Маршал военной разведки

Слово о защитнике Отечества

Петр Иванович Ивашутин (настоящая фамилия Ивашутич) не из тех генералов, о которых когда-то говорил Вольтер: генерал, одержавший победу, в глазах публики не совершал вовсе ошибок, так же как разбитый генерал всегда неправ, как бы ни был умен его образ действия.

Талантливый человек талантлив во всем. Главный признак таланта – это когда человек знает, чего он хочет, это дар, над которым властвует человек, и умение попадать в цели, в которые обычные люди попасть не могут.

Наш герой вовсе не из публичных генералов из-за специфичной профессии, а поэтому победы и поражения подобных лиц десятками лет хранятся под замками великих тайн. Однако со всей очевидностью можно сказать, что удержаться почти четверть века на должности руководителя военной разведки мог только такой военачальник, каким был Петр Иванович Ивашутин, у которого, наверное, было больше побед, чем поражений.

Понятно, что разведкой в белых перчатках не занимаются, многие вещи и события, связанные с этой деятельностью, находятся просто за гранью добра и зла. В разведке даже бывают эпизоды, не укладывающиеся не только в рамки морали и нравственности, но даже не соответствующие знаменитой иезуитской формулировке «цель оправдывает средства».

П.И. Ивашутин, наверное, единственный человек, который очеловечил себя поступками, поведением и жизнью как в органах госбезопасности, так и в военной разведке. Многие подчиненные на него хотели равняться.

Что же подвигло автора взять авторучку? Прежде всего, мысль о том, что со временем улетучиваются всякие воспоминания, память изнашивается с годами и то, что он знал о своем герое, персонаже, может никто никогда не узнать. Однако нельзя замалчивать того, что связано с понятиями верности долгу и красоты поступков людей большого полета, каким был П.И. Ивашутин. Ибо однажды эти данные, которые сохраняются лишь в головах немногих, будут навсегда утрачены, словно увядший лист на свалке удивительного времени противостояния в годы Великой Отечественной войны и времени «холодной войны».

Родился наш герой 18 (по ст. 5) сентября 1909 года в Брест-Литовске (сегодня Брест) в Белоруссии. По национальности – белорус. Настоящая фамилия – Ивашутич. Отец был железнодорожником – машинистом паровоза, мать учительствовала в школе. В 1926 году Петр Иванович окончил профтехшколу (техникум) в городе Городня Черниговской области, где впервые столкнулся с рабочей профессией.

Работа слесаря-путейца в Городне была тяжелой – приходилось иметь отношения с рельсами и шпалами, с кайлом и костылями, с жарой и холодом. Часто под проливным дождем или в лютый мороз нужно было быстро заменить рельс, не останавливая график движения. Тут нужны были природные сноровка и сила. О питании, тем более калорийном, можно было только мечтать. Молодой организм требовал подпитки, так как приходилось работать в любую погоду на свежем воздухе, физически уставать и с трудом восстанавливать потерянные за рабочий день калории нехитрым рационом.

Однажды во время срочной замены рельса на одном из железнодорожных перегонов над головами рабочих пронесся двукрылый аэроплан. Самолет почему-то летел очень низко, и во время заложенного крутого виража можно было разглядеть даже голову пилота в кожаном шлемофоне.

– Петя, летчик, видишь летчика? – закричал один из рабочих.

– Вижу, вижу, Коля, – с грустью ответил Ивашутич, позавидовав белой завистью человеку под поблескивающим на солнце плексигласовым лобовым козырьком. И ему тогда самому очень захотелось в небо. Он представил себя в кабине летательного аппарата. Мысль оказалась на долгое время цепкой, приставучей, клейкой, но, как говорится, не во власти человека то, что приходит ему в голову. И все же эти мысли для юноши оказались крыльями души, потому что они исходили из глубины – от горячего сердца. Он стал больным, стал бредить небесами. Рисовал самолеты разных типов, но первым нарисован был, конечно же, «кукуризник», которого он увидел впервые. Рисовал, где только мог – в тетрадях, блокнотах, на газетах. В то же время он понимал, что небесами называется место, которого многие люди стараются избегать. А его с каждым днем все больше и больше тянуло в просторы воздушного океана, чтобы нарушить хотя бы на время полета закон гравитации. Потом он познакомится и с понятием левитации – в магии и среди христианских святых полет человеческого тела, без каких бы то ни было приспособлений и механизмов преодолевшего силу земного притяжения. Он поймет, что без «пламенного мотора» и «стальных крыльев», покрытых перкалью или дюралью, человек не сможет оторваться от земли и парить в небе.

Скоро из Городни семья переехала в город Сновск той же Черниговской области. Юноша с детства любил технику, очевидная прививка отца, паровозного механика – так тогда называли машинистов паровозов. Хотелось учиться дальше, но в Сновске, где жила теперь семья и работал отец, преподавание велось исключительно на украинском языке. Отец, со слов Петра Ивановича, выписывал тогда две самые «правильные», самые «интересные», как он считал, газеты: «Правду» и «Гудок».

Однажды в железнодорожной газете родитель прочел, что в Иваново-Вознесенске сложился хороший коллектив в паровозном депо и им требуются опытные машинисты паровоза со стажем вождения товарных поездов. Переговорил с кадровиками, созвонился с будущим начальством, и вопрос был быстро «по-человечески» улажен.

Вскоре семья переехала в город Иваново-Вознесенск (Иваново). Там Ивашутич поступил на вечерний рабфак и одновременно подал заявление на биржу труда. Пригласили на беседу, стали предлагать разные работы. Но ему они не нравились, а на предложение работы в качестве слесаря второго разряда на машиностроительном заводе № 1 – «Сантехстрой» – все-таки дал согласие. Там и произошло неожиданное изменение фамилии. Дело в том, что временный пропуск выдали на имя Ивашутина… Постоянный – тоже на эту фамилию. Произошла ошибка по вине секретаря. Менять документы не захотел. Пришел домой и заявил отцу:

– Батя, а теперь я не Ивашутич, а Ивашутин.

– ???

– Посмотри на документы, – сын протянул доказательства.

Отец сначала воспринял эту новость с неожиданным изменением фамилии недовольством, а потом махнул рукой, мол, делай, что хочешь – ты уже взрослый.

Так Ивашутич стал Ивашутиным.

В армию призвали юношу уже под фамилией Ивашутина – в 1931 году… В РККА пошел с удовольствием – знал, что там его научат чему-то новому, вольют силу в мускулы, да и с девчатами можно будет свободно общаться. В то время на не служивых, белобилетников девушки смотрели, как на больных, и сторонились их, как прокаженых. Это сегодня все перевернуто с ног на голову. Деловых парней, откосившихся от армии, девушки считают счасливцами и, наверно, денежными. Они прекрасно понимают, что только бабло может положительно решить этот вопрос. А армия снова становиться рабоче-крестьянская. В нее не идут, в армию «эрефии» парней забирают, отлавливают, рекрутируют. В годы молодости Ивашутина этого нравственного паралича не существовало.

В воинской казарме его потянуло в небо еще сильней. Наверное, вспомнился «кукурузник», который пролетел так низко, что крыльями «задел» его сердце.

И вот, наконец, сбывается его мечта – он курсант летного учебного заведения.

В 1933 году Петр Ивашутин успешно заканчивает Сталинградскую военную авиационную школу летчиков. Специализировался на тяжелых самолетах. Летное дело начал с 455-й авиационной бригады Московского военного округа. Службу проходил в 23-й эскадрилье тяжелых бомбардировщиков. Там он от одного из своих учителей узнал истину – небеса означают уединение с Богом, но для того, чтобы чувствовать себя за штурвалом спокойно, надо много работать. И еще воздушный ас – гуру говорил, что если вы твердите, что трудитесь больше, чем все, значит, вы такой, как все. Эти золотые слова, ставшие его жизненным кредо, он помнил всегда, на каких бы постах и должностях не находился.

Летал смело и расчетливо, не потому ли скоро стал кумиром своих товарищей, являясь в течение трех лет, а точнее с 1933-го по 1936 год летчиком-инструктором 107-й авиабригады Московского военного округа? Рано взрослел в своей новой профессии.

Будучи летчиком-инструктором, освоил много типов бомбардировщиков, особенно нравились молодому пилоту машины ТБ-1 и ТБ-2. Вскоре Петр Иванович становится командиром тяжелого четырехмоторного бомбардировщика ТБ-3. А спустя несколько месяцев он – инструктор по летной подготовке. Рос профессионально быстро, потому что любил свое дело, считая, что человек должен быть частью решения, а не частью проблемы.

Однажды, это случилось в 1936 году, во время полета по маршруту Москва – Серпухов отказал один из двигателей. Из кабины пилота было видно, как беспомощны лопасти пропеллера. Жизнь всех семерых членов экипажа зависела от мастерства, выдержки и расчета командира – летчика Ивашутина. И он не подвел товарищей, ставших заложниками чрезвычайного положения, могущего привести к катастрофе. Несмотря на явно нестандартную, а правильнее – аварийную, ситуацию, капитан ВВС хладнокровно посадил на полевой аэродром плохо слушающую пилота машину. Удар пришелся на киль – он выдержал и не позволил перевернуться машине. Таким образом, летчик спас и самолет, и экипаж. Вот уж действительно – мир принадлежит энтузиастам, которые в критических ситуациях способны сохранять спокойствие. Цена свободы, удачи, спасения – вечная бдительность. Скоро слово бдительность он будеть употреблять в несколько другой интерпретации.

Когда через много лет Ивашутин возглавит ГРУ, корпуса которого стоят на окраине бывшего аэродрома, с которого он не однажды взлетал и чуть было не погиб, генерал скажет:

– Вот концы военной службы и согнулись, сомкнувшись в кольцо; здесь я начал службу, тут, по всей вероятности, и закончу. Другого пути не вижу. Это мое кольцо жизни в службе!

Что ж, пророчества были верными, и они сбылись!

Командование, зная его желание самосовершенствоваться, постигать новые высоты в избранной профессии, предложило способному летчику учиться дальше – он становится слушателем Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. Занятия проходили в аудиториях, на заводах, НИИ, полигонах и аэродромах. В стенах академии он находился всего лишь два года – с 1937-го по 1939 год.

В этот период Ивашутин ознакомился с открытыми материалами, публикуемыми в печати, об антиправительственном заговоре.

11 июня 1937 года дело по обвинению «военной оппозиции» – Маршала Советского Союза Тухачевского, командармов 1-го ранга Уборевича и Якира, командарма 2-го ранга Корка, комкоров Фельдмана, Эйдемана, Примакова, Путны и других – рассматривалось в суде. Их обвинили в шпионаже, измене Родине и подготовке террористических актов. Дело рассматривалось без участия защитников и без права обжаловать.

2 июня 1937 года, за десять дней до суда над Тухачевским и его подельниками, на расширенном заседании Военного совета выступил Сталин с информацией, полученной им от следственной группы. В частности, он сказал:

Если говорить о взаимоотношениях Сталина и Тухачевского, то достаточно вспомнить один эпизод, случившийся в 1925 году на квартире у старшего брата Куйбышева. Там на посиделки собрались Фрунзе, Тухачевский и еще несколько человек. Вскоре к ним присоединился и Сталин – вечером зашел. Тухачевский, которому тогда было 32 года, задал тон общей беседе. Он напирал на то, что сотрудничество с немцами не только нежелательно, но даже опасно.

Сталин, решивший поддержать разговор, спросил: «А что плохого, что немцы к нам ездят? Ведь наши люди тоже ездят в Германию».

На что Тухачевский холодно бросил:

– Вы человек сугубо штатский. Вам это понять трудно.

Куйбышев стушевался от такой наглости и попытался перевести разговор в другую плоскость.

Всем бросилось в глаза, что вчерашний юнкер Александровского училища, мягко говоря, повел себя некорректно и невоспитанно. Ведь Сталин был старше его и являлся госудаственным чиновником высокого ранга.

С годами П.И. Ивашутин, знакомясь с более подробными материалами этого процесса, понял, что Сталин во взаимоотношениях с Тухачевским был явно не злопамятным человеком, если, несмотря на подвохи со стороны Михаила Николаевича в 1920-м и 1925 годах, позволил ему дорасти до звания маршала Советского Союза.

Пройдет время, и Петр Иванович удивится высказыванию военачальника в работе «Новые вопросы войны» 1932 года:

Не встряхнули…

А потом П.И. Ивашутин познакомится с высказываниями отдельных исторических личностей по поводу «красного Бонапарта».

Философ Иван Ильин:

Князь Касаткин-Ростовский:

Отзыв сослуживцев:

Отзыв полковника рейхсвера фон Миттельбергера:

Отзыв полковника рейхсвера Мельчински:

Но вернемся к Ивашутину.

А потом, как для немногих образованных, с широким общекультурным кругозором и без вредных привычек молодых людей последовало сначала негласное изучение кандидата, а затем, после второго курса, прямое предложение сотрудника госбезопасности перейти на работу в органы. Это было не только большим доверием уже достаточно зрелому авиатору, но и стало новой романтической привлекательностью с перспективами интересной, захватывающей борьбы против вражеской агентуры и прочих негласных врагов Отечества, о чем широко писалось в те годы в книгах, журналах и газетах.

Петр Иванович как член партии с девятилетним стажем дал принципиальное согласие попробовать себя в контрразведке. В то время не принято было отказываться от предложений такого грозного органа, каким являлось чекистское ведомство. Госбезопасность тогда была не столько щитом для граждан, сколько карающим мечом для шпионов и врагов народа. Это потом молодой сотрудник органов ГБ разобрался в кровавых делах Ягоды, Ежова и Берии, которые вершились в ходе массовых репрессий, обнаружив немало мнимых недоброжелателей страны среди них. Не все «враги народа» оказывались врагами державы и власти.

Внутреннее неприятие всего того, что происходило вокруг, родилось в его душе еще во время обучения в академии. Надо отметить, что 1939 год был «похмельным» годом власть придержащих, осуждающих кровавые злодеяния наркомов ОГПУ и НКВД – Ягоды и Ежова. Но Ивашутин задал сам себе вопрос: «А где же была вся кремлевская рать, видевшая эти злодеяния и терпевшая их?» Ответ созревал медленно, по мере врастания в государственную систему и общения с более информированными коллегами.

В органах шла активная работа по пересмотру многих уголовных дел незаконно арестованных и осужденных в качестве «врагов народа» советских граждан. Этот процесс тоже подтолкнул Петра Ивановича дать согласие стать в ряды сотрудников контрразведки и таким образом глубже разобраться в происходивших процессах. Он понимал, что несправедливость коснулась не всех. Многие были арестованы и осуждены справедливо – вражеские разведчики, воинствующие троцкисты, убийцы, грабители, разбойники, ворюги, мздоимцы и тому подобный элемент.

Делая первые самостоятельные шаги в органах, он понял, что ему придеться многому учиться, что чекистская практика совсем не ремесло, а искусство, требующее широкодиапазонных знаний. И еще он помнил давний и мудрый завет отца: пока человек учится, он не стареет.

Этому завету он обязан своим профессиональным ростом.

Его послужной список велик и вполне объясним с точки зрения грамотного, умного, авторитетного работника, достойно оцененного вышестоящим руководством:

В органах государственной безопасности он прошел большой оперативный путь. Вехи этой нелегкой служебной дороги были таковы:

– начальник особого отдела 23-го стрелкового корпуса,

– начальник особого отдела 47-й армии,

– заместитель начальника особых отделов НКВД Закавказского военного округа, Крымского и Северо-Кавказского фронтов,

– начальник особого отдела Юго-Западного фронта (с 1943 г. – Управления КР СМЕРШ), 1-го Украинского, 3-го Украинского фронтов,

– начальник УКР СМЕРШ Южной группы войск,

– начальник Управления КР МГБ Группы советских войск в Германии (ГСВГ),

– начальник Управления военной контрразведки Ленинградского военного округа,

– заместитель начальника 3-го Главного управления МГБ СССР,

– министр госбезопасности УССР,

– заместитель министра внутренних дел УССР,

– заместитель начальника 3-го управления (военная контрразведка),

– заместитель председателя КГБ при СМ СССР – начальник 5-го управления (контрразведывательное обеспечение особо важных государственных объектов – экономическая контрразведка),

– первый заместитель председателя КГБ при СМ СССР.

В этот период он, как заместитель председателя КГБ и куратор военной контрразведки, принял деятельное участие в создании при структуре центрального аппарата военной контрразведки отдела, занимающегося закордонной разведкой, что ему пригодилось в дальнейшем,

– с 5 по 13 ноября 1961 года исполнял обязанности председателя КГБ при СМ СССР (председатель А.Н. Шелепин, официально освобожденный от должности Указом Президиума Верховного Совета СССР 13 ноября, с 31 октября фактически в КГБ не работал),

– в 1962 году руководил следственной группой, направленной Президиумом ЦК КПСС в Новочеркасск,

– в марте 1963 года Ивашутин был назначен начальником ГРУ Генштаба ВС СССР после того, как его бывшего шефа в КГБ генерала армии Ивана Серова, ставшего в декабре 1958 года у руля советской военной разведки, сняли с должности. Его понизили в воинском звании до генерал-майора и лишили всех наград, в том числе Золотой Звезды Героя Советского Союза, после разоблачения полковника ГРУ Олега Пеньковского, который по собственной инициативе стал агентом британской СИС и американского ЦРУ. Тогда в ходе следствия выяснилось, что Серов помог Пеньковскому вторично устроиться на службу в военную разведку. Более того, жена и дочь Серова при их посещении Лондона были под опекой Пеньковского и пользовались его услугами,

– с февраля 1987 года состоял в группе генеральных инспекторов МО СССР,

– в мае 1992 года в возрасте 82 лет уволен в отставку по болезни,

– скончался 4 июня 2002 года в Москве. Похоронен генерал армии на Троекуровском кладбище.

Как видит читатель, свою полувековую службу Родине он разделил ровно пополам – одну часть посвятил служению органам госбезопасности, а вторую – военной разведке.

Родина высоко оценила его вклад в дело обеспечения безопасности государства и разведывательной деятельности для обеспечения обороны страны. Он был награжден:

– тремя орденами Ленина (13.09.1944, 21.02.1978 и 21.02.1985),

– орденом Октябрьской Революции (21.02.1974),

– пятью орденами Красного Знамени (19.03.1944, 23.05.1952, 21.02.1964, 31.10.1967, 28.04.1980),

– орденом Богдана Хмельницкого 1-й степени (28.04.1945),

– двумя орденами Кутузова 2-й степени (29.06.1945, 4.11.1981),

– двумя орденами Отечественной войны 1-й степени (26.10.1943, 11.03.1985),

– орденом Трудового Красного Знамени (7.10.1959),

– тремя орденами Красной Звезды (7.04.1940, 17.04.1943, 6.11.1946),

– отечественными медалями и иностранными наградами Польши, ГДР, Венгрии, Болгарии, ЧССР, МНР, Республики Куба,

– орденом «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (РФ).

За мужество и героизм, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками в годы Великой Отечественной войны, и успешную деятельность по укреплению Вооруженных Сил СССР в послевоенный период генералу армии Ивашутину Петру Ивановичу Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 февраля 1985 года было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 11525).

Интересна и его «лестница» в получении офицерских званий:

– капитан госбезопасности – 04.02.1939 г.,

– майор госбезопасности – 16.04.1942 г.,

– полковник госбезопасности – 14.02.1943 г.,

– генерал-майор – 26.05.1943 г.,

– генерал-лейтенант – 25.09.1944 г.,

– генерал-полковник – 18.02.1963 г.,

– генерал армии – 23.02.1971 г.

Офицеры центрального аппарата ГРУ за глаза уважительно называли своего шефа – «дядя Петя», «Петр Великий», «дед», «полководец разведки», «шеф», «папа». Или часто величали просто – «Петр Иваныч». Такие псевдонимы и обращение по имени-отчеству военные разведчики могли дать исключительно из-за уважения, высокой степени признания его профессиональной компетентности, огромного опыта и человечности в отношениях с подчиненными.

Но вернемся к событию 1963 года – смене первым заместителем председателя Комитета госбезопасности генерал-лейтенантом Ивашутиным привычной работы в чекистских органах. Именно с этого высокого поста в ГБ он переходит на должность руководителя ГРУ Генштаба ВС СССР.

Хочется заметить – первый заместитель председателя КГБ, проведший всю войну на фронтах, и всего лишь генерал-лейтенант. Это ли не признак холодного отношения к органам госбезопасности со стороны Хрущева, который хотя и уважал немногословного первого зампреда, но не давал хода росту в воинских званиях. Это потом, при правлениях Брежнева, Горбачева и Ельцина своим выдвиженцам венценосцы давали более высокие звания – заместители становились генералами армии.

Надо сказать, что пришедший с Лубянки руководитель довольно быстро адаптировался, войдя в курс дел Главного разведывательного управления, времени на раскачку не оставалось. Как известно, когда П.И. Ивашутин пришел в ГРУ, он привел с собой «большую корпоративную команду» в составе двух офицеров: полковника И.А. Чистякова (порученца) и старшего лейтенанта И.А. Попова (адъютанта). Потом к ним присоединился и начальник секретариата майор В.Н. Лукашов. Никаких кардинальных перестановок в центральном аппарате военной разведки не последовало. Он понимал, что время имеет только направление, оно не имеет ни начала, ни конца – время произошло от времени. Он же – частичка природы, вкрапленная в бесконечный поток этого гигантского течения, а потому продолжал работать с прежним составом – старого времени, превнося в него элементы своего виденья проблем. При переходе в ГРУ П.И. Ивашутину было присвоено очередное воинское звание – генерал-полковник.

Новому начальнику надо было быстрее осваивать свой «объект» – разобраться в структуре, организации и функциях центрального и периферийного аппаратов, воинских частей и служб, изучить количественный и качественный состав, техническую оснащенность, формы и методы работы военной разведки.

Связано это было с начавшейся и быстро развивающейся научно-технической революцией в военном деле. Появлением ракетных войск стратегического назначения (РВСН) с межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР) и обострением холодной войны. В это же время стала разваливаться колониальная система империализма через распад многовековых империй и появление новых независимых государств, особенно на Ближнем Востоке, Африканском и Азиатском континентах.

На фоне перестроечных процессов возникла задача создания новых видов военной разведки с оснащением этих подразделений самой современной специальной техникой, которую Запад запрещал нам продавать. Более того, со временем натовские страны во главе с США ввели режим полного эмбарго на приобретение новейших технологий, необходимой техники и деталей к ней. Янки всячески науськивали руководителей других стран и различных фирм отказывать представителям внешнеторговых организаций в продаже СССР подобных товаров, особенно вычислительной техники. Нужно было не только расширять зарубежные резидентуры ГРУ, но и укреплять их высококвалифицированными кадрами, подготовку которых надо было тоже совершенствовать и доводить до уровня требований и вызовов нового времени.

Все эти проблемы легли на плечи «новичка», не кадрового армейца, а армейского чекиста – военного контрразведчика, закаленного годами «незримых боев» зримой войны. Но он с ними справился и доказал, что при серьезном подходе к делу можно «обжигать любые горшки». Как и что он делал для этого – покрыто мраком тайны. Для любой разведки любые «ремонтные работы в своей системе» – святая святых!

Любая гласность губительна для разведки. 06 этом знают все руководители и рядовые сотрудники разведок мира. В документе Национального стратегического центра США под названием «Требования к разведке в 80-е годы» говорилось:

Так считали и считают до сих пор в отношении разглашения даже некоторых сторон разведывательной деятельности в самой «свободной» стране западного мира – Соединенных Штатах Америки. Наши же отдельные либералы от истории и журналистики сегодня пытаются бить кулаками в двери архивов МО и ФСБ, в том числе и ГРУ, чтобы им предоставили право «копаться в историческом прахе». Но для разведок и контрразведок это требование не приемлемо – там нет праха, там есть секретная информация, завязанная на людей, живых и ушедших от нас, и их родственников. Здесь работает и гуманный фактор. Но, к великому сожалению, этого не понимают некоторые горячие головы с холодными сердцами к Отчизне.

Открываются секреты разведслужб только тогда, когда уже не смогут наступить даже косвенные последствия для людей, связанных с конкретными негласными событиями. Ни одна страна не раскрывает полностью своих государственных тайн, не обнажает ту информацию, обнародование которой может нанести ей политический и оперативный урон или создаст угрозу своим еще живым негласным помощникам, а если и ушедшим в мир иной, то их близким родственникам.

В архивах английской разведки до сих пор полно засекреченных документов даже времен Первой мировой войны, и на требования некоторых репортеров открыть их власти отвечают категорическим отказом, ссылаясь на соблюдение национальных интересов. Такие же подходы к архивам разведки и контрразведки мы видим и в других цивилизованных странах. Эти строки пишутся автором на основе открытой газетно-журнальной, книжной информации, данных Интернета и встреч с сослуживцами героя нашего повествования.

Со слов многих сотрудников ГРУ – соратников и подчиненных генерала, с которыми соприкасался автор этой книги, Петр Иванович уважал трудоголиков в разведке. Давал им «зеленый коридор» в продвижении по службе, хотя такое качество как требовательность было у него на первом месте в оценке труда офицера-разведчика. Терпеть не мог приспособленцев и блюдолизов. У него не водились офицеры-любимчики. Он мог отчитать любого подчиненного за допущенную ошибку, а потом похвалить за удачно проведенную им же операцию. Его служебным кредом было: не обещай великого, а делай его и соблюдай умеренность в усердии.

Он редко ошибался в людях и поэтому мог всегда собрать вокруг себя надежных и опытных офицеров-руководителей, которым доверял и на которых опирался в работе. Так, в оперативно-служебной деятельности он опирался на генерал-лейтенантов К.Е. Сеськина и Б.Н. Вилкова, вице-адмирала В.И. Соловьева, генерал-полковников Л.С. Толоконникова и В.И. Мещерякова, по вопросам технических видов разведки – на генерал-полковника Г.А. Стройлова, генерал-лейтенантов П.Т. Костина и П.С. Шмырева, в информационной службе – на генерал-полковников Н.А. Кореневского, Н.Ф. Червова, Г.А. Михайлова, генерал-лейтенантов В.Б. Земского и В.С. Диденко.

Как писал один из заместителей Ивашутина А.Г. Павлов в статье «Мысли о юбиляре» в 1999 году:

Когда с вершины сегодняшнего времени смотришь на тот объем работы, которую проделал генерал армии П.И. Ивашутин в глобальной системе военной разведки, вспоминаются слова французского лексикографа Пьера Буаста:

Он выдержал, потому что был масштабной личностью, был Человеком, за которым проглядывала Личность. Такого, как он не было в военной разведке, и нет до сих пор, а на будущее загадывать не будем. Может он подрастает в среде наших современников.

Войны контрразведчика

На долю Петра Ивановича Ивашутина выпало быть участником трех «горячих»:

– Советско-финской в 1939–1940 гг.,

– Великой Отечественной в 1941–1945 гг.

– Советско-японской – в 1945 г.

Участвовал он и во всех баталиях «холодной» войны, подведшей черту под существованием страны, еще недавно светившейся в лучах славы сверхдержавы.

Думается, генерал бы больше переживал, если бы уничтожение СССР произошло во время его службы, а не отставки. Петр Иванович очень сожалел, что он вместе со своими соплеменниками так предательски легко в мирное время потеряли большую страну – Советский Союз.

На вопросы, как и почему это случилось, он имел ответы в уме, но в сердце занозой стоял стержневой вопрос: почему, отстояв независимость Отчизны в самой жестокой из войн, в поединке с самым сильным противником не только в Европе, но и в мире на тот период, мы отдали Победу своим Иванам, не помнящим родства? А они из нее сотворили Пиррову победу, разорвав и растащив державу, собираемую предками столетиями. Не народ взорвал страну, а неадекватное партийное чиновничество, слабо реагировавшее на вызовы времени. Потом люди поверили новым болтунам и оказались там, где оказались. Он дорожил прежней страной – Советским Союзом, которую считал Отчизной и защищал тоже как Отчизну.

«Имперский аскетизм, – часто говорил он сам себе и своим близким, – признак величия. И нечего бояться этого слова, Россия достойна его».

Случилось то, что случилось и сегодня надо отстраивать новую страну. Страшно, если у нас возникнет государство, не ставшее Родиной для многих. Вот это опасность! Державность обустраивается сильными людьми и еще более сильными поводырями. Властители судеб народных не должны прогибаться перед какими-либо «партнерами». Национальные интересы превыше всего.

Жизнь показала, что все, что нажито веками между нашими нациями (и плохое и хорошее) никуда не уходит, а лишь орошает нашу землю. Землю, обильно политую кровью и удобренную прахом отцов и дедов, сражавшихся в разных сшибках: и друг с другом в гражданских войнах, и в войнах с оккупантами, завоевателями, поработителями. Никому не дано отменить историю ни царской России, ни Советского Союза. Это все НАШЕ!

Русскость, как и советскость – величины не материальные. И аура, как недавно сказал писатель Виктор Слипенчук, их составляющая, еще долго-долго будет общей, несмотря ни на что. И не воспользоватся этим просто грех…

Но для этого необходима в нашем обществе национальная идея. Увы, но ее отсутствие стало питательной средой не только для коррупции, но и коллаборационизма из-за аппетитной суверенитезации и поголовного президенства. Куда не плюнь – одни президенты!

Еще вчера, то есть в начале 1990-х, ельцинисты и их пишущие и говорящие адепты нам «впаривали», что патриотизм – последнее прибежище для негодяев. Потом власть одумалась – с кем она останется, кто ее поддержит в трудную минуту, кто защитит в смертный час?!

В мире рынка, где главное – обогащение, а с ним: прибыль, баксы, бабло – национальной идее не вырасти…

Петр Иванович переживал за всполохи гражданской войны в Чечне и вообще на Северном Кавказе, считая причины ее вовсе не в национальной политике, а в крахе экономики, навязанной извне огромному государству, где плановость была одним из понтонов, держащих на плаву машину занятости и производительности.

Да, мы оказались побежденными в «холодной войне» не без помощи своих коллаборационистов. Пророческие слова, словно предвидел развал страны, сказал А.А. Фет: «Твоих сынов паденье, и позор, и нищету увидя, содрогаюсь…»

Позор унижения из-за откатившейся в 1990-е годы на задворки цивилизации Великой страны оставляет следы в памяти народной, но время их смоет, если народ поверит, что пришел настоящий хозяин Отчизны – честный, добрый, умный и хваткий. Не шоумен, не диктатор, не пустомеля, а думающий, как спасти народ от прозябания, и люди в таком случае ему поверят и ответят единением. А такая вера дорогого стоит для главы государства.

Пока же мы – развязанный веник. Говорят, его легко поломать по прутику. Согласен, в этом есть логика. Но мне также думается, что Россию просто не сломать! Мы критикуем правителей за проблемы, которые они не могут разрешить вот уже десятилетия, но россияне не позволят, чтобы снова их страну называли чужестранцы «империей зла», вмешивались в их внутренние дела. Со своими коррумпированными чиновниками, нехристями разных пород и «лужковским правосудием» со временем народ разберется сам. Но в минуты большой военной беды он станет монолитом, превратится в один партизанский отряд, даже если будет разгромлена до неприличия сокращенная армия.

Одной державе, пусть и самой великой, подчинить себе весь мир также невозможно, как невозможно остановить землетрясение или извержение вулкана, как нельзя дважды войти в одну и ту же воду.

Именно такими категориями мыслил и наш великий патриот земли русской – Петр Иванович Ивашутин.

НА СОВЕТСКО-ФИНСКОЙ И ДАЛЬШЕ…

Как уже известно, сотрудником военной контрразведки П.И. Ивашутин стал в 1939 году. Тогда еще совсем молодого офицера назначили начальником особого отдела 23-го стрелкового корпуса, части которого принимали активное участие в так называемой «зимней войне» – двустороннем локальном конфликте с Финляндией в составе войск Ленинградского фронта.

Вот как об истоках советско-финской войны писал Никита Хрущев, если только можно ему верить:

В.М. Молотов 29 ноября 1939 года отметил:

Весной следующего года – 17 апреля 1940-го – Сталин на совещании начальствующего состава Красной армии заявил более определенно:

Но официальным поводом к войне стал так называемый «Майнильский инцидент». 26 ноября 1939 года Советское правительство обратилось к правительству Финляндии с официальной нотой, в которой говорилось, что в результате артиллерийского обстрела, совершенного с территории Финляндии, погибли четверо и были ранены девять советских военнослужащих.

Финские же пограничники утверждали, что стрельба велась с советской стороны. Правительство Финляндии предложило создать межправительственную следственную комиссию, которая должна была расследовать инцидент. В ответ Советский Союз разорвал с Финляндией дипломатические отношения. А 30 ноября 1939 года советские войска получили приказ ровно в 8.00 перейти советско-финскую границу и начать боевые действия. Официально же война так и не была объявлена.

С этой минуты начался обстрел Финляндии из дальнобойных пушек Кронштадта, орудиями главных калибров кораблей Балтийского флота, под покровом ночи подошедших к финским берегам. В тот же час советские десантники при поддержке корабельных орудий ринулись на штурм финской военной базы на острове Суур-Саари (Гогланд), расположенном в середине Финского залива. Советским летчикам были поставлены конкретные задачи: уничтожить столичные электростанцию и железнодорожный узел. Но то ли штурманы не нашли эти объекты, то ли пилоты испугались сильного заградительного огня зениток, бомбы полетели на жилые кварталы города. Конечно, наша авиация господствовала в воздухе, но помочь своим на поле боя она не могла, потому что штурманам и летчикам невозможно было найти это поле боя под густо растущими, разлапистыми елями и соснами.

По рассказам участника Великой Отечественной войны генерал-полковника авиации в отставке Василия Самсоновича Логинова, пилотам было трудно решать свои задачи. Внизу – белая пелена снега да зеленый бархат хвойных дерев. Бывало, увидят летчики дымы в тайге и «уверенно определяют»: явно финское расположение. Не красные же части жгут костры и сбрасывают бомбы, а также обстреливают подозрительный район из пушек и пулеметов.

Потом перестали – военная разведка получила объективные данные о том, что дымы – ложные. Финские лыжники раскладывали большие костры и тут же уходили. А мы бомбим пустой «район обороны».

Эти оценки повторил автору и участник советско-финской войны Василий Кондратьевич Боярчук с добавлением, что порой бомбы советских бомбардировщиков сыпались и на наши порядки.

– И часто? – спрашиваю ветерана.

– Часто.

– Как же так?

– Головотяпы наши, что там и говорить. Помню, сидим в заснеженной траншее. Морозище – градусов под двадцать пять, а может и больше. Ноги, руки деревянные. Спину не разогнуть. Вдруг слышим рев самолетного мотора. И сразу – бух, бух, бух. Взрываются бомбы. Одна угодила прямо в окоп. Отряхнулись мы от снега, земли и веточной сечки, приподняли головы, как сурки, и видим – огромная дымящаяся воронка, наполненная человеческим фаршем. Людские останки собирали с деревьев целый день…

23-й корпус, начальником особого отдела военной контрразведки которого был П.И. Ивашутин, действовал в составе 13-й общевойсковой армии, нацеленной в начале наступления в направлении севернее Муолаа, а в заключительном этапе операции – в сторону Антреа. Сегодня это город Каменогорск.

В одном из выступлений, вспоминая отдельные периоды «зимней войны», генерал рассказывал, что снега та зима набросала так много, что наши саперы умудрялись через прорытые траншеи, словно кроты, проползать к финским ДОТам, закладывать фугасы, а затем дистанционно их подрывать. Не все бетонные укрепления выдерживали мощь зарядов. Это было геройство простых солдат в осуществлении замыслов низших командиров.

А вот разгильдяйством можно назвать план Ворошилова, разработанный вместе с Буденным, об использовании кавалерии в боевых действиях со снегами. Снега доходили лошадям по брюхо. Кони выдыхались в глубоких сугробах уже через несколько сот метров хода, как в их бока не давили шенкелями ног всадники и не били шпоры кавалеристских сапог…

Превосходство наших частей было очевидным. В январе оно достигло в живой силе на фронте – семикратное, в авиации – восьмикратное, в артиллерии – двенадцатикратное!

Огромные наши потери при наступлении в Карелии многие его участники, с которыми приходилось встречаться, объясняли активностью финских снайперов – «кукушек», охотившихся за командирами, и продуманным минированием подступов к укрепрайонам и ДОТам для уничтожения нашей пехоты. Ожидание неминуемой смерти в условиях сильных морозов превращало личный состав подразделений в неуправляемые толпы. Охотились финны и за обслугой полевых кухонь, уничтожение которой сильно влияло на психологический настрой и ослабляло боеспособность красноармейцев.

Много погибало бойцов и командиров в заранее заминированных и оставленных при отступлении финнами строениях. Из-за сильных морозов и метелей бойцы помногу набивались в такие помещения для отогрева, там ведь были печи-голландки даже с дровами. И тут происходил подрыв фугаса. Таких фактов поначалу было множество.

Неприятельские пулеметы и противотанковые пушки, расположенные на господствующих высотах, буквально калились стволами от непрерывного огня. Горы трупов громоздились перед каждым дотом, горели танки, а красноармейские цепи шли и шли в атаках под угрозой расстрела за невыполнение боевого приказа.

И вот наступление заступоривается. В штабе фронта раздаются предложения, не попробовать ли по ДОТам, стоявшим на линии Маннергейма, ударить газами. Но эта затея гаснет так же быстро, как и зажглась. Во-первых, это страшное оружие, примененное немцами в Первую мировую войну, под международным запретом, а во-вторых, пртивохи-мической защиты в войсках никакой – свой личный состав можно потравить.

Природа снегами и морозами помогала то финнам, то россиянам.

11 февраля 1940 года мороз впервые за время «северной» войны помог нашим войскам – до той поры он был на стороне Финляндии. К этому времени морозы сковали воды Финского залива, и по льду, под огнем береговых батарей, неся потери и не имея возможности свободно отстреливаться, части Красной армии обошли фланг финской обороны. Выйдя на берег и захватив небольшой плацдарм, красноармейцы, однако, застряли в заснеженной тайге и, окруженные противником практически стрех сторон и прижатые его огневым шквалом, не могли продвинуться ни на метр. А к фронту подтягивались все новые и новые эшелоны с военной техникой и стрелковыми частями. Все новых и новых солдат бросали в широкий раструб финской мясорубки. Новые штабеля замерзших трупов росли на Карельском перешейке и севернее Ладоги.

Москва торопилась закончить кампанию до весны. И вот уже домокловым мечом висит над командующим фронтом Тимошенко приказ Сталина – занять Хельсинки. Тимошенко в свою очередь требует от командиров корпусов и дивизий прорвать оборону финнов любой ценой. Цена известна – десятки тысяч погибших. Командующий фронтом С.К. Тимошенко разговаривал с командирами просто, добавляя излюбленную концовку: «В случае невыполнения приказа «собственной рукой шлепну!»

Интересен в связи с этим ответ финского генерала X. Эстермана на вопрос местного корреспондента о том, как он оценивает действия командования Красной армии во время войны с Финляндией. Он ответил довольно-таки образно:

Финам помогали добровольцы из Швеции, Дании, Норвегии, Венгрии, Англии и США, а также белогвардейцы Русского общевоинского союза (РОВС).

Как писали некоторые исследователи той «странной войны» потери в Красной армии были огромными – не получилось победы «за две недели малой кровью на чужой территории». Русской крови вылилось на финскую землю столько, что до сих пор мы не можем определиться с потерями на той загадочной войне, ставшей катализатором для окончательного решения Гитлера осуществить план «Барбаросса». Фюрер понял, что со сталинской Россией воевать можно, если ее армия так долго топталась у границ слабой страны, какой в то время была Финляндия.

Уже тогда Ивашутин оценил важность разведывательной работы, а также точность и своевременность доведения ее до командования. Смелость в нем ковалась с детства, а потом в авиации.

Он голову в экстремальных ситуациях никогда не терял. А потому действовал хладнокровно. Хотя понимал: если хочешь нажить врагов, попробуй что-нибудь изменить. Окружавшим же его людям казалось, что он смел и решителен. Но эти качества никогда не выставлял напоказ, как это делали некоторые полководцы. Наверное, так на самом деле и было, просто он не выпячивал эти положительные качества бойца наружу.

Начальник особого отдела корпуса сразу же обратил внимание, что финские воины носятся по лесу на лыжах, как черти, а в соединениях у него не было даже ни одной роты, поставленной на деревянные снегоходы. Нашему солдату метровый снег приходилось преодолевать «пешкодралом», вдобавок без белых масхалатов. На снегу серая армейская шинель резко контрастировала, превращаясь для неприятельских снайперов в лучшую из мишеней. У финнов вся армия была прикрыта белыми маскхалатами, а потому они часто незамеченными подбирались к окопам красноармейцев и открывали огонь из стрелкового оружия и забрасывали гранатами траншеи. А затем в суматохе тихо и организованно отходили.

– Мы в зимней экипировке явно отставали от финнов, – скажет потом, вспоминая об этой драме, Петр Иванович. – Даже спецобмундирование наших военных разведчиков оставляло желать лучшего.

Об этих изъянах капитан государственной безопасности П.И. Ивашутин докладывал не раз начальнику Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа Алексею Матвеевичу Сидневу. Он, видно, робко указывал на это военачальникам, но дело никак не двигалось – тыловики кормили командиров частей одними обещаниями.

Вольтер когда-то сказал, что короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен. То же самое порой случалось и на фронте. Некоторые командиры забывали, что у них есть подчиненные, у которых возникают проблемы, в том числе с питанием, боекомплектом и экипировкой.

И вот он, всего лишь в звании капитана госбезопасности, не побоялся, набравшись смелости, лично обратиться к одному из членов областного руководства, прибывшему вместе с секретарем ЦК ВКП(б), главой Ленинградского обкома и горкома партии А.А. Ждановым на передовую, с просьбой принять оперативные меры по срочному обеспечению разведчиков штаба корпуса всем необходимым для выполнения боевых заданий в тылу противника.

Просьба военного контрразведчика была на удивление комкора в короткий срок выполнена. С тех пор командиры разных степеней зауважали напористого, голубоглазого, широкоплечего крепыша – начальника военной контрразведки 23-го стрелкового корпуса.

Этот поступок характеризует личность – контрразведчик спешил делать добро не себе, ибо свое счастье им виделось в счастье других. Думается, этот поступок капитана госбезопасности спас от смерти многих разведчиком его стрелкового корпуса.

Петр Иванович часто задумывался над явно неадекватными словами политработников, утверждавших, что еще чуть-чуть, и рабочий класс Финляндии, а следом за ней – Германии и других стран Запада, подымется на борьбу, поддержит Советскую систему государственности. Они уверенно говорили, что есть все основания надеятся, что трудящиеся массы восстанут против своих «буржуинов» и профашистского руководства. Так твердят, мол, сугубо выверенные научные разработки марксистско-ленинской теории по этому вопросу.

Но он, финский пролетариат, почему-то поступил не по-марксистски, его действия никак не вписывались в пародигму концепции мировой революции, он просто упорно молчал. Он даже совсем не проявил никакой, ну ни малейшей интернациональной солидарности с русскими рабочими и крестьянами, одетыми в серые солдатские шинели советского покроя. Совсем даже наоборот – все финские рабочие, все, как один, взялись за оружие, чтобы оказать сопротивление северо-восточным захватчикам. СССР теперь для них был страной – агрессором.

Однажды после допроса военнопленного – финского капрала, воевавшего отчаянно в качестве «кукушки» на сосне – снайпера, оперативниками было установлено, что он член коммунистической партии Финляндии с большим партийным стажем, бывший токарь одной из судоверфей.

«Что же получается, – размышлял Петр Иванович, – даже финские коммунисты запросились на фронт, и довольно-таки метко бьют советских коммунистов, прущих на финскую землю с целью ее освобождения. От кого? Не стыкуется с трактатами основоположников марксистско-лениннской теории о гегемоне мировой революции.

Хотя часть правды есть в этой войне – уж больно близко расположена граница враждебно настроенного государства от Ленинграда – нашей второй столицы. Северной Пальмиры. Да и чувствуется дирижерская палочка гитлеровского руководства в этой стране. Но они сами словно каким-то образом прозрели – все стали патриотами своего государства, недавно вкусившие дух самостоятельности и обретшие державный суверенитет».

Гитлеровское командование по понятным причинам смотрело на войну Сталина против Маннергейма с неподдельным интересом, делая выводы, прокручивая прогнозы, присматриваясь к стратегии операций и тактике боевых действий частей и подразделений Красной армии.

В то же время реакционные круги Англии, Франции и США рассматривали советско-финскую войну как подходящий повод для организации в недалеком будущем объединенного военного похода против СССР, всячески толкая руководство Финляндии на продолжение военных действий, обещая всемерную, активную поддержку.

А через год с небольшим, 7 ноября 1941 года, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль в послании Сталину даже обещал объявить войну Финляндии, но оговорился:

В дальнейшем подобных «оговорок» со стороны британского премьера, вплоть до открытия «второго фронта», будет очень много.

Война началась в 1941 году, второй фронт открылся только в 1944 году, когда стало ясно, что одна сторона – немцы – в проигрыше. Нас бы прижали, припечатали немцы в туше к земле, добивать бы Советский Союз с большим желанием поспешили бы «союзники».

Петр Иванович понимал, читая секретные разведсводки и открытую информацию из газет того периода, что «свистуны туманного Альбиона» ничем не помогут финнам, как не помогли и полякам год тому назад. Хотя планы у них были грандиозны – под предлогом помощи Финляндии они планировали нанести авиационные удары на севере – по Ленинграду и Мурманску, а на юге – по нефтяным промыслам Кавказа. Кроме того, троица в лице англичан, французов и американцев надеялась, что фашистская Германия со своей стороны предпримет «естественно-логичный шаг» и нанесет удар по центральным районам Советского Союза. Одновременно делалась ставка на втягивание в войну милитаристской Японии.

Однако эти прожекты быстро сгорели березовой берестой. Обстановка на фронте для финских войск стала безнадежной, и правительство Финляндии согласилось с предложением СССР завершить боевые действия и начать мирные переговоры.

Война, показавшая слабые стороны РККА, закончилась подписанием 12 марта 1940 года Московского мирного договора. К СССР отошел Карельский перешеек с городами Выборг и Сортавала, ряд островов в Финском заливе, часть финской территории с городом Куолаярви, часть полуостровов Рыбачий и Средний. В результате Ладожское озеро полностью оказалось на территории СССР. В соответствии с договором граница между СССР и Финляндией на Карельском перешейке и на побережье Ладожского озера была отодвинута на северо-запад.

В результате принятых мер Советский Союз упрочил свое стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда, Мурманского порта и Кировской железной дороги. Значительно улучшилась оперативно-стратегическая обстановка для Балтийского и Северного флотов.

Советский Союз получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для создания на нем Военно-морской базы. Несмотря на победные реляции и выгоды, эта война высветила опасные бреши в состоянии боеготовности и вооружения нашего воинства.

На полуострове Ханко отметился разоблачением первого немецкого шпиона, являвшегося начальником финансовой службы железнодорожной батареи Беркачева, руководитель отделения Особого отдела Военно-морской базы капитан госбезопасности Николай Кириллович Мозгов, с которым Петра Ивановича Ивашутина сведут в дальнейшем длинные дороги войны и совместная работа в СМЕРШе. Последующие годы они отдадут службе в военной контрразведке КГБ СССР.

В разговоре автора с генерал-майором Н.К. Мозговым ветеран заметил:

– На полуострове Ханко находился наш почти десятитысячный гарнизон. С началом войны пришел приказ командующего Ленинградским фронтом о проведении эвакуации наших частей. Все нужно было делать незаметно от противника: уничтожать неподъемную технику и сооружения, перекрывать вероятные каналы утечки секретной информации к противнику и исключить возможность пленения неприятелем наших воинов или перехода на сторону врага морально и политически неустойчивых лиц.

– Кроме Беркачева за период обороны Ханко были ли еще случаи разоблачения вражеской агентуры? – поинтересовался автор.

– Конечно, вот один из эпизодов. В начале ноября 1941 года недалеко от сухопутной границы моряками был задержан мужчина в штатском. Он представился лейтенантом Красной армии, попавшим в плен и бежавшим из лагеря, расположенного в Финляндии. В котомке, висевшей у него на плече, мы обнаружили несколько картофелин, брюкву, морковь и еще какие-то овощи, сейчас уже не помню. Первое, что бросилось в глаза, это его розовощекость, упитанность и подозрительная чистота рук, которые явно не свидетельствовали о рытье овощей в земле. Под ухоженными ногтями не было видно следов грязи. Это сразу же насторожило нас, однако мы сделали вид, что полностью поверили его показаниям.

На следующий день я попросил повторить все то, что он говорил на предыдущем допросе. На сей раз, как и предполагал, его показания существенно отличались от первых объяснений. Появилась сплошная путаница.

Подвела память шпиона – и на этом он попался. Назвавший себя лейтенантом Ивановым оказался агентом Абвера, заброшенным на полуостров с целью ведения разведки. Вскоре мы его переправили в управление особого отдела Ленинградского фронта.

– Вы говорили о том, что гарнизон готовился к эвакуации с полуострова Ханко путем погрузки личного состава на корабли. А что сделали с имуществом, боевой техникой, ведь всего того, что нельзя было вывезти и оставлять врагу, было много?

– На все объекты, подлежащие уничтожению, завозилась взрывчатка. Чтобы не вызвать у немцев подозрений, подрыв машин, оборудования и сооружений производился так: свозились, например, автомашины в определенное место, закладывались фугасы и горючие материалы. Когда противник начинал артобстрел, производился подрыв. Фрицы, наверное, ликовали по поводу «меткой» стрельбы.

В день погрузки личного состава на корабли я увидел в гавани, как затапливали танки, паровозы, вагоны.

– Как же можно было затопить такую громаду, ну хотя бы паровоз?

– Довольно просто. Подводили рельсовое полотно к самому краю пирса или крутого берега. Паровоз сталкивал вагоны и платформы с танками и автотранспортом в воду, а потом и сам «прыгал» туда же. Уничтожали даже артиллерийские батареи. В стволы орудий засыпали песок, а затем производили прощальный выстрел…

Грустно было смотреть на все это. Вот так мы покидали ВМБ на Ханко. О том, что оборонцы ушли, фашисты узнали только на следующий день, когда наши корабли уже достигли Кронштадта.

Бороться с троцкистами надо было при любых вариантах власти, это были государственные термиты, но дальнейшее расширение поиска «врагов народа», масштабная эскалация «общегосударственной чистки» 1937–1938 годов толкали Кремль в сторону преступных злодеяний. Недовольство в Кремле росло из-за слабых сторон Красной армии, не успевшей вовремя подготовиться к такой войне, недостойного поведение руководства военной разведки в лице Ф.И. Голикова. Оно еще не раз проявится накануне и в первые месяцы Великой Отечественной войны. Репрессии в отношении командного состава, шапкозакидательство, удобные шептуны и неправильная оценка Сталиным нависшей угрозы над страной из-за явно готовящего нападения гитлеровской Германии привели к тому, к чему привели эти обстоятельства летом 1941 года. Прежде всего, к массовому отступлению советских фронтов, пленению сотен тысяч красноармейцев и огромным невозвратным потерям личного состава.

Агентура внешней политической и военной разведки работала напряженно и много давала объективной информации, но Голиков докладывал Сталину только угодную для той обстановки, «причесанную», «отфильтрованную» и «удобоваримую» для мыслей вождя информацию.

В то же самое время в «Военно-историческом журнале» № 5 за 1990 год в статье «Докладывала точно» (военная разведка – Авт.) П.И. Ивашутин писал:

Нарком обороны С.К. Тимошенко приносит вождю данные о сосредоточении на границе огромной массы вермахта. Хозяин Кремля заводится и буквально кричит, что было в тот период не редким явлением: «Не во всем можно верить разведке… Там полно перевербованных. Что вы вводите меня в искушение верить паникерам и провокаторам».

Берия вторит Сталину и угрожает «стереть в порошок, в лагерную пыль» некоторых резидентов и агентов, осмеливших дать объективные данные из-за кордона о практически законченной подготовке гитлеровской Германии к войне против Советского Союза.

«Данные, поступившие к началу июня 1941 года от органов разведки НКГБ, НКВД, пограничных войск, РУ Генштаба и стражей границы, несших непосредственную охрану границы, – писал участник войны, коллега автора Борис Сыромятников в книге «Трагедия СМЕРШа», неоднократно встречавшийся с Петром Ивановичем Ивашутиным, – не оставляли сомнения, что до нападения Германии на Советский Союз остаются считанные дни».

Германия завершила все мероприятия, которые позволяли ей рассчитывать на усиленное проведение скоротечных боевых операций на территории нашей страны.

Германская армия имела преимущество перед Красной армией по всем параметрам боевой деятельности: численности вооруженных сил, их подготовке к боевым действиям с учетом всех особенностей театра военных действий в западных областях СССР, включая слаборазвитую дорожную сеть, болотистую местность, наличие многочисленных водных преград и т. д.

Преимущество в военной технике и технике связи, боевом опыте, мобильности, уровне подготовки командного состава. И, прежде всего, преимущество в том, что войска Германии – вермахт и армии ее союзников – отмобилизованы и развернуты, а сами операции четко спланированы по дням и этапам.

Как известно сегодня, на всю кампанию против Советского Союза Гитлером отводилось четыре месяца.

ГК. Жуков вспоминал, что за три дня до начала войны партийный руководитель Украины Н.С. Хрущев докладывал Сталину о хороших видах на урожай зерновых, свеклы и подсолнечника. Хвастался о непоказном единстве народа, об открытии новых промышленных предприятий, о повышении роли и авторитета партии в трудовом народе, вере простых граждан в своего вождя и прочие идеологические штампы.

Хотя следовало бы доложить, что немецкие части уже на границе с Украиной. Одни выходят на исходные позиции, другие – приведены в полную боевую готовность. Началась массовая заброска откровенно диверсионной агентуры в западные районы УССР с заданиями, допустимыми только в условиях войны между соседними странами. Наши пограничники их вылавливали десятками в день. Доклады об активизации деятельности агентуры противника получал и хозяин Украины Никита Хрущев.

Но он ухо и нос востро держал, хотя умом чуял приближающийся ветер войны – знал, что хочет услышать главный Хозяин, а поэтому не «тревожил и не грузил его тяжелой информацией». Его больше занимал вопрос собственного роста по партийной линии. Он хотел, как и всякий чиновник, скорее перебраться в Москву, стать поближе к телу Хозяина, чаще демонстрировать себя ему, показывая мокрую спину старания.

Люди почему-то высоко ценят тех, кто быстро продвигается наверх, хотя ничто не поднимается быстрее пыли, соломы и перьев. Карьера для него была всем. Как говорил французский писатель Н. Шамфор, «вот человек, неспособный снискать уважение к себе, значит, ему остается одно: сначала сделать карьеру, потом окружить себя всякой сволочью».

Автор не имеет намерения с этим грязным понятием связывать всех, но были и такие, которых можно было бы назвать и круче.

Выше упоминаемый участник Великой Отечественной войны, военный контрразведчик Б.А. Сыромятников писал:

Сохранилось постановление Военного совета от 25 марта 1938 года… Вот наиболее характерные выдержки из этого документа:

По приложению к Постановлению Военного совета видно:

– из 9 командиров корпусов изъято 9,

– из 25 командиров дивизий – 24,

– из 135 командиров полков – 87,

– из 4 комендантов УРов – 4,

– из 24 начальников штаба округа – 19…

Арестовано 1066 человек – главным образом лица высшего и старшего комсостава…

Накануне войны угодливый шептун Хрущев пишет Сталину чудовищное по содержанию и накалу цинизма письмо:

Этот материал правдоподобен. Его нашли корреспонденты газеты «Правда» и опубликовали в номере от 23 августа 1996 года.

Да, Хрущев вел счет арестованных не на десятки, не на сотни, а на тысячи и десятки тысяч.

А немного раньше любящий вождя Никита Сергеевич докладывает Иосифу Виссарионовичу. Это было за обедом на правительственной даче в Сочи:

Он раскрыл папку и стал конвульсивно-поспешными движениями пальцев вытаскивать несколько листов с машинописным текстом. Но, как назло, они то ли заломились, то ли склеились с другими – не вытаскивались.

Сталин разозлившись, вышел из терпения:

Хрущев, как будто не слыша вождя, продолжает назойливо добиваться Сталина, надеясь удивить его огромной цифирью. Он, наконец-то, вытаскивает из папки нужные документы:

Сталин сверкнул очами:

Хрущев:

Нужно признать, что это не единственный факт, свидетельствующий о том, что на Украине Сталин предоставил Хрущеву осуществлять не только аресты, но и казни по усмотрению хозяина Украины. Быстро перекрасившийся палач, смыв кровь своих жертв с рук, потом выльет ее на «дорого Иосифа Виссарионовича».

Это проявится в мрачный мартовский день 1953 года.

Бездыханное и остывающее тело Хозяина СССР еще лежало на диване в кабинете Ближней дачи, а у слуги его, по существу злобного холуя, уже роились свои черные мысли на скорое будущее, где он надеялся растолкать всех остальных локтями.

По трупу он надеялся вскарабкаться на высокий кремлевский трон ценой легкого отмежевания от кровавых шабашей на Украине и в Москве, творимых еще недавно вместе с оруженосцами венценосца.