– Странная рыба!
– Бедняга!
– Кем он может быть?
– Каспер Хаузер.
– Благослови мою душу!
– Необычайное самообладание.
– Новоявленный пророк из Юты.
– Вздор!
– Исключительная невинность.
– Какая-то мысль есть…
– Глашатай духа.
– Лунное дитя.
– Жалкий.
– Пытается привлечь внимание.
– Остерегайтесь его!
– Крепко спит здесь, значит, несомненно, карманники на борту.
– Разновидность дневного Эндимиона.
– Сбежавший преступник, уставший прятаться.
– Иаков, размечтавшийся в Лузе.
Такие некрологические комментарии противоречиво высказывались или мыслились разношёрстной компанией, которая, собравшись на возвышении, крестообразном балконе в переднем конце верхней палубы поблизости, засвидетельствовала произошедший инцидент.
В то время как, подобно некоему спящему в своей могиле человеку, счастливо забывшему обо всех сплетнях, высеченных в камне или выболтанных вслух, глухонемой незнакомец всё ещё спокойно спал, корабль уже начал своё путешествие.
Большим судоходным каналом Винг-Кинг-Чинг в Цветочном королевстве кажется Миссисипи в тех местах, где она несёт свои воды между низкими, опутанными виноградной лозой берегами, и одновременно ровной, как тропа, несущая огромные пароходы, ярко украшенные и отлакированные всеми поверхностями, подобно имперской мебели.
С открытыми вдоль своего большого белого борта двумя рядами маленьких, подобных амбразурам окон, находящихся намного выше ватерлинии, «Фидель», тем не менее, мог бы на расстоянии быть принят незнакомцами за некий выбеленный форт на плавучем острове.
Торговцы, меняясь, казались пассажирами, которые гудели на его палубах, в то время как из невидимых отсеков исходил гул, похожий на исходящий от пчёл в ульях. Прекрасные дорожки, куполообразные бары, длинные галереи, солнечные балконы, тайные проходы, свадебные палаты, множество коробок-купе и отдалённых уголков, вроде секретных ящичков в секретере, существующих как средства для общей или частной жизни. Аукционист или фальшивомонетчик с равной непринуждённостью могли бы где-нибудь здесь вести свои дела.
Хотя его путешествие в одну тысячу двести миль простиралось от яблока до апельсина, от страны до страны, всё же, как любой маленький паром, справа и слева при каждом причаливании огромный «Фидель» всё ещё принимал дополнительных пассажиров в обмен на тех, что сходили на берег; поэтому, всегда наполненный незнакомцами, он всё время, в определённой степени, добавлял или заменял их ещё более странными незнакомцами, как Рио-де-Жанейро, питаемый от гор Коко-Верде, иногда переполняется чужими водами, но всё же никогда не приносит чужого песка.
Хотя к настоящему времени, начиная с момента своего появления, человек в кремовом костюме не имел возможности пройти незамеченным, всё же, незаметно уединившись и продолжая спать и спать, он, казалось, предался забвению – благу, от которого не часто отказываются такие униженные просители, как он. Пристально смотрящие толпы на берегу теперь остались далеко позади, выглядя смутными пятнышками, подобно ласточкам на карнизе, в то время как внимание пассажиров вскоре было уделено беглой стрельбе с высоких обрывов и дроболитейным башням на берегу Миссури или пугающе выглядящим миссурийцам и высоким кентуккийцам среди толпы на палубах.
Вскоре две или три случайных остановки были сделаны, и последнее мимолётное воспоминание о сне исчезло, и сам он, но вряд ли разбуженный, высадился, как тотчас же толпа, как обычно, начала делиться на части, чтобы разойтись из зала разными группами или командами, которые в некоторых случаях снова делились на квартеты, трио и пары или даже пасьянсы, непреднамеренно подчиняясь тому природному закону, который предопределяет растворение частиц пропорционально массе и времени.
Как в среде паломников в Кентербери у Чосера или у восточных паломников, пересекающих Красное море при движении к Мекке в праздничный месяц, тут не было никакой нехватки в их разнообразии. Уроженцы всех концов страны и иностранцы, бизнесмены и повесы, кабинетные работники и дикари, загонщики с ферм и искатели славы, охотники за наследницами, золотоискатели, охотники на бизонов, бортники, искатели счастья, искатели правды и, в конце концов, за всеми этими охотниками – обычные охотники. Прекрасные леди в комнатных туфлях и скво в мокасинах, северные спекулянты и восточные философы; англичане, ирландцы, немцы, шотландцы, датчане; торговцы из Санта-Фе в полосатых накидках и бродвейские денди в шейных платках из золотой парчи; прекрасно выглядящие лодочники Кентукки и по-японски смотрящиеся хлопковые плантаторы Миссисипи; квакеры, полностью облачённые в серое, и солдаты Соединённых Штатов в полном обмундировании; рабы, темнокожие, мулаты, квартероны; модные молодые испанские креолы и старомодные французские евреи; мормоны, и фанатичные паписты, и нищие; шуты и скорбящие, трезвенники и выпивохи, дьяконы и жулики; закоснелые баптисты и поедатели глины; усмехающиеся негры и вожди сиу, торжественные, как первосвященники. Короче говоря, пегий парламент, конгресс всех видов Анахарсиса Клоотса из многообразия паломников и пород человека.
Как сосна, бук, берёза, ясень, лиственница, болиголов, ель, американская липа, клён вплетают свою листву в естественный лес, так и эти смертные смешались в своём разнообразии обликов и одежд. Подобная Тартару живописность, своего рода языческие отречённость и уверенность. Здесь правил всё перемешивающий и всё переплавляющий дух Запада, который, как и сама Миссисипи, объединяя потоки из самых отдалённых и противоположных зон, несёт их вперёд, бурля, в едином смешанном и уверенном течении.