилось применять физическую силу и угрожать применением оружия. К 20 часам толпа была рассеяна. В ночь с 21 на 22 августа рота была обстреляна одиночными выстрелами, при ответном огне выстрелы прекратились и больше не повторились».

В Чехословакию вошли войска пяти стран — участниц Варшавского договора. Всем было разрешено в случае сопротивления применять оружие. Ветераны той операции рассказывают, что особенно часто открывали огонь подразделения из ГДР и Польши. Солдатам и офицерам Советской армии применять оружие разрешалось только после санкции министра обороны. Но в бою, как известно, действовать приходится мгновенно. На войне как на войне… Либо — ты, либо — тебя. И командующий ВДВ, понимая тупиковость распоряжения министра, взял на себя полную ответственность и разрешил десантникам, во избежание неоправданных потерь в своих рядах, применять оружие, «сообразуясь с обстановкой». Решение генерала Маргелова имело положительные последствия. Чехи вскоре заметили: «несдержанность» в отношении применения оружия на поражение со стороны советского контингента характерна только для войск ВДВ. Десантников побаивались, при появлении солдат в комбинезонах с десантными автоматами Калашникова в руках агрессивные толпы митингующих быстро затихали и рассеивались. Боевики знали: десантники за каждого своего раненого или убитого возьмут с лихвой.

Возможно, именно поэтому новое правительство ЧССР, когда обстановка в стране начала нормализовывать-ся, в первую очередь попросило советскую сторону о выводе Воздушно-десантных войск. К исходу 12 сентября 1968 года «дядя Вася» вывел своих «орлов» из Чехословакии. Дело было сделано. И сделано в точности по маргеловскому уставу: дерзко, энергично, с напором.

Сам командующий прибыл в Прагу накануне вывода своих частей на родину. Осмотрел места действий десантников. Встретился со «смежниками», выслушал их мнение о действиях парашютистов. Офицеры ГРУ передали ему «привет» от «коллег» из США и Великобритании. Разведка натовских штабов внимательно следила за событиями в Чехословакии и в особенности за действиями войск стран-участниц Варшавского договора, при этом отметив решительность советских десантников.

По прилете в Прагу Маргелов тут же отдал необходимые распоряжения: «Погибших солдат и офицеров доставить на Родину и похоронить с почестями. Раненых — в стационарный госпиталь в Южной группе войск. Отличившихся представить к боевым наградам».

В Минобороны СССР и высших партийных и правительственных кругах в очередной раз на деле убедились в том, каким мощным, мобильным и гибким родом войск располагают Советские вооруженные силы. Была оценена и роль командующего в подготовке и боевой выучке этого незаменимого рода войск. Из документа, хранящегося в «Особой папке»: «В военном отношении операция по вводу наших войск в Чехословакию была проведена безукоризненно. Армия показала высокий уровень боевой готовности и великолепное профессиональное мастерство». «Орлы дяди Васи» и здесь были первыми во всех смыслах. Они первыми прибыли в Чехословакию и первыми, после наведения порядка в братской стране, передав охраняемые объекты чешской милиции, убыли на родину.

Из воспоминаний бывшего командира взвода 350-го гвардейского парашютно-десантного полка Б. Акимова: «Жизнь в Брно постепенно налаживалась. Меньше во взглядах чехов стало злобы, с улиц исчезли провокационные лозунги. Общими усилиями мы привели в порядок братское захоронение советских воинов. Немецкое, находившееся на другой стороне, во время беспорядков было не тронуто. Ожила знаменитая ярмарка. Патрулируя улицы города, мы только облизывались: пиво вовсю лилось. Но однажды не удержались, поменяли рубли на кроны. “Настоящее, чешское!” — с восторгом произносил каждый, кому достался заветный глоток.

Приезд командующего ВДВ в наш 350-й гвардейский парашютно-десантный полк неожиданностью не стал. Мы знали, что Василий Филиппович в Праге и не преминет побывать в Брно. К этому времени полк полукругом располагался по горам, с которых город был виден словно на ладони. Немаловажная деталь: из Боровухи, места постоянной дислокации, прибыл оркестр. Загремели марши и, конечно: “Врагу не сдается наш гордый ‘Варяг’” — любимая мелодия Маргелова. С нее и начался наш строевой смотр. Эхо нашего многоголосого десантного хора настроило чехов на более миролюбивый лад. На импровизированной трибуне представители городских властей не жалели ладоней. Ведь известно: “Когда поют солдаты, спокойно дети спят…”

Как командир знаменного взвода, я был причислен к лику особ, приближенных к комполка, и следовал за ним, внимательно вслушиваясь в то, что говорит ему командующий:

— Здесь поставить баню, здесь походный магазин, здесь, Колесов, устрой клуб. Я на фронте своих бойцов Чарли Чаплином вдохновлял, а в ЮГВ[54] — целый арсенал нашенских фильмов и водки…

Командир полка недоуменно пожал плечами, а командующий продолжал:

— Да, да, водки. Боевых сто грамм для гвардейцев выбить не получилось. А вот водка и коньяк в магазине будут как поощрение…

— Так откуда взять деньги?! — воскликнул комполка. — Я ж выполнил приказ: денег с собой не брать.

— Вот тебе, Колесов, мой сертификат для начала. А нач-фина пошли с охраной в штаб дивизии. Я их, этих бумажек, в достатке привез».

Обо всем он успевал позаботиться. На всё его хватало.

Важный штрих: сам фронтовик, окопник первой линии, он и после войны армейскую службу мерил фронтовыми мерками, то есть по максимуму. Солдатскую душу знал во всех ее проявлениях и знал, что нужно солдату, чтобы он выполнил приказ любой сложности.

В декабре 1968 года вышел указ о награждении генерала Маргелова орденом Ленина. Ордена и медали по представлению командующего ВДВ получили многие солдаты и офицеры, отличившиеся во время проведения операции «Дунай». Награду Маргелов отметил вместе со своим шестидесятилетием.

Спустя некоторое время, в 1969 году, новый президент Чехословакии генерал Людвиг Свобода наградил генерала Маргелова высшим орденом Клемента Готвальда.

После двух удачных операций в Венгрии и Чехословакии слава о Воздушно-десантных войсках Советского Союза вышла за пределы страны. Военные атташе многих стран стали настойчиво интересоваться столь успешно действу-юшим в боевой обстановке родом войск. На государственных приемах и при встрече в Министерстве обороны тут же подходили к Маргелову и просили «господина генерала армии» предоставить им возможность побывать в расположении ближайшей воздушно-десантной части. Говорят, чтобы уклониться от этих навязчивых просьб, командующий под разными надуманными предлогами начал избегать этих дипломатических собраний. Однажды по этому поводу ему выговорил министр обороны маршал Гречко.

Маргелов, надо заметить, часто делал не то и не так. Это — с точки зрения некоторых военных чиновников, которые посматривали на работу командующего ВДВ и ее результаты не без некоторой зависти и потому склонны были замечать недостатки даже там, где их не было. Возможно, именно поэтому, действуя подчас по-десантному, напролом, он вывел свои войска в первые ряды. При этом он четко знал, что надо делать и как. Видел и дальние перспективы, и ближайшие задачи, четко разделял их и в конце концов добивался и того и другого.

И венгерская история, и чехословацкая заставили пересмотреть многое в боевой учебе войск. В конце 1968 года, вернувшись с войны, Маргелов собрал в управлении Воздушно-десантных войск расширенное совещание. Была проведена и разборка полетов, и, самое важное, намечены конкретные задачи на новый учебный год — он в войсках начинался с 1 декабря.

Архивы сохранили тезисы выступления на этом совещании генерала Маргелова. Это довольно цельный документ, который во многом характеризует и глубину аналитического взгляда командующего, и его реакцию на полученные уроки, и волю к дальнейшему рывку в развитии ВДВ.

«— Высокая оценка, данная Политбюро ЦК КПСС, Советским правительством и министром обороны, не означает, что у нас нет нерешенных вопросов. Мы далеко не всегда будем иметь такой продолжительный срок для подготовки к действиям, поэтому должны работать над сокращением времени выхода к аэродромам и завершения подготовки к десантированию».

Здесь нужно прервать цитату и сказать о том, что операция «Дунай», ее ход и некоторые шероховатости, которые, возможно, были заметны только профессионалам, окончательно подтолкнули командующего ВДВ к необходимости не просто привязки дивизий и полков к аэродромам — Маргелов решил для себя окончательно, что воздушно-десантные соединения должны иметь свои аэродромы. Взлетно-посадочные площадки должны располагаться в непосредственной близости к местам постоянной дислокации воздушно-десантных соединений. Тогда время реагирования на объявление боевой тревоги значительно сократится. Быстрее будут загружаться транспортники.

Далее в своих тезисах командующий ставил следующие задачи:

«— В боевой подготовке… в 1969 году запланировать и провести одно тактическое ротное учение “Ведение боя в населенном пункте”. Эти же учебные вопросы включить и в батальонные учения.

— Научить личный состав грамотно и уверенно пользоваться планами городов, учитывая опыт действий в Чехословакии, когда были сорваны и уничтожены дорожные указатели, таблички с названиями улиц, номерами домов.

— Практический опыт 7-й и 31-й воздушно-десантных дивизий в Чехословакии показал — наиболее целесообразной группировкой является усиленный парашютно-десантный батальон. Требую “сколачивать” это подразделение как основную боевую единицу».

Войны, которые пережила Россия и соседние страны после 60-х годов прошлого века, свидетельствуют о том, что Маргелов очень точно уловил тенденцию, к которой тяготеет общий сценарий всех локальных конфликтов и войн — основной единицей на поле боя стал батальон, усиленный артиллерией, в том числе самоходной, танками и прикрытый броней бронетранспортеров или боевых машин пехоты.

«— Учить офицеров штабов, особенно в первые часы десантирования, писать короткие и ясные донесения, а радистов — хорошо работать в условиях радиопомех».

А вот выводы, представленные в Министерство обороны:

«— Иметь в ВДВ воздушный пункт управления командующего ВДВ на самолетах АН-12 (АН-24), оборудованных надежными средствами связи.

— Штаты шифроорганов штабов Воздушно-десантных войск — дивизий, полков необходимо пересмотреть в сторону их усиления личным составом и оснащения спецавтобусами.

— На базе существующего батальона связи ВДВ сформировать отдельный полк связи.

— Создать для ВДВ переносную, десантируемую в контейнере радиостанцию дальней связи с радиусом действия 3000 км.

— Размещение командного пункта ВДВ в Генеральном штабе нецелесообразно, поскольку создает трудности в управлении дивизиями.

— Действия 7-й и 103-й воздушно-десантных дивизий еще раз убедительно подтверждают необходимость оснащения воздушно-десантных соединений боевой машиной ВДВ».

В этих выводах явно прочитывается сквозная мысль командующего о необходимости усиления мобильности Воздушно-десантных войск, их управляемости: связь, БМД… А еще «батя» явно рвался в бой. Можно себе представить, каких мучений ему стоили часы и сутки, проведенные в Москве в Генеральном штабе, в то время как его «орлы» выполняли приказы и распоряжения штаба, отдаленного от них на тысячи километров. Человек первой линии, он должен был сам чувствовать постоянно меняющуюся обстановку, ритм боя или событий, чреватых схваткой. Он тосковал без верного своего боевого товарища — маузера. Ему хотелось быть в рядах гвардейцев.

Солдат есть солдат…

Глава двенадцатая ГОЛУБЫЕ ПОГОНЫ, БЕРЕТЫ, ТЕЛЬНЯШКИ

Однажды командующему доложили: солдаты уходят в увольнение и за КПП красные погоны сразу меняют на голубые, авиационные. То же самое — при демобилизации, у каждого десантника в чемодане припрятана пара голубых погон.

И «батя» задумался…

— До войны десантники носили голубые фуражки и голубые петлицы с «крылышками», — пояснил Иван Иванович Лисов.

Теперь они, два боевых генерала, служили вместе и теперь обсуждали очередную назревшую проблему. О введении новой формы для Воздушно-десантных войск поговаривали давно. Но это были спонтанные разговоры, как правило, по случаю, которые тут же и затихали.

Маргелов вспомнил, с каким трепетом, доходящим до фанатизма, относились к своей форме моряки-балтийцы. Когда «братишек» списали на берег и переобмундировали в общевойсковую форму, их никакими уговорами нельзя было заставить расстаться с тельняшкой.

Перед глазами Маргелова мгновенно всплыло лицо капитана Макарова, бывшего старшего матроса-балтийца из 1-го Особого лыжного полка.

— Был у меня в дивизии морячок, Володя Макаров. После ранения уже в Венгрии нас догнал, в сорок пятом. Капитан. Довоевать совсем ничего осталось. Так, в тельняшке, и закопали… — И Маргелов решительно подытожил: — Тельняшки надо вводить. Только другого цвета, под цвет погон — голубые. А? Как думаешь?

— И голубые береты, — добавил генерал Лисов.

— Согласен. И при сбросе удобно, и от летчиков будут отличаться. И обязательно тельняшка. С голубыми полосками. Чтобы с «братишками» не путали.

Сам Маргелов с сорок первого не расставался с флотской тельняшкой, так полюбилась ему «морская душа». Командующий знал: солдаты так же полюбят свою форму, будут гордиться ею, и постепенно она станет символом мужества небесной пехоты. Так вскоре и произошло — и длится до сих пор. Каждый год в день ВДВ ветераны «войск дяди Васи» и молодые десантники надевают голубые береты и тельняшки и выходят на улицы с флагами Воздушно-десантных войск, собираются, чтобы вспомнить о своих армейских буднях, потравить анекдоты на «маргеловскую» тему. С особым вниманием слушают байки стариков, служивших в одно время с Маргеловым и видевших командующего на учениях, во время прыжков или на построении.

В «Книге о Василии Маргелове» сыновья пишут: «Василий Филиппович высоко ценил родство с морскими пехотинцами, это можно было неоднократно слышать от него самого не только в беседах с десантниками в войсках, но и дома. В тельняшке он ходил до конца дней и видел в этом особую связь с теми морпехами, что в 1941 году вместе с ним шли врукопашную, тельняшка была сродни флагу, это и символ гордости и отличия, и, как нательный крест, нечто святое. Дома, собираясь за столом, он неоднократно и не стесняясь говорил о своей привязанности к “тельняку”. При этом он предпочитал носить морскую, с темными полосками, опять же вспоминая годы войны и своих “братишек”.

Это сейчас можно видеть целую палитру разноцветных беретов в разных родах войск и в спецподразделениях, а тогда командующему пришлось долго обивать пороги во-енного ведомства, пока, наконец, министр обороны не согласился ввести десантникам береты».

В новой форме «коробка» полка ВДВ впервые прошла по Красной площади на военном параде 7 ноября 1967 года. В тот день десантники надели малиновые береты, первоначально предназначенные только для парадов. Но уже через год и на парад десантники пошли в «родных» повседневных голубых беретах.

Эскизы новой формы были готовы в июне 1967 года. Предлагалось два берета: для повседневной формы — защитного цвета со звездой; для парадной — малиновый, с голубым треугольным флажком и эмблемой ВДВ с правой стороны, со звездой в колосьях спереди. Для офицеров — кокарда и эмблема образца 1955 года. По требованию командующего особый отличительный знак был введен для спортсменов-парашютистов — нагрудная нашивка в виде ромба с вышитой эмблемой ВДВ желтого цвета и малиновой окантовкой. Эскиз берета защитного цвета так и остался на бумаге, а на малиновом Маргелов оставил резолюцию: «Оставить для парадов в Москве». Работа над новой формой продолжалась до июня 1969 года, когда вышел приказ министра обороны № 191 о новых правилах ношения военной формы. Новыми правилами вводился голубой берет. Для солдат — со звездой в венке. Для офицеров — с кокардой ВВС. Красный флажок с эмблемой ВДВ правилами не предусматривался, но, несмотря на это, носился на левой стороне в гвардейских частях как знак отличия. Во время парадов в Москве он перемещался на правую сторону — к трибуне и телекамерам. Идея ношения гвардейских флажков принадлежала командующему, и он упорно настаивал на официальном введении их в форму одежды. До 1989 года треугольные гвардейские значки на беретах в частях изготавливались самостоятельно, а потом были официально и окончательно закреплены в новых правилах ношения военной формы. Отныне красный флажок с эмблемой ВДВ носился на голубых беретах «всеми военнослужащими Воздушно-десантных войск, десантно-штурмовых частей и частей специального назначения».

На всех парадах, которые мы видим в телевизионных трансляциях, всегда особое внимание привлекает прохождение десантников — их выправка, лихой вид и конечно же красивая форма. Она волнует девушек и будоражит юношей, мечтающих служить только в ВДВ.

Генерал Маргелов и в этом сработал на перспективу.

Глава тринадцатая БРАТЬЯ ПО ОРУЖИЮ

Как известно, после Второй мировой войны в освобожденных странах началось восстановление и формирование новых армий. Многие из них создавались на совершенно новых принципах. Оформившиеся в военный союз Варшавского договора, эти армии представляли собой мощнейшую силу в Европе, с которой противостоящий военный блок НАТО не в силах был сделать ничего — да и не пытался. Попытки сломать союз соцстран, нарушить их единство предпринимались не раз, но до открытой агрессии извне дело никогда не доходило. Противнику хватало благоразумия и понимания того, что перед ним грозная сила, а потому судьбу лучше не испытывать.

Слава советских десантников волновала наших братьев по оружию. В армиях дружественных государств и стран-участниц Варшавского договора тоже начали создавать парашютные части и соединения. В сентябре 1963 года на территории Германской Демократической Республики были проведены общевойсковые учения. В них участвовали войска ГДР, ПНР, ЧССР, Советского Союза. Отрабатывались приемы совместных действий. Через два года на тех же полигонах прошли учения под кодовым названием «Октябрьский штурм». В один из дней с советских самолетов Ан-12 десантировалась Поморская воздушно-десантная дивизия Войска польского. Командовал дивизией полковник Эдвин Розлубирский. Руководил учениями главнокомандующий Группой советских войск в Германии генерал армии П. И. Кошевой. Через год в Чехословакии прошли учения «Влтава». На них свою выучку, как всегда, продемонстрировали советские десантники.

Генерал Маргелов присутствовал на всех учениях, проводимых в эти годы в Германии, в Польше, в Болгарии. Особая дружба завязалась у него с полковником, а вскоре генералом Розлубирским. У поляков были богатые воинские традиции и успехи в парашютно-десантном деле. Командир польских десантников не раз приезжал в Советский Союз, наблюдал за боевой работой советских десантников, бывал в гостях у Маргелова.

Дух наставничества и взаимной помощи тогда царил в армиях и родах войск стран — участниц Варшавского договора. В феврале 1978 года в Белоруссии состоялись крупные общевойсковые учения «Березина». И снова во время их проведения отличились десантники. Маргелов направил туда 103-ю вдд. Десантирование проводилось со скоростных десантных самолетов Ил-76 — массированно, с вооружением и боевой техникой. Все небо было закрыто серебристым шелком парашютов.

Был такой период, когда Маргелова обвиняли в показушничестве и очковтирательстве. Что и говорить, Воздушно-десантные войска всегда умели показать себя, произвести впечатление. Если танки и пехота во время учений и даже показательных занятий передвигаются и действуют где-то в глубине ландшафта, скрытые от глаз наблюдателей деревьями, растительностью и складками местности, то «орлы» Маргелова с самых первых минут своих действий — на виду. Вот показались транспортники, держат заданное построение, вот распахнулись грузолюки и с рампы первого посыпались горошины, вот раскрылись — один! два! три! — парашюты, вот пошла бронетехника, а на земле уже трещат очереди автоматов и пулеметов, приземлившиеся десантники завязали «бой». Конечно, такая картина, обрамленная голубым небом, не может не потрясать.

«Маргелов строго требовал от командиров всех степеней уметь, как говорят, показать товар лицом, — вспоминали его сыновья-близнецы. — Если проводишь показательное занятие или учение — у тебя все должно быть отшлифовано, ибо на то оно и показательное. У наблюдающих должно оставаться хорошее впечатление и стремление сделать так же у себя. Даже такой, казалось бы, мелкий вопрос, как пояснение происходящего действия. Пояснение должно быть впечатляющим, ясным и четким, с хорошей дикцией поясняющего. Без этих элементов показ может поблекнуть и не дать эффекта; может получиться, как говорил Василий Филиппович украинско-белорусской поговоркой: “Умила готуваты, та не вмила подаваты”».

Что и говорить, умел генерал Маргелов подать товар лицом. Не зря он любил театр.

Генерал Павленко по этому поводу писал: «Мне вспоминается множество занятий по показу техники, показательных тактических занятий и учений, в том числе и для руководства Министерства обороны, и, как правило, все они были подготовлены и проведены просто блестяще. И это не было “показухой”, “очковтирательством”, как пытались язвить некоторые военачальники. Это был результат большого труда людей, мудрости и настойчивости командующего.

В этой связи вспоминается и моя “дикторская” практика. А началась она для меня совсем неожиданно. На учениях в Болгарии в 1965 году десантировался один из наших полков, который мне, тогда еще заместителю начальника штаба, командующий поручил готовить и представлять.

Как только началось десантирование, министр обороны БНР генерал армии Джуров, у которого я был помощником по десанту, попросил меня взять микрофон и сделать пояснения для присутствующих, или, как теперь говорят, прокомментировать ход дела. Василий Филиппович сидел рядом и, оказывается, очень внимательно слушал и наблюдал за мной. Когда я закончил эту свою миссию, он подошел и тихо, чтобы другие не слышали, сказал: “У тебя здорово получается, теперь на всех больших учениях пояснения будешь давать в таком же духе”. С тех пор это стало правилом, хотя иногда и мешало моей основной работе».

Как командующий ВДВ Советской армии, В. Ф. Маргелов уделял много времени и много сил полагал на помощь армиям дружественных стран в создании у них крепких, мобильных и способных выполнять самые трудные задачи парашютно-десантных войск. Консультировал командный состав братьев по оружию, предоставлял им возможность наблюдать, как действуют и живут повседневной жизнью советские десантники, как учатся. Его работу ценили. К фронтовым иностранным наградам прибавились медали Народной Республики Болгарии, Венгерской Народной Республики, Польской Народной Республики, Социалистической Республики Румынии, Чехословацкой Советской Социалистической Республики, Монгольской Народной Республики, Китайской Народной Республики, Германской Демократической Республики, Республики Кубы.

Глава четырнадцатая «ДАНА ОСТРАЯ ПАРТИЙНАЯ ОЦЕНКА…»

В жизни и службе генерала Маргелова был период, когда он, командующий ВДВ Вооруженных сил Советского Союза, десантник № 1, сделавший для Воздушно-десантных войск столько, сколько не осилил ни один из его предшественников, был отстранен от должности и вынужден был некоторое время занимать должность, которую когда-то миновал, а именно заместителя командующего.

Что же произошло?

Долгое время, в том числе и среди десантников, считалось, что «батю» отстранили за инцидент, происшедший в артполку Псковской дивизии.

Доблестные артиллеристы «отличились» на этот раз громко. Так громко, что дошло до Москвы.

Мимо части, рядом с забором, от микрорайона до швейной фабрики пролегала тропинка, по которой ходили на работу женщины. Фабричные смены порой заканчивались поздно. Солдаты перепрыгивали через забор и пытались знакомиться со швеями и таким образом обзавестись подругами. Одна нелепость влечет за собой другую, как правило, еще большую. Произошло несколько изнасилований. Начали разбираться. «Женихов» быстро нашли — в артполку. Сразу же прокатилась волна наказаний среди офицеров дивизии. Отстраняли, понижали в должности и звании. В те времена за подобные преступления карали строго, в том числе и командиров тех подразделений и частей, где произошло преступление. Как на войне. Твой солдат преступил закон — ты и отвечай. И отвечали, по всей командной вертикали, от маленьких звезд до самых больших.

Дело было шумное, неприятное. Пришлось отчитываться за своих и генералу Маргелову. Вот тебе и родная дивизия…

Другие причиной перевода генерала Маргелова на ступеньку ниже считают произошедшее в Закавказском военном округе. В самом конце 1958 года в округ прибыла группа главных инспекторов Министерства обороны для проведения плановой проверки. Возглавлял ее Маргелов. Проверяли части и подразделения 104-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, дислоцированной в Кировабаде (ныне Гянджа, Азербайджан). Десять дней проверяющие инспектировали дивизию. Провели батальонные тактические учения с выброской парашютного десанта. Все прошло благополучно, без происшествий и срывов. Командующий был доволен и поставил дивизии оценку «хорошо». Кое-кого из проверяющих это задело.

По завершении проверки и учений командование дивизии по традиции предложило воскресный обед. Маргелов не возражал. На обед были приглашены командиры частей, их заместители и начальники штабов, а также партийные и советские работники местных органов власти. Ничего в общем-то особенного, всё как всегда. Как вспоминают участники того обеда, «традиционный русский стол был обогащен и украшен национальными азербайджанскими блюдами». А это означало, что стол собирали на паях. Особенно постарались местные. Кавказское гостеприимство — стол ломился от угощений.

По воспоминаниям инспектора Главного политуправления полковника С. М. Золотова, «обед прошел организованно, вылился в большой праздник представителей армии и народа. Во время застолья подняли тост за командующего, отметив его “неугомонный характер и требовательность”, инициативу и способность “вносить в среду воинов-десантников особый героический, ‘маргеловский’ дух”.

В общем, все прошло хорошо. И проверка с учениями, и обед с питьем, закусками и вдохновенными застольными речами. Но кто-то из сидевших за столом пил-ел, слушал, поддакивал и наматывал на ус…

В ЦК КПСС вскоре поступил “сигнал”: так, мол, и так, инспекторская проверка под руководством генерала Маргелова была превращена в “коллективное пьянство, организованное Командующим ВДВ”».

В скобках следует заметить, что если отстранение стало следствием кировабадской истории, то надо признать: командующий ВДВ пострадал за всех, в том числе и за анонима.

Полковник Золотов ходил на прием к заведующему административным отделом ЦК Н. И. Савинкину, чтобы убедить того в том, что анонимка — «стопроцентная клевета». Но факт коллективного застолья и выпивки был? Был! Следовательно, партия обязана отреагировать. И отреагировала — «…дана острая партийная оценка».

Когда Маргелова вызвали в ЦК и выложили перед ним «факты», он по привычке попытался отшутиться: ну да, мол, пили, но пили за руководящую и направляющую роль в войсках нашей родной Коммунистической партии, за растущую мощь Воздушно-десантных войск…

Не помогло.

Доносы, кляузы и мелкие пакости преследовали Маргелова на протяжении всей его службы в должности командующего ВДВ. На время они прекратились лишь в годы, когда Василий Филиппович служил в должности заместителя командующего.

Как бы там ни было, а 14 марта 1959 года министр обороны СССР подписал приказ об отстранении генерал-лейтенанта В. Ф. Маргелова от должности командующего ВДВ и переводе его с понижением на должность заместителя командующего. Новым командующим был назначен генерал-полковник И. В. Тугаринов.

Иван Васильевич Тугаринов не был десантником, как отмечают его сослуживцы, «ни по службе, ни по своему характеру». И, по всей вероятности, сам понимал это. Произведенная Министерством обороны рокировка не послужила пользе ни ВДВ, ни карьере генералов. «Они отличались друг от друга как небо и земля, — вспоминали братья Маргеловы. — Не всякий человек может выдержать и спокойно воспринимать понижение в должности, да еще обидно, незаслуженно. Отец этот удар судьбы воспринял стойко, ничем не выдав свое состояние и отношение к произошедшему. Он никому не жаловался и не распространялся на эту тему. Недоброжелатели злорадствовали. Но большинство сослуживцев верили, что он возродится вновь».

Кабинет заместителя находился напротив. На следующий день, перебравшись туда, он, как и все сотрудники управления, представился генералу Тутаринову. Ни один мускул на его лице не дрогнул. Обязанности заместителя его не тяготили, не унижали — обычная служба. Однажды на сборах Тугаринов поинтересовался, где Маргелов. Маргелову тут же сообщили, что его разыскивает командующий. Он бегом прибежал к нему и по полной форме доложил о прибытии. Тугаринов с укоризной посмотрел на своего заместителя и сказал:

— Зачем вы, Василий Филиппович, со мной так официально?

— Я солдат, товарищ командующий!

«Со своими бывшими подчиненными он вел себя свободно, — вспоминают Маргеловы. — С удовольствием играл в шахматы, в преферанс и не чурался веселых компаний. Даже со стороны по его поведению трудно было заметить его истинное состояние. Не было видно, что он тяготился новым положением или был удрученным. Он поставил цель — выдержать этот удар судьбы, пусть даже несправедливый, и вернуть свое положение в армейской иерархии. Надо было работать и работать. Проводить сборы, учения и жить по армейским законам».

Он оглядывался на свою жизнь, вспоминал себя капитаном, майором. Ничего, ни одна должность, ни одно очередное звание не доставались ему легко. Это в бою можно было брать нахрапом, с ходу врываться в населенные пункты, откуда еще не ушел противник, захватывать плацдармы. Только одну должность он получил, минуя предвари-тельную ступеньку. И вот теперь судьба вернула его на нее. Ну что ж, как говорят, служить так служить.

Генерал Тугаринов был вполне доволен работой своего заместителя. Однажды министр обороны маршал Малиновский поинтересовался, какие у них взаимоотношения с заместителем, и командующий ВДВ характеризовал их как общую работу, которой их характеры нисколько не мешают. Командующий рассказал министру о последних событиях в войсках: генерал Маргелов успешно провел десантирование с большой высоты роты 105-й воздушно-десантной дивизии; роту готовил лично, ответственность за результаты взял на себя, и результат оказался блестящим — прыжок с большой высоты был успешным, рота приземлилась компактно и тут же вступила в «бой».

И вот однажды, проводя разбор крупных учений в Группе советских войск в Германии, маршал Малиновский на совещании генералитета, как бы между прочим, разбирая историю, приключившуюся в Группе с вновь назначенным командующим армией и его заместителем, бывшим командующим, который вступил на путь конфронтации и интриг, привел в пример работу в управлении ВДВ: мол, генерал Маргелов, «оказавшийся в таком же положении, наоборот, показал себя дисциплинированным и трудолюбивым» и на него «от нового командующего не поступало никаких замечаний и претензий, даже наоборот…».

Прошло два года, четыре месяца и семь дней, и 22 июля 1961 года вышел приказ о назначении генерал-лейтенанта В. Ф. Маргелова на должность командующего ВДВ страны. В таких случаях говорят: справедливость восторжествовала.

Генерал-лейтенант С. М. Золотов в своих воспоминаниях пишет, что какое-то время спустя после возвращения Василия Филипповича Маргелова на должность командующего у него состоялся разговор с новым министром обороны маршалом А. А. Гречко. Андрей Антонович признал, что отстранение Маргелова и назначение командующим Тугаринова «было ошибкой военного руководства». И действительно, Тугаринов тяготился своей высокой должностью в войсках, которые не знал, не чувствовал и в которых так и не стал своим.

Возможно, возвращение десантника № 1 на должность командующего было связано с событиями на Кубе. До выброски советского десанта на «пылающий остров» дело не дошло. Но Анну Александровну «на войну» чуть не забрали. Случился курьез: ей пришла повестка из городского во-енкомата: в такие-то сроки явиться на призывной пункт «для прохождения дальнейшей службы по специальности в Республике Куба». Когда генерал прочитал повестку, в первые мгновения не знал, смеяться или плакать. С одной стороны, Анна Александровна человек военнообязанный, специалист с большим опытом. С другой — возраст. В военкомате, по всей вероятности, перепутали ее год рождения. Позвонил военкому, объяснил ему ситуацию. Тот мигом сообразил, извинился за своих бюрократов. А Анна Александровна долго посмеивалась над мужем: вот, мол, тебя с твоими десантниками на войну не берут, а меня — пожалуйста…

Два с лишним года на посту заместителя оказались непотерянными. Ни для службы, ни для жизни. В ней, в жизни, как и в природе, все устраивается так, что если где-то убывает, то где-то прибывает. Когда стало меньше забот по службе, появилось время для семейного досуга.

По рассказам сыновей, они чаще стали всей семьей выбираться за город на лыжные прогулки. Как вспоминали близнецы, это были «проверки на выносливость — не менее десяти километров при любом состоянии снега — и чтобы не отставать!». Иногда он уходил вперед, а потом поджидал сыновей на лыжне, покуривал «беломорину», придирчиво следил, как идут, как скользят, как держат палки и спины.

Вечерами с Анной Александровной частенько ездил в театр. Любил оперетту и балет. Оба страстные театралы, они старались не пропустить ни одной московской премьеры.

Летом всей семьей выезжали в Тесницкие военные лагеря под Тулу. В это время в семье жил старший из сыновей Виталий. Школу он окончил с золотой медалью, поступил на юридический факультет МГУ. Некоторое время жил в семье отца, но потом перебрался в студенческое общежитие на Стромынке. Часто навещал Маргеловых. Близнецы смотрели на старшего брата с восхищением. Высокий, стройный, очень похожий на отца, он вскоре стал для них примером во всем. Как и отец, он обладал красивым голосом, пел. Читал стихи. Особенно любил Сергея Есенина. И старался привить любовь к поэзии младшим братьям. В Москве водил их на выставки, в театры, в кино. Когда узнал, что близнецы увлечены коллекционированием почтовых марок, подарил им свою коллекцию.

Виталий Васильевич о младших братьях рассказал такую историю:

— Да, мы крепко подружились. Они нуждались в старшем товарище и брате. Я полюбил их. Иногда, при условии, что они не расскажут матери и отцу, пел им таганрогские песни под гитару. А что такое город Таганрог? Одесса — мама, Ростов — папа, а Таганрог — их кровное дитя. Нас воспитывала улица. Военная, послевоенная, голодная и хулиганская. А вот увлеченность братьев коллекционированием марок сыграла злую шутку. Вы вот спрашиваете, сохранились ли фронтовые письма Маргелова или письма Федосьи Ефремовны к нему на фронт. Не сохранились — их сожгли близнецы, наши семейные индейцы. Вырезали с конвертов марки, а чтобы этого не заметили родители, письма сожгли. Такая вот история.

В тульской дивизии в это время проходил службу самый старший из братьев Маргеловых — Геннадий. Он в ту пору уже командовал батальоном десантников. Чемпион дивизии по самбо, он с жаром и любовью взялся обучать младших приемам в те годы самой модной среди молодежи борьбы.

Братья вспоминали, что «в Тесницких лагерях, во дворе были установлены спортивные снаряды: турник, брусья, а также высокие качели — взлетая на них “в поднебесье” так, что дух захватывало, можно было далеко видеть лес, окружающий участок». Маргелов занимался вместе с сыновьями. Любовался и старшими, и младшими. Видел — все идут по его стопам. Гордился ими.

В обязанности братьев входила также забота о спортивных снарядах: на ночь или перед дождем некоторые из них нужно было накрыть брезентом. Обязанности выполнялись в полном объеме и неукоснительно.

Ходили за грибами. В окрестном лесу грибов, если попадали в сезон, было хоть косой коси. Неподалеку, на озере, работала лодочная станция, и там по субботам и воскресеньям можно было покататься на лодке. Но Маргеловы частенько бывали там и в будние дни. Дело в том, что по будням на озере десантники отрабатывали приемы и навыки «преодоления водной преграды на плавающей боевой технике, устанавливали понтонные мосты». Наблюдать за действиями десантников было интересно. А отец семейства видел в этом и большое воспитательное значение. Иногда делал кое-какие пояснения. Пусть смотрят, вникают, может, кто-то тоже станет десантником. Так и случилось.

Но честь мундира для Маргелова была превыше всего.

У Геннадия Васильевича, который унаследовал многие отцовские качества, служба шла в гору. Командир десантного батальона, командир полка. Майор, подполковник, полковник… Пришло время назначения на дивизию. Командующему принесли бумаги на очередное повышение. Почитал, полистал — нет, не должно быть в ВДВ семейственности и кумовства. И настоял, чтобы старшего сына, полковника Геннадия Маргелова, бывшего фронтовика-разведчика, перевели в танкисты. Пусть добивается званий и должностей в других войсках. Геннадий Васильевич закончил службу заместителем командующего танковой армией, генерал-майором. После отставки какое-то время преподавал в Санкт-Петербурге. Умер в 2016 году.

Глава пятнадцатая СЕМЬЯ

Вот и подошли мы, дорогой читатель, возможно, к главной теме. Чем бы человек ни занимался в жизни, кем бы он ни был, а семья для него все же главное.

Когда в 1954 году семья генерала прибыла с Дальнего Востока в Москву, квартиры для нее сразу не нашлось. И первое время Маргеловы жили в гостинице при Центральном доме Советской армии.

Семья прилетела самолетом Ил-12, а контейнеры с пожитками отправили по железной дороге. За контейнерами вызвалась присматривать сестра Анны Александровны Вера. Бдительная и добросовестная, Вера Александровна все же недосмотрела, и часть вещей либо при перевозке, либо во время разгрузки пропала. Оказались похищенными и многие книги из библиотеки Маргеловых. О них-то больше всего и горевала семья, потому что считала не без труда собранную библиотеку своим самым ценным семейным достоянием. Пуще всех сокрушалась Вера Александровна.

Анна Александровна перевезла сестру из Ленинграда в Кишинев сразу после окончания войны, когда родились близнецы. С тех пор она жила в семье, нянчилась с племянниками. Анна Александровна порой подолгу задерживалась на работе, и добрая сестра и тетя заменяла близнецам мать. Выхаживала их во время болезней. Близнецы есть близнецы — если заболели, то сразу вдвоем. Вера Александровна пережила в осажденном Ленинграде весь период чудовищной блокады, работала на одном из заводов, была награждена медалью «За оборону Ленинграда». Личная жизнь у нее не сложилась. Всю душу отдала сестре и ее детям. Она же втайне от отца близнецов окрестила их в одном из действующих православных храмов Москвы. После приезда с Дальнего Востока Вера Александровна вначале жила в Долгопрудном, потом перебралась в Калининград, ныне Королев. Работала до последних дней, отказавшись от положенной ей пенсии. Часто приезжала к Маргеловым. Василий Филиппович относился к свояченице по-родственному, бережно и с уважением.

И вот в долгой дороге из Приморья в Москву генеральские контейнеры «почистили». Поэтому многие вещи пришлось приобретать заново.

Квартиру вскоре получили в «сталинке» — доме № 15/3 на Смоленской набережной. После ремонта ни спать, ни сидеть было не на чем, поэтому завезли казенную мебель. Меняли ее на собственную по мере приобретения, не сразу.

Только устроились, случилось несчастье. Заболела Анна Александровна. Сказались и фронтовые перегрузки, и волнения, связанные с переездом. Врачи определили острую форму базедовой болезни. С работы пришлось уволиться. Операция особого улучшения здоровья не принесла. В день операции, как рассказывала Вера Александровна, Василий Филиппович обнял своих восьмилетних сыновей и заплакал: «Что же мы будем делать без мамы, если она умрет…» Как признавалась Вера Александровна, его слезы она видела впервые. Но, слава богу, все обошлось.

Маргелов не выпускал из поля зрения старших своих сыновей. Особой опекой не утомлял. Всё в своей жизни Васильевичи добывали своим трудом, умом и упорством. Но, как говорят, за процессом отец все же следил. Интересовался, чем они заняты во внеучебное время, поощрял увлечение спортом, чтением книг, театром.

Виталий с первого курса впрягся в общественную работу. Руководил студенческим оперативным отрядом. В конце пятидесятых в стране повсеместно создавались бригады содействия милиции. Студенческий оперотряд проводил рейды, дежурил вместе с нарядами милиции в местах скопления молодежи. Виталий не раз проявлял свое бесстрашие перед явной опасностью, смекалку и ответственность за порученное дело. О нем и его оперативном отряде писали газеты. Перед окончанием университета, когда началось распределение, ему предложили работу в органах Комитета государственной безопасности. Виталий сразу ответа не дал. Сказал, что ему необходимо посоветоваться с отцом.

Но подумал и решил отцу пока ничего не говорить. Впереди медкомиссия, довольно строгая, так что, возможно, он и не пройдет ее… Сказал потом, когда все уже было позади — в кадрах Комитета государственной безопасности на Маргелова Виталия Васильевича оформили личное дело сотрудника. Когда Василий Филиппович узнал о решении сына, поморщился и сказал:

— Мог бы и в войсках послужить. Впрочем, это твоя жизнь, ты и решай.

Начались нелегкие будни разведчика. Командировки, порой длительные. Оперативная, затем руководящая работа. Прошел путь от рядового оперативного работника до заместителя директора Службы внешней разведки Российской Федерации. Неоднократно выезжал в длительные и краткосрочные загранкомандировки. Почетный чекист СССР. Кавалер ордена «За военные заслуги» и ордена «Знак Почета». Награжден знаками «Почетный сотрудник госбезопасности», «За службу в контрразведке», «За службу в разведке». Свободно владеет французским и английским языками. Генерал-полковник. Депутат Государственной думы 4-го созыва, заместитель председателя Комитета по безопасности.

В настоящее время Виталий Васильевич занимается большой общественной работой — член Наблюдательного совета Союза десантников России, член президиума общественной Академии наук и искусств славянских народов, заместитель генерального секретаря Общества солидарности и сотрудничества народов Азии и Африки. Имеет четверых сыновей.

В эти же годы старший, Геннадий Васильевич, офицер-десантник, поступил в Академию им. М. В. Фрунзе. Знакомство братьев произошло именно в годы учебы в Москве. Они быстро подружились и много времени проводили вместе. Маргеловская кровь сказывалась, звала. К тому же у старшего жизненного опыта было значительно больше, и он делился им с младшим братом, как это часто бывает в здоровой семье. А характера и тому и другому было не занимать. За что бы ни брались, что бы ни делали, свято, как молитву, помнили отцовский завет: «Вторым не был и тебе не позволю!» Армейскую закалку Геннадий получил в отцовской гвардейской дивизии, которая с боями шла по Украине и Молдавии, в учебном батальоне 144-го полка, а затем в разведвзводе, с которым, вопреки воле командира дивизии, ходил на боевые задания. Он успешно окончит полный академический курс и уйдет в Воздушно-десантные войска продолжать службу. Служил потом на различных командных должностях в гарнизонах от Берлина до Сахалина. Совершил более трехсот прыжков с парашютом. И снова учился — теперь уже в Академии Генерального штаба. Упорно шел по стопам отца-генерала. И сам стал генералом, кавалером орденов Красной Звезды и «За службу Родине в Вооруженных силах» 3-й степени.

Виталий Васильевич вспоминал эпизод из начала офицерской карьеры старшего брата. Командующему ВДВ принесли на подпись приказы: офицерам гарнизонов присваивались очередные воинские звания. Василий Филиппович взял очередной приказ: лейтенанту Маргелову — присвоить очередное воинское звание «старший лейтенант»… «О! А этому за что?» — «По выслуге лет, — пояснил кадровик. — Служит хорошо. Подошли сроки на присвоение очередного воинского звания». — «Вот отстреляется его взвод на “отлично”, и когда мне доложат о результатах, тогда и подпишу».

Не все двери открывало имя Маргелова, некоторые и закрывало.

Сюда же, в отцовскую квартиру на Смоленской набережной, вскоре стал заезжать Анатолий Маргелов. Отец был счастлив, а Анна Александровна принимала всех, как родных. Красивые, воспитанные, умные, образованные, амбициозные, они смотрели на отца, как на бога, во всем, даже в бытовых мелочах, по-юношески старались подражать ему. А на них, в свою очередь, с восторгом смотрели младшие близнецы.

Анатолий Васильевич окончил школу с серебряной медалью. Вначале хотел поступать в московский институт, но вскоре выяснил, что места в общежитии нет, а стеснять отца не хотел. Выбрал другой институт — в Таганроге. Учился по-маргеловски, на всю катушку, и по окончании полного курса пришел в научно-исследовательский институт, который занимался проблемами одной из оборонных отраслей промышленности. Занялся наукой. Защитил вначале кандидатскую степень, затем так же успешно написал докторскую диссертацию. Доктор технических наук, профессор, прекрасный специалист и педагог, он до конца своих дней преподавал в родном НИИ. Виталий Васильевич о старшем брате говорит: «Вообще Толик из всех нас, пятерых, самый талантливый. Вначале великолепно учился. И учеба, и потом наука ему давались легко». Умер Анатолий Васильевич в 2008 году.

Его дочь Светлана Анатольевна с мужем Леонидом Петровичем Прасолом проживает на хуторе Николаево-Козловском Неклиновского района Ростовской области. Заведует сельским фельдшерско-акушерским пунктом. Леонид Петрович — директор местной школы, краевед, исследователь истории казачества. Их дочь Полина Прасол занимается большой общественной работой среди десантников, через различные фонды помогает тем, кто прошел горячие точки, участвовал в боевых действиях. Сын Алексей Прасол в 2017 году окончил Рязанское высшее командное краснознаменное училище. Лейтенант, служит в 242-м учебном центре ВДВ в Омске.

У младших, близнецов, жизнь сложилась не менее успешно.

Василий в 1970 году с отличием окончил Институт восточных языков при МГУ. Офицер ГРУ Генштаба. Многие годы работал в арабских странах — Алжире, Египте, Йемене, Сирии, Ираке. Ушел в запас и работал в Дирекции международных связей Российской государственной радиовещательной компании «Голос России».

В том же 1970 году Александр окончил Московский авиационный институт им. Серго Орджоникидзе. Получив диплом, поступил на работу в Центральное конструкторское бюро экспериментального машиностроения в подмосковном Калининграде. Спустя год после этого надел погоны офицера ВДВ. За его плечами 145 прыжков с парашютом, в том числе три — в боевой машине десанта. Герой России. Полковник ВДВ. Кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды. По уходе в запас работал в ОАО «Рособоронэкспорт».

В какую бы даль порой ни забрасывала служба и судьба его сыновей, всегда они были рядом с ним. То позвонят, расскажут о служебных и семейных новостях, то пришлют открытку. То, получив очередное назначение или отправляясь в заграничную командировку или на целину, заедут, навестят, погостят несколько дней.

Все вместе пятеро сыновей Василия Филипповича собирались лишь дважды. Как вспоминали близнецы, в первый раз это случилось на служебной даче у отца во Внукове. Дачу он получил в 1961 году и пользовался ею до конца жизни. «Фотоснимок с его “великолепной пятеркой” — вспоминали близнецы, — с тех пор хранится дома, под стеклом на столе в его кабинете». Снимок действительно хорош: красивые люди, в лицах врожденная маргеловская энергия, идущая не только от отца, но и от георгиевского кавалера, деда Филиппа Ивановича. «Не был вторым…»

А в другой раз отец собрал сыновей уже по скорбному случаю, в 1990 году…

Когда близнецы обзавелись своими семьями и разъехались, Маргелов с Анной Александровной, «осиротев», перебрались в квартиру на Сивцевом Вражке. И уже внуки стали навещать постаревшего генерала и Анну Александровну.

Старший сын Виталия Васильевича Михаил Маргелов родился в 1964 году в Москве. В 1986 году окончил Институт стран Азии и Африки при МГУ им. М. В. Ломоносова. Несколько лет преподавал арабский язык в Высшей школе КГБ СССР. С 1989 года по 1990-й работал ведущим редактором в арабской редакции ИТАР-ТАСС. Затем пять лет — в международных консалтинговых компаниях «World Resources», «Boston Consulting Group», «Bain&Company». С августа 1995 года руководил рекламной кампанией выборов в Государственную думу движения «Яблоко». На президентских выборах 1996 года входил в предвыборную команду Б. Н. Ельцина. С осени 1996 года до мая 1997 года занимал должность первого заместителя начальника Управления Президента Российской Федерации по связям с общественностью, затем руководил этим управлением. С мая 1998 года — заместитель председателя правления РИА «Новости». Вскоре перешел в Государственный таможенный комитет Российской Федерации, где занимал пост начальника Аппарата председателя ГТК. Руководил группой советников по особым поручениям. В том же году вернулся в РИА «Новости». В 1999 году стал директором Росинформ-центра, созданного по распоряжению председателя Правительства РФ В. В. Путина.

Во время выборов в Государственную думу РФ в 1999 году Михаил Маргелов занимал пост пресс-секретаря избирательного блока «Медведь» («Единство»). Координировал информационную поддержку думской фракции «Единство». В 2000 году вошел в избирательный штаб В. В. Путина. В декабре 2000 года стал членом Совета Федерации Федерального собрания Российской Федерации и вскоре вошел в состав Центрального политсовета партии «Единая Россия». В 2006 году первым из российских политиков посетил Судан, где в тот период одновременно разразились два кризиса: южные провинции стремились к отделению; на западе, в Дарфуре, шла гражданская война. Маргелову удалось установить личные контакты со всеми сторонами и участниками конфликта. Вскоре он становится специальным представителем Президента РФ по Судану. В рамках своих полномочий добивается того, что Россия наряду с США, Китаем, Францией и Великобританией становится ключевым игроком в суданском урегулировании. Как спецпредставитель Президента РФ по сотрудничеству со странами Африки, выдвигает стратегию возвращения России в Африку, ключевым элементом которой становится укрепление и расширение на Черном континенте российского бизнеса.

Пожалуй, именно в нем, в старшем внуке, проявились твердый и целеустремленный маргеловский характер и многие черты деда.

Во время ливийского кризиса 2011 года, в самый разгар боевых действий между сторонниками и противниками Каддафи Михаил Маргелов провел ряд встреч с лидерами конфликтующих сторон. Встречи и переговоры, увиденное по обе стороны легли в основу доклада, который Михаил Маргелов вскоре представил в правительство. Выводы и предложения этого доклада во многом помогли нашей дипломатии и российскому бизнесу сохранить свои позиции в Ливии после свержения Каддафи.

В 2014 году в связи с обострением взаимоотношений с Украиной М. В. Маргелов, как глава Международного комитета Совета Федерации, оказался в канадском «черном списке».

В октябре 2014 года стал вице-президентом компании «Транснефть». Написал книгу «Россия на глобальном рынке углеводородов: основные тенденции, противоречия и перспективы», которая вышла в 2005 году в издательстве Санкт-Петербургского университета.

Михаил Витальевич много времени уделяет судьбе русских военных кладбищ и захоронений за рубежом. При его содействии и финансовом участии приведено в порядок русское кладбище в Касабланке (Марокко).

Он награжден орденами Почета и Дружбы, медалью А. С. Пушкина, другими российскими и иностранными наградами.

Михаил Маргелов сделал великолепную карьеру на самом трудном поприще государственной и политической деятельности, опровергнув поговорку о том, что на детях и внуках природа отдыхает.

— Отец с матерью тогда жили в Тунисе, — вспоминает Михаил Витальевич. — Во время приездов в Союз меня чаще всего оставляли в семье другого дедушки, по линии матери, Евгения Александровича Дмитриева. Но однажды приехали к деду Васе. Мне тогда было лет пять. На столе стопка журналов «Веселые картинки». Я спросил у Анны Александровны, можно ли посмотреть журнал. Она сказала: «Так это же для тебя дед и выписал! Бери, они твои». Я был счастлив. Дед был человеком суровым, и на тебе — «Веселые картинки»!

Из других рассказов:

— Жить с громкой фамилией непросто. После четвертого курса все студенты направлялись в военные лагеря под Ковров. Жили в палатках. Готовились к сдаче экзаменов для получения звания лейтенантов запаса. На одном из построений курса во время переклички полковник-танкист, один из старших преподавателей военного центра, услышал мою фамилию и спрашивает: «Ты генералу Маргелову кто?» — «Внук». — «Правда?» — «Правда». — «Будешь у меня лучшим курсантом! Не потянешь — сгною!» Оказалось: в свое время дед каким-то образом способствовал его отчислению из Рязанского воздушно-десантного училища. У полковника была хорошая память… И таких случаев было немало. Но чаще были другие. Сослуживцы деда вспоминали о «бате» с теплотой. Так что отсвет яркой личности падал и на меня.

— У меня с женой Светланой двое сыновей. Дмитрий и Алексей. Светлана работает в Институте США и Канады Российской академии наук. Сыновья родились уже после смерти своего прадеда — в 1991 и 2008 годах. Старший окончил МГИМО, работает в крупном бизнесе. Младший еще школьник, любит историю и футбол.

Владимир Витальевич Маргелов, второй сын Виталия Васильевича, служил срочную в пограничных войсках в Карельской АССР. Рассказал, что однажды из отпуска на родину прибыл его сослуживец и еще издали закричал: «Володька! Так твой же дед — генерал Маргелов! Командующий ВДВ! Что ж ты молчал?!» Оказалось, его брат в это время служил во взводе охраны командующего. Брат попросил сфотографироваться с внуком-пограничником и срочно выслать ему фото.

— В 1989 году я демобилизовался и заехал к деду доложить о том, что отслужил, и просто поговорить, — вспоминал В. В. Маргелов. — Дед уже болел. Говорил с трудом. Посмотрел на меня. Я в пограничной форме. Форма красивая. Покачал головой. Спросил, чем собираюсь заниматься теперь. «Учиться, — ответил я. — Хочу поступить в МГУ на юридический факультет». Дед сказал: «Техническое образование получать надо».

Владимир Витальевич деда все же не послушал, в 1996 году окончил юридический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова. В 2002 году получил второе высшее образование — в Академии ВАВТ Минэкономразвития. Судьба все же привела в систему военно-технического сотрудничества. Сейчас он заместитель генерального директора — исполнительный директор АО «Оборонительные системы». Член Экспертного совета по проблемам законодательного обеспечения развития оборонно-промышленного комплекса при председателе Совета Федерации РФ. Награжден знаками «Почетный радист», «Почетный машиностроитель», «За заслуги в области военно-технического сотрудничества», медалями «За укрепление боевого Содружества», «Трудовая доблесть», а также многими медалями других государств. Среди наград Владимира Витальевича есть одна, которой он дорожит особо. Только трое Маргеловых награждены личным оружием: дед Василий Филиппович, отец Виталий Васильевич и он. Женат. Живет в Москве.

У Виталия Васильевича четверо сыновей. О старших мы уже знаем. Третий сын, Андрей, программист. Младший, Сергей, окончил МИФИ и работает в системе Минатома.

Корень маргеловский крепкий, разветвился широко: восемь внуков и одна внучка, четыре правнука и две правнучки.

Глава шестнадцатая РЯЗАНСКОЕ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЕ

Верное и долгое, длиной во всю жизнь, служение генерала Маргелова родине и ВДВ заставляет снова задуматься о роли личности в истории и восхититься, в который уж раз, сколь много личность может дать делу, которому она, эта личность, себя посвятила.

История Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища имени генерала армии В. Ф. Маргелова в уменьшенном масштабе копировала историю страны. Это военное учебное заведение в столетие своего существования развивалось вместе с вооруженными силами — вначале Советской России, потом СССР, а теперь Российской Федерации. Оно во все времена и периоды этой непростой столетней истории, как верный солдат своего Отечества, готовило для своей армии командиров, офицеров, специалистов по различным воинским специальностям и, таким образом, крепило мощь страны. Рязанцы дрались на фронтах Гражданской войны, потом на Халхин-Голе и в финских снегах, прошли от Москвы до Берлина и вместе со всей Красной армией добыли победу в самой жестокой и кровопролитной Великой Отечественной войне. Вместе с командующим ВДВ генералом Маргеловым училище формировало и создавало ту силу и мощь, которая называется Воздушно-десантные войска. И служит родине поныне. Ибо — никто, кроме нас!

Молодая Советская Россия «нуждалась в защите революционных завоеваний» и рубежей. Была создана Рабоче-крестьянская Красная армия, которая остро нуждалась в кадрах командиров, особенно уровня командиров взводов и рот. В стране начали создаваться специальные курсы для подготовки командиров младшего звена. Действовали они почти в каждом губернском городе. Курсы подготовки красных командиров были учреждены и в Рязани.

Приказом наркомвоенмора № 743 от 29 августа 1918 года в Рязани начали формироваться 1-е Рязанские советские пехотные курсы командного состава Рабоче-крестьянской Красной армии. Кстати, в это же время были созданы и 1-е Рязанские кавалерийские курсы РККА, которые окончил старшина 1-го эскадрона Георгий Жуков. Отсюда в составе сводного полка он был направлен на южный фронт на должность командира взвода в кавалерийский эскадрон. Так что маршал Победы как командир и как будущий полководец начинался здесь, на Рязанской земле.

Пехотные курсы заняли «обширный двухэтажный корпус в стиле позднего классицизма, являющийся в то время одним из лучших зданий в Рязани». До курсов в нем располагалась Рязанская духовная семинария. Замена семинаристов на курсантов произошла быстро, без осложнений, вполне в духе того времени.

Первым начальником курсов стал бывший полковник Генерального штаба русской армии И. А. Троицкий.

Уже в марте 1919 года состоялся первый выпуск — 104 командира.

Пока шла Гражданская война и существовала угроза прорыва белогвардейских соединений в Центральную Россию, курсантов в полном составе часто поднимали по боевой тревоге и направляли на фронт. А всего за годы Гражданской войны курсы подготовили 499 красных командиров.

Курсы часто переименовывались. Правда, суть их это не меняло.

В январе 1926 года Приказом РВС СССР № 39 Рязанская пехотная школа была переименована в Рязанскую пехотную школу имени тов. Ворошилова. Это событие курсанты восприняли с энтузиазмом и совершили лыжный пробег из Рязани в Москву. Как мы помним, точно такой же лыжный марафон предприняли курсанты Объединенной Белорусской военной школы в феврале 1931 года во главе со старшиной Маргеловым.

Летом 1931 года школа в полном составе совершила 350-километровый переход из Гороховецкого лагеря под Нижним Новгородом в Селецкий, что под Рязанью. Отныне он станет основным летним лагерем, полигоном и учебным центром.

Весной 1937 года последовало очередное переименование: школа была преобразована в Рязанское пехотное училище им. Ворошилова. Осенью того же года группа выпускников училища отправилась на Дальний Восток. Их зачислили в 36-ю мотострелковую дивизию. В ее составе они вступили в бой на реке Халхин-Гол в 1939 году. Пятеро из них были награждены орденами Красного Знамени.

Бессмертный подвиг в боях с японцами совершил выпускник Рязанских пехотных курсов 1925 года Михаил Павлович Яковлев. Службу в войсках он начал с должности командира пехотного взвода в 11-й Ленинградской стрелковой дивизии. Затем командовал ротой, батальоном. В сентябре 1938 года его назначили командиром 11-й легкотанковой бригады. Это он во главе лавины танков в июле 1939 года атаковал господствующую высоту Баин-Цаган и захватил ее и прилегающие окрестности, чем ликвидировал угрозу удара японцев во фланг советско-монгольских войск и облегчил дальнейшие действия нашей группировки под командованием комкора Г. К. Жукова. Комбриг М. П. Яковлев погиб в бою 12 июля 1939 года. Посмертно был представлен к званию Героя Советского Союза — «За умелое и мужественное командование танковой бригадой и личный героизм, проявленный в Баин-Цаганском сражении с японскими милитаристами».

Выпускники-рязанцы участвовали в советско-финляндской войне, и, возможно, кто-то из лейтенантов ходил в глубокие рейды по финским лесам вместе с Маргеловым.

До 1939 года обучение длилось три года. Затем, когда в воздухе запахло порохом, срок обучения сократился до двух лет. С июля 1941 года полный курс сократили до одного года. А во время войны — до полугода. Каждые полгода курс, нашив лейтенантские кубари, отправлялся на фронт. Для некоторых категорий курсантов обучение было сокращено до трех месяцев. 20 июля 1941 года был произведен досрочный выпуск старшего курса. Лейтенантские звания, согласно приказу Военного совета округа, выпускники получили без сдачи выпускных экзаменов по средней годовой оценке. В тылу формировались новые дивизии, которые остро нуждались в командирах взводов.

В годы войны, когда фронт вплотную подошел к Рязанской земле, училище эвакуировали в Иваново. Курсанты пешим маршем прошли 470 километров (по 45 километров в сутки) и приступили к занятиям на новом месте.

Осадное положение в Рязанской области сняли в январе 1942 года, когда немцев отогнали от Москвы. А уже в феврале училище вернулось назад, в свои казармы и учебные корпуса. В годы войны оно имело пять батальонов, таким образом количество обучаемых по сравнению с предвоенным периодом увеличилось в два с половиной раза. Готовило командиров стрелковых, пулеметных, минометных подразделений и подразделений противотанковых ружей. Только в 1942 году было произведено несколько выпусков — около двух тысяч лейтенантов ушли в войска в район Волхова, Сталинграда и Воронежа.

С августа 1943 года началась подготовка (сверх штата) командиров взводов для формируемой в Селецких военных лагерях под Рязанью 1-й польской пехотной дивизии им. Тадеуша Костюшко под командованием полковника Зыгмунта Берлинга. В дивизию зачисляли не только поляков, но и тех, кто носил польские фамилии и давно обрусел, а также тех, кто чувствовал себя поляком, и сибиряков — потомков пленных поляков, захваченных во время разных войн, начиная с Ливонской, когда пленников по решению царя отправляли в Сибирь. Эшелоны с добровольцами формировали в Новосибирске, Томске, Красноярске, Ачинске, Абакане, Минусинске, Канске, Иркутске. С лесоповалов и шахт хлынул поток добровольцев из недавних переселенцев. Среди них оказался и будущий генерал Войцех Ярузельский. В 1943 году он окончил Рязанское пехотное училище и в звании поручика был зачислен на должность командира взвода во 2-ю польскую дивизию им. Тадеуша Костюшко. Дрался храбро, отмечен польскими советскими боевыми наградами. В феврале 1989 года он приехал в Рязань в качестве председателя Государственного совета ПНР и вручил училищу командорский крест ордена Заслуги Польской Народной Республики — «За вклад в подготовку командных кадров для Войска Польского». Его визит был приурочен к сорокалетию формирования Первого польского корпуса.

Здесь же готовили кадры для чехословацкой и румынской армий, которые в составе советских войск освобождали Европу от фашизма.

После войны в училище был введен новый штат, и с 15 сентября 1946 года курсанты перешли на трехгодичный курс обучения.

Весной 1959 года из Алма-Аты в Рязань согласно директиве главнокомандующего сухопутными войсками прибыло воздушно-десантное училище. Раньше, до 1947 года, оно находилось во Фрунзе. В 1954 году, вскоре после назначения Маргелова на должность командующего ВДВ, он побывал в училище. Уровень подготовки офицеров в целом был удовлетворительным. Однако нового командующего смущало одно — чрезвычайная удаленность училища от частей и соединений Воздушно-десантных войск, многие из которых дислоцировались в европейской части страны. И он, начиная строить воздушно-десантные войска, настоял на переводе главной учебной базы десантников в центр России.

Теперь, пережив разгром великой страны, когда многое в один миг оказалось за рубежом и чужим, мы можем оценить дальновидность Василия Филипповича Маргелова.

В марте 1959 года вышла директива главкома сухопутных войск, согласно которой Рязанское краснознаменное общевойсковое командное училище сливалось с Воздушно-десантным. Новое его наименование: Рязанское краснознаменное высшее общевойсковое командное училище. Маргелова устраивало всё, кроме одного — названия. И он добился своего. Не сразу. Но вода камень точит. И в марте 1964 года альма-матер офицеров-десантников стала именоваться Рязанским высшим воздушно-десантным командным краснознаменным училищем.

По традиции в Рязани обучались десантники армий дружественных стран — Болгарии, Вьетнама, Монголии и др.

В 1968 году в связи с пятидесятилетием Вооруженных сил СССР и «за большие заслуги в подготовке офицерских кадров для Вооруженных сил» училище было награждено вторым орденом Красного Знамени.

После того как усилиями генерала Маргелова Воздушно-десантные войска начали оснащаться самой передовой техникой и вооружением, изменения начались в учебном процессе главной кузницы офицерских кадров ВДВ. Училище начало переходить на инженерный профиль. В 1972 году состоялся первый выпуск офицеров-десантников с высшим образованием и квалификацией инженера по эксплуатации бронетанковой и автомобильной техники.

Десантникам приходилось действовать в самых необычных условиях, в составе групп спецназа, иногда на чужой территории. С 1961 года училище начало готовить десантников по специальности «переводчик-референт». Появилась кафедра иностранных языков. Преподавание велось на пяти языках.

Боевые действия в Афганистане показали, что офицеров необходимо обучать и практическим действиям в условиях гор.

Сейчас Рязанское высшее воздушно-десантное училище имени генерала армии В. Ф. Маргелова — это современный военный институт, который готовит не только командные кадры для ВДВ, но и инженеров, специалистов различных военных профессий. Знания, получаемые здесь, находят практическое применение и на «гражданке». В стенах института ведется большая научная работа.

Командующий любил бывать в Рязани. Не зря столько легенд и баек о Маргелове связано именно с рязанскими курсантами. Любили и курсанты приезды своего командующего, потому что приезжал он обычно не с пустыми руками.

Вот какую историю рассказал мне курсант выпуска 1967 года Василий Николаевич Никулин.

…Построение. Начальник училища доложил «бате». Тот, как всегда, напутствовал нас, под конец рассказал анекдот. А потом:

— Есть у кого вопросы?

— Есть! — выкрикнул один курсант.

— Что?

— Товарищ командующий, когда вы еще к нам приедете?

— Когда приеду… Вы что, так любите командующего?

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Когда вы приезжаете, нам всегда колбасу дают.

Мы стояли в первой шеренге, близко к генералу. Слышим, он говорит начальнику училища:

— Какой хороший курсант! Дерзкий!

Начальник училища сдержанно кивнул. Лицо его пошло пятнами. Маргелов все это заметил. И говорит, обращаясь к начальнику училища:

— Попов, с сегодняшнего дня выдавать курсантам колбасу каждый день! Приказ понятен?

— Так точно!

Осенью 1996 года в училище приехали председатель Совета министров Российской Федерации В. С. Черномырдин и министр обороны генерал армии И. Д. Родионов. Во время встречи офицеры и курсанты училища высказали просьбу присвоить училищу имя генерала Маргелова. Вскоре просьба рязанцев была исполнена. С 12 ноября 1996 года полное наименование училища стало таким: Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды краснознаменное училище имени генерала армии В. Ф. Маргелова.

Через дорогу от КПП училища в сквере памятник Десантнику № 1. «Дядя Вася» стоит посреди Рязани в своей любимой кожаной летной куртке, с папиросой в руке. Когда десантники приходят в сквер, всегда закуривают — традиция. Некоторые офицеры Воздушно-десантных войск, следуя к месту службы, делают крюк, через Рязань, чтобы покурить с «дядей Васей»…

Глава семнадцатая ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД

В 1968 году Маргелов отметил свое шестидесятилетие.

Раздался звонок по «вертушке». Кто-то громко и торжественно поздравлял командующего с присвоением звания полного генерала. Маргелов терпеливо слушал и молча кивал. После того как звонивший пожелал ему здоровья, дальнейших успехов в службе на благо любимой родины, генерал поблагодарил и положил трубку.

— Неудачный розыгрыш, — сказал он и погрозил пальцем замолчавшей «вертушке».

— Мне показалось, — сказал полковник Борисов, находившийся рядом, — что с вами, Василий Филиппович, только что разговаривал генсек.

— Показалось… А если показалось, то креститься надобно.

И тут прямой телефон снова ожил. Теперь звонил министр обороны маршал А. А. Гречко — его голос Маргелов узнал сразу. Первой фразой Гречко было:

— Василий Филиппович, я присоединяюсь к поздравлению Леонида Ильича…

Прошло еще десять лет, и Маргелов, оставив пост командующего ВДВ, был зачислен в штат Генеральной инспекции при Министерстве обороны СССР. С Воздушно-десантными войсками он не распрощался, теперь он курировал их. Но это была уже другая служба.

Степень его влияния значительно уменьшилась. И тут же начались потери в войсках. В начале 1979 года — о таком говорят, мол, по закону подлости — расформировали 105-ю гвардейскую воздушно-десантную дивизию. Десантники ее называли Ферганской. На одном из совещаний командующие военными округами подбросили новому министру обороны маршалу Д. Ф. Устинову красивую идею создания десантно-штурмовых бригад, подразделений спецназа окружного подчинения и десантно-штурмовых батальонов в танковых и общевойсковых армиях. Ферганская дивизия ВДВ пошла на комплектование новых частей. «Топор под лавкой» оказался дорогим — потеряли больше, чем приобрели.

В декабре того же 1979 года Советский Союз ввел свои войска в Афганистан. Десантники шли впереди. Самые сложные задания поручали, как правило, им. Именно в 105-й Ферганской готовили части и подразделения для действий в условиях гористой местности и пустынь. Маргелов, как только узнал о расформировании одной из лучших дивизий ВДВ, приехал к новому командующему генералу Д. С. Сухорукову. Тот дипломатично воздел руки к небу: мол, там решили, а против ветра, как известно…

Маргелов попер против ветра. Тут же доложил своему новому руководителю — маршалу И. X. Баграмяну[55] — свои соображения. Обсудили ситуацию, написали письмо министру Устинову, в котором изложили свои доводы о том, что расформирование 105-й дивизии ВДВ по меньшей мере неосмотрительно. К маршалу и генералу прислушались лишь отчасти: дивизию все же расформировали, но 345-й отдельный парашютно-десантный полк не тронули. Стрельбища, военные городки, учебные центры двух других полков оказались брошенными. А ведь именно там, в непосредственной близости от Афганистана, в условиях, близких к тем, в которых пришлось действовать советским войскам, можно было обучать солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров ограниченного контингента, прежде чем перебрасывать их через перевал Саланг.

В Афганистан направили 103-ю гвардейскую воздушно-десантную (Витебскую) дивизию генерал-майора И. Ф. Рябченко — прекрасно обученное, хорошо оснащенное соединение, но совершенно не подготовленное для действий в столь специфических условиях. Обучаться и осваиваться пришлось на месте, по ходу продвижения вглубь Афганистана, в боях. Такая учеба, как правило, оплачивается дорого — кровью.

И лишь 345-й отдельный парашютно-десантный полк Ю. В. Кузнецова чувствовал себя в горах Афганистана как рыба в воде. Потерь здесь было значительно меньше. Подразделения этого полка действовали успешно. Командир полка вскоре стал Героем Советского Союза.

Маргелов с жадностью просматривал свежие газеты, смотрел телевизионные репортажи из Афганистана. Видел своих «орлов» в тельняшках то среди вернувшихся с задания, чумазых, усталых, то среди раненых, и мучился, что практически ничем не мог им помочь. Власть и возможности генерального инспектора невелики. Есть лишь некоторые привилегии, как признание прошлых заслуг, — машина, порученец, рабочій кабинет.

Дома он как-то сказал:

— Вот отпраздную пятидесятилетие Воздушно-десантных войск и тогда отправлюсь на покой.

На даче он со знанием дела, по-крестьянски основательно занимался огородом и садом. Копал землю, как настоящий «бульбаш», сажал картошку и радовался хорошим урожаям. Картошкой обеспечивал семью на весь год. Иногда выбирался на охоту.

Юбилей Воздушно-десантных войск отмечали скромно. 2 августа 1980 года им исполнилось 50 лет. Собрание состоялось в Центральном доме Советской армии. Один из биографов генерала Маргелова описал его так: «Небольшой президиум: кто-то из ЦК КПСС, начальник Генерального штаба маршал Н. В. Огарков, космонавт А. В. Филип-ченко, оба командующих ВДВ — бывший и действующий, несколько солдат и офицеров — отличников боевой подготовки. Ни наград, ни адресов от общественности, ни воспоминаний ветеранов ВДВ, а ведь им было чем поделиться. И полнейшее умолчание о десантниках, воюющих в Афганистане».

Генерал В. С. Краев, прилетевший на собрание из Каунаса, оставил более жесткие воспоминания: «Заседание открыл не то начальник политуправления ВДВ генерал Близнюк, не то его заместитель полковник Смирнов. Затем слово для доклада было предоставлено Сухорукову Д. С. В сорокаминутном докладе Дмитрий Семенович только один раз упомянул фамилию Василия Филипповича Маргелова, и то при перечислении других командующих, которые были до него. Причем не отметил, что за 50 лет существования ВДВ около 25 лет ими командовал генерал Маргелов, что именно он их практически возродил после упадка в середине 50-х годов, перевооружил, поднял их престиж и авторитет не только в Советской Армии, но и в мировых военных кругах, сделав их элитой Вооруженных Сил. К сожалению, таких слов зал не услышал. Если бы Сухоруков, назвав фамилию Маргелова В. Ф., добавил хотя бы два-три слова, характеризующие вклад Василия Филипповича в становление и развитие ВДВ, я уверен, весь зал стоя устроил бы овацию… Но, видно, этого устроители торжественного вечера больше всего и боялись».

Торжество пятидесятилетия ВДВ его организаторы и вдохновители провели, как заурядное, расширенное партсобрание. Не случайна ирония генерала Краева по поводу того, кто открыл и вел собрание. Имя ведущего генерал, конечно, помнил, но открывать столь долгожданное собрание десантников должен был другой человек. И он в зале в тот момент находился. Впрочем, время, история все расставляют на свои места. Где они, те маршалы и генералы, в год пятидесятилетия ВДВ облепившие шведский стол торжества и не позволившие протиснуться к нему боевым офицерам и командирам? В ведомственных справочниках их имена еще можно найти. А «дядя Вася» и сегодня у всех на устах.

После длинного и скучного доклада генерал-полковника Д. С. Сухорукова, выверенного и выхолощенного политорганами, зазвучал гимн СССР. У командующего не нашлось мужества и честности по ходу доклада хотя бы в некоторых местах добавлять два-три слова от себя, от души. Что ж, не та у Сухорукова была струя, чтобы стоять против ветра…

После того как гимн отзвучал и стало понятно, что ни выступлений, ни каких-либо даже кратких прений, ни поздравлений больше не будет, собрание в недоумении начало покидать зал. Расходились, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Те, кто получил особые билеты, с пометкой «Приглашаем на товарищеский ужин», потянулись к накрытым столам, стоявшим в смежном зале.

Маршал Огарков конечно же, понимая природу напряжения, возникшего на торжестве и по поводу чрезвычайной и необычной усеченности его, и по поводу доклада командующего ВДВ, как вспоминают очевидцы, «подошел к В. Ф. Маргелову, намереваясь взять его под руку, и услышал такие слова: “Я сегодня не вполне здоров, товарищ маршал”. Огарков выразил сожаление, пожал Маргелову на прощание руку, произнес несколько дежурных фраз. Василий Филиппович спустился со сцены в опустевший зал, направился к выходу. К. нему подошел генерал В. С. Краев.

— А ты как здесь оказался? — удивился Маргелов. — Я слышал, ты уже в Забайкалье.

— На новом месте службы мне приказано быть пятого августа. Завтра лечу в “Семерку”.

— Не буду нарушать твоих планов. Хотя, может, заглянешь ко мне на дачу?

— Меня ждут в Каунасе.

— Правильно, лети в родную дивизию. Ну а теперь проводи меня хотя бы до машины…».

Это собрание в концентрированном виде продемонстрировало то отношение военных чиновников той поры к отставному генералу. А ведь именно он, вернувшись из окопов Великой Отечественной войны с незажившими ранами, по сути дела из пехоты, воссоздал Воздушно-десантные войска. До прихода генерала Маргелова в ВДВ десантники имели в своем активе лишь парашют и авиационный комбинезон. Только это и отличало их от матушки-пехоты. Маргелов и его штаб вместе с конструкторскими бюро и военными заводами вооружили десантников специально для них созданным автоматическим стрелковым оружием, одели в броню, обеспечили мобильными артиллерийскими системами, в том числе переносными, для борьбы с бронетехникой и авиацией противника. Маргелов пересадил своих «орлов» в скоростные десантные самолеты. Его хлопотами был создан новый, более легкий и надежный парашют. Личный состав ВДВ переодели в новую, удобную и красивую форму. В ходе масштабных общевойсковых уче-ний и в боевых операциях престиж ВДВ поднят на небывалую высоту. За всеми этими явными достижениями стоит имя командующего — генерала армии В. Ф. Маргелова.

Собрание действительно было, как сейчас говорят, знаковым. В эти годы из вооруженных сил страны уходили последние фронтовики. Маршалы, генералы, полковники, прапорщики. Происходила не просто смена поколений. Из Советской армии, правопреемницы Красной армии, вместе с фронтовиками уходило нечто очень важное.

Осенью того же 1980 года последовал еще один удар. Из Минска пришла тяжелая весть: в автомобильной катастрофе погиб первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии, член ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР Петр Миронович Машеров. Талантливый организатор, бывший партизанский командир, в 25 лет ставший Героем Советского Союза, а затем, уже в мирное время, — Героем Социалистического Труда. С ним Маргелова связывала крепкая мужская дружба. Они часто созванивались. И почти всегда встречались, когда командующий ВДВ приезжал в Боровуху, где размещались 350-й и 357-й полки 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. «Боро-вухинские» полки были вышколены по высшему разряду. Именно здесь проводились первые десантирования БМД-1 с экипажем. В Управлении Боровуху-1 называли «столицей ВДВ».

Сохранилось много фотографий, на которых Маргелов и Машеров рядом, среди солдат и офицеров. Порой, подшучивая, Машеров называл Маргелова «москалем». Наедине — «Маргелычем». Так Василия Филипповича называли только близкие друзья.

Когда пришла печальная весть, Маргелов воскликнул: «Почему не уберегли?!»

Всё чаще приходили вести: умер такой-то, положили в госпиталь с тяжелым диагнозом такого-то. Из строя выбывали боевые товарищи, фронтовики. Уходило поколение.

Годы брали свое. Здоровье ухудшалось. Врачи предлагали лечь на обследование. Но госпиталей, когда дело касалось собственного здоровья, Маргелов терпеть не мог еще с курсантской юности. На фронте убегал из санчасти на костылях — в полк, в дивизию! Говорил: «У меня два врача под боком! Один домашний — Аннушка. И десантный — Яков Гуревич. Он без рентгена знает все мои болячки». Не любил он и курортов. Лучший курорт, считал Маргелов, — дача, где можно было покопаться в земле, понаблюдать, как всходит, а потом зацветает картошка… А еще — охота, рыбалка.

Вскоре сделали операцию на горле. Разговаривал он теперь только шепотом.

До последних дней не отказывал себе в рюмке своей фирменной «маргеловки» — водки с гранатовым соком. Под любимую закусочку — малосольные огурцы, картошечку с укропчиком и селедочку с лучком…

В 1986 году, когда врачи в очередной раз уложили Василия Филипповича в госпиталь, к нему в День Воздушно-десантных войск пришла семья, Аннушка с сыновьями и внуками. И вдруг — стук в дверь палаты. Порученец доложил:

— Василий Филиппович, десантники пришли.

— Зови!

Вошли двое. Под пиджаками — голубые тельняшки, на головах — голубые береты. В руках арбузы с гравировкой: «2.08.1986 год».

— За стол, ребята! — скомандовал Маргелов.

— Товарищ командующий, такое дело… не поместимся.

— Как не поместимся?! Сейчас сдвинем столы и сядем!

— Не поместимся. Нас… там… — Десантники кивнули на окна. — Человек двести.

Маргелов подошел к окну, и губы его дрогнули. Во дворе стояло ровное, как на параде, каре. Десантники построились буквой «П». Тельняшки, голубые береты, на отглаженных гимнастерках и куртках-афганках — ордена и медали, значки парашютистов.

Маргелов подал знак сыну Александру, и тот, поддерживая под руку, помог ему выйти на улицу. Как только генерал вышел на крыльцо, прозвучала команда:

— Десантники! Равняйсь! Сми-ирна! Равнение на командующего!

В шеренгах стояли молодые ветераны. Как напоминали они ему фронтовиков сорок пятого года, когда гвардейские полки его дивизии построились перед маршем на родину!

Генерал останавливался то перед одним десантником, то перед другим, пожимал руку, спрашивал:

— За что орден, сынок?

— За Будапешт, товарищ командующий. Пятьдесят шестой год.

— А твоя медаль, сынок, за что?

— За Прагу, товарищ командующий.

— Шестьдесят восьмой год?

— Так точно, товарищ командующий!

— За что орден?

— За Афганистан, товарищ командующий.

— Спасибо. — Он пожал десантнику руку и сказал: — Молодцы! Какие вы все молодцы!

И вдруг шеренги дружно грянули марш десантников:

…В марте 1990 года в центральных газетах появился некролог, подписанный членами правительства и военачальниками страны: «4 марта 1990 года скоропостижно скончался видный военачальник, активный участник Великой Отечественной войны, лауреат Государственной премии, Герой Советского Союза генерал армии Маргелов Василий Филиппович.

Всю свою сознательную жизнь он посвятил служению Родине. Длительное время являлся командующим Воздушно-десантными войсками СССР, проделав большую работу по их оснащению современной боевой техникой, вооружением, средствами десантирования, воспитанию у воинов-десантников высоких морально-политических качеств…

Своей деловитостью, партийной принципиальностью, требовательностью к себе и людям, заботливым отношением к подчиненным В. Ф. Маргелов снискал глубокое уважение всех, кто знал его и служил вместе с ним.

Светлая память о Василии Филипповиче Маргелове, верном сыне советского народа, пламенном патриоте социалистического Отечества навсегда сохранится в наших сердцах».

Глава восемнадцатая ЛЕГЕНДЫ И БАЙКИ О «ДЯДЕ ВАСЕ»