Маршал Говоров

ПОБЕДНЫЙ СОРОК ПЯТЫЙ…

Мы порой очень невнимательны к мемуарам советских военачальников. Конечно, их воспоминания нельзя назвать мемуарами в полном смысле этого слова. Цензурное сито, действовавшее в 1960—1970-е годы, жестко и беспристрастно отсеивало все, что касалось идеологически опасного. (Сейчас об этих «телодвижениях» все уже известно, хотя бы на примере воспоминаний маршала Г.К. Жукова.) Но даже в очень усеченных мемуарах мы найдем десятки страниц, которые расскажут нам гораздо больше о «прелестях» победного марша советских войск в 1945 г., чем реляции того времени, публиковавшиеся в центральной и местной советской печати. То же и документы. Как утверждал один из известных отечественных писателей, «документы лгут, как и очевидцы». Но очевидцы по крайней мере должны сохранить для потомков свое лицо, и потому в мемуары «прорывались» удивительные факты и признания (которые, как правило, при втором и третьем переиздании книги из текста таинственным образом исчезали).

В январе 1945 г. 2-й Прибалтийский фронт принял участие в Восточно-Прусской операции. Естественно, что его командование с одобрения представителя Ставки Верховного Главнокомандования все свое внимание, особенно после взятия Клайпеды, уделяло на взаимодействие с Белорусскими фронтами, выступавшими его соседями.

Через некоторое время, передав 2-му Прибалтийскому 4-ю Ударную армию, оборонявшуюся юго-восточнее Лиепаи, сосед слева (1-й Белорусский фронт) «ушел» из Прибалтики в Восточную Пруссию. В состав 1-го Белорусского фронта была передана 3-я Ударная армия. Генерала Еременко отозвала Ставка. Вместо него в начале февраля во 2-й Прибалтийский прибыл маршал Л.А. Говоров.

Из воспоминаний начальника штаба 2-го Прибалтийского фронта Л.М. Сандалова:

«Общее соотношение сил в Курляндии к тому времени было для нас не совсем благоприятное. И, несмотря на то, что Верховное Главнокомандование было заинтересовано в скорейшей ликвидации вражеской группировки, войск и особенно средств усиления для этого оно нам выделить не могло. Они были нужнее в Восточной Пруссии и Западной Польше. Поэтому боевые действия наших армий носили ограниченный характер».

То на одном, то на другом участке, как и прежде, проводились только частные наступательные операции. Активность соединений зависела чаще всего от наличия боеприпасов. Как только их накапливалось более или менее достаточно, части и соединения армий фронта предпринимали очередное наступление на неприятеля, который старался зацепиться за каждый бугорок на местности.

Говоров, оставшийся по совместительству и командующим Ленинградским фронтом, часть сил оттуда перебросил в Прибалтику. Однако и эта мера не помогла.

«Говоров очень переживал, когда дела шли не так, как хотелось бы. Может быть, от этого у него резко ухудшилось и без того плохое здоровье. Его постоянно мучили бессонница, сильные головные боли, пошаливало сердце. Кровяное давление нередко подскакивало до двухсот и выше. Как только заходил острый разговор, лицо Говорова начинало заметно дергаться. Генерал армии А.И. Антонов[82] от имени Ставки приказал мне ежедневно в 24 часа переключать все на себя, брать управление войсками в свои руки, чтобы Говоров мог спокойно отдыхать до утра.

Когда я сообщил об этом Леониду Александровичу, он махнул рукой:

— А!.. Если бы можно было отключать… Я от разных дум не могу заснуть»^{244}.

29 марта. Говоров получил директиву Ставки, в ней говорилось о расформировании с 1 апреля 1945 г. 2-го Прибалтийского фронта и включении всех его войск и тыловых учреждений в состав Ленинградского фронта^{245}.

Из воспоминаний В.М. Ганкевича:

«Маршал Советского Союза Л.А. Говоров не спешил с уничтожением окруженной и прижатой к морю еще очень сильной группы армий “Норд”. Немцы сопротивлялись отчаянно, они понимали, что ждать от победителей милости им не приходится. Добавим к этому: ранняя весна и распутица, сдобренная мокрым снегом, препятствовали проведению крупной и серьезной наступательной операции. Говоров делал ставку на блокаду, и был в этом абсолютно прав: положение почти трехсоттысячной армии вермахта, блокированной с трех сторон советскими войсками, а с четвертой — отрезанной морем, с каждым днем все ухудшалось и ухудшалось. Это и понятно: запасы продовольствия и боеприпасов, медикаментов, топлива у противника все таяли, а пополнять их становилось все труднее и труднее.

В дивизиях окруженной немецкой группировки один за другим издавались приказы о сокращении норм выдачи продовольствия, и, наконец, немецким войскам пришлось самим перейти на паек, чуть превосходивший те 125 граммов, которые выдавались в блокадном Ленинграде. Роли действительно переменились. Ленинград был освобожден от блокады, зато в блокаду попали армии группы “Норд”.

По данным, полученным штабом фронта, гитлеровцами с 1 марта по 1 мая 1945 года было съедено более 47 тысяч строевых лошадей.

С каждым днем становилось все более очевидным, что война нацистской Германией проиграна. Потерпели крах и все расчеты командования вермахта, связанные с группой армий “Норд”. “Удалось” лишь одно — оттянуть на себя значительную советскую группировку, группировку, которой так не хватало в Центральной Германии, в период боев за Берлин.

Когда штурм Ленинграда провалился, Гитлер немедленно сместил с поста командующего группой армий “Норд” фельдмаршала фон Лееба. Вскоре после разгрома гитлеровцев под Ленинградом был отстранен от командования фельдмаршал Кюхлер. Такая же участь постигла и фельдмаршала Шернера[83], едва лишь советские войска освободили Латвию и Эстонию. Наконец, когда армии группы “Норд” оказались блокированными, Гитлер сместил генерал-полковника Рандулича и командующим группой назначил генерала пехоты Гильперта[84].

Гильперт считался одним из самых преданных Гитлеру немецких генералов. В войсках группы “Норд” он командовал корпусом и долгое время 16-й армией. В начале 1943 года Гильперт командовал группировкой немецких войск в районе Синявина. Хотя нашим войскам и удалось тогда прорвать блокаду, неприятель удержал Синявинское плато, имевшее большое значение для судеб всей группировки немецко-фашистских войск под Ленинградом. За это Гильперт получил награду и повышение в чине.

Начальником штаба окруженной в Курляндии группы армий “Норд” был генерал-лейтенант Ферч, ранее занимавший тот же пост в 18-й армии. Он, как и другие гитлеровские генералы этой группы, запятнал свое имя варварскими обстрелами Ленинграда, разрушением всемирно-исторических памятников в Пушкине, Петродворце, Павловске, опустошением многих городов и населенных пунктов Ленинградской области, истреблением мирного населения.

Гильперт и Ферч поддерживали непрерывную радиосвязь со ставкой Гитлера, все еще рассчитывая на благоприятное изменение обстановки. Но сообщения из Берлина становились все мрачнее».

Уже в начале марта 1945-го участились случаи перехода на советскую сторону отдельных солдат и офицеров вермахта. 15 марта маршал Говоров издает специальный приказ № 24 «Об отношении к капитулирующим немецким частям и к немецким военнопленным», который многократно передавался через мощные радиодинамики, установленные вблизи переднего края противника. Листовки с текстом приказа забрасывались в расположение немецких войск советскими самолетами.

Однако курляндская группировка противника не сдавалась, продолжая оказывать сопротивление. Говоров, исподволь, заканчивал сосредоточение войск Ленинградского фронта для последнего решающего удара. Командующий фронтом старался предотвратить ненужные жертвы, он полагал, что прижатые к морю войска капитулируют не сегодня завтра. Все устали за четыре года войны, и Говоров не был исключением. В своей рабочей комнате в деревянном домике местечка Мажейкяй Леонид Александрович составил последний документ «его войны» на Ленинградском фронте — ультиматум командному составу всех частей и соединений блокированной группировки вермахта.

Утром 7 мая ультиматум маршала Говорова был передан по радио на волне радиостанции командующего немецкими войсками в Курляндии и несколько раз повторялся на волне радиостанций командующих 16-й и 18-й армиями противника.

Гильперту и командующим немецкими армиями на размышление давалось 24 часа, в случае отказа советские войска переходили в наступление.

В штабе нашего фронта в Мажейкяе и в войсках наступило напряженное ожидание. Примет ли противник говоровский ультиматум? Прольется ли новая кровь? Или…

Независимо от этого наши войска готовились к решительному наступлению.

Одновременно маршал Говоров потребовал от подчиненных детальной разработки инструкции о порядке капитуляции и разоружения войск противника, его генеральского и офицерского состава. Задача состояла в том, чтобы этот порядок знали войска Ленинградского фронта. Разоружать предстояло группировку, насчитывавшую 300 тысяч человек.

«У нас был горький опыт отступлений. Да, первые дни войны советские войска отступали по правилам и без правил. Вопреки “правилам”, мы выдержали тяжелую 900-дневную блокаду. Пришла пора — погнали врага с ленинградской земли по всем правилам. Но, получив задание командующего фронтом, мы слегка смутились, так как не знали этих международных правил капитуляции и разоружения войск и штабов противника. Такого опыта ленинградцы не имели.

Мы позвонили из Мажейкяя в Москву, искали нужные ответы во всевозможных справочниках и уставах и, наконец, подготовили инструкцию, которую утвердил маршал Говоров.

Километрах в двух-трех от Мажейкяя нашли небольшую деревушку Близость фронта и недавние бои привели к тому, что гражданского населения в ней не осталось. Теперь ее решили приспособить под лагерь для генералитета группы “Норд”. Ночью здесь появились саперные подразделения, тягачи; сюда срочно подвезли строительный материал, колючую проволоку. Деревушку обносили надежным забором.

Срок ультиматума истекал — ответа не было. На огромном протяжении фронта тысячи орудийных стволов замерли, нацеленные на врага. С минуты на минуту ждали приказа о переходе в решительное наступление. Я видел готовность солдат вступить в последний бой и покончить с противником. А в это время в пяти километрах от города Кулдига, в Пелчи, Гильперт совещался в кругу своих генералов: принимать или отвергнуть ультиматум маршала Говорова?»

Время тянулось медленно, казалось, сутки никак не окончатся. В Мажейкяе во главе с маршалом Говоровым заседал Военный совет Ленинградского фронта. И чем меньше времени оставалось до истечения ультиматума, тем беспокойнее становилось ожидание военного руководства. «Многие сидели молча, другие не могли усидеть на месте и ходили, каждый думал об одном».

Было 6 часов 55 минут утра 8 мая. Пошли последние минуты ультиматума. Маршал Говоров решил начать наступление. И в эту минуту в комнату дежурного оперативного отдела штаба фронта вбежал офицер отдела связи. В руке у него был бланк радиограммы штаба группы “Курляндия”.

“Главнокомандующему 2-м Прибалтийским фронтом.

Всеобщая капитуляция принята. Устанавливаю связь и спрашиваю, на какой волне возможна связь с командованием фронта. Наши волны 3050 и 2175 (98,3 и 137,9 метра).

Главнокомандующий войсками группы “Курляндия” Гильперт — генерал пехоты”.

Радиограмму немедленно вручили маршалу Говорову.

Радиостанция штаба Гильперта продолжала тревожно запрашивать штаб Ленинградского фронта: “Являетесь ли Вы радиостанцией главнокомандующего 2-м Прибалтийским фронтом?”

Гильперт не случайно запрашивал об этом. Он отлично знал, что Говоров командовал войсками, оборонявшими Ленинград. Он и все генералы группы “Норд” опасались, что перед ними стоят войска не Прибалтийского, а Ленинградского фронта. Никак не входило в планы Гильперта и его сообщников капитулировать перед ленинградцами. Они понимали, что за варварские разрушения Ленинграда, его дворцов в пригородах, за бессмысленное истребление ни в чем не повинных людей придется отвечать, и отвечать по большому счету.

Но наш радист спокойно подтверждал: “Да, я радиостанция командующего 2-м Прибалтийским фронтом”.

Последовал ответ Гильперта, именовавшего себя командующим войсками группы “Курляндия”:

“Господину маршалу Говорову.

Подтверждаю прием Вашей радиограммы. Я приказал прекратить враждебные действия в 14.00 по немецкому времени. Войска, на которые распространяется приказ, выставят белые флаги.

Уполномоченный офицер находится в пути по дороге Скундра — Шомпали.

Гильперт — генерал пехоты”».

На дороге между Скундра — Шомпали и поселком Эзере, где должна была состояться встреча представителей Ленинградского фронта и группы «Курляндия», все оставалось по-старому. За час до встречи с парламентерами противника на узком участке фронта советские саперы срочно разминировали проходы. Орудия и пулеметы грозно молчали, но стволы никто зачехлять не спешил. Мало ли как могла развернуться ситуация: может, у Гильперта свои, очень скрытые планы?

Со стороны немецких позиций в направлении поселка Эзере медленно шла открытая легковая машина с высоко поднятым белым флагом. Кроме шофера, в ней сидели генерал и два штабных офицера. На переднем крае парламентеров встретили представители штаба Ленинградского фронта. Высокий худощавый немецкий генерал и его офицеры оставили машину и дальше пошли пешком.

«Принять капитуляцию был уполномочен начальник штаба Ленинградского фронта генерал-полковник М.М. Попов. Маркиан Михайлович стоял у домика в окружении нескольких генералов и старших офицеров и с усмешкой смотрел на приближающихся парламентеров.

— Генерал-майор Раузер — уполномоченный главнокомандующего группой армий “Курляндия” для подписания условий капитуляции перед главнокомандующим Вторым Прибалтийским фронтом, — отдавая честь, произнес на ломаном русском языке немецкий генерал.

Одновременно козырнули два сопровождавших его подполковника.

— Генерал-полковник Попов — уполномоченный маршала Говорова, командующего войсками Ленинградского фронта, — просто ответил Маркиан Михайлович.

С большим интересом мы наблюдали за выражением лица Раузера. Гитлеровский генерал, начальник тыла группы армий, вдруг занервничал и с тревогой спросил:

— Войсками какого фронта командует господин маршал Говоров?

— Маршал Говоров, — ответил Маркиан Михайлович, — командует войсками Ленинградского фронта.

В церемонии встречи произошла непредвиденная заминка. Генерал Раузер опешил. Все еще держа в левой руке документ, он посмотрел по сторонам и быстро заговорил по-немецки со своим офицером. Потом он круто обернулся и, щелкнув каблуками, вручил генерал-полковнику Попову свое удостоверение.

Там говорилось:

“Уполномочиваю генерал-майора Раузера, подполковника Лизонга, подполковника Кона подписать безусловную и безоговорочную капитуляцию группы армий “Курляндия” перед маршалом Говоровым — главнокомандующим 2-м Прибалтийским фронтом. Генерал пехоты — Гильперт”.

На бланке главнокомандующего группой армий “Курляндия” стояла печать группы “Норд”.

Снова взаимный обмен воинскими приветствиями. Лицо Раузера немного светлеет. Он явно доволен встречей. Маркиан Михайлович приглашает парламентеров к столу.

— Ваш командующий, — говорит Маркиан Михайлович, — избрал правильный путь. Он сохранил жизни сотням тысяч ваших соотечественников!

Наш офицер сразу же переводит эти слова немецкому генералу. Раузер козыряет и садится за стол.

Понемногу парламентеров оставляет прежняя холодность и настороженность, а первые рюмки водки развязывают им языки. После банальных слов о широкой известности русской водки они высказывают особое удовлетворение по поводу тишины, установившейся над полями сражения.

Маркиан Михайлович согласно кивает головой и тут же добавляет:

— Но ведь если бы Германия не напала на СССР, наши и ваши поля не были бы окутаны дымом войны ни на одну минуту!

Раузер подал Маркиану Михайловичу конверт:

— Вот личное послание генерала Гильперта маршалу Говорову.

Гильперт писал:

“Многоуважаемый господин маршал!

Настоящим письмом, переданным Вам через моего уполномоченного офицера, я заверяю Вас, что группа армий “Курляндия”, находящаяся под моим командованием, готова принять Ваши условия капитуляции и лояльно их выполнить. При Вашем решении прошу Вас, господин маршал, оценить сохранившуюся до последней минуты храбрость моих войск и предоставить им возможность свободно и честно возвратиться в Германию с сохранением личного оружия.

Если Вы, господин маршал, не можете удовлетворить мою просьбу, то я прошу Вас доложить ее Верховному главнокомандующему…

С выражением глубочайшего внимания генерал пехоты Гильперт.

8 мая 1945 года”».

Бесспорно, Раузер действовал по инструкции Гильперта. Вручив письмо, он также заговорил об условиях капитуляции: не считать капитулирующие войска военнопленными и даже дать им возможность беспрепятственно вернуться в Германию с сохранением личного оружия. Для советского командования данные условия были просто неприемлемы, они могли согласиться только на полную и безоговорочную капитуляцию.

«Потребовалось разъяснение: если не будут выполнены условия капитуляции, изложенные маршалом Говоровым, войска Ленинградского фронта немедленно применят силу…

Это разъяснение подействовало.

Генерал Раузер и прибывшие с ним офицеры подписали условия капитуляции.

— Какова численность войск группы армий “Курляндия”? — спросил генерал Попов.

— Сто восемьдесят тысяч сто тридцать четыре солдата и офицера, — ответил Раузер, и представил документ, подписанный начальником штаба группы генерал-лейтенантом Ферчем.

Указанная численность войск противника явно не соответствовала истине: по нашим данным, в блокированной группе армий насчитывалось около 300 тысяч солдат и офицеров. А в документе Ферча эта цифра была уменьшена почти наполовину. С какой целью?

Впрочем, мы знали, что все неясное вскоре прояснится. То, что парламентеры не спешили возвращаться к Гильперту, давало нам основания предполагать: Гильперт затевает какую-то авантюру! Пока не вернулись парламентеры, руки у него были свободны. А чтобы показать свою заинтересованность в скорейшем возвращении парламентеров, он даже запросил маршала Говорова:

“Прошу сообщить, когда можно рассчитывать на возвращение немецких парламентеров к месту перехода переднего края.

Генерал пехоты Гильперт”.

Ему ответили:

“Ваши представители выехали в 22.30 по немецкому времени”».

8 мая войска Ленинградского фронта освободили город Либаву (Лиепаю). Капитулировали войска группы армий «Курляндия», группировки противника на косе Фрише-Нерунг (Земландский полуостров) и в районе устья реки Вислы.

Из воспоминаний В.М. Ганкевича:

«…Стоял прекрасный солнечный день 8 мая. Кругом царила весна. Даже на брустверах траншей желтели первые цветы.

Время близилось к 14 часам. Оставались считанные минуты до прекращения огня, батареи давали последние залпы по врагу. Казалось, дело идет не к концу войны, а начинается новое сражение.

На трофейном “мерседесе” я и офицер для особых поручений маршала Говорова полковник А.В. Романов ехали из района подписания капитуляции в Мажейкяй с письмом Гильперта к командующему фронтом.

Неподалеку от домика, где размещался Военный совет фронта, мы увидели маршала Говорова и назначенного вместо оставшегося в Ленинграде А.А. Кузнецова члена Военного совета генерал-лейтенанта В.Н. Богаткина[85]. Маршал взглянул на часы… И вдруг наступила тишина.

Огонь прекратили советские и немецкие орудия одновременно. Мы посмотрели на маршала. Он улыбнулся. Первый раз мы увидели улыбку на лице своего командующего. Первый раз за все время войны!

Когда Гильперт сообщил маршалу Говорову о принятии им безусловной и безоговорочной капитуляции, он двурушничал. Большую часть своих войск, наиболее удаленную от линии фронта, он пытался быстро оттянуть в порты Лиепая и Вентспилс и, погрузив их на транспорты, отправить в глубинные порты Германии. Именно поэтому в документах, представленных маршалу Говорову, фигурировала цифра «180 134 солдата и офицера». Свыше 100 тысяч человек Гильперт думал «спасти». Его не смущала перспектива потерять эти войска в море, где бдительно несли вахту подводные лодки, торпедные катера и авиация Краснознаменного Балтийского флота.

Сообщения об отводе 16-й и 18-й армий в сторону Лиепаи и Вентспилса маршал Говоров получил от нашей воздушной разведки незадолго до прибытия немецких парламентеров к поселку Эзере. Говоров был совершенно невозмутим, когда ему сказали о необычно малой численности капитулирующих войск.

— Вот что… — подумав, сказал он генералу Гвоздкову — Нам нужно срочно создать подвижные группы войск. Сразу на нескольких направлениях…

Зачем, для чего — об этом маршал не сказал ни одного слова. Но Александр Владимирович Гвоздков сразу понял его замысел.

8 мая в 14 часов, когда вступили в силу условия капитуляции, наши подвижные войска устремились вперед.

Гильперт понял, зачем Говорову понадобились подвижные группы. Едва лишь наши соединения перекрыли дороги к портам Лиепая и Вентспилс, он радировал:

“Господину маршалу Говорову.

Я приказал уже в 14.00 прекратить военные действия и выставить белые флаги. Из-за недоразумения возникли непредвиденные препятствия… В целях организованной сдачи войск прошу дать указание Вашим войскам, перешедшим линию фронта, не нарушать систему связи и снабжения. Прошу сообщить, какие цели и задачи имеют Ваши части, перешедшие линию фронта, с тем, чтобы я заранее мог предотвратить возможные трения.

Командующий группы армий “Курляндия” Гильперт — генерал пехоты”.

Разумеется, никто не стал разъяснять Гильперту задачи, поставленные нашим командованием перед подвижными группами войск.

Неорганизованную сдачу в плен небольших групп солдат и офицеров противника удалось быстро приостановить. На ряде участков обороны противник не выставлял белых флагов. Когда наши части приближались к переднему краю, гитлеровцы открывали огонь. Но подвижные группы уже перерезали пути отхода главных сил немцев. Скоро ни Гильперт, ни Ферч, ни штаб 16-й и 18-й армий не могли контролировать свои войска.

8 мая в 22 часа 26 минут маршал Говоров радировал командующему группой армий “Курляндия”:

“1. Я приказал на всех участках, где выставлены белые флаги, военные действия прекратить.

На участках, где Вашими войсками военные действия не прекращены, белые флаги не вывешены, мои войска будут продолжать военные действия.

2. Предлагаю немедленно отдать распоряжение всем Вашим частям и соединениям оставаться в тех пунктах и районах, где они находятся в настоящее время. К 23.00 по Московскому времени 8 мая 1945 года на всем фронте прекратить всякие военные действия и вывесить белые флаги”.

Под этой радиограммой маршала Говорова впервые стояла подпись с указанием должности — командующий войсками Ленинградского фронта.

Едва лишь противнику стало известно, что его армии капитулировали перед войсками Ленинградского фронта, гитлеровцев охватила паника. Некоторые офицеры и генералы кончали самоубийством. Солдаты бросали оружие, разбегались по лесам, прятались, где только возможно. Это подтверждалось радиограммой Гильперта маршалу Говорову:

“Господину маршалу Говорову.

Вследствие возникновения после полудня 8 мая 1945 года боевой обстановки, условия капитуляции в установленной форме, особенно в полосе 18-й армии, несмотря на наше большое желание, частично не могут быть проведены.

Я предпринял все, чтобы восстановить положение, соответствующее условиям капитуляции… Могу уверить, что дело касается некоторых явлений паники, которые не распространяются на войска всей группировки”.

Это была последняя радиограмма Гильперта.

В 10 часов 40 минут 9 мая 1945 года в Пелчи, где размещался штаб группы армий “Курляндия”, вступили передовые части Ленинградского фронта.

Штаб-квартира командующего группой армий противника помещалась в уединенном старинном имении. Многолетние деревья с развесистыми кронами окружали небольшое красивое здание. Рядом был блиндаж Гильперта. В просторном кабинете здесь висел большой портрет Гитлера, вероятно, напоминавший фавориту фюрера об утраченных надеждах покорения России.

План “Барбаросса” провалился. Парад на Дворцовой площади не состоялся, как и банкет в “Астории”, намеченный командованием группы армий “Норд”.

Открылась дверь. В блиндаж генерала пехоты Гильперта вошли офицеры штаба Ленинградского фронта. Гильперт встал из-за письменного стола. Лицо его побледнело. Он пристально посмотрел на нас, несколько секунд постоял, опершись рукой о стол, и, не проронив ни слова, сдал свой пистолет, набросил на плечи шинель и вышел из блиндажа.

В районе Мажейкяя, куда под конвоем доставили Гильперта и других интернированных генералов, их ждала менее благоустроенная резиденция, окруженная притом несколькими рядами колючей проволоки.

Ошеломленный и подавленный Гильперт тупо смотрел себе под ноги. Может быть, он ожидал каких-то иных, более торжественных церемоний? Но каждый из нас понимал, что по-иному нельзя относиться к людям, руки которых обагрены кровью многих тысяч ленинградцев.

Поверженный враг стремился замести следы своих чудовищных преступлений. Еще 7 мая Гильперт приказал уничтожить все боевые приказы, журналы боевых действий, разведывательную документацию, секретные предписания и т.д., хотя по условиям капитуляции они подлежали передаче советскому командованию.

В штабах капитулировавшей группировки оставались лишь сведения о численном составе войск, вооружении, планы минных полей и боевой подготовки частей.

Паника, возникшая в войсках немецкой группировки, продолжалась. Многие части и соединения во главе со своими офицерами разбегались по лесам, бросая оружие.

Осложнялось не только пленение войск, но и изъятие необходимых документов».

10 мая в Пелчи состоялась встреча начальника штаба Ленинградского фронта генерал-полковника М.М. Попова с бывшим начальником штаба немецкой группы войск «Курляндия» генерал-лейтенантом Ферчем. Это был очень умный и рассудительный противник. С его задатками талантливого полководца Говоров познакомился еще под Москвой, а сейчас — в Прибалтике — Ферч готов был продолжать борьбу. Это читалось в его взгляде. Но времена изменились… О падении столицы Германского рейха знали все: и по ту, и по другую сторону фронта.

«Во время неофициального разговора М.М. Попов поинтересовался самочувствием Ферча.

— Я морально подавлен и совершенно убит, — ответил Ферч. — Берлин пал. Что будет с нами, не знаю. Не знаю, есть ли у меня еще дом, семья.

— Вы помните, что Бисмарк не раз предупреждал немцев: не ходите на Россию.

— Прекрасно помню!

— И что же? Зачем пошли и на этот раз?

Ферч явно нервничал — ответил уже хорошо знакомой нам формулой:

— Во всем виноват Гитлер!

— Расстанетесь вы теперь, наконец, с мыслью о «жизненном» пространстве на Востоке?

— О, разумеется! — воскликнул Ферч. — Не только себе, но даже и детям своим мы, немцы, запретим думать о походах на Россию…»

Неофициальная беседа М.М. Попова с Ферчем закончилась очень быстро. «Согласно условиям капитуляции генерал-лейтенант Ферч передал советскому командованию документы штаба, а затем вместе с другими немецкими генералами, занимавшими руководящее положение в группе армий “Курляндия” (“Норд”), поселился в лагере для военнопленных. 45 генералов нашли “Курляндии” свое пристанище за колючей проволокой близ местечка Мажейкяй. Среди них генералы пехоты Гильперт и Беге, генералы артиллерии Герцог и Томашке, генерал-лейтенанты Фолькамер и Гаузе, а также целый ряд других».

А тем временем разоружение войск противника продолжалось. Командиры частей и соединений Ленинградского фронта доносили о все новых дивизиях, полках, артиллерийских группах врага, и даже об отдельных батальонах и ротах, сложивших оружие.

Численность пленных немецких солдат и офицеров с каждым часом возрастала.

«По документам, изъятым в Пелчи из штаба группы армий “Курляндия”, удалось установить, что в блокированной группировке ко дню капитуляции насчитывалось 282 500 солдат и офицеров, т.е. на 100 тысяч с лишним больше, чем указал Гильперт в документе, выданном своему парламентеру Раузеру».

К 14 мая количество пленных достигло 231 611 человек.

Но более пятидесяти тысяч немецких солдат и офицеров, кто с оружием, кто — без, несколько дней скрывались в лесах блокированной зоны, пока, наконец, не были вновь блокированы советскими частями. Далеко не все готовы были сложить оружие, а потому то там, то здесь вспыхивали перестрелки.

Советским войскам достались немалые трофеи: 436 танков, 1722 орудия, 5258 пулеметов, 77 709 винтовок и автоматов, 9000 автомашин, 136 самолетов, 4777 железнодорожных вагонов, 88 паровозов, 565 радиостанций и т.д.

Из 176 тысяч винтовок и автоматов, числившихся по документам, при разоружении было сдано меньше половины. Свыше 95 тысяч винтовок и автоматов немецкие солдаты побросали, где попало. Позже практически все оружие наши части собрали при повторном сплошном прочесывании территории: «Деморализованные войска бросали не только винтовки и автоматы, но даже целые орудийные и минометные батареи».

…По дорогам в сторону Риги нескончаемым потоком шли пленные. Серые от грязи мундиры, такие же серые лица… Все, и для них война была закончена…

«Из окон штабного домика я наблюдал этот последний марш поверженной армии. А в это время маршал Говоров в своем кабинете допрашивал бывшего командующего 16-й армией генерал-лейтенанта Фолькамера, солдаты которого плелись мимо окон.

Маршал хотел уточнить некоторые факты действия командования немецких войск уже после принятия условий капитуляции».

Поскольку сохранилась стенограмма этого небезынтересного допроса, состоявшегося 11 мая 1945 г., мы приводим ее почти целиком.

«Говоров. Я хочу уточнить некоторые вопросы по составу вашей армии. В состав ее входили: 16-й, 6-й, 38-й армейские корпуса?

Фолькамер. Так точно.

Говоров. Почему 6-й армейский корпус носит наименование “СС”?

Фолькамер. Историю этого корпуса я не знаю. Когда я его принял, его уже так называли. Я знаю, что в состав этого корпуса входила 19-я латышская дивизия СС, и что им командовал генерал войск СС. С каких пор существует это название, я не знаю. Я принял командование три недели тому назад, 12 апреля.

Говоров. 300-я пехотная дивизия имела постоянный состав войск или это был штаб, объединяющий различные части?

Фолькамер. 300-я дивизия была штабом особого назначения.

Говоров. Входили ли части 201-й и 207-й пехотной дивизии в состав 16-й армии?

Фолькамер. До моего вступления на должность командующего армией эти дивизии были подчинены 16-й армии и выполняли задачу охраны побережья. Кроме того, отдельные части и подразделения этих дивизий использовались время от времени в районах активных действий. К моменту моего прихода в армию штабы этих дивизий частично расформировывались, состав штабных офицеров постепенно направлялся в различные служебные инстанции.

Говоров. Не припомнит ли генерал общий численный состав своей армии?

Фолькамер. Цифры своих войск я сейчас доложить не могу, так как я их не старался запомнить. У меня есть помощники, которые в нужный момент докладывали мне эти цифры. Цифры, которые я имел последнее время для работы, я передал русскому полковнику, фамилии которого не знаю.

Говоров. Какие химические войска входили в состав вашей армии?

Фолькамер. В последнее время у меня их не было. До моего прихода в состав армии входили подразделения минометного полка, но они, собственно, химическими не являлись.

Говоров. Какие подразделения штурмовых орудий входили в состав армии?

Фолькамер. Во-первых, роты штурмовых орудий в составе дивизионов противотанковой обороны дивизии.

Говоров. Все ли дивизии имели эти роты штурмовых орудий?

Фолькамер. 300-я пехотная дивизия, во всяком случае, не имела. 19-я латышская пехотная дивизия СС их, по-видимому, также не имела, так как я об этом никогда не слышал. 205-я, 218-я, 24-я и 329-я пехотные дивизии имели. Сведения о количестве штурмовых орудий уже вручены вашим представителям.

Говоров. Когда генерал получил приказ на отход?

Фолькамер. Примерно 3 мая.

Говоров. Что было выведено 3 мая из первой линии?

Фолькамер. Первый день я не могу точно вспомнить, у меня перепутались в памяти дни. Насколько припоминаю, в первый день отошли на линию прикрытия артиллерийских позиций.

Говоров. Какие задачи стояли перед армией при отходе?

Фолькамер. Армия должна была отходить на рубеж “зеелиние”[86], а затем большая часть армии должна была отходить по направлению к Либаве, меньшая часть — к Виндаве.

Говоров. Получив этот приказ, генерал надеялся, что ему удастся эвакуировать войска из Курляндии?

Фолькамер. Я должен был попытаться это сделать, хотя было ясно, что значительную часть войск пришлось бы оставить в Курляндии. Но я здесь хочу заметить, что в приказах еще не было речи об эвакуации. Был приказ только отойти на намеченные позиции.

Говоров. А каковы были цели отхода: сократить линию фронта или вывести войска из первой линии?

Фолькамер. Основная задача — высвободить силы и передать их.

Говоров. Какие силы вы должны были передать из состава армии, какие дивизии?

Фолькамер. Точного плана передачи составлено не было. Передаче подлежали части, находившиеся в резерве. Тылы должны были быть также направлены в порты.

Генерал-полковник Попов. Какие опасения были у генерала за тылы своей армии? Как охранялось побережье?

Фолькамер. Система обороны побережья оставалась в таком виде, в каком я ее принял. Мне известно, что на побережье стояли стационарные батареи береговой обороны, которые были усилены пушками калибра 75 и 200 миллиметров.

Говоров. Что вам было известно о противостоящих советских войсках, их составе и намерениях?

Фолькамер. Начнем с побережья. Сначала шли охранные части, затем войска 1-й-Ударной армии, далее 42-я армия и, вероятно, 10-я гвардейская армия. Мы ожидали активных действий на участке 10-й гвардейской армии в середине апреля. Эта армия должна была наступать в направлении Салдус. Однако наблюдавшееся скопление войск было рассредоточено, и началась переброска войск на участок по обе стороны реки Абава. Отсюда мы делали вывод, что направление главного удара перенесено на участок по обе стороны реки Абава и наступление начнется в направлении Кандава — Виндава. Мы также предполагали возможность сковывающего удара в направлении Салдус и действия с моря. Но главный удар ожидался на участке по обеим сторонам реки Абава.

Говоров. Какой план обороны имел генерал?

Фолькамер. Мне не совсем ясно, что господин маршал понимает под планом обороны.

Говоров. Группировку войск. Что было в первом эшелоне и что во втором.

Фолькамер. Я сосредоточил имевшиеся в моем распоряжении силы на участках предполагаемого главного удара Штурмовые орудия я также передал на усиление дивизий, находившихся на этих участках. Я сократил участки некоторых дивизий за счет расширения участков соседних дивизий. Свободных резервов у меня не было.

Говоров. Какие задачи ставились перед 12-й танковой дивизией и мотобригадой “Курляндия”?

Фолькамер. Прежде всего, насколько мне известно, бригада “Курляндия” состояла из разведывательных отрядов 12-й и 14-й танковых дивизий. Эти подразделения я сосредоточил в тылу дивизий, находившихся в направлении предполагаемого главного удара. 12-ю танковую дивизию я оттянул дальше в тыл, за исключением 5-й мотобригады, которую оставил отдельными группами на линии прикрытия артиллерийских позиций на участке дивизий направления главного удара. 25-я бригада была оттянута дальше в тыл, примерно на левый фланг 16-го корпуса.

Говоров. Имеет ли генерал какие-либо заявления?

Фолькамер. Я не знаю, как понять господина маршала. Позволит ли он мне задать несколько вопросов, касающихся прошлых действий, которые я мог бы сделать на основании моих наблюдений, или этот вопрос мне задан из вежливости?

Говоров. В отношении прошлой деятельности генералу будет передан список вопросов, на которые я попрошу ответить в письменной форме. У меня все. Генерал может идти.

Часом позже в кабинет маршала Говорова доставили бывшего командующего 18-й армией генерала пехоты Беге[87]. Именно 18-я армия в сентябрьские дни 1941 г. штурмовала Ленинград. Теперь она подошла к бесславному финалу, капитулировала перед войсками Ленинградского фронта.

Беге. Господин маршал, докладываю вам о сдаче 18-й армии.

Говоров. Я хочу уточнить некоторые вопросы о составе вашей армии. В состав армии входили 1-й, 2-й и 10-й корпуса?

Беге. И 50-й корпус. Штаб 50-го корпуса 8 мая был направлен в район Гробиня с задачей организации эвакуации войск через порт Либава.

Говоров. Какие дивизии входили в состав 2-го армейского корпуса?

Беге. В состав 2-го армейского корпуса входили: 290-я пехотная дивизия, 563-я гренадерская, 263-я и 87-я пехотные дивизии. На левом фланге 290-й пехотной дивизии оборонялся 23-й пехотный полк 11-й пехотной дивизии.

Говоров. В состав 10-го корпуса входили 30-я, 121-я пехотные дивизии и группа Гизе?

Беге. Так точно.

Говоров. В состав 1-го корпуса входили 126-я и 132-я пехотные дивизии?

Беге. Так точно.

Говоров. В вашем резерве находилась 14-я танковая дивизия?

Беге. 14-я танковая дивизия находилась в резерве командующего группой армий в районе Гробиня. В тактическом отношении подчинялась командующему группой армий, в хозяйственном — командованию 18-й армии.

Говоров. Теперь у меня есть несколько вопросов в отношении оперативных задач армии. Какую последнюю задачу перед капитуляцией имела ваша армия?

Беге. Сначала держать позиции, потом подготовиться к отходу, который, по-видимому, должен был закончиться транспортировкой войск из Либавы.

Говоров. Когда был получен приказ о подготовке к отходу?

Беге. 7 или 8 мая.

Говоров. До 8 мая перед вами стояла задача жесткой обороны?

Беге. Так точно. Но были уже проведены кое-какие приготовления и мероприятия.

Говоров. Был ли конкретный план по подготовке к отходу?

Беге. Да, мысленно был подготовлен.

Говоров. Откуда предполагалось подать морской транспорт для эвакуации?

Беге. Это не входит в мою компетенцию. Это дело военно-морских сил.

Говоров. Куда предполагалось эвакуировать вашу армию?

Беге. Точно я не был информирован, но имелось в виду Фленсбург или Гольштейн.

Генерал-полковник Попов. Что вам известно о выезде Гильперта к Гитлеру?

Беге. Единственно, что мне было известно в этом отношении, — новый командующий Гильперт выезжал к Гитлеру.

Генерал-полковник Попов. По возвращении от Гитлера были ли какие-нибудь указания со стороны Гильперта по армии?

Беге. Нет.

Говоров. На участке вашей армии какие были оперативные замыслы обороны?

Беге. Занимаемые позиции удерживать во всех случаях.

Говоров. Какие тыловые рубежи были подготовлены?

Беге. Существовала линия прикрытия артиллерийских позиций, существовала линия прикрытия с моря и существовал рубеж, в масштабе всей Курляндской группы армий, на который должны были отойти все войска, при отступлении в направлении Либавы.

Говоров. Какая задача ставилась 14-й танковой дивизии в ходе обороны?

Беге. 14-я танковая дивизия имела задачу контратаковать противника в случае прорыва его за Вартая.

Говоров. Изложите коротко тактику использования танков и штурмовых орудий в обороне.

Беге. Танковая дивизия всегда должна быть сосредоточена в кулаке. В случае прорыва противника должна контратаковать его, имея боевой порядок углом вперед. На вершине угла — танковый полк, за ним мотополки. Массированным ударом достигается большой эффект. Штурмовые орудия должны в основном поддерживать пехоту из засад и действовать вместе с ударными группами пехоты.

Говоров. Предназначалась ли 14-я танковая дивизия для контрудара или создания бронированного рубежа на участке прорыва?

Беге. Для контрударов.

Говоров. Штурмовые орудия имели в основном задачу истребления наших танков?

Беге. Так точно.

Говоров. Как считает генерал, что в основном помогло вам предотвратить прорыв фронта нашими войсками в феврале после разгрома 126-й, 290-й пехотных дивизий, 12-й артиллерийско-противотанковой дивизии и других?

Беге. Ключ к этому был населенный пункт Прекуле. Длительное удержание его нашими войсками не дало возможности противнику совершать большие передвижения и сковало его маневр.

Говоров. Но ведь Прекуле потом был взят?

Беге. Да.

Говоров. После оставления Прекуле вы рассчитывали в обороне в основном на артиллерийский огонь?

Беге. Да. Основной упор делался на артиллерию.

Говоров. Недостаток в боеприпасах вы испытывали?

Беге. Недостаток в боеприпасах был. Если в первых боях боеприпасов хватало, то в последующих ощущался их недостаток. Во всяком случае, еще на одну битву боеприпасов было достаточно.

Говоров. Нормы питания в последнее время в войсках снижались или нет?

Беге. Да, были снижены нормы хлеба и несколько уменьшена норма мяса.

Говоров. Не помнит ли генерал нормы для передовых и тыловых частей?

Беге. Насколько мне помнится, норма хлеба раньше была для действующих частей 750 граммов, а в последнее время — 400 граммов.

Говоров. Получала ли ваша армия приказ на отход в направлении Либавы?

Беге. Так точно.

Говоров. Что вы можете сказать о настроениях солдат и офицеров перед капитуляцией?

Беге. Боевой дух офицеров и младших командиров был безупречен. Солдаты в массе также были боеспособны. Но нужно сказать, что из-за сложившегося тяжелого положения Германии, а также в результате хорошо организованной пропаганды русских, усилившейся в последнее время, некоторая часть солдат заколебалась, и число перебежчиков увеличилось.

Говоров. Было ли перед капитуляцией совещание в штабе командующего группой армий по этому вопросу?

Беге. Так точно. Такое совещание было.

Говоров. Какие решения были приняты на этом совещании?

Беге. Были изданы приказы.

Говоров. Когда было совещание?

Беге. 7 мая во второй половине дня.

Говоров. А до 7 мая подымался ли этот вопрос в кругах высшего командного состава?

Беге. 7-го было первое совещание у начальника штаба командующего группой армий.

Говоров. Имеете ли вы какие-либо заявления?

Беге. Я бы хотел, чтобы господин маршал оценил по достоинству храбрость моих войск.

Говоров. В отношении бытовых условий имеются ли у вас какие-либо заявления?

Беге. Нет.

Говоров. Генерал может идти.

То, о чем не могли рассказать бывшие командующие 16-й и 18-й армиями, выяснилось на допросе Гильперта.

— Когда последний раз генерал встречался с Гитлером? — спросил Говоров.

— 18 апреля.

— О чем шла речь при этой встрече?

— Фюрер принял меня к вечернему докладу. Он предложил объяснить обстановку и изложить свои соображения. В своем докладе я придал важное значение снабжению войск, доложил о необходимости уменьшения хлебного пайка, просил усилить охрану судов. Фюрер одобрил мои предложения. После этого он сказал, что необходимо по-прежнему удерживать Курляндский фронт и выразил свою благодарность. Он убеждал не рассматривать все происходящее под углом зрения текущего момента и дал понять, что он определенно рассчитывает на благоприятный для Германии поворот текущих событий. Доклад происходил в его подземной штаб-квартире в Берлине»^{246}.

Казалось бы, все, победа, И победителей не судят. Но Говоров был требователен к своим подчиненным, и в первую очередь к самому себе. И потому, даже после капитуляции группы армий «Север», Говоров продолжал анализировать ситуацию, пытаясь понять, где и как он, как командующий фронтом, допустил тот или иной промах, ведь группировку вермахта в Прибалтике так и не удалось ликвидировать, она вела бои до самого конца. И даже после 8 мая отдельные группы немецких солдат и офицеров продолжали огрызаться, не желая складывать оружия. Были ли это фанатики, или подавившие свое сознание в шнапсе и решившие «уйти к Одину» с оружием в руках, не сдавшись на милость победителю.

Конечно, Леонид Александрович был человеком трезвого ума и холодного математического расчета. Из самого разговора его с пленными немецкими генералами видно, что он интересуется не «духом» германского воинства, а передвижением частей и соединений, распоряжениями германского командования, смыслом последних, факторами, влияющими на столь самоотверженную оборону.

31 мая 1945 года за освобождение Прибалтики командующему Ленинградским фронтом Л.А. Говорову была вручена самая ценная награда Советского Союза военного времени — орден Победы (каждый орден общим весом 78 граммов включал в себя 47 граммов платины, 2 грамма золота, 19 граммов серебра, 5 граммов рубинов и 170 бриллиантов общим весом в 16 карат). Всего «Победой» были награждены двенадцать отечественных полководцев, и Говоров стал одним из них^{247}.

КАК КОРОТКА НАША ЖИЗНЬ (вместо заключения)

Из приказа № 0139 от 9 июля 1945 года:

«Приказываю:

1. Преобразовать:

1. Ленинградский фронт — в Ленинградский военный округ, в составе: гор. Ленинград, Ленинградской, Новгородской, Псковской областей и Эстонской ССР.

На формирование управления округа обратить полевое управление Ленинградского фронта.

Назначить:

Командующим войсками Ленинградского военного округа — Маршала Советского Союза Говорова Л.А.

Членом военного совета округа генерал-лейтенанта Богаткина В.Н., освободив его от должности члена военного совета 2-го Прибалтийского фронта.

Начальником штаба округа — генерал-лейтенанта Гвоздкова А.В., освободив его от должности начальника оперативного управления штаба Ленинградского фронта.

Управление округа — гор. Ленинград…

Народный комиссар обороны СССР Генералиссимус Советского Союза И. Сталин»^{248}.

Последний аккорд войны… Начинались иные времена, появлялись иные проблемы…. Но настало время и подвести итоги.

Леонид Александрович Говоров командовал Ленинградским фронтом 36 месяцев. С солдатами и офицерами армий фронта прошел от Ленинграда до холодных вод Балтики и лесов Финляндии. В мае 1945-го можно было подвести некоторые итоги. За «плечами» добрый десяток больших и малых операций, прорыв блокады Ленинграда, освобождение от немецких войск оккупированных северо-западных районов Советского Союза и Прибалтийских республик, на плечах — погоны маршала, на груди — Золотая Звезда Героя Советского Союза и орден Победы, самые высокие знаки воинского отличия.

«Маршал Советского Союза Говоров Леонид Александрович поверхностных решений не предлагал. Из всех советских маршалов он имел самую основательную подготовку. Говоров окончил: Константиновское артиллерийское училище, Артиллерийские курсы усовершенствования комсостава, высшие академические курсы при Военной академии им. Фрунзе, заочный курс Академии им. Фрунзе и Военную академию Генерального штаба. Сам был старшим преподавателем на кафедре тактики артиллерийской академии Красной Армии им. Дзержинского и начальником этой академии. Все это — до войны. Так что в войну вступил теоретически подкованным. И проявил себя выдающимся полководцем. От присвоения звания генерал-майора артиллерии до Маршала Советского Союза — 4 года и 12 дней. Нет ни одного отрицательного отзыва о нем. Его уважали все — от рядовых солдат до Верховного Главнокомандующего. А проведенные им операции — образец для подражания», — так писал Виктор Суворов, чьи произведения не всегда бесспорны, но с характеристиками которого спорить еще сложней (поскольку они базируются на серьезных источниках)^{249}.

О чем еще можно мечтать полководцу?

Но были и другие «показатели». Это — число потерь, потерь личного состава Ленинградского фронта.

Всего за 1353 суток существования этого фронта потери советских войск составили: безвозвратные — 467 525 человек (из них 35424 офицеров, 432 101 рядовых и сержантов), санитарные — 1 287 373 (из них 87 104 офицеров, 1 200 269 рядовых и сержантов). Итого — 1 754 898. В 1941 г. общие потери составили 329 530 человек, в 1942-м — 319 384, в 1943-м — 390 794, в 1944-м — 665 827, за четыре месяца 1945 года — 49 363 человека. Суточные потери — 1297 человек. Страшные цифры!^{250}

После окончания войны в жизни Леонида Александровича открылась новая страница: командующий войсками Ленинградского военного округа (июль 1945 — апрель 1946), главный инспектор Сухопутных войск, затем главный инспектор Вооруженных сил — заместитель министра Вооруженных сил СССР (апрель 1946 — июль 1948), с июля 1948 г. — командующий войсками Противовоздушной обороны страны, с мая 1950-го — заместитель военного министра СССР, с июля 1952-го — заместитель военного министра СССР по боевой подготовке армии. В апреле 1953 года назначен главным инспектором Министерства обороны СССР, а в мае 1954-го — главнокомандующий войсками Противовоздушной обороны страны и заместитель министра обороны СССР.

В январе 1948 г. Говоров (в ранге заместителя министра Вооруженных сил СССР он был тогда главным инспектором) возглавил так называемый суд чести, который подверг разбирательству дело четырех адмиралов — Н.Г. Кузнецова, Л.М. Галлера, В.А. Алафузова, Г.А. Степанова[88], по обвинению в незаконной передаче союзникам во время войны секретной документации на парашютную торпеду. Хотя вина адмиралов не была доказана, все четверо были признаны виновными, и дела на них были переданы в Военную коллегию Верховного суда. 16 января 1948 г. И.В. Сталин утвердил решение суда чести. 2—3 февраля 1948 г. Военная коллегия Верховного суда признала виновными всех четверых. Л.М. Галлер, В.А. Алафузов, Г.А. Степанов, немало сделавшие для победы в Великой Отечественной войне, были лишены всех званий и государственных наград и приговорены к тюремному заключению. Лев Михайлович Геллер 12 июля 1950 г. скончался в тюремной больнице Казани. Место захоронения заслуженного адмирала неизвестно. 13 мая 1953 г. посмертно реабилитирован и восстановлен в воинском звании адмирала. Владимиру Антоновичу Алафузову и Георгию Андреевичу Степанову после 1953-го удалось выйти на свободу и восстановить свои добрые имена.

Николай Григорьевич Кузнецов тоже был признан виновным, но в приговоре о нем было сказано, что он имеет большие заслуги перед Советским Союзом в деле организации Военно-морского флота как в данный период, так и особенно в период Великой Отечественной войны 1941—1945 годов. Поэтому коллегия постановила только ходатайствовать перед Советом Министров СССР о понижении Н.Г. Кузнецова в воинском звании до контр-адмирала. 10 февраля 1948 г. постановлением правительства это решение было осуществлено^{251}.

Как точно подмечал наш современник, «Говоров продолжил наполеоновскую традицию, когда артиллерийские командиры вырастали в крупных общевойсковых военачальников. Такие командиры в своем большинстве к общевойсковому кругозору и организаторской хватке, необходимой для объединения усилий различных родов войск, добавляли свойственную артиллеристам скрупулезность и точность расчетов, определенную интеллектуальность и основательность подхода к решению любых задач»^{252}.

Но, в отличие от своего французского «коллеги», Говоров не выпивал вообще, не делая исключения и в праздники. Не курил. Во всем любил порядок. Кроме военной литературы читал в основном отечественных классиков, особенно уважал Чехова. Всем столичным театрам предпочитал Малый художественный академический театр. Дружил с актрисой Любовью Орловой, писателем Ильей Эренбургом, художником Павлом Кориным… Мечтал, что сыновья продолжат его дело. Старший, Владимир Леонидович Говоров, — генерал армии, Герой Советского Союза. Младший и оба внука тоже служили в армии^{253}.

Последние месяцы своей жизни маршал Говоров провел на больничной койке, сказалось перенапряжение, усталость, скопившаяся за годы войны. Он понимал, что дни его сочтены (приговор врачей был однозначно суровым), а он так хотел жить, воспитывать младшего сына (ему только-только исполнилось одиннадцать лет).

Он умер 19 марта 1955 года, его последними словами были: «Я должен был бы сделать больше, но сделал, что успел, что смог…»^{254}

Прах маршала покоится в Кремлевской стене.

P.S. 25 января 1999 г. в Санкт-Петербурге на площади Стачек у триумфальных Невских ворот был открыт памятник Леониду Александровичу Говорову. При создании памятника использовали прижизненную гипсовую статую маршала, выполненную в 1946 г. скульптором В.Я. Боголюбовым для одной из выставок, так, правда, и не состоявшейся из-за так называемого «Ленинградского дела»^{255}.