Горизонт постепенно окрашивало в оттенки артериальной крови. Блики света раскаленным металлом сверкают в окнах многоэтажек. Утро прохладное, зябкое, сырое. Я бы даже сказал влажно-мерзкое. Зато руки в тепле. Кровь липкая. И ее много. Она заляпывает асфальт, пачкает мне берцы, пропитывает перчатки, затекает за рукава. Благо, он потерял сознание еще на скулах и не сильно мне мешал своими конвульсиями.
Они не были чистокровными индейцами, всего лишь метисы, опасно близко для националистических идей, витающих в резервациях, приблизившиеся к тонкой грани, которая отделяет европеоида от коренного населения. Я слышал, что индейцев, настоящих индейцев, потомков тех, кто пытался поставить раком всю военную машину Европы, истинных охотников, воинов до мозга костей, сложно чем-то напугать. Они не страшатся боли, им плевать на психологические пытки, они и глазом не поведут, когда их кровную родню начнут нарезать на тонкие ломтики. Поговаривали, что среди метисов время от времени встречались парни, которые унаследовали от своих предков хотя бы часть таких навыков, позволяющих существенно подняться в обществе. Эти двое не были из их числа. Духи предков смотрят на них с брезгливостью и презрением. Позор рода.
Но все же стоит отметить, что второй оставался в сознании, пусть и со стопроцентной вероятностью повредился рассудком. Рядовая шелупонь, толкающая дурь на земле Индейца Джо, крышующая мелких официальных предпринимателей, шлюх и скупщиков краденного, видела кровь только в пьяных драках и изредка в поножовщине, перестрелки таки нечастое явление, но там это происходит несколько иначе - быстрый тычок, серия ударов или же размашистое полосование открытых участков тела, но никак не сдирание кожи живьем в метре от тебя, хотя вроде бы индейцы имели обширный опыт по сниманию скальпов. В сытном и мирном правлении Амбала для таких как он был свой плюс-минус - нечто среднее между положительной и отрицательной стороной. Плюс - они не подыхали пачками в непрекращающейся дележке власти, заливая улицы своей кровью. Минус - они измельчали, выродились и деградировали. Чертовы дети XXI века с айфонами в задницах, хе-хе. Не чета прежним головорезам для которых вскрыть ребенка от горла до члена как поссать сходить. Хотя нет, поссать сложнее - чертов триппер.
Я поймал их на выходе из кабака. Наткнулся случайно, покуда кружил по владениям метисов и индейцев, прикидывая куда нанести удар. Ночь близилась к завершению и появляться днем в оживленных местах я не намерен, после перестрелки у Дугласа я вернулся в логово, чутка отдохнул, выплюнул в латиноса своего ребенка, сменил боезапас и вновь вышел в подворотни Бруклина. Бар, к слову, отсчитывал Джо процент от выручки. Я не слишком увлекался законодательством, в особенности техникой пожарной безопасности, но по-моему это веский повод для коктейля Молотова в окно. Следовал за ними по пустым переулкам. Засиделись ребятки, бухали до утра и теперь, скорее всего, потянуло на приключения, такие сисястые и необремененные нормами морали приключения. Или они жили в самой жопе квартала.
Я напал со спины. Внезапная атака и грязные приемчики - удобная штука для нивелирования некоторой части численного перевеса. Кастетом в печень и в конфликте остаются только двое. Ударил в подреберье, почти что насадил на руку. Я почувствовал, как плоть мышечного каркаса разошлась под металлом и моими костями, как хрустнули его ребра. Со вторым я более галантен, все же он мой основной зритель. Увесистый пинок в ногу, зацепив ступней голень как крюком, и толчок корпусом, он падает, пытается сгруппироваться, но я не даю этого сделать, всаживая подошву берца ему в грудную клетку, выбивая дыхание и попытки сопротивления. Я приподнимаю его ногу и прыгаю на напряженный голеностопный сустав. Его вой заглушает влажный хруст. Кастет соскальзывает с пальцев обратно в карман и прямой в челюсть выходит без критических повреждений, чувак только слегка поплыл, так что я могу спокойно заняться его товарищем. Вяло шевелящуюся тушу усаживаю спиной в стену рядом с ним, он плохо воспринимает реальность, захлебываясь болью.
Времени мало, тут стопроцентный разрыв печени. Обширное кровотечение, кровь заливает брюшное пространство, может повезло и я еще пару органов зацепил в придачу, что только ускорит его мучения и смерть. Но тут либо так, либо никак, иного способа, как без стрельбы и использования паутины обездвижить двоих крепких парней мой перегруженный стихийно вспыхивающими безумными идеями о погружении конкретно взятого куска Нью-Йорка в войну банд мозг выдать не смог.
Пощечина мотнула голову зрителя в сторону и привела в чувство.
Его еще немного мутный взгляд остановился на лезвии ножа, мелькающего перед смуглым лицом. Яйца у него есть - шипит сквозь зубы от боли в ноге, но держится. Не дергается, понимает что к чему.
-Пока что мой пророк говорит вежливо.
Я выписываю медленные восьмерки в сантиметрах от его кожи. Старый прием, но такой действенный.
-Отвернешься или закроешь глаза - я отрежу тебе яйца. Ты понял?
У него вздулась жилка на виске. От боли. От гнева. От бессилия.
Короткий кивок.
-Наслаждайся.
Это работа. Она не вызывала отторжения или брезгливости. После завязывания галстука на шее Билли я пересмотрел свое отношение к этому занятию. Не в моем положении воротить нос - не травкой же кормить пауков? Кстати, во мне вызревает четвертая Длань, неплохо ночь прошла, жаль что большую ее часть я беззастенчиво проспал, просыпаясь исключительно для того, чтобы отложить яйцо. Драйв поджога и перестрелки выжег во мне все. Есть такое свойство у гнева вспыхивать сверхновой звездой, сияющей ярко, но не долго. А потом после него остается только пепел, бескрайние равнины равнодушия и отрешенности. Я выгорел. Но отдых пошел мне на пользу. Паутина и Дар латают не только мое тело, но и разум. Каждая минута их использования и каждый час сна меняет меня. Меняет в лучшую сторону, делает совершеннее. Это преддверие, подготовка к линьке, более кардинальному вмешательству в мою структуру. Шаг за шагом, эволюция за эволюцией.
Вначале был лоб. Я вывел глубокий полумесяц, царапая лезвием ножа лобную кость. Кровь заливала ему лицо. Его сознание частично было с нами, частично в забвении. Но боль чувствовать он мог. Эти крики... они смешивались с запахом крови и чистейшего страха, исходившего от его двух подельников. Затем виски. Скулы. Щеки. Подбородок. Я вывел на его смуглой морде неровный овал.
Второй молчал, сдерживая рвотные позывы.
Я подковырнул кончиком ножа кусочек кожи в области лба, погрузил в кровоточащее мясо все лезвие, чуть-чуть вдавил, оттягивая вниз. Провернул идентичное действие с кожей вплоть до висков. Подцепил пальцами края и медленно потянул вниз, крупными кусками сдирая с него шкуру. Его кореш поперхнулся блевотиной.
Кидаю содранное лицо ему на колени.
-Подарок Индейцу. Теперь эта земля принадлежит Пугалу. Если вы не свалите, мои братья будут сдирать скальпы вашей родни. Надеюсь вы все поняли?
Неуверенно-заторможенный кивок.
-Отлично, - я спрятал нож, дружески похлопал его по щеке, оставив неровный кровавы отпечаток.
Начинался новый день.
Солнце восходило над Нью-Йорком.
Моим Нью-Йорком.