Масон

Глава третья Складная версия – это еще не повод для обвинения

Пытаясь проникнуть в идеологию, так называемой, мировой закулисы, невольно сталкиваешься с гипотезами, слишком передержанными в соусе махровой предвзятости относительно деятельности "тайных иудейских организаций" и "масонских лож". Что это: мракобесие националистов, заурядная глупость или сущая правда и неотвержимая реальность?.. Хотим мы этого или нет, но наша "национальная идея", да, пожалуй, и богатый мировой опыт, порой доводят мускульные импульсы до безобразия. Мы начинаем "казнить", опираясь на злосчастный национальный признак, совершенно исключая оценку всех остальных личностных признаков соседей, сограждан. Между тем не национальность, конечно, делает человека плохим или хорошим, достойным доверия или недостойным, а только его интеллект, моральные, интеллектуальные качества, склонность к типичному поведение. Но мы в "крутые времена" забываем об этом и принимаемся размахивать кулаками: крушим евреев, хохлов, татар, чукчи, людей, спустившихся с гор…

Я часто задумывался над этой особенностью человеческого бытия и находил неожиданные контрмысли, занятные идеи. Почему, например, так болезненно воспринимают некоторые наши соотечественники, считая это страшным оскорблением, когда в их присутствии произносится привычное, вполне ходовое – "жид", "хохол"? Отчего же я отвечаю только улыбкой на попытку оскорбить меня броским – "кацап"? Да просто я, исповедую принцип Ивана Бунина: "Обижаются и мстят только лакеи". Но мне понятно, что, например, русские сами виноваты в том, что их национальной чертой считают разгильдяйство, халатность, тягу к спиртному, сиротливую глупость. Так стоит ли обижаться, куда продуктивнее – попробовать изжить такие качества. Как не крути, но у "жидов" и "хохлов", у "кацапов" имеется в запасе "воз и маленькая тележка" сугубо национальных черт характера, и только эти качества вызывают встречную агрессию у других соотечественников. Так примени же строгий контроль только к себе самому, а не к тому, кто замечает твои недостатки, маркируя их "национальной окраской"…

История нашей страны, к сожалению, показала, что отечественные масоны, за редким исключением, если и были реальной силой, оказывающей влияние на власть, то только в делах не праведных – в дворцовых интригах и переворотах. Декабристы – кому так много дифирамбов пели большевики – по своей сущности были масонами не самой лучшей пробы. Самое большее, на что у них хватило ума, так это состряпать совершенно бездумный заговор против законного монарха. Бунтари, словно ночные разбойники, попытались спрятаться в тени конфиденциальности, заставив расплачиваться за свой поступок сотнями жизней простых солдат. Простые люди, далекие от масонства, стояли на свету и морозе, выведенные своими командирами обманными обещаниями на Исаакиевскую площадь. Именно их затем будут разгонять картечью правительственные войска. Солдат добивали на льду Невы и тут же сбрасывали в проруби, оставшиеся в живых в скором времени отправились в Сибирь, где их ждали условия намного худшие, чем элиту заговора. Достойная кара постигла лишь некоторых офицеров-заговорщиков. И в том, что в момент повешенья разом оборвались веревки, можно усмотреть не столько тайный признак, сколько продуманную попытку еще раз спасти "бывших товарищей". Теперь, наверное, никто не сумеет раскрыть глубокую тайну, имеющую только один смысл – попробовать человеческой властью уберечь от смерти приговоренных на казнь. На допросах декабристы быстро сломались и предавали друг друга совершенно не в традициях истинных масонов-рыцарей. Если начать разбираться основательно с "национальным признаком", то среди новоиспеченных демократов окажется "всякой твари по паре": и немецкий генофонд, и французский, и татарский, и славянский и прочий здесь замешался. Но государь-император обиделся только на одно – на попытку поднять руку на его Божье Право осуществлять безраздельную власть над российскими племенами и сословиями!

Российское масонство, как правило, – это игра, сладкая своей мнимой таинственностью, развлечение бездельников, желавших повстречаться с мистикой и пощекотать себе нервы мнимым риском. На смену "игре" пришло масонство разночинцев, пытавшихся идеологизировать тайные общества с помощью примитивной доктрины – "вся власть народу!" Начиная в какой-то мере с декабристов, петрашевцев, кончая большевиками, резко усилилась жажда власти, вздорный порыв, противоречащий воле Божьей. Самое страшное, что такие масоны в основном являлись патологическими личностями. Вся деятельность нового поколения тайных обществ разворачивалась по криминальному сценарию, а ее результаты не приносили истинной пользы народу и родине.

Так получалось, что кондовая "славянская придурковатость" в криминальных затеях похода во власть легко кооперировалась с "иностранным влиянием" или "союзом с иноверцами". Но и то, и другое, и третье все же, как ни крути, величавилось как бы общим сном на вонючей перине явной или скрытой психической патологии – психопатии, шизофрении, эпилепсии, истероидности. Еврейское посильное участие было не последним в той кутерьме, сплетающейся злобы, зависти, желания командовать и повелевать, требования поклонения мнимой избранности…

Страсть к теоретизации и немыслимому обобщению привел Леви Бинга, например, к формулированию тезисов, накрывших, как саваном смерти, подозрения, позора, головы всех остальных иудеев. Новый масон-иудей говорил заявлял категорично: "Необходимо создать верховный трибунал, разбирающий общественные дела, жалобы одной нации на другую, выносящий окончательный приговор, слово которого было бы законом? Это слово есть слово Бога, произнесенное Его старшими сыновьями, евреями, и перед этим словом почтительно склоняются все младшие, то есть все народы" (Archives Israelites, 1864).

Почему бы к такому тезису и не подтащить за уши то, что происходит сейчас со Слободаном Милошевичем? Все разыграно, как по нотам, и заказчик той увертюры просматривается легко и просто. Между тем, у каждого народа, а значит и у его правительства, имеется право на самоопределение. К своей национальной истине – а абсолютной истины не бывает, ибо ее по определению достигнуть невозможно, – любой народ продвигается через только ему ведомые национальные переживания, индивидуальные чувства, мироощущение…

Но обязательно найдутся люди, спешащие заявить: "Ну вот, у евреев тоже свое виденье истины. Они ее и высказывают"… Совершенно правильное замечание! Но к таким ситуациям очень хорошо подходит расхожая фраза англичан, не желающих создавать надуманных "национальных проблем". Они спокойно заявляют: "А не надо быть хуже евреев!"… Разговор об англичанах – не праздное занятие, это обращение к примеру того, как разумная нация должна действовать, ставя во главу угла собственные интересы. Англичане без зазрения совести многие десятилетия "доили" Индию, Новый свет и многих других, но они не тратили национальный потенциал на попытку ассимилировать "отсталые народы". Тоже самое делали французы, например, в Алжире. Разумные нации выжимали все до последних соков из чужого народа, а по завершении такой "миссии доброй воли" снимались с якоря и обогащенные уплывали в метрополию.

Россия веками растрачивала потенциал своего основного этноса на ассимиляцию дикарей. Результатом было одно: дикари слишком медленно продвигались к цивилизованному мироощущению, забывая к тому же о благодарности "старшему брату", хотя бы за то, что были спасены от полного уничтожения, например, турецкими ятаганами. А славянский этнос обескровливался, вынужденно тормозя свое развитие. Славяне исходили альтруизмом, словно патокой, сплетаясь в слишком тесном генетическом объятии с татарами, башкирами, кавказцами, среднеазиатами и еще с черт знает какими "отсталыми народами" – всегда хищными, голодными, склонными к паразитированию и безграничному национальному чванству. Меня особенно поражали русские бабы, совершенно не умеющие воспринимать взвешенно мозгами и маткой понятие – "чистота расы"! Русская женщина по доброте или глупости душевной готова рожать выблядков от самого последнего чумака. Разве англичанка станет носить во чреве "генетический сор". Она лучше пойдет на риск и родит потомство от близкой генетической ветви, пусть даже это чревато вырождением рода. Ни к чему англичанину "миксты" – он будет следовать традиции, традиции и еще раз традиции!

Но и мужики-славяне с примесью генетического брака недалеко ушли от своих баб с куриными мозгами: существует понятие малой ассимиляции, и ее законы тоже не должны нарушаться. Приезжает, например, вохлак из Поволжья в Санкт-Петербург и начинает энергично карабкаться по административной лестнице. Быстро борзеет и "задирает пипку" на старожилов: вот именно за это и надо быть морду скороспелым выдвиженцам. Правда, кое-кто уже применяет к ним с успехом кулак и аммонал, следуя законам последовательной ассимиляции.

Отмечаются и другие странности! Сегодня, например, Грузия, ведомая выживающим из ума стариком, демонстрирует России урок "интернациональной благодарности" на кавказский манер: она собрала под своей крышей чеченских бандитов и науськивает их на Россию. У маленькой горной страны даже не хватает ума на то, чтобы понять: надоест славянам грузинский "цветочный базар", и перекроют они газопровод, электричество, нефтепоток и прочее слишком "развеселым и гордым ребятам"… С Прибалтикой уже началась "воспитательная работа", но на чужих примерах учатся только умные! Россия все равно будет вынуждена взять на вооружение технологии построения отношений с внешним миром, принятые передовыми капиталистическими государствами. Ибо всегда остается справедливым утверждение: "Своя рубашка – ближе к телу!"

Наблюдая за тем, что пытаются сотворить со Слободаном Милошевичем, приходишь к выводу: справедливы действия Джоржи Караджича, не пожелавшего влезать в объятия Гаагского Суда. Он спокойно проделал операцию по изменению внешности и скрылся в неизвестном направлении. Так что Леви Бинг может спать спокойно! Однако мы теряем эстетику симпатичного парня-югослава. Лучше бы московские хирурги изменили рожу Карлы дель Понте, тогда не возникало бы у миллионной аудитории физического отвращения при просмотре телепередач к суду в Гааге…

Известно, что 1867 году слились интересы иудейского национализма и втянутых в него масонских лож: создается "Постоянная международная лига мира". Ее секретарем, естественно, становится масон-иудей Пасен: он, с места в карьер, принялся разрабатывать проект формирования международного трибунала, наделенного правом вынесения окончательного приговора всем народам мира. Первая мировая война несколько сместила на время интересы многих государств, но уже в 1917 году председатель совета ордена Великий Восток Франции некто Карно пролепетал для своих братьев призыв: "Подготовим Соединенные Штаты Европы!" Робкий призыв, но зато – мощный его резонанс: национальным правительствам последовательно производится "политическое обрезание", они теряют власть, передавая ее тайным иудейским вождям, международной корпорации финансистов – это по существу переход к жесточайшей диктатуре кучки банкиров, "положивших с прибором" на башку любой другой национальной идее!..

Непоколебимые истины Нового завета пытаются торпедировать остракизмом Талмуда – носителя боевой идеологии только одного народа. Скорее всего евреи, как нация, как самостоятельный этнос, сохранились именно боевому духу Торы. Свое учение они выстрадали в то время, когда на свободу и независимость нации покушался главным образом арабский этнос. Мы-то, славяне, здесь – с какого боку припека?.. Мы тоже должны вспомнить расхожую фразу англичан: "Не надо быть хуже евреев!" Особенно евреев плохих, то есть с рассудком, помутненным величием. Просто нужно блюсти себя славянам, а не водку жрать с утра и до вечера. Необходимо учиться хорошо, работать отменно, тогда будет выиграно межнациональное соревнование.

Наверное все бы и затихло постепенно в национальном вопросе на трансконтинентальном уровне. Но за общим столом вдруг сильно испортил воздух член Бильдербергского клуба, глава Европейского банка реконструкции и развития – французский еврей (ашкенази, проще говоря) Жак Аттали. Он прописал в послушных газетках, а потом и выпустил книжечку "Линия горизонта". В ней приводятся итоги собственных соображений о "планетарной политической власти", о "магическом числе 2000". Именно к этому году, по расчетам Аттали, "торговый порядок" в мире станет универсальным. Теоретик "закулисы" сформулировал три уровня господства избранных – "три способа организации насилия". Вот она, квинтэссенция еврейского доктринерства: "мировой порядок сакрального свойства", "мировой порядок силы", "мировой порядок денег". В "воспитательном плане" важна доктрина Аттали, обращающая всех жителей планеты в "кочевников". Мышление и поступки таких чудаков, не знающих ни племени ни Родины, будут регулироваться через единую компьютерную сеть. "Человек (кочевник), как предмет, будет находиться в постоянном передвижении, без адреса или стабильной семьи". Он будет нести на себе, в самом себе то, в чем найдет воплощение его "социальная ценность", что найдут для него приемлемым "планетарные воспитатели". От любого человека потребуется: "либо конформироваться с обществом кочевников, либо быть из него исключенным". "Ритм закона" приобретет значение эфемерности (создание иллюзорного мира, например, с помощью телевиденья и видео). А высший исток желаний прочно свяжется с нарциссизмом, то есть с самоутверждением, самонаслаждением. Типизация желаний и поступков, мыслей – основа адаптации к жизни общества, поиск своего места под солнцем…

Интересно, что по расчетам некоторых авторитетных специалистов, численность деятелей четырех главных организаций мировой "закулисы" составляет не более шести тысяч человек. А "мировое правительство" ограничится пятистами персонами!..

Я вдруг поймал себя на скверной мысли: но ведь если с таким энтузиазмом грузить публику идейками о избранности, то можно разбудить ни одного Усана бен Ладена, а тысячу ему подобных. Отсутствие скромности – это страшный грех. А если к тому добавить еще и изуверский вождизм, то обязательно найдутся люди, понимающие, что для победы необходимо противопоставить ему вождизм еще более махровый, изощренный, решительный, бескомпромиссный – например, идущий от исламского радикализма!..

Все эти тезисы Олег читал уже сидя в машине. То были кусочки из моей новой книги, прихваченные другом в путь дорогу. Мы отправлялись в путешествие для встречи с отечественным Законом и с теми, кто гордо называл себя "носителями Закона"… Владимир вез нас на своей машине в 127 отделение милиции. Нас ждала неизвестность, а мы дурили себе голову "мировыми проблемами", забывая что остановить или изменить их развитие мог только сам Господь Бог. "Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!" (Псалом 8: 10).

Машина бежала быстро и ровно – Владимир был мастером своего дела. Ему удавалось избегать потрясений от контакта колес автомобиля с мостовыми Санкт-Петербурга, давно не леченными по простой причине: народные деньги прямым потоком утекали в карманы бессовестной администрации. Там, где служил Владимир, видимо, всему учили основательно: учили таи и терпению. Но полагаю, что и там завелись масоны рыцарского достоинства, и в нужный момент у тех ребят палец плотно ляжет на спусковой курок нужной снайперской винтовки и рука не дрогнет!..

На ходу мы мысленно, с большим удовольствием еще раз уточнили свою позицию: нет слов, вовремя возвели в президенты человека из разведки. В данном случае, "клановость" только поможет привести горлопанов разных партий и метущийся народ в чувство. Подъезжая к переулку Крылова, Владимир по мобильнику связался, как мы поняли из короткого разговора, с Колесниковым Павлом Олеговичем и попросил его выйти к парадному подъезду и принять "груз № 1". С удовольствием отметил, что наши головы не были названы "грузом № 5". Володя с достаточно выраженным нажимом добавил, что уверен в возвращении "груза" в целости и сохранности…

"Вот парадный подъезд. По торжественным дням, одержимый холопским недугом, целый город с каким-то испугом подъезжает к заветным дверям.." Некрасова я недолюбливал просто потому, что не считал его ни поэтом, ни гражданином. Он оставался для меня картежником, альфонсом и пропащим алкоголиком. Но в данном случае Николай Алексеевич, – царство ему небесное, пусть земля ему будет по прежнему пухом! – не ошибся. Только сейчас не было "торжественного дня" и не "целый город", а только два маргинала, загнанных в угол, явились на допрос…

Двери распахнулись, управляемые решительным жестом майора милиции (сегодня он почему-то был в форме): Павел Олегович широко улыбался, даже не пытаясь скрыть секрет той улыбки – оскал акулы, готовый сожрать подследственного с потрохами. Но такова была природа этого человека – то была визитная карточка профессиональной хватки следователя. Опять я, в который уже раз в жизни, проникся удивлением тому, как из здоровых и решительных парней, снабженных табельным безотказным огнестрельным оружием вербуются агенты милиции, а не наоборот – изощренные уголовники. Ведь сама жизнь вроде бы их подвигает к тому: где еще можно научиться переступать Закон, как только не в милиции.

Олег внимательно посмотрел на начальника следственным отделом, но вместо испуга или сопереживания у моего друга возникла реакция протеста. Ему вдруг моментально обрыдло общение с "отцами сыска", их основным методом – провокацией… Олег стал куражиться: он не поздоровался с майором, не одарил его доброжелательной улыбкой, а как бы продолжил со мной начатый разговор.

– Саша, все еще нахожусь под впечатлением прочитанного и начинаю выковыривать примеры, подтверждающие твои тезисы, из окружающей действительности.

Олег углубился в переживания, совершенно не обращая внимание на то, что Владимир уже вышел из машины и, дабы сгладить напряженность вдруг возникших негативных отношений, о чем-то, понизив голос, говорит с майором. Мой друг продолжил перекличку времен.

– Мне кажется, что я иначе взглянул теперь на привычные события. Мне удалось раскопать их корни. Посмотри, приезжает парень из Бурятии… Там таких зовут "джидинцы" – по месту рождения и проживания. Имя парень унаследовал от родителей – Давлет Лазаревич. Употребляя твою терминологию, судя по имени и отчеству, парень тот происходит из хазарских евреев: истинная культура от рождения на ноле, не исправило положение и то, что высшее юридическое образование Давлет Лазаревич получил в Москве. Какой еврей не мечтает быть юристом или гинекологом: Давлет выбрал юриспруденцию, но душа у него до сих пор просит кумыса.

Олега начинал забирать кураж: сейчас он примется цитировать с маленькими отступлениями что-нибудь рассказанное мною, но все будет выдано за собственные откровения. Этот стиль мне давно знаком, и я привык к нему. Интересно другое, какие выводы Олег сделает из всего сказанного? Олег, кажется, забыл еще одну маленькую деталь: Гордиевский позже сменит имя Давлет на Эдуард. Так, ему казалось, все выглядит более импозантно…

– Там в столице "соискатель" куртуазной жизни подцепит себе в жены "богатенькую хохлушку" – прибегнув к браку по расчету, как говорится. Родную фамилию он сменит при бракосочетании: по супруге станет прозываться Гордиевским. Что-то и польское застряло в генофонде супруги, суффикс "ский" наводил на такую мысль. Это "что-то" будет выправлять раскосые азиатские глаза у новорожденного племени "Лазаревичей". Но нет ничего хуже того, что произойдет смешение религий: толи буддизма, или ислама, или иудаизма. Кощунственный микст поведет детишек прочь от Православия. А такие походы в тьму тараканью уже чреваты серьезным Божьим наказанием…

Олег застыл, как бы примеряя возможную кару и на себе тоже. Потом он проникновенно взглянул сперва на майора, а потом на меня – проницательно. Владимир и начальник следственного отдела подключились к слушателям поучительного рассказа, явно имеющего какой-то тайный смысл. У меня екнуло сердце: мне показалось, что Олежек застрял на великорусском шовинизме. Но спасение пришло неожиданно и быстро от Александра Блока: строки из "Скифов" явились с поклоном от 1918 года, как раз в то время в нашей стране проходил очередной бунт безмозглых народов. "Да, скифы – мы Да, азиаты – мы, с раскосыми и жадными очами!" А Олег все больше и активнее "распалял котлы" русофобии, в них "не сдержать больше пару". Осталось только допеть со слезой: "На палубу вышел, а палубы нет: в глазах у него помутилось"…

– Вот теперь хазарский еврей приехал покорять Санкт-Петербург. Пришлось продать богатую юрту в Бурятии, а заодно и стадо баранов, доставшееся в наследство по материнской линии. Коммерческая смекалка помогла обзавестись квартирой в северной столице. Но въехал он в нее со стороны Москвы, где сперва осилил высшее образование по весьма ходовой специальности. На этом иссяк природой данный интеллектуальный ресурс.

Олежек явно смаковал сцену обличения, кадык ходил под кожей на горле ходуном…

– Далее была продана старинная "Тора", – почти раритет музейного уровня, доставшийся от прадеда по отцовской линии. А в этом случае душа уже закладывалась на потребу Дьяволу. Зато на вырученные "грязные деньги" удалось приобрести автомобиль. Экипировка "делового человека" новой формации закончена: небольшим трамплином явилась система КРУ, где можно было брать взятки, но их никто не спешил давать новичку. Тогда-то и пришла мысль пристроиться в смешном фонде обязательного медицинского грабежа.

Теперь Верещагин почмокал губами, как бы примеряясь помочь "кочевнику" приободрить лошадь, несущую лихого седока вперед по бескрайним просторам глупой России. Он-то знал, что из маленькой стайки самых богатых людей мира семь человек – выходцы из России. То были в большинстве своем в недалеком прошлом занюханные евреи – сефарды, ашкенази, хазарцы. Кто-то же позволил им прибрать к рукам огромные ломти "народной собственности" и совершенно неожиданно, за несколько лет экономической вакханалии разбогатеть до невероятных пределов. Олега знал фамилию того русского дурака, меченного дьявольской мастью еще в раннем детстве. Моего друга это злило настолько, что он собирался посвятить остаток жизни "политическим раскопкам", дабы докопаться до виновников грабежа общественной собственности.

Я уже неоднократно пытался его усмирить объяснениями, что при большевиках в России и не было истинной общественной собственности, в стране процветал, так называемый, "государственный капитализм". Теперь простым росчерком пера какого-нибудь рыжего Чубатого и президента-первооткрывателя недвижимость огромными кусками отошла в собственность "могучей кучки". И пусть будет так: собственность должна управляться теми, кто умеет это делать. Отдай русским дуроломам несметные богатства: они их пропьют, промотают, переведут заграницу, где и будут жирные бока греть на цивильных пляжах!.. Не стоило Верещагину злиться на подлецов давно и прочно обосновавшихся в России: такова ее участь, историческое предназначение. Но подлецы-то и проходимцы нужны обществу: без противопоставления "черного" и "белого" не возможна социальная динамика, развитие общества, плохие примеры нам тоже нужны хотя бы для повышения толерантности…

Но сейчас речь шла о делах жалких, творимых птицами мелкого полета: ничего кроме акта неожиданной дефекации серые воробушки и не могли произвести. Олег нехотя вернулся к теме разговора, но на каком-то вираже мысли, я обогнал его репликой:

– Здесь, в ФОМГ, был край непуганых идиотов, во главе с исполнительным директором – такой же деревенщиной, "ломающим Ваньку", полагая, впрочем, что его потуги на рисовку образа университетского сноба выглядят вполне элегантным действом. Самое забавное, что никто из функционеров фонда не владел даже самыми примитивными представлениями о медицине. Гордиевский после КРУ великолепно вписался в свору местных дворовых собачек, ничего кроме бестолкового тявканья и не умеющих делать…

Олег морщился от моих слов, поскольку и он сам был университетским снобом, только генетическая закваска в нем была иная, чем в директоре ФОМГ. Однако сдавалось мне, что мой руг уже нисколечко не щадил "Лазаревича". Мысленно он чесал ему бока навозными вилами, совершенно не заботясь о последствиях. То была не щекотка, а сдирание кожи с живого хряка-хазарца. Я удивлялся тому, как быстро растерял мой друг интернационализм и любовь к малым народам: может быть, и верно то, что "своя рубашка ближе к телу"? Олег не замечал моих вопрошающих взглядов, он наматывал крепче и крепче узду на руку: еще немного и прирожденный "кочевник" задохнется от негодования, от еврейской гордыни, основательно придавленной копытом хазарской степной кобылицы…

– Но времена доминирования каганата прошли: теперь процесс ассимиляции бывших повелителей потребует осеменения и трансформации генофонда через несколько совершенно иных пар поколений. Но главное, какими они войдут в новый социум.

Олег продолжал развивать атаку на несметные полчища степняков, достаточно помучивших древнюю Русь. Но не "историческая правда" бушевала в его сердце: просто сейчас Верещагин вдруг ясно и четко осознал, что "собака зарыта" не на поле национализма, а спрятана в кустах чертополоха, имеющего универсальное название: поведенческая психология. Это ведь только у нас на Руси так много льют слез и патоки по поводу "самоопределения наций". А цивилизованные государства все определяют иначе: они оценивают "качества гражданина" у каждого из проживающих в их стране. Если ты не встаешь при звуках гимна твоего государства, не вытягиваешься в струнку перед государственным флагом, при появлении президента страны – то ты и есть говно, а не гражданин и твоя национальность здесь ни при чем. Проще говоря: не национальность красит человека, а его личностные качества. Подлец – при любом цвете кожи только подлец!.. Но Олегу очень хотелось пофилософствовать, потому что была у него такая врожденная черта характера – рассудительность…

– Их необходимо сплести биологически и поведенчески с коренными петербуржцами. Но ждать "кочевнику" некогда, и тут уже без авантюр не обойтись: подлог и шельмование в юридической практике – это криминал или просто поведение плохо воспитанного человека?

Олег и не собирается ждать моего ответа, он сам правит бал – уже готовые тезы и антитезы пачками трусятся из него. Александр Блок принялся помогать и ему: "Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет и душный, смертный плоти запах"…

– Но с помощью вранья можно победить только недоумков, потому деятельность новоявленного "кочевника" обязательно потерпит крах. А, возможно, жестокая пуля нащупает лоб этого кретина.

Опять вмешался Блок с известными стихами: "Для вас – века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!" Олег приблизил губы к моему уху и приглушенным голосом заявил:

– Я полагаю, что масоны-петербуржцы должны стоять на страже чистоты своих рядов.

– Судите сами, господа, – теперь уже Олег обращался ко всему сообществу слушателей броской инвективы, – разве мы могли в юности явиться в чужой двор, скажем, на Петроградской стороне или Васильевском острове, и затеять там свару, приняться права качать среди проживающих там подростков? Такой чудак сразу же получил бы по соплям, на всю жизнь запомнил бы "кулак воспитания"…

Нависло гробовое молчание, но Блок делал свое дело: "Не сдвинемся, когда свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города, и в церковь гнать табун, и мясо белых братьев жарить!"

Каждый из присутствующих, видимо, сделал свои собственные выводы. Павел Олегович подошел к машине и молча распахнул заднюю дверь – как бы приглашая нас к ответу, теперь уже перед его величеством Законом. "В последний раз на светлый братский пир сзывает варварская лира!"…

– Здравствуйте, господа! – зарядил первую пулю майор, явно направленную не в наши лбы. – Рад вас видеть, весьма благодарен, что нашли время заехать и помочь мне прояснить кое-какие вопросы…

Начало было неплохим, а, самое главное, вежливым. Видимо, действовали и парадигмы, высказанные только что Олегом. С таким человеком можно было "варить кашу" на общей кухне. Пожали друг другу руки и под конвоем Колесникова двинулись вовнутрь здания. На площадке второго этажа, словно из-под рукава, выскочила капитан Иванова Елизавета Генриховна – тоже в форме, при наградах и знаках различия. На ее шикарной груди награды выглядели как-то по особому величественно, привлекая внимание по всей линии мужского восприятия, то есть, как говорится, от мозгов до яиц.

От неожиданности следователь даже щелкнула зубами, но ничего не сказала – не поздоровалась, не спросила о погоде, не поиграла женскими лядвеями на мужскую публику… Колесников, как бы мило беседуя с нами, прошел мимо "очарованной странницы". Он преодолевал лестничные марши, словно новейший танк, снося своей мощью испуганных лошадей, повозки, людскую силу…

Показалось, что в восприятии женщины-капитана остался след тоски по нашей криминальной плоти, которую ей хотелось самостоятельно попробовать на зубок. Было понятно, что майор резко переиграл кого-то, продемонстрировав изобретательность и высокую квалификацию ума. Это ведь он, без всяких оперативных мероприятий, разыскал и заманил в "сети шпионажа" двух маргиналовой, чуть было не поданных во всесоюзный розыск. Нас, скорее всего, уже давно безрезультатно отлавливали всем оперативно-розыскным отделом 127 отделения. И капитан Иванова потирала руки, горячо желая позора начальника следственного отдела. А вот Колесников сумел без всякого напряга пригласить нас на откровенную беседу: теперь мы, словно братья, шли и мило беседовали о чем-то приватном… Учитесь работать, "шелесперы"! – всем своим независимым видом говорил майор окружающим и, в первую очередь, капитану-следователю, броской женщине – Ивановой.

Пришли в знакомый кабинет на втором этаже… Никто не собирался оформлять явку с повинной, просто задушевная беседа продолжилась…

– Господа, старые знакомые, – начал свою речь начальник следственного отдела, – конечно, как вы понимаете, мне бы хотелось попросить у вас права на получение откровенных и исчерпывающих ответов. Только от них будет зависеть успех расследования, уже начинающего набирать крутые обороты. Мы сейчас в большой спешке проверяем имеющийся материал, пытаемся обобщить его и представить в одном общем деле. Времени в обрез, начальство кует железо прямо у подчиненных на голове. Дело находится на контроле руководства по всем звеньям должностной иерархии вплоть до Москвы. Прокуратура тоже не дремлет. Я рассчитываю на вашу помощь следствию!..

Олег и я забуркали утвердительно, дескать все что знаем обязательно выложим. Колесников был рад несказанно, но, скорее всего, он просто нам мастерски подыгрывал. Однако на фальши мы его еще не поймали…

– Давайте начнем плясать от печки…

Колесников взглянул на нас трепетно и с настороженностью. Мне почему-то показалось, что его сейчас больше заботит то, чтобы мы с неуместной откровенностью не подсадили бы самоих себя – то есть не вляпались бы в дерьмо по собственной воле! Но нам-то было нечего бояться, и мы закивали утвердительно буйными головушками…

– Никаких поводов для нарушения вашего покоя, как добропорядочных и законопослушных граждан, у нашего ведомства не было. Но не скрою: у нас появилось несколько дней тому назад желание повстречаться с вами для того, чтобы задать несколько вопросов. Не будите ли вы так любезны прояснить ваше недавнее место пребывание. Сдавалось, что вы прямо как Воланд когда-то в Москве со своей знаменитой компанией, присутствовали в Санкт-Петербурге, но были неуловимы для следственных органов…

Майор почти сожрал нас нарочито гневным взглядом… Но в том взгляде было еще что-то затаенное, пожалуй, направленное не против нас, а нам на пользу… И я решил, что в каждом таком кабинете установлена единая система прослушивания. Видимо, где-то – в кабинетах крутых начальников – ведется "прослушка". Ну, недаром же крутилась на лестнице капитан Иванова. Но ее, скорее всего, не удостоили правом присутствия на допросе, однако, успеть настучать кому положено она вполне могла. Скорее, именно это больше всего беспокоило майора.

– Честно говоря, Павел Олегович, – попытался я ответить сразу за двоих, – мы с моим другом все это время находились в грандиозном запое и блуде…

Майор разинул рот от удивления и застыл, как статуя Будды, погруженного в медитацию… Он никак не ожидал, что столь элитарная ученая публика грешит такими прозаическими отклонениями от нормы!.. Чудак, да все человеческое нам присуще, – в том и состоит наша сила!.. Мы живем своей радикально внутренней жизнью и не собираемся идти на поводу у творцов "Сионских протоколов". Наш путь к истине лежит через индивидуальные переживания, если и имеющие "программу", то только получаемую из избранного нами самими локуса Вселенского информационного поля…

– А место вашего недавнего пребывания вы не можете прояснить?.. Или это секрет? – то была опять подсказка майора, но мы не желали ею воспользоваться.

– Да никаких секретов нет: мы гужевались то у меня на квартире, то перебирались к Олегу. Время наших перемещений никто не фиксировал. Просто по зову внутреннего голоса вызывали такси и меняли место пребывания…

Тут вмешался в разговор и Олег, ему надоело играть роль молчаливого слушателя.

– Я лично был в таком состоянии все это время, что толком и не вспомню, в какие дни и где я пребывал,.. что и сколько – пил… А ты, Саша, разве способен выдать мало-мальски точный хронометраж?..

– Олежек, да какой там "херометраж"… Я себя-то плохо помню…

Такой рассказ, видимо, очень устраивал Колесникова, он даже не сумел скрыть радость, она выписалась у него на лице в виде улыбки, а на лбу в виде капелек пота, свидетельствовавшего о сильном волнении.

– Да,.. господа,.. история! – замычал Павел Олегович. – Ну, а кто-нибудь может подтвердить факт запоя и прочих развлечений?

– Вестимо, вестимо, ваше величество! Только разве по нашему виду и по запаху перегара не чувствуется правдивость рассказа? – Олег сразил силой своих аргументов очарованного следователя. Затем для полного ажура он произвел форсированный выдох прямо в лицо майору, заставив его поморщится… – Можно и кровь взять на анализ концентрации алкоголя, наконец, печень пощупать – она у меня уже выкатилась до самого лобка, а у Александра даже вышла за его пределы…

Я хотел обидеться на друга, но потом раздумал – пусть все будет так, словно в сказке. Но свидетели все же требовались в интересах нашей же безопасности, и я назвал данные Владимира и двух наших верных барышень. Все было записано, четко запротоколировано, как говорится…

Теперь настала очередь иных вопросов, имеющих непосредственное отношение к делу. Майор милиции насупился и посуровел – все его милицейское естество словно подчеркивало: ребята шутки в сторону, начинаем серьезную работу!

– Александр Георгиевич, вы, если я не ошибаюсь, некоторое время тому назад работали в одном из фондов, имеющих отношение к медицине?

Павел Олегович застыл в ожидании моих ответов, они обязательно будут фиксироваться в протоколе. Меня всегда интересовала методика "вранья" подозреваемого и то, как ее расшифровывают опытные следователи. Я полагал, что сперва необходимо просто установить: врет тебе человек или нет. Имеет подследственный склонность к такому качеству поведения, или ему это абсолютно не присуще. Затем можно задаваться тем же анализом уже по деталям. Допрашиваемый, естественно, должен сразу же убедить следователя в своей откровенности. Но разве существуют в природе такие люди?.. Тут главное не перегнуть палку, не сфальшивить в игре… Но многое зависит еще и от темы разговора: ведь она может касаться таких явлений, правдивость или завиральность которых будет говорить сама за себя…

– Да, я работал в том фонде более четырех лет, а ушел из него потому, что меня с души воротило! Мне было трудно привыкнуть к всеобщему вранью, им администрация фонда настойчиво потчевала население. Обещались застрахованным "золотые горы" и все виды качественной медицинской помощи, а на самом деле ловкачи от медицинского страхования по черному обворовывали несчастных больных. Такие подходы противоречили моим душевным наклонностям.

– Почему у вас такое отношение выработалось к руководству фонда? – уточнил Павел Олегович.

– Да это, скорее, не отношение к руководству фонда, а к той системе здравоохранения, которую создали нынешние руководители жизни народа. Они в одночасье превратили медицину в нищую проститутку, имеющую возможность застраховать только подол юбки. Однако прикрытыми оказались только ягодицы, даже влагалище осталось свободным для обозрения и потребления. А уж ноги-то из-под рваного материала торчат совершенно голые, с грязными пятками. Душа и мозг развращены вынужденным стяжательством.

Голова кружилась от негодования, хотелось для начала смачно плюнуть в рожу законодателям, а потом набить морду исполнительному директору ФОМГ.

– Бесполезно определять персоналии: пусть историки раскапывают политический хлам. Меня не интересуют конкретные ответственные, важно, что государство совершило грандиозную ошибку, погубив уникальную систему здравоохранения…

Наконец мне удалось справиться с негодованием, душившим меня голыми руками, теперь можно было говорить более-менее спокойно.

– Я-то являюсь ярым сторонником государственной системы здравоохранения. Сейчас по существу отсутствует конкретное лицо, несущее ответственность за оказание медицинской помощи населению. Отсюда идет весь раскордаш в охране здоровья.

– А в чем собственно состоит различие в подходах? – попробовал уточнить Колесников.

– В прежние годы государство брало на себя ответственность за здоровье своих граждан: худо-бедно, но оно отдавало себе отчет в том, что делается под его сенью в этом ведомстве, деньжат подбрасывало достаточно для того, чтобы на сносном уровне оказывать медицинскую помощь населению. И строго спрашивало за халтуру и ошибки.

– Так неужели и сейчас нельзя спросить с виноватых – с "исполнителей"? … по всей строгости закона? – опять попер, как на буфет, Павел Олегович, воодушевляемый собственной наивностью.

– А сейчас у каждого свои интересы: у отдельного медицинского работника, у лечебных учреждений, у страховой компании, у фондов различных территорий и уровней. Но все это редко по настоящему стыкуется с интересами самого пациента.

– Да как же так? – опять взвился Колесников. – Разве это государство в государстве?

Меня чуть не стошнило от неразумности реакции следователя. Но тут я все понял: во-первых, он-то медицинскую помощь получает в закрытой ведомственной сети и никакого отношения не имеет к безобразиям страховой медицины. Тогда все понятно: ясно откуда растут ноги у той самой "наивности". Следователь продолжал смотреть на меня глазами доверчивого школьника, и я продолжил просветительскую работу.

– По Конституции государство взвалило ответственность за качество медицинской помощи на себя, но де-факто пациент оказывается брошенным на произвол судьбы. Вот недавно министерство здравоохранения с гордостью докладывало о том, что успешно провело диспансеризацию большинства детей… Слава тебе Богу!

– Но вот видите! – гордо заявил Колесников. – Есть еще порох в пороховницах!

– Порох-то может быть еще и остался кое в каких кладовых, но используют его весьма отвратительно. – отвечал я, скорчив кислую гримасу.

Даже Олег – физик по образованию – и тот уже давно допер до существа вопроса, а потому ворвался с незапланированной атакой развернутым строем на поле боя.

– Пациенту на всех уровнях обращения за медицинской помощью начинают вешать лапшу на уши, спокойно заявляя: лечение стоит денег, найдите их или отваливайте! Разве государство раньше занималось такой трепотней: оно организовывало медицинскую помощь, исходя из реальных возможностей. Но та возможность всегда была доступной, квалифицированной, в объеме тех средств, что выделялись на благие цели. А теперь больному просто заявляют: пошел в жопу! А многие на беде людей научились греть руки…

Олег явно въехал в проблему быстро и намертво, но как же так "сильно провисает" Колесников? Разве у него нет жены, детей, других родственников. Да и как следователь, он обязан быть в гуще событий, бьющих по головам его соотечественников… И тут я припух полностью: да он же стервец разыгрывает театр! Зачем нужен ему весь этот балаган с игрой под "наивность". Да… он, пожалуй, хитрее меня, дурака, интеллигента, размазни, вечно занятого своими творческими проблемами. Да раскрытие криминала в медицине – это одна из статей его профессии…

Я успокоил нервишки и тогда все понял: Колесников работал на нас с Олегом: он тонко, методично создавал нам общее "алиби". Он как бы уводил внимание возможного проверяющего. Он подводил доказательную базу под то, что нет у нас с Олегом мотива "грохать" Шкуряка – директора фонда… Да и то верно: на кой хрен нам пачкать руки об кучу говна – приговаривать неуча к смерти. От его же пребывания в фонде никому ни тепло, ни холодно…

Теперь я внимательнее посмотрел в глаза майору и тогда уловил быстро промелькнувшую хитринку – след общего заговора! Против кого? Да против дураков и таких же обалдуев, дельцов, какие есть не только в медицинских кругах, но и в милиции, во всех сферах жизни больного общества.

– С нашим директором я практически никогда не встречался, потому ничего о его личном отношении ко мне не ведаю. Но то, что на таком теплом месте можно делать "гешефт", у меня сомнения не вызывает. Однако не пойманный, как говорится, не вор!.. Люди крутятся в тех условиях, в какие их поставили: что в том плохого, если они извлекают для себя материальную выгоду… Не они же рушили систему государственного здравоохранения. Вот те – разрушители – были истинными мерзавцами, а эти – только крысы с помойки. Их удел – питаться разлагающейся падалью, доставшейся от больших дураков и мерзавцев.

Колесников снова просиял улыбкой – ему нравился и стиль, и направление разговора. Все ужасно подходило к разработанному им сценарию. Ему требовались лишь некоторые уточнения.

– А кто, собственно говоря, правил там в фонде всей этой громыхающей по бездорожью колесницей? Фамилии, запомнившиеся чем-то, можете назвать?

– А какое звено вас интересует, Павел Олегович? Людей-то там работало очень много, всех и не упомнишь…

– Давайте остановимся для начала на директорском окружении, попробуем прогнозировать желание каждого заказать другого. – уточнил следователь.

– Павел Олегович, а почему вы заявляете о множественном числе? – выплеснул я свое недоумение. – Ведь грохнули-то только директора, о нем и говорить нужно. Не правда ли?..

Мой ответ, видимо, удовлетворил следователя. Пусть по косвенным признакам, но я показывал, что совершенное не въезжаю в проблему. И это было на данном этапе очень важно…

– Нет, Александр Георгиевич, убито несколько человек, причем при не вполне понятных обстоятельствах. Если это и цепь, спланированных одним лицом, как говорится, действий "россыпью", то их не могли осуществить одиночки – например, вы с Олегом Марковичем. Тут должна действовать "организация". Так что давайте подробно остановимся на всех возможных взаимосвязях.

– Павел Олегович, – взмолился я от всего сердца, – поймите меня правильно, я не отказываюсь от дачи показаний. Но я очень плохо знаю всех этих говнюков, я оставался слишком далеко от игр этой компании. Мое рабочее место, кстати, находилось даже в другом корпусе. Я и видел-то каждого из них от силы один – два раза за время всей моей работы в фонде.

– Ничего, ничего… не будем спешить. – успокоил меня Колесников. – начнем потихонечку пробираться к истине. Мне помнится вы даже в своих книгах красочно и подробно описывали всю эту публику – значит что-то знали и про "детали"…

– Побойтесь Бога, Павел Олегович, материал книг – это всегда только творческая фантазия, и никакой правды в нем нет. Вещий вымысел. Тут уж я вам клятвенно ручаюсь. Неужели в вашем ведомстве нашлись такие остолопы, которые решили на материале писательского вымысла строить криминальные гипотезы?!

Я засмеялся, но по глазам Колесникова понял, что такие мудозвоны действительно были в наличие, и следователю такой мой эпатаж очень пришелся по вкусу. Почему-то припомнились некоторые подробности процесса над командиром Будановым: кто может сомневаться, что поведение в боевой обстановке резко отличается от мирной ситуации, или тюремного заключения. Все имеет свое название: действует избирательность мотивов, срывов поведения, принимаемых командных и общечеловеческих решений. И нечего крокодиловы слезы сейчас лить защитникам погибшей девушки: не Буданов затеял этот взрыв ненависти, перешедший в кровопролитную и несправедливую войну. Так почему он должен отвечать за все грехи верховной власти с той и другой стороны. Военные действия, звериная ненависть бойца, всегда рождают цепную реакцию, как с той , так и другой стороны. Война – это всегда зверство. Что делается в душе любого русского, когда он видит, как абрек перерезает пленному солдату горло, называя это "казнью". Каждый русский считает, что носителей такой агрессии необходимо уничтожать, как поганых крыс, выкуривая из нор беспощадным огнем. Прав полковник: нечего делать из нас виноватых, пусть откапывают тех, кто затеял это зло с чеченской и нашей стороны: политиков необходимо призывать к ответу, а не солдат, помешанных от объятий со смертью.

– Если вас, Павел Олегович, интересует директорский уровень – про всех его блядей я, конечно, мало что знаю – но у него, как помнится, был свой "серый кардинал"… По его облику, особенностям говора, могу предположить с большой степенью достоверности, что этот шустрец с тихими вкрадчивыми манерами врожденного подлеца выходец из мест южной Белоруссии или Западной Украины. Кстати, и сам директор из тех же краев: рыбак рыбака видит издалека. Представляет собой тот хлюст, с позволения сказать, нечто похожее на "прилизанную гниду". У него и кликуха в фонде была простая – "прилипало-подпевало". Такого же типа и предмет служебного романа он для себя выбрал. Только говорили, что его дама сердца приперлась к нам с острова Сахалин. Получается все, как ни верти, по сионским прогнозам: светлое будущее за "кочевниками". Вот только почему всю эту дрянь с панели наш губернатор подобрал с явной помойки и возвел в ранг начальников?..

Я бы еще мог "кудахтать" о других "заметных фигурах", но Колесников остановил меня страшным замечанием:

– Тот парень убит, вернее, забит ногами группой каких-то молодчиков, повстречавшихся ему в темной подворотне. Все произошло даже не в своем районе, а где-то на окраине города. Видимо, женщина-соблазнительница вытащила его на то лобное место. Однако по характеру, лучше сказать по подчерку, преступление похоже на заказное. Кому же так сильно мог насолить господин "серый кардинал"?

– Павел Олегович, трудно сказать, кому он не успел насолить. Это же была такая гнида!.. Он дня не мог прожить без какой-нибудь гадости, прицеленной в ближнего. Но я почему-то не верю, что кто-нибудь пожелал марать руки о того "миразабля"… Тут что-то другое, сугубо личное… Но пока на ум не идет версия. Конечно, если бы я проводил судебно-медицинское вскрытие, то, скорее всего, намек на мотивы убийства у меня появился бы.

– А что вы, Александр Георгиевич, можете сказать о таком фигуранте, как Гордиевском Эдуарде Лазаревиче?

Я не удержался от любопытства и удивления: на моей памяти, этот тип появился в фонде недавно и возглавлял "юридическую свору". Забыл, толи по статусу управление, толи отдел ему подарили на "кормежку". Высокий самодовольный кретин, лет тридцати с небольшим, с приглаженной чуть вьющейся шевелюрой смоляного блеска. Увидев его, я почему-то по еле заметным внешним признакам понял, что "красавчик" склонен к гомосексуализму, хотя и пытался манифестировать облик вечного "бабьего угодника". Была и какая-то добавка патологического шарма: что-то от самца садистического толка. Иначе говоря, голова у него кружилась только от тогда, когда бабье падает перед ним снопами, а он их нехотя отпихивает ногой, обутой в лаковый башмачок.

Мои судебно-медицинские размышления прервала реплика следователя:

– Так вот: Директора фонда грохнули в компании именно с Гордиевским!..

– Вот те на!.. – вырвалось у меня совершенно непроизвольно, но с затаенной радостью. – Мир освободился от еще одной дряни!..

Ну, с директором все понятно: на нем от грехов и пробы ставить было негде, но Гордиевский – пешка, "шнурок", как говорят уголовники. Как он-то сподобился попасть под "пресс". Это была полнейшая неожиданность хотя бы потому, что гомосексуальная версия так настойчиво в моем понимании лепилась к этому фрукту. Чем же он прогневал "мясников" и "заказчиков"?.. Поползли ассоциации, и все исключительно патологического свойства: "Гордиевский" – сама фамилия говорит о непомерной гордыне, а это уже точная печать Каина. За такой грех Господь Бог наказывает рано или поздно. Затем имя – "Эдуард". Я переглянулся с Олегом – он же проштудировал всю мою книгу про масонство, а в ней много исторических справок из жизни Англии. Эдуард II – король Англии был умерщвлен заговорщиками мучительным и безжалостным способом. Ему, как бы в награду за отъявленный гомосексуализм, ввели в анальное отверстие раскаленный железный прут и король скончался от дичайшей боли, от шока. Но на теле не оказалось никаких признаков насилия. Неужели и этот Эдуард – всего лишь отпечаток с той, более древней судьбы. Да, если учитывать напыщенный лик, то можно подумать и о королевском звании, сидящем у него в костном мозге. Однако раскаленный железный прут в задницу – это вам Эдуард Лазаревич не очень приятное развлечение даже в тридцать лет с небольшим…

– Слушайте, Павел Олегович, – вцепился я мертвой хваткой в следователя, – устройте так, чтобы мы с Олегом побывали на вскрытии трупов этих двух типов – директора и Гордиевского. Это же в вашей власти. Для вас это будет хорошим доказательным маневром – следственным экспериментом, подтверждающим нашу непричастность к тому, что им прострели башку…

– Только почему же вы решили, что им прострели башку? – неожиданно, медленно, членораздельно задал вопрос Колесников.

Мне показалось, что он ловит нас "на живца". Вот сука! – подумал я, а с первого взгляда вроде бы приличным человеком показался…

– Насколько я разбираюсь в текущем моменте: теперь только так разбираются с провинившимися на Руси. – был мой не очень стройный ответ.

Следователь смотрел на нас пристально, переводя взгляд с одного на другое. Затем я опять заметил в его взгляде промелькнувшую хитринку. О. майор был еще тем провокатором!.. Он, пожалуй, доведет меня до инфаркта, а заодно и Олега вместе со мной зароет!.. Эти его загадочные сценарии порой кажутся совершенно немыслимыми, а на поверку оказывается, что он все правильно рассчитал. Он умелый "кукловод"!

– Не удивляйтесь, господа, просто я считаю нужным уточнить, что тот и другой фигурант погибли не от огнестрельных ранений… Их прибила одна и та же железная дверь, сорванная с петель мастерски заложенным взрывным устройством…

Наметилась пауза… Повороты событий – еще похлеще, чем в гоголевском "Ревизоре"!..

Тут я решил, просто любопытства ради, поиметь некоторые уточнения:

– Павел Олегович, вы так лихо сорите трупами, что диву даешься. Скажите сразу, а случайно Семена Евгеньевича Пеньковского не задела длань старухи-смерти, не огрело и его по башке какой-нибудь железной дверью, или хотя бы крышкой от люка. Этот тип тоже крутился рядом с директором и Гордиевским, стараясь пристроиться своей жирной жопой к их седалищу? Может быть, то – все одна компания?

Я стал припоминать некоторые факты биографии Пеньковского: по первости он делал вид, что бунтует против "зарвавшейся администрации", был очень активен, когда дело касалось защиты интересов собственных родственничков, работающих в фонде. Но быстро менял веру на безверье и конформизм, когда дело доходило до чужих интересов. На людях он был "декабристом", за кулисами – превращался в адепта власти и без стеснения вылизывал начальству задницу.

Но меня, как врача, интриговало и другое его качество, сближавшее мужской статус с неотвратимо женским началом. Всеми правдами и не правдами "Семион" – такую кличку дали ему в фонде – утверждался в святости отношений с директорским "тайным обществом". Мысленно я не мог отмыть лик нашего профсоюзного босса от жирных пятен гомосексуализма.

Известно, что у гомиков клановая спайка поставлена даже выше, чем у классических масонов. И все те козлы, как, например, Эдуард II – несчастный король Англии, маскировали свои увлечения законным браком. Наши бисексуалы для отвода глаз еще и выстраивали на работе пошленькие адюльтеры. Правда, бабы у них все больше непотребного звания были. К изломанной психике мужской половины присовокуплялась порочная женская половина. Гомики резвились, пускали пыль в глаза обществу: они по провинциальной склонности к дешевому фарсу чуть ли не высаживали себе на колени предмет мнимой любви. Тогда кабинеты превращались в будуары, альковы… Иначе и быть не могло, но меня больше всего раздражали их рожи, явно просящие кирпича. Я заметил, например, что у Семиона при его бабьей, расплывающейся роже еще и гнездилась страсть красить волосы. Полагаю, что в том помогала ему драгоценная супруга. Как все хитренькие жены, она во время покраса шевелюры мужа намеренно ему подгаживала – искажала колер, добавляла пегости. Семион превращался в "меченого кобеля". Цель проста: профилактика возможных измен, как по мужскому, так и по женскому виду пристрастий.

– Нет, Александр Георгиевич, – раздался спокойный голос Колесникова, – Семена Евгеньевича Пеньковского не пришили, а только поколотили, да так, что он сейчас с трудом мозги собирал в единый черепок.

Во взгляде следователя не было ничего милосердного, он полосовал ситуацию большим хирургическим ножом, словно патологоанатом.

– Институт экспериментальной медицины перестраивает его мышление на новый лад. Может быть, там ему вживят электроды и закрепят их на механический привод. Тогда энергия несчастного раба Божьего пойдет не на форс и самомнение, а на уважение всех людей. Он ведь, насколько я понял, отчаянный демагог, завистливый по отношению к тем, кто обогнал его в своем развитии… Но сейчас-то Пеньковский все еще плывет в "ладье жизни", словно зачарованный странник – дурак дураком и уши холодные!..

И тут в поле моего зрение попала лицо Верещагина: по нему текли слезы. Олег заговорил, голос моего друга был надтреснутым и прочувствованным. Кто бы мог подумать, что Верещагин столь подкован в мыслях и словах праведных. Однако это именно он, великий грешник, основательно умывшись слезами, произнес медленно, значительно, с расстановкой. "Закон Господа совершенен, укрепляет душу; откровение Господа верно, умудряет простых. Повеления Господа праведны, веселят сердце; заповедь Господа светла, просвещает очи. Страх Господень чист, пребывает вовек. Суды Господни – истина, все праведны" (Псалом 18: 8-10).

Да, все именно так и было. Видимо, что-то оставалось тайным для меня в биографии Верещагина. Но я и не собирался уж очень глубоко копаться в биографии моего друга.

Все о подробностях "двойного" покушения я узнал от Колесникова уже в машине, по пути следования на судебно-медицинское вскрытие. Оказывается трагическая сцена произошла на лестнице перед квартирой директора фонда. Колесников раскрыл черную кожаную папку, вытащил оттуда несколько ватманских листов бумаги – масштабные планы с деталями происшествия. К ним добавились и фотоснимки, привязанные особыми отметками к масштабному, развернутому плану. Все отвечало стандартной технике работы следственной группы на месте происшествия: планы и снимки были четкими, понятными, видео-элементы пронумерованы, приведена единая система измерений, вниз листка вынесены все условные обозначения. Чувствовалось, что трудились грамотные специалисты – это удобно для последующей работы следователям и приятно для доброго сердца. Я скользнул взглядом по подписям следователя и привлекаемых специалистов-криминалистов: стало ясно, что всем руководил лично Колесников. Значит капитан Иванова была оттеснена неведомыми силами от непосредственной работы на месте происшествия. Но, может быть, ей поручали разработку отдельных деталей, фрагментов следствия…

Сейчас я никак не мог вспомнить фамилию директора. Вертелось нечто похожее на формулу: "шулер – шуляк – шлак", потом эта звуковая ось передвинулась вправо, влево, слегка покачалась, встала поперек движения жизни. Что-то явно не то творится с моими мозгами!.. И тут же на подстежке выпирало и фиксировалось окончание звукового сочетания. Оно перемешивалось с фонирующим скрипом давно несмазанных колес деревенской телеги, бренчащей к тому же от ударов о кочки подвешенным к задней оси помятым ржавым железным ведром: "шкура – гордец – подлец". Звуковая гамма накрывалась мелкодрожащими звуками, относящимися, пожалуй, уже к тому стаду затравленных овец, что бежали, спотыкаясь и давя друг друга, за дребезжащей колымагой – то был хор сопровождения, состоящий из верных адептов-холуев. Заскрипело, заскреблось, зачавкало что-то мерзопакостное, но свойское, родственное директору, зовущее его к нововведениям и инновациям: "череда – чернозем – говно". Тут уж, верно, шел разговор о фамилиях заместителей директора. И вот я уловил семантику основного мотива, относящуюся к функциям всей компании сразу, скопом: "мелкий – мстительный – мудак"!.. Эти, как говорится, первые парни на деревне, с подкрашенными и подвитыми чубами, выбивающимися из-под кепчонок, лихо сдвинутых на затылок, поигрывают на гармониках пикантные мотивчики, куражатся где-то за околицей своих маленьких провинций… Но они забыли, что здесь-то Петербург, благородно принявший их в свои каменные объятия. Так следует и вести себя иначе, не по-деревенски, кончать с выкрутасами, идущими от неразвитого ума!..

Все как бы встало на свои места… Но меня лично такими простенькими маневрами неуравновешенной начальственной психики не проймешь!.. Последнее определение, без сомнения, относилось ко всей компании, ко всему "тайному обществу", сколоченному горе-директором. И я бросил пустую затею: ну, как тут установить и соотнести фамилии и имена – с отчествами.

Теперь плотно зафиксировались на фотографиях отменного качества, два трупа. Их скрюченные бездыханные формы тела, растерзанной одежды были "привязаны" к деталям общей обстановки. Я рассматривал материалы начала следствия, понимая, что становлюсь свидетелем всего лишь логического конца зарвавшихся идиотов…

Фотограф-криминалист расположил при съемке фотокамеру под прямым углом к продольной оси трупа, сделав снимки сверху и сбоку. Трупы были запечатлены камерой с широкоугольным объективом и дополнены снимками, выполненными панорамным способом. Картина действия взрыва впечатляла. В папке оказалась куча снимков различных деталей осмотра, в том числе и развешанные по перилам лестницы кишки пострадавших, плоть, влепленная силой взрыва в штукатурку стен и ступеней. Но я не стал копать так глубоко общую информацию. В моей голове свербила и скребла одна занятная мысль: "Почему же два человека, поднимающиеся по лестнице в одну и туже квартиру, оказываются на разных лестничных площадках, где каждого порознь настигает железная дверь?"…

Может быть, их по-разному раскидала взрывная волна? Но непосредственной причиной смерти оказался для обоих удар тяжелой железной дверью, сорванной с петель. Однако меня не покидало предчувствие какой-то управляемой, режиссируемой драмы: казалось, что второй субъект, то есть Гордиевский, как бы намеренно хоронился за поворотом лестничного марша, специально отстав для этого от директора ровно на один пролет. Он, скорее всего, предвидел взрыв. Первому и только единственному как раз и должна была вдруг взбесившаяся дверь снести, сплющить в лепешку голову в момент вставления ключа в замочную скважину. Эта самая дверь отбросила его через весь лестничный марш и прижала, впечатала в противоположную от дверей квартиры стенку.

Все это время Гордиевский скрючившись, низко опустив голову, охранял себя, ждал окончания событий. Но дверь срикошетила от удара о стену, не управлялась в тот момент разумом. Она, ведомая только законами физики, планеметрии, перевернулась в воздухе и острым краем, словно беспощадный томагавк, вонзилась в затылочную область черепа начальника юридической службы Территориального фонда обязательного медицинского грабежа…

Сдавалось мне, что наш трагикомический, театрально-медицинский, никому не нужный и не приносящий пользы фонд, наконец-то переродился во что-то весомое и зримое, принесшее пользу обществу хотя бы тем, что уничтожил двух мерзавцев сразу, как мух, вольготно жирующих на чужом пироге.

Я не только просчитывал механизм действия этой "великой двери", умеющей одновременно наказывать и "жертву", и "организатора покушения". Но я чувствовал, воспринимал даже на интуитивном уровне модель и реальных событий, и творческих заготовок организаторов действия. Меня только смущало неведенье того, кто же является главным режиссером событий?..

Мне показалось, что не стоит делиться своими первыми соображениями с Колесниковым и выпытывать у него "милицейское мнение". Вспомнились слова доцента Быстрова Сергея Никодимыча (тогда он был еще только доцентом, позже стал и профессором), читавшего в мою бытность студентом курс судебной медицины: "Не спешите сорить выводами на этапе криминалистической экспертизы, полагайтесь на результаты вскрытия трупа – вы врачи, а не ищейки". Фамилия "Быстров" еще ни о чем не говорила: в жизни и профессии будущий профессор как раз был весьма медлительным и обстоятельным человеком. К своей докторской диссертации он шел медленным шагом в течение двадцати лет. Профессор изучал особенности патоморфоза смерти от утопления новорожденных детей. Для столь благородной миссии в лабораторных условиях Быстров топил, затем вскрыл и изучил патологоанатомические данные сотен несчастных котят. Котят ему таскали верные лаборанты со всего города.

Я хорошо помнил этих маленьких котят-пушистиков, разномастных, беззащитных, просящих ласки и пищи, но приговоренных сильными людьми к смерти. Ученые удовлетворяли собственное любопытство, поиск научного "остепенения", так необходимого для карьеры, ценой жизни Божьих тварей. У меня неоднократно возникало желание утопить самого доцента-садиста и всю его лаборантскую свору – мучителей беззащитных котят. Еще в студенческие годы я полагал, что за эксперименты, за "острый опыт" должны расплачиваться те существа, ради которых приносится жертва черной расправы. Ты хочешь помочь людям, себе – так и терзай самих людей. Причем же здесь животные?..

Котятами должны заниматься ветеринары, изыскивая средства для их лечения. Только тогда исследователи могут пользоваться материалом аналогичного типа, являющимся объектом и мотивом исследования.

Как человек, повернутый на психологию, я искал ответы на вопрос: откуда у Быстрова появилась такая страсть к "утоплениям"? Естественно, что без психологического удовлетворения не может быть и научного поиска. Если хочешь добиться успеха в науке, то завяжи избранную для исследования тему на собственную плоть, на личный психологический азарт. Вот я, например, кандидатскую диссертацию защищал по проблемам алкоголизма. Так это же святая тема для России, да и для меня лично. Кто у нас в стране не алкоголик после тридцати восьми лет? – позвольте вас спросить, суки вы пушистые. И я с огромным удовольствием погружался в избранную животрепещущую тему. В результате моих творческих мучений ни один котенок не пострадал – я же наблюдал за пьющими согражданами, да и сам слегка экспериментировал по выходным и праздникам. Кто-то из ученых пил всякую заразу, проверяя, например, холерный вибрион на прочность. А я принимал с друзьями во внутрь, не щадя живота и сердца. Никто, конечно, не излечился от алкоголизма, поверив в мои рецепты, приняв их на вооружение. Наоборот – страна в моем лице получила еще одного высокообразованного алкоголика, да и друзей я приобщил к пагубной страсти. Однако мы шли к вершинам бытия собственными тропами, не подвергая лабораторных животных смертельным испытаниям. Недаром заметил Святой Апостол Павел в Первом послании Коринфянам: "Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни" (14: 20).

В докторской диссертации я максимально раздвинул границы научного поиска. Тут мне помогли мои первичные медицинские специальности. Дело в том, что карьеру врача я, как все честные выпускники медицинских вузов, начал на периферии – в волшебной Карелии. Там туго было с врачами, и, кроме работы инфекционистом, да терапевтом, мне пришлось срочно осваивать специальность патологоанатома и судебно-медицинского эксперта. Труба, как говорится, позвала!.. Брутальные настроения, видимо, сидели во мне прочно – да это и объяснимо. Весь антенатальный период я провел в чреве матери тогда, когда на Россию накотилась Великая Отечественная Война, и мамочке моей было не до радости – горькое горе хлестало ее по обеим щекам и животу, где скрывался я от военных невзгод. Наверняка, "эмоция смерти" и денно, и нощно окутывала меня своей пеленой. Отсюда росли ноги моего творческого поиска: горе моей несчастной Родины, ужас матери питали мои брутальные стигматы… Докторскую диссертацию я посвятил комплексному анализу патоморфоза заболеваемости и смертности населения Ленинграда.

Так вот профессор Быстров, видимо, во чреве своей матери несколько раз захлебывался околоплодными водами и успел наглотаться собственного мекония (первородного кала) во время родов!.. Иначе никак не объяснить его страсть к утоплению котят…

Кстати, я вдруг вспомнил, что у директора и Гордиевского тоже были матери – скорее всего, достойные женщины. Однако, что их заставило родить и воспитать моральных уродов? Видимо, в том надо искать Божью кару за грехи предыдущих поколений данных генетических ветвей…

Наверняка, смерть сыновей доставила женщинам массу ни с чем не сравнимых переживаний. Так зачем же люди скликают так настойчиво горе на свои головы – пожалели хотя бы своих матерей. Бог-то лукавить не станет – Он обязательно спросит по всей строгости с предателей Божьих Заповедей! Фантазия вспрыгнула на горб дьяволенка и понеслась меня вскачь по возможным вариантам предыстории тех событий. Кто они эти странные "кочевники", прорвавшиеся к нам под сень Оракула Петербургского? Наверняка, они "делали ноги", пытаясь скрыться от преследования памяти тех мест, где родились. Кто знает абсолютно точно, как складывалась история жизни предков этих фигурантов? Западная Украина подарила много горя и каверзы предательства истинной России: не тянулся ли мрачный след бендеровщины, уголовщины, коллаборационизма за родом одного из фигурантов? Я имею в виду директора фонда. Отсюда у него и печать вечного странника – "кочевника"! Иначе почему же так тянет некоторые персоны к подлости, подлогу, стяжательству – да просто к большой или малой не правде?!

Я вдруг вспомнил маленький отрывок из моей собственной жизни и работы в том смешном фонде. Директор, его заместители, сучата-стукачи Сема Пеньковский и Эдик Гордиевский спелись по поводу моей зарплаты. Они никак не могли решить простенький вопрос: "Надо ли единственному доктору медицинских наук, работающему в фонде повысить зарплату на один МРОТ?" Любой думающий человек назовет таких тугодумов Идиотами!.. Это же не люди, а "рублевые бандероли", основательно завалявшиеся на складе какого-то Богом забытого полустанка длиннущих железных дорог России…

Чью квалификацию собирались измерять эти неучи, если ее давно оценила Высшая аттестационная комиссия, выдавшая соответствующий диплом – доктора медицинских наук. Какие еще доказательства нужны на сей счет. Провинциальные придурки решили, что на своих постах они имеют право вершить разухабистую волю, а не Установки, Законы государства, которое наняло их временно на работу! Парни перепутали частную скобяную лавку времен анархии с государственной службой и зарвались!.. Тогда суду пришлось вставить серьезную клизму заурядным мудакам. Им влили в нутро ведро скипидара с патефонными иглами… Эффект был поразительным!.. Но и он не изменил примитивную философию "пиратов двадцатого века"…

Блеснуло что-то сбоку! Я вспомнил годы службы в морской пехоте: "Вспышка справа!" Необходимо быстрее лепешки дерьма из-под хвоста коровы броситься на землю и прикрыть голову руками – сейчас прогремит совсем рядом разрыв противопехотной мины!.. Так вот в чем "корень зла"… Эти головотяпы могли покуситься на чьи-то интересы – просто не сдержать слово, зарваться от переоценки своих личных достоинств, от уверенности в безнаказанности. Это их противопехотные мины, швыряемые по квадратам засеянного чужими руками поля.

Виновата, конечно, только безнаказанность, вовсю гуляющая словно вихрь по необъятным просторам многострадальной отчизны… Вот почему Неизвестный Режиссер и наградил клятвоотступников страшным взрывом в подъезде собственного дома! Другого пустомелю забили ногами, четвертого отправили на лечение в Институт экспериментальной медицины с проломленным черепом. Так сколько же времени нужно учить всех этих "кочевников"?..

Я не смог ответить на собственный вопрос. Припомнились лишь слова незабвенного Антона Чехова из "Свирели": "прежние баре наполовину генералы были, а нынешние – сплошной мездрюшка!" Художественное сравнение нашло свое место – оно прилепилось, как банный лист, к похабному месту похабных отроков моей Отчизны…

В черепную коробку стучался, видимо, уже ногами, обутыми в солдатские башмаки, сакраментальный вопрос: "Так кто же так качает и строит Россию – то татаро-монгольское нашествие, то идиотская революция, потом неуч спустился с гор, потом фашисты нахлынули и вот теперь… Какая-то странная, кособокая "перестройка" ударила под дых .. За что нам такие испытания?.. Но, может быть, ни за что, а – для чего?.. Еще в юности какой-то мудрый еврей мне сказал: "Если росток пробивается через твердый грунт, через асфальт и, осилив все трудности, вырастает взрослым деревом, то это будет могучее, стойкое растение!" Так значит надо скрипя зубами, пробиваться сквозь жестокие будни, побеждаю всю эту несметную нечесть, преодолевая любые невзгоды?!

Опять я вспомнил лица известных фигурантов: надутые, чванливые гиббоны зыркали на меня мстительными взглядами! Нет сомнения в том, что они способны неустанно борзеть и пухнуть, теряя контроль над своими поступками. А в жизни все взаимосвязано: "Там где труп, туда слетаются орлы!"… Это еще Иисус Христос заметил в своем давнишнем Послании Народам…

Опять я обратился к выданным мне Колесниковым фотографиям и схемам: да на вскрытии нас ждут "веселые картинки". Можно себе представить видуху останков тех двух негодяев, накликавших возмездие на свою голову, собственно говоря, и голов-то теперь у них практически не существует…

Однако нужно вернуться к некоторым нормативным актам, наконец, к методическим приемам. Известно, что потерпевшими при заказных убийствах чаще всего являются мужчины в возрасте от 35 до 45 лет. К нашему случаю это подходит: оба обормота попадают в эту возрастную вилку… Только почему "обормоты"?.. Кажется, во мне играет мускулами агрессия: да, конечно, я презираю людей, имевших возможность сделать правильный выбор рецепта поведения, но почему-то все же принявших на вооружение патологически-примитивный вариант поступка. Но зато – Бог им судья. Я-то уж никак не подхожу на роль праведника или судьи. Я был, есть и всегда останусь человеком с предвзятыми суждениями, ибо я аутист, купающийся в водах своего тайного интеллектуального озера. Даже все мои книги практически не содержат сюжета действия, а построены по программе сюжета информации. Я, как литератор, настойчиво потчую читателя не развлечением, а напряжением интеллекта. Несчастный читатель не отдыхает, не релаксируется за моими книгами, а ведет напряженную жизнь, если, конечно, ему угодно вступать со мной в творческий союз. Ему необходимо проверять и впитывать массу исторической информации, потому что я предлагаю ему именно такой сложный путь ассоциативного мышления.

Мой методологический подход прост: все поведенческие рецепты уже существуют, и нам остается только проводить параллели, если мы не хотим повторения в своей судьбе былых людских ошибок. А что касается эмоциональной сферы, то тут мое творчество есть ничем не прикрытое истязание – пытка совести. Полагаю, что существует мало охотников читать мои книги. Но я-то, главным образом, пишу для себя, для своих друзей, для узкого круга добросовестных читателей, поэтому не рвусь за тиражом, не леплю красивых и привлекательных обложек… Мне нравится самостоятельно отбирать из общей массы только особого читателя и награждать его приобщением к тайне – к моей книге. Я не хочу заманивать и развлекать всю подряд читающую публику. Пусть будет меньше, но лучше – только люди нашего круга!

А вот еще одно соображение: кто-то ляпнул, не подумав, обо мне: "автор сводит счеты в своих романах с личными врагами". Чушь собачья!.. Я благодарен всем тем, кто дарит мне сочные образы для литературного исследования. Порой они столь колоритны, что нарочно не придумаешь, не найдешь для них красок за письменным столом. А тут на меня прет вал подарков: идет диктант самой жизнью, самими пострадавшими. Какие же они мне враги, они мои верные помощники, дарители творческих побед. Мне остается только поспешить зафиксировать собранный материал на бумаге. Один наивный писатель пожурил меня за то, что я насыщаю книги обилием личных переживаний, а не создаю хорошо отшлифованные эпические полотна. Этот парень просто не созрел до понимания экзистенциальной литературы, открывающей двери в самопостижение. А в таких хоромах требуется не бегать, не чистить перышки, а основательно топтаться в лабиринтах сугубо личных переживаний, даже если они с душком, похотью, молью и пылью. Вот тем-то я и занимаюсь ранним утром или бессонными ночами…

Опять мысль съехала в сторону, но машину вовремя тряхнуло на ухабе и все встало на свое место. Надо продуктивно поработать над расшифровкой мотива убийства: тут главный водитель действия – это, бесспорно, деньги. Оскотинились сейчас люди до нельзя! Едят друг друга поедом. Вот вам и истинное измерение воспитательной работы, проделанной большевиками за долгие десятилетия: они настойчиво загоняли злого джина в бутылку и не очень хорошо ее закупоривали…

Сегодня в большинстве случаев вопрос решается с помощью огнестрельного оружия, а тут изощренное действо – значит был и особый подтекст, презрение к жертве… Опять стигматы не профессионального, а морального характера. Правда, разумнее говорить об "аморальном характере". Существует все же в этой истории какая-то бытовая пакость… Как пить дать, существует! Необходимо серьезно покопаться в некоторых частях тела на вскрытие…

Но почему же "следственный осмотр" не дал никаких серьезных результатов по непосредственному исполнителю: он же должен, просто обязан, был оставить следы. Режиссура уничтожения противника с помощью взрывного устройства – вещь не простая. Тут и контроль со стороны необходим, и приближение к зоне взрыва "диспетчера". Но в документах на сей счет лаконичная запись: "Поиски свидетелей не увенчались успехом". Плохо искали, необходимо продолжать "разгребать мусор"…

Мне показалось, что следствие не достаточно полно раскопало все необходимое про "взрывное устройство": оставался неясным пусковой механизм. Пусть сработала автоматика "на замыкание" ключом, но могла быть и осечка. Значит необходим дистанционный контроль, подстраховка – включение двойного контроля. Уж очень сложная накрутка получилась у "мясника". Однако, может быть, то был специалист высочайшей квалификации. А гениальное – все просто! Но вот именно такую "изюминку" еще не сумели раскрыть эксперты по взрывным устройствам… Врача судебно-медицинской экспертизы должно все интересовать уже на этом этапе, то есть перед собственной экспертизой.

Машина плавно остановилась, я оторвал взгляд от фотографий: вот оно здание объединенного бюро судебно-медицинской экспертизы. Когда-то оно стояло почти на окраине города, поближе к Колумбарию, теперь его обстроили другими зданиями. Знакомой парадной лестницей прошли в секционную: я остановился, увидев все то, что и ожидал… В голове всплыл капитальный труд профессора Н.С.Бокариуса "Наружный осмотр трупа". Знаменитая книга полным изданием вышла в 1925 году. Занятный термин "каталептическое трупное окоченение". Он выскочил, как крыса из-под лавки в давно не топленной прозекторской. Мысль-крыса не спешила убегать: она присела на амортизирующий хвост и принялась вылизывать лапки, умывать хищную мордочку.

На секционных столах грудилась исковерканная плоть двух функционеров из ФОМГ: ошметки тел прочно застыли в тех позах, что выбрала старуха Смерть. Она, всесильная, накрыла ответственных деятелей своим черным покрывалом, не спросив на то разрешения в высоких административных инстанциях. То был интересный феномен, поражающий необычностью позы даже маститых специалистов. Явление это особенно часто наблюдают на поле боя, особенно в ходе скоротечного сражения в современной войне. Мне не было жалко функционеров: я уже отрешился от всего человеческого, ибо превратился в робота – в профессионала, увлеченного сутью своей работы.

Резкое, мгновенное механическое разрушение обширных участков коры головного мозга и особенно разрыв продолговатого мозга вызывает феномен длительной фиксации мышц, суставов, костного скелета. Заставить труп принять "приличное положение" не возможно до тех пор, пока трупное окоченение не перейдет в следующую стадию, связанную с более глубинными разрушающими влияниями биохимических процессов в тканях…

Олег с непривычки, узрев чудеса природы смерти, не мог сдержать регургитацию. Чтобы не сблевать прямо тут, он выскочил из секционной. Похоже, что один участник следственного эксперимента "выпал в осадок" сам собой – задавился рвотными конвульсиями. Но ему никто и не пытался помешать бежать с поля боя… Меньше народу – больше кислороду!..

В моей же голове проснулся шут-зазнайка, вытянувший из-за обшлага старого и потрепанного кафтана Приказ министра здравоохранения от 10 декабря 1996 года № 407. В нем-то в пункте 1.2 значилось: "Судебно-медицинскую экспертизу трупа назначают после возбуждения уголовного дела постановлением лица, производящего дознание, следователя, прокурора, судьи либо определением суда для установления причины насильственной смерти, наличия и механизма образования телесных повреждений, а также решения иных вопросов, изложенных в постановлении (определении) и не выходящих за пределы специальных познаний эксперта".

Из двери напротив вышла старушенция, похожая на бабу ягу, и я немедленно признал в ней Наташу Алехину. Да, именно она заправляла в этом аду смерти. Среди гниющих трупов пропадала невостребованная в полном объеме, в течение всей жизни женщина, верой и правдой служившая Харону – помощнику Смерти. Наталья выполняла тяжелую, неблагодарную работу. Она была моей соседкой по прошлой квартире – жила выше этажом и порой колотила твердой пяткой в мой потолок, видимо, таким образом выражая возмущение тем, что я не обращаю внимание на ее женские прелести. Алехина была одной из двух дочерей народного артиста, профессора консерватории – бывшего успешного вокалиста Мариинского театра оперы и балета. Еще моя матушка помнила, какой фурор, "смертельное воздействие" на поклонниц производил драматический баритон душещипательного вокалиста. Публике особенно нравилось, когда обтянутый в черное трико профессор с блеском исполнял трагическую арию. Коварство и аморальность, безапелляционные утверждения плескались в той арии: "Люди гибнут за металл…" Уйдя на пенсию профессор консерватории передавал вокальную технику, умение совершать сценический гипноз молодым вокальным силам. Ни одной из его дочерей не передались таланты отца: Наташа выбрала врачебную карьеру, прочно встав на тропу, протоптанную матерью, а младшая дочь метра – Майя бренчала на фортепьяно в детском садике.

Да, так уж получилось: дети часто отрываются от родителей в мыслях, поступках и жизненных планах. Хорошо, что эти девочки, свернув на проселочную дорогу, не оказались по ту сторону Закона. Наталью железной рукой мама загнала в Санитарно-гигиенический институт. Но после окончания вуза, не обнаружив клинических и гигиенических талантов, Наташа отважилась проспециализироваться по судебной медицине. И, видимо, никогда в том не раскаивалась.

Вот теперь на меня надвигалась Баба Яга с острым хирургическим ножом в правой руке, в длинном непромокаемом фартуке по передней поверхности тела, делавшим его похожим на гладильную доску. Респиратор она еще не надвинула на физиономию: не было нужды пока защищать органы обоняния от трупной вони.

Но серьезность "бального выхода" меня снова настроила на законотворческий лад, припомнилось из Приказа министра: "1.2.3. Судебно-медицинскую экспертизу трупа производят, как правило, штатные судебно-медицинские эксперты. К производству экспертизы трупа могут привлекаться профессорско-преподавательский состав кафедр (курсов) судебной медицины медицинских вузов, а также врачи иной специальности, обладающие специальными познаниями для дачи заключения. Требования органов следствия и суда о привлечении такого лица в качестве эксперта обязательны для руководителей учреждений, в котором это лицо работает". Из приказа министра следовало, что Колесников имел полное право привлечь меня к экспертизе, нужно только объяснить мотивы штатному врачу-эксперту, то есть Наталье.

Я подумал: хорошенькая работенка для женщины. Я-то ее чаще встречал в соседнем скверике, добросовестно выгуливающей вечерами своего короткошерстного фокстерьера. Заглянули бы сюда хоть разок добрая мама и папа, столь кропотливо выбиравшие профессию для любимой доченьки. Мне всегда нравилась Наташа – но, видимо, она меня за муки не полюбила. В глубине души я радовался этому, поскольку был способен любить только женщину, способную на естественное и безоглядное сострадание к мужской плоти, за готовность к сексуальной буре, в которой только и можно обрести покой.

В молодые годы Наташа была худенькой и стройной девушкой, напоминавшей мне змейку. В том был особый шарм: меня до тоски изводил вопрос о том, что же произойдет, если запустить змейку под одеяло? Но уже в те годы я понимал, что "змейку" можно запускать к себе под одеяло только предварительно вырвав у нее ядовитый зуб, иначе хлопот не оберешься… В отличие от мудрой рептилии, женщина кусает и впрыскивает яд как раз после того, как получит полное удовлетворение. Это происходит у нее неосознанно, рефлекторно: так, просто на всякий случай, чтобы объект вожделения не достался другим…

Честно говоря, в крупногабаритных дамах тоже таится наслаждение. Но оно, мне казалось, было тяжелым как каток, прессующий свежий асфальт. В таком случае и наслаждение должно быть настойчивым, потливым и обязательно с одышкой, порой резко переходящей в чейнстоксовое дыхание. А далее уже следовала остановка дыхания, коллапс, смерть!.. Тут в моем взволнованном мозгу ассоциации разделились на две группы. Во-первых, я вспомнил больших, покладистых коров, которым уверенно массируешь вымя, дабы получить теплое ласковое молоко насыщения. Во-вторых, возник образ медведицы (белой или бурой – не имеет значения). С ними необходимо держать ухо востро и уметь вовремя подхватить ноги в руки. Их каверза заключается в том, чтобы после полового удовлетворения еще и успеть разодрать когтями мужчине переднюю брюшную стенку и добраться до печени – полакомиться на посошок! Все же худенькие – более игривы и безопасны, хотя и непредсказуемы, как короткошерстные фокстерьеры…

Почему-то, ни к селу, ни к городу, вспомнился пошленький анекдотец: "В КПЗ встретились узницы, попавшие туда за макрушные дела, и одна наивная домохозяйка. Ее, естественно, спросили: Подруга, за что загрузили в предвариловку? Ответ был странным: За экологическое бедствие. Рожи убивец вытянулись, пришлось расшифровать сказанное. Вчера подмылась на городском пляже, и моментально в водоеме кверху брюхом всплыли все аквалангисты!"

Никак не мог разгадать тайны Фрейда по такому поводу. Что же вывело таким образом мои глубинные ассоциации после взгляда на Наташу к прозе ее профессии. Скоро все стало понятным: неопрятность нашего места пребывания портила картину первой встречи… Я решил, что целомудрие в позднем возрасте – не свидетельство гигиенического благополучия!..

"Здравствуй Наташа, здравствуй, Саша"! – обменялись мы приветствиями. Мысли-аквалангисты не всплывали… В моей душе все молчало: затихли, так и не всколыхнувшись прежние чувства. Эскулап-вивисектор подозвала мильтонов поближе к столу, но те сторонились "поучительного зрелища". Так все и сложилось, как я предполагал: Олег дал деру далеко и надолго уже до начала священнодействия и возвратить его сюда можно было только волоком, заковав предварительно в кандалы. Мильтонов отжимало от стола чувство врожденной брезгливости, крепко спаянной с тягой к "чистым рукам и горячему сердцу", как завещал наркоман Феликс Дзержинский. Они переместились к "остывшим ногам". Только я оставался верным и заинтересованным соучастником кощунственной акции, которую собиралась творить Наталья. Теперь я постепенно начинал допирать до понимания того, за что берут взятки судебно-медицинские эксперты: за невнимательность и слишком высокую эстетичность!.. Эксперт должен иметь врожденную страсть к тому, чтобы копаться в говне!… При желании, можно спокойно симулировать некоторые малозначительные упущения, связанные с притуплением внимания, и не лезть руками в гущу органного месива, то есть не опускаться до полнейшего погребения эстетики в профессии!

Но я был, как говорится, стороной сугубо заинтересованной – меня раздирало любопытство, а не желание обязательно добраться до правды. Полагаю, что при других обстоятельствах я бы согласился принять и взятку за "невнимательность" и "эстетику"… Но сейчас был не тот случай… Короче говоря, к этому вскрытию у меня был личный интерес.

Наташа пыталась и сохранить лицо, и не очень утомить себя профессиональным усердием: может быть, взятку она уже получила? Я следил за ее неспешными манипуляциями: сперва она вскользь прошлась по наружному осмотру трупа, а потом спустя рукава занялась исследованием "гусака".

И вдруг я, не желая того, зафиксировал пробуждение моего интимного, внутреннего интереса к Бабе Яге, как к остаточному явлению, называемому женщиной, вышедшей в тираж. Какую-то чертовщину она сумела переслать мне за короткое время своими кощунственными пассами. Я ничего не мог понять. Но у меня явно появился импульс в самом неподходящем месте. И все то совершилось в прозекторской, где вообщем-то больше необходимо думать о Боге и о милиции. Я не подозревал, что наделен такой высокой степенью героизма и отсутствием брезгливости. Явно меня будоражили чисто кобелиные экспектации! Еще немного, и, скорее всего, я бы раскорячил Наташку прямо здесь – на секционном столе, среди этой горы трупных остатков. Но ведь это означает, что мой мозг склонен к патологическим реакциям – к некрофилии! В чем же тут дело?.. Может быть, на почве алкоголизма я последовательно превращаюсь в отчаянного полового психопата?..

Скоро кое-что прояснилось: Наташенька с ее старческими морщинками и плоским задом оказалась здесь ни при чем. Просто при виде поверженного врага возникает мощный всплеск энергии победителя, легко преходящий в эрекцию.

Так вот почему древние воины, убив врага, первым делом съедали его печень и сердце, а женщинам отбрасывали член поверженного воина. Но те его не ели, а высушивали как раз для того, чтобы насмехаться над неудачливым соперником.

Я не смог победить экстаз исследователя: сама собой выплюнулась вместе с неуправляемым "ОХ!" "капля оплодотворения" прямо в тесные штаны и вальяжно поволоклась по внутренней поверхности левого бедра. Мелкая преступная дрожь передернула мое тело по оси позвоночника. То была овеществленная и биологизированная память "вечного томления" мужчины-воина, победителя!..

Я затих ненадолго, смакуя волшебное мгновение… Из меня просто перла неуместная рифма: "О Натали, раздуй угли, промежность резво оголи – мгновенье страсти подари!"… Но стоит ли удивляться тому?.. Грех сочился из ученого не слезами, а спермой и стихом самовозбуждения… Спас положение Святой Апостол Павел, срочно прислав мне телеграмму-молнию в виде кусочка из "Второго Послания к Фессалоникийцам": "Не спешите колебаться умом и смущаться ни от духа, ни от слова, ни от послания, как бы нами посланного, будто уже наступает день Христов" (2: 2). Я только успел переварить "Указание" и укрепиться, привалившись промежностью к холодному, безразличному краю секционного стола, как прилетела новая телеграмма-молния от того же Святого: "Да будут осуждены все не веровавшие истине, но возлюбившие не правду" (2: 12)…

Остыв немного, я осознал сущее: все мои мысли имеют отношение к врагу-мужчине, но трахнуть-то я собирался с пылу и жару женщину-эксперта! И этот факт нужно срочно расшифровать! Не было времени напрягать голову, отвлекаясь на частности. Но прежде всего я успел понять, что профессия женщины не имеет никакого значения, теряется смысл и возраста, и досужих внешних данных объекта совокупления. Просто необходимо подходящее настроение для мужчины-воина. Механизм возникновения патологического влечения, ранее мне не знакомого, стоило обозначить простенькой формулой: "трахнул за компанию". И все тут!..

Мысли почему-то путались, скорее, они повторялись, продвигаясь по одному и тому же порочному кругу. Однако сквозь мыслительный мусор, через щели нормального восприятия протискивались и рациональные ориентировки.

Вот он чертов экзистенциальный подход, феноменология! Подозреваю, что в этой области человеческих знаний плохо разбирались даже ее творцы и почитатели – Э.Гуссерль, Ж. – П.Сартр, М.Мерло-Понти, Ж. – Ф.Лиотар. Пожалуй, скажу без лишней скромности, что только Аристотелю, да мне было дано постичь непостижимое, и то только потому, что Аристотель гадал по внутренностям убиенных животных, а я – по состоянию собственной печени.

Мои изыскания ходили по кругу собственных переживаний, пока еще не осознанных полностью. Споткнувшись о порог "женского полового рая", явились сомнения: может быть, мои исследования есть свидетельство того, что любопытство преобладает – очень хотелось узнать, а как ведут себя Бабы Еги, разбрасывая ноги, то есть в экстазе? Какими техническими средствами они выражают волнение плоти?..

Другой вариант мотивации сексуального поиска: в память мою из далекой юности вернулась кобелиная стойка на Натаху. Тогда я прогуливал свою собаку – голландского пуделя, по величине и мохнатости очень похожего на водолаза. Мою собаку, сучку звали Елка. Но свой навык я формировал, наблюдая не за собственной собакой, а за наташкиным фокстерьером. Этот реактивный малыш готов был задирать ножку у каждого столбика. Вот откуда все пошло: я такая же собака, кобель, как и фокстерьер. Даже в почтенном возрасте я все еще смакую "момент вульгарно-половой истины". Но теперь я тяну время, не писаю, а только задираю ногу у столбика, помятуя о восторге основного мгновения…

Однако то, что присуще неискушенной игре молодости, нельзя переносить в перезрелый возраст. Я-то, может быть, и справлюсь с "поставленной задачей", но Баба Яга без тренировки может просто не выдержать накала давно забытых страстей: произойдет спазм влагалища, перекрут яичника, инфаркт миокарда, инсульт, наконец. Да кому же угодны подобные экстраординарные развлечения. Как же я потом людям в глаза смотреть-то буду. Кто-нибудь дознается, ткнет мне перстом в спину и крикнет прямо на улице, среди бела дня: "Вот идет убийца старухи-анатомщицы!" Все произойдет, словно по Федору Достоевскому! А я терпеть не могу этого классика, столпа мировой литературы!…

Бегло взглянул на Наташу. Даже огромных размеров респиратор и белый колпак, натянутый глубоко на лоб, не могли скрыть от моих блудливых глаз ее тайну. Судебно-медицинский эксперт резко покраснела… Неужели я в азарте озвучил тайну желаний?.. Нет, скорее всего, действует "гипноз проникновения". По-видимому, я индуцировал ей мысли на расстоянии. Либо она сама аспирировала мои мысли, руководствуясь сугубо личными интересами! Она вколола мне в мозг шприц с острой иглой своего женского интереса и потянула из меня "самость". Ну, женщины, ну, падлы, – ничего от них невозможно утаить!.. Они даже в острых желаниях нас свободно обгоняют. Пока мы гарцуем под холмом фантазии, они уже – на его вершине: ныряют в постель, чтобы согреть ее, выгладить собственным телом, все приспособить для нашей же пользы.

Нет слов, краски мы добавили в наши рабочие отношения, но зато и профессиональные действия потекли резвым ручейком. Я даже подумал, что внутренне Наташа уже согласилась вернуть взятку и больше никогда к такому способу обогащения не прибегать. Теперь и у меня появились свои "три копейки", оставалось только вовремя их вставить в общий процесс экспертизы… И я сосредоточился собственно на трупах…

Так называемое, "размятие" всегда происходит от нанесения удара очень тяжелым, массивным предметом. А что может быть массивнее и тяжелее металлической двери, изготовленной словно для банковского сейфа? Пожалуй, только сам тот сейф…

Мне удалось отдалиться от пошлости и оседлать профессиональную логику… Было ясно, что за мгновение до взрыва хозяин квартиры несколько наклонился, приблизил голову к замочной скважине, когда вставлял ключ в нее. И тут последовал страшный удар, отбросивший и дверь, и тело, преградившее ей дорогу к намеченной цели – к противоположной стене лестничного марша. Но удар был сильнейшим. Его развитие остановила только капитальная стен, принявшая на себя в виде мягкой прокладки спину героя. Многие кости рассыпались и оставались внутри раздробленных мягких тканей, словно в мешке. Произошли и множественные разрывы внутренних органов. Головной мозг был размазан по одежде в верхней части тела. Картина представлялась ужасающей: конечно, полная декапитация и должна была вызвать моментальную фиксацию трупа в противоестественной позе: правая нога была согнута в колене, левая, только в тазобедренном суставе. Сейчас труп исполнительного директора лежал на спине, а казалось, что он стремится из последних сил усесться на задницу. Но в заднице не было ни одной целой косточки – просто крошка из костей, хрящей, связок, дополняемые расквашенными ягодичными и тазовыми мышцами. Позвоночный столб тоже был покурочен, ребра сломаны во многих местах.

Я смотрел с недоумением на представителя былой власти. Но почему-то вместо искренней жалости в голове свербил один и тот же вопрос: за что же этого провинциала выбрал наш городской "император"? Может быть, то была ошибка тех, кто готовил кандидатуру для представления самому главному администратору города? Нет, пожалуй, то был сознательный акт выбора. Скорее всего, объятия гомосексуального масонства простирались значительно шире, чем я предполагал.

Известно, что чухонцы – так называли во времена Петра I финнов – проживали на землях Санкт-Петербурга где-то в районе Ижорского завода, да вдоль побережья Финского залива. Кстати, их в среде скандинавских народов считают самыми тупыми – может быть, в том и состоит причина выбора Шкуряка на должность исполнительного директора ФОМГ. Я, как всегда, подчиняясь воле ассоциаций, возникающих в голове врача, обнажал корни поведения любого человека, выковыривая их из генетического навоза. По моему разумению получалось: краснорожий чухонец увидел близкого по хромосомному духу поволжского немчуру-колбасника. Биологический резонанс зазвучал: глупость глупости доверяет!.. Припомнилось из Книги Исаии: "Вы беременны сеном, разродились соломой; дыхание ваше – огонь, который пожрет вас" (33: 11).

Железная дверь не разбиралась в поворотах политики, она решала свою задачу – исправляла административные ошибки и личностные предпочтения, снося головы новоявленным ослам. Разделавшись с директором, – правильнее сказать, с тем, что от него осталось, – дверь как-то неестественно перекрутилась, ударившись, скорее всего нижним правым краем о кирпичную стену и пошла по траектории верхним правым углом в голову бедняге Гордиевскому. А он-то в определяющее ход времени мгновение словно специально стоял в стандартной для гомосексуалиста позе… Эту примитивную суку настигла не менее решительная кара, называемая "несчастный случай в быту". Бумеранг Божьей кары вычислил абсолютно верную траекторию полета: выбранное Всевышним возмездие сперва ударило по башке одному, а потом и другому лукавцу…

Можно было и прекратить "теоретизацию" явлений и событий. Но тут шизофрения поперла из меня. Это был, скорее всего, отголосок посеянного в моем разуме педагогическими усилиями в годы всеобщего среднего, то есть школьного образования. Пришел на ум корпускулярно-волновой дуализм, вытекающий из доморощенного синтеза законов квантовой и классической механики. Полет двери, меняющий свою траекторию, был очень похож на явление поляризации, например, света. Тогда и возник искус все оценить с позиций квантовой или волновой теорий его распространения. Но тяжеленная дверь, слов нет, меняла свои летательные функции по законам классической механики. Здесь при особом желании можно было притянуть за уши закономерности дифракции света за преграду, то есть за поворот лестничного марша. Однако мне казалось, что все равно впереди двери должна лететь мысль о грехе, подчиняющаяся законам особой Божественной механики, ибо ее-то масса совершенно точно меньше единицы в минус девятнадцатой степени, но тем не менее сила энергии необозрима, способна перевесить любое мирозданье!.. Книга Исаии вновь открыла мне тайны: "И это псы, жадные душою, не знающие сытости; все смотрят на свою дорогу, каждый до последнего – на свою корысть" (56: 11).

Гениальность, словно ночная летучая мышь, мазнула меня крылом по губам: они сохли и трескались от неведомого до селе интеллектуального прозрения. Аристотель-философ, врач, математик выступил из тени дальнего угла секционного зала: Натали съежилась от страха, взглянув на меня, но я расправил плечи и пошел навстречу Великому Человеку, все еще сжимая в правой руке длинный хирургический нож. Странно, но Аристотель притормозил свое выдвижение из тени, а потом и вовсе попятился… Только тут я разглядел, что это старик-санитар, а не давний воспитатель Великого Александра Македонского… Вот до чего может довести увлечение экзистенциальной философией и мистикой…

Я вернулся на место и вновь пристально и с нескрываемым интересом взглянул на Наталью. И она, поймав мой взгляд, переполненный новыми задачами, моментально покраснела, – полагаю, от восторга и возбуждения. Кто еще в этом мрачном помещении так плотоядно на нее смотрел когда-нибудь?.. Никто, и ни в кои веки!.. Мой же интерес к давней соседке и соучастнице детских игр был продиктован, скорее всего, чисто физическим, а не физиологическим интересом. Дело все в том, что эффект поляризации света наблюдается и регистрируется с помощью "щели", хорошо известной всем физикам. Но гинекологи тоже имеют пристрастие к подобным объектам. Тут мнения физиков и врачей совпадают: они считают, что щель, выставленная на пути луча света, ставит определенные условия перед волной. Если "щель" имеет вертикальное направления (примерно так, как у русской женщины), то "волна" адекватной амплитуды легко проникает через препятствие, как бы его не замечая. Тогда с той стороны, то есть из-за "щели", наблюдатель фиксирует вспышку вещего света. Теперь повернем "щель" на девяносто градусов, то есть расположим ее горизонтально (как у японской женщины), и тогда вспышка света для потустороннего наблюдателя пропадает. Я смотрел на Наташу и умозрительно прикидывал опыт со светом – и так, и сяк. Врача-эксперта мой взгляд разогревал, потому что луч моего кобелиного света проникал через "щель" однозначно…

Надо было заканчивать физические опыты: даже в морге такие эксперименты до добра не доводят. Наталья очень просто могла пойти на меня с ножом наперевес… Я сместил испытующий взгляд… Высокий, стройный, систематически играющий в теннис, а от того впитавший в себя великую гордость за причастность к "таинству", стоящему выше заурядных забот простого народа, пижон Гордиевский получил сильнейший рубящий удар в затылочную область черепа. Острый край, словно секира опричника времен Ивана Грозного, расколола слабые кости пополам. Была разорвана кора и продолговатый мозг, разметавший их вдрызг по лестничному маршу. Кое-что удалось собрать и выложить на секционный стол. Лица у этого человека уже не было: сила удара была столь значительной, что с обратной стороны – как бы из глубины черепной коробки – дверь продавила часть содержимого вперед, в лицевую область. Даже язык, вместе с искусственными, хорошо отполированными зубами вылетел страдальцу на белую рубашку и запутался в цветастом, легкомысленном итальянском галстуке… В переднем боковом кармашке пиджака мы отыскали и левый глаз, правый же оторвался и был потерян, видимо, при транспортировке.

Наташа дала указание ментам срочно отыскать глаз, иначе, пригрозила она, протокол вскрытия выдан не будет!.. По этой причине, известные пятна Лярше на правом глазе при всем желании не могли наблюдаться. Ибо представить себе его окантовку верхним и нижним веком было невозможно – глазница была выбита вездесущей железной дверью напрочь. Фиксировалось общее потускнение склер, желто-серый оттенок поверхности только левого глазного яблока. Менты, взбодренные Бабой Ягой, отправились на поиски утраченного материала, принадлежащего по всем нормам жизни уж, конечно, не случайным коллекционерам раритетов, а трупу – значит его совладельцу – врачу-эксперту.

У обоих покойников в положенных местах определялись трупные пятна, или точнее – пигментный стаз по Райскому. Из протокола осмотра места происшествия следовало: директор, как ему и положено, сидел на лестничной площадке, словно в своем рабочем кресле, а Гордиевский затих в броске остатками головы вперед и животом вниз, надеясь на успешный "отбив" труднейшего мяча на импровизированном корте. Но вместо теннисного меча, как известно, прилетела железная дверь и разобралась с "игрунчиком" моментально…

У Гордиевского до известной меры даже сохранилось спортивное величие в теле, плечевом поясе, в стройных – чуть длиннее обычной нормы для башкирского конника – ногах. Только от удара железной дверью по башке моментально слетели ботинки с плоскостопных ног, да с растолстевшего зада сорвало штаны взрывной волной. Теперь кокетливый ремешок болтался на поясе, придавая свойство окончательной нелепости всему происшествию. Но все равно, если оценивать останки человеческого мяса как криминалистический музейный экспонат, "хазарец" оставался красивым и в последние мгновения жизни. Примечателен был убиенный той особой юридической статью, позволяющей таким людям как бы парить над головами всех остальных – смертных и не приобщенных к премудростям законотворчества и законофикции. Только, наверняка, "красавчик" не успел ответить сам себе на последний вопрос, заданный судьбой: "За что же мне такая непруха?"… И тут мне самому захотелось ответить ему: "А не надо говнять людям. Живи так, чтобы не мешать жить другим!" Но мой ответ, к сожалению, уже не достигал ушей вопрошавшего. Да и его мозг был не способен расшифровать, понять и переосмыслить витающие в воздухе сакраментальные истины.

Меня, конечно, продолжало интриговать то, что Гордиевский от своего благодетеля держался на почтительном расстоянии, по существу он прятался от предполагаемого взрыва за поворотом лестничного марша. Теперь, пожалуй, рассеялись все сомнения в том. А с понятийного трамплина на лыжах криминалистической логики было легко сигануть и к следующему пригорку профессиональной догадки: Гордиевский знал о готовящемся покушении, а потому страховался. Это совершеннейшая случайность – удар железной дверью по его прилизанной, высокомерной башке. Он, видите ли, считал себя самым умным – он надеялся, что все просчитал, определил вектор полета "карающего предмета" совершенно точно.

Вид покойника всегда нагоняет тоску и вызывает несварение пищи. Однако желудок покойного продолжает работать некоторое время, давая возможность осуществить самопереваривание слизистой, выстилающей изнутри этот важнейший для людоеда орган. Кишечник тоже оказывается агрессивным по отношении к собственным ворсинкам. Такие данные мы установили, вытащив гусак – комплекс внутренних органов. К тому времени Натаха и я окончательно покончили с виртуальными глупостями, и мы в два ножа принялись потрошить "жмуриков" по черному. Интересы наши разграничились: штатный эксперт с увлечением занимался традиционным "досмотром багажа", а у меня интерес сконцентрировался на другом отделе – на казуистике. Я полностью отошел от "ливера", обратив недремлющее око к копулятивным органам. Я подробно исследовал простату у обоих пострадавших, затем тщательно осмотрел уретру (мочеиспускательный канал), бульбоуретральные железы, тестис (яички), собственно кавернозные тела. Вот теперь все находки следовало сопоставить с состоянием прямой кишки. Сперва это вызвало удивление у Натальи. Но в конце-то концов не ее же прямую кишку я собирался обследовать!.. Потом и она въехала в суть проблемы и наконец приклонила голову перед моим исследовательским гением. А проблема-то, собственно говоря, состояла в том, чтобы подтвердить или исключить гомосексуализм у обоих пострадавших. Именно такая аномалия и бывает мотивом изощренного убийства: половая синергия разворачивает мстительность одного из обиженных охлаждением сексуального партнера. На этом была построена, например, интрига устранения царя македонян Филиппа – отца Александра Македонского. В том заговоре, кстати, большая роль отводится историками матери будущего великого полководца – Олимпиаде. Интересно, что Филиппу приписывают семь жен, каждая из которых являлась причиной новой войны. Не мог такой царь устраниться и от греха мужеложства. Олимпиада же была эпирской княжной, находившейся как бы между двумя мирами, и свою демоническую властность она вполне могла удовлетворить неординарным политическим маневром, приведшем сына к власти. Вообще от женщин происходит много несчастий, в том числе такое неотвратимое, как издержки поведения, связанные с климаксом.

В моей голове продолжали вертеться шестеренки будильника истории, но глаза внимательно наблюдали за тем, что развалилось на секционном столе. Половой член директора, как ни странно, не выглядел директорским. Скорее всего, и половым членом его было трудно назвать, если судить по пропорциям, формам отдельных его частей, развитости лепестков припуциума, головки, кавернозных тел. Память отрапортовала некоторыми выдержками из наблюдений современных зоологов: припомнились этологические зарисовки из жизни гиббонов. Не надо путать Эдуарда Гиббона, жившего в Англии в период с 1737 по 1794 годы, с человекообразными обезьянками, носящими такую же фамилию. Знаменитый исследователь написал книгу "История упадка и разрушения Рима и Византии". Поучительный труд может явиться предупреждением и для многих современных государств, забывающих о Божьем промысле и подчиняющихся только зову Мамоны. Я впрямую не имею в виду Грузию, но исключить нерациональный поворот событий для этой по-особому гордой страны, власть которого больше занимается демонстрацией мужских достоинств, чем воистину ими пользоваться, не могу. Вожак стаи у гиббонов выбирается очень просто: претенденты высаживаются в круг и онанируют, демонстрируя значительность полового члена. Коллегиально определяется победитель. Кстати, старики в таких показательных выступлениях не участвуют ни при каких обстоятельствах, даже если они знакомы с бывшими государственными деятелями Соединенных Штатов Америки. Наш директор, оказывается, не смог бы выдержать даже начального тура соревнований. Кто же и по каким признакам назначал в директора такого недоделыша?.. Мой вопрос повис в воздухе…

На головке члена, безобразно сморщенного от непосредственного контакта с "милостями смерти", выделялся шероховатый нарост. Это, конечно, была остроконечная кондилома (condyloma acuminatum), вирусная бородавка. Не надо путать такой нарост с кондиломой сифилитической (condyloma syphiliticum). Возбудители заболевания разные: в первом случае – специфический вирус, во втором – бледная спирохета. Хотя "удовольствие" владелец того и другого недуга получает примерно одинаковое, но заболевания-то этиологически и патогенетически совершенно различны. Однако наш директор в моих глазах даже несколько подрос: у него оказался тот же дефект, что и у Григория Распутина, так плохо закончившего свою карьеру.

Наташа уловила направление моего взгляда и неподдельное удивление, суетно мелькавшее в нем. Она решила выразить и свое отношение к наблюдаемому явлению. Как я понял, "малые формы" ее не интересовали ни в архитектуре, ни в живописи, ни в активной половой жизни, ни в патологической анатомии. А мнение опытной женщины – это почти объективный срез толщи общественного сознания, национальной идеи, с позволение сказать.

– Да,.. – многозначительно и плавно протянула Баба Яга, нехотя проталкивая легкими тухлый воздух прозекторской, – бывают случаи когда мужской половой член похож всего лишь на увеличенный женский клитор, а клитор – на очень небольшой пенис… Печальная история!..

Создавалось впечатление, что и до удара железной дверью головка главного копулятивного органа нашего фонда не носила ярковыраженный главенствующий характер. Ее хозяин не имел и всех остальных атлетических, анатомических черт, а значит страдала и специфическая функция. Вот почему по делам нашего фонда я прослеживал массу ошибок и сшибок производственного ритма. Но меня беспокоило теперь другое: кондилома остроконечная – заразное заболевание, значит необходимо искать те же симптомы и у сексуального партнера – у Гордиевского!.. Потом уже медицинский сыск должен вывести меня и на супруг этих двух горемык.

Наташа скривила физиономию в печальной и осуждающей гримасе. Я понял, что надеяться на доброе женское сердце пострадавшим мужчинам не придется. Все в наблюдаемой анатомии было какое-то сморщенное, скособоченное, словно спешило заявить о том, что "этого дела" у нас осталось, как говорится, "на один раз поссать". Да и то при этом сам орган необходимо держать теплыми руками. Припуциум (praeputium) безвольно свисал, покрывая полностью рудиментарную головку члена (glans penis). Разве же можно говорить при такой оснастке об эффективной копулятивной работе? Но я обратил внимание на то, что и припуциальные железы, и слизистая оболочка концевого отдела мочеиспускательного канала были излишне гиперемированы. Конечно, имело место явное катаральное воспаление, что связано чаще всего с попаданием микрофлоры из прямой кишки в уретру гомосексуального партнера.

Пришлось провести визуальное сравнение состояния тех же отделов и у Гордиевского: без сомнения и там наблюдалась аналогичная картина. В таких случаях быстро заглядывают в прямую кишку трупу, что я и сделал. Мне не пришлось удивляться, обнаружив типичный мужской эякулят у обоих фигурантов… Его мы отправили на дальнейшее лабораторное обследование. Скользнула мысль: хорошо бы и у малышки Егорова, да женоподобного Пеньковского выделить туже субстанцию, да в том же месте… Но жизнь уже разбросала фигурантов по разным одрам…

Осмотр продолжался, я с удовольствием и любопытством, свойственным разве только агенту Третьего жандармского управления, классифицировал находки. На половом члене у Эдика Гордиевского в районе "уздечки" заметен рубец, скорее всего, оставшийся после иссечения кондиломы остроконечной. Укорочение уздечки исказило анатомию полового члена – его, собственно говоря, таковым уже и назвать было трудно. Пенис загнулся вниз абсолютно безрадостным крючком, как бы с любопытством заглядывая между ягодиц хозяина. Орган пытался установить: "Что же там такое, что так сильно манит извращенцев?"

Печальная история!.. Полагаю, что оба страдальца когда-то нарвались на подружек, носивших в себе вирус остроконечной кондиломы, либо первое знакомство с гомосексуальной техникой явилось не только открытием новой сферы наслаждений, но и подарило мучительную болезнь. Заработав неприятную хворь, они так бурно переживали случившееся, что выработали у себя почти полнейшее отвращение к женской плоти, но глубоко погрузились в иной и более явный грех. Так сама судьба подтолкнула Шкуряка и Гордиевского друг к другу… Они, как говорится, вовремя объединились и слились в экстазе…

Нарастала тревожность, появилось ощущение приближающейся трагедии… Книга Екклесиаста раскрылась передо мной, обнажив мудрость главы третьей, пункта девятнадцатого. И я услышал: "Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так и умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимуществ перед скотом; потому что все – суета!"

Сомнений не было в том, что перед появлением на лестнице оба "сладкоежца" имели взаимные половые акты! Вот она причина недосягаемой гордости этих людей: они призирали мир, потому что умели быть независимыми!.. Какой-то неловкой бякой всплыл в памяти анекдот с большущей бородой: "Справлял свадьбу Веня. Гости веселились за свадебным столом. А Веня уединился в ванной и, обливаясь слезами, онанировал. Его застукали и попросили объяснить мотивы отчаянного индивидуализма, ведь парень стоял, можно сказать, на пороге первой брачной ночи. Ответ виновника драмы ошарашил гостей и родственников со стороны молодой супруги: "А пусть эта сука с самого начала знает, что по принципиальным вопросам я могу обходиться и без нее!"

В таких случаях умный судебно-медицинский эксперт, владеющий методами сексопатологической диагностики, старается выяснить насколько выражены эндокринные изменения у гомосексуальных партнеров. Необходимо попытаться ответить на вопрос: "А так ли был необходим гомосексуальный альянс этой "сладкой парочке"?" Иначе говоря, нужен дифференциальный диагноз предпосылок гомосексуализма: имеет место гормональнозависимый вариант, от которого спасу нет, или речь идет о возможной поведенческой аномалии, способной развиваться, скажем, по вынужденным причинам? В тюрьмах, например, гомосексуализм – весьма распространенное явление. В изолированных армейских коллективах, в монастырях может явиться такой грех. Для разрешения сомнений я стал изучать простату у того и другого покойника. Что ж, она оказалась слегка увеличенной, дрябловатой и при этом какой-то до обиды невзрачной. Пришлось сделать тканные срезы для приготовления гистологических препаратов, поковыряться острием ножа в клеточных нагромождениях. Мне показалось, что в простате имеются участки какой-то опухоли. Может быть, то была врожденная имплантация желез, продуцирующих женские половые гормоны.

Тестис у директора рассмотреть всесторонне было трудно, ибо удар ручки двери как раз пришелся точно в цель… У Гордиевского в мошонке оказались два крупных – почти куриных – яйца, но они оказались пустотелыми, заполненными опалесцирующей жидкостью. Массивные сосудистые сплетения этой области свидетельствовали о выраженном варикозе. Как ни крути, но все тянуло на биологическое "инакомыслие". Оно возникло за счет особой клеточной дифференциации репродуктивной сферы этих двух супостатов… Видимо, дьявол еще в эмбриональном периоде взбаламутил что-то и по-особому объединил ткани отца, матери, собрав все самое худшее в ребенке…

На фоне таких находок взыграло любопытство: захотелось прояснить индивидуальные особенности гормональной регуляции деятельности мужской половой системы у того и другого субъекта. Все же, как ни говори, но эти уродцы руководили нами несколько лет, являясь при этом половыми аномалами. Зачем же нам такие подарки? Надо же себя хотя бы уважать, особенно женщинам, работавшим в фонде. Они-то принимали своих руководителей за порядочных мужиков, а те оказались заурядными половыми мошенниками. И я принялся копать дальше, еще на более глубинном уровне…

Обе функции гонад, как известно, активируются аденогипофизарными гонадотропинами – фоллитропином и лютропином. Первый действует избирательно на эпителио-сперматогенный слой и герминативную функцию семенника. Второй – руководит функцией гландулоцитов. Естественно, такие влияния переплетаются, формируя индивидуальные возможности секса. Вот у этой "сладкой парочки" что-то свихнулось, сбилось с панталыку еще в глубоком детстве. Сейчас, скорее всего, громоздились последствия врожденных гормональных сшибок, зацепившихся за аномалию поведенческого ритуала. Оба недоноска не служили в армии, не проживали в монастыре, но когда-то ошибались, вынося, возможно, из студенческих общежитий не то, что нужно. Но, может быть, все произошло намного раньше – в мальчишеских дворовых компаниях. Я тут же поправился: у этой компании все уже было в прошлом!..

Мне не удастся рассмотреть гипофиз, поскольку мозги у пострадавших вылетели на сторону, размазались по стене. Их не собрать, не идентифицировать абсолютно точно отдельные структуры центрального диспетчерского пункта. Я посокрушался и по поводу того, что не удастся проникнуть в глубины генетических тайн. Между тем, мне были известны работы, подтверждающие наличие у мужчин с гомосексуальной ориентацией картированность гена предрасположенности к пороку. Тот ген прятался в сегменте "q 28" хромосомы "X". Вот было бы чудесно: маркировать, да выловить того издевателя над мужской совестью. Надо помнить, что часть гомосексуалистов внутренне является "смешанными типами". Да и внешне они выглядят бисексуалами, старающимися маскировать порок видимой тягой к женскому полу. Но такая тяга у них часто является тягой "подружки к подружке". Вся их деятельность – мелкота и мстительность, зависть из-за дефицита признания, реализуемые по женскому типу. Таким мужикам не хочется подавать руки, им хочется бить по морде. Но они в таких случаях ужасно верещат, плачут – опять же, подобно обиженным, слабосильным женщинам.

Но, с другой стороны, если уж копать до генетического уровня, то правильнее направить стопы ученого еще в одну сторону: считается, например, что нормальное функционирование генной системы "val (kr)" обеспечивается соотношением "2:1" между ромбо-и бранхиомерами в процессе развития головного мозга. Опять меня потянуло к исследованию "продувных мозгов" пострадавших. Что-то уж слишком сильно я напираю на интеллект, манкируя доминирование эндокринного влияния в гомосексуализме. Но от себя никуда не уйдешь!.. На всякий случай я закатал несколько гистологических препаратов, надеясь на стеклах увидеть хоть какие-то намеки на "светлую мысль", возможно блуждавшую у этих субъектов перед смертью. Под локоть подталкивала сентенция из Екклесиаста: "Время рождаться и время умирать; время насаждать и время вырывать посаженное. Время убивать и время врачевать; время разрушать и время строить,.." (3: 2-3).

Тут уж я совершенно отчетливо вспомнил дополнение к "сладкой парочке": Егоров и Пеньковский – тоже сильно пострадали. У них наверняка тоже существовали патологические генетические вкрапления. Но проверить это можно только проведя спешную трепанацию черепов. Вот она тяга к знанию, обуревающая профессионала, творящего научный поиск!..

Доказано, например, что "гибоидный" синдром в детском возрасте является одним из вариантов психопатоподобных реакций. Они состоят из патологического влечения с элементами помраченного фантазирования на фоне аутистических компонентов. Но бывают и другие крайности – когда такой фальшивый аутист вдруг начинает страстно тянуться к общественной или административной работе. Выправив свои шкурные делишки, общественный делец, администратор начинает утверждаться и в протаскивании интересов ближайших родственников. Тут уже борьба ведется за благополучие корешей, любовниц, просто знакомых, чем-то пофартивших этой "шишке на ровном месте". Вот тогда-то и развиваются служебные адюльтеры. Кто-то высаживает себе на колени смазливую истеричку, совмещая рабочий кабинет с будуаром. Кто-то питается остатками "женского сала", присланного из далекой глубинки – например, с Дальнего Востока. Кто-то ищет "королеву бензоколонки", а за неимением таковой удовлетворяется распутной официанткой. Все вместе пытаются усладить меркнущий от неустанной и весьма бестолковой канцелярской работы половой инстинкт… Мало ли на свете возможных вариантов!.. Это ведь только козлы не могут понять, от чего по весне собаки лают, кошки мяучат, а телки мычат… Нормальные-то люди все понимают именно так, как должно… На такой почве "несогласованности мотивов" и возникают конфликты – в стране, в отдельном коллективе, в душе сотрудника-маргинала…

Волновало другое: все эти "брызги шампанского" и "неблагополучной спермы" падали на честь мундира учреждения и снижали эффективность его работы. Никчемная суета мешала остальным "товарищам" хоть как-то спасать положение, выполнять производственный план. Ведь если дураку дается власть, то он ею пользуется только во вред людям и достойным делам. Я знал одну администраторшу, тешащую себя обязательными интригами на работе. Но оказалось, что за этим прячется дефект интимного плана: муж преуспевал в алкоголизме и это порождало неудовлетворенность похотливого настроя у жены. Тогда и требовалась психологическая компенсация, а она тесно переплеталась с физиологией. Однако не все так просто: рвется, как правило, там, где тонко. Старика свекра, Петра Александровича, благодаря которому вообщем-то и сложилось сытая жизнь той женщины-администратора упрятали в Дом престарелых, а его отдельную квартиру занял "благодарный внучек". Все получилось словно по схеме, выработанной еще Олимпиадой – матерью Александра Македонского. Но ведь Олимпиада закончила свою жизнь трагически – ее сбросили в глубокий колодец, и она подохла так, как несчастная собака. Логика расплаты проста: "Чтобы не царствовал лицемер к соблазну народа" (Книга Иова 34: 30).

Еще Платон замечал: "Человеческий род не избавится от зла до тех пор, пока истинные и правильно мыслящие философы не займут государственные должности или властители в государствах по какому-то божественному определению не станут подлинными философами". Но дело-то, конечно, ни в том, что кто-то с кем-то спит или, проще говоря, начальник трахается с подчиненной прямо на работе. А в том, что когда сливается глупость с пошлостью, то начинается еще более активная травля добродетели! Ну, например, если директор связывается с особой, имеющей мировоззрение официантки, то и дела учреждения постепенно переходят на кухонный уровень. А посадите самовлюбленному демагогу, вроде бы внешне и похожему на мужчину, но почему-то сбрившему бороду, истерику на колени. Тогда из такой "половой клумбы" вытянет голову ничем неизгладимая нарциссомания!

Часто зажиревший гусак с головой наподобие помойного контейнера, переполненного отходами человеческого бытия, корчить из себя фон-барона или радетеля за народ, понимая под этим кучку лицемеров, холуев, подхалимов. Вот такие выплески генетической "привычки к рабству" медленно, но верно разлагают общество, отталкивают умных и достойных людей от активной и полезной деятельности…

Примерно на этой стадии судебно-медицинской экспертизы я почувствовал, что практически полностью выполнил приказ министра здравоохранения № 407 в части привлечения узкого специалиста к расшифровке частных вопросов, имеющих неоценимое значение для следствия. Дальше в экспертизе пошла обычная рутина, практически не отделяющая патологоанатомическое вскрытие от судебно-медицинской практики. Тут уже исподволь вступал в силу Приказ министра здравоохранения от 29 апреля 1994 года № 82 "О порядке проведения патолого-анатомических вскрытий". Требовалось тщательно изучить покойного, пройдясь ножом по органам и тканям. Наташа изучала и описывала состояние здоровья пострадавших, имевшее место перед взрывом. Практически все системы организма у обоих пострадавших были во вполне сносном состоянии. У директора, правда, несколько увеличена печень от чрезмерного усердия за банкетным столом. А у Гордиевского отмечались маленькие отклонения в работе панкреаса: по периферии ткани поджелудочной железы фиксировалось катаральное воспаление. Кстати, от этого тоже возникает неадаптивная заносчивость, раздражительность и немотивированная злоба на люде, ибо расщепление сахаров в организме таких субъектов часто основательно спотыкается.

Теперь, удовлетворив любопытство по главным звеньям своей версии, я остыл к остальным находкам. Дальше я только присутствовал на вскрытии, сторонясь холодных трупов, к которым интерес уже был потерян. Даже после смерти, такая публика была мне чужда. Наташа завершала потрошение самостоятельно, практически в одиночку – я даже отодвинулся от секционного стола на почтительное расстояние, привалился спиной к подоконнику.

Мне оставалось размышлять о своем, то есть о том, что принадлежало только мне – моей памяти, плоти, интеллекту. Я смотре в окно, наблюдая за тем, как и Олег мучился воспоминанием "о своем": он тяжело переваривал увиденное в секционном зале, наверняка, проводя параллели с личной бренной жизнью, ее прошлом, реальными возможностями, перспективами. Олежек присел на трубчатое ограждение газона рядом с нашей машиной, закручинился, усиленно отгоняя приступ рвоты. Картина была весьма плачевной…

Вскоре Наташа закончила возню с трупами. К этому времени и посмертное окоченение стало проходить: страдальцы распрямили ноги и руки, теперь они спокойно лежали, продолжая удивлять мир своей полной безголовостью. В атмосфере секционного зала нависло ожидание вынесения приговора судебной медицины.

Трупы Шкуряка и Гордиевского приговор мало интересовал, но следствие в лице Колесникова очень волновалось. И ежу понятно, что заключение эксперта, словно несмываемая печать, оттискивается на листах официальных документов, уходящих в суд, а затем и в архив на длительное хранение. Кто знает, возможно, потомки раскопают славную историю живущих сейчас. Их приговор будет историческим, по-особому интерпретирующим следственные ошибки, уточняющим справки о личностях, живущих в наши времена на земле!.. Может быть, к некоторым из нас подойдут с той же меркой, что и к жизни Александра Македонского…

Чувствовалось, что Наташу заинтриговало мое внимательное рассмотрение некоторых анатомических деталей. У нее, естественно, не было столь расширенного кругозора. Доктора наук – это весьма умные люди, а кандидаты наук – только "полоумные" люди. Ну, а все остальные проходят просто по иному табелю о рангах. Алехиной хотелось обменяться впечатлениями, профессиональными соображениями, но вместе с тем и что-то еще другое заставляло тянуть время, не отпускать нас, ее гостей, от себя. Она предложила мне и Колесникову выпить по чашечке кофе в собственном маленьком кабинетмке. Колесникова от брезгливости передернуло, я же согласился, наверное, только для того, чтобы продлить общение с былым – с "вехами молодости". Мы втроем перешли в конурку врача на втором этаже: здесь Баба Яга была хозяйкой. Я поискал глазами "помело", на котором она прилетает на работу, а вечером совершает обратный маневр. Его не оказалось, но очень хотелось верить, что "помело" существует. Просто Наташа прячет его в укромном месте – скорее всего, в стенном шкафу. Не может обычная, нормальная женщина, занимаясь ремеслом судебно-медицинского эксперта, при этом еще и желать резвиться в постельке с нормальным мужчинкой, готовить ему пищу, рожать и воспитывать детей, зачатых от простого смертного. Наверняка у Наташки были извращения, но даже из крайнего любопытства я не стану их расшифровывать. Пусть сохранятся у Бабы Яги ее маленькие тайны…

Наташа сварганила кофе – вкусный, жесткий, бодрящий. Мы присосались к кружкам. Чувствовалось, что Натаха пила кофе почти ведрами, – разговор пошел о только что проведенном вскрытии. Штатного эксперта интересовали детали, обнаруженные мною и, самое главное, мое их толкование. Но, почувствовав мою холодность к обсуждаемой теме, женщина попыталась переключиться на исключительно женское. Она подбиралась к моему сердцу на мягких лапах: покатились воспоминания о детстве, проведенном в общем дворе нашего прежнего дома. Ничего в том дворе по крупному счету, оказывается, не изменилось, только поменялись соседи, скверик несколько благоустроили, деревья подрастили и подстригли, популяция котов и кошек поменялась многократно. Я незаметно уселся на любимого конька – на тему о кошках – моих любимых животных.

Люди страшно неблагодарные и несправедливые по отношению к этим милым существам. Вот Москву заедают крысы, столичное правительство собирается тратить значительные средства на отраву для крыс и мышей. А лучше потратить деньги на создание комфортных ниш для кошек в каждом дворе. Тогда и крысы были бы вытеснены, уничтожены. Но для того необходимо создать правильное равновесие в животном мире.

В нашем прежнем дворе именно я поддерживал такое равновесие, и дворовые кошки побеждали крыс. Родословная опекаемых мною кошек тянулась целой генетической цепочкой: у кошек была единая масть, она и передавала боевые повадки своим потомкам по наследству. Я стоически выкармливал новых детенышей, ограждая их от голодной смерти в раннем возрасте, в периоды бескормицы, возникающие зимой. Пока кошачье племя было на дистанции моего внимания, оно жило припеваючи, отвечая мне взаимным вниманием и лаской. Теперь же жильцы дворового оазиса были более расчетливы и эгоцентричны, но недальновидны. Короче говоря, пошла совершенно тупая публика. А от того кошки сильно исхудали и перешли на самообеспечение, атаковывая, главным образом, помойные баки. Там они месили отходы вместе с крысами.

Допили кофе, потрепались еще кое о чем малосущественном: эротический импульс даже от кофе не проявился! Но расстраиваться по такому поводу и не стоило. Распрощались, пожелав друг другу не пользоваться услугами того заведения, где уже более сорока лет проработала Наташа Алехина – добросовестный и знающий судебно-медицинский эксперт, дочь великого вокалиста…

"Трупы рабов Твоих отдали на снедение птицам небесным, тела святых Твоих зверям земным; Пролили кровь их, как воду, вокруг Иерусалима, и некому было похоронить их. Мы сделались посмешищем у соседей наших, поруганием и посрамлением у окружающих нас" (Псалом 78: 2-4).

Обратно ехали молча, секционные находки не обсуждали, чтобы не возбуждать регургитацию у Олега. Он все еще никак не мог уйти от тяжелых воспоминаний. Но я-то подозревал, что ко всему прочему у него добавились болезни совести: он мог вспомнить других двух иродов, напавших на кудрявого молодого человека в парадном. Олег тогда вступился за него и помог кое-кому проститься с жизнью. Такие, как сегодняшняя, экскурсии заметно отрезвляют гордых бойцов, подводя их к умиротворению, к пониманию заповеди Божьей: "Не убий!"

Зазвонил мобильник, спрятанный у Колесникова в кармане: это Владимир искал с нами связи. Он недолго поговорил о чем-то с Колесниковым – тот отвечал ему односложно (Да, Нет) – затем Владимир попросил меня к телефону.

– Александр Георгиевич, у меня большая к вам с Олегом Марковичем просьба: побудьте в распоряжении Колесникова еще некоторое время, я сам за вами заеду в ментовку, все подробности при встрече…

Как тут откажешь человеку, спешащему позаботиться о твоем благополучии. Конечно, я дал согласие, предварительно уточнив настроение Олега. Так мы снова оказались в здании 127 отделения милиции, в кабинете начальника следственного отдела. Но были мы там недолго: ему же было необходимо работать, а мы просто ели его и всех посетителей нахально любопытными глазами. Особенно настойчиво и прицельно мы изучали посетительниц – тут у нас был свой весомый интерес. Колесников передал нам свой мобильник и проводил на первый этаж: там в знакомом нам "обезьяннике", под присмотром известного нам милиционера мы должны были провести некоторое время. Узилище – иначе тюрьма – оно и есть узилище, там всегда и всем кажется сыро и неуютно, тоскливо. Для начала мы с Олегом отзвонились дамам сердца и успокоили их относительного нашего затянувшегося задержания. Многократно мысленно и на словах мы расцеловали сладкие мордашки наших взволнованных девочек, пощекотали блудливыми словами специальные места. Осталось пообещать телефонировать моментально в случае малейших изменений обстановки. Прощались, почти обливаясь слезами! Затем мы подремали на сдвинутых стульях. Заботами Колесникова был организован скромный обед из трех блюд – нам его доставили прями "в номер". Мы с аппетитом все слопали, но добавки никто не предложил: видимо, в столовой милиции была напряженка, лишними продукты не оставались, ибо у ментов великолепный аппетит. За обед мы отказались платить принципиально!.. Зав кухней все переписала на счет Колесникова…

Часа через четыре явился Колесников: уже в дверях, мельком взглянув на выражение его лица, мы понял, что приключилось что-то экстраординарное. Заметил это и наш охранник. Он, несомненно, хорошо знал своего шефа и умел читать некоторые его мысли, минуя подробную беседу.

Колесников сел рядом на шаткий стульчик, и как-то сгорбившись чрезвычайно, углубившись в себя, просидел молча минут восемь – десять. Затем, что-то решив для себя абсолютно точное и достоверное, заговорил:

– Недавно стало известно, что сегодня, пока мы с вами катались по городу, да развлекались в Городском бюро судебно-медицинской экспертизы, погиб подполковник милиции Егоров Юрий Валентинович…

Нависла гробовая тишина: мы с Олегом молчали потому, что были потрясены и удивлены, Колесников и сержант милиционер молчали потому, что языки у них на некоторое время в жопу ушли. Трудно даже весьма подготовленному человеку осознать нелепость случившегося. Это при всем при том, что мы с Олегом были на глазах ментов весь день – с раннего утра. Наконец, Колесников понял окончательно, что необходимо быть откровенным на все сто процентов: от меня можно было получить помощь квалифицированного специалиста – судебно-медицинского эксперта, способного разбираться в сложной казуистике. Он заговорил мягче и примирительнее:

– Странным является то, что, по заявлению супруги, Егоров, оказывается, покончил жизнь самоубийством, будучи в нетрезвом состоянии. Но характер, метод, избранного для такой непростой акции воздействия, выглядит, по крайней мере, выходящим за пределы разумного и объяснимого с позиций нормальной логики. Подполковник полоснул себя большим охотничьим ножом по горлу…

Мы вытянули шеи, словно описавшиеся жирафы, только что повстречавшие королеву красоты Оксану Федорову. Новоиспеченный капитан милиции, шикарная молодая женщина с большими перспективами в карьере представилась нам в полной парадной форме, но вместо фуражки на королеве красовалась корона, вся обсыпанная бриллиантами величиной с куриное яйцо. Череп королевы был слишком великоватым, на мой вкус. Мы разделяли восторги жирафов! Сцена встречи происходила посреди субтропической саванны… Это – что-то!.. Как же ее не изнасиловали мрачные бедуины, постоянно шныряющие в здешних местах на арабских скакунах, страшно выносливых и не просящих воды сутками? Почему отпустила Оксану в свободное плаванье родная милиция, мать, любовник, покровитель? Что вообще творится на белом свете?…

Однако Колесников не прекращал нас удивлять – на этот случай у него в запасе была масса неожиданных признаний. В соседней квартире, оказывается, был обнаружен труп известного врача-психотерапевта, якобы праздновавшего в сугубо женской компании свой день рождения. Компания разошлась, а психотерапевт остался в одиночестве. Однако скоро его стал накрывать мрак помутнения рассудка. Доктор чувствовал себя все хуже и хуже. Через пару часов он впал в кому и благополучно ушел в мир иной. Предположительный диагноз: отравление неизвестным ядом…

Но самым потрясающим было то, что в числе членов той загадочной женской компании была жена Егорова, работавшая в местной поликлинике № 14. Имя и отчество той демонической женщины в данном случае для нас не имело большого значения. Но то, что правильнее для законного мужа и временного хахаля обходить ее стороной, было совершенно очевидно. Нам с Олегом никогда не доводилось осуществлять половой акт на плахе. Перспектива быть убитым через некоторое время или сразу же после оргазма, никогда не нависала над нашими головами подобно Дамоклову мечу. Со всей очевидностью кончик "кончика", а затем и нос зачесался у нас от ощущения пропущенного удовольствия… Надо же: кому-то везет – посылаются острые ощущения. А нас, истинных искателей приключений, судьба постоянно обносит благодеяниями…

Колесникову не хотелось подключаться к нашему стебу, он даже в сердцах назвал его "неуместным". Печаль начальника следственного отдела было понять: раскрывать убийство или самоубийство, или несчастный случай придется именно его отделу. Мы же иронизировали по поводу того, как накануне дурные милицейские головы выстроили целую систему поклепа относительно наших с Олегом бесшабашных персон. А вот теперь – все моментально прояснилось: тайные черные силы надо искать в других группировках. Если не добьешься удобоваримого результата, то строгие организационные выводы неминуемо лягут на погонные плечи!

Все мы хорошо понимали общий расклад. Его величество Закон ударил во все колокола. "Лишение жизни какого-либо человека в результате самостоятельного или опосредованного действия (физического, психического) или бездействия – при отягчающих обстоятельствах (часть 2 статьи 105 УК), или без таковых (часть 1 статьи 105 УК), или матерью новорожденного ребенка (статья 106 УК), или в состоянии аффекта и прочее…" Все это дифференцировать, обосновать и доказать порой бывает очень непросто. Иногда клубок противоречивых обстоятельств оказывается так туго затянутым, что распутывать его приходится годами. На следственном отделе все это время продолжает висеть "нераскрываемость", иначе говоря, "глухарь". Ну, попробуй выделить и потянуть за многочисленные, но моментально рвущиеся ниточки: запутаешься в причинно-следственных связях. Все здесь неопределенно, зыбко – между смертью человека и действием (бездействием) подозреваемого оказывается дистанция огромного размера. От одного подробного описания места, времени, способа, иных обстоятельств убийства становится тошно. Я вообще удивляюсь людям, идущим на работу в следственные органы. Мое-то дело всегда было маленьким: выпотрошил жмурика, описал свой взгляд на суть выявленных изменений и отъезжай в сторону. А дальше начинают, засучив рукава, копать протокольный перегной следователи.

Колесников все мялся и мялся, а я не спешил ему помогать: пусть, сука пушистая, знает как маять честных людей в узилище – держать на казарменном положении, на малокалорийной диете, без ванной, без любимой женщины, наконец!.. Когда вспоминаешь о "мытарствах", обрушившихся на нас с Олегом в последнее время, то пропадает желание сотрудничать с органами дознания, помогать правосудию. Мой голос слегка надтреснул, в нем образовались ручейки слезливости, жалости к самому себе, появились нотки "вселенской печали", идущей откуда-то из детства, когда мама ни за что, ни про что ставила носом в угол… И тут раздался голос Олега, ему, видимо, надоело наблюдать театр одного актера, к тому же напрочь лишенного сценического таланта…

– Саша, ты кончай дурочку-то ломать! Родная милиция тебя защищала, предоставила кров и пищу, а ты им взамен – черную неблагодарность!

Олег всегда оставался ортодоксом больше, чем надо. В споре с ним было трудно бороться: он по каждому пустяку вспоминал Закон Всемирного Тяготения и пытался эксплуатировать его заезженные формулы. Олег испытывал такой метод даже для объяснения психологических тонкостей полового влечения. Порой мне казалось, что мой друг сбрендил, так весомы были аргументы его явного умопомрачения.

– Что майору на колени перед тобой вставать, чтобы ты соизволил дать согласие на участие в осмотре места преступления и дальнейшего вскрытия трупов. – продолжал Олег меня строить, нисколько не учитывая глубину моей печали, имеющей вполне эстетическую, а не прагматическую символику.

У меня оставалось два выхода: первый – обматерить всех, залезть в бутылку и не вылезать из нее ни под каким предлогом; второй – пойти на извечный компромисс интеллигентного человека, привыкшего дарить снисхождение "малым детям". Я выбрал второй вариант.

– Павел Олегович, надеюсь вы понимаете, что мы с господином Верещагиным при любых обстоятельствах готовы сотрудничать с честными представителями правоохранительных органов. Тем более, что вы, как я понимаю, заинтересованы лишь в том, чтобы я с моим другом только посетил вскрытие трупа подполковника Егорова и еще одного пострадавшего – известного психотерапевта. Для нас такая работенка – сущие пустяки…

– На хуй! на хуй! – раздался раздраженный взрыв голосовых связок Олежека, от возмущения он подскочил и забегал по комнате. – Вы сами разбирайтесь с трупами! Только от одного напоминания меня опять начинает мутить!..

Олег матерился редко, все больше изображая из себя светского человека, напоминая при каждом удобном и неудобном случае, что он выпускник физико-математического факультета университета. Такого рода вожделение своей ученостью протягивало ноги еще из тех времен, когда "физики" и "лирики" вели нешуточные споры. Физика относилась к романтической области знания, на ее представителей девушки смотрели, долго и пристально, забывая закрыть рот, а от того по губам и подбородку у них текли слюни… Молодые артисты Смоктуновский и Баталов наделали много шума. Они навязали с экранов кинотеатров, вполне доступных миллионной аудитории, не избалованной киношедеврами, поведенческие штампы. Герои соцреализма по мужской линии спокойно подставляли свои организмы под радиоактивное излучение, а верные женщина тайком бились в истерике на кухне малогобаритной квартиры, но на людях не смели ударить лицом в грязь заурядного быта.

– Что же ты, пижон, раздаешь векселя за мой счет, – это уже взорвался я, – тебя кто просит соваться, добродетель хренов! Ты, наверное, полагаешь, что это игрушки, сущие пустяки судебно-медицинская экспертиза: да я собственной головой отвечаю за каждое свое слово, отмеченное в "Заключении"… А делать-то все приходится совершенно бесплатно. – скромно дополнил я свои бурные замечания, потупив взор.

Олег побагровел и потерял дар речи: ему было трудно подобрать слова, чтобы по достоинству наказать мое стяжательство. Потом он, видимо, узрел в моих глазах смешинки и понял, что для меня все сказанное был простецкий стеб. Верещагин перестал верещать и обмяк, скоро он уже улыбался и подхватил розыгрыш.

– Ну, тут, Саша, я тебя поддержу: только за мучения брезгливостью необходимо платить серьезные башли судебному медику, тем более твоего уровня квалификации.

Олег, не тая усмешку, обратил взгляд на Колесникова. У того не дрогнул ни один мускул на лице. Павел Олегович заметил более серьезно, чем требовалось для обычной шутки:

– Скажу откровенно: денег на оплату консультантов по судебно-медицинской экспертизе у нас нет. Но мы можем оформить вас по статье: оплата расходов на осведомителей…

Колесников держал марку до конца: лицо его было непробиваемым для психоаналитика.

– Но для этого придется все оформлять чин-чинарем: согласие на работу осведомителем, прохождение курсов спецподготовки, согласие с тем, что за вашу жизнь милиция не несет ответственности…

Он, видимо, решил включиться в розыгрыш, но по-особому, по милицейскому. Только нам не хватало связываться с "осведомительством"!.. Павел Олегович был профессионалом – он знал, чем можно подавить сопротивление на допросе любого человека. Для нас он выбрал точный стиль – "дисциплинирования". Он показал его возможности. Внутренне мы ему аплодировали!..

– Ладно, кончаем шутить. – проговорил я миролюбиво. – Когда необходимо ехать?

– На место событий необходимо ехать сейчас, а уж вскрытие будем творить завтра утром. Нет возражений? – заключил разговор Колесников.

В ответ нам оставалось только утвердительно мотнуть головой. Но Олег все же решил выгородить для себя нейтральную территорию.

– Надеюсь, никто не будет возражать, если во время осмотра места преступления я посижу в машине, а на вскрытие – вовсе не поеду? От меня в таких делах толку мало…

Колесников согласился с приведенными доводами, ну а мне хорошо тогда, когда моему другу отлично!

Прибыли на место, когда бригада специалистов еще не закончила работу, а следователь – то была Иванова Елизавета Генриховна, затянутая в опрятную милицейскую форму – уже вовсю опрашивала свидетелей. Особо основательно она "качала" жену Егорова – Генриетту Семеновну. Это была женщина примерно тридцати восьми – сорока лет, небольшого роста, миловидная. Мое внимание притянули ее глаза: большие, выразительные, черные. Чувствовалось, что женщина-врач владеет гипнозом и что-то ее роднит с нечистой силой. Даже Иванова, раскручивая Генриетту, старалась не встречаться с ней взглядом. Я обратил внимание на опыт и высокие профессиональные навыки следователя – Иванова настойчиво, но не спеша все раскладывала по полочкам. Потом от таких первых показаний никуда не денешься. Они, может быть, и есть тот искомый "момент истины", дорогого стоящий. На него будут опираться в течение всего последующего следствия и показаний на суде. Я подумал: "Вот может же, зараза, работать толкова, если не втягивается в дурацкие интриги"!.. Странный народ эти бабы, пытающиеся делать карьеру…

Мне приходилось и раньше встречаться по работе с Генриеттой Семеновной, я относил ее к разряду загадочных личностей. Не понятно, как Егорову удалось вляпаться в такой семейный дуэт. Генриетта приехала с дальнего Севера, где когда-то работала главным врачом противотуберкулезного диспансера. Во всем ее облике было что-то шаманское. Я не удивился, если бы мне сказали, что она сутками танцует у колдовского костра, ведя сложные разговоры с духами. Такая женщина может не только задавить суггестией вялого мужчину, внушив ему черте-какой приказ, но и сама перерезать горло любому, кто окажет ей сопротивление. Ей бы не в медицине, а в милиции работать – там где смертные приговоры приводят в исполнение сразу после задержания, без суда и следствия…

Мы с Колесниковым походили по комнатам обеих квартир, оценили следы возможной борьбы, качество устроенности жизни того и другого убиенного. Но пока не складывалась общая картина происшедших событий. Но, скорее всего, мешало отсутствие деталей чисто врачебно-экспертного характера: пора было остановить внимание собственно на трупах. Что-то не нравилось мне во всей этой истории и в том, как она представлялась показаниями некоторых свидетелей. Гложили почему-то сомнения в том, что следствие на правильном пути, и я решил проводить собственное расследование.

В том было что-то от "журналистского расследования": нового веянья сегодняшнего дня, по моему убеждению, приносящего огромную пользу. Только так и должно быть: "глас народа – высший глас!" Не потому, что административная субординация так складывается, а потому что откровения "незаинтересованной стороны" всегда предпочтительнее мыслей даже самых умных и честных людей. Они дороже, чем компетентное мнение высоких профессионалов-одиночек. Но самый лучший вариант, конечно, – это сочетание того и другого. Вспомнился недавний случай: подполковник милиции во Владивостоке бьет по лицу женщину с ребенком на руках. Нашу простую русскую бабу, измотанную непосильным трудом в рыболовном флоте, отчаявшуюся найти правду, вернуть заработанные деньги для того, чтобы накормить ребенка, лупит по лицу сытый боров. Журналист и оператор телевиденья оказались в нужном месте вовремя!.. Хвала им и слава! Их выводы просты: кто тебе, жирная рожа, позволил бить нашу русскую бабу и ее малыша? Да мы за простого человека горло тебе вырвем! Тут же камера перенацеливается еще на одну жирную рожу – зарвавшегося ворюги, именно по его вине толпятся голодные люди на проезжей части улицы. Так ты, жирный боров, в милицейской форме, иди бей морду тому ворюге, а не калечь обворованную женщину! Тогда мы тебя и к ордену представим. А если ты находишься на довольствие у отпетого ворюги, то тогда – катись на пенсию!..

Вот так и я, решил посмотреть на случившееся глазами умного, заинтересованного докопаться до правды журналиста. Я почитал собранные показания, похлопал глазами на месте преступления и, наконец-то, взглянул на трупы…

В психотерапевте – так мне его представляли до сего момента – я узнал известного мне человека: Рубен Георгиевич был заведующим межрайонной психиатрической ВТЭК. Приехал этот молодой мужчина в наш город из Уральска, после окончания Актюбинского медицинского института. Он имел жену и двоих сыновей, для устройства жизни поступил на работу в рядовую поликлинику участковым терапевтом, благодаря чему получил служебную площадь. Наверное, квартирный вопрос так быстро решился благодаря усилиям главного врача – жены подполковника Егорова. Рубен был классным мануальным терапевтом. Он легко снискал себе славу "колдуна": успех пришел при лечении перезрелых дам с застарелыми остеохондрозами, да накатывающимися исподтишка климактерическими неврозами.

Сам Рубен был высоким, худощавым, с женской конституцией интеллигентом. Рыжая шевелюра не портила его, но казалась странной для тех кто его знал получше: ведь отец его был армянином, и только мать, яркая шатенка, передала русский генофонд. Чьи предки могли подарить рыжий цвет волос, трудно предположить. Много женского и мягкого в облике Рубена Георгиевича – голос, манеры, скользящая, как у лебедушки, походка. Видимо, за приметную близость к женской стати и любили Рубена пациентки. Отсюда и пошла кликуха "психотерапевт", но собственно психотерапией он особенно и не занимался. Были у Рубена многочисленные "подружки" среди женского персонала поликлиники и психиатрической ВТЭК. В такой теплой женской компании он и отмечал день рождения у себя дома. А жена в это время с сыновьями уехала на дачу к подруге. После "вечеринки" начались кошмары: выпил-то, кажется, немного, а симптоматику отравления стал выдавать отчаянную.

Я всегда говорил друзьям, особенно доброму доктору Айболиту – Коле Слизовскому, ведущему беспутный образ жизни: "Не пейте никогда с бабами на брудершафт! Даже с собственной женой этого не стоит делать, особенно если фактически находишься с ней в разводе!" Коля никак не хотел взять в толк мои слова: может нависнуть беда, как грозовое облако в понедельник. Слизовский плохо прогнозировал грядущие события, а потому устраивал сцены супруге: из-за использования квартиры, из-за легкого, безобидного "левака", да просто интереса ради он заводил разборки!" Женщины, по скудоумию своему, резко подвержены тяге к "острому опыту". Достаточно вспомнить хотя бы историю Евы и Адама, случившуюся еще на заре Человечества…

Рубену, по всей вероятности, не передали подобный опыт вовремя. Скорая помощь (специализированная бригада) застала его в коме. На полу и диване, где он валялся бездыханный, были следы основательной кровавой рвоты. Естественно эскулапы с горяча решили, что имеет место массивное язвенное кровотечение и решительно залезли в желудок гастрофиброскопом. На ту решительность врачей организм Рубена ответил рефлекторной остановкой сердца. Из состояния клинической смерти его уже вывести не смогли – организм сдался, потому что на него действовал неизвестный яд потрясающей силы.

Интересно, что как не искали менты бутылки из-под алкоголя в квартире Рубена, им не удалось найти ни одной посудины со следами неизвестного яда. Все было убрано, вымыто, аккуратно сложено на полках и в шкафах. Толи врожденная женская чистоплотность выступила на первый план в той непростой истории, толи предусмотрительность страшного шамана, развращенного расчетливой безнаказанностью… Даже отпечатки пальцев нигде не удалось зафиксировать – вся мебель, вещи были тщательно протерты влажной тряпкой. Так бы наши жены делали уборку в собственных квартирах!

Мы перешли в спальню квартиры подполковника Егорова. Его труп еще не убрали с постели. Предсмертной записки не было: жена заявила, что вгорячах сожгла ее… Странно: как же она теперь будет укладываться в эту большую двуспальную кровать? Ведь из нее совсем недавно вытащили труп "горячо любимого" мужа. Но так ли уж горячо она его любила? С какой стати толкалась на "вечеринке", где потом все было столь тщательно убрано…

Я внимательно всмотрелся в труп: Егоров выбрал странный, довольно редкий способ ухода из жизни. Он же не работал мясником на колбасной фабрике, не резал скотину по деревням российской глубинки, наконец, никогда не был кавалеристом. Так от чего же сознание подсказало такой странный способ: чик… огромным охотничьим ножом себе по горлу!..

Нож, нет сомнений, был великолепно отточен: никаких шероховатостей на срезе не осталось, абсолютно ровные края ран. Но глубина той раны была неимоверная – голова, как говорится, держалась на волоске! И все это единым махом, собственной правой рукой… Стоп!.. Почему же правой? Труп лежит на левой стороне постели, и разрез свидетельствует, что нож полоснул по горлу справа налево!.. Значит делал он его левой рукой…

Эту особенность мы оценили с Колесниковым почти в одновременно… Такая находка меняет дело. Колесников хорошо знал, что Егоров был правша. Но почему-то для самоубийства он выбрал левостороннюю позицию. Однако с той же стороны было легко подойти и возможному убийце для того, чтобы именно правой рукой полоснуть спящего, выпившего или находящегося под транквилизаторами человека…

Смертельный вопрос повис в воздухе, как топор палача. Но почему-то с занесенного топора уже начинала капать кровь – чужая кровь! Мы бросились к показаниям жены Егорова: черт возьми по ее словам, во время трагедии она была на "вечеринке" в квартире Рубена. Она так и говорит: "Муж мучил меня приступами ревности! Я и в этот раз ушла, чтобы не слышать его беспочвенных обвинений" Вот он "страшный подполковник", вот она легенда о сатрапе, бьющем беззащитную женщину по лицу кулаком. Но Егоров был маленький с рыженькими усиками мужичек, уж очень сильно походивший на женщину. Он мог плести коварные интриги, демонстрируя в их логику садизм, но функции палача – это не его специальность… Его жена сама могла съездить ему кулаком по физиономии, причем не единожды! Он же станет только утираться и слезы лить…

Колесников отозвал капитана Иванову в спальню и, показав "находки", попросил попробовать замотать супругу на деталях, на их нестыковке. И она, как бык, прошедший только что операцию по вылущению яиц, рванула не зализывать раны, а месить своих обидчиков. Теперь она выколотит из Генриетты все что нужно, назревал новый поворот в дознании. Колесников был уверен в том, что Иванова через минут пять "раскрутится". Тогда она уже будет действовать, как бык с парочкой подшитых яиц величиной со страусовые. Приказ "на поражение" будет обязательно выполнен. Главное, чтобы она – с горяча, от большого служебного рвения – не влепила "страдающей супруге" чем-нибудь тяжелым по голове. Капитан Иванова, кстати сказать, как и нынешняя "Королева Красоты", является мастером спорта по рукопашному бою среди женщин. Она великолепно стреляет, бегает, прыгает… ложится на живот, а если хорошо попросить, то и на спину, маняще раздвинув ноги! Но наша "королева" может квалифицированно приложить по башке рукояткой личного ПМК.

Вообщем, с большой печалью мы с Колесниковым спускались по лестнице, уже основательно задымленной и заплеванной оперативниками. Нас ждала машина, а в ней изнывал от нетерпения Олежек, бдительно охраняемый доверенным лицом – сержантом милиции.

Ехали молча, каждый думал о своем. Я и Колесников в уме сопоставляли факты, различные детальки, шевелили губами, что-то осмысляя и иногда воспроизводя обрывки мыслей вслух. Олежек думал тоже о своем, затаенном: его мучил вопрос и состояние ему сопутствующее – успеет ли он доехать до узилища, не обоссавшись прямо в машине. Сержант из-за служебного рвения не выводил Олега "до ветру". И не стоит обижаться на милиционеров: бдительность необходимо только приветствовать. Хорошо еще, что сержант не приковал страдальца наручниками в машине к дверной ручке или рулю!..

Все обошлось: Олежек дотерпел, но ворвался в туалет с такой скоростью, что менты, сидевшие величавыми воронами на унитазах, соскочили моментально, бросив штаны и схватившись за автоматы. У них в застывших мозгах сложилось впечатление, что здание отделения милиции атакуют террористы: вот первый уже ворвался в самое сердце закрытого учреждения. Однако ошибки бывают у всех. И когда я тоже, правда, со значительным интервалом, заглянул в туалет на огонек, Олегу удалось и пописать, и убедить ментов опустить оружие. Теперь, остудившись, менты занимались подтиркой, да одеванием форменных брюк, как положено по уставу.

Скоро подошел и наш сержант – он помог установить должностное равновесие в туалете, помочился бойко. И мы отправились все вместе в "палату" временного пребывания. Теперь на досуге я получше оглядел наше узилище и понял, что лучше собственного дома места нет на Земле. Тюрьма, она и есть тюрьма – сырая, мрачная, скучная. Именно от ожидания возможного заточения зреют исподволь бунты в народе. Не доверяет простое население своим властелинам, страхуется заранее, тешет мечту открутить загодя голову своим потенциальным узурпаторам.

В тяжелых думах прошел вечер: ужином не кормили, а с барского плеча (Колесников расстарался) угостили нас каждого пакетом кефира, да сдобной плюшкой. Добавки из скромности мы просить не стали, принимая испытания судьбы, как должное, способное принести пользу. Пусть то будет профилактической разгрузкой желудочно-кишечного тракта. Но мучения наши длились не очень долго: приехал Владимир, о чем-то пошептался с Колесниковым и теперь уже под собственным конвоем отвез нас с Олегом к себе на квартиру.

Я отметил некоторые странности: как только мы вылезли из автомобиля, припаркованного Владимиром метрах в пятидесяти от подворотни нужного дома, к нему подошел сравнительно молодой парень. Шептались наши опекуны не долго, парень уселся за руль автомобиля и умчался. Только тогда мы всей гурьбой двинулись во двор. Владимир, подходя к внутренней кромке арки, приостановил нас властным жестом, а сам продвинулся несколько вперед, внимательно огляделся. Его взгляд шарил по крышам домов, сжимающих тугим кольцом двор, прошелся по окнам верхних этажей. Только потом Владимир дал команду двигаться за ним. В том было что-то новенькое, интригующее…

Мы с Олегом переглянулись: "Черте что и сбоку бантик!.. Шпионские игры какие-то"!.. Но становилось интересно: какой мужчина, даже перезрелого возраста, не согласится вспомнить детство… В любом мужике до самой старости живет мальчишка. Поднимались по лестнице, оставаясь каждый при своем мнении: Владимир, видимо, считал осторожность – залогом победы, мы же с Олегом собирали в сознании дюжину смешливых бесенят… Володя не стал открывать дверь своим ключом, а позвонил – новая странность!.. Дверь – как я понял, только после визуальной идентификации звонящих изнутри квартиры – открылась, подчиняясь воли еще одного действующего лица. Мы ввалились толпой, и я тут же узнал нового "домового": это был Анатолий Гончаров – парень под два метра ростом, здоровый, кряжистый, сильно поседевший "медвежатник". Владимира и Гончарова связывали какие-то особые дела и симпатии, доставшиеся по наследству от Сергеева – отца Владимира и давнего друга Гончарова. Конечно, Анатолий не был "медвежатником" в криминальном смысле слова – он не крушил сейфы отдельных богатеев, частных и государственных банком. Гончаров профессионально занимался охотой на медведей, посещая для этого различные уголки нашей необъятной родины. Сейчас почему-то он оказался в Санкт-Петербурге, где, как известно, медведи водятся в живом виде только в зоопарке, да в музеях в облике покрытых молью чучел… Мы поняли, что начинается новая тайна – загадочное приключение, способное будоражить воображение, проворно гонять кровь по артериальной и венозной системе мужского организма…

Олег от нетерпения потирал руки, требуя этим жестом быстрейшего посвящения в тайны, решительного ввода в дебри увлекательных приключений. Я тоже сгорал от нетерпения. Володя переглянулся с Гончаровым и оба ухмыльнулись, их гримасы совершенно отчетливо передавали общий смысл настроения и отношения к нам: "Ну, истинно! Веселятся как дети, а впору грустить"… Никто и ничего не стал нам объяснять, нас пригласили на кухню, где был стараниями Анатолия Георгиевича уже приготовлен шикарный ужин: жареные куры (а ля табака), несколько бутылок прекрасного кубанского вина, свежие овощи и зелень. Мы с Олегом порядком истощлись от "милицейского поста", потому набросились на пищу и вино, напрочь забыв об ожидавших нас "приключениях". Забавно: два недоумка взахлеб пили вкуснейшее вино, а наши "педагоги" только ели, не прикасаясь к "алкогольной отраве"… Но пусть им будет хуже – нам же больше достанется!..

Трапеза закончилась, и нас с Олегом потянуло ко сну. Никто и не собирался разрывать наши объятия с Морфеем: нас легонькими шлепками растолкали по комнатам, где мы и "пригорюнились" на диванах, укрытые пледами…

"Спокойно ложусь я и сплю, ибо Ты, Господи, един даешь мне жить в безопасности" (Псалом 4: 9).

"Туманил рассудок серный чад, исходящий из трещин в зияющем основании пещеры, уже давно названной Дельфийским Оракулом. На высоком треножнике, томясь в ядовитых струях газа, замерла Пифия – стареющая прорицательница, бывшая, как и все нормальные женщины, когда-то молодой, и совершенно здоровой, и неотразимой. Ее отличала та особая стать, что бросает вызов банальной мирской красоте и банальным предрассудкам. Пифия в молодые годы была необычайно притягательна: каждая линия ее тела, каждая черточка, оформляющая запоминающееся лицо, наделена гипнотической силой. Взгляд любого человека невольно фиксировался на этой женщине, и через некоторое время сознание смотрящего уплывало в мистические дали. Сколько умов, переполненных вожделением, заставила храмовая жрица плутать по лабиринтам внушения, творимого неведомой силой. Теперь Пифия от хронического отравления порядком "увяла", но вместе с тем приобрела еще большую загадочность и силу воздействия на сознание человека, явившегося к стопам Дельфийского Оракула за откровениями, за пророчеством…

Сюда не однажды являлся и наследник царя Филиппа – молодой, горячий, требующий быстрейшего разрешения всех споров с Богом и народами Александр Македонский. Уже в те времена жрица понимала, ощущала то, что имя Александр даже само по себе заряжено сильнейшей энергетикой. Много позже неведомые американцы с помощью каких-то сверсовременных приборов докажут, что это именно так… Ну а пока Пифия разбиралась с энергетическими системами своими способами – запредельными, мистическими.

Молодой полководец бурными военными деяниями оправдывал прогнозы жрицы и предвосхитил возню с физическими приборами американцев. Но, как водится, всем подговняли историки – они до сих пор раскапывают "пакости" бытового плана и перевешивают факты на "точных весах истории". Оказалось, что отец гениального Александра – царь Филипп создал неустанным трудом, мастерской дипломатией и хорошо подготовленными сражениями прочные основы великой державы – Македонии. Ему удалось воспитать в многочисленных походах лучшую армию на Востоке. Многие считали, что новое государство создавалось не только усилиями Филиппа, но намного раньше – победами Кира. Отсюда и вывод: империю будущего ее властелина – Александра должно считать не расширившейся Македонией, а выросшим Персидским государством. Вот от чего у Александра были свои вопросы, немые терзания, с которыми и приходилось обращаться к жрецам. Александр очень спешил, поскольку чувствовал, что все "великие дела" уже практически осуществлены и ему ничего не остается.

Заговор против Филиппа был сплетен просто: царя убил Павсаний, оскорбленный охлаждением своего именитого любовника. Опять гомосексуальное партнерство из малого греха переросло в большой грех. Подтолкнуть молодого человека к вспышке агрессии, содержащей больше невротического, чем обдуманно политического разумения, имели возможность заинтересованные в устранении Филиппа от власти лица.

Перед глазами толпы раскрылось кровавое представление: тут же, на месте покушения, злоумышленник был убит без суда и следствия. Его труп терзали многочисленными ударами коротких мечей все, кто считал необходимым продемонстрировать показную ярость, негодование, горе по нелепо погибшему царю Филиппу.

Но наибольшую жестокость, конечно, выкажет якобы потрясенный коварным убийством отца сам Александр. В его мести приближенные из числа заговорщиков видели не только жестокость монарха, а, скорее, желание освободиться от некоторых "причастных" и "посвященных", от лишних соучастников акта отцеубийства.

Мать Александра – Олимпиада, скоре всего, была душой заговора. У нее был серьезный повод для мести своему мужу – царю Филиппу, поменявшему женщину на мужчину. Но мать, особенно если она остается царицей, прокладывает дорогу к трону своей надежде – сыну. Необузданной кровожадности все же в ней было с огромным перебором. Олимпиада дала волю патологической мстительности и после неожиданной смерти сына – Александра: жестоко расправилась с конкурентами своей власти, чем восстановила против себя слишком многих и лишь ускорила крах империи. Позже Македония была завоевана Кассандром. Он казнил сперва Олимпиаду, затем прикончил жену Александра – Роксану и законного наследника престола – маленького Александра. Новый сатрап постарался выбить из памяти народов легенды об Александре и его отце Филиппе. В значительной мере в том была вина неуемной жестокости и изощренного коварства Олимпиады, за которые пришло и возмездие. Бог всегда наказывает отступников от главных заповедей, часто выбирая для них те же методы, что использовали и они сами"…

Панорама событий перед моими глазами клубилась, словно гейзер под треножником Пифии… Тумана было предостаточно – может быть, что-то случилось с моим зрением, или в комнату забросили самодельную "зажигалку"?.. Мой сон поперхнулся на Александре Македонском, его отце Филиппе и матери Олимпиаде. Жевание древнеисторического мочала прекратилось не сразу, и картины былого перешли в другую полосу времени… Я увидел все то, что творили большевики, придя к власти. Картины сменялись одна страшнее другой, но в завершении "фильмы" появилось что-то, очень похожее на лекцию заезжего лектора общества "Знание".

"Интрига общественная опять взошла на пьедестал, перескочив через голову принцессы "Идеологии" коммунальной партии. Германский генеральный штаб по существу нанял за большие деньги компанию террористов, понимая, что они подарят Германии искомую победу. Немцев не волновало то, что будет разрушена Россия. А уж у большевиков-интернационалистов по отношению к Родине никогда не было ничего святого…

В основе той интриги, наблюдаемой в течение восьми десятков лет, лежала обычная житейская блажь, легко перерастающая в неудержимую страсть, называемую бунтом. Используя щит "Идеологии" корыстолюбцы стали получать продвижение по службе, завладевали чужими женами, квартирами, дачами, правом на сладкую жизнь. Интрига развернулась до масштабов классовой борьбы, вышла за пределы одного этноса, превратилась в глобальную вакханалию. Наше государство пришло к тому, к чему вела его дьявольская сущность: к партийному бандитизму, к стагнации общественных отношений, к экономическому краху. Было напрочь забыто: "Уклоняйся от зла, и делай добро, и будешь жить вовек; ибо Господь любит правду, и не оставляет святых Своих; вовек сохранятся они; и потомство нечестивых истребится" (Псалом 36: 27-28)"…

Опять вильнул недомыслием и голыми ягодицами, дьяволенок-извращенец, быстро принявший образ сна шизофреника… "Наши современники вынуждены переориентировать практически все, связанное с памятью об Александре Македонском: осторожно муссировалось даже мнение о том, что к смерти великого полководца причастен его бывший воспитатель – философ Аристотель. Начало такой версии положено намного раньше: считалось, что Аристотель обладал врачебными знаниями; только он один (тоже великий) мог оценить масштабы урона цивилизации, связанного с походами необузданного Александра. Все это повышает вероятность принятия экстраординарных решений: наметилась дуэль Великого Аристотеля с Великим Александром. Но дуэль была не на шпагах, а велась с помощью исторического провидения. До конца не исключено предположение: будто бы учитель приготовил особый яд для умерщвления ученика. Если такая тема вообще возможна, то невольно задаешься вопросом о причинах столь жестоких действий"…

Я давно заметил, что занятия наукой развили у меня способность мыслить даже во сне. Может быть, как раз самые интересные мысли и появлялись на какой-то фазе ночного сна. Это только лишний раз доказывало, что нейроны человеческого мозга – всего лишь специфические антенны, настраивающиеся на Вселенское Информационное Поле. Кора головного мозга отдохнула, очистилась и получила способность "подключиться" к потоку вещей информации.

"Понятно, что только философ такого уровня, как Аристотель, мог взвалить на себя бремя бесстрастного эксперта поступков Александра и принять решение о его преждевременном уходе из жизни. Однако и здесь, скорее всего, спрятана лишь политическая интрига, приправленная мистикой и чертовщиной. Не будет философ пачкать руки предательством и примитивным криминалом, – не станет сам себя втаптывать в грязь. В том убеждаешься, прослеживая жизненный путь Аристотеля. Но политикам, сменившим Александра Македонского, было выгодно притащить за уши пикантную версию.

Аристотель был первым основательным учителем Александра с возраста 13 лет. Он преподал ему не только передовые философские, религиозные знания, но и медицину. Ибо сам был потомственным эскулапом, а философия в те времена прочно переплеталась с медициной. Говорят, что Аристотель посвятил своего ученика и в тайные знания ведического уровня. Он как бы ввел его в Храм мудрецов-оракулов Египта. Он приобщил его к той идеологии, имя которой будет много позже написано на скрижалях всего тайного – "Масонства".

Плутарх пишет о том, что Александра уже в юношеские годы огорчали победы отца. Он опасался, что для него не останется великих дел. А сам Александр был рыцарем до мозга костей. Теперь, придя к власти в возрасте 20 лет, он принялся за последовательную реализацию мечты о завоевании всего мира. Черный покров оградил тайну смерти отца Александра – царя Филиппа от последующих поколений. То были признаки особого рода "Масонства" – коварного, жестокого, несправедливого, потому что основой его будет жажда Неограниченной Власти. А это уже – "Черное Масонство". Нам не дано разобраться в тех страшных тайнах, о них лишь кое-что можно увидеть во сне… "Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его" (От Иоанна 13: 16)"…

Сейчас на меня как раз и снизошел вещий сон. Опять я вынырнул из патологического фантазирования: было муторно на душе, хотелось пить и писать. Подумал: уже наверняка происходит старческое сокращение объемов мочевого пузыря, сбавляется темп работы выделительной системы. Начали спотыкаться почки, лукавит печень, борясь с последствиями хронического алкоголизма. Решил пойти сперва отлить, а затем – на кухню, чтобы утолить жажду. Согрею кипяток, заварю чайку, посижу, подумаю, помечтаю, пофантазирую…

На кухне меня уже ждал Владимир: когда он успел сюда явиться?..

– Александр Георгиевич, – начал он задушевно, – не возражаете, если и я попью с вами чайку. Обязуюсь молчать, не приставать с вопросами, не мешать думать "великому писателю"…

"Сука пушистая!" – подумал я. "Еще и подтрунивает, а сам-то появился на кухне не зря. Вот чуткий сон у человека! – профессия накладывает отпечаток. Наверное все же что-то серьезное происходит вокруг нас с Олегом, если Владимир так настойчиво нас опекает, охрану выставил".

А жалюзи на окнах кухни были уже плотно сомкнуты, однако, и тогда электрическое освещение Владимир не стал включать. Хорошо, что ночи уже почти белые, и мы чаевничали, пользуясь только природным освещением – луною. И было это очень даже здорово!..

Владимир действительно не приставал с вопросами, назидательными разговорами. Он спокойно пил чай, правда порой скрытно, из-за жалюзи всматривался в какие-то интересные объекты во дворе. Но чаще его взгляд скользил по верхним этажам, да чердачным слуховым окнам.

Я же думал о странностях поворотов судьбы: известно, что природа отдыхает на детях великих людей. И история Англии – подтверждение правильности этого тезиса. Английский король Эдуард I (1272-1307), по прозвищу Длинноногий, завещал своему сыну Эдуарду II довершить завоевание непокорной Шотландии, доставлявшей массу хлопот крепнувшему королевству. Но умирая великий король дал категоричный наказ своему порочному сыну: "Никогда не разрешать возвращение в Англию Пирса Гавестона". Лихой гасконский дворянин к тому времени сумел обаять молодого короля "гомосексуальной страстью". К сожалению, Эдуард II, как только вступил в законную власть, тут же забыл заветы отца. Милости, а не кара посыпались на голову Гавестона, срочно вызванного к английскому двору. "Красавчик" превратился в самого могучего фаворита короля. В 1307 году он был удостоин, на злобу всей придворной знати, титула графа Корнуольского. Мало того, когда несколько позже Эдуард II отправился во Францию для того, чтобы жениться на неотразимой французской принцессе Изабелле, то своим наместником в Англии он оставил именно своего любовника Гавестона. Тогда-то новоявленный граф Корнуольский и сумел за короткое время перессориться с представителями всех знатных родов Англии.

Гомосексуальная любовь не знает границ в пошлости и глупости. Чтобы сравнить ее с патологической женской любовью надо очень постараться: необходимо откопать на помойке уникальную истеричку или психопатку. Однако живут на свете уникумы – я такие парочки встречал даже в том смешном Фонде, где довелось ни так давно работать: они слепнут от "любовного пара", как новорожденные котята, и их становится жалко до сквозящей боли в сердце.

Напрасно английские бароны надеялись на то, что молодая, красивая жена сумеет восторгами чистой "французской любви" отвлечь короля от связи с "потным мужчиной". Но, к сожалению, Гавестон, то есть граф Корнуольский, тоже был выходцем из Франции, а потому, видимо, успешно конкурировал в вопросах любовной техники с французской женщиной…

Я опять заблудился в лабиринтах экзистенциальной психологии, феноменологии Гуссерля, Сартра: мои "скакуны" взбрыкивали, подбрасывали задом, переходили на иноходь, потом все разом скользи четырьмя ногами, и мы рушились сообща в отчаянную грязь патологической фантазии… Видение "Святой Женщины" надорвало мое спокойствие и слаженную работу разума, вздыбленного историческими исследованиями. Я укатил в личные воспоминания… Не скрою, жизнь сводила меня с представительницами некоторых высококультурных наций. Но я не скажу, чтобы они выбили из меня тягу ко всему остальному, родному – русскому. Правда, мне везло и с обрусевшими еврейками настолько сильно, что о переезде во Францию я никогда и не помышлял. Так что Великая Франция, Англия, Германия, Голландия пусть дремлет спокойно…

Я же, напившись чаю, отправился дремать на свое временной ложе. Однако все в чужом доме не столь ласково как в собственной берлоге. Провалился в сон я как-то уж очень быстро и неуклюже, словно мне в чай подлили заметную дозу отменного армянского коньяку…

"Высокий, самодовольный француз Гавестон вышел из королевских апартаментов, куда сегодня ночью, как и многие уже ночи подряд, не была допущена законная супруга – молодая королева Англии. Гавестон год тому назад был назначен правителем Ирландии, но вот теперь вдруг неожиданно возвратился в Лондон, смутив и сломав заведенный порядок при дворе. Начинавший было способствовать укреплению отношений между королем и баронами: былой конфликт, начавший было притухать, вспыхнул с новой силой. Бароны, входившие в состав Парламента, отказались приезжать на назначенные королем заседания, если на парадных сборищах будет присутствовать ненавистный фаворит. Был случай, когда Гавестон позволил себе оскорбить графа Уорика, и тот поклялся отомстить обидчику. Теперь события разворачивались стремительно: против короля восстало большинство баронов, а Гавестона изловили, арестовали и увезли в замок Уорика"…

Летаргия моего сна рисовала мрачные картины: пустынные, дождливые просторы вотчин баронов, сырость сводчатых каменных залов замков, хмурые лица заговорщиков… "Сейчас шел суд баронов над "гасконским выскочкой". Я тоже присутствовал на суде и сидел справа, очень близко к импровизированному "лобному месту". Я мог все видеть и слышать, но говорить почему-то не имел возможности. Может быть, то спазм возмущения сковал мои голосовые связки, либо Бог запер мои уста, чтобы меня не выдал мой плохой английский. Но, скорее всего, придется признать, что мое присутствие на судилище было явлением виртуальным"…

Я перекочевал незаметно в другую эпоху, не выходя из сна, и вспомнил, как уже в наше время оказался по делам в Гуле – старинном английском порту и былом центре китобойного промысла. Я наслаждался там посещением местного музея, где слушал записанные на магнитную ленту голоса китов различных пород. Тогда мне казалось, что я их понимаю. Во всяком случае, я вычленял голос китов, ожидавших спаривания. Прекрасные китихи взбадривали самцов ласковыми песнями. И вот процесс пошел: любовные пары стоят вертикально в воде атлантического океана, выставив хвосты над поверхностью воды. Они ловят первичный кайф – это всего лишь петтинг. Но наступает момент полной активности "желания": обе громадины, набирая скорость, устремляются вертикально в глубину. Там в состоянии гипоксии, повышенного давления происходит страшный по силе ощущения "китовый оргазм". Вот от чего рождаются дети, и жизнь превращается в сплошное счастье. Видимо, и животные стремятся к "допингу", только у них это приобретает иные формы, чем у глупого человечества. Я слышал голос кита, почувствовавшего становым хребтом приближающуюся опасность, несущуюся навстречу в виде китобойного судна, готовящего злые гарпуны с заправленными в них взрывными пакетами. Это уже ответ "добропорядочного человечества" на ласковый зов Матери Природы"…

Нейроны переключались, распространяя интеллектуальное возбуждение по различным отделам коры головного мозга. А та в свою очередь замыкалась на специфических участках Вселенского Информационного Поля… Я много еще чего слышал в том музее. Но когда попробовал завести знакомство с англичанкой, то она принялась так пристально рассматривать шевеление моих плотоядных губ, что отбила всю охоту к продолжению знакомства. Женщина пыталась компенсировать издержки звучания моего голоса, она никак не могла связать артикуляцию с произносимыми мною словами. Я тут же перестал уважать себя и моих учителей английского языка. Значит, даже в передаче своих естественных похотливых намерений, я преуспел в меньшей мере, чем это удавалось китам… Но в моем случае речь шла о разнополой любви, оказавшейся не совсем понятой. Тогда как же нашли друг друга и договорились Король с Гавестоном.?..

"Бароны все как один не желали слушать оправдания жалкого фаворита – они спокойно и единогласно приговорили его к смертной казни. Я тоже поддержал Святое Решение своим голосом… Вошли в зал два рыцаря, прихватили Гавестона за шиворот и, не тратя время на ожидание пока его ноги станут способны носить тело, уволокли несчастного во двор замка. Там ему отрубили голову, плотно прижатую петлей к плахе, огромным двуручным мечом. С позором Англии вроде бы было покончено!..

Но так показалось рыцарям только на первый взгляд… Король пытался мстить баронам. Но ему пришлось скоро основательно протереть глаза: если раньше война с Шотландией мирила короля с собственными боронами, то теперь она разъединяла национальные чувства и военные задачи, противопоставив внешнюю и внутреннюю политику государства…

Английской армии пришлось сразиться с армией Роберта Брюса – короля Шотландии. Великое сражение состоялось рано утром 24 июня 1314 года близ деревушки Баннокберн. Протолкнув себя через сон в прошлые века, я наблюдал за сражением с небольшого холма, естественно, не ввязываясь в кутерьму. Мне не пришлось даже мысленно принимать ничьей стороны, оставалось просто фиксировать события, насыщая память картинами незабываемого боя. У шотландцев было только сорок тысяч войска против ста тысяч, выставленных англичанами. Но армию Шотландии возглавляли три опытных полководца-рыцаря: Роберт Брюс, Джеймс Дуглас и племянник Брюса Рэндольф. Суровая природа выпестовала прекрасных бойцов: шотландцы мастерски построили тактику боя. Им помогали многие рыцари ордена Тамплиеров, те самые, что в скором времени станут верными сторонниками доктрины тайных обществ, названных Масонскими Ложами.

Шотландцы вырыли на поле боя множество "волчьих ям" с натыканными на дне и по стенкам острыми пиками. То были "капканы" для кавалерии англичан. В начале боя состоялся рыцарский поединок англичанина Генри де Боана и самого Роберта Брюса. Комья земли летели из-под копыт закованного в латы боевого коня английского рыцаря, стремящегося на всей скорости поразить длинным копьем Брюса. Но тот спокойно ждал противника и только в последний момент заставил своего коня отпрянуть в сторону. На голову не управляющего полетом рыцаря обрушилась страшная секира Брюса: англичанин рухнул на землю замертво. Обе армии признали исход поединка определяющим будущее сражение"…

Я раскачивался на волнах сна, то заглубляясь и как бы устремляясь ко дну обломков психоанализа, то всплывая из его шевелящейся пучины. Во сне мне было много дано: я легко перемещался по избираемым событиям. Мне было понятно, что ни в коем случае нельзя нарушать сон: заставлять себя обязательно просыпаться, вырываясь из крепких и ласковых объятий Морфея. Необходимо лишь легонько подправлять сновидение, отмежевываясь от нежелательных картин и событий, приближаясь к приятному, притягательному, полезному. Метода здесь примерно такая же, как и в сексуальном рауте: не стоит быть "молотобойцем", необходимо всегда оставаться "кудесником чувств". Вот и теперь я легонько переправил себя снова в Англию, только предварительно слегка перемотав ленту событий, а затем нажав кнопку "стоп-кадр", остановил картинку в нужном месте…

"Эдуард II завел себе новых двух фаворитов – Хью Деспенсера и его сына. Они поначалу помогли королю избавиться от опеки баронов. В 1322 году Эдуард II разгромил войско Томаса Ланкастерского, пленил своего дядю-бунтаря и отправил его на эшафот. Казнь собрала массу народа, но было трудно сказать: кто пришел "полакомиться" кровавым зрелищем, а кто зарядиться ненавистью к королю.

Скоро я мог наблюдать, как Деспенсеры перегнули палку не только в общении с баронами, но и с самой королевой. Изабелла тайно отъехала во Францию, где принялась создавать коалицию противников Эдуард II. Женщина, как правило, и в политических играх пользуется типичной для нее техникой. Для начала, королева сблизилась с заклятым врагом своего венценосного супруга Роджером Мортимером. Он уже давно бежал из Альбиона под прикрытие доброй для выгодных изгнанников Франции. На неоднократные приказы законного супруга срочно вернуться в Англию королева отвечала настойчивыми отказами. Она писала ему шикарные письма, со смелыми намеками на то, что пока при дворе Деспенсеры, ей трудно считать себя находящейся в безопасности в Англии.

В конце концов Изабелла собрала небольшое войско, состоящее из двух тысяч французов и английских изгнанников с надежным полководцем-любовником Мортимером во главе и высадилась в Оруэлле, находящимся в графстве Суффолк. Как ни странно к ее войску моментально присоединились отряды родных братьев английского короля графов Кентского и Норфолкского. Затем, как из рога изобилия, посыпались другие воинские силы – многие бароны спешили примкнуть к армии обиженной, непорочной королевы. Так начался "гон" на короля. Наверное с тех пор народ стал называть Изабеллу "Кровавой Волчицей". Горожане Лондона выступили против короля: они открыли казематы Тауэра и выпустили на свободу всех королевских узников, пополнивших ряды единомышленников королевы.

Эдуард II бежал в Брестоль, но вскоре были схвачены старший и младший Деспенсеры. Их немедленно подвергли мучительной смерти. Король сдался на милость победителя. Но от ненавидящей тебя женщины, имеющей к тому же прочную любовную опору, милости ждать бесполезно: короля заключили в замке Кенилворт, затем переводили из крепости в крепость, дабы избежать побега или акций по освобождению. Закончил он свое пребывание на земле в замке Беркли в графстве Глостершир, где его казнили заговорщики изощренным способом"…

Мой сон переместился в осеннюю, дождливую ночь 21 сентября 1327 года: я должен был попробовать роль "очевидца" той страшной казни короля Эдуарда II. Охрана и сами маститые заговорщики перепились, обожрались обильной мясной пищей, и ей не хватало для пущей радости еще только одного – моря крови!

"Размышляли над тем, как избавится от занудной обязанности стеречь этого отвратительного гомосексуалиста, кинеда. Было необходимо скрывать его от возможных заговорщиков, все же не оставлявших попытки выкрасть короля Эдуарда II. Ведь каждый понимал, что на столь героическом поступке можно сделать карьеру. Среднее и совсем бедное дворянство могло заразиться надеждой пробиться в высший свет именно таким путем. Многие знали, каким благодарным может быть порочный король, если речь идет о похоти. А когда появится перспектива спасти жизнь, а потом насладиться местью, то благодарность короля вырастит до необозримых масштабов. Борьба с постоянным тревожным ожиданием возможного заговора утомляла стражников. Кроме того, надоело само скитание, удаленность от семьи, от радостей и почестей, которые уже делили между собой "приближенные к победителям". Королева тоже не оказалась скупой, но она награждала в первую очередь тех, кто был рядом. Сперва в одной порочной голове появилось решение, затем оно с помощью проникновенных слов и алкоголя перешло в остальные головы. Немного посомневались, но оценили все точно – решение было беспроигрышное. Никто ничего не должен был заметить, главное не проболтаться самим участникам самосуда над королем.

Привели Эдуарда, он уже давно не был похож на монарха: и в одежде небрежность, и истощенность, и загнанность, тоска, страх во взгляде. Король был близок не только к истерическому срыву, но к помешательству. Ему предложили откушать мяса и выпить вина, а тем временем калили на углях камина железный прут – разогнутую кочергу, проще говоря.

Король что-то почувствовал, возможно, так же, как и бедняга кит при приближении китобойного судна. От ужаса у Эдуарда даже изменился, сорвался голос. Он пробовал отказаться от еды и вина, но пьяные тюремщики настаивали. Они как бы не понимали слов и сверяли их звучание с артикуляцией, с шевелением его губ, для чего внимательно и пристально впивались в лицо бывшего короля заинтересованными взглядами. На самом деле они искали в том лице признаки страха, который мог укрепить их решимость провести казнь. Поводов для ненависти к королю было у каждого хоть отбавляй. Но все же требовалось время, чтобы подготовить себя морально к святотатству…

Скорее всего алкоголь сделал свое дело, ведь пили без ограничений, от души. Чтобы унять отвращение к самосуду, я переместился почти на шесть веков ближе к современности и оказался в Доме купца Ипатьева. Теперь все происходило именно в то время, когда пьяная чернь, под предводительством комиссара-выродка вела царскую семью и приближенную к ним челядь в подвал. А потом после спешного зачтения малограмотного постановление о казни, устроила беспорядочную стрельбу. На грязный пол опрокидывались и бились в предсмертных судорогах тела ни в чем неповинных дочерей русского царя. Никто не жалел пуль и для самого Николая II, его супруги Александры, мальчика-наследника, врача Боткина и другой немногочисленной обслуги… Но то был всего лишь давно апробированный путь банальных террористов…

Снова я перенесся в мрачный каминный зал замка Беркли: железный прут уже накалился и его выдернули из углей. Король ясно почувствовал, что его ждет мучительная смерть. Кто-то брякнул сальность по поводу "последнего наслаждения", все вместе, гурьбой навалились на короля, сдернули с него штаны, распяли на полу как лягушку и ввели в анальное отверстие раскаленное железо. Рот Эдуарду забыли заткнуть, и окрестности замка огласились страшным, прощальным, звериным воем. Так плачет и стонет загнанное животное, уже не способное оказать сопротивление ярости сильного охотника…

Наружная охрана и прислуга, жившая в замке содрогнулась от ужаса: никто не мог догадаться, что в действительности произошло там наверху, среди дворянской элиты. На утро все было уже вполне прилично: такая смерть наружных следов не оставляет! Было сказано, что король неожиданно, посреди ночи вскрикнул дурным голосом и умер от неизвестной болезни!..

Англия вздохнула с облегчением, но мука возмездия еще найдет всех тех, кто творил тот страшный самосуд, ибо жизнь живого существа принадлежит только одному Богу, а не Дьяволу или азартному человеку…

Король был погребен в Глостерском соборе, его прах не удостоили погребения в Вестминстерском аббатстве. Это было одно из первых и последних отступлений от общих правил!..

"Ты это делал, и Я молчал; ты подумал, что Я такой же, как ты. Изобличу тебя, и представлю перед глазами твои грехи. Уразумейте это, забывающие бога, дабы, дыбы Я не восхитил, – и не будет избавляющего" (Псалом 49: 21-22).

Утро пришло неожиданно, освободив меня от пусть прорицательных, но неприятных видений. Кто будет спорить, что приход покойников, да еще из столь дальних веков, не может считаться приятным время провождением. Однако кто-то же подавал мне сигналы из прошлого, раздирая мою душу состраданием, плачем и отповедью жестокости, ненависти, подлогу, творимым людьми в изобилии в любые века. Мне показалось, что я приближаюсь к важному открытию истины, долго остававшейся за семью печатями. Мне припомнилось усердие моего друга Олега – физика по призванию и образованию, сумевшего почти в младенческом для ученого возрасте добраться до успешного завершения и защиты кандидатской диссертации. Он постоянно мучил меня в наших литературных спорах своей рабочей аксиомой. Она издавала колоссальной силы запах старых солдатских портянок. Но мой друг многократно продолжал бичевать меня той теорией. То был перл, выработанный вполне свихнувшимся умом моего друга, речь шла о Законе Всемирного Тяготения. Олежек – видит Бог, что я нисколечко не передергиваю, – был помешан на основах элементарной физики и с неослабевающим усердием старался применить их к любому творческому порыву.

Олег привык к моему ангельскому характеру, помнил, что я стоически переношу все его "физические выходки". Он и не собирался помнить о том, что стресс вызывает острую пенетрацию язвы желудка или луковицы двенадцатиперстной кишки. Олег был способен применять Закон Всемирного Тяготения к любым медицинским явлениям, литературным изыскам и просто к бытовой задаче выбора пасты для чистки зубов или ваксы для обуви.

Бытовые пошлости такого рода я ему еще как-то прощал, но когда он ополчался на литературу, пусть даже на мои скромные сочинения, тут находила коса на камень. Тогда я не стеснялся в выражениях. Меня бесила прежде всего его организационная позиция: он мог, не прочитав и строчки в моей новой книге, мастрячить тот самый треклятый Закон Всемирного Тяготения к кровному, выстраданному, пережитому – к новорожденному произведению! Причем, в качестве поддержки себе самому, он начинал с дрожью в голосе приводить примеры из "жизни графина с водой", скажем, нечаянно опрокинутого им же со стола… Его физические параллели меня бесили и изматывали…

Сейчас Олег плохо выспался, и я уловил по тембру голоса во время исполнения моим другом сидя на унитазе бравурных маршей, что скоро грянет буря. Ясно, что меня ждет очередная творческая дискуссия, перемежающаяся с оргвыводами. Уже за завтраком Олег показал, на что способен знаток Закона Всемирного Тяготения: он принялся давать оценки судебно-медицинской экспертизе, как таковой. Я понимал, что Олег задумал дать "левака" – пытается уклониться от поездки в городской центр, где мне предстоит сегодня участвовать во вскрытии тел стардальцев Егорова и Остроухова. Этим я и воспользовался, предполагая лягнуть копытом друга побольнее.

– Олежек, – начал я вежливо и миролюбиво, – ты, слов нет, принимал самое активное участие в прошлом вскрытии. Отсюда, наверное, и тянутся щупальцы твоего страстного желания все подчинить Закону Всемирного Тяготения…

Я посмотрел на Олега внимательно, хорошо понимая, что прояснение воспоминаний о "незабываемых минутах" уже погнали комок только что съеденной пищи в обратном направлении… Мне оставалось только немного подтолкнуть спастический рывок…

– Сегодня, в новой поездке, я тебе предоставлю возможность самому держать хирургический нож и погружать в самое чрево двух вонючих трупов твои "белы рученьки". Конечно, все это возможно, если раньше Закон Всемирного Тяготения не выдавит из тебя рвотные массы, и ты не бросишься пулей вон из секционного зала.

Я произносил окончание речи, не поднимая головы, теперь уже только по звукам понимая, что Олег давно оказался в туалете и начинает там свою горячую дружбу с унитазом. Долго он обнимался с горшком, потом основательно полоскал застрявшие между кариозными зубами с искусственными протезами остатки завтрака. Теперь Верещагин был снова голодным, легким, спортивным и, что самое главное, совершенно свободным от воспоминаний о Законе Всемирного Тяготения…

Володя и Анатолий Гончаров наблюдал картину "обуздания агрессора" с любопытством вивисекторов, только что перешедших с умерщвления подопытных кроликов на живых людей… Их удивил не побудительный мотив к рвоте, а скорость с которой Олежек приступил к исполнению этой задачи. Они еще раз сделали для себя вывод, что возможности организма человека практически безграничны…

Олег попробовал потоптаться по "свежему следу":

– Господа, – начал он заунывно, – мне кажется, что на сегодня меня можно было бы освободить от поездки в Морг…

Ему никто не ответил, продолжая методично и деловито поедать яичницу с беконом, сознательно прихлебывая очень громко кофе с молоком… Кто бы мог подумать, что картина "завтрака трех святых" может так действовать на впечатлительную натуру физика: Олег опять бросился в туалет. Действие залповой эвакуации лишнего повторилась, только в более мучительной форме. Желудок был уже совершенно пустым и пришлось выплевывать желчь, да жалкие остатки вчерашнего ужина, сумевшие как-то задержаться в верхних отделах тонкой кишки…

Вернулся Олег в кухню минут через десять, обливаясь слезами раскаянья. Он, кажется, стал понимать, что любой труд в нашей стране пользуется почетом, но для его исполнения требуется достаточное образование, навык, талант, а, самое главное, веление Бога. Никакой Закон Всемирного Тяготения не может заменить такое святое содружество, а потому и не стоит травить физикой, словно сторожевым псом, любую тему.

Скоро Олег повторил свое пожелание, но сделал это вежливо и просительно:

– Ребята, огородные вы чучела! Поймите наконец-то, о чем я вам толкую: да не могу я ехать в ваш вонючий морг. Уже за версту от него у меня начнется неукротимая рвота… Люди вы или нелюди?! Черт возьми вас всех с потрохами!..

То была уже речь ни мальчика, а мужа, почти полностью постигшего основы политеса и неформальной логики… Насчет "людей и нелюдей" было сильно сказано, но ни к месту, как нам показалось. И все, кто жевал яичницу с беконом, еще ниже наклонили головы, моментально превратившись в быков, с которыми невозможно договориться!.. Олег отступил на шаг в глубину коридора, чтобы снова не соблазниться рвотой. Огромным напряжением воли он сдержал комок, было рванувшийся уже теперь из средних отделов тонкой кишки, на уровне луковицы двеннадцатиперстного ее отдела. Подвиг и вообще усердие было замечено всеми присутствующими. Гончаров и я принадлежали к плеяде врачей высочайшей марки – милосердие хлестало из нас неутомимой струей абсолютно черной нефти. Мы поймали себя на мысли о том, что наслаждаемся результатами аверсивной психотерапии, в гущу которой Олежек влез самостоятельно. Для нас же испытания такого роды были простой забавой: мы походя, без особых усилий занимались сейчас воспитательной работой, прививая нашему другу прочные навыки уважения коллектива. Владимира так долго дрессировали борьбой за выживаемость, что он мог, мне кажется, при отсутствии нормальной пищи, поедать хворост или шкурки змей, оставленные земноводными гадами при линьке. Мы – близкие друзья Олега, несущие груз здоровой морали, ответственность за его моральный облик, поняли, что сегодня он сделал большой шаг вперед по пути выздоровления.

– Олег Маркович, – заговорил Владимир, – мы бы и рады вам помочь от всей души. Но поймите, обстановка сейчас такая сомкнулась над нашими головами, что нам нельзя ни в коем случае разъединяться, наша компания должна действовать, как крепко сжатый кулак, занесенный над головой противника… Вы же видите, какими методами оперирует наш потенциальный противник. Эти люди не остановятся ни перед чем!..

Все сказанное, естественно, в большей мере было отличным стебом. Но Олег в то время уже был на грани нервного срыва, а потому не замечал розыгрыша. Владимир таким ясным взглядом, в котором нельзя было прочитать ни одной мысли, взглянул на Олега, что тот понял: сопротивление бесполезно! Верещагин перестал рефлексировать, заботить кого-либо дурацкими вопросами. Володя резюмировал:

– Господа, повторяю, нам никак нельзя "рассыпаться". В единении наша сила. На карту поставлено многое. Но о подробностях расскажу в другое время…

Владимир, не вставая, не меняя голоса, многозначительно оглядел углы кухни, решетки бытовых вентиляционных шахт, скользнул взглядом по уголкам, дверцам мебели. Мы могли при желании понимать его так, что везде имеются глаза и уши, или их можно установить при желании. Понятно, что большую часть дня мы отсутствуем в квартире, открыть ее "специалисту" ничего не стоит, а установка жучков требует от силы десять минут…

Вскоре зазвонил мобильник, и Владимир, прислушавшись к голосу с той стороны, ответил односложно: "Да,.. понял,.. готов…" Жестом нам было приказано "выходить на построение". Володя шел первым, замыкал строй Гончаров, карман его куртки был отяжелен пистолетом…

Я точно видел, что ребята нас страховали, но мне никак не хотелось верить в полную серьезность этой затеи. Не верил я в то, что моя жизнь для кого-то представляет интерес.

Сели в иномарку и рванули с места в карьер. Может быть, оттого, что сегодня я не отвлекался, показалось, что доехали быстро. Владимир, Олег с шофером остались в машине, а мы с Анатолием Гончаровым вышли. Навстречу к нам уже шел улыбающийся Колесников: он приветственно помахал тем, кто остался в машине, а нам пожал руку. Майора не удивило, что нас было двое – полагаю, что форму Колесников одел как раз для того, чтобы не возникали лишние вопросы. На любые замечания он мог ответить: "Эти двое со мной"…

Знакомым маршрутом прошли в секционный зал: наши подопечные уже улеглись на мраморе и нержавейке, в ожидании многосложного поиска окончательной правды. Я взглянул на то, что осталось от Юрия Валентиновича и, как ни странно, мысленно улетел в недалекое прошлое. Вспомнилось каким важным "крейсером" этот человек вплывал в коридоры своего ведомства, где мне приходилось с ним встречаться. Он всегда был преисполнен величия и восторга по поводу той должности, которую занимал, он рвался к тому, чтобы подняться еще и еще на одну ступень выше.

Порой в моем воображении срабатывали следовые реакции той профессии, что я выбрал в юности. Тогда мне довелось учиться в Нахимовском военно-морском училище и регулярно летом проходил практику на боевых кораблях Балтийского флота. Припоминалось легендарное судно – канонерская лодка "Красное Знамя" – героиня многих воин. Она имела мощное вооружение, но страшно тихий ход. Скорости 6-8 узлов было достаточно для того, чтобы лавировать в финских шхерах, но на открытой воде наш "Зевс" полз, словно черепаха. Особые трудности мы испытывали при швартовке: тогда у пирса нас встречал маленький буксиришко-калека. Он прихватывал корму нашего боевого гиганта и с натугой разворачивал ее также удобно, как женщину в койке… И вся акция проходило гладко – сучком, но без задоринки. Когда "маленький кобелек" долго не справлялся с задачей, то раздосадованный командир нашего "гиганта" оглашал зону швартовки по громкой связи решительным окриком: "Буксир, мать твою так! Заведи корму!" Егоров мне напоминал именно тот маленький, обшарпанный, страшно дымящий буксиришко. Он так же надувал щеки, пыхтел что есть мочи, но все же не всегда справлялся с "плодотворной работой". Порой наш "кочегар" скорее тормозил позитивную деятельность или попросту гробил ее окончательно…

При том при всем, Егорова совершенно не заботило, что он пытается шагать по головам и тех, чьего даже ногтя не был достоин. Он вершил свою судьбу, а вместе с нею коверкал государственные дела. Сколько еще таких "пыхтельщиков" плавает по коридорам заурядных офисов, не понимая, что они не корабли, построенные для дальнего плаванья, а заурядные "утюги", предназначенные для проглаживания женских трусов, плохо выстиранных комбинаций, вдрызг пропуканных и заштопанных брюк многогодичного пользования…

Рубен Георгиевич Остроухов был, скорее всего, ближе мне. Только та близость, естественно, диктовалась не сегодняшним состоянием плоти, а исходной медицинской профессией. Я считал своим святым долгом вскрыть коллегу "ласково", "нежно" и выявить все огрехи патоморфоза его телесной гармонии. Мне казалось, что слишком явную пошлость всей его предыдущей жизни мне удастся нивелировать так, чтобы осталась об этом человеке светлая память на Земле. С осмотра его трупа я и хотел начать свою работу, но в этом "дворце смерти", "ледяном доме", как говаривал старик Ложечников, хозяйкой была другой экспертрисса с судебно-медицинским профилем. Короче, мы ждали Натали. Никто не ведал, когда эта Баба Яга соизволит взойти на подиум. Резко распахнулась дверь: вошла она, слегка поскрипывая отдельными суставными сочленениями, уже разъедаемыми хроническим артрозо-артритом, скорее всего, ревматического происхождения. Жердь, если бы она умела ходить самостоятельно, и то, нет сомнения, выглядела бы в динамике более элегантно, чем это получалось у Наташи. Наконец, она дошкандыбала до избранного мною для потрошения трупа Остроухова. Ее взгляд как бы задавал вопрос: "А почему вам приглянулся именно этот покойник?" И я, не тратя время на ожидание озвучения вопроса, проявил инициативу:

– Наташенька, солнышко! Ну, если тебе все равно, то давай потрошить именно этого парня – он наш коллега, умер от неизвестного яда, а потому работа над ним отнимет у нас больше времени, чем над вторым уникумом.

Наташа хмыкнула: ей польстило мое вежливое обращение, слегка напоминающее, что в ней при большом желании еще можно видеть женщину. И я припомнил, что в годы наше юной дружбы был случай: я рассказывал Натали пошлый анекдотец, и в нем тоже мелькало слово "солнышко". Да, да, весь пафос рассказа сводился к несложному афоризму: "Солнышко, раздвинь ножки". Видимо, память стеганула по высушенным временем яичникам женщины, обделенной любовью, и она правильно отреагировала на мой намек.

Как бы там ни было, но Наташа согласилась с моим предложением по порядку вскрытий. А что касается "солнышка и ножек", то это глубокоидущее вторжение в интимную жизнь что-то всколыхнуло в почти впавшей в анабиоз душе опытного врача и нагнало румянца на пепельно-серые щеки.

Мы начали работу: сперва сообща тщательно осмотрели одежду и внешние покровы тела. Затем функции были поделены: она потрошила, а я наблюдал и лишь изредка шевелил длинным хирургическим ножом в глубине тканей, иногда скромно кромсал отдельные участки органов, привлекших внимание. Только наивные люди могут считать, что работа судебно-медицинского эксперта проста. Может быть, она и не бурная, как сбегающие с гор реки, но зато полноводная, словно весенний разлив мощной реки Сибири. Порой за профессиональные промахи докторов, занятых в нашей загадочной специальности, ссылали на берега тех полноводных рек, прилепив предварительно срок за "халатность". Как будто вскрывать покойника можно, не облачившись в халат и клеенчатый глухой фартук до пола. Пусть простят мне прокуроры издевательский каламбур…

Однако на всякий случай мы попытались вместе с Наташей обменяться информацией, чтобы составить полную клиническую картину отравления, имевшую место еще до смерти. Что мы знали?..

– Вообщем, известно очень мало, так как свидетелей последних суток жизни следствие практически не обнаружило. – вымолвила с расстановкой Наташа и хмыкнула, как бы заявляя о том, что этому она не верит и считает, что следственная группа ничего толком не сделала.

Колесников пробовал вставить несколько слов оправдание: дескать еще не вечер; ребята покопаются и, может быть, удастся кое-что уточнить.

– Так что же, по-вашему, мы тут у стола будем стоять неделю, как Олимпийские факелы в ожидании новых побед?

Я не ждал от Наташи столь утонченного юмора, соседствующего с прекрасным административным норовом. Мысленно я ей аплодировал, но не стал развивать натиск на Колесникова. Мой опыт подсказывал мне, что более верными являются не показания неквалифицированных свидетелей агонии, а простые посмертные находки. Яд – это не мыльный пузырь, он так основательно громит клеточные структуры, что иногда места живого не оставляет в организме убиенного.

Почему-то вспомнился случай ликвидации "опасного преступника" – Стефана Бандеры в октябре 1959 года. Его, как и перед этим (1957 год) Льва Ребета – украинского эмигранта-националиста, ухлопал офицер КГБ Богдан Сташинский выстрелом из специального пистолета – струей смертельного газа в лицо. В обоих случаях симулировалась смерть от острой сердечной недостаточности, ибо никаких следов на теле и во внутренних органах такая акция не оставляла. Наш нелегал-ликвидатор, получивший 6 ноября 1959 года за смелую акцию орден "Боевого Красного Знамени", был принят с почестями лично начальником КГБ Александром Шелепиным.

В той акции был использован как бы тоже "неизвестный яд". Только кому неизвестный? В лабораториях закрытых ведомств нашей страны прекрасно знали, что изобретается мудрилами в белых халатах. Следовательно все в этом мире сравнительно и относительно: неизвестность – известность, прав – виноват, справедливость – несправедливость, сегодня живой – завтра мертвый…

Но интересно другое: пришло время и Божьей кары! Потом, как писала беспощадная, но правдолюбивая пресса, под действием жены – романтической бабы с религиозными прибабахами, смелый разведчик Богдан Сташинский стушевался и сдался вражеской контрразведке… Видел Бог, что когда "мочили" Бандеру, он к тому времени уже никому не мешал. Однако расплата за содеянное для Сташинского была выбрана щадящая, а самое главное пришла она от руки любимого человека – жены. Не стоило, видимо, делиться государственными тайнами даже с законными супругами. А что касается смелой операции, то "акции возмездия" для того и существуют, чтобы не борзели все остальные, желающие конфликтовать с такой махиной, как Россия. Необходимо во всем иметь чувство меры: ты понимай против кого прешь! Россия и Чечня или Грузия, СССР и Западная Украина, КГБ и убогий Бандера – это же все понятия и явления совершенно несоотносимые.

Так и мы: не будем корить следователей, мучить расспросами свидетелей, а направим энергию на поиски реальных зацепок. Порой, принятый яд, разливается по усам, бороде, остается в складках губ, в полостях кариозных зубов. Он может в микродозах оказаться и в рвотных массах, в слезах, слюне, в испражнениях, выделениях из половых органов и так далее… Все осмотрели мы с Наташей внимательно: причем, в ходе осмотра выявились и некоторые предпочтения: Наташу тянуло к полости рта, а потом уже к половым органам; меня почему-то к анальному отверстию, к состоянию прямой кишки. Неожиданно для себя я кое-что накопал именно в этих отделах… Но каждому фрукту свой сезон!..

Скоро пришлось натянуть повод, осилить поисковый темперамент и приступить вначале к оценке состояния внешнего контура. Осмотр глаз выявил чуть заметные экхимозы. Слизистая десен была бледнее обычного, окружность губ покрыта еле заметным налетом и несколько разрыхлена. Полость рта, язык, гортань не вызывали никаких подозрений. Правда язычек (uvula) был белее обычного, да и надгортанник (epiglotis) как-то скукожился и побледнел. Фолликулярное кольцо Пирогова было искромсано рукой хирурга-отоляринголога, видимо, в раннем детстве. Эскулап оттяпал миндалины – фолликулярные образования, выполняющие очень важную защитную функцию в носоглотке. В те времена еще поощрялось такое варварство, когда удалением лимфатического аппарата из носоглотки и в районе аппендикса по существу разоружали организм человека в значительной мере. А затем идиоты-новаторы удивлялись почему участились пневмонии у детей и взрослых, активизировалось злокачественное перерождение в различных отделах желудочно-кишечного тракта. По всей длине трахеи и видимой части бронхов, а также в пищеводе наблюдались точечные петехии, то есть точечные кровоизлияния.

Теперь можно было переходить к, так называемому, внутреннему осмотру: сперва, конечно, как и положено, вскрывали околосердечную сорочку и само сердце. Там ничего особенного не удалось обнаружить – практически тишь и гладь, да Божья благодать. Скорее всего, только под микроскопом можно было увидеть поломки клеточных структур. Затем полезли в желудок и кишечник, обозрели по поверхности и на разрезах печень, селезенку, поджелудочную железу, почки и остальной ливер. В уретре отмечались явные воспалительные явления, причем, их сопровождала и реакция региональных лимфатических узлов. Анус впечатлил меня особо: трудно было отрицать, что этот субъект не был профессиональным гомосексуалистом с большим стажем. Проляпсус сфинктера был очевиден, а в слизистой ампулы прямой кишки обнаружилось значительное число трещин. Ректальный отдел слизистой был воспален… Все это последовательно мы копали, детали отмечая на сервере человеческой памяти. Шла сверка находок друг друга – моих и Наташиных – чтобы потом перенести все замеченное в протокол вскрытия, ничего не упустив…

Я заметил, что Колесникову было и скучно, и противно: он не врубался полностью в суть выявляемых признаков. Ему больше подошел бы протокол вскрытия, окончательное заключение экспертов. Мы поняли, что лучше отпустить хорошего человека, дать ему возможность подышать свежим воздухом. Он нуждался в получении времени для того, чтобы вставить клизму с порядочным количеством скипидара и патефонными иголками (афоризм украден у Богомолова) своим подчиненным, не сумевшим собрать нужные сведенья ко дню вскрытия. А мы с Наташей, избавившись от ненужного свидетеля нашего профессионального колдовства, с головой ушли в дальнейшие раскопки. Мы настойчиво сверлили дыры в тайниках плоти, что бы выпустить из нее информацию, способную приблизить нас к Абсолютной Истине. Анатомия поддавалась нам, но истина пока еще не отсвечивала – хотя бы издалека, как тот досужий свет в конце тоннеля…

С какого-то момента я поймал себя на том, что значительно отдалился и от Бабы Яги: показалось, что сознание мое несколько затуманилось. Но скоро приплыло издалека – а, скорее всего, неведомые силы унести туда меня самого – видение невероятного качества: я снова оказался в Англии несколько веков тому назад. Да, да совершенно реально открылась передо мной картина сволочной казни Эдуарда II. Не внешняя ее суть, а внутренняя, медицинская, патологоанатомическая, если угодно, меня заботила. Вот она картина убийства: раскаленный железный прут аккуратно входит в королевский анус, чтобы, не дай Бог, не повредить окружающие кожные покровы ожогами. Король в этот момент рванулся всем тело от начала болевой волны, и сделал себе только хуже. Палач-любитель, испугавшись отчаянного рывка своего подопечного, оглушенный первой волной крика, быстрее втолкнул раскаленное железо в глубину тела извивающейся гусеницы. Это было уже не формирование коллекции натуралиста, а натуральное преступление против воли Божьей: смертным не принадлежит право распоряжаться жизнью ни одного живого существа на Земле!"

Сопереживая мукам короля, я внимательно изучил соответствующие органы лежащих передо мной останков бывшего психотерапевта. Был огромный соблазн выстроить параллели пыточных решений. НО разум опять затмили исторические видения…

"Следующим прорывом раскаленный прут, шипя и обваривая кишечник, легко протыкая его на всем пути, наткнулся и отрикошетил от promontorium – выступа крестцовой кости. Царапнув забрюшинное пространство, прут со всего размаха влетел в бифуркацию vena cava inferior и aorta abdominalis. Словно острая шпага, он разорвал стенки сосудов будто тонкую туалетную бумагу. Это были магистральные путепроводы потока жизни, несущего в себе огромное количество аортальной и венозной крови. Кровь и пламень вызвали потрясающий эффект болевого и нервно-сосудистого шока, моментально выбившего душу из короля. А дальше следовало массивное кровотечение в брюшную полость, коллапс – но все это уже шло по пятам смерти, лишь оформляя хвост похоронной процессии. В первый момент прорвался отчаянный крик – мольба о помощи, которая уже ничего не могла решить, даже если бы Небесные Силы решили ее оказать. Вопль вырывался не из ясного, пусть жутко испуганного, сознания, а из подкорки – это было только эхо рефлекса, мгновенно и окончательно погибающего тела и мозга. Помощи от таких травм не может быть никакой… Пожалуй, Небесные Силы и не собирались вмешиваться в трагические события, они могли пошевелить пальцем много раньше, когда пьяная компания только обдумывала мерзкую затею. Порочный король, скорее всего, был неугоден Богу, и Всевышний обошел отступника милостью. Король обмяк и повис на руках мучителей…

Повинуясь только лишь спортивному азарту, подобно разбежавшейся на сумасшедшей скорости машине, рука палача продолжала втыкать глубже раскаленный прут. Шипение испаряющейся плоти продолжало возбуждать агрессию живодеров. Железо прорвало брыжейку тонкого кишечника, пронзило печень, диафрагму и не дотянув только два сантиметра остановилось под самым сердцем. Вот теперь металл стал остывать, прут перестал слушаться своего водителя – он не шел словно по маслу. Шипение испаряющихся жидкостных субстанций замерло, денатурирующих белков приостановилось… Грех воплотился в неисправимую Каинову печать: ее шифр обозначился на челе узурпатора, палачей, просто зрителей. Как роковая развязка, приближался Божий суд над грешниками, затем месть-наказание, нацеленные на выдачу шанса искупления"…

Очнулся от видения я не скоро, даже Баба Яга заметила, что со мной творилось что-то неладное. Но она понимала, что лучше я умру на месте, чем соглашусь принять ее женские успокоительные ласки во время серьезной работы мысли: делу время, а потехе – час!.. Теперь меня самого занимал далеко не праздный вопрос: "С какой стати все эти страшные картины обрушились на вполне ясное сознание?" И тут я понял, в чем дело: типичная картина состояния слизистой кишечника у покойников вывела непрошеные ассоциации. Когда я вскрывал кишечные трубки у Шкуряка, Гордиевского, Егорова и иже с ними, то ловил себя на каком-то внутреннем несогласии, если угодно, то на сопротивлении восприятию. Анатомическая картина не укладывалась в рамки привычных находок для человеческого материала. К примеру, у человека по законам эмбриологии первичная кишечная трубка изгибается к вентральной стенке и принимает форму известной римской цифры "V". У зародыша от изгиба петли первичной кишки отходит желточный стебелек. В дальнейшем происходит поворот желудка со смещение выходного отдела вправо, туда же смещается тонкая кишка, одновременно удлиняясь. Оказавшись справа и дорсально в брюшной полости эта часть пищеварительной трубки порождает двенадцитиперстную кишку. На восходящем колене "V" появляется небольшой выступ, разворачивающийся на соответствующем этапе морфогенеза в слепую кишку. Здесь обозначится граница между тонким и толстым отделами кишечника. Нисходящее колено "V", быстро удлиняясь, превратится в петли тонкой кишки, смещенной в правый отдел брюшной полости. Так вот, все наблюдаемые мною явления были больше похожи на то, что творится в брюхе у жвачных и парнокопытных животных, но не человека, поскольку тонкая кишка оказывалась расположенной справа!..

Как ни крутись, но все сходилось к тому, что Шкуряк, Гордиевский, Егоров и другие являлись натуральными козлами и одновременно козлихами. Вот откуда росли ноги у гомосексуализма этой опущенной семейки – они были масонами, но на свой особый лад…

Моя гипотеза особенно четко подтверждалась при исследовании слизистой различных отделов пищеварительной трубки: кишечные складки, ворсинки, эпителиоциты, кишечные крипты, бокаловидные и секреторные энтероциты, аргентофильные клетки, солитарные фолликулы, пейеровы бляшки и прочие детали были козлиными. Но при этом создавалось впечатление, что по ним прошелся раскаленный стержень, сильно изуродовавший натур-анатомию…

Перцептивные ассоциации хлестали меня по щекам столь откровенно и сильно, что скоро я утратил всякие сомнения. Мне помогали маститые ученые. Известный физиолог Дюбуа-Реймон из зазеркалья тараторил: "Не знаем и не будем знать". Он поддувал в мою сторону неовитализм, с его главной парадигмой о "клеточной душе". Потом лукавые люди попробуют свести такое утверждение к научной свистопляске, называемой генетикой: душу заменят хромосомой. Однако еще никому не удалось заставить работать хромосому в искусственной среде, как говорится, "на сухую", то есть без участия какой-то неведомой, но управляемой всеми процессами силы. Даже Р.Вирхов тряхнул истлевшими мощами и выдавил из себя знаменитый тезис: "Omnis cellula e cellula" (всякая клетка от клетки). Проверенная жизнью сентенция подтверждала преемственность строго дифференцированной клеточной организации живых существ. Не противоречил такой позиции и родоначальник клеточной теории Т.Шванн, принадлежащий к школе И.Мюллера – почти что гениального ученого, с колоссальной эрудицией, сумевшего сплотить вокруг себя талантливейших исследователей.

И опять перед моим сильно туманящимся взором встали на копыта, раскорячились местные гомосексуальные пары, теперь уже загнанные волею Божьей в последнее стойло – на секционный стол!..

Примерно часа через три, порядком накувыркавшись во всем этом тканном говне, мы наконец-то были готовы писать оба протокола вскрытия. Но я-то был стреляным воробьем и пуганой вороной, потому, сославшись на неофициальность моей экспертизы, вырвался из цепких лап обязательности говорить правду и только правду. Никого больше сегодня нам не хотелось потрошить и оформлять, а потому Наташа предпочла дать мне возможность оклематься самостоятельно, не мучила вопросами. Она лишь поманила меня особым, изящным женским жестом, от которого еще ни одному мужчине не удалось увернуться, к себе в кабинетик. И я поплелся за ней словно молоденький бычок на веревочке…

Смотаться под благовидным предлогом восвояси можно было только приблизившись к ожидавшей меня машине. И мне удалось улизнуть из кабинетика после чашечки кофе и десятиминутного молчаливого отдыха. Наташе я сделал "ручкой" издалека: она выглядывала зовуще из окна, при этом грозно насупив брови. В том была ее ошибка – мужчину можно удержать около себя только лаской. Я уже терся у машины. Баба Яга от моей наглости забубнила что-то непереводимое с латинского на бытовой русский язык… Но это – уже только ее филологические проблемы. Пусть официальное лицо – штатный судебно-медицинский эксперт Алехина и корпит над протоколами и заключениями по вскрытиям, проводимым самозванцами, лишь ненадолго залетевшими в ее епархию.

Меня же волновала другая проблема: выявление серии парных случаев – это уже прочная закономерность. На диске памяти пропечаталась информация Всемирной организации здравоохранения: ежегодно в мире регистрируется более пятидесяти миллионов новых случаев сифилиса, двести пятьдесят миллионов случаев гонореи. Миллионы случаев такой гадости, как трихомониазы, хламидиозы, уреплазмозы, гарднереллезы. Про половой герпес и говорить нечего. По общей сумме эти инфекции, передаваемые половым путем, превышают даже распространенность гонореи. Но самое главное заключалось в том, что пятьдесят процентов всех больных являются гомосексуалистами. Легко сравнить эту колоссальную цифру с распространением самого гомосексуализма в человеческой популяции. Она колеблется в пределах от двух до шести процентов среди мужчин. Правда, в закрытых коллективах частота гомосексуализма подскакивает до весьма значительных цифр: от тридцати до пятидесяти процентов. На первом месте здесь, конечно, страдальцы из тюрем, армейских коллективов, служителей монастырей южных государств, там где исповедуется католичество. Женщины, кстати, не намного отстают от мужичков, а по некоторым позициям далеко их обгоняют.

Все взвесив, можно было прийти к разумному выводу, но он тоже требовал дополнительной следственной проверки. Первая пара: Шкуряк – Гордиевский. К ним, пожалуй подходит историческая модель: царь Филипп – любовник Павсаний. Только в том покушении для удара дверью Шкуряк был запланированной мишенью, а Гордиевского подвел несчастный случай. Однако, кто может поручиться за то, что "несчастные случаи" сами по себе вырастают, как грибы под елью после теплого дождя. Кстати, и для роста грибов сперва требуется подселить под ель "грибницу". Вторая пара: Егоров – Остроухов, потом и неизвестный дуэт, возглавляемый Семеном Пеньковским… Я глубоко задумался!.. Дело в том, что мне казалось, что во все те коллизии вмешалась женская рука. Действовала рука мстительная, бескомпромиссная, жестокая. Но женщины, может быть, были особые мотивы!.. Меня осенило: необходимо срочно проверять инициативную дамочку на зараженность серьезной половой инфекцией, доставляющей неукротимые мучения или прямиком ведущие к летальному исходу. Только получив подобную гадость, разгневанная женщина могла решиться на "двойное убийство"!..

Я размышлял над этими вопросами, совершенно не следя за дорогой. Мне удалось перезвонить Колесникову по мобильнику и дать краткую "наводку" на подозреваемую женщину: "Ищите во влагалище заразу!" Не худо было потрясти и родственников Шкуряка, да Гордиевского, то есть обследовать их закон жен и рекламных любовниц… Может быть, и у этой парочки конфликт строился на обмене инфектом, передаваемым половым путем…

Все эти мысли, как не крути, вывели меня на предпочтительные выводы. Я облек их в единственный, как мне показалось, верный вопрос: "Так, может быть, женщина действительно чище мужчины?" Но из Вселенского Информационного Поля нависало сомнение, словно тяжелая снежная лавина, готовая вот-вот сорваться. Развернулась нужная страница Библейской Истории. Я хорошо помнил, что Ева была виновницей трагедии Адама! Из-за ее чисто женского греха Первого Мужчину поперли из Рая… "И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят" (Бытие 3: 22).

Память и совесть зазбоили, но моя многострадальная душа вдруг поволоклась в сторону жизненных наблюдений: припомнились годы работы в ФОМГ. "Масленые мысли" увели меня почти что в альков, всегда ненароком создаваемый на работе – в виртуальной или реальной форме. Помнится, сидел я в "теплой компании": три женщины и я один в том цветнике. Дамы все – соблазнительного возраста, идеальной анатомической конструкции, черноглазые, прожигающие нутро мужчины-собеседника огнем намека и недосказанности. Я, как водится, млел под импульсами гипнотического многоцелевого реактора сильнейшей мощности…

Профессиональное чутье обозначило главный энергетический соблазн: справа на меня смотрели глаза изумительного оливкового цвета и хитрая мордашка, привыкшая к окончательным победам над мужскими особями. Мне удалось сильнейшим импульсом воли охолонуть естественный порыв, и рассудок заработал трезво – почти как после многотрудного лечения у нарколога по методу изувера Довженко… Я понял, хоть и сопротивлялся весьма настойчиво, что восхищение женщиной нормальному мужику трудно поменять на однополую любовь!.. Апостол Павел подлил масла в огонь своим Посланием к Римлянам: "Потому предал их Бог постыдным страстям: женщины их заменили естественное употребление противоестественным; подобно мужчины, оставивши естественное употребление женского пола, разжигались похотью друг на друга, мужчины на мужчинах делая срам и получая в самих себе должное возмездие за свое заблуждение" (1: 26-27).

Кончил дело – гуляй смело!.. Вот тогда-то я и заметил, что мы мчимся не домой – на Гороховую улицу, где меня и Олега ждет охлажденный джин с тоником. Машина давно выскочила на какую-то идеальную автостраду, правда, не очень широкую. Из чего можно сделать вывод, что эксплуатировалась она не очень активно и, возможно, в каких-то сугубо специальных интересах. По обеим сторонам дороги мелькали деревья и прилизанные обочины правой и левой стороны, людей не было видно, не мелькали и дома, иные строения. По всему чувствовалось, что мы проникли в "запретную зону". Я задал наводящий вопрос Владимиру, и наш рыцарь "без страха и упрека" ответил, глазом не моргнув:

– Мы едем на одну из специальных тренировочных баз. Пора начинать специальную "притраву". На некоторые "хорошие дела" необходимо и человека "натаскивать", как рабочую лягавую или борзую собаку. Но, если не возражаете, то лучше перенести этот разговор на то время, когда прибудем на место. Вы там и сами многое поймете.

Олег первым поднял голову – к его душе, видимо, проснулся "навык жизни" свободного и Богом избранного народа. Ох уж мне эта генетическая гордыня – вечно она приводила и продолжает приводить некоторые народы к бунту.

– Владимир, а не слишком ли много вы хотите прихватить власти над свободой личности?..

Владимир взглянул на Олега, как, наверное, смотрела военная знать на потомственного "шпака". А Олег смотрел на него, гордо запрокинув голову, словно вошь, только что напившаяся рабоче-крестьянской кровушки, на пролетарскую революцию. Можно было подумать, что нашла коса на камень…

– Скажите откровенно, Олег Маркович, – начал Владимир с расстановкой "впечатывать" в грунт элементарных понятий моего друга, – вы желаете остаться живым или предпочитаете сложить голову в самое ближайшее время, даже не успев понять откуда прогремит точный выстрел?

Олег побагровел и отрицательно замотал головой…

– Так вот, – продолжил Владимир, – в трудные минуты любые народы всегда обращались к Армии… А она использует для спасения положения свойственные ей методы. Здесь что-то сродни псовой охоте. Есть такое понятие "высворить" – это значит приучить борзую собаку работать в своре и быть послушной. Потому что свора всегда сплоченнее, а значит и сильнее. Внутри нее борзые разделяются, как говорили в старину, на "русачников" и "волкодавов". То есть одни "агенты" травят только зайчиков, ну а другие – расправляются с волками, даже в одиночку!.. Вот так и мы с вами постараемся сделать: каждый займется своим делом, но работать будем все вместе – сворой!..

Кто-то, возможно, и стал бы спорить, но в данном случае мне это претило. Подождем прибытия на место – там нам сообщат подробности. Ну, на месте – так на месте! Я видел, что Владимир занят медитацией: глаза полуприкрыты, тело расслаблено, однако контроль за окружающим не прекращает ни на минуту. Мне ничего не оставалось, как тоже принять стиль Владимира: медитация, медитация и еще раз медитация!..

Видимо, несколько сбросив напряжение и отдохнув душой, я открыл каналы для ассоциативной памяти. А она отодвинула меня в тот уголок информационного поля, где хранились результаты встреч с полезными и дорогими моему сердцу людьми. Первым явился на мой душевный призыв Сергей Владимирович Волков и сгрузил в мою голову массу жестокой статистики. А что такое статистика? – эта политическая проститутка, которую никто в нашей стране уже давно не пользовал так, чтобы сохранить правду и здравый смысл. И то сказать, если разговор пошел о "проститутках", – а кто вообще-то в сексе ориентируется на здравый смысл или правду, особенно, когда наслаждение получает от проститутки? Скорее всего, никто!..

Так точно и я воспринял статистику, сгруженную в мои "закрома интеллекта" с некоторым предубеждением. Но я не стал дарованную мне статистику отпихивать ногой, как падшую, протравленную отвратительными инфекциями, алкоголем и наркотиками женщину. Я решил разобраться во всем сам без лишней аффектации…

Однако, прежде чем заняться такой ответственной работой, мне захотелось "причаститься" хотя бы у собственной совести. Покаяние всегда требует, прежде всего, глубинного осознания своего греха. Литературой, по главной сути, я занимаюсь всю жизнь, почувствовав эту сладкую магию слова с юных лет, если не говорить о младенческом возрасте. Хотя и на такое замечание я имею право: если ребенок не только ради усмирения голода треплет женскую грудь, то это уже встреча с поэзией. А я именно так и начинал формировать собственные ощущения и тягу к поэзии…

Итак, что же со мной происходит? Да я занимаюсь литературой, переплавляя ее руду в топках собственного эгоистического мировоззрения. Если угодно, я открыл для себя особую специальность, назвав ее "экспериментальное литературствование". Можно сказать и по-другому – "экспериментальное литературотворчество". Но все равно, и во втором случае, из меня прет эгоизм человека науки, а не поэта!..

Хоть слезами умывайся, но поэт я хреновый, поэзию воспринимаю только как потребитель. Сам же поэтом никогда не был, не чувствовал в себе способности к столь трудной работе и особому мировосприятию. Но и никогда не завидовал поэтам, потому что хорошо понимал, что у каждого "свои игрушки". Меня все же раздирали две страсти – всегда совместимые и почти равные по силе вовлечения в творчество: наука и беллетристика – обе пытающиеся дружить с поэзией. Отсюда создалось загадочное переплетение чувств и мыслей, взаимодействующих почти на грани нормы и патологии – что-то похожее на пограничную форму шизофрении, слегка приправленной алкоголизмом.

Руки с возрастом и в результате длительного колочения по клавиатурам печатных машинок, да компьютера стали мерно трястись – все это было ловко приправлено еще и тягой к стакану… Вот вам портрет современного русского интеллигента!

Понимая и принимая как должное свои пороки и недостатки, я все глубже уходил в эксперимент: во-первых, меня интересовало сколько лет самоистязаний я выдержу и на каком произведении сдохну, не дописав несколько строк до финала; во-вторых, я спешил перебрать все стили в литературе, пощупать собственными руками различные формы эпистолярного творчества. Но, как бы я не пытался перебирать приемы писательской техники, все равно в конце концов впадал в откровенный экзистенциализм, спотыкаясь о каверзы, так называемой, феноменолигии.

Да, я экспериментировал с собственными возможностями, как с писателем. Но при этом я мучил и слово тоже. Только относился я к нему, как к инструменту, дающему возможность создавать различные впечатления у читателя в ходе контактов с моими произведениями. Слава Богу, что в тех местах, где мне приходилось трудиться, паслось такое большое стадо чудаков – у некоторых из них имена явно начинались на букву "М". Я и стриг "литературный подшерсток" с таких грешников. Это тоже был эксперимент!.. Правильнее сказать – "острый опыт"!

Мои "бараны" мычали, бодались, но что они могли противопоставить острым волчьим зубам?! Ничего, кроме еще большей глупости, суть которой – подставить не жирный бок, а горло. Мне доставляло удовольствие провоцировать "стадо" на "откровение глупости". Не потехи ради, а только для выполнения "высоких литературных задач"! Переписав все на чистый лист бумаги, я отправлял свои "литературные доносы" на современное общество в типографию, там их тиражировали – и прямиков в библиотеки страны, да по книжным магазинам. Если не современники, то любопытные представители иных поколений доберутся до правды, насмеются вволю над самовлюбленными неучами, пытающимися рядиться в одежды гениев, тонких политиков, крутых администраторов…

Однако, сволочное это занятие – разоблачение! Сергей Владимирович Волков тоже разоблачал, но другую компанию: он раскрывал тайны трагедии русского офицерства. И мы с ним многократно обсуждали такие тайны. Сейчас, мчась в машине по территории еще одного "военного заповедника", моему творческому эгоизму захотелось пообщаться с тенями великой темы. Конечно, в том была и моя собственная корысть, иначе Бог не подтолкнул бы мою память, как надутый футбольный мяч, и он не покатился бы медленно, но настойчиво, неотвратимо в ворота какого-то еще неизвестного мне противника.

"Армия всегда была и останется еще долгое время столпом государственного развития. А интеллектуальной и волевой ее основой является офицерство. К началу Первой мировой войны в России офицерский корпус составлял более сорока тысяч человек. Война подтолкнула органы мобилизации и за короткое время к костяку офицерства прибавилось еще сорок тысяч различных чинов. Офицерские училища и школы прапорщиков в ускоренном режиме старались перекрывать дефицит потерь на фронте. В общей сложности за годы Первой мировой войны было произведено в офицеры около 220 тысяч человек, с основным корпусом, уже действующим, это составило более 300 тысяч человек. Боевые, так называемые, безвозвратные потери за годы войны среди офицеров составили 71298 человек, в том числе 208 генералов. Больше всего гибло, наверное, прапорщиков – 37392 человека"…

Я отвлекся от статистики и призадумался: почему для моего литературно-экспериментального труда требуются такие данные?.. Мысли разбегались… Они дичились друг друга и все вместе – надсмехались над формальной логикой… Они не хотели лечь на гибкую ленту транспортера, называемого сюжетом.

За окном мелькали деревья, на такой скорости они казались безликими, смазанными – они являли собой общую массу, называемую "лесом". Но тот лес жил по законам универсальной биологии, а не формальной логики… Вот, вот!.. Все постепенно становится на свои места: оказывается мне хотелось постичь психологические законы, управляющие офицерством во все века, среди всех народов…

"Довоенное офицерство типировалось по принципу "потомственный военный". О том утверждал опять-таки писатель Волков. Как правило этот признак совпадал с другим социальным качеством – "потомственный дворянин". Дети военных начинали носить погоны с десятилетнего возраста, обучаясь в кадетских корпусах. Там шло воспитание в духе беспрекословной преданности престолу, монарху. Универсальное правило выдерживалось подавляющим большинством офицеров. Октябрьский переворот 1917 года испоганил все святыни, в том числе и в душах офицерства. Временное правительство по существу предало офицерство, бросив его на растерзание тупоумной солдатне и матросне. Офицеры, дабы побудить нижние чины к наступлению шли в одиночку в бой и терпели колоссальный урон, но оставлись верны воинским традициям. Мало того, солдаты часто устраивали самосуд, убивая своих командиров. Выжили в основном те, кто принял на вооружение мимикрию, осквернив тем самым душу, но возведя ее в ранг Закона поведения. Достаточно вспомнить наших маршалов – хотя бы Тухачевского. Но столь податливыми были не представители кастового офицерства, в "выдвиженцы войны". К началу революции офицерство уже настолько "пререлицевалось", что вполне соответствовало качественному и количественному составу общего народонаселения. В офицеры тогда определяли практически всех более менее грамотных людей". Тухачевский был до революции всего лишь прапорщиком – а это что-то среднее между солдатом и офицером.

Опять обобщающие мысли стучались в кладовые и архивы интеллекта: "кастовость", "дворянство", "образованность" – канули в лета! Опорой престолу такой социальный фундамент уже быть не мог. И государство начинает разваливаться…

Однако большевики, кровь из носа, желают удержать власть: для них это уже проблема жизни и смерти! Спасти ситуацию может только тоталитарное государство, а значит нужна опора новой армии, иного офицерства и по духу и по социальным установкам…

"Офицеров в столице останавливали на улице, били, истязали, убивали, грабили: "Анархия – мать порядка"!.. Особенно бушевал Кронштадт. В апреле 1917 года в Петрограде усилиями барона генерала П.Н.Врангеля и графа А.П. Палена была создана тайная военная организация, имеющая возможность рассчитывать на военную поддержку ряда воинских частей, сохранивших боеспособность. Для быстрого реагирования был создан ряд офицерских дружин. В мае в Ставке образован Главный комитет Всероссийского союза офицеров. Но приходилось и отмежевываться от тех офицеров-перевертышей, что надумали принять революцию. Решительнее всех повел себя генерал Л.Г.Корнилов: он двинул на Петроград несколько эшелонов Кавказской Туземной кавалерийской дивизии. Марш-бросок "Дикой дивизии" без должной поддержки захлебнулся. Виновниками тому были не только большевики во главе с Лениным, но и проститутка-Керенский"…

Прибегнув к несложным аналитическим функциям, можно было понять, что именно создание тайных организаций служило способом спасения от окончательного разгрома офицерства. Примечательно, что дворяне-офицеры пошли по существу по пути крестоносцев, масонов. В этой части все повторяло опыт в большей мере не отечественных традиций тайных обществ, а английских масонских лож. Началось некое соревнование: "белое движение" перетягивало на свою сторону лучшие офицерские кадры – кастовые, дворянские, умные; "красное движение" переманивало на свою сторону все остальное из наличного состава офицеров, вернувшихся с войны. Примечательно то, что ни те, ни другие офицеры не сумели сохранить жизнь: одни погибли в ходе Гражданской войны, другие – в результате чисток в ближайшие годы советской власти.

"Большевики быстро поняли бесперспективность надежд на "народную мудрость", им потребовалось на переходном этапе прежнее офицерство. Уже с лета 1918 года пришлось спрятать ненависть и недоверие к офицерству и начинать вербовать штат "военных специалистов". Только в Москве на 15 июня 1918 года было зарегистрировано около тридцати тысяч офицеров. Первый декрет о призыве офицеров, военных врачей, военных чиновников был издан большевиками 29 июля 1918 года. По докладу бывшего генерала, а ныне военного специалиста, перешедшего на службу в Красную армию, М.Д.Бонч-Бруевича, только десять процентов учтенных офицеров изъявило желание добровольно служить новому правительству. С апреля 1919 года начали действовать особые комиссии по учету бывших офицеров. Они почти насильно определяли бывших офицеров на службу в Красную армию. Осенью 1918 года удалось поставить в строй 160 бывших генералов, в 1919 году – 200 генералов и 400 полковников и подполковников"…

Машина притормозила, я открыл глаза: через переднее ветровое стекло увидел небольшой, аккуратно оборудованный пост, сержант в камуфляже проверял документы, представленные Владимиром. Нас не просили выходить из машины, класть руки на капот и раскорячивать ноги. Все было тихо и мирно, я бы даже сказал – деликатно. Мы снова тронулись в путь, но теперь уже по территории, заполненной чуть приметными бытовыми строениями – двухэтажными зданиями. Около одного из таких домиков машина остановилась, и Владимир, улыбнувшись, предложил всем выходить "на волю". Так он выразился во всяком случае…

Нам с Олегом отвели комнату на двоих с санитарным узлом и маленькой кухонькой. Какая-то разновидность спартанской гостиницы встретила нас, было дано время на обустройство, и я спокойно завалился прямо в одежде на койку, забив болт на всякий элементарный этикет. Мне было необходимо "доковыряться" в своей памяти, иначе "незавершенка" будет тяготить меня и отвлекать от других возможных дел…

"Крупнейшим центром офицерской эмиграции после Гражданской войны стали Балканские страны, особенно Югославия. Вот почему, наверное, так близка нам эта страна и по сей день, вот почему в конфликте с албанцами подавляющее большинство русских было на стороне югославов. Даже по себе я чувствовал ненависть к тем, кто запер в узилище Гааги Слободана Милошевича. Только крайне тугие материальные узлы связали руки нашей армии в деле помощи Югославии. Но я был уверен, что все естественное обязательно возвращается на свои места.

Хорошо известна и русская колония в Южной Америке, сложившаяся до Второй мировой войны под руководством генерала И.Т.Беляева. В Парагвае создался своеобразный центр русской военной организации, куда последовательно перебирались бывшие офицеры из Западной Европы, например, из Люксембурга, Франции. Опытные офицеры, еще в полном расцвете сил, принимали участие в военных действиях Парагвая и Боливии. Именами погибших русских офицеров были названы десять улиц в столице страны – Асунсьоне. Забавно, но в Парагвае как бы пересеклись после Второй мировой войны пути русских эмигрантов и немцев".

Меня опять швырнуло несколько в другую крайность: я оставил в покое дела былого офицерства, как такового, и решил приблизиться к масонству. Не трудно было заметить, что еще в 1917 году, неожиданно возникшее, как средство самозащиты, тайное сообщество офицеров потянуло за собой хвост через эмигрантские кордоны, главным образом, в Париж. Такое масонство категорически отмежевалось от русских масонов, ставших внутренним двигателем переворота семнадцатого года, свержения монархии в России. Честное общественное мнение прочно усадило на черную скамью суда чести членов временного правительства и особенно Сашку Керенского!

"До Второй мировой войны основной идеологической проблемой русского масонства за границей была, пожалуй, задача окончания борьбы за "возвращение" и "невозвращения" в Россию. Во время войны и, тем более после нее, возникла необходимость "чистки рядов" – нужно было срочно выявить и отделить от себя тех, кто сотрудничал с немцами". Примеров таких направлений работы масонских лож много. Но я для начала втянул в разговор Олега по поводу ложи "Юпитер".

– Олежек, – начал я с места в карьер, – что тебе известно о деятельности масонов из ложи "Юпитер"?

Мой друг задумался не надолго, он уже порядком начитался моих "трудов" о русском масонстве и кое-что смыслил в этих вопросах.

– Мне помнится бессменным руководителем "Юпитера" еще с 1938 года был Б.Н.Ермолов. Именно в том году, 10 марта он был избран мастером ложи. Но, пожалуй, выступая на торжественном собрании 10 марта 1945 года мастер не был слишком оптимистичен. Это же именно Ермолов обратился к членам ложи с риторическим вопросом: "Урок, только что полученный человечеством, даст ли должные плоды в области духовного прогресса?"

– Ты прав, Олег, оптимизма было тогда очень мало, наверное, потому что всех основательно придавила страшная война, только что закончившаяся. Сильное смятение было в душах выживших. Представляешь, сколько энергии нужно было затратить, чтобы залечить душевные раны. Наверняка, не все выдержали испытание: кто-то из довольно близких людей погиб, некоторые сломались под тяжестью серьезных обстоятельств и связались особыми отношениями с фашистами (таких, кстати, было немного), кто-то попался на удочку КГБ. Всего-то ложа к тому времени насчитывала только двадцать девять человек. Но оставшимся на посту было непросто остудить память и горе по невинным жертвам и по тем, кто не выдержал испытания. Их пришлось вычеркивать из списков…

Мы удобно улеглись каждый на своей койке и совсем уже собрались, не спеша, со смаком и вкусом, пройтись по всем знакомым нам масонским ложам, имеющим тяготение к русскому офицерству. Кто из дворян не служил в России в армии до революции? Очень мало таких чудаков было. Но Олег пожелал выскочить из контекста нашего философско-публицистического разговора и задал неожиданный вопрос:

– Как ты относишься к писаниям старухи Шапокляк, то есть к Берберовой о масонстве?

Не скажу, чтобы такой вопрос меня "взорвал", но я не мог понять для чего Олегу необходимо в манную кашу мешать не сахарный, а обычный песок, да еще и набранный на пляжах другого континента. Все это варево потом будет невозможно слопать.

– Кажется, у Андрея Ивановича Серкова в свое время я наткнулся на очень точное определение "вклада" Берберовой в изучение масонства. Он называл ее "труды" журналистско-старческим скандализмом. Вот тут я с ним полностью солидарен. У меня к Берберовой приблизительно такое же отношение, как к масонской ложе "Гермес". Меня шокировал в ней пофамильный состав. Такое же удовольствие я получил от знакомства с составом женской ложи "Аврора". Но здесь меня смущал уже не национальный, а, естественно, половой и возрастной детерминизм. Мое твердое убеждение заключается в том, что носители ортодоксальных религий вообще не должны приближаться к масонской игре даже на пушечный выстрел. Это им противопоказано генетически, биологически, физиологически, если угодно. Но женщина – это всегда "Х2", и ее ортодоксальность обнимается с политической неустойчивостью так же лихо, как принципиальные половые пристрастия, подверженные возрастной коррозии. Молодежь до первого замужества изображает из себя феминисток, старухи, напрочь лишенные перспектив замужества, превращаются в моральных тиранов. Все вместе придает масонству вульгарную окраску – это уже театр парадоксов, а не масонская ложа.

Олег изобразил на своем лице явное непонимание причин столь категоричной позиции. Мне пришлось подбирать выражения, чтобы не застрять в памяти друга в качестве той кости в горле, от которой погибает и человек и дружба с ним.

– Понимаешь, Олег, – начал я медленно, – все хорошо, что хорошо кончается. Можно потолковать и о национальном вопросе, тогда роль еврейства в революции в России будит иметь четкое определение. Она нам хорошо известна и на других, более солидных примерах: в жизни и смерти Христа, прежде всего. Так нужны ли еще повторения? Зачем разрушать масонство, только еще наметившее пути возвращения в Россию. Пусть лучше его адептами будут этнос определяющие нации. А для собственно Израиля, полагаю, масонство просто не нужно – не так ли?

Олег не успел мне ответить, открылась дверь комнаты после короткого командного стука, и раздалась шутливая команда: "Выходи строиться на обед!"

Мы не успели поговорить о бабах-масонах, подхватили ноги в руки и высыпали во двор, там уже переминался с ноги на ногу Владимир, рядом замер Гончаров и еще несколько человек. В одном из ждущих кормежки я быстро признал нашего тайного ночного гостя – "Кудрявого". Его уже однажды пришлось выручать Олегу. Все как-то странно сочеталось, но не объединялось пока. Будем ждать, когда же подойдет и фаза дифференциации "объектов пристального внимания". В чью же пользу окажется тогда окончательный счет?

Обедали в столовой, расположенной невдалеке, слева от нашего корпуса. Все здесь было скромно, чисто, опрятно – построено на принципах самообслуживания. После обеда нас как бы развели "по интересам", со мной и Олегом взялся беседовать Владимир, остальных увели куда-то. Володя начал разговор на ходу, в свободной манере мы продвигались по гравийной аллее в сторону небольшого лесочка. На ходу беседовали и тот разговор ввел меня, мягко говоря, в легкое недоумение, хотя я уже давно положил за правило ничему не удивляться…

По словам Владимира, компетентным органам кое в чем уже удалось разобраться: круг интересов преследователей сужается. За нашей группой – а еще точнее, за мной и Олегом – вели "охоту", причем, квалифицированно, привлекая немалые силы и средства. Получалось так, что кому-то мы перешли дорогу, даже не въезжая в суть конфликта. Что заставило тех людей травить нас с борзыми, все еще не удалось расшифровать. Но, пока суть да дело, то придется решать вопросы самообороны и поиска с поличным "охотников за черепами". Одно было ясно: все деяния нападавшей стороны носили весьма агрессивный характер. Володя призвал меня и Олега быть весьма осмотрительными и не пытаться играть в детские игры – в ковбоев-сорвиголов. Сейчас же нас здесь собрали для "повышения боевой готовности" – нам с Олегом надлежало пройти курс "молодого бойца". В начале, как и водится у сыскорей и у диверсантов, мы должны возродить в себе навык огневой подготовки.

Решив не откладывать дела в долгий ящик, мы двинули в сторону стрельбища. Конечно, не в строю, а вразвалочку, но мы под руководством инструктора отправились повышать боевую подготовку. Владимир тоже прилепился к нашей компании, вел его простой лозунг: "Не скрою, ребята, люблю пострелять!". Ходу было минут пятнадцать, не более: шли по приятной лесной тропе, ничто не нарушало тишину и пения птиц, не было звуков, напоминающих о близости стрельбища. Прибыли на место: большая поляна с подстриженной травой, окружена с трех сторон высоким валов, чтобы гасить резвые пули, вырвавшиеся из неумелых стволов. Однако, полагаю, что здесь обычно стреляли те, кто никогда не мазал мимо мишени. Но вот для таких олухов, как мы с Олегом, земляное ограждение было кстати…

Уже в дороге, между делом, инструктор подкачал наши мозги несложной информацией. Оказывается бурному развитию ручных огнестрельных систем, позднее названных револьверами и пистолетами, способствовало появление капсуля-воспламенителя и изобретение вращающегося барабана, затем подающей патрон пружинной обоймы. В 1836 году неизвестный американский конструктор Джон Пирсони изобрел удачный револьвер "Патерсон", по названию города, где он был изготовлен и опробован. Но лавры от удачного изобретения получил не изобретатель, а менеджер того предприятия, которое занялось производством новой ручной огнестрельной системы – Сэмюэл Кольт. Он по существу украл у "творца револьвера" приоритет изобретения. Новый рывок, оказывается, исподволь готовил давно немецкий изобретатель Дрейзе: в 1827 году он изобрел первый унитарный патрон. К нему несколько позже присоединился французский оружейник Лефоше: в 1853 году он предложил шпилечный унитарный патрон с металлической гильзой. Наконец, в 1856 году американец Берингер, слизнув конструктивную идею у француза Флобера, усовершенствовал боевой патрон. Увлечение ручными огнестрельными системами подтолкнуло появление высококачественного бездымного пороха, резко повысившего мощность оружия.

Мы с Олегом, столь основательно расширив кругозор, просто воспылали страстью к огнестрельным системам и задались целью перепробовать все, что можно по этой части.

В 1897 году появились пистолеты системы Браунинг с магазином в рукоятке и возвратной пружиной под стволом. На нашей родине уникальными пистолетами до сих пор являются такие системы, как "ТТ", "ПМ", "Стечкин". Ну, уж эти-то пистолеты мы не упустим, от души настреляемся.

Для начала, нам позволили выбрать для "прикладки к руке" "ТТ" или "ПМ". Творцом сравнительного маленького личного оружия офицера, до сих пор стоящего на вооружении органов милиции, является Николай Федорович Макаров (1914-1988) – изобретатель самоучка, начинавший свою карьеру механиком в Сасовском паровозном депо. Он изобрел прекрасный пистолет ближнего боя, из него хорошо лупить по нападающему прямо от бедра. На этой модели остановил свой выбор Олег. Но я предпочел все же, пусть несколько неуклюжий с первого взгляда, но мощный "ТТ". Эта система прошла проверку в годы Отечественной войны. Пистолет до сих пор вдребезги разносит бронежилеты, выпускаемые большинством современных фирм.

Наши занятия начались с формирования "культуры работы с оружием": инструктор настойчиво вбивал в наши головы основные принципы приемов и методов максимально эффективного и безопасного применения оружия. В памяти долго еще будут свербить термины: "оружие вне тела", "оружие вне моего тела", "расположение ствола в плоскости безопасности", "палец контрольный", "палец рабочий", "оружие в мишени" и так далее…

Нас учили, школилии, снимали стружку за огрехи, а Владимир в это время, исподтишка поглядывая на нас, палил вовсю из своего любимого "Стечкина" – одиночными, очередями, справой, слевой, с двух рук… Мы завидовали ему, но понимали, что без теоретической подготовки даже в стрельбе хорошего результата не добьешься…

Наконец, и нам позволили насладить мужскую гордыню: никто не ограничивал нас в количестве выстрелов, "натаскивание" проходило весьма деликатно. Инструктор наблюдал за нашими экзерцициями и, как бы невзначай, подсказывал варианты более эффективного способа применения оружия. Мы не ершились, а начинали пробовать предлагаемый вариант и быстро постигали его преимущества. Странно, но через час страшной пальбы мы стали замечать, что пули в мишень начали ложиться ровнее, кучнее и ближе к яблочку.

Однако все устают: устало оружие, померкло и наше внимание, стали дрожать руки – потребовался перерыв. Разрядив пистолеты, мы отошли от огневой позиции и прилегли на мягкую, не скошенную в том месте травку. Я улегся на живот, подогнув и подтянув левую ногу так же, как я это делаю, когда ложусь спать и уже чувствую надвигающуюся муть сладкого сна. Голова моя улеглась на руки, уткнулась в мягкую, душистую траву… Сознание моментально отлетело – сначала неизвестно куда… Потом кручение в зыбкой невисомости прекратилось: я понял, что откатился к годам девятнадцати – двадцати. Тогда вот также, мы еще молодые, необстрелянные курсанты Военно-медицинской академии, зачисленные в первый взвод второго факультета, то есть в воздушные десантники, лежали на похожем стрельбище в летнем лагере в Красном Селе и лупили из автомата Калашникова, укороченного (АКС-74У), постигая азы науки "борьбы с врагом". Уже тогда мы понимали, что выбрали непростую профессию. Встав на тот путь, мы, скорее всего, рисковали многим. Возможно, новая профессия потребует от нас и самого дорогого – жизни, "которая дается один раз и прожить ее надо так, чтобы…" Мы – это мой приятель и однокашник по Нахимовскому военно-морскому училищу Сергеев и я – были до мозга костей заряжены идеологическими порохом. Понятийные штампы в том числе достались нам по наследству – от Николая Островского, например. Потому Сергеев и я действительно считали, что наши тела и души проходят закалку, подобно стали – мы били готовы к испытаниям огнем и холодом. Слушатели академии, где вроде бы должны готовить представителей самой гуманной профессии, палили из АКС так, словно вели настоящий бой с окружившими нас превосходящими силами противника. Потом мы узнаем, что при десантировании в тылу врага обязательно травмируется некоторое число диверсионной группы. И если выполняется серьезное специальное задание, то именно врачу придется по приказу командира группы "убрать небоеспособного". Ты будешь вкалывать пострадавшему яд, забывая о милосердии, но помня, что группа обязана выполнить боевое задание, даже пожертвовав жизнью этого человека. В том будет заключаться милосердие иного качества.

Мы были верны долгу! И отголоски той веры, воспитанной в нас жизнью, воинскими традициями с четырнадцати лет, приобщали нас к особой касте масонов. Нас настолько бодрило ощущение сопричастности с особой породой людей, что мы были готовы прыгать с парашютом и днем и ночью, в любую погоду, на территорию любого врага, лишь бы выполнить боевую задачу. Ребята понимали, что похожи на "цепных псов", натаскиваемых для самых кровавых дел. Но то была наша жизнь: правила бытия военной касты – особой, верной долгу, приказу командира!..

Прошло много лет, наши пути с Сергеевым разошлись. Он выбрал особую стезю, приведшую его к смерти – он повелел похоронить свое тело в пучине Тихого океана. Я хорошо понимал его выбор: ему просто надоела эта жизнь! К тому времени он, скорее всего, многое переосмыслил и отделил "мух от котлет"… Но ему и претил весь тот бардак, творящийся в нашей стране, и потому он сперва уплыл из нее – на свободные просторы океана. Но за свободу Сергееву пришлось заплатить дорогой ценой – и он, как водится у масонов, не стал жадничать!..

Мой друг так же, как и многие честные и порядочные люди, не хотел понимать и принимать законы новой жизни. Он не был фанатиком партии, не собирался идти по стопам клоуна Зюганова и ему подобным. Ему претила маска гордого буревестника, коммуниста, авангарда пролетариата! Наверняка, мой давний друг задавал себе простой вопрос: "А почему именно пролетариат должен руководить, повелевать жизнью остальных людей, желавших чувствовать себя свободными?" Кто сказал, что у работяг, при всем уважении к их тяжелому труду, должны быть особые привилегии? Все люди равны перед Богом!.. Не надо путать интересы авантюристов, стремящихся к власти, и потому использующих "особый инструмент" для достижения личной цели, и законы развития свободного общества…

Да, черт с ними, с коммунистами – достаточно взглянуть на похабное рыла их современных вождей, чтобы понять, кто чего стоит!.. Дело вовсе не в том, просто воспоминания о молодости навеяли грусть, потому что пришлось вспомнить о тех, кого уже нет в живых, но они остались мне дороги. Стрельба несколько разрядила мою долго копившуюся внутри агрессию. Мысленно я перестрелял всех личных врагов… Но душа осталась опустошенной: не было замены той агрессии, поскольку я давно растерял все положительные эмоции. Я, видимо, жил как раз тем, что не навидел врагов, подлецов, дураков, коверкающих жизнь честных людей, мою собственную жизнь… Вот почему память и поплыла в сторону Сергеева – моего старого друга. Он, скорее всего, был нужен мне сейчас. Я еще раз понял, что хорошие люди, как правило, не умеют объединяться, а от того терпят страшные издержки, порой стоящие им жизни…

Но рядом палил из "Стечкина" сын Сергеева – Владимир, рядом со мной лежал на траве мой друг Олег Верещагин… Значит все и не так уж плохо в этом мире. Вот пришел же мне на помощь Владимир, сколотил нас всех в бойцовскую стаю, призвал к самообороне, к деятельности, несущей наверняка положительный результат, во всяком случае, имеющий смысл!.. Значит и хорошие люди умеют объединяться, только делать это необходимо быстрее, решительнее и без лишней рефлексии…

Мысли улетели, и я окунулся в короткий сон: минут пятнадцать – двадцать, не более. Никто меня не беспокоил, я сам проснулся – свежий и бодрый, готовый, как и в свои девятнадцать лет, к головокружительным прыжкам с парашютом на территорию любого враждебного государства, в любое время суток… Но делать это теперь я стану только для того, чтобы оказать помощь достойным людям!.. Тут же голос сверху успокоил: "Кому ты, старый пень, нужен! Себя сумей защитить и на том спасибо!"… Я прислушался к "голосу сверху". Мне показался он очень знакомым: точно это были солдатские сентенции Владимира, мать его так!.. Интересно, откуда у него эта способность – читать мысли на расстоянии. Видимо, кое-что он унаследовал от своего отца…

Владимир подошел к нам с Олегом и присел на траву рядом. Даже во время короткого отдыха он был на службе. Боец сидел как-то по-особому, готовый в любой момент вскочить на ноги или, наоборот, проделать несколько кульбитов. Он и вправду перекатиться со спины на живот, на ходу выхватывая пистолет, целясь в невидимого противника: то была не игра, а тренировка "маятника" – обычное дело для диверсанта. Между тем, следя за окружающей панорамой, Володя вел неспешную беседу с нами. Он уточнял расписание наших занятий: ему казалось, что за короткий срок, не снижая огневой подготовки, нам необходимо освоить некоторые представления о взрывных работах. Конечно, такие знания никто не собирался развивать в нас до той степени, когда мы сами начнем подрывать кого-то или что-либо. Нам нужно уметь диагностировать подготовку подрыва: скажем минирование двери нашей собственной квартиры, установку где-то на нашем маршруте "растяжки" и так далее. Вот для того завтра с утра с нами займется инструктор некоторыми специальными вопросами "на местности". А сейчас нам предлагалось чередовать стрельбу с занятиями по метанию ножа и уклонению от такого оружия, когда оно неумолимо летит, прицелившись в горло.

Все в тех занятиях было интересно и занимательно, но к несчастью глазомер уже был не тот, да и резвость, координация основательно подкачали. Потом Владимир с новым инструктором просмотрел наши действия в рукопашном бою, рассчитанном на разные ситуации. Олег мог здесь показать класс спортивного боя – у него был чемпионский уровень. Но все наши "дерганья" были забракованы: инструктор продемонстрировал нам несколько несложных действий для "ближнего боя". То были "связки" универсального, практического характера, пригодные для стандартных ситуаций. На их отработке нам и было предложено сосредоточиться.

На следующий день новый специалист посвятил нас в тайны "визуального контроля" на местности: требовалось "вычислить" возможные подрывные "капканы", расставленные противником. Тут уж нам основательно зачумили голову разными премудростями: подразделение мин и фугасов по "тактическому назначению", "поражающему воздействию", "принципу действия", "способам приведения в действие", "срокам действия", "материалу корпуса или безоболочечным изделиям" и так далее. Я скис первым, хорошо усвоив одно: если коварный враг решит тебя "замочить", то он обязательно подберет ключи к твоему замочку.

С большим интересом, пожалуй, я впитал в себя информацию о "демаскирующих признаках объектов и людей". Мне доставило удовольствие проникнуть в тайны "невидимок": все здесь я примерял на свою персону. Пришлось выучить на зубок "таблицу шумов", применяемую в разведке, методы индивидуального повышения слышимости – лежа, сидя, стоя. Но, оказывается, в том деле очень помогает и развитое обоняние и простой здравый смысл, опытного по обычной жизни человека. Почему-то опять вспомнилось Нахимовское училище: мне нравилось, будучи помощником дежурного, уходить темной зимней ночью на обход огромного здания. Тогда я крадучись продвигался по неосвещенным коридорам, лестничным переходам, учебным классам и кабинетам, наблюдая жизнь большого пустого здания изнутри, оставаясь невидимым для всех остальных. Тогда я постиг еще один Божий дар: я легко адаптировался в темноте, быстро начиная различать предметы. Что-то кошачье просыпалось во мне, я не только хорошо видел в темноте, но и неслышно ходил, маскировался в абсолютной тени, обходил "подсветку силуэта" бликами фонарей с улицы.

Обычно дежурного офицера начинало беспокоить мое долгое отсутствие, тогда он принимался меня розыскивать: продвигаться по зданию в поисках "потерявшегося воспитанника". А я сидел в створе коридора в каком-нибудь теневом углу и наблюдал за действиями дежурного. Он явно боялся темноты, осторожно ступал по половицам. Осторожный человек силился нащупать выключатели на стене, но действия были безуспешными из-за суетливой поспешности. Тогда я неожиданно вырастал из темноты и на "кошачьих лапах" приближался к "старшему товарищу" сзади. Какое-то я, как тигр, шел по пятам охотника, затем негромко кашлял. Реакция у дежурного офицера возникала забавная. Может быть, тот дар "японского ниньзи" и смог бы реализоваться в моей дальнейшей военной карьере, но я решительно прервал ее. Медицина увлекла меня больше. А быстрая адаптация к темноте помогала мне при работе в рентгеновском кабинете или во время срочных ночных вскрытий в каком-нибудь сельском плохо приспособленном морге во время моей работы в Карелии. Почему именно срочном, ночном, да только потому, что морги не отапливались, представляя собой чаще всего бревенчатые сарайчики. К утру при сорокаградусном морозе труп превращался в глыбу льда. Судебно-медицинское или патологоанатомическое вскрытие приходилось бы выполнять с помощью зубила и молотка.

Из сказанного я быстро сделал далеко идущие выводы о том, что освоение армейских традиций, хотим мы этого или не хотим, еще долго будет являться в России свидетельством готовности к выполнению любой гражданской функции. Такой вывод только прибавил интереса и огня в наши теперешние занятия. Вечером, наконец-то, появилась возможность переговорить с Анатолием Гончаровым: он тренировался по особой программе. Толя был большим специалистом, профессиональным охотником, из чего я сделал вывод, что его усовершенствуют в снайперском деле. И когда я увидел, как он волочет вечерком спрятанную в чехол снайперскую винтовку "Винторез", применяемую для бесшумной стрельбы по объектам, находящимся на расстоянии 300-400 метров, то понял, что не ошибся в своих предположениях.

Примечательно, что я все еще помнил: "Винторез" – это автоматическая винтовка, способная стрелять и одиночными выстрелами и очередями. Это серьезное оружие: на расстоянии двести метров его пуля пробивает стальной лист толщиной шесть миллиметров, а на пятистах метрах – толщиной два миллиметра. Этого вполне достаточно, чтобы угрохать любого злоумышленника. Винтовка снабжена оптическим прицелом ПСО-1 и ночным прицелом НСПУМ-3. Теперь понятно, почему Анатолия мы несколько дней не встречали днем во время приема пищи: значит он тренировался и ночью для специальной стрельбы, а днем отсыпался. Сегодня график его работы, скорее всего, поменялся. Похоже, что Анатолий дырявил мишени на здешнем снайперском стрельбище еще задолго до нашего приезда.

За столом во время приема пищи мы сидели вместе, но говорили только о малозначительных делах – о давно минувших днях. Здесь работал универсальный принцип: "Болтун – находка для шпиона!" Умение сдерживать и контролировать себя во время разговора в общественном месте было, если угодно, еще одной степенью проверки готовности к выполнению разведывательной миссии.

Мы поедали вкусную пищу, шутили, вспоминали давние встречи, травили анекдоты. С Анатолий мы вспомнили и о совместной охоте в горах сочинского лесного массива. Туда я когда-то приезжал с Сергеевым на отдых, и нам удавалось вырваться в горы, естественно, под руководством Анатолия. Гончаров всегда оставался для меня не только великим авторитетом, знатоком охоты, но и замечательным парнем. И вот теперь мы неожиданно встречаемся вблизи Санкт-Петербурга, в таинственном для простого обывателя месте, и занимаемся-то мы здесь совершенно "странными делами"…

Владимир издали наблюдал за нашим разговором и, видимо, что-то подсказало ему: "Необходимо снимать завесу тайны со всех наших дел. Во всяком случае, надо сделать некоторую информацию доступной для осмысления".

Владимир собрал нас после ужина, вывел "апостолов плаща и кинжала" на свежий воздух. Сели спиной ко всем строениям на отдаленной полянке – никто теперь нас не мог контролировать с помощью технических средств. И начался разговор по душам. Мы с Олегом наконец-то узнали кое-что новое и неожиданное для нас. Оказывается определенные службы вели самостоятельное расследование происшествий на улице Гороховой. Как ни странно, главным виновником торжества оказался я – самый мирный, по моему убеждению, человек. Было доказано, что две машины во дворах были сожжены рэкитирами в отместку неким дельцам за неуплату "долгов", что к нам никакого отношения не имело. Смерть обоих Егоровых, безымянного для меня директора фонда, Гордиевского, Остроухова тоже не соседится с нашей историей. Но вот "подвиг" Олега Верещагина не остался незамеченным, однако и тут неопровержимых доказательств его участия в "побоище" не нашлось. Но оставался еще один неразрешимый казус. Именно его и силились исследовать компетентные органы…

Владимир меня ошарашил неожиданно: хвост моей "провинности", ради которой началась "охота на волков", оказывается, тянулся из периода десятилетней давности. Тогда я плавал врачом на торговых судах Балтийского морского пароходства. Странно, но Владимир воспроизвел картину былого по числам, часам и почти по минутам…

В один из рейсов мы шли из Гамбурга в Бразилию: пересекли, как и положено, Атлантический океан, полюбовались игрой дельфинов, китов, полетом птиц, закалили лучами отменного солнца кожные покровы, освободили легкие от городской копоти, впитали в себя дармовое вино, выдаваемое по нормам для плавающих в южных широтах. Сам по себе Гамбург был уже давно забыт, но зудящей занозой осталась в сердце память от общения с прекрасной немкой Беатой Хорст – белокурой, смешливой молодухой из цивильного пивного бара, с которой уже сравнительно давно связал меня счастливый случай. Я всегда с приятным чувством удовлетворенного самца вспоминал ее откровения, тепло тела, разнузданный темперамент и незатейливое кокетство. Потом, когда пароходство обанкротится и нас – матросов, врачей, капитанов и буфетчиц – выставят на мостовую, я устроюсь на работу в то смешное и никому ненужное заведение, называемое Фондом обязательных медицинских глупостей. Беата будет навещать меня в Санкт-Петербурге. Она не станет мучить своего увядающего без Атлантического солнца любовника расспросами о том: "Как же можно жить в такой странной стране?" Странная женщина, не весть что нашедшая во мне, с полной самоотдачей будет продолжать дарить мне телесные радости, пробовать читать мои сумасшедшие книги, специально для нее переводимые мною по главам на немецкий язык. Она будет ухохатываться, встречаясь прямо в жизни с литературными героями, – я перезнакомлю ее со всеми своими друзьями, ненароком укажу и на врагов, – совершенно не знакомыми ей даже по главной сути – по отношению к жизни. И это, я полагаю, только добавляло шарма в наши человеческие отношения. Беате, наверняка, казалось, что она встречается с "папуасами" или "марсианами". Но когда я водил ее по улицам Санкт-Петербурга, по загородным дворцовым резиденциям бывших царей, сплошь немецкого происхождения, она цепенела от величия увиденного и приходила в восторг, тогда она начинала лучше понимать своду полета души русского человека. В музеях и театрах она тоже захлебывалась от восхищения. И тогда дома, ночью, в постели на меня обрушивалась "ласка императрицы", уже хорошо понимающей, что она награждает изысканной любовью не "папуаса" или "вьетконговца", а графа Орлова, сумевшего возвести и ее тоже на пьедестал величия России!.. Белокурая бестия моментально превращалась в императрицу страсти – сила перевоплощения у женщины, как ни крути, невообразимая, особенно, если ее подпитывают исторические примеры!..

Владимир описывал события сухо, больше уточняя хронологию. Но я-то продолжал живописать, а я уже всем нутром унесся в далекие воспоминания: что-то давненько не приезжала Беата. Скорее всего, почувствовала по письмам, что я изменил ей теперь уже кувыркаюсь с русской белокурой бестией… Это почти животное чутье приближающейся опасности тоже сильно развито у женщин… Слов нет, Беатрис оставалась неповторимой, только я заметил, что стал и среди русских предметов своих матримониальных хлопот выбирать тех, кто напоминал мне мою прекрасную немочку.

"Командный окрик" вернул меня в мир реальностей… Итак, общее совещание закончилось, но я из-за плотских воспоминаний, кажется, упустил суть разбора полетов… Или Владимир мастерски ушел от самых главных откровений? Я только успел понять, что для охраны моей персоны выделено два человека. Тот самый кудрявый парень, которого однажды спасал Олег от бандитов, – отличный спортсмен, мастер спорта по стрельбе из пистолета. Вторым из "прикрытия" был Коля Мельник – небольшого роста, крепыш, тоже мастер спорта, но только по офицерскому многоборью. Когда-то наши пути пересекались с Николаем в Нахимовском училище. Анатолий Гончаров будет выполнять особое задание, но оно больше соответствует охоте с "подставой", или рыбной ловле – на "живца".

Все разошлись, а Владимир продолжил разговор со мной и Олегом Верещагиным:

– Пока мы еще точно не знаем, кто заказчик и почему так плотно за вас взялись. Собственно, пасут Александра Георгиевича, но вы, Олег Маркович, примелькались в тесной компании с ним. Отсюда вывод – вы соучастник, и вас тоже кому-то нужно убирать.

Владимир оценил воздействие сказанного, но мы пока еще находились каждый в сфере своих личных переживаний. Я застрял на Беате и теперь ее заместительнице – Ирине Яковлевне. Олег, абсолютно точно, прилепился к новой даме сердца – к стоматологине Воскресенской. Даже суетящиеся пальцы рук выдавали его нетерпение: он давно не ощущал плоти свое Valkyria. Владимиру ничего не оставалось, как взбодрить не половую, а нашу боевую активность:

– Господа-интеллигенты, хочу вас предупредить, что, если судить по почерку действий, за вами, скорее всего, охотятся те, кто имеет отношение к большому наркотическому бизнесу! Вам, если хотите сохранить головы, нужно держать ухо востро и не расслабляться. А у вас один блуд, да пьянка на уме…

Мы попробовали замаскироваться под "пеньки":

– Володя, ты судишь слишком строго стариков, к тому же переоцениваешь наши реальные возможности… Нам бы на отдых, все мысли только о пенсии… А ты заговорил о блуде,.. пьянке…

Владимир даже не удостоил нас ответом по поднятой теме… Помолчав немного, он перенес прицел дознания непосредственно на меня:

– Александр Георгиевич, давайте попробуем оживить картину ваших действий в течение последнего "хождения за три моря и один океан". Насколько я понимаю, вы стартовали в Бразилию из Гамбурга – прекрасного немецкого портового города с большими традициями, в том числе, возможно, и в наркобизнесе…

Я сильно удивился такой постановке вопроса: Гамбург для меня был городом мечты, там жила моя красавица Беата. И это, тем более, наполняло мои мысли пиететом, доброжелательностью, властным сексуальным трепетом… И тут вдруг какой-то "наркобизнес"… У меня в ушах тот термин зазвучал примерно в той же тональности, что и "сифилис", "СПИД", "зараза"… Но этого никак не может быть, только потому, что не должно быть!.. И точка!..

Володя выслушал мое мелодраматическое откровение спокойно, а затем предложил:

– Ассоциации с сифилисом и прочей медициной давайте исключим полностью! Но затем внимательно отнесемся к простому заданию: последовательно вспомним – минута за минутой – весь ваш вояж в Гамбург, ничего не выпуская, даже постельные сцены, которые, как я понимаю вашу натуру, естественно, были.

Я не стал смущаться: в конце концов такие воспоминания мне будут приятны, а имена же можно не называть. Опишем все поэтически, как в "сладеньком романчике". Но тут, словно наваждение из сфер Божественных, что-то толкнуло меня в левый бок – где-то в районе четвертого – пятого межреберья. Здесь, по указанию древних, рядом с сердцем гнездилась душа. Сперва я не понял указание свыше абсолютно точно, но скоро и этот рубеж энтропии был преодолен моим атеросклерозом: память слог за слогом, деталь за деталью, монадой за монадой вывела меня на осознание соответствующий теории старика Лейбница. Да, да, именно его вещий труд "Монадология", увидевший свет в 1714 году всплыл в памяти, от чего зрачки моих дальтонических глаз расширились, словно у кошки, нырнувшей в тьму загадочной ночи. Монаду Лейбница специалисты называют живым зеркалом Вселенной и Бытия. Понятия монады мы уже находим в работах Николая Кузанского и Джордано Бруно, но раскрыл его полностью, до самой понятийной глубины только Лейбниц. Он дал им универсальное толкование: это бестелесные, простые субстанции, истинные атомы природы, элементы вещей. Они имеют как отрицательные, так и положительные свойства. Каждая из них наделена способностью восприятия и представления…

Мне было трудно понять: "Какого лешего я ударился в монадологию, когда Владимир меня спрашивает о совершенно конкретных делах"? Но в том-то и особенность человеческого разума, что он легко сходит с правильных рельсов и даже превращается в сумасшедший ум. Видимо воспоминания о дорогой женщине свели меня с рельсов житейской простоты и увели в философию Лейбница. Я взглянул на Олега: его тоже почти безумный взгляд свидетельствовал о том, что мой друг приближается к рубежу тихого помешательства. Только скорейшее обсуждение философии Лейбница, то есть монадологии могло спасти нас обоих!..

И я резанул воздух первой сентенцией:

– По Лейбницу, вся информация атрибутивна или акцидентальна присуща монаде.

От неожиданности поворота разговора Владимира даже повело куда-то в сторону – его можно было понять!.. Мы же не на занятиях в Университете марксизма-ленинизма и не собираемся подвергать критике теорию "чистого разума"… Стоило дать вводные пояснения, чтобы хоть как-то вывести Владимира из состояния интеллектуального и эмоционального "prolapsus". Краем глаза я засек, как вспыхнул от нетерпения взор Олега – он-то был со мной солидарен полностью.

– В нашем понимании, "атрибут" – это необходимое, существенное, неотъемлемое свойство объекта. Акциденция – случайное, преходящее, несущественное свойство.

Спонтанно возникшее у Владимира косоглазие стало по легонечку выправляться, но зато Олежек еще ближе продвинулся к интеллектуальной невесомости. Но мне было уже не до контроля событий и психотерапии – я прочно оседлал хромающую, пегую кобылу философии.

– Лейбниц указывал: "Действие малых восприятий гораздо более значительно, чем это думают. Именно они образуют те, не поддающиеся определению вкусы, те образы чувственных качеств, ясных в совокупности, но не отчетливых в своих частях, те впечатления, которые производят на нас окружающие тела и которые заключают в себе бесконечность, – ту связь, в которой находится каждое существо со всей остиальной Вселенной".

Мои слушатели, слов нет, силились словить за хвост ассоциации из мирской жизни для только что выраженного мной алгоритма мышления. У Владимира это получалось совсем плохо, но все отменно понимал мой лучший друг Верещагин. Только веки и пальцы рук у него стали подрагивать, а глаза заводиться под надбровные дуги, как у женщин собирающихся грохнуться в затяжной обморок. И я выставил на стол все свои запасы премудрости:

– Лейбниц утверждал: "В силу этих малых восприятий настоящее чревато будущим и обременено прошедшим, что все находится во взаимном согласии. Ничтожнейший из субстанций взор столь же проницателен, как взор Божества. Он мог бы прочесть историю Вселенной"..

Владимир не сумел удержаться от стона, он мотал головой словно бык, только что получивший мощнейший удар током на скотобойне. Олежек балдел, даже не осознавая, что от удовольствия уже пустил теплую струйку в левую штанину брюк… "Стоп!" – фиксировался мой врачебный профессионализм. В силу анатомических особенностей в спокойном состоянии у мужчины половой член всегда находится слева, с внутренней стороны левого бедра: значит у Олега все нормально с психическим контролем, с рефлексами. Это, безусловно, меня радовало, как врача и как прирожденного альтруиста… Можно было продолжать доить философию Лейбница:

– "Время будет состоять в совокупности точек зрения каждой монады на самое себя, как пространства – в совокупности точек зрения всех монад на Бога"…

Вот теперь, кажется, Владимир выправил свой разум окончательно и стал выстраивать, отлавливать те полезные детали моих переживаний, так нужные ему для следствия. Олег с нетерпение ждал продолжения и я не разочаровал своего друга:

– "Гармония производит связь как будущего с прошедшим, так и настоящего с отсутствующим. Первый вид связи объединяет времена, а второй – места. Эта вторая связь обнаруживается в единении души с телом, и вообще в связи истинных субстанций между собой. Но первая связь имеет место в преформации органических тел, или, лучше, всех тел"…

Тут, скорее всего, настырное солдатское терпение Владимира лопнуло… Он перехватил инициативу как раз в тот момент, когда я спешно пытался оказать первую медицинскую помощь Олежеку, уж слишком глубоко ушедшему в обморок… Я пытался воспроизвести методику Николаева, принятую в акушерстве для оживления новорожденного ребенка, отказывающегося совершить первый вдох… Требуется так отшлепать новорожденного, набрызгать холодной водой на теплую кожу, чтобы у него возникла эмоция сильнейшего негодования, и он, выйдя из синюхи, закричал что есть мочи…

Тут-то Владимир и перехватил инициативу разговора, теперь он выжимал из меня подробности. И я заговорил, как на духу:

– Швартовка в Гамбурге, в порту прошла гладко: буксиры прижали нас к сорок восьмому причалу также четко, как со вкусом и смаком прижимает чревоугодник сыр к маслу бутерброда. Швартовые приняты, закреплены. Двадцать часов вечера, но через опускающуюся темноту я уже десть минут наблюдаю с высоты своего госпитального палубного навеса Беату, стоящую рядом с автомобилем "Volkswagen". Это ее собственный боевой конь, хорошо известный и мне, на нем она носится по Гамбургу сломя голову. Белокурая бестия призывно машет мне рукой: некоторые "охальники" из числа команды склонны ошибочно воспринимать ее жесты, как адресованные им лично. Трап спущен, капитан дал мне "добро" на увольнение на берег, и я, подхватив сумку с презентами, мчусь на встречу с "любовью"!..

Воспоминания шли своим чередом, обдавая меня угаром былых страстей. Вот тут-то, кстати говоря, я и понял, что для Владимира слова Лейбница проскользнули мимо способности искать логику там, где она необходима. "Отношения между такими монадами, как люди, включают в себя очень важный момент отражения одного человека в другом". Человек, как в зеркало, смотрится в другого, и логику его поступков можно разгадать по мотивам аналогичных действий "зеркального отражения". Потом и великий плагиатор – Карл Маркс – заговорит о "Павле", идентифицирующим себя в другом человеке, как в зеркале. Но это будет намного позже… А пока Иммануил Кант (1724-1804) заступит на философское дежурство и заявит: "При проведении прямой линии мы последовательно определяем внутренне искомое чувство". То есть Кант заговорил о времени, о его линии, Владимир же вел свою линию, подчиняясь совершенно иным понятийным установкам. И это – мне было горько и обидно!.. Сейчас я уважал больше Иммануила, чем Владимира… "Время мы можем мыслить не иначе, как обращая внимание при проведении прямой линии. Причем, исключительной доминантой будет действие синтеза многообразного, при помощи которого мы последовательно определяем внутреннее чувство и тем самым имея в виду последовательность этого определения"… Черте что и с боку бантик!..

Пробую уточнить, разобраться с собственной памятью: когда же я принялся тискать Беату прямо в машине – сразу же, как мы в нее уселись или только успели отъехать за пакгауз, нырнув под покров вечерних сумерек. Прямой "линии" в моих воспоминаниях не получалось: чертились разве только зигзаги, да еще со значительными разрывами линий. Помню, что нас там отвлекла какая-то суета: кто-то кантовал ящики, перегружал их из небольшого автомобиля – "каблучка", как у нас на родине говорят. Как ни странно, но мне показалось, что среди этой группы шнырял и наш боцман. Мы с Беатой остепенились, взяли себя в руки и, немного поглазев на грузчиков, поехали домой. Добравшись до квартиры, мы кувырнулись в спальню, и там все происходило в суперактивном режиме!.. Только утолив первую "охотку", появилась возможность приняться за дело с чувством, с толком, с расстановкой… Я полагаю, что детали можно опустить – они слишком дороги мне, больше даже, чем частная собственность и ваучеры, полученные от пройдохи Чубайса!..

Володя милостиво разрешил "опустить детали", но попросил уточнить события, сопровождающие ту "суету" за пакгаузом при разгрузке "каблучка", где отсветился и боцман нашего судна. Пришлось напрячь память, вытянув ее из флера сексуальных переживаний и попытаться обнажить эту "линию времени". Припомнилось главное: сравнительно небольшие ящики, числом, пожалуй, не более десяти, загружали в раскрытый большой металлический контейнер, один из тех, что обычно грузят и крепят на судне в трюмах, либо на верхней палубе.

Вот тут-то и нависло гробовое молчание… Володя очнулся первым и начал подбираться к "сущному" на мягких лапах, очень деликатно, словно опасаясь спугнуть "дикую кошечку", нечаянно заблудившуюся в кущах моей души.

– Александр Георгиевич, я понимаю, что прощание с Беатрис Хорст, переход через океан, затем по бурному Балтийскому морю, отрыв от дома, штормовые испытания могли породить экспрессию чувств… Но давайте немного займемся психологией: скажите откровенно, кто решил притормозить за пакгаузом – вы или ваша белокурая бестия?

Честно говоря, я с трудом дифференцировал события, происшедшие три года тому назад и не касающиеся исключительно половой сферы. Моряк же всегда слишком повернут на житейском, сексуальном. Задумчивость моя постепенно перерождалась во что-то более реалистичное… Теперь я как бы пытался посмотреться в иное зеркало: в нем требовалось увидеть боцмана, грузчиков и прочую шайку-лейку… И вдруг наступило окончательное прозрение:

– Послушайте, Владимир, я хорошо помню, что в перерывах между нашими обжиманиями Беата успела сделать несколько фотоснимков. Она снимала меня в салоне автомобиля на фоне того пакгауза и всей той суетящейся компании. Я не стал ее спрашивать: "Для чего – попу гармонь?". Мне показалось, что женщина просто прокручивает камеру, пробует ее на "пустом объекте". Теперь я склонен переоценить события: сорвались то мы с места лихо, словно моя дама почувствовала приближение опасности. Кто-то ведь мог и заметить фотосъемку, хотя вспышек камера никаких не делала. Я-то по мужской гордыни решил, что сильно "перегрел" у дамы аккумуляторы, и она теперь стремится быстрее добраться до постели…

Володя слушал мою исповедь очень внимательно, не перебивал, но дождавшись окончание рассказа, уточнил:

– Александр Георгиевич, вы не заметили погони за собой?..

Я, конечно, на такие мелочи тогда внимания не обращал – у меня была совершенно другая доминанта, к тому же чисто физически мешавшая мне спокойно сидеть, стоять, ходить – мне было необходимо срочно "прилечь"!.. Но я только понял, что был замечен нашим боцманом. Однако он никогда потом во время рейса не заводил никаких разговоров на эту тему. Все это я тоже передал Владимиру…

– Боцмана звали Семеном Данилычем Загоруйко, не так ли? – потряс меня неожиданным уточнением Владимир. Он с вами не остался до конца рейса – улетел на похороны матери к себе в Запорожье. – Я точно излагаю?

Да,.. Владимир все точно "излагал", все именно так и произошло, только откуда ему известны такие частности? Теперь я смотрел на Владимира, как на оракула-колдуна.

– Что было дальше, Александр Георгиевич? Когда вы распростились со своей дамой?

– В Гамбурге, как обычно, погрузка проходила на максимальной скорости. К шести утра я уже был на судне, а примерно через час буксиры выводили нас на волю.

– Ваша дама провожала вас? – уточнил Владимир.

– Надо сказать, что она никогда, кроме того случая, не встречала и не провожала меня. Все наши чувства мы оставляли у нее дома вполне удовлетворенными. По прибытии в Гамбург, я сам звонил ей, а на маршруте предупреждал о прибытии радиограммой. Мы жили, как голубки, стараясь не доставлять друг другу лишние хлопоты…

Я немного притормозил рассказ: он всколыхнул во мне былую привязанность, но у меня по-прежнему вызывало недоумение то, что Беата так резко оборвала наш обмен корреспонденциями – не было ни звонков, ни писем…

Владимир не подгонял меня, отдавая, видимо, себе отчет в моих переживаниях. Но когда я основательно "нагрустился", мой молодой друг задал сакраментальный вопрос:

– Александр Георгиевич, а вы хорошо помните подчерк вашей дамы?

Как же я мог не помнить подчерка Беаты, если наша переписка была почти ежедневная в течение пяти лет… Странные вопросы, однако, задает полковник… К чему бы это? Я взглянул на Владимира внимательно, с предчувствием неожиданного поворота событий, но при этом меня не покидало весьма грустное настроение.

Владимир протянул мне незапечатанный конверт: он был длинный и тонкий – почти из папиросной бумаги, так рационально используется бумага и вес корреспонденции за границей. На лицевой стороне конверта не было адреса, только рукой Беаты было выведены два слова: "моему Александру".

Рука моя дрожала, когда принимала этот жгущий сердце и глаза конверт, – я долго не решался его открыть, начать читать само письмо. Наконец, мужество вернулось, и я развернул небольшой лист писчей бумаги, и буквы запрыгали перед глазами…

Конечно, Беата пыталась общаться со мной на русском языке, она уже несколько лет как принялась его изучать и доставляла мне массу удовольствия своими словесными ляпами. Особенно ей плохо удавались матерные выражения, которыми я сыпал без меры, считая, что она все равно меня плохо понимает. Ей же казалось, что в актах любви применение неформальной лексики есть что-то подобное "награде за смелость"!..

Но сейчас передо мной прыгали слова, совершенно из другого текста, из другой области. "Саша, давно тебя не видела и боюсь, что уже никогда не увижу. Так сложилась моя жизнь. Я всегда помню о тебе. Я погибаю без тебя, милый! Целую. Прощай. Твоя Беата."…

Бешено любить женщину, изнывать в течение пяти лет в ожидании коротких встреч с ней, потерять ее неожиданно и вдруг найти только для того, чтобы прочитать такие короткие строки – это же убийство, повод для того, чтобы сразу же наложить на себя руки!… Слезы заливали глаза, недоумение рвалось с цепи, словно взбесившийся от сильной обиды пес – давно некормленый, окончательно простывший на ветру и морозе! Я не мог ничего себе объяснить, мне только казалось, что с неба на меня неожиданно обрушилась темная туча, называемая горем! Я взглянул на Владимира, и он, как палач, выполняющий свой долг на расстреле в камере смертников, после прочтения заключительного приговора Верховного суда, произвел выстрел:

– Александр Георгиевич, мужайте!.. Беата Хорст была сотрудником "Интерпол", к сожалению, она погибла от рук функционеров наркобизнеса. Была организована загадочная автомобильная катастрофа вскоре после ареста всей преступной группы, работавшей в порту Гамбурга. Это ее письмо к вам было последним … Видимо, она накануне смерти уже что-то предчувствовала… Подробности, к сожалению, мне не известны. Профессионал, как правило, чувствует охоту за собой: вот она и решила на всякий случай попрощаться с вами…

В моей голове образовалась каша: мысли, домыслы, обрывки интуиции, рефлексия, эмоции – все смешалось! Никакой "прямой линии" не получалось: Лейбниц, Кант плакали вместе со мной… Видимо, старею: слезы ползли сами собой по щекам и никак не хотели останавливаться. Я почему-то забыл, где находится тот краник "мужской мужественности", способный по "команде из центра" перекрывать водопровод переживаний. Я раскис, словно простая деревенская баба и никак не хотел выходить из этого состояния. Оно невольно передалось и моему другу Олегу Верещагину: он тоже начинал "прокисать". У него-то все сводилось к простой формуле: "Оружие у нас есть – пойдем перестреляем всю ту сволочь!" Но кого стрелять? Где найти этих уродов, считающих себя в праве распоряжаться чужой жизнью – судьбой тех, кого они и одного утреннего вздоха не стоят?..

Я попробовал откопать хоть минимум деталей из последних дней жизни Беаты:

– Володя, но я никогда не замечал за ней каких-либо "розыскных действий". Тайны никакой не было в наших отношениях, понимаешь… Все как у нормальных людей – сумасшедшее влечение друг к другу и только… Я даже толком и не раскапывал ее личную жизнь, ничего не знал о ее прошлом. Встретились мы с ней неожиданно: я забрел в цивильный кабак на площади перед городской ратушей, до этого основательно обшарив полки одного из центральных книжных магазинов. Я искал там Фридриха Ницше на немецком языке, хотелось ощутить красоту его слога в подлиннике, а не в русском переводе… Она работала барменом, но вышла из-за стойки обслужить меня, потому что все официанты были заняты: тогда она приняла меня за немца, приехавшего в "Vaterland" издалека. У меня был великолепный загар после посещения Бразилии – мы там кувыркались на местных пароходных линиях почти месяц – вот она и приняла меня за немца из "южноамериканских колоний", куда после войны сбежали многие военные от правосудия, там дали потомство, завели собственное дело. Чем-то моя рожа ей приглянулась…

– Я-то полагаю, что все было несколько иначе. – поправил меня Владимир. – Вас, Александр Георгиевич, почему-то "пасли" компетентные органы международного сыска. Ваша "будущая любовь" была приманкой – она великолепно выполнила свою миссию "крючка". Но Беата не устояла перед очевидными достоинствами кавалера из загадочной и далекой России, на бескрайних просторах которой, возможно, погибли и ее родственники во Второй мировой войне… Тут произошло "прекрасное стечение обстоятельств". Но вы в то время трясли ушами, как африканский слон, впервые увидевший в джунглях слониху в интригующе короткой юбке…

Вечно этот Владимир все опошлит и принизит. Никакого пафоса и поэзии у солдата нет за душой. Умеют же в нашей разведке уничтожить в человеке все лирическое и прекрасное… Но, может быть, он и прав?.. Ведь тогда на контакт Беата шла даже более активно, чем я. К тому же странная история: после нашего знакомства она уже не работала в ресторане – словно задача поменялась. Я вообще не помню такого случая, чтобы она ссылалась на работу, на занятость, когда я появлялся в Гамбурге… Это, конечно, знатный символ, тайный шифр…

– Владимир, пусть ты прав. Но, скажи, с какой радости "Интерпол" меня "пас", как склонную к заблуждению коровку?.. Объяснись, если уж ты взялся выдвигать столь авантюрные и обидные версии…

– Тут-то как раз все очень просто. – начал Владимир меня строить. – Вы, Александр Георгиевич, в течение тех лет, что служили в славном Балтийском морском пароходстве, если говорить на чистоту, никогда не отличались "скромностью чувств". В любой стране, особенно южно-американской, вы успевали завести шашни, не так ли?..

Я предпочел повременить с ответом – стоит ли включаться в хамские беседы, кто имеет право внедряться в мою многостороннюю и многотрудную личную жизнь… А Владимир тем временем наращивал обороты…

– Вас, оказывается, "пасли" еще с первого появления в Панаме, затем кое-что подтвердили в Чили…

Я не выдержал и прервал этот неуместный торг агрессивным выпадом:

– Что, собственно говоря, мне инкриминировали? Что особенного я сделал такого в тех солнечных странах?..

– Да не о "солнце" тогда шла речь. – опять взял в руки основную нить разговора Владимир. – Вы почему-то заводили знакомства с теми дамочками, которых вам "подставляли" именно определенные структуры наркобизнеса, действующие в тех странах…

– Так я что виноват в том, что у них "кадры" были более аппетитные, чем дешевые портовые проститутки, обслуживающие моряков всех стран, в том числе и России. Я просто боролся за качество, как мог!..

– Вот, вот, – добавил Владимир, – эта "борьба за качество" и составила вам особую рекламу. Ушлые дельцы искали "каналы" для транспортировки "зелья", а вы, по их разумению, сами клевали на "подставу"… Какое-то время вас "изучали", устанавливали ваши возможности, искали более основательный "крючок", чтобы затем подвесить вас основательно…

– Кто смел, тот и съел! – попробовал я хоть как-то оправдаться.

Но Владимир только наградил меня долгим испытующим взглядом и никак не стал комментировать мою реплику.

– Александр Георгиевич, эти люди прекрасно понимали возможности врача для провоза наркотиков – в вашем же подчинении масса помещений, целый госпиталь, куча медикаментов, среди которых легко спрятать, что угодно. Скажите, разве не было случая, чтобы ваши случайные пассии не делали вам прозрачных намеков на возможности улучшения вашего материального положения?..

Я задумался и, естественно, вспомнил такие случаи, но не стал погружаться в неприятные воспоминания. В таких случаях я моментально отшивал "соблазнительных дамочек", предварительно расплатившись с ними по принятому тарифу… Володя, между тем, продолжал корить меня по черному:

– Да, конечно, вы – "ловкач", но это могло стоить вам головы! Когда не по вашей вине, а исключительно из-за совпадения, их "сеть" начала гореть, то службы безопасности наркобизнеса принялись сопоставлять факты. Тогда и нависла над вашей персоной опасность! Теперь идет рикошет – ведь те ребята шутить не любят, денег у них достаточно, чтобы купить киллера в любой стране.

– Пусть так, но тогда при чем же здесь Беата? – попробовал уточнить я…

– Беата – как раз при том!.. К тому времени вами уже заинтересовались и компетентные органы, работавшие по другую сторону баррикад. Слишком уж вы активно прожигали жизнь за границей… Наверное, ваша "разработка" и была поручена Беате. Ну, а далее все сложилось так, как сложилось…

Я ничего не понял в той галиматье, но стало окончательно ясно только одно: Беату больше я никогда не увижу!.. Снова навернулись слезы – русская сентиментальность поползла по щеке…

Разговор мы прекратили и отправились по своим комнатам. Олег сопровождал меня, как заслуженного инвалида – кавалера французского ордена "Почетного легионера". Хорошо, что он не догадался взять меня под руку, не утирал мне слезы и не приставал с разговорами…

Я завалился на койку и улетел в воспоминания: почему-то привиделась одна из последних наших совместных ночей с Беатой. Дело было все в том же Гамбурге… Конечно, в такие ночи мы не тратили много времени на сон, а заполняли время другим способом. Однако в короткие перерывы, когда дремота, а затем и глубокий "провал" одолевал нашу плоть, мы успевали познакомиться и с мистическими видениями. В один из таких моментов, я проснулся оттого, что почувствовал капли слез Беаты у себя на лице, ее тело сильно прижималось ко мне… Она дрожала, но, скорее, не от страха – этого я за ней никогда не замечал – ее колотило волнение!..

Беата пересказала мне только что посетивший ее сон: "Что-то разбудило меня и я вышла на кухню. Там на столе, в серебряном блюде стояла твоя голова, но почему-то у тебя были шикарные вьющиеся волосы, как у Иисуса Христа! Глаза открыты и пристально, нежно смотрели на меня… Я поняла твой немой разговор – мы, конечно, прощались навсегда! Я плакала и гладила твои шелковистые волосы, уговаривая тебя не покидать меня"…

Да, в действительной жизни, в реальности все получилось наоборот: ушла Беата, и это я теперь мысленно глажу ее шикарные волосы. Однако ее мистическое проникновение было очевидным, значит можно надеяться и на то, что она издалека продолжает наблюдать за моей жизнью и, может быть, вмешиваться в нее, в мои мысли…

Кант в книге "Трансцендентальная эстетика" пишет почти что по тому же поводу: "Время не есть эмпирическое понятие, выводимое из какого-нибудь опыта. Различные времена есть суть лишь части одного и того же времени. Но представление, которое может быть дано лишь одним предметом, есть созерцание. В самом деле, время не может быть определением внешних явлений: оно не принадлежит ни к внешнему виду, ни к положению"…

Нет слов, все сформулировано Беатой было точно: моя голова будет теперь принадлежать ей. А "длинные шелковые волосы" – это только модель тех ощущений, исходящих, хотелось надеяться, именно от меня. Их она унесла с собой во Вселенную, в иную жизнь!.. Ведь тело человека умирает – в том нет сомнения – но чувства, как и душа, уносятся в Космос, во Вселенское Информационное Поле. Они принадлежат Вечности, то есть Непрерывному Времени – непрерывной линии!.. Иным человеческим поколениям остается в наследство Созерцание!.. Пользуйтесь люди счастьем, дарованным вам Богом!…

Но тут я вспомнил некоторые масонские шифры: "серебряное блюдо", "облик Иисуса", "вьющиеся волоса", "отрубленная голова". История Англии подарила нам память о Карле I – обезглавленном, приданному забвению в течение одиннадцати лет жизни этой великой страны без монархии. Затем все вернулось на круги своя – Карл I вновь будет боготворим народом…

Перед глазами замелькала надпись: "Двойная смерть!"… Конечно, так и должно все быть: Беата видела след не только своей будущей смерти, но она оплакивала и мою кручинную головушку!.. Где-то уже притаился "поганец Кромвель" и по мою душу… Но чему быть – тому не миновать!.. Мне необходимо приготовиться!..

К утру я оклемался и, встав с спозаранку, со страшной злостью пошел стрелять: я впечатывал пули из своего "ТТ" точно в цель, словно это были головы тех выродков, что угробили мою белокурую красавицу. О себе тогда я не думал, как никто не думает о возможной смерти заранее. Я прекрасно понимал, что этот неотвратимый момент когда-то обязательно придет, и его надо будет принимать с достоинством и почитанием, как и все то, что приходит от сверхъестественных сил.

Вечером воспоминания опять навалились на меня. Но теперь пришли картины из другого музея: первым портом остановки и разгрузки в Бразилии был Ильеус. Это был скорее курортный городишко. Там наше судно прижали к какому-то допотопному пирсу рядом с небольшими каботажными суденышками местного значения. Разгружались собственными судовыми кранами, ставя палубные контейнеры прямо на прицепы автомобилей. Волынка тянулась медленно, и я успел сходить в город: прошелся по пляжу, но на нем не было отдыхающих – сезон отдыха еще не начался, была ранняя весна, по здешним меркам пора холодная. Однако я мокнулся в водах океана просто из-за любопытства, чем вызвал удивление у местных жителей и одобрение у стаек мальчишек, бездельничающих с утра до поздней ночи в ожидании начала курортного сезона.

Немного пообсохнув, я двинул к центру городка: зашел в костел, посидел на скамье до начала службы, но когда почувствовал ощущение неуютности, то быстро удалился. Направился в глубину жилых построек – это были одно-двухэтажные особнячки с маленькими огороженными палисадниками. Пройдясь по параллельной пляжу улице, наткнулся на "Универсам" и забрел в него. Медленно прохаживал между рядами товаров, удивляясь тому, какое разнообразие продуктов и ширпотребы здесь было выставлено. Надолго застрял у стеллажа с винными бутылками: вина были на любой вкус и выбор, но больше, конечно, вин из Южной Америки. Тут-то меня оторвало от наблюдений странное обращение. Женщина пожилых лет на испанском уточнила: не желаю ли я поразвлечься с игривой особой, склонной к свободной любви. Маленький курортный городишко не внушал мне доверия, и я прекратил беседу со сводницей простым способом: бросил ей на английском – "I don't understand you!"… "Я вас не понимаю!" – это знаковая фраза, она воспринимается человеком, говорящим на любом языке, как отповедь агрессору. Она просто отшвыривает "назойливую муху" на страшно далекое расстояние, и возврата не может быть…

Видимо, чрезвычайная экспрессия ответа охолонила сводницу. Может быть, она и не поняла моего английского, но отстала, отдавая себе отчет в том, что оторвала сильно занятого мужчину от очень важного дела – от изучения невообразимого разнообразия сухих виноградных вин, прибывших сюда из разных стран. Скорее всего, и в Южной Америке понимают, что профессионалы никогда не смешивают женщину с вином. К вину я прикупил фруктов – то был картонный ящик, набитый спелыми плодами манго, бананов, ананасов – и вернулся на судно во вполне благодушном настроении. Отплывали ночью, и за вином я даже не заметил, как буксиры выволокли нас на рейд – в открытые воды. Дальше судно два раза вставало под разгрузку и погрузку – в Витории, Кампусе. Затем, с контейнерами набитыми в трюмы и размещенными на верхней палубе под завязку, судно поволоклось вдоль берега. Скоро мы воткнулись на рейд Рио-де-Жанейро, здесь – добавление груза. Позже была еще остановка в Сантусе. Но там была не погрузка, а тоже "перевал мелочевки". Снова наш маршрут выстелился дорогой в столицу Бразилии…

Подхватив нас на подходе к Рио-де-Жанейро, буксиры поволокли судно к контейнерному терминалу уже в сумерках. Меня всегда поражало величие огромной статуи Иисуса Христа. Он раскинул руки, словно желая обнять весь мир обездоленных, правых и не правых, грешных и безгрешных, только для того, чтобы отпустить грехи, приобщить всех к Богу, убедить следовать Высшим Заповедям. Подсветка выдирала статую из тьмы южной ночи, создавая впечатляющий рельеф видения Божества. В Рио-де-Жанейро взлетно-посадочная бетонная полоса аэродрома располагается вдоль берега, близко к воде. И здесь подсветка впечатляет, а планирующие на посадке и взлете огромные птицы, мигающие бортовыми огнями, тоже заряжают публику особым впечатлением, добавляют грома в нескончаемую музыку гуляний на набережной.

Попадая в Рио, чувствуешь себя в полном смысле человеком, прибывшим с корабля на бал, скорее, даже круглогодичный карнавал! Я лично сразу же отправлялся в один из ресторанов, расположенных недалеко от кромки воды. Для меня начинался спектакль, называемый "жизнь Белого Человека"… Мясные блюда, приготовленные вкуснее, чем в ресторанах, харчевнях любого южно-американского государства, я не встречал даже в пижонистой Европе. Вино здесь дешевое и абсолютно потрясающее по вкусу и разнообразию оттенков. Полагаю, что по этой части фора может быть дана даже винам помпезной, буржуазной Франции. К чревоугодию можно приобщить и женщину свободной профессии: многих своих моряков я потом лечил от микробных вторжений, возникающих в ходе скоротечной любви. Вот почему я предпочитал хранить верность своей замечательной Беате. Проще говоря, как только я удобно усаживался в ресторане за небольшой столик, попросив предварительно официанта никого ко мне не подсаживать, мысли улетали в сторону Германии, Гамбурга. Остановка полета – именно на той улице, где жила моя белокурая бестия. Кстати, почти в первый день нашего знакомства я задался целью выяснить, почему у моей дамы такое не совсем классическое немецкое имя? Оказалось, что ее предки – по женской и мужской линиям – сильно напутали в национальных предпочтениях своих избранников. В "кровавое русло" Беаты Хорст влилась кровь и французов, и итальянцев, и англичан… Разобраться во всем этом коктейле было практически невозможно, тем более с моей языковой и историко-этнографической подготовкой выпытать историю жизни всех родственников, носивших фамилию "Хорст" не представлялось возможным. Я быстро оставил бесполезную суету, а наслаждался имеющей место тканно-телесной и явной физиологической адаптивностью наших организмов. Такие ощущения чертили "прямую линию" явной генетической совокупности российского и немецкого генофондов со многими точками на ней, являющимися вехами исторических смычек двух больших народов. Иммануил Кант – этот чистейший девственник и мудрый созерцатель – помогал мне своими выводами о сущном. "Кто признает абсолютную реальность пространства и времени должны признать наличие двух вечных и бесконечных, обладающих самостоятельным бытием нелепостей пространства и времени, которые существуют только для того, чтобы схватывать собой все действительное"…

Вымачивал я душу в вине достаточно долго, съедая при этом, наверное, мощную бычиную вырезку. Каждый раз прежде, чем приготовить новую порцию жареного мяса, мне сперва демонстрировали исходный продукт – в его натуральном виде. Из него предлагали выбрать и указать искомое мясное поле. Клиент здесь всегда был прав, поэтому и ответственность за выбор переносилась на самого чревоугодника…

Время стоянки в Рио пролетало за ресторанным столиком, как один искрометный час… Следующим портом разгрузки был Буэнос-Айрес: здесь я повторил давно утвержденный мозгом и желудком ритуал. Только теперь из порта я прорывался через заслон проституток, толпившихся у ворот, поднимался в гору по главной магистрали минуя множественные харчевни, оставляя по правую руку шикарный ресторан железнодорожного вокзала, и, сместясь несколько влево, исчезал под кущами живописного бульвара. Там у меня был "пристрелен" давно полюбившийся небольшой ресторанчик, возглавляемый очень аппетитной хозяйкой. Ресторанчик был зажат с двух сторон двумя меховыми магазинами, и каждый раз у меня появлялась возможность выбрать и приобрести что-нибудь из шикарных "шкурок" для Беаты. В Германии такая "хурда" стоила баснословные деньги, ибо все пушное зверье перестрелял толстяк и узурпатор Геринг. А здесь все обходилось относительно недорого. Вот теперь появлялся повод "обмыть" новую покупку: хозяйка ресторанчика меня давно приметила и, скорее всего, понимала "многосторонность моего аппетита". Я обучил ее понятию – "обмыть покупку", она разделяла эту славянскую страсть. В сопровождении повара, "аппетитная попка" появлялась с вырезкой свежайшего мяса, и я совершал свой выбор, поражая женщину "волчьим аппетитом". Я-то это дела не только испытывая голод, но и ради рекламы загадочной страны Россия. Во мне таилась надежда на то, что она поймет простую истину: "Ненасытность в мясных блюдах – это показатель мужской потенции". Мне льстила перспектива привить женщине из далекой страны прививку уважения к безгранично широкой русской душе. Хотелось поселить уверенность, что все, живущие в России, – исключительно Орлы. Вроде бы мои "намеки" доходили до хозяйки ресторана, но я никак не попадал в нужное время в нужное место в этом огромном городе – во время работы серьезные любовные дела же не делаются!.. А все женщины в Аргентине исключительно серьезны в вопросах любви – это мы видим и по бесконечным современным телесериалам из Южной Америки.

Именно здесь однажды мы случайно – "на встречных галсах" – повстречались с Сергеевым: мой пароход "Новогрудок" залетел в порт на час раньше его "Новокузнецка". Все это были суда одной серии, построенные на верфях Германии. Неплохие пароходы, имевшие прекрасно оборудованные медицинские пункты. С моим давним другом Сергеевым мы не виделись целую вечность, а потому оттянулись в ресторанчике по полной программе. Хозяйка была в восторге от нашего неутомимого обжорства и способности так много выпивать вина за один присест. Оказывается она тоже давно положила глаз на Сергеева – он ходил у нее в любимчиках. После приятных чревоугодий нас загрузили в таксомотор и благополучно развезли по пароходам. К сожалению, когда я протрезвел, судно Сергеева уже ушло в море…

Мой пароход разгружали и загружали, а я "вымачивал" душу великолепным аргентинским вином – красным, тягучим, из больших оплетенных бутылок – всего 4,8 доллара за штуку. В них было четыре литра вина: я не допивал его в ресторане, а прихватывал с собой, усаживаясь в таксомотор, вызванный для меня хозяйкой ресторана. Это именно она как-то порекомендовала мне "тягучее вино", и я моментально на нем зафиксировался…

Все меховые покупки были завершены, создан запас нескольких галлонов вина – я веселый и "спелый", как августовский огурчик, выращенный в ресторанной тепличке дефилировал между рестораном и родным пароходом… Проститутки перед проходной порта каждый раз пытались меня атаковать, надеясь на то, что алкоголь вышиб из меня разум, но усилил гормональную резвость. Но я-то закусывал великолепным мясом, приготовленным под присмотром женщины, относившейся ко мне с толикой симпатии. А сила даже толики симпатии аргентинской женщины такого размаха, что она и вдрызг пьяного мужчину все равно сбережет от агрессии, алчности, от неуместных происков "толпы хищниц"!

Слов нет, в условиях такого колоссального перегрева, мне некогда было следить за действиями боцмана Загоруйко. Трудно было определить, что он делал в Ильеусе, Витории, Кампусе, Рио-де-Жанейро, Сантосе, Буэнос-Айресе – как "колдовал" над грузом. Полагаю, что его главная задача сводилась к тому, чтобы проследить за сохранностью определенного контейнера, не позволить его вскрыть, перепутать случайно. Он, видимо, метил нужный контейнер особым знаком, и приемщик "посылки знал как поступать с ней дальше. Мне почему-то казалось, что транспортировка должна проводиться до малого неприметного порта – Ильеус, Витория, Кампус, Сантус. Однако и в огромном грузообороте крупных портов Гамбурга, Рио-де-Жанейро, Буэнос-Айреса тоже было легко спрятать тайную "посылку". Она ведь могла быть доставлена и с продуктами для команды.

Из Южной Америки мы рванули на Роттердам, а затем Геттеборг.

Амстердам и Роттердам я очень любил, бывал там многократно. И каждый раз, наслаждаясь "упакованной" жизнью горожан, в какой-то мере завидовал им, но никогда у меня не возникало мысли остаться в Голландии. Я был и оставался именно русским человеком, со всеми вытекающими из такого факта плохими и хорошими последствиями. Самое приятное было то, что на пирсе меня уже встречала Беат, а рядом с ней грелся на солнышке маленький автомобильчик…

И вот снова: мы вырвались на автомобиле в район старинной церкви на набережной Делфсхавен, потоптались там по маленьким мостикам между шлюзами, каналами, невысокими зданиями. Затем прогулялись в районе крепостных ворот на Делфсфарте. Оставили машину, двинули по узкому бульварчику, прижатому к каналу Делфсфарта. Заглянули в несколько маленьких магазинчиков, а потом застряли в укромном кафе. Стоянка судна была несколько часов – проще говоря, до вечера, и мы с Беатой не стали распалять себя короткими страстями, а только миловались, как школьники. Несколько раз я ловил завистливые взгляды сравнительно молодых прохожих. Мне даже показалось, что некоторые из мужчин увязывались за нами, присаживались за свободный столик в том же кафе. Но я ни на кого не обращал внимания, мне было достаточно того, что Беата оставалась со мной, и не собиралась менять меня ни на кого.

Закончились прогулки, скорый обед и ужин в ресторанчике на том же бульварчике. Пора было нестись на пароход… Конечно, мы еще посидели в машине, наблюдая окончание погрузки, оформление организационных дел. Все это время я, словно пиявка, висел на губах Беатрис – она принимала несложную ласку миролюбиво. Но ведь в нашем возрасте такие "малые комплексы" не очень благотворно сказываются на здоровье, а потому мы делали разумные перерывы. Но вот дневальный у трапа машет мне рукой… И я, теперь уже как слон хоботом, основательно присасываюсь к губам Беат, чтобы закрепить финал расставания, тут же поселив надежду на поразительную мужскую верность. Я на корабле… Буксиры потащили нас вон из страны. Любимая женщина осталась на пирсе грустить и, может быть, лить слезы по моряку-бродяге…

В Гетеборг мы шли медленно: Балтика порой доставляет много хлопот судам неумеренными штормами. Волна здесь короткая, высокая, жесткая – всю душу вымотает, груз растреплет. А от бури у капитана нет возможности уклониться. Это в Атлантике, можно, зная направление движения шторма, несколько сместить судно по курсу. Мы по два – три дня отстаивались в укромных уголках. Но вот наконец-то и показались слева остров Экере, справа – Стюрсе. Открылось устье реки Гета-Эльв. Скалистые выступы побережья, усланные ковриком мха и мелкой растительности, почему-то издалека показались мне похожими на женский "укромный уголок". Видимо, время мое к тому подошло, гормоны привлекли устойчивые ассоциации. Нас загнали в контейнерную гавань Скандиа и, не дав отдышаться, принялись интенсивно обрабатывать портовыми кранами…

В Гетеборг Беата не приехала, во всяком случае в порту она меня не встречала. Но этот славный портовый центр долгое время являлся городом-побратимом Ленинграда. Избранные из команды нашего судна были приглашены на маленький банкет в Дом моряка. В Швеции творится что-то неладное с потреблением алкогольных напитков: там действует какой-то не понятный сердцу русского человека "сухой закон". Скорее всего, именно в надежде на то, что мы от широты своей натуры приволочем на торжество в Дом моряка часть своих обильных запасов "Русской водки", нас и пригласили. Но шведы просчитались: надо помнить, что славянин как раз хорошо пьет именно то, что принес с собой на торжество. Короче говоря, мы обогнали шведских моряков-рыцарей. Однако дело совсем не в том – водки мне никогда не было жалко для хороших людей. Я же приметил среди приглашенных одну высокую стройную даму: она была изысканно одета – одежда не скрывала "рельефа" ее природных щедрот. Но самое главное, что привлекло мое "подогретое внимание" так это было то, что она, как две капли воды, была похожа на сестру моего драгоценного друга Олега Верещагина. Нет, нет, я не мог ошибиться: передо мной стояла абсолютная копия Олечки – моей тайной, совершенно неразделенной тоски. Тот же точеный профиль, грация, пропорция цапли, взмывающей ввысь, но прыть кенгуру…

И вот, на том самом излете я завис над дамой, словно коршун, воспитанный исключительно в процессе хищной охоты в бескрайних Половецких степях. Конечно, в основе моего явного сексуального поиска был, так называемый, психологический "перенос". Мой "рыск" дама почувствовала, но "перенос" остался за кадром ее любительской кинокамеры. Женщина почему-то активно шла на контакт, правильнее сказать, она активно меня поощряла к такому контакту. Мы вмазали с красоткой еще "по стакану" и затем, как само собой разумеющееся, выскочили на воздух – стали быстро искать такси. Прижалась она ко мне и впилась в губы уже в автомобиле, еще не успев толком объяснить водителю, куда следует нас вести. Воспитанный "водила" переждал блеск "вспышки", только слегка зажмурившись от искрящегося эффекта. Видимо сила притяжения разноименных полов вызвала психологическую индукцию: мне даже показалось, что движение прохожих заметно замедлилось на улице. Водитель рыскнул рулем: ему-то было необходимо следить не за нами, а за огнями светофоров…

Мы приехали в небольшую квартирку с каким-то напылением "необжитости": теперь я думаю, что это была "конспиративная квартира". Но тогда нам обоим было не до изысков абсолютного комфорта. Стройная женщина оказалась тоже, как и сестра Верещагина, филологом. Только она была специалистом не славянских, а шведского и английского языков, последнее облегчало в некотором роде мою задачу. Мне приходилось меньше говорить, а больше действовать. У нее хватило ума не шлифовать мое произношение редких шведских фраз, известных мне в силу необходимости элементарных контактов с иностранными гражданами и гражданками. Она не дошла до того, чтобы мобилизовывать исподтишка врожденный инстинкт материнства, в педагогическом азарте забывая то, кто же является главным действующим лицом в любом творческом дуэте.

Теплая женщина не стала симулировать абсолютно точные знания, скажем, "литературоведенья", а просто и без затей подставила спину, дабы я имел возможность расстегнуть молнию, разделяющую ее легкое платье сзади пополам. Я, естественно, пошел по пути рационализации – не стал мучиться с механизмом, а отработанным жестом стянул легкую ткань с женщины через коротко остриженную, умненькую голову – снизу вверх одним рывком. То, что осталось потом на ее слегка зардевшемся теле, можно было даже не называть одеждой. Во всяком случае, те "детали" из хлопковой материи не могли служить помехой для действий нормально развитых самца и самки. Я не контролировал последовательность наших взаимных акций – все было в техническом отношении оформлено безупречно, с большим мастерством и профессионализмом. И очень скоро стройное, ищущее восторгов женское тело задергалось конвульсивно в бесстыжих руках, словно у цапли охотник свернул шею! В верхней перспективе разрезал воздух сокол-сапсан вдруг выросшими до невообразимых размеров крыльями. А в нижней проекции – трепыхалась, стенала и плакала женщина-цапля, быстро растерявшая большую часть оперенья из ученых фраз и надуманных филологических важностей… Вдогонку нам упругой продувной волной несся хохот Демиурга, как правило, сопровождающего случайные любовные встречи…

Это было неуловимое время восторгов: только под утро я явился на пароход, но не выжатый словно лимон, а воодушевленный, подобно блудливому мартовскому коту… Странно, но у трапа, рядом с небольшим таксомотором, меня ждала несравненная Беата Хорст. Женское сердце чудом успело разгадать на большом расстоянии случившуюся "интригу", и быстролетящий аэроплан перенес мою любимую в Швецию. Внешне Беата была даже по-прежнему улыбчива, но поздоровалась со мной моя драгоценная почему-то смачной пощечиной!.. Для человека, привыкшего еще в юности получать хороший мордобой на ринге, да на борцовском ковре, такое приветствие было лишь трогательным посвящением в рыцари дамского сердца. Я нашелся сразу – военное воспитание помогло: я встал перед Беатрис (так я называл ее в торжественные минуты, требующие возвышенного слога) на одно колено, склонил повинную голову и припал губами к ее правому бедру, словно к краю родного полкового знамени.

Бьющую руку я не стал отяжелять поцелуем, чтобы у Беаты оставалась возможность еще и еще раз засвидетельствовать пощечиной свое небезразличное отношение к моей персоне. Мой лоб уже требовательно елозил по скользяще-хрустящему волосистому покрову знакомых мест на теле Беаты – ткань и в этом случае не усмиряла мои желания. По трепету musсulus quadriceps femoris моей женщины я понял, что до общего прощения рукой подать, а потому плавно сместил губы еще немного правее и теперь уже вполне по-хозяйски зарылся в створ между обоими бедрами в эпицентр очага вселенского волнения. Сердце Беат дрогнуло – я четко уловил тот импульс взаимного желания, летящий от подкорки, но маскируемый корой головного мозга, перегруженной всякими условностями… Такси уже можно отпускать решил я совершенно правильно и расплатился с водителем за ожидание…

Дальнейшие разговоры на пирсе были только маленьким и малозначащим театром под открытым небом: вся наша команда, вывалив на верхнюю палубу, могла наблюдать, как правильно нужно "ковать победу" – вырывать ее у слегка сопротивляющейся женщины. Через пять минут мы с Беат поднялись по трапу на судно – даже дневальный, из-за природной деликатности, слинял куда-то вглубь надстройки, никто не попадался нам на торжественном пути, не вмешивался в наше тихое почти семейное счастье. Даже всеядные и любопытные буфетчицы были спрятаны в дальних каютах. Я впервые ввел мою любимую в госпитальную каюту. И Беат, поплакав и посовестив меня немного, видимо, окончательно испугавшись хищного вида рентгеновского аппарата и зубоврачебного кресла с клюкой высокооборотной бормашины, отдалась мне, смирясь с неотвратимой логикой жизни: "мужчина – это животное, и его нельзя оставлять без присмотра ни на минуту!" Именно так она и выразилась, решительно рванув застежку на юбке и перешагнув затем через упавшую на пол ткань… По-немецки это звучало решительно, а потому великолепно…

Мои воспоминания прервал голос Владимира – видимо, что-то я уже начал озвучивать, плохо себя контролируя от переизбытка чувств:

Учтите, Александр Георгиевич, что вы долго – вольно или невольно – манифестировали особое тяготение к тайному миру. Потому-то вас все время пытались поймать на крючок темные силы. В Роттердаме вас плотно страховала Хорст, а в Гетеборге вы понеслись на вольных парусах, но опять-таки именно Хорст вовремя выволокла вас из пекла.

Получается так, – выразил я желанную мысль вслух, – что Беат спасала меня от несчастий, ведомая чувством?..

Полагаю, что без личной заинтересованности ваша страховка не обходилась. – продолжил свою мысль Владимир. – Но нельзя исключить и явную "прибыльность" вашей игры. Вы как бы приманивали заинтересованных людей, выводили их на некоторое откровение. Те, кто работал с Хорст в одном тандеме, обязательно засекли вашу "цаплю" и, полагаю, проследили все ее последующие контакты.

А откуда это известно? – был мой наивный вопрос.

Все дело в том, что "Интерпол" и местная полиция начала массированный разгром всей сети транспортировки наркотиков именно с Гетеборга и далее – в Роттердаме, Гамбурге, Южной Америки.

А я тут причем?

Вы-то как раз, по мнению пострадавшей стороны, и явились главным фигурантом – вас наградили несвойственными вам в действительности функциями. Скоро они рассчитались с Хорст, а теперь ведут охоту на вас.

Спорить с Владимиром было бесполезно, но на этот раз он дал мне повод к глубоким размышлениям, и я замкнулся глубоко в себе, продолжая пласт за пластом ворошить память…

Наша стрелковая подготовка длилась две недели: правая рука у меня и Олега окрепла настолько, что в упор мы могли точно попасть, скажем, в тушу слона, за попадание во все другие объекты я не ручаюсь. Наше "сопровождение" трудилось отдельно и, видимо, добилось лучших результатов. Я понял только одно, что "убийство" – это сложнейшая профессия!.. "Восстань, Боже, суди землю; ибо Ты наследуешь все народы" (Псалом 81: 8).

Домой на Гороховую нас с Олегом привезли под конвоем, да и мы оба были вооружены теперь до зубов: у Олега "Макаров", у меня "ТТ". В дороге, при мягком покачивании автомобиля Олег дремал, даже изредка похрапывал, а я, прикрыв глаза, размышлял о многом. Во-первых, занозился досужий вопрос: "Почему, собственно говоря, любая моя мысль ищет библейской или глубоко исторической метафоры – разве я уж столь набожен, увлечен историей?" Сам себе отвечая, я заявлял категорически: "Конечно, нет!" Так в чем же здесь дело?..

А все дело сводилось к элементарному: мои занятия наукой отложили отпечаток на алгоритмах даже бытового мышления. Я, не замечая того, искал обобщающую, можно сказать, универсальную логику, подчиняющую мысли и действия всех существ, живущих на земле. Истинной культуры религиозной у меня, естественно, не было, ибо она воспитывается с раннего детства, если угодно, вливается в тебя с молоком верующей матери. Религиозный календарь – это память о святых, о достойных людях. Ребенок тянет ручку не к портрету убийцы Владимира Ульянова или Феликса Дзержинского, а к Святой Иконе и задает вопрос: "Это кто, мама?" И ему самый дорогой и любимый человек – мать отвечает: "Это Всевышний, Господь Бог – самый правильный и праведный!" Вот откуда начинается религиозная культура и дальнейшее цивилизованное поведение и ребенка и взрослого человека. Такой процесс никогда не стоит прерывать, иначе получишь то, что мы и получили в нашей большевистско-безбожной стране. Растоптали веру и культуру, наиболее адаптивную к славянской биологии и психологии, и получили скопище бандитов-беспредельщиков! Это настолько очевидно, что нынешним руководителям приходится втирать очки мировому сообществу: с великим трудом доказывать, что мы страна "с рыночной экономикой". А дело вовсе не в "рынке", а в душевном "базаре", сформированном у жителей нашей страны за семьдесят лет верховенства "кроваво-красной идеи". Так и получается: "За что боролись – на то и напоролись!"

С историческими аналогиями все несколько проще: история – это более приближенный к бытовому поведению человека опыт. Для его понимания не требуется большой мудрости, надо просто не быть лентяем – заглядывай в прошлое и наматывать на ус верные выводы!.. Здесь главное суметь понять: все уже было на этом свете, ничего нового не изобретешь. Если в чем-то забылся, отошел от десяти Божьих заповедей, то обязательно вляпаешься в говно, или того хуже, свернешь себе шею!

А далее, на более приземленной ступени, следует опыт жизни, иначе говоря, речь идет о том, что ты имел возможность наблюдать в собственной практике или на примере людей твоего поколения. Здесь тоже, как не крути, необходимо руководствоваться Божьими заповедями, да справедливым Законом страны. Вот и выстраивается, как говорится, стройное "дерево цели"…

Я почему-то взял за правило приводить третью Мишну из еврейского "Авота". Ракой вот я интернациональный человек: для меня главное не национальность, как таковая, а здравый смысл, интеллектуальная ценность, вытекающая из поведения того или иного народа. "Мир держится на трех основах: Торе, служению Богу, благодеяниях". Не ручаюсь за дословность перевода, но суть заключается в следующем: Тора учит неукоснительно следовать Закону, служить Богу означает выполнять Заповедей, а благодеяния – конечно, лучше, чем греховное поведение: корысть, алчность, подлость, воровство, убийство и тому подобное.

На сей счет вспомнились и конкретные примеры, проясненные мне результатами судебно-медицинской экспертизы, да рассказами Владимира. "Директор" и "Гордиевский" – оба пидора – нарушали многие Божьи Заповеди только потому, что не было у них мудрости библейского уровня. Да они наверняка Святое писание и в руках-то никогда не держали, а читали, сидя на толчке, газетенки пошлые и детективы. Мне, кстати, они зажимали – кроты вонючие – один МРОТ, а сами тянули из государственной казны тысячи долларов. Алчность привела к тому, что пидоры передрались из-за дохода: один сексуальный партнер не додал другому не в сексуальном азарте, а в звонкой монете. Разборка закончилась печально – обоих направленный взрыв укокошил железной дверью, да так ловко, что и головы-то у них не осталось. Иначе говоря, Божья кара ударила грешников по самому слабому месту! Теперь представилось миру что-то аморфное, телесно-поганое, позорное и отталкивающее…

Но тут я поймал себя самого на противоречии, исподволь зарождающимся, вытягивающим босые синюшные ноженьки из-под одеяла видимого благочестия. А не мстительность ли желчной отравой сочится из моего интеллекта, из-под пера?.. Задумался я глубоко и надолго!.. Поворошил все перипетии собственной жизни, вспомнил грехи и скромные грешата… Холодный пот прошиб загривок и заструился по исхудавшей шее… Автомобиль, как бы вняв трагичности момента, сильно и резко вильнул по дороге. Я поднял голову и успокоился: то водитель не объезжал мои грехи, высыпавшиеся неожиданно, как из рога изобилия, на дорогу. Сейчас он, совершив рывок в сторону, сберег жизнь бродячей собачке, неожиданно выскочившей на проезжую часть… Слава тебе Господи!

Наконец, и у меня отлегло от сердца: "Да я же всегда, рано или поздно, но осознавал свои грехи и каялся, старался дальнейшей жизнью искупить их!" Нельзя применить ко мне слова вещие: "Вы шли хорошо: кто остановил вас, чтобы вы не покорялись истине?" Эти слова Святой Апостол Павел обратил в своем Послании к Галатам (5: 7), но они применимы и к моему случаю.

Истина и только Истина была моей путеводной звездой. И именно ради той Истины распинал я на кресте художественной прозы злоумышленников, казнокрадов, дураков, подлецов! Это было моим возмездием грешникам, забывшим о том, что они люди и вести себя должны по-людски!.. Иные персоны наносят колоссальный вред моей отчизне. Их не научил уму-разуму даже тот страшный бунт, происшедший в семнадцатом году. А он-то тоже взорвался, как "железная дверь", и разнес вдребезги "пустые головы" именно потому, что оборзели некоторые власть и деньги имущие, да не учли, что существует Божья Кара! Хочу я этого или не хочу, но коль скоро Бог избирает человека "рупором вещего слова", то никуда не деться и от функций учителя и проповедника. Только это не я присвоил себе такую миссию – я-то слабый, заурядный человек – но Бог диктует мне Свои Слова, заставляя доводить их до тех, кто имеет уши и глаза зрячие…

Конечно, в очевидном приближении я страшный эгоист, развлекающийся "писательством" как способом прожить еще несколько жизней в виртуальном мирозданье! Я сам, сознательно отрываю себя от реальной жизни, уходя, словно безвозвратный космический аппарат в стратосферу фантазии. Встающий на тот путь уже не принадлежит ни себе, ни людям – он давно оторвался от земли и часто от реальностей жизни. Может быть, только в сумасшедшем доме такой человек найдет себе единомышленников. Но такой крест – это моя расплата за "избранность", дарованную Богом!

Безусловно, не месть несет мою ракету в стратосферу фантазии, а другое внутреннее топливо. Имя ему – "Предназначение" и ничто иное! Ленинские безумные строки тоже не были следствием неукротимой страсти личной мести. Ленин ведь писал в анкете, в графе профессия, не "адвокат", а сладкое для него слово – "литератор"! Только тот "маленький шизофреник" был избран себе на потребу Дьяволом, потому и понесло его в дьявольщину, в кошмар, переполнивший Россию кровищей. Из него вырос не новый Достоевский, а заурядный террорист. Так вот, современные "воры-казнокрады" и отпетые "дураки-проходимцы" – это по существу те же рабы дьявольщины. Их необходимо метить словом, выставляя на суд будущих поколений, поскольку сегодняшние жители Земли слепы ко многому. Известно: "Нет пророка в своем отечестве!" Кто будет помнить какого-то провинциала, дорвавшегося до портфеля "директора", теннисиста "Гордиевского", шлюху "Егорова", словоблуда "Евгенича" в будущей жизни? – никто! А вот с моей "отметиной на жирной жопе" их раскопают литературоведы, хотя бы только потому, что им будут интересны "стимулы" моей занозистой литературы!.. Однако главное – тут бы им не перепутать миссии: Божью, мою и их собственную…

Но в данном случае среди моих литературных героев имела место чисто мужская разборка, я уже обозначил ее формулой, взятой взаймы из исторической практики: "отношения царя Филиппа и его любовника Павсания". Однако без женщин в истории ничего не обходится. Скорее всего, и сама история пишется "кровавой менструальной пачкотней" женщины. Тут все тянется еще от грешницы Евы, так сильно "наследившей" в истории, отравившей жизнь почти святому мужчине Адаму.

А в малом воплощении, в качестве примера можно использовать смертельный номер с Егоровым Юрием Валентиновичем и психотерапевтом Остроуховым Рубеном Георгиевичем. Двойное убийство, а следственные действия и судебно-медицинская экспертиза доказали это, – не такое уж редкое явление в практике "женской мести". Генриетта Семеновна – женщина из оленеводческого стойбища, шаманка и авантюристка – укокошила своего супруга и его любовника-мужчину только за то, что была заражена ими какой-то вздорной инфекцией, передающейся половым путем. Тут потребовалась другая историческая параллель: "Кровавая Волчица – Эдуард II".

Однако это уже теперь дела минувших дней, а, самое главное, непосредственно меня не касающиеся. Мой случай другой: здесь разборки произошли на уровне женщин. Надо именно им подыскать историческую параллель…

Все, что касается женщин всегда непросто, особенно если определение формулировать поручить самой женщине. Она такую муру разведет на пустом месте, либо все сведет к сплошному позерству и кокетству. Я вдруг рассмеялся, чем озадачил своих спутников, даже Олег, сильно вздрогнув, проснулся и сразу же привычным жестом проверил промежность – все ли на месте, не похищено ли самое главное? Смех мой вызвали воспоминания об отечественном Парламенте. Толстушка из Саратова, основательно вошедшая в роль "мудрейшего птеродактиля", привиделась мне. И какой-то совершенно не политический соблазн пополз в нужном направлении… Другая "мудрящая женщина" в Государственной Думе – с тем же проникновением, что и у себя дома на кухне у газовой плиты, – коммунистка Дропеко позвала в темный угол мою память. Она очень похожа на поросеночка, вляпавшегося в "партию", как в трясинную жижу скотного двора. Может быть та ассоциация шла от знаменитого фильма "А зори здесь тихие". Отставная гинекологиня Лахова, похожая на ворону, сорвавшую голос на постоянном карканье – все это отдельные детали общего портрета современной деловой женщины. Наблюдая за ними, я всегда пытался представить себе картины их "домашнего секса". У меня ничего не получалось, потому, что хохот начинал вгонять меня в почти что эпилептоидный статус. Вот почему я опять-таки решил обратиться к историческим примерам Англии: там такие смешные гражданки проживали только семь – восемь веков тому назад.

Сперва я выволок из истории Англии несчастную Марию Стюарт и королеву Елизавету I. Их отношения, скорее всего, определялись формулой: "если выгодно, то не убивай конкурентку". Но как только становится выгодной смерть конкурентки, то, как бы случайно подписанный, приговор приводится в исполнение. Нет слов, что-то общее было в действиях моей Беатрис Хорст и "цапли со свернутой шеей". Сперва остановили дыхание "цапле", но потом и разорвали сердце Беатрис. В чем же тут корень зла?.. Я призадумался, и примерно через две – три минуты у меня появилась возможность хлопнуть от великой радости себя по лбу ладошкой. Вывод-то, оказывается, лежал на поверхности: "Не стоит женщине лезть в политику или полицейские игры". Пусть всем этим занимаются твердолобые мужики.

Да, как ни крути, но если бы Беат, так шикарно умевшая отдаваться мне, перешла окончательно и полностью ко мне на кухню и в спальню, то она была бы сейчас жива. Наверное и с "цаплей" получилось бы то же самое, только место к тому времени в моем сердце уже было занято. К другому несправедливому исходу интриги приобщения женщины к политике может служить история Леди Джейн Грей, той самой, что по истории Англии, называют "королевой девяти дней".

Пришлось вытащить из памяти образ короля Англии – толстяка Генриха VIII. От его политического и человеческого обжорства пострадало несколько весьма привлекательных женщин: Екатерины Арагонской, Анна Болейн, Джейн Сейсмур. Список можно продлить, но не к тому сводилась моя задача. Я искал ответ на вопрос: "Коварство мужчины может ли привести достойную женщину к смерти или нет?" История Англии не дала мне оснований для того, чтобы воскликнуть: "Да, все монархи и монархини были чисты, как поцелуй ребенка, и их супружеские отношения могут являться образцом для подражания. Я не стал прикасаться к святому для англичан – к имени нынешней королевы Елизавете II и ее мужу Филипу, королеве-матери, принцу Чарлзу, принцессе Анне, принцам Эндрю и Эдварду. Все и так в курсе личных дел королевской семьи. Но теперь хотя бы англичане научились оберегать своих монархов от бремени ответственности за принятие сложнейших политических решений, а значит в них не полетят стрелы и копья ненависти знати и простых людей. Пусть лучше пинают и затаскивают по страницам бульварной прессы имена колоссов политики – паршивца Уинстона Черчилля, скликавшего в свое время бури на головы россиян. Туда же можно подтащить за яйца и Невилла Чемберлена и Клемента Эттли и прочих, успевших основательно нагадить на русской кухне. Королевы же для нас всегда останется символом чистоты, галантности и миролюбия!.. В поисках ответа я принялся перекапывать не только исторические пласты Англии, прежде всего, мне пришлось заглянуть себе в душу…

Мрак и вихорь выглянули и завыли из дальнего уголка моей души, и я, скорее всего, по слабости моральных устоев, вдруг решил, что и мне пора платить жизнью по счетам своих грехов! "Боже! Ты знаешь безумие, и грехи мои не сокрыты от Тебя". Кое-как я поддержал себя этим окриком из Псалма 68: 6. Сила самобичевания согнула меня пополам, словно страшная колика, разрывающая внутренности: я застонал и сложился вдвое. Олег от неожиданности лягнул меня в голень острием кромки каблука, словно защищая что-то самое ценное: будто я пытался отнять у него самую последнюю и самую драгоценную невесту! Да этих провинциальных невест в России "хоть жопой ешь"! Нашел дуралей, что защищать, ради чего курочить мою ногу! Мудак влюбчивый!..

Надо было кончать эту волынку с переживаниями и историческими аналогиями, иначе все ноги поотдавят в тесной машине. А с Олегом я теперь буду говорить о бабах только на почтительном расстоянии! Но, Слава Богу, уже подъезжали к моему дому. Наша "охрана" сказала несколько напутственных слов о том, что из квартиры до самого утра ни в коем случае нельзя выходить – "посланцы" сами за нами заедут. "Кудрявый" прошмыгнул в парадную и проверил не ждет ли нас киллер на лестнице. Мы с Олегом наконец-то освободились от "гласного надзора" наших доброжелателей. Прежде, чем открыть дверь своим ключом, позвонили и постучали: пусть уж кто-то другой первым соприкоснется с замками и петлями двери. Спасибо жизненным примерам – научены уже таинствам взрывов. Мы всей мужской гурьбой спрятались за боковую капитальную стену, ограждающую нашу квартиру от лестницы. Присели на корточки, как учил инструктор, зажали уши и подождали, затаив дыхание – но взрыва не произошло. Дверь была открыта изнутри, и на нас с любовью смотрели испытанные верностью и изможденные ожиданием две пары знакомых женских глаз. Лада Борисовна и Ирина Яковлевна с любопытством изучали нас, присевших на корточках в уголке лестничной площадки. Они решили, что мы изобрели какую-то особую форму покаяния. Механически, по врачебному, женщины прикинули диагноз такого симптомокомплекса. Мы вроде бы прочли их врачебные мысли. Но ведь если подозревать, что у нас сильно прихватило живот, то надо было предварительно хотя бы снять штаны, а уж потом устраиваться в привычной позе… Святые женщины бросились к нам на выручку, и я с гневом вспомнил садиста короля Англии Генриха VIII – его многочисленные "разводы и браки по-королевски". Это только в Англии на рубеже пятнадцатого и шестнадцатого веков было принято среди королей нелюбимых жен отправлять на эшафот, предварительно слепив липовый приговор о неверности. Советские женщины достойны иных отношений. Но почему только советские? Память принесла издалека образ Беатрис, "цапли" и прочего заграничного "секс-состава". Все они были достойны награды, естественно, с некоторыми "послаблениями", приемлемыми для оценок "зарубежного капитала". Проще говоря, я никак не мог выбрать, кто из тех, с кем меня связала судьба, лучше или хуже…

Сейчас самыми близкими женщинами были те, кто находился рядом и вводил нас под локоток в квартиру, чисто убранную, ухоженную, нарядную. Еще минуточка – ну, скромные приветствия и лобызания – и нас подведут к "скатерти самобранке", ломящейся от яств, от всякой вкуснятины. Приятная истома поплыла по телу, убаюкивая инстинктивную осторожность холостого человека…

И тут опять заработал мой мозг: я стал гонять мысли, как бесштанную команду, "по диким степям Забайкалья"… Им помогли всколыхнуться те нежности, которыми уже в прихожей осыпали нас заждавшиеся ласки женщины. Обнимая просторные бока Ирины Яковлевны, я ощутил непреодолимое влечение плоти. А она-то ущучила у меня подмышкой громадину "ТТ" в специальной кобуре и потому заинтересовалась не поженски настойчиво: "А все ли остальное на месте? Не произошла ли подмена обстоятельств действия?"

Я понял, что существуют различия в проявлениях условных и безусловных рефлексов!.. Вот именно на этой мысли я и застрял… Несколько недель мне лезут в голову Божественно-исторические и вполне приземленные, бытовые аллегории, но я ни разу не вспомнил о "рефлексах", не удосужился дать им определение с позиции и науки, и мистики…

Было легко представить ту "копяшку", какой появляется любой человек на свет: так откуда в него "условные и безусловные рефлексы"? От верблюда, что ли? Или прилетели по воздуху?.. Хорошо сказано: именно "по воздуху прилетели"! Никакая генетика – потаскуха империализма, лженаука – здесь ни при чем! Хромосомы в лучшем случае передают программу биологических – молекулярных, клеточных, тканных, органных построений. А мысли-то летают только по воздуху… По воздуху переселяется в нас более жесткая или менее жесткая программа – в мозг, в душу она устремляется, закономерно все это для любого живого существа!.. Гениальное открытие!.. Требуется все хорошо обдумать, взвесить, подытожить… Только не надо спешить в таком важном деле… Вон, Чарльз Дарвин поспешил – теперь никто толком ни в чем разобраться не может: получился выкидыш, а не теория "естественного отбора". Все рушится в ней при серьезном анализе! Как ни крути, но единственной теорией сотворения жизни на Земле, выдерживающей критику, остается только Божественная! Все остальные теории оказываются менее или более серьезными заблуждениями, либо откровенным шизофреническим бредом…

Отстегнула и сняла вместе с пиджаком и кобурой мои гениальные догадки Ирина Яковлевна. Нас с Олегом, как малых детей, заставили тщательно вымыть руки, а потом усадили за шикарный стол. Ели и пили недолго, сами собой возникли другие побуждения… Мы разбрелись по разным комнатам, где на идеальных спальных местах, под хруст накрахмаленных простыней и пододеяльников и действовала каждая пара в приемлимом для нее ритме…

Примерно к полуночи у дам родилось желание общения еще и с природой: под нас стали подбиваться клинья… Женская рука в этой части не знает усталости! Но мы-то с Олегом были закованы в кандалы строгого обещания самовольно из квартиры не выходить, к себе никого не впускать… Но тут на глаза опять попались наши пистолеты, и мы почувствовали себя рыцарями – Ричард Львиное Сердце замерещился нам из двенадцатого века, из замшелой Англии. Мы вызвали по телефону такси, а на нем уже покатили к платной стоянке, где Олег держал свой шикарный автомобиль. Часам к двум мы уже были на моей даче: побродили по правому берегу реки Тосны, вернулись в дом, еще немного откушали, и сон нас сморил…

Первым от непривычного шороха и легкого звона очнулся я и стал искать пистолет под подушкой – его не было на месте, он завалился за тахту. Все в доме спали, а я суетился, стараясь никого не разбудить. Под руку попалась тонфу – она всегда лежит на подоконнике в изголовье. Как-то вооружившись, я выглянул в большую комнату и сразу же наткнулся взглядом на направленный на меня ствол довольно большого пистолета – "Беретта", пожалуй. "Око" того ствола заглядывало в большую комнату через не очень аккуратно выдавленную ячейку мелкофиленчитого окна. Я не бросился на пол, а завис от неожиданности в двигательном ступоре, ожидая выстрела очередью. Но раздались практически одномоментно два приглушенных выстрела, где-то за стеной напротив меня и сзади, со стороны комнаты Олега. Целившийся в меня глаз "Беретты" исчез. Потом раздался нежный стук во входную дверь – то был условный стук, мне знакомый. Я понял, что вовремя прибыл мой спаситель – Владимир.

Олег и наши обе красавицы продолжали спать, как святые угодники – тихо посапывая, не травмируя себя опасениями за "качество жизни". Я открыл дверь: действительно на пороге стоял Владимир, он сделал мне знак – "не шуметь" и жестом пригласил выйти на улицу. Мы прошли за дом со стороны садового участка: там над двумя телами уже трудились "Кудрявый" и Коля Мельник. Мне объяснили, что в критический момент двумя выстрелами удалось свалить "охотников за нашими черепами", потом, пока они были без сознания, им сделали приличную дозу обезболивающего и снотворного, теперь требовалось перевязать раны.

Это только в кино показывают азартную стрельбу раненых ковбоев, не чувствующих боли. В жизни все иначе: практически любой точный выстрел вырубает сознание противника. Наши охотники получили пули в плечевое сплетения правой руки и моментально лишились чувств от шока. Они и взвизгнуть-то не успели, только рухнули снопами под ноги нашей охраны. Мне пришлось повозиться с остановкой кровотечения, ибо были серьезно повреждены нервные и сосудистые сплетения у злоумышленников. Владимир подогнал машину плотнее к дому, отгородив тем самым от глаз соседей поле сражения. Это был микроавтобус с затемненными стеклами: тела раненых погрузили во внутрь, "Кудрявый" и Мельник остались охранять "дохлятину", а я с Владимиром возвратился в дом. Олег и дамочки все еще спали, мы не стали их будить, а приготовили чай. Было около пяти часов утра. Наконец-то "домоседы" прочухались и никак не могли взять в толк, что за ранние гости их навестили. Я всегда поражался умению Владимира создавать покой в душах тех, с кем его сводили обстоятельства. Интересно было узнать: таким же доброжелательным остается этот парень-громила при "экстренном потрошении", то есть при допросе вражеских лазутчиков. Я думаю, что там он действует иначе – умеет создавать неотвратимое впечатления "Вселенской кары", ожидающей тех, кто не спешит правдиво отвечать на его вопросы.

Владимир миролюбиво разговаривал со мной и Олегом – ни словом не обмолвившись о нарушении нашего договора о конфиденциальности и строжайшей дисциплине. Мне даже показалось, что он рад случившемуся – особенно его благополучному финалу. Можно заподозрить наших орлов в том, что они прекрасно прогнозировали мое и Олега поведение, провоцировали нас на отступление от договора, дыбы "просветить" тайную охоту за нами. Иначе как можно понять столь быстрое и качественное реагирование "группы захвата" – явно ребята "пасли" нас и тех, кто за нами охотился. В таком случае нам намеренно отводилась роль "живца"!..

Скоро мы собрались и гурьбой стали загружаться в микроавтобус: нашу-то машину будет доставлять в город "Кудрявый" – она теперь с явной "наколкой". Увидев "дохлятину", наши дамы, скорее всего, обоссались и притихли, выставив бледные и утончившиеся от напряжения носы. Им стали понятна сложность и серьезность "мужской работы"… Они, суки пушистые, наконец-то поняли, как много ответственного заключается в истинно рыцарских тайнах – это вам не белье стирать в автоматическом агрегате с зубощекочущим именем "Indesit", а потом проглаживать его утюгом, наделенным трогательно-нежной транскрипцией "Melissa supreme"

Всю дорогу Владимир говорил о пустяках: рассказывал о рыбной ловле в Австралии, показывая тонкие знания в этой области. Лишь около совхоза "Шушары" он отзвонился кому-то по мобильнику. Когда прибыли в город, то в районе станции метро "Электросила" притормозили. Нашу бригаду усилили тремя парнями, очень похожими на "старших научных сотрудников". А мы пересели в черную "Волгу" и продолжили свой путь. Около "Сенного рынка" Владимир остановился и попросил женщин в сопровождении "Кудрявого" сходить на рынок за зеленью и фруктами, с нами же он затеял ответственный разговор.

– Александр Георгиевич, вы разумный человек, – начал он издалека, словно я и сам не ведал о своей близости к "гениальности", – нет сомнения, что вы догадались: вся "ловля" этой банды идет "на живца". И тем "живцом" являетесь вы – с этим ничего поделать пока нельзя.

Олег заерзал, как депутат Селезнев на углях партийной дисциплины: я хорошо видел, что ему очень хотелось помочь мне, хотя бы тем, что переключить прожектор общественного внимания на свою красивую персону. Но я-то не собирался делиться с другом предметом гордости и осознания личностной значимости. Мне нравилась "strenua inertia", то есть та "деятельная праздность", дарившая мне лавры героя! За нее я готов был, как малоумный подросток, принести в жертву даже саму жизнь…

– Володя, ты не стесняйся, – режь правду-матку прямо в глаза! Не я, так Олег, примет на себя бремя ответственности первопроходца!

В моих словах было много пафоса, но мало ума, и Владимир улыбнулся – он, я полагаю, давно привык в своей работе использовать темперамент "величавых дураков".

– Александр Георгиевич, мы постараемся максимально снизить риск, но в таком деле, как ваше, полных гарантий безопасности никто не может дать. И, самое главное, заменить вас никем невозможно – ведь охоту-то ведут только на вас… Они вас прекрасно знают в лицо, уже вычислили все адреса ваших конспиративных квартир, знают ваших друзей и недругов. Вас обложили, как медведя в берлоге, и нет возможности пока просчитать, какими силами действует противник.

Олег опять попробовал перетянуть "одеяло побед и признания" на себя:

Но, может быть, и я мог бы сыграть роль "подставного": загримируемся, переоденемся…

Да, да, конечно, – подхватил я с раздражением, уже теряя терпение. Мне надоело наблюдать за тем, как лучший друг пытается меня "выбить из седла". Да, да, мы подпилим тебе ноги, подрежем руки, каланча ты беспокойная! Время на это у нас есть, и к тому же кругом нас враги-дураки – они ворона от голубя не смогут отличить!

Конечно, сравнение с "голубем" своей персоны было слишком смелым… Но вот "вороном" Олега можно было назвать, практически не отступая от действительности. Он был худой, длинный, черноволосый, и, самое главное, я его уже где-то в глубине души ненавидел: он слишком много каркал!.. Можно себе представить картину: маршал Жуков собирается принимать Парад Победы, восседая на белом коне, а перед самым торжественным выездом ему заявляют – "Господин маршал, конь-то белый не про вашу честь!"

Олежек "отплыл", не солоно хлебавши. Сам виноват: не надо лезть под горячую руку, когда все в святом азарте борьбы за справедливость. Володя молча наблюдал борьбу за приоритеты, думая о чем-то своем. Наконец, он прервал суету у буфета маленьким замечанием:

– Я уверен, что через несколько часов из задерженных вытрясут первые признания. Тогда многое прояснится в этом деле. Но нам всем необходимо взять тайм-аут, сбить темп операции, проводимой противником. Причем лучше, если наш маневр будет выглядеть естественным явлением, а не хорошо рассчитанными действиями.

Владимир испытующе взглянул на меня и Олега:

– Ваши дамы могли бы попросить вам "политического убежища" хотя бы до сегодняшнего вечера?

Честно говоря, мы с Олегом никогда не были в гостях ни у той, ни у другой соблазнительницы. Нам были не ведомы их "квартирные условия", да и вообще – "Гусары денег не берут!"…

– А стоит ли, – начал я осаживать боевой аллюр заговорщиков, – подставлять дам под "стволы злоумышленников? Как-то нам не с руки использовать женщин в качестве "щита", уж лучше будем пользовать прекрасный пол по прямому назначению…

Володя отреагировал моментально:

Так, никто и не говорит, что надо творить нелепицы… Подождем некоторое время: сейчас, я думаю, уже наши орлы-пыточники кое-что выколотили из арестованных. Нам дадут знать о количестве засад установленных по вашу душу, Александр Георгиевич…

Неужели у нашего противника так много "сил и средств"? – вспомнил я специальный военный термин. – Так основательно меня обложить – со всех сторон, по существу окружили…

Но засады-то могут быть и мобильными, тогда меньше "сил и средств" понадобится. – поправил меня Владимир.

В это время затрещал мобильник у Владимира, и наш командир начал разговор, сплошь состоящий из междометий: "Да", "Нет", "Ну, ну" и так далее. Я перестал прислушиваться к той неинтересной игре слов, а углубился в чрево памяти… Когда-то, в молодости, я вскружил голову одной "принцессе", все произошло искрометно, быстро, что зародило во мне некоторые сомнения относительно "чистоты женских чувств". Мы сидели тогда с моим приятелем в кафе "Орбита" на Большом проспекте Петроградской стороны и мудрили с какими-то журналистскими задачами, касающимися нас обоих. Тогда к нам и подсела интересная дама с выразительными глазами, в которых я сразу же уловил "дуринку". Мне не очень хотелось отвлекаться на "частности" и прерывать нужную, деловую беседу. Но мой приятель был слаб по части сопротивляемости чарам женского пола. Он, собственно, и удерживал даму за нашим столиком. Но, как оказалось потом, она целилась в мое сердце, поскольку чем-то на расстоянии я ее "впечатлил"… Полагаю, что в данном случае работала формула: "Рыбак рыбака видит издалека".

Все так сложилось, что "клинья подбивал" мой приятель, но проводить ее домой пришлось мне, ибо таковым было решительное требование дамы. Мой приятель решил сыграть напоследок роль галантного кавалера и рыцаря без страха и упрека. Он, сжав челюсти, попытался выдавить из себя прощальные любезности…

Жила незнакомка на Петроградской стороне, вблизи того кафе, и мы прогулялись с ней пешком, мирно беседуя. Как врач, я чувствовал, что моя спутница нуждается в серьезной психотерапии: у нее был полнейший "раздрай" чувств, установок, желаний. Святое медицинское милосердие заставило меня подняться к ней в квартиру на втором этаже. Чашечка кофе предлагалась мне столь же активно, как это делают гарпунеры, нацеливая пушу в утомленного погоней кита.

Большая старинная квартира была шикарно обставлена, но в ней было страшно холодно, и дама зажгла электрокамин, умело и с изяществом оборудованный в большой комнате. Теплее не стало, кофе тоже мало согревало. Отогрело меня только емкое женское тело вдруг без всяких предисловий бурно прижавшееся ко мне. Все случившееся мне пришлось отнести на счет удачной психотерапии. В том-то и состояла моя первая самая большая ошибка. Потом, уже лежа на широкой двуспальной кровати под пуховым китайским одеялом, несколько отдохнув от "естественных безумств", пригревшаяся в объятиях женщина сообщила мне о том, что только вчера вышла из психиатрической больницы после основательного курса лечения шизофрении…

Такой поворот откровений обозначал, прежде всего, то, что я оказался говенным психиатром. Ведь подозрения-то у меня были с самого начала, еще в кафе. Но я не сумел убедить себя в том, что нас с другом посетила "шизофрения"! Да, пока это была еще относительно спокойная стадия проявления основного заболевания. Однако, как водится, сдержанность могла разрушиться в одно мгновение. Женщина по профессии была искусствоведом, а потому можно предполагать, что бред, родившийся в ее неспокойной голове, обязательно будет многоцветным, изощренным, с особыми выкрутасами. Я уже не помню, чем я мотивировал столь быстрое отступление со случайно возникшего поля боя. Наверняка говорил о позднем времени, об обремененности многодетной семьей, ревнивой супругой, хотя ни того, ни другого у меня не было. Была только дочь и сын, которых я воспитывал в одиночку, не заводя в доме "мачехи" после ранней смерти их матери.

Женщина посокрушалась, но отпустила мою душу и плоть на покаяние. Я так понимаю: мне помогло быстрое утомление, возникшее у сложной пациентки после бурных эмоций, она находилась в полусне. Фаза возбуждения сменилась эффектом сильнейшего торможения, женщина заснула довольно быстро. Я спокойно вышел, защелкнув дверь на французский замок, полагая, что это движение будет окончательным, а не этапным – меня невозможно найти в почти пятимиллионном городе. Каково же было мое удивление, когда возвратившись на следующий день с работы, я застал у дверей своей квартиры сидящую на ступенях мою подопечную, вот уже битых четыре часа ожидавшую продолжения психотерапии. Оказывается, мой приятель-доброход тогда в кафе сумел подсунуть очаровавшей его даме свой телефон. По телефону она обаяла приятеля еще больше и он выложил всю мою подноготную, а заодно выдал и адрес. Теперь я оказался в плену патологически ясных представлений, далекоидущих экспектаций моей новой пациентки.

Доставшееся мне на скорбь и муку существо требовало серьезного и беспрерывного лечения. Понятно, что любовные оргии тоже могли помогать балансировке процессов возбуждения и торможения коры головного мозга податливой на ласку женщины. Но все это происходило в нездоровой голове по необычной схеме, а потому среди касты врачей-психотерапевтов не принято совмещение лечения и развлечения. Мне было необходимо срочно "отрабатывать" на приличную дистанцию от очаровательной дамы. Любому настоящему врачу не безразлична судьба больного, если, конечно, он не настроен на искус "острого опыта".

Я поил чаем "милое существо", избегая перехода за грань врачебного внимания, ограничиваясь только психотерапевтическим допингом. Мне пришлось сильно попотеть в поисках формы психотерапии, наиболее подходящей в данных условиях. Это были "тяжелые будни" врача-искусителя, пытавшегося теперь искупить свою вину перед пациенткой и Богом…

Печальные размышления прервали голоса друзей:

– Александр Георгиевич, ваши дамы согласны приютить "беглецов" под сенью своих шатров! – эти слова принадлежали Владимиру.

Теперь я посмотрел на честную компанию вполне осмысленным взглядом, свежи еще были мои воспоминания. Они держали мою исследовательскую прыть под уздцы, никакими силами, никто не мог теперь меня заставить забыть чисто врачебное "табу". Я не желаю больше экспериментов в своей жизни, ни потому, что не доверяю психическому здоровью наших дам, а потому что не уверен в своем психическом благополучии.

– Я пойду только в собственный дом! Кто желает со мной – вперед!.. Но помните, дорогие друзья: "кто не с нами – тот против нас!" – вот так прямо я и врезал нашим горлопанам.

И хотя нависло гробовое молчание, но с этой минуты у меня появилось стойкое ощущение того, что я прочно впечатался во власть Судьбы, Проведения, Божьей Воли. Мне даже захотелось, чтобы Смерть дохнула мне в лицо, подержала Костлявая Старуха меня за горло, затем взяла за руку и повела за собой. Тогда, может быть, откроются передо мной какие-то особые тайны, не известные земным существам. Их может узнать и испытать человек, хотя бы одной ногой уже шагнувший за границу жизни и смерти!..

Мне припомнились гениальные стихи Ивана Бунина: "Звезда дрожит среди вселенной… Чьи руки дивные несут какой-то влагой драгоценной столь переполненный сосуд? Звездой пылающей, потиром земных скорбей, небесных слез, зачем, о господи, над миром ты бытие мое вознес?" Я осознавал глобальность той власти, что распоряжается каждым из нас, диктуя свою программу нашим земным действиям, отдаляя или приближая нас к смерти. "После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от власти его" (Откровение 18: 1).

Первым очнулся от неожиданности моих решений Владимир. Олег и дамы уже были заряжены негой некого нового приключения, щекотавшего им нервы и шевелившего "жабры", и такой поворот событий их не устраивал. Но плевать я хотел на чьи-то установки: душу мне терзали мои прошлые грехи, которых, видит Бог, за мою жизнь накопилось слишком много!.. Я, может быть, мысленно стоял уже у помоста эшафота, на кровавой плахе готовилось последнее мое причастие… А тут какие-то "опасения" за мою жизнь, да еще и развлечения разные выпирают своим жирным похотливым боком… Нет и еще раз нет, я на такие игры не согласен!.. Пошли вы все к Черту!.. Вы ведете свою собственную партию, пусть так, если вам это угодно. А я буду играть на своей "балалайке" по иным нотам, по велению души…

– Александр Георгиевич, не стоит волноваться, – успокоил меня Владимир, музыку заказывать все равно Вы будите и никто иной. Вы у нас теперь являетесь центром притяжения всей шпионской и контршпионской деятельности. За вами остается последнее слово.

Вот это правильное толкование моих прав! Молодец Владимир – я всегда считал тебя, сына моего друга, смышленым парнем, надежным бойцом. Так я думал, хотя и понимал, что расстроил своих сотоварищей.

– Господа, – обратился я ко всем миролюбиво, – поймите меня правильно: существует суд памяти, и он порой заставляет нас принимать неудобные для других решения. Сегодня, кстати, для людей, родившихся под знаком Зодиака, именуемым "Дева", да еще со "Змеей" в компании, период сложных решений. Мистика из всех углов Вселенной прет на меня, не стесняясь, не давая помнить об осторожности и справедливости… Вообщем, господа, давайте жить дружно и пользоваться только тем, что по праву нам выделяет Господь Бог. Не будем обжорами и сластотерпцами… Нет возражений?

Общество ответило мне примирительным "Гм"… Ну, а я и тем был доволен. Не хватает мне покаявшись в одном грехе, тут же взять на душу другой грех. Однако на душе остался тяжелый осадок, отбросы какие-то…

Поехали ко мне. Первыми вышли молодые ребята и обследовали лестницу, а потом пасли "нечистую силу", способную вдруг неожиданно выставить из слуховых окон снайперскую винтовку "Винторез". Дворики здесь, в центре города, маленькие и убойной силы такого оружия достаточно, чтобы прошить человеческое тело, даже упакованное в самый прочный бронежилет. Затем наверх отправились дамы. Олег, я и Владимир "притормозили". В машине, командир держал недолгую речь:

– Теперь от вас зависит весь исход операции. Мне сообщили, что еще действует один ликвидатор – "кукушка". Он будет пытаться уничтожить вас, Александр Георгиевич с относительно дальней дистанции. Поэтому слушай мою команду: из дома никуда не выходить, шторы на окнах не открывать, на звонки в дверь не отвечать. Готовность номер один назначается до одиннадцати чесов вечера. Я заеду за вами, и мы проведем еще один этап задержания той самой "кукушки", но здесь уже все будет зависеть только от вас, Александр Георгиевич. Договорились?

Я утвердительно мотнул головой, и мы поднялись в квартиру. Владимир прикрывал наше торжественное шествие. Дома было относительное спокойствие: по-моему, инструктаж успели провести и с нашими дамами. Они были тихими, робкими, податливыми, как пластилин, разогретый в горячих руках скульптора-творца, а не вялого ремесленника. Но пищу дамы сумели приготовить отменную, поели всем коллективом… Охрана и Владимир отъехали… А мы закручинились – коротали вечерок единой семьей…

Свет не включали даже при наступлении относительных сумерек, но смотрели телевизор, сидя в обнимку на мягком диване и в креслах. Потом пили чай, разговаривали о пустяках и никак не могли сдвинуть с мертвой точки ту тяжелую махину ответственности и непредсказуемости, создавшуюся неведомо где, видимо, в далеком уголке Планеты. Но та самая махина почему-то основательно придавила душу всем присутствующим и начинала порождать отвратительную депрессию…

Может быть, такое состояние и называется "предчувствием"? А, скорее всего, правильнее его называть мистическим проникновением, подобным состоянию животных перед бурей или землятресением. Нам только и оставалось, как броситься в истерический танец или распахнуть окно во двор, рвануть на себе тельняшку и закричать: "Вот он я… Стреляй, фашистская рожа, продажный киллер! Вот она твоя мишень – стреляй в самое сердце "Мистику, Масону"! Великая тайна готова принять пулю!"…

Но именно тогда никто и не станет стрелять в меня… Приехала бы рядовая бригада "Скорой помощи", меня свяжут и, при обоюдном согласии, конечно, увезут в сумасшедший дом… Этого нам только не хватало!..

Я предложил компании сыграть в карты – в "Подкидного дурачка". Нехотя достали колоду, роздали карты и принялись тянуть время. Карта явно не шла: проигрывала наша пара. Я и Ирина все время сдавали. Наконец у Ирины отказали нервы, и она швырнула колоду в секретер…

Меня опять потянуло в пропасть мистики, под руку попалась сегодняшнее какое-то газетное издание – ошметок "рептильной прессы". Я иногда выбирал из газетенок те вкрапления мысли, что подводят к тайнам исключительно астрологического прогноза. Но прежде я смотрел на фамилию и имя "вещуна". Сейчас под руку попался достойный прорицатель, и мне стоило внимательно оценить "свою карту": "С 17 по 23 июня для "Девы" самый счастливый знак Зодиака, когда открываются тайные резервы организма и души. Ясновидение и яснослышание будет сопровождать любую деятельность, раскрываясь вплоть до выбора места встречи с НЛО. Переосмысление собственной жизни обеспечится внутренним "микроскопом", оптика которого позволит пронзить глубочайшие пласты даже эмбриональной памяти. Предпочтительным остается движение по спирали вверх, то есть к Богу. Ну, а если Дьявол потянет за ноги вниз, то скатитесь к алкоголизму, психозу или преступлению. Важно адекватно воспринимать "подарки судьбы" и научиться тщательно исследовать их"… Вот Она – история с продолжением!..

То ли от большого количества выпитого алкоголя, то ли от необъятной любви, то ли оттого, что Зодиак сказал свое слово и хорошо вдул Деве, но я вдруг совершенно выключился из объективной реальности. Мои мысли-скакуны двинули сумасшедшим аллюром совершенно ни в ту степь!.. Я ощутил себя двойником американского астронома Эдвина Хаббла (1889-1953), успевшего, правда, уже умереть, черт бы его побрал!.. Тогда самый настоящий ужас обуял меня – я осознал, что "галактика разбегается", причем в строго "организованном порядке". И это не было какой-то неполноценной придурью пьяного интеллигента: перед глазами маячила строгая математическая формула, называемая параметр Хаббла. H = 1/R*dR/dt. Исходя из такого параметра, ученые уже определили скорости удаления 1500 галактик, доходящие в отдельных случаях до 100000 км/сек. Теория взрыва, как способа возникновения Вселенной, подавляла мое воображение. Если зафиксироваться на умозрительном моделировании такого явления, то к концу дня точно сойдешь с ума.

Смятения добавили воспоминания о трех моделях Вселенной по Александру Фридману (1888-1925) – нашему русскому ученому, рассчитавшему математическое толкование Вселенского святотатства. Модели явились мне словно гром с ясного неба. По первой модели – "открытой" модели Вселенной – пространство только расширяется. Тогда галактики мчатся к абсолютной свободе, по чертежу поверхности Лобачевского. Согласно второй модели, расширение тоже никогда не прекратится, но будет замедляться, выполняя геометрию Евклида. Трагичнее дела разворачиваются по третьей модели: пространство сперва расширится, а потом начнет сжиматься, дойдя до коллапса. Здесь геометрия – сферическая, модель "закрытая", а логика будет задействована Эйнштейна – этого вздорного еврея.

Я только представил себе, как будут трепать человеческие души указанные процессы, и тут же заплакал горючими слезами… Наступило некоторое облегчение, и здесь меня поразила своей гениальной простотой и невероятной логикой такое понятие, как сингулярность. С этого момента мои мозги попытались встать на место, но тут же были выбиты окончательно самим определением строгого понятия. Сингулярность – это место, где заканчивается действие известных нам физических законов. Я ужаснулся прежде всего потому, что вдруг понял какими силами вырывается после смерти душа из нашего тела и куда она устремляется. Ведь расширение Вселенной – это расширение самого пространства, а при динамике во времени ему подчиняется и душа, как особая, совсем не материальная, энергия!..

Известно, что множитель R в моделях Фридмана определяет масштаб расстояний между любыми двумя галактиками и является функцией времени. Как ни крути, но это означает, что в начальный момент времени, то есть при рождении Вселенной, масштабный фактор был равен "0". Получается, что наблюдаемый в настоящее время объем пространства был сжат в "ничто", но такое "ничто" обладало бесконечной плотностью вещества.

Как бы в подтверждение сказанному, ухо уловило нежный шелест, а потом и более громкое, приближающееся ко мне откуда-то из-за стены поскребывание коготков… Сердце возликовало: конечно, то пропадавшая длительное время Нюрка возвращалась на пепелище. Она-то и должна была помочь мне выбраться из трясины нераспознанных переживаний. Шум нарастал и двигался к нам из кухни: женщины перепугались и поджали ноги. Кое-что они знали о моих тайных ночных встречах с крысой, но мало верили тому, принимая мои рассказы за очередной розыгрыш или рецидив шизофрении. Я прижал палец к губам, а затем продемонстрировал дамам кулак. Российские женщины при виде кулака становятся весьма понятливыми: было ясно, что если издадут хоть один звук, пугающий крысу, то получат от меня по "междуречью мешалкой"! Олег отправил мне солидаризирующийся взгляд и скромно улыбнулся: он тоже был наслышан про чудеса, но еще ни разу с ними не встречался…

Я понимал, что если Нюрка так долго возится в норе, то значит ей мешает пролезть презент, с которым она продирается тайными ходами. Меня ждет большой и ценный подарок – это было очевидно даже без малейшей подсказки Высших Сил. Но большую радость мне доставляла, конечно, не материализация подтверждений нашей дружбы с крысой, а само ее появление. Жив еще, курилка!.. Нюрка была вещуньей, и все ее презенты всегда были с особым смыслом.

Наконец, раздался топоток когтей по линолеуму прихожей, и Нюра собственной персоной, обнюхивая пол и чихая, вкатила в большую комнату какой-то сверточек. То был скорее маленький конвертик, какие используют в аптеках для отпуска развесных лекарств. Но самое смешное заключалось в том, что за Нюркой в комнату притопали еще и три небольших, но уже вполне самостоятельных крысенка. Масть у выводка была однотипная – черная… Нюрка не обратила особого внимания на моих гостей, она подошла ко мне и обнюхала безвольно спущенную с кресла руку: что-то ей не понравилась, она чихнула, а потом принялась закладывать в мою ладошку пакетик с гостинцем.

Чесать ей шейку или благодарить мою симпатию каким-то другим способом физического воздействия было противопоказано. Я встал с кресла и отправился под конвоем Нюрки на кухню. Крысята продолжали рыскать по комнате, может быть, их потом и заинтересуют специфические, чисто женские запахи, тогда они спокойно проследуют по телам объектов, их издающих. Я предполагал, что именно тогда и поднимется весь гвалт в большой комнате. Нюра знала свое дело туго: она фиксировала бусинками глаз даже не мой силуэт, а то место, где должно стоять, по ее мнению, прогнозируемое блюдечко. И мне пришлось побыстрее уважить подругу: блюдечко было выставлено, молоко налито, несколько "булек" охлажденного джина добавлено. Только Нюрка принялась лакать "эликсир жизни", как на кухню вихрем ворвались крысята, моментально почувствовав особое лакомство.

Я следил за пиршеством, присев на табурет в кухне рядом с обеденным столом. Затем развернул пакетик и обомлел: ко мне на ладонь вывалился массивный перстень с контрастно-черным "гагатом". Такой камень находят по берегам реки Gages в Малой Азии. Чаще он используется, как траурное украшение и на армянском языке его название звучит многозначительно – "гешири", то есть "ночь". Я помнил, что среди магических растений тому драгоценному камню имеется аналог – "Белена Черная". Но тиснение на перстне было явно масонским: я различил черепа с перекрещенными костями и какие-то надписи, не подлежащие рассмотрению невооруженным глазом. Была в пакетике еще и золотая цепочка с масонским крестом. Было от чего впасть в черную немощь – в хандру…

Тут и раздался звонок уговоренного свойства? два коротких и один длинный сигнал. Я продолжал сидеть спокойно, скосив глаза в сторону прихожей, а там уже в замочной скважине входной двери плавно поворачивался ключ. Вошел Владимир и бойцы "ближнего и дальнего боя". Ребята прошли ко мне на кухню, туда же вызвали и Олега. Крысы наслаждались питьем природного транквилизатора, они даже не повернули головы на звук шагов, понимая, видимо, что находятся под моей полнейшей защитой. Картина крысиного чревоугодия всех мужиков умилила до слез: все варвары сентиментальны до безобразия. Бойцы столь расчувствовались, что даже соизволили продемонстрировать мне свое секретное оружие. Оказывается, специально для бойцов-ликвидаторов одним из закрытых КБ был разработан и вошел в серию бесшумный, двуствольный пистолет – С4М. Пистолет идеально отполирован, закруглен, дабы не цепляться за одежду при его выемке. Два мощных патрона калибра 7,62х39 закладываются в пистолет маленькой обоймой. Выстрел в затылок разносит череп, поражая основные отделы головного мозга, превращая в кашу все центры продолговатого мозга. Выстрел в область сердца – спереди или сзади, безразлично – разносит вдребезги его предсердия и желудочки, прихватывая заодно и дугу аорты. Вылечить такого пораженного при точном попадании невозможно.

Наши орлы должны воспользоваться такими пушками, если им будет оказано сопротивление превосходящими силами – тогда произойдет выбраковка "лишнего контингента". Пистолеты хорошо действуют на близком расстоянии при необходимости "обезножить" или "обезручить" сопротивляющегося противника.

Мы собрались на задание быстро, я попрощался с крысами, обнял и облобызал Ирину, кивнул Вознесенской, наказав не обижать Нюрку. Дам попросили остаться дома и не высовывать носа. А мы, всей мужской компанией, двинулись к машине.

Владимир, сев за руль пояснил: все силы противодействия на "точках", "объект задержания" на месте. Надо действовать…

Самое ответственное оставлено мне. Стрелять в "дурную башку", видимо, будут тогда, когда я и Олег будем выходить из-под внутреннего контура арки внутрь двора, где расположена квартира Владимира. Все нужно выполнить филигранно, точно: на стене справа под аркой имеется меловая черта (голубой мелок), поравнявшись с ней, я должен резко отпрянуть в сторону – вправо, к черте, а затем метнуться назад, вглубь арки. Тогда выстрел снайпера придется мимо или, в крайнем случае, по ногам. Олег же обязан сделать бросок влево и тоже назад – это будет отвлекающий маневр. Для снайпера перемещение двух целей одновременно – мощный нервирующий фактор: ведь в полумраке трудно определить "кто есть кто"? Тогда внимание его рассеивается, теряется драгоценное время на прицеливание и точный выстрел. Лучше, если выстрел все же произойдет, но надо заставить снайпера промазать. После этого киллера должен "подрезать" Гончаров выстрелом с противоположной стороны – тоже из слухового окна. Нам нужен раненый и проявившийся агент, не способный уже ни от чего отпираться – пойманный с поличным, на месте преступления.

Володя несколько раз проговаривал со мной схему движений: мозгом я понимал, что для тренированного бойца спецназа выполнение такого варианта "качания маятника" – пустяковое дело. Но мне почему-то не хотелось "кривляться": во мне нарастала агрессия… Я вдруг понял, почему Александр Матросов не колотил по амбразуре сбоку каким-нибудь булыганом или прикладом автомата, а вдруг решился падать на нее грудью. В такие минуты, скорее всего, возникает истерический вариант вулканирования "духа противоречия". И ничего более!.. Телевиденье своими бандитскими сериалами настолько намозолило глаза и прокомпостировало мозги, что выработало полнейшее отвращение к криминальной романтике. Никому не хотелось подыгрывать, ловчить, скрываться – появилось яростное желание душить всю ту мразь голыми руками…

Но на словах я смиренно подтвердил Владимиру, что обязательно выполню все его наставления: "Все проделаю, как учили!" Не стоит волноваться и фиксироваться на мелочах… Знаменитое, гагаринское – "Поехали!" – вдруг вырвалось из меня. Тоже еще один вариант истероидных реакций.

От угла улиц Садовой и Гороховой мы с Олегом и двумя привычными сопровождающими шли сравнительно медленно. А машина с Владимиром уже давно нас обогнала и припарковалась у небольшого кафе в доме 32. Как я полагаю, в засаде поблизости стояла еще одна – две машины с оперативниками. Наши люди должны блокировать возможное прикрытие киллера – он же не работал в одиночку. Его помощников тоже необходимо арестовать. Кто-то обязательно передает ему по телефону или рации необходимые сведенья о нашем приближение, о составе группы, о моем месте нахождения в общем ряду. Вот это прикрытие после выстрела необходимо моментально блокировать. Скорее всего под ту машину уже подложили слабый заряд, подвязанный на дистанционное управление: сперва произойдет "шоковая терапия" взрывом, а потом уж всех повяжут. Но я не сумел вычислить искомую машину…

Наша стайка двигалась довольно бодро, Олег, как всегда, принялся рассказывать мне анекдот с трехметровой бородой. Рассказчик он был неважный, но я все же выдавливал из себя улыбку. Суть анекдота сводилась к тому, что один еврей провожал жену на курорт. Жена из-за вокзального шума плохо слышала мужнее напутствие, а он-то только и тараторил: "Сара, живи с Богом!". Женщина мотала головой, считая, что не слышит призыв мужа. Муж, истощив терпение, принялся передавать слово "Богом" по буквам: "Борис, Олег, Геннадий, снова Олег, Михаил". Жена замахала утвердительно – "Все поняла, но почему с Олегом нужно жить два раза?"… Вдруг в голове мелькнула мысль: "А если в меня засадят две пули, будут два выстрела, но с разных точек?.. Пули пересекутся точно в моем теле"… Зачесался лоб, заныло под сердцем, в районе солнечного сплетения, икроножные мышцы напряглись словно от судороги…

Кодовый замок на воротах я открыл сам, хотел шагнуть первым, но Олег меня оттер плечом и шагнул в темную неизвестность. Ребята страховали наш тыл на некоторой дистанции, при этом изображая загулявшую стайку бесшабашных мужичков. Мы шли с Олегом, как пара рысаков, – голова в голову, – резко переведенные с рыси на растянутый шаг. На расстоянии трех метров я увидел справа впереди черту и две восьмерки, нарисованные голубым мелком – видимо, девочки играли днем во дворе в какие-то свои очень важные игры и рисовали на стене. Я подходил к той черте, гипнотизируясь ее видом и той задачей, которую успел вбить мне в голову Владимир – я двигался, как хорошо дисциплинированный "Зомби". И вдруг возникло чувство нового протеста: теперь уже именно против этого эффекта зомбирования. Я не хочу быть ни чьим рабом, игрушкой в любых руках. Но это же даже не акцентуация характера, а элементарная истерика, разворачивающаяся по женскому типу… Пусть истерика,.. пускай по женскому типу… Ноги сами понесли меня не вправо и назад, а только вперед… "Время – вперед!" – вспомнилось идиотское название, идиотского романа Валентина Катаева и фильма по нему… Вот свойственная моему темпераменту команда…

Олег метнулся влево, точно выполняя установку Владимира, а я прошагал вперед так, словно двигался на параде – по Красной Площади в дни моего пребывания в Нахимовском училище. Я развернул свой собственный флаг – скорее, Знамя Победы над "зависимостью", над чужой установкой!… Я алкал личной свободы… И мне ответили, но не так, как я себе предполагал…

Выстрела я и не должен был слышать, но почему-то не произошло всплеска боли. А ведь по логике вещей она должна возникать при попадании в живое существо постороннего предмета сильнейшей убойной силы. Просто мои контакты с реальным миром кто-то мгновенно вырубил!.. Тело мое, наверное, по инерции еще продвигалось вперед, но им уже не руководил мозг. Возник "эффект отрыва", он стал концентрироваться, убегать ввысь на огромной скорости. Сутью такого движения было исчезновение моего сознания, его мгновенный отрыв от тела, а затем и транспортировка за пределы Земли… Я вдруг понял, что такое душа: нет это не энергия, привнесенная в тело живого существа при рождении.

Душа – это условное понятие, обозначающее действие программного обеспечения, исходящего с определенного сервера Вселенского Информационного Поля. Какой-то огромный компьютер задействован Высшим Разумом для собственных игр: мы для него виртуальные существа, символы которых пляшут на экране монитора того сверхумного компьютера. Но сама Вселенная и является тем физическим представительством "программного обеспечения": галактики, любые небесные тела – это точки пересечения неведомой энергии, создающие общую матрицу поведения живых и неживых объектов.

Я понял, что верна первая модель Фридмана: пространство разбегается с нарастающей скоростью!.. Да, конечно, Вселенная возникла в результате взрыва, а мы – только песчинки того страшного, быстротечного события… Принадлежащий мне ранее программный импульс, но теперь уже оторвавшийся от конкретного биологического объекта – тела Федорова Александра Георгиевича, – сейчас в том сервере перекомпануется в автоматическом режиме и отошлется новому новорожденному человеку.

Но что-то произошло – видимо, сбой команды… В районе колец Сатурна неведомые силы встряхнули мой импульс не очень деликатно: "программный пакет", доставшийся мне свыше при рождении, называемый в простонародии "душой", крутанувшись пару раз по руслу "Делений Энка и Кассини", облагородился. Подзарядка чем-то особо значимым произошла и от маленького спутника "Пана", поджидавшего меня в "коридорах" Деления Энке: программный пакет даже вроде бы реструктуризировался и наступило некое просветление.

Квакнуло желание еще немного пожить на белом свете. Через мгновение, получив сильный обратный импульс от закрутки колец Сатурна, программный пакет плюхнулся снова в мое бренное тело, валяющееся на грязном дворовом асфальте, недалеко от помоечных баков. В теле опять затеплилась жизнь, потому что душе многое подвластно, и я решил незаметно притушить жгущее пламя восприятия сигналов извне… "И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца. Среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, дерево жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева – для исцеления народов" (Откровение 22: 1-2).