О личности этого человека писать крайне трудно. Вот уже сорок лет к его фигуре прочно приклеился ярлык «зловещая». Исторически правильнее было бы сказать: загадочная, интригующая и, не побоюсь этого слова, в чем-то даже провидческая.
Увы, не факты определяют нашу историю, а мифы и вымыслы. И раньше до меня доходили приглушенные разговоры о том, что Берия был отцом атомной бомбы в СССР, что именно ему было поручено курирование разработки этого страшного оружия. Второе лицо в государстве — и вдруг иностранный шпион! Все это более-менее самостоятельно мыслящим людям казалось, мягко говоря, неубедительным.
Традиционно сложившийся и даже окрепший в перестроечной литературе и публицистике взгляд на Берию как на исчадие ада, отвратительную, мерзкую личность, злого тирана и палача первым поколебал писатель Иван Щеголихин, проживающий в Алма-Ате. Правда, случилось это уже в постперестроечные времена. Во втором номере за 1992 год в казахском журнале «Простор» появилась его повесть «День Лазаря» — о судьбе интеллигенции в годы горбачевской смуты.
Чем же поверг в шоковое состояние своих читателей русскоязычный писатель из столицы суверенного Казахстана? Его главный персонаж, литератор Лисин, собирается дать интервью журналистке молодежной газеты. В преддверии встречи он размышляет: о чем вести диалог? Может, о Берии? А что? Но не про лагеря, это пошлость, они были и будут, в России все возвращается. Может, поговорить о лжесвидетельстве как методологии нашей журналистики, а если шире, то и всей советской истории? Только заранее оговорить, что все факты подтверждаются документами. Итак…
Кто первый на уровне ЦК партии назвал Сталина тираном и предложил членам ЦК ознакомиться с многочисленными фактами жестокости Сталина, злоупотребления властью, насилия и произвола?
Хрущев, конечно же, на XX съезде в 1956 году, уверенно скажете вы. Но это ложь. Начал — только не пугайтесь — Берия. И на три года раньше Хрущева. Верхушка партии сразу же начала роптать: как это так, правая рука самого Иосифа Виссарионовича позволяет себе такое коварство, такое предательство. Так что вовсе не Хрущев первым начал разоблачение культа личности. И об этом прекрасно знали многие члены ЦК, славословя мужество и смелость Никиты Сергеевича. Собственно, ничего нового Хрущев не изобрел — он воспользовался идеями Берии, точь-в-точь как в свое. время Сталин — идеями Троцкого. С той лишь разницей, что Сталин убил своего соперника не сразу, а спустя несколько лет после высылки из Советского Союза, Хрущев же не стал испытывать судьбу и, учитывая урок истории, безжалостно расправился со своим конкурентом, не откладывая.
Пойдем дальше. Кто предложил объединить обе Германии? Горбачев с Шеварднадзе? Так могут считать только дилетанты. Более чем за тридцать лет до горбачевской перестройки, в 1953 году на Пленуме ЦК Берия заявил, что не надо нам строить социализм в Германии, пусть они объединятся как мирные буржуазные государства. И снова эта идея повергла в ужас Молотова, Маленкова, но более всего маршалов и других военачальников: за что сражались?
Берия предлагал наладить отношения с Югославией — с гневом отвергли. Предлагал ограничить власть партии и все государственные вопросы: промышленности, сельского хозяйства, внешней и внутренней политики — решать не в ЦК, а в Совете Министров. Первым против выступил Хрущев, закричал: это не марксистский взгляд на партию, не этому учили нас Ленин и Сталин. Вспомните десять лет, которые Хрущев пробыл у власти. Он ведь действовал, как самодур, как и его предшественник Сталин. У курицы тоже сохраняется инстинкт орла-стервятника.
Берия прекратил дело врачей, но даже это ему поставили в вину. Берия выпустил из лагерей огромную массу бытовиков, всех женщин, имеющих детей, надо бы., спасибо сказать, но их впоследствии всех подряд назвали уголовниками, а Берию обвинили в том, что он умышленно хотел дестабилизировать обстановку. Ни в одной стране мира никогда не осуждалась обществом ни одна амнистия заключенных — только у нас, в нашей печати, устами нашей неумолимо, неистребимо передовой интеллигенции. Это к вопросу о лжесвидетельстве как методологии советской журналистики.
На читателя обрушивался целый град сногсшибательных сведений. Берия, оказывается, первым заговорил о перегибах в раскулачивании, предложил сокращение аппарата госбезопасности и чистку его кадров, предлагал урезать финансирование военно-промышленного комплекса — хватит уже оборонщикам громоздить бомбы. Предлагал не разукрашивать наши демонстрации, не вывешивать и не носить портреты вождей.
«И что же теперь получается?» — спрашивает себя главный персонаж повести. Основные положения перестройки, так смело высказанные в 1985 году, Центральный Комитет партии услышал на тридцать два года раньше. Но не дрогнул. Именно за это — прежде всего за это! — Берию тогда взяли за жабры, расстреляли за попытку урезать власть партии, за перестройку в стране, а не за репрессии, не за лагеря (они были до него и остались после), не за каких-то бабенок по списку, иной райпрокурор где-нибудь в Нахичевани или в Намангане имел их в три раза больше.
Можно ли было тогда узнать народу про эти факты? Нет, нельзя. Ни по радио, ни в газетах, ни в книгах. У нас нет заблуждений общественного мнения, у нас была и есть четкая, грубая и простая программа определенной группы людей. И не было и нет мужественного и отважного нежелания поддакивать. Стенограмма выступлений на пленуме ЦК в июле 1953 года была известна, в том числе и выступления самого Берии, но говорить о ней нельзя было, это выглядело бы попыткой его реабилитации, что исключено. «Он посадил моего отца или моего деда, дядю или тетю — мою!» А все «мое» — превыше любой исторической правды. Даже если не он сажал, даже если сами дяди-тети до этого пересажали уйму людей, все равно «м о и х» не тронь. Вся истина собралась и сжалась в жалкое и злобное слово и дело мести. Конечно, сидели не все. Но и те, кто не сидел, одного поля ягоды с сидевшими, родовая особенность наших людей — иметь врага, с пеной у пасти грызть хоть кого.
Неожиданно? Не то слово! Зло? Еще как! Обидно? Но ведь правда! Алмаатинский писатель ошибался только в одном: в июле 1953 года на пленуме ЦК Берия не выступал, следовательно, никакой стенограммы быть не могло. По некоторым свидетельствам, в дни, когда в Кремле проходил пленум (2–7 июля) Лаврентия Павловича в живых уже не было. И появившееся в «Известиях» 24 декабря 1953 года сообщение «В Верховном Суде СССР» о том, что приговор Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР в отношении Берии, осужденного к высшей мере наказания — расстрелу, приведен в исполнение 23 декабря, предназначалось скорее всего для легковерных простаков.
Относительно обстоятельств кончины бывшего всесильного сталинского монстра существует множество версий. Наиболее полно их изложил А. Авторханов в книге «Загадка смерти Сталина». Поскольку ныне это исследование доступно массовому российскому читателю, не буду подробно на нем останавливаться, в надежде, что основные варианты известны многим читателям этого очерка. Коротко напомню версии, собранные Авторхановым. Берия был застрелен в день ареста — в пятницу, 26 июня, и сделал это собственноручно не кто иной, как сам Никита Сергеевич. Во всяком случае, такие признания имели место, когда его особенно заносило. Происходило это за границей, во время обильных возлияний.
Вряд ли, конечно, следует всерьез воспринимать сделанные под воздействием хмельных паров подобные заявления. Куда более правдоподобно выглядит версия о расстреле Берии в бункере штаба Московского военного округа, куда он был помещен после ареста в Кремле. Долго держать его живым в ожидании суда было опасно. Кстати, об этом варианте до сих пор в народе ходит много слухов. Молва упорно не хочет верить в официальную версию — расстрел Берии вместе с его сподвижниками после вынесения приговора. Не убедил и кинофильм, где зрителям показали даже жутковатую процедуру кремации тела — картина-то игровая.
Люди склонны больше доверять документальным источникам. Особенно если они исходят от ближайшего окружения исторических лиц, их друзей и родственников. Если бы, к примеру, предположение о том, что Берия жив, поскольку ему удалось бежать в Аргентину, высказал какой-либо киношник или журналист, вряд ли кто-нибудь поверил бы отважному фантазеру. Ну а если версия принадлежит сыну Лаврентия Павловича?
Представьте, сын Лаврентия Павловича Берии уцелел. Известный ученый-оборонщик, директор и главный конструктор одного из космических научно-исследовательских центров в Киеве, Серго Гегечкори опубликовал сенсационную статью в выходящей в Грузии еженедельной независимой газете «Дрони» (№ 15 за 18 апреля 1992 года). Пусть никого не смущает неизвестная фамилия Гегечкори — ее носила Нина Теймуразовна, до недавних пор здравствовавшая вдова человека, объявленного одним из самых страшных людей в советской истории. Это ее девичья фамилия.
Итак, слово сыну Лаврентия Павловича. В тот день утром было запланировано заседание Президиума ЦК, вспоминает Серго Лаврентьевич, где с речью должен был выступить и Берия. Накануне он дома сказал, что намерен раскритиковать тогдашнего министра госбезопасности Игнатьева, считая, что именно министром были инспирированы так называемые мингрельское дело и дело врачей и что это было направлено против него, Берии.
Здесь я никак не могу удержаться от зуда нетерпеливости и даже вынужден буду прервать воспоминания Серго Лаврентьевича для небольшого комментария. Сын Берии говорит святую правду: действительно, к делу кремлевских врачей и мингрельскому делу его отец непричастен. Понимаю, что этим неслыханно смелым заявлением вызываю на себя огонь массового негодования и страшных обвинений, ведь почти сорок лет людям вдалбливали: именно кровавый палач Берия виновен в аресте и пытках старых профессоров, лечивших Сталина, именно по требованию Берии из них выбивали признания в зловещих замыслах умертвить вождя и его верных соратников, что должно было послужить началом новых, невиданных прежде, репрессий. Увы, исторические факты не подтверждают этого прочно усвоенного массовым сознанием обвинения-мифа. Для чего и кто запустил его в оборот, станет ясно несколько позднее, когда речь пойдет о противоборстве среди старой гвардии Сталина после его смерти.
Тех, кто все еще сомневается в непричастности Берии к аресту кремлевских врачей, адресую к такому заслуживающему доверия авторитетному источнику, как стенограмма июльского Пленума ЦК КПСС 1953 года — до недавнего времени строго секретная, недоступная для исследователей, надежно упрятанная в партийный спецхран. Пленум был посвящен исключительно одному вопросу — «делу Берии». Так вот, я внимательно изучил многие сотни страниц этого уникальнейшего документа, о допуске к которому и мечтать не могли даже крупнейшие специалисты по истории партии, и ни в одном из выступлений членов тогдашнего кремлевского ареопага, соревновавшихся друг с другом, кто больше обвинений предъявит отступнику, не обнаружил этого, казалось бы, самого выигрышного. Оно присутствовало разве что в прямолинейных обличительных речах мало осведомленных партийных секретарей с мест, далеких от тайных кремлевских интриг.
Что касается верхушки партийной и государственной власти, то из выступлений ее представителей вытекает: именно Берия настоял на опубликовании в массовой печати сообщения об освобождении незаконно арестованных врачей и о признании выдвинутых против них обвинений беспочвенными. Настоял, несмотря на яростное сопротивление других членов Политбюро. Казалось бы, если дело кремлевских врачей инспирировано самим Берией, то какой смысл добиваться ему обнародования этого эпизода, явно свидетельствующего не в его пользу?
Тогдашний секретарь ЦК КПСС Н. Н. Шаталин, как явствует из стенограммы его выступления на пленуме, даже обвинил Берию в том, что той злополучной публикацией он нанес большой урон советскому государству, партии. «Государственные, партийные интересы его, разумеется, не беспокоили, — гневно говорил отвечавший за партийные кадры секретарь ЦК, лично проверявший содержимое сейфов в кабинете арестованного Берии. «Как известно, их (врачей. — Н. 3.) арестовали неправильно. Совершенно ясно, что их надо было освободить, реабилитировать и пусть себе работают. Нет, этот вероломный авантюрист добился, опубликования специального коммюнике Министерства внутренних дел, этот вопрос на все лады склонялся в нашей печати и т. д. Надо сказать, что все это на нашу общественность произвело тягостное впечатление. Ошибка исправлялась методами, принесшими немалый вред интересам нашего государства. Отклики за границей тоже были не в нашу пользу. В свете материалов, которыми мы сейчас располагаем на Берию, совершенно ясно, что преподнесение дела о врачах было выгодно только ему и его покровителям. Он на этом деле хотел заработать капитал гуманиста и смелого инициатора. Какое дело этому прохвосту до интересов государства?».
В унисон выступил и А. А. Андреев, потребовавший, как старый чекист, вытянуть из Берии «все жилы», чтобы была ясная картина его отношений с заграницей. «Появление материалов за подписью Берии в протоколах Президиума по делу врачей, по Грузии и др., где на имя товарища Сталина бросается тень — ведь это же его дело. Он делал это сознательно, чтобы имя товарища Сталина похоронить и чтобы легче прийти к власти. Я не сомневаюсь, что под его давлением вскоре после смерти товарища Сталина вдруг исчезает в печати упоминание о товарище Сталине. Это же позор для работников печати. Раньше чересчур усердствовали, и там где нужно и не нужно вставляли имя т. Сталина, а потом вдруг исчезло имя т. Сталина. Что это такое? Я считаю, что это его рука, его влияние, он мог запутать и запугать некоторых работников печати».
Андрееву вторит Тевосян: «Со смертью товарища Сталина он решил форсировать события. В этих целях, чтобы возвысить себя, свое имя, Берия начал чернить имя товарища Сталина, имя, священное для всех нас, коммунистов, для всего нашего народа. Спрашивается — для чего понадобилось ему неоднократно подчеркивать в записках МВД по делу врачей и работников Грузии, разосланных по его настоянию всем партийным организациям, что избиение арестованных производилось по прямому указанию товарища Сталина».
Возмущение Берией, который осмелился обнародовать тайны Кремля, сквозит и в других обличительных речах членов высшего партийного и государственного ареопага. К этому увлекательнейшему документу мы еще вернемся, ибо многое из того, что там предъявлялось в качестве обвинений Берии, через тридцать с небольшим лет, наоборот, ставилось в заслугу другому реформатору — Горбачеву. Увы, зигзаги истории непредсказуемы. И в этом смысле алмаатинский писатель Иван Щеголихин, безусловно, прав.
Итак, прерываем на время экскурс в архивный источник и снова обращаемся к источнику живому. О последних днях Берии свидетельствует его сын Серго Гегечкори. Напомню читателю: мы остановились на предполагаемом заседании Президиума ЦК КПСС, куда с утра отправился Лаврентий Павлович, чтобы раскритиковать тогдашнего руководителя госбезопасности за инспирирование дела врачей и мингрельского дела, направленных против Берии.
Однако, по рассказу сына, заседание Президиума почему-то отложили, и отец вернулся домой пообедать. Он всегда старался принимать пищу дома.
В полдень в кабинет Ванникова, где в тот момент находился инженер-полковник Серго Берия — в Министерстве вооружения он занимал тогда должность начальника конструкторского бюро, ему позвонил дважды Герой Советского Союза летчик-испытатель Анохин и сказал, что их дом на улице Качалова окружен армейскими частями. Шел настоящий бой. Это означало заговор против Берии и не сулило сыну ничего хорошего. Анохин предложил Серго вариант побега. Но Берия-младший ответил отказом.
Он вместе с генералом Ванниковым тотчас же отправился на улицу Качалова. Их одноэтажный дом и целый квартал по соседству были окружены солдатами. Серго показалось, что сюда направили целую дивизию — так много было вокруг военных. Бой был уже закончен, свидетельствует Берия-младший. С его отцом тогда было пятеро лучших телохранителей.
Авторитет Ванникова спас Серго от немедленного ареста. В тот же день очевидцы сказали ему, что после короткой стычки из его дома вынесли человека, накрытого брезентом. Он был или убит, или тяжело ранен. После этого Берия исчез. Ни мертвого, ни живого никто его не видел.
Вскоре Серго и его мать все же арестовали, Серго сидел в Лефортовской тюрьме, мать — на Лубянке. После 16 месяцев заключения их освободили и выслали в Свердловск. Затем разрешили жить в Киеве.
Спустя несколько лет к Серго пришел бывший секретарь ЦК ВЛКСМ Михайлов. Он был одним из членов тогдашнего состава суда, который рассматривал дело Берии. Михайлов сказал сыну Берии, что это был судебный фарс и что сидящий в темном зале человек, который говорил лишь «да» и «нет», не был Берией.
Концовка публикации была и вовсе фантастической: летом 1958 года неизвестное лицо прислало Серго Гегечкори фотоснимок, на котором был запечатлен гуляющий на одной из улиц столицы Аргентины Буэнос-Айреса… Лаврентий Павлович Берия.
Неожиданности в этом крайне запутанном деле сопровождали меня в течение всего времени работы над материалом. Без малого через сорок лет после описываемых событий вдруг заговорила вдова Берии — Нина Теймуразовна Гегечкори. Ее следы обнаружились в Киеве. Тридцать лет она была женой человека, чье имя до сих пор вспоминают со страхом. Действительно ли он был зловещей фигурой, деспотом и тираном? Или эти распространенные представления — еще одно подтверждение того, что мы и сегодня мыслим стереотипами?
Свидетельства девяностолетней вдовы представляют особый интерес еще и потому, что они плод мучительных и горьких раздумий, пришедших в период, когда люди ее возраста, итожа прожитое, как правило, не лукавят, предельно искренни и честны. Признания Нины Теймуразовны камня на камне не оставляют от сложившегося образа ее мужа.
По ее словам, они переехали в Москву в конце 1938 года, когда репрессии 37-го уже ушли в прошлое. А Берию обвиняют в этих репрессиях, не учитывая такого важного факта. Действительно, так удобнее — есть человек, на которого можно повесить все грехи. Нина Теймуразовна уверена: когда-нибудь напишут объективную историю и она все расставит по своим местам. Вот только она уже вряд ли доживет до этого дня. А молодым повезет — они доживут…
Будучи супругой Берии, она никогда не вмешивалась в его служебные дела. У нее был свой круг интересов — агрохимия. Нина Теймуразовна не какая-то там домохозяйка — звание доцента и ученую степень кандидата сельскохозяйственных наук получила еще до войны. Так что она не может ничего сказать о служебных делах мужа, он с ней не обсуждал их. А то, в чем его официально обвиняют — в антигосударственной деятельности, — это просто демагогия. Ведь что-то нужно было придумать. В 1953 году организовали переворот — испугались, что Берия станет преемником Сталина. Она хорошо знала своего мужа и его характер. Она уверена, что ему хватило бы ума не бороться за это место. Он был рациональным и практичным человеком, он знал, что после Сталина грузина во главе государства не поставят. Никто не мог представить себе такого исхода событий. Лаврентий Павлович, наверное, помог бы человеку, который претендовал на пост главы партии и государства. Таким человеком мог быть, например, Маленков…
В июне 1953 года ее, а также сына Серго внезапно арестовали и посадили в разные тюрьмы. И только семью Серго не тронули — жена с тремя детьми осталась дома. Жену Серго звали Марфа, а ее девичья фамилия Пешкова, потому что она приходилась внучкой Максиму Горькому. Сначала они думали, что произошел государственный переворот или что-то наподобие контрреволюции и к власти пришла антикоммунистическая клика. Каждый раз жену Берии вызывали на допрос, и следователь требовал, чтобы она давала показания против мужа. Он говорил, что народ возмущен действиями Лаврентия Павловича. Нина Теймуразовна категорически заявила, что никаких показаний — ни хороших, ни плохих — она давать не будет.
В тюрьме она просидела больше года. Какие ей предъявили обвинения? На полном серьезе ее изобличили в том, что из Нечерноземья она привезла ведро… краснозема. Но так как самолет был государственный, то получалось, что она использовала государственный транспорт для личных целей. Действительно, когда-то по ее просьбе на самолете привезли ведро красного грунта.
Нина Теймуразовна тогда работала в сельскохозяйственной академии и занималась исследованием почв.
Еще одно обвинение — в использовании наемного труда. В Тбилиси жил известный портной Саша. Он приехал к Нине Теймуразовне в Москву и сшил ей платье, за которое она заплатила. Наверное, это и называлось «наемным трудом».
Среди прочих обвинений она услышала и то, что будто из Кутаиси в Тбилиси ездила на лошадях с золотыми колокольчиками. На лошадях она когда-то ездила, но золотые колокольчики — это из области фантастики. Люди любят много выдумывать.
В камере ей жилось очень трудно. В карцере-одиночке нельзя было ни лежать, ни сидеть. Вот в таких условиях она и провела больше года.
Между тем по Москве поползли инспирированные кем-то слухи о том, что жена Берии от потрясения, вызванного разоблачением мужа, сошла с ума и находится в психбольнице. Об аресте и содержании в тюремной камере-одиночке знали считанные люди.
Однажды следователь заявил, что у них якобы есть данные о том, что 760 женщин назвали себя любовницами ее мужа. В исторической литературе приводится и другая цифра — 228. Кстати, о любовных похождениях Лаврентия Павловича сложены легенды. О том, как красивых девушек и молодых женщин хватали прямо на улице, а потом они бесследно исчезали. Что здесь правда, а что вымысел? Ведь увлечения прекрасным полом были преподнесены общественности в качестве одного из серьезнейших прегрешений Берии.
Снова обратимся к наиболее достоверному источнику — уже упоминавшейся здесь секретной стенограмме июльского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС. Вот что сказал по этому поводу тогдашний секретарь ЦК КПСС Н. Н. Шаталин, поведав о результатах обыска в кабинете арестованного: «Наряду с документами мы обнаружили в больших количествах всевозможные, как уж их назвать, атрибуты, что ли, женского туалета… В описи значится: дамские спортивные костюмы, дамские кофточки, чулки дамские иностранных фирм — 11 пар, женские комбинации шелковые — 11 пар, дамские шелковые трико — 7 пар, отрезы на дамские платья — 5 отрезов, шелковые дамские косынки, носовые платки иностранных фирм и т. д. — целый список в 29 порядковых номеров. Нами обнаружены многочисленные письма от женщин интимно-пошлого содержания. (Ну а их, что, тоже писали по принуждению? А может, Лаврентий Павлович действительно нравился женщинам? — Н. 3.). Нами также обнаружено большое количество предметов мужчины-развратника».
Далее Шаталин зачитал показания Саркисова, на протяжении 18 лет работавшего в охране Берии, а последнее время ее возглавлявшего. Саркисов показал, что по указанию Берии он вел специальный список женщин, с которыми сожительствовал его шеф. После этих слов в стенограмме зафиксировано: «Смех в зале». Далее начальник охраны сделал существенную оговорку: впоследствии, мол, по предложению' Берии этот список он уничтожил. Однако один список Саркисов сохранил. В этом списке указаны фамилии, имена, адреса и номера телефонов более 25 таких женщин. Где этот список? На квартире охранника, в кармане его кителя.
Правда, тут получилась неувязка. Список, о котором говорил Саркисов, был обнаружен. Однако в нем значилось не 25, а 39 фамилий женщин. Кого-кого, а начальника охраны Берии в забывчивости упрекнуть трудно. И он, и его шеф обладали феноменальной памятью. Список был составлен после признания Саркисова?
Шаталин огласил и следующее показание охранника: год или полтора тому назад он совершенно точно узнал, что в результате связей с проститутками Берия подхватил сифилис. Лечил его якобы врач поликлиники МВД Ю. Б. Однако фамилию Саркисов снова запамятовал. Не странна ли такая повторяющаяся забывчивость?
Обратимся к комментарию Нины Теймуразовны касательно пикантных подробностей биографии ее супруга, обнародованных на пленуме и повторенных потом в закрытом письме ЦК, давших повод утвердиться широко распространенному мнению о Берии как о развратнике, аморальном, разложившемся типе. Кто-кто, а уж жена, надо полагать, прожившая с ним 30 лет, наверняка знает о дурных увлечениях мужа и, как никто другой, может пролить свет на обвинение, которое тянется за Берией вот уже 40 лет. Тем более что смакование интимной жизни расстрелянного первого заместителя Председателя Совета Министров СССР, члена Президиума ЦК КПСС, Маршала Советского Союза, Героя Социалистического Труда продолжается в средствах массовой информации и поныне. В одной из газет я прочел о некоей Д., которую в шестнадцатилетнем возрасте изнасиловал Берия, и она родила от него. Признанная его гражданской женой, эта Д. якобы четыре года пользовалась всеми благами, фактически была повелительницей Грузии. По ее рассказу, когда Берию арестовали, она пришла в суд и потребовала для него страшной кары. Суд как будто признал ее жертвой репрессий, назначил пожизненную пенсию и оставил ей с дочерью квартиру Берии на улице Горького в Москве, где она и живет по сей день. История душещипательная и вполне правдоподобная, если бы не одна деталь: Берия жил в отдельном особняке на улице Качалова. Не мог человек такого ранга, как он, занимать квартиру в обыкновенном жилом доме. Видно, фантазии некоторых особ ограничивались рамками квартиры, на отдельный дом воображения не хватало. Десятки подобных историй кочуют по страницам свободной прессы, которая продается в переходах московского метро.
Что здесь правда, а что вымысел? Безусловно, Лаврентий Павлович не был похож в этом плане на своего знаменитого предшественника — аскетичного Феликса Эдмундовича. Несомненно, повышенный интерес к прекрасному полу у хозяина Лубянки отрицать не следует. К тому же не надо сбрасывать со счетов и такое немаловажное обстоятельство, как происхождение Берии. Он ведь кавказцем был. С точки зрения какого-нибудь выходца из среднерусской равнины, поведение горца с горячей кровью и-южным темпераментом не вписывалось в рамки привычных представлений о возможностях мужчины. Впрочем, и среди равнинных жителей нередко попадаются любвеобильные особи. Прославленный романист Жорж Сименон признался как-то итальянцу Феллини, что у него было 10 тысяч любовниц, которые подпитывали его творческое воображение, без этого допинга он не написал бы столько. 10 тысяч! А тут всего несколько десятков… Если честно, то почти у каждого нормального мужчины — рядового — не меньше…
Еженедельник «Аргументы и факты» в номере 32 за 1993 год опубликовал результаты исследования, посвященного вопросам секса в США. Был опрошен 3321 американец мужского пола в возрасте от 20 до 30 лет. Опрос установил, что у американских мужчин в среднем было за всю жизнь по 7,3 партнерши. А 23 процента сказали, что спали с 20 и более женщинами.
Но это, так сказать, к слову. У нас на эту тему не принято распространяться, поскольку, как известно, в СССР секса не было.
Супруга Берии, знавшая его с этой стороны, наверное, лучше всех, не оставляет пищи для сомнений в искренности ее свидетельств. Муж день и ночь проводил на работе. Когда же он целый легион женщин успел превратить в своих любовниц, спрашивает Нина Теймуразовна. На ее взгляд, все было по-другому. Во время войны и после он руководил разведкой и контрразведкой. Так вот, эти женщины были работниками разведки, ее агентами и информаторами. И связь с ними поддерживал только Лаврентий. У него была феноменальная память. Все свои служебные связи, в том числе и с этими женщинами, он хранил в своей голове. Но когда этих сотрудниц начали спрашивать о связях со своим шефом, они, естественно, заявили, что были его любовницами. Не могли же они, в самом деле, назвать себя стукачками и агентами спецслужбы! На сей счет в органах было строгое правило — никто не имел права засвечивать свою связь с Лубянкой.
На склоне лет, итожа жизнь, супруга всесильного когда-то человека пришла к поразительно точному заключению, которое во многом помогает понять трагедию личности Берии. Человек должен думать только о своей Родине, считает Нина Теймуразовна. Никакой другой народ не оценит его труд. Перед ней пример Джугашвили, Орджоникидзе, Чхеидзе, Церетели, Ену-кидзе, Гегечкори, Берии и многих других. Они свято верили в то, что боролись за счастливое будущее всех народов Земли, ради какой-то общей благородной цели. Ну и что вышло из этого? Они ни в чем не пригодились ни своей Родине, ни своему народу. А другие народы отвергли их труды. Вышло, что все эти грузины умерли без Родины…
Неожиданная мысль, не правда ли? Хотя судьбу названных Ниной Теймуразовной грузин разделили сейчас многие известнейшие в советскую эпоху армяне и азербайджанцы, татары и башкиры, белорусы и украинцы. Рухнули памятники героям-интернационалистам, улицы получили новые (нет, старые!) имена, закрываются музеи. Действительно, труды людей, сгоревших в пламени борьбы за осуществление великой идеи, оказались ненужными никому — ни Центру, ни своей малой Родине…
Путь Берии к кремлевским высотам — типичный путь функционера из глубинки. Чтобы заметили в Москве, надо было прежде всего зарекомендовать себя пламенным интернационалистом, то есть интересы «старшего брата» ставить выше интересов своего народа. Берия поступал как сотни, тысячи других подобных ему не лишенных честолюбия молодых людей из провинции. Жажда власти притягивала их, как магнит. С приходом большевиков на Кавказ стало ясно каждому здравомыслящему человеку: самореализоваться можно только в одной-единственной — служебной — деятельности. Частная собственность отменена, всякая торговля, кроме государственной, запрещена, предпринимательство подпало под уголовный кодекс. Остается лишь одно — служебная карьера. И вот у каждой лестничной ступеньки сгрудились толпы мускулистых, поджарых людей, стремившихся забраться как можно выше. Само собой, без взаимного расталкивания тут не обойтись. Как и без хитроумных уловок, затейливых подсечек, неожиданных подножек, с помощью которых каждый норовил обойти соперника.
Вот почему не выдерживают серьезной критики попытки изобразить Берию недалеким, лишенным интеллекта субъектом. На пресловутом партийном пленуме, о котором уже упоминалось, бывшие соратники Берии утверждали, что он был невеждой, не прочитал ни одной книжки, не представлял, что такое марксизм, никогда не заглядывал в труды Ленина. Представления о Берии как о полуграмотном, крайне примитивном и чрезвычайно ограниченном самодуре живучи по сей день. Не будем выяснять, что их питает, это, по-моему, и так понятно. Попробуем разобраться, имеют ли они под собой основания.
Говорят, что коммунистическая пропаганда была лобовой, а потому и неэффективной. Полноте! Ничего не зная, например, о Берии, мы уже испытывали к нему антипатию, а то и ненависть, считая олицетворением зла, называя деспотом, тираном, палачом. Не был в свое время исключением и автор этой книги. Поэтому для меня потрясающим открытием стало то, что два полукруглых здания на площади Гагарина в Москве, увенчанные наверху статуями, построены по проекту… Берии. Сотни тысяч москвичей, ежедневно снующих мимо этих домов, уверен, поныне не подозревают, кто задумал, а затем воплотил их на ватмане. Лаврентий Павлович, оказывается, был весьма разносторонним человеком, довольно щедро одаренным от природы разными талантами. Он прекрасно рисовал и пел, очень любил музыку, слыл крупнейшим знатоком оперного искусства. Когда люди, близко знавшие Берию, рассказали мне, что у него была уникальная коллекция пластинок классической музыки, а грозного хозяина Лубянки видели плачущим, когда он слушал прелюдию Рахманинова, я воскликнул: а как же тогда быть с распространенной версией о нравственной пустоте его души? Невероятно!
Я побывал в селе под Сухуми, где он родился. Там еще недавно жили старики, которые помнят его подростком. В рассказах земляков он предстает способным, умным от природы пареньком. Никакой злости или неприязни — исключительно доброжелательное отношение сохранилось и у бывших его соседей по большому тбилисскому дому, где Берия жил до переезда в Москву, занимая крупные посты в Грузии. С трудом верится, но ведь это факт: будучи первым секретарем ЦК компартии Грузии, он в свободное время самолично установил во дворе дома турник, кольца, другие спортивные снаряды. Ну, ладно, этому еще можно не удивляться — каких иногда чудачеств не отмачивают знаменитости! Но чтобы каждое утро делать в построенном своими руками спортгородке зарядку с соседскими ребятишками — согласитесь, на такое способен далеко не каждый нынешний представитель власти, считающий себя чистокровным демократом.
Поистине таинственна объявленная мрачной душа этого человека. И никто еще не пытался заглянуть в ее потаенные закутки. Одно несомненно, и в этом я убедился в ходе своих архивных изысканий: если Берия дьявол, то дьявол с человеческим сердцем.
Свой среди чужих, чужой среди своих?
Представляете мое состояние, когда мне удалось отыскать совершенно иное, отличное от официального, толкование знаменитой бериевской амнистии 1953 года? Ни за что не догадаетесь, кому оно принадлежит! Клименту Ефремовичу Ворошилову, который не жалел самых черных, самых оскорбительных эпитетов в адрес недавнего соратника. «Негодяй», «мерзавец», «подлый авантюрист» — вот словесные перлы, которыми изобилует речь Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Но и Ворошилов вынужден был признать, что амнистия — благородное, гуманное дело. Оценка неслыханная, ведь все осуждали Берию именно за то, что наводнил страну выпущенными из тюрем уголовниками. Эта версия имеет хождение и в наши дни — вспомним хотя бы перестроечный кинофильм «Холодное лето 1953-го».
Надо ли удивляться, что вырвавшиеся нечаянно слова Ворошилова на пленуме сорок лет общественности были неизвестны. Их тщательно скрывали от огласки. И было за что. Отметив в унисон другим выступающим — да, в акте амнистии много такого, что может быть названо от «лукавого», Ворошилов тем не менее назвал его до известной степени полезным. Эта оценка дана на основании личного ознакомлений Климента Ефремовича с судебной практикой и ее результатами. Он убедился, что в этой области дела обстоят, прямо нужно сказать, неважно. Суды работали много и, как признавал Ворошилов, применяя законы, в особенности указы от 4 июня 1947 года об охране общественной и личной собственности, выносили не в меру жестокие приговоры часто за пустяковые преступления и даже простые проступки большому количеству людей.
Амнистия в основном и относилась именно к этой категории правонарушителей, подчеркнул глава государства. Он вынужден был признать, что об уголовниках-рецидивистах говорят излишне много. Выпущены-то были не они, а те, кто сидел за «колоски». Ворошилов отверг также как беспочвенные разговоры и особенно анонимные письма в ЦК и Верховный Совет об участившихся случаях убийств, насилий и других преступлений, якобы в связи с амнистией. Запросы на места, откуда поступали тревожные сообщения, свидетельствовали: ничего подобного тому, о чем сообщалось, не было.
Только сейчас стало известно, сколько людей было выпущено из тюрем по предложенному Берией Указу Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года. Амнистированию подлежали 1 миллион 181 тысяча 264 человека — из 2 миллионов 526 тысяч 402 лиц, находившихся в местах отбытия наказания. Домой возвращались те, кто не представлял особой опасности для населения: осужденные на срок до 5 лет, осужденные независимо от срока наказания за должностные, хозяйственные и некоторые воинские преступления, женщины, имеющие детей до 10 лет, беременные женщины, несовершеннолетние, пожилые мужчины и женщины, а также больные.
Из выступлений на пленуме следовало, что именно эти категории амнистированных дестабилизировали обстановку в стране, и это было частью дьявольского плана Берии по захвату власти. Мол, с целью наведения порядка он готовился всю полноту власти передать возглавляемым им органам внутренних дел, а сам намеревался объявить себя диктатором.
Как уже много раз бывало, зернышки правды, однако, утонули в потоке обвинений даже в выступлении Ворошилова. Климент Ефремович, как будто спохватившись, тут же сменил пластинку и дальше уже говорил, как и другие, о чудовищных мерзостях Берии. Не забыл поблагодарить товарищей, которые сидели здесь же, в зале, что они его разоблачили. Сам же’ Ворошилов, оказывается, узнал об этом последним, что вызвало смех в зале. Узнаете хитрющего кремлевского лиса? Вот так же он будет вилять в этом зале через четыре года, на июньском (1957 г.) Пленуме ЦК КПСС, будет каяться, что поддержал антихрущевскую группу и в оправдание произнесет свои знаменитые, облетевшие страну, слова: «Бес попутал».
Пленум установил, что начало преступной деятельности Берии и тайной связи с иностранными разведками относилось еще ко времени гражданской войны, когда в 1919 году он, находясь в Баку, совершил предательство, поступив на секретно-агентурную должность в разведку контрреволюционного мусаватистского правительства в Азербайджане, действовавшего под контролем английских разведывательных служб. В докладе Маленкова упоминалось, что об этом говорилось еще на пленуме ЦК в 1938 году, но Берия, получив такое страшное обвинение, тем не менее не счел нужным найти подтверждение хотя бы у одного из бакинских работников, которые все тогда были живы, для того, чтобы смыть с себя это пятно. Микоян тоже заявил: Берия на эту тему с ним никогда не заговаривал, а ведь, как мы помним, он был весьма щепетилен в отношении своей собственной личности в таких вопросах. Кто-кто, а Берия никогда не упустил бы возможности опровергнуть любой упрек в свой адрес. Раз этого не сделал — значит, чувствовал свою вину.
Далее Микоян рассказал следующее. С Берией он впервые встретился в 1920 году в Баку после установления советской власти. Берия был подобран Бакинским комитетом партии для посылки в Грузию в качестве курьера по доставке секретного письма. До этой встречи Микоян его не знал. Маленков спросил Микояна, были ли еще какие-либо большевистские организации, которые могли использовать Берию для выполнения секретных поручений, в том числе для засылки к мусаватистам с целью добычи нужных сведений. Ответ Микояна дает историкам большой простор для архивных изысканий. Анастас Иванович честно признался, что верхушку руководящих работников посылал лично он сам, а остальных — другие. Мог посылать, например, Касьян Тер-Каспарян, а мог и Виктор Нанейшвили. Впрочем, не только они.
Но ведь не нами подмечено: каждый слышит то, что хочет услышать. Точку над «и» поставил Хрущев, заявив: был или не был Берия послан партийной организацией, это не увеличивает доверия, когда он раскрыт в наших глазах. Тут и Анастас Иванович, вспомнивший, что его и Орджоникидзе, и Сталин расспрашивали, а вот Берия ни разу не поднимал эту тему — интересно, почему? — усомнился: действительно, не была ли работа Берии в контрразведке ширмой для выполнения поручений? Не только от большевиков, а от других хозяев? А может, от нескольких одновременно?
С твердостью ответить на этот вопрос не может сегодня ни один историк. Никому пока не дано сказать ни утвердительно, ни отрицательно. «Ранний Берия» — это до сих пор мало исследованная тема. И чем больше углубляешься в архивные источники, по наивности полагая, что приближаешься к истине, тем, как выясняется, сильнее от нее отдаляешься.
Считалось, что о связях Берии с мусаватистской разведкой вопрос впервые был поднят на пленуме ЦК в 1938 году, на котором после снятия Ежова и назначения вместо него Берии вслух заговорили о перегибах в репрессиях. По воспоминаниям Н. С. Хрущева, это был очень самокритичный пленум: «Выступали тогда все, и каждый выступающий должен был кого-то критиковать».
Берию осмелился критиковать Г. Каминский, тогдашний нарком здравоохранения. Он выступил и сказал: «Все выступают и все говорят, что знают о других. Я тоже хотел бы сказать, чтобы в партии было известно. Когда я работал в Баку (он работал секретарем Бакинского горкома' партии в первые годы советской власти, еще при жизни Ленина. — Н. 3.), то ходили упорные слухи, что Берия во время оккупации Баку английскими войсками, когда было создано мусаватистское правительство, работал в органах разведки мусаватистов, а мусаватистская контрразведка работала под руководством английской контрразведки. Таким образом, говорили, Берия в то время являлся агентом английской разведки через мусаватистскую контрразведку».
Хрущев свидетельствует: никто не выступил с опровержением или с разъяснением. От Берии тоже не поступило никакой справки. Каминский через некоторое время был арестован и исчез бесследно. По Хрущеву выходит, что разоблачение Берии стоило наркому здравоохранения жизни.
Однако здесь возникает несколько вопросов. Почему столь серьезному обвинению в адрес Берии, новичка в кремлевском ареопаге, не был дан ход? Почему не создали комиссию для расследований? Не потребовали объяснений от подозреваемого? Каминский был в Баку секретарем горкома — не являлось ли это заявление отголоском каких-то служебных трений в годы совместной работы? И еще. В исторической литературе арест и уничтожение Каминского связываются с медицинским заключением о смерти Орджоникидзе, которое подписал нарком и группа кремлевских профессоров. Они якобы знали подлинную причину смерти Серго. Действительно, могли Берия единолично принять решение о физическом уничтожении наркома да еще после того, как он выступил с таким заявлением? Видно, кому-то выгодно было взваливать все беззакония на одного человека. Вон и Катынское дело повесили на Берию. Теперь-то мы знаем, кто принимал решение о расстреле 20 тысяч польских офицеров и, кажется, другими глазами начали смотреть на Берию.
Версия о том, что Берия — давнишний агент империалистических разведок, и раньше не очень пользовалась доверием у населения, не говоря уже об историках. Член Политбюро ЦК КПСС, первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, Маршал Советского Союза — и вдруг самый заурядный шпион? А почему же тогда он не затягивал создание атомной бомбы — ведь это было бы на руку империалистам, не выдал другие наши оборонные тайны Западу? Не вел курс на поражение СССР в Великой Отечественной войне, будучи заместителем председателя ГКО, то есть самого Сталина? Более удобного момента, кажется, для этого не придумаешь — немцы стояли у стен Москвы. Что мешало ему открыть ворота столицы ударной силе международного империализма — войскам гитлеровского вермахта?
Впрочем, на следствии ему предъявили обвинение в попытке сблизиться с Гитлером. В приговоре суда от 23 декабря 1953 года в числе других преступлений было записано, что в 1941 году Берия пытался установить связь с фюрером, предлагал ему уступить ряд территорий СССР, в 1943 году пытался открыть врагу Главный Кавказский хребет, чтобы немцы оккупировали Закавказье. Объяснения подсудимого о том, что действительно осенью 1941 года по заданию Сталина, вспомнившего обстоятельства Брестского мира, он пытался через другие страны прозондировать, на каких бы условиях Гитлер мог прекратить дальнейшее наступление, приняты во внимание не были.
Нелепость обвинений в шпионаже очевидна. С кем, как и когда осуществлял свои преступные связи обвиняемый до и после войны — а это главный вопрос, — из разосланных в партийные организации материалов по делу Берии видно не было. Стенограмма пленума ЦК по этому вопросу тоже убеждает в отсутствии фактической стороны обвинения. Все больше историков и даже потомков политических деятелей той эпохи вынуждены констатировать: увы, Берию зачислили в агенты «под горячую руку». Такой точки зрений придерживается, в частности, доктор исторических наук Серго Микоян. Победившая летом 1953 года во внутрикремлевской борьбе за власть группа поступила с побежденным точно так же, как это делалось и во время судебных процессов 1936–1938 годов, когда низвергнутые с пьедесталов объявлялись наймитами буржуазных разведок. Помните яростные дискуссии в прессе в горбачевские времена о том, был ли Сталин осведомителем царской охранки? Не звенья ли это одной цепи, не следствие ли одномерности нашего мышления?
Вы уже вздохнули с облегчением? Погодите, дело вовсе не прояснилось, как следовало ожидать. Похоже, еще больше запуталось!
Едва только я хотел перейти к другим загадкам биографии молодого Берии, как неожиданно всплыло, что впервые обвинение в связях с мусаватистской разведкой ему было предъявлено не в 1938 году на пленуме ЦК, а значительно раньше — в 1926-м. Сведения об этом содержатся в небольшой публикации Н. Кванталиани, сына репрессированного начальника Берии, бывшего сначала председателем ЧК, а затем ГПУ Грузии, члена партии с 1906 года, достаточно известного самому Сталину. Берия будто бы представил тогда документы и свидетелей, которые подтвердили, что он выполнял партийное поручение. Однако, пишет Кванталиани, не все поверили этим утверждениям. Некоторые считали, что представленные документы — липа. Тем не менее обвинение с подозреваемого сняли. По мнению Н. Кванталиани, основанном на рассказах его отца, исходили из того, что Берии тогда было 19–20 лет — возраст, в котором говорить о сложившемся мировоззрении весьма затруднительно. Если и были какие-то контакты с мусаватистской разведкой, то вовсе не в силу идейных убеждений. Время было тревожное, смутное, советская власть далеко — в России.
И тем не менее итогами разбирательства были удовлетворены далеко не все. Вопрос якобы доложили самому Дзержинскому. Однако через несколько дней — 20 июня 1926 года — Феликс Эдмундович скончался. Берии ошеломляюще повезло — дело закрыли. Впрочем, Н. Кванталиани не особенно настаивает на своей версии — даже если Берия и имел компрометирующие его связи, то он был мелкой сошкой, а его интересы в большой политике ограничивались скорее всего попытками предугадать, кто победит.
Но и этот случай предъявления столь серьезного обвинения, оказывается, тоже не был первым! Другой сын другого репрессированного отца, секретаря МЧК в 1918–1921 годах и начальника административной части ГПУ — ОГПУ в 1922–1924 годах Я. Берзина, описал потрясающий факт: в декабре 1921 года Дзержинский вызвал его и вручил ордер на арест Берии. При этом Феликс Эдмундович сказал, что Кедров написал докладную, в которой есть факты о провокаторской деятельности Берии — ответственного работника Азербайджанской ЧК.
Отец рассказывал Берзину, что для задержания и ареста Берии был назначен наряд из четырех чекистов. Ни старший по наряду, ни трое бойцов не знали, кого им предстояло арестовать.
Однако за несколько часов до прихода ночного поезда из Баку Дзержинский вновь вызвал Берзина и сказал, что арест отменяется, попросил сдать ордер и уничтожил его. «Что случилось?» — спросил Я. Берзин. «Позвонил Сталин и, сославшись на поручительство Микояна, попросил не принимать строгих мер к Берии», — ответил Дзержинский. Берия в ту ночь не прибыл в Москву. Докладная Кедрова осталась у Дзержинского, в аппарате ЧК она не была зарегистрирована, и дальнейшая ее судьба неизвестна.
Сегодня многие исследователи сходятся во мнении, что Сталин познакомился с Берией лишь в 1924 году. Получается, что ходатаем за него выступал Микоян, знавший его с 1919 года? А как же тогда понимать выступление Анастаса Ивановича на пленуме ЦК, рассматривавшего дело Берии?
Загадка? И да, и нет.
Хранящиеся в личном деле Берии документы свидетельствуют о том, что Микоян был далеко не единственным покровителем рвавшегося к власти честолюбивого горца. К моменту суда над Берией не было в живых многих, кто способствовал его стремительному продвижению по ступеням служебной лестницы — довольно крутой и опасной. Интересно, как отнеслись бы эти люди к документам, подписанным ими, если бы их, скажем, огласили на упомянутом пленуме?
Что сказал бы в свое оправдание Р. Ахундов — секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, ученый и публицист, государственный деятель, подписавший в 1923 году вот этот документ: «Удостоверение дано сие ответственному партийному работнику тов. Л. П. Берии в том, что он обладает выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма… Работая управделами ЦК Азербайджанской компартии, чрезвычайным уполномоченным регистрода Кавказского фронта при реввоенсовете 11-й армии и ответственным секретарем Чрезвычайной комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих, он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней деятельности, что следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве…»? Увы, мы никогда уже не узнаем, за что молодой партийный работник Лаврентий Берия удостоен столь непривычной для его ранга оценки — как человек, обладающий «выдающимися способностями». ^Подписавший эту необычную характеристику Ахундов, виднейший партийный деятель, один из первых переводчиков трудов Маркса, Энгельса и Ленина на азербайджанский язык, был репрессирован в 1938 году. Неужели такой кристально честный человек, как он, был способен на обман и фальсификацию?
Неужели признал бы ошибкой свой приказ за № 45, изданный в 1923 году, Иосиф Уншлихт — виднейший советский государственный и военный деятель, входивший в октябрьские дни 1917 года в состав Петроградского военно-революционного комитета, три года бывший заместителем председателя ВЧК Дзержинского, пять лет — заместителем председателя Реввоенсовета и наркомвоенмора СССР Ворошилова, с 1935 года до ареста в 1938-м занимавший высокую должность секретаря ВЦИК? Вот он, этот приказ, аккуратно подшитый в личное дело Берии: «За энергичное и умелое проведение ликвидации Закавказской организации партии социал-революционе-ров начальник секретно-оперативной части Бакинского губотдела тов. Берия и начальник секретного отдела тов. Иоссем награждаются оружием — револьвером системы «Браунинг» с надписями, о чем занести в их послужные списки…»
Бил ли бы себя в грудь, каялся ли бы в издании постановления о награждении Берии золотыми часами с монограммой председатель Совнаркома Азербайджана Гасанфар Мусабегов, отмечая заслуги начальника секретно-оперативного отделения республиканской ЧК в умелом руководстве блестяще выполненной в государственном масштабе операции по разгрому врагов советской власти?
Никго сегодня не знает, как повели бы себя эти известнейшие в прошлом люди, что говорили бы они в защиту или в осуждение человека, возвышению которого сознательно или косвенно способствовали. Смущает, конечно, одна деталь: все трое погибли в одном, 1938-м году. Именно тогда их выдвиженец перебрался в Москву и стал сначала заместителем Ежова, а спустя три месяца пересел в его кресло. Была ли прямая связь между трагической кончиной тех, кто служил «буксирами» и «буксирчиками» в его карьере, и стремительным взлетом «буксируемого»? Мистика какая-то: вместо благодарности — месть за поддержку? За отличные рекомендации и характеристики?
Истины ради следует отметить, что бытует и такая точка зрения. Правда, историки относятся к ней довольно сдержанно, поскольку выдвинули ее и разделяют в основном родственники пострадавших, а тут возможен и некоторый перехлест, вполне объяснимый и по-человечески вполне понятный. Но эмоции эмоциями, а история опирается лишь на хорошо проверенные, достоверные факты.
Люди, подметившие странную бериевскую черту, которая проявлялась в болезненном стремлении преследовать и уничтожать всех, кто когда-либо его поддерживал и двигал вверх, кроме примеров из тридцатых годов, обнаруживают еще более ранние случаи аналогичного характера. Самый громкий из них — загадочная гибель А. Ф. Мясникова, по поводу которой было много слухов и пересудов. Действительно, в личном деле Берии есть характеристика, подписанная в 1924 году Мясниковым, тогдашним первым секретарем Закавказского крайкома партии. «Берия — интеллигент… Заявил себя в Баку как способный чекист на посту заместителя председателя ЧК Азербайджана и начальника секретно-оперативной части. Ныне начсот (начальник секретно-оперативной части. 7 Н. 3.) Грузинской ЧК». Ангельская характеристика дьяволу, негодуют в начале девяностых годов, спустя семьдесят лет после происшедшего.
Остановлюсь подробнее на этой истории еще и потому, что Александр Федорович Мясников (Мясни-кян) хорошо известен и в Беларуси: участвовал в установлении советской власти в Минске, в августе 1917 года основал ныне выходящую газету «Звязда».
Согласно правительственному сообщению, 22 марта 1925 года вблизи Дидубийского ипподрома вследствие аварии аэроплана «Юнкере-13» трагически погибли заместитель Председателя Совнаркома ЗСФСР, член Президиума ЦИК СССР, член РВС СССР Александр Федорович Мясников, председатель Закавказской Ч К Соломон Григорьевич Могилевский и заместитель наркома РКИ в ЗСФСР Георгий Александрович Атарбеков. Вместе с ними погибли два летчика — Шпиль и Сагарадзе.
А. Антонов-Овсеенко, сын знаменитого-революционера, репрессированного в сталинские времена, приводит подробности аварии, описанной в акте технической комиссии. В 11 часов 50 минут самолет поднялся в воздух. В 12 часов 05 минут дежурный центральной телефонной станции передал: «В воздухе «Юнкере». Самолет горит». Через пять минут самолет сел на землю.
К месту аварии на грузовике направились военные летчики. Свидетели показали: на высоте 20 метров из самолета выпали один за другим два пассажира. Перед самой землей из кабины вывалился пилот. При ударе о землю взорвались баки с горючим. Под обломками обнаружили обгоревшие трупы Мясникова и второго пилота Сагарадзе.
Технический осмотр показал, что мотор и системы управления вполне исправны. Причина пожара не установлена.
Отталкиваясь от этого первого сообщения, опубликованного через день после аварии в республиканской газете «Заря Востока», А. Антонов-Овсеенко высказывает догадку о том, что Александр Мясников якобы располагал сведениями, политически компрометирующими Сталина, и потому набиравший силу генсек начал опасаться нежелательного свидетеля. По версии А. Антонова-Овсеенко, Мясников был обречен, и кто бы с ним ни поднялся в мартовское утро в воздух, должен был погибнуть. Берия узнал о живой угрозе для генсека и оказал ему первую, не стоящую больших усилий услугу.
На чем основано это предположение? А. Антонов-Овсеенко пишет: несколько старых партийцев, товарищей Мясникова по дореволюционному подполью, знали о некоей жгучей сталинской тайне, в которую был посвящен Мясников. Но фамилий свидетелей не называет. Кто они, эти люди? Неизвестно. Столь же глухо и неопределенно, одной фразой, старый чекист Сурен Газарян вспоминал после XX съезда партии: когда-нибудь история прольет свет на это дело и выявит роль Берии. Снова никаких прямых улик. Вряд ли в качестве доказательства можно принять и такой аргумент: после гибели Мясникова агенты ГПУ еще долгое время не спускали глаз с его товарищей и родных. Равно как и постоянное дежурство у подъезда дома, где жила его больная жена. Подобный интерес мог быть вызван как раз обстоятельствами сохранения безопасности этих лиц — время-то в Закавказье было неспокойное, нападения на советских и партийных активистов не являлись тогда редкостью. Не случайно ведь Троцкий, отдыхавший в Сухуми в ту пору, когда случилось несчастье, прибыл в Тбилиси и заявил публично: «Надо еще спросить о причине гибели трех товарищей у грузинских меньшевиков».
Пожалуй, единственный заслуживающий внимания аргумент в пользу версии А. Антонова-Овсеенко — это ссылка на вдову пилота Иосифа Шпиля. Но насколько он убедителен, судите сами. Впоследствии жена летчика вспоминала, что муж, предчувствуя недоброе, просил начальство заменить его кем-нибудь. Такое могло быть, подтвердили мне сведущие в авиации люди. Случаи, когда летчик как бы предчувствует недоброе и в полете оно обязательно происходит, нередки. Но правомерно задать и такой вопрос: а если причина аварии вовсе не в преднамеренном злом умысле, а в элементарном отказе техники? Неужели летчик способен нутром ощутить именно замышляемую диверсию, а не сам факт катастрофы?
Только недавно стало известно, что создавалась авторитетнейшая экспертная комиссия по выяснению обстоятельств авиакатастрофы. Комиссия, возглавляемая командующим Краснознаменной Кавказской армией Августом Корком, подтвердила выводы первой — несчастный случай. Но и это не все. Поскольку случай был не из рядовых, и погибли не простые, а довольно известные пассажиры, да и происшествие получило международную огласку, самолет-то ведь был немецкий, создавалась и третья комиссия. В ее работе участвовали виднейшие авиаинженеры. Тот же результат: пилоты действовали правомерно, немецкая фирма — надежна, причина — несчастный случай.
Как бы там ни было, но заключения трех комиссий не опровергнуты до сих пор. Да и по прошествии стольких лет вряд ли кто сейчас будет требовать этого. СССР нет, а его былые герои, похоже, никого не интересуют.
Единственное, в чем можно согласиться с авторами, придерживающимися мнения о маниакальной мести Берии всем его бывшим «буксирам» и малым «буксирчикам», так это в том, что молодого честолюбивого горца действительно «вели», проталкивали наверх безупречные большевистские деятели того времени. К списку имен, уже известных читателям, добавлю и Кирова. «Тов. Берия хороший и энергичный чекист, проявил себя на чекистской работе с хорошей стороны», — такую характеристику дал ему Сергей Миронович.
Ну вот и Киров, удовлетворенно хмыкнет кто-либо из читателей, найдя в этом имени подтверждение версии сыновей репрессированных. Киров-то ведь был убит, и, как писали в конце восьмидесятых годов некоторые публицисты из демократического лагеря, к выстрелу в Смольном несомненно-приложил руку Лаврентий Павлович — стараясь угодить Сталину, избавить его от соперника с нарастающей популярностью. При этом глухо намекали и на личную неприязнь Берии к Кирову.
Действительно, в мае 1922 года в их отношениях возникли некоторые шероховатости. Киров, возглавлявший тогда ЦК Компартии Азербайджана, издал в июне строгую директиву в адрес органов ЧК республики и лично Берии о недопустимости вести агентурную слежку за партийными работниками, вмешиваться во внутреннюю жизнь парторганизаций. Более того, оба обменялись довольно колкими письмами по этому поводу. Правда, Берия отрицал свою вину, и Киров, похоже, поверил ему. Но Лаврентий Павлович, считают некоторые, той «переписки» не забыл.
Однако комиссия Александра Яковлева документального подтверждения версии о причастности Берии к убийству Кирова не нашла. Историки все более склонны признать версию, выдвинутую петербургскими исследователями: в Кирова стрелял отчаявшийся одиночка, восставший против абсолютизма партийной власти, уволенный с партийной работы партийной же инстанцией, нигде не нашедший понимания и поддержки: ни в Смольном, ни в ЦК, ни у самого Сталина, к которому безуспешно обращался за помощью. Найдены скрывавшиеся долгие годы во мраке неизвестности дневники Николаева, убийцы Кирова, и они вполне проливают свет на подлинные причины рокового выстрела в Смольном.
На мой взгляд, есть две главные причины объяснения того, почему Берию постоянно проталкивали наверх. Во-первых, это среда. Ни в одной стране, кроме нашей, не ценится так высоко рекомендация высшего начальника. А зародилась эта традиция в подполье. Стиль и методы деятельности партии долгое время несли отпечаток, наложенный условиями нелегальной работы. Отсюда вполне понятная подозрительность и недоверие ко всякому новому в партийной среде человеку, особенно после того, как партия пришла к власти — в карьеристских целях к ней примазывалось немало случайных людей. На первый план в кадровой работе выступало поручительство какого-нибудь авторитета. Для вступления в партию требовались рекомендации трех человек, лично знавших кандидата и несших за него ответственность. Чем выше ранг у поручителя, тем надежнее, тем больше шансов для продвижения. Так что никакого исключения Берия не представлял. Он жил по законам того круга, в котором вращался.
Во-вторых, нельзя, конечно, недооценивать и личностных качеств нашего, скажем так, антигероя. Как всякий восточный человек, он в полной мере обладал тончайшим искусством лести, умением оставить о себе самое благоприятное впечатление, мастерством ненавязчиво приблизиться к тем, кто обладал силой и властью. Берия льнул ко всем, кто мог влиять на судьбы других. Достоверно известно, например, что его сына, родившегося в 1925 году, сначала нарекли Отаром. Но стоило Орджоникидзе через год переехать в Москву, как Берия срочно «перекрестил» сына в Серго.
Лаврентий Павлович, несомненно, умел играть на свойствах характера и других сильных мира своего. Возвращаясь к версии о покровительстве со стороны Орджоникидзе, можно сослаться на мнение историка Дмитрия Волкогонова, который считает, что в начале карьеры Берия использовал знакомство своей жены Нины Гегечкори (как и ее дяди — революционера) с Орджоникидзе. Возможно, допускает этот исследователь, Берии такое знакомство помогло. Но тот очень скоро «раскусил» авантюриста и крайне неприязненно и настороженно относился к выдвижению Берии. «Раскусил» в смысле понял, что конкурент может обскакать? Не ясно…
Безусловно, Берия в этом плане был далеко не оригинален. Стоило в семье Сталина появиться дочери по имени Светлана, как молодожены Молотовы тут же нарекли свою чадунюшку точно таким же именем. Я уже не говорю об униформе, которую кремлевские жильцы копировали с главного кремлевского хозяина, о режиме дня, который все большие и малые начальники от Бреста до Камчатки подстраивали под одного единственного человека.
Выдерживают ли критику обвинения Берии в интригантстве сегодня, когда стало известно, что каждый лидер, приходивший к власти после Ленина, добивался этого исключительно путем заговоров и отчаянной борьбы с использованием далеко не парламентских методов? Хитроумную сеть закулисных интриг против своих бывших единомышленников по антибериевскому блоку плел Хрущев, прежде чем свалил такие мощные фигуры, как Молотов, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков. Вспомним, как освобождались в свою очередь от Хрущева, как рвались к власти Брежнев, Черненко, Андропов, как расчищал себе дорогу Горбачев, устраняя с дороги таких потенциальных соперников, как Гришин и Романов.
И только ли в Кремле такое происходило? Вспомним историю восхождения к вершинам власти лидеров многих европейских и заокеанских держав. Подлости, коварству, лицемерию, предательству на пути к вожделенной цели нет числа!
Послужной список Берии как чекиста, предшествовавший выдвижению на партийную работу, абсолютно чист! Его венчал приказ председателя ОГПУ В. Менжинского, изданный в 1931 году по случаю десятилетия Грузинской ЧК. «Коллегия ОГПУ, — говорится в приказе, — с особым удовлетворением отмечает, что вся… огромная напряженная работа в основном проделана своими национальными кадрами, выращенными, воспитанными и закаленными в огне боевой работы под бессменным руководством тов. Берии, сумевшего с исключительным чутьем всегда отчетливо ориентироваться и в сложнейшей обстановке, политически правильно разрешая поставленные задачи, и в то же время личным примером заражать сотрудников, передавая им свой организационный опыт и оперативные навыки, воспитывая их в безоговорочной преданности Коммунистической партии и ее Центральному Комитету».
Эта блестящая характеристика, данная ближайшим сподвижником и преемником железного Феликса, была своеобразным пропуском в партийный аппарат, мандатом на высокие партийные должности, ярлыком на княжение в Грузии и Закавказье. Москва устами главы тайной полиции провозгласила: доверия достоин!
И уже спустя восемь месяцев Берия становится первым секретарем ЦК КП(б) Грузии, вторым секретарем Закавказского крайкома. Менее чем через год он возглавил всю Закавказскую партийную организацию.
Молодой Берия мало известен не только массовому читателю, но и историкам. Кроме отдельных обвинений в сотрудничестве с мусаватистами и через них с английской разведкой, мы практически ничего о раннем периоде его жизни не знаем. В какой семье он родился, где учился, чем занимался в юности? Что формировало его характер?
В личном деле Берии хранится автобиография, написанная им самим. Четыре страницы убористого текста. Внизу — подпись и дата: 1923 год, 27/Х. Документ интереснейший во всех отношениях. Хотя бы потому, что составлял его 24-летний молодой человек, вряд ли подозревавший тогда о том, что судьба вознесет его на самый верх кремлевского ареопага, и потому мало заботившийся об особом интересе будущих исследователей к его личности. Молодой Берия, надо полагать, пишет обо всем без утайки, без замалчивания некоторых спорных моментов своей короткой, но уже довольно бурной жизни.
Воспроизведем же этот мало известный даже профессиональным историкам документ, если он хоть в какой-то мере поможет нарушить заговор зловещего молчания вокруг этого объявленного дьяволом человека, если устранит вакуум информационной пустоты, образовавшийся в официальной историографии и не преодоленный даже в годы горбачевской гласности, если поможет взглянуть непредвзято на то, что тщательно скрывалось в течение многих десятилетий. Что может быть приятнее для скромного исследователя, ставящего превыше всего торжество исторической истины?
Итак, какие ведьмовские соки вскормили и вспоили его пресловутый демонизм?
Обращаемся к самому раннему детству. Подобно миллионам своих дерзких сверстников, отученных от старомодной формулы: «Рожден тогда-то и там-то», 24-лет-ний Берия использует новую, отражавшую массовое сознание молодого советского поколения: «Родился я 17 марта 1899 года в селе Мерхеули (в 15 верстах от города Сухума) в бедной крестьянской семье». Обратили внимание? «Родился я…» Горделивое местоимение не на первом, ныне привычном, месте, а на втором, что при внимательном прочтении говорит о многом.
Ввиду того, что плата за обучение была в тягость родителям, продолжает составитель автобиографии, будучи еще учеником Сухумского городского училища, он готовил учеников младших классов, помогая таким образом семье, и это продолжалось с перерывами до 1915 года. В том году шестнадцатилетний юноша — один! — покидает родительский кров и переезжает в Баку, где начинает свою самостоятельную жизнь. В Баку Лаврентий поступает в техническое училище, и вскоре к нему приезжают мать, глухонемая сестра и пятилетняя племянница. Отныне заботы об их содержании полностью ложатся на его плечи, он — единственный их кормилец.
Об образовании. В Сухуми окончил высшее начальное училище, в которое поступил восьмилетним мальчиком. В Бакинском среднем механико-строительном техническом училище обучался четыре года. В 1919 году окончил его, а в 1920-м, когда училище преобразовали в политехнический институт, поступил на первый курс. Занятия в институте продолжались с перебоями до 1922 года, когда Заккрайком перевел его из Баку в Тифлис. Учение пришлось прекратить. К тому времени он числился студентом третьего курса.
Началом своей партийной работы Берия назвал в автобиографии 1915 год. Правда, это были зачаточные формы, признается он. В октябре 1915 года ими — группой учащихся Бакинского технического училища — был организован, нелегальный марксистский кружок, куда входили и учащиеся других учебных заведений. Кружок просуществовал до февраля 1917 года. В этом кружке Лаврентий состоял казначеем. Читали рефераты, разбирали книги, получаемые из рабочих организаций. В марте 1917 года совместно с В. Егоровым, Пуховичем, Аванесовым и еще одним товарищем Берия организовал ячейку РСДРП(б), где являлся членом ее бюро.
Во время летних каникул 1916 года служил в качестве практиканта в главной конторе Нобеля в Балаханах — зарабатывал на пропитание себе и семье.
«В ходе дальнейших событий, начиная с 1917 года, в Закавказье я вовлекаюсь в общее русло партийносоветской работы, — продолжает Берия, — которая перебрасывает меня с места на место, из условий легального существования партии (в 1918 г. в г. Баку) в нелегальные (19 и 20 гг.) и прерывается выездом моим в Грузию». В июне 1917 года в качестве техника-практиканта поступил в гидротехническую организацию армии Румынского фронта и выехал с последней в Одессу, а оттуда в Румынию, где работал в лесном отряде села Негуляшты.
Вокруг времени вступления Берии в партию ходило немало кривотолков. Впрочем, только ли его одного? Вспомним Щорса, других участников революции и гражданской войны. Кто сегодня с полной определенностью скажет, как проходил тогда прием в партию? В нее принимали или люди сами определяли свое членство? В дореволюционные годы, как мы знаем, процедура приема была совершенно иная, чем, скажем, в пятидесятые или шестидесятые годы. Если бы вопрос ставился столь сурово, как к Берии, думаю, что ни один деятель из высших партийных эшелонов не смог бы подтвердить свой партийный стаж необходимыми документами. Собственно, о каких документах могла идти речь, если партия действовала в условиях глубочайшей конспирации?
Тем не менее Берии инкриминировали и это. Очень выгодно было провести водораздел между ним и партией. В многочисленных публикациях о злодеяниях Берии подчеркивалось: у него ничего общего не было с партией. Именно такие, как он, дискредитировали ее.
Стремлением отделить его от партии, попытками доказать, что он вовсе и не вступал в нее, проникнуты протоколы допросов арестованного Берии в июне 1953 года. Вот только одна выдержка.
«ВОПРОС. Как могло случиться, что вы, будучи членом партии с марта 1917 года, в июне этого года добровольно вступили практикантом в гидротехническую организацию и выехали в Одессу? Было ли это поступление согласовано вами с партийной организацией?
ОТВЕТ. Что я поступил в эту организацию, Пуринов (Цуринов-Аванесов — соученик по техническому училищу, с которым создавали ячейку РСДРП) знал, но я ни с кем из партийной организации этого не согласовывал…»
Протокол допроса датирован 19 июля. Как видим, следствие отчаянно, изо всех сил старалось наскрести хоть что-нибудь! Копались даже в сугубо внутрипартийных вопросах: а вдруг членство в партии и членство в партбюро были сфальсифицированы?
Однако продолжим жизнеописание Берии. В Румынии он был, по его словам, выборным от рабочих и солдат, председателем отрядного комитета. В качестве делегата от отряда часто бывал на рабочих съездах. В начале 1918 года возвратился в Баку, восемь месяцев работал в секретариате Бакинского Совета рабочих, солдатских и матросских депутатов, вплоть до занятия города турками. В первое время турецкой оккупации — конторщик на заводе «Каспийское товарищество».
«В связи с началом усиленных занятий в техническом училище, — пишет он, — и необходимостью сдать некоторые переходные экзамены я принужден был бросить службу. С февраля 1919 г. по апрель 1920 г., будучи председателем ком. ячейки техников, под руководством старших товарищей выполнял отдельные поручения райкома, сам занимаясь с другими ячейками в качестве инструктора…»
Стоп! «С февраля 1919 г.» Именно этот год считает А. Антонов-Овсеенко подлинным временем вступления Берии в партию, а вовсе не март 1917-го. Приписал себе два года партстажа? Если даже и так, то он был далеко не единственным в те отдаленные времена, не говоря уже о более близких.
Сколько людей, приехавших издалека, можно было наблюдать в коридорах КПК при ЦК КПСС. Многие были по вопросам партстажа. Посетителей значительно прибавилось, когда вышло положение о ветеранах партии, награждаемых значком «50 лет в КПСС».
А вот и строки об эпизоде, который преследовал Берию до конца его жизни и остался позорным пятном после кончины. Оказывается, еще в 1923 году он рассказал, не утаивая, об этом в своей автобиографии. Стало быть, он и сам не скрывал? «Осенью того же 1919 года, — чистосердечно признается будущий хозяин грозного ведомства, — от партии Гуммет поступаю на службу в контрразведку, где работаю вместе с товарищем Муссеви. Приблизительно в марте 1920 года, после убийства тов. Муссеви, я оставляю работу в контрразведке и непродолжительное время работаю в Бакинской таможне».
Я уже касался этой темной страницы в биографии своего антигероя, приводил на сей счет разные суждения. В конце концов, Берия не отрицает факта работы в мусаватистской разведке. Кто возьмется установить, на каких хозяев работал Берия, спрашивает А. Антонов-Овсеенко. И далее продолжает: известно, что мусаватистская разведка находилась под контролем английской, а ее тесная связь с турецкой обусловила контакт с немецкой. Но «добытые Берией данные Багиров передавал в Царицын, в штаб X армии». Это — утверждение А. Антонова-Овсеенко, которого, как вы догадываетесь, к числу симпатизирующих Берии никак не отнесешь.
И снова — об аналогиях. Разве Берия был единственным в Кремле, кто запятнал себя в молодости компрометирующими связями?' Если бы единственным! Вспомним Вышинского, который дослужился до поста заместителя Председателя Совета Министров СССР, а в молодости был меньшевиком и даже подписывал печально известный ордер на задержание Ленина в летнее безвременье 1917 года. Грех поболе!
Далее Берия рассказывает о себе следующее: «С первых же дней после Апрельского переворота в Азербайджане краевым комитетом компартии большевиков от регистрода (регистрационный, т. е. разведывательный отдел. — Н. 3.) Кавказского фронта при РВС 11-й армии командируюсь в Грузию для подпольной зарубежной работы (в то время в Грузии у власти находилось меньшевистское правительство. — Н. 3.) в качестве уполномоченного. В Тифлисе связываюсь с краевым комитетом в лице тов. Амаяка Назаретяна, раскидываю сеть резидентов в Грузии и Армении, устанавливаю связь со штабами грузинской армии и гвардии, регулярно посылаю курьеров в регистрод г. Баку. В Тифлисе меня арестовывают вместе с центральным комитетом Грузии, но согласно переговорам Г. Стуруа с Ноем Жордания освобождают всех с предложением в 3-дневный срок покинуть Грузию».
Однако Берии удается остаться в Тифлисе. Под вымышленной фамилией Лакербая он поступает на службу в представительство РСФСР, которое возглавлял Киров. В мае 1920 года Берия выезжает в Баку в регистрод за получением директив в связи с заключением мирного договора России с Грузией, но на обратном пути в Тифлис его арестовывают. Хлопоты Кирова не помогают, и молодого разведчика препровождают под охраной в Кутаисскую тюрьму. Весь июнь и июль он провел в заключении. Условия там были невыносимые, и политзаключенные объявили голодовку. Она продолжалась четыре с половиной дня. Отказ от приема пищи вынудил власти этапировать несломленного, узника в Азербайджан.
В августе 1920 года ЦК РКП назначает его управляющим делами ЦК Компартии Азербайджана.
«На этой должности я остаюсь до октября 1920 года, — пишет Берия в своей автобиографии, — после чего Центральным Комитетом назначен был ответственным секретарем Чрезвычайной Комиссии по экспроприации буржуазии и улучшению быта рабочих. Эту работу я и т. Саркис (председатель комиссии) проводили в ударном порядке вплоть до ликвидации Комиссии (февраль 1921 года). С окончанием работы в Комиссии мне удается упросить Центральный Комитет дать возможность продолжать образование в институте, где к тому времени я числился студентом (со дня его открытия в 1920 году). Согласно моим просьбам ЦК меня посылает в институт, дав стипендию через БакСовет. Однако не проходит и двух недель, как ЦК посылает требование в Кавбюро откомандировать меня на работу в Тифлис. В результате ЦК меня снимает с института, но вместо того, чтобы послать в Тифлис, своим постановлением назначает меня в АзЧека заместителем начальника секретно-оперативного отдела (апрель 1921 г.) и вскоре уже — начальником секретно-оперативного отдела — заместителем председателя АзЧека».
Можно ли обнаружить в этих страничках нотки самолюбования? Безусловно. Особенно при строгом прочтении. Яркие перышки мелькают в распущенном павлиньем хвосте то в одном месте, то в другом. К концу их становится все больше. Не буду останавливаться на напряженном и нервном характере работы в АзЧека, приближается к завершению своего жизнеописания 24-летний Берия. Без излишней скромности он делает вывод: положительные результаты такой работы налицо. В качестве примеров приводится разгром мусульманской организации «Иттихат», которая «насчитывала десятки тысяч членов», ликвидацию Закавказской организации правых эсеров, за что, как мы уже знаем, молодому сотруднику ГПУ (ВЧК) своим приказом от 6 февраля 1923 года объявляет благодарность, а также награждает его оружием. Итоги этой же работы отмечены Совнаркомом АзССР в похвальном листе от 12 сентября 1922 года. Не забывает составитель автобиографии даже такой мелочи, как упоминание своего имени в местной печати — с положительной, разумеется, стороны. Затем идет перечисление всевозможных общественных постов, участие в Азербайджанской межведомственной комиссии, в комиссиях Высшего экономического совета и по обследованиям ревтрибунала. Немало места занимает перечисление общественной работы по партийной линии: член бюро ячейки ЧК, делегат всех съездов и конференций Азербайджанской компартии. Состоял также членом Бакинского Совета.
Ярких перьев в хвосте заметно прибавляется по мере описания перехода на работу в Грузию, где Берия занимает пост начальника секретно-оперативной части и заместителя председателя ЧК республики. «Здесь, — пишет он, — принимая во внимание всю серьезность работы и большой объект, отдаю таковой все свои знания и время, в результате в сравнительно короткий срок удается достигнуть серьезных результатов, которые сказываются во всех отраслях работы: такова ликвидация бандитизма, принявшего было грандиозные размеры в Грузии, и разгром меньшевистской организации и вообще антисоветской партии, несмотря на чрезвычайную законспирированность. Результаты достигнутой работы отмечены Центральным Комитетом и ЦИКом Грузии в виде награждения меня орденом Красного Знамени…»
Да уж, чего-чего, а честолюбия у кавказского молодого человека хватает! Хотя, кажется, не обделен и самокритичностью. В самом конце автобиографии читаем: «За время своей партийной и советской работы, особенно в органах ЧК, я сильно отстал как в смысле общего развития, так равно не закончив свое специальное образование». Двадцатичетырехлетний заместитель председателя ЧК Грузии, орденоносец, замеченный московской Лубянкой и отмеченный ею именным оружием, вкусивший пьянящей, почти безграничной власти над жизнями десятков тысяч людей, находит в себе силы расстаться с достигнутыми немалыми высотами. Что повлияло на это решение, да еще в таком возрасте, когда власть застилает глаза и гасит всякие сомнения, шевелящиеся в душе?
Молодой чекист просит ЦК предоставить возможность продолжить образование в техническом институте, поскольку имеет призвание к этой отрасли знаний. Законченное специальное образование, подчеркивает он, даст ему возможность отдать свой опыт и знания советскому строительству именно в этой области, а партии — использовать после завершения учебы так, как она найдет нужным.
Вам симпатичен этот молодой человек? Нравятся его душевные порывы, стремление учиться, приобрести знания, строить новую жизнь? Мне, например, такие качества весьма по душе!
Откуда же тогда появился дьявол, тиран, палач, имя которого сродни проклятью?
Еще не было на земле человека, который, обуреваемый жаждой и стоя у воды, не испытал бы искушения напиться. Тем более что все на его глазах утоляли жажду. Никогда еще и никому не приходилось видеть белую ворону. Ее черные сородичи ни за что не приняли бы такую в свою стаю. А что такое человек, как не животное, пускай себе и социальное? Он тоже живет по внутривидовым законам.
Были ли до Берии в Советском Союзе главнокомандующие заплечных дел? Да сколько угодно — Ягода, Ежов. А после Берии? Ладно, не будем называть имен, скажем дипломатично, что тюрьмы и лагеря существовали во времена хрущевской оттепели и позднее, что неправосудные приговоры выносились и вовсе недавно, скажем, даже в эпоху неудавшейся попытки построить в СССР правовое государство. А весь фокус в том, что маршал и вице-премьер был расстрелян не за пытки в кабинетах НКВД, не за превращение в лагерную пыль ни в чем не повинных людей, не за разнарядки на аресты й не за «черные воронки». Берию расстреляли за преступления, предусмотренные статьями 58-1 «б», 58-8, 58–13, 58–11 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР — т. е. за измену Родине, за организацию антисоветского заговора, за совершение террористических актов и т. д.
Не все ли равно, за что расстреляли Берию, воскликнет иной читатель. Разве он, душегуб и палач, не заслуживает этого?
Может быть, и заслуживает. Не следует исключать и такого варианта. Но ведь расстреляли-то за другое! А как же тогда быть не только с моральными, но и с юридическими основаниями?
Каждое время живет по своим законам. Пленум ЦК, разбиравший дело Берии, состоял из людей, подобранных еще Сталиным. Это была монолитная, сплоченная партийная гвардия. Пройдет некоторое время, и в составе членов ЦК, судивших Берию, произойдут крутые перемены.
Окажутся в «антипартийной группе» Маленков, Молотов, Каганович и «примкнувший к ним Шепилов», застрелится Фадеев, снимут с поста министра обороны Жукова, а через десять лет отправят на пенсию и самого Хрущева. Но тогда, в июле пятьдесят третьего, через четыре месяца после смерти Сталина, весь состав ЦК был сталинским. Он плотно сидел плечом к плечу в креслах кремлевского зала и дружно спихивал вину на одного человека. Его «сдали».
В который раз перечитываю стенограмму пленума. Если свергнутый с пьедестала могущественный соратник занимался антипартийной и антигосударственной деятельностью еще при жизни Сталина, то почему «руководящее ядро» не апеллировало к ЦК раньше — хотя бы после смерти покровителя, которого, допустим, все боялись? Почему Берии позволили занять самые высокие посты в государстве и партии? Почему «руководящее ядро» не могло ждать созыва пленума и решило пойти на скоропалительный арест? И, наконец, в чем все-таки конкретно заключалась его антипартийная и антигосударственная деятельность? Увы, четких и ясных ответов на эти и другие вопросы нет. Внимание в основном концентрируется на отдельных эпизодах биографии, которые, по мнению разоблачающих, показывают его подлинную сущность.
Много места в выступлениях занимала тема, связанная с выходом брошюры Берии «К вопросу об истории большевистских организаций Закавказья», выпущенной в свет в 1936 году и выдержавшей девять изданий. Появление этой работы способствовало политическому вознесению руководителя закавказских большевиков и переводу его в Москву. Таково общее мнение всех ораторов.
Первым эту догадку высказал Микоян. «Вот эту свою брошюру Берия сделал трамплином для прыжка на вышку общепартийного руководства, — читаем в стенограмме, — что ему, к сожалению, удалось. Его брошюру стали прорабатывать во всех кружках. Он получил ореол теоретического работника и верного сталинца. Отсюда и дальнейшее — все это помогло ему втереться в доверие Сталина. "Видишь, Берия — молодец, подобрал материал, изучил, работал над собой, написал хорошую книгу," — говорил товарищ Сталин».
Далее оратор вел речь о фальсификации Берией истории, о непомерном возвеличивании роли Сталина в революционных событиях в-Закавказье. Спору нет, Анастасу Ивановичу эта тема знакома больше, чем кому-либо, ведь он сам был непосредственным участником описываемых в брошюре событий. Однако возникает крамольная мысль: а почему только сейчас наконец-то решился об этом сказать вслух?
Сенсационное заявление сделал Молотов: книга, оказывается, составлялась вовсе не Берией, подлинное авторство принадлежит не ему. Первый секретарь ЦК Компартии Армении Г. А. Арутюнов дополнил Вячеслава Михайловича: не мог арестованный преступник создать такой труд. Он ведь не прочитал ни одной книги. Как он мог поднять партийные архивы, документы, возмущался оратор из Еревана. Арутюнов бросил в притихший зал имена настоящих авторов брошюры. Это «некий Бедия» и «ренегат, известный в Грузии меньшевик Павел Сакварлидзе». Вот кто в действительности писал книгу!
Однако история ее создания довольно темна и по нынешний день. Единственное, что не вызывает сомнений, — в подготовке этого труда участвовали не только двое названных выше лиц. Их круг был значительно шире — не менее двадцати. А с учетом поиска и расспросов участников событий — и того более, до сотни. Ведь архивные материалы отличались скудостью, в годы подполья, как известно, протоколы и стенограммы не велись.
Вот как выглядит история создания этого нашумевшего в середине тридцатых годов научного труда в интерпретации А. Антонова-Овсеенко — автора одного из первых в советской историографии жизнеописаний Берии'. Антонов-Овсеенко считает, что идея создания книги истории революционного движения в Закавказье принадлежит Сталину. Там еще помнили мнение старой гвардии социал-демократов, яркий представитель которых Ной Жордания называл Сталина не иначе как варваром. Да и признанные грузинские большевики Миха Цхакая, Филипп Махарадзе, Шалва Элиава, Мамия Орахелашвили недоумевали: какой же это «вождь»? Досадный диссонанс на фоне начавшегося в Москве, Ленинграде, Киеве, на Урале славословия в адрес генсека. В сладкой патоке восхвалений не хватало голосов из Закавказья — родины Иосифа Виссарионовича.
Прозрачный намек якобы был сделан Мамии Орахелашвили — руководителю партийной организации Закавказской Федерации, образованному марксисту, имевшему институтский диплом. Однако интеллигентный Орахелашвили от предложения вождя отказался. Что, конечно же, не было забыто. В тридцать седьмом его объявили врагом народа. В тюрьму бросили и жену — наркома просвещения Грузии. Дочь Кетеван, у которой было двое маленьких детей, отправили в лагеря на 18 лет. В тюрьме замучили ее мужа. Помните Кетеван Баратели из кинофильма «Покаяние», зарабатывавшую на жизнь после возвращения из лагеря приготовлением тортов? Так вот, создавая ее образ, Тенгиз Абуладзе помнил о Кетеван Орахелашвили.
В отличие от несговорчивого интеллигента Орахелашвили, за героизацию прошлого кремлевского горца взялся более покладистый и молодой Лаврентий Берия. Первым делом он распорядился пригласить к себе Ивана Александровича Джавахишвили — одного из создателей Тифлисского университета в 1916–1918 годах. К 1934 году — времени описываемых событий — его отстранили от педагогической и научной деятельности с ярлыками «чуждый элемент» и «столп грузинского-национализма». В беседе с ним Берия заверил, что неприятности теперь позади, что старое никто не вспомнит, а ему, автору фундаментальных трудов по истории Грузии, будет оказано всяческое содействие в научной деятельности. Чем нужно помочь уважаемому ученому, какие книги издать в первую очередь?
По версии А. Антонова-Овсеенко, Берия был слишком умен и хитер, чтобы прямо, в лоб, предложить работу над его, Лаврентия Павловича, книгой. Расчет был тонким и дальновидным: чтобы заручиться поддержкой такого крупного авторитета, надо было втереться к нему в доверие. Замысел якобы удался. Неспроста, замечает автор, через четыре года Джавахишвили удостоили звания академика, а к концу его жизни, к 1940 году, вышли из печати почти все основные труды. Факт невероятный, если принять во внимание, что в момент вызова к Берии в 1934 году опальный ученый полагал: путь оттуда лежит прямиком в тюремную камеру.
Антонов-Овсеенко счигает, что подлинным автором злополучной книги был Малакия Торошелидзе — ректор Тбилисского университета, историк и специалист по диамату, некоторое время возглавлявший Госплан ЗСФСР. ЦК КП(б) Грузии поручил ему руководить изданием трудов Маркса, Энгельса и Ленина на грузинском языке. Именно Малакия Торошелидзе вызвал Берия к себе осенью 1934 года и предложил написать книгу о первых большевистских организациях Закавказья, отразив в ней, разумеется, руководящую роль товарища Сталина. В какой-то мере оправдывая сговорчивого ректора, Антонов-Овсеенко замечает: предложение историку было сделано таким тоном, что оставалось лишь согласиться.
Антонов-Овсеенко полагает, что Сталин сам подробно проинструктировал Торошелидзе: о ком писать, как писать, что выделить, что опустить. Однако другими свидетельствами, подтверждающими версию о прямом инструктировании грузинского историка лично Сталиным, мы не располагаем. — Равно как и свидетельствами о том, каким образом и через кого именно Берии было передано пожелание Сталина о подготовке книги. И было ли оно? Обратившись к событиям более близкого времени, зададимся вопросом: кто, например, возьмет смелость утверждать, что Леонид Ильич Брежнев был инициатором создания знаменитой тетралогии, за которую получил Ленинскую премию в области литературы или, по-старому, в области изящной словесности? Кто докажет, что именно он сделал прозрачный намек об этом верному своему Санчо Пансе — Черненко и тот сколотил группу из числа видных писателей и публицистов, которые с энтузиазмом взялись за дело? Да так, что даже члены Политбюро ничего не знали о развернувшейся работе.
В случае с «Малой землей» хождение имеет одна-единственная версия: идея о мемуарах Брежнева родилась в кругу его самых доверенных приближенных. Престарелый генсек не нашел в себе сил устоять перед очередным сладкоустым соблазном кремлевских льстецов. Как было на самом деле? Боюсь, что правду мы узнаем не скоро. Тайны, связанные с жизнью небожителей, имеют обыкновение долго оставаться неразгаданными, и случай с написанием книги Берии — момент, с которого исследователи справедливо ведут отсчет политического вознесения Лаврентия Павловича, — еще одно тому подтверждение.
Возраст этого «белого» пятна истории неуклонно приближается к семидесятилетней отметке. Старые партийные пропагандисты рассказывали мне о небывалой шумихе, развернувшейся вокруг книги «К истории большевистских организаций Закавказья». Труд товарища Берии глубоко изучался во всех парторганизациях, в кружках партийной учебы, в агитпунктах по месту работы и жительства коммунистов Закавказья. Постепенно пропагандистская кампания захлестнула Москву, Ленинград, Украину, Белоруссию. Не без помощи прессы, разумеется. Газеты пестрели заголовками: «За большевистское изучение истории парторганизаций Закавказья!», «Учиться круглый год!», «Ценнейший вклад в летопись большевизма». Спустя сорок пять лет, превознося до небес «высокоталантливое» произведение товарища Леонида Ильича Брежнева, газеты использовали по сути старые трафареты, наработанные в прежние годы. Не исключено, что, приступая к широкой пропаганде и разъяснению идей и положений, изложенных в «выдающейся» тетралогии Леонида Ильича, кое-где в редакциях извлекли из архивов старые подшивки своих газет. Держала же за образец минская группа по составлению приветственного письма товарищу Брежневу в связи с его 70-летием аналогичное послание в стихах, составленное ведущими белорусскими поэтами, посвященное точно такой юбилейной дате в жизни Сталина. Заглянув как-то в кабинет, где пекли сие творение, своими глазами увидел лежавшую на столе газету «Звязда» с огромным стихотворным текстом.
Снова вернемся в год 1935-й. Согласно версии А. Антонова-Овсеенко, главным помощником ректора Тифлисского университета Малакии Торошелидзе в написании книги, которую участники пленума сочли одним из главных свидетельств лицемерия и подлости обвиняемого, был Эрнест Бедия. Ему Берия поручил сбор воспоминаний участников революционных событий. Дело весьма непростое, если учесть, что рассказы очевидцев должны были стать основным источником для создаваемой книги, поскольку других материалов: картотек, протоколов, стенограмм — не сохранилось в силу конспиративных условий, в которых протекала деятельность большевиков. В помощь Бедии отрядили несколько расторопных аспирантов, среди которых оказалась одна москвичка.
Не понимаю, что здесь предосудительного? С какой стати подобная практика сбора материала для документальной книги представляется порочной? Вспомним опубликованные в советской прессе признания тех, кто участвовал в подготовке «Малой земли», «Возрождения», «Целины». Правдист Александр Мурзин поведал о том, как ему поручили поехать в Казахстан, встретиться с целинниками и записать их воспоминания о Леониде Ильиче. Что он сделал — добросовестно и профессионально. Без встреч и бесед с участниками исторических событий не обходится ни один мемуарист, ни один историк, какими бы богатыми архивными источниками он ни располагал. Живого рассказа очевидца не заменит никакой самый обстоятельный отчет, доклад, никакая самая добросовестная справка.
Другое дело, если свидетельства очевидцев подгонялись под определенную схему, а сами воспоминания обрабатывались в нужном ключе. А. Антонов-Овсеенко, к примеру, пишет, что группа Бедии находила покладистых (и нуждающихся) стариков — «свидетелей» и «участников» революционной борьбы. А сам Бедия вручал каждому пакет с деньгами, 200–300 рублей, с лестным присловием: дескать, товарищ Сталин все помнит, вот просил вам передать…
Скоро густая патока сладкоречивых воспоминаний наполнила все папки на столе Торошелидзе. Сталин в них представал великим вождем уже в начале века, большевиком от рождения, а ленинцем — задолго до знакомства с трудами Ленина и личной встречи с ним.
Внимание к создаваемой в Тифлисе книге не отвлекло даже убийство Кирова. Погруженный в важнейшие партийные и государственные дела, Сталин не забывал о поручении, данном Берии. Последний, чувствуя нетерпение Хозяина, торопил группу. Наконец в начале января 1935 года Торошелидзе повез рукопись -250 страниц — в Москву.
Следующий ниже эпизод автор жизнеописания Берии сопровождает ссылкой: «По воспоминаниям А. И. Папа-вы». В прошлом ректор Кутаисского пединститута, отбывший два лагерных срока, Папава рассказывает о том, что Сталин оставил привезенный текст у себя — для прочтения. Торошелидзе остался в Москве ждать решения. Оно последовало через несколько дней. Сталин прочел рукопись быстро и вернул ее со своими пометками. Торошелидзе показывал некоторые страницы с правками вождя своему другу. Там, где упоминалось его имя, Сталин усилил эпитеты: «с блестящей речью», «исключительная принципиальность», «беспощадно боролся» и т. д. В абзаце об Авеле Енукидзе, которого автор лягнул в угоду Хозяину, сказав, что Енукидзе исказил исторические факты и преувеличил свою роль в революционном движении, Сталин перед словом «преувеличил» вписал: «чрезмерно».
«Беседа подошла к концу, — читаем дальше. — Хозяин поднялся из-за стола и, будто только что вспомнив, спросил:
— Слушай, а как быть с авторством? Знаешь что, пусть автором будет Лаврентий Берия. Он молодой, растущий… Ты, Малакия, не обидишься?
Вождь отечески потрепал Торошелидзе по плечу. И вопрос был решен».
В этой во многом темной истории ясно лишь то, что Берия действительно огласил чужие изыскания на собрании актива Тбилисской парторганизации. Произошло это 21 июля 1935 года. Чтение продолжалось пять часов. Оно много раз прерывалось овациями в честь Сталина, и тогда докладчик рукоплескал вместе с неистовавшим залом. Зачитанный Берией текст занял два полных номера республиканской газеты «Заря Востока» за 24 и 25 июля.
Вот какой путь пришлось пройти научным изысканиям группы грузинских историков и аспирантов, пре'ж-де чем собранный материал воплотился в книге, о которой было столько разговоров на пленуме 1953 года!
Путь в общем-то типичный для такого рода литературы. Вспомним доклады кремлевских руководителей по случаю очередной годовщины со дня рождения Ленина, Октябрьской революции, других памятных дат в истории Коммунистической партии и Советского государства. Над текстами, как правило, работала большая группа крупнейших академиков, работников партийного аппарата, публицистов. После оглашения на торжественном собрании доклады обычно издавались отдельными брошюрами и затем включались в сборники избранных трудов членов Политбюро. Таким образом готовились доклады и речи Хрущева, Брежнева, Андропова, Черненко, Суслова, Кириленко, Громыко, Тихонова, Рыжкова, Лигачева. После Ленина и его интеллигентской гвардии, а затем Сталина, тексты своих выступлений писали единицы, последним из них был Александр Яковлев.
Если такая традиция существовала в высшем эшелоне партийной власти в Кремле, то можно представить, что делалось на местах… Пишущий самолично первый секретарь ЦК союзной республики или обкома партии, по-моему, не встречался еще никому. Писали речи и книги даже за такого популярного в Белоруссии лидера, как Машеров, не говоря уже о других руководителях калибром помельче. Почему же тогда лидер закавказских коммунистов должен быть исключением из общего правила? Но именно ему и предъявили бывшие соратники обвинение в присвоении результатов чужого труда — сами будучи «авторами» бесчисленного количества докладов, речей, брошюр и книг, сочиненных за них другими людьми.
Знали ли в редакции центрального теоретического журнала «Пролетарская революция», как сочинялись подобные трактаты? Безусловно. И тем не менее откликнулись хвалебной статьей «Крупнейший вклад в сокровищницу большевизма». Сколько там восторженных оценок, суффиксов превосходной степени! Новый всплеск торжественного «аллилуйя» последовал в центральной печати, как только «Правда» опубликовала статью Берии «К вопросу о Пражской конференции». Небывалый случай: газета «Заря Востока» перепечатала эту статью аж дважды — сразу после выхода в «Правде» (1 ноября 1935 года) и 18 января 1937 года, к 25-летию Пражской конференции. С легкой руки прессы цитирование Берии стало обязательным, если речь шла о партийной историографии. В число источниковедческих работ попал даже его доклад «О мерах по дальнейшему укреплению колхозов Грузии», имевший сугубо узкоприкладное значение. В лизоблюдах и пресмыкавшихся недостатка не было — ни в центре, ни тем более в Грузии.
Ушлые пропагандисты, всегда умевшие держать нос по ветру, четко соблюдали правила игры. По всей стране открывались художественные выставки, проводились научно-практические конференции. Тема одна: история большевистских организаций в Закавказье. Товарищ Сталин среди своих соратников. Товарищ Сталин — руководитель рабочего кружка в Тифлисе. Демонстрация батумских рабочих под руководством товарища Сталина в 1902 году. Товарищ Сталин на митинге в 1905 году разоблачает меньшевиков.
И в центре внимания — книга товарища Берии. И он сам — боевой соратник вождя.
В 1953 году бывшие его товарищи поставили ему это в вину: потерял партийную скромность, возвеличивал свою личность, купался в лучах славы Сталина. Сегодня, спустя более сорока лет, мы только иронично улыбаемся: разве это прегрешение? Ладно, сталинского монстра расстреляли, навешали на него всех собак, предали анафеме, прокляли навечно. Восстановили ленинские нормы, осудили большой культ и заодно маленькие культи-ки. Партии, всему народу сказали: смотрите, вот до чего доводит вера в свою исключительность и непогрешимость, слепое послушание дутым авторитетам.
Десятка лет не прошло, и вот, пожалуйста, знаменитый фильм «Наш Никита Сергеевич», поиски шахты, где работал в молодости видный наш горняк, фимиам на всех перекрестках. Еще десяток лет, и в Минске, в доме на улице Карла Маркса, дают команду срочно искать следы пребывания под Оршей прославленного землемера. И хотя обнаружить ничего не удалось, как старательно ни прочесывали местность, в Кохоново, в блистательном Дворце культуры проводят научно-практическую конференцию, на которой доярка, многодетная мать, с трудом одолевает сочиненный для нее сложноватый текст о непреходящем значении выдающихся произведений дорогого Леонида Ильича. И опять — выставки по всей стране, торжественные «аллилуйя» в прессе и по телевидению, Ленинская премия автору за произведения, написанные другими людьми.
И никто не возмутился вслух, никто не сказал, что это потеря партийной скромности.
Действительно, в свете того, что мы пережили и узнали за последние годы, многое из отдаленного прошлого сегодня кажется наивным и смешным. А ведь тогда, более сорока лет назад, отцы и матери нынешнего взрослого населения страны искренне негодовали и возмущались. Это же надо, какой мерзавец Берия, присвоил себе труд зависящих от него людей! Да ведь и сегодня подчиненные пишут своим начальникам не только служебные доклады и выступления — кандидатские и докторские диссертации, научные статьи и монографии, сочиняют для отпрысков власть предержащих повести и драмы, по которым великовозрастные оболтусы становятся членами престижных творческих союзов. А кто может с уверенностью сказать, что пришедшие сегодня к власти на волне борьбы с привилегиями новые деятели не прибегают к помощи своего аппарата, ученых и публицистов?
Практика, сложившаяся в странах развитой демократии, свидетельствует о том, что там институт спичрайтеров, составителей речей государственных деятелей, — вполне законен и вписывается в рамки цивилизованных обществ. В США, например, широко известны имена составителей речей президентов. Никакой тайны из этого не делается. И, представьте, рейтинг хозяев Белого дома от этого нисколько не уменьшается. Литературная помощь оказывается также конгрессменам, сенаторам, губернаторам, которые имеют в своих аппаратах людей, превосходно владеющих словом.
И только у нас указывать в сборниках речей и докладов имена помогавших в их составлении до сих пор считается неприличным. Что же тогда говорить о довоенных годах, когда формировалась и крепла командно-административная система. Начальники всех уровней в глазах простого люда должны выглядеть самыми умными, самыми мудрыми, самыми прозорливыми!
Конечно, ни один из них не обходился без помощи литературных помощников или секретарей — штатных. А сколько журналистов, историков, социологов работало на хозяина области, края, республики на общественных началах! Вниманием главного дома в городе не был обойден ни один сколько-нибудь талантливый труженик пера. Иные публицисты больше времени проводили в партийном комитете, чем в родной редакции. Так. что «заавторство» было весьма распространенным и поощряемым явлением, а вовсе не единичным и антинравственным, как пытались представить его на пленуме 1953 года.
Правда, судьба тех, кто писал за своих шефов, в разное время была разной. От всех требовалось одно — держать язык за зубами. В отличие от западных стран, где никогда-не скрывали имен спичрайтеров, у нас это была большая тайна. Применительно же к высшим органам партийного руководства и государственного управления — тайна особой важности, уступающая разве что только сведениям о здоровье кремлевских вождей. Законспирированные советские спичрайтеры разделяли участь своих хозяев: уходили в небытие вместе с ними.
Берии ставили в вину, что он жестоко расправился с теми, кто писал за него книгу «К вопросу об истории большевистских организаций в. Закавказье». Теперь мы знаем, что это был доклад на торжественном собрании, вышедший после зачтения отдельным изданием, — практика, которая продолжалась вплоть до августа 1991 года, когда указом Ельцина была приостановлена, а вскоре и вовсе запрещена деятельность организационных структур КПСС. То есть Берия придерживался традиций, существовавших тогда в партии. Что же случилось на самом деле с его спичрайтерами? Действительно ли он поспешил уничтожить их, чтобы замести следы, избавиться от нежелательных свидетелей?
Судя по официальной версии, да. В 1936 году авто-ров-составителей бериевской фальшивки арестовали и., обвинив в террористическом заговоре против Сталина, казнили. Единственный, кто уцелел, — московская аспирантка. Вернувшись в 1955 году из лагеря, она пришла в ЦК и написала краткую историю создания знаменитой книги.
По записанным А. Антоновым-Овсеенко воспоминаниям Кетеван Орахелашвили (прототип известной героини нашумевшего в 1986 году кинофильма «Покаяние»), дело приняло следующий оборот. Поскольку разговоры о подлинных авторах книги Берии не прекращались, Лаврентию Павловичу пришлось бросить в подвал Эрнеста Бедию, того самого, которого он ранее принимал в партию, приблизил к своему трону. Но на свободе оставалась жена Бедии, несдержанная на язык, с независимым характером, мингрельская княжна Нина Чичуа. Когда за ней пришли, она достала из-под подушки браунинг и приказала агентам: «Руки вверх!». И засмеялась: «Я в таких не стреляю. Видите, я уже приготовила вещи…».
В камеру ее приводили после допросов избитую, истерзанную. Допрашивал Берия лично, начиная с одного и того же вопроса: «Ну, кто написал книгу о революционном движении в Закавказье?». Нина неизменно отвечала: «Эрик, мой муж». И получала очередную порцию побоев. Однажды она схватила со стола тяжелую, оправленную в металл стеклянную пепельницу и бросила в мучителя… Берия пристрелил ее на месте.
Интересно, а что говорят по этому поводу архивные источники? Если Берии инкриминировался подлог со злополучной книгой, то в следственном деле наверняка должны быть материалы допросов и его показания. И точно — такие сведения в деле есть!
Странные чувства ощущаешь при чтении этого уникальнейшего документа. А что, если бы подобное обвинение было предъявлено любому члену партийного или государственного руководства, выступившему с докладом, который готовили другие? Ну, например, Кириленко. Или Тихону Яковлевичу Киселеву. Или — на выбор — любому первому секретарю ЦК союзной республики. Не укладывается в голове? То-то же. Действительно, разве это преступление?
Из протокола допроса от 23 июля 1953 года:
ВОПРОС… Вы признаете, что, объявив себя автором книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», совершили плагиат и присвоили чужой труд?
ОТВЕТ. Ничего подобного.
Следователь оглашает показания арестованного по делу Берии Меркулова — человека не без литературных способностей, подвизавшегося в молодости в журналистике, писавшего, будучи уже на Лубянке, пьесы. Меркулов — он тоже участвовал в редактировании книги и, как считают историки, Б. Попов и В. Оппоков, вполне мог предложить Берии идею о подлоге — резко осуждает своего шефа за присвоение чужого труда, который был написан Бедией и другими авторами. Меркулов заявляет, что выходку Берии считает «более чем плагиатом», что ему «стыдно за Берию, поставившего свою подпись под чужой работой».
ВОПРОС. Признаете ли вы, что вы присвоили чужой литературный труд для того, чтобы обмануть И. В. Сталина и, пользуясь такими махинациями, показать, что вы якобы преданы ему, втереться в доверие Сталину?..
ОТВЕТ. Не признаю. Хочу добавить, что этот доклад готовился по моей инициативе, я был главным участником подготовки материалов к докладу, помогал мне в сборе материалов филиал ИМЭЛ города Тбилиси.
Принимало участие в подготовке этого доклада около 20 человек, и около 100 человек было принято бывших участников революционного движения того времени. Я отрицаю, что я делал это с целью втереться в доверие к Сталину. Я считал совершенно необходимым издание такой работы…
Из протокола допроса от 7 августа 1953 года:
ВОПРОС. Эрика Бедию вы знаете?
ОТВЕТ. Знаю. Он работал в Закавказском крайкоме партии заведующим отделом агитации и пропаганды.
ВОПРОС. Бедия был арестован по вашему распоряжению?
ОТВЕТ. Никогда.
ВОПРОС. Вам известно было, за что арестован Бедия?
ОТВЕТ. Не помню, за что арестован Бедия.
ВОПРОС. Фамилия Орагвелидзе вам известна?
ОТВЕТ. Мне известен Орагвелидзе Карло, работавший заведующим отделом ЦК партии Грузии.
ВОПРОС. Вам оглашается из архивного дела Бедии заявление Орагвелидзе по поводу Бедии, явившееся основанием к возбуждению дела против последнего: «На квартире у меня в 1936 году в связи с болтовней Сефа о том, что он писал доклад JI. Берии, Э. Бедия заявил, что не Сеф, а он сам, Бедия, сделал этот доклад, который прочитал J1. Берия». Признаете, что арестовали Бедию из мести за то, что он стал говорить о том, что является автором присвоенного вами труда?
ОТВЕТ. Не признаю… Указаний я об аресте не давал, но о деле Бедии докладывали мне, наверное, докладывал Гоглидзе.
ВОПРОС. Из дела Бедии усматривается, что он был обвинен в подготовке совершения террористического акта над вами?
ОТВЕТ. Впервые слышу.
ВОПРОС. Почему дело Бедии не было направлено в суд и на каком основании оно было направлено для рассмотрения во внесудебном порядке на тройку?
ОТВЕТ. Первый раз слышу.
ВОПРОС. Вам известно, что по решению тройки Бедия был расстрелян?
ОТВЕТ. Первый раз слышу, что Бедия был расстрелян по постановлению тройки…
Проходят четыре долгих месяца. Наконец следствие окончено. Начинается суд.
Из показаний Л. П. Берии ка судебном заседании 21 декабря 1953 года:
ЧЛЕН СУДА МОСКАЛЕНКО. Вы признаете, что присвоили себе авторство книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье», а затем расстреляли по решению тройки под председательством Гоглидзе одного из основных ее авторов — Бедию, который был обвинен в подготовке к совершению террористического акта над вами?
БЕРИЯ. Несколько человек бралось написать книгу «История большевистских организаций в Закавказье», но никто не написал. Бедия и другие лица составили книгу, а я по ней сделал доклад. Затем эта книга была издана под моим авторством. Это я сделал неправильно. Но это факт, и я его признаю. Бедия был связан с Ломинадзе. На основании этих данных он был арестован и расстрелян. Но это ни в коей мере не связано с его участием в составлении книги…
Член суда Москаленко огласил показания одного из бериевских подручных — Савицкого, который принимал участие в аресте Бедии. «Об аресте Бедии Берия не только знал, но он, Бедия, был арестован по его (Берии) указанию, — сказал на следствии Савицкий. — Бедия до ареста работал редактором газеты «Коммунист» и без санкции Берии Бедия арестованным быть не мог…»
Является ли это свидетельство уличением Берии во лжи, когда он отрицал свою причастность к аресту и тем более к направлению его дела на рассмотрение тройки, что уже само по себе считалось равносильным смертному приговору? Несомненно. Но вот закавыка: Савицкий в своих показаниях говорит о Бедии как об участнике антисоветской организации правых. Обвинительное заключение по делу Бедии подписывали Савицкий, Парамонов и Кобулов, а утверждал Гоглидзе. Кто возьмет на себя сегодня смелость утверждать, что подлинным мотивом ареста и последующего расстрела Бедии было стремление Берии избавиться от нежелательного свидетеля, оказавшегося на свою беду болтливым?
Помните дружеские посиделки на квартире заведующего отделом ЦК Грузии Орагвелидзе, хвастливое заявление Сефа о том, что это он писал прогремевший на всю страну доклад Берии, неосмотрительное вмешательство Бедии, имевшего неосторожность оспорить это утверждение и огласить свою собственную причастность к созданию сего творения? Вожди не любили болтливости. Бедия нарушил принятые в той среде правила игры и поплатился жизнью.
О кремлевский огонь многие обжигали крылья. Судьба составителей речей была печальна и в послебериевские времена. Конечно, до физического уничтожения не доходило, но неприятностей хватало. Со сменой правителей прежних спичрайтеров сразу же отлучали от издательств и редакций. Перебрался в Кремль Горбачев, и на имена литературных помощников Брежнева наложили табу. Фамилии людей из окружения экс-президента СССР, еще недавно чуть ли не ежегодно издававших свои книги, печатавшихся в ведущих журналах, напрочь исчезли из тематических планов. А это разве не продолжение прежней традиции? А ведь Берии-го нет в живых уже больше сорока лет.
Еще более запутанной и противоречивой выглядит история переезда Берии в Москву. На секретном Пленуме ЦК КПСС в июле 1953 года этой темы касались очень немногие и очень осторожно. Представитель старейшей части членов ЦК Микоян, например, ограничился весьма обтекаемой фразой о том, что Берии еще до приезда в Москву «удалось ловко, всеми правдами и неправдами втереться в доверие к товарищу Сталину». Конкретных фактов, подтверждающих, как это делалось, Анастас Иванович, к сожалению, не приводит. Не находим таких фактов и в стенограммах других выступивших.
Зато их достаточно в беллетризованных источниках. В уже упоминавшемся жизнеописании Берии, принадлежащем перу А. Антонова-Овсеенко, вниманию читателей предлагается такой эпизод.
Дорога на озеро Рица, проложенная в горных ущельях, поднималась круто вверх, продираясь сквозь скалы и оползни. Там, на высоте полутора километров, на берегу дивного озера, обрамленного мощными вершинами, проводил иногда свой отпуск Сталин. Дачу для него построили в самом устье реки Лашупсе, впадающей в озеро.
Сколько их было у него, так называемых государственных дач на Кавказе? В Сочи, под Гагрой — на Холодной речке, в Мюссерах (около Пицунды), в Цхал-тубо. И еще в Кисловодске. В последние годы Берия приучил Хозяина к своей роли непременного спутника-охранителя. Минувшей осенью он сопровождал Сталина на озеро Рица. Поехали внушительным кортежем на пяти ЗИСах. Впереди — охрана, за ней — Сталин, следом Берия вместе с наркомом внутренних дел Грузии Сергеем Гоглидзе. В четвертой машине ехали несколько человек обслуги, в последней — замыкающие охранники. На полпути, когда миновали место впадения Геги в Бзыбь, Берия остановил колонну, вышел из своей машины и предложил Сталину пересесть из второй в последнюю. Сам тоже перебрался туда. У него было предчувствие, возникли какие-то сомнения, один агент сообщил нечто… Нет, в своих сотрудниках Берия абсолютно уверен, но «береженого бог бережет»…
Дорога петляла, перепрыгивала с левого берега на правый, потом обратно. Миновали один мост, на втором произошло то, что должно было произойти. Передняя машина переехала благополучно на тот берег, а под следующей мост рухнул. Взрыв был не бог весть какой, но горы многократно усилили эхо. Автомобиль упал в воду и застрял меж валунов. В эту пору река менее бурлива, одному из четверых пассажиров удалось спастись. Часть охранников кинулась в ущелье искать злоумышленников, другие остались на месте.
До озера добирались обходными дорогами. Первая неделя прошла спокойно. Но вот Хозяину захотелось совершить прогулку по воде на полуглиссере, и, когда они подошли к правому лесистому берегу озера, раздался выстрел. Берия мгновенно вскочил и заслонил собой Вождя. Моторист прибавил ходу, из-за сосен выстрелили еще несколько раз, но опасность уже миновала. Берия лично возглавил поисковую группу. Террористов настигли в тот же день на горном перевале и отправили в Тбилиси.
Многого достиг тогда Лаврентий Берия с помощью своих провокаций, пишет автор публикации «Карьера палача». Очень многого. Теперь Сталин знал, что на товарища Лаврентия можно положиться решительно во всем. Однако Берия выполнил лишь первую часть намеченного плана.
Летом 1937 года он поехал по делам в Сухуми, продолжает повествователь. В машине с ним был местный партийный секретарь, водитель и телохранитель Борис Соколов. На окраине города остановились, Лаврентий Павлович решил выйти, размяться немного после утомительной дороги. Не успел он сделать и двадцати шагов, как из-за кустов вышли трое неизвестных с пистолетами в руках. Соколов успел загородить Берию и выхватить из кобуры свой «вальтер». На помощь Берии уже спешили водитель и секретарь. Нападавшие скрылись. Соколова пришлось срочно доставить в больницу: правая рука оказалась простреленной четырьмя пулями. Сталину, разумеется, доложили об этом происшествии, и акции Лаврентия Берии еще более поднялись.
О последнем эпизоде мой знакомый историк в полковничьем звании, доктор и профессор, отозвался так:
— А если провокации не было? Нелепых случайностей — сколько угодно. Инцидент с автомобилем Ленина помните? Классический пример. Бандит Корольков высадил самого председателя Совнаркома. Более того, отобрал у него пистолет. Почему бы не предположить, что и в случае с Берией — досадная ошибка?
Действительно, почему бы и не предположить? Мы так зациклены на шпиономании, коварных происках инакомыслящих, что без подозрений уже не можем существовать. Поехал в тридцатых годах Молотов в Прокопьевск, занесло машину в кювет — значит, дело вражьих рук, готовивших покушение на московского гостя. Сколько людей пострадало, а выяснилось, что никакого теракта не было, просто машина съехала передними колесами в кювет из-за скользкой дороги — недавно прошел дождь. Столкнулся представитель президента России в Конституционном суде Сергей Шахрай с частными «Жигулями» — не иначе, как коммунисты подстроили аварию, чтобы избавиться от опасного противника. А выяснилось — водитель «жигуля», владелец частной парикмахерской, подсек «волжанку» Шахрая по пьяному делу.
Что же касается двух первых эпизодов, тут дело запутаннее и темнее. Почему мост рухнул именно под вторым автомобилем, из которого незадолго до происшествия пересел в предпоследний Хозяин — в соответствии с настоятельным советом Берии? Случайность или с дьявольской хитростью проведенная операция? Историк-полковник пожимает плечами: возможен как первый, так и второй вариант. Мост-то деревянный, старый, прогнивший. Вполне возможно, что он отслужил свой век, не выдержав тяжести двух машин, проследовавших на большой скорости одна за другой. Двойная нагрузка, и опоры не выдержали. Не так уж часто сновали через тот мостик автомобили — не надо забывать, когда все это происходило.
С другой стороны, не следует сбрасывать со счетов и дьявольскую изобретательность бериевского ума. Способен ли был Лаврентий Павлович на организацию столь блестящей провокации? Несомненно, иначе какой из него после этого руководитель спецслужбы? Все, кто его хорошо знал, единодушно отмечают изощреннейшие фантазии непревзойденного в интригах и виртуозность в их осуществлении. Люди, лишенные таких качеств, для работы в столь специфических органах не годятся. И Берия, надо полагать, исключением не был.
Боюсь, что правду об этом мостике никто никогда не узнает, сказал мой знакомый историк-полковник. Экспертизу по свежим следам происшествия не проводили. Сваи, опоры не обследовали. Ничего не фотографировали. Никаких актов не составляли.
Подозрительно? Да. Но — если подозревать. Хотя основания вроде бы есть: все-таки двух происшествий для одного озера да еще за такой короткий промежуток времени — в течение недели — многовато. Опять случайность, нелепое стечение обстоятельств? Или тщательно разработанный план, цель которого — с максимальной выгодой использовать пребывание вождя на отдыхе, выложиться, лечь костьми, разбиться в доску, но показать ему все, на что способен? Вождь живет далеко, когда еще представится такая возможность?
О втором происшествии мы знаем из версии Антонова-Овсеенко: катер со Сталиным на борту обстреливают с берега, Берия картинно заслоняет собой вождя, а затем возглавляет поисковую группу по поимке террористов, которых настигли в тот же день на горном перевале.
А сейчас посмотрим, как описывают это происшествие историки Б. Попов и В. Оппоков, авторы материала «Бериевщина», подготовленного по документам следствия по делу Берии. Последнее обстоятельство интригует: наверняка использованы недоступные многим исследователям материалы.
В сентябре 1933 года, пишут историки, начальник пограничных войск НКВД Закавказья Гоглидзе был срочно вызван в Гагру, на правительственную дачу. О причине столь экстренного вызова он догадывался. Ему уже доложили, что катер, на котором был Сталин, обстреляли пограничники.
Догадка Гоглидзе подтвердилась. На даче, где находились председатель Совнаркома Абхазии Нестор Лакоба, первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) Лаврентий Берия, а также Иосиф Сталин, Сергей Гоглидзе получил задачу незамедлительно, сохраняя полную секретность, расследовать чрезвычайное происшествие.
Вскоре Гоглидзе представил Берии отчет о деле, расследованном им лично. Вероятнее всего, что с самого начала эта акция планировалась как покушение. На
Сталина, разумеется. Короче, отчет готовился согласно заказанному сценарию.
Названные выше авторы пишут далее: но тут вмешался Ягода, который убедил Берию представить все происшедшее как недоразумение, оплошность или разгильдяйство отдельных лиц. Однако здесь напрашивается вопрос: зачем это было ему нужно? Если в самом деле было покушение на вождя, зачем наркому внутренних дел представлять случившееся в искаженном свете, уговаривать Берию списать на досадный прокол? Уж больно рисковал Ягода, учитывая, что объектом покушения был сам Сталин. Проще было бы доложить правду, свалив вину на местные власти — они, мол, недосмотрели, не обеспечили безопасность вождя.
Мотивация поведения наркома довольно уязвима. Боялся за свою репутацию? Но ведь не он непосредственно охранял Сталина на отдыхе. Еще меньше поводов для вступления в сговор с Ягодой было у Берии. Ему-то ничего фактически не угрожало: лидер закавказской парторганизации всегда мог найти виновных среди чекистов и пограничников, непосредственно отвечавших за безопасность Сталина, не говоря уже о самих участниках инцидента.
Допрошенные лично Гоглидзе пограничники показали, что они действовали по инструкции. Катер со Сталиным, мол, отсутствовал в представленной им заявке на прохождение судов в охраняемой зоне. Командир отделения пограничников Лавров дал такое объяснение: увидев движущийся незаявленный катер, пересекавший подведомственную зону, то есть погранзаставу «Пицунда», он сигналами повелел катеру пристать к берегу. А поскольку тот продолжал двигаться прежним курсом, произвел несколько выстрелов вверх.
Однако Гоглидзе сделал иное заключение. Из его доклада вытекало, что имело место покушение. Он нашел свидетелей, которые показали, что стрельба велась в сторону моря, то есть по катеру. Гоглидзе определил.
что «действия Лаврова при всех случаях были грубым нарушением уставных правил пограничной службы» и отдал его под суд. Несчастный командир отделения, волей рока ставший пешкой в большой игре, подлежал расстрелу.
И тут, как отмечают авторы публикации, написанной по материалам следствия 1953 года, вмешался Ягода, который уговорил Берию выдать случившееся за обыкновенное разгильдяйство. Лаврентий Павлович, который не хотел портить отношений с могущественным тогда наркомом внутренних дел, скрепя сердце подчинился. Видимо, поэтому, считают публикаторы, в показаниях Лаврова появились детали, существенно менявшие все дело: стрельба велась не преднамеренно, а по недомыслию и недисциплинированности командира отделения пограничников, пытавшегося заполучить катер, чтобы погрузить на него грязное белье.
Прозаично? Конечно. Допустимо? Вполне. Вспомним рассказанную в конце ноября 1992 года «Комсомольской правдой» историю тридцатилетней давности о четырех наших моряках, длительное время проведших на барже в открытом океане. Герои? Бесспорно. Четверка не потеряла самообладания, проявила мужество и отвагу. А вот то, что предшествовало героическому дрейфу среди бушующих волн, к категории возвышенного не отнесешь. Ребята накануне крепко выпили и пошли на баржу — отсыпаться. Под утро их вынесло в океан. Об этой прозаичной стороне их поступка предпочитали не упоминать.
Исторических параллелей хоть отбавляй.
Лаврову дали пять лет. Понес наказание начальник погранзаставы «Пицунда». Начальника оперативного сектора — председателя ГПУ Абхазии уволили из органов.
Но своего срока несчастный пограничник не отсидел. В 1937 году Лаврова, отбывавшего наказание в лагере, доставили во внутреннюю тюрьму НКВД в Тбилиси, где, допросив с пристрастием, «полностью изобличили» как врага народа и террориста. Его приговорили к расстрелу. Такую же меру наказания получил и бывший председатель ГПУ Абхазии, уволенный за допущенный инцидент с катером в 1933 году.
Что, открылись какие-то неизвестные прежде обстоятельства? Да нет, все объяснялось просто: к тому времени всесильный нарком внутренних дел Ягода находился под арестом, а заменивший его Ежов искал компромат на своего грозного предшественника. Тогда и всплыла вновь история с катером, с «покушением» на Сталина.
Сокрывший деятельность «контрреволюционной террористической группы» Ягода был расстрелян. А раскрывший эту группу Берия получил назначение в Москву. Сначала первым заместителем Ежова, а полгода спустя заменил и его.
Как бы ни было на самом деле, но оба инцидента — на мосту и особенно с катером — Берия мастерски разыграл в свою пользу, сумел извлечь из них большой политический капитал. Точь-в-точь как Сталин в ситуации с убийством Кирова. Оба были непревзойденными талантами в области интриг, закулисных сделок, что, видимо, и позволило им сойтись столь близко.
Уже упоминавшийся в этой публикации Н. Кванталиани считает, что личное знакомство Сталина с Берией состоялось в конце 20-х годов, когда Сталин приехал в Цхалтубо отдыхать. Берия — в ту пору председатель ГПУ Грузии — представился ему под предлогом проверки охраны, постарался заинтриговать его собой и втереться в доверие. Н. Кванталиани приводит такой пример, свидетельствующий о том, что Сталин еще в 1928 году был наслышан о бериевских способностях. В 1929 году, узнав о том, как Берия подсидел его шурина — С. Ф. Реденса, Сталин рассмеялся и похвалил Лаврентия Павловича: «Ну и молодец, ловко его обработал». После чего чекиста Реденса, скомпрометировавшего себя на пьянке в Грузии,' перевели в Московскую область, а затем в Белоруссию.
Исследователи делят попытки Берии приблизиться к Сталину на несколько этапов. Складывается впечатление, что у него существовал на сей счет некий дальновидный комплексный план, осуществление которого началось в 1923 году, когда он перебрался *из Баку в Тбилиси, сперва на должность начальника секретно-оперативного отдела ЧК, а затем заместителя председателя и председателя ГПУ Грузии. Б. Попов и В. Оппоков, например, пишут, что, приехав в Тбилиси, Берия начал осуществлять намеченный план с дальних подступов, проявляя трогательную заботу о матери Иосифа Виссарионовича.
Сперва это были просто знаки повышенного внимания, позже — учреждение привилегий и почти что царских почестей. Мать Сталина определили на жительство в апартаменты на проспекте Руставели, где помещался Совнарком. Каждый ее выход в город превращался в шумное триумфальное шествие. Одновременно с этим Берия сконцентрировал свои недюжинные энергию и изворотливость на организации дома-музея И. В. Сталина в Гори, всячески пропагандируя это «общенациональное дело» и раздувая костер славословия так, чтобы искры от него заметили в Москве.
Эти и другие данные приводятся для того, чтобы разоблачить палача и душегуба, показать, какой мерзкой и отвратительной тварью он был. Но, увы, названные аргументы сегодня не срабатывают. Поступки, призванные зажечь у читателей благородный гнев, ожидаемого эффекта не производят. Читатель ныне иной, нежели в пятидесятые годы, когда пресловутое письмо с перечнем злодеяний Берии воспринималось как истина в последней инстанции. Нынешний читатель знает, как лизоблюдничали местные власти перед дальними родственниками Леонида Ильича, как носили на руках его боевых товарищей по Малой земле — а вдруг замолвят
словечко при удобном случае? О музеях и говорить не приходится, где их только не открывали.
В плане лести, подобострастия мы нисколько не изменились и за годы горбачевской перестройки. Уж на что Михаил Сергеевич демократ, реформатор, гуманист, а ведь не снял охрану, не приказал снести запрещающий шлагбаум с дороги, ведущей к дому матери. Ставропольские власти окружили ее небывалым почетом и вниманием. Стало быть, тоже рассчитывали, что их старание будет замечено в Кремле? А если оно продиктовано не корыстью, а обыкновенным человеческим вниманием к родителям первого лица в государстве? Где грань, отделяющая выгоду от отзывчивости? Как их отличить?.
Снова вынужден констатировать: Берии нет вот уже сорок с лишним лет, а то, что ему инкриминировалось как выродку и извергу, — живет. И в центре, и на местах. Лично я не встречал еще, чтобы живущие в провинции родители первых лиц республики, края, области, города и даже самого маленького района не были окружены заботой и вниманием руководителей местной власти. Значит ли это, что в каждом случае рассчитывают втереться в доверие высоким начальникам? Не надо, наверное, сбрасывать со счетов и чисто человеческие отношения, которые в Закавказье имеют свои давние и прочные особенности. Хотя, конечно, там, где власть, они, эти отношения, довольно часто деформируются и приобретают довольно специфический оттенок.
Вторым этапом честолюбивого плана сблизиться со Сталиным считают попытки, и весьма успешные, внедрить в его окружение своих людей. В качестве примера называют «засылку» в семью Сталина двоюродной сестры жены Берии — Александры Накашидзе, длительное время работавшей хозяйкой в доме генсека. Об этом Нина Теймуразовна сообщила на допросе 24 июля 1953 года: «Она после войны вышла замуж и уехала в Тбилиси. Ее мужа я знала, фамилия его Циклаури Илья…».
Случайно ли родственница жены Берии оказалась в семье Сталина? Отнюдь, считают многие исследователи. Внедрив своего человека в штат «дворцовой челяди» вождя, Берия таким образом установил постоянный, почти что прямой контакт со Сталиным. Теперь Лаврентий Павлович во время своих приездов в Москву по вызову мог, точно узнав, что Сталин дома, навестить родственницу, передать ей многочисленные приветы и подарки от родни и, естественно, рассчитывая на известное кавказское гостеприимство, остаться отобедать или отужинать. А там — разговор совершенно иной, чем в кабинете. Опять же, прекрасная возможность получать от свояченицы свежую и достоверную информацию о впечатлении Хозяина от беседы, чтобы в следующий раз сделать еще более умный и эффективный ход.
Предполагают, что пристроить двоюродную сестру жены в дом Сталина Берия сумел через его мать — недаром он так ее превозносил в Тбилиси! Лаврентий Павлович до того очаровал сурового и подозрительного земляка, что тот поверил в его искренность и преданность, прощая даже серьезные проступки.
В «Ненаписанных романах» Юлиана Семенова есть несколько скупых строк о совершенно невероятной истории, связанной с переездом Берии в Москву. Весной 1938 года его хотели арестовать. Он упредил приехавших за ним из Москвы работников НКВД буквально на несколько минут и, меняя поезда, помчался в белокаменную, зная, что спасти его может только один человек на свете — Сталин.
А вот как выглядит эта почти детективная история в интерпретации А. Антонова-Овсеенко, который тоже подтверждает, что обстоятельства, связанные с переездом Берии в Москву, довольно запутаны.
Так вот, в кругах, близких к тогдашнему руководству НКВД, ходили слухи о предполагаемом аресте Берии. Совсем недавно генерал, имя которого автор не называет по его просьбе, сообщил, что один из ответственных сотрудников Ежова доставил в мае 1938 года в Тбилиси ордер на арест Берии. Лаврентий Павлович вылетел в Москву объясняться с Хозяином. Зная характер Сталина, его пристрастие к провокации, можно не сомневаться в том, что Сталин, задумав заменить Ежова более близким по духу человеком, прежде всего хотел еще раз продемонстрировать свою власть над жизнью и смертью подручных. Не исключая фаворитов.
Сталин успокоил грузинского наместника: этот маленький нарком страдает ба-альшой подозрительностью. Ну что ж, Центральный Комитет поправит товарища Ежова.
Однако тем разговором дело не кончилось. Спустя два месяца он продолжился, и тоже в кабинете генсека, где, кроме него и Берии, присутствовал третий — Ежов. Маленький нарком получил материал, изобличающий Берию в измене, и должен исполнить свой долг.
Сидевший сторонним наблюдателем Сталин, выслушав обоих, объявил: он все же доверяет товарищу Берии и рекомендует его на пост первого заместителя наркома. У Ежова отвисла челюсть.
Об этом эпизоде рассказывал в 1964 году в тесном кругу своих аспирантов доктор философских наук Ф. Т. Константинов. Известен он ему от Георгия Димитрова, у которого Константинов работал секретарем.
7 декабря 1938 года Берия был назначен наркомом внутренних дел СССР и пересел в кресло Ежова. До Ежова его занимали Ягода, Менжинский, Дзержинский. Все они были дилетантами. Берия — первый профессионал, возглавивший знаменитое ведомство на Лубянке.
Напрасно искать в стенограмме июльского (1953 г.) пленума ЦК КПСС оценку деятельности Берии на посту наркома внутренних дел в довоенное время. Имена репрессированных — под запретом, в их виновности участники пленума, наверное, не сомневаются. Иначе Берии был бы предъявлен куда более строгий счет.
28 ноября 1938 года, будучи еще первым заместителем наркома, Берия лично прибыл на квартиру генерального секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева. Когда арестованного уводили, его жена крикнула: «Саша, вернись! Простимся…». Берия приказал забрать и ее. Жену Косарева увезли без ордера на арест, он был подписан прокурором задним числом — спустя два дня. Вернулась из лагерей через 17 лет.
«Вы же честный человек, зачем вы оговорили себя?» — спрашивает Берия в своем кабинете привезенного к нему из тюремной камеры генерала армии Кирилла Мерецкова. «Мне нечего вам добавить, у вас имеются мои письменные показания», — отвечает генерал. «Идите в камеру, отоспитесь и подумайте. Вы — не шпион».
На следующий день продолжение разговора: «Ну как, все обдумали?» Мерецков заплакал: «Я — русский, я люблю свою Родину». Его выпустили из тюрьмы, вернули генеральское звание.
Из протокола допроса Кобулова на судебном заседании: «Да, я бил заключенных по указанию Берии, так как он был полновластным хозяином-диктатором. Он давал указания Гоглидзе, тот мне — «крепко допросить». Если Берия дал указание «крепко допросить», то следователи знали, как это делать, и ни я, ни следователи не могли не выполнить этих указаний… Берия сам приезжал на допросы, допрашивал, приказывал избивать допрашиваемых…»
И вот этот человек, по определению вдовы Бухарина А. М. Лариной, «изначально бывший преступником», сменив Ежова, ставит на Политбюро ошеломляющий вопрос, звучавший приблизительно так: может, пора уже поменьше сажать, а то скоро вообще некого будет сажать? Многие, по словам историка Серго Микояна, жившие в постоянном страхе, что за ними вот-вот «приедут», вздохнули с облегчением. Кое-кого даже начали выпускать. Это дало Берии определенную поддержку тех, кто, оставаясь формально в составе руководства, не мог и пальцем пошевелить, чтобы остановить запущенную на весь ход машину репрессий.
В парадоксах Берии, по-моему, еще никто не пытался разобраться. С одной стороны, беззаконие и безнаказанность, жестокое обращение с арестованными. При пересмотре 300 архивных дел в архиве МВД Грузии Прокуратура СССР обнаружила более 120 резолюций Берии на отдельных протоколах допросов и на бланках служебных записок. Вот некоторые образчики его резолюций: «Крепко излупить Жужанова Л. Б.», «Взять крепко в работу», «Взять в работу… и выжать все», «Взять его еще в работу, крутит, знает многое, а скрывает». Конечно, МВД — не институт благородных девиц, а лексикон его сотрудников — не язык изящной словесности, но все же, согласитесь, нормы элементарного приличия соблюдаться должны. А тут — вопиющие нарушения правил ведения следствия, пытки и издевательства.
С другой стороны, хотя карательные органы не сидели без «работы», однако такого безумия, как в 1937–1938 годах, в стране больше не было. Даже такой антисталинист и антибериевец, как Дмитрий Волкогонов, отмечает, что в общественном сознании приход Берии на Лубянку увязывался с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», где прямо говорилось о перегибах в ежовском ведомстве. А после XVIII съезда партии реабилитировали немало невинно осужденных людей. Справедливость была восстановлена прежде всего в отношении лиц, связанных с обороной страны. Из тюрем и ссылок вернулись армейские командиры, ученые и конструкторы, посаженные при Ежове. Вскоре о них узнает вся страна. Эта — К. К. Рокоссовский, А. В. Горбатов, И. В. Тюленев, С. Н. Богданов, Г. Н. Холостяков, А. Н. Туполев, Л. Д. Ландау.
Кроме названных выше, после августа и до конца 1938 года было принято еще четыре постановления по репрессивным делам. Признавалось наличие фактов извращения советских законов, совершения подлогов, фальсификации следственных документов, привлечения к уголовной ответственности невинных людей. Запрещалось производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению, предписывалось производить аресты только по постановлению суда или с санкции прокурора. С приходом Берии на Лубянку — в это многие не поверят! — были упразднены судебные тройки. Повышалась требовательность к лицам, нарушающим законность.
Узники, сидевшие в то время в тюрьмах, отмечают некоторое ослабление режима и в местах отбытия наказания. Берия разрешил заключенным пользоваться в камерах книгами и настольными играми. В тюрьмах — невиданная при Ежове картина! — начали появляться прокуроры, интересоваться житьем-бытьем зэков.
Ключ к пониманию такой двойственности дает Серго Микоян. Слегка выпустив пар из котла, пишет он, сказав что-то о «перегибах», взвалив вину на Ежова, Берия спокойно продолжал совершенствование карательного механизма, сделав его всемогущим и универсальным.
Увы, начавшееся было потепление очень скоро остановилось. Существует версия — из-за осложнения международной обстановки, дыхания приближающейся военной грозы. Расслабляться больше нельзя…
Что знает рядовой читатель о деятельности Берии в годы Великой Отечественной войны? Только мрачную сторону. Она ассоциируется с расстрелом 28 октября 1941 года группы видных военных — Григория Штерна, Павла Рычагова, Якова Смушкевича и других, всего 22 человек. Немцы стояли у ворот Москвы, срочно высвобождались тюрьмы. Заключенных вывезли из столицы, и вблизи Куйбышева, где располагались эвакуированные центральные учреждения и дипломатические миссии, они встретили свои последние минуты.
Какой изуверской была стряпня на дьявольской кухне Берии в тот период, видно на примере трагической судьбы знаменитого советского летчика Якова Смушкевича и его семьи. После возвращения из Испании прославленный «генерал Дуглас» был назначен начальником Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Его арестовали перед самым началом войны, в июне сорок первого, прямо в госпитале, где он находился после тяжелой операции ног. В тюрьму дважды Героя Советского Союза Смушкевича транспортировали на носилках.
В августе его дочь прорвалась к хозяину Лубянки. Он успокоил ее, сказав мягко, даже ласково:
— Не волнуйся, ни о чем плохом не думай. Ты ведь веришь, что он ни в чем не виноват, значит, он скоро вернется.
А через некоторое время юную посетительницу вместе с матерью отправили в тюрьму. Постановление об аресте дочери Смушкевича подписал Берия: «Ученицу средней школы Смушкевич Розу, как дочь изменника Родины, приговорить к пяти годам лишения свободы с отбыванием срока в трудовых исправительных лагерях Карлага с последующей пожизненной ссылкой».
Благодаря последним публикациям, читатели наконец получили возможность узнать многое из деятельности Берии во время войны. Дмитрий Волкогонов, например, весьма скептически оценивает эту сторону. Он пишет, что Сталин поручил ведомству Берии во время войны восстановление мостов, прокладывание железнодорожных веток, создание новых рудников. «Боевые действия» Берии фактически ограничивались двумя выездами в качестве члена Государственного Комитета Обороны на Кавказ. Первый раз в августе 1942 года, второй — в марте 1943-го.
Ссылаясь на архивы, Волкогонов приходит к заключению: и здесь Берия от имени Сталина снимал неугодных ему людей, расстреливал, нагонял страх на военных. Как правило, он выезжал- со свитой своих приближенных, среди которых известные имена: Кобулов, Цанава, Влодзимйрский. Доставалось Тюленеву, Сергацкову, Петрову, другим генералам. Каждый из них имел не только противника перед собой, на фронте, но и коварного заплечных дел мастера в тылу. Его телеграммы Сталину, как правило, играли решающую роль при назначениях.
Д. Волкогонов приводит телеграмму от 1 сентября 1942 года: «Командующим Закавказским фронтом считаю назначить Тюленева, который, при всех недостатках, более отвечает этому назначению, чем Буденный. Надо отметить, что в связи с его отступлениями авторитет Буденного на Кавказе значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности безусловно провалит дело… Берия».
В трудную минуту, как докладывал Тюленев в Москву, он обращался к Берии за разрешением использовать большой контингент внутренних войск, дислоцированных на Кавказе. «Берия согласился выделить лишь малую часть, — писал Тюленев, — и то по указанию Сталина». Своей деятельностью нарком внутренних дел создавал в штабах обстановку напряженности, нервозности, подозрительности и взаимных доносов. Генерал Козлов был вынужден обратиться к Сталину с жалобой на начальника особого отдела Рухадзе, который с ведома Берии пытался оказывать давление на руководство фронта при принятии оперативных решений… Но все эти слабые протесты игнорировались в Москве. Само присутствие монстра парализовывало творческую мысль военачальников: никто не хотел оказаться его очередной жертвой. Когда Берия со своей длинной свитой уезжал, все вздыхали с облегчением.
Ни в коей мере не пытаясь посягнуть на аргументацию приведенных доказательств, позволю все же напомнить читателям о выезде маршала Ворошилова на Западный фронт в горькие дни тяжелейшей военной катастрофы, разразившейся на белорусской земле в июне — июле сорок первого года. Большая группа военачальников во главе с командующим фронтом генералом армии Павловым была обвинена в измене, снята со своих постов, отдана под трибунал и расстреляна. Сейчас мы знаем, что безвинно. Прошло некоторое время, и в Ленинград, оборону которого явно проваливал маршал Ворошилов, прибыл посланец Ставки Верховного Командования генерал армии Жуков, сменивший лихого рубаку времен гражданской войны. Действовавший от имени Сталина и получивший от него огромные полномочия, Жуков назначил на ключевые посты прибывших с ним из Москвы генералов. Каково было смещенным?
На фронты выезжали все члены ГКО и представители Ставки. Известны плачевные последствия пребывания в Крыму Мехлиса: наступление, начатое по его настоянию, закончилось катастрофой. Вспомним крупнейшую неудачу наших войск под Харьковом, окружение, пленение и гибель большой массы живой силы и техники. А ведь и там присутствовало недреманное кремлевское око.
Война — штука сложная. И страшная. Представители ГКО и Ставки ездили обычно на труднейшие участки, в переломные моменты. Хорошо сказал Лазарь Каганович в одной из бесед с Феликсом Чуевым: легко сейчас судить, когда нет нужды в твердой руке, и в борьбе, и в жестокости. Приезжает представитель Ставки на фронт, армия бежит… Трусы были и бежали. Надо было все эго собирать, проявить твердую руку. А вокруг люди. Конечно, обиженных было много. Но ведь посланцам Сталина надо было перед ним отчитываться. Конечно, иногда перебарщивали. А зачем тогда было приезжать из Москвы? Чайку попить? На фронтах должны знать: в Кремле за каждую сданную врагу пядь родной земли, за каждый проигранный бой спрашивают строго.
Действительно, нам, не воевавшим, тех людей и их взаимоотношений не понять. Мы-то подходим к ним с совершенно иными мерками, весьма смутно представляя, что такое всеобщая ожесточенность, привычка к смерти, обреченность, наконец.
Продолжим, однако, перечень «заслуг» Берии в годы Великой Отечественной войны. Слово «заслуги», следуя установившейся традиции, я беру пока в кавычки. Именно их, специфические заслуги перед Сталиным, расправу с его заклятым врагом Троцким, например, имеют в виду многие авторы, объясняя присвоение Берии вскоре после окончания войны, в июле 1945 года, звания Маршала Советского Союза. Сталин и раньше не жалел для наркома внутренних дел высших отличий. Так, в январе 1941 года Берии было присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности.
С 1943 года Лаврентий Павлович — Герой Социалистического Труда. К 1949 году у него уже четыре ордена Ленина и два — Красного Знамени. Берия удостаивается даже полководческого знака отличия — ордена Суворова 1-й степени. Как сказано в указе, «за образцовое выполнение специального задания правительства».
Исследователи докопались, что это было за «специальное» задание. Выяснилось — выселение народов Северного Кавказа и Крыма. Та самая операция, которая аукается до сих пор, осложняет и без того накаленную политическую обстановку в России и на Украине. И поныне не решены многие крайне запутанные вопросы реабилитированных народов — немцев Поволжья, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев. А тогда..'. Тогда 19 тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ и «СМЕРШ» и до 100 тысяч военнослужащих внутренних войск под руководством генерального комиссара государственной безопасности Берии в считанные сутки переселили с родных мест в восточные районы страны около 650 тысяч человек.
С началом войны к его должности наркома внутренних дел дополнительно добавляется еще несколько. Самые важные из них — заместитель Председателя Совнаркома СССР, заместитель председателя Государственного Комитета Обороны. Возглавлял эти два высших органа Сталин. Кроме того, Берия с 1939-го по 1946 год был кандидатом в члены Политбюро, а с 1946 года — членом Политбюро ЦК ВКП(б).
Сколько времени возглавлял он знаменитое ведомство на Лубянке? Первый раз — около семи лет, с ноября 1938-го по 16 января 1946 года. Эти даты, особенно первую, необходимо еще раз напомнить, ибо Берии приписывают пик репрессивной вакханалии, разразившейся в 1937–1938 годах. Так вот, действительно, в Москве его в то время еще не было. Это, как говорится, установленный факт. И приводится он вовсе не в оправдание — у него и без того достаточно больших и малых грехов, — а истины ради.
В январе 1946 года наркомом внутренних дел становится С. Н. Круглов. А что же Берия? Он оставляет этот пост, а сам сосредоточивается на работе в Совнаркоме и Политбюро ЦК. Правда, продолжая курировать свое грозное ведомство и впридачу — МИД. После смерти Сталина происходит объединение МГБ и МВД (в четвертый раз за советскую историю!), и с 15 марта 1953 года Берия вновь становится министром внутренних дел с сохранением поста первого заместителя Председателя Совета Министров СССР.
К тому времени мы еще обратимся, а сейчас вернемся к основной теме этой главы: Берия в годы Великой Отечественной войны.
В вину ему ставят донесение, датированное 21 июня 1941 года, т. е. составленное в самый последний мирный день страны. Оно мало кому известно и потому заслуживает быть процитированным хотя бы в важнейших фрагментах: «Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра…» А вот эти слова настораживают: «…Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!..».
Что хотел сказать этим Берия? Согласитесь, последнюю фразу можно воспринимать двояко: и как восхваление вождя, и как тонко закамуфлированное оправдание перед историей. Угождал генсеку не один наркомвнудел. Сегодня мы знаем, какую успокаивающую информацию, подтверждающую гениальную прозорливость вождя, представляло Сталину другое ведомство, подчинявшееся не Берии, а наркому обороны Тимошенко. Речь идет о Главном разведывательном управлении Генерального штаба, начальник которого генерал Ф. И. Голиков в докладах Сталину оценивал информацию о военных приготовлениях Гитлера как провокационную «дезу» англичан. Та же тенденция сквозила и в сообщениях военно-морской разведки. Берия тоже придерживался общих правил игры, но, как видим, был хитрее и дальновиднее, вписав в официальный текст донесения чужеродную фразу, годящуюся скорее для массовки, нежели для деловой бумаги. Не случайно, очевидно, выбрана и дата.
Кто знает, какие чувства в действительности клокотали в его груди, когда он вписывал эту многозначительную фразу? Кто-кто, а шеф Лубянки имел самые достоверные, самые свежие сведения о готовящемся вторжении Гитлера. Эти данные стекались к нему из самых разных источников, из самых разных уголков земного шара. Тайными путями в Москву доставлялась подобранная после стоянки немецких танкистов грязная ветошь, в специальных лабораториях тщательно исследовались оставшиеся на тряпках мельчайшие следы машинного масла — не морозостойкие ли сорта? В самых отдаленных от будущего театра военных действий уголках мира внимательно и постоянно изучались цены на баранину — их колебания свидетельствовали бы о массовом забое скота: для похода на восток потребовалось бы много меховой одежды.
Если ведомство Берии учитывало даже такие тонкости, охотясь за брошенными немецкими танкистами промасленными тряпками, можно представить всю полноту информации, которой оно располагало. Сталину же подавалось то, что он хотел услышать. Безусловно, это не обеление его верного царедворца, это однозначно срабатывает против него, оттеняя угодливость и подобострастие. Но ведь никто из ближайшего окружения Сталина не посмел сказать ему правду! Стало быть, было что терять? Тогда было что терять и Берии. Увы, политика всегда безнравственное и грязное дело. А Берия, как мы убеждаемся, был политиком изощренным, поднаторевшим в кремлевских интригах.
Помните, едва он стал наркомвнуделом, как были отменены страшные тройки? Некоторые авторы считают это. хитрой уловкой, примером лицемерия. Не прошло и двух лет, как внесудебные органы снова были восстановлены. При этом обычно забывают уточнить, при каких обстоятельствах вновь были вынуждены пойти на столь непопулярную меру.
Так вот, Особое совещание при НКВД СССР появилось в соответствии с постановлением ГКО от 17 ноября 1941 года. Мотивация — в связи с напряженной обстановкой в стране. Компетенция — вынесение меры наказания вплоть до расстрела по результатам рассмотрения дел о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР.
Архивные данные, приведенные историком, профессором В. Некрасовым, несомненно, затронут чувства многих читателей. Из датированного 7 января 1944 года доклада Берии на имя Сталина узнаем, что Особым совещанием при НКВД СССР 5 января того же года было рассмотрено следственных дел на 560 человек. В следующих сообщениях, которые направлялись с иезуитской методичностью, называются такие данные: 8 января 1944 года рассмотрено дела 789 человек, 12 января г- на 558, 15 января — на 654, 19 января — на 533, 29 января — на 617, 2 февраля — на 404, 12 февраля — на 790 человек. Внизу каждого документа содержалась фраза о том, что все осуждены к разным срокам наказания, а в некоторых называлось число приговоренных к расстрелу.
Вас уже бросило в дрожь от благородного негодования? Повремените с проявлением эмоций, ибо, как справедливо замечает исследователь, ради объективности надо сказать, что ^осуждали не только невинных, как это стало модным писать в последнее время, хотя такие и были, но многих и за реально совершенные преступления. К примеру, с 1 июля 1943 года по 1 мая 1945 года на освобожденной от врага территории органами НКВД было арестовано 77152 человека, в том числе дезертиров из Красной Армии — 14254, полицейских — 10048, изменников, перебежавших на сторону врага, — 6223, бандитов — 6187, старост — 4638 и т. д.
Думается, эти данные говорят сами за себя и не нуждаются в комментариях.
Немало леденящих кровь строк написано о спецлагерях НКВД, куда направлялись на проверку бывшие в окружении и плену военнослужащие Красной Армии. Молвой создание этих «чистилищ» приписывается исключительно товарищу Берии. Документы же свидетельствуют о том, что они появились на основании постановления ГКО от 27 декабря 1941 года и СНК СССР от 24 января 1944 года. Вот ставшие известными цифры: на 20 октября 1944 года через спецлагеря НКВД прошло 354590 человек Какова их судьба? Неужели все превращены в лагерную пыль? Архивы свидетельствуют: после проверки в армию возвращено 249416 человек, находилось в стадии проверки 51651 человек, передано в промышленность и охрану 36630, арестовано органами «СМЕРШ» 11566, убыло по разным другим причинам, в том числе в госпитали наркомата обороны, и умерло 5347 человек.
Сегодня почти каждый самодеятельный исследователь занимается собственными подсчетами, вводя в оборот баснословные цифры наших потерь в годы войны, раскулачивания, голода, репрессий. Немало различных инсинуаций нагромождено вокруг численности ГУЛАГа и других производственных главков НКВД, основной рабочей силой которых были заключенные. Профессор В. Некрасов, основываясь на документах, приводит такие данные: к началу войны в лагерях и колониях НКВД состояло 2300 тысяч заключенных, прибыло в 1941–1944 годах 2550 тысяч, убыло 3400 тысяч, в том числе только в 1941–1942 годах 900 тысяч бывших заключенных были переданы в армию, состояло на 21 декабря 1944 года 1450 тысяч заключенных.
Не знаю, посмотрит ли читатель на приведенные выше цифры иными глазами, когда узнает, что за 194.1 — 1944 годы на строительные организации НКВД приходилось 14,9 процента всех выполненных в то время строительных работ по народному хозяйству СССР в целом. То есть седьмая часть. НКВД СССР построил и сдал в эксплуатацию 612 оперативных аэродромов и 230 аэродромов со взлетно-посадочными полосами, группу авиазаводов в районе г. Куйбышева, 3 доменные печи обшей мощностью 980 тысяч тонн чугуна в год, 16 мартеновских и электроплавильных печей производительностью 445 тысяч тонн стали, угольные шахты и разрезы общей производительностью 1740 тысяч тонн кокса, 46 электрических турбин. Грозное ведомство построило 3573 километра новых железных и 4700 километров шоссейных дорог, 1056 километров нефтепроводов, 9 химических заводов. Производственные главки НКВД добывали золото, олово, молибден, никель, медь, нефть и много других нужных обороне полезных ископаемых.
Даже явные недоброжелатели Берии вынуждены признавать: да, Лаврентий Павлович умел, особенно в экстремальных ситуациях, работать четко и виртуозно. Другое дело, какой ценой для заключенных это достигалось.
Но в те годы наивысшего напряжения национального характера, когда вопрос «Кто кого?» встал во всей своей трагической остроте, разве было до сегодняшних сытых разглагольствований о гуманности? Неблагодарное это дело — судить прошлое сегодняшними мерками, ибо каждое время, повторю, живет по своим законам.
Я давно обратил внимание на одно странное обстоятельство. Клеймили авантюриста, шпиона и предателя Берию в основном журналисты, ну еще историки, — люди, которые его не знали и никогда с ним при жизни не встречались. Правда, особенно сильно злодею доставалось еще от детей и других родственников пострадавших в годы репрессий. Изобличали и некоторые крупные военные, у которых имелись основания быть обиженными на него. Но те, кто знал Берию лучше других, кто работал с ним бок о бок — почему-то отмалчивались. Ни за, ни против. Не спешили со своей вязанкой хвороста в общий костер проклятий, но и не пытались не то что погасить — хотя бы сбить рвущееся к самим небесам пламя.
Выжидали? Боялись? Помнили идущую из глубин веков народную мудрость о том, что молчание — золото? Может быть. Но время от времени на общем фоне единомыслия в обрисовке непременно негативного образа Берии вдруг проскальзывали отдельные неожиданные черточки, детальки, хотя и искусно закамуфлированные тканью повествования под общий бранный тон, но тем не менее дающие внимательному читателю пищу для размышлений. Несколько таких любопытных штришков наблюдательный глаз может легко обнаружить в вышедшей недавно книге Владимира Новикова «Накануне и в дни войны».
Имя ее автора в свое время было известно довольно широкому кругу людей. В военные годы он был наркомом вооружения, возглавлял производство почти всего стрелкового оружия в стране. Затем был заместителем Председателя Совета Министров СССР. Герой Социалистического Труда.
Владимир Николаевич немало поведал о горькой чаше арестов, допросов, заключений, которая не миновала и некоторых его товарищей по работе. Однако он признает, что в годы войны репрессии в меньшей степени коснулись оборонной промышленности. И волей-неволей он пришел к выводу, что все упиралось в одного человека — в Л. П. Берию.
Сейчас часто вспоминают эту зловещую фигуру, пишет Новиков, которая, казалось, вечно сопровождала Сталина. Но подходят к его оценке упрощенно, не идя дальше «мрачной личности» и «кровавого палача». А был он, нарком НКВД, далеко не прост и не так примитивен, как кажется большинству писателей и других творческих людей, а с их легкой руки и миллионам читателей и зрителей.
Вот тут Владимир Николаевич попал в самую точку. Действительно, в результате отсутствия свидетельств знающих, компетентных людей, сильных своим художественным видением уходящей эпохи, но не обладающих всей полнотой исторической правды, образовался вакуум. Отсюда и окарикатуренный образ сталинского монстра: в пенсне и широкополой шляпе, с немигающим взглядом и отталкивающей внешностью.
Новиков рассказывает о таком эпизоде. В конце июля 1941 года Берия проводил совещание. Новиков с Д. Ф. Устиновым были приглашены по поводу необходимости резкого увеличения выпуска винтовок. Сидели от Берии сбоку шагах в семи-восьми. Производил он впечатление человека решительного. Лицо широкое, бритое, холеное, с бледным оттенком, очки-пенсне. Волосы темные, лысина. На руках кольца. По виду национальность определить трудно.
Вопрос к Новикову и Устинову:
— Товарищ Устинов, когда вы по Ижевску выйдете на выпуск пяти тысяч винтовок в сутки?
Дмитрий Федорович попросил, чтобы по этому вопросу доложил его заместитель — Новиков, который еще недавно был директором этого завода и меньше месяца как переведен в Москву.
Владимир Николаевич встал и доложил, что для достижения такого уровня потребуется не менее семи-восьми месяцев, так как сейчас выпускают порядка двух тысяч винтовок в сутки.
Берия нахмурился:
— Что ж это вы, товарищ Новиков, знаете, что на фронте одних убивают или ранят, а другие ждут освободившейся винтовки, а вы — семь месяцев. Это не годится, надо уложиться в три месяца. Вы завод знаете, кто еще может нам помочь?
Новиков ответил, что при любых условиях уложиться в названный срок невозможно.
Создали комиссию из двух заместителей председателя Госплана — В. В. Кузнецова, П. И. Кирпичникова, и В. Н. Новикова. Срок — два дня. Дать предложения, как выйти на пять тысяч винтовок в сутки за три месяца.
Сидела комиссия трое суток, почти не уезжая домой. Говорили с заводом, главком и так далее, но придумать ничего не могли. Кузнецов и Кирпичников склонялись согласиться с трехмесячным сроком. Новиков отказался подписывать бумагу, ссылаясь на нереальность такого решения. Документ ушел с пометкой: «Т. Новиков от подписи отказался».
Опять совещание у Берии, опять полный кабинет народа, включая не только наркомов оборонных отраслей, но и других.
Дошла очередь и до вопроса с Ижевским заводом. Берия читает бумагу. Обращаясь к Кузнецову, спрашивает, почему нет подписи Новикова.
Василий Васильевич (тот самый, первый заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР при Брежневе!) отвечает, что Новиков считает сроки нереальными.
Тогда Берия Новикову довольно сердито:
— Какой срок ставить, товарищ Новиков?
Владимир Николаевич еще раз подтвердил, что
минимальный срок — это с натяжкой семь месяцев.
Берия сплюнул в сторону, выругался и сказал:
— Принять предложение Новикова.
На этом инцидент был исчерпан.
Как-то Новиков поинтересовался у товарищей, почему Берия принял его предложение при другом мнении авторитетных членов комиссии. Новичку разъяснили: обмануть Сталина — значит потерять все. Сталин многое прощает, но обмана — никогда. А все, что касается вооружения, Берия докладывает Верховному.
Смалодушничай тогда Новиков, уступи Кузнецову и Кирпичникову, и информация о трехмесячном сроке ушла бы к «самому». А потом провал, трудное объяснение у Сталина и, как результат крупной разборки у Верховного, полетели бы головы у всех причастных. С обвинениями во вредительстве, связях с немецкой разведкой — словом, полный набор мнимых преступлений, которые обычно инкриминировались в те приснопамятные времена. Нередко с этого и начиналось — с нереального обещания, вызванного плохим знанием дела либо стремлением прихвастнуть, выделиться звонкой фразой среди высоких лиц. А уж потом мастера по фабрикации дел выбивали необходимые для следствия признания. Сколько замечательных людей, в том числе директоров крупных оборонных заводов, попав на высокое совещание в Москву, терялись в присутствии видных руководителей, неосмотрительно соглашались с предложениями ускорить сроки, увеличить выпуск продукции. Их ждала печальная участь. Уцелевал тот, кто знал дело и не лебезил перед начальством.
Новиков приводит и другой, совершенно невероятный эпизод, раскрывающий образ «палача» и «дьявола» с совсем неожиданной стороны. Был конец 1943-го или начало 1944 года. Война покатилась уже в другую сторону. Руководимые Новиковым заводы программу выполняли образцово. Однажды В. М. Рябиков, первый заместитель наркома, проездом на артиллерийский завод остановился на один день в Ижевске. Все руководство Удмуртии его хорошо знало. Новиков в то время тоже находился там, подгоняя производство авиационных пушек.
Рябиков попал в воскресный день и утром, часов в одиннадцать, решил позавтракать вместе с руководством автономной республики. Были первый секретарь обкома, нарком внутренних дел, директор машиностроительного завода, Новиков и Рябиков. Владимир Николаевич признается: немного выпили. В разгар встречи директор завода шепнул Новикову, что в одной из комнат особняка, где собрались друзья, находится представитель КПК от товарища Шкирятова. Может быть, его пригласить? Новиков махнул рукой: «Куда уж теперь приглашать, когда все мы выпивши». В этот же день Рябиков уехал.
Через десять дней Новикова и Рябикова вызвали к Матвею Федоровичу Шкирятову, которого Сталии называл «совестью партии». Он зачитал им утрированную реляцию: мол, пьянка во время войны и так далее. Через три дня оба получили выписку из протокола, где им объявили по выговору за недостойное поведение. Подписал секретарь ЦК А. А. Андреев.
Неприятность, конечно, большая. Оба написали заявление Андрееву, что их оклеветали. Опять вызывают к Шкирятову. «Что же это, для вас, дорогие товарищи, решение ЦК — ложь и клевета?» Жалобщики слегка струсили от такого поворота и попросили заявление обратно, но в этом им отказали. Это вызвало дополнительное беспокойство. Через две недели получают новое решение за той же подписью: вынесенные выговоры снять. В чем дело?
Оказывается, Берия звонил директору завода в Ижевск и попросил справку от своих органов в Удмуртии, как проходила встреча Рябикова в Ижевске. Директор, конечно же, все дал совершенно в другом свете, чем это представил работник КПК. А дальше было так: Берия позвонил Андрееву и сказал, что факт с Рябиковым и Новиковым работники КПК исказили, что он лично все проверил через наркома внутренних дел республики. Выговоры даны незаконно, и нужно их снять.
Неужели и таким был Берия? Выходит, что и таким.
После войны, отмечает мемуарист, «шефство» Берии над оборонным комплексом закончилось (в 1941 году «оборонку» подчинили Берии как члену ГКО). И сразу же посыпались аресты. Репрессировали друзей'Новикова военных лет заместителя наркома вооружения И… А. Мирзаханова, маршала артиллерии Н. Д. Яковлева. К счастью, их вскоре освободили, но судьбы все же искалечили. Любопытная деталь: такой крупный организатор военного производства, как В. Н. Новиков, репрессии в своей отрасли связывает вовсе не с именем Берии. Его мемуары полны описаний случаев, когда наркомвнудел, наоборот, все делал для того, чтобы оградить руководителей «оборонки» от необоснованных обвинений, клеветы и лжи. Ей-богу, стоит почитать эту книгу!
А вот сочинение господина Т. Виттлина, если кому попадется на глаза, благо оно сейчас переведено на русский язык, читать следует с превеликой осторожностью. Вышло сие сочинение в Лондоне под названием «Комиссар» лет двадцать назад. Большинство слухов, сплетен, анекдотов о сталинском монстре — из оной книжицы. Оттуда перекочевала и до сих пор ходит по страницам свободной эсэнговской прессы леденящая душу история женитьбы Лаврентия Павловича.
Находясь в конце двадцатых годов в Абхазии, повествует Виттлин в расчете на негодующую реакцию западного добропорядочного буржуа, Берия жил в роскошном специальном поезде, в которое он приехал в Сухуми. Поезд стоял на запасных путях, на некотором расстоянии от здания станции, и состоял из трех пульмановских вагонов: спальни, салон-вагона с баром и вагона-ресторана.
В тот вечер, когда Берия собирался отправиться в Тбилиси, около станции к нему подошла девушка лет шестнадцати, среднего роста, с черными глазами и сдобной комплекции.
Девушка приехала из родной мингрельской деревни, соседствующей с селом Мерхеули, откуда родом был сам Берия. Она попросила его заступиться за ее арестованного брата.
Берия заметил красоту девушки. Якобы желая получить дополнительные сведения о брате, он пригласил ее в поезд, но не в салон-вагон и не в ресторан.
В спальном купе Лаврентий приказал девушке раздеться. Когда она, испуганная, хотела убежать, Берия запер дверь. Затем он ударил ее по лицу, скрутил руки за спиной, толкнул на кровать, навалился на нее всем телом.
Девушка была изнасилована.
Берия продержал ее всю ночь. На следующее утро он приказал своему ординарцу принести завтрак на двоих. Перед тем как уехать по делам, Лаврентий снова запер свою жертву. Берия был покорен свежестью и очарованием этой девушки, он также понял, что она именно тот тип, который полностью соответствует его чувственности. Она была молода и невинна, но выглядела созревшей. Она была скромна, изящна, но ни в коем случае не худа. У нее были маленькие груди, большие глаза, излучавшие добрый свет, и пухлый чувственный рот.
Было бы глупо с его стороны отказаться от такого создания природы. Берия провел еще несколько дней в Сухуми, проверяя выполнение пятилетнего плана 1928–1933 годов в деле строительства местных дорог и шоссе, нового жилья, больниц и школ. Все это время он держал свою пленницу запертой в поезде.
Так маленькая Нина стала его женой.
Теперь ясно, откуда «гносеологические» корни всевозможных слухов о необыкновенном любвеобилии Лаврентия Павловича. Еще в годы моего студенчества ходили легенды о его сексуальной ненасытности. Рассказывали потрясающие истории о машинах, в которых прямо с улиц хватали красивых девушек и увозили в логово злодея. Наконец-то найден первоисточник, откуда пошла «клубничка».
Это — тот самый «Комиссар» Т. Виттлина. Читаем: «Обычно машина Берии останавливалась у Театра Красной Армии. Там недалеко была женская школа. Ученицы расходились с уроков. Берия, как черная пантера за оленятами, наблюдал за ними. Когда замечал пухленькую девочку 14–15 лет, розовощекую, с влажными губами и ослепительно белыми зубами, он указывал на нее кивком головы. Полковник Саркисов, высокий, худощавый человек, подходил к девочке, отдавал честь, просил следовать за ним. Берия из машины наблюдал в бинокль, как ужас в глазах жертвы нарастал, и это доставляло ему огромное удовольствие. Девушка понимала, что спасения нет. Она отделялась от группы ошарашенных сверстниц и, поникшая, как рабыня, шла за истязателем. Когда она садилась рядом в машину, Берия даже не глядел на нее, он знал все, что будет: рыдания, целования его рук, ботинок, просьбы отпустить.
Держа девушку за руку, Саркисов вталкивал ее на Лубянке в кабинет Берии, который садился за стол и тихо требовал, чтобы девочка разделась. Если она прирастала к полу, дрожала и ревела, Берия вытаскивал кнут из ящика и ударял девочку по икрам ног. Она могла кричать сколько угодно: в его кабинете все кричали и плакали — никто не смеялся. Он повторял приказ раздеться. Сдавшись, она раздевалась. Он бросал ее, голую, на диван, сминал своим весом. Если инстинктивно она сжимала ноги, он левой рукой брал ее за волосы и бил головой о деревянный подлокотник дивана. Девочка сдавалась. Наступал радостный миг для Берии, когда он входил в молодое невинное тело, словно разрывал его. Девочка кричала — он целовал ее слезы, катившиеся из молодых невинных глаз. Дефлорировать, то есть лишать невинности молодое женское тело, было для Берии высшим наслаждением. Девочку тошнило от запаха водки, чеснока, гнилых зубов…
Иногда Лаврентий был более благосклонен к жертве, улыбался, уговаривал, что нет смысла пугаться. Спрашивал о родителях, братьях, сестрах. Обещал послать их всех в лагеря, если она не согласится.
Иногда вместо Лубянки Берия приводил девочек в свой дом, там предлагал гостье стакан водки. После вина девочка засыпала, и он овладевал ею. Присутствие в доме жены не останавливало Берию, жене было раз и навсегда сказано, чтобы она не входила к нему в кабинет.
Бывало, девочки, использованные, выброшенные из его дома, тут же бросались в Москву-реку или вниз с крыши высокого дома».
В версию о сексуальной ненасытности Берии можно было бы поверить (история знает немало известных личностей, для которых женщины были сильнодействующим наркотиком, мощным импульсом творческой деятельности), но детали, которые приводит Виттлин, сильно колеблют веру в правдивость описанного. Откуда ему известно о деревянных подлокотниках дивана? Это у Берии-то были гнилые зубы? Да и манера письма у англичанина такая, будто он сам лично при сем присутствовал…
Но обыватель в таких тонкостях не разбирается. Многие до сих пор клюют на «жаревку». То в одном, то в другом издании вдруг появляются отнюдь не стыдливые воспоминания под крикливыми заголовками типа «Я была любовницей Берии». Опубликованы целые сериалы «любовниц» Есенина, Маяковского, Сталина и, конечно же, Берии. Да что говорить об умерших людях! Не так давно один еженедельник поместил «исповедь» 23-летней журналистки об интимных связях с действующими уже в наше время видными политическими деятелями России — с указанием фамилий и должностей. Мы почему-то по привычке всегда считаем пострадавшей стороной слабый пол. А между прочим, и среди женщин авантюристок предостаточно. Кстати, так было во все времена.
К тому же есть свидетельства вдовы Берии, Нины Теймуразовны. В начале этого очерка я приводил ее высказывания. Неужели история ее замужества такая, как описывает господин Виттлин?
«Я родилась в семье бедняка, — рассказывает она в интервью. — Особенно трудно стало матери после смерти отца. В то время в Грузии богатые семьи можно было пересчитать по пальцам. Время тоже было неспокойное — революции, политические партии, беспорядки. Росла я в семье своего родственника — Александра. Гегечкори, который взял меня к себе, чтобы помочь моей маме. Жили мы тогда в Кутаиси, где я училась в начальной женской школе. За участие в революционной деятельности Саша часто сидел в тюрьме, и его жена Вера ходила встречаться с ним. Я была еще маленькая, мне все было интересно, и я всегда бегала с Верой в тюрьму на эти свидания. Между прочим, тогда с заключенными обращались хорошо. Мой будущий муж сидел в одной камере с Сашей. Я не обратила на него внимания, а он меня, оказывается, запомнил.
После установления Советской власти в Грузии Сашу, активного участника революции, перевели в Тбилиси, избрали председателем Тбилисского ревкома. Я переехала вместе с ними. К тому времени я была уже взрослой девицей, отношения с матерью у меня не сложились.
Помню, у меня была единственная пара хороших туфель, но Вера не разрешала мне их надевать каждый день, чтобы они подольше носились. Так что в школу я ходила в старых обносках и старалась не ходить по людным улицам — так было стыдно своей бедной одежды.
Помню, как в первые дни установления Советской власти в Грузии студенты организовали демонстрацию протеста против новой власти. Участвовала в этой демонстрации и я. Студентов разогнали водой из пожарного брандспойта, попало и мне — вымокла с головы до ног. Мокрая, я прибежала домой, а жена Саши Вера спрашивает: «Что случилось?». Я рассказала, как дело было. Вера схватила ремень и хорошенько меня отлупила, приговаривая: «Ты живешь в семье Саши Гегечкори, а участвуешь в демонстрациях против него?»
Однажды по дороге в школу меня встретил Лаврентий. После установления Советской власти в Грузии он часто ходил к Саше, и я его уже неплохо знала. Он начал приставать ко мне с разговором и сказал:
— Хочешь не хочешь, но мы обязательно должны встретиться и поговорить.
Я согласилась, и позже мы встретились в тбилисском парке Недзаладеви. В том районе жили моя сестра и зять, и я хорошо знала парк.
Сели мы на скамейку. На Лаврентии было черное пальто и студенческая фуражка. Он сказал, что уже давно наблюдает за мной и что я ему очень нравлюсь. А потом сказал, что любит меня и хочет, чтобы я вышла за него замуж
Тогда мне было шестнадцать с половиной лет. Лаврентию же исполнилось 22 года.
Он объяснил, что новая власть посылает его в Бельгию изучать опыт переработки нефти. Однако было выдвинуто единственное требование — Лаврентий должен жениться.
Я подумала и согласилась — чем жить в чужом доме, пусть даже с родственниками, лучше выйти замуж, создать собственную семью.
Так, никому не сказав ни слова, я вышла замуж за Лаврентия. И сразу же поползли слухи, будто Лаврентий похитил меня.
Нет, ничего подобного не было. Я вышла за него по собственному желанию».
Ау, где вы, сказочные три вагона Берии, бедная Золушка, пришедшая к восточному набобу просить за брата, и все остальное, что вышло в этой связи из-под пера английского сочинителя?
В 1926 году Нина Теймуразовна закончила агрономический факультет Тбилисского университета и начала работать в Тбилисском сельскохозяйственном институте научным сотрудником. Заграничная командировка мужа не состоялась, и вскоре жизнь у них шла совсем по другой колее.
16 января 1946 года, пробыв на посту руководителя НКВД — МВД более семи лет, Берия оставляет его. Отныне он — первый заместитель Председателя Совета Министров СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б). До 15 мая 1953 года, когда после смерти Сталина вновь возвратится на пост министра внутренних дел.
Семилетнее пребывание в роли первого заместителя Сталина в советской историографии не отражено никак. Как будто Берия и не оставлял своего зловещего кабинета на Лубянке. Чем же он занимался в течение столь продолжительного времени?
Вновь откроем рассекреченную стенограмму июльского пленума пятьдесят третьего года. Оказывается — вредительством, дезорганизацией, срывом планов улучшения жизни советских людей, осложнением международной обстановки.
Факты? Вот какие факты приводил А. И. Микоян.
По долгосрочному соглашению между Чехословакией и Советским Союзом, подписанному в 1950 году, чехословацкая сторона обязывалась поставить в 1953 году в СССР 800 дизелей для нефтедобычи. В проекте же соглашения на 1953 год было записано только 400 штук. Берия взбесился: на каком основании Микоян предлагает 400 дизелей, если по долгосрочному соглашению записано 800? Почему чехам такие поблажки? Ах, у них трудности…
Второй случай: Президиум. Совета Министров обсуждает вопрос о просьбе Индии отгрузить ей 300 тысяч тонн зерна в обмен на их товары. Президиум ЦК решил не отказывать индусам, чтобы уменьшить влияние американцев, и поручил Молотову с Микояном составить такой проект. Они и составили, найдя зерно из экспортных ресурсов за счет снятия продажи другим капиталистическим странам, считая это политически более выгодным. Берия предложил не принимать этого проекта и отложить его, пока не будет проверен хлебофуражный баланс страны и экспортный фонд зерна.
Третий, и вовсе беспрецедентный случай, связанный с несогласием с самим Сталиным, который предложил увеличить налог на колхозы и колхозников на 40 миллиардов рублей, в то время как весь доход исчислялся в 42 миллиарда, Берия возмутился: если примем предложение товарища Сталина о налоге, это приведет к восстанию крестьян.
Поведал Микоян и о таком факте. Он предложил закупить некоторое количество высококачественных импортных шерстяных тканей для пошива костюмов и пальто, поскольку отечественная промышленность не может дать тканей сверх программы, а также закупить 30–40 тысяч тонн сельдей, так как рыбная промышленность не обеспечивает нужды населения.
И это дело Берия стал тормозить! Для чего? А «чтобы тем самым помешать дальнейшему улучшению снабжения нашего населения».
И далее в таком же духе. Надо ли объяснять, что в одном случае возобладали ведомственные амбиции, в другом был обыкновенный деловой спор, в третьем Берия выразил свое особое мнение, а в четвертом… Не знаю, право, что сказать по поводу злополучных сельдей, по вражьему умыслу не попавших на стол советских людей.
А ведь этих примеров оратору было достаточно, чтобы назвать бывшего соратника авантюристом не только политическим, но и экономическим, приносящим в жертву своим темным замыслам как крупные, так и малые вопросы политики, пытавшимся расстроить стройные ряды руководства и дезорганизовать его работу.
А. П. Завенягин, член ЦК КПСС, заместитель министра среднего машиностроения СССР, рассказал: «Помню, товарищ Косыгин много раз ставил вопрос — давайте нам тов. Орлова для представления на должность наркома бумажной промышленности. Тов. Орлов был в то время начальником главка в МВД, это очень крупный инженер и специалист в области бумажной промышленности. А в бумажной промышленности дело не шло. И, конечно, можно было начальника главка отпустить для назначения на должность наркома. Берия отвечает: «Никоим образом, нам самим нужны люди». Когда затем бумажную промышленность поручили Берии, то т. Орлов сейчас же был освобожден от работы в МВД и назначен наркомом целлюлозной и бумажной промышленности».
И это — серьезное прегрешение? Да таких примеров хоть пруд пруди. Или вот это, тоже рассказанное Завенягиным: «Бывали с нашей стороны попытки убедить Берию. Например, при организации Министерства геологии возник вопрос относительно разведок по урану. Надо сказать, что наше государство неплохо обеспечено урановым сырьем. Мы думаем, что обеспечено лучше, чем все наши возможные противники. Однако значительная доля этого сырья добывается за границей. Важно вести форсированную разведку отечественной сырьевой базы. Мы считали, что в Первом Главном управлении это будет обеспечено лучше. Берия решил: «Нет, вам не надо заниматься разведками урана, пусть т. Тевосян занимается этим». Тов. Тевосян сам считал, что не следовало разведку урана передавать Министерству металлургической промышленности. Естественно — у него цветная металлургия, черная металлургия. Зачем ему поручать еще разведку уранового сырья? Я пытался убедить Берию, говорил ему, что, поскольку нам поручено все дело использования атомной энергии, мы будем лучше заниматься разведками урана, поскольку непосредственно заинтересованы в них и несем ответственность за создание отечественной сырьевой базы. Берия в грубой форме отклонил мои настояния, заявил, что найдет других руководителей в Первый Главк и прибавил к этому ряд оскорбительных замечаний».
Ну, что касается манеры изъясняться — то и другие советские наркомы отнюдь не были мастерами изящной словесности. Каганович, и тот под конец жизни каялся в излишней резкости — время такое было. Да и нынешние министры тоже небось любят крепкое словцо.
Прямо скажем, не шибко бьет по современному читателю, а тем более знакомому с практикой подготовки официальных документов высокого уровня, свидетельство Завенягина о том, как принималось решение по испытанию водородной бомбы. «Мы подготовили проект решения правительства, — рассказал он пленуму. — Некоторое время он полежал у Берии, затем он взял его с собой почитать. У нас была мысль, что, может быть, он хочет поговорить с товарищем Маленковым. Недели через две он приглашает нас и начинает смотреть документ. Прочитал его, внес ряд поправок. Доходит до конца. Подпись — Председатель Совета Министров Г. Маленков. Зачеркивает ее. Говорит — это не требуется и ставит свою подпись».
А может, и в самом деле не требовалась та подпись? Может, Берия действовал в рамках своей компетенции, обусловленной разделением обязанностей в Совете Министров, его регламентом? Это, конечно, если с сегодняшней точки зрения рассуждать. А тогда? Можно представить, что ощущала основная масса приехавших из отдаленных от Москвы мест периферийных членов ЦК, когда услышала слова выступавшего о том, что водородная бомба — это важнейший вопрос не только техники, не только вопрос работы бывшего Первого Главного управления, а тогда министерства среднего машиностроения, это вопрос мирового значения.
Далее Завенягин сказал, что в свое время американцы создали атомную бомбу, взорвали ее. Через некоторое время, при помощи наших ученых, нашей промышленности, под руководством нашего правительства мы ликвидировали эту монополию атомной бомбы США. Американцы увидели, что преимущества потеряны, и по распоряжению Трумэна начали работу по водородной бомбе. Наша страна и наш народ не лыком шиты, мы тоже взялись за это дело, и, насколько можем судить, мы думаем, что не отстали от американцев. Водородная бомба в десятки раз сильнее обычной атомной бомбы и взрыв ее будет означать ликвидацию готовящейся второй монополии американцев, то есть будет важнейшим событием в мировой практике. И подлец Берия позволил себе такой вопрос решать помимо Центрального Комитета!
После этого полился поток обвинений, о характере которых можно судить по такому фрагменту: «С самого начала бросалось в глаза главное качество Берии — это презрение к людям, — делится своими впечатлениями Завенягин. — Он презирал весь советский народ, презирал партию, презирал руководителей партии. И в этом презрении он оказался слепцом. Он считал членов Президиума ЦК за простаков, которых он может в любой момент взять в кулак и изолировать. А оказался сам простаком, слепым бараном. Наш ЦК проявил прозорливость и этого подлеца, авантюриста вовремя изолировал».
Завенягин заявил, что с точки зрения того, чтобы понять вопрос, серьезно вникнуть в суть дела, Берия был… туповат. И тут же реверанс в сторону победителей: без лести можно сказать, что любой член Президиума ЦК гораздо быстрее и глубже может разобраться в любом вопросе, чем Берия.
Может, это было и так, но Сталин почему-то поручил возглавлять все работы по созданию атомной бомбы именно человеку, чье имя ассоциировалось на пленуме с синонимом тупости, неспособности и даже вредительства. Ему поставили в вину даже требование строжайшей экономии — он не давал денег сверх отпущенного! После победоносного завершения войны аппетит у генералов разгорался, а Берия — подумать только! — ратовал за конверсию, за сокращение бремени военных расходов, непомерной тяжестью ложившихся на плечи исстрадавшегося народа.
Ликвидировали атомную монополию США… А кто, позволительно спросить, ликвидировал? Да, наши ученые, да, наша промышленность, да, наш героический народ, наша славная страна. Но это все обобщенные понятия. Кто конкретно руководил работами, какими средствами достигнут небывалый успех?
Только последние год-два в прессе начали несмело указывать, что шефом атомного проекта в СССР был Берия. Именно он курировал сверхсекретное Первое Главное управление, занимавшееся разработкой сначала атомной, а затем и водородной бомбы. В 1992 году ряд изданий опубликовал сенсационные материалы о том, как тайны атомного оружия из США попали в Советский Союз. Надо ли лишний раз напоминать, под чьим руководством была осуществлена эта блестящая операция? Выходит, Берия был не такой уж и тупой, а его ведомство занималось не только превращением в лагерную пыль внутренних врагов — явных и мнимых?
Эта сторона деятельности Берии, к сожалению, не раскрыта с достаточной полнотой. Но придет время, откроются архивы, наши и зарубежные, заговорят и люди, которым, очевидно, еще не пришел срок прервать молчание. Нет сомнений, что общественность ждет еще немало потрясающих сюжетов на тему о том, благодаря кому Россия стала второй после США ядерной державой.
Теперь же, когда Берия не мог их слышать и, главное, был неопасен, о нем говорили кто во что горазд.
Ворошилов, который несколько месяцев назад встретил Хрущева, приехавшего к нему поговорить о необходимости смещения Берии, словами: «Какой у нас, товарищ Хрущев, замечательный человек Лаврентий Павлович, какой это замечательный человек!», — во всю клеймил его преступления. Не случайно, сказал он, после ареста Берии ни один работник МВД не написал письмо, в котором было бы сказано: «Что вы сделали с нашим великим вождем, как мы будем обходиться без нашего Берии?..». После этой фразы стенограмма фиксирует: «Смех в зале». Как будто бы такие письма приходили, когда арестовывали Бухарина, Рыкова! Или когда сместили Хрущева! Или когда полоскали Ворошилова за причастность к антипартийной группе Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова.
Заставил смеяться и член ЦК А. А. Андреев. Рассказав об интригах Берии против Ворошилова, Хрущева, Микояна, которые подвергались большим нападкам и дискредитации в глазах Сталина, Андреев подчеркнул: Берия «добивался всячески, чтобы все члены Политбюро были чем-нибудь отмечены, чтобы были с пятнами, а он, видите ли, чист». Развеселила участников пленума неосмотрительно произнесенная фраза: «И на самом деле, смотрите, к нему ничего не предъявишь — чист».
Случайна ли эта оговорка? Услышав смех в зале, оратор спохватился и назвал поведение Берии тонким расчетом. «Он добивался, чтобы разоружить т. Сталина, лишить его друзей и остаться одному в качестве верного и безупречного друга т. Сталина, — прорывался оратор сквозь сложные словесные конструкции. — Я считаю, что это надо было рассматривать как новый метод работы наших врагов. Раньше у наших врагов, всякого рода предателей, выглядывали ослиные уши их политических взглядов, у него же — ничего нельзя было заметить. Только в последнее время на германском и других вопросах сказалось его буржуазное перерожденчество».
Еще один оратор, Тевосян, поставил Берии в вину то, что он представил Сталину записку и проект постановления, подготовленные им со своим аппаратом, в обход Госплана и руководства других отраслей об использовании огромных запасов апатитов Кольского полуострова. Берия добился принятия в 1950 году решения правительства о строительстве там крупного химического комбината, хотя химики и цветники возражали против этого. К тому же, сетовал Тевосян, Берия влез не в свои вопросы, поскольку отрасли промышленности, занимающиеся производством удобрений, алюминия и цемента, ему не подчинялись и находились в ведении других членов Президиума.
Тогдашний министр нефтяной промышленности СССР Н. К. Байбаков рассказал, что все крупные инициативные вопросы, исходившие не от него, возвращались обратно в министерство для так называемого исправления и доработки. Таким образом, к нему шел новый документ, начинающийся словами: «В связи с вашим указанием…» или «По вашему поручению…». Только такие документы принимались им к рассмотрению.
У двурушника Берии, отмечал Байбаков, вызывало большое негодование, когда кто-либо пытался посылать письма в адрес Сталина или другим руководящим работникам ЦК или Совета Министров. Он не мог терпеть, когда секретари областных комитетов партии, секретари центральных комитетов компартий республик напрямую обращались со своими вопросами к товарищу Сталину, обходя Берию.
Интересно, а какой начальник терпит такое сейчас, в наше просвещенное время?
Советские граждане были немало озадачены, когда прочли 10 июля 1953 года в «Правде» такое вот сообщение: «На днях состоялся Пленум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Пленум ЦК КПСС, заслушав и обсудив доклад Президиума ЦК — тов. Маленкова Г. М. о преступных антипартийных и антигосударственных действиях Л. П. Берии, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза, принял решение — вывести Л. П. Берию из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов Коммунистической партии Советского Союза как врага Коммунистической партии и советского народа».
Прочитанное не укладывалось в головах. Об этом человеке слагались песни: «О Берии поют сады и нивы, он защитил от смерти край родной. Чтоб голос песни, звонкий и счастливый, всегда звучал над солнечной страной», детвора на школьных утренниках декламировала стихи: «Что за праздник у ребят? Ликует пионерия: это к нам пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия», защищались кандидатские диссертации на тему: «Лаврентий Павлович Берия — верный друг и соратник товарища Сталина». И вдруг — враг советского народа…
В начале этого очерка мимолетно упоминалось о разных вариантах ареста и конца Берии — для затравки, что ли. Углубимся в данную тему более основательно, ибо в ней и поныне немало неясного и запутанного.
Итак, Сталин умер. Существуют версии, кстати, не только на Западе, что «помог» ему в этом Берия. Не будем затрагивать непростую проблему, она столь объемна и спорна, что требует отдельных, посвященных только ей изысканий. После смерти вождя роли в высшем эшелоне власти распределяются следующим образом: Берия предлагает на пост Председателя Совета Министров Маленкова. В ответ тот называет Берию своим первым замом — одним из четырех. И предлагает Министерство внутренних дел слить с Министерством государственной безопасности, поставив во главе Берию. Пост Сталина в секретариате ЦК отдается человеку, сточки зрения Берии, второстепенного масштаба — Хрущеву. Идея Берии, таким образом, сводилась к тому, чтобы главную роль в руководстве страной играл Совет Министров, чтобы ЦК не занимался впредь оперативным управлением народным хозяйством.
Вот такая началась перестройка. Чем не предтеча перемен, начатых в середине восьмидесятых годов? Однако бериевской реформе был уготован куда более короткий век — сто дней, до 26 июня 1953 года. Хитроумный Лаврентий Павлович не разобрался до конца в личности и характере Никиты Сергеевича, что и стало одной из причин его падения.
Хрущев любил рассказывать своим иностранным собеседникам, как проводилась акция против Берии. Несмотря на некоторые вариации, сюжет в основном один и тот же.
Согласно одному из рассказов, пишет А. Авторханов в пришедшей к нам с Запада книге «Загадка смерти Сталина», конец Берии был такой. Хрущев убедил сначала Маленкова и Булганина, а потом остальных членов
Президиума ЦК, что если Берию не ликвидировать сейчас же, то он ликвидирует всех членов Президиума. Так, вероятно, думали все, хотя каждый боялся сказать об этом другому. Хрущев не побоялся. Трудна была лишь техника проведения операции против Берии. Нормальная процедура — свободное обсуждение обвинения против него в Президиуме ЦК или на его пленуме — совершенно отпадала. В опасении, что как только Берия узнает об обвинениях против него, то немедленно произведет государственный переворот и перестреляет всех своих соперников.
Оставалось, пишет А. Авторханов, только классическое оружие всех подлецов: обман, засада, ловушка. А поскольку по этой части сам Берия был великим мастером, надо было ловкость обмана помножить на искусность ловушки. Поэтому операцию против Берии приурочили к началу летних маневров армии.
В маневрах Московского военного округа должны были участвовать и несколько сибирских дивизий (на всякий случай, если в московских дивизиях окажутся сторонники Берии). На заседании Совета Министров министр обороны, его заместители и начальник Генерального штаба должны были докладывать о ходе маневров, и поэтому было приглашено много военных.
Повестка дня этого заседания, как обычно, была заранее разослана членам Совета Министров со всеми проектами решений и с указанием имен всех приглашенных докладчиков и экспертов. Словом, рутина рутин. Явились все. Члены правительства собрались в зале заседаний Совета Министров, а приглашенные, в том числе и военные, расположились, опять-таки как обычно, в комнате ожидания, откуда приглашенных вызывают в зал только во время обсуждения их вопроса.
Первым поставили на обсуждение вопрос о ходе маневров Советской Армии. В зал вошла группа военных во главе с маршалом Жуковым и командующим войсками Московского военного округа генералом Москаленко. Маленков объявил объединенное заседание Президиума ЦК и Совета Министров открытым. И тут же обратился к Жукову:
— Товарищ Маршал Советского Союза, предлагаю вам от имени Советского правительства взять под стражу врага народа Лаврентия Павловича Берию!
Военные берут Берию под стражу и уводят в соседнюю комнату. Президиум ЦК начинает обсуждать вопрос о его дальнейшей судьбе.
Теперь, по рассказам Хрущева в интерпретации Авторханова, присутствовавшие стали перед сложной дилеммой: держать Берию в заключении и вести нормальное следствие или расстрелять его тут же, а потом оформить смертный приговор в судебном порядке. Принять первое решение было опасно, ибо за Берией стоял весь аппарат чекистов и внутренние войска и его легко могли освободить. Принять второе решение и немедленно расстрелять Берию не было юридических оснований. После всестороннего обсуждения минусов и плюсов обоих вариантов пришли к выводу: Берию надо немедленно расстрелять, поскольку из-за мертвого Берии бунтовать никто не станет. Исполнителем этого приговора (в той же соседней комнате) в рассказах Хрущева выступает один раз генерал Москаленко, другой раз Микоян, а в третий даже сам Хрущев. Он подчеркнуто добавлял: «Наше дальнейшее расследование дела Берии полностью подтвердило, что расстреляли его правильно».
Виттлин в своей книге «Комиссар» пишет: «Трудно сказать определенно, был ли он расстрелян Москаленко или Хрущевым, задушен Микояном или Молотовым при помощи тех трех генералов, которые схватили его за горло, как об этом уже говорилось. Также трудно сказать, был ли он арестован на пути в Большой театр 27 июня (где все члены Президиума, кроме него, присутствовали на опере «Декабристы») или он был арестован на заседании Президиума ЦК… Поскольку Хрущев пустил в ход несколько версий о смерти Берии и каждая последующая разнится от предыдущей, трудно верить любой из них».
О научной добросовестности Виттлина мы уже кое-что знаем! Хорошо хоть, что он не настаивает ни на одной из версий, а только их перечисляет. Авторханов, пожалуй, ближе к истине, за исключением предположения о немедленном расстреле вдень ареста, 26 июня 1953 года. Оно не подтверждается свидетельствами лиц, принимавших участие в аресте, а также членов специального судебного присутствия, утверждающих, что суд над живым Берией и его сообщниками состоялся 16–23 декабря 1953 года и что из зала судебного заседания в кабинет Хрущева была проведена специальная связь, чтобы он мог слушать показания подсудимых — как Сталин во время процесса над Бухариным.
В книге есть еще одна любопытная деталь: автор говорит — со ссылкой на откровения Хрущева с иностранными собеседниками — о приуроченных к моменту ареста Берии военных маневрах. Наши беллетризованные источники полны описаний передислокации военных частей и боевой техники, выдвигавшихся по направлению к Москве — это, мол, Берия, готовясь к перевороту, стягивал верные ему внутренние войска. Хрущев и его единомышленники не допустили военного путча, арестовав заговорщика прямо в Кремле.
Обратимся к свидетельствам военных, принимавших непосредственное участие в организованной Хрущевым акции.
Г. К. Жуков, Маршал Советского Союза, в то время был заместителем министра обороны СССР.
Его вызвал Булганин, тогдашний министр обороны, и сказал:
— Садись, Георгий Константинович.
Он был возбужден, даже не сразу поздоровался. И только потом подал руку, однако не извиняясь.
Помолчали. Затем Булганин, ни слова не говоря по существу дела, сказал:
— Поедем в Кремль, есть срочное дело.
Поехали. Вошли в зал, где обычно проходили заседания Президиума ЦК партии.
Потом Жуков узнал, что в тот день было назначено заседание Совета Министров. И министры действительно были в сборе. На заседании с информацией должен был выступить Берия. И он готовился.
Жуков оглянулся. В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берии не было.
Первым заговорил Маленков — о том, что Берия хочет захватить власть, что Жукову поручается вместе с его товарищами арестовать его.
Потом стал говорить Хрущев, Микоян лишь подавал реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки.
— Сможешь выполнить эту рискованную операцию?
— Смогу, — ответил Жуков.
Маршал отмечает, что задавшие вопрос знали: у него к Берии давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У них еще при Сталине не раз были стычки.
Решено было так. Лица из личной охраны членов Президиума находились в Кремле, недалеко от кабинета, где собрались члены Президиума. Арестовать личную охрану самого Берии поручили Серову. А Жукову предстояло арестовать Берию.
Маленков сказал, как это будет сделано. Заседание Совета Министров будет отменено, министры отпущены по домам. Вместо этого он откроет заседание Президиума.
Жуков вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должны сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседаний в эту комнату.
Жуков пишет: его предупредили, что Берия физически сильный, знает приемы джиу-джитсу.
— Ничего, справлюсь, нам тоже силы не занимать.
Потянулось долгое молчание. Наконец раздается один звонок, второй. Жуков входит в зал первым, подходит к Берии сзади и командует:
— Встать! Вы арестованы.
Не успел Берия встать, как Жуков заломил ему руки назад и, приподняв, встряхнул его. Глянул на него — бледный-пребледный. И онемел.
Еще бы! Разве мог он ожидать такого коварства от соратников?
При обыске у него не обнаружили никакого оружия. У заговорщика не было даже завалящего пистолетика! Впрочем, у Жукова и его генералов, прибывших в Кремль для ареста путчиста, было на всех… два пистолета. Это — по версии Жукова.
Арестованного Берию держали в соседней комнате до 10 часов вечера, а потом погрузили в ЗИС; его положили сзади, в ногах сидения, предварительно укутав в ковер. Сделали это для того, чтобы охрана не заподозрила, кто в машине.
Вез его Москаленко. Берия был определен в бункер Московского военного округа. Там он находился и во время следствия, и во время суда, там его и расстреляли.
Таково свидетельство человека, арестовывавшего Берию.
Не расходится с ним в главном и второй высокопоставленный военный — К. С. Москаленко, занимавший в то время пост командующего войсками Московского военного округа. В 9 часов утра 25 июня (т. е. когда Берия еще не вернулся в Москву из поездки в ГДР) по телефону АТС Кремля позвонил Хрущев и спросил, имеются ли в его окружении близкие и преданные люди. На что Москаленко ответил, что такие люди имеются.
После чего Хрущев сказал, чтобы Москаленко взял этих людей и приехал с ними в Кремль к Маленкову, в кабинет, где раньше работал Сталин.
Тут же он добавил, чтобы Москаленко взял с собой планы ПВО и карты, а также захватил сигареты. Москаленко ответил, что заберет с собой все перечисленное, однако курить бросил еще на войне, в 1944 году. Хрущев засмеялся и сказал, что сигареты могут потребоваться не те, которые он имеет в виду.
Тогда генерал догадался, что надо взять с собой оружие. В конце разговора он сказал, что сейчас позвонит министру обороны Булганину.
Намек Хрущева на то, что надо взять с собой оружие, навел генерала на мысль, что предстоит выполнить какое-то важное задание Президиума ЦК КПСС…
Нажатием кнопки электрического сигнала Москаленко тут же вызвал офицера для особых поручений майора Юферева, начальника штаба генерал-майора Бак-сова, начальника политуправления полковника Зуба и сказал им: надо ехать в Кремль, взяв с собой оружие, но так как его ни у кого не было, то командующий вызвал коменданта штаба майора Хижняка и приказал ему принести и выдать пистолеты и патроны. Так как группа была маленькая, то Москаленко позвонил начальнику штаба ВВС (бывшему начальнику штаба Московского округа ПВО) генерал-майору Батицкому и предложил ему прибыть незамедлительно, имея с собой оружие.
Вскоре после этого последовал звонок министра обороны маршала Булганина, который сказал, что ему звонил Хрущев. Булганин предложил Москаленко сначала прибыть к нему. В беседе с глазу на глаз министр объяснил задачу: предстоит арестовать Берию. Охрана у него в Кремле сильная и большая, преданная ему. Сколько у тебя человек? Москаленко ответил: с ним пять человек, все они фронтовики, испытанные в боях и надежные люди, преданные Коммунистической партии, Советскому правительству и народу. На что он сказал: «Это все хорошо, но очень мало людей». Тут же спросил: кого можно еще привлечь, но без промедления? Москаленко ответил: вашего заместителя маршала Василевского. Булганин сразу же почему-то отверг эту кандидатуру. В свою очередь Москаленко его спросил, кто находится сейчас в министерстве из влиятельных военных. Он сказал: Жуков. Тогда Москаленко предложил его взять. Министр согласился, но чтобы Жуков был без оружия.
Москаленко отмечает еще одну любопытную подробность: после ареста Берии, при очередном докладе Маленкову он как-то сказал, что прежде чем обратиться к Москаленко, с аналогичным предложением обратились к одному из маршалов Советского Союза, но тот отказался от участия в операции. Кто этот маршал, Москаленко уточнять не стал.
Почему Хрущев обратился именно к Москаленко? Сам мемуарист на этот вопрос ответить затрудняется. Хрущев знал его только по боевым действиям на фронтах. Изредка они встречались после войны. Отношение к нему Сталина, признается Москаленко, в то время также было хорошим, как и во время войны. Берию лично он не знал и ранее не встречался с ним, ’знал о нем только по печати. Поэтому предложение Хрущева, уточненное Булганиным, Москаленко воспринял как поручение партии, ЦК, его Президиума. Мемуарист отмечает также, что и все члены Президиума ЦК, как Молотов, Маленков, Ворошилов и другие, относились к нему хорошо.
И вот часов в одиннадцать дня 26 июня по предложению Булганина группа военных села в его машину и поехала в Кремль. Его машина имела правительственные номера и сигналы и не подлежала проверке при въезде в Кремль. Подъехав к зданию Совета Министров, Москаленко вместе с Булганиным поднялся на лифте, а Баксов, Батицкий, Зуб и Юферев поднялись по лестнице. Вслед за ними на другой машине подъехали Жуков, Брежнев, Шатилов, Неделин, Гетман, Пронин. Неужели и Брежнев? Получается — да. Всех Булганин провел в комнату ожидания при кабинете Маленкова, затем оставил военных и ушел в кабинет к Маленкову.
«Через несколько минут вышли к нам Хрущев, Булганин, Маленков и Молотов, — вспоминает Москаленко. — Они начали нам рассказывать, что Берия в последнее время нагло ведет себя по отношению к членам Президиума ЦК, шпионит за ними, подслушивает телефонные разговоры, следит за ними, кто куда ездит, с кем члены Президиума встречаются, грубит со всеми и т. д. Они информировали нас, что сейчас будет заседание Президиума ЦК, а потом по условленному сигналу, переданному через помощника Маленкова — Суханова, нам нужно войти в кабинет и арестовать Берию. К этому времени он еще не прибыл. Вскоре они ушли в кабинет Маленкова. Когда все собрались, в том числе и Берия, началось заседание Президиума ЦК КПСС.
Хотя заседание длилось недолго, нам казалось наоборот, очень долго. За это время каждый из нас пережил, передумал многое. В приемной все время находилось человек 15–17 людей в штатской и военной одежде. Это порученцы и лица, охраняющие и прикрепленные. А больше всего это люди от Берии. Никто, конечно, не знал и не предугадывал, что сейчас произойдет, все беседовали на разные темы».
После условленных звонков, о которых уже говорил Жуков, «пять человек вооруженных, шестой т. Жуков» (так у Москаленко. — Н. 3.) быстро вошли в кабинет, где шло заседание. Маленков объявил: «Именем советского закона арестовать Берию». По версии Москаленко, все обнажили оружие (помните, у Жукова — на всех было два пистолета). «Я направил его (пистолет. — Н. 3.) прямо на Берию и приказал ему поднять руки вверх, — свидетельствует Москаленко. — В это время Жуков обыскал Берию, после чего мы увели его в комнату отдыха Председателя Совета Министров, а все члены Президиума и кандидаты в члены остались проводить заседание, там же остался и Жуков».
По версии Жукова, приказ поднять руки вверх отдавал он. В интерпретации Москаленко, как видим, именно он выступает в качестве главного действующего лица, а Жуков лишь обыскал оторопевшего Берию. В его портфеле обнаружили лист бумаги, весь исписанный красным карандашом: «Тревога, тревога, тревога». Видимо, когда начали о нем разговор на заседании, он сразу почувствовал опасность и имел в виду передать этот лист охране Кремля, делает догадку Москаленко.
Он же приходит к заключению по реакции присутствовавших, что, кроме членов Президиума Булганина, Маленкова, Молотова и Хрущева, по-видимому, никто не знал и не ожидал ареста Берии. В комнате отдыха Председателя Совета Министров Берию охраняли Москаленко, Батицкий, Баксов, Зуб и Юферев. Снаружи, со стороны приемной, у дверей стояли Брежнев (вот неожиданность!), Гетман, Неделин, Пронин и Шатилов. Когда стемнело, Берию вывезли из Кремля в правительственном ЗИСе…
На следующий день, в субботу, 27 июня, члены Президиума как ни в чем не бывало присутствовали на опере «Декабристы» в Большом театре. Берии среди них не было.
Следствие продолжалось шесть месяцев. 23 декабря 1953 года Берия был осужден и расстрелян, а труп сожжен.
На второй день, 25 декабря, Москаленко был вызван к министру обороны Булганину. Тот предложил написать реляцию на пять человек — Батицкого, Юферева, Зуба, Баксова и Москаленко для присвоения звания Героя Советского Союза. Первым трем — первичного, а последним двум — второго. Москаленко, по его словам, категорически отказался это сделать, мотивируя тем, что они ничего такого не сделали. Булганин, однако, сказал: «Ты не понимаешь, ты не осознаешь, какое большое, прямо революционное дело вы сделали, устранив такого опасного человека, как Берия, и его клику». Москаленко вторично отказался делать такое представление. Тогда Булганин предложил написать реляции на несколько человек для награждения орденами Красного Знамени или Красной Звезды.
История повторяется: в августе 1991 года, празднуя победу над участниками попытки государственного переворота, тогдашний мэр Москвы, профессор и демократ Гавриил Попов предложил присвоить Борису Ельцину звание Героя Советского Союза. Бедный Советский Союз! Кого только не нарекали Героем от его имени!
Как видим, ни у Жукова, ни у Москаленко, ни у Зуба (полковника, тогдашнего начальника политуправления Московского военного округа, его рассказ о тех событиях тоже опубликован) о войсковых маневрах упоминаний нет. А как у военных рангом помельче? Записки «крупняка», скорее всего, предварительно читали «наверху». Может, у кого-то из чинов поменьше проскочили интересующие нас сведения?
Конечно, неблагодарная это работа — перелопатить многие десятки сборников военных воспоминаний, газетных подшивок. Но что поделаешь — охота, как говорится, пуще неволи.
И, представьте себе, нашел. Рассказ А. Скороходова, тогда подполковника, о том, как их гвардейский зенитный артиллерийский полк, находившийся в подмосковном поселке, «готовили на войну» с Берией.
Это произошло 20 июня 1953 года. Обратили внимание на дату? День, как обычно, шел по установленному распорядку. Скороходов, замещавший командира полка, уехавшего в отпуск, составлял план штабных тренировок на предстоящий месяц. Потом пошел пообедать. Успел съесть тарелку борща, как его срочно вызвали на КП. В телефонной трубке он услышал знакомый голос начальника штаба артиллерии округа полковника Гриба:
— Сейчас же снарядите машину с 30 автоматчиками и тремя офицерами. Всем выдать по полному боекомплекту. Через два часа быть в штабе округа. О выезде доложите.
Команду Скороходов выполнил через полчаса, взяв солдат в полковой школе. И сразу же новое приказание: выслать еще одну машину и тоже с 30 автоматчиками.
Между тем новый приказ:
— Развернуть батареи на огневых позициях, действовать по плану боевой работы!
Вой сирены привел в движение весь военный городок. Главный пост молчит, никаких донесений о появлении воздушных целей не передает. Из жилых домов выбегают офицеры. Солдаты под дружный вскрик «раз-два, взяли…» выкатывают из парка тяжелые пушки. Поступает новое приказание: объявить боевую тревогу и батареям, находящимся в лагере.
Скороходов повел колонну сам. Сержант на проходной широко открыл ворота, полк трогается и почти сразу же останавливается. По шоссе мимо артиллеристов стремительно проносится головной танк. «Тридцатьчетверка» на большой скорости идет в сторону Москвы, из выхлопных труб вылетает черный дым, пушка и пулемет расчехлены, в открытой башне видна фигура танкиста в шлеме и черном комбинезоне. За ним движется большая колонна машин. Истошный рев моторов, дымный чад, резкий запах солярки. Неужели опять война? А может, это Берия стягивал к столице войска МВД для захвата власти? Но ведь танков-то они не имели…
Наконец и машины Скороходова выезжают на шоссе. Спустя некоторое время сворачивают и занимают огневые позиции. Устанавливают связь с КП дивизии и округа. Новый приказ: на все огневые позиции батарей завезти по полному комплекту боеприпасов, открыть склады, взять снаряды. По радио передают самые мирные известия — где-то убирают урожай, играют в футбол, Клавдия Шульженко поет о любви. А полк занял огневые позиции около Москвы.
Так (в боевой готовности!) провели три дня. Наконец с КП округа дали «отбой», и все батареи, кроме дежурных, возвратились в городок.
Только 2 июля дошел до них слух: всему причиной был Берия.
Скороходову в то время дважды приходилось приезжать в штаб Московского военного округа, на территории которого находился бункер с именитым арестантом. Даже в октябре 1953 года, когда Скороходов приехал туда в первый раз, на площадке с колоннами стояли два станковых пулемета. Полевой «газик» командира дивизии, на котором вместе с ним приехал Скороходов, остановили на углу. Дальше пришлось идти пешком. У пропускной вертушки, помимо дежурного, стояли еще по два автоматчика. Возле бюро пропусков — тоже вооруженные солдаты.
Четырехугольный двор штаба округа был ярко освещен прожекторами, установленными на стволах деревьев. Мощный свет выбеливал каждый камешек на дорожках, скамейки и низкую чугунную ограду, окружавшую небольшое возвышение в центре. Командир дивизии незаметно показал Скороходову глазами на невзрачный холмик, и подполковник понял, что это и есть тот бункер, куда запрятали всемогущего Берию.
Скороходов на всю жизнь запомнил подробность: во всех четырех углах двора стояли танки в полной готовности.
Много времени спустя, пишет Скороходов, полковник Зенкин, бывший рядовым караульным в команде генерала Батицкого, рассказывал:
— Поганая была работа, наверное, за все годы службы не было так погано. Редкий мерзавец попался, вел себя исключительно нагло. Приходилось стоять у двери — там окошко. Эта тварь и ругалась, и запугивала, и, можешь себе представить, бабу требовала! Такая пакость!
Разные мысли обуревали меня, признается Скороходов, в том числе и такая: зачем, скажем, Хрущеву нужно было поднимать войска противовоздушной обороны столицы? Ведь в частях, подчиненных непосредственно Берии, не было авиации. Видно, Хрущев не сбрасывал со счетов и того, что у Берии в войсках МВД и госбезопасности было немало сторонников, отнюдь не механически, а вполне сознательно защищавших хорошо отлаженную к тому времени карательную систему.
А если бы, задается вопросом автор, генерал Москаленко не успел прибыть в Кремль прежде, чем туда вошли бы верные Берии подразделения? Неужели офицеры и солдаты, генералы и маршалы, министры и рабочие — все ревностно и вполне сознательно стали бы подчиняться диктату Берии, на партсобраниях коммунисты негодующе осуждали бы антипартийные действия «оппозиции», вставали и аплодировали бы при имени нового вождя?!
Скорее всего, так бы и было. Вставали же и аплодировали при имени победителя в кремлевском поединке Хрущева, а спустя десять лет поступали точно так при имени того, кто победил Хрущева. И первого, и второго потом сбросили с пьедесталов: оба, как оказалось, были носителями многих пороков.
За десять дней до ареста в Кремле Берия отбыл в Берлин. В соответствии с решением Президиума ЦК и Совета Министров СССР его направили в ГДР — там резко обострилась обстановка.
Всегда осторожный и подозрительный, Берия на этот раз подвоха не учуял. Мотивы командировки опасений не вызывали. Действительно, его присутствие там было необходимо. В Восточном Берлине не прекращались демонстрации под антисоветскими и антикоммунистическими лозунгами. Митингующие жгли портреты Сталина, Вильгельма Пика и Отто Гротеволя, требовали объединения Германии и ее столицы. Берлинской стены тогда еще не было, и поток беженцев в ФРГ постоянно возрастал. Советским и восточногерманским пограничникам приходилось туго. Недовольство восточных немцев подогревалось извне. Пять крупнейших западногерманских радиостанций призывали население ГДР к гражданскому неповиновению.
Берия находился в Берлине с 15 по 25 июня, координируя действия советских, а также восточногерманских политиков и военных.
Сегодня можно лишь гадать, был ли тайный умысел у «руководящего ядра» Президиума ЦК, когда оно инициировало поездку Берии за пределы страны. Никаких свидетельств на сей счет обнаружить не удалось. Впрочем, не исключается, что замысел избавиться от Берии окончательно созрел именно во время его отсутствия в Москве. «Руководящее ядро» осмелело, сговорилось, обсудило детали предстоящей операции. Если бы Лаврентий Павлович оставался в Москве, кто знает, хватило ли бы у заговорщиков духу на столь решительные действия.
Подругой, весьма распространенной версии, Берия хотел арестовать весь Президиум ЦК в Большом театре. Эту акцию он планировал на 27 июня, на премьере оперы «Декабристы». Утверждают, что. ближайшие приближенные Берии — Саркисов, Деканозов, Кобулов и другие — якобы лично развозили приглашения советскому руководству. Что, наверное, вряд ли правдоподобно, ибо изменение порядка приглашения вызвало бы по крайней мере недоумение, если не больше. По установившейся практике члены Президиума ЦК сообща принимали решение о посещении того или иного мероприятия.
В этой связи малоубедительным представляется ссылка на Булганина, Маленкова и Хрущева, которые якобы впоследствии вспоминали, будто бы Берия лично просил их «обязательно быть на премьере, отложив все дела». Тот, кто знает порядки в высших кремлевских сферах, только улыбнется снисходительно по поводу наивных представлений, спроецированных снизу на самую верхотуру власти. Там все несколько иначе, чем у обыкновенной публики.
Хотя слухи эти могли запускаться с определенной целью. Надо было убедить легковерных граждан, что злодей Берия сам готовил заговор против Президиума ЦК и его «ядру» не оставалось ничего, кроме упреждающего удара.
26 июня Берия вернулся из Берлина в Москву. На аэродроме Лаврентия Павловича встречал Микоян. Возбужденный Берия рассказывал Анастасу Ивановичу об обстановке в ГДР. Недовольство погашено. Беспорядки прекращены.
Микоян молча слушал, кивал головой. Ни один мускул не дрогнул на лице хитрого кремлевского лиса. Лимузин пролетел через всю Москву, подкатил к кремлевским воротам. В старинном желтом дворце с белыми колоннами уже собрались члены Президиума. По дороге Микоян объяснил, что они ждут рассказа Берии о берлинских делах. Ничего не подозревавший Лаврентий Павлович бодро прошествовал в знакомый зал заседаний.
Третье, вечернее заседание ЦК КПСС, рассмотревшее вопрос «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии», состоялось 3 июля 1953 года. Председательствовал Н. С. Хрущев. Первым слово получил Н. С. Патоличев — член ЦК КПСС, первый секретарь ЦК компартии Белоруссии.
Это выступление лидера белорусских коммунистов никогда прежде не публиковалось. И вот рассекреченная стенограмма передо мной. Она имеет гриф «Строго секретно» и довольно суровое предостережение: «Снятие копий воспрещается».
Думается, есть смысл полностью воспроизвести этот текст, неизвестный коммунистам республики, от имени которых держал речь их руководитель. Нет необходимости его комментировать, читатели сами разберутся, что к чему, посмотрят, какие аргументы приводились на пленуме. Итак, вот он, документ, полностью, без купюр.
Выступление Н. С. Патоличева на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС
Товарищи, мы прослушали подробный доклад товарища Маленкова, выступления товарища Хрущева, Молотова, Булганина, Кагановича, и перед каждым из нас сейчас раскрыта полная картина.
и у меня, например, первой возникла та мысль, что 3 месяца — не такой уж большой срок, который потребовался, чтобы разоблачить и обезвредить столь хитрого и опасного врага партии и государства, каким оказался Берия.
Надо сказать, что руководители партии и правительства, члены Президиума Центрального Комитета в таком сложном деле проявили стойкость и решительность и, я бы сказал, необходимую гибкость и умение.
Больше всего, товарищи, радует то, что члены Президиума Центрального Комитета в сложный и ответственный момент для партии и государства действовали сплоченно, действовали так, как это и требовалось от ленинско-сталинского Центрального Комитета. Теперь наш Центральный Комитет будет еще сильнее, еще монолитнее, а под его руководством и вся наша партия.
Мы, члены Центрального Комитета, одобряем действия Президиума Центрального Комитета.
Хотел бы сказать по национальному вопросу. Как известно, Берия в своих враждебных авантюристических целях выступил под флагом якобы ликвидации извращений национальной политики нашей партии, а на самом деле это было еще невиданное в истории советского государства извращение ленинско-сталинской национальной политики, извращение, рассчитанное на подрыв доверия к русскому народу, на разрыв великой дружбы народов нашей страны.
Я, например, считаю, что это была самая настоящая диверсия со стороны Берии. Видимо, впервые в истории нашего многонационального государства имеет место то, когда опытные партийные, советские кадры, преданные нашей партии, снимаются с занимаемых постов только потому, что они русские.
Начальник Могилевского областного управления МВД тов. Почтенный почти всю жизнь работает в Белоруссии и не менее 20 лет на чекистской работе. Тов. Почтенный снят Берией только за то, что он русский.
Берия одним махом без ведома партийных органов, а в Белоруссии без ведома ЦК Белоруссии, снял с руководящих постов русских, украинцев, начиная от министра МВД Белоруссии, весь руководящий состав министерства и областных управлений. Готовилась также замена до участкового милиционера включительно.
Берия своими враждебными действиями в национальном вопросе нанес огромный вред. Мне думается, что Президиум Центрального Комитета незамедлительно всё это поправит, даст правильные, четкие указания партийным организациям в национальном вопросе на основе учения Ленина-Сталина.
Что касается укрепления МВД и улучшения руководства со стороны партийных органов, необходимо, с моей точки зрения, решительно ликвидировать последствия враждебной деятельности Берии в деле расстановки кадров.
Надо восстановить на прежних местах изгнанные им, Берией, кадры и тем самым показать, что все это никакого отношения не имеет к линии партии, к деятельности Центрального Комитета.
Далее, так как Берия изгнал из ЧК всех партийных работников, направленных партией в органы для их укрепления, необходимо возвратить эти кадры и послать дополнительно партийных работников.
МОЛОТОВ. Верно ли, что изгнаны все партийные кадры?
ПАТОЛИЧЕВ. Почти все, которые посылались за последнее время.
ГОЛОС С МЕСТА. Была директива отчислить.
ПАТОЛИЧЕВ. Берия засорил чекистские кадры политически сомнительными людьми. Он их подбирал не случайно, ему нужны были головорезы. Необходимо решительно очистить органы от этих людей.
Далее, я хотел сказать, товарищи, что в ЧК работает немало честных людей. Они, как могли, сопротивлялись действиям Берии, его-действиям на отрыв от партии. Я могу приводить очень много примеров по Белоруссии, но в этом нет необходимости. Остановлюсь только на нескольких. Дело доходило до того, что однажды министр МВД товарищ Баскаков был в кабинете первого секретаря ЦК. Ему позвонил Берия и говорит: «Ты где?» — «В ЦК, у первого секретаря». — «Иди к себе, позвони». Товарищ Баскаков доложил мне, что ему было сказано, пошел, позвонил. Ему было дано указание собрать данные о национальном составе партийных, советских и чекистских органов, не докладывая об этом ЦК Белоруссии. Но товарищ Баскаков немедленно доложил ЦК. Он отказался писать записку, тогда его вызвали в министерство в Москву и заставили писать, а затем как негодного прогнали.
Я хочу сказать, товарищи, что Берия не только в партии, в народе,‘но и в органах не имел и не мог иметь опоры. Этим и вызваны его действия по изгнанию партийных работников, честных чекистских кадров и засорение этих органов своими людьми, ему угодными.
Товарищи, я полностью согласен с высказываниями членов Президиума Центрального Комитета относительно необходимости усиления партийной работы, усиления политического воспитания коммунистов, трудящихся, более успешного решения целого ряда неотложных хозяйственных задач. Мы из этого сделаем для себя необходимые выводы.
В заключение хочу сказать. Разоблачение врага и авантюриста Берии еще и еще раз напоминает, как дорого нам единство рядов партии, единство и сплоченность руководящего ядра нашей партии.
Президиум Центрального Комитета, благодаря своему единству, сплоченности, сделал неоценимое дело — уберег партию и государство от большой беды. При таком единстве мы непобедимы. Это единство надо беречь, как зеницу ока.
Настоящий Пленум Центрального Комитета показывает непоколебимую сплоченность и стойкость ленинско-сталинского Центрального Комитета.
Товарищи, я считаю своим партийным долгом заявить, что партийная организация Белоруссии, как и вся наша партия, активно поддерживает действия ЦК, еще теснее сплотится вокруг нашего ленинско-сталинского Центрального Комитета. (Аплодисменты.)
Как и обещал, от комментариев воздержусь. Единственное замечание, которое позволю себе в связи с этим выступлением: каждый сидящий в зале знал, что выступающий русский, что Берия присылал ему на замену белоруса Зимянина из Москвы, но эта попытка не удалась: пленум ЦК партии Белоруссии Патоличева не отпустил.
Напрасно искать мотивы симпатий Берии к тому белорусу — их не было. Московский белорус случайно попал в поле зрения послесталинского перестройщика, и был им замыслен в качестве маленького звена в общей цепи реформистской концепции десталинизации межнациональных отношений. Относился этот замысел прежде всего к «коренизации» партийно-государственного аппарата и введению делопроизводства в союзных республиках на родном языке.
Основные положения своей концепции Берия изложил в докладе на заседании Президиума ЦК КПСС 12 июня 1953 года. Возражений ни у кого не было. Приняли постановление, в котором, в частности, было сказано:
«1) обязать все партийные и государственные органы коренным образом исправить положение в национальных республиках — покончить с извращениями советской национальной политики;
2) организовать подготовку выращивания и широкое выдвижение на руководящую работу людей местной национальности; отменить практику выдвижения кадров не из местной национальности; освобождающихся номенклатурных работников, не знающих местный язык, отозвать в распоряжение ЦК КПСС;
3) делопроизводство в национальных республиках вести на родном, местном, языке».
При Сталине, а после него при Хрущеве, Брежневе и более чем до половины правления Горбачева в союзных республиках существовал институт вторых секретарей партийных комитетов — русских, которые привозились прямо из Москвы. По странному стечению обстоятельств Белоруссия, которая при Брежневе избежала этой участи (правда, приезжал В. И. Бровиков, но он белорус), при Горбачеве получила в качестве второго секретаря ЦК русского — белгородца, работавшего в ЦК КПСС заместителем заведующего орготделом. Может, в центре перепутали Белгород с Белоруссией? — иронизировала минская интеллигенция.
Посланцы Москвы, приезжавшие со Старой площади, как правило, ни языка, ни истории, ни культуры местного народа не знали. Но они были глазами и ушами Старой площади. При Сталине существовал длинный список должностей, которые предпочтительнее было отдавать русским или обрусевшим националам. Это — должности командующих военными округами, начальников гарнизонов и пограничных отрядов, председателей КГБ республик, министров внутренних дел, руководителей железных дорог и воздушных линий, министров связи, директоров предприятий союзного значения. Сюда же входили и должности заведующих ведущими отделами ЦК. Такое же правило распространялось и на Советы
Министров союзных и автономных республик, где первые замы непременно были русскими.
Берия, и сегодня это особенно отчетливо видно, одним из первых в высшем руководстве понял необходимость ломки железного правила, оправданного в условиях войны и других сложных периодов в истории советского государства. Тонкий политик, он уловил неизбежность грядущих перемен, к тому же, как шеф спецслужб, прекрасно знал о настроениях в обществе и особенно в национальных республиках.
Берия убедил членов Президиума ЦК в необходимости либерализации великодержавной политики. Начали с Украины, где первого секретаря ЦК русского Мельникова заменили украинцем Кириченко, с Латвии, где второй секретарь ЦК Ершов был заменен латышом Круминьшем, с Белоруссии, где, как известно, произошел непредусмотренный сбой. Национальные кадры выдвигались и в органах государственного управления, министерствах и ведомствах, включая и правоохранительные. В Белоруссии, хотя Патоличев и возмущался, эта проблема стояла не так остро, как скажем, в республиках Средней Азии, где любой мало-мальски значимый чиновник был непременно русский. Даже участковый милиционер, что обижало национальную интеллигенцию, обостряло эмоции: вот, мол, дожили, как в захваченных колониях.
Мало кто знает, что Берия подготовил записку о положении в западных областях Украинской ССР. Выступая на Пленуме ЦК КПСС, Кириченко не оставил от нее камня на камне. Он против бериевских терминов «западноукраинская интеллигенция», «западноукраинские кадры», «русификация» и т. д. Зал откровенно веселился — и это зафиксировано в стенограмме, — когда Кириченко рассказывал о попытке Берии предоставить союзным республикам больше прав, расширить их компетенцию хотя бы в области культуры.
«Теперь хочу сказать здесь насчет орденов для республик, — разоблачал Берию этот оратор. — Звонок такой был и к нам одного из работников Совета Министров, не помню фамилии. Мне он звонил по такому вопросу — скажите, пожалуйста, кто является у вас самым крупным деятелем культурного фронта в прошлом, кроме Шевченко. Я назвал Франко, Коцюбинского, Лесю Украинку. Тогда он меня спрашивает: а побольше Шевченко есть кто-нибудь? (Смех.) Я говорю: нет. Он мне опять задает вопрос, а какой это у вас Шевченко есть? Я отвечаю: да, у нас есть Тарас Григорьевич Шевченко. (В зале ожиаление, смех.) Я спрашиваю: а в чем дело? Он отвечает: мне поручил товарищ Берия узнать, нет ли у вас более крупного деятеля, чем Шевченко? А я спрашиваю: а зачем это вам? Он отвечает: имеется в виду установить ордена для республики для работников культурного фронта. (Оживление в зале, смех.)
В выступлении А. И. Микояна постановление ЦК об исправлении искажений и перегибов в-национальной политике в прибалтийских республиках и Западной Украине, подготовленное по инициативе Берии и разосланное вместе с его докладом, трактуется как используемое Берией в своих интересах — чтобы направить настроение народов молодых советских республик против русских! Такая же оценка дается и в выступлении Н. Н. Шаталина: Берия в преступно-карьеристских целях добился включения в протокол Президиума своих записок по западным областям Украины и Литве!
Берия, оказывается, задолго до горбачевской перестройки задумывался о разграничении функций партийных и государственных органов. Что и послужило поводом для обвинения в попытках уйти от контроля со стороны партийных комитетов, поставить органы МВД над партией. Первый секретарь Московского комитета КПСС Н. Михайлов сетовал: в управление МВД Московской области Берия посылал работников, не считая нужным ни в какой степени посоветоваться с партийными органами, с Московским комитетом партии.
При реорганизации во всех министерствах должны быть проведены конференции и избраны партийные комитеты. Исключением до сих пор, продолжал Михайлов, является лишь Министерство внутренних дел. Несмотря на неоднократную постановку вопроса о необходимости созыва конференции, Берия срывал это дело. В течение почти трех месяцев секретарь парткома не мог попасть к Берии для того, чтобы решить вопросы партийной работы. В этом снова сказалось пренебрежение этого провокатора, агента иностранных разведок к нашей партийной организации, заключил выступающий.
Менее чем через сорок лет подобная ситуация снова повторилась — и снова в органах МВД. Правда, на этот раз — российского министерства. Оно первым приступило к департизации своих рядов. Что бы ни говорили, а предтечей был Берия, делавший ставку на профессионализм, замышлявший грандиознейшую перестройку, которую перепуганные соратники объявили авантюрой и заговором.
В выступлении А. П. Завенягина так прямо и сказано: рядовым членам партии, рядовым работникам непонятно, как можно пойти на объединение Западной Германии с Восточной Германией? Это ведь означает отдать 18 миллионов населения и Германскую Демократическую Республику в лапы буржуазных заправил. Кроме того, в ГДР добывается много урана, может быть, не меньше, чем имеют в своем распоряжении американцы. А ведь это обстоятельство кому-кому, а Берии, надо полагать, известно.
Припомнили и переписку с Тито. Это с врагом-то?! Ну, конечно, агент и предатель…
А. А. Андреев высказал догадку: не без влияния Берии было принято решение Президиума ЦК КПСС от 9 мая 1953 года «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных торжественных праздников». Почему предписано проводить демонстрации без портретов руководителей партии и правительства? Народ должен знать своих вождей!
Бурными аплодисментами зал встретил разъяснение Кагановича из президиума: Андрей Андреевич, это решение отменено как неправильное». Случилось это 2 июля — в день открытия пленума.
Андреев назвал инициированное Берией решение об отказе от оформления колонн демонстрантов портретами членов Президиума ЦК КПСС подрывом основ марксизма-ленинизма и учения товарища Сталина. Тевосян спрашивал: для чего понадобилось Берии неоднократно подчеркивать в записках МВД по делу врачей и ленинградскому делу, разосланных по его настоянию всем партийным организациям, что избиение арестованных производилось по прямому указанию товарища Сталина? А Каганович заявил: Берия возражал, чтобы, говоря об учении, которым руководствуется партия, наряду с именами Маркса, Энгельса, Ленина называть имя товарища Сталина. Вот до чего докатился этот мерзавец!
Многие выступавшие сетовали, что после смерти Сталина его имя стало постепенно исчезать со страниц печати. И видели в этом руку Берии. С болью в душе, отмечали ораторы, приходится читать высказывания товарища Сталина без ссылки на автора.
Правда, Маленков в заключительном слове слегка пожурил Андреева и Тевосяна за их неправильное отношение к культу личности Сталина, отмечая, что он принял в последние годы жизни Сталина болезненные формы. Но на судьбе Берии это признание уже не могло отразиться. Она была предрешена заранее, еще до ареста.
К. Москаленко свидетельствует, что, находясь под следствием и будучи помещенным в подземном бункере, Берия писал письма в Президиум ЦК КПСС о своей невиновности. Потом адресатом избрал только одного Маленкова, с которым был очень дружен и которому однажды написал из бункера-тюрьмы: сначала они расправятся со мной, а потом с тобой.
Что, как мы знаем, и произошло.
Но победители, раздраженные письмами надоедливого арестанта, распорядились не давать ему больше ни бумаги, ни ручки. То есть запретили писать.
Что и было исполнено.
Берию судило Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР.
Председательствовал Маршал Советского Союза И. С. Конев.
В состав суда входили: председатель ВЦСПС Н. М. Шверник, первый заместитель председателя Верховного суда СССР Е. Л. Зейдин, генерал армии К. С. Москаленко, секретарь Московского обкома КПСС
Н. А. Михайлов, председатель совета профсоюзов Грузии М. И. Кучава, председатель Московского городского суда Л. А. Громов, первый заместитель министра внутренних дел СССР К. Ф. Лунев.
Кроме Берии, на скамье подсудимых оказалось его ближайшее окружение — бывший министр госбезопасности СССР, занимавший перед арестом пост министра государственного контроля СССР В. Н. Меркулов; бывший начальник управления НКВД СССР, а в последнее время министр внутренних дел Грузии В. Г. Деканозов; бывший заместитель министра госбезопасности СССР, а перед арестом — заместитель министра внутренних дел СССР Б. 3. Кобулов; начальник одного из управлений МВД СССР С. А. Гоглидзе; бывший начальник управления НКВД СССР, а в последнее время министр внутренних дел Украины П. Я. Мешик; начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР Л. Е. Влодзимирский.
Суд длился шесть дней — с 16 по 23 декабря 1953 года.
От былого величия у именитого узника не осталось и следа. Полгода пребывания в подземном бункере без солнца и дневного света неузнаваемо преобразили его облик. Он мало чем напоминал того самоуверенного, привыкшего повелевать и властвовать человека, одно имя которого уже приводило в трепет миллионы людей. Неспроста, по-видимому, до сих пор живучи легенды о том, что на суде был совсем другой человек, загримированный под Берию, а сам Лаврентий Павлович давно был расстрелян. Суд, мол, не более чем инсценировка.
В 1990 году из членов Специального судебного присутствия в живых оставался только один — 84-летний М. И. Кучава. По свидетельству профессора В. Некрасова, встречавшегося с ним и описавшего с его слов детали судебного процесса для готовившейся книги «Берия: конец карьеры» (М., Политиздат, 1991 г.), Кучава опроверг слухи о загримированном двойнике Берии. Единственный оставшийся в живых к тому времени член суда утверждал: перед судом предстал настоящий Берия. Он давал показания, а 23 декабря произнес последнее слово. Правда, был без пенсне, и отсутствие столь любимых им стекол показало, что он был косоглазым.
Конечно, Берия не строил иллюзий по поводу судебного процесса, но тем не менее, по словам Кучавы, много раз просил суд сохранить жизнь. Так уж, наверное, устроен любой человек — до последнего момента его не покидает надежда. А ведь, сидя в бункере, он знал, что еще в начале июля его вывели из состава ЦК и исключили из партии, а в начале августа сессия Верховного Совета утвердила принятый в июле указ Президиума о лишении его полномочий депутата Верховного Совета СССР, снятии с поста первого заместителя Председателя Совета Министров и министра внутренних дел СССР с лишением всех присвоенных ему званий и наград. И, несмотря на это, надеялся!
Перед концом ему пришлось пережить немало потрясений. На пленуме ЦК от него отреклись все высокопоставленные кремлевские соратники. На суде точно так же отреклись ближайшие помощники, которых он опекал и продвигал. Безусловно, такое поведение было ему не в диковинку: достаточно насмотрелся, будучи шефом Лубянки, как подчиненные, попав в камеру и спасая свою шкуру, топили начальников. Но тогда он вершил их судьбами, а теперь вот оказался в таком же положении.
С горечью и недоумением слушал показания Б. 3. Кобулова.
— Берия — карьерист, авантюрист и бонапартист, — не жалел обвинений недавний его заместитель, которого он водил за собой, на какой бы пост ни назначал его Сталин. — Все это после смерти Сталина выявилось гораздо резче, чем раньше. Я объяснил бы эти черты, характеризующие Берию, тем, что после смерти Сталина честолюбие Берии получило более сильное развитие. В это время он уже перестал говорить «мы» и все чаще употреблял «я»… Это действительно заговорщик. Он присвоил себе партийный стаж, он не состоял в партии с 1917 года. Еще не зная всех документов дела, я сказал, что он далек от Коммунистической партии и что он фактически не был коммунистом. Если только взять тома дела о разврате Берии, то становится стыдно за себя. Это грязно, подло… Морально-политическое разложение Берии привело его к логическому концу. Ясно, что Берия пришел к этому еще в молодом возрасте. Гоглидзе и Меркулов старше меня и по возрасту, и по работе с Берией, они лучше его знают, но я, будучи еще мальчишкой, видел, что Берия не имел коммунистической скромности…
В. Г. Деканозов знал Берию в течение 32 лет. Владимир Георгиевич был тенью своего хозяина. Куда Берия, туда и Деканозов. В 1931 году Берия стал первым секретарем ЦК компартии Грузии и привел с собой группу чекистских работников, включая и Деканозова, которому дал пост секретаря ЦК по транспорту. Деканозов следовал за Берией, как нитка за иголкой. Диапазон служебной деятельности верного слуги могущественного хозяина простирался от поста наркома пищевой промышленности Грузии до дипломатической службы в качестве крупного мидовского руководителя в пору курирования Берией внешнеполитического ведомства страны.
И вот этот один из самых близких и надежных людей разоблачает своего прежнего хозяина, уличает его в том, что в молодости он дружил с лицами, впоследствии осужденными как враги народа. Называет фамилию Голикова, бывшего деникинского разведчика, который, по мнению Деканозова, не без помощи Берии проник в органы ЧК, фамилию чекиста Морозова, который был изобличен и осужден за фальсификацию следственных материалов.
Карьерист, властный и злобный человек. Интриган. Всеми силами рвался к деспотической диктаторской власти. Расчищал себе дорогу от соперников.
Это еще не самые сильные выражения из лексикона вчерашних друзей.
Меньше всего мне хотелось бы выступать в роли человека, ставящего оценки «за поведение». Кто знает, может, те люди отрабатывали обещанное снисхождение?
23 декабря председатель суда маршал Конев, предоставляя Берии последнее слово, выступил с резюмирующим заявлением. Вот его основные тезисы:
1. Подсудимый полностью признал свое морально-бытовое разложение. Многочисленные связи с женщинами, сказал он, «позорят меня как гражданина и как бывшего члена партии».
2. Не отрицал свою связь с мусаватистской контрреволюционной разведкой. Однако заявил, что «даже находясь на службе там, не совершил ничего вредного».
3. Признал, что ответствен за перегибы и извращения социалистической законности в 1937–1938 годах. Вместе с тем просил суд учесть, то контрреволюционных, антисоветских целей у него при этом не было. «Причина моих преступлений — в обстановке того времени».
4. Свою большую антипартийную ошибку видит в том, что дал указания собирать сведения о деятельности партийных организаций и составить докладные записки по Украине, Белоруссии и Прибалтике. Однако подчеркнул, что и при этом не преследовал контрреволюционных целей.
5. Категорически отверг свою виновность в попытке дезорганизовать оборону Кавказа в годы Великой Отечественной войны.
6. Просил при вынесении приговора тщательно проанализировать его действия, не рассматривать как контрреволюционера, а применить к нему те статьи Уголовного кодекса, которых он действительно заслуживал.
Приговор суда был объявлен 23 декабря.
Специальное судебное присутствие квалифицировало действия Берии и его приближенных как измену Родине.
— Изменив Родине и действуя в интересах иностранного капитала, — зачитывал в звенящей тишине постановление суда маршал Конев, — подсудимый Берия сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков, в которую вошли связанные с Берией, в течение многих лет совместной преступной деятельности подсудимые Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский. Заговорщики ставили своей преступной целью использовать органы министерства внутренних дел против Коммунистической партии и правительства СССР, поставить министерство внутренних дел над партией и правительством для захвата власти, ликвидации советского рабоче-крестьянского строя, реставрации капитализма и восстановления господства буржуазии…
Огласив, что на протяжении многих лет, начиная с 1919 года и вплоть до своего ареста, Берия поддерживал и расширял тайные связи с иностранными разведками, председатель суда читал текст приговора далее:
— После кончины Сталина, делая ставку на общую активизацию реакционных империалистических сил против советского государства, Берия перешел к форсированным действиям для осуществления своих антисоветских изменнических замыслов… Став в марте 1953 года министром внутренних дел СССР, подсудимый Берия подготовил захват власти, начал усиленно продвигать участников заговорщической группы на руководящие должности как в центральном аппарате МВД, так и в его местных органах. Берия и его сообщники расправлялись с честными работниками МВД, отказывающимися выполнять преступные распоряжения заговорщиков…
Голос Конева, кажется, достиг наивысшей точки:
— В своих антисоветских изменнических целях Берия и его соучастники предприняли ряд преступных мер для того, чтобы активизировать остатки буржуазно-националистических элементов в союзных республиках, посеять вражду и рознь между народами СССР и в первую очередь подорвать дружбу народов СССР с великим русским народом. Действуя как злобный враг советского народа, подсудимый Берия с целью создания продовольственных затруднений в нашей стране саботировал, мешал проведению важнейших мероприятий партии и правительства, направленных на подъем хозяйства колхозов и совхозов и неуклонное повышение благосостояния советского народа. Установлено, что, скрывая и маскируя свою преступную деятельность, подсудимый Берия и его соучастники совершали террористические расправы над людьми, со стороны которых они опасались разоблачений. В качестве одного из основных методов своей преступной деятельности заговорщики изобрели клевету, интриги и различные провокации против честных партийных и советских работников, стоявших на пути враждебных советскому государству изменнических замыслов Берии и его сообщников и мешавших им пробираться к власти…
Из приговора вытекает, что судом установлено: подсудимые Берия, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский, используя свое служебное положение в органах НКВД-МГБ-МВД, совершили ряд тягчайших преступлений с целью истребления честных, преданных делу Коммунистической партии и советской власти кадров.
Судом также установлены преступления Берии, свидетельствующие о его глубоком моральном разложении, и факты совершенных Берией преступных корыстных действий и злоупотреблений властью.
— Виновность всех подсудимых, — приближался к завершению чтения приговора маршал Конев, — в предъявленных им обвинениях была полностью доказана на суде подлинными документами, вещественными доказательствами, собственноручными записями подсудимых, показаниями многочисленных свидетелей. Изобличенные доказательствами подсудимые Берия, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик и Влодзимирский на судебном следствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тягчайших государственных преступлений…
Конев сделал паузу. Подсудимые замерли, ожидая самого страшного, уже предопределенного всем услышанным. Они не ошиблись.
— Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР постановило, — произнес Конев, — приговорить Берию Л. П., Меркулова В. Н., Деканозова В. Г., Кобулова Б. 3., Гоглидзе С. А., Мешика П. Я., Влодзимирско-го Л. Е. к высшей мере уголовного наказания — расстрелу с конфискацией лично им принадлежащего имущества, с лишением воинских званий и наград. Приговор является окончательным и обжалованию не подлежит.
В четверг 24 декабря 1953 года в газете «Известия» появилось краткое сообщение «Приговор приведен в исполнение». В сообщении всего восемь строк: «Вчера, 23 декабря, приведен в исполнение приговор Специального судебного присутствия Верховного суда СССР в отношении осужденных к высшей мере наказания — расстрелу — Берии Л. П., Меркулова,В. Н., Деканозова В. Г., Кобулова Б. 3., Гоглидзе С. А., Мешика П. Я. и Влодзимирского Л. Е.».
Такая спешка объясняется тем, что дело Берии рассматривалось в порядке, "установленном законом от 1 декабря 1934 года. Это был день, когда убили Кирова. Тогда в пожарном порядке, без подписи главы государства Калинина, вышло постановление ЦИК СССР, подписанное лишь его секретарем Енукидзе, об изменениях в существовавшем Уголовно-процессуальном кодексе. В нем предусматривалось ускорение сроков расследования дел обвиняемых в подготовке или проведении террористических актов, слушание дел без участия сторон, а также приведение в исполнение смертных приговоров осужденным названной категории немедленно после вынесения этих приговоров.
Первый судебный процесс по закону от 1 декабря 1934 года состоялся 28 декабря того же года в Ленинграде по делу об убийстве Кирова. 14 человек приговорили к расстрелу, который был приведен в исполнение через час после объявления приговора. Спустя 55 лет тринадцать из четырнадцати казненных были реабилитированы, за исключением стрелявшего в Кирова убийцы-одиночки. Ладно, страной тогда правил тиран и душегуб Сталин.
Когда в последний раз судили по-закону от 1 декабря 1934 года — а это был процесс Берии в декабре 1953 года, — у руля государства стоял совсем другой человек, обвинивший своего предшественника в деспотизме и поклявшийся в верности демократии.