Марьям

НАРЕВЕЛА

Те семьи, где были мужчины, как-то сразу приспособились: главы семейств нашли работу, стали приносить домой пайки. В семье Дикбер взрослых мужчин не было. Кели и Бату сильно заболели, и девчонке самой пришлось идти на поиски работы. В колхозе был большой зерносклад, и каждое утро к нему вереницей шли люди, надеясь получить хоть какую-то работу. Направилась туда и она. Огромные помещения, горы зерна, транспортеры, люди копошатся, что-то делают. А что там делают женщины – их на складе работало большинство, и чем она может быть там полезна, Дикбер еще не знала. Она лишь знала, что горсточка зерна, брошенная на раскаленную сковороду, могла стать и завтраком, и обедом, и ужином любому из изголодавшихся членов ее семьи. Особенно младшим братишкам Ахмеду, Шахиду, Лече и сестренке Зулпе. Как же ей было жалко их!

Именно эта жалость к родным заставляла ее держаться из последних сил у входа в огромный склад. Стоять на чужом ветру, пронизывающем все ее тело, и терпеть. Терпеть и ждать!

Горсточка зерна, всего лишь пол-ладошки худенькой девичьей руки! Разве могла их жизнь стоить так дешево? За какие прегрешения так наказывает Аллах этих людей, лишь недавно уверенно и спокойно живших у себя, за тысячи километров от этой степи, от этого склада, где за несколько украденных зерен без лишних разговоров могли осудить и расстрелять по суровым законам военного времени? Именно поэтому, в зимнее время, целыми днями над ним, этим зерном, безмолвно, покорно, сгорбившись, трудились бесправные женщины из сосланных народов. Женщины разных национальностей – русские, татарки, казашки, белоруски, чеченки…

Дикбер несколько дней приходила к зерноскладу и подолгу стояла у ворот. Мимо проходили люди, но никому не было до нее дела. А она робела, потому как не знала по-русски ни единого слова. По вечерам она ни с чем возвращалась домой. Слезы лились от обиды и бессилия. Но жажда жизни, лица голодных братьев и сестер быстро возвращали ее к реальности и отрезвляли.

«Я должна собраться и быть сильной, сильнее всех!» – пыталась настроить себя девушка.

Дикбер заметила, что у склада каждый день стоял один и тот же мужчина, и поняла, что от него тут многое зависит. Попеременно к нему подбегали разные люди – женщины, мужчины. Он постоянно что-то им объяснял, советовал, показывал. Они словно специально приходили к нему за советом. Это было видно по их лицам, по готовности угодить. И это не было заискиванием, чувствовалось их беспрекословное подчинение и глубочайшее уважение к нему. По всему было видно, что именно он тут ХОЗЯИН. Дикбер стала внимательнее его разглядывать.

Сразу бросалось в глаза то, что рукав с левой стороны пустой, лишь его нижняя часть была заткнута за пояс. Это почему-то совсем не вязалось с ее первым впечатлением от настоящего хозяина склада. Коренастый, среднего роста. Ничто в его поведении, походке или в фигуре не выдавало человека нерешительного. При этом в нем не было той резкости, которая свойственна чересчур рьяным исполнителям воли вышестоящего начальства или наглым и туповатым конвоирам с оружием в руках. Дикбер еще раз внимательнее пригляделась к его поясу. Нет, кобуры видно не было. Значит, он не из тех кричащих псов на станции, которые грубо выталкивали их из вагонов. Мужчина-казах, одетый в потертый военный китель и галифе, на ногах – кирзовые сапоги. От него веяло мудростью, спокойствием и полной уверенностью в своих действиях и словах. И вдруг – этот пустой рукав. Словно художник не дорисовал в нем что-то, а мозг упрямо дорисовывал в голове эту руку, но реальность выдавала только пустоту. Левый рукав бессильно болтался прямо у плеча, и это было странное зрелище.

На третий день Дикбер удалось поймать его взгляд. Случилось это так. Стоять на холоде было тяжело, и Дикбер подумала: если попрыгать, можно будет хоть немного согреться. Правда, со стороны могло показаться, что она это делает нарочно, чтобы привлечь внимание хозяина склада. Но если прыгать от холода, тогда можно. Тогда это выглядит естественно и даже необходимо, учитывая мороз на улице. И она начала тихонько подпрыгивать.

И вдруг.… О, чудо!

Он обратил на нее внимание. Хозяин склада отдал распоряжение кому-то из подчиненных и вдруг направился в сторону Дикбер, которая впилась глазами в его фигуру. Наверное, выглядело это нелепо, но девушка, забывшись, продолжала подпрыгивать. Опомнившись, она застыла и уже не могла отвести взгляд от его левой руки, вернее, от того места, где под рукавом должна была быть рука. И, по мере его приближения, девушка невольно вытягивалась в струнку. То ли от холода, то ли от напряжения она дрожала и таращилась на его китель, не зная, что же делать дальше.

– Қызым (дочка), тебе что-то нужно, или ты кого-то потеряла? – спросил он по-русски.

Дикбер не поняла ни единого слова и вдруг ощутила, что ее мозг сейчас взорвется от напряжения и миллиарда мыслей, которые в диком хаосе проносились в ее умной голове, сталкиваясь друг с другом и бессильно падая куда-то вниз. Казалось, ничто не в силах было упорядочить эту мешанину. Она осознала, что это именно тот самый единственный момент, ради которого стоило и мерзнуть, и плакать, и страдать на холоде. Сколько он продлится, и сможет ли она донести до хозяина свою просьбу?

Даже если бы в этот момент она знала все языки мира, то все равно не смогла бы и слова произнести, так распереживалась.

Говорят, Бог посылает трудности лишь для того, чтобы испытать нас на прочность. Некоторые при этом добавляют, что чем больше в твоей судьбе испытаний, тем сильнее ты приглянулся Всевышнему. Но этих трудностей ровно столько, сколько способен выдержать тот или иной человек. Странное рассуждение. Ведь даже Он не может вмиг вложить в уста Дикбер слова, понятные хозяину склада!

Но, оказывается, для этого есть другие люди (которых, видимо, направляет Аллах…) Внезапно из-за спины Дикбер выступил Шепа – чеченский учитель, который знает русский язык и работает в ремонтной мастерской в совхозе. Похоже, он наблюдал за ситуацией поодаль и ждал удобного момента, чтобы подойти.

– Ху г1о де хьуна (Чем тебе помочь?) – спросил он Дикбер по-чеченски.

– Суна г1о дехьа, са дехар цуьнга д1а ала, хьуна оьрси мотт ма хаа! (Помоги мне пересказать ему мою просьбу. Ты ведь знаешь русский язык!) – с мольбой в голосе сказала она.

– Схьа дийца аса д1а эра ду хьуна (Говори, я все переведу), – с готовностью ответил Шепа. Дикбер повернулась к хозяину склада и, не смея поднять глаза, выпалила срывающимся голосом:

– Тхо леш ду мацалла, дела дехьа цхьа болх лохьа суна! (Мы умираем с голоду. Ради бога, дайте мне какую-нибудь работу!).

Шепа перевел.

Хозяин склада неспешно оглядел Дикбер с ног до головы. Ей показалось по его взгляду, что он был несколько разочарован увиденным. Он покачал головой и что-то ответил.

Шепа замялся, виновато поводил глазами по сторонам и произнес:

– Оцо боху, кхузахь болх ч1ог1а хала бу стагаршна а,хьо жима а г1ила а ю. (Он говорит, тут очень тяжелая работа даже для мужчин. А ты такая маленькая и совсем худая…)

Это было еще одним страшным ударом после всего пережитого. На девушку вдруг навалилась слабость, слезы сдавили горло, и Дикбер была уже не в силах сдерживаться… Рыдая, она закричала:

– Тхо шадерш, са жима вежарий, йижарий тхо кестта мацалла лира ду. Тхуна г1о дайша къонахий, г1о дайша дела дехьа! (Мои родные, мои маленькие братья и сестренки, мы… мы умрем скоро. Помогите, мужчины, помогите нам, ради Аллаха!)

Ее ноги подкосились, и она привалилась к воротам, закрыв лицо руками.

– Ахьа ху дай, собар де, елха ма елха х1инца. (Ты знаешь, ты успокойся, не плачь сейчас), – виновато пробормотал Шепа, отводя взгляд, а у самого ком подступил к горлу и он начал кашлять, не желая показывать слабость перед другим мужчиной, хозяином склада.

После того как Шепа перевел слова Дикбер, повисла пауза. Хозяин склада задумался, глядя куда-то в сторону, и вдруг решительно махнул рукой, указывая следовать за ним на склад.

– Ладно, я возьму тебя на работу. Но имей в виду, что работа тяжелая. Сразу не кидайся на зерно, ты должна привыкнуть. Иначе через день упадешь, совсем не будет сил работать. Вот так надо брать лопатой зерно и переворачивать его, откидывая. Единственной своей рукой он взял широкую лопату из фанеры и, к удивлению учителя и самой Дикбер, сумел с ходу уверенно воткнуть ее в зерно, зачерпнуть и откинуть рядом почти полный ковш. Мужик он был крепкий. Шепа все сказанное дословно перевел на чеченский.

– Баркалла шуна,аса ч1ог1а болх бира бу, аса ч1ог1а болх бира бу. (Спасибо вам, я буду хорошо работать, я буду хорошо работать!) – дважды произнесла Дикбер, все еще всхлипывая. В этот момент она почему-то совершенно не чувствовала счастья. Лишь пустота внутри, словно она сожгла последние свои силы и эмоции. Ей только хотелось прилечь и выспаться.

Хозяин попрощался и велел прийти утром. Шепа улыбнулся и сказал:

– Х1о х1инца ц1а г1ой парг1ат са да1а, цо хьайга альчунах кхийтари хьо. Иза кху белха хьакам ву, цуьна ц1и А-ЯЗ-БАЙ ю (Иди домой и отдохни, как следует. Ты все запомнила, что он тебе сказал? И еще знай, что он заведующий всем зерноскладом. Его имя Аязбай. А-ЯЗ-БАЙ-ага).

Девушка шла домой и перед ее глазами маячила фигура Аязбая. Она хорошо запомнила, что он без руки и без кобуры, но вот его лицо почему-то никак не отпечаталось в ее памяти. Дикбер как в тумане добралась до места, где они жили, попросила воды, сообщила всем, что нашла работу на складе, и свалилась от смертельной усталости спать…

…И вдруг она идет с отцом, и еще кто-то из родных рядом. Вот они заходят на пшеничное поле и пытаются сорвать колосья, но они почему-то оказываются очень тугими, неподатливыми. Дикбер чувствует тревогу, на их пути возникает хлев, слышен голос отца: «Чехка чу д1алач1къа деза!» (Надо быстро спрятаться внутрь!) Она заходит в хлев и видит огромного быка, который подпирает одну из покосившихся стен хлева. Крыша вот-вот упадет. Бык стоит и смотрит на нее очень спокойно. Дикбер боится и хочет убежать, но не может найти выхода. В панике она потеряла дверной проем, он словно пропал куда-то. Девушка бегает и кричит: «Дада, Дада!» (Отец, Отец!) Он снаружи отвечает: «Ма кхера Корта, г1о де пенна сацо» (Не бойся, Корта, помоги удержать стену). Она кидается к стене и удивительно легко ставит ее на место. Бык освобождается, подходит к ней и тянется к ее лицу, чтобы лизнуть. Девушка боится отойти, ведь тогда стена и крыша обрушатся. Бык, тяжело дыша, тянется и касается влажным языком ее щеки, и она в этом момент просыпается от того, что соседская кошка лижет ей лицо. Непонятно, как пробралась в дом и устроилась рядом с Дикбер.

– Д1а яла беха хума! (Пошла вон, грязная!)

Корта встала, чтобы умыться. «Тамашина г1ан» (Какой странный сон), – подумала она.

Светало…

ЧЕЧЕНЦЫ

Даже сейчас попади любой казах в чеченскую среду, он бы охарактеризовал их, как людей с другой планеты. Настолько непривычными показались бы сыну степей традиции и уклад горцев. Общим у них была только вера.

Чечня. Какой чудесный край! Это маленькая горная республика с множеством мелких речек и журчащих арыков. Плодородной земли хоть и мало, но зато есть нефть – лакомый кусочек для многих держав во все времена. Климат мягкий, зимы теплые. Снег выпадает, в основном, только в горах. В конце зимы в горы поднимаются сборщики дикого лука (черемши). Из-под уже подтаявшего снега они собирают эту душистую траву, пахнущую чесноком. А весной и летом там такое изобилие фруктов в садах, что над селениями струится незабываемый сладкий аромат.

В одном из таких сел – в Ачхой-Мартан и жила семья Такаевых, не очень богатая, но дружная. Они были из, так называемых, равнинных чеченцев, из тейпа (рода) Тумсо, и пользовались заслуженным уважением сельчан.

Несмотря на то, что Махмуд Такаев был младшим из семи братьев, он был самым смелым и дерзким даже по меркам местных нохчей (так называет себя этот народ). Когда пришло время думать о создании семьи, он начал ухаживать за девушкой по имени Бату.

Женщины-чеченки в большинстве своем очень привлекательны, кожа у них молочно-белая, волосы густые, волнистые. Такой была и его избранница – миловидная, невысокого роста, скромная, из бедной семьи. Он бы на ней и женился, если бы все не испортил глупый спор в кругу ровесников.

– Махьмуд хьо г1уно дика к1ант ву, хьайга ца йог1а йо1е хьожа хьо! (Махмуд, ты такой бравый парень, а смотришь на ту, которая тебе не ровня!) – с издевкой говорили его друзья. А Махмуд и вправду был парень на загляденье: статный, широкоплечий, правильные черты лица, тонкий нос, серые пронзительные глаза.

– Амма Кели – сийлахь йо1 ю! (А вот Кели – славная девушка!) – продолжали они его дразнить. – Ч1ог1а хаза йо1 ю! Кели да вехаш ву, хьайна йало лаахь ядо езар ю, иза ша ч1ог1а кура ю (Вот уж кто писаная красавица. Хотя нет, Кели ведь дочь богача. Если хочешь жениться на ней, то придется ее украсть. Сама она уж слишком гордая), – не унимались парни, подкидывая в разгоревшийся костер самолюбия Махмуда дополнительные доводы, словно сухие поленья.

Мужчина на Кавказе – это тот, кто отвечает за свои слова, не прощает обид, на кого всегда можно положиться. Он отвечает за безопасность семьи и несет ответственность не только за родственников, какой бы проступок они ни совершили, но в первую очередь за свои действия.

Ему бы в тот момент промолчать или отшутиться, но тут вмешались кавказская горячность и молодость.

– Сайна лаахь ядор ю! (Если захочу, то легко украду ее!) – все-таки не выдержал потенциальный жених.

В чеченском обществе данное мужчиной слово имеет очень большой вес. Раз пообещал – надо выполнять, и он со своими братьями дерзко крадет дочь богача Джамалдина. Потом, правда, это дело замяли с родственниками невесты.

Кели была действительно яркой, и они отлично смотрелись с Махмудом вместе. Красивые синие глаза, брови вразлет, горделивая осанка – все в ней выдавало девушку из очень приличной семьи. У ее отца, состоятельного чеченца, была своя мельница, пасека, сады, много скота. Кроме того, Джамалдин владел небольшой библиотекой со старинными книгами религиозного толка, историческими трудами, и все это он мог читать на арабском языке, часто делился прочитанным со своей женой Сайхат.

– Къонах ву Махьмуд, дика йо1 хаьржина! (Ай, молодец, Махмуд, достойный выбор), – говорили потом друзья, тем самым теша его самолюбие человека слова.

Первой Кели родила девочку Курбику, что в переводе означает «гордая». Надо заметить, чеченский мужчина в семье очень сдержан в чувствах не только к жене, но и к детям. Своих сыновей и дочерей они прилюдно не ласкают, могут только подтрунивать или подшучивать. Но помня о будущих наследниках, все же отдают предпочтение мальчикам. Так уж получилось, что в июне 1925 года в их семье снова родилась девочка. Ей дали имя Дикбер, по-русски – «хороший ребенок». Появление на свет второй дочери не слишком обрадовало Махмуда… Он, по всей видимости, забыл, что у Всевышнего есть свои планы на нас, простых смертных.

Чеченцы, на протяжении сотен лет боровшиеся за свою свободу, генетически воинственны и бесстрашны. Они очень религиозны, с малых лет читают намаз, держат пост. Народ крайне гордый. Чеченцы считают, что у них особая миссия на Земле по распространению и сохранению ислама. Быть убитым в бою за веру и свободу всегда считалось огромной доблестью. Таких людей чтили и называли шахидами. Непростая история этого народа, особенности национального характера, строгая религиозность и сформировали особый, подчеркнуто сдержанный и даже суровый стиль поведения чеченцев в быту. К примеру, в семейной жизни муж свою жену по имени не называет нигде и никогда, обращается только: «Хези хьуна?» (Ты слышишь?) Эти слова означают, что она принадлежит только ему. Лишь интонация – гневная или ровная – показывает истинное отношение мужа к жене.

Махмуд был мужчиной практичным. Портить отношения с родней Кели он не собирался, а поэтому просто привел в дом вторую жену, ту самую скромную Бату, за которой ухаживал когда-то. Кому-то это может показаться странным, однако такое решение было лучшим в той ситуации. Конечно же, гордая Кели была недовольна и даже в душе оскорблена поступком мужа. Но по законам вайнахов, мужчина очень легко мог расстаться с любой из своих избранниц, просто сказав: «Хьо йитана ю!» (Ты оставлена!). Этого достаточно, чтобы она покинула дом. Что-то просить и доказывать женщина не будет. При этом дети всегда остаются с отцом, так как сторона жены может их не принять. Мол, «уходила одна и приходи тоже одна». Поэтому жена будет очень стараться угодить мужу, а он, в свою очередь, подумает много раз, как ему быть одному с оставленными детьми.

По иронии судьбы, Бату первой также родила девочку. И уж потом сына. Рождение же у Кели, после девочек двух подряд сыновей Ахмеда и Шахида, успокоило требовательного мужа. А чтобы столь разные по происхождению и характеру жены не ссорились, Махмуд решил поселить их по отдельности.

К своему дому нохчи относятся с особым трепетом. Чеченцы, вообще – отличные строители. Если мужчина не смог построить хороший дом для семьи, он может считать себя несостоявшимся. Даже девушку из такого двора брать замуж считается зазорным. Они не будут есть, пить, одеваться, но построят очень крепкий и просторный дом. Чтобы не хуже, чем у других!

Махмуд же подошел к вопросу нестандартно, но основательно. Он построил в одном дворе два дома. Дом Кели выходил на одну сторону улицы, дом Бату на другую. Так жены могли по несколько дней не попадаться друг другу на глаза.

Чеченские невестки очень чистоплотны. Даже самый бедный саманный домик будет побелен, каждое утро женщины всегда начинают с подметания двора. Постиранное белоснежное белье должно быть развешано так красиво и непременно в определенном порядке, чтобы прохожие заглядывались и понимали, что здесь живет очень хорошая хозяйка. К удовольствию Махмуда, у него их было целых две.

Жили достаточно просто, не покладая рук зарабатывали на пропитание. Выращивали кукурузу, потом мололи ее и делали лепешки. Пшеничного хлеба почти не видели. Мясо было крайне редко, в основном в рационе были брынза, сыворотка, овощи. Аскетичный образ жизни на Кавказе – в порядке вещей.

Из всех, уже подросших детей очень выделялась Дикбер.

– Массаза ала деза хьога, ма ида цига х1ора дийнахь, цулле хьай г1уллакх де! (Сколько раз тебе говорить, не бегай туда каждый день, займись лучше делом!)

Кели была суровой матерью и запрещала своим детям часто ходить в гости к Бату. Но в доме у второй жены отца всегда царили доброта и умиротворение. Она вкусно готовила, была мягкой женщиной, ласковой с детьми и степенной в своих речах и мыслях. Между домами жен было высажено небольшое кукурузное поле, и Дикбер часто убегала через него к Бату. Вроде как выйдет нарвать початков, а сама – нырк! Только ее и видели. Девочка прониклась к Бату уважением и в душе жалела ее, помогала по дому. То воду из реки принесет, то кукурузы нарвет. И все это, не обращая внимания на увещевания ее собственной матери Кели. Дикбер была толковой, хваткой и решительной. Несмотря на достаточно консервативные нравы, царившие в те времена, могла, не слушая никого, принять решение и действовать без оглядки. В этом она была вся в отца. Махмуд обращал на это внимание и часто ласково звал ее «Ко’рта», что в переводе означает «голова». Как ни странно, отец ценил в Дикбер, прежде всего проявление мужских качеств.

Кто из них мог тогда подумать, что через некоторое время именно эти ее качества

спасут от смерти их и многих других людей…

ПОДЛОЖИТЬ СВИНЬЮ…

Свободолюбивая натура горцев нехотя принимала порядки, насаждаемые советской властью. Вместо обещанной свободы, равенства, земли, независимости, уважения национальных традиций и религии чеченцы получили жесткий режим с чуждой их устоям социально-экономической системой. Вооруженные антисоветские выступления продолжались в Чечне вплоть до 1936 года, а в горных районах – и до самой войны. Как раз тогда Махмуд сумел устроиться простым охранником в районную милицию и неизвестно, как долго бы он носил форму, если бы не один случай.

– Махмуд, мы против этого. Ты же мусульманин, тем более работаешь в милиции. Объясни…