Я вскочил на ноги, отбрасывая в сторону бесполезный меч и судорожно размышляя, что мне им всем рассказывать. Правду, которой так хочется поделиться? Что я открыл межпространственную дыру? Что меня укусило чудовище с той стороны? Что я прогнал его мечом, как рыцарь Идальго? Да кто же в такое поверит? Надо мной только посмеются, вызовут врача, и прощай, карьера, да и не только она – тут уже откровенной дуркой попахивает… Но я же на самом деле это все видел! Как быть?
«Молчать, – ответил я сам себе, когда в зал ворвались рабочие сцены во главе с бригадиром Гришкой. – Во всяком случае – пока не придумаю что получше…»
Через мгновение в заваленном складе реквизита стало необычайно людно: на мои вопли, похоже, сбежался чуть ли не весь театр. А я в буквальном смысле чувствовал, что краснею. Все, кто собрался сейчас в ставшем необычайно тесном зале, смотрели на меня. Вот наш главный режиссер Артемий Викторович Иванов, пару лет назад приехавший из Пензы, но уже фактический глава театра. Кругленький, толстенький, в роговых очках и с откровенно израильского происхождения лицом, резко контрастирующим с его рабоче-крестьянской фамилией. Рядом с ним встали Костик с Элечкой – наши подающие большие надежды актеры. Обоим уже давали крупные роли, а нашу темноволосую красавицу и вовсе в глаза называли звездочкой, проча ей большое будущее.
Как-то так повелось, что эта парочка относится ко мне неоднозначно – Элечка всегда внимательна и не прочь поболтать, а вот Костик держится подчеркнуто холодно. Не сразу, но я понял, почему так: красавица Элечка нравилась многим, и мы с Костиком оба не были исключением. Вот только я прекрасно понимал, что в случае неудачного романа нам с девушкой потом будет некомфортно работать вместе, и потому лучше не начинать, если хотя бы один не уверен. А наш жгучий красавец брюнет, напротив, о последствиях совсем не думал и вовсю оказывал девушке знаки внимания, явно рассчитывая на грядущий успех. Но Элечка, благосклонно эти ухаживания принимая, все же не позволяла Костику переходить границы. Причем, на мой взгляд, делала это довольно тактично. Однако были в нашей труппе и те, кто искренне не понимал, почему несчастного Костика при всех его достоинствах до сих пор держат во френд-зоне. А некоторые так и вовсе начали запускать про успешную девушку слухи, причем один другого грязнее: мол, есть у Элечки богатый поклонник гораздо старше нее, и в любви, якобы есть проверенная информация, наша юная звездочка предпочитает парней с прессом из наличных, а не с кубиками на животе. Впрочем, лично я к слухам всегда относился с осторожностью и не делал поспешных выводов, не узнав человека сам. А потому Элечка была для меня просто симпатичной коллегой, с которой всегда приятно перекинуться парой слов. Вроде бы взаимно…
Но вот теперь даже она смотрела на меня со смесью испуга и осуждающего любопытства. Я уже молчу про остальных актеров, гримеров и костюмеров.
– Что случилось? – нахмурился Гришка, которого явно смутила моя окровавленная рука. – Почему кричал?
– Миша, ты так нас всех напугал! – послышался встревоженный голос Глафиры Степановны Северодвинской, нашего почетного режиссера. Она пробилась через столпившихся людей и, увидев меня, всплеснула руками. Старушке было глубоко за семьдесят, но она держалась довольно бодро и даже делала ежедневно старомодную укладку. – В чем дело?
– Все в порядке, не волнуйтесь, пожалуйста, – я ответил дрожащим голосом и выругался про себя, взбешенный своим состоянием. Раньше я никогда не питал иллюзий относительно своей физической силы, но сегодня, когда я чуть не умер – а ведь было очень близко к этому! – привычная слабость начала вызывать раздражение!
Северодвинская посмотрела на меня поверх очков, из-за чего лицо ее приняло чопорный вид, покачала головой и всплеснула руками. Кто-то из юных актрис, кажется, Аглая бережно подхватила ее под руку и принялась что-то успокаивающе шептать. Глафира Степановна все еще смотрела на меня и качала головой, и теперь я понял, насколько мне сейчас стыдно. А еще мне показалось, что она непривычно пристально вглядывалась в меня, словно что-то пытаясь разглядеть…
– Ты так орал, потому что порезался о трухлявый меч? – усмехнулся тем временем Костик, но Элечка с силой пихнула его локтем в бок, и наш красавец-брюнет охнул. А потом тоже как-то странно на меня посмотрел, как будто впервые увидел.
– Это была крыса! – ляпнул я первое, что пришло в этот момент в голову. – Огромная крыса, почти с кошку! Набросилась на меня, укусила вот…
– Она же, наверное, бешеная! – воскликнула Элечка, всплеснув руками, впрочем, как человек, который не раз видел ее на сцене, я бы сказал, что кое-кто сейчас переигрывает. – Тебе нужно срочно сделать прививку!
Вход в зал был довольно узким, поэтому не все, кто прибежал на мои заполошные вопли, смогли войти – кто-то шушукался в коридоре, и до меня долетали обрывки фраз.
– Подумаешь, крыса! А орал-то как…
– Ох уж эта современная молодежь! Меня собаки в их возрасте чуть ли не каждый день кусали!
– Напился, наверное, вчера… При чем тут крыса? Мучается с похмелья, вот и чудится. Сам себя поранил. Такой молодой, а уже так жрет!
– Ну да, явно выпил… По трезвости так не кричат.
Я постарался нацепить на лицо жизнерадостную гримасу и громко прочистил горло, привлекая к себе внимание. Черт, а ведь на моем лице до сих пор этот прилипший кусок маски… Похоже, вот почему на меня так странно смотрят! Я попытался сорвать его, быстро протянув руку, но опять натолкнулся на странное сопротивление. Кусок спрессованной бумаги словно прирос к моей коже и никак не хотел от нее отделяться. Стало немного страшно, но я сделал вид, что просто почесал щеку. И так уже обо мне невесть что начали думать…
– Я прошу прощения, что всех переполошил, – громко сказал я, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал. – Просто нападение этой крысы было… неожиданным. Извините меня. Я буду дальше работать, а в конце дня схожу в больницу – сделаю прививку от бешенства.
– И не затягивайте с этим, Миша! – Глафира Степановна даже руками всплеснула. – Молодые перспективные актеры нашему театру очень нужны!
Мне почему-то показалось, что старушка сделала какой-то странный акцент на словах «молодые» и «перспективные», после чего выразительно посмотрела на Иванова – но, наверно, мне все же это просто почудилось.
Я ждал, когда Костик хмыкнет или даже заржет, но тот никак не отреагировал на слова почетного режиссера. Вместо этого брюнет внимательно изучал меня – к слову, как и Элечка. А еще, что меня удивило, Артемий Викторович. Обычно улыбающийся главреж смотрел на меня пристально и с максимальной серьезностью. Да что такого-то? Неужели все из-за прилипшего куска этой дурацкой маски? У него самого, кстати, что-то к лицу прилипло… Стоп! Да это же целая пластина на щеке, как раньше делали для людей с обезображенными лицами. Что-то вроде маски… Маска! Вернее, ее часть, как и на моем лице! И почему я раньше на нем ничего подобного не замечал?
Наверное, я слишком пристально вглядывался в режиссера, потому что он нахмурился и поспешил разогнать стихийный митинг театрального масштаба.
– Расходимся, коллеги! – зычно воззвал к труппе Артемий Викторович. – Все в порядке, возвращаемся к повседневным обязанностям.
Актеры и рабочие принялись шумно расходиться, толкаясь в узком проходе и оживленно переговариваясь. Я еще пару раз услышал, что чересчур увлекаюсь пьянством, но сдержался и ничего не сказал в ответ, чтобы оправдаться. А ведь так обидно!
– Михаил, зайдите ко мне в кабинет, – мягко попросил меня главреж, когда в зале мы остались вдвоем.
– Артемий Викторович, я понимаю, что это был перебор… – начал я, понимая, что он не оставит мои вопли без внимания.
– Не извиняйся, – Иванов прервал меня, чуть приподняв руку с раскрытой ладонью и выставив ее вперед. – Это скорее мне нужно извиниться перед тобой…
После такого я на секунду остолбенел. Однако я, кажется, не ослышался, и главреж действительно не только не считает меня в чем-то провинившимся, но и, напротив, сам хочет за что-то попросить прощения. Если только… Так, стоп, Миша. Это же Иванов! Он всегда говорит так, что все остальные голову ломают, насколько он серьезен. Сейчас завернет что-нибудь вроде «я хочу перед вами извиниться, Михаил, что так долго мучил вас в нашем театре». И потом добавит с улыбкой: «Вы свободны». И пойду я с вещами на выход – искать новую работу. А где? В ТЮЗе или кукольном? В последний не возьмут, у меня специальность не та, сценическая, а в конкурирующий театр… Туда, пожалуй, могут принять. Вот только не забыл ли я про кусок маски на лице нашего главрежа? Может быть, это все же не случайность? И я снова, стараясь делать это как будто невзначай, постарался получше его рассмотреть.
– Ты долго будешь стоять? – Артемий Викторович ждал меня, нетерпеливо поглядывая на выход из зала.
– Иду, – вздохнул я и покорно поплелся вслед за главрежем.
Кабинет Иванова располагался всего в паре минут ходьбы, но для меня они тянулись как каторга – мысли о том, что я чуть не умер, смешивались с обычными театральными страхами, как разговор с главрежем заканчивается увольнением. Вот только чем дольше мы шли, чем больше взглядов я бросал на эту странную пластину на лице Иванова, тем больше я понимал, что обычным наш разговор точно не будет.
– Тоже видишь? – едва заметно улыбнувшись, спросил Артемий Викторович, когда мы вошли в его пахнущее старой мебелью помещение, на двери которой еще не успели повесить нужную табличку.
– Ага, – кивнул я. – Это какой-то сложный грим?
И почему мне так хочется найти всему обычное объяснение? Похоже на защитную реакцию организма.
– Все немного проще… и сложнее одновременно, – режиссер чуть склонил голову набок и прищурился словно какая-то хищная птица. – Скажи: «Маска, я тебя знаю!»
– Что? – я ожидал чего угодно, но только не упоминания маски, а потому был немного сбит с толку.
– Просто скажи и все, – терпеливо улыбнулся Артемий Викторович.
– Хорошо, – с некоторым подозрением глядя на главрежа, я кивнул, а потом произнес ту самую фразу. – Маска, я тебя знаю!
– Живее! – Иванов разочарованно развел руками и нахмурился. – Ты же актер!
Подштанники Мельпомены, как же это все бредово звучит и выглядит! Впрочем, куда уж хуже…
– Маска, я тебя знаю! – на этот раз я добавил эмоций во фразу и поиграл мимикой.
Секунду ничего не происходило, а потом лицо главрежа словно бы подернулось легким дымком, причем складывалось впечатление, что он выходит из той самой пластины на его щеке… Постепенно у Артемия Викторовича словно бы появились новые черты, и он превратился в старика с крючковатым носом, в котором я безошибочно определил сеньора Панталоне. Не самого, конечно же, а образ. Снова комедия дель арте? Может, меня переклинило на этой теме, когда я… Когда что? Те два монстра, затем маленькая сбежавшая тварь и, самое главное, укус на моей руке очень даже реальны! Во всяком случае я не могу найти этому более здравое объяснение… Это было на самом деле, но точно пока не укладывается в голове…
– Кто на самом деле на тебя напал? – внезапно посерьезнев, спросил Иванов. – И что вообще произошло? Про свою крысу опять не рассказывай только! Ты же видел сейчас мою личину? Видел?
– Вы о чем, Артемий Викторович? – мой голос прозвучал настолько неискренне, что я бы сам себе не поверил.
– Маска Панталоне, – быстро сказал главреж. – Так кто это был?
– Крыса… – начал было я упорно гнуть свою линию, но мой собеседник поморщился и покачал головой, показывая, что попытка не прокатила.
– Рассказывай. Что произошло. На самом деле, – медленно, словно впечатывая в меня слова, произнес он.
Я смотрел на главрежа, который задавал мне слишком странные вопросы, и не понимал, как действовать дальше. Он явно что-то знал обо всех случившихся со мной сегодня странностях, да еще и это видение с маской на его лице… Но это же было не по-настоящему! Или нет? Я что, тронулся умом на теме этих самых масок? Не хотелось бы… И все же, как ни крути, ситуация выглядела не иначе как бредом. Ну, а как еще! Нацепил на себя – тьфу ты! – маску, которая теперь не снимается, открыл межпространственный проход и подрался с чудовищем!
«Кто-то с этим, конечно, может не согласиться, – мелькнула мысль, а в памяти всплыла картина, как я бездумно бегал и орал. – Но, с другой стороны, я ведь кидал в коготь монстра какие-то вещи, даже попадал… А это, если не придираться, можно и обменом ударами назвать!»
А потом маленькое отродье моего противника и вовсе смогло пролезть через портал и остаться на ПМЖ в Твери. Расскажи я об этом своему лучшему другу Сашке – он точно возьмет меня за плечо и скажет, что я заработался. А Лариска, наша с ним общая подруга еще со времен детства, так и вовсе рассмеется. Она хоть и тверской журналист, но всякими контактерами и экстрасенсами брезгует. И вот как мне теперь быть?
– Миша, можешь выложить мне все без стеснения, – тем временем мягко обратился ко мне режиссер. – Вот кто бы знал, что в нашем театре все эти годы хранилась маска Труффальдино… Пусть и в не очень хорошем состоянии.
– Маска? – беспомощно переспросил я, понимая, что это теперь, похоже, моя психологическая проблема надолго. – Труффальдино? Она что, какая-то очень ценная и дорогая? Это музейный экспонат?
– Если бы, – улыбнулся Артемий Викторович и принялся мерно вышагивать по кабинету. – Ладно, я тебе помогу. Для начала повторю: то, что ты увидел на мне – это часть маски Панталоне. Всего одна пятая часть, девятнадцать процентов, если уж быть точным, но для того, чтобы сражаться, вполне достаточно.
Он пристально посмотрел на меня, видимо, понял, что во мне клокочет буря эмоций, и решил поддержать. Ну, или добить…
– Произнеси вновь те слова про маску, – потребовал он.
– Маска, я тебя знаю… – я послушно повторил.
Тут же пресловутая личина вновь мелькнула на его лице и пропала. Разбери меня, Еврипид! Я так и не понял до сих пор, что здесь конкретно происходит, но варианта только два: мы либо оба с Артемием Викторовичем сумасшедшие, из-за чего нам чудится одно и то же, либо в старой костюмерной все произошло по правде. Но в одной психбольнице не бывает сразу двух Наполеонов, как говорил мой одноклассник Денис, который стал врачом. Получается, мы с главрежем все же не сумасшедшие. И значит, все это происходит на самом деле… Понять бы, с чем именно я столкнулся.
– Так вот. Существуют театральные маски, которые дают своим обладателям, скажем так, расширенные возможности. Но пользоваться ими могут не все, для этого нужно быть… Назовем это предрасположенностью, позже объясню, откуда она берется. Нас, тех самых обладателей, не так много в этом мире, как, впрочем, и самих масок. Причем по некоторым причинам они не сохранились в целости, а лишь частично. Так, у самых сильных из нас есть максимум треть маски. А у тебя… Я так вижу, что примерно процентов пять, но это при нынешних временах тоже хорошо!
– Артемий Викторович, что происходит? – наконец, сдался я, задавленный происшествием и реакцией главного режиссера. – Ничего не понимаю! Я видел в этом портале какие-то развалины, два чудовища дрались между собой, один победил второго… И кусок маски ко мне прилип, не отрывается теперь. Что, Еврипид возьми, происходит в этом театре?
– Чудовища дрались, говоришь? – усмехнулся главреж, игнорируя мою жалобу на приросшую к лицу часть маски. – Не повезло тебе нарваться сразу на двоих. Впрочем, они ведь были заняты друг другом, им было особо не до тебя. Кстати, они были большими, эти чудовища? Ростом с человека или выше?
– Огромные, – я даже руками показал, словно рыбак, хвастающий уловом. – Метров двадцать или около того. Выше стандартной пятиэтажки точно.
– Любопытно, – вновь задумался Артемий Викторович. – И я даже не о размерах чудовищ сейчас. Ты сам был и актером, и зрителем, этого маловато для пробития портала в такое место…
– Вы о чем? – я нахмурился, пытаясь уловить в словах режиссера какую-то логику. Она ведь явно была, просто я пока еще не свел все произошедшее и сказанное воедино…
– Сейчас все встанет на свои места, Миша, – мягко сказал Артемий Викторович, явно впечатленный страданиями, отпечатавшимися на моем лице. – Только объяснять нужно все по порядку, не перескакивая… Для начала…
– Для начала, кто это такие? – я перебил Иванова и пристально посмотрел на него.
– Это демоны, Миша, – серьезно ответил главреж. – Пока давай называть их так.
– Отлично, – я едва проглотил ком в горле. – Допустим.
– Демоны, с которыми мы сражаемся, – а эта фраза Артемия Викторовича окончательно выбила меня из колеи.