Марсианские войны

Пролог

Результатом марсианской оккупации Земли стал раздел планеты на Марсианские Владения и Свободную Землю, границей между которыми стала Мировая Стена, грандиозное фортификационное сооружение, опоясавшее земной шар и созданное участниками пакта о ненападении между Землей и Марсом.

Под марсианское влияние подпали фактически вся Канада, Европа и бывшая Советская империя. В южном полушарии его ярмо почувствовали на себе Южная Америка и Африка. На западе, пожалуй, лишь континентальные Соединенные Штаты продолжали упрямо цепляться за свободу.

На Дальнем Востоке практически выпала из поля зрения сил, оказывающих сопротивление дальнейшей экспансии марсиан, малоразвитая Монголия — бесплодные степи с двумя-тремя более или менее значительными городами, населенные кочевыми скотоводами, культура которых была почти полностью утрачена.

Зыбкое перемирие, наступившее между Землей и Марсом, грозило в любой момент новым открытым столкновением, но обе стороны рассматривали вольных, лишенных амбиций монголов как некомбатантов.

Так продолжалось до тех пор, пока впавшему в немилость члену Марсианского Правящего Совета не попалась на глаза еще одна стена, более древняя, отделявшая западную свободную Монголию от неоккупированных провинций северного Китая, а из черной пустыни Гоби не появился монгол по кличке Пес, чтобы отыскать для себя новую жизнь…

Глава 1. МИРОВАЯ СТЕНА, ОККУПИРОВАННЫЙ КИТАЙ

Бывший член Марсианского Правящего Совета Телиан Пиар стоял, устремив свой взгляд на запад, туда, где за Мировой Стеной простирались безбрежные равнины Языческой Страны, когда пронзительный сигнал известил его о посетителе.

— Честь вам, Телиан Пиар, — прозвучал подобострастный голос. — Майор Му’д просит разрешения доложить полученную информацию.

Телиан даже не повернулся.

— Входи. Дверь открыта.

В дверь вошел марсианин-гнард из Разведывательного дивизиона. Череп, обтянутый кожей, два красных горящих глаза, но тон вполне уважительный.

— Старейший, я уверен, что информация полностью удовлетворит вас, — отрывисто произнес он, едва разжимая длинные и острые, как у пираньи, зубы.

— Пожалуйста, основное.

— Как пожелаете, — гнард помолчал, затем приступил к изложению. — Указанную стену земляне называют Великой Китайской Стеной. Ее построили примерно две тысячи планетных оборотов вокруг Солнца назад с единственной целью: защитить обширную империю, называвшуюся Китаем, от набегов кочевых монгольских племен.

— Кочевых племен?

— Да, примитивные дикари, вооруженные острыми клинками и грубо сработанными, но очень опасными ручными катапультами, сконструированными для метания деревянных снарядов, так называемых стрел. Они воевали, сидя на спинах четырехногих животных…

— Знаю… это лошади. Продолжайте.

Гнард мигнул, дьявольский огонь в его глазах на мгновение пропал.

— Под руководством вождя, его звали Темучин, монголы объединились, создав армию, чья жестокость, дисциплина и жажда завоеваний не знали себе равных. За короткий промежуток времени империя этого хана, получившего титул Чингисхана, распростерлась далеко на запад и охватила территорию большую, чем мы в настоящий момент контролируем.

Телиан Пиар повернулся, его длинные бледно-лиловые одеяния мягко колыхнулись. В отличие от гнарда с его непропорционально развитой черепной коробкой, голова паека напоминала розовый в крапинку гриб. Тонкие, похожие на иголки, зубы были почти незаметны под дрожащими лицевыми щупальцами. Две пустые впадины глазниц и единственное алое око, немигающе всматривающееся в окружающий мир из-под роговых наростов вертикального гребня, — зрелище не для слабонервных.

— Как ты сказал?

— Они контролировали весь Китай, лишь восточная часть которого лежит за нашей Мировой Стеной.

— Весь Китай, — задумчиво повторил Телиан Пиар.

— Да, старейший.

Некоторое время взгляд чудовищного глаза оставался прикованным к какой-то точке в пространстве, лишь сокращение и расширение черного глазного яблока свидетельствовало о напряженной работе мысли. Спустя минуту Пиар резко поднял голову.

— И эта Великая Стена… она остановила кочевников?

— Нет, лишь задержала их продвижение.

Пиар кивнул.

— Эти…

— Монголы.

— Благодарю. Так вот, судя по твоему описанию, получается, что они больше похожи на гнардов, чем на землян.

— У монголов совершенно отсутствовали высокие технологии, их череп не был столь развит, как у нас, и…

Пиар остановил его, подняв руку.

— И тем не менее монголы контролировали большую часть суши, чем любая другая туземная армия до или после них.

— Они завоевывали и покоряли национальные государства почти столь же примитивные, как и они сами, — обиженно заметил гнард.

— Нет, они подчинили себе такие громадные территории, на которые и не могли раньше надеяться, — в голосе Телиана Пиара прозвучало нечто похожее на удивление.

— Можно воспринимать это и так.

— Только так. Скажи мне, нынешние монголы сильно отличаются от своих предков?

— Мы не заметили у них стремления к завоеваниям, похоже, они вполне довольны своей жизнью. Занятия монголов заключаются по большей части в том, чтобы охранять стада и перегонять их на новые пастбища. В качестве укрытий они используют переносные куполообразные домики, называемые юртами. Большего им и не надо.

— То есть, ты хочешь сказать, что они живут так же, как и в те давние времена? — спросил Пиар.

— Да.

— Испытывая ту же нужду и лишения, питаясь той же скудной пищей, сражаясь тем же оружием?

— У тех, кто обитает вблизи вызывающих жалость городов, появилось огнестрельное оружие, вытеснившее прежние ручные катапульты, так называемые луки и стрелы.

— Но в остальном это тот же тип существ, которые когда-то последовали за Чингисханом?

— Да.

— Оставь донесение. Я просмотрю его потом.

— Как прикажете.

Дверь с шипением закрылась, и Телиан Пиар снова повернулся, чтобы еще раз взглянуть туда, где за Мировой Стеной виднелись устрашающие вершины гор Свободного Китая.

В том месте, где красноватый бетон и стальная арматура защитного вала Мировой Стены уходили вверх, над зеленью растительности поднимался зубчатый гребень древнего сооружения. Оно поднималось и опускалось, повторяя изгибы ландшафта, и Телиан Пиар вдруг подумал, что это творение давным-давно умерших землян кажется более грозным и величественным, чем Мировая Стена, разделившая покоренную планету.

— Да-а, — выдохнул Пиар.

Глава 2. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

В день Белого Тигра, в месяц Лошади, в год Голубой Крысы монгол по имени Казар, которому суждено было стать ханом Казаром, ехал верхом по дороге, ведущей из Внутренней Монголии.

Привстав на стременах выкрашенного в оранжевый цвет деревянного седла, всадник посматривал по сторонам, в то время как его белоснежный жеребец неторопливо трусил по безбрежным просторам степи, окрещенной когда-то китайскими императорами Внешней Монголией. Всадник придерживался монгольской манеры езды, при которой основной вес тела приходится на ноги, а туловище покачивается в такт движению коня.

Традиционная меховая шапка, давно потерявшая форму и напоминавшая медный гонг, по которому долго колотили молотком, прикрывала верхнюю часть широкоскулого лица. Долгополый монгольский кафтан-дель выгорел на солнце, почти полностью утратив первоначальный цвет свежей травы, а небесно-голубой пояс превратился в лохмотья. К большому пальцу правой руки была аккуратно привязана подушечка из потрескавшейся кожи.

Пронзительно-голубое небо слепило глаза. На северо-западе виднелись невысокие мрачные горы, напоминавшие павших великанов. За спиной всадника лежали пастбища его рода. Там же осталась его жизнь.

Впереди — судьба. Хорошая или плохая — Казар не знал, да это его и не интересовало. Он уже четыре дня не покидал седла. Желудок настойчиво требовал баранины. Баранина, вот что интересовало сейчас путника. Сквозь узкие, словно прорезанные ножом щелочки, глаза Казара внимательно обшаривали степь. Нос чутко ловил запахи. Но пока только запах свежего весеннего воздуха тревожил его обоняние. Хороший воздух, чистый, резкий, он то обжигал легкие сухим зимним холодом, то обдавал летним зноем. Пахло смертью и страхом. Этот воздух нельзя было назвать монгольским. А следовательно он пришел с далекого севера, где эти тупые русские гнули спины ради скудного урожая, нехотя дарованного им землей.

Впрочем, до них Казару тоже не было дела. Его заботило другое: как поддержать свои убывающие силы. Хотя даже ради самой жизни он не стал бы копаться в земле, отыскивая съедобные коренья. Пусть этим занимаются русские… и голодные монгольские лошадки.

Высоко в воздухе, поддерживаемый восходящими воздушными потоками, кружил черный коршун. Заметив его, Казар натянул поводья, остановил коня и некоторое время следил за птицей жадными глазами. Коршун — не пища даже для русских, не говоря уже о монголах. Но по крайней мере, это не верблюд или, что и того хуже, не конина.

Сняв свой дальнобойный лук, сделанный из бараньего рога и сухожилия, Казар медленно готовился к выстрелу, не сводя глаз с парящего хищника. Лук образовывал почти замкнутый круг, но когда охотник развернул его, лук распрямился наподобие оленьих рогов.

Вытащив из седельного колчана стрелу, путник положил ее на лук и натянул тетиву, пользуясь кожаной подушечкой. Одновременно он поднял лук к могучим плечам.

Медленно поворачиваясь за кружащим в вышине коршуном, Казар прицелился — на руках его от напряжения проступили бугры мышц и сухожилий — и выпустил стрелу.

Расстояние не позволяло надеяться на успех, и Казар знал это. Но голод и неукротимый дух толкнули его на отчаянную попытку. Стрела со свистом прорезала воздух и, не долетев до цели, пошла вниз. Встревоженная птица, издав пронзительный клекот, устремилась на запад, яростно работая крыльями. Стрела упала за невысокий холм.

Казар неторопливо снял тетиву, убрал оружие на место и возобновил путь. Желудок встретил неудачу глухим ворчанием. Сердце стучало как барабан. Но всадник не поддался унынию. Он был Монголом.

Наступала ночь — умирал мир, и желудок снова жалобно напомнил о себе. Теперь это была уже целая песня под аккомпанемент копыт, стучавших уже не по песку, а по гравию. Конь, привыкший к степям и пустыням, заметно нервничал.

Запах крови коснулся ноздрей Казара еще до того, как он увидел длиннолицего монгола, склонившегося над овцой, из бока которой торчала знакомая стрела с красным оперением. Животное еще дышало, его ребра вздымались и опадали, выталкивая тонкую струйку крови.

Завидев всадника, длиннолицый монгол поднял старинный карабин и громко крикнул:

— Сайн байна!

— Сайн бино! — отозвался Казар и, натянув поводья, легко спешился и стреножил жеребца, накинув сыромятный ремень на ноги скакуна.

Оставив лук в чехле у седла, он подошел поближе. Полы его деля слегка шуршали.

— Это ты стрелял в овцу? — осторожно спросил длиннолицый.

— Я никогда не промахиваюсь.

— А я как раз подкрадывался к ней, — второй монгол покачал головой. — Еще немного и завалил бы ее сам.

Казар помедлил, рассматривая незнакомца. У него было красное, но не обветренное лицо и умные глаза, выпуклые, как грецкие орехи. Грубые шерстяные штаны… овчинный полушубок фабричного производства… Городской монгол. В свое время Казар повидал немало таких, только не столь краснолицых.

— Она моя, — наконец проворчал Казар.

— Я поделюсь с тобой, — не отступал второй.

— Это могу сказать я, а не ты.

— Но я первым ее увидел.

— А я первым выстрелил. В ней моя стрела. Значит, и мясо мое.

— Овца еще не умерла. А потому у тебя нет прав на нее.

Городской монгол поднес дуло карабина к голове овцы, но Казар, быстро шагнув вперед, отвел оружие в сторону. Выстрел все же прозвучал, но пуля ушла в воздух. Незнакомец испуганно вздрогнул.

Вытащив из-за пояса кинжал, Казар опустился на колени и одним движением разрезал брюхо блеющего животного от паха до горла. Затем, сунув руку в теплую кровавую полость грудной клетки, нашел все еще бьющееся сердце.

— Что это ты делаешь, монгол? — удивленно спросил горожанин.

— Собираюсь прекратить ее жизнь, чтобы не терять понапрасну кровь.

Сердце овцы дрогнуло под его рукой. Казар трижды сжал пальцы. Сердце затихло. Еще через мгновение ноги животного дернулись и замерли, тело обмякло.

Поднявшись, Казар отряхнул с рук капли крови и посмотрел в глаза городскому монголу.

— Вот как нужно убивать овцу.

— Пуля в голову — быстрее.

— Но голова будет испорчена.

— Мы в Улан-Баторе не едим голов.

— Как только я тебя увидел, сразу понял, что ты из города, — спокойно заметил Казар.

В узких глазах длиннолицего мелькнула искорка интереса.

— Как тебя зовут, монгол?

— Казар.

— Хорошее имя для кочевого монгола — Пес!

— Я халха-монгол. А как твое имя?

— Байяр.

Откинув голову, Казар громко расхохотался.

— Твой отец, назвавший тебя «Счастливым», должно быть, выпил лишнего. Никогда не видел такой скорбной физиономии! Ха-ха… И такой красной.

— Когда я был мальчиком, имя подходило лицу. Теперь, когда я уже мужчина, дело обстоит иначе, — вытащив из кармана носовой платок далеко не первой свежести, монгол, чье имя означало «Счастливый», оглушительно высморкался. Прежде чем вернуть платок на место, он предусмотрительно вытер его о рукав.

— У меня аллергия, — объяснил Байяр, потом снова достал платок и повторил операцию.

— Это все плохой воздух из России. От него даже тибетцев выворачивает наизнанку.

— Пыльца, — сказал Байяр. — Так мне говорили доктора в городе. С этим ничего не поделаешь. Когда наступает сезон, я чихаю так же часто, как дышу.

— Пыльца? — нахмурился Казар.

— Волшебная пыль. Она разлетается, и из нескольких цветков появляется много.

— Если ты платишь этим городским докторам за подобные сказки, то я надеюсь, что они будут развлекать тебя до конца твоих дней. Не верь этой чепухе, все дело в плохом воздухе из России. Из-за него ты так мучаешься.

Казар снова опустился на колени и принялся сдирать шкуру с овцы. Байяр наблюдал за его действиями с плохо скрытым интересом.

— Я собирался поделиться, — напомнил он.

— У тебя есть котелок?

— Да.

— У меня нет. Так что я разрешу тебе сварить мой обед в твоем котелке.

— С удовольствием это сделаю.

— А за это я позволю тебе наслаждаться запахом моего обеда, — сказал Казар.

— Это лучше, чем ничего, — кивнул Байяр и снова уткнулся в платок. Однако на этот раз он опоздал, обрызгав только что снятую овечью шкуру.

Через час, когда в небе цвета оникса уже зажглась яркая северная звезда, известная со времен Чингисхана под именем Золотой Ноготь, Казар и Байяр сидели на корточках у костра. Пламя весело поглощало сухие лепешки, оставленные яками, в котелке аппетитно булькало мясо. Часть овцы пошла на ужин, другая, побольше, лежала на камнях, чтобы отправиться в путь в качестве припаса. Стреноженные кони паслись поблизости, пощипывая жесткую степную траву.

— Куда ты направляешься, Казар? — спросил Байяр, не сводя глаз с густой серой пены, поднимающейся над котелком. Из-за черных песков налетел порыв ветра, рассеяв голубоватый дымок помета.

— К тому месту, где я родился, — не поворачивая головы, ответил Казар.

— Где ты родился?

— Это место называется Гора Где Рождаются Волки.

— Ты не сможешь туда попасть.

— Никто не может запретить мне идти туда, куда я захочу.

— Гора Где Рождаются Волки, как и столица, лежит теперь за Новой Стеной.

— Что это за стена? — Казар отвел взгляд от котелка.

— Сам я ее не видел, но никто еще не проник за нее, а если и проник, то не вернулся, чтобы рассказать.

— Это русские построили стену?

Байяр пожал плечами, не отрывая взгляда от варившейся баранины.

— Рассказывают всякое, так что трудно чему-то поверить. Некоторые говорят, что русские, другие, что китайцы. А кое-кто утверждает, что построили ее какие-то другие люди. Все согласны в одном — Новую Стену нельзя преодолеть.

— Я иду туда, где появился на свет. Никакая стена, будь она построена русскими или даже самим Богом, меня не остановит.

Байяр внимательно посмотрел на своего собеседника, чье лицо в свете костра казалось медным.

— Почему ты ищешь место, где родился?

Казар снова приклеился взглядом к котелку. В глазах его под опущенными ресницами сверкали отблески пламени костра. Голос звучал тихо.

— Чтобы родиться к новой жизни.

— Любопытное замечание, — удивился Байяр.

— Когда человек умирает, но продолжает при этом ходить по земле, он как будто повисает между чем-то и ничем. Я не хочу ходить по земле и быть ничем. Вот почему мне нужно родиться заново.

— Так ты призрак?

— Я монгол, не знающий своей цели. Это почти одно и то же.

— А твой род?

— Я еду один.

— И откуда же ты едешь?

— Из Ущелья Мертвого Монгола.

— Монголы обычно не приходят оттуда, а умирают там. Особенно зимой.

— Именно в Ущелье Мертвого Монгола закончилась моя жизнь.

— После того, как построили Новую Стену, я уже не удивляюсь ничему, что слышат мои уши или видят мои глаза, — пробормотал Байяр и жадно сглотнул слюну.

Казар осторожно вытащил из котелка шмат мяса и, вонзившись в него зубами, отхватил изрядный кусок. Затем ловко полоснул кинжалом, отрезая порцию. Лезвие царапнуло передние зубы и даже скользнуло по кончику носа. Аппетитно пережевав мясо, он проглотил его и повторил операцию.

— Баранины много, мог бы и поделиться, — предложил Байяр.

Покончив с первым куском, Казар подцепил второй. Занимаясь своим делом и демонстрируя при этом мастерское владение кинжалом, он никак не реагировал на слова своего нового знакомого.

— Я хотел поделиться с тобой, — робко напомнил Байяр.

— Тебе нужно было стрелять раньше, — усмехнулся Казар.

— Я думал, что время еще есть. Хотел наверняка.

— Винтовка не оружие для кочевого монгола.

— Я родился в Улан-Баторе.

— Даже городской монгол, прежде чем переходить к винтовке, должен поохотиться с луком.

— Винтовка стреляет дальше, чем лук.

— Может и так, — не стал спорить Казар, усиленно двигая челюстями. — Но что толку от винтовки, когда кончатся пули?

— У ловкого монгола пули никогда не кончаются.

— А еще более ловкий монгол делает себе стрелы. Пули нужно выменивать или покупать, — Казар обвел рукой раскинувшуюся вокруг голую степь. — Если тебя вот в таком месте окружат враги, а пули кончатся, то как ты пополнишь их запас?

— Возьму у мертвых.

— А если тебя осыпают стрелами?

Байяр немного подумал и уже открыл рот, чтобы ответить, но не успел. Очередной приступ сотряс его тело, брызги полетели в котелок. Казар заметил это, но, похоже, не обратил внимания. Утерев наконец нос, Байяр сказал:

— Если враг осыпает меня стрелами, а у меня закончатся патроны, то я, возможно, и погибну, но прежде многие из моих противников превратятся в стонущих призраков, вроде тебя.

Казар громко рассмеялся.

— Хороший ответ. Особенно для городского монгола. Там, в котелке, остался маленький кусочек с твоими соплями. Возьми его, если хочешь, но не больше.

— Спасибо, — сказал Байяр, запуская в кипящую воду грязные пальцы. Перекидывая серый комок с ладони на ладонь, он долго дул на него, сглатывая слюну, и лишь остудив, принялся поглощать.

— Можешь взять себе голову, — наконец сжалился Казар.

— Мы не едим голов.

— Голова хороша. Попробуй мозги. А покопаешься как следует, найдешь мясо на щеках.

— Это лучше, чем ничего.

— Баранина — самое вкусное мясо, — дружелюбно заметил Казар.

— Я предпочитаю хвост.

— Хвост мой. Приберегу на крайний случай. Возьми голову.

Через несколько минут голова уже плавала в котелке, открытые глаза овцы затянулись пленкой, как у слепнущего старца.

— Куда идешь ты? — спросил Казар.

— Куда подальше.

— Вот как? Монголы не уходят куда подальше. Они всегда стремятся к чему-то.

— Я ухожу от ночного неба, в котором полно падающих звезд, только они не достигают земли.

— Все падающие звезды падают на землю.

— Теперь в небе много новых желтых звезд, которые не падают, — сказал Байяр.

— Интересно. Я не верю тебе, но мне нравятся твои истории.

— Некоторые говорят, что этими звездами управляют призраки, которые и построили Новую Стену.

— Как могли призраки построить стену, если их звезды не падают на землю?

Байяр пожал плечами.

— Я лишь передаю то, что слышал. Но кое-кто утверждает, что эти желтые звезды на самом деле фей чи.

— Я не знаю китайского, только ругательства.

— Фей чи означает самолет. То же, что по-нашему намду.

Казар понимающе кивнул.

— Я видел однажды небесную лодку. Она летела очень высоко, а может, была очень маленькой. Не могу сказать. Трудно представить, что в ней могли быть люди, но она издавала сильный шум, проплывая в Вечном Голубом Небе.

— Эти желтые небесные лодки не издают шума. Они движутся тихо, как призраки. Говорят еще, что у призраков, которые управляют ими, мертвые лица, как черепа с глазами.

— У черепа не может быть глаз, только пустые дырки. Не верю я в эти сказки.

— Верь или не верь, — медленно проговорил Байяр, — от этого они не станут менее правдивыми.

Казар промолчал. Его собеседник с некоторым трудом извлек из котелка голову, пользуясь своим тупым ножом.

— За мной, — продолжал Байяр, отправляя в рот срезанное мясо, — идут немало монголов. Все они спасаются от желтых звезд, которые не падают на землю.

— Я не боюсь желтых звезд, — усмехнулся Казар.

— Тогда тебя неправильно назвали, потому что самая глупая собака хорошенько подумает, прежде чем соваться навстречу неизвестной опасности.

— Я ищу пещеру, где родился. Если я умру по пути туда или после, никто не сможет сказать, что монгол Казар не пытался искупить свои грехи в новой плоти.

— Зачем тебе это искупление? — с внезапным любопытством спросил Байяр.

Казар лишь прищурился и принялся сосредоточенно точить кинжал о подошву сапога. Едва слышный звук в окружавшем их ночном безмолвии заглушал тихие вздохи ветра.

Время шло. Байяр понял, что его не удостоили ответом, а потому, доев мясо, принялся копаться в похожем на пудинг желеобразном мозгу. Наконец, вытерев застывающие на подбородке капли, он оглядел остатки и спросил:

— А кочевые монголы едят глаза?

— Только если этого требует желудок.

Байяр долго рассматривал затуманившиеся шарики, потом скорчил гримасу.

— Оставлю глаза. Лучше пойду с тобой.

— Я же иду в противоположную сторону. Навстречу опасности.

— Верно. Но у тебя баранины на пять дней, а у меня только два мертвых глаза, которых не хватит и на один день, даже если я заставлю свой рот принять их ради желудка.

— Тогда они пропадут.

— Возьми их себе, если хочешь, — пожал плечами Байяр.

Казар снова усмехнулся и, срезав глазные мышцы, сунул глаза овцы в карман.

— Ты должен дать мне клятву на верность, — потребовал он.

— Почему?

— Потому что иначе ты пройдешь со мной четыре дня, а потом, когда мы обсосем последнюю сладкую баранью косточку, решишь продолжить свой путь.

— За свое мясо ты слишком многого хочешь, — возразил Байяр.

Стряхнув пыль с одежды, Казар поднялся и убрал в ножны отточенный кинжал.

— В следующий раз, не колеблясь, стреляй первым, — сказал он дружеским тоном и улыбнулся.

Глава 3. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Шаттл типа «Призрачный убийца» под названием «Красные пески» пронесся над зубьями Колымского хребта, следуя курсом на навигационный маяк, установленный рядом с внушительной, ржавого цвета, башней. Именно здесь размещался Марсианский Правящий Совет и здесь же функционировал штаб Высшего Командования.

При приближении челнока тяжелая дверь ангара медленно поднялась. Ни на секунду не снижая скорости, переливающееся зеленое блюдце скользнуло в зияющую пасть, замерло, выпустило посадочное шасси и мягко приземлилось. Дверь люка отошла в сторону, освобождая гладкий, похожий на язык, трап, который с металлическим стуком упал на пол.

Засунув руки в карманы бледно-лиловых одежд, Телиан Пиар соскользнул вниз, где его уже ожидал почетный караул гнардов из Разведывательного Дивизиона.

— Честь вам, — приветствовали они его.

— Проводите меня в кабинет Комо Дата, — распорядился Пиар.

— Слушаюсь, — отозвался старший караула.

Гнарды ловко повернулись и тронулись вниз по узким сверкающим коридорам, наполненным марсианской атмосферой. Телиан Пиар, погруженный в свои мысли, величественной походкой следовал за ними.

Вот уже два года, как земляне и марсиане не воевали друг с другом благодаря заключенному перемирию, ежедневно подвергающемуся испытанию на прочность. Но главные опасности угрожали союзу гнардов и паеков. Обе марсианские расы испытывали недоверие к другой стороне альянса.

Телиан Пиар был первым среди равных из представителей своей расы, расы интеллектуально развитых паеков, первый член Совета, чья подпись стояла под Актом о перемирии с Землей, в недавнем прошлом главный посредник между Советом и Марсианским Военным Командованием в лице гнарда Комо Дата.

Сейчас, когда разразился очередной кризис, Дат получил абсолютную власть во всем, что касалось военных операций, а Совет удовлетворился ролью наблюдателя. Отойдя от активной деятельности в совете, Телиан Пиар подвергся домашнему аресту, правда, в смягченной форме.

Достигнув главного портала, украшенного эмблемами Комо Дата, почетный караул остановился. Двое стражей, повернувшись на каблуках, застыли по обе стороны двери и напряженно уставились на Телиана Пиара, предусмотрительно остановившегося на почтительном расстоянии, а третий, вытянувшись в струнку, обернулся к двери.

Паек молчал, не обращая внимания на пронзительные взгляды караульных. Официально они подчинялись Совету, на деле же хранили полную верность лишь тому, кто находился сейчас за закрытой дверью.

— Кто там? — послышался из коммуникатора скрипучий голос Комо Дата.

— Честь вам. Здесь Телиан Пиар.

— Пусть войдет.

Третий гнард отступил в сторону ровно на один шаг. Пиар поплыл к двери, сверкающие глаза охранника следовали за ним, словно контрольные линзы некоего автоматического сенсора. Дверь открылась, и Телиан прошел в кабинет Комо Дата.

Командующий расхаживал по комнате, заложив руки за спину. Увидев гостя, он остановился в позе готового к прыжку зверя. Телиан Пиар подумал, что Комо Дат вообще редко остается неподвижным, предпочитая движение. Неудивительно, ведь на его плечах лежит ответственность за завоевание и подчинение Земли. Смерть каждого марсианина по причине отсутствия политической воли или из-за низкой эффективности исполнения ранила его солдатскую душу.

Однако, будучи сам солдатом, поднявшимся до самой вершины карьеры, Комо Дат прекрасно понимал, что солдаты — это капитал, предназначенный к расходованию, а потому распоряжался им весьма щедро. Иногда даже слишком щедро.

Опустив голову, Командующий повернулся к посетителю.

— Чему обязан такой честью? — проскрипел он.

— Мое предложение поможет выйти из тупика, в котором оказались вы и Совет.

— Я его выслушаю на Совете, — в голосе Дата прозвучало сомнение, если не явный скептицизм.

— Совет не знает об этом.

Дат бросил на него пронзительный взгляд.

— Действуете за спиной Совета?

— Веду предварительную разведку путей, могущих привести к победе. Так вам больше нравится?

Дат продолжал расхаживать по кабинету с упорством маньяка. Сейчас он походил на загнанного в клетку хищника. Если бы ему никто не помешал, сопротивление землян было бы сломлено давным-давно. Но ошибки случаются у всех. И совершали их обе марсианские расы. Отсюда и нынешнее положение дел.

— Я слушаю.

— Согласно Акту о перемирии с Землей мы не можем открыто выдвигать новые территориальные претензии.

— Ха! Этот так называемый Акт был бы давно нами растоптан, если бы не одно обстоятельство: их атомные подводные лодки, скрывающиеся в просторах морей, готовы уничтожить нас в любой момент своими ракетами.

— Два восприятия. Реальность же одна, — согласился Пиар. — Другие наши попытки обойти этот тупик оказались пока безуспешными.

— Вы имеете в виду биологические бомбы?

— Да. Это был хороший план. Превратить людское население Земли в один гигантский механизм самоуничтожения. Но мы утратили контроль за его выполнением и были вынуждены уничтожить его своими силами.

— И большой ценой, — бросил Дат.

— Что сделано, то сделано. Предлагаю вашему вниманию новый механизм уничтожения.

В глазах Командующего блеснули искорки любопытства. Зубы застыли в полуоскале, затем сомкнулись, словно за пойманной добычей.

— Какой механизм?

— Он подобен скопищу муравьев, так как состоит из огромного числа отдельных единиц и столь же ужасен, когда придет в движение. Но гораздо легче поддается контролю.

— Интересно.

— Что вы знаете о землях, лежащих к югу отсюда?

— Бесплодные. Почти ненаселенные.

— Однако Мировая Стена пролегла севернее этих необитаемых районов.

— Нам требовалось лишь захватить оба главных города двух находящихся южнее государств, чтобы нейтрализовать возможность значительных восстаний.

— Да. Пекин в Китае и Улан-Батор в Монголии. Что вам известно о Монголии, Дат?

— Только то, что когда-нибудь эта территория будет нашей.

— Но вы знаете, что земля там бедная, не хватает воды, да еще есть красные и черные пустыни.

— Да. Это мне известно. Переходите к делу, паек.

— Дело в том, что эти иссушенные земли, находящиеся на юге и не попавшие пока в сферу наших владений, очень похожи на пески нашей родной планеты, пески, в которых выросли вы, гнарды.

— Верно. Мы их немного изменим, проведем экопреобразования, когда придет время… а оно придет скоро.

— В этих суровых краях, — продолжал Телиан Пиар, — появились некогда существа, более ужасные и устрашающие, чем какие-либо другие до них или после.

— Земляне есть земляне, — презрительно заметил Дат.

— Только не эти монголы. Для землян они примерно то же, что гнарды для паеков.

— Вы оскорбляете меня и всех гнардов, погибших при исполнении своего долга, — вскипел Комо Дат.

— Не намеревался никого оскорбить.

— Но оскорбление допущено, — ответил Командующий.

— Следите за тем, что я говорю, — произнес Телиан Пиар, для убедительности понижая голос.

Дат наконец остановился. Разведя плечи, он поднял голову и уставился прямо в единственный глаз Пиара, словно желая заставить его отвести взгляд. Вся сила воли, вся мощь его личности обрушилась на Телиана.

Но паек не дрогнул и продолжал все так же твердо:

— Как я уже сказал, они называют себя монголами. В давние времена эти люди обитали в куполообразных палатках, которые можно было собирать, разбирать и перевозить на вьючных животных. Плохо питались, страдали от ветра, дождя и холода. Монголы отличались неукротимым нравом. Жажда убийства была у них в крови, что могло бы вызвать ваше восхищение. В далеком прошлом, вооруженные примитивными орудиями войны и неистощимой хитростью, они объединились и завоевали территорию, намного превосходящую ту, которая находится сейчас под нашим контролем. Чрезвычайно мобильная и обладающая огромной мощью армия состояла из сотен тысяч конников.

— И что из этого? — прорычал Дат.

— Они способны повторить свой успех. При правильном руководстве.

— О чем вы говорите, Телиан Пиар?

— Они дышат тяжелым металлосодержащим воздухом Земли, который из-за ядерного загрязнения смертоносен для нас. Они мобильны. Даже сейчас одно их имя вызывает у других землян ужас и страх. Обитая в областях к югу отсюда, как и их далекие воинственные предки, они нуждаются сейчас только в одном: сильном вожде, способном снова объединить их.

— Вы имеете в виду меня?

Телиан Пиар кивнул.

— Если честно, да.

— Вы несете вздор!

— А вам известно о существовании старой стены, примыкающей к южной секции нашей Мировой Стены?

— Да, я видел ее. Это единственный созданный землянами объект, который можно рассмотреть с орбиты этой болотистой планеты.

— Ее построили давным-давно, чтобы задержать продвижение внушающих ужас монголов. Создатели стены, — по земным стандартам могущественная цивилизация, — несмотря на свое богатство и огромные армии, имевшиеся в ее распоряжении, опасались, что эта конница, способная нестись вперед несколько дней без отдыха, ведомая лишь глубоко укоренившейся жаждой крови и битвы и завистью к тем, кто пользуется плодами цивилизации, неудержима. У них нет дома, к которому нужно вернуться. Они могут только идти вперед или умереть. Отступления не существует.

— Когда вы все это говорите, мне кажется, что вы имеете в виду гнардов, — задумчиво произнес Дат.

— Я уже упоминал о вашем сходстве с ними.

— Не верю, чтобы какие-то земляне могли сравниться с гнардами.

— Я хочу кое-что проверить.

— Да.

— Давайте испытаем одного из этих монголов. Посмотрим, тлеет ли в их неудовлетворенных сердцах огонь далеких предков.

— И если да?

— В таком случае, — ответил Телиан Пиар, — возможно, мы сумеем направить это пламя в нужную сторону, создав армию, которая захватит для нас плодородные земли, лежащие южнее Монголии.

Глава 4. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

В час Черного Дракона Казар лежал с открытыми глазами под луной, казавшейся чашей, наполненной льдом. У него не было с собой ни палатки, ни юрты, чтобы укрыться от непогоды, только седло да пола кафтана. К счастью, ночь стояла спокойная и ясная.

С неба падали звезды. Казар наблюдал за ними под звуки ровного похрапывания Байяра.

Казар ждал появления желтых падающих звезд. Их не было, а те, что падали, казались обычными голубовато-белыми. Прождав около часа, он повернулся на бок, закрыл глаза и провалился в тревожный сон.

Желтая звезда появилась с востока, пересекла алмазную паутинку созвездия Семи Великанов и сменила курс. Затем она опустилась, осветив песчаные барханы и заросли цветущего тамариска.

Прошло минут двадцать. Тяжелый шум зашевелившегося песка коснулся чутких ушей Казара. Он моментально проснулся, но не вскрикнул от удивления, а осторожно выкатился из самодельной постели и взял в руки уже натянутый лук. Не одеваясь и не поднимаясь во весь рост, Казар наложил стрелу и принялся ждать. Его прищуренные глаза напряженно всматривались в темноту. Храп Байяра маскировал другие ночные звуки, но в паузах до Казара доносилось похрустывание черного гобийского гравия под чьими-то обутыми в сапоги ногами.

«Разбойники, — подумал Казар. — Что ж, после этой ночи они больше не станут топтать песок.» Что-то показалось на вершине бархана, и Казар, перекатившись на другой бок, выпустил стрелу. В тот же миг над кромкой ясно обрисовалась голова.

Едва слышный свист стрелы и… совершенно неожиданный звук, словно разбилось стекло. Тишину ночи прорезал странный, нечеловеческий крик, за которым последовал глухой удар упавшего тела. И снова тот же звук разбившегося стекла. Что-то невидимое выбросило вспышку зеленого пламени и помчалось навстречу Казару. Он откатился в сторону.

— Что? Что? — сонно озираясь, воскликнул Байяр.

Казар выстрелил еще раз. Наугад. Стрела пропела и нырнула за вершину бархана. Тут же из-за другого холма высунулась еще одна голова.

— Три разбойника! — крикнул Казар. — Твой с юга!

Байяр метнулся за карабином и, положив его на полусогнутую руку, опустился на колено. Не дожидаясь появления противника, он сразу же выстрелил.

Заметив еще две вспышки, сопровождаемые странным хлюпающим звуком, Байяр отскочил на два шага. Огонь промчался над землей и ударил по освежеванной овечьей туше. Мясо полыхнуло и загорелось, весело потрескивая и распространяя соблазнительный аромат.

Карабин рявкнул два раза — пули взмели песок и грязь.

— Целься по вспышке! — посоветовал Казар, выпуская третью стрелу.

Стрела скользнула по ясно видневшемуся на фоне звездного неба шару, но не разбила его. Шар исчез. Казар прислушался, пытаясь по звуку шагов определить, куда двинулся враг.

За его спиной прозвучал одиночный выстрел из карабина. И снова жуткий нечеловеческий крик и тяжелый удар. Казар слышал, но не оглядывался, продолжая следить за барханом. Словно охотящийся сокол, он ждал удобного момента, чтобы нанести смертельный удар.

Из-за холма показалась рука. Она отливала странным металлическим блеском и держала громоздкое серебристое устройство с отверстием в передней части. Устройство повернулось вправо, влево и из него выплеснулись сгустки зеленого огня.

Казар остался на месте. Пламя прошуршало рядом, испугав коней, но не наделав беды. Оружие в руке невидимого противника снова повернулось и выплюнуло очередную порцию огня.

Казар распластался на земле и издал хриплый протяжный стон. В тот же миг, поддавшись на уловку, враг выскочил из-за бархана, чтобы выстрелить наверняка, но прежде, чем он успел сориентироваться, стрела Казара пробила ему грудь. Закрывавший голову стеклянный шар приглушил неясный отрывистый крик. Разбойник взмахнул рукой, выронил оружие и рухнул навзничь. Зашуршал песок, и тело съехало вниз, исчезнув из вида.

Приготовив очередную стрелу, Казар покрутил головой, ловя малейший шорох возможной опасности. Тихо. Он привстал и жестом показал Байяру, что можно подниматься.

— Ты видел их лица? — прошипел Байяр.

Казар покачал головой.

— Только глаза. Красные глаза.

— Это были призраки, — прошептал Байяр.

— Посмотрим, — усмехнулся Казар.

Он успокоил коней и вместе с Байяром направился к ближайшему телу.

Бандит лежал лицом вниз, раскинув руки. На нем был гладкий белый скафандр, отбрасывавший металлический блеск, но что это за металл — Казар не знал. Голову скрывал разбитый купол из какого-то прозрачного материала, наполненный вытекшим мозгом.

— Смотри! Я попал ему в голову! Вышиб мозги! — взволнованно заговорил Байяр.

Казар мрачно покачал головой.

— Что-то слишком много мозгов.

— Это потому, что я отличный стрелок.

Казар перевернул труп ногой. Тело оказалось на удивление легким и перед монголами оказалось исковерканное пулей, похожее на обтянутый кожей череп лицо с закрытыми глазами. Байяр отшатнулся.

— Это колдовство! — прохрипел он. — Посмотри, оно уже разложилось.

Казар опустился на колени. Взгляд его посуровел.

— Лицо похоже на череп, — пробормотал он.

— Да, как и должно быть у призрака.

— Но у него есть глаза. И мозги теплые.

— Верно, — согласился Байяр.

Просунув руку с кинжалом под разбитый купол, Казар приоткрыл розоватое веко. На него смотрел глаз, красный, как кровь, и злобный, как смерть.

— Это не человеческий глаз, — сказал Казар.

— Но это глаз. Как я тебе и говорил, призрак с желтой звезды. Их видели другие монголы.

— Но почему у него голова под стеклом?

Байяр на мгновение задумался, но решил проблему логично.

— Аллергия.

— Разве призраки дышат? — с сомнением покачал головой Казар.

— Ты тоже призрак. Разве ты не дышишь?

— Я призрак другого рода.

— Ну, тогда это призрак тоже другого рода. С жуткой аллергией.

— А может, это русский демон, — предположил Казар.

— У русских нет демонов. Вот у китайцев полно самых разных демонов.

— Если такие существа, как вот этот, построили Новую Стену, то это русский демон, — настаивал Казар.

— Не похож он ни на русского, ни на китайца. Честно говоря, у него вообще нет лица, — признал Байяр.

Взгляд его упал на вполне человеческую руку существа с зажатым сверкающим оружием. Довольно бесцеремонно вырвав прибор из окоченевших пальцев, он постучал пальцем по рукоятке.

— Послушай, я таких никогда раньше не видел.

— Оставь.

— Наверное, оно дорого стоит.

— Никто не захочет брать то, что принадлежало проклятому демону.

Байяр взвесил оружие на ладони, поискал пальцем спусковой крючок, а когда нашел, то не сразу понял, что это такое.

Внезапно раздался уже знакомый хлюпающий звук, и зеленоватый огненный язык лизнул плечо Казара. Он резко повернулся и выбил оружие из руки ошеломленного Байяра.

— Ай-я!

Байяр испуганно уставился на упавший инструмент, словно перед ним оказалась змея.

— В следующий раз смотри, куда целишься, — предупредил Казар.

— Это ружье, — сказал Байяр, наклоняясь, чтобы поднять оружие.

— Оно стреляет без пуль.

— Не стреляет, а чихает. Ты же сам видел, как оно чихнуло огнем.

Казар отрицательно мотнул головой.

— Нет, оно само назвало себя. Ты слышал — чох!

— Я бы назвал иначе…

— Это чох. Всем понятно, — Казар подошел к другому телу.

Неизвестный лежал на спине также с разбитым куполом. В бледном свете луны оба открытых глаза сверкали как рубины. Монголы молча смотрели на труп, не решаясь заговорить. Затем Казар подобрал оружие и осмотрел его с видом знатока. Оглянувшись, он заметил одиноко растущий куст тамариска, прицелился и нажал на курок.

Чох! Яркий комок зеленоватого пламени вылетел из отверстия. Тамариск вспыхнул, и через секунду от него осталась только кучка пепла.

— Понял? — Казар повернулся к Байяру. — Чох.

— Возможно, ты и прав.

Они перешли к третьему телу, лежащему за гребнем бархана. Здесь была тень, и из-под полуопущенных век глаза призрака едва мерцали тусклым красноватым огнем. Стрела Казара, пронзившая серебристую броню, торчала из груди. Оружия видно не было, хотя, может быть, оно находилось под убитым.

— Какие же это наконечники пробивают металл? — поинтересовался Байяр.

— Железные.

— Железо не может пробить другой металл.

— Значит, броня у этих демонов не из металла, а из чего-то другого, — сделал вывод Казар.

— Наверное, из демонского металла, — предположил Байяр.

Из раны в груди послышался свист, рот чуть приоткрылся, обнажив плотно сжатые длинные и острые зубы.

— Еще дышит, — заметил Байяр.

— Сейчас я это исправлю, — сказал Казар и, сделав шаг вперед, раздавил стеклянный купол, укрывавший отвратительную мертвую голову.

Глаза существа дрогнули и вдруг раскрылись. Из-за спины лежащего внезапно вынырнула рука со спрятанным оружием. Теперь оно было направлено прямо в грудь Казара.

В тот же миг демон, если это был он, вспыхнул, а Казар попятился, но оступился и шлепнулся задом на свой дель. Охваченное пламенем существо бессильно двигало конечностями, как поджаренное насекомое. Жуткая вонь горящей плоти заставила Байяра отступить и зажать нос платком. Сдавленно чихнув, он посмотрел на Казара, широко улыбнулся и, помахав трофеем, сказал:

— Видишь, на этот раз я не раздумывал.

— Это хорошо… когда стреляешь без колебаний.

— Да, это очень хорошо, — согласился Байяр.

— И за это ты до отвала наешься жареной баранины, — усмехнулся Казар, поднимаясь на ноги.

Рот Байяра растянулся до ушей.

— Но ты еще должен принести мне клятву верности, — добавил Казар и, вытащив из кармана овечий глаз, проглотил его не жуя.

— Должно быть, ты очень проголодался, — заметил Байяр.

— Глаз овцы — лакомство, — небрежно ответил Казар.

— Я об этом не знал.

— Потому-то я об этом и не распространяюсь, — бесстрастно заключил Казар.

Глава 5. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

В контрольном отсеке шаттла МАФБ-2 «Призрачный убийца» капитан Лисо с живым интересом наблюдал на экране запись ночного боя, завершившегося гибелью трех марсиан из Команды Смерти.

— Эти монголы… они хороши.

— Им просто повезло, — ответил сержант, нервно сжимая и разжимая пальцы.

Лисо повернулся к нему.

— Ты бы хотел расправиться с этими дикарями?

— Доверьте мне Команду Смерти.

— Нет. Возьмешь Воздушную Команду Смерти. Посмотрим, повезет ли им так же теперь, когда мы знакомы с их методами ведения боя.

— Слушаюсь.

Сержант вышел из отсека, его кулаки напоминали тяжелые костяные колотушки. Лисо знал — гнев покажет ему дорогу к победе. Гнард сердито нажал желтую кнопку связи на подлокотнике кресла. Нужно известить Колымскую Башню. Операция разворачивается…

Глава 6. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Бледная луна заливала барханы мрачным неестественным светом. Казар и Байяр стояли в том месте, где Извилистая дорога покидала пустыню Гоби и уходила в степь. Монголы напряженно вглядывались вдаль, вслушивались в безмолвие ночи. Мертвецы лежали у их ног, вытекшие мозги уже успели застыть.

Наконец Байяр сказал:

— И все-таки это призраки. У них мертвые лица.

— На них доспехи, значит, это демоны, — возразил Казар.

— Но не русские демоны.

— Если они пришли с севера, то русские. Без вопросов.

— У русских нет демонов, — упирался Байяр. — Они безбожники. Ни богов, ни демонов. Это же логика.

Молчание.

— Есть еще те, кто построили Новую Стену, — сказал Байяр, понизив голос.

— Призраки ничего не строят, — парировал Казар. — Они только бродят по караванным тропам, непогребенные и несчастные.

— Но у призраков нет мозгов. У них нет ружей, которые чихают огнем.

— Эти ружья называются «чох», — поправил его Казар.

Байяр поскреб подбородок.

— А кто провозгласил тебя ханом?

Казар оставил вопрос без ответа. Носком сапога он слегка подтолкнул легкое, словно полое, тело.

— Его можно убить, значит, он не призрак, хотя лицом и напоминает череп без кожи.

— Возможно, демон.

— Есть только один способ это выяснить, — сказал Казар, опускаясь на колено. — Мы снимем с него кожу.

— И что это докажет?

— У призраков нет костей, а у демонов есть. Если обнаружим кости, то это демон, и хватит спорить.

— Хорошая теория.

— И я ее сейчас докажу, — не откладывая дела в долгий ящик, Казар принялся разрывать доспехи, покрывавшие тело мертвеца.

Однако панцирь не поддавался. Как ни старался монгол, он не смог снять ни рукавиц, ни ботинок. Наверное, доспехи представляли собой единое целое.

Оставалась еще дыра, проделанная стрелой. Казар вырвал ее с первой попытки. Вместе со стрелой, зацепившись за наконечник, вылезло что-то липкое и густое, не похожее ни на кровь, ни на внутренности.

— Зеленой крови не бывает, — покачал головой Байяр.

— Это не кровь, — фыркнул Казар.

— Если не кровь, то что?

Казар задумался. Байяр вдруг чихнул, да так сильно, что сгустки соплей полетели во все стороны.

— Ха! — воскликнул Казар. — Это же сопли!

Он воткнул стрелу в песок, чтобы потом подобрать, и вытащил из-за пояса кинжал. Только теперь доспехи стали неохотно поддаваться. Работа шла тяжело, но Казар явно был настроен довести ее до конца. Устав от ожидания, Байяр отвернулся и сказал:

— Я требую обещанную тобой баранину. Сейчас.

— Сначала клятва, — напомнил Казар.

— Какая клятва?

— Я скажу, а ты просто повторишь.

— Ради жареной баранины я скажу все, что угодно, — заявил Байяр.

— Повторяй за мной: я клянусь в вечной верности и преданности тебе.

Байяр сглотнул и, поколебавшись, повторил:

— Я клянусь в вечной верности и преданности тебе.

— Я пойду впереди тебя навстречу твоим врагам, сколь бы много их ни было. Всех прекрасных девушек и замужних женщин, которых я захвачу, и всех коней я отдам тебе.

— Я пойду впереди тебя навстречу твоим врагам, сколь бы много их ни было, — эхом вторил Байяр. — Всех прекрасных девушек, замужних женщин и коней, которых я захвачу, я отдам тебе.

— Во время охоты, — продолжал Казар, — я первым принесу тебе диких зверей. Если же в бою я ослушаюсь твоего приказа или в мирное время поступлю противно твоим интересам, то лиши меня моих жен и моего имущества и изгони меня в пустыню.

Байяр сглотнул еще раз и послушно повторил последние слова клятвы. Казар с довольным видом кивнул. Все это время он неотрывно работал.

— Что это за клятва? — удивился Байяр.

— Ты что, нигде не учился? Такую клятву приносили Чингисхану его конники.

— Я не очень хорошо знаю историю Чингисхана, — признался Байяр.

Казар вскинул голову.

— Что же ты за монгол, если не знаешь наизусть жизнь хана Чингиса?

— Мы учились по советской системе, — жалобно произнес Байяр.

Казар только хмыкнул. Он уже проделал в доспехах дыру размером с кулак. Через нее можно было увидеть грудную клетку, причем покрывающая ребра бледно-розовая плоть скорее напоминала какой-то ядовитый гриб, чем человеческое мясо. Зато сочащаяся из раны кровь была краснее, чем у людей.

Казар провел кинжалом по грудине сверху вниз, и кожа разошлась, как будто была натянута на деревянную рамку; оказавшиеся под ней ребра после первого же удара сломались, словно сухие палочки. В ночной тишине звук показался громким и каким-то неприятным.

Пока Казар выяснял, с кем они столкнулись — с призраками или демонами, Байяр добрался до овечьей туши и принялся разрывать мясо грязными пальцами. На фоне неба его копошащаяся фигура казалась каким-то огромным степным зверьком, выбравшимся из норы. Затраченные усилия дали мало плодов, мясо оказалось жестким, и в руках монгола осталось лишь несколько клочков черной жесткой массы. Да и те тут же рассыпались. Несколько кусочков упали на шерстяные штаны, и те затлели. Издав вопль боли, Байяр вскочил и запрыгал вокруг туши.

— Забираю клятву назад, — прорычал он.

— Клятву нельзя забрать назад, — хмыкнул Казар.

— И все-таки я ее забираю, — настаивал Байяр.

— Не можешь. Клятва священна.

— Я давал ее в обмен на свою долю жареной баранины. Но на этих черных костях ничего не осталось. Все обуглилось. Ты это знаешь. И знал раньше.

— Ничего я не знал. Просто взял с тебя клятву в удобное для этого время.

Сложив руки на груди, Байяр с вызовом посмотрел на Казара.

— Нет мяса — нет преданности.

— Ты уже поклялся мне в преданности. И обойдешься без баранины, как и я.

Байяр подошел к трупу и заглянул в грудную полость, вскрытую Казаром. Ни одного знакомого органа.

— Я вижу кости.

— Да, кости есть.

— Раз есть кости, значит, он демон, а не призрак.

— Кости… значит наш враг смертен.

— Ну конечно, смертен. Мы убили троих.

— Я убил двоих. А ты только одного.

— Но зато я добил того, который поджарил бы тебя, Казар.

Казар нехотя согласился:

— За что я разрешил тебе съесть все мясо, которое осталось на костях овцы.

Байяр уже собирался сказать что-нибудь язвительное, но тут его нос взорвался, и он едва успел подставить платок. Утерев мокрый нос, Байяр с ужасом увидел, что Казар погрузил руку в грудь мертвого демона и копается в слизи и внутренностях.

— Что ты делаешь?

— Ищу сердце.

— У демонов нет сердца.

— Это я уже слышал.

— Так зачем искать то, чего нет?

— Я верю только тому, что знаю сам, что пощупал своими руками, а не тому, что донесли до моих ушей ветры пустыни, и не тому, что я вижу недостаточно ясно.

Казар замолк. Руки его напряглись, потом что-то лопнуло, и он вытащил большой кровавый комок.

— Что это?

Казар повертел комок в руках.

— Сердце демона. Значит, это не демон, даже не русский демон.

— Тогда кто это?

— Человек, — Казар отбросил сердце в сторону и поднялся.

— Таких людей не бывает. Посмотри, у него даже нет волос, да и лица нет. Так кто же это?

Казар задумчиво посмотрел на север.

— Это Яси-Тологой.

— Костяная Голова? Что такое Костяная Голова?

— Мертвец.

— Никогда не слышал о Костяных Головах. Это казахи?

— Если так, — сказал Казар, — то они пожалеют о том, что окружили своей проклятой стеной гору, где я родился и где надеюсь возродиться.

Байяр взглянул на его решительный профиль, потом посмотрел на мертвеца и поскреб подбородок. Тяжелые времена ожидают этих демонов… то есть Костяные Головы.

Глава 7. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

Капитан Лисо, командир шаттла, вышел на связь с Колымской Башней.

— Команда Смерти уничтожена.

Лицо Комо Дата на коммуникационном экране дрогнуло и подалось вперед.

— Невозможно, — прохрипел он.

— Эти дикари расправились с ними менее, чем за десять земных подъединиц времени. В данный момент они расчленяют Худи Д’ууда. Возможно, чтобы съесть.

Комо Дат сжал зубы.

— У них же был приказ только проверить, как монголы поведут себя под огнем.

— Наши КА-77 их не испугали.

— Они слишком глупы и примитивны, чтобы знать страх.

— Какие будут инструкции? — спросил Лисо.

— Удвоить силы следующей Команды Смерти.

— Задача?

— Уничтожить. Они должны поплатиться за гибель трех гнардов. А для этого паека, Телиана Пиара, можно найти других монголов.

— Слушаюсь.

Глава 8. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Казар седлал своего белого жеребца, черные полоски на ногах которого безошибочно свидетельствовали о том, что его предками были дикие монгольские лошади.

— Мы не можем оставаться здесь до утра, — заявил он.

Байяр, заметно приунывший после такого известия, покачал головой.

— Где же мы будем спать?

— Спать мы вообще не будем. По степи могут бродить другие Костяные Головы. Мы должны уйти отсюда, так безопаснее.

— Раз уж я дал тебе торжественную клятву подчиняться всем твоим требованиям, то поеду с тобой.

— Ладно, — бросил Казар, заканчивая подтягивать подпругу.

— Но это вовсе не означает, что это мне нравится, — добавил Байяр.

— Мне нет дела до того, нравится тебе это или нет. Главное, чтобы ты повиновался, — не оборачиваясь, отрезал Казар.

Пожав плечами, Байяр поднял седло и только тут заметил, что второе животное не кастрировано.

— Ты ездишь на жеребце?

— Да, это хороший конь, — ответил Казар.

— А как тебе удается справляться с ним, когда поблизости кобылы?

— Для этого у меня есть голос и воля. Он повинуется, так как тоже принес мне клятву верности.

— Ни один конь не может давать клятвы.

— А этот смог, — сказал Казар и вскочил в седло. — Лучшего коня я никогда не видел.

— А я доверяю своему мерину.

— Мерин — непослушный конь. У жеребца есть дух. Я бы ни за что не сел на неполноценного коня, как и не взял бы неполноценной женщины, женщины без характера.

Оценив по достоинству жеребца, Байяр заметил:

— Вижу, его вырастили в пустыне.

— Я объезжал его в степи.

— Мы направляемся в горы. Тебе нужен конь для гор.

— У меня есть Чино. Он одинаково хорош как для степей, так и для гор, а также для всего остального.

Байяр недоверчиво поднял брови.

— Это ты дал ему такое имя?

— Да, — Казар повернул жеребца. Перед ними лежала Извилистая дорога.

— Твое имя означает «Пес», а конь у тебя «Волк»? — Байяр пришпорил своего мерина и догнал Казара.

Тот не ответил. Кони шли рысью. Уши шапки хлопали Байяра по щекам, и казалось, что это какая-то уставшая птица бьет крыльями.

— Если бы ты не был сумасшедшим, то все было бы наоборот. Ты должен быть Волком.

— Никогда не встречал человека, которого звали бы Волком, — ответил Казар.

— Я тоже, хотя рассказывают об одном халха-монголе по имени Волк. У него дурная слава от пустыни Гоби до Голодной Степи.

— Я верю только тому, что могу потрогать, а не тому, что болтают злые языки сплетников.

— Тот Волк — убийца.

— Убивают все волки. Такова их природа.

— Это ты верно сказал. Но тот Волк зарезал одного парня, монгола, вот что плохо. Ладно бы русского или китайца, но нельзя же, чтобы один монгол зарезал другого?

— Чингис убил своего брата, — напомнил Казар.

— Так то Чингис. Сейчас другое время.

— Другое время, но монголы остались теми же, что и тогда, — твердо произнес Казар.

Некоторое время они ехали молча. Кони понемногу набирали ход. Казар скакал как обычно, привстав и упираясь ногами в стремена, в то время как Байяр сидел в седле, подпрыгивая при каждом ударе копыт, а голова его болталась из стороны в сторону, как у мертвеца, которого везут на телеге. Только так можно ехать на монгольских конях: или полный контроль, или малодушная капитуляция.

— Та клятва, что я тебе дал, — подал голос Байяр. — В ней говорилось о каких-то врагах.

— Точно.

— У тебя много врагов?

— Не так много, как хотелось бы.

— Не нравятся мне твои речи.

— Это правда, нравится она тебе или нет.

— У меня нет ни жен, ни имущества, так что ты не сможешь ничего отнять у меня, если я подведу тебя в бою или в мирное время, — заметил Байяр.

— Если ты меня подведешь, я лишу тебя твоей ничтожной жизни, — беззлобно ответил Казар.

Байяр с тоской посмотрел на него.

— Такого в клятве не было.

— Зато это было в той клятве, которую я дал сам себе.

— А у тебя есть жены и имущество?

— Нет.

— Ни одной жены?

— Нет.

— И не было?

— Однажды я любил женщину, но делал это не так, как нужно. А может, просто она оказалась не той женщиной, которую можно любить. Не знаю. Так что жены у меня нет. Только жеребец.

— Жена хороша в холодную ночь, но только конь делает монгола монголом. Вообще-то, если выбирать, я предпочел бы коня жене.

— После моего возрождения у тебя будет и то и другое.

По лицу Байяра скользнула улыбка.

— Она должна быть толстой. Жена, а не лошадь. Костлявую жену я не возьму.

— Я не стану вешать тебе на шею худышку, которая может только браниться.

— У нее будут пухлые щеки и губы, как овечий жир. И когда я в первый раз положу ее на свой канг, она не будет драться. Ну разве что чуть-чуть.

— Это останется между тобой и твоей толстушкой-женой.

Наступившую тишину нарушал только стук копыт. Но скоро в голову Байяра пришла новая мысль.

— Хорошо, что ты меня нашел, я ведь всегда хотел иметь жену. Мне была обещана дочь одного моего родственника, но она умерла, не дожив до двенадцати лет. Без помощи рода найти жену очень трудно. Вот почему я рад, что наши дорожки пересеклись.

— Это судьба.

— Нет, это была овца.

— Судьба послала овцу.

— Судьба не всегда добра к монголам, — заметил Байяр.

— Потому она и называется судьбой.

— Верные слова.

— Очень верные слова, — уточнил Казар, настороженно вглядываясь в придорожные тени.

Но и он не заметил, как из-за холма, который они только что миновали, появились шесть фигур, поднялись в воздух одна за другой и бесшумно поплыли за двумя всадниками. Огромные черные кузнечики, сложившие крылья.

Глава 9. ПУСТЫНЯ ГОБИ, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Воздушная Команда Смерти под командованием Куда Б’укса следовала за целью. Гнарды летели в вертикальном положении высоко над землей, в руках поблескивали КА-77.

Командир включил передатчик.

— На связи Команда-3. Приближаемся к заданной цели.

— Действуйте по инструкции, третий, — последовал ответ.

Куда Б’укс рванулся вперед. Честь первой крови принадлежит ему. Если еще немного прибавить, то можно опередить остальных членов группы и, пока они будут готовиться к бою и занимать правильные позиции, спалить обоих землян, отомстив за гибель Команды-6.

Луна висела у него за спиной, и отбрасываемая Куда Б’уксом тень мчалась по пустыне впереди гнарда. Горячие красные глаза казались во тьме почти черными, лишь когда он поворачивал голову назад, они вспыхивали на миг кровавыми рубинами…

Глава 10. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Широкая звездная полоса, которую монголы называли Серебряной Рекой, изливала на землю ясный белый свет, соперничавший с сиянием луны. Вдоль дороги, лентой брошенной в степь, чернели провалы теней. По ней и скакали Казар и Байяр, оставив позади Черную Гоби. По обе стороны дороги простирались пастбища и поднимались холмы, испещренные оспинами копыт верблюжьих караванов.

— Сколько еще переходов до следующего колодца? — спросил Казар.

— Один. У тебя есть айраг?

— Я не пью айраг.

— Какой монгол не пьет айраг? — явно огорчился Байяр.

— Тот, для кого он подобен гневу и способен довести до беды.

— А я-то надеялся, что у тебя есть айраг, потому что у меня его нет. У меня есть только плитка чая.

— Через один переход мы напьемся свежей воды, если только по пути не встретится животноводческая ферма или деревня.

— До ближайшей деревни два перехода.

— Значит, еще два перехода без айрага.

— Я бы поел баранины…

Внезапный звук прервал беседу. Почувствовав опасность, Казар резко развернул жеребца.

И тут же в то место, где он только что находился, ударил зеленый луч огня. Послышалось шипение, и желтый песок превратился в дымящееся янтарное стекло.

Упав в седло, Казар сжал ногами бока коня, заставляя его еще раз повернуться, и вскинул руки, в каждой из которых оказалось по трофейному ружью. В следующий миг в поле его зрения оказались плывущие по воздуху фигуры. Шок удивления оказался столь силен, что у монгола отвисла челюсть, однако он мгновенно пришел в себя и нажал оба спусковых крючка. Повернувшись в седле, Байяр заметил кучку Костяных Голов с пылающими красными глазами и тоже выстрелил.

Ответный огонь был короток. Летающие призраки вспыхнули и рухнули на землю, как подстреленные птицы. Звук их падения напоминал тяжелый стук пустых кастрюль.

— Ты стрелял без колебаний, — с восхищением заметил Байяр.

— Колебаться — значит умереть. Сегодня умирать суждено не нам.

— Это сегодня. Завтра может быть по-другому.

— Это тоже зависит от судьбы, — заметил Казар, направляя жеребца к тому месту, где так неудачно приземлились Костяные Головы.

Там он подобрал оружие, хотя и не все. Несколько ружей оказались разбитыми и не работали.

— Эти ружья называются «чох», — наставительно произнес Казар, взвешивая на ладони удивительно легкое устройство.

— Пусть будет так, как ты говоришь, — легко согласился Байяр.

— Ты хитрый монгол.

— Я живой монгол. В такую необычную ночь это самое главное.

Вскочив в седло, Казар положил один из трофеев на переднюю луку.

— Теперь мы богаты! — радостно воскликнул Байяр. — За эти ружья нам дадут много коней. А тогда мы будем богаты по-настоящему, ведь кони самое главное богатство.

— Они не для обмена, — покачал головой Казар.

— Тогда для чего?

— Для того, чтобы нести смерть.

— И сохранить наши шкуры, не забывай.

— Неся смерть другим, мы спасаем свои шкуры, — заметил Казар. — Костяные Головы хотят, чтобы наши обугленные кости остались в Гоби.

— Они числятся среди твоих врагов?

Казар мрачно кивнул. Голос его тоже прозвучал угрюмо.

— Теперь да.

— С тобой очень интересно. Но мой желудок урчит, требуя баранины.

— Хорошо, что еще урчит.

— Ладно, потерпит.

— Ты смотришь на юг и восток. Я буду следить за севером и западом.

— Ты думаешь, Костяные Головы снова нападут на нас? — быстро спросил Байяр.

— Сначала они прислали троих. Потом шестерых. Теперь они пришлют двенадцать, — ответил Казар.

— Откуда ты это знаешь?

— Так думают Костяные Головы.

— Я полагал, что ты с ними раньше не сталкивался, — скорчил недоуменную гримасу Байяр.

— Нет. Но я знаю, как думает человек и как думает зверь. Я видел, как думает Костяная Голова, и все понял. Запомни мои слова, в следующий раз их будет двенадцать.

— Они придут по земле или прилетят?

Казар ненадолго задумался.

— И так, и этак. Шестеро придут, еще шестеро прилетят.

— Ты уверен?

— Я могу и ошибиться. Смотри и в небо, и на землю. Ищи отблеск луны или красный огонь глаз.

— Я был бы счастлив никогда их больше не видеть, — уныло пробормотал Байяр.

— Если Костяные Головы заметят тебя раньше, то ты их уже не успеешь увидеть.

Услышав в голосе Казара неожиданную скованность, Байяр украдкой посмотрел на него. Казар ехал, держа поводья в зубах, руки были заняты оружием. Байяр решил, что это неплохая идея, но у него была только одна трофейная винтовка. Тем не менее он последовал примеру Казара, найдя такую манеру передвижения неудобной лишь в одном отношении: трудно стало ворочать головой.

Теперь они скакали не по-монгольски. Им не нужна была скорость. К чему она, если враг может подобраться с любой из шести сторон, неся с собой злую зеленую смерть.

Глава 11. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Совместные силы двух Команд Смерти, воздушной и наземной, выкатились из челнока, как стайка прожорливой саранчи.

Одетые в серебристые с красным скафандры, защищающие марсиан от излишне плотной и насыщенной вредными элементами атмосферы, воины Команды Смерти потащились к Извилистой дороге, с трудом преодолевая неровности монгольского рельефа. Они шли, включив приборы ночного видения, с осторожностью, необходимой в этой недружелюбной стране.

Воздушная Команда Смерти опустилась на землю, ожидая приказа. Он поступил после того, как первая группа, спустившись под уклон, исчезла из поля зрения.

— Первый вызывает Второго.

— Слушаю, Первый.

— Займите назначенную позицию.

— Понял. Переходим на подготовленную позицию.

Подняв руку, командир Воздушной Команды просигнализировал пятерым гнардам, вооруженным КА-77, о начале движения. Подвешенные за спинами трастеры зашипели, взметая песок, серебристыми струйками медленно оседавший на землю.

Подобно восставшим из могил призракам, они устремились вверх, достигли заранее определенной высоты и полетели в указанном направлении, наклонясь вперед и перебирая тонкими ногами.

Гнарды неслись друг за другом, но достигнув назначенного пункта, перестроились, образовали широкую дугу и снизились, скрываясь за невысокими холмами от тех, кто должен пройти по Извилистой дороге.

— Вышли на заданную позицию, — доложил Норвус Тик.

Шлемофон донес до него ответ командира Команды Смерти Ситара Дукса.

— Мы в засаде. Целей пока не видно, — голос его прозвучал разочарованно.

— Понял.

Взглянув под ноги, Норвус Тик заметил поднимающиеся клубы песка.

— Увеличить скорость на два процента, — скомандовал он и устремился дальше.

Норвус Тик не оглядывался, абсолютно уверенный, что приказание исполнено точно. Для этого и созданы гнарды: бой, дисциплина, уверенность в победе. У него потеплело на сердце.

В серебристом лунном свете за их спиной бесшумно кружилась песчаная пыль.

Казар вынул поводья изо рта, ощущая на языке сладковатый вкус сыромятной кожи. Хороший вкус.

Пустыня была тиха. Ни звука — только ровный стук неподкованных копыт. Но Казар знал, что опасность может подкрасться незаметно, как и смерть подбирается неслышно.

— У меня вопрос, — прошипел Байяр.

— Спрашивай.

— Ты, человек, не доверяющий винтовкам, сам пользуешься оружием демонов. Почему?

— Они лучше, чем европейские, которые стреляют пулями, потому что бьют огнем.

— А если огонь кончится? Что тогда?

— Выбросим и возьмем другие.

— А потом?

— У меня есть лук, а у тебя карабин.

— А если и их не хватит? — не желал успокаиваться Байяр, посматривая на небо со своей стороны Извилистой дороги.

— К тому времени мы или победим, или будем убиты, — просто ответил Казар.

— Этого бы мне не хотелось.

— Другого быть не может, — пробормотал Казар, — ведь нас преследуют Костяные Головы, у которых одна цель: убить монголов.

— Я говорил тебе, что некоторые полагают, будто существа, построившие Новую Стену, прилетели со звезды Улан Нуд?

— Красный Глаз? — Казар машинально бросил взгляд в ту часть неба, где горела красная точка.

— Да. Люди, которые изучают звезды, говорят, что Красный Глаз — это такой же мир, как наш.

Казар оставил слова Байяра без комментариев, может быть, потому, что снова взял поводья в зубы.

— Что ты об этом думаешь? — настаивал Байяр.

— Ничего не думаю. Зачем понапрасну думать о том, что все равно никогда не проверишь?

— Ты практичный монгол.

— Я халха-монгол. Когда великие ханы опустошили весь мир, мой род был единственным, отказавшимся склонить перед ними колени.

— Другими словами, ты упрям и останешься таким даже перед пастью тигра.

— Тигры стараются избегать халха-монголов, узнавая их по запаху пота.

— А ты знаешь себе цену.

Казар фыркнул.

— Чью же цену мне знать, если не собственную?

Шлемы марсиан были оснащены акустическими рецепторами. Они-то и донесли до слуха командира наземной группы звук, в котором он опознал топот животных.

— Цель вошла в аудиозону, — предупредил Ситар Дукс.

Залегшие по обе стороны Извилистой дороги гнарды сняли свои КА-77 с предохранителей. В наушниках прозвучал голос командира воздушной группы.

— Устанавливаем блокаду отступления.

— Понял.

Дукс поднял руку, обращаясь к своим солдатам.

— Вы знаете, что надо делать. Ждем, пока они войдут в зону перекрестного огня. По моему сигналу встаем и открываем огонь, — клапан скафандра открылся, выпуская отработанный марсианский воздух. — Не выходите из своих огневых коридоров, чтобы не перестрелять друг друга. Нужно обойтись без потерь. Понятно?

Никто не ответил. Все поняли.

Первым это заметил Казар. Над холмом с западной стороны дороги плыл лунный свет.

— Что лежит за этими холмами, Байяр? — негромко спросил он.

— Другие холмы, — пожал плечами Байяр. — Это Гоби.

— И никакого караванного пути?

— Нет, я такого не знаю.

— Тогда почему там поднимается песок, словно только что прошел караван верблюдов или табун лошадей?

Байяр обернулся на запад.

— Если бы это были верблюды или яки, мы услышали бы их рев, — пробормотал он.

— Но не услышали бы Костяных Голов.

Проследив за дрожащей лунной дорожкой, Казар заметил, что столб пыли выше впереди них, а вот позади и к западу он понижается.

— Костяные Головы окружают нас, — предупредил Казар. Голос его походил на рычание собаки.

— Сколько их?

— Вопрос не в этом, а в том, что нас ждет впереди.

Байяр пристально всмотрелся в темноту. За холмом дорога поворачивала на север, как бархатная лента, омываемая лунным светом и окруженная тенями гранитных утесов.

— Ничего не вижу.

— Это еще не значит, что там ничего нет.

— Опять Костяные Головы?

— Пешие, насколько я их знаю, — Казар прищурился.

Байяр шумно втянул воздух.

— Ты думаешь, они готовят нам засаду?

Казар кивнул.

— Командуй, и я пойду, куда скажешь, — решительно заявил Байяр.

— Для городского монгола ты очень смел.

— Я говорю так не из-за смелости, а потому что сердце подсказывает мне, там, куда ты направляешься, опасность может кружить рядом, но не коснется меня.

— Не знаю, так ли это.

— В твоих глазах я вижу и в твоем голосе слышу решимость отыскать место, где ты родился. Ты достигнешь его. Если я последую за тобой, то тоже приду туда.

— Если твоя судьба — умереть здесь, у Извилистой дороги, то этого никто не может изменить.

— Потому она и называется судьбой. Но я хочу рискнуть вместе с тобой.

— Тогда слушай, что я тебе скажу, пока на нас не напали Костяные Головы…

Командир Воздушной Команды Норвус Тик стоял посредине Извилистой дороги. Даже с включенной системой ночного видения он с трудом мог рассмотреть ближайший холм. По обе стороны стояли его солдаты с оружием на изготовку. В резком металлическом сиянии чужой луны они казались статуями, частью холодного, угрюмого пейзажа. Марсианские луны давали куда более мягкий свет. Время шло.

— Второй вызывает Первого. Проверка готовности.

— Мы готовы, — ответил Тик, думая, что капкан вот-вот захлопнется.

— Идут…

И все… связь оборвалась.

Звуки выстрелов донеслись из наушников, но зеленоватые вспышки свидетельствовали о том, что бой идет за соседним холмом.

— Похоже, они обойдутся без нас, — заметил Тик.

Стрельба продолжалась, интенсивность ее только усилилась. Звуки смещались: шипение, щелчки… предсмертный крик какого-то гнарда. Да… определенно так. Затем ужасный звук… Норвусу Тику уже приходилось слышать его: так рвется скафандр под давлением земной атмосферы.

— Они несут потери! — гневно воскликнул Тик.

Сообщение о потерях вызвало глухие проклятия. Всем не терпелось подняться в воздух. Но дисциплина… Даже смерть товарищей не могла перевесить груза приказа, приковавшего их к месту.

Если кто-то из дикарей попытается ускользнуть от первой Команды Смерти, они встретят его достойно. Если же сегодня все пройдет без их участия, то ведь есть и другие монголы, на которых можно выместить свой справедливый гнев.

После довольно долгого затишья за холмом в последний раз полыхнуло зеленоватое пламя. Тик не мог больше ждать.

— Второй вызывает Первого. Проверка. Сообщите положение.

В ответ — шипение скафандра, от этого зловещего звука холодело в груди. Мысленно Тик видел разлагающийся под действием кошмарной земной атмосферы череп своего напарника. Он представил, как эта чудовищная смесь кислорода с азотом врывается в его скафандр и вздрогнул. Ужасная смерть.

— Дукс, это Тик. Что там у вас происходит?

Конечно, шипеть мог чей угодно защитный костюм, но затянувшееся молчание говорило ему, что Дукс мертв. Нужно принимать решение.

— Внимание, Воздушная Команда, — приказал Норвус Тик. — Вперед. Закроем ловушку.

Выстроившись в наземный боевой порядок, они тронулись вперед по дороге, выставив перед собой КА-77.

Грохот копыт ударил из наушников прежде, чем из-за поворота вылетели два вьючных животных.

— На колено! Огонь! — взвыл Тик.

Гнарды опустились на колени, пальцы легли на спусковые крючки.

— Не стрелять! — внезапно крикнул Тик.

И никакого неповиновения. Никто не выстрелил.

— Всадников нет!

Кони мчались прямо на них — безумные глаза, развевающиеся гривы и… пустые седла. Тик поднялся.

— Пропустить! Расступиться! Двое, Квисп и Каук, вверх! Найдите этих убийц.

Группа повиновалась. Два гнарда, включив трастеры, оторвались от земли и, достигнув высоты, с которой можно вести наблюдение, разделились и начали круговой облет с тем, чтобы за минимально возможное время проверить прилегающую территорию.

Внезапно на глазах Тика, наблюдавшего за разведчиками, Квисп дернулся, руки его судорожно метнулись к груди, а КА-77 полетел на землю. В следующее мгновение к нему присоединился и сам гнард. В этот же миг кони промчались мимо. Их пропустили, не обратив внимания. Где-то была засада.

Свою ошибку Норвус Тик осознал лишь тогда, когда в воздухе, словно уклоняясь от вражеского огня, затанцевал Каук. Но при этом никто не стрелял, не было слышно звуков, характерных для примитивного оружия землян, металлические пули которого могли разбить изготовленное из полимерной ткани защитное одеяние марсиан.

— Каук, что случилось? — закричал командир Воздушной Команды.

— Я под огнем!

— Что это за огонь?

— Метательные предметы.

— Ты можешь засечь противника?

— Нет. Я не вижу вспышек. Какие будут инструкции?

— Ответный огонь в предполагаемом направлении. Нам нужно их обнаружить.

— Понял.

Заработал КА-77. Невероятно, но Каук явно паниковал. Впрочем, это было понятно, ведь гнард, осыпаемый деревянными метательными орудиями, не мог определить месторасположение врага.

Долго разведчик не продержался, что-то ударило в шлем, и он взорвался.

Тик беспомощно наблюдал за гибелью Каука, но полное осознание допущенного им тактического просчета пришло лишь тогда, когда противник избрал в качестве целей оставшихся на земле. Лопнули еще два шлема.

Внезапно сзади ударила винтовка. Такого не должно было быть, но гнарды из Воздушной Команды Смерти падали на дорогу, а их вытекающие мозги превращались просто в биомассу. Тик неуклюже повернулся и увидел одного из землян, методично расстреливающего его группу с седла животного. Но ведь всего несколько мгновений назад его там не было!

Командир ощутил удар в спину и услышал ставшее таким знакомым ужасное шипение вырывающегося из баллона марсианского воздуха. Тик еще успел поднять КА-77 и найти глазами цель, но было уже поздно. Командир уничтоженной группы сам стал целью.

Пуля попала в КА-77, и оружие взорвалось в руках гнарда, осыпав металлическими осколками грудь и шлем. Норвус Тик глотнул чистого земного воздуха. От ужасного вкуса сами легкие вытолкнули пронзительный крик. Гнард зашатался от боли и рухнул на землю.

Ему повезло хотя бы в том, что он не стал свидетелем устрашающей картины финала боя и не увидел, как мечутся под градом стрел и пуль оставшиеся, которым было суждено пережить своего командира лишь на несколько мгновений.

Тик так и не понял, как удалось вражескому снайперу оказаться за их спинами.

Байяр поднялся лишь после того, как последний из Костяных Голов упал, получив в спину стрелу с красным оперением.

— Мы победили! — закричал он.

— Ты уверен? — голос Казара донесся откуда-то из-под холма, где расположился лучник.

— Они все полегли.

— И в небе тоже чисто.

— Значит, мы победили.

Казар вынырнул из тьмы, отделившись от скалы, частью которой он, казалось, был все это время. Они подошли к тому месту, где лежало тело существа, так и не успевшего подняться в воздух.

— Ты прав. Шесть пеших и шесть летающих.

Казар осмотрелся.

— Двенадцать мертвецов.

— Они так и не увидели меня, когда я проскакал мимо.

— Это Чино закрыл тебя от их глаз.

— Старый трюк. Удивительно, что Костяные Головы поддались на него.

— Поэтому они и Костяные Головы.

— Ну, а теперь, когда мы победили, одолев двадцать одну Костяную Голову и оставшись сами в живых, что они предпримут?

— Даже сами Костяные Головы не знают ответа на этот вопрос, что уж говорить о монголах.

Луна скрылась за облаками и пустыня погрузилась во тьму.

— Хороший ответ, намного лучше, чем «я не знаю», — широко улыбнулся Байяр.

И они направились по Извилистой дорого к своим уставшим за эту ночь коням.

Глава 12. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

Капитан Лисо протянул руку к кнопке вызова и, не глядя, нажал. Узкие глаза неотрывно смотрели на оперативный экран.

— Докладывайте.

— У меня для вас оперативное сообщение, командор Дат.

— Все прошло успешно?

— Полагаю, вам следует все увидеть самому, — спокойно ответил Лисо.

— Передавайте.

— Приступаю к передаче.

Он нажал кнопку и информация пошла в Колымскую Башню. Лисо знал, что видит сейчас командующий: полный разгром двух Команд Смерти, учиненный парой примитивных землян.

Капитан ждал, сжав побелевшими от напряжения пальцами подлокотники кресла и не сводя глаз с пустого экрана. По его напряженно-ровному дыханию можно было догадаться, что гнард на пределе: его гордость солдата, высокий пост, да и сама жизнь висели на волоске.

Скрежещущий голос Комо Дата заставил его вздрогнуть.

— Лисо.

— Я готов подать в отставку и передать командование кораблем другому.

— А я готов принять ее. Вы все провалили. Но я предоставляю вам последний шанс.

Лисо поднял голову. В его глазах снова вспыхнуло рубиновое пламя.

— Слушаю.

— Возьмите этих двух землян. Живыми.

— Живыми?

— Если умрет хотя бы один, вы лишитесь должности, а может быть, и жизни.

— Живыми? Но ведь они убили гнардов!

— А когда я поработаю с ними, они станут убивать землян.

— Слушаюсь, — ответил капитан Лисо, вскакивая с кресла и подзывая адъютанта.

— Возьмите для меня КА-77. Зарядите Белую Карту, — затем, нажав кнопку внутренней связи, Лисо объявил: — Следующая Команда Смерти, собраться для инструктажа. Немедленно!

Глава 13. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Казар повернулся к востоку. Горизонт уже затянулся серой дымкой, отчего алмазный блеск разбросанных там звезд несколько померк.

— Скоро рассвет.

— Хорошо бы, — сказал Байяр усталым голосом.

— Костяные Головы боятся рассвета.

— Значит, днем они не придут?

— Этого я не сказал, — заметил Казар.

— А они могут являться в любое время? — спросил Байяр.

— При солнечном свете я их еще не видел.

— До сих пор ты вообще их не видел, ни днем, ни ночью.

— Верно, — признал Казар.

Некоторое время они ехали молча. По обе стороны дороги розовели тамариски, первыми почувствовавшие приближение дня.

— Как твоя аллергия? — спросил вдруг Казар.

— А ты слышал, чтобы я чихал? — вопросом на вопрос ответил его спутник, и в голосе его, несмотря на усталость, прозвучали жизнерадостные нотки.

Казар оглянулся через плечо. Байяр скакал, как настоящий монгол, опираясь на стремена. Впрочем, при любой другой манере посадки он вряд ли смог бы удержать на плече трофейный шлем. Но даже и сейчас ему приходилось придерживать ношу одной рукой, в то время как другая удерживала поводья.

Казар улыбнулся.

— Может, ты и прав насчет своей аллергии, — согласился он.

— Теперь все должны нас бояться. Мы — лихие убийцы Костяных Голов.

— Как только они хватятся погибших, мы превратимся в преследуемую дичь, — мрачно заметил Казар.

— После сегодняшней ночи я не боюсь больше ни Костяных Голов, ни кого-либо другого, — громко заявил Байяр.

— Тогда ты дурак.

— Тебе знаком страх?

— Я ощущаю его в своем сердце, — кивнул Казар.

— Это честно.

Казар сжал пальцы в кулак.

— И когда ощущаю, то сокрушаю без всякой жалости.

— А я бы предпочел вообще его не испытывать.

— Страх вскармливает смелость монгола. А без смелости он все равно что женщина.

— Я знал смелых женщин.

— Я тоже, — прищурившись, пробормотал Казар. — Слишком хорошо… — добавил он спустя несколько секунд уже едва слышно.

— Конечно, — грустно добавил Байяр, — и так ясно, что ни одна из них не знала меня.

— Это легко поправить.

— Мне бы этого очень хотелось, — встрепенулся Байяр.

Разговор затих сам собой. Мало-помалу Байяр стал чувствовать, как ноги его сначала слабеют, а потом и подгибаются. Он стал оседать, но опустившись на седло, тут же подскочил — трясло так, что казалось, голова вот-вот соскочит с плеч.

Как ни старался Байяр удержать шлем, тот то и дело больно бил его по голове. В конце концов он просто выбросил его. Шлем покатился по дороге и ударился о скелет верблюда.

— Монгол должен быть железным, — язвительно заметил Казар.

— У меня много железа, но только оно в костях ног, — пожаловался Байяр.

— Железо в ногах рождено сталью в твоем мозгу.

— Мозг у меня из мозга.

— Тогда ты не монгол, а помесь, — спокойно сказал Казар.

Через некоторое время дорожная пыль все же сделала свое дело, и Байяр начал чихать. Казар рассмеялся.

— И что же лучше — чихать или ехать по-монгольски?

— Я раб привычки, — захныкал Байяр. — Меня не переделать. И дурак же я был, когда думал, что смогу измениться.

Услышав это, его спутник откинул голову и засмеялся так, что даже жеребец затрясся в такт.

Путники не видели и не слышали, как сзади из-за холмов появился похожий на блюдце предмет. Обогнув пурпурно-серый скалистый массив, он пролетел некоторое время над дорогой, в точности повторяя ее изгибы, а затем резко увеличил скорость и быстро догнал всадников. Его громадная тень накрыла Казара и Байяра. Почувствовав холодок опасности, кони тревожно заржали.

— Ай-я! — крикнул Казар.

Это был сигнал разделиться. Только пришел он слишком поздно. Тень нависла над головами путешественников, и кони стали неуправляемыми.

— Ай-и! — отозвался Байяр, запрокидывая голову.

Нечто мерцающе-зеленое парило прямо над ними. Размерами оно превосходило все, когда-либо виденное монголами, и напоминало громадный желто-зеленый шатер в оправе золотых огней, перевернутый вершиной вниз. Красотой, величием и грандиозностью он затмевал шатры старых ханов.

В нижней части шатра открылся портал, и оттуда посыпались летающие Костяные Головы с красными напряженно-злыми глазами.

— Слезай! — крикнул Казар, соскакивая с жеребца. Он хлопнул животное по крупу, и Чино помчался в пустыню.

Байяр скатился под своего мерина, все еще цепляясь за поводья. Конь встал на дыбы и попятился, но его хозяин все же удержался и даже выхватил трофейное оружие.

Звуки выстрелов обрушились на них волной, но вместо зеленого огня с неба полетела какая-то темная пелена. Что-то черное окутало голову мерина. Байяр посмотрел вверх. Над ним появилось нечто вроде плотной сети с раскачивающимися шарами. Опустившись на животное, шары вдруг запрыгали, безжалостно молотя его по голове. Совсем рядом упала еще одна сеть, громадная паутина с безногими черными пауками, прыгающими в бессильной ярости.

Поводья выскользнули из пальцев Байяра, и он покатился в сторону, чтобы не попасть под копыта своего коня. Вскочив на ноги, монгол принялся палить в воздух. Еще одна черная сеть, шипя и полыхая, пролетела мимо. Байяр метнулся в одну сторону, потом в другую, чтобы сбить с толку врагов.

— Казар! Где ты?

Ответа не было. Байяр, как безумный, крутил головой. Ему бросился в глаза белый жеребец, уносящийся вдаль. Его хвост метался из стороны в сторону, словно Чино сам решил выпороть себя за проявленную перед лицом опасности трусость.

Черные сети продолжали падать, одна из них поймала левую ногу Байяра, и он упал. Перевернувшись на спину, Байяр попытался вырвать ногу, но поняв, что это нелегко, попробовал сбросить сапог. В этот миг сотни блестящих тонких нитей опутали его, а десятки прыгающих шаров обрушились на голову, плечи, спину…

Из него выбили все, кроме боли. Но прежде, чем мир превратился в черную яму, куда он и провалился, Байяр успел заметить Казара. Его спутник лежал на спине, окутанный такой же снастью, а над ним стоял красноглазый воин, приставив тупое рыло оружия ко лбу беззащитного монгола. Казар, с пылающим от напряжения лицом, пытался подняться, но лишь бессильно шевелил пальцами левой руки.

«Если уж мне суждено умереть здесь, то бесстрашный воин — последнее, что я видел в жизни», — подумал Байяр и потерял сознание. Он еще услышал глухой выстрел, но не видел, как дернулось лицо Казара, как расширились его глаза…

Не видел и белой отметки на лбу своего спутника — шрама в виде черепа.

Глава 14. ВСЕМИРНАЯ СТЕНА, ОККУПИРОВАННАЯ МОНГОЛИЯ

Отключившись от реальности, Казар, родившийся в девятый час девятого дня девятого месяца Года Змеи, погрузился в воображаемый мир. И в этом мире он несся по бескрайним степям на своем верном скакуне.

Над ним расстилалось небо того невероятно ясного тона, который монголы называют Менке Коко Тенгри и которому поклоняются как Вечному Голубому Своду. Человек пьянел от одного вида этого пульсирующего чрева вечности, нависшего над степью.

Вечная скачка была образом жизни для Казара, как и для всех монголов. Со времен Чингисхана все самое главное для монголов делается на скаку. Даже после падения последнего хана мужчина-монгол не сошел с седла, куда его сажали, отняв от материнской груди, и где он оставался — если это был удачливый монгол — до последнего часа, когда кости его ложились в священную землю предков.

Казар мчался во весь опор, не задумываясь о происходящем. Он лишь знал, что на кон поставлена его жизнь и потому гнал скакуна под вечным голубым небом, которое взывало к нему звуками протяжных монгольских песен, столь прекрасных и дивных, что они, казалось, родились не на Земле, а в неких райских сферах.

Казар знал — там, в горах, его спасение. К этому могучему массиву он и стремился. Там, вблизи пика Бурхан Халдан, как утверждали предания, во времена своей бурной молодости нашел прибежище Чингис. И там же окончивший свои дни великий хан был тайно погребен. Никто из монголов не знал точного места. Оно было священно. Казар верил, что если достигнет этой горы, то дух Посланного Небесами Бога Чингиса защитит его от невидимого зла.

Постепенно голубое великолепие небесного шатра стало меняться. Сначала небо потемнело, став синим, потом приобрело фиолетовый оттенок и наконец превратилось в черный, как смоль, ковер, расшитый бисером тысячи созвездий, ни одно из которых не имело знакомых очертаний.

Затем изменились и звезды. Они стали желтовато-зелеными. Все до единой. Не было рубинов, топазов, золота. Не было бриллиантов, какими, несомненно, являются все звезды. Их неослабный блеск, казалось, исходил из тысяч злобных глаз древних идолов, парящих над Матерью Монголией.

Окутанный их недобрым светом, Казар все сильнее нахлестывал своего Чино. Но как ни мускулист был Чино, как ни велико было его могучее сердце, он оставался всего лишь конем, пусть даже и самым быстроходным.

Потом небо взволновалось и желто-зеленые звезды стали падать. Казар знал, что они охотятся за ним. Он понимал это инстинктивно. Понимал не умом, не чувствами, а чуткой монгольской душой. Он не ведал, почему падающие звезды ищут его. Понятия не имел об этом. Но из всех людей на Земле им был нужен только он, Казар, ставший их главным призом.

Поначалу они лишь слепо прорезали небо огненными стрелами. Но вот одна из них замерла, изменила курс и пустилась в погоню за всадником.

И тут же, словно слух о том, что где-то внизу мчится монгол по имени Казар, облетел всех его преследователей, волнообразная желто-зеленая дорожка потянулась вслед одинокому всаднику.

Они росли прямо на глазах, заслоняя небо, и вскоре воздух над головой Казара зазвенел от напряжения. Словно связанные невидимыми канатами, громадные небесные шатры начали опускаться.

Он натянул поводья. Жеребец попятился, вскидывая голову, и замер, превратившись на миг в точеный силуэт на фоне падающих звезд. Только звездами они были такими же, как сам Казар — Великим ханом Хубилаем.

За окнами небесных шатров двигались тени, а горящие красные глаза наблюдали за ним. Повернув испуганного коня, Казар увидел, что рубиновые глаза сверлят его со всех сторон, прячась в ночных тенях.

Самым странным, что заметил Казар перед тем, как неведомая тьма поглотила его сознание, было то, что некоторые из этих глаз двигались не парно, а поодиночке. Но это же невозможно! Даже у демонов должно быть два глаза. Когда поворачивается один, то же делает и другой. Видеть, как мигает один глаз, как он перемещается во тьме пылающей красной точкой независимо от других, было странно и противоестественно.

Рокот грома пробудил его.

Казар открыл глаза и, не дожидаясь, пока зрачки привыкнут к темноте, попытался сдвинуться с места. Попытка окончилась неудачей. Руки оказались скованными, ноги тоже, хотя напряжения пут не ощущалось. Даже дышалось с трудом, но грудь подымалась и опускалась, как кузнечный горн. Он слышал потрескивание грудных хрящей, но легким все же не хватало кислорода.

Лоб горел, словно к нему прижали раскаленный уголь. Из тьмы потянулись ростки воспоминаний. Он вспомнил, как упал под тяжестью сетей, вспомнил злобный взгляд Костяной Головы и приставленное ко лбу тупое дуло. И больше ничего. Казар сделал глубокий вдох: «Я не умер. Может быть, от меня осталась лишь куча вареного мяса и костей, но я жив. Это хорошо.»

Казар начал осматриваться.

Сверху лился свет. Плохой свет — в нем не было ни яркости и тепла солнца, ни мягкости и загадочности луны, ни даже оплывшей вонючести свечи из жира яка. Этот свет покачивался и обжигал, высушивая пот, сочившийся через все поры тела.

Потом свет закрыла черная фигура. Человек. Нет, не человек. Слишком большая голова. По мере того, как его глаза привыкали к освещению, и Казар начинал различать формы и детали, холодок страха все сильнее сжимал сердце монгола.

Нет, это не Костяная Голова. Это другой. Цвет тот же, но рот, полный острых зубов, меньше и окружен корчащимися и дергающимися червяками. На месте глаз — два плоских пустых овала, размерами превышающие любые глаза. Над ними красный зрачок, раскаленный и отвратительный, чем-то напоминающий звезду Красный Глаз.

Этот зрачок с любопытством рассматривал монгола. Казар попытался отвести взгляд, но не смог.

— Изыди, демон, — в замешательстве пробормотал он.

Тяжелый, словно притягивающий к себе глаз даже не мигнул.

— Вернись туда, откуда пришел. Ты не нужен мне, Красный Глаз.

Голова слегка качнулась, пылающее око уставилось на обнаженную грудь Казара, и тот почувствовал, как невидимые холодные пальцы коснулись его напрягшихся мускулов.

«Меня съедят», — подумал он.

Рука вдруг отдернулась, фигура отступила. Свет снова ударил в лицо, заставив Казара на мгновение зажмуриться. Страх не проходил, сердце колотилось так, словно хотело вырваться из груди.

Казар закрыл глаза и постарался взять себя в руки. Сейчас он сотрет этот страх в порошок, а потом вышвырнет его из себя. Но что уготовила ему судьба? Этого Казар не знал.

— Плотность мышечной массы в пять раз превосходит значения, которые мы регистрировали у других землян, — сообщил лаборант.

— В прошлом монголы проводили в седле большую часть своей жизни. Этот похож на них, — заметил Телиан Пиар.

— Он очень силен, — признал Комо Дат. — И хитер.

— Убийца, — согласился Пиар.

— Да, убийца, которого мы можем заставить подчиниться нашей воле и использовать так, как нам нужно.

— Нет, он не только дикое животное, но и разумное создание. Он живет, руководствуясь не только инстинктом, но и мозгом. Контролировать его с помощью имплантации невозможно. Нам следует отыскать другой вариант решения проблемы.

— Мне бы хотелось измерить его физическую силу.

Взглянув на контрольную панель, лаборант сказал:

— Постоянное напряжение в инерционном поле дает удивительный эффект — увеличение силы на три процента.

Телиан Пиар и Комо Дат переглянулись.

— Проводите ваши испытания, — сказал Пиар. — Я не беспокоюсь насчет его безопасности.

— Как пожелаете, — прошипел Комо Дат.

Казар перевел дыхание, его попытка приподнять хотя бы верхнюю часть туловища оказалась безуспешной. При этом он не чувствовал ни холода металла, ни шероховатости сыромятных ремней или пеньки. Двигаться он не мог, впечатление было такое, словно стекающий по спине пот превратился в клей, намертво приковавший его к месту.

Стол вдруг наклонился и принял вертикальное положение, но стоять Казар тоже не мог — ноги не доставали до пола. Прямо перед ним оказалась гладкая стальная стена, отполированная до зеркального блеска. Казар увидел себя. Он был обнажен. Но не нагота заставила его вздрогнуть.

В самом центре лба появилась отметина.

Казар не так уж часто смотрелся в зеркало, а потому сейчас он даже затаил дыхание. Душа его сжалась в комочек. Как ни всматривался Казар в свое отражение, значение запечатленного на лбу знака оставалось ему непонятным. Форма тоже ни о чем не говорила. Чем-то она напоминала китайскую пиктографию, но он знал лишь старое уйгурское письмо и немного русскую кириллицу, но не иероглифы.

Спустя несколько секунд гул в комнате прекратился, и его подошвы опустились на холодный пол. Казар пошатнулся, но удержал равновесие и шагнул вперед, вглядываясь в загадочный знак, украшавший или наоборот, обезображивавший его лоб.

И замер. Это был белый череп, очерченный красным, на фоне луны цвета слоновой кости. Череп напоминал Костяную Голову, только вместо глаз — пустые впадины.

Двери в комнату, расположенные друг против друга, распахнулись. В помещение вошли четверо. Теперь их головы не были скрыты под стеклянными колпаками. Оружия Казар тоже не обнаружил. Они вошли осторожно, расставив руки, и остановились в позе, которую невозможно было расценить иначе, как угрожающую. Хрупкие тонкие руки, напоминающие кривые ветки засохшего деревца, оставляли впечатление слабости.

Казар позволил им войти, не двигаясь с места. Широко расставив ноги, он приготовился к схватке.

— Ну что, Костяные Головы, вы знаете монгольскую борьбу? — с вызовом бросил он. — В свое время я свернул немало шей.

Противники тоже приготовились. На мертвых лицах лишь глаза выражали какое-то чувство — ненависть, и Казар ответил им тем же.

В следующее мгновение злобные красные глаза смотрели на него со всех четырех сторон.

Он отступил на шаг, вытягивая на себя двоих, но стоило тем поднять ноги, как Казар словно взорвался. Неведомая сила подбросила его вверх, и оказавшийся за спиной гнард, не успев сообразить, что именно произошло, отлетел в сторону с пронзительным воплем. Опустившись на пол, Казар качнулся вперед и его пальцы сомкнулись на горле двух слишком близко подошедших противников. Еще одно усилие, и головы врагов ударились друг о друга. Раздался треск, черепа раскололись, как спелые арбузы, и из них вывалилась сероватая мякоть.

Резко повернувшись на одной пятке, Казар бросил взгляд на поднимающегося врага.

Четвертый отступил, не решаясь сблизиться с землянином, и тревожно взглянул на двух своих товарищей, не подающих ни малейшего признака жизни. Казар поманил его пальцем.

— Ну давай, Костяная Голова. Иди сюда и сражайся, как монгол.

Однако противник продолжал кружить, явно дожидаясь поддержки со стороны оставшегося в живых приятеля, которому удалось в конце концов принять вертикальное положение.

Сохраняя безопасную дистанцию, они вдвоем пошли по кругу. Казар поворачивался на месте, стараясь не упустить из виду обоих. Разгадав его стратегию, гнарды предприняли другой маневр: один остановился, а другой попытался зайти монголу за спину.

Это становилось неинтересно, и Казар перешел в наступление. Сделав стремительный выпад, он схватил ближайшего за запястье. Зубы Костяной Головы щелкнули у самого его горла, но монгол без видимых усилий крутанул руку противника. С сухим треском предплечье сломалось, а помещение наполнилось криком боли.

— Ты не так уж и опасен, Костяная Голова, — рассмеялся Казар, продолжая сжимать бессильно повисшую руку своего корчащегося врага. — Без оружия ты слаб. А монголу, чтобы быть опасным, не нужно никакого оружия.

На спину Казара обрушились удары. Он чувствовал их, но сила, стоявшая за этими ударами, была силой дерева, а не металла или камня. И уж никак не силой железных мускулов монгола. Отбросив Костяную Голову со сломанной рукой, Казар пригнулся и, развернув корпус, ударил наотмашь. Противник зашатался, и в тот же миг землянин выбросил ногу, метя в лодыжку своего оппонента. Тот пошатнулся, взмахнул руками, после чего Казару ничего не стоило сломать его спину о колено.

Беспомощное тело соскользнуло на пол, как баранья туша. Казар встал и осмотрел комнату. Покалеченный противник, оставшийся в живых, колотил здоровой рукой в закрытую дверь, издавая пронзительные вопли. Монгол тихонько подкрался к нему и, ухватив сзади за шею, резко дернул. С последним нападавшим было покончено.

— У Костяных Голов слабые кости! — крикнул Казар. — Пришлите сюда других своих воинов. Я сверну им шеи, а потом поеду туда, где родился.

Комната снова наполнилась гулом. Затем шум стих, и Казар услышал свистящий нечеловеческий голос, заговоривший с ним на его родном, хотя и искаженном языке.

— Почему ты стремишься туда, где родился, монгол?

— Чтобы возродиться.

— Я не понимаю этого.

— Это потому, что ты безбожное создание.

Короткая пауза.

— Если бы ты мог осуществить все свои желания, какими бы они были?

Теперь уже Казар надолго задумался.

— Прежде всего я вернул бы своего коня.

— А еще?

— Потом я поскакал бы на моем коне туда, где родился.

— И что же ты будешь там делать?

— Это я узнаю, когда достигну Горы Где Рождаются Волки.

— Если мы поможем тебе исполнить желания, согласен ли ты подчиниться нашим приказаниям?

— С какой стати я должен склоняться перед вами, если и сам способен отыскать свою судьбу?

— Потому что ты пленник!

Казар громко рассмеялся.

— Почему ты смеешься? — в голосе послышалось удивление.

— Если я пленник, то почему же у моих ног валяются твои слуги со сломанными спинами и расколотыми черепами?

— У нас есть еще солдаты.

— Я сломаю и их деревянные кости, — хвастливо заявил Казар.

— У солдат есть оружие. А у тебя нет.

— Тогда я умру и не доберусь до места, где родился. А значит, не смогу исполнить ваших приказаний.

— Мы можем заставить тебя передумать.

— Я откажусь от пищи. Не стану пить и дышать. Ты просто дурак, если считаешь, что монгола можно заставить сделать что-то против его желания.

Ответа не последовало, гул возобновился.

— Для монгола он слишком хитер, — сказал Комо Дат.

Телиан Пиар на миг оторвался от экрана монитора.

— Не следует недооценивать его интеллект. Именно один из таких в свое время завоевал почти все полушарие.

— Если его невозможно заставить сыграть роль объединителя, то должно же быть что-то, чего он хочет.

— Я спрошу, — пообещал Телиан Пиар.

Когда гул затих, тот же свистящий голос спросил:

— Как тебя зовут, монгол?

— Казар.

— Казар, моя раса завоевала половину вашего мира.

— Вы не завоевали Монголию, а все остальное для меня не имеет значения.

— Мы захватили вашу столицу Улан-Батор.

— Ха! Там живут только городские монголы.

— У нас хватит сил завоевать остальную Монголию.

— У вас не хватило сил победить меня. Как же вы сможете победить других таких же, как я?

Казару ответил уже иной голос, резкий и хриплый, со странным скрежещущим акцентом.

— Монгол, мы раса воинов. То, чего мы не хотим, могут взять себе другие.

— Я слышу твои слова, — нахмурился Казар.

— Тебе хотелось бы стать королем монголов?

— Ты не можешь сделать меня ханом. Это могут сделать только другие монголы.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Мне нравится Чингис, который разрушил гордые города мира, чтобы объединить его. Чингис был великий объединитель. Только слабость тех, кто наследовал ему, помешала империи дожить до наших дней.

— Монголам нужен новый Чингис.

В щелочках глаз Казара мелькнула искра гордости.

— Да. Я часто думал об этом.

— Ты мог бы стать вождем, монгол.

— Это должны решать монголы, а не Костяные Головы, — резко ответил Казар.

Скрежещущий голос на некоторое время умолк.

— Я гнард. Я принадлежу к расе воинов. Ты мне нравишься.

Казар обвел рукой комнату.

— Если тебе это нравится, то я сломаю и твою спину!

— Полнейший идиот! — прошипел Комо Дат. — У тебя на лбу вытатуирована Белая Карта. По моему приказу. Ты принадлежишь нам!

— Я плюю на тебя, гнард! — бросил Казар. — Ты еще смеешь сравнивать себя с монголом.

Гул возобновился.

Он оскорбил меня! — проскрипел Комо Дат, наклоняясь к сохраняющему абсолютное спокойствие Телиану Пиару.

— Вы получили то, чего добивались: вызвали его интерес.

— Он слишком… слишком…

— Волевой?

— Да.

— Я думаю, наличие такого качества у другого воина восхитило бы вас.

— Необходимо взять его под контроль.

— Иногда для достижения цели дикому зверю нужно лишь указать на естественную для него добычу.

— Освободите меня от вашей интеллектуальной болтовни, — отмахнулся гнард.

— Вы задели его гордость, теперь остается лишь направить его в нужную сторону, — заметил Пиар.

В наступившей тишине снова зазвучал первый голос, только теперь в нем не звучали резкие нотки.

— Назови свои желания, а мы подумаем над тем, можно ли их исполнить.

— Зачем вам это? — спросил Казар. Его грубый тон был сдобрен изрядной долей скептицизма.

— Потому что мы обладаем такой возможностью, Казар.

— Это не ответ.

— Лучшего ответа ты не услышишь.

Склонив голову, Казар долго расхаживал по комнате, размышляя над предложением. Глаза его поблескивали, как черные опалы, лежащие на раскаленной решетке. Волосы упали на глаза, закрыв отметину на лбу. Он не убрал их.

Наконец Казар повернулся к источнику голоса.

— Во-первых, я желаю посетить место, где родился. Во-вторых, я желаю, чтобы мне вернули моего коня. В-третьих, я желаю баранины.

— Баранины?

— Я голоден.

— Ты получишь баранину.

— И чай. Мне нужен крепкий горячий чай.

— У тебя будет чай.

— И еще я желаю, чтобы рядом со мной был мой верный Байяр.

— Он не так силен, как ты.

— Мне нужен Байяр, потому что у настоящего хана должны быть сторонники, а он единственный пока глупец, который поклялся в верности такому человеку, как я.

— Принято.

— И наконец, я хочу, чтобы вы пообещали исполнить три моих особых желания.

— Назови их.

— Я еще не знаю.

— А я не могу обещать выполнения трех желаний, не зная, что они из себя представляют.

— Тогда я буду сидеть здесь, ни есть, ни пить и ни дышать, пока не умру, после чего стану бесполезен для вас, — твердо сказал Казар.

Наступила тишина, сменившаяся гулом, но это продолжалось недолго.

— Три твоих желания будут исполнены, если их исполнение возможно, — ровно произнес свистящий голос.

— Тогда поклянись в этом, если у вас есть какие-нибудь клятвы!

Казар триумфально усмехнулся. Теперь он точно знал, что Костяные Головы вполне заурядные существа. Ведь только идиоты могут обещать монголу исполнение трех желаний, не зная, в чем они состоят.

Глава 15. ОКРЕСТНОСТИ ГОРЫ ГДЕ РОЖДАЮТСЯ ВОЛКИ

— Нас съедят? — нервно спросил Байяр.

— Нет, нас должны освободить, — покачал головой Казар.

— Зачем это нужно Костяным Головам, когда им стоило стольких трудов захватить нас? — прошептал Байяр.

— Потому что они Костяные Головы.

— Ну конечно. Это же очевидно.

Они шли в сопровождении охраны по длинным металлическим коридорам с красными от ржавчины стенами. На Казаре снова был его зеленый дель и небесно-голубой пояс с заткнутым за него кинжалом. В гулкой тишине переходов его сапоги мягко поскрипывали в такт шуршанию пол кафтана.

— Почему у тебя волосы падают на лоб? — внезапно спросил Байяр.

Казар не ответил.

— Ты ничего не делаешь без причины, — заметил Байяр.

— Я и не сказал, что никакой причины нет.

Байяр задумался.

— Последнее, что я помню, это то, как тебя почти застрелили.

— Я тоже это помню, — с непроницаемым выражением ответил Казар.

— Я даже помню звук выстрела.

Казар промолчал.

Наконец они подошли к порталу, над которым горели китайские иероглифы или, по крайней мере, напоминающие их знаки. Двое из сопровождающих монголов охранников стали по обе стороны входа.

— Ты читаешь по-китайски? — негромко спросил Казар.

— Немного.

— Что означают эти надписи?

Байяр прищурился, разглядывая знаки.

— Это не китайские иероглифы.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Дверь с шумом отошла в сторону, и они вошли.

— Что-то они не слишком дружелюбно на нас смотрят, — пробормотал Байяр, чувствуя на себе обжигающие взгляды Костяных Голов.

— А как еще им на нас смотреть? У них мертвые лица, но глаза полны крови и злобы.

— Ты прав.

Огромная, с сияющими стенами комната, в которой оказались монголы, была полна незнакомыми электронными устройствами и приспособлениями. Из большого окна, занимавшего целую стену, открывался вид на далекие горы.

Монголов ждали. Первый из хозяев был одет в серебристо-зеленую, вероятно, военную форму, второй, одноглазый, выглядел в длинном свободном платье, как буддийский монах.

— Почему у него всего один глаз? — прошептал Байяр.

— Мне нет до этого никакого дела. Если тебе интересно, спроси сам.

— Ладно, я согласен принять его таким, какой он есть, — неуверенно согласился Байяр.

Первым заговорил Красный Глаз, его шипящие интонации показались Казару знакомыми.

— Меня зовут Телиан Пиар, а это Комо Дат, командующий нашими вооруженными силами.

Во взгляде Казара не промелькнуло ни страха, ни любопытства. Комо Дат обошел монгола, оценивающе осмотрел его мощную фигуру, но ничего не сказал.

— Покажи нам место, где ты родился, — произнес Телиан Пиар, указывая на высокое окно.

Не обращая внимания на Комо Дата, Казар подошел к прозрачной стене. Его взгляд скользнул по горизонту. Местность казалась совершенно незнакомой. Огромные стеклянные купола простирались до самого края земли. Под ними можно было рассмотреть башни, минареты и какие-то странные конструкции.

— Они построили свои города под стеклом, — послышался за спиной шепот Байяра.

— Эта местность мне не знакома, — прорычал Казар.

— Мы находимся к востоку от руин Улан-Батора. Перед тобой горный хребет, который ты ищешь. Ты видишь Гору Где Рождаются Волки?

— Я знаю только, что она восточнее столицы.

— Я знаю, где эта гора, — выступил вперед Байяр.

— Покажи нам, — Красный Глаз отступил на шаг.

Дрожащий грязный палец указал на вершину.

— Вот она. Невысокая, но крутая.

— Если Байяр узнал гору, то так оно и есть, — сказал Казар. — Я не помню ее, потому что был тогда очень мал.

— Теперь ты возродишься, — утешил его Байяр и неожиданно усмехнулся.

Их отвели в помещение, где неподвижно покоился громадный небесный шатер. В нижней части шатра выжидательно помигивали огоньки.

— Это транспортное средство доставит вас к месту, где ты родился, — сообщил Красный Глаз.

Они поднялись на борт и заняли указанные места в углу. Байяр сразу же расположился в кресле, показавшемся ему самым удобным.

— Монголы не сидят в креслах, — нахмурился Казар.

— Это халха-монголы не сидят в креслах, — возразил Байяр. — Лично я предпочитаю удобства.

— Делай, как знаешь, — пробормотал его спутник, усаживаясь на холодный металлический пол.

Костяные Головы, одетые в защитные костюмы, захлопотали у подмигивающих приборов. Трап въехал назад, а дверь закрылась, словно затянувшаяся неким волшебным способом рана.

От насыщенного электричеством воздуха волоски на шее Казара зашевелились, но он не успел удивиться этому, так как в следующий момент они тронулись с места. В круглые небольшие окна монголы могли наблюдать проплывающие внизу прозрачные купола новых городов.

— Почему вы строите свои селения под стеклом? — спросил Казар.

— Для того, чтобы дышать привычным нам воздухом, — пояснил Красный Глаз.

— А чем плох монгольский воздух?

— Он слишком плотный и ядовитый.

— Но сейчас вы дышите им.

— Нет. Мы дышим специально подобранным составом, который подходит обоим нашим видам.

— Вид — это что-то наподобие племени, — шепнул Байяр на ухо Казару.

— Костяные Головы даже не люди, — заметил тот.

— Ну, это уже их проблемы, а не наши, — хмыкнул Байяр.

Полет продолжался недолго, и вскоре экран заполнила Гора Где Рождаются Волки, которую Казар сразу же узнал.

— Время, — сказал Красный Глаз.

Казар кивнул.

— Мне нужна пещера.

— Здесь несколько пещер.

— Мне нужна та, что выходит на юг.

Командующий Костяных Голов что-то сказал одному из подчиненных, который сидел в центральном кресле. Корабль начал облет горы и вскоре достиг южного склона. Панель двери отошла в сторону, и похожий на длинный змеиный язык трап опустился на землю.

— Здесь.

Казар поднялся. Байяр тоже начал выбираться из кресла, но его спутник поднял руку.

— Останься здесь. Я пойду один.

— Ты вернешься?

Повернувшись к бесстрастно наблюдающему за ними Красному Глазу, Казар проворчал:

— Они исполнили еще не все мои желания, — с этими словами он вышел из неподвижно висящего в воздухе шатра, спустился по трапу и исчез в темной пасти выходящей на юг пещеры.

За ним никто не последовал.

Стараясь двигаться бесшумно, Казар вошел под тяжелый свод. Его обдало холодным едким воздухом, но, по крайней мере, это был монгольский воздух. Первые двадцать шагов он прошел уверенно, но затем стало темно, а вскоре и совсем непроглядно.

Под ногами что-то трещало и шуршало. Протянув руки, Казар нащупал холодные скалистые стены, очень сухие. Казар считал, что в пещере должно быть сыро. Отец говорил ему, что в пещере, где родился его сын, было очень сыро. Теперь здесь стало сухо.

Тьма окутала его со всех сторон. Сюда, как и в другие пещеры на склонах горы, приходили из степи волки, чтобы произвести на свет и выкормить своих волчат. Сейчас как раз наступил этот «волчий сезон». Вполне вероятно, что где-то в дальнем углу пещеры лежит волчица с детенышами. Едва Казар подумал об этом, как из глубины пещеры донеслось низкое рычание.

— Хо, мать волчат, — негромко сказал он. — Я пришел сюда не для того, чтобы убить тебя или твоих детенышей.

Зверь зарычал сильнее.

— Я пришел, чтобы вдохнуть воздух того места, где я появился на свет, потому что я больше не принадлежу своему роду.

Ворчание стихло.

Казар снова заговорил, его собственный голос напоминал умиротворенное мурлыкание крупного сытого хищника.

— Мой отец рассказал мне, что я родился, сжимая в руке сгусток черной крови. Об этом говорил и мой дядя. Моя мать хранила молчание по этому поводу, не подтверждая, но и не отрицая факта. Я не понимал ее до тех пор, пока не узнал, что согласно преданию, Темучин, великий Чингисхан, тоже родился со сгустком черной крови в кулаке.

Волчица снова зарычала, негромко и беззлобно, словно исполняла похоронную песню.

Обращаясь в непроницаемую тьму, Казар торжественно произнес:

— Стану ли я следующим ханом, о Пещера моего рождения?

Пещера ответила молчанием. Даже волчица не посмела нарушить тишину. Подождав немного, Казар сказал:

— Я понимаю твое молчание как согласие.

Рычание.

— А твой рык, сука, как знак того, что мне грозит опасность.

Из противоположного угла пещеры послышался шорох. Казару говорили, что где-то там есть второй выход. Может быть, сюда явился еще один волк или приятель волчицы решил проведать своих детенышей.

Мягкие звуки осторожно подкрадывающегося зверя заставили Казара собраться. Все его чувства напряглись, монгол превратился в туго натянутый лук с готовой к выстрелу стрелой. Его ноздри ощутили отчетливый запах степного волка.

— Я родился гордым сыном племени халха, а теперь я просто беспутный монгол по имени Пес. Если ты думаешь, что перед тобой всего лишь собака, иди сюда. Но будь осторожен, чтобы не бросить вызов волку, намного более сильному, чем ты сам.

Зверь приближался, набирая скорость. В кромешной тьме мелькнули два зеленоватых огонька адского пламени, и что-то метнулось к человеку. Широко расставив ноги, Казар приготовился встретить противника.

Щелкнули клыки, рвущиеся к его лицу, но в тот же миг могучие руки монгола ухватили жесткую колючую шерсть и сжали пульсирующее горло. Не разжимая рук, Казар завертелся волчком. Хищник дернулся, пытаясь добраться до шеи человека, его смрадное дыхание обдавало монгола, горячая слюна брызгами летела в лицо.

Три раза повернулся Казар и отпустил волка. Животное пролетело несколько метров, глухо ударилось о стену пещеры и, злобно рыча, поползло к дальнему выходу.

Казар не дал ему уйти далеко. В два прыжка настигнув зверя, он бросился на него, не дав подняться. Кулак монгола опустился на голову волка. После первого удара череп животного треснул, после второго раскололся. Лапы волка подкосились, он упал на камни.

Не пользуясь другими инструментами, кроме кинжала и голых рук, Казар разрезал брюхо волка и содрал шкуру с его еще живого тела. Получилось короткое одеяло, липкое с внутренней стороны.

Байяр тихонько сидел в кресле, наблюдая за суетящимися Костяными Головами, то и дело бросавшими на него злобные взгляды. Но вскоре он привык к этому и уже не обращал на них внимания.

Из пещеры донесся звук, явно свидетельствовавший о присутствии там зверя. Рычание, щелканье клыков… Костяные Головы замерли, потом командующий проскрежетал что-то, и три вооруженных солдата направились к трапу. Байяр вскочил на ноги.

— Казар! Казар! — закричал он. — Не умирай опять!

Костяные Головы вбежали в пещеру, но тут же появились снова. Только теперь они отступали спиной вперед, не поворачиваясь и не сводя глаз с чего-то, надвигающегося на них из темноты. Так солдаты добрались до трапа и лишь тогда, опомнившись, развернулись и вскарабкались наверх.

Из мрака пещеры на свет выступила могучая фигура человека. Он остановился на уступе и поднял голову. То же чеканное лицо Казара, тот же некогда изумрудного цвета дель, но… В глазах этого монгола пылал неукротимый огонь, а отброшенные назад волосы открывали белую отметину на лбу.

Байяр отчетливо видел ее. Это был череп, окаймленный красной линией, на фоне бледно-желтой луны.

Голос Казара прогремел подобно грому.

— Слушай меня, о Вечное Голубое Небо! Я возродился! Я больше не пес, а Казар-Багатур, Казар Могучий, и мне суждено стать следующим ханом!

Услышав эти слова, Байяр вздрогнул, словно холодная рука судьбы коснулась его затылка, а из правого глаза выкатилась соленая слеза. Монголы могут гордиться! И он склонился перед кочевым монголом, которому поклялся в вечной преданности.

Глава 16. ГОРА БУРХАН ХАЛДАН

— Я требую исполнения моего первого желания, — заявил Казар после того, как трап втянулся в глубь шатра, дверь закрылась, а сам небесный корабль вновь поднялся в лазурную высь.

— Каково твое желание? — сжав кулаки, проскрежетал Комо Дат.

— Сначала возвратите мне коня.

— Его нашли.

— Приведите его ко мне.

— Он в надежном месте.

— Единственное надежное место рядом со мной.

— Хорошо, — согласился Телиан Пиар.

Небесный шатер изменил курс и вскоре приземлился в каком-то странном месте, похожем на клетку с разноцветными металлическими брусьями.

Вспыхнул свет, его лучи выхватили из темноты фыркающего и мотающего головой Чино. Испуганные Костяные Головы мельтешили вокруг него, не зная, как справиться с животным. Один из них прижимал к груди раздробленную копытом руку. Казар бросился к жеребцу.

— Я его успокою!

Конь мгновенно затих. Монгол взял его под уздцы и повел к небесному шатру.

— Животному нельзя здесь находиться, — прошипел Комо Дат.

— Куда идет он, туда иду я.

Сказав так, Казар провел коня по трапу. Оказавшись на борту рядом с хозяином, Чино незамедлительно отметил свое присутствие несколькими лепешками.

— Хороший конь, — похвалил Байяр, похлопав Чино по крупу.

— Это конь будущего хана, — проворчал Казар.

— Так каково твое первое желание? — спросил Телиан Пиар, когда они поднялись в воздух.

Казар повернулся к Красному Глазу.

— Я ищу место погребения Чингисхана, которое согласно преданию находится на горе Бурхан Халдан.

— Укажи нам путь к этой горе, — сказал Телиан Пиар.

Путешествие не заняло много времени, и, хотя Казар никогда прежде не видел священного места, он сразу узнал резкий силуэт вершины Бурхан Халдан, тень которой падала на излучину реки Онон.

— Вот она, — сказал он.

— Да, это она, — подтвердил Байяр.

— А где могила этого Чингисхана? — спросил Пиар.

— Никто не знает, — пожал плечами Казар.

— Верно, — эхом отозвался Байяр. — Его погребли тайно от всех.

Казар с интересом взглянул на своего спутника.

— Я думал, что ты ничего не знаешь о Чингисе.

— Ну, это-то я знаю.

Казар удовлетворенно кивнул и обратился к Комо Дату и Телиану Пиару:

— Известно, что Чингис похоронен где-то здесь. Соберите всех своих солдат, дайте им ломы и лопаты. Если нам хватит настойчивости, то поиски не займут много времени.

Комо Дат издал невнятный булькающий звук, в котором, после того, как он замер подобно двигателю машины, Казар признал смех.

— У нас есть более эффективные методы, — пробормотал Телиан Пиар.

Корабль завис над вершиной, и Костяные Головы занялись чем-то, сгрудившись в углу. Чино, воспользовавшись остановкой, вывалил на пол еще несколько лепешек. Костяные Головы старательно обходили их, но один несчастный, пытаясь пройти мимо жеребца, потерял бдительность и, поскользнувшись, хлопнулся в самую кучу.

— Что за знак у тебя на лбу? — шепотом спросил Байяр.

— Это Знак Следующего Хана.

— Когда ты вошел в пещеру, у тебя его не было.

— Не забудь рассказать всем монголам, которых мы повстречаем на своем пути, что халха-монгол по имени Казар проник в пещеру, где он родился, и вышел из нее Казаром Могучим, Следующим Ханом.

— Но что могло выжечь в пещере такой знак на твоем лбу?

— Этого я никому никогда не открою, — бесстрастно заявил Казар.

— Да, — согласился Байяр. — Есть вещи, о которых лучше не знать.

Сошедшись во мнении по этому вопросу, они снова принялись наблюдать за тем, как работают Костяные Головы. По всему внутреннему периметру небесного шатра располагались экраны и сейчас они показывали гору с прилегающим к ней районом с различных точек зрения. Оператор нажимал кнопку, и гора словно расступалась, обнажая свои внутренности.

Слой за слоем они проникали все глубже и глубже, и перед ними представали кости людей и животных, истлевшие клочки одежды и оружие, предметы утвари, как изготовленные руками монголов, так и чужеземные. Работа продолжалась уже несколько часов, но все еще не принесла видимых плодов.

Наконец один из Костяных Голов, оторвавшись от экрана, сообщил что-то Телиану Пиару. Тот кивнул Казару.

— Подойди сюда, монгол.

На экране ясно виднелась темная полость в гранитном массиве.

— Да, — сказал Казар. — Могила Чингиса. Сегодня великий день.

— Ты прав, это великий день, — согласился Байяр и тут же добавил: — А для чего тебе все это?

— Увидишь.

Все дальнейшее напоминало колдовство. Место было расчищено, и на землю направлен голубовато-белый луч. От его прикосновения почва плавилась и превращалась в газ. Едва сдерживая охватившее их волнение, Байяр и Казар молча наблюдали за происходящим.

— Никогда не видел таких чудес.

— Это что, а вот будет чудо, когда мы встанем рядом с могилой Хана Чингиса, вдыхая воздух, в котором растворился его дух.

— Я дрожу при одной этой мысли.

— Прежде чем прервется моя жизнь, еще вздрогнет все человечество… и Костяные Головы тоже, — едва слышно добавил Казар.

Байяр кивнул, не сводя глаз с углубляющейся на его глазах ямы.

Наконец последний слой земли был убран, и перед глазами монголов предстала черная зияющая дыра. Ни песка, ни камней, только мрачная пустота. Казар первым шагнул к отверстию.

— Сначала я.

— А я буду вторым, — сказал Байяр.

Дорогу им преградил Телиан Пиар. В его красном глазу светилось любопытство.

— Что вы там ищете?

— Символ моей грядущей власти, — ответил Казар. — То, с помощью чего я добьюсь повиновения от всех, кто живет под Вечным Голубым Небом, — глаза его затуманились.

— Тогда иди, — кивнул Пиар.

Став на край подвала, Казар заглянул вниз. Солнце стояло высоко над головой, но он видел лишь тени и осыпавшуюся землю. Опустившись на колени, монгол еще раз посмотрел в яму, а затем, ухватившись за край обрыва, стал медленно опускаться. Какое-то мгновение он висел на руках, а потом разжал пальцы.

Высота оказалась меньше, чем рассчитывал Казар, но все же он едва устоял на ногах. Потом выпрямился и глубоко вздохнул. В воздухе пахло плесенью, землей, смертью и гнилью. Казар огляделся.

Кругом было темно, косые лучи солнца освещали лишь дальний край ямы. Там лежал скелет лошади, затянутые паутиной кости частично покрывала кожаная сбруя, сквозь густой слой древней нетронутой пыли поблескивало золото.

— Мне нужен свет, — подняв голову, крикнул Казар.

— Это одно из твоих желаний? — спросил Комо Дат.

— Не имеет значения, — ответил Казар, который вовсе не был дураком.

— Я иду! — донесся до него спустя некоторое время голос Байяра.

В следующий миг он тяжело шлепнулся рядом с Казаром, как мешок костей, перекатился на бок и неуклюже поднялся.

— Принес свет, — сообщил Байяр.

— И чего потребовали Костяные Головы в обмен на это? — усмехнулся Казар.

— Я пообещал им убрать за твоим Чино.

— Хорошая сделка, — расхохотался Казар. — Дай мне фонарь.

— Это мой фонарь.

— А я твой хан.

— Ты еще не хан.

— Дай мне фонарь, иначе, когда я стану ханом, ты будешь жестоко наказан за непослушание.

— Ты говоришь как хан, а потому я подчиняюсь твоему требованию. Но мне это не нравится.

— Главное, чтобы ты повиновался своему хану, — прорычал Казар.

Сверкнул свет, и все ожило.

Кости. Людей и лошадей. Они лежали повсюду, наполовину погрузившись в земляной пол.

— Говорят, вместе с Чингисом были погребены его любимые рабы и кони, а также самые прекрасные дочери его приближенных.

Байяр удивленно огляделся.

— Без гробов?

— А зачем рабам и коням гробы?

Повсюду стояли пики, сабли и боевые доспехи. У стен покоились массивные, обвитые цепями сундуки из прочного дерева. Казар подбежал к длинному копью, опустился на колени. Широко раскрытые глаза его восторженно сияли.

— Его держал в руке сам Чингисхан.

— Прекрасное оружие, — согласился Байяр, отводя фонарь в сторону.

— В нем его сила, — Казар бережно поднял короткую кривую саблю с согнутым хвостовиком.

— Видишь, она повреждена.

— Дурак. Неужели ты ничего не знаешь о монгольских обычаях? Согнутый хвостовик означает, что эта чудесная сабля была оставлена в могиле хозяина, послужив ему при жизни. Наверное, она принадлежала самому Чингису.

Казар поднялся и взмахнул саблей. Чудесное лезвие со свистом рассекло воздух. Байяр провел лучом по всему склепу и наткнулся на что-то длинное и сияющее даже под слоем пыли.

— Серебро, — выдохнул он.

Казар повернулся. Дыхание его вдруг участилось.

— Поздравляю тебя, ты нашел серебряный гроб самого хана Чингиса.

Вдвоем они медленно подошли к гробу. Приблизившись к длинному ящику из кованого серебра, украшенному фантастическими узорами, Казар замер в благоговейном молчании и опустился на колени.

— О хан Чингис, прав был ты, когда сказал: «После нас люди нашего племени будут носить расшитые золотом одежды, есть сладкую жирную пищу, ездить на богато украшенных конях, держать прекрасных женщин и позабудут все, чем обязаны нам», — Казар вздохнул, голос его задрожал. — Все, что ты построил, превратилось в пыль. Вся пролитая тобою кровь оказалась пролитой напрасно. У твоих сынов и дочерей нет земли, нет городов, они томятся под ярмом чужеземцев. И хотя они не утратили монгольский дух, никто из них не принял вызов, брошенный жизнью. Они остались монголами по имени и по крови, но презирают кровопролитие и ненавидят войну. Не удержав традиций Золотой Орды, они опустились настолько, что подпали под власть людей, которые даже и не люди и у которых лица мертвецов и глаза демонов.

Казар немного помолчал.

— Но если верно то, что я родился со сгустком черной крови в правой руке, то тогда я сочту это знаком того, что старые обычаи не умерли, а только уснули. Если в том моя судьба, я разбужу древний дух, соберу всех кочевых монголов и поведу их в поход. Мы вернем наши прежние земли и завоюем новые. Если ты благословляешь мои начинания, Темучин, дай знак Казару Могучему.

Легендарный гроб лежал перед ними, сияя под лучами фонаря. Рука Байяра дрогнула.

— Он не говорит с тобой, — прошептал Байяр.

— Он и не может говорить, ведь Чингис давным-давно умер.

— Тогда какой же знак может дать мертвец живым?

— Это решит он сам.

Байяр повел лучом по сторонам.

— Я вижу, тут есть и золото, и серебро.

— Золото тяжело, а серебро слишком легковесно. Мы — монголы. Нам нужны только мы сами, пища, женщины, достойные враги, чтобы их убивать, и города, чтобы их грабить и разрушать.

— Если бы у меня была пухлая жена, добрый конь и достаточно баранины и айрага, мне было бы ни к чему разрушать и грабить, — сказал Байяр.

— Ты монгол. Ты будешь грабить и разрушать.

— Но я не умею.

— Я тебя научу. Когда меня не станет, твоя кровь будет жаждать разрушений.

— Я буду разрушать, если ты этого желаешь. Хотя и не думаю, что это придется мне по вкусу.

— Мне и не нужно, чтобы тебе все нравилось. Главное, чтобы ты повиновался.

— Тогда договорились, — кивнул Байяр.

— Я все еще жду знак, — сказал Казар, принимаясь расхаживать вокруг молчаливого серебряного гроба с загадочными причудливыми узорами.

— Хочешь его открыть? — спросил Байяр.

— Не знаю. Сам об этом думаю.

— Тревожить мертвых — последнее дело.

— Если только ты не хочешь поговорить с ними.

— Все равно в этом мало хорошего. Там могут оказаться отравленные колючки или ловушки для неосторожных осквернителей могил.

— Я не хочу ничего осквернять, мне нужен знак.

Казар снова опустился на колени и положил руку на пыльную поверхность гроба. Мозолистые пальцы бережно ощупали рельефный узор.

— Здесь лежат кости величайшего монгола, когда-либо сидевшего в седле, — сказал он.

— Тимур тоже был хороший хан.

— Ба! Тимур был хромой. Да еще и мусульманин.

— Но он многое завоевал.

— Завоевывали все ханы. Тимур не создал империи. Это сделал Чингис. Он проложил путь славы, а Тимур всего лишь следовал за ним. Чингис — величайший из монголов.

— Даже на западе помнят еще Хубилая.

— При Хубилае все стало превращаться в пепел. После него уже не было великих ханов. Чингис был хаган — Хан ханов. Чингис! Чингис! — повторяя святое для него имя, Казар дважды ударил по крышке гроба.

И вдруг за спиной его что-то зашуршало. Казар отскочил в сторону, на долю секунды опередив рухнувший сзади тяжелый предмет. Пыль столетий столбом взметнулась в воздух. Неизвестный предмет ударил по серебряному гробу, как молоток по гонгу, и откатился в сторону.

— Что это? — спросил ошеломленный Байяр, поднимая выпавший из рук фонарь.

— Не знаю.

— Может, ловушка.

— Не знаю, но если ловушка, то она меня не поймала, — ответил Казар Могучий.

Он осторожно приблизился к пострадавшему гробу. Удар пришелся по дальнему его концу. Взяв из рук ошарашенного Байяра фонарь, Казар посветил вокруг.

Перед ним лежал длинный массивный шест из прочного дерева. Он был продет в нечто вроде громадного колеса. Вся конструкция напоминала палицу, но без шипов. С края колеса свисали прикрепленные к нему девять белых бычьих хвостов, а самую верхушку венчал трезубец из кованой меди и серебра.

— Это знак, — выдохнул Казар.

— Эта деревянная дубина чуть не вышибла из тебя мозги, а ты принимаешь ее за небесный знак? — скептически пробормотал Байяр.

— Не дубина и не ловушка. Перед тобой штандарт Чингисхана, и он пропитан его духом. Во время битвы его поднимали вверх, как гордый символ монголов.

Байяр подошел поближе, всматриваясь в оседающее облако пыли.

— Вот это? Я не вижу на нем ни золота, ни жемчуга.

Казар раздраженно потряс головой.

— Это же не игрушка для дворца, он должен внушать ужас врагам. Куда бы ни направлялся хан во время боя, штандарт следовал за ним, и все знали, где находится их хан и что он жив.

Склонившись над гробом, Казар попытался приподнять шест.

— Тяжелый? — спросил Байяр.

— Очень тяжелый.

— Как же мог носить его один конный монгол?

— Городскому монголу его не поднять, но халха-монгол может.

— Похоже, даже халха-монголу это не по силам.

Казар сжал зубы. Штандарт вздрогнул, с него посыпалась пыль. Монгол напрягся. На спине, груди и шее вздулись мышцы, лицо покраснело от натуги. Он медленно распрямил ноги, и штандарт оторвался от земли. И вот уже все девять бычьих хвостов гордо свисают вниз. Поднявшись во весь рост, Казар поднял штандарт на вытянутых руках и застыл, как величественная статуя.

Байяр, разинув рот, наблюдал за этим проявлением физической мощи. На какой-то миг ему показалось, что тяжелая штуковина вот-вот рухнет на землю, но Казар, даже не двинувшись с места, удержал ее в равновесии.

Наконец Казар удовлетворенно выдохнул. Все его тело покрылось потом и пылью.

— Теперь я знаю свою судьбу, — выдавил Казар сквозь зубы. — Я следующий хан. У меня хватило сил поднять и удержать символ доблести Золотой Орды. Когда другие монголы увидят это, они пойдут за мной.

— А если не пойдут?

Казар улыбнулся.

— Тогда я образумлю их вот этой колотушкой и отрублю их никчемные пустые головы саблей самого Чингиса.

Казар рассмеялся. Смех уносился все выше и выше, а Казар продолжал хохотать, как человек, опьяненный самим собой.

Глава 17. ГОРА БУРХАН ХАЛДАН

Когда Казар выбрался из склепа Чингисхана, на нем были искусно сработанные кожаные и стальные доспехи, раскрашенные в голубой и золотистый цвета. Байяр тоже предстал в более роскошном облачении, вот только доха из овечьей шкуры, позаимствованная им из склепа, была великовата. С собой он тащил целую охапку пик, сабель и кинжалов, пролежавших несколько столетий с первым из великих ханов. От тяжести ноши Байяр только что не стонал, но его лицо сияло от плохо скрываемой гордости.

Вверху их встретили Телиан Пиар и Комо Дат. На них были защитные скафандры с прозрачными шлемами.

— Что это? — спросил Пиар, оглядывая своим единственным глазом саблю и все остальное.

— Оружие, с которым я начну свои завоевания, — проворчал Казар.

Комо Дат бросил на него ненавидящий взгляд, монгол ответил тем же.

— А это? — марсианин указал на тяжелый штандарт Чингисхана.

— Это штандарт, с помощью которого я соберу вокруг себя всех монголов.

— Флаг?

— Нет. Флаг может поднять любой, также и любой может сорвать его. А вот это… только монгол способен идти с ним в битву.

— Но ты же не сможешь сражаться с таким неуклюжим приспособлением, — бросил Дат.

— Мне и не придется это делать. Это обязанность штандартоносца. Я должен найти такого монгола, прежде чем начинать первую кампанию.

Телиан Пиар приблизился к нему.

— Значит, ты готов?

— После того, как ваши слуги достанут из могилы все остальное оружие.

Комо Дат напрягся.

— Займитесь этим немедленно. И проследите, чтобы гроб не тронули, — с этими словами Казар прошествовал мимо обоих марсиан в сопровождении верного Байяра.

Комо Дат дрожал от ярости.

— На каком основании он позволяет себе говорить со мной в таком тоне? Кем он считает себя?

— Господином всех монголов, величайших воинов Земли, — пробормотал Телиан Пиар.

— Но это же мы сделали его тем, что он есть! — прошипел Комо Дат.

— Нет, — ответил Пиар. — Мы лишь выпустили стрелу в нужном нам направлении. Теперь главное, чтобы она не свернула.

Дат гневно повернулся к паеку. Тот спокойно смотрел на него, медленно помигивая единственным глазом.

— Похоже, вы очень хорошо разбираетесь в психологии монголов, — проскрежетал гнард.

— Почему бы и нет? Она идентична вашей.

Телиан Пиар уже поднимался на борт «Призрачного убийцы», а Комо Дат все еще стоял внизу, сжав кулаки и тяжело дыша, отчего внутренняя поверхность его шлема запотела. Наконец, немного успокоившись, он приказал солдатам спуститься в темный провал.

— Смотрите, не повредите ничего ценного! — крикнул им вслед Комо Дат.

Глава 18. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Пастух Ариунболд занимался привычным делом: осматривал захромавшую овцу. Стук копыт по Извилистой дороге заставил его насторожиться. Пастух поднял голову, ожидая увидеть какого-нибудь чумазого странника, но взгляду его предстало видение, от которого застучало сердце и открылся рот.

Из-за поворота показались двое мужчин, первый на белом жеребце, второй на сером мерине. Одеты они были не в какие-нибудь поношенные дели и войлочные сапоги, а в кожаные и стальные пластинчатые доспехи. На головах покачивались средневековые железные шлемы, увенчанные остроконечными шишками.

Пораженный увиденным, Ариунболд поначалу решил, что перед ним призраки. Не обычные призраки непогребенных мертвецов, но грозные духи тех великих ханов, которые были слишком жизнелюбивы и энергичны, чтобы умереть насовсем.

Оставив стадо, пастух подошел к обочине дороги, чтобы получше рассмотреть необычайную картину.

— Кто едет по этой дороге? — спросил он.

Первый всадник повернул голову, в его глазах мелькнул интерес. На лбу призрака Ариунболд заметил странный знак — белый с красным череп на фоне полной луны.

— Ты не узнаешь меня? — голос всадника прозвучал гулким набатом.

— Никогда раньше тебя не видел, — ответил пастух. — А я должен знать тебя, путник?

— Меня зовут Казар Могучий.

— Если твое имя Пес, то шкура у тебя просто чудесная.

Всадник по имени Пес фыркнул, что можно было, впрочем, счесть и смехом.

— Ты умен, пастух.

— Меня зовут Ариунболд.

— Верная сталь. Достойное имя.

— Так назвал меня перед смертью отец.

— Тогда ты богатый наследник.

Ариунболд кивнул. Слова незнакомца пришлись ему по душе.

— Я и мой спутник нуждаемся в отдыхе, — сказал закованный в доспехи всадник.

— Мой гер находится вон там, — ответил пастух, указывая на белый купол юрты, возле которой лениво пощипывали травку два бурых яка. Взгляд его упал на штандарт, подвешенный к седлу с левой стороны. — Мне приходилось слышать, что Чингисхан сеял ужас и распространял монгольское влияние под таким вот штандартом с девятью бычьими хвостами.

— Ты слышал правду.

— А теперь видишь штандарт самого Чингиса, — заметил второй всадник, наряженный в овечью доху, поражавшую своей роскошью.

— А кто ты? — обратился к нему Ариунболд.

— Меня зовут Байяр.

— Счастливый? Хорошее имя, хотя и не совсем тебе подходит… как и твои одежды.

— Благодарю тебя, — признательно кивнул Байяр.

— Почему ты думаешь, что этот штандарт настоящий? — спросил пастух у Казара Могучего.

— Потому что я сам взял его из склепа Чингисхана, — ответил Казар.

— Если это правда, то я должен преклонить перед тобой колени.

— Так делай это побыстрее, потому что я хочу попросить тебя подержать штандарт, чтобы мне можно было спешиться.

— За такую милость я готов поцеловать твой сапог.

— В этом нет нужды.

Казар снял штандарт и Ариунболд осторожно принял его обеими руками.

— Взял? — спросил Казар.

— Да.

Штандарт опустился на ладони пастуха. Ариунболд покачнулся, сделал шаг назад, затем в сторону. Бычьи хвосты раскачивались, словно их везли на спине верблюда или на палубе корабля. Так продолжалось несколько секунд, затем Ариунболд овладел ситуацией, и штандарт замер в его руке.

— Ты силен, — заметил Казар, покидая седло.

Пастух взглянул на развевающиеся на ветру хвосты.

— Раньше я был кузнецом.

— Да, ты силен, — вступил в разговор Байяр. — Три пастуха, которых мы недавно встретили, не смогли удержать его в вертикальном положении, не говоря уже о том, чтобы пронести хоть несколько шагов.

— Я мог бы нести его куда угодно. Мое сердце переполняется гордостью.

— Ты сможешь нести его в бой? — не повышая голоса, спросил Казар.

— Да, если нынешним монголам суждено сражаться.

— А что, если я предложу тебе бесконечные битвы?

— Зачем они мне? У меня есть гер, три коня, стадо и верная жена.

— Ты богат?

— Мое главное богатство — доброе имя, как ты сам сказал.

— Я имею в виду золото, драгоценные камни, сбрую.

— Все это мне не нужно, пока есть то, что есть.

— У тебя красивый дом?

— У меня есть гер.

— А храбрость?

— Да, — насупился Ариунболд.

— Ты не трус, но твоя храбрость — это храбрость пастуха. Я мог бы научить тебя настоящей храбрости.

— У меня храброе сердце, разве я не монгол?

— Я еще не встречал монгола с телячьим сердцем, это так. Но мне нужен человек, который мог бы нести вот этот штандарт в гущу боя, зная, что тем самым он зажигает сердца всех монголов.

— Он зажигает мое сердце, — сказал Ариунболд.

— Я хочу объединить монголов.

— Ради чего? Мы живем там, где живем.

— Столица, Улан-Батор, лежит в руинах.

— Никогда там не был, хотя много слышал. Все в руинах. Прекрасные статуи Чингиса разбиты. Мужчины убиты, женщины взяты в плен, дети обречены на еще худшую судьбу.

— Мне не знакомы эти несчастные монголы. Они не из моего рода.

Все трое подошли к юрте, из которой тянуло пахучим дымком овечьего помета. К нему примешивался запах чая. В самые сильные холода эта волшебная смесь согревала монголов.

Коней привязали, и Ариунболд, откинув полог, вошел в юрту. Чтобы внести штандарт, ему пришлось пригнуться. Жена тут же принялась бранить его.

— Убери эту деревяшку отсюда! — закричала женщина, резко поворачиваясь, отчего длинные переплетенные косички ударили ее по румяным, как яблоки, щекам.

— Это штандарт самого Чингисхана. Я не могу оставить его под открытым небом, ведь может пойти дождь.

— Убери его из моей юрты.

Байяр просунул голову за полог юрты и улыбнулся.

— У тебя пухлая жена, пастух.

— Спасибо, — коротко ответил Ариунболд.

— Но у нее слишком длинный язык.

— А у тебя вытянутое лицо, — не осталась в долгу женщина.

— Меня зовут Байяр, что означает «Счастливый».

— Тебя неправильно называют, Длиннолицый.

В этот момент в юрту вошел Казар. Когда он выпрямился, в помещении сразу стало тесно.

— А это кто? — изумленно произнесла жена.

— Казар, — ответил вошедший.

— Ты скорее похож на волка, чем на пса, — прокомментировала жена Ариунболда, с интересом рассматривая гостя.

— Ты очень наблюдательна. Я боевой пес и не терплю, когда женский язык мешает разговору.

Жена торопливо отступила.

— Я приготовлю чай.

— И позаботься о том, чтобы он был горячим, — проворчал Казар.

Женщина захлопотала у огня.

— Ты умеешь обращаться с женщинами, — одобрительно заметил Ариунболд.

— Не со всеми женщинами, — пробормотал Казар, усаживаясь на застеленный ковриками пол. Штандарт поставили на достойное место, прислонив к высокому сундуку.

— Ты такой же, как я, — подал голос Казар после долгого молчания.

— Да, — согласился Ариунболд с таким сравнением.

— Моя одежда подошла бы тебе. У меня есть еще одежда.

— Хорошо, когда есть лишняя одежда, — кивнул пастух.

— Моя одежда взята из склепа Ссуту-Богдо, Посланного Небом.

Ариунболд опустил чашку с чаем и внимательно посмотрел на гостя.

— Как ты сказал?

— Чтобы управлять сражением, мне нужны свободные руки. А потому я ищу сильного конника-монгола, который мог бы нести штандарт Чингисхана. Такой человек заслуживает того, чтобы носить одежду, принадлежавшую когда-то Темучину.

— Интересная мысль.

Из угла, где сидела жена, донеслось шипение.

— Молчи, женщина!

Пока жена Ариунболда, закусив губу, прилежно размахивала веником, они выпили еще чая.

— Ты принес в мой гер интересное предложение, — признал пастух. — Но у меня есть жена.

— Детей нет? — спросил Казар.

— Небо не дало своего благословения, — опустил глаза Ариунболд.

— Тогда твоя ноша относительно легка.

— Ни одного человека, у которого есть жена, нельзя считать свободным от тягот жизни.

Жена замахала веником у самых ног Ариунболда, и он наградил ее пинком. Она тут же отскочила на безопасное расстояние.

— Твоя жена ездит верхом? — спросил Казар.

— Конечно. Она же жена монгола.

— Она умеет сражаться?

— Она сражается со мной, но я всегда побеждаю.

— Объединив монголов, я намерен отправиться на юг и опустошить города Китая.

— Почему?

— Потому, что китайцы превратили в рабов нижних монголов, так же, как русские поступили с верхними.

Ариунболд презрительно плюнул.

— Теперь безбожные русские стерты с лица Земли.

— А бездушные китайцы живут в богатых городах, отрезанных от их бывшей столицы.

— Я слышал о Новой Стене. Говорят, ее построили демоны в наказание за прежние грехи китайцев.

— Не демоны, — понизив голос, проворчал Казар, — а кое-кто другой.

— Костяные Головы, — сказал Байяр.

— Костяные Головы? Но разве не у всех людей костяные головы? — спросил Ариунболд, постучав по макушке заскорузлым пальцем.

— Их лица — маски смерти, но мозг на затылке прикрыт лишь кожей. А вот глаза живые, и по-монгольски они говорят хорошо, — объяснил Казар.

— Они говорят по-монгольски? — вздрогнул Ариунболд.

— Не так, как мы, но понять их можно.

— Все это интересно, но мне ни к чему китайские города. Я свободный монгол. У меня есть жена.

— Бесплодная жена, — заметил Казар.

На этот раз жена пастуха махнула веником у его ног.

— Твоя жена слишком энергична, — сказал Казар.

— Можешь побить ее, если хочешь. Только не нанеси ей увечий. Может, она еще принесет мне сына.

Жена плюнула и зашипела, как загнанная в угол кошка.

— Я не стану ее бить, если она перестанет выплескивать на нас свою злобу.

Женщина притихла и угрюмо уселась у огня, на котором уже стоял котел.

— В городах много китайских женщин, — негромко сказал Казар.

— Я слышал об этом.

— Китайские женщины плодовиты.

— Зачем мне сын, если он наполовину китаец?

— Это лучше, чем пустой гер, ворчащий от голода желудок и волосы, покрытые снегом.

— Если у меня будет сын от китайской девки, его может вскормить моя добрая монгольская жена.

— Да, ты ведь можешь оставить ее у себя. У Чингиса было много жен и наложниц.

— Я уже думал об этом.

— Когда ты станешь покорителем китайских городов, другие монгольские женщины будут искать случая наполнить твоим семенем свои пустые лона. У тебя будет много сыновей.

— Это так, — задумчиво сказал Ариунболд.

— Лично я предпочел бы иметь одну жену. Толстую, — мечтательно произнес Байяр.

— Толстая жена хороша в холодную ночь, — согласился пастух.

— Но только конь — верный союзник в жизни.

— Как ты соберешь армию, Казар? — спросил хозяин.

— Просто поеду на юг через города и селения и постепенно, как железная пыль собирается на магнит, ко мне пристанут сотни монголов.

— Не так все легко.

— Но у меня уже есть двое, — указал Казар.

— Я еще не принял решения.

— Я вижу его в твоих глазах. Можешь мне ничего не говорить.

— Нет, я скажу, — Ариунболд с откровенным восхищением взглянул на гостя. — Мои кони — твои.

— Хорошо. Мне нужны лишние кони. Не у всех монголов они есть.

— Ты отправляешься на юг с рассветом?

— Нет. Я еду после того, как наполню желудок.

— Я бы хотел провести последнюю ночь с моей доброй женой. Я буду очень скучать по ней.

— Для чего? Даже если небо благословит сегодня ее лоно, то только через девять месяцев ты узнаешь, дочь у тебя или сын. К тому времени ты будешь окружен женщинами или же ляжешь в могилу.

Ариунболд поежился.

— Я думал, у тебя довольно храбрости, — поднял голову Казар.

— Я не боюсь, просто дрожу от волнения. Ведь со времен последнего хана, Тимура, ни одному монголу не доводилось испытывать такое чувство.

— Монголия спит. Но мы ее разбудим!

— Пусть он поклянется в верности, — пробурчал Байяр.

— Я доверяю этому человеку, моей правой руке. Клятва подождет до ужина.

— Если он твоя правая рука, то кто же я?

— Ты — городской монгол, слепо последовавший за мной из-за куска баранины, — ответил Казар, допивая чай и ставя чашку перед собой — сигнал жене.

В напряженной тишине она налила свежего горячего чая, но глаза ее сверкали.

— У нее есть дух, — заметил Казар, обращаясь к Ариунболду.

— Дух, но не огонь.

— Возможно, после долгих месяцев одиночества проснется и огонь.

— Я давно мечтал проехать по новым землям, — согласился пастух.

— А еще лучше завоевать их! Разве не сказал Чингис: «Величайшая радость, которую способен познать мужчина, это победить своих врагов и гнать их перед собой. Оседлать их коней и забрать их имущество. Видеть, как лица тех, кто дороги им, мокнут от слез, и сжимать их жен и дочерей в своих руках».

Все согласились, что Чингисхан произнес верные слова, пусть и сказаны они давным-давно.

Через час, наполнив желудки, они выехали на дорогу. Жена пастуха бежала следом, изрыгая проклятия и брызжа слюной.

— Не нравится мне это, — сказал Ариунболд, отбиваясь от ее цепких рук.

— После возвращения она будет любить тебя еще сильнее, — заметил Казар, когда жена споткнулась и упала на дорогу, осыпая всех ругательствами.

— Никогда не слышал, чтобы она так грязно ругалась. Раньше она была хорошего мнения о моей матери, а теперь — послушайте! Призывает проклятия на ее спящую душу.

— По крайней мере, ты оставил ей гер и кобылу. Я бы не оставил бесплодной женщине и брикета старого чая.

Ариунболд поднял глаза, любуясь девятью бычьими хвостами, покачивающимися в такт шагу его коня. Остальные лошади следовали сзади вместе с двумя овцами.

— Я чувствую себя преображенным, — восторженно сказал он.

— Не ты один, — ответил, всматриваясь вдаль, Казар. — Мы теперь орда.

— Три человека? Орда? — недоуменно заморгал Байяр.

— Маленькая орда.

— Очень маленькая орда.

— Но хорошая, — добавил Ариунболд, поправляя штандарт.

— Скоро за нами вытянется линия до самого горизонта, — пообещал Казар.

И никто не усомнился в его словах.

Глава 19. ИЗВИЛИСТАЯ ДОРОГА, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Уже в ближайшем ауле Новая Золотая Орда утроила свои силы.

Первым знаком ее приближения был стук копыт. Затем из-за барханов появились девять бычьих хвостов, о которых слышал каждый монгол, но которые никто никогда не видел.

Когда на вершину холма въехал Казар во всем великолепии старинных доспехов, а за ним показались не менее живописные Байяр и Ариунболд, мальчишки и юноши высыпали из своих юрт и криками встретили необычную кавалькаду. Вскоре за тройкой всадников и их тяжело нагруженными вьючными лошадками выстроилась целая процессия.

— Кто ты, монгол с черепом на лбу? — крикнул один из юношей.

— Это хан Казар, — отвечал Байяр.

— Хан Пес?

— На нем доспехи самого Чингиса, он направляется на юг завоевывать китайские города, — добавил Ариунболд.

— Это хорошо, — рассмеялся кто-то.

— Да, китайцы только и ждут, чтобы их завоевали, — добавил человек с черной повязкой на глазу.

— Хан Казар пришел из Ущелья Мертвого Монгола! — крикнул Байяр. — Он вошел в пещеру, где родился, и вышел из нее со шкурой волка на плечах и знаком смерти на лбу. Никто не знает, откуда появился этот знак. Главное, что он есть!

Суровое лицо Казара оставалось бесстрастным.

— Кто пойдет с нами? — загремел Ариунболд.

— Я пойду с вами, — отозвался какой-то юноша.

— Тогда становись в строй!

Пришпорив Чино, Казар рысью въехал в аул и впервые подал голос.

— Я отдам прекрасного коня самому храброму из вас, кто не женат, — объявил он.

Вперед выступил какой-то пастух с изрядно проржавевшим ружьем.

— Я здесь самый храбрый, — сказал он, — но я женат.

Казар одобрительно взглянул на него.

— Готов ли ты оставить свою жену?

— У нее ребенок.

— Тогда оставайся с ней, — и, возвысив голос, Казар снова объявил: — Предлагаю коня следующему по храбрости монголу, который не женат.

Вперед вышел краснощекий монгол.

— Меня зовут Очинбал. После прошлогоднего зимнего снегопада у меня нет коня.

— Согласен ли ты посвятить жизнь завоеваниям в обмен на коня?

— Без коня у меня нет жизни.

— Хорошо сказано. Выбирай себе коня.

Монгол затрусил рядом с караваном, едва поспевая за резво идущими животными.

— Как же я могу выбрать лучшего, когда вы не останавливаетесь? — раздраженно крикнул Очинбал.

— Я предлагаю тебе дармовую лошадь, а уж выбрать лучшую — твое дело. Если это тебе не по силам, я предложу сделать выбор третьему по храбрости монголу, потому что самый храбрый не идет со мной.

Не желая рисковать, Очинбал хлопнул по спине ближайшего коня.

— Тогда пусть будет вот этот.

— Бери свое седло и следуй за нами, — бросил ему Казар, делая знак Байяру отпустить мерина.

Стоило мужчинам аула увидеть, что один из них забросил деревянное седло на дареного коня, как лихорадка охватила остальных.

Матери плакали. Жены кричали и рвали на себе волосы в бессильной ярости. Дети пели, танцевали или ревели, в зависимости от настроения. Но мужчины, даже те, кто оставался в поселке, широко улыбались и вытирали слезы, настоящие слезы монголов, не плакавших со времен последнего ханства.

Когда через двадцать минут Новая Золотая Орда скрылась из поля зрения тех несчастных, которые не смогли к ней присоединиться, за ней тянулся длинный хвост пыли.

— Теперь мы орда, — хвастливо объявил Ариунболд.

— Скромная орда, — заметил Байяр.

— Но мы уже способны внушать страх, — проворчал Казар.

На каждой ферме, в каждом поселке к ним присоединялись все новые добровольцы. Некоторых прельщало чудесное оружие, других вещи, которые носил сам Чингисхан. Но принимались только молодые и сильные, потому как путь предстоял долгий и трудный.

По дороге хан Казар произвел и первые назначения.

— Ариунболд, отныне ты будешь иметь ранг арбана.

— Наверное, это высокое звание. А что оно значит?

— Ты — десятник, командир десятки.

Ариунболд удивленно поднял брови.

— Так это же почти половина всей орды.

— Пока.

— А кто будет командовать остальными?

— Ты. Дальше десяти я счета не знаю.

— Но кем будешь командовать ты, Казар?

— Тобой.

— Хорошая система, — Байяр улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. — А кем буду командовать я?

— Собой.

— В каком звании?

— Этого я еще не решил.

Байяр помрачнел и вдруг чихнул. Теперь он чихал не часто. Чем дальше на юг, тем реже давала знать о себе аллергия. Казар не преминул напомнить ему об этом.

— Во всем был виноват плохой русский воздух.

— Странно, что воздух Костяных Голов оказался полезным для моих пазух.

— Мне незнакомо это слово.

— Так называется внутренность носа.

— Внутренность носа так и называется. Зачем другое название?

— Не знаю. Да меня это и не интересует. Главное, что я стал меньше чихать, потому как рукав одежды Чингисхана слишком хорош, чтобы утирать о него мой нос.

— Чингис убьет тебя за то, что ты пачкаешь его одежды своими соплями.

— Этого я и опасаюсь. Больше такого не повторится.

— Конечно, не повторится. Если ты погибнешь в бою, это плохо отразится на моем руководстве.

— Не бойся. Я собираюсь умереть на пухлых ручках своей будущей жены. Возможно, и не раз, — добавил Байяр, ухмыляясь.

Пришла ночь. Появились звезды. В черном великолепии неба то и дело мелькала падающая звезда, похожая на желтовато-зеленую искру.

— Что там поделывают Костяные Головы? — пробормотал Казар, поглядывая вверх.

— Следят за нами, — предположил Байяр.

— Пусть следят. Им бы следовало разделаться с нами, когда у них была такая возможность. Через неделю нас будет еще больше.

— Мы не знаем численности Костяных Голов, — уныло заметил Байяр.

— Я сам голыми руками убил четверых. Значит, один монгол может противостоять четырем Костяным Головам.

— Но ты хан, — напомнил Байяр.

— Это случилось до того, как я стал ханом.

— Верно, — согласился Байяр.

— Мы разобьем их! Все решит наша храбрость и оружие.

— Но у нас уже нет того, что было тогда. Костяные Головы забрали ружья, которые чихают.

Казар помрачнел и погрузился в раздумья.

— В прошлом мы добыли себе оружие. Добудем и в будущем.

Байяр оглянулся. Многие из монголов ехали, держа наготове автоматы Калашникова, дула которых грозно смотрели в небо. У некоторых грудь пересекали патронташные ленты.

— У нас много автоматов и патронов, но мало луков и стрел, — задумчиво сказал Байяр.

— Я назначаю тебя изготовителем луков и стрел, — быстро отреагировал Казар.

— Я не умею.

— А я тебя научу.

— Но разве не лучше, если ты сам этим займешься?

— У хана есть более важные дела, но если тебе так дорог чин Нижнего Городского Монгола, то я назначу кого-нибудь другого.

— И какова будет моя новая должность? — вздохнул Байяр.

— Мастер стрел.

— Это такой чин?

— В моей Золотой Орде это очень важный чин, за который полагается дополнительная порция баранины каждый третий день.

— Но разве я уже не заслужил дополнительной порции своей верностью?

Казар молчал довольно долго.

— Возможно, если ты будешь исполнять свои обязанности хорошо, я назначу тебя Князем Стрелы, — задумчиво сказал он.

— Согласен, — лицо Байяра посветлело. — Думаю, мне поправится состоять у тебя на службе. Похоже, судьба определила мне быть Джебей Норон Байяром в твоей орде.

— Очень хорошо, потому что другой орды в настоящее время нет.

По всей цепочке всадников прокатился хохот. Он становился все сильнее, заразительнее, словно выпускал на волю их долго томившийся взаперти дух. Вскоре вся орда уже мчалась вперед, по-монгольски опираясь на стремена и высоко стоя в седле, и только Байяр подпрыгивал, по своему обычаю качая головой.

А над головами всадников мелькали и исчезали желто-зеленые звезды.

Глава 20. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

— Теперь их сорок, — сказал Телиан Пиар.

Комо Дат встретил это известие с живым интересом.

— Наш дикий монгол прирожденный вождь. Но пока они еще не армия, и путь не близкий.

— Они едут безостановочно, в каждом селении силы их возрастают. Кстати, в пути монголы не теряют времени и проводят тактические занятия.

— Занятия в пути?

— Я наблюдал за ними. Они напоминают земных муравьев, с каждым часом их все больше и больше.

— Я должен посмотреть сам, — заявил Комо Дат, направляясь мимо неподвижно стоящего паека.

Вслед ему полетели негромко сказанные слова Телиана Пиара:

— Смотри и ужасайся…

Глава 21. МОБАЛИГ, ВНЕШНЯЯ МОНГОЛИЯ

Когда через шесть дней Золотая Орда Казархана свернула к Ущелью Мертвого Монгола, она насчитывала уже более двух тысяч человек.

— Плохое место, — оглядываясь, пробормотал Байяр.

— Знаю, — буркнул Казар. — Здесь я умер.

По обе стороны ущелья вздымались угрюмые черные стены, украшенные золотистыми и оранжевыми пятнами лишайников. Узкая полоска неба над головой казалась пронзительно голубой.

Байяр поежился и взглянул на Ариунболда, чья рука, больше похожая на бронзовую лапу статуи, сжимала древко штандарта. За шесть дней пути пальцы его превратились в тиски, способные раздробить в песок любые кости, что он уже и демонстрировал. Все подозревали, что сила была в нем и раньше, только за последнее время бывший пастух научился новому способу превращения живых костей в мертвые обломки.

Вооружение Новой Золотой Орды не отличалось единообразием: автоматы Калашникова, мушкеты, револьверы, старые охотничьи ружья, луки и кое у кого сабли предков. Некоторые аулы встречали их тишиной заброшенности. А в других местах вдоль дороги выстраивались все жители, чтобы полюбоваться удивительной колонной всадников, и почти повсюду к ним присоединялись все новые рекруты.

Теперь Золотая Орда делилась на десятки и сотни, во главе которых стояли арбаны и тагуны, подчинявшиеся только хану.

— Скоро мы станем непобедимыми, — гордо заметил Байяр.

Казархан медленно покачал головой.

— Нам не нужно быть непобедимыми. Ведь мы уже неукротимы.

— Я буду чувствовать себя увереннее, когда мы станем непобедимыми.

— Ни один монгол не может быть непобедимым, только орда.

— Я не боюсь смерти.

— Ты едешь по Ущелью Мертвого Монгола и говоришь такие слова?

— Я дал клятву, — пожал плечами Байяр. — И теперь следую за ней.

Казар довольно усмехнулся.

— С каждым ли ты становишься все менее похожим на городского монгола.

— Я и сам это чувствую, — ответил Байяр, поднимаясь на стременах, но внезапно колени его дрогнули, и он шлепнулся задом на седло.

Вереница конников поднималась все выше, протискиваясь между двумя отвесными утесами, которые в снежную зиму становились непроходимыми как для человека, так и для зверя. Казар все больше мрачнел.

— Ты молчалив, — заметил Байяр. — И сейчас более, чем обычно.

— Сейчас и момент необычный.

— Как это?

— Я мертвец и возвращаюсь из мертвых к моему роду.

— Я чую беду, — встревожился вдруг Байяр.

— Ты так прочихался, что твой нос приобрел невероятную чувствительность.

— Старый верблюд чует опасность носом. Она висит в воздухе, как запах навоза.

— Здесь нам предстоит первая битва. А может быть, мы увеличим свои силы без боя.

— Я бы не рассчитывал ни на то, ни на другое, — благоразумно заметил Байяр.

Они проехали еще немного вперед и оказались на самой вершине перевала. Внизу, в долине, уютно расположились с десяток белых юрт. С высоты они казались семейством крепких, один к одному подобранных грибов. Ветер доносил аромат домашнего тепла и запах овечьего навоза.

— Здесь много лошадей, — сказал Ариунболд.

— Все наши, — добавил Казар.

— И юрты, и кибитки.

— Тоже наши.

— А сколько женщин!

Казар обернулся через плечо.

— Байяр, можешь выбрать себе жену из этого рода.

— А если не найду?

— Возьми ту, которая захочет тебя, потому что потом наши жизни ничего не будут стоить.

— А в этой долине они еще чего-нибудь стоят?

— Да. Я знаю тех, кто здесь живет. Мой род. Это слабый враг.

— Как может быть врагом твой род? — удивился Ариунболд.

— Они изгнали меня, как шелудивого пса.

Остановив Чино, Казар посмотрел налево, потом направо. Ариунболд повел своих людей к западному спуску, Очинбал — к восточному.

Они шли рысью, не переходя на галоп, чтобы не встревожить пастухов. Тиски должны были сомкнуться прямо напротив того места, где стоял на возвышении Казархан, но когда засуетившиеся обитатели аула поняли это, было уже поздно.

Несколько человек успели вскочить в седла и, погоняя своих меринов, устремились к спасительному проходу в дальнем конце долины. Однако кольцо уже сомкнулось, и они вынуждены были вернуться назад, как побитые собаки.

К этому времени все юрты опустели. Никто не знал, что готовит судьба, но холодок тревоги застыл в глазах и юношей, и стариков.

— Что мы делаем? — спросил Байяр.

— Ждем, — ответил Казархан.

— Чего?

— Когда в людях поселится страх и ослабит желание сопротивляться.

— Нам придется долго ждать. Они же монголы.

— Но перед ними Новая Золотая Орда.

Через час, когда тени удлинились, к ним подъехала горстка монголов, двое молодых и один старик. На луках седел лежали ружья, но глубоко в глазах людей таился страх.

— Далеко же вы забрались! — загремел Казархан.

Всадники резко остановились.

— Кто ты, призрак? — крикнул старик.

— Меня зовут Казархан.

— Никогда о тебе не слыхал.

— Но я слышал о тебе, Дампильдорж.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Твой голос когда-то объявил мне смертный приговор.

— Мой? Я не знаю человека по имени Пес.

Казар понизил голос и со значением проговорил:

— Меня не всегда звали Казаром.

Старик долго всматривался в суровое бронзовое лицо Казархана. Он поворачивал голову, хмурил брови, морщил лоб, но, похоже, не нашел знакомых черт в облике незнакомца.

Один из его молодых спутников, взглянув на Казара, уставился на белого жеребца. Затем, ткнув старика кулаком в ребра, обратил его внимание на коня. Тот посмотрел на морду Чино, затем на его ноги.

— Да, я где-то видел этого коня, — признал он.

— Его зовут Чино, — подсказал Казар.

— Того жеребца звали Пес.

— Кто же дает коню такое имя? — едко спросил Казар.

— Может быть, человек по имени Волк, — парировал Дампильдорж.

На это Казархан ничего не ответил.

— Ты же говорил мне, что твое настоящее имя Пес, — прошептал Байяр.

— Меня зовут Пес. Теперь, — негромко ответил Казар.

— А жеребец был Волк, — добавил Байяр.

— Он и есть Волк.

— Ты изменил свое имя?

— Мы поменялись именами с моим конем. Хороший обмен.

— Интересный обмен, — заметил Байяр. — Но мне кажется, что в этой сделке выиграл конь.

Старик Дампильдорж откашлялся.

— Кто бы ты ни был, Чино или Казар, я спрашиваю тебя, чего ты хочешь? — голос его дрожал.

— Я хочу, чтобы все мужчины вашего рода присоединились к моему войску. Затем они принесут клятву верности Казархану и станут подчиняться правилам Новой Золотой Орды. После этого все юрты будут преданы огню, а женщины останутся оплакивать свою незавидную долю. Кроме одной.

— Может быть, ты примешь женщину и не тронешь юрты? — спросил молодой монгол.

— Я оставлю женщин и сожгу юрты.

— Мы будем сражаться за наши юрты, — пообещал другой юноша.

— Вы проиграете, а я в конце концов все равно получу то, что мне нужно. Только ваши мертвецы уже не разделят моей славы.

— Я не могу принять такое решение, — сказал Дампильдорж.

— В твоей несчастной жизни не осталось другого выбора, — бесстрастно заявил Казар.

Старик стегнул коня и поскакал прочь. Молодые монголы последовали за ним, бросая на Казара испуганные взгляды.

— Они струсили, — заметил Ариунболд.

— Испуганные более послушны, — отозвался Казархан.

— Остается только посмотреть, подчинятся они или нет.

— У них нет выбора.

Через некоторое время Казар и его окружение увидели одинокого всадника, скачущего к ним.

— Кажется, это женщина! — удивленно воскликнул Ариунболд.

— Это не просто женщина, — проворчал Казар.

Всадница неслась, как ветер, пригнувшись к шее скакуна, ее кошачьи глаза, горящие неистовым огнем, казалось, готовы были пронзить Казархана, словно две черные стрелы.

— Судя по тому, с какой радостью она приветствует тебя, видно, что ты ей знаком, — сухо заметил Ариунболд.

— Ее зовут Чульпаи Гоа.

— Не очень-то она похожа на Утреннюю Лань.

— Ее схожесть с ланью лучше всего заметна при лунном свете, — ответил Казархан, не сводя глаз с женщины.

Длинные незаплетенные в косы волосы хлестали ее по лицу, словно кнут, заставляя мчаться быстрее. Байяр было рассмеялся, но грозное лицо наездницы мало способствовало веселью. Казар спешился и, передав поводья Очинболу, сделал несколько шагов навстречу всаднице.

И чуть было не оказался под копытами. В последний момент она осадила кобылу, и та дико заржала. Казар отпрыгнул в сторону, а женщина, развернув лошадь, снова направила ее на Казара. Он успел нырнуть под взметнувшиеся передние копыта и, прокатившись по земле, оказался за крупом кобылы.

Сотрясаясь от хохота, он все же крикнул:

— Неужели от злости ты стала косить, а, Утренняя Лань?

— Прежде чем сдаться, я убью тебя! — с ненавистью выкрикнула женщина, безуспешно пытаясь осуществить еще одну атаку.

Казархан решил, видимо, облегчить ей задачу, став прямо на пути разъяренной наездницы.

— Убей меня, если сможешь. Я уже умер и не боюсь смерти.

На этот раз Утренняя Лань заставила лошадь попятиться, а затем пустила в галоп. Казар качнулся влево, потом вправо и, когда животное промчалось мимо, вдруг оказался в седле, столкнув женщину.

Она рухнула на спину, подняв тучу пыли. Не переставая смеяться, Казар подъехал ближе и поднял кобылу на дыбы. Принудив ее расставить передние ноги, он дернул поводья. Копыта опустились, прижав роскошные волосы не успевшей подняться женщины. Все ее попытки освободиться ни к чему не привели. Наконец это занятие надоело Казару, и он отъехал в сторону.

Утренняя Лань вскочила. Глаза ее метали молнии. Усмехаясь, Казар подошел к ней и нарвался на оплеуху. Он принял затрещину спокойно, тряхнул головой и получил второй удар по щеке.

— В твоих шлепках, как всегда, больше огня, чем злости, — спокойно заметил Казар.

Утренняя Лань плюнула на его доспехи.

— Я скорее умру, чем отдамся тебе, — прошипела она.

— Я умер из-за того, что ты отдалась мне. Так что очередь за тобой.

Третья пощечина оказалась самой крепкой. С гордого лица Казара исчезла усмешка, а шлем Чингисхана свалился с его головы в пыль.

Нахмурившись, он без замаха ударил ее по щеке. Утренняя Лань упала навзничь и ошеломленно замигала.

— Я бы не ударил тебя в ответ на твои шлепки, но на мне доспехи Чингисхана. Их нужно уважать.

Женщина лежала на земле и, судя по всему, никак не могла опомниться. Какой-то человек с автоматом Калашникова осадил коня в трех шагах от Утренней Лани. «Китайский автомат», — отметил Казар. В русском варианте отсутствовал складывающийся штык.

— Что-то не узнаю я этого дурака, — обратился Казар к женщине.

— Это мой новый муж.

— Вижу, ты меня не ждала, — презрительно фыркнул Казар.

— Ты умер.

— Это не причина, чтобы забыть мужчину, которого любишь.

— Кто сказал, что я тебя любила?

— В ту ночь, когда я положил тебя на мой канг и убил мужчину, которого ты выдавала за брата и который оказался тебе мужем, твое тело говорило о страсти.

— Я не могла жить без мужа и взяла себе другого.

— Тебе следовало подождать. Теперь мне придется убить и его. Это всегда очень утомительно.

— Если ты пощадишь его, я пойду с тобой.

— Если я пощажу его, он последует за мной до развалин Ворот Иштар. Я это знаю, сам отведал твоих прелестей, — Казар покачал головой. — Нет, он должен умереть.

— Отруби ему руки и оставь в живых, — умоляла Утренняя Лань.

— Монгол без рук не может ездить верхом и предпочитает смерть. Нет, я отрублю ему голову, а его дух поблагодарит меня.

— Он не заслуживает смерти!

— Он не заслуживает и тебя, — возразил Казар, вскакивая в седло и поворачиваясь навстречу новой опасности.

Всадники остановились в нескольких метрах друг от друга. Первым заговорил муж Утренней Лани.

— Я знаю, зачем ты здесь. Уходи. Если ты убийца по имени Волк, то ты уже заплатил за свои пьяные преступления и можешь разъезжать где угодно, не приставая к людям.

— Я не уеду отсюда, не взяв то, за чем явился, — ответил Казар.

— Это твое последнее слово?

— Я новый хан. Мое слово — закон.

— Тогда твой язык отведает пыли прежде, чем самому стать ею, потому что перед тобой халха-монгол Бато!

Муж Утренней Лани пустил своего жеребца по кругу. Стоя в центре этого круга, Казар обнажил саблю Темучина, дожидаясь, пока противник сделает первый выпад.

Он не заставил себя ждать. Кони сошлись, кусая уздечки, и Бато, зажав в зубах поводья, схватил автомат, целя штыком в живот Казара.

Пришпорив Чино, Казар поднял саблю. Соперники столкнулись. Штык отскочил от доспехов, а сверкнувшее лезвие оружия Темучина отрезало левое ухо Бато. Раненый взвыл и ринулся в новую атаку.

Казархан встретил его смехом и еще одним рубящим ударом, после которого нос мужа Утренней Лани стал чуточку короче.

— Ты сражаешься с Новым Ханом. Неужели ты надеешься победить с помощью этого штыка, сделанного на китайском заводе?

Бато зарычал, но не отступил. На этот раз он выстрелил.

Пуля скользнула по прикрытому кожаной броней крупу жеребца. Он поднялся на дыбы, но Казар, крепко обхватив Чино ногами, заставил его опуститься. В следующее мгновение сабля Чингисхана доказала, что долгое пребывание вдали от солнечного света не сказалось на ее свойствах, без особого труда отделив голову Бато от туловища.

Подхватив ужасный трофей за волосы, Казар подъехал к Утренней Лани и положил голову с выпученными глазами у ее ног.

— Теперь ты свободна и можешь снова выходить замуж, — просто сказал он.

Женщина пинком отбросила подношение.

— Скорее я сойдусь с пандой!

— Мы едем в Китай. Я возьму тебя с собой и лично устрою этот интересный брак.

— Я не стану твоей женой и не поеду в Китай.

Казар спешился. Глаза его смеялись.

— Тогда поедешь как моя наложница.

Наклонившись к женщине, он ухватил ее за ухо и приподнял. Она дважды успела ударить его по лицу, но на этот раз осторожнее, чтобы не свалить шлем. Казар только усмехнулся.

— Я рад, что ни один из твоих мужей не смог приручить тебя. Такая женщина нужна мне для дальней дороги.

— Лучше бы ты остался мертвым!

— Твои чары все равно подняли бы меня из могилы, — широко улыбнулся Казар.

— Я буду твоей наложницей, но не женой, если ты пощадишь мой род.

— Твои родичи пойдут со мной. Кроме женщин, которые останутся присматривать за стадами и детьми на тот случай, если мы вернемся живыми.

— Ты не сожжешь юрты по злобе?

— Не сожгу юрты по злобе.

— Тогда я стану твоей наложницей.

— Мудрое решение.

Затем, повернувшись к Ариунболду, Казар крикнул так, что слова его пронеслись над мирной долиной.

— Сжечь юрты!

— Ты же обещал не делать этого! — вспыхнула Утренняя Лань.

— Я сказал, что не сожгу юрты по злобе. И я держу свое слово. Их сожгут потому, что моя Золотая Орда пока очень неопытна в разрушении и грабежах.

— Но вы же не станете насиловать женщин?

— Насилия не будет. Но если какие-то женщины отдадут себя моим людям, чтобы не оставаться здесь, то я одобрю их мудрое решение.

— Ты не изменился, Волк.

— Я возродился, — добродушно заметил Казархан. — Смерть стала для меня величайшим событием. После твоей любви.

— Если мне суждено стать твоей наложницей, то ты должен взять меня.

— Я возьму тебя, не бойся.

— Но я не хочу, чтобы ты взял меня в степи, как какую-то кобылу. Мне нужен теплый канг и собственная юрта.

— Мы едем воевать. Погода хорошая. Я не могу обременять себя юртами и другим ненужным имуществом.

— У меня будет канг или я лишу тебя твоей мужской гордости при первой же возможности.

Казар помрачнел.

— Так не говорят с ханом и хозяином.

— До сегодняшнего дня я никогда не была чьей-то наложницей. Только женой. Дважды. Откуда мне знать, как можно говорить, а как нельзя?

И увидев сталь в глазах женщины, которую он желал больше, чем любую другую, Казархан отдал новый приказ.

— Оставьте одну юрту. Самую лучшую. Мы возьмем ее с собой.

Губы Утренней Лани сложились в улыбку.

— Если ты и дальше будешь относиться ко мне с уважением, — прошептала она, — я позволю тебе стать моим третьим мужем, хотя бы для того, чтобы ты больше никого не убивал.

— Зачем хану брать в жены наложницу?

— Ты уже познал вкус моих губ и не желаешь других, — ответила она, подходя к нему и поднимая сияющее лицо.

Там, на фоне горящих юрт, его первого военного успеха, Казархан выпил сладость губ первой завоеванной женщины. А мужчины и женщины бывшего рода Казара ругались и стенали, глядя, как их дома превращаются в пепел.

Глава 22. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

На видеоэкране перед Комо Датом догорали войлочные палатки. Наконец от них остались только круги обожженного грунта.

— Интересно, — проскрежетал он. — Этот монгол убил всего лишь одного человека, причем не вождя, и тем не менее вся деревня сдалась без достойного сопротивления.

Телиан Пиар кивнул.

— Я бегло познакомился с историей монголов. В давние времена они подходили к воротам города, который намеревались разграбить и, если жители сдавались без боя, убивали только мужчин. При сопротивлении смерть ждала всех.

— Какой в этом смысл? Конечно же, мужчины будут сражаться до конца.

— Вовсе нет, если они хотят сохранить жизнь своим женам и детям.

— И знать, что их ожидают рабство и мучения? Что же это за выбор?

— Ужасный, но… — негромко произнес Телиан Пиар.

— Здесь отсутствует смысл. Сдавайтесь и останетесь в живых. Сопротивляйтесь и умрете. Это понятно, а кроме того, войска сохраняются для будущих сражений. Тактика.

— Верно, но монголы обладали талантом, которого лишены вы.

— Что же это?

— Они были знатоками искусства психологической войны.

Комо Дат открыл рот, словно собирался что-то сказать, но, помедлив, покачал головой.

— Вы приписываете этим двуногим, передвигающимся верхом на вьючных животных, слишком высокий уровень мышления. И слишком изощренный.

Единственный глаз паека задумчиво остановился, будто прикованный к какой-то точке в пространстве. Голос его прозвучал печально.

— Представьте, что вы правитель города, а гром копыт надвигающейся армии уже доносится из-за ближайших холмов. Небо затянуто пылью. И вот появляются они… орущие, завывающие, обещающие ужасную смерть. Спасения нет, отступление невозможно, оборона не сулит никаких перспектив. Вы, правитель, ваши советники и приближенные, ваши генералы и солдаты, все вы знаете, что обречены. Какое бы решение вы не приняли, какой бы тактики не придерживались, каким бы оружием не располагали… обречены.

— Даже обреченный сохраняет волю к борьбе.

Огромная голова паека качнулась.

— Неизбежность смерти сокрушает желание сопротивляться.

— Да, умелый ход, — задумался Комо Дат.

— Великолепный.

— Но этот монгол покорил всего лишь деревню.

— Но без единой потери. Вообще, даже и без боя как такового.

Комо Дат бросил взгляд на экран.

— Мы могли бы поучиться у этого монгола.

— Полагаю, теперь вы что-то поняли, — язвительно заметил Телиан Пиар.

Глава 23. ПУСТЫНЯ ГОБИ, ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ

Увеличившись до двух тысяч, Новая Золотая Орда шла на юг, к границам свободной Монгольской Автономной Области, известной также под названием Внутренняя Монголия.

Еще до прихода марсиан она не была уже ни свободной, ни автономной. Фактические хозяева, китайцы укрепляли область, отводя ей роль буферной зоны после того, как марсиане поглотили Бейцзинь.

Самым северным населенным пунктом Внутренней Монголии являлся поселок Пайюнопо, и именно сюда вел свои не знающие усталости силы Казархан. В трех ли от городка монголы разбили лагерь и установили первоначальную юрту хана, в которую и препроводили его наложницу Утреннюю Лань.

— Приготовь мне баранину и чай, — распорядился Казар.

Качнув крутыми бедрами, Утренняя Лань подбоченилась.

— Это работа жены. Если уж ты так жаждешь жареной баранины, возьми себе жену. Я — наложница. Мои обязанности сводятся к кангу и им ограничиваются.

Казар грозно подступил к ней.

— Я — хан. И ты будешь делать то, что я скажу.

— Я личная наложница хана. Люби меня или оставь оплакивать моих безжалостно убитых мужей.

Казархан нахмурился, усмехнулся и снова нахмурился. Лицо его напоминало грозовую тучу.

— Мне нужно воевать, а не заниматься тобой.

Утренняя Лань повернулась к нему соблазнительным задом.

— Воюй, если тебе не до любви.

— О любви я тоже не забываю.

— Что ты дашь мне в обмен на горячую еду? — внезапно спросила Утренняя Лань.

— А что тебя устроит? — осторожно поинтересовался Казар.

— Мне хотелось бы стать десятницей.

— Ха! Наложница не может быть десятницей!

— Может, если того пожелает хан.

— Это правда, — состроил гримасу Казар. — Мое слово — закон.

Утренняя Лань повернулась, глаза ее заблестели.

— Ну так сделай это для меня.

— Ты хуже старой жены, больно уж хитра.

— Но зато я превосходная наложница. Если ты и дальше намерен пользоваться мной, то выполни мое желание.

— Зачем тебе быть десятницей? — недоумевал Казар.

— Мне это нужно для того, чтобы ехать рядом с тобой, а не в хвосте каравана с хромыми овцами.

— Ты можешь погибнуть в бою.

— Я буду оберегать моего хана от измены, — парировала Утренняя Лань.

— Да, ты могла бы, — допустил Казар.

— Так ты решил?

— Приготовь поесть. Я скоро приду за бараниной… и за тобой.

С этими словами Казар вышел из юрты, мурлыча что-то под нос. Остановившись у штандарта Чингисхана, прислоненного к юрте, он оглядел лагерь.

Приближалась ночь. Люди занимались лошадьми, раскладывали костры, готовили ужин, проверяли оружие. Казар почесал голову и громко закричал:

— Никаких костров! Подождите! До ужина нам нужно организовать армию.

К нему с недовольным видом подбежал Байяр.

— А не лучше ли заняться организацией на полный желудок?

— У монголов организация получается лучше, когда их желудки жаждут плодов организации.

Аргумент подействовал.

— Тогда я пойду делать стрелы, — согласился Байяр, — пока ты будешь заниматься организацией.

— Так и сделай. Но никакой баранины, пока мы не организуемся. И делай сначала луки поменьше, потому что я в первую очередь организую легкую кавалерию и конных лучников.

— Твое слово приказ для меня.

Казархан одобрительно хмыкнул.

— Хороший ответ. Пусть и остальные отвечают так же, когда это необходимо.

Взойдя на небольшой холмик, Казар возвысил голос.

— Приказываю моим верным монголам собраться и выслушать мои слова!

Тем, кто двигался поживее, Казар распорядился стать справа от себя, те же, кто медлил, заняли место слева. Затем он заговорил.

— Вы, кто отстает, будете тащиться и в бою. Вы станете собаками хана по имени Пес. Вы станете теми монетами, которые я потрачу в первую очередь, и вы последними получите пищу. Вам достанется лишь та добыча, что останется после других, которые слушаются меня без колебаний.

Левое крыло ответило недовольным ропотом.

— Если кто-то из вас хочет возразить, я готов его выслушать.

Приземистый, с головой, напоминающей пулю, монгол выступил вперед.

— Я поклялся в верности в обмен на равное распределение всей добычи, — пожаловался он.

— Вы также поклялись мне повиноваться во всем. Своей постыдной медлительностью вы меня подвели.

— Договор есть договор.

— Верно, — признал Казар.

— Я, Дурум, требую, чтобы ты позволил мне стать справа от тебя.

— Раз ты настаиваешь, я позволю тебе занять место справа, но только если все остальные, кто стоит там, согласятся поделиться с тобой будущей добычей и военной славой, которых ты еще не заслужил.

— Разве они ослушаются твоего приказа?

— Это было бы нарушением священной клятвы.

Дурум прищурился.

— Тогда я испытаю их решимость, — и сказав это, направился к правому крылу на глазах у всей армии.

Ни слова, ни звука. Дерзко сложив руки на груди, Дурум посмотрел на Казархана, который бесстрастно следил за ним.

— Ты смелый человек, — сказал Казар.

— Я монгол и не боюсь ничего.

— А я боюсь монгола, который ничего не боится.

— Монгол, который ничего не боится, станет верным орудием твоей власти.

— Монгол, который ничего не боится, не боится и своего хана.

— Я боюсь тебя.

— Ты сказал, что не боишься ничего.

— Ничего, кроме тебя, о Хан, — Дурум занервничал.

— Сначала ты говорил по-другому. Чему же я должен верить? Тому, что ты сказал до того, как у тебя на лбу выступил пот, или тому, что ты говоришь теперь, когда смелость покинула тебя, как дерьмо овцу?

— Я дал клятву служить тебе, Казархан.

— Которую и нарушил.

Отвернувшись от Дурума, Казар поднял руку.

— Казните неверного!

На это не потребовалось много времени. Сверкнула сабля, и монгол, чье имя не сохранит история, упал в лужу собственной крови.

Казар обвел взглядом левое крыло.

— Есть другие, кто не боится хана?

Ни руки не поднялось, ни голоса не прозвучало. Монголы опустили головы. Некоторые вздрогнули.

— Далее, я, как не имеющий наследника, хочу видеть человека, который считает себя способным занять мое место в случае, если я паду в битве.

Оба фланга оживились.

— Итак, есть ли среди вас монгол, считающий себя равным мне?

Веселое журчание перешло в глухой рокот.

— Нет?

Все молчали.

— Неужели никто из вас не хочет носить мои доспехи и саблю самого хана Чингиса?

Наконец, после долгих подталкиваний, приглушенных споров и заминок, вперед вышел высокий монгол. На нем был простой черный дель, перепоясанный алым кушаком.

— Как зовут тебя, будущий хан? — спросил Казархан.

— Герел. Из рода ойратов.

— Так ты думаешь, что сможешь занять мое место?

— Если ты падешь в бою, я буду готов сделать это.

— И ты сядешь на моего Чино, когда я упаду с него?

Герел уважительно склонил голову.

— Если ты прикажешь.

— Ты готов сесть на моего коня после моей смерти. Откуда же мне знать, что ты не воткнешь кинжал в мою незащищенную спину, желая ускорить это событие?

Герел напрягся. Открыл рот. Голос его дрогнул.

— Я не желаю ничего, кроме того, что у меня есть.

— Ты поведешь Новую Золотую Орду на поиски добычи и женщин, а говоришь, будто ничего не желаешь?

— У меня нет других желаний, кроме желания верно служить тебе.

— Откуда же мне знать, что я могу доверять тебе в бою? — загремел Казархан. — Откуда мне знать, что когда ты обзаведешься своей юртой, то не станешь собирать верных тебе и злоумышлять против меня?

— До этого часа я был простым пастухом. Теперь я конный монгол, как мои великие предки. И все благодаря тебе. За этот дар я готов положить саму жизнь.

— Твои слова звенят, как серебро. Говори, убеждай меня, чтобы я не опасался за свою жизнь.

Герел посмотрел налево, затем направо, но встретил лишь посуровевшие лица и холодные взгляды.

— Убей меня, если не веришь! — взорвался он.

— Я не сказал, что не верю тебе, Герел. Только я не знаю, как поступить, — спокойно ответил Казархан.

— Ты спрашивал, кто из нас готов стать твоим преемником. Я один вышел вперед. Отвергни меня, если хочешь, В этом нет позора.

— А если я попрошу тебя перерезать горло, ты это сделаешь?

— Два дня, что я ехал с тобой, моя кровь пела. Если ты ставишь меня перед выбором умереть мгновенно или вернуться к тягостному пастушеству, то я приму смерть, потому что эти дни я прожил так, как хотел.

— Хорошо сказано, — кивнул Казархан.

Лицо Герела прояснилось.

А у ног его упал серебряный кинжал хана.

— Перережь себе горло, и я буду знать, что до конца своей жизни ты остался верен мне.

С лицом, влажным от пота, Герел нагнулся, поднял кинжал и прижал к горлу. Потом бросил последний взгляд на темнеющее монгольское небо и закрыл глаза.

Острие лезвия коснулось кожи. Он нажал сильнее и провел линию, тут же покрасневшую. Из глаз выкатились горькие слезы. Еще одно движение и…

Герел вскрикнул и выронил кинжал в пыль. Кровь лилась по шее на грудь, а монгол прыгал, словно ужаленный скорпионом.

— Что это? — кричал он.

— У тебя стрела в руке! — крикнул кто-то.

И действительно, из предплечья торчала стрела с красным оперением, а рукав потемнел от крови.

Герел не знал, что делать. И только оглянувшись на Казархана, увидел в опущенной руке того большой лук.

— Я верю тебе, Герел. Ты станешь ханом, если я паду в битве. До того ты будешь ехать позади меня, защищая со спины.

Несмотря на жгучую боль в руке, Герел опустился на колени перед своим ханом и покорно склонил голову. Так он и стоял, пока сам Казархан не приблизился к нему и одним резким движением не вырвал стрелу из повисшей руки. Герел вскрикнул от боли.

— Пусть этот шрам напоминает тебе о цене измены.

Решив этот вопрос, Казархан вернулся на свой холмик и принялся раздавать команды. Те, у кого кони оказались помельче, были назначены в легкую кавалерию. Те, у кого обнаружились луки и умение ими пользоваться, стали лучниками.

Остальные, вооруженные «Калашниковыми» и другим огнестрельным оружием, удостоились звания пехоты. Кому-то предстояло орудовать пиками, а совсем немногие, объединенные в багатур, должны были со временем составить элитную гвардию хана.

Когда все было организовано, Казар оглядел свое воинство.

— Вы заставили мое сердце биться от гордости. Теперь, когда вы организованы, можете поесть. После этого займемся обучением. А когда ваша подготовка меня удовлетворит, мы осадим город, лежащий в трех ли к югу от нашего лагеря, и возьмем его.

Слова его вызвали одобрительный гул.

А Казархан повернулся на каблуках и направился к своей юрте, намереваясь наполнить желудок и насытить наложницу. С рассветом она займет свое место десятника, после чего дни и ночи любви будут сочтены.

Глава 24. ПАЙЮНОПО, ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ

Услышав о том, что в холмах неподалеку от Пайюнопо замечены костры, военный комиссар спросил:

— Сколько их?

— Шестьсот костров, — ответили ему.

Комиссар прикурил сигарету от окурка другой.

— Шестьсот костров. Кочевников столько не бывает.

— Раньше о таком не слышали, — сказал адъютант.

— Значит, воинское соединение.

— Народно-освободительная армия считает эту область буферной зоной.

— Я знаю.

— Существа, о которых говорят, что они с Марса, не отваживаются появляться к югу от стены. Так сказано в договоре.

— Договоры для того и существуют, чтобы их нарушать, — резко заметил военный комиссар.

Адъютант промолчал. Комиссар посмотрел на желтый телефон прямой связи с Временным Народным Правительством в Гонконге, далеком от Новой Стены и ее непостижимых тайн.

— Если это марсиане, то мы бессильны. Если кочевники, то, скорее всего, беженцы.

— Голодные беженцы. Ищут пищи.

— Я не могу позволить беженцам явиться сюда. Население увеличится, а нам и сейчас не хватает продовольствия, — комиссар выпустил облако голубоватого дыма.

— Пошлите роту солдат. Кочевников надо отогнать. Скажите, что ни при каких обстоятельствах им не разрешается входить в Пайюнопо. Если они голодны, отдайте им прошлогоднюю капусту. Ту, что испортилась. Может быть, расстроенные желудки удержат их от продвижения на юг.

— А если они откажутся?

— Никаких арестов. Отступите. А я подумаю, как лучше их утихомирить.

— Есть, товарищ комиссар, — сказал адъютант и вышел, оставив своего начальника в одиночестве вспоминать о днях стабильности до марсианского нашествия и сожалеть о том, что республика заставляет таких людей, как он, сидеть на важных должностях, не подкрепленных никакой реальной силой.

Но вместе с тем присутствовал во всем происходящем и положительный момент. Теперь, когда Пекин отошел в зону чужаков, а руководство переместилось далеко на юг, человек, подобный ему, может стать настоящим властелином своей судьбы…

Глава 25. К СЕВЕРУ ОТ ПАЙЮНОПО, ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ

Капитан Фунг Ю вел разведывательную группу к лагерю кочевников, расположившихся в холмистой местности неподалеку от Пайюнопо.

Под командой у него было двадцать бойцов, вооруженных китайскими АК-47 и пистолетами Макарова. Они шли, сияв оружие с предохранителей; защитного цвета форма героической НОА делала их почти неотличимыми от серовато-зеленого пейзажа. Приказ гласил: припугнуть этот сброд, явившийся с территории прежнего русского протектората.

Никаких проблем не ожидалось, а потому тонкий свист стрелы, пронесшейся высоко над головами солдат, оказался для всех сюрпризом.

Стрела пролетела высоко, и свист ее столь сильно отличался от звука обычной стрелы, что все удивленно подняли головы. Куда попала стрела, никто разобрать не смог, но, по крайней мере, ни один из солдат не пострадал.

— В давние времена свистящая стрела означала у монголов сигнал к атаке, — пробормотал сержант.

— Они знают, что мы идем, — сказал капитан Фунг. — Ну и что из этого? О наших передвижениях нетрудно догадаться по шуму двигателей.

— Когда-то монголы были очень воинственным народом.

— Теперь они пьют перебродившее молоко. Какая тут может быть воинственность?

Солдаты обогнули холм и сразу же заметили огни костров. Дым так пропитался запахом лошадиного помета, что у китайцев защипало в глазах. Вскоре водитель первой машины пожаловался, что даже прыгающий свет фар не помогает найти дорогу.

— Не останавливайся, — приказал капитан Фунг. — Я буду подсказывать.

Водителю оставалось только подчиниться.

Первое ощущение того, что не все идет гладко, пришло к капитану, когда где-то совсем неподалеку прозвучал отчетливый треск, будто сломалось сухое дерево.

— Что это было? — спросил капитан.

Шофер не ответил, только как-то странно захрипел. Руки его соскользнули с баранки, и, хотя капитан Фунг попытался выправить положение, джип съехал в канаву.

Впрочем, им-то как раз и повезло, потому что следующие сзади машины начали вдруг сталкиваться друг с другом, теряя управление.

Вокруг пели стрелы!

В тусклом мерцании приборной панели капитан Фунг увидел, что из груди водителя торчит одна из них. Бедняга еще пытался что-то сказать, но глаза его закатились и на капитана смотрели лишь налитые кровью белки.

От души выругавшись, Фунг выполз из джипа и прижался к земле. Несколько минут слышался лишь визг тормозов и надрывное завывание моторов.

— Кто здесь? — негромко позвал Фунг.

Никто не ответил.

— Ответьте! Кто живой?

— Я, — простонал кто-то поблизости.

— Кто ты?

Что-то мягко чавкнуло, и голос затих.

— Эй! Отвечай!

В ответ Фунг услышал только предсмертный вздох. Капитан вздрогнул, начиная с ужасом понимать, что только ему удалось выжить после этого предательского нападения.

Вскоре появились и монголы. Словно пантеры, созданные из ночных теней, они подбирались к нему со всех сторон. Капитан Фунг вытащил из кобуры пистолет и приготовился подороже продать свою жизнь, понимая, что смерти не миновать.

Из тьмы позади него вылетело что-то. Пеньковая петля обвила руку и дернула ее, заставляя капитана обернуться. Пистолет упал на землю, а на Фунга уставились дула двух АК-47 с примкнутыми штыками.

— Сдавайся, китаец, — прошипел чей-то голос.

— Сдаюсь.

— Ха! Ты говоришь по-нашему. Умный китаец.

Его поставили на ноги, связали руки за спиной и повели к холмам.

Капитан шел, не совсем понимая, что происходит. Конечно, эти люди были монголами, но одежда некоторых наводила на мысль о каком-то историческом маскараде. Бейцзинь всячески пытался вытравить из памяти монголов воспоминания о величии их далеких предков. Этим же занималась и Советская Россия, когда контролировала Внешнюю Монголию. Если бы не современное оружие, этих людей вполне можно было принять за гостей из тринадцатого века.

— Вы не можете взять в плен капитана НОА, — мрачно заметил Фунг, терзаемый одновременно гневом и унижением.

— Ты предпочитаешь умереть? — рявкнул какой-то монгол. — Мы готовы убить тебя.

Фунг кое-как проглотил гнев, но не унижение.

— Я предпочитаю остаться живым.

— Тогда молчи.

Капитан замолчал, понимая, что ничего другого ему не остается.

Его подвели к юрте, возле которой горделиво высился штандарт с ненавистными бычьими хвостами. Узнав диковинку, изображения которой встречались ему в исторических книгах, Фунг выругался по-китайски.

— Что за средневековое безумие? — пробормотал он, за что получил удар сзади и оказался на земле.

Один из монголов, откинув полог палатки, крикнул:

— У нас пленник, Казархан!

— Подождите, пока я закончу с наложницей, — донесся изнутри нетерпеливый голос.

Затем прозвенел шлепок и веселый смех Казархана.

— Ударь меня еще раз, злобная кошка, и получишь вдвойне, — проворчал он скорее с удовольствием, чем со злостью.

Как бы в подтверждение его слов из палатки долетел звук еще одной пощечины.

— Отошли их, и я разделаюсь с тобой! — крикнула женщина.

— Нет, сначала я задам тебе.

Третья пощечина.

— Как я рад, что не взял тебя в жены. Если бы жена хана проявляла такое неуважение, я приказал бы отрубить ей голову.

— И зачем бы я была тебе нужна без губ и глаз?

— У тебя есть другие достоинства.

— Если у меня не будет головы, не будет и желания.

— Верно сказано, — и Казархан, повысив голос, крикнул: — Допросите пленного. Узнайте все об обороне города. Выясните, есть ли слабые места.

— А потом?

— Убейте его.

— Вы не можете так поступить! — запротестовал Фунг. — Кем вы вообще себя считаете?

— Золотой Ордой Казархана, — ответил монгол со свирепым лицом и, схватив капитана за волосы, потащил к костру.

Капитана Фунга посадили у самого огня, пока жар не изгнал изо рта пленника всю влагу, а из горящего мозга остатки способности к сопротивлению.

Когда Фунг выдал все военные секреты за несколько капель холодной воды на лицо и язык, сзади к нему подкрался монгол, прижал к горлу изогнутое лезвие сабли и резко дернул к себе.

Голова Фунга с еще живым мозгом скатилась в костер и зашипела, как кусок свежей баранины.

Глава 26. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

— Я просматривал исторические дайджесты, — сказал Комо Дат.

— Вас это заинтересовало? — спросил Телиан Пиар.

— Очень. Оказывается, монголы были весьма изобретательны и изощренно жестоки. Все земные ученые сходятся во мнении, что они первыми применили биологическое оружие, разумеется, на своем примитивном уровне. Но зато в каких масштабах!

Телиан Пиар не шелохнулся. Оба марсианина находились в весьма скудно обставленном кабинете Комо Дата.

— Этого я не знал, — пробормотал паек.

— Они катапультировали зараженные чумой трупы через стены осажденных городов и ждали, пока мухи сделают за них работу. Когда население заболевало и начинало сокращаться, эти хитрецы приканчивали оставшихся в живых и забирали то, что им требовалось.

— Насколько я понимаю, именно монголы занесли в западную часть полушария болезнь, которую в дальнейшем стали называть «Черной Смертью». Таким образом они изменили ход земной истории.

— Да. Погибли многие миллионы. Население городов Европы уменьшилось в десять раз. Прошло несколько земных веков, прежде чем оно восстановилось. Но военной победы монголы так и не добились; они сами пострадали от чумы, а потом их империя попросту рухнула из-за внутренних противоречий.

— Неудивительно, что их называли Бичом Божьим.

— Посмотрим, что им удастся сделать против современных земных армий, соответственно вооруженных, — проскрежетал Комо Дат.

— Подозреваю, что их ждет успех, — сказал Телиан Пиар.

— Пока об этом рано говорить, — заметил Комо Дат, возвращаясь к работе.

— Учитывая, как их вождь разделался с посланными против него гнардами, ваш скептицизм меня удивляет, — прошептал паек, устремляясь к выходу, словно бледно-лиловый призрак.

Комо Дат метнул в спину уходящего Телиана Пиара злобный взгляд, а когда дверь с шипением закрылась, достал из ящика церемониальный кинжал и бросил его в металлическую панель.

Глава 27. ПАЙЮНОПО, ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ

Адъютант разбудил военного комиссара Пайюнопо сразу после полуночи.

— В чем дело? — сонно спросил комиссар, нашарив в темноте трубку телефона.

— Горит северная часть города.

Слова звучали глухо, но на стене напротив окна комиссар увидел красноватые отблески. Повернувшись, он отбросил полотняные занавески. Северный край неба был освещен скачущими языками пламени.

— Какие меры приняты?

— Послана пожарная команда, но… все они уничтожены… до последнего человека.

— Уничтожены? Кем?

— Монголами.

По спине военного комиссара поползли мурашки.

— Монголы… Чего они хотят?

— Они пришли из-за холмов и, предупредив жильцов, подожгли несколько домов. Убили всех попавших под руку китайцев, пощадили только своих.

— Это же безумие! Зачем поджигать дома?

— Это даже хуже, чем просто безумие, — позволил дать случившемуся свою оценку адъютант. — Но цели их неизвестны.

Комиссар отбросил одеяло.

— А разведывательная группа возвратилась? Что у них?

— Нет. На связь не выходят.

— Может быть, они спровоцировали этих дикарей?

— Вряд ли. Монголы настроены вообще миролюбиво.

Комиссар сел и включил лампу.

— Я пошлю специальное подразделение. Пусть займутся этими сумасшедшими, — заявил он, теперь уже окончательно проснувшись.

Через тридцать минут ветхий Т-55, единственный танк, оставленный гонконгским правительством для укрепления обороны Пайюнопо, лязгая гусеницами и ворча, медленно полз по улице Тысячи Цветов к пепелищу, в которое превратился северный квартал города.

За те полчаса, что прошли после телефонного звонка, известившего военного комиссара о пожаре, огонь нашел себе новые жертвы. Пайюнопо был скромным поселением, состоявшим из деревянных жилых домов, однообразных административных строений из бетона и даже нескольких войлочных юрт, геры — так называли их обитавшие там монголы. Офисов насчитывалось не больше десятка, а магазины даже по китайским стандартам не отличались роскошью.

Теперь все это пожиралось пламенем, и, выглядывая из окна своего «лендровера», комиссар видел, как то здесь, то там занимаются новые пожары. В дыму и огне мелькали всадники, разбрасывающие горящие головни.

Клубы серо-черного дыма затягивали небо, а по охваченным огнем улицам проносились люди, ищущие спасения от этого ужаса.

— Кто эти… на конях? — негромко спросил комиссар.

Ответ буквально упал с задымленного неба.

Горящая стрела с красным оперением вонзилась в стену деревянного дома. Через несколько секунд дерево почернело и вспыхнуло, весело потрескивая.

— Монголы… стреляют подожженными стрелами, — пробормотал адъютант.

— Стрелы против броневой мощи НОА? Вперед! — приказал комиссар.

Т-55, недовольно урча, двинулся дальше. За ним медленно катились три грузовика, набитые солдатами НОА и добровольцами из гражданских, набранных для пополнения поредевших сил армии.

Они тянулись по полыхающим улицам, удивляясь тому, как быстро распространяется пожар, и не обращая внимания на кучки несчастных, спасающих свои жалкие пожитки. В некоторых местах на тротуарах лежали обезглавленные китайцы, владельцы мелких лавок. Их темнеющая кровь пузырилась в мрачном свете невероятного фейерверка.

Военный комиссар никогда не верил в Бога, но сейчас он стал понимать смысл выражения «Гнев Господень». Свернув за угол, они стали свидетелями еще более удивительного зрелища.

Всадник-монгол на укрытом доспехами жеребце руководил операцией разрушения. Пешие монголы зажигали стрелы от полыхающих стен домов, затем накладывали на луки и стреляли куда попало.

Там, куда падали эти стрелы, вскоре вспыхивали новые пожары. Все это казалось какой-то безумной забавой дикарей, но монголы, похоже, находили в разрушении своеобразную радость, то и дело разражаясь безудержным хохотом.

— Прекратить бесчинства! — закричал военный комиссар, но монголы не обратили на него никакого внимания.

— Я — Ли Сянтун, военный комиссар города. Требую объяснений. Вы пьяны?

Едва прокричав все это, Ли Сянтун откинулся на сиденье, поняв вдруг, как глупо звучат его требования в этом сюрреалистическом кошмаре. Обернувшись к первому грузовику, он приказал:

— Построиться в стрелковую цепь!

Солдаты НОА соскочили с машин и образовали широкую линию. Ли Сянтун обратился к ним:

— Приказываю наступать и стрелять без команды. Эти безумцы одержимы жаждой разрушения. Уничтожайте их, как бешеных собак.

Шеренга несколько неуверенно, но довольно грозно двинулась вперед с автоматами наперевес. Топот десятков сапог заглушил все другие звуки этого безумного буйства. Все вокруг горело. От жары лица солдат превратились в расплавленный воск.

В глазах бойцов отражались не только отблески пожарищ. Присмотревшись, в них можно было заметить страх. Обученные сражаться с иноземными армиями и местными бандитами, они не знали, как вести бой против поджигателей и конных монголов. Кроме того, китайцы, умеющие читать, прекрасно знали о том, какой ужас наводили на их далеких предков дикие и необузданные орды ханов.

Не успели прозвучать выстрелы, как монгол в сине-голубых доспехах повернулся к наступающим. Под средневековым шлемом блеснули желтые глаза. Но самое страшное — белый, очерченный красным, череп на фоне бледной луны.

Увидев приближающуюся цепь, он поднял кривую саблю и что-то закричал по-монгольски. Военный комиссар напрягся. Итак, бой…

Однако монгол заставил своего белого жеребца развернуться, показав его мощный круп, и скрылся в клубах черного дыма. Его товарищи последовали за ним.

Ли Сянтун взмахнул рукой.

— Огонь! Огонь!

Шеренга опустилась на колено, грохот автоматов заглушил цокот копыт. Несколько отставших монголов упали, и только один успел выпустить в ответ стрелу. Она вонзилась в ногу какого-то солдата, исторгнув крик боли.

Разбойники рассеялись.

— Вперед! Вперед! Мы побеждаем!

Шеренга устремилась в погоню, сопровождаемая рыкающим Т-55, который в эту минуту походил на странного горбатого жука.

Военный комиссар самодовольно усмехнулся. Раньше ему не приходилось руководить боевыми операциями. Пайюнопо был мирным городком. Это нападение и успешная оборона будут, конечно, означать некоторую прибавку в жаловании от окопавшихся в далеком Гонконге серых мандаринов. А возможно, и перевод в более гостеприимное местечко.

Более удачного поворота событий трудно было ожидать, размышлял Ли Сянтун. Плохо только, что приходится двигаться в этом черном дыму, от которого першит в горле и режет в глазах. Но и дым не мешал разглядеть картину разрушений: горящие дома, от некоторых из них остались почерневшие остовы, трупы местных жителей…

— Какие идиоты! — крикнул комиссар. — Додумались же напасть на нас! За это они все умрут!

Но уже в следующее мгновение, поперхнувшись дымом, он напряженно вглядывался в черную с прожилками пламени завесу.

— Где они? Куда подевались?

Один из солдат поскользнулся на чем-то и выругался.

— Сюда! — закричал он. — Сюда! Я поскользнулся на лошадиной лепешке.

Все пригнулись, разглядывая следы конских лепешек и спасаясь от едкого дыма, стелившегося поверху. Еще теплые кучки помета вели на боковую улицу, и Ли Сянтун радостно воскликнул:

— Все направо! Они пошли по улице Йонг.

Танк выдвинулся вперед, и пехота прижалась к нему, ища защиты под бронированными боками. Шли медленно, кашляя, чихая, спотыкаясь…

Военный комиссар снова занял свое место в «лендровере», где дышалось легче. Ветер понемногу рассеивал дым.

— Вижу впереди лошадей! — доложил кто-то.

— Свет!

Фары автомобиля и прожекторы танка ударили в полумрак, и почти сразу же лучи света наткнулись на кучку нервно топчущихся невдалеке животных.

— Вот они! — Ли Сянтун привстал с сиденья.

И зачем только он это сделал? Солдаты и так прекрасно видели лошадей с почему-то пустыми седлами.

Зато что-то ударило комиссара в руку. Сначала он не почувствовал боли. Затем опустил голову и увидел торчащую из предплечья стрелу с красным оперением. Глаза комиссара расширились от испуга.

И тут же, словно сам Ли Сянтун превратился в подушечку для булавок, стрелы стали вонзаться в его ноги, руки, грудь…

Комиссар был еще жив, когда упал на сидение. Жив, но прекрасно сознавал, что умирает. Руки онемели и горели. Голова упала на плечо, и комиссар увидел утыканного стрелами адъютанта, сползающего с водительского места. Слабеющее сознание комиссара еще успело отметить стук автоматных очередей и глухие чавкающие звуки, с которыми монгольские стрелы входили в тела его солдат, будто те были соломенными чучелами.

В последний миг перед смертью Ли Сянтуна озарило. Слишком поздно, но он все же вспомнил, что предки нынешних монголов были хитры и коварны, а любимым их приемом являлось ложное отступление с целью заманить ничего не подозревающего противника в засаду…

Глава 28. ПАЙЮНОПО, ВНУТРЕННЯЯ МОНГОЛИЯ

На крыше дома, оставленного нетронутым именно для устройства засады, Казархан отложил в сторону свой лук из бараньего рога и поднялся.

За его спиной пылал северный квартал, в небо взлетели столбы искр, разносивших пожары на другие кварталы. Но Казар не желал ждать. Впереди еще немало кампаний. Глубоко вздохнув, он закричал, перекрывая гул пожара:

— Ариунболд! Веди своих лучников к южному кварталу и поджигай все, что попадется. Китайцев не щади. Очинбал, ты идешь на запад.

— Зачем сжигать, если можно взять добычу? — спросил Очинбал.

— Добычу возьмем в китайских городах.

— Если так, то зачем сжигать монгольские?

— Это ты узнаешь, когда город превратится в груду пепла! — зарычал Казар, утирая пот со лба.

Вся операция заняла совсем немного времени. Ариунболд отправился на юг по главной улице Тысячи Цветов, распугивая встречных китайцев и монголов. Иногда кто-то из всадников пускал горящую стрелу, но в целом дисциплина поддерживалась: стрелы требовались для иных целей.

Казар, снова оседлав Чино, неторопливо ехал по главной улице, посматривая направо и налево. Пожар распространялся быстро, желто-красные жадные языки сначала облизывали очередной дом, аппетит их разгорался, и вот уже несчастное строение поглощалось ненасытным чудовищем.

Кое-где вспыхивали очаги сопротивления. Их подавляли безжалостно, расстреливая людей из автоматов и осыпая стрелами. Вскоре сломленный жестокими разрушениями, обрушившимися на него, городок Пайюнопо утратил волю к борьбе.

— Верно сказал Чингис, — пробормотал себе под нос Казар. — Сопротивление рассыпается под копытами безжалостности.

Слева от него ехал Байяр. Справа Утренняя Лань.

— Зачем все сжигать? — спросил Байяр.

— У него страсть к огню, — сказала Утренняя Лань.

— У меня страсть не к огню, — ответил Казар, — хотя она тоже горит.

— Ты просто ненасытен, — в голосе Утренней Лани звучало не столько недовольство, сколько восхищение.

— Быть ненасытным значит жить, — заметил Байяр, провожая взглядом прячущихся от них женщин.

— Если увидишь подходящую, схвати ее за ухо, — посоветовал Казар. — Так монголы обращаются с пленницами.

— Я завоеватель. Зачем мне брать первую попавшуюся толстушку?

— Потому что восхода солнца ты можешь и не увидеть, — ответил Казар, глядя на Утреннюю Лань.

Пайюнопо горел всю ночь. Когда первые утренние лучи коснулись города, он был уже не красным, а черным и серым. В воздухе стоял едкий запах гари.

Казархан собрал своих всадников на равнине к югу от развалин. Жители, согнанные сюда же, стояли перед ним.

— Я сжег ваш город, — обратился к ним Казар, — потому что китайцы отравили его. Я не мог вырвать сорняки за одну ночь, а потому решил очистить это место огнем. Теперь все китайцы мертвы, а вы остались в живых. Я не знаю вас ни в лицо, ни по имени и мог бы убить, как и остальных.

Казар помолчал, чтобы сказанное лучше усвоилось его слушателями.

— Но я воздержался от того, чтобы предать вас всех мечу, и сейчас жду благодарности.

Никто не выразил ни слова благодарности. Многие плакали. Другие молчали, сдерживая слезы и едва скрывая ужас, столь внезапно ставший их гостем. Казархан продолжил свою речь.

— В обмен за вашу невысказанную благодарность я предлагаю мужчинам этого мертвого города идти со мной в Китай, где нас ждет богатая добыча. Возможно, там вы сумеете найти новые и лучшие места для поселения.

Мужчины подняли головы, в их глазах мелькнул интерес. Женщины продолжали плакать, успокаивая дрожащих детей.

— Слишком долго жили монголы в этих мерзких грешных городах, слишком долго вдыхали испорченный воздух, слишком долго оставались проклятым народом Китая. Я предлагаю любому, кто присоединится сейчас к Золотой Орде, выбор места для жительства в Китае, но лишь после того, как город ляжет, сломленный и покорный, у наших ног. Становитесь псами войны, и у вас будет жирная пища, айраг и все прелести китайских наложниц.

Красные от недосыпания глаза оживились. Мужчины стали перешептываться.

— Вы будете жить так, как жили когда-то сыновья Чингиса. Будете дышать открытым воздухом, ездить на вольных конях и веселиться, скинув с плеч бремя житейских тягот. А если вы захотите обосноваться в китайских городах, когда устанете от грабежей и удовольствий, то я попрошу вас только поклясться в верности новой империи, которую мы создадим все вместе.

Интерес нарастал. Жены набросились на мужей, пиная ногами и хлеща их по физиономиям. Однако эффект оказался обратным: первые добровольцы шагнули вперед.

— Я вступаю в Новую Золотую Орду.

— И я.

— Все мужчины, умеющие держаться в седле и сражаться, приглашаются мной в поход на юг, чтобы распространить добродетели монголов: искусство верховой езды и свободу, — объявил Казар.

— А что с женщинами? — крикнул кто-то из толпы.

— Они должны остаться, потому что женщины не могут сражаться.

Нога Утренней Лани угрожающе поднялась, но Казар поймал ее и дернул. Женщина упала с лошади и, громко проклиная предков нового хана, снова забралась в седло.

— Женщины пусть займутся восстановлением города, если вдруг кому-то из монголов захочется вернуться на это проклятое место после завершения службы в Золотой Орде, — добавил Казар, ничуть не смутясь временным раздором в его собственных рядах.

Задавший вопрос мужчина взглянул на свою краснощекую супругу и поцеловал ее. Потом побежал к первым рекрутам.

После этого добровольцы пошли волнами. У некоторых имелись при себе ружья, у других — ничего. Вели и коней, переживших пожар. Казар подъехал поближе, пристально вглядываясь в лица новобранцев. Он искал китайских шпионов, но не нашел ни одного. Потом хан приблизился к лысому монголу и спросил:

— Эй ты! Как тебя зовут?

— Оджи.

Казар усмехнулся.

— Я слыхал имена и получше.

— Меня оно устраивает, потому что моя мать не знала точно, кто мой отец.

— Значит «гость»?

— Точно.

— Ты знаешь этих людей?

— Да.

— Тогда ты знаешь их мысли, их силу и их слабости.

— Это так.

— Я назначаю тебя сотником. Они — твоя сотня. Отвечаешь только передо мной.

Оджи повел плечами.

— Но на мне лохмотья. И лицо мое перепачкано сажей.

— У тебя будет роскошный наряд и китайские женщины умоют твое лицо, чтобы дышать одним с тобой воздухом, — ответил Казархан.

Карие глаза нового командира блеснули.

— Я горд тем, что буду сотником у тебя.

— Смотри, чтобы гордость не помешала верности, — ответил Казархан, возвращаясь на прежнее место. — Отправляемся сейчас же. Идем к городу Шэньму, который тоже необходимо очистить от китайской заразы.

— Разве Шэньму не находится за Великой Стеной? — недоуменно замигал Байяр.

— Великая Стена, построенная, чтобы защитить китайцев, укроет орду от глаз ничего не подозревающих жителей, — сказал Казар.

— Но как мы преодолеем ее?

— Мы монголы! — воскликнул Казар, поднимая саблю. — Мы неудержимы! Ай-я, псы войны! В строй! Вперед!

И Золотая Орда, словно тяжелое разболтанное колесо, начала медленно поворачиваться, втягивая в себя все новых и новых воинов с их лошадьми. Необученная сотня поначалу замешкалась, но вскоре организовалась и пустилась вдогонку за основными силами.

Во главе орды скакал Казархан, гордый, строгий, внимательно всматривающийся в южный горизонт. Справа от него ехал Ариунболд с тяжелым штандартом Чингисхана. Слева в высоком седле покачивалась Утренняя Лань. Чуть позади — Байяр и будущий хан Герел.

— Я знаю, почему ты сжег Пайюнопо, — сказала Утренняя Лань.

— Ты умная женщина.

— Мужчину, у которого нет дома, ничто не держит. Мужчины, которых ничто не держит, тянутся к свободе.

— Мужчины, у которых грубые жены, превыше всего ценят свободу, — заметил Казар.

— Я никогда не стану твоей женой, — прошипела Утренняя Лань.

— Тогда, возможно, я никогда от тебя не устану, — усмехнулся Казар.

Глава 29. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Сообщения разведки Комо Дат принимал в своем кабинете.

Сообщения шли волнами. Так продолжалось пять дней, и каждое новое донесение было ошеломительнее предыдущего.

— Еще один город сожжен до основания, — подобострастным тоном докладывал слуга.

— Примерная численность Золотой Орды? — спросил Комо Дат.

— Около шести тысяч.

— Значительная сила…

— Они проводят подготовку прямо на марше.

— Да, да, это мы уже знаем.

— Города, расположенные к югу, эвакуируют население. Но все равно уничтожаются.

— Этот Казархан хитер. Если оставить город целым, его можно опять заселить, а жители станут объединяться, чтобы отомстить. Беженцев легче преследовать или вербовать. Мужчин-монголов можно силой заставить присоединиться к походу в южный Китай.

— Его нельзя остановить.

— Он — наш инструмент, не более того. Как только Казар выполнит задачу, вся его орда вместе с ним будет истреблена или подчинена нашей воле.

Комо Дат выглянул в окно. Небо снова затянуто дымкой. Дым с юга относит на север. Он, конечно, не проникнет под купола марсианских колоний, но видеть его здесь… в этом есть что-то зловещее.

— Докладывайте мне ежечасно, — приказал Комо Дат.

— Слушаюсь, — гнард незаметно ретировался.

Глава 30. ГОНКОНГ

В Большом Зале премьер госсовета Китайской Народной Республики собрал недавно преобразованное правительство в изгнании. За окнами шумел, визжал и завывал Гонконг.

— Мы потеряли Автономный Район, — сказал премьер. — Столица Сайншанд пала перед новыми кочевниками с севера.

— По крайней мере его не захватили марсиане, — примирительно заметил министр обороны.

— Что говорит разведка? — спросил премьер.

Министр разведки замялся. На его словно вылепленном из воска лице отразилось смущение. Сонные глазки хитро поблескивали. Как и большинство этих одетых в серые мундиры мужчин в огромной серой комнате, он говорил медленно, будто слова увязали в голубоватом табачном дыму.

— По нашим данным, монголы, испытывая давление со стороны марсиан и под угрозой потери половины Внешней Монголии, направились на юг в поисках новых пастбищ.

— Для бездомных кочевников они слишком хорошо организованы.

— Как и полагается быть конникам, — нехотя признал министр разведки.

— Тогда почему они все сжигают?

— Это монголы с их варварскими повадками. Сжигают по той же причине, по которой тигр набрасывается на антилопу. Такова их природа.

Премьеру такое объяснение показалось разумным.

— Это серьезно… я говорю о потере Автономного Района, — обеспокоенно заметил министр обороны.

Премьер отмахнулся от его озабоченности, как от облачка сигаретного дыма.

— Это был буфер, отделявший нас от русской Монголии. Русской Монголии больше нет. Следовательно, он и неважен.

— Но он оставался буфером против марсиан.

— Новая Стена выполняет эту роль гораздо лучше, — отрезал премьер.

— Монголы скоро будут у наших дверей, — предупредил министр разведки.

— Не посмеют. Кавалерия против танков! Луки и карабины против АК и гаубиц! Кроме того, Великая Стена еще стоит. Они не смогут одолеть ее, если только у их коней не вырастут крылья.

По залу разнесся негромкий вежливый смех.

— Я рекомендую начать подготовку оборонительных рубежей вокруг северных городов Ичуань и Юйлинь. В качестве меры предосторожности, — предложил министр обороны. — Путь к ним открыт, так как в этих местах Великая Стена разрушена.

— Разумно. Займитесь этим.

— Монголы свирепы и ненасытны, как саранча, но Великая Стена защитит от их гнева другие города, как это не раз бывало в прошлом, — добавил министр обороны.

— Но даже она в конце концов не уберегла императоров, — напомнил министр разведки.

Некоторое время все молчали.

— У нас есть другие дела? — спросил наконец премьер.

Других дел не оказалось.

— Тогда заседание объявляется закрытым. Мир вокруг нас меняется, но мы сопротивляемся, невзирая на перемены. Мы выдержим испытание временем. И возможно, эти монголы осмелеют настолько, что обратят свои взоры на собственные территории, отобранные у Монголии марсианами. Тем самым мы получим рычаг, с помощью которого сможем потребовать возвращения нашей столицы.

Грусть, написанная на лицах собравшихся за громоздким столом заседаний, яснее любых слов говорила о том, как недостает им всем привычного комфорта далекого Пекина.

Глава 31. ПРОВИНЦИЯ ШАНЬСИ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Золотая Орда Казархана разбила свой лагерь в шестнадцати ли к северу от китайского города Шэньму. Число ее всадников уже превышало количество звезд Серебряной Реки, сияющей в ночном небе. Костры монголов пылали ярче звезд. Сладковатая вонь конского помета и человеческих экскрементов висела в воздухе.

Казархан любил эти запахи. Ими же наслаждался и Чингис, чьи доспехи носил нынешний хан. Глубоко вдохнув едкий дымок, он улыбнулся, чувствуя, как гордость, давно уже неведомая монголам, наполняет его сердце.

— Я хан, — сказал Казар, поворачиваясь к постели, и повторил еще раз с чувством: — Я Казар, первый хан после Хромого Тимура.

— Ты собираешься ложиться, о хан моего канга? — пробормотала Утренняя Лань, приоткрывая сонные глаза.

— Когда-нибудь.

— Я усну, если ты скоро не придешь.

— Тогда спи.

— Ты уже устал от меня?

— Я никогда не устану от тебя, радость моего сердца. Но мой мозг горит, а сердце ищет других радостей.

В спину хана ударила шелковая подушка.

— Если ты прикоснешься к другой женщине, я перережу себе горло и оставлю тебя безутешным.

— Есть и другие наложницы, — небрежно заметил Казар.

— Но не такие, как я.

— Много и таких. Спи или режь себе горло. Решай сама.

— Негодяй! …твою мать!

— Займись ею сама, раз уж ты так похотлива.

Утренняя лань моргнула и открыла глаза.

— Разве твоя мать не умерла?

— Если ты по-настоящему похотлива, то это тебя не остановит, — рассмеялся Казар и выбрался из юрты.

Князя Стрел Байяра он застал за работой, тот проверял наконечники, отравленные бычьим пометом.

— Для человека, желающего найти себе жену, ты слишком прилежно исполняешь свои княжеские обязанности, — сказал Казар.

Байяр даже не поднял головы.

— Теперь, когда я стал Князем Стрел, мне не хочется терять эту высокую должность. Женщины сами потянутся к настоящему князю.

— У них не будет выбора.

— Я получу больше удовольствия, если мне не придется добиваться их ласк.

— Каждому свое, — заметил Казархан. — Что касается меня, то я больше люблю брать от них силой то, что надо.

— А у тебя их не одна?

— У Утренней Лани настроение, что буря в степи. В ней много женщин.

— А я бы предпочел много женщин, чем одну с переменчивым нравом. Их настроение не угадаешь.

— Но зато какие ощущения, — улыбнулся Казар.

— Наверное, наложницы отличаются от тех женщин, с которыми я имел дело, — сказал Байяр, складывая наконечники.

— Пойдем со мной, Байяр.

— Твое слово приказ для меня. А куда мы пойдем?

— Не имеет значения. Важно, что я там буду делать.

Пожав плечами, Байяр отряхнул одежду и догнал своего хана. Они миновали костры, возле которых прямо под звездами похрапывали монголы, как стая перелетных гусей. Казар широко улыбнулся.

— Вот как должен жить наш народ: свободно и открыто.

— Я бы предпочел юрту, — заметил Байяр.

— У тебя еще будут юрты.

— Мне надоело спать, прикрываясь куском войлока, который не защищает ни от летнего дождя, ни от злых вшей.

— Вши тебе не повредят, — сказал Казар и сразу же почувствовал, как зачесалась спина. Пошарив рукой, он обнаружил гнусное насекомое и раздавил его.

— У тебя вши? — поинтересовался Байяр.

— Вши — это судьба кочевого монгола. Они закаляют его кожу и напоминают, что он еще жив. А вот городские простыни вредны, от них кожа становится нежной, и ее может проткнуть даже тупая стрела.

Казар поймал еще одну вошь и поднес к глазам.

— Что-то незнакомое.

Рассмотрев пленницу, Байяр пожал плечами.

— Да, наверное, это китайская вошь.

Казар кивнул и, поднеся насекомое ко рту, раздавил его своими крепкими передними зубами.

— Мы в Улан-Баторе так их не убивали, — с любопытством заметил Байяр.

Казар поднял кулак. Взгляд его стал холодным и решительным.

— Улан-Батора больше нет. Но когда я закончу свои дела, то отберу его у Костяных Голов и восстановлю в полном величии, таким, каким он был давно, когда назывался Урга.

— Да, Храм — это лучшее название для великого монгольского города, чем Красный Герой, — согласился Байяр.

— Названия городов должны меняться только в том случае, если их завоевывают. Когда мы захватим тот город, что лежит за Великой Стеной, я назову его Байяром в твою честь.

— Это очень большая честь.

— Для города — да.

— Для меня тоже.

— Раз ты так считаешь, это приемлемо для твоего хана, но не так уж важно.

Казар и Байяр прошли около трех ли, и теперь даже самые выдвинутые посты стражи лагеря не могли их услышать. Казар остановился, опустил руку в карман и вытащил небольшое серебряное устройство.

— Что это? — Байяр с любопытством оглядел прибор.

— Мне дали его Костяные Головы.

— И ты его не выбросил?

— Я всегда могу это сделать, если он станет ненужным, — сказал Казар, нажимая кнопку.

На устройстве что-то вспыхнуло, красноватый свет упал на чеканные черты лица хана. Из устройства послышался скрипучий голос Комо Дата.

— Говори.

Казар поднес устройство ко рту.

— Костяные Головы не могут приказывать Казархану, когда ему говорить, — прорычал он. — Я сам это решаю.

Из устройства донесся приглушенный хрип.

— Я требую выполнения своего желания, — сказал Казархан.

— Назови его, — проскрипел Комо Дат.

— Моя орда находится в шестнадцати ли к северу от города, который скоро будет называться Байяр, а пока носит имя Шэньму. Его защищает Великая Стена, построенная в старые времена. Я хочу, чтобы вы разрушили стену в удобном для меня месте, чтобы моя орда свободно прошла через нее.

Устройство даже загудело.

— Это невозможно!

— Ты обещал выполнить любое мое желание.

— Только не я. Это паек, Телиан Пиар дал тебе такое обещание.

— Мне все равно, кто это сказал, Костяная Голова или Красный Глаз. Главное, чтобы обещания выполнялись.

— Ты не понимаешь. Мы не можем предпринимать открытых действий. Ты должен рассчитывать только на себя. Мы должны считаться с политическими реалиями.

— Политическими реалиями? — Казар повернулся к Байяру.

— То же, что и конская лепешка.

Казар кивнул.

— Прибереги для себя свои грязные слова. Вы дали мне обещание и должны сдержать его, иначе ничего не получится, а вы потеряете лицо.

— Лицо? — прохрипел Комо Дат.

— Не забывай, у него нет лица, — прошептал Байяр.

— Не имеет значения, — проворчал Казар.

— Мы можем снабдить вас инструментами, которые помогут решить эту проблему, — едва сдерживая гнев, сказал Комо Дат. — Но это все.

— Проси оружие, — ухмыльнулся Байяр.

— Я также требую оружия для обеспечения моей орды, численность которой составляет…

— 6 тысяч 798 человек, — подсказал Байяр.

— Ты знаешь точное число? — удивился Казар.

— Я Князь Стрел. Мне нужно знать такие вещи, — притворно насупился Байяр.

Казар, явно не ожидавший такой прыти, повторил в устройство:

— 6 тысяч 798 человек.

— По тем же причинам мы не можем предоставить вам марсианское вооружение, — ответил Комо Дат.

— Вы отказали мне уже в двух желаниях. Неужели ваши слова так пусты, что даже не отбрасывают тени?

— То, о чем ты просишь, практически невозможно! — резко заявил Комо Дат.

— Я собрал армию и покорил всю Внутреннюю Монголию за несколько недель, а ты говоришь о невозможном? Я Казархан. Я каждый день делаю невозможное.

Довольно долгое время устройство молчало. Байяр взглянул на Казара, тот пожал плечами. Наконец скрипучий голос Комо Дата сообщил:

— Жди следующей передачи. Мне нужно посоветоваться с другими.

— Не заставляй хана всех монголов ждать слишком долго, Костяная Голова, — проворчал Казар.

Прежде чем погаснуть, серебряное устройство донесло до них еще какой-то неразборчивый звук.

— Ты обращаешься с Костяными Головами, как с китайцами, — восхищенно отметил Байяр.

— Даже хуже. Разве они не Костяные Головы?

— Самые настоящие.

— Но они еще больше зауважают нас, когда мы покончим с ними.

С этими словами Казархан опустился на корточки и поднял лицо к небу. Он искал желто-зеленые падающие звезды, но ничто не нарушало покоя Серебряной Реки, известной на западе под именем Млечный Путь.

Глава 32. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Комо Дат обнаружил Телиана Пиара в его комнате, стоящим на коленях перед крохотным кривым деревцем, которое он поначалу ошибочно принял за марсианское инко.

— Что это?

— Земляне называют его бонсай. Моя любимая канальная лилия погибла, и я заинтересовался местной флорой.

— Похоже на наше инко.

— Так же, как монголы похожи на вас, гнардов.

— Мне не нравится такое сравнение, — сдержанно произнес Дат.

— Это только доказывает, что оно правильно — в противном случае оно не задевало бы вашей гордости.

Отложив инструмент для подрезки ветвей, Телиан Пиар поднялся. Его кривые пальцы переплелись, широкие рукава упали. Паек взглянул на гнарда.

— Что-то не так?

— Монголы собираются вторгнуться в Китай.

— Все идет по плану.

— Этот невежественный хан Пес предъявляет свои требования, — бросил Комо Дат. — Безосновательные требования. И мы должны выполнить их, потому что должны сдержать обещание.

— Чего он хочет?

— Более шести тысяч КА-77.

Телиан задумчиво прикрыл глаз.

— Это трудно. Не мог и представить, что дикарь, предпочитающий ручные катапульты этим шумным земным ружьям, потребует такое.

— Тем не менее он потребовал. И если мы не выполним этого требования, то все испортим. Он не будет нам доверять.

Телиан Пиар приблизился к окну. Вдали тянулся угрюмый хребет Колымских гор, занесенных снегом. Паек молча любовался этим мрачным пейзажем.

— Он твердо стал на путь, ведущий к созданию империи. Он не отступит и не откажется от вторжения в Китай, даже если мы и не дадим ему оружия.

— Значит, отказать? — спросил Комо Дат.

— Нет, — задумчиво произнес Телиан Пиар. — Пора вынести этот вопрос на рассмотрение Правящего Совета.

— Разумно ли такое решение? — сжал кулаки Комо Дат.

— Это лучше, чем просто передать нашу технику варвару. Ведь тогда легко можно будет доказать, что именно мы наслали этот ураган на Китай.

— Ваш Пес ждет моего ответа.

— Не будем его задерживать, — прошептал Телиан Пиар, устремляясь вперед, как ведомый на веревочке призрак. Комо Дат, громко стуча по полу, направился за ним с плохо скрываемым недовольством.

Они поднялись вверх по красным от ржавчины коридорам Колымского командного центра. Телиан Пиар предупредил:

— Сейчас мы сможем вкусить плодов нашего эксперимента или столкнуться с последствиями умолчания.

— Я не боюсь Совета.

— Учитывая, что вы обладаете полной военной властью, они боятся вас, — тихо заметил Пиар, чтобы слова его долетели только до Комо Дата и никого больше, включая электронные устройства.

Комо Дат промолчал. Впрочем, в ответе не было необходимости.

— Идите рядом со мной, — сказал Телиан Пиар, когда они свернули в последний коридор, ведущий к массивному порталу.

— Почему?

— Потому что я прошу об этом, — негромко произнес паек.

— Опять какие-нибудь интеллектуальные игры?

— Мы войдем вместе, но первым буду говорить я.

— Хотите получить все, паек?

— Я не ищу ни выгоды, ни славы. Хочу только, чтобы и наказание распределилось поровну.

— С тем, чтобы преуменьшить свое?

— Мы оба знаем, что такое домашний арест. Вы испытали это сомнительное удовольствие в недавнем прошлом, а я отбываю его сейчас. Кто знает, что еще готовит для нас будущее?

— Я понимаю вашу игру. Вы хотите восстановить свое положение в Совете и соответствующие полномочия.

— Пока вы остаетесь главнокомандующим, место в Совете равносильно смертному приговору.

Не говоря больше ни слова, Комо Дат поравнялся с Телианом Пиаром и зашагал рядом. У двери их приветствовал страж, сообщивший, что Совет собрался. Две половинки двери разошлись, разделив пополам герб Марса — череп.

На многоярусной галерее величественно восседали члены Совета, как паеки, так и гнарды, все в роскошных одеяниях.

Сначала их было тридцать пять, причем, обе расы были представлены одинаковым количеством. Теперь же острозубые гнарды численно превосходили одноглазых паеков. Все смотрели вниз с нескрываемым интересом.

Член Совета Фип кивнул, и за пришедшими закрылась дверь.

— Честь вам, — спокойно молвил Пиар.

— Честь вам, — эхом отозвался Комо Дат.

Члены Совета оживились.

— Какое дело привело вас сюда? — спросил Фип.

— Дело, начавшееся скромно и незначительно, но важность которого возрастает теперь с каждым часом.

— Можете говорить.

— Во-первых, — начал Телиан Пиар, — я должен рассказать вам о расе землян, называемой монголами. Уверен, вы будете поражены тем, что услышите…

Глава 33. ПРОВИНЦИЯ ШАНЬСИ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Это был самый красный рассвет, который Казар когда-либо видел. Он сидел на корточках, держа на ладони серебряное устройство, полученное от Костяных Голов с Красной Планеты.

— Посмотри на солнце, Байяр, оно похоже на котелок, полный кипящей крови.

— Да, похоже, — согласился Байяр. — Очень сердитый рассвет.

— В нем отражается гнев моей души.

— Ты боишься, что Костяные Головы предали тебя?

— Я не боюсь предательства со стороны тех, кому никогда не доверял. Доверие существует только в отношениях друзей и союзников, а между монголами и одноглазыми чудовищами невозможно. У них нет ни наших ценностей, ни культуры, — Казар покачал головой. — Нет, о предательстве здесь и говорить нечего. Только постыдное и оскорбительное неуважение.

Казархан поднялся. Ноги у него затекли, но он не подал и виду.

— Ты больше не ждешь?

Казар мрачно покачал головой.

— Пусть Костяные Головы сами ищут меня, когда это им потребуется. Может быть, к тому времени я и не буду нуждаться в них. Они думают, что определили для меня путь, но я халха-монгол. Я сам еду навстречу своей судьбе.

— Но как мы проделаем брешь в Великой Стене?

— Возможно, мы и не станем этого делать.

— Тогда как же мы завоюем Шэньму?

— Это не имеет значения. Есть другие стены и другие города, которые уже созрели для завоевания.

— Ради этого города мы прошли много ли. Орда спит и видит его богатства, его женщин.

— Великая Стена — мощная стена, — сказал Казар, поглядывая на ее зубцы.

— Да, очень мощная. Но против доброй орды ей не устоять.

— Ее также используют как дорогу.

— Да, там ходят часовые.

— По ней могут и лошади скакать.

— Да, шесть в ряд.

— Эта дорога подходит для Новой Золотой Орды.

— Только ненадолго. Там мало травы для лошадей.

— Монгольским лошадям не привыкать к лишениям. Пустые желудки способствуют выносливости.

— Да, — согласился Байяр, — орда может проехать по этой стене. Но куда?

— Я слышал, что Великая Стена переходит в другую стену, там, на востоке.

Байяр задумался.

— Да, там Великая Стена встречается с Новой Стеной. Многие из орды сами это видели и могут подтвердить.

— Мы поедем по Великой Стене, которую китайцы построили против нас, до этой Новой Стены, а там посмотрим, — медленно проговорил Казар, вглядываясь в темноту.

— Ты хочешь выступить против Костяных Голов? А стоит ли их покорять? Есть ли богатства в их городах?

— Не думаю, но у них много всякого оружия, которое можно использовать против любого врага.

— Я бы предпочел сначала отправиться в Китай. Вряд ли мне придутся по вкусу женщины Костяных Голов.

— Ты сможешь отхлестать их саблей, если не добьешься особых милостей.

— У них во рту такие острые зубы.

— Выбей зубы, если боишься, что тебя покусают.

— А вдруг зубы у них не только во рту, а и кое-где еще? Говорят же, что некоторые китайские ведьмы способны лишать мужчин их копий именно тогда, когда те собираются немного повоевать.

— Тогда проломи им черепа, — пробормотал Казархан, сжимая в ладони коммуникационное устройство. — Пришло время разделаться с Костяными Головами, как они того заслуживают.

— Ты рассердился?

— Я хан. У них есть то, что нужно мне, а они отказывают, хотя и давали клятвенное обещание. Если слух об этом разлетится во все стороны, меня никто не станет уважать. Мои приказы останутся словами, не вызывая ужаса и стремления повиноваться. Мы поедем, чтобы внушить им уважение к себе.

— Я думал, чтобы сжечь их башни.

— Это тоже, — сказал Казархан и разжал пальцы. На ладони лежало серебряное устройство, вернее то, что от него осталось.

Глава 34. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Телиан Пиар закончил свою длинную речь. Руки его опустились, пальцы сжали костлявые запястья. Он ждал, пока Правящий Совет переварит сказанное, поймет всю важность доложенной проблемы.

— То, что вы представили нам, открывает интересные возможности, — сказал член Совета Фип.

— И вы не видите никаких проблем? — спросил Пиар.

Фип перевел взгляд на Комо Дата, не проронившего пока ни слова.

— Вы сегодня молчите. Это совсем не похоже на вас, командор Дат.

— Пиар более… красноречив.

— Нам не совсем понятно кое-что. Этот монгольский эксперимент… Его задумали вы или Телиан Пиар?

Какое-то мгновение Комо Дат колебался. Но только мгновение.

— Замысел его. Исполнение мое.

— Значит, совместное предприятие?

— Мы действуем заодно, — проскрежетал Комо Дат, чувствуя на себе тяжелый взгляд Пиара.

Члены Совета переглядывались, перешептывались, а приглашенные ждали решения. Комо Дат никак не мог привыкнуть к тому, что приходится стоять вот так послушно, смирно. В конечном итоге реальная сила была у него, но требовалось соблюдать определенный ритуал. По крайней мере до тех пор, пока Совет не будет распущен, и он сможет властвовать, ни на кого не оглядываясь.

— Мы немного посовещаемся. Подождите в приемной.

— Как пожелаете, — в унисон ответили Комо Дат и Телиан Пиар.

Опустив головы, они молча вышли из зала. В расположенной по соседству приемной гнард сразу принялся расхаживать из угла в угол, а паек спокойно замер у стены.

— Мы рисковали, — проскрипел Дат.

— Совет оценит мудрость нашего эксперимента.

— Они же не лишат меня чрезвычайных полномочий за программу, содействующую завоеванию планеты при отсутствии каких-либо потерь и затрат.

— Этого вы знать не можете. Могут возникнуть самые различные политические осложнения.

— Политики. Ха! Лучше всего было бы придушить тех, кто помешал нам добиться полной победы.

— Ставка на одну лишь силу недостаточно надежна. Неужели вы этого не понимаете?

— Я завоеватель. Я завоевываю. Я не веду переговоров и не стану умолять, просить и льстить.

— Вот почему нужно было именно мне обратиться к Совету. Вы бы просто напугали их своей прямотой.

Комо Дат сжал руку в кулак и сердито потряс им в воздухе.

— Единственный путь к победе — это выжженная дорога, по которой никто не ходит и на которой ничто не растет.

— Давно не слышал подобных рассуждений, — едко заметил Пиар. — Даже забыл, сколь они пусты. Вы — типичный гнард.

— Моя прямота лучше, чем ваши иносказания, из которых вообще трудно что-то понять, а интерпретировать можно как угодно.

Звонок прервал начавшийся спор. Гнард и паек обменялись колючими взглядами и вернулись в зал.

Члены Совета уже заняли свои места. Поднялся Фип.

— Мы посовещались и приняли решение большинством голосов, хотя и не единогласно, по данному делу.

Кто-то из членов Совета недовольно заворчал.

— Во-первых, мы считаем эксперимент полезным. Во-вторых, полагаем, что он заслуживает поддержки. В-третьих, мы связались с китайским правительством в Гонконге и информировали их о близкой монгольской угрозе.

— Что? — не выдержал Комо Дат. — Что вы сделали?

— Мы взяли ваш эксперимент под контроль, — ответил Фип.

— У меня достаточно сил, чтобы самому исполнить свои намерения.

— Вы содействовали несанкционированному проекту, задуманному одним из членов Совета, находящимся, строго говоря, под домашним арестом.

Телиан Пиар ощутил на себе неприязненные взгляды, но остался внешне спокойным и бесстрастным. Дат же продолжал гнуть свое.

— С начала операции прошло уже несколько недель. До сих пор не случилось ничего, что могло бы указать на наше вмешательство в чужие дела. Почему же…

— Положение остается таким и сейчас, — не повышая голоса, произнес Фип. — Сообщив китайскому правительству о той опасности, которая угрожает их северному городу Шэньму, мы сделали жест доброй воли. Они предпримут контрмеры, чтобы подавить монгольское наступление. Таким образом мы умываем руки. Снимаем с себя ответственность за этот первый прорыв монголов.

— Первый? — спросил Пиар.

— Эти монголы не находятся под нашим контролем, а следовательно, бесконтрольны.

— В том-то и дело! — затряс кулаками Дат.

— Через какое-то время мы приступим к следующей фазе монгольского проекта. Для этого нам придется отловить некоторое количество подходящих особей и имплантировать в их черепные коробки передатчики.

— Мы отказались от такого шага, — уточнил Пиар. — Я уже объяснил причины.

— Использование монголов в роли вспомогательных сил завоевания невозможно. Как только мы заберем у них Китай, они станут нам ни к чему. В другом полушарии применение монголов не сулит никаких выгод, так как там совсем другая обстановка. Переброска монголов в Америку сразу выдаст наше участие.

— Китай обширен. Им хватит дел здесь.

Фип покачал головой, и его ротовые щупальца затряслись.

— Совет не пришел к такому решению. Мы рассматриваем монголов лишь как прикрытие нашего участия во втором этапе операции по завоеванию Китая.

И Комо Дат, и Телиан Пиар молча ждали, что будет дальше.

— Придет время, и мы будем владеть всей Землей. Предполагается, что оставшееся земное население будет иметь для нас большое значение, но остаются проблемы контроля. Нельзя и надеяться, что нам удастся полностью защититься от отравленной атмосферы планеты. Также нереально рассчитывать и на установление постов из гнардов для долговременного контроля за населением. Материально-техническое снабжение на таком уровне нам не под силу.

— Я не улавливаю вашу мысль, — сказал Пиар.

— В будущем нам понадобятся эффективные и надежные полицейские и сторожевые силы из самих землян. Из землян, которые способны дышать этим ядовитым воздухом. Монголы кормятся за счет своих животных, дающих им молоко и мясо. Им не нужны дома, они неприхотливы и обладают рядом ценных для нас качеств. Они могут стать нашими полицейскими.

Глаза Комо Дата презрительно блеснули.

— Вы отказываетесь от мысли использовать их для завоевания, но хотите сделать из них будущих стражей. Но чтобы это будущее пришло, необходимо действовать! Мы никогда не дождемся того часа…

— Дат! — негромко сказал Пиар. — Примите поражение достойно.

Лязгнув зубами, гнард подчинился.

— Такова воля Совета, — примирительным тоном заявил Фип. — Мы все еще Совет, Комо Дат. Наши полномочия продлены. Ваши — имеют лишь временную силу. Не форсируйте событий, если не хотите спровоцировать китайцев на атомную атаку.

Дат промолчал. Плечи его дрожали от гнева. Телиан Пиар замер, едва дыша.

— Как пожелаете, — гнард повернулся к выходу.

Пиар последовал за ним, подметая безукоризненно чистый зал полами одежд. Его единственный глаз не выражал ничего, зрачок сузился до размеров булавочной головки.

Глава 35. ПРОВИНЦИЯ ШАНЬСИ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Шагая к юрте, Казархан намеренно ступал сапогами своего великого предшественника во все конские лепешки с тем, чтобы вырвавшийся из-под раздавленной корки аромат побыстрее пробуждал души его воинов.

Лагерь зашевелился. Костры еще дымились. Монголы надевали боевые дели и кожаные штаны или присаживались на корточки в местах, где кони ощипали не всю траву. Первые теплые потоки воздуха разносили во все стороны запахи пищи, от проса до зеленого чая.

— Найди Ариунболда! — рявкнул Казархан, обращаясь к часовому.

— Твое слово приказ, — ответил юноша и убежал.

— Это я научил всех, как нужно отвечать, — с гордостью заметил Байяр.

— Я не вижу Герела. И Оджи, — отозвался Казар.

— Произнеси погромче их имена, и они прилетят сюда.

— Приведи их. Мне нужно поговорить с ними с глазу на глаз.

— Твое слово приказ для меня, — Байяр умчался.

— Конечно, — пробормотал Казархан, входя в юрту.

Утренняя Лань еще спала на нагретых кирпичах, под которыми раскладывался огонь. Согрев канг, дым уходил через отверстие вверху.

Женщина потянулась, перевернулась на другой бок. Ее черные волосы рассыпались. Протянув руку, Казар сбросил овчину, обнажая полные крепкие груди.

— Вставай, голая шлюха, — заревел он. — Твоему хану не нужны ленивые наложницы.

Утренняя Лань только промычала что-то спросонья.

Разозленный Казар сжал пальцами рубиновый сосок так, что женщина вскрикнула от боли. Сразу же открыв глаза, Утренняя Лань бросила на него гневный взгляд, а потом толкнула в грудь обеими ногами.

— Ты пришел повоевать? Показать, какой ты бравый мужчина? И это когда наступил рассвет?

— Вставай, шипящая кошка. При свете дня мне наплевать на твои прелести. У нас много дел. Принеси мне чай.

— Найди себе для этого жену.

— Тогда одевайся и собирайся. Сегодня ты пойдешь в бой.

Сердитое лицо Утренней Лани вытянулось от удивления.

— В бой?

— Ты же десятник. Сегодня мне понадобятся все монголы.

— Но я же в первую очередь наложница.

— Наложница ты ночью. Уже рассвет, так что теперь ты десятник. Готовься.

— Сначала мне надо поесть.

— Приготовь на двоих. Я скоро вернусь.

Казархан вышел, оставив недоумевающую Утреннюю Лань одну.

Снаружи уже ожидали Герел, Оджи и Ариунболд, раскрасневшиеся и запыхавшиеся.

— Твое слово — приказ! — прокричали они. За их спинами широко улыбался Байяр.

— Соберите своих людей, — коротко распорядился Казархан. — Я обращусь к ним, пока они будут есть, потому что ждать некогда, а лишить их завтрака в такой день нельзя.

— Твое слово приказ, — все трое разбежались.

— Тяжелое известие, — заметил Байяр.

— Ничего, выдержат, — ответил Казар, оглядывая шумящее море людей.

— Орда окрепла духом, — пробормотал Байяр.

— Без меня они всего лишь пастухи и пойдут туда, куда укажет моя сабля.

— А если будут недовольные?

— Тогда моя сабля опустится на их головы.

— Я принес клятву верности, — потрогав шею, поспешил сказать Байяр.

— Значит, твоя голова покоится на надежном пьедестале. Пусть все узнают об этом. А сейчас я должен поесть, иначе мой голос никто не услышит.

Байяр ушел, а Казар вернулся в юрту. Утренняя Лань, все еще не одетая, разливала чай.

— Готово, — сообщила она.

Казар присел на корточки.

— Запах хороший. Прикрой свой срам и собери десяток.

— Я еще не поела, — Утренняя Лань обиженно надула губы.

— Здесь хватит только одному.

— Я не могу идти в бой голодной.

— Тогда иди голой, или я отдам твой десяток другой наложнице.

— Но я же единственная женщина в орде.

— Сегодня. Завтра все может быть иначе.

— Возможно, завтра мы все будем гнить в степи.

Казар улыбнулся.

— Тем более не стоит спорить и портить последние минуты зря прожитой жизни.

— Плевать мне на твой чай, — сказала Утренняя Лань и плюнула в чашку.

Казархан невозмутимо размешал напиток пальцем и сказал:

— Раз уж нет сахара, придется довольствоваться твоим подарком.

Утренняя Лань выбралась из юрты, натягивая на ходу доспехи. Казархан довольно усмехнулся. Более сладкого чая ему пробовать еще не приходилось.

Спустя некоторое время монголы уже разбирали юрты, сворачивали войлок и загружали ивовые жерди в повозки.

Ариунболд со штандартом занял свое привычное место справа и чуть позади Казархана. Перед ними огромным полукругом расположилась Новая Золотая Орда. Передние опустились на корточки, как тысячеглазый Будда, средние ряды стали на колени, а задние остались стоять, чтобы не только слышать, но и видеть своего хана.

Сдержанный шепот воинов напоминал усиленное в тысячу раз дыхание ветра. Их запах нес в себе аромат пропитавшейся потом кожи и навоза. То и дело слышались выхлопы желудочных газов, добавлявших остроты этой пьянящей смеси.

Казар поднял руку и наступила тишина.

— Внимайте моим словам, — громко крикнул он и замолчал.

Передние слышали его хорошо, а негромкий гул голосов свидетельствовал о том, что средние ряды передают сказанное задним. Таким образом, речь хана Новой золотой Орды доходила до ушей самого далекого часового его кочевой империи.

Шум стих. Казар заговорил снова.

— Прошлой ночью я общался со святым духом Чингисхана, чьи доспехи я с гордостью ношу.

Слова его понеслись вдаль, оседая, как соль прибоя.

— Во-первых, он повелел мне передать вам вот этот совет: «При свете дня смотри с бдительностью матерого волка, ночью наблюдай глазами ворона, а в бою набрасывайся на врага, как сокол».

По орде прокатился одобрительный рокот.

— Хан Чингис попросил, чтобы я пощадил китайский город Шэньму. Он небогат и не добавит нам славы, — продолжал Казар, зная, что наступил решающий момент для сообщения нерадостного известия.

На этот раз орда угрюмо зароптала. Правда, резких жалоб Казар не услышал, но недовольство явно смешивалось с недоумением.

— На что я ответил: «Твое слово приказ — для меня».

Байяр просиял, став свидетелем того, как его собственные слова отозвались гулом тысяч воинов.

— Итак, мой гнев минует Шэньму, — прокричал Казар.

Снова гул голосов, в том числе и сердитых.

— Не очень хорошо, — пробормотал Байяр так, чтобы хан услыхал его.

Казар стиснул зубы, но улыбнулся.

— Скажи Утренней Лани, пусть узнает, о чем они говорят, а я пока побалую их лестью и попробую потянуть время.

Байяр ушел, а через несколько мгновений Утренняя Лань в полном боевом облачении из красной кожи и серого войлока уже пробиралась через гущу воинов.

— Я смотрю на ваши лица, купающиеся в розовом сиянии восхода, и вижу монголов, жаждущих крови и битвы. У вас будет и то, и другое. Я вижу глаза, сверкающие при мысли о мягком золоте и еще более мягких женщинах. Это тоже будет. Но дело монголов призывает нас к более высокой цели в этот день всех дней.

Чувствуя, что слова застревают в гуще ртов, Казар замолчал, ожидая, пока мысли его доберутся до последних ушей.

— После общения с моим предком, — заговорил он, когда эхо голосов стихло, — у меня было видение. Желтые звезды в небе. Красные глаза существ, не похожих на нас. К северу и востоку от того места, где мы остановились, они построили большие города под стеклянными юртами.

Орда навострила уши. Все понимали, что слышат нечто удивительное, хотя и не всем это нравилось.

— Эти города лежат за Новой Стеной. Новая Стена соединяется с Великой Стеной, построенной, чтобы оскорбить наших предков, и стоящей до сих пор. Говорят, на нее нельзя взобраться. То же говорили и о старой Великой Стене, на которую наши воины взбирались не раз.

Взгляд Казара скользнул по океану лиц. Ему нужно было только одно. Он увидел, что какой-то незнакомый монгол подбежал к другому, а тот поспешил к Байяру. В следующее мгновение уже сам Байяр несся к нему изо всех сил. Подбежав к Казару, Байяр, задыхаясь, произнес:

— Есть такие, кто говорит, что долгая и трудная дорога привела к месту, где они нашли стыд и трусость. Что если мы повернем отсюда, то Новая Золотая Орда покажет врагу крупы своих коней, чего никогда не случалось с Золотой Ордой Чингисхана.

Казар нахмурился.

— И далеко летят эти слова?

— Они звучат громко. А далеко ли — не знаю.

— И кто эти несогласные? — прищурившись, Казар оглядел орду.

— В основном те, кто слева. И некоторые другие. Они рвутся в бой сегодня.

— Я ждал этого.

— Ждал? Так почему же ты не отрубил им головы, пока они еще молчали?

— Потому что я мудрый вождь, понимающий воинскую науку так, как никто после Гиука.

— Не знаю такого, — поморщился Байяр.

— Один из ханов. Я расскажу тебе о нем, если мы переживем сегодняшнее утро.

Байяр отступил назад, согнув колено, чтобы быстро упасть на землю, если на них обрушатся стрелы убийц. Подняв голову, Казар заметил нескольких воинов, пробиравшихся вперед. Он узнал их. Его разменные монеты выкатились навстречу судьбе.

— Мы не можем преодолеть Великую Стену здесь, севернее Шэньму. Значит, для того, чтобы проникнуть в Китай, нам надо найти место, где она разрушена.

Какой-то монгол с суровым лицом, сложив руки на груди, дерзко крикнул:

— На стену можно взобраться. Разве мы не достойные сыны славных отцов?

Его слова подхватили другие. Немногие, всего несколько человек. Казар едва сдержал улыбку.

— На стену могут взобраться люди, но не кони.

— Разве мы не люди?

— Нет, мы монголы. Быть монголом это больше, чем быть человеком!

Это заявление было встречено шумными возгласами одобрения, и Казар набрал в легкие побольше воздуха, чтобы его следующие слова услышали все собравшиеся воины.

— Найдутся ли среди вас такие, кто готов отправиться на штурм Шэньму без коня и сгибаясь под тяжестью штурмовых орудий?

Вперед шагнул монгол со скрещенными на груди руками. Еще трое последовали его примеру. Затем еще шестеро, вдохновленные смелостью предыдущих, вышли из строя.

Казар спокойно наблюдал за ними.

— Тогда я прошу, чтобы все, кто столь же смел, шли в бой впереди моей орды.

Помешкав, пятеро монголов встали, сложив руки, впереди. К ним потянулись и другие.

— Среди вас я вижу знакомые лица, — крикнул Казар. — Лица тех, кто прежде стоял по левую руку от меня.

Головы склонились в согласии.

— Вы — монголы между монголами, вы, оставившие своих коней ради того, чтобы разграбить китайский городок, когда в пяти днях езды отсюда лежат другие города, не защищенные Великой Стеной.

То были сладкие слова для людей, которые последними ели мясо и пили воду. И они согласно кивали.

— Я не могу отказать вам. Как не мог бы сделать этого Чингисхан, прошептавший мне на ухо слова, которые остались пока у меня. По словам Чингиса, если орда стремится к богатой добыче, это еще не означает, что часть ее не может отделиться и пойти своим путем, свободно и не навлекая позора на всю орду.

Воины-добровольцы переглянулись. К чему это клонит их хан?

— Прошу всех, кто хочет отделиться от орды, пройти вперед, на почетное место.

Несколько человек, опасаясь переменчивого настроения своего вождя, отступили. Но многие сделали шаг вперед.

— Вы, кто ищет добычи в этот день, получаете от меня свободу. Прошу только оставить мне ваших коней, потому что вам они не нужны. Можете взять с собой любое оружие и сколько угодно стрел.

Лица стоящих впереди озарились восторженными улыбками. Кое-кто из отступивших снова присоединились к своим товарищам. Глаза их горели жадностью, пальцы судорожно сжимались.

— Неся мое благословение, идите на Шэньму. И если вам суждено покорить его и потом нагнать нас на марше, я позволю забрать своих лошадей, чтобы погрузить на них золото и женщин. Только уплатите за них приемлемую цену.

Последние слова окончательно воодушевили отколовшихся. Они любили своих коней больше жизни. Перспектива повстречаться с ними снова была дороже хвалебной речи хана.

— И еще. Вы должны выбрать из числа своих воинов одного, кто станет вашим ханом и принесет мне клятву в вечной верности и покорности, — добавил Казар.

Сразу же между тремя соискателями вспыхнула короткая схватка. Амбиции одного из них утихли после того, как в сердце ему воткнули нож. Другой захромал и отступил, получив в коленную чашечку пулю из «Макарова».

Остался один — монгол с плоским лицом. Он окинул взглядом своих сторонников и поднял голову.

— Я — Монгк, хан. Кто хочет еще бросить мне вызов?

Соискателей титула не осталось.

— Подойди сюда, — приказал Казар.

Монгк подошел — перепачканные грязью и пометом сапоги, гордый взгляд…

— Я согласен считать тебя Монгкханом при условии, что ты признаешь меня хаканом.

Монгк замигал, как удивленная обезьяна.

— Хаканом?

— Ты хан и значит, равен мне. Поэтому я не могу быть просто ханом. Я должен быть хаканом — ханом ханов.

— Но я единственный хан кроме тебя, — возразил Монгк.

— Сегодня. Завтра могут появиться другие ханы. Но ты будешь первым, чья воля склонится перед моей.

Едва сдерживая радость, Монгк опустился на колени и низко, до земли, поклонился своему повелителю.

— Я твой слуга, — сказал он взволнованным голосом.

— Встань, теперь ты Монгкхан.

Монгкхан поднялся, — по грязным щекам ползли слезы, но глаза сияли, — и занял свое место во главе новой орды.

— Идите навстречу своей судьбе! — загремел Казар, хан ханов. — Вы больше не стоите слева от меня, вы войдете в историю монголов на своих ногах!

Поднялся невообразимый шум. Всевозможные ружья, винтовки и автоматы взметнулись в воздух. Выстрелы разрушили утреннюю гармонию природы. Кто-то упал замертво, но на этих несчастных не обратили ни малейшего внимания.

Только через час, когда радость новых ордынников немного улеглась, они, собрав свои пожитки, направились к Великой Стене. Монголы смеялись, кричали, на ходу получая добродушные шлепки от своих прежних товарищей. Орда расступилась перед ними, как живая вода.

Казар кивнул Утренней Лани, которая заняла место во главе своего десятка и громко объявил:

— Мы едем на восток. К пролому в стене и славе, что ждет нас там!

Последовавший взрыв восторга напоминал раскат грома, и Казар знал, что его слышали в Шэньму.

Над их головами протарахтели металлические стрекозы китайской армии. Теперь город поймет, какая опасность угрожает ему с севера. Властям сообщат о численности Новой Золотой Орды, и ужас вселится в их сердца. А это только на руку расколовшейся армии монголов, хотя теперь ее намерения известны врагу.

Так или иначе, Шэньму падет или отделившаяся часть орды захлебнется в огне и ярости защитников города. А Новая Золотая Орда продолжит свой путь к славе.

— Мне нравится быть ханом, — сказал Казар Байяру.

— Ты хочешь сказать хаканом?

— Я еще не привык быть ханом ханов. Но уверен, что это тоже придется мне по вкусу.

Глава 36. ШЭНЬМУ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Осада Шэньму продолжалась менее трех часов.

Пешие воины Монгкхана вскарабкались по Великой Стене, как пауки. На самой стене их никто не встретил. Потом они спустились по другой стороне, потеряв всего лишь трех человек, повредивших ноги. Еще один, не удержавшись на рассыпавшемся под ним зубце, упал головой вниз на камни и раскроил себе череп.

На безопасном расстоянии от них кружил военный вертолет, но никаких действий не предпринимал, ограничиваясь наблюдением.

Орда Монгкхана продвигалась вперед врассыпную, соблюдая интервал, зная, что ракеты вертолетов не смогут причинить им значительного вреда единичными залпами. Монголы шли по траве, минуя деревья и холмы, и поначалу не встречали никакого сопротивления. Город Шэньму лежал перед ними, как сияющий сказочный мираж, оазис богатства и неслыханных удовольствий, хотя издалека казался серым и унылым.

Монгкхан, шедший впереди, поднялся на невысокий холмик, откуда ясно виднелись окраинные постройки.

— Мы сожжем город, — сказал он своему сотнику, спешно назначенному на этот пост прямо на марше.

— Он очень велик, — засомневался Самбу.

— Ничего, пожар будет жарче.

— Но если все сгорит, то где мы будем жить?

— Все не сгорит. Мы выгоним дармоедов из тех домов, которые нам понравятся, и будем жить в этой части города. В конце концов, нас не так уж и много.

— Да, не так уж и много для орды. Некоторые из этих зданий сделаны из металла и бетона, — добавил Самбу. — Поджечь их будет нелегко.

— Подожжем деревянные. Огонь напугает всех, ведь малодушные китайцы не выносят никакого насилия.

— Это верно, — согласно закивал Самбу.

— Передай назад, что мы будем ждать до заката, а потом по двое-трое проникнем в город, поджигая все по пути.

— Тогда у нас хватит времени собрать сухой травы.

— Да, это мой первый приказ как хана. Выполняй.

— Твое слово приказ.

Оба монгола спустились со своего наблюдательного пункта, не подозревая о том, что им не суждено увидеть заката, не говоря уже о горящем Шэньму.

Полковник Чан, командир подразделения сил быстрого развертывания НОА, выглянул в иллюминатор транспортного самолета. Так и есть. Шэньму остался позади, они летели на север. Приказ был ясен: высадить десант против наступающего авангарда монгольских дикарей и устроить им примерную мясорубку. Проверив страховочные ремни, полковник прошел в хвостовую часть самолета.

— Приближаемся к зоне десантирования. Три минуты, — донеслось из пилотской кабины.

— Приготовиться! — рявкнул полковник Чан.

Взвод под грозным названием «Кулак» поднялся, сжимая автоматы и поправляя запасной и основной парашюты, делавшие солдат похожими на беременных женщин, одетых почему-то в пятнистые зеленые маскхалаты. На лицах бойцов застыло напряженное выражение.

Задний люк открылся, и поток холодного воздуха ворвался в самолет. Замигала красная лампочка — сигнал того, что они вышли в район десантирования.

— Пошел! Пошел! Пошел! — кричал полковник Чан, хлопая каждого из бойцов по спине.

Они прыгали, кувыркались в воздухе и уносились назад. Вскоре зеленые парашюты, цвет которых точно имитировал окраску проплывающего внизу пейзажа, расцвели под крылом, как унылые цветы.

Когда последний, получив ощутимый толчок Чана, покинул борт, полковник прыгнул сам. Как и положено, последний по очереди — старший по команде.

Операция началась плохо. Их встретил беглый огонь. Два парашюта не раскрылись, а еще один отнесло далеко в сторону. Один из солдат попытался открыть ответный огонь, но вдруг ощутил резкую боль в ноге. Следующие две стрелы поразили жизненно важные органы.

Однако десантникам все же удалось достичь земли с небольшими потерями и залечь. Полковник Чан спускался с автоматом на изготовку. Монголы, к его удивлению, оказались хорошими бойцами. Укрываясь в высокой траве и за деревьями, они вели огонь с поразительной меткостью. Монголы не ведали страха и превосходили десантников численно. Но все же в этот день судьба боя зависела не от числа, а от умения.

Как только его сапоги коснулись земли, полковник Чан упал, перекатился, освободился от строп и метнулся к ближайшему дереву, не заботясь о парашюте. Ветер подхватил полотнище и понес в сторону монголов. «Вот и хорошо, — подумал полковник, — пусть летит, может и захлестнет какого-нибудь зазевавшегося противника».

Добежав до холма, Чан окинул взглядом картину боя. Монголы держались стойко, но их оружие не шло ни в какое сравнение с автоматами Калашникова. Вот только патронов могло не хватить.

И тем не менее, стрелы оказались страшнее. Они прилетали неизвестно откуда, бесшумно пронзая плоть и дробя кости. Не один солдат героической НОА оказался выведен из строя, когда дрожащее тростниковое древко с металлическим наконечником и красным оперением вонзалось в руку или ногу. Достаточно скоро полковник Чан выяснил, что в полевых условиях их практически невозможно вытащить. Полковник спускался по склону холма, ведя огонь по кучке монголов, методично расстреливавших его солдат. Внезапно Чан почувствовал, как напряглись мышцы левого бедра, будто их сжала судорога.

Он еще ухитрился сделать два шага, но дальше тело отказалось повиноваться разуму. Чан споткнулся и ощутил новую, более пронзительную боль. Опустив голову, он увидел торчащую из бедра стрелу.

Однажды Чана ранило и он выжил. То было пулевое ранение. Кость не задело. Кусок свинца прошил предплечье, оставив отверстие в мышцах, которое быстро затянулось. Теперь об этом напоминали только мертвенно-бледные складки кожи.

Сейчас все обстояло иначе. Пуля прошла навылет, а стрелу нужно было извлекать. Опустившись на землю, полковник попытался достать ее, но это оказалось нелегко. Когда же он наконец ухватился за стрелу, то столкнулся с другой проблемой.

В какую сторону тащить? Тянуть за оперение, значит еще больше порвать мышцы. Ухватившись за острие, придется протащить через рану все древко, а это рискованно — можно оставить в теле занозы. Он попробовал отрезать наконечник кинжалом. План был хорош, да вот только проводить эту хирургическую операцию приходилось на поле боя.

Чан уже начал пилить древко, поглядывая одним глазом на своих солдат, когда вдруг почувствовал, как что-то горячее коснулось его затылка. Дуло АК-47. Голова его дернулась. Губы сложились, чтобы произнести слово «нет». Но воздух так и не вышел из легких.

Полковник Чан увидел дым боя, ощутил его вкус, но это было последнее, что ему удалось почувствовать. В следующий миг автоматная очередь разнесла его череп, разбросав мозги, глаза и клочья кожи.

История осады Шэньму зафиксировала, что подразделение «Кулак» отлично показало себя, учитывая обстоятельства. На каждого погибшего монгола пришлось всего три китайских солдата. Почти равные потери. В конце концов, силам быстрого развертывания ничего не оставалось, как отступить к окраинам Шэньму и окопаться. Монголы, столкнувшись с плотным огнем обороняющихся, просто отступили к холмам и растворились среди них.

К началу третьего часа сражения дым и вонь рассеял поднявшийся ветер, и высшее военное руководство, оценив ситуацию с точки зрения тактической реальности, отдало приказ обработать холмы напалмом.

Работу успешно выполнили военные вертолеты, поднявшиеся с воздушной базы Донг Шенг Фенг. Они бомбили холмы до тех пор, пока те не превратились в черные кочерыжки, а тела мертвых — в обугленные кости и мясо.

Точных сведений о потерях так и не появилось. При бомбежке разбился один вертолет НОА, у которого внезапно отказал мотор. Экипаж, оставшийся в живых после довольно жесткой посадки, был расстрелян на месте.

К полудню данные воздушной разведки легли на стол местного военного комиссара. Тот просмотрел еще не просохшие фотографии и возбужденно воскликнул:

— Мы их отбили. Они отступили на восток. Вот оно, доказательство того, что монгольская угроза, так напугавшая Гонконг, высосана из пальца. Они бежали с поля боя!

— Монголы нередко используют отступление как уловку, — предположил начальник разведки.

— Если это уловка, то мы на нее не поддадимся. Пусть себе отступают. Если они продолжат отход, то мы будем знать, что так оно и есть. Если вернутся, мы встретим их, как подобает. Дикари… всего лишь дикари, а мы современная нация, обладающая громадной военной мощью.

Никто не усомнился в словах комиссара. Все ожидали дальнейшего развития событий.

Глава 37. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Зловещие клубы черного дыма, испачкав синеву восточного края горизонта, повисли над волнообразным гребнем каменного дракона — Великой Стеной. Первыми их заметили воины, шедшие в арьергарде Золотой Орды, и через несколько минут об этом узнал Казархан. Не останавливая Чино, он с интересом посмотрел назад.

Подпрыгивавший в седле слева от него Байяр повторил жест хана.

— Шэньму горит.

Казар покачал головой.

— Нет. Дым не от дерева. Горит трава и мясо.

— Откуда ты знаешь?

— Я хан. Это я знаю.

Прикрыв глаза от солнца ладонью, Байяр пристально всматривался в лежащий внизу город.

— Дым идет не из города, — сказал он.

— А это значит, что… — Казар, похоже, потерял интерес к событиям у Шэньму.

— Орды Монгкхана больше нет.

— Жаль, но я не сомневаюсь, что они нанесли китайцам большой урон, а кроме того, мы стали богаче на несколько сотен коней, оставленных нам бывшими товарищами. Впереди у нас долгий путь.

— По ним никто скучать не будет, — заметил Байяр, имея в виду ушедших с Монгком.

Ветер переменился, и уже первые порывы его принесли запах дыма. Казар принюхался.

— Горелая плоть, — пробормотал он.

— Монгольская плоть.

— И китайская тоже. Это хорошо. Значит, орда Монгкхана погибла не напрасно.

Они проехали несколько ли, и над головами послышался шум винтов и стрекотание моторов. Лошади нервно заржали.

— Небесные лодки, — сказал Ариунболд.

— Вертолеты, — поправил Байяр.

— Никогда таких не видел, — заметил Казар.

— Они летают ниже и медленнее, чем крылатые небесные лодки, да и людей в них меньше.

Казар кивнул.

— А еще они стреляют металлическими стрелами, от которых нет спасения, — мрачно добавил Байяр.

— В нас они стрелять не будут.

— Почему ты так говоришь? Они же явно ищут нас.

— Они видят, сколько нас, и понимают, что стрел на всех не хватит. А бить просто так не будут, чтобы не озлоблять нас.

— Мудро. Но на них знаки НОА. А солдаты подчиняются приказам. Они не думают. Им запрещено думать. Если им приказано убивать монголов, они станут убивать монголов, не заботясь о последствиях.

— Тогда, возможно, кто-то из нас погибнет.

Однако вертолеты продолжали висеть над головой, как беспомощные стрекозы, не уходя, но и не нападая.

А Новая Золотая Орда шла вперед.

Глава 38. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Телиан Пиар в задумчивости стоял у окна кабинета главнокомандующего Комо Дата.

— Мне не следовало слушать вас, — раздраженно сказал Дат.

— Ничего страшного не случилось, — мягко заметил Пиар, — а вот кое-что хорошее может получиться.

— В глазах Совета я превысил свои полномочия.

— Совет не может закрыть глаза на ваше стремление к абсолютной власти. Они относятся к вам снисходительно лишь потому, что вы их единственная надежда в нынешней кризисной ситуации.

— Так значит, с монголами покончено?

— Совет принял решение. Покончено. Остается совсем небольшой вопрос.

— Какой же? — нетерпеливо спросил Комо Дат.

— Необходимо завладеть коммуникационным устройством, которым мы снабдили Казара.

В глазах гнарда вспыхнули злобные огоньки.

— Да. Конечно. Это единственное звено, связывающее нас с ханом и его ордой.

— Режим самоуничтожения включается после первых трех тактов паекского гимна спокойствию.

— Полагаю, мне удастся его насвистеть, — прошипел Дат.

Взяв со стола коммуникатор, он поднес прибор к губам, разжал зубы и принялся втягивать воздух. Звук получился странный, как завывание ветра в сталактитовой пещере, но в нем все же улавливалась мелодия, от которой черный зрачок паека расширился. Пиар испытал неожиданное удовольствие.

Последняя нота долго висела в воздухе, но в конце концов растаяла. Комо Дат выключил коммуникатор и нажал кнопку, приводящую в действие механизм самоуничтожения.

Послышалось шипение, и устройство превратилось в горстку темного шлака на металлическом подносе. Дат стряхнул мусор на пол, поставил на стол пустой поднос, на котором не осталось и следа, и повернулся к Телиану Пиару.

— Дело сделано. Вы можете идти.

Слегка склонив голову, паек бесшумно выплыл из комнаты.

Глава 39. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

— Мы могли захватить Шэньму, — сказал Ариунболд.

— Возможно, — согласился Казархан.

— Но впереди нас ждут города побогаче, — продолжал Ариунболд.

За ними звякала, цокала и сопела Новая Золотая Орда. Звуки смешивались в глухое ворчание, словно неведомое тысяченогое существо катилось по дороге.

— Мы едем в Пустошь Костяных Голов, — задумчиво бросил Казар.

— Это настоящее название? — удивился Байяр.

— Это название, которое дал хан ханов. Значит, настоящее.

— Пустошь Костяных Голов — хорошее название.

— Мы удобрим ее кровью и мозгами Костяных Голов.

Байяр поежился, ощутив неприятный холодок в спине.

— И черепами Красных Глаз. Как бы ни были отвратительны Костяные Головы, Красные Глаза еще ужаснее. Они похожи на рыбу, которая вышла из воды и заговорила. Рыба не должна ходить и говорить. Это противоречит ее природе.

— А я никогда не видел ни Костяных Голов, ни Красных Глаз, — заметил Ариунболд. — Почему они такие страшные?

— Вместо рта у них червяки, — ответил Байяр, — и один глаз, красный, как у рыбы.

Мысль о таком чудище заставила Ариунболда вздрогнуть. Девять бычьих хвостов, пожелтевших от гобийской пыли, закачались.

— Я не страшусь ни человека, ни монгола, но об этих Костяных Головах даже думать не хочется, — пробормотал он.

Позади них по-прежнему стрекотали зеленые боевые вертолеты. Однако никаких агрессивных намерений они не проявляли, просто осуществляли патрулирование.

— А голос у Костяных Голов, — продолжал Байяр, — такой скрипучий, будто высохшие овечьи кости трутся друг о друга.

— Да?

— Они разговаривают с нами через серебряное устройство.

— Больше не разговаривают, — вмешался Казархан.

— Но оно же еще у тебя?

— Да.

— Так почему же ты не поговоришь с ними и не потребуешь исполнения желаний?

— Потому что я гордый человек, а из-за них мне пришлось краснеть перед своей ордой. Теперь мое единственное желание — крушить их черепа!

— Мог бы просто поговорить, дорога дальняя.

Какое-то время Казар молча обдумывал это предложение. Затем, сунув руку за пазуху, извлек серебряное устройство. Помятое и сплющенное, оно мало напоминало то, каким было недавно.

— Я плюю на Костяные Головы, спустившиеся с Красной планеты, и на все, что у них есть, — с этими словами Казар беззаботно швырнул устройство через плечо.

Байяр обернулся, чтобы увидеть, куда оно упадет. Чья-то рука взметнулась вверх и поймала блеснувший в лучах солнца предмет.

— Что это упало прямо с неба? — послышался взволнованный голос лысого Оджи.

— Устройство Костяных Голов. Наш хан выбросил его, как проклятое, — предупредил Байяр.

— Мне нельзя его подержать?

Байяр взглянул на Казархана. Тот кивнул.

— Я даю свое разрешение.

— Подержи! — крикнул Байяр и, понизив голос, обиженно пробормотал: — Я и сам хотел бы на него посмотреть.

Казар ничего не ответил, он продолжал смотреть прямо перед собой.

Спустя несколько минут позади вдруг громко заржали лошади. Все обернулись. Вверх поднялись клубы черного дыма и огня. Кто-то закричал, испуганно и пронзительно.

— Смотрите, Оджи! Он горит!

И действительно, Оджи подпрыгивал на седле, охваченный каким-то странным голубоватым пламенем. Кожа его чернела и съеживалась.

Развернув коня, Казар закричал:

— Дорогу мне!

Расталкивая плотно идущую колонну, он пробился к тому месту, где в предсмертной агонии бился на горящем седле несчастный Оджи.

Казар удержал мечущегося жеребца и ударом ноги сбросил Оджи на землю. Горящий монгол упал, перевернулся и скатился вниз. Даже грохнувшись на камни, он не издал ни единого звука.

Угрюмый Казархан вернулся на свое место во главе колонны.

— Оджи умер, но убить-то Костяные Головы хотели тебя, — сказал Байяр.

Казар только оскалил зубы и заворчал, отчего нос у него смешно наморщился.

Байяр обернулся назад.

— Пусть это будет уроком всем монголам! Когда ваш хан говорит, что вещь проклята, то значит так оно и есть. Все вы видели, как сгорело проклятое устройство Костяных Голов, забрав с собой Оджи.

По орде прокатился ропот суеверного страха. Ни у кого из всадников не возникло и тени сомнения в словах Байяра.

— Но не бойтесь, — добавил он. — Казархан сам назначит суровое наказание за случившееся. Верно, мой хан?

— Мой гнев будет неумолим, — пообещал Казархан. Костяшки его пальцев, сжимающих поводья, побелели, как мел.

— Я жду твоего гнева, — негромко произнес Байяр, — но и страшусь его.

— Ты мудрый монгол, раз страшишься моего гнева, — прорычал Казар.

Новая Золотая Орда продолжала свой марш.

Глава 40. ГОНКОНГ

Премьер Госсовета Китая внимательно вчитывался в донесения разведки. Грубоватое лицо его все больше мрачнело.

— Монголы продолжают идти на восток, — пробормотал он вполголоса.

— Они отступают, — уточнил министр обороны.

— В молодости я сам увлекался историей. Некоторые из рассказов вызывали ужас, но зато я кое-чему научился у хитрых ханов, — заметил премьер. — Они не отступают.

— Но монголы и не пытаются заманить наши войска в засаду.

— А если бы и попытались, то уже поняли бы, что маневры ханов не срабатывают против тех, кто читал «Тайную историю монголов» и знает их повадки.

— Наши аналитики предлагают несколько альтернативных вариантов.

Премьер отмахнулся.

— Избавьте меня от ваших вариантов. Я умею читать карты. Они идут вдоль Великой Стены, намереваясь преодолеть ее при первом удобном случае, точнее, в первом же удобном месте. Такой пролом у нас есть… Шесть Драконов, вот! Пока туда будут добираться наши сухопутные войска, направьте в район пролома военно-воздушные силы. Пусть задержат их. А вы тем временем закрепитесь на этом участке.

— Странно. Прошло столько столетий, и вот Великая Стена снова защищает нас от кочевников.

— Ничего странного. Это лишь доказательство мудрости наших предков, их предприимчивости и прозорливости. Будь они коммунистами, я объявил бы строителей стены народными героями за то, что они служат нынешним китайцам образцом преданности стране. К сожалению…

Все закивали, соглашаясь, что нынешнее состояние дел в государстве прискорбно. Но политические реалии есть политические реалии. Старые династии и их слава не поддаются восстановлению, пусть даже они и отбрасывают свои холодные тени на тех, кому суждено занимать их место в эти, к несчастью, столь интересные времена.

Глава 41. ПРОВИНЦИЯ ШАНЬСИ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

День клонился к закату, а Новая Золотая Орда все мчалась и мчалась, словно тускло поблескивающий в вечернем солнце змей. Кони и люди спрессовались в плотную массу, которая бряцала, звенела и скрипела железом и кожей. Люди, неутомимые, как и их кони, ели и пили, не покидая седел. Когда кому-то нужно было облегчиться, он покидал свое место, справлял нужду у обочины, укрывшись за желтым хвостом пыли, а потом воссоединялся с кавалькадой. Кони бросали лепешки на ходу, как им и положено.

Могущественная процессия пожирала пространство пути и проглатывала шафрановый столб пыли.

— Вот как скачет настоящая орда, — заметил Казар, не обращаясь ни к кому в отдельности.

Наблюдая за упрямо следующими за ними вертолетами, Байяр сказал:

— Чингис никогда не потерпел бы рядом с собой таких птиц, предвестниц зла.

— Они безобидны.

— Они назойливы, как блохи.

— Я бы предпочел блох, — произнес Казар, — наподобие тех, которые досаждают мне. У них крошечные тела, и они не шумят.

Через некоторое время военные вертолеты с грохотом удалились, и Байяр облегченно вздохнул. И тут же начал чихать.

— Солончаковая пыль, — сказал он, роясь в карманах, вероятно, в поисках какой-нибудь тряпки. Ничего не найдя, Байяр наклонился и утер нос рукавом дохи.

— Я все видел, — сказал Казар, когда отставший было Байяр поравнялся с ним.

— Что видел? — невинным тоном спросил тот.

— Ты навлек на себя проклятие за то, что вытер нос о рукав великого Чингиса.

— Я больше не буду.

— Ты уже сделал это один раз и теперь будешь ехать за мной на расстоянии трех конских хвостов за то, что обесчестил доху первого хана ханов.

— Ты шутишь!

— Трех хвостов или, когда я снова заговорю, их будет уже девять.

— Ладно, только не забудь, что я знал тебя еще в те времена, когда ты не был ханом.

— Сейчас я уже хан ханов, — ответил Казар, которого сентиментальные воспоминания Байяра ничуть не тронули.

С навернувшимися на глаза слезами и склоненной от позора головой Байяр отстал от своего хана. После этого каждый приступ насморка безжалостно подавлялся уже в зародыше.

— У тебя есть тряпка? — шепотом обратился он к Утренней Лани.

— Утрись рукавом, — прошипела она.

— Нельзя.

— Воспользуйся чужим.

Байяр протянул руку к ее серому войлочному кафтану.

— Только не моим. Я наложница и десятница.

— А я Князь Стрел. Мой ранг выше.

— Ты выше рангом только своей безымянной клячи.

Байяр нахмурился, испытав новое унижение, и придержал ход своего скакуна.

Это спасло ему жизнь.

Вертолеты вынырнули из-за южного горизонта. Еще несколько явились с запада. Пара прилетела с севера. Рев двигателей эхом отразился от Великой Стены, словно неистовый вой воздушных демонов.

Машины шли на небольшой высоте, и когда ракеты «воздух-земля» рванулись к цели, создалось впечатление, будто в небе расцвели яркие цветы.

Ракеты настигли Золотую Орду в нескольких местах: впереди, сзади и ближе к середине. Взрывы следовали один за другим, как хлопушки. Кричали люди. Ржали кони. Смесь этих звуков разрывала уши. Тут и там взлетали вверх и падали на землю куски окровавленной плоти.

Одна из ракет угодила в Очинбала. Конь и всадник исчезли в мгновение ока, а Князь Стрел, только что отъехавший назад, хлестнул свою лошадь, посылая ее в бешеный галоп.

Во главе колонны то же самое проделал Казархан.

— Выйти из строя! Рассеяться, боевые псы, если вам дорога жизнь!

Орда услышала его и повиновалась. Десятники и сотники направили своих коней в разные стороны, как их и учили. Громадный змей распался на тысячи независимых фрагментов, разлетевшихся во всех направлениях, как при взрыве. И вскоре сухие степи к северу от Великой Китайской Стены почернели от всадников, словно потревоженные муравейники.

Вертолеты пошли на второй заход, но теперь их ждал сюрприз. Там, где только что тянулась колонна, представлявшая собой отличную цель, теперь маячили разрозненные группки всадников, явно не заслуживавшие того, чтобы тратить на них ракеты.

Несколько небесных стрел все же взбугрили землю, разбросав пыль, каменную крошку и немногих незадачливых всадников, но в целом результат определенно не стоил усилий. Застрочили пулеметы, поначалу оказавшиеся более эффективным оружием, но уже через минуту-другую умолкли и они, истощив боезапас и растеряв цели.

И снова вертолеты НОА оказались не у дел. Вытянувшись в линию, они повернули на юг, как гудящие стальные бабочки. Укрывшись в низине, Казархан проводил их долгим взглядом. Рядом с ним никого не было, если не считать Ариунболда, восседающего на коне со штандартом Золотой Орды.

— Мы победили, — заявил Казар.

— Они вернутся.

— Возможно, они убьют еще нескольких монголов, но поймут, что им не одолеть Золотую Орду.

Сказав это, Казар повелел Ариунболду подняться за ним на холм, чтобы все видели славный символ, сопровождающий хана ханов подобно тени великого живого бога, куда бы он ни поехал.

Сам Казар послал в небо стрелу как сигнал сбора. Звонко запев, она взлетела, и, прежде чем успела опуститься и размозжить голову мирно пасущегося кролика, Казар уже развернул жеребца и поскакал в прежнем направлении, сопровождаемый верным Ариунболдом.

Новая Золотая Орда, ведомая десятниками и сотниками, вновь образовала строй, как сказочный дракон, восставший из могильного праха.

Казархан ни разу не оглянулся. Он знал своих монголов. Стук копыт, обретший прежний ритм, сказал ему все, что нужно было знать.

Глава 42. ГОНКОНГ

Премьер Госсовета Китая встретил сообщение министра обороны с невозмутимым выражением лица.

— Первая воздушная атака полностью провалилась.

— Что означает «полностью»? — спросил премьер.

— Мы нанесли ряд последовательных ракетных ударов и рассеяли монгольские отряды, уничтожив при этом неустановленное число единиц живой силы.

— По-моему, звучит весьма победоносно, — язвительно заметил премьер.

— Количество убитых незначительно, а колонна в данный момент перестраивается.

Премьер мигнул. Прикурил новую сигарету от окурка старой.

— Если бы перед вами оказались танки, вы могли бы их уничтожить?

— С танковой колонной дело обстояло бы легче: подбив ракетами ведущий и замыкающий танки, мы остановили бы ее на достаточно долгое время. Но здесь перед нами конники. Конь и наездник — единое целое, они способны реагировать на опасность так, как это недоступно медлительным машинам.

— Ну, так наносите удары, бейте, пока они не погибнут до единого.

— Все не так просто. Одной ракетой можно уничтожить танк или военное укрепление. Но в войске монголов шесть тысяч всадников. На одну ракету придется от трех до пяти убитых, но это самое лучшее соотношение, которого можно достичь. У нас просто нет такого количества вертолетов. Ведь ракет нужно около двух тысяч.

Премьер ответил не сразу. Некоторое время он стоял, глядя в окно кабинета, с сигаретой в зубах. Затем выпустил дым, опустил руку.

— Так вы хотите сказать, что современные виды оружия бессильны против какой-то кавалерии?

Министр обороны уклонился от прямого ответа.

— Есть один вариант, — произнес он вполголоса.

— Хотелось бы услышать, — премьер поднес сигарету к губам.

— Ядерное оружие, — бесстрастно объявил министр обороны.

Рука премьера дрогнула, и сигарета, уже приближавшаяся к губам, ткнулась в язык премьера горящим концом. Стряхнув с подбородка пепел и выплюнув пару крепких дореволюционных проклятий, премьер повернулся к министру обороны и заревел:

— Вы с ума сошли!

Его собеседник, с трудом сохраняя прежнюю невозмутимость, пожал плечами.

— Я всего лишь предлагаю возможный вариант.

— Об этом нечего и думать. Кроме всего прочего, оставшиеся ракеты «Великий поход» нужны нам на тот случай, если марсианские оккупанты попробуют захватить новые территории.

— Пусть будет так, — согласился министр обороны.

Снова уставившись в окно, премьер спросил:

— Как обстоят дела с блокадой Великой Стены?

— Мы идем с опережением графика. К тому времени, когда колонна достигнет пункта Шести Драконов, работы будут завершены.

— Что ж, посмотрим, каковы их намерения, — премьер ткнул сигарету в ониксовую пепельницу, уже полную недокуренных «Голубых ласточек».

Нервные настали времена. Но и интересные.

Глава 43. ПРОВИНЦИЯ ШАНЬСИ, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

На следующий день Новая Золотая Орда уверенно продолжила свой путь по желтоватой земле Китая, словно страна уже пала под копыта ее коней.

Сопровождающие их вертолеты не проявляли никаких агрессивных намерений, что заставило Казархана в конце концов задуматься. Безмятежное выражение его лица сменилось обеспокоенным.

— Нас ждет беда, — негромко заметил он.

Ехавшая слева Утренняя Лань сказала:

— Беда нас поджидает постоянно. Если только мы не убегаем от нее. Но разве мы не монголы?

— Я монгол. Ты женщина.

— Я монгольская женщина.

— Это уже детали. Прежде всего, ты женщина, а уж потом монгол. Я же прежде монгол, а уж затем мужчина.

— Но разве я держусь в седле не по-монгольски?

— Ты права. Но все же ты женщина.

— Разве я не ношу доспехи?

— Они болтаются на тебе.

— А ты бы предпочел, чтобы они были малы, и мне пришлось оголить кое-какие части тела?

— Ты не нужна мне с фигурой мужчины, как и я не нужен тебе другим. Впрочем, я и не стал бы изменять себе лишь для того, чтобы доставить тебе больше удовольствия.

— Мне и так хорошо.

— Ты жалуешься на мой инструмент, — сухо заметил Казар.

— Не жалуюсь. Я кричу.

— Ты меня проклинаешь.

— Я проклинаю не тебя, а твой инструмент, — возразила Утренняя Лань. — Но принимаю тебя таким, какой ты есть. Почему ты не отвечаешь мне тем же?

— Я принимаю твои упреки.

— Меня больше не устраивает должность десятника.

— Я сделаю тебя сотником.

— Очень любезно с твоей стороны, — смягчилась Утренняя Лань, — но мне нужно больше.

Казар удивленно поднял брови, на лбу его пролегли складки.

— Вот как?

— Мне нужна собственная орда.

Губы Казара сжались в узкую полоску, а откуда-то из-под седла вырвался весьма неприличный звук.

— Ты заболел? — удивилась Утренняя Лань.

— Я поражен, а это еще хуже. Так ты хочешь иметь свою орду?

— Совершенно верно.

— Значит, ты желаешь стать ханом?

— Ты ведь теперь хан ханов. Тебе должны подчиняться не десятники и сотники, а ханы.

— Был один, да и тот превратился в дым и пепел.

— Вот почему тебе нужны новые ханы. Иначе какой же ты хан ханов? Логика простая.

Казархан погрузился в раздумья. При этом лицо его не оставалось безмятежным, отражая, вероятно, ход мыслей хана ханов. Напряженный лоб прорезала глубокая складка.

— Ариунболд? — рявкнул Казар.

— Да, мой хан?

— Я назначаю тебя ханом.

Ариунболд низко склонил голову.

— Твое слово — приказ для меня.

— Конечно. Герел?

— Слушаю, повелитель.

— Тебя я тоже назначаю ханом.

— Ты оказал мне высокую честь.

— Это уже твоя забота. Моя проблема состоит в том, что мне крайне нужны ханы, — повысив голос, Казар крикнул через плечо: — Байяр!

Отставший на три корпуса Байяр подъехал и выжидательно взглянул на хана.

— У тебя рукав чистый?

— Абсолютно.

— Тогда я назначаю тебя ханом.

Байяр вздрогнул, брови его метнулись вверх, а нижняя челюсть отвисла, еще больше удлинив лицо.

— Я хан? — запинаясь, произнес он.

— Да, как Герел и Ариунболд.

— Они тоже ханы?

— Да. Разве я не сказал?

— Я еще никак не привыкну к княжескому титулу.

— Если хочешь остаться князем, я найду другого хана. Мне нужны трое.

За спиной Казара Утренняя Лань пнула Байяра ногой в колено и затрясла головой, сделав грозное лицо.

— Ты хочешь, чтобы я отклонил эту честь? — шепотом спросил Байяр, потирая колено, что стоило ему больших трудов — конь высоко подбрасывал всадника в седле.

Утренняя Лань утвердительно кивнула, метая в него выразительные взгляды. Для пущей убедительности она даже провела ладонью поперек горла.

Откашлявшись, Байяр обратился к своему хану.

— Я отклоняю оказанную тобой честь и желаю остаться Князем Стрел, — выпалил он.

— Что ж, дело твое. Но теперь ты будешь ехать в хвосте колонны.

— В хвосте?

— Ты огорчил меня.

— Я уже передумал, — торопливо сказал Байяр.

Казар покачал головой.

— Этого я не принимаю. Ты можешь передумать еще раз.

— Что ж, поеду в хвосте, — покорно произнес Байяр.

Повернув своего мерина, Князь Стрел затрусил в конец колонны из восьмисот всадников.

— Он предан тебе, — заметила Утренняя Лань.

— Да, но он должен подчиняться воле своего хана, а не прислушиваться к коварному шепоту женщины.

На это Утренняя Лань ничего не ответила, выждав, пока ветер не унесет слова обвинения подальше.

— Если Байяр может быть ханом, то почему я не могу? — многозначительно спросила она.

— Байяр отказался от такой чести. Если ты хотела стать ханом, тебе не следовало давить на него. Разве мог я назначить ханом любовницу, а не моего первого приверженца?

— Лжец! Ты и не собирался назначать меня ханом!

— Ты не можешь этого знать наверняка. А значит, не можешь и доказать, так это или нет.

— Ты так несправедлив, что у меня просто кровь закипает.

— Пусть себе кипит, — спокойно заметил Казархан. — До Пустоши Костяных Голов путь не близок, и ночи гораздо лучше проводить в твоих жарких объятиях.

— Я ненавижу тебя, Казархан.

— Теперь я снова хан ханов и окружен верными помощниками.

— Сделай и меня ханом или я перережу себе руки и горло, и вся моя горячая кровь вытечет.

— Режь, и я выпью ее, а потом найду себе другую наложницу.

Утренняя Лань вспыхнула, но промолчала. После долгой паузы она снова обратилась к Казару уже просительным тоном:

— Чего же мой хан хочет от меня взамен?

— Я в затруднительном положении, ведь никогда прежде женщина не была ханом.

— Я заслуживаю быть первой.

— Посмотрим.

Орда двигалась все дальше и дальше вперед. Наступила ночь. Поднялась луна. Из вечернего тумана вынырнули звезды. Казархан поднял голову, отыскивая в их паутине желто-зеленые блестки.

Но так ничего и не заметил.

Глава 44. ПУНКТ ШЕСТИ ДРАКОНОВ

На погонах генерала Шай Шанга сияли только две звезды, но он с нетерпением ожидал наступления того счастливого дня, когда к ним присоединится третья. С таким настроением он и отправился инспектировать местность под названием Шесть Драконов.

Именно здесь, в проломе Великой Стены, расположились три линии танков Т-64 и Т-72, зеленых, как панцири черепахи, с красными звездами НОА на башнях.

Боевой приказ был прост и ясен. В первой линии 115-миллиметровые гладкоствольные орудия и пулеметы, наведенные на подходы к бреши в стене. В случае необходимости они могли перейти в наступление, но не отойти назад. Такой приказ отдал сам министр обороны. Ни при каких условиях не отступать. Экипажам разрешалось покидать горящие танки, но не больше.

Вторая линия обороны была готова занять брешь в том случае, если первая перейдет в наступление. Как и первая, она тоже не имела права отступать, да к тому же была блокирована танками модели Т-75, приобретенными в бывшей Советской империи за несколько лет до того, как марсиане спустились со своих звездолетов (впоследствии упавших на Землю) и проглотили Россию, как дракон проглатывает змею.

За танками располагались самоходные гаубицы с расчетами и боевые вертолеты Ми-24, для которых спешно залили бетонные площадки. Они должны были оказывать наземным силам воздушную поддержку. В состояние боевой готовности была приведена воздушная база Донг Фенг Шенг. Пилоты сидели в кабинах штурмовиков, ощетинившихся ракетами «воздух-земля» и спаренными 23-миллиметровыми носовыми пулеметами.

Так что, хотя наступающая мощь противника превосходила все, с чем приходилось сталкиваться китайской армии на этом участке со времен ханов, генерал Шанг был уверен, что его позиция неуязвима. Героические танки НОА не сдвинутся с места иначе, как перейдя в наступление. Они никогда не отступят. Думать иначе нелепо, тем более с приближением рассвета.

Вдали появилась желтая дымка.

— Что это?

— Пыль от конной колонны, — доложил майор.

— Похоже на дым от костра какого-то демона.

— У демонов и монголов одна и та же горячая кровь, как сказала однажды моя бабушка.

— Я не боюсь ни демонов, ни монголов. В свое время мне довелось сидеть за одним столом с красноглазыми существами с Марса. Вот они и есть те демоны, которых следует бояться.

Земля под ногами загудела и завибрировала.

— Землетрясение! — воскликнул генерал.

— Нет, монголы. Они приближаются.

Так оно и было. В зоне монголо-китайской границы землетрясения случаются нередко, но они всегда кратковременны. Это же явно затягивалось, гул все нарастал, и вот уже задрожали стальные каски на головах солдат.

— Теперь я знаю, что испытывали императоры при приближении монгольских орд, — заметил Шанг.

Майор попытался было что-то ответить, но в последний момент предпочел промолчать, опасаясь, что слова только выдадут его смятение и опозорят перед генералом.

Но оба, не признаваясь в этом друг другу, дрожали. И эта дрожь резонировала с нарастающими колебаниями земли у них под ногами.

Глава 45. ШЕСТЬ ДРАКОНОВ

Новая Золотая Орда шла на восток, и лица всадников купались в кроваво-красном свете восходящего солнца.

Во главе колонны скакал Казархан, именно его обветренного лица коснулись первые лучи. Глаза Казара горели, как уголья, губы сжались в ровную линию. Рядом с ним покачивались девять бычьих хвостов, которые в последний раз мир видел восемь веков назад, когда Восток был нов и ничто, сотворенное человеком или Богом, не могло помешать монгольской экспансии.

— Чую китайцев, — пробормотал спустя некоторое время Казар.

— Потеют, хотя ночь была прохладная, — заметил Ариунболд, принюхавшись.

— У них есть на то причины. Они потеют, как потели их предки. От Пекина до Багдада нос Чингиса наслаждался этим запахом, принесенным ветром.

— Неплохая мысль — превратить когда-нибудь Багдад в груду мусора.

— У нас еще будет на это время, как только мы закончим свои дела здесь… если, конечно, останемся в живых.

— Рядом с тобой, мой хан, я не думаю о смерти.

Казар молча кивнул. Теперь он придержал жеребца. Вслед за ним и вся колонна перешла на иноходь, но не сразу, а ряд за рядом, так что вся перестройка заняла около двадцати минут. Словно зыбь пробежала по спине дракона, закованного в железо, кожу и разномастные конские гривы и хвосты.

Они упрямо шли вперед, не думая о страхе и не обращая внимания на зеленые вертолеты, вынырнувшие из-за их спин и взметнувшие низко висящую желтую пыль.

— Вертолеты не нападут, — сказал Казар.

— Они получили хороший урок.

— Нет, они не нападут, потому что так им приказано. Если бы задумали атаку, она произошла бы раньше.

— Мудрое замечание.

— Я хан ханов. Все, что я говорю, мудро. Если бы это было не так, я не был бы наследником Чингисхана.

— Это тоже мудрое замечание.

Казархан посмотрел на Ариунболда и сказал:

— Поезжай впереди. Пусть китайцы видят гордый штандарт, при виде которого их предки дрожали и скулили от страха.

— Ай-я! — крикнул он и пришпорил Чино.

Вскоре они достигли вершины холма. Внизу лежала Великая Стена, похожая на сломанную спину дракона, погрузившегося в землю. В проломе виднелись линии танков, торчащие, как зубы в каменной пасти.

— Путь в Китай закрыт, — сказал Ариунболд.

— К замку всегда можно подобрать ключи.

— Мы можем пойти на танки. Многие погибнут, но большинство пройдет.

— А потом?

— Ты — хан ханов. Я не знаю.

— Кони не перепрыгнут эти машины. Они стоят слишком близко одна от другой.

— Может быть, две первые линии выйдут вперед после ложной атаки?

— Хороший план, но даже одна линия непроходима.

— А нельзя ли заставить их отступить?

— Это будет нелегко. Если вообще возможно. Если мы атакуем первую линию, то что вынудит вторую или третью оттянуться? — Казар покачал головой. — Эту систему обороны изобрел очень умный генерал. Она достойна Хубилая.

— Тогда что нам остается? Мы монголы, у нас монгольские кони. Если бы здесь была река, мы перешли бы ее вброд. Мы могли бы проскользнуть по льду. Пехоту раздавили бы копытами лошадей.

— Для всего этого нас слишком много, — задумчиво сказал Казар. — Может быть, ключ в том, чтобы приложить наименьшую силу к самому прочному звену в цепи.

— А не наоборот? Наибольшую силу к самому слабому?

— Нет, — ответил Казар. — Я сказал то, что хотел сказать.

Он повернул коня, слегка потянув поводья. Чино слушался его так, словно являлся частью хозяина, с общей нервной системой и единым телом.

Сжимая железной рукой подрагивающий штандарт, Ариунболд последовал его примеру, так и не поняв замысла Казара. Бросив последний взгляд на китайские оборонительные позиции, он подумал, что иногда для того, чтобы выиграть бой, недостаточно даже быть монголом.

Не слишком приятная мысль, когда едешь во главе наступающей армии.

Глава 46. ПУНКТ ШЕСТИ ДРАКОНОВ

Когда шафрановый дымок стал рассеиваться, на вершине холма появились две фигуры.

Генерал Шай Шанг давно уже забился в свой лендровер и чувствовал себя в относительной безопасности. Автомобиль не был бронированным. Не являлся он и надежным укрытием, но резиновые шины отчасти поглощали надвигающийся гром монгольской конницы. Нервы генерала немного успокоились, и он снова почувствовал себя уверенно.

Но когда адъютант крикнул, что монголы уже в пределах видимости, Шанг подскочил с сидения, выхватывая из кобуры пистолет. Подбежав к Великой Стене, он взглянул на сизоватое тонкое облачко. Глаза его сузились.

Два всадника. Даже на столь значительном расстоянии доспехи одного из них отливали золотом и лазурью. Второй выглядел не столь нарядно, но зато в руках у него было нечто такое, что до этого генерал Шанг видел только в книгах и фильмах. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь сам встретится с этой штуковиной, выполняя священный долг перед родиной.

Это был штандарт, толщиной с корабельную мачту и неуклюжий, как воронье гнездо. На самом верху генерал заметил обитый медью и серебром треугольник со свисавшими бычьими хвостами.

Тем не менее монгол держал его одной рукой! Свежий западный ветер колыхал хвосты, они поднимались и опадали, поднимались и опадали… как дышащие легкие.

— Вот и пришли. И повернуть назад невозможно… для обеих сторон, — пробормотал себе под нос Шанг.

И хотя он был хорошим коммунистом и не верил ни в Будду, ни в Мохаммеда, ни в Христа, генерал шепотом вознес молитву богу, которого могло и не быть, потому что внезапно утратил уверенность в Великой Стене своих предков и бронированной мощи своей армии…

Глава 47. ШЕСТЬ ДРАКОНОВ

Возвратившись к Новой Золотой Орде, Казархан подъехал к Утренней Лани, которая при его приближении развернула своего мерина, представив взгляду хана оба крупа.

— Если ты предлагаешь себя таким образом, то момент сейчас неподходящий, — пробурчал Казар.

— Я показываю тебе свой зад, а уж ты делай с ним, что хочешь, — прошипела женщина.

— В другой раз. Кстати, зад твоего мерина прекрасен, но мне он тоже ни к чему.

Утренняя Лань сердито тряхнула головой, ее черные блестящие волосы разметались по плечам.

— Если тебе не нравится, смотри в другую сторону. Я не собираюсь поворачиваться к тебе лицом.

— Даже если я предложу тебе стать ханом?

Она так дернула поводья, что чуть не сломала мерину шею.

— Шутишь? — глаза ее блеснули.

— Предлагаю честную сделку.

Прищурившись, — лицо ее стало похоже на маску кошки, — Утренняя Лань осторожно спросила:

— Что за сделка?

— Поезжай к китайцам и добейся встречи с их генералом. Говорить будешь от моего имени. Передашь мои условия.

— Они зарежут меня, как глупого ягненка.

— Могут. Но все же у тебя шансов больше, чем у любого другого монгола.

Женщина пристально посмотрела на Казара. Голос у нее стал сухим, как пустыня Гоби.

— Ты предлагаешь мне трудный выбор.

— Не следует ожидать, что высокое звание хана свалится к тебе само собой. Для этого нужно рисковать и быть готовой на жертвы.

— И кем я стану для тебя, если соглашусь и останусь в живых? — спросила она.

— Одним из моих ханов, а кем же еще?

— А ночью?

— Если луна озарит твое лицо, ты не потеряешь от этого свое звание.

— Ты со мной играешь.

— Это не новость. Я играл с тобой еще тогда, когда меня звали Волком.

Утренняя Лань вздохнула.

— Не думаю, что готова променять твое тепло даже на высочайшую честь стать первой женщиной-ханом в истории, — нехотя сказала она.

— Хорошо сказано. Но у тебя нет выбора. У меня нет другого монгола, способного справиться с этой задачей.

— Ты думаешь, китайцы не станут убивать женщину?

— Не знаю. Мне нужно выяснить их намерения.

— Значит, я та самая монета, которую не жалко потратить?

— Став десятницей, ты приобрела качества монеты, а не наложницы, — откровенно сказал Казар.

Глаза Утренней Лани потемнели от ярости, налившись черной кровью. Казархан выдержал ее взгляд.

— Раз такова ноша хана, я приму любой вызов, — гордо заявила Утренняя Лань.

— Ариунболд! — громко крикнул Казар.

Хан Ариунболд важно подъехал на своей Аппалузе.

— Поедешь с Утренней Ланью к китайцам в качестве моего посланника и символа моей мощи. Ничего не говори. Это будет делать Утренняя Лань.

— Женщина?

— Нет, хан, если вернется, сохранив голову на плечах.

— Я сберегу ее голову, мой господин, — пообещал Ариунболд, величественно кивнув.

— Это не твоя проблема, а ее. Позаботься о себе, а пуще всего о символе моего могущества. Утренняя Лань позаботится о себе сама, если судьба будет благосклонна.

— Я готов, — сказал Ариунболд.

Казар подъехал к Утренней Лани. Их кони сначала настороженно потерлись боками, потом обнюхали друг друга. Мужчина и женщина посмотрели друг другу в глаза.

— Я вернусь, — тихо пообещала Утренняя Лань.

— Не знаю, вернешься ты или нет. Знаю только, что хочу испить твоего вина, прежде чем ты уйдешь.

Их лица сблизились, губы соединились, словно узнавая что-то новое, и отпрянули, будто опаленные пламенем.

Утренняя Лань облизала губы, запоминая вкус поцелуя своего господина.

— Иди, — приказал Казар, разворачивая жеребца. — И посмотри напоследок на меня со спины, а я должен ответить тебе тем же.

Не говоря ни слова, Утренняя Лань стегнула своего жеребца и понеслась во весь опор, приподнявшись над седлом и прильнув к гриве. Ветер растрепал ее волосы, стянутые красной лентой.

Ариунболд, придерживая штандарт, крича и ругаясь, несся чуть сзади.

Через несколько секунд и Казархан поскакал за ними, чтобы понаблюдать с холма за дальнейшим развитием событий.

А также за тем, чтобы убийцы его женщины не остались безнаказанными, если судьба решит иначе, чем он.

Глава 48. ПУНКТ ШЕСТИ ДРАКОНОВ

— Два всадника! — крикнул адъютант генерала Шай Шанга.

— У меня есть глаза, — раздраженно бросил генерал, поднимая бинокль.

Одного он узнал. Это был могучий монгол с ненавистным штандартом ужасного Чингисхана. Второй скакал, низко пригнувшись к шее жеребца, то и дело охаживая своего скакуна плеткой.

Прошло не меньше минуты, прежде чем генерал Шанг понял, что перед ним женщина. Собственно, такая мысль мелькнула у него чуть раньше при виде длинных черных волос, но он сразу же вспомнил, что такие же носят и многие мужчины-монголы.

Последние сомнения относительно пола всадника отпали, когда Шанг заметил под тонкой накидкой полные раскачивающиеся груди.

— Зачем посылать женщину? — удивился он.

Адъютант, решив, что вопрос адресован ему, поспешил ответить:

— Не знаю, но это очень странно.

— Прикажите не стрелять, — распорядился Шанг.

Адъютант убежал.

В четверти ли от Великой Стены и ее временных фортификационных укреплений всадники остановились. Привстав в седлах и совершенно не проявляя признаков страха, они, казалось, даже не понимали всей безнадежности своего положения.

Вернулся запыхавшийся адъютант.

— Приказ передан.

— Хорошо.

Адъютант бросил взгляд через вал.

— Они ждут.

— Да, вероятно, чего-то хотят.

— Переговоры?

— Подойдите к ним и узнайте, — распорядился генерал Шанг.

— Один?

— Их же всего двое. Без оружия. Не вижу опасности.

— Но я же не говорю по-монгольски, а они, похоже, не знают нашего языка.

Генерал нахмурился.

— Да, это верно. Я говорю по-монгольски, — спокойно сказал он, ловя в окуляр бинокля колышущуюся женскую грудь.

— Вы? — от неожиданности адъютант даже вздрогнул.

— Как вы думаете, почему меня сюда назначили? — спросил Шанг, снимая ремень.

Генерал шагал по траве, чуть приподняв руки и думая о том, что такой храбрый поступок принесет ему дополнительные звезды. Он станет народным героем. Его лицо будет известно всем от Шанхая до Гонконга и самых дальних, забытых богом провинций.

А сейчас он окажется рядом с женщиной, чей бюст поразил его воображение. Генерал Шанг шел вперед под презрительными взглядами двух монголов. Перед ним поднималась и опускалась женская грудь, темные соски просвечивали сквозь тонкую ткань, и сердце генерала стучало в такт этому движению.

— Я генерал Шанг, — представился он по-монгольски.

— Меня зовут Утренняя Лань, я на службе у Казархана.

— Хана?

— Сейчас он уже хан ханов.

Генерал моргнул. Итак, слухи оказались верными, как это ни удивительно.

— Ваши соратники напали на город Шэньму, — заявил Шанг.

— Нет. Это была другая орда.

— Орда?

— Мы называем себя Новой Золотой Ордой.

Когда генерал услышал эти слова, во рту у него пересохло.

— И вы думаете, что можете безнаказанно нападать на китайские города?

— Китай нас не интересует. Мы ищем выход к Новой Стене.

— Что вы собираетесь там делать?

— От имени Казархана, хана ханов, я уполномочена сообщить, что мы не считаем вас врагами. Мы собрали значительные силы, но только для того, чтобы отобрать у Костяных Голов нашу территорию.

Генерал снова моргнул.

— Что это за Костяные Головы, о которых вы говорите?

— Это те, что по слухам спустились с Красной звезды.

— Вы имеете в виду марсиан.

— Мы называем их Костяные Головы.

— Это одно и то же. Они пришли с Марса.

— Захватчики должны быть изгнаны. От имени моего хана я приказываю вам отвести ваших стальных коней от стены, чтобы настоящие кони могли пройти туда, где нас ждет победа.

— Вы не можете мне ничего приказывать! — бросил Шанг.

— Вы генерал? — взгляд женщины скользнул по его погонам.

— Да.

— Мой господин Казар — хан ханов. Он выше вас.

— Монголы не могут приказывать генералам китайской армии! — взорвался Шанг.

— Мне передать ваши оскорбительные слова Казархану или вы возьмете их назад? — осведомилась Утренняя Лань.

Генерал промолчал, а Утренняя Лань гордо подняла голову.

— Передайте вашему главному генералу наше предложение. Если вы обеспечите беспрепятственный проезд по Великой Стене, мы уничтожим Новую Стену. Монголия снова станет прежней Монголией. Бейцзинь будет возвращен Китаю.

— Возможно. Но как мне убедиться, что это не уловка с вашей стороны?

— Знать этого вы не можете. Но следующий пролом в Великой Стене находится на расстоянии около сорока ли к востоку отсюда. Если мы поспешим, то успеем дойти туда прежде ваших медлительных и неуклюжих боевых машин.

— Та брешь, о которой вы говорите, тоже прикрыта, — сказал генерал Шанг, зная, что это ложь.

— А дальше есть еще один пролом.

— Но он уж слишком далеко, — указал Шанг.

— Тем не менее до него можно дойти. Укрепить все вы не в состоянии.

— Я должен передать ваши требования моему начальству.

— Я подожду здесь. Но поторопитесь, поскольку заставляя ждать меня, вы заставляете ждать Казархана. А он и его орда не любят бездействия. Они истосковались по грому копыт и стуку сердец.

— Я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне. Какое у тебя звание, женщина?

Утренняя Лань в упор посмотрела на Шанга.

— Я личная наложница Казархана.

— Шлюха?

— Я не стану засовывать это оскорбление в твою глотку только потому, что это отнимет у моего хозяина время, а у тебя — твою никчемную жизнь. Но не шути со мной, поедатель падали.

Слова женщины ударили генерала Шанга, словно хлыстом, и он отшатнулся. Затем генерал повернулся на каблуках и пошел назад, чувствуя, как горит от гнева и обиды лицо.

Предложение монголов вскоре попало к министру обороны, который лично прочитал расшифровку.

Ударив по столу кулаком, он взревел:

— Да это же откровенный блеф! Они что, считают нас идиотами?

Премьер Госсовета Китая сам ответил на звонок министра обороны. Он слушал, неторопливо покуривая сигарету и ожидая, пока министр выплеснет свою злость и досаду, и в его голосе зазвучат более восприимчивые нотки.

Наконец премьер сказал:

— Отведите танки ровно настолько, чтобы дать им пройти.

— Но дальше они найдут другие бреши, — предупредил министр обороны.

— Их мы тоже перекроем.

— Но для чего, товарищ премьер?

— А вот для чего, товарищ министр обороны. Этих монголов слишком много, чтобы справиться с ними малой кровью. Пусть себе идут дальше. Кто знает? Возможно, их безумный поход закончится успешно?

— А если нет?

Премьер едва заметно улыбнулся, чего министр обороны не мог увидеть. Тем не менее, усмешка прозвучала и в тоне голоса, уже более дружелюбном.

— А если нет, то только потому, что марсиане нанесут им полное поражение. Что нас тоже устраивает, тем более, что цену придется платить им.

— Пожалуй, это звучит убедительно.

— Конечно, определенный риск есть, но я приказываю вам предпринять эти шаги.

— А я сообщу вам о результатах.

Примерно через час решение, принятое в Гонконге, было доложено генералу Шангу в форме шифрованной радиограммы. Он вскрыл бумагу, прочел, с трудом одолев шифр, затем разорвал на кусочки и бросил на ветер.

Испытывая те же чувства, что и час назад, генерал направился к ожидающим его всадникам. Они смотрели на него с равнодушием, граничащим с презрением. Понять что-то по выражению их лиц было невозможно, но воображение Шанга подсказало ему, что принятое решение интересует послов только в той степени, в которой оно усложнит или облегчит задачу монгольского войска. Исход предопределен заранее.

С трудом сохраняя спокойствие и бесстрастный тон, Шанг обратился к женщине, так как штандартоносец все это время хранил полное молчание.

— Танки НОА отойдут на минимальное расстояние, чтобы дать вам возможность подняться на Великую Стену.

— Не задерживайтесь, — бросила Утренняя Лань. — Мы уже прождали целый час.

С этими словами женщина развернула жеребца, ударила его в бока, и тот сорвался с места так стремительно, что пыль из-под копыт полетела в лицо Шанга.

Возвращаясь к своей машине, он тер глаза, но лишь слезы стыда и гнева помогли прочистить их от мелких песчинок.

Танки отошли. Его танки. И хотя приказ исходил от высшего военного руководства, весь позор лег на плечи генерала Шанга.

Это было невыносимо, немыслимо, но ничего другого он сделать не мог.

Глава 49. ШЕСТЬ ДРАКОНОВ

Казархан ждал своих посланников на том же месте, откуда проводил час назад.

— Какие новости? — сухо спросил он.

— Я хан! — воскликнула Утренняя Лань. — Теперь ты не можешь мне в этом отказать!

— Ты потеряла доспехи, — сказал Казар, заметив отсутствие шлема и кожаных нагрудников.

— Этим поедателям падали нужно было увидеть мои женские прелести хотя бы для того, чтобы мне было легче обольстить их сладкими словами.

— Так ты говорила им сладкие слова?

— А ты как думаешь?

За спиной Утренней Лани хан Ариунболд покачал головой в ответ на вопрошающий взгляд Казара.

— Для женщины ты неплохо сочиняешь, потому назначаю тебя ханом.

— Я приму от тебя эту честь, если ты поцелуешь меня в губы.

— У меня нет времени на поцелуи. Впереди далекий путь. Кроме того… — Казар тронул поводья. — Я не целую простых ханов. Особенно тех, которые так бесстыдно щеголяют перед другими ханами и выставляют напоказ свои прелести перед безбожными китайцами.

Утренняя Лань сорвала с головы остроконечный шлем и запустила им в Казара.

Тот обернулся и успел ловко отклониться вправо. Шлем пролетел мимо, а хан ханов добродушно рассмеялся.

Новая Золотая Орда, не мешкая, тронулась в путь. Раньше они ехали по трое в ряд, теперь же быстро перестроились по шесть.

Спускаясь с холма, монголы услышали рокот и лязг танков. Сначала отошла третья линия машин Т-75, затем Т-72 и, наконец, самые старые Т-64.

Воины Казархана устремились к освободившейся бреши. Кони достигли того места, где восточная часть стены лежала в руинах, преодолели неровный, усеянный камнями участок, и начали восхождение на Великую Китайскую Стену. Построенная когда-то, чтобы удерживать предков нынешних монголов на безопасном расстоянии от богатых городов Китая, теперь она стала дорогой для Новой Золотой Орды, устремившейся на восток.

Прошло два часа, прежде чем замыкающий фургон, скрипя, въехал на гладкую мощеную дорогу. К тому времени лошади оставили столько помета, что копыта уже не стучали по камням, а увязали в топком месиве, напоминающем тесто.

Стоявший на противоположной стороне разрушенной стены генерал Шанг с мрачным видом покачал головой.

— Эти проклятые монголы изгадили наше национальное достояние.

Но по крайней мере обошлось без потерь, если не считать потерю лица героической НОА. Да и военная карьера генерала Шай Шанга имела теперь столько же шансов возродиться, как и покойный Мао Цзэ-дун в своем склепе посреди развалин покинутого Пекина.

Глава 50. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА

Утренняя Лань, назначенная теперь ханом, скакала рядом с Казаром. Иногда ей удавалось мельком увидеть профиль своего господина на фоне поднимающихся с обеих сторон стены острых зубцов.

— Ты чем-то озабочен, — заметила она.

— Я был уверен, что ты останешься без головы.

— Так это я причина твоего плохого настроения?

Казар покачал головой.

— Нет. Я просто жалею о том, что вынужден отложить определенное мне свыше завоевание Китая только лишь затем, чтобы наказать проходимцев, которые дважды прогневили меня. Но я был бы недостоин носить доспехи хана Чингиса, если бы не раздавил тех, кто пытался одурачить меня и убить.

— Завоевать Китай ты всегда успеешь, — успокоила его Утренняя Лань. — Эта страна только и ждет, чтобы кто-нибудь обошелся с ней, как с сонной наложницей.

— Долго ждать не придется, — пообещал Казар. — Свернуть шеи Костяным Головам нетрудно. Мы сложим их трупы, как дрова, и подожжем, чтобы мертвый дым поднялся до самой Красной планеты, которая их породила.

Утренняя Лань бросила взгляд на простиравшийся справа мирный пейзаж. Дальше к югу тянулись горы. Катила свои воды Желтая река. В низинах лежали рисовые поля, похожие на шоколадные озерца. День был теплым, как дыхание ребенка.

— Похоже, китайцы не сожалеют о своем решении, — пробормотала она.

— Еще пожалеют, — сказал Казар. — Когда мы заставим Костяных Голов убраться в небо, то возьмем оставленное ими оружие и небесные шатры, чтобы завоевать весь Китай.

— Я слышал, что от Костяных Голов китайцев защищает только договор, — подал голос Герел.

— Никаких договоров я ни с кем не подписывал. И не буду, если только не увижу в том выгоды для себя. Да и тогда прежде всего внимательно изучу все условия и пункты, чтобы завоеванное не уплыло из рук. Плохо, когда тебя лишают законной добычи. Вообще, плохо, когда тебя лишают хоть чего-нибудь. Особенно это плохо для кочевого монгола.

— Нельзя так поступать с монголами, — согласился Герел.

— Больше этого не будет, — пообещал Казархан.

Новая Золотая Орда продолжала идти на восток к Новой Стене, построенной людьми и чудовищами для того, чтобы сохранить ненадежное равновесие, которое хан Казар намеревался разрушить автоматом и саблей.

Глава 51. ГОНКОНГ

Премьер встретился с министрами обороны и разведки частным образом в комнате, где, как он знал, их не могло подслушать ни Политбюро, ни Национальное Собрание.

— Так называемая Новая Золотая Орда продолжает марш на восток? — холодно спросил он.

— Пока незаметно никаких признаков того, что они собираются покинуть стену, — ответил министр разведки.

— Ума у них хватает, — заметил министр обороны. — Их вождь прекрасно понимает, что пока они пользуются защитой нашей национальной гордости, то есть Великой Стены, мы на них не нападем.

— Возможно, — согласился премьер. — А возможно, у них действительно честные намерения.

— Честные… как у любых захватчиков, — сухо добавил министр обороны.

— А какая нация не вела завоеваний? Включая и нас. Возьмите хотя бы Тибет…

— Я бы отдал весь Тибет за Пекин, — проворчал министр обороны.

— Это не в наших силах.

— И все-таки…

Все согласились. Затем премьер перешел к другим вопросам.

— Перед нами дилемма, — заявил он.

— Какая же? — удивился министр разведки.

— Пустить все по течению или предпринять определенные меры.

— Меры?

— Политические меры.

— Например?

— Предупредить марсиан о планах монголов.

— Но зачем? Почему мы должны это делать?

— Ну… хотя бы потому, что марсиане предупредили нас.

— Мы не обязаны отвечать им взаимностью, ведь они наши враги, — резко бросил министр разведки. — Угнетатели.

— Лицо угнетателя зависит от того, кого угнетают, — мягко заметил премьер.

Оба министра глубокомысленно закивали. Такого высказывания они и не слышали, но были уверены, что это цитата из Мао. Если только, конечно, премьер не мнит себя вторым Мао и не испытывает на своих министрах новые лозунги.

— И что получит Китай за эту информацию? Благодарность? — спросил министр разведки.

Премьер покачал головой.

— Возможно, землю. Какую-то территорию.

— Вы считаете, что марсиане сочтут монголов серьезной угрозой? — поинтересовался министр обороны.

Премьер задумался.

— Если мозги у них не из риса, то да. Разве Великая Стена, возведенная нашими предками для отражения набегов монголов, не видна с Марса? Следовательно, им известно, на какие ужасы способны эти дикари.

— Великая Стена видна с Луны, — заметил министр разведки с оттенком недоверия. — Не знаю, видна ли она с Красной планеты.

Премьер отмахнулся от замечания.

— Не в этом дело. Я принял решение. Мы преподнесем марсианам информацию без всяких предварительных условий. Если они потом выразят благодарность, хорошо. Если нет… Что ж, по крайней мере, монгольская угроза будет устранена.

Все согласились, что это хороший план. Ведь у Китая хватает проблем с марсианами. Зачем еще брать на себя и монголов?

Глава 52. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Вопрос о приближении монголов поднял на заседании Марсианского Правящего Совета Фип.

— Китайские лидеры предоставили эту информацию, не прося ничего взамен, — добавил он, изложив суть дела.

По залу пронесся возбужденный гул. Как всегда, не обошлось без споров.

— Здесь, должно быть, какой-то подвох, — заявил член Совета Оле’О, гнард.

— Они просто заискивают перед нами, — подал голос паек Юйя Рик.

— Если мы нападем на монголов на китайской территории, то нарушим договор, — выразил свое мнение еще один гнард, Эдд Сол. — Они лишь ищут предлог, чтобы вовлечь нас в конфликт.

— В любом конфликте победа будет за нами, — возразил Рик.

Фип подождал, пока аргументы иссякнут, затем обратился к притихшему Совету.

— Все мы знаем, что в любом сражении марсиане одержат победу благодаря своей мощи. Но сейчас не время ее демонстрировать. Нужно действовать хитростью.

Совет молча ждал продолжения.

— Пусть колонна монголов подойдет поближе к нашей территории, а там мы сможем либо заставить их подчиниться нашей воле, либо уничтожим. Но нужно рассчитаться с их вождем. Он проявил непростительное высокомерие и безрассудство. Из-за него китайцы будут считать нас слабаками.

— Что вы предлагаете? — в голосе Оле’О прозвучало недоверие.

— Похоже, без Духов не обойтись, — сказал Фип.

Последовало горячее обсуждение, но желание пошуметь явно превалировало над стремлением к согласию. Проникновение было в конце концов санкционировано.

Впрочем, ничего удивительного в таком решении и не было. Даже гнарды понимали, что возникают иногда столь деликатные проблемы, решить которые способны лишь паеки с их хитростью и коварством.

Глава 53. ИНФИЛЬТРАТОР «ЛУННАЯ ТЕНЬ»

Капитан «Призрачного убийцы» Ви Юио вел свой инфильтратор над желтой китайской степью, стараясь не обращать внимания на четверых молчаливых паеков, стоявших за его спиной. Однако их фигуры, призрачно отражавшиеся от стекла экрана, не давали забыть о своем присутствии.

Дело было не в паеках, даже не в том, что они стояли совершенно обнаженные, щебеча на каком-то неизвестном языке. Какое бы отвращение ни внушали обнаженные паеки, смутное беспокойство, пожалуй, даже тревогу вызывал сам факт их принадлежности к древней непогрешимой касте Духов.

Именно поэтому Юио старался не смотреть на них. Именно поэтому по спине его пробегал холодок.

Отражения на стекле экрана подняли светоотражающие мантии, глубоко натянули капюшоны, оставив открытыми только красные глаза, светящиеся наподобие излучающего монокуляра. Из темного металлического ящичка призраки извлекли оружие, которое тут же исчезло в складках их одежд, хотя как оно там разместилось, оставалось загадкой.

Капитан Юио успел заметить ослепляющую вилку, различные колющие и режущие инструменты, не оставляющие внешних повреждений, и биологическую гранату. С некоторыми из устройств капитан не был знаком.

«Лунная тень» сбросила скорость, готовясь к посадке, и Юио объявил:

— Приближаемся к цели.

Теперь его заботила только одна мысль: а не потребует ли секретная миссия и его устранения. Не зря же ходили слухи, что Духи не могут допустить даже мысли о том, что какой-либо гнард увидит их таинственные ритуалы проникновения.

Глава 54. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Каждый раз, когда в Великой Стене встречались проломы, — некоторые весьма значительные, — монголы спускались на мягкую землю, где их кони могли отдохнуть и пощипать травы. Здесь за ними внимательно наблюдали китайцы. Во всех проломах стояли танки, словно жуки, облепленные муравьями-солдатами, а над головами кружили вертолеты НОА.

Казархан и Байяр стояли чуть в стороне от остальных, разминая затекшие спины. Кони паслись рядом. Казар поправил свой лук, неизменно висевший на боку. Колчан со стрелами остался у седла. Посмотрев на запылившуюся доху из гробницы Чингисхана, он спросил:

— Ты все еще чихаешь?

— Немного, — признался Байяр.

— Я вижу на рукаве сопли.

— Я ни разу не вытер носа. Но сопли текут. И случайно попадают иногда на доху.

— Принимаю твое объяснение.

— Хорошо. И еще — мне не хочется ехать в хвосте, где конь может поскользнуться на помете. Помет и шлифованные камни плохо сочетаются. Особенно, если едешь в хвосте.

— Я позволю тебе ехать впереди вместе со мной, но только при одном условии, — сказал Казархан.

— Каком?

— Ты будешь находиться рядом с Утренней Ланью, куда бы она ни направилась, и в случае опасности добровольно и без колебаний закроешь ее своим телом, сохранив таким образом ее жизнь ценою своей.

— В клятве, которую я дал тебе, такого не было.

— В ней говорилось о том, что ты обязан подчиняться всем моим прихотям, — напомнил Казархан.

— Что-то я не припоминаю слова «прихоти».

— Дело не в словах, а в клятве. Выбирай: ездить рядом с Утренней Ланью или топтать помет в хвосте.

— Дерьмо бывает иногда опаснее стрелы, — вздохнул Байяр.

Внимание Казара привлекла Утренняя Лань, купавшаяся в небольшом озерце поблизости и, похоже, не замечавшая глазеющих на нее монголов и китайцев.

— Но нет ничего опаснее, чем страх потерять дорогих тебе людей, — тихо произнес он.

Байяр уставился на своего хана с выражением полнейшего изумления. И вдруг глаза его расширились. Он уже протянул руку, собираясь указать на что-то пальцем, но остановился.

— Позади тебя, — прошептал он, — Красный Глаз.

— В моем лагере? — зарычал Казар.

— Прячется за камнями. Я вижу только его горящий глаз. Смотрит на нас.

— У тебя есть зеркальце? — спросил Казар, не двигаясь с места.

Покопавшись за пазухой, Байяр извлек треснувшее зеркальце и сунул в руку хана. Казар сделал вид, что рассматривает свое отражение.

— Не вижу никакого Красного Глаза, — сказал он.

— Смотрит из куска скалы, — предупредил Байяр.

Присмотревшись, Казар хмыкнул.

— Но почему я вижу только этот проклятый глаз, а не всю голову?

— Не знаю, — признался Байяр. — У меня не такие зоркие глаза.

Вытащив лук, Казар повернулся и одновременно выхватил из колчана стрелу.

В следующее мгновение она уже летела к цели, а стрелок припал на одно колено на случай ответного огня. Стрела нашла мишень. Судя по звуку это было мясо. Поднявшись на ноги, Казар с удивлением увидел, что стрела торчит в чем-то или ком-то невидимом.

— Монголы! Окружите тот камень и убейте того, кто там окажется! — крикнул он, бросаясь вперед.

Добежав до места, Казар растолкал столпившихся воинов. Стрела торчала вертикально, словно воткнулась в камень. Красные перья дрожали на ветру.

— Ты промахнулся, о хан, — сказал один из монголов.

— Я никогда не промахиваюсь, — проворчал Казар, опускаясь на колени.

Он ощупал руками землю и, похоже, на что-то наткнулся.

— Что там? — спросил Байяр.

— Тело.

— Я ничего не вижу.

— Но зато я чувствую под руками холодеющий труп врага.

Руки Казара продолжали шарить над землей, пальцы вдруг сжались. Он резко рванул что-то, словно откидывал незримую простыню. Правда, простыни не было, однако кое-что другое появилось столь внезапно, что окружившие хана монголы в ужасе отшатнулись. Кто-то вскрикнул.

Прямо перед ними на спине лежал мертвый Красный Глаз. Стрела Казархана попала в уже наполовину растекшееся, налитое кровью око. Розовые щупальца, окружавшие рот, бессильно опустились, словно сдохшие червяки.

— Колдовство, — прошептал Байяр.

Не обращая внимания на мертвеца, Казар мял в руках невидимую простыню или накидку. Потом покачал головой и набросил ее на плечо. Плечо исчезло. Он накинул ее на голову Байяра, и тот превратился в безголового монгола. Вместе с головой бесследно растворилась и шея.

Воины Новой Золотой Орды отскочили назад с открытыми от страха ртами.

— Я ничего не вижу, — пожаловался Байяр.

— Это потому, что у тебя нет головы, — объяснил Казар.

Байяр попытался сбросить накидку-невидимку и кое в чем преуспел: из пустоты вынырнул один глаз и краешек носа.

— Теперь опять вижу. А голова на месте?

— Только один глаз.

Байяру удалось наконец избавиться от покрывала и он сбросил его на землю.

— Оно проклято! — заявил монгол.

Казар поднял трофей.

— Трюки Красных Глаз посильнее, чем у хитрых китайцев, — он засунул накидку за пояс. — Проклято оно или нет, я сохраню это волшебное покрывало.

Затем, обернувшись к своим воинам, заговорил со злостью в голосе.

— Костяные Головы подослали Красного Глаза, чтобы убить вашего хана, но им это не удалось. И никогда не удастся. Поэтому всматривайтесь внимательнее в дневные тени. Ищите красные глаза без тела. Если увидите, стреляйте без колебаний. Любой монгол, убивший Красного Глаза, тут же на месте станет ханом. Пусть все знают об этом. А теперь по коням! Во мне кипит кровь, я жажду отомстить своим врагам. Эта жажда обжигает сильнее, чем любая другая.

— Так ты даже и меня не жаждешь? — спросила Утренняя Лань, поглаживая руку Казара.

Никто не заметил, как она появилась, закутанная в овчину, не скрывавшую, однако, соблазнительных округлостей. Мокрые после купания волосы были перехвачены красной лентой.

— Сегодня нет, — ответил Казар, сбросив ее руку и усаживаясь в седло.

Чино понесся вперед, как ветер. Тряхнув головой, Утренняя Лань вскочила в седло и пустилась вдогонку, не жалея плетки. На ходу она успела одеться. Заняв свое место рядом с ханом, женщина бросила на него пронзительный взгляд горячих опаловых глаз, но тот даже не обернулся.

Глава 55. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Телиан Пиар занимался своим деревцем, когда в дверь его комнаты позвонили.

— Войдите.

В комнату вошел гнард. Остановившись, он сообщил напряженным голосом:

— Старейший, я получил запрошенную вами информацию.

— Продолжайте, — не поворачиваясь, сказал Пиар.

— Разведывательный Дивизион сообщает следующее: монголы напали на китайский город Шэньму, но успеха не имели. Нападение было отбито. Агрессор уничтожен полностью.

Рука паека замерла в воздухе.

— Они уверены, что эти сведения соответствуют действительности?

— Да, старейший.

— Интересно, — Пиар отложил инструмент, похожий на ножницы, отодвинул срезанную ветку. — Все, что мне удалось выяснить относительно монголов, свидетельствует об их выдающихся боевых качествах. Победить монголов можно, лишь обладая подавляющим численным преимуществом или за счет технологического превосходства.

Гнард ничего не ответил.

— Возможно, я переоценил их доблесть. А может быть, нынешние монголы просто уступают своим предкам.

Гнард хранил молчание.

— Располагает ли Разведывательный Дивизион сведениями о вожде монголов, Казархане? Погиб ли он в бою?

— Абсолютные потери, это означает, что в живых не осталось никого.

Пиар помолчал, обдумывая слова гнарда.

— Скажите мне, — заговорил он снова, прерывая затянувшуюся паузу. — Совет по-прежнему придерживается плана создать из монголов оккупационные полицейские силы?

— Насколько мне известно, да.

— Интересно, — негромко пробормотал Пиар, переваривая полученную информацию.

Он еще раз внимательно осмотрел деревце и кивнул.

— Вы можете идти.

— Слушаюсь, — гнард направился к выходу. После того, как дверь с шипением закрылась, паек поднял голову и прошептал лишь одно слово:

— Лжец.

Глава 56. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Герелхан вернулся, объехав Новую Золотую Орду, продолжавшую свой путь по Великой Стене. Шел третий день марша. Кони выглядели неплохо, им удавалось иногда пощипать травы, а вот люди питались в основном сушеной бараниной да высасывали мозг из костей. Некоторые, лишенные и этого, вскрывали вены на шеях своих лошадей и припадали губами к ним, как это делали монголы первой Золотой Орды. Кое-кто вез в приседельных сумках сухой творог. Размешав его с водой, они получали нечто вроде серой кашицы, которой и поддерживали свои силы, но желудки, требовавшие баранины, не успокаивались.

— Люди устали, — доложил Герелхан.

Казархан встретил известие внешне бесстрастно.

— Люди меня не беспокоят. Они выдержат, потому что моя воля это их воля. А как кони?

— Они не так ослабели.

— Но ослабели?

— Некоторые, да, — кивнул Герелхан.

— Если кони устанут, — задумчиво сказал Казар, — то воля воинов не будет иметь никакого значения. Она не удержит монголов в седле, когда их скакуны лягут умирать.

— До ближайшего пролома в стене еще полдня пути, а свернуть невозможно, — заметил Ариунболд.

— Значит, необходимо дойти до него.

Казархан умолк. Стук копыт сотрясал воздух. От этого бесконечного грохота дрожала даже Великая Стена. Время от времени с нее падали камни, осыпался раствор. Хан ханов почесался.

— Мы будем петь, — объявил он.

— Петь? — удивился Байяр.

— Петь, — повторил Казархан. — Песня поднимет дух и коней, и монголов. Это приятнее для ушей, чем брань.

— Брань тоже нужна.

— Если песня не поможет, я выбраню их как следует, — пообещал Казар, продолжая чесаться. Рука его переместилась со спины на живот.

За спиной Казархана многие скептически покачали головами. Даже на лице Утренней Лани появилось кислое выражение.

— Мы споем «Дядя Намсан», — решил Казар.

— Я знаю эту песню, — сказала хан Утренняя Лань, тут же замурлыкавшая мелодию.

— Очень хорошая песня, — добавил Байяр.

— Да, очень хорошая, — согласился Герелхан. — Но не уверен, что ее знают кони.

— А им и не нужно понимать слова, достаточно красоты звучания мелодии, — сказал Казар.

И тут же громким голосом затянул первый куплет «Дяди Намсана».

При этом певец так корчился и извивался, словно его доспехи превратились в колючую власяницу. Мимика лица вполне соответствовала движениям тела.

Со второго куплета песню подхватила орда Утренней Лани. Оглядев своих воинов, женщина наградила некоторых пинками, что, несомненно, способствовало энтузиазму.

Внезапно Казархан дернулся, как будто в него попала стрела. Первой отреагировала Утренняя Лань. Нагнав своего хана, она воскликнула:

— Мой господин, ты ранен?

Опустив голову, Казар вцепился в седло. Взгляд его скользил по доспехам, а вид был, как у человека, который знает, что вот-вот умрет и ищет подтверждения этой ужасной правды.

— Казар! — завопила Утренняя Лань. — Где стрела?

— Не знаю, — процедил сквозь зубы хан ханов. — Ты видишь кровь?

— Не вижу. Байяр?

— Я тоже не вижу, — ответил Байяр, глядя на Казара испуганными глазами.

— И я, — добавил Ариунболд.

Только Герел, оказавшийся рядом, заметил какой-то черный предмет.

— Под правой рукой, хан, — крикнул он.

Не слезая с седла, Казар осторожно поднял руку. Он увидел черное яйцо величиной с кулак ребенка. На закругленном конце виднелись маленькие костяные крючки, окружавшие иглу. Сама игла, пронзив толстую кожу панциря Чингисхана, уходила в тело.

— Глубоко? — спросил Герел.

— Боли не чувствую, — ответил Казар, протягивая левую руку, чтобы сорвать черное яйцо.

В тот миг, когда его пальцы сжали предмет, в нем что-то щелкнуло. Из яйца с шипением потянулся белый газ.

Кое-как Казару удалось вырвать колючки. Размахнувшись, он бросил яйцо на дорогу. Оно прокатилось по камням и остановилось, крутясь на месте и по-прежнему выпуская дым. Наконец яйцо замерло, а на боку его появилось хорошо знакомое Казару изображение белого черепа. Точно такой же горел на его лбу.

— Метка Костяных Голов! — выдохнул Байяр.

Осмотрев ранку на боку и не обнаружив крови, Казар рявкнул:

— Я не ранен. Вперед!

Орда продолжила путь. Черное яйцо треснуло и раскололось под копытами коней.

— Песню, — скомандовал Казар, снова принимаясь чесаться.

Теперь должен был вступить женский хор, но его заменила одна Утренняя Лань.

Неожиданно Казар взвыл и стал хвататься за доспехи.

— Что теперь? — спросил Байяр.

Вместо ответа Казар застонал, лицо его исказила гримаса страха и боли. Он принялся срывать панцирь, раздирая его на клочья и отбрасывая куски кожи и стали.

— Колонна, стой! — крикнул Ариунболд.

Через несколько секунд орда остановилась. Соскочив, вернее, свалившись с седла, Казар продолжал возиться с доспехами. Панцирь между тем раздувался на груди, топорщился и коробился, словно человек под ним рос, распухал и полнел.

— Отойди! — крикнул Казар, когда Утренняя Лань наклонилась, чтобы развязать ремни.

— Когда закончу, — прошипела она, дергая узел. — И не раньше.

Тем временем Казар расстегнул боковые ремни и рванул доспехи. Кираса, распавшись на две половинки, упала на землю и открыла взглядам изумленных монголов безглазую коричневую голову, чей носик-клюв, похожий на жало насекомых, жадно впился в грудь человека.

Утренняя Лань в ужасе закричала. Другие, спрыгнув с коней, бросились на помощь своему хану. Две сильные руки сжали голову твари. Пальцы Казара напряглись, он вырвал из-под рубашки и само чудовище. Оно жалобно запищало.

— Да это же вошь! — изумленно прошептал Байяр.

И действительно, серо-коричневое, покрытое хитиновым панцирем, с волосатым брюшком и шестью ножками существо весьма напоминало громадную вошь.

— Таких вшей не бывает! — отрезала Утренняя Лань и пнула Байяра ногой.

— Вошь. Определенно вошь.

Волосатые ножки жуткого насекомого заканчивались черными коготками, цеплявшимися за белье Казара, который тискал, крутил и давил его.

— Отойдите! Я сам справлюсь с этой мерзостью! — загремел Казар.

Все отступили. Острый коготь прочертил на его щеке красную линию. Казар и бровью не повел. Он сжимал голову чудовища все сильнее и сильнее, но клюв-жало оставался свободным и угрожающе тянулся к человеку. На шее монгола вздулись от напряжений вены, кожа покраснела, а вошь пищала все сильнее и пронзительнее.

— Будь ты проклята! — рычал Казар, сжимая безглазую тварь. — Будь прокляты все, тебе подобные!

Ножки насекомого судорожно дергались, клюв тянулся к шее воина. Отступив на шаг, Казар сделал последнее усилие.

Голова лопнула с оглушительным треском. По пальцам Казара потекла кровь. Ножки дрогнули и замерли.

С шумом выдохнув воздух, Казар выпустил из рук мертвое насекомое. Цепляясь когтями за одежду, словно не желая расставаться с добычей, отвратительное создание скатилось на камни. Казар наклонился, одну за другой оторвал мохнатые лапки, осыпая каждую проклятиями, и отбросил ногой туловище в сторону.

Вошь осталась лежать на спине, а Казархан, отдышавшись, обвел взглядом притихших в стороне монголов. Глаза его пылали от гнева, но голос оставался спокойным.

— В этой части Китая вши, оказывается, очень крупные, — нерешительно заметил Байяр.

— Вши такими не бывают, — немедленно возразила Утренняя Лань.

— Посмотри, — Байяр перевернул гадину ногой и указал на темное пятнышко на ее панцире. — Видишь? Такие пятна появляются у вшей, когда они насыщаются.

— Все равно это не вошь, — стояла на своем Утренняя Лань.

— Это колдовство Красного Глаза, — резко бросил Казархан, вглядываясь в холмы за Великой Стеной. — Передайте всем. Следить за прячущимися Красными Глазами. Но не убивать.

— Почему? — спросил Герелхан.

— Я сделаю это сам, — буркнул Казар, подбирая разорванный панцирь.

Натянув потрепанные доспехи Чингисхана, он вскочил в седло и отдал приказ трогаться. Копыта Новой Золотой Орды смяли мертвое чудовище. Его броня треснула, лопнула и отвалилась. После того, как последние копыта простучали по ней, осталось только ржаво-бурое пятно, вдавленное в каменные плиты дороги.

Теперь уже все вслед за вождем грянули песню.

Впереди скакал Казархан, разъяренным взглядом прощупывая дорогу. Гневное выражение потемневшего лица предвещало бурю. За его спиной пели монголы. Пели, чтобы забыть об усталости и пустых желудках.

До того места, где Великая Стена соединялась с Новой Стеной, оставался еще не один день пути. А там… там они обрушатся на пришельцев с Красной планеты, разрушая, грабя и убивая.

Каждая жила не знающего усталости тела жаждала этого часа, и пальцы все сильнее сжимали поводья.

Глава 57. КОЛЫМСКАЯ БАШНЯ, БЫВШАЯ СИБИРЬ

Получив послание Телиана Пиара, Комо Дат перечитал его дважды, потом разорвал и пронесся мимо почтительно застывшего у двери гнарда, доставившего сообщение. Он быстро спустился на нижний уровень башни, где располагались апартаменты паека.

Пиар встретил его у дверей.

— Не могу поверить тому, что вы мне сообщили, — проскрежетал гнард.

— Разведывательный Дивизион уверяет, что все так и есть.

— Эти монголы не столько земляне, сколько гнарды. Их нельзя так легко уничтожить.

— Донесение свидетельствует об обратном.

— Я им не верю, в разведке сидят слепцы, не способные ни на что. Все их анализы и прогнозы сбываются не более, чем на четверть.

— Выяснить правду нетрудно.

Комо Дат задумался. Помолчал.

— Вы снова пытаетесь втянуть меня во что-то, паек?

— Войско из шести тысяч конных монголов, даже если спалить его дотла, все равно оставит неопровержимые следы.

— Верно…

— Так же, как оставят их и оставшиеся в живых.

— Я не верю, что хан Пес так легко подставил свою голову, — задумчиво сказал Комо Дат.

— Они сожгли монголов горящим топливом, сброшенным с неба. Ни земляне, ни марсиане не могли выжить в таком пожаре.

— Хан Пес произвел на меня большое впечатление.

— Но он и оскорбил вас, — напомнил Пиар.

— Да, это так.

Несколько секунд Комо Дат молча скалил зубы. Наконец, понизив голос, произнес:

— У меня есть причины совершить перелет через Всемирную Стену.

Телиан Пиар внимательно посмотрел на него.

— С какой целью?

— Инспекционный полет. Возможно, мне удастся убедить пилота «Призрачного убийцы» пролететь над Великой Китайской Стеной.

— Мне бы хотелось увидеть ту часть Великой Стены, которая находится в Языческой Зоне, — сказал Пиар, нервно шевеля ротовыми щупальцами.

— Я не возражаю, если вы отправитесь в качестве наблюдателя, — согласился Дат.

— Тогда решено. Я готов отправиться.

— Я тоже.

Дверь открылась и тут же захлопнулась за ними с торопливым шипением.

Глава 58. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Исполнив 334 куплета «Дяди Намсана», многие из которых были сочинены от скуки прямо на марше, Новая Золотая Орда достигла обширного пролома неподалеку от Желтой реки, где люди поели и оправились, рассевшись вдоль заболоченного берега. Вскоре в воздухе над их головами собралось облако метана, изгнавшее наиболее засидевшихся.

Кони паслись недолго. Казархан приказал становиться в строй и идти дальше.

— Мы не меняем лошадей, им нужно отдохнуть подольше, — возразила Утренняя Лань.

— Они получат отдых, когда мы дойдем до соединения двух стен. Там нам придется спешиться и отправиться на поиски сокровищ и битв без лошадей.

— Хорошо ли ты подумал?

— Хорошо или плохо, но это единственный реальный план. Нам нужна стена, чтобы скакать по ней на конях, и нам нужны кони, без которых нет орды. Но в Пустоши Костяных Голов все будет зависеть уже не от них, а от людей.

— Твое слово приказ для меня.

Казар добродушно прищурился.

— Вижу, ты стала кое-что понимать в чинопочитании.

— Я хан. И я буду им, пока подо мною лошадь. Но когда я под тобой, то я твоя наложница. Давай не смешивать эти две вещи.

— Я бы хотел пообниматься с тобой, но здесь не место, а кроме того, мы должны трогаться.

— Коням нужно отдохнуть, а мне нужен ты, — просто сказала Утренняя Лань, глядя ему в глаза горячим влажным взглядом.

Тяжелый топот сапог прервал романтическую беседу.

— Казархан! Казархан! Слушай воина Гаргала!

Казар обернулся. Запыхавшийся лучник бросился перед ним на колени, опустив голову.

— Говори.

Гаргал протянул руку.

— Красный Глаз! Там, к востоку.

— Веди, — Казар отвернулся от Утренней Лани, как будто ее и не существовало.

Гаргал привел к холму у самого берега Желтой реки. Тени уже удлинились, близился вечер.

— Вон у той ивы. Я видел его своими глазами.

— Красный Глаз?

— Три Красных Глаза. Они мигали, как светлячки, но двигались очень осторожно. Один все время был виден. Когда он закрылся, рядом появился другой.

— Три. Ты уверен, что их только три?

— Да, — кивнул Гаргал. — Три Красных Глаза.

— Монголы! — Казар повернулся. — Слушайте меня!

Глаза сотен людей обратились к нему.

— Станьте цепью. Приготовьте луки и винтовки.

Несколько десятков человек окружили холм. Вскоре они построились в две двойные шеренги, держа наготове оружие.

— Я не вижу никакого Красного Глаза.

— Но зато они видят нас, — сказал Гаргал. — И не открывают глаз, чтобы не навлечь на себя наш гнев.

— Им не избежать моего гнева, — твердо пообещал Казар.

Он внимательно осмотрел берег реки. Голова на короткой плотной шее поворачивалась так, словно ее приводил в действие какой-то механизм.

— Вижу следы ног, — сказал он наконец.

— Я не вижу, — пробормотал Гаргал.

— Это одна из причин того, что я хан, а ты простой лучник, — сказал Казар, накладывая стрелу.

Казар выпрямился и натянул тетиву, используя кожаную подушечку на большом пальце. Без нее тетива перерезала бы палец надвое.

— Первым стреляю я, — предупредил Казар.

Время шло. Никакого движения. Только Казар, не опуская натянутого лука, поворачивался то налево, то направо.

И вдруг… Над дорогой поднялся едва заметный клуб пыли, хотя ветра не было. Что-то двигалось. Казар выпустил стрелу в сгущающиеся сумерки.

Промчавшись над желтой землей, стрела неожиданно остановилась и повисла в воздухе. Над ней злобно блеснул красный глаз. Затем и глаз, и стрела отступили, покачнулись и… глаз исчез, а древко упало, подняв над землей облако пыли.

Звук рухнувшего тела подтвердил то, о чем можно было только догадываться, а по обе стороны от торчащего над землей древка стрелы появились еще два красных глаза. Выхватив вторую стрелу, Казар крикнул:

— Огонь! Всем огонь!

Десятки стрел прошелестели в воздухе. Некоторые треснули на лету, попав под пули автоматов и винтовок. Другие, пронзив пустоту, улетели дальше. Третьи вонзились во что-то невидимое и, задрожав, остались в воздухе. Пронзительные крики, похожие на тревожные трели птиц, прозвучали над берегом. Вспыхнули, зажженные нечеловеческим голосом, красные глаза.

Оранжевый луч пламени пролетел в направлении монголов, и какой-то безвестный воин упал. Вместо носа на его лице зияла дыра, из которой поднимался серый дымок. Других выстрелов не последовало.

На берегу расцвели кровавые цветы. Потом они превратились в кровавый дождь. После него остались кровавые лужи. Как только огонь прекратился, Казар решительно направился вперед.

На берегу он не нашел ничего живого. Только куски нечеловеческой плоти вместе с осколками костей и странные металлические бляхи.

Казархан плюнул в кровавое месиво.

— Вы испытали мой гнев, Красные Глаза с Красной планеты, но считайте, что вам повезло. Вы не увидите, какую резню я устрою всему вашему племени, — голос его звучал негромко, но грозно.

Повернувшись на каблуках, Казар зашагал к лагерю. Монголы молча расступались перед ним, столь суровым было выражение этого напряженного бронзового лица. Никто не осмелился спросить, кому же из них суждено стать ханом. Впрочем, так и осталось неизвестным, кто именно убил врага, совершив великий подвиг, достойный высокого звания.

Ясно было только, что сам Казархан уже приступил к выполнению своего обещания отомстить Красным Глазам.

Глава 59. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

Солнце зашло, и над горизонтом поползла полная лупа, заливающая пустыню Гоби мягким красноватым светом. Наступал тот день года, который монголы называли Днем Красного Круга.

Пилот «Призрачного убийцы» вел аппарат низко над землей, не обращая внимания на спектральные атмосферные эффекты. Комо Дат следил за экраном монитора, Телиан Пиар неподвижно сидел рядом. И лицо, и поза паека выражали полное спокойствие.

Южнее озера Байкал летающее блюдце вышло на новый курс вдоль Всемирной Стены, тянущейся до района к западу от Пекина, где переходила в Великую Китайскую Стену, ставшую одним из ее участков по взаимному согласию между Марсианским Правящим Советом и Китайской Народной Республикой.

— Эти две стены до крайности схожи между собой, — заметил Телиан Пиар, наблюдая за тем, как буро-красный вал из металлобетона сменяется древним из камня и раствора.

— Совпадение, — проскрипел Дат.

— Совпадение — лишь один из способов творца скрываться от наших глаз, — негромко сказал Телиан Пиар.

— Я не разделяю ваших верований и не принимаю вашей философии, — ответил Дат, но его острые длинные зубы продолжали ритмично двигаться, выдавая некоторую нервозность, не укрывшуюся от наблюдательного паека.

Выполняя приказ, капитан Лисо увел свой корабль от Всемирной Стены и направил его вдоль длинной змейки Великой Китайской Стены.

Рельеф местности менялся, а вместе с ним опускалась и поднималась Великая Стена, похожая на сказочного дракона, давным-давно упавшего, умершего и со временем окаменевшего.

— Внушительное сооружение, — заметил Комо Дат.

— Для землян великолепный образец инженерного искусства.

— И не только для них, — с неохотой признал гнард и повернулся к капитану. — Проведите сканирование по обеим сторонам стены. Мы ищем значительные концентрации людей и животных.

— Слушаюсь.

Капитан увеличил скорость. Лететь приходилось без огней, полет проходил в китайском воздушном пространстве, что было запрещено договором. Марсианские корабли могли получить разрешение на пролет над чужой территорией, но это требовало длительных согласований.

Дат повернулся к гнарду, следившему за сенсорами.

— Что у вас?

— Большая концентрация метана в воздухе.

— Источник?

— Неизвестен.

Через несколько секунд техник заговорил снова.

— Похоже, впереди значительная концентрация землян.

— Проведите идентификацию.

— Земляне на вьючных животных.

— Численность?

— Более шести тысяч.

Дат многозначительно посмотрел на Пиара.

— Может быть?..

— Не иначе, — негромко произнес паек.

Оба марсианина пересели к главному экрану.

— Приближаемся к указанному объекту, — доложил Лисо.

— Снижайте скорость, — приказал Дат.

«Призрачный убийца» резко замедлил движение, причем, без заметного проявления силы инерции на борту.

— Переключаемся на сканеры ночного видения, — объявил оператор.

Экран посерел, затем покраснел, и вскоре ландшафт предстал перед ними темными тенями и приглушенными красноватыми полутонами. Ясно виднелись зубцы Великой Китайской Стены. Но больше ничего.

— Где же эта концентрация? — сердито бросил Дат.

— На самой стене, — ответил оператор, указывая пальцем.

Гнард и паек подались вперед, раскрыв рты, но вот дальнейшая их реакция была различной: у Дата изумление проявилось в том, что он сжал зубы и кулаки, а у Телиана Пиара его единственный черный зрачок сузился до размеров спичечной головки.

— Они едут по Великой Стене, — произнес паек благоговейным шепотом.

— Но зачем? — прохрипел Дат. — Зачем им это?

— Мы же знаем, куда идет стена. У нее одна траектория, — заметил Пиар.

— К Всемирной Стене.

— К марсианским владениям.

— Они не посмеют! Не могут…

Телиан Пиар остановил Комо Дата грациозным движением руки.

— Вы пытаетесь делать выводы, не владея достаточным количеством проверенной информации.

— Что тут проверять? Они на дороге. Дорога ведет в наши владения. Они не скрываются от китайцев. Это кое о чем говорит.

— Я не спрашиваю, к каким выводам вы пришли, Дат. Просто предупреждаю, что вы пришли к ним неверным путем.

Комо Дат повернулся к монитору.

— Оператор, найдите мне землянина со знаком Белой Карты.

Оператор склонился над приборной панелью, и вскоре пересекающиеся электронные линии разделили экран яркой зеленой решеткой. Каждый квадрат после сканирования становился голубым. После дюжины неудачных попыток сканер наткнулся на нечто новенькое.

В сектор наведения попал наконец один-единственный всадник. Увеличенное изображение его лица появилось на экране, и оба марсианина сразу же узнали знакомые жесткие черты Казархана, скачущего во главе огромной колонны.

Глаза — живые кинжалы, черные, свисающие на лоб волосы, под ними знак Белой Карты — бледный череп на фоне полной луны.

— Жив… — проскрипел Дат.

— Жив… Его жизнь — завоевания. А мы сильно задели его чувства гордости и чести, — тихо сказал Пиар.

Кулак Дата опустился на консоль.

— Вопрос нужно поставить перед Советом.

— Предоставляю эту честь вам.

Дат сердито уставился на Пиара.

— Хотите уйти от ответственности, паек?

— Нет. Всего лишь соглашаюсь с вашим опытом и возложенными на вас полномочиями. Ведь если сам Совет отдаст приказ уничтожить этого монгола и его войско, то ясно, что вся ответственность падет на широкие плечи всесильного главнокомандующего… Комо Дата.

Дат молча посмотрел на своего соперника и союзника, неохотно признавая его правоту, затем, когда корабль пересек границу Всемирной Стены, вернулся к своим обязанностям.

Глава 60. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

На землю упала ночь. Под ее мягким покрывалом даже неумолкающая дробь копыт Новой Золотой Орды зазвучала иначе: приглушенно и как-то незнакомо. Кожаные доспехи всадников, еще не просохшие после перехода Желтой реки, поскрипывали и попискивали, как голодные мыши.

Привлеченный неестественным сиянием над головой, Казархан посмотрел вверх.

— Что это за звезда? — спросил он у Байяра, указывая на небо над оккупированными марсианами землями.

— Которая?

— Вон та, желто-зеленая.

Байяр долго смотрел в указанном направлении.

— Возле Улан Нуд не должно быть звезды такого цвета и размера, — сказал он наконец.

— Возможно, она висит там, потому что упала с Улан Нуд.

— Ты думаешь, это небесный шатер Костяных Голов?

— Вполне возможно, если верить тому, что рассказывают.

— Не знаю, стоит ли верить рассказам, Казархан, но если ты так думаешь, то это уже первое доказательство того, что так оно и есть.

— Конечно. Разве я не хан ханов всех монголов под Вечным Голубым Небом?

— Сегодня, мой господин, небо черно, — заметила Утренняя Лань.

До этого она без устали мурлыкала под нос «Дядю Намсана», чего раньше за ней никто не замечал.

— Оно черно сейчас, но после восхода солнца снова станет голубым. Ради этого часа мы и живем.

— Я наслаждаюсь каждым часом, прожитым под небом, синее оно или черное, — негромко сказала Утренняя Лань.

Услышав в голосе Утренней Лани грустные нотки, Казар оглянулся. Ее лицо покрывала тень, словно черная туча, предвестница несчастья, спрятала женщину от лунного света.

— Я тоже, — мягко сказал Казар. — Я тоже.

Над ними, холодная и немигающая, горела желто-зеленая звезда. Казар то и дело поглядывал на нее.

Через некоторое время Утренняя Лань опять замурлыкала, только теперь она выбрала какую-то печальную мелодию. Ее ритм отзывался в ушах монголов мерным шорохом крыльев какой-то хищной птицы.

Глава 61. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

Комо Дат подсел к коммуникационному экрану, ожидая связи с Правящим Советом.

— В ходе обычного патрульного облета обнаружена орда монгола со знаком Белой Карты, — доложил командующий. — Итак, он жив.

— Сведения нашей разведки прямо противоположны.

— Разведывательный Дивизион оправдывает свою репутацию, — едко заметил Комо Дат. — Хан Пес ведет свою стаю. И все указывает на то, что он идет к марсианским владениям.

— С какой целью?

— Вероятно, он отказался от намерения завоевывать Китай и стремится теперь вернуть часть восточной Монголии, входящую в наши владения.

— Это противоречит договору.

— Между Советом и Монголией не существует никакого договора. Их правительство пало, остались только пастухи и кочевники. Ни цветисто звучащее коммюнике, ни какой-то другой клочок бумаги не удержат хана Пса.

— Мы рассмотрим эту возможность.

Экран мигнул и погас. К гнарду подплыл паек.

— Вы слышали? — спросил Дат.

— То, о чем вы сообщили, не стало для них неожиданностью. Они уже знали об этом, — пробормотал Пиар.

— Их решение подтвердит правильность ваших слов или же только лукавство Совета.

Рубиновый огонек сообщил о том, что идет сигнал, и Пиар отступил от экрана, на котором появился член Совета Фип. Его единственный глаз светился спокойствием и лукавством.

— Довожу до вашего сведения решение Совета: позволить орде продолжить свой путь, не чиня препятствий.

Комо Дат напрягся.

— Это ошибка! Он идет, чтобы напасть на нас.

— Этого вы знать не можете, Дат.

— У меня есть серьезные подозрения. Мы должны принять меры предосторожности.

— Если землянин со знаком Белой Карты достигнет Всемирной Стены, это облегчит задачу Инженерного Дивизиона. Они смогут захватить его для Персональной Модификации.

Дат моргнул один раз. Второй. Зубы застыли, как клыки медвежьего капкана.

— Так вы хотите приручить его?

— Он передаст свою орду прямо в наши руки, — холодно ответил Фип. — Почему бы не воспользоваться удобным случаем и его упрямством?

— Вряд ли он так легко склонится перед волей Совета, — предупредил Дат.

— Вы говорите так потому, что не можете заставить его склониться перед вашей.

Комо Дат сжал кулаки.

— Послушайте, я знаю этого монгола. Его психология сродни психологии гнардов.

— Я паек, — сухо ответил Фип. — Не будем обсуждать эту тему. Совет принял решение. Ваше мнение и рекомендации будут приняты во внимание, Комо Дат.

Экран погас, и Дат плюнул в него, чуть не попав в подошедшего Телиана Пиара. Заметив паека, Дат спросил:

— Все слышали?

Пиар кивнул, но приближаться не решился, опасаясь возможного взрыва ярости гнарда.

— Вам связали руки.

Комо Дат затряс своей огромной головой.

— Как главнокомандующий я не могу допустить, чтобы хан Пес нарушал границы наших владений. Я просто обязан остановить их, и эта обязанность, долг, если хотите, выше воли Совета.

— Совет заявил о своих намерениях. Они хотят взять орду под контроль и управлять ею.

— Так и будет. Но нельзя допустить, чтобы хан Пес остался в живых. Без него орда всего лишь сборище кочевников, не имеющих понятия ни о целях, ни о способах движения. Если же он останется во главе, они будут сражаться до последнего монгола.

— Я воздержусь от комментариев.

— С политической точки зрения очень мудро. Но нужно действовать. Я беру это на себя.

Повернувшись к оператору, Комо Дат проскрежетал:

— Зафиксируйте сигнал Белой Карты. Следуем за ним, пока я не дам команду на уничтожение. Один луч. Никаких лишних жертв. Только Белую Карту, остальных пощадим.

— Слушаюсь, — ответил оператор, приникая к пульту.

Глава 62. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА, СВОБОДНЫЙ КИТАЙ

Наступила глубокая ночь. Казархан скакал впереди, привстав в стременах и вглядываясь в окружающую тьму. Справа от него покачивался штандарт с девятью бычьими хвостами. Слева и чуть поодаль ехала Утренняя Лань, рядом с ней подпрыгивал в седле время от времени чихающий Байяр.

— Эта зеленая звезда вовсе и не звезда, — пробормотал Казар.

— С чего ты взял? — спросил Байяр.

— Видишь, она движется за нами?

— Луна, похоже, тоже движется за нами.

— Луна поднимается в небе, и кажется, будто она следует за тобой. А зеленая звезда не поднимается и не опускается. Просто идет по пятам.

— Наверное, так оно и есть.

— Твои глаза должны сказать тебе то же самое.

— Они и говорят. Но я предпочитаю верить словам моего хана, чем тому, что видят глаза, которые частенько обманывают.

— Ты всегда был предан мне, с тех самых пор, как мы встретились на Извилистой дороге, — усмехнулся Казар.

— Удачный был денек, когда я нашел тебя, — добродушно заметил Байяр.

— Я нашел тебя, — поправил Казар.

— Я прощаю тебе то, что ты убил мою овцу.

— Принимаю твое прощение, и вот тебе знак моего уважения.

Покопавшись в седельной сумке, Казар бросил через плечо какой-то белый предмет. Байяр поймал его на лету и поднес к лицу, чтобы рассмотреть.

— Овечий глаз?

— От первого ты отказался. А второй я сберег.

Байяр прищурился.

— Так ты утверждаешь, что это лакомство?

— Я так говорю, значит, это правда.

— Я принимаю твой дар, — Байяр сунул подарок в рот и принялся катать его на языке.

— Только не жуй, — предупредил Казар.

Проглотив, Байяр сказал:

— Очень вкусно.

Казар молча кивнул, не сводя глаз с желто-зеленой звезды. Неожиданно она переместилась.

— Движется, — Казархан поднял руку.

— Все звезды движутся, — отозвался Байяр.

— Приближается, — встревоженно сказал Ариунболд.

Действительно, звезда увеличилась в размерах, превратившись в сферу, а затем и в широкую тарелку. По периметру горели огоньки, но не желто-зеленые, а серебристые и золотистые. Внезапно все они погасли.

— Не нравится мне это, — сказал Казар.

— Что делать? Бежать некуда. Мы пленники Великой Стены.

В голосе Казархана прозвучало сомнение.

— Возможно, Костяные Головы догадываются о наших намерениях.

— Как они могут догадаться? Они всего лишь Костяные Головы.

— Байяр, вспомни свою клятву, — зарычал Казар.

Похлопав мерина по крупу, Байяр подъехал к Утренней Лани. Увидев его рядом, женщина недовольно пробормотала:

— А ты зачем крутишься около меня?

— Я тебя защищаю.

— Мне не нужна ничья защита, — бросила она. — Я хан, а ты всего лишь Князь Стрел.

— Без меня ты осталась бы с пустым колчаном, — обиделся Байяр.

Стегнув лошадь, Утренняя Лань догнала Казархана. Тот блокировал ей путь, прижав Чино к стене. Тогда женщина протиснулась между ним и Ариунболдом. Последнему пришлось поотстать, чтобы не ободрать штандарт о стену.

— Приказываю тебе вернуться на свое место! — рявкнул Казар.

— Тогда прикажи Байяру обращаться ко мне, как к первому хану, — бросила она в ответ презрительным тоном.

— Я не назначал тебя первым ханом.

— Так назначь, — нахмурилась Утренняя Лань.

— Я не ставлю одного хана над другими, — угрюмо ответил Казар. — Это не в моих правилах.

— Ты не хочешь отметить даже хана, который заставляет биться твое сердце?

— Мой верный конь заставляет биться мое сердце, — заметил Казар, поглядывая то на Утреннюю Лань, то на желто-зеленую звезду.

— Я воспламеняю твою кровь, — напомнила женщина.

— Да. Иногда.

— Следовательно, я заслуживаю уважения.

— Уважай своего хана и его уважение прольется на тебя, как прохладный летний дождь.

— Я подчинюсь твоему приказу.

— И правильно сделаешь, — проворчал Казар, переводя взгляд с желто-зеленой звезды на личико Утренней Лани.

Этот миг оказался фатальным. Из небесного шатра метнулся белый луч. В мгновение ока он пересек ночной небосвод.

Утренняя Лань увидела луч и похолодела. Байяр тоже заметил его. Вонзив каблуки сапог в ребра лошади, Утренняя Лань кинулась, чтобы перехватить луч. Байяр взвыл и спрыгнул с седла.

Белый луч рассек воздух, как стрела. Предназначенный Казару, он нашел Утреннюю Лань, но вместо нее пронзил прыгнувшего Байяра.

Звук, раздавшийся при этом, напоминал шипение бараньего мяса, брошенного на угли. Но его мало кто услышал. Закричали люди, заржали кони, испуганные неведомым и неожиданным оружием.

Казархан протянул руку и сдернул Утреннюю Лань с седла. Услышав пронзительный возглас хозяина, Чино с места пошел в галоп. Он пронес ее целое ли, развернулся и вернулся назад.

Кони сбились в кучу. Некоторые сбросили своих седоков. Трещали кости, гремели копыта, лилась кровь. Крики несчастных сменились хрипами и стонами, а потом мертвой тишиной.

Орду охватило смятение.

А с неба, развернувшись по широкой дуге, на них снова падала желто-зеленая звезда.

Глава 63. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

— Ты промахнулся! — зашипел Комо Дат, ударив кулаком по панели.

— Разрешите повторить! — отозвался оператор.

— Давай.

Копье света снова прожгло ночное небо. Лицо Казара на экране выглядело темным пятном. Потом оно исчезло. Луч коснулся камня, моментально превратившегося в серый дым.

— Как ты мог промахнуться дважды? — воскликнул Дат.

— Он движется не как человек, а как животное.

— Ищи. Найди. Убей!

«Призрачный убийца» нырнул, продолжая вести сканирование. Впереди орды скакали две лошади. Без всадников.

Вскоре основная группа настигла их и, подобно тому, как поток воды несет перед собой пену, погнала вперед. Комо Дат внимательно просматривал шеренгу за шеренгой, но Казархан так и не появился.

— Может быть, он упал со стены. Поищи тело.

Челнок облетел стену и прошел вдоль противоположной стороны. Операторы торопливо считывали показания сенсоров. Телиан Пиар внимательно наблюдал за экраном.

— Никаких следов Белой Карты, — бесстрастно заметил паек.

— Но должен же он где-то быть. Оператор!

— Сенсоры поймали его, командор.

— Где?

— В гуще землян и животных.

— Раздавлен?

— Нет, — покачал головой оператор. — Движется вместе со всеми.

— Может быть, они везут его? — предположил Комо Дат.

— Вряд ли, — заметил Телиан Пиар.

Его единственный глаз лучше видел в темноте, чем два глаза гнарда, и сейчас он всматривался в экран, словно надеялся отыскать одно лицо среди тысяч.

— Ничего подобного раньше не видел, командор, — бормотал сконфуженный оператор.

Комо Дат только зашипел, разгневанный неудачей. Ну как мог недоразвитый землянин перехитрить марсианскую технологию?

— Следуйте за ордой.

— Слушаюсь.

Глава 64. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА

Вспышка белого света предупредила Казархана о приближающемся луче смерти. Он спрыгнул с седла, успев ударом ноги сбросить и Утреннюю Лань. Перекатившись к краю, Казар соскользнул вниз и повис на руках, чувствуя под собой пустоту. В следующий миг его напрягшиеся пальцы обожгло ударившим в камень лучом.

— Утренняя Лань, — выдохнул он. — Отзовись!

— Я жива, мой господин, — раздался дрожащий голос женщины.

— Орда приближается. Пусть твоя лошадь идет без тебя. Садись на первую попавшуюся.

— А если всадник не позволит?

— Сбрось его под копыта. Ты — хан. Он — всего лишь боевой пес и живет для того, чтобы умереть.

— А как же ты?

— Увидишь меня живым или не увидишь совсем. Приготовься!

Копыта громыхали совсем рядом. Камень, на котором повис Казар, задрожал. Пропустив несколько шеренг, Казар напряг мускулистые предплечья и подтянулся. А вот съехавший набок при падении островерхий шлем загремел вниз.

Какой-то неудачливый наездник, испытав хватку железных пальцев своего хана, упал с криком под копыта, но ухватился за чью-то протянутую руку и был спасен.

Просунув ноги в качающиеся стремена, Казархан справился со взмыленной лошадью и погнал ее вперед через шеренги, крича изо всех сил:

— Дорогу! Дорогу хану ханов, псы Золотой Орды!

Ни один монгол не встал на его пути, и вскоре Казар добрался до первых рядов, но не стал выходить в голову колонны, заметив следующую за ними звезду.

— Ариунболд! Что с Байяром? — крикнул он в темноту.

— Он у меня, господин.

— Жив?

— Умирает.

В лунном свете лицо Казархана блеснуло сталью. Пришпорив коня, он догнал покачивающийся штандарт с девятью бычьими хвостами и протянул руку.

— Дай его мне, — рыкнул Казар.

Ариунболд скакал, зажав поводья в зубах и держа в правой руке незыблемый штандарт. Левая сжимала овечью доху Байяра. Тот почти выскользнул из нее, каблуки сапог волочились уже по камням.

Без видимых усилий Казар поднял умирающего монгола и положил поперек луки седла. Байяр распространял запах жареного поросенка. Одежда на нем дымилась.

— Ты хорошо служил мне, Байярхан.

— Я… хан? — с трудом выговорил Байяр.

— Ты не колеблясь исполнил мою волю, вот почему я назначаю тебя ханом.

Сквозь гримасу боли просочилась улыбка.

— Это хорошо… когда не колеблясь… иногда, — Байяр поперхнулся кашлем. — А иногда… плохо.

— Иногда лишние колебания означают выбор между быть задушенным или застреленным. Ты сделал достойный выбор. Я горжусь тем, что знал тебя.

— А я горд тем, что умираю ханом. В Улан-Баторе, в моей прежней жизни, я и мечтать об этом не мог.

— Когда я буду править в Улан-Баторе, то назову его твоим именем.

— Значит, столица твоего ханства будет носить мое имя?

— Нет, не твое, — возразил Казар. — Моей столицей будет Каракорум, старое гнездо Чингисхана.

— Все равно я умираю счастливым, пусть даже и не в объятиях пухлой жены, которую судьба не дала мне в этой жизни, — прошептал Байяр. Улыбка сползла с его лица, глаза полузакрылись…

Казархан держал своего преданного друга на руках, пока тот не обмяк совсем. Сунув ладонь под овчину, он нашел то место, где билось сердце Байяра. Три толчка… пауза… еще один. И все.

По щеке Ариунболда медленно поползла слеза.

— Я запрещаю тебе плакать, — рявкнул Казар.

— Это пыль попала в глаза.

— Все равно, пусть остаются сухими, — хрипло сказал хан ханов. — Ты слышал мое слово.

Казар снял с тела обожженную доху и разжал пальцы. Байяр упал под безжалостные копыта Новой Золотой Орды, которые в течение часа топтали его, превратив в нечто, даже отдаленно не напоминающее человека.

Швырнув через плечо доху, Казархан крикнул:

— Тот, кто поймает ее, получит силу Байярхана и его права.

— Я поймал, о хан! — донесся чей-то голос.

— Хорошо. Теперь надень ее и поезжай к хану Утренняя Лань. Если смерть будет искать ее, встань на пути смерти.

— Слушаю и повинуюсь!

Глава 65. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

— Есть наведение! — крикнул оператор.

— Покажи мне, — прошипел Комо Дат.

— Вот этот квадрат, командор.

Дат прильнул к монитору слежения. Сенсор поймал сигнал и взял источник в скобку прицела, но из-за того, что масса людей и лошадей находилась в постоянном движении, цель то и дело смещалась, требуя подстройки.

— Который? — нетерпеливо спросил Комо Дат, завидев в рамке пять-шесть подпрыгивающих голов.

— В данных условиях это оптимальное наведение.

Рядом с гнардом вдруг появился Телиан Пиар.

— Я вижу его!

Комо Дат поднял голову.

— Бывают дни, когда я завидую паекам, обладающим сверхзрением. Хотя созерцать такой глаз — небольшое удовольствие, — пробормотал он и тут же добавил: — Прошу не обижаться.

Паек, похоже, попустил замечание мимо ушей. Протянув руку, он указал на темную голову.

— Вот. Это хан Пес.

— Огонь! — крикнул Комо Дат.

Глава 66. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА

Казархан скакал, низко пригнувшись к шее коня, сразу за первым рядом. Управлять лошадью и одновременно смотреть в небо теперь не получалось. До места соединения двух стен оставалось уже немного, но горький привкус опасности снова стал подниматься из желудка хана. Казар насторожился.

Еще одна огненная стрела разрезала лошадь и всадника слева от него. Они не успели даже испугаться. Только что единое целое, комок переплетшихся мускулов, они превратились в кувыркающуюся груду мяса, мгновенно растоптанную задними шеренгами. Еще два животных поскользнулись и разделили судьбу погибших.

Казар продолжал скакать. Не поднимая головы, он крикнул:

— Всем! Опуститься на седла и пригнуться!

— Это не по-монгольски! — возразил кто-то.

— Слушайтесь меня или погибайте! — загремел Казар.

Следующий луч превратил в дым голову всадника справа. Тело его продолжало прыгать в седле, потом мертвые пальцы упустили поводья, ноги выскользнули из стремян. Мертвые не жалуются, и обезглавленный монгол молча сполз под копыта несущейся следом орды.

Перекрывая гром катящегося по пятам урагана, Казар воскликнул:

— Утренняя Лань!

— Здесь!

— Зеленая звезда, посылающая смерть, следует за нами справа. Укройся за своей лошадью слева, если хочешь жить!

— Лучше я съем свою лошадь, чем спрячусь за ней.

— А я лучше съем Чино, чем отдам тебя Костяным Головам. Повинуйся, или я лишу тебя всех званий и почестей.

— Твое слово приказ для меня, но я протестую.

— Мои слова спасут тебе жизнь, — пробормотал он себе под нос.

Сам Казар ехал, уткнувшись в гриву коня, что было непривычно и неудобно. Монгольские лошади требуют внимания и высокой посадки ездока, иначе человек легко может оказаться под копытами. Низкая посадка была неприятна Казару, но речь шла о жизни и смерти. Его жизни и смерти.

В ноздри Казару ударил запах горелого мяса, перед глазами сверкнул раскаленный луч. Бросив взгляд вправо, он увидел почерневший обрубок, только что бывший головой лошади.

Всадник, оставшийся невредимым, вытаращив глаза, смотрел на дымящуюся шею животного. В следующий момент тело лошади ударилось о выступ стены, и воин полетел в черную пропасть навстречу смерти.

— Костяные Головы охотятся за тобой, мой господин! — крикнула Утренняя Лань дрожащим голосом.

— Я запрещаю тебе плакать, — бросил в ответ Казар.

— Я плачу не о себе, а о тебе.

— Пригнись!

— Они найдут тебя. Они знают, где ты.

— У этих проклятых Костяных Голов, должно быть, глаза кошек, — рявкнул Казар.

— Наверное, им помогает знак у тебя на лбу, мой господин.

Казар ощупал отметину и задумался.

— Может быть, — пробормотал он.

Вспышка света предупредила его о еще одной огненной стреле…

Глава 67. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

— Стреляйте! Стреляйте! — визжал Комо Дат. — Они приближаются к Всемирной Стене!

— Слушаюсь, — ответил оператор, выпуская еще один смертоносный луч.

В следующее мгновение лишившаяся головы лошадь рухнула вместе с всадником и исчезла в гремящем потоке, катящемся по Великой Китайской Стене.

— Что? — проскрежетал Комо Дат.

— Самонаводящийся сигнал свидетельствует, что землянин со знаком Белой Карты жив, — со страхом в голосе ответил оператор.

Круто повернувшись, Комо Дат набросился на него, безжалостно согнал с кресла у контрольного пульта и уселся в него сам.

— Я закончу то, чего не смогли сделать другие! — закричал он. — Пиар! Помогите мне! Мне нужен ваш глаз.

Паек, не утративший своего обычного самообладания, указал пальцем на квадрат решетки, в котором его светочувствительный орган обнаружил Казархана.

— Вот он!

И Комо Дат выстрелил сам.

Глава 68. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА

Порывшись в седельной сумке, Казархан обнаружил древнюю трутовницу и поджег край кушака.

Зажав в зубах свободный конец, он поднес горящий ко лбу и, не обращая внимания на хлынувшие от боли слезы, держал до тех пор, пока не обуглилась плоть. Запах паленого мяса ударил в ноздри.

— Мой господин! Что ты делаешь? — испуганно закричала Утренняя Лань.

Казар не ответил. Зубы сжали шелковый кушак, и он терпел, пока не стал терять сознания. Выплюнув тряпку, он провел языком по пересохшим губам и выпрямился в седле. В небе, прямо над его головой, висела зеленая звезда.

— Ну давайте, Костяные Головы, стреляйте! — закричал Казар.

Ослепительная молния сверкнула перед самым лицом Казархана на расстоянии не больше кости овцы, и скакавший рядом с ним монгол исчез, оставив только пару дымящихся ног, которые тут же выпали из стремян. Взмыленная и испуганная лошадь продолжала нестись во весь опор, и Казар, чтобы сбить Костяных Голов с толку, пересел на нее.

Он успел вовремя, так как новый луч спалил спину его прежнего коня, исторгнув из животного почти человеческий крик. Через долю секунды оно завалилось на бок, столкнувшись с другой лошадью, и затихло.

— Мой хан! Ты жив? — жалобно окликнула Утренняя Лань.

— Жив! Ничто не может убить хана ханов! — радостно ответил Казар, зная, что перехитрил врагов.

Очередной луч прошипел над головой, и Казар похлопал себя по волосам на тот случай, если они вспыхнут. Привстав на стременах, он увидел впереди Ариунболда и Герела, между которыми несся свободный Чино.

— Ариунболд, — позвал хан ханов. — Отпусти штандарт Чингиса!

— Он потеряется!

— Выполняй!

— Лучше я съем коня.

— Я скормлю твои яйца твоему же мерину, если ты ослушаешься моего приказа! Костяные Головы знают, что там, где штандарт, там же и я. Они охотятся за мной!

Не сразу, но все же Ариунболд поднял штандарт на вытянутую руку и отбросил его в сторону. Перелетев через зубцы стены, штандарт исчез из виду. Грохот копыт и крики людей заглушили звук его падения. Только ветер донес до Казара приглушенный всхлип.

— Я запрещаю тебе плакать, Ариунболд! — крикнул Казар.

— Иди к черту, мой хан, — донесся до него ответ верного Ариунболда.

Это были последние слова штандартоносца: раскаленное добела копье, посланное с зеленой звезды, ударило в него, превратив в облачко пара и дыма.

Ужасная смесь обожгла и без того пылающие легкие Казархана. Он поперхнулся, но все же откашлялся вместе со слюной, кровью и кусочком души.

Глава 69. «ПРИЗРАЧНЫЙ УБИЙЦА», КРАСНЫЕ ПЕСКИ

— Сигнал потерян, — недоверчиво пробормотал Комо Дат. — Хан Пес погиб.

— Вам, похоже, это не очень нравится, — заметил Телиан Пиар.

— Не в этом дело. Я попал в лошадь, а не в человека. И тем не менее сигнал пропал.

— Вы сомневаетесь в собственной технологии?

— Конечно, нет. Он должен был умереть уже несколько раз.

— В конце концов, значение имеет только то, что его больше нет, — попытался унять сомнения гнарда паек.

Комо Дат поднялся из-за контрольного пульта. В его движениях чувствовалось нервное напряжение, неуверенность и злость. Бросив взгляд на стоящего у монитора Пиара, он спросил:

— Вы видели, как погиб хан Пес?

— Нет.

— Но он мертв?

— Я не вижу его больше. Что еще это может означать?

Дат немного успокоился.

— Орда приближается к Всемирной Стене. Интересно будет посмотреть, что теперь станет делать Совет с этой проблемой.

— Сейчас монголы ограничены Великой Стеной, им некуда свернуть, — заметил Пиар.

— Но они несутся, как безумные. Их никто не контролирует, а кто остановит?

— Конец игры, затеянной Советом, предопределен заранее.

— И все равно, это будет интересно, — не отводя от экрана монитора горящих глаз, сказал Комо Дат.

Глава 70. ВЕЛИКАЯ КИТАЙСКАЯ СТЕНА — ВСЕМИРНАЯ СТЕНА

Поднявшись над седлом, Казархан вглядывался в убегающую вперед ленту дороги. Великая Стена уходила влево, сменяясь темно-красным бетонным валом, лишенным древнего величия, но несравненно более внушительным. В месте стыковки двух стен старая уходила вниз, а новая резко поднималась вверх.

За неимением других средств, Казар подгонял монголов криками:

— Мы близки к цели! Вперед! Вперед!

Приободренная голосом своего хана, Новая Золотая Орда прибавила скорости. Казалось, от грохота копыт дрожали даже звезды, включая и желто-зеленую, которая, видимо, исчерпала свою разрушительную мощь.

В это же время над новыми укреплениями поднялись помигивающие зелеными огнями тени. Освещенные изнутри, они плыли навстречу орде, как холодные бесстрастные луны.

— Небесные шатры, — пробормотал Казар.

Вскоре они уже повисли над головами монголов, а из их открывшихся люков посыпалась серебристо-зеленая саранча, летучие Костяные Головы.

При виде их Казар, зная, что его приказ передадут по шеренгам, закричал:

— Лучники! Огонь! Огонь!

Тут же, словно они только ждали команды, сотни стрел взмыли в небо и помчались к цели. Большинство попали в цель. Несколько гнардов было ранено, остальные убиты. Костяные Головы падали вниз, оставшиеся в живых открыли огонь.

— Цельтесь по вспышкам! — кричал Казар.

Еще одно облако стрел поднялось в воздух. Застрочили автоматы, забухали винтовки. С неба падал мертвый дождь.

— Собирайте оружие! — приказал Казар. — Любое! Слышите?

— Полнейшие идиоты! — Комо Дат никак не мог успокоиться. — Что же это за операция умиротворения?

Телиан Пиар, так и не двинувшийся с места, отреагировал спокойно:

— Совет недооценил волю монголов.

— Безумие. Они почти у Всемирной Стены.

— Все имеет только один конец, — вполголоса заметил Пиар.

— Да, полное уничтожение Золотой Орды. Вот вам и план Персональной Модификации, — съязвил Комо Дат.

Пиар покачал головой.

— Им следовало поставить нас в известность.

— Я и сам мог бы обо всем позаботиться.

— Теперь это уже не имеет значения, — безмятежно сказал паек, следя за экраном и видя то, что ускользнуло от оператора-гнарда.

С неба падали КА-77, и некоторые прямо в руки монголов. По его спине пробежал холодок, лицевые щупальца замерли.

Пиар пожалел о только что сказанном. Теперь все могло обернуться иначе.

Подхватив упавшее с неба оружие, Утренняя Лань воскликнула:

— Мой господин, я поймала! Что мне с ним делать?

— Бросай сюда! — ответил Казар.

Опустившись в седло, Утренняя Лань размахнулась и швырнула серебряное устройство. Казар поймал его на лету, положил палец на спусковой крючок и направил вверх.

Выстрел наугад.

Зеленоватое пламя расплавило прозрачный купол на плечах Костяной Головы, и когда дым рассеялся, тело уже падало вниз, правда, без шлема и головы.

Удостоверившись, что все в порядке, Казар повел прицельный огонь. Опускавшиеся сверху фигуры представляли собой отличные мишени в ярком лунном свете. Тут и там замигали зеленые огоньки, это воины Золотой Орды осваивали оружие марсиан.

Иногда случались и неприятности, когда мертвое тело падало, подобно молоту, на всадника и лошадь. Однако, Орда продолжала нестись вперед, подчиняясь только воле Казархана и не испытывая страха.

На павших не обращали внимания, да и число их было относительно невелико. Громадная живая масса катилась к цели, зная, что у нее нет другого пути, другого выбора и другой судьбы.

Всемирная Стена, обозначавшая границы владений пришельцев, уже выступала из тьмы грозным неприступным валом.

На борту «Призрачного убийцы» Комо Дат бессильно наблюдал за ходом боя.

— Совет делает прекрасный подарок этим дикарям. Только нашего оружия им и не хватало! — кипел он.

— Да, — согласился Телиан Пиар.

— Разве эти слепцы не видят, что вооружают монголов самым необходимым?

— Очевидно, нет.

Тем временем проводящие операцию челноки продолжали выбрасывать все новые и новые Воздушные Команды Смерти, которые несли тяжелые потери от стрел, пуль и огня КА-77.

Дат тряс кулаками перед экраном.

— Подкрепления! Что случилось с Советом? Здесь нужно совсем иное решение. Уничтожить Великую Стену!

Пиар, как всегда благоразумно, возразил:

— Все это происходит на территории Китая. Уничтожение стены грозило бы серьезными политическими последствиями.

— Лучше это, чем прорыв монголов в наши владения.

— Совет принял решение. А признать, что оно оказалось неверным, он сможет лишь тогда, когда катастрофа случится. Не раньше.

— Политиканы! — презрительно бросил Дат! — Я должен сам связаться с ними, пока они не обрекли всех гнардов на гибель.

Походкой загнанного в угол зверя он подошел к коммуникационному монитору и включил личный канал связи.

Зажав поводья зубами, Казар стрелял сразу с двух рук. Промахнуться было трудно: все небо переполняли опускающиеся Костяные Головы. Каждый выстрел попадал в цель. После каждого еще один враг падал на землю. То, что, падая, они превращались в смертоносные для его воинов бомбы, не имело значения. Сейчас Казарханом управляла жажда крови и горячее стремление выжить.

Передние ряды держались. По какой-то необъяснимой причине Костяные Головы даже не пытались уничтожить ни Утреннюю Лань, ни Герела, скакавших во главе войска.

Странно, думал Казар. Ведь их гибель могла внести смятение в войско, затормозить его продвижение по Великой Стене. Первый росток подозрения зародился в его хитром мозгу, расцвел и…

Теперь Казар знал: Костяные Головы хотят захватить монголов живьем! И сразу же вслед за этой мыслью мелькнула другая: им не нужен живой Казархан.

Повернувшись, он крикнул через плечо:

— Сосредоточьте огонь на том небесном шатре, по которому я выстрелю!

Выбрав мишень, Казар выстрелил. Первые лучи лизнули днище корабля, не причинив ему вреда. Следом, словно иголки к магниту, к нему устремились новые волны пламени. Радужные вспышки засияли то тут, то там. Нижняя часть корабля начала быстро мерцать, потом засветилась зеленым… красным пламенем. Свечение усилилось, корабль вдруг подался назад, его люк захлопнулся.

Огонь не утихал. Выполняя волю своего хана, монголы продолжали поливать небесный шатер зелеными лучами, не обращая внимания на другие корабли.

— Бейте! Бейте! — подбадривал их Казар.

Отступивший корабль вдруг замер и развалился прямо в воздухе. Осколки его обрушились на Новую Стену неподалеку от передовых отрядов монгольского войска. Такого взрыва никто из монголов еще не слыхал. Куски бетона и стали разлетелись во всех направлениях.

Столб пламени метнулся к небу, и в свете его Казар вдруг увидел гигантские стеклянные купола. Отражая огонь, они словно сами пылали, охваченные пожаром изнутри. Сердце хана забилось от гнева и радости, грозя выскочить из груди.

— Вперед! К стеклянным юртам, мои боевые псы! Победа близка! Час пришел! Вот он, день монголов! Победа! Победа! Вперед!

Едва сдерживаясь, Комо Дат разговаривал с членом Совета Фипом.

— Вы уничтожаете мои войска!

— Операция почти завершена, — без тени смущения ответил Фип.

— Она будет завершена, если в руки монголов попадет еще несколько десятков КА-77. Это наверняка. Только проигравшими будем мы.

— Это всего лишь земляне.

— Вы никак не поймете, Фип. Они выросли в таких же красных песках, что и мы. Они питаются чистым протеином. Сейчас они несутся по дороге, с которой нельзя свернуть. Им незнакомо слово «отступить». Они могут только сражаться и умирать. Именно потому их и выбрали для данного эксперимента. Это гнарды! Вы понимаете? У них мягкая розовая кожа землян, но по натуре они гнарды!

Член Совета Фип долго смотрел на Комо Дата, дожидаясь, пока тот умолкнет. Когда он заговорил, в голосе уже не звучало прежней уверенности.

— Что вы предлагаете?

— Перевести контроль за операцией на мой корабль. Предоставить мне необходимые полномочия.

— Но только сейчас вы убеждали меня в том, что монголы не попадут в наши руки живыми.

— Нет, они будут уничтожены. Это единственный выход. И сделать это нужно безотлагательно. Монголы уже приблизились к нашим укреплениям. Мне требуется незамедлительный ответ.

Фип колебался недолго.

— Вряд ли это понравится другим членам Совета.

— Предоставьте мне разобраться с ними, — проскрипел Дат. — И с монголами тоже. Найдутся и другие.

— Но не столь обученные.

— Эти — мертвецы. Совету от них пользы не будет.

— Делайте то, что считаете нужным. Я извещу Совет.

Экран погас.

Телиан Пиар подошел поближе. Его глаз возбужденно поблескивал.

— Интересно. Вы сумели склонить Фипа к единоличному принятию решения.

— Он еще пожалеет, что не принял это решение раньше, — пробурчал Комо Дат, поворачиваясь к пилоту.

— Капитан Лисо, по моему приказу выстрелите из ультразвуковой пушки по Великой Стене. Нужно разрушить часть ее непосредственно перед ордой.

— Слушаюсь…

Казархану уже не нужно было напрягать зрение, чтобы видеть Всемирную Стену.

Сверху падал мертвый дождь. Впереди лежала судьба. Еще не все потеряно. Чутье подсказывало Казару, что спасение возможно.

Он так и не увидел, откуда пришел бело-голубой луч. В ночном небе хватало огней. Небесные шатры Костяных Голов продолжали выбрасывать все новые группы воинов, которые погибали еще в воздухе и падали на землю мертвым дождем.

Луч просто коснулся Великой Стены в том месте, где она переходила в марсианские укрепления, и целая секция ее исчезла, обратившись в столб дыма и пара, с шипением вознесшийся к небу. Все произошло в мгновение ока: камень стал паром, а когда дым рассеялся, в стене зияла огромная брешь с гладкими краями.

Бесстрашное сердце Казархана дрогнуло. Пропасть была слишком велика, чтобы ее преодолеть. Даже монгольским лошадям это не под силу.

Грохот копыт Новой Золотой Орды нарастал, стена задрожала, посыпались камни.

— Просто, но эффективно, — одобрительно отозвался Телиан Пиар, глядя на результат выстрела.

— Не имея возможности свернуть, они просто разобьются насмерть. Все шесть тысяч, — сказал Комо Дат.

По обеим сторонам бреши Великая Стена начала крошиться и обваливаться…

Стегая своего мерина, Казархан принуждал его сделать невозможное. Взмыленный до последней шерстинки, конь все же без колебаний рванулся вперед. Теперь Казар оторвался от орды, оставив позади даже своих верных ханов. Обернувшись, он крикнул:

— Утренняя Лань! Герел! Направляйте ваших коней к пологому участку спуска. Это единственный шанс. Доверьтесь коням, а если останетесь живы, убирайтесь оттуда побыстрее, потому что орда несется за вами, как тысяча слепых драконов!

— Слушаю и повинуюсь!

Поравнявшись с Чино, Казар без видимых усилий сменил коня, перепрыгнув в пустое седло на ходу.

— Ну, а теперь, Чино, ты покажешь своему хану, что я не зря растил тебя в монгольских степях, иначе мы вместе сломаем шеи и умрем, глядя в Вечное Голубое Небо!

Жар от расплавленного камня бил в лицо, пот застилал глаза. Обожженный лоб пронзала судорожная боль.

Впереди появился проем. Еще шире, чем казалось издали.

— Ай-я! — закричал Казар, и оба они рухнули в бездну.

— Это хан Пес! — взорвался Телиан Пиар, утратив всю свою внешнюю безмятежность.

— Что? — Комо Дат даже привстал.

— Я узнал его. Этот человек едет на коне хана Пса, а на лбу у него черное пятно от ожога.

— Он выжег знак Белой Карты? — взревел Комо Дат.

— Да. И уничтожил подкожный микропередатчик, — подтвердил Пиар.

— Вот это пес! — Комо Дат покачал головой, находясь под впечатлением увиденного.

Оба марсианина снова повернулись к обзорному экрану, наблюдая за разворачивающейся под ними картиной разрушения и смерти.

Стена продолжала оседать, когда копыта Чино ударились о камни. Белый жеребец споткнулся один раз, второй… Его ноги искали устойчивой опоры, но не находили.

В конце концов, он не столько сошел, сколько съехал вниз, подстегиваемый нарастающим грохотом приближающейся орды. Обняв Чино за шею, Казар просто старался удержаться.

— Я сам убью этого упрямого монгола, если только он останется в живых, — сквозь зубы процедил Комо Дат.

— Похоже, ему это удастся, — сказал Пиар.

— Тогда я лично заберу у него жизнь, — ответил Дат, подсаживаясь на место стрелка к лучевой пушке.

Казар понял, что будет жить, когда копыта его коня коснулись мягкой земли.

— Ай-я! — крикнул он, пришпоривая Чино, чтобы успеть уйти на безопасное расстояние от накатывающей сзади орды.

Обернувшись, он увидел падающих с Великой Стены лошадей. Их ноги, лишившись привычной опоры, искали ее в воздухе. Уставшие после многочасовой непрерывной скачки, они приземлялись на ослабшие ноги, спотыкались и падали на бок. На какое-то мгновение перед ним мелькнула Утренняя Лань, вцепившаяся в гриву своей кобылы. В следующий миг она уже пропала из виду.

Шеренга за шеренгой люди и кони скатывались со стены, сталкиваясь, крича, увеличивая этот страшный комок плоти.

Гордость поднялась в сердце хана, когда он увидел, что его воины до последнего вздоха продолжают вести огонь. Костяные Головы почти не стреляли в ответ, отступив при виде отчаянной храбрости монголов…

А колонны все шли и шли, грохот копыт звучал барабанным боем безжалостной судьбы. Провал между двумя стенами быстро заполнялся, из-под серой каменной пыли, поднявшейся над местом катастрофы, доносились стоны и крики раненых и хрип лошадей.

Немало монголов выжило. Однако большинство погибло. Они падали и падали, пока те, что оказались внизу, уже просто не могли выползти и задохнулись.

Казар стоял поодаль, зная, что ничем не может помочь, и что если близким ему людям удастся выжить, то только по прихоти судьбы, а не благодаря кому-то.

Край расплывающегося облака пыли накрыл и его, и Казар подумал, что ради безопасности стоит, наверное, укрыться под его серым покровом, так как небесные шатры по-прежнему висели над головой и, возможно, искали его. Задыхаясь и щурясь, Казар подъехал поближе к провалу и закричал:

— Утренняя Лань! Утренняя Лань!

Ему никто не ответил.

— Ариунболд!

Тишина. Только тут Казар вспомнил, что его верный штандартоносец погиб, превратившись прямо на его глазах в клуб дыма. В это трудно было поверить, и боль сжала сердце хана.

— Герел! Герел! Твой хан ищет тебя!

— Я здесь, — раздался хриплый голос.

Прикрыв глаза, Казар направил коня в направлении голоса.

— Где ты, Герел? Я иду.

— Здесь, мой хан.

Казар нашел его на куче щебня и камней. Герел лежал на спине, по лицу его текла кровь.

— Ты ранен? — спросил Казар, спешиваясь.

— Нет, но мы обречены.

— Мы живы. А значит, не обречены.

— Костяные Головы убивают монголов.

Казар поднял голову. Совсем низко над ними висел кажущийся огромной птицей небесный шатер. Из него никто не стрелял. Кое-кто из монголов еще вел огонь, не причиняя кораблю видимого вреда.

— Твоя орда сражается до конца, — сказал Герел, когда Казар помог ему подняться.

— Это их долг, они же принесли клятву верности, — горько усмехнулся Казар.

В воздухе разносился тошновато-кислый запах крови, внутренностей, блевотины. Казар опустил руку на плечо Герела.

— Я ищу Утреннюю Лань. Где она?

— Не знаю. Я заботился о собственном спасении и не следил за ней.

Казар нахмурился.

— Я не стану тебя ругать, хотя…

Испепеляющий луч ударил в камень справа от Казара, оставив только столбик дыма от валуна.

— Началось, — сказал Герел, оглядываясь по сторонам. — Они уничтожат нас. Мы обманули смерть только для того, чтобы умереть немного позже.

Второй луч ударил еще ближе, почти в то место, где только что стоял Казар. Только теперь его там не оказалось. Он схватил Герела за плечи, развернул лицом к себе.

— Герелхан, мы можем умереть, но можем и выжить.

— Это решит судьба, — согласился Герел.

— Это решит судьба, но в этот час я хочу, чтобы ты принял доспехи Чингисхана.

— Я?

— Да, — ответил Казар, поспешно избавляясь от панциря.

— Но я недостоин такой чести…

— Это решает только твой хан. Там, в руинах смерти я должен отыскать Утреннюю Лань и не хочу, чтобы доспехи мне мешали. Но и бросить в кучу мусора то, что служило мне так долго, я не могу. Посему доверяю их тебе.

— Слушаю и повинуюсь, — сказал Герел, опускаясь на колени.

— Повинуйся немедленно, а на колени станешь потом. Мне нужно идти.

Сбросив доспехи на землю, Казар остался почти обнаженным. Он поднял волчью шкуру, которую раньше возил свернутой у седла, накинул ее на голову так, что волчьи глаза глядели теперь туда же, куда и Казар.

— Позаботься о доспехах и не запачкай. Они мне еще понадобятся, — хрипло сказал он.

— Твое слово приказ для меня, о хан, — ответил Герел, собирая боевые принадлежности величайшего монгола, когда-либо ходившего по земле.

Казар направился к пролому, где еще мелькали вспышки зеленоватого света. Костяные Головы добивали оставшихся в живых. Ну и пусть.

Он прошел не больше тридцати шагов, когда раскаленная белая игла вонзилась в землю за его спиной. Теплая волна с запахом горелой кожи и мяса известила Казара о том, что Герелхан умер вместо него. Какая еще судьба могла ждать человека, поверившего, будто он достоин носить доспехи двух величайших монголов в истории.

Казар не обернулся.

— Есть! — воскликнул Комо Дат. — Прямое попадание!

— Поздравляю, — негромко сказал Пиар.

— Пусть Команда Смерти займется остальными.

— Вот и конец.

— Да, конец.

Они обменялись взглядами.

— На этот раз вы уверены? — спросил паек.

— Да, он был в тех голубых с золотом доспехах, взятых из гробницы Чингисхана. Сомнений быть не может.

— Тогда не будем сомневаться, — тихо пробормотал Пиар.

— Утренняя Лань! Утренняя Лань!

Казар пробирался между грудами мертвых коней. Некоторые были еще живы и смотрели на человека грустными, полными боли глазами. Из рваных ран торчали белые кости. Вывернутые ноги, которым уже никогда больше не бегать по степи. Казар едва удержал слезы. Все люди погибли, к этому он был приучен. Монгольские мужчины живут, чтобы умереть. Но лошади не должны так страдать. Это было оскорблением их благородного духа.

— Утренняя Лань!

Не обращая внимания на смертоносные лучи, Казар шел все дальше и дальше.

— Утренняя Лань!

Едва слышный стон раздался справа. Казар слышал этот стон и раньше. Только тогда в нем звучало наслаждение, а не боль.

— Утренняя Лань! Твой хан здесь!

Еще один стон. А вот и она.

Утренняя Лань лежала в стороне от основной массы погибших. Ее ноги запутались в стременах мертвой кобылы, от которой она не сумела отползти. Беспрерывные вспышки зеленых лучей освещали бледное лицо женщины.

— Я жива, мой господин, — прошептала она. Из уголка рта просочилась струйка крови.

— Тебе недолго осталось жить, — Казар опустился на колени.

— Знаю…

— Среди преданных мне ты была самой преданной.

Ее смех напоминал хрип.

— Я была самой неверной.

— Можно быть преданным по-разному. Твою верность я ценю особо, потому что вместо того, чтобы слепо подчиняться моим поспешным решениям, ты не соглашалась с ними. Любому хану нужны такие, как ты.

— Что ты будешь делать, когда я умру? — спросила Утренняя Лань.

Казар дотронулся до ее окровавленной щеки. Под его ставшими вдруг нежными пальцами кость слегка подалась.

— Не знаю, но пока ты не умрешь, я тебя не покину.

Утренняя Лань взглянула на висящий вверху небесный шатер и прикрыла глаза от боли.

— Не хочу умирать от рук Костяных Голов, — тихо сказала она.

— Я закрою тебя от их огня.

— И я не хочу лежать здесь, дожидаясь, когда жизнь уйдет вместе с кровью.

— Я не могу помочь тебе, ведь теперь у меня нет даже орды.

Утренняя Лань протянула руку и коснулась его обожженного лба. Ее пальцы были холодны.

— Когда ты любил меня, мне часто казалось, что это не ты, а смерть. Но мне было все равно. За эти несколько недель с тобой я прожила целую жизнь. И ни о чем не жалею.

Казар взял ее за руку, нащупал пульс.

— Просьба, мой господин.

— Говори.

— Выполни ее. Погаси огонь, пожирающий мой разум.

— Ты слишком многого хочешь от хана.

— Если ты действительно любишь меня, сделай это.

— Я не решаюсь, потому что люблю тебя, — растерянно пробормотал Казар.

— Если ты будешь тянуть, твоя жизнь тоже окажется под угрозой.

— Однажды я уже умер из-за тебя. Могу умереть еще раз.

— Сегодня моя очередь, любимый, — она закрыла глаза. — Я посмотрела на тебя в последний раз. И теперь готова.

Казар поцеловал перепачканные кровью и пылью губы, ощутив их вкус, затем вытащил из-за голенища серебряный кинжал и разрезал ей живот. Лицо Утренней Лани исказилось от боли, но она промолчала.

Рука Казара проникла в грудную клетку, пальцы нащупали трепещущее сердце.

— Твое сердце в моей руке. И твоя жизнь тоже.

— Возьми их, — выдохнула она.

— Прощай, Утренняя Лань.

— Прощай, хан моего сердца.

Казар сжал пальцы. Сердце остановилось. Тело обмякло, и на лице Утренней Лани застыло умиротворенное выражение. Казар посмотрел на свои пальцы и с трудом поднялся. Он весь дрожал, лицо окаменело.

Небесные шатры продолжали поливать землю смертоносным дождем. Им уже никто не отвечал. Орда перестала существовать, а он больше не был ханом.

Казар пробрался среди мертвых тел, остановившись только раз, чтобы поднять серебряный предмет. Когда звуки смерти затихли, он нашел своего Чино. Вскочив в седло, Казар крикнул:

— Ай-я! Вперед!

Они промчались сквозь облако пыли и дыма. Где-то позади мелькали зеленые вспышки, оставляя в земле воронки величиной с овцу. Покопавшись в сумке, Казар вытащил пустую руку, но в следующее мгновение покрывало-невидимка, взятое у Красного Глаза, скрыло его от врагов.

Ухватившись за шею жеребца, он на всякий случай свесился с противоположного к небесному шатру бока Чино, чтобы пилоты, даже если они что-то и увидят, заметили лишь лошадь без всадника.

Не оглядываясь, Казар стегнул Чино и понесся прочь. Из уголка глаза вытекла слеза.

— Я запрещаю тебе плакать, — сквозь стиснутые зубы прошептал Казар.

Слеза стекла по щеке до подбородка, остановилась и потом сорвалась вниз. Другой не было.

Комо Дат внимательно вглядывался в экран. Рядом застыл Телиан Пиар.

— Есть ли еще живые? — спросил Комо Дат.

— Нет. Только несколько животных, — ответил оператор.

Дат взглянул на Пиара. Тот молча кивнул.

— Животные не в счет. Пусть уходят.

— Как пожелаете, — угодливо отозвался гнард.

Эпилог

Глубоко в горах за Всемирной Стеной серая степная волчица с отвисшим брюхом взобралась на уступ пика, известного монголам как Гора Где Рождаются Волки. Остановившись у темного входа в пещеру, волчица принюхалась и осторожно двинулась вглубь.

Зеленые, привыкшие к мраку глаза привели зверя в самый дальний угол, туда, где уже много тысяч лет волки давали жизнь и вскармливали молоком свое потомство. Уловив незнакомый запах, она негромко заворчала. Из тьмы послышалось ответное ворчание.

Затем раздался голос.

— Привет тебе, волчица. Ты пришла непрошенной в пещеру, где родился другой волк, сильнее тебя. Здесь он возродился и сейчас ждет часа, чтобы возродиться еще раз, как повелевает Судьба.

Оскалив клыки, волчица пошла на голос.

Навстречу ей метнулся зеленоватый луч, превративший животное в дымящуюся груду почерневших костей и меха.

Прежде чем погас огонь, пожравший хищника, его пламя осветило выкованное из бронзы лицо, закаленное бессчетными битвами, и могучие плечи, укрытые волчьей шкурой.

Пещера снова погрузилась во тьму, скрыв два горящих злобой глаза.

А Казар, монгол из племени халха, свернулся и уснул, мечтая о новом воплощении и о дороге, которая приведет его к империи, призывающей к себе через кровь бесчисленных и безымянных предков.