Мастер ужасок

Как варят привидение

Эхо едва верилось, что ему удалось сбежать от Айспина. Он просто плюнул на договор, тайком улизнул из замка и побежал через всю Следвайю, чтобы впервые в своей жизни пересечь границу города. Он опасался, что мастер ужасок сразит его ударом молнии с дистанционным управлением или превратит его в камень, но не случилось ничего подобного. И вот он уже находился в горах, которые видел с крыши Айспина. По обеим сторонам возвышались серые отвесные скалы, которые были выше стен на улицах Следвайи и даже выше замка мастера ужасок.

Но неожиданно все вокруг загремело и рухнуло, шум чеканящих шагов и лязгающих костей летел со скал, раздаваясь то тут, то там. Эхо сразу понял, откуда шел этот грохот. Это был угрожающий звук, который производил мастер ужасок своими подбитыми железом подошвами. Вместе с ним появился и ужасающий запах серы и фосфора. Затем горы целиком опустились в темноту, как при неожиданно начавшемся урагане, и Эхо, опасаясь увидеть худшее, посмотрел наверх. И он увидел одетого в черный парадный костюм Айспина, возвышавшегося над всем, что его окружало, превратившегося в великана, выросшего в тысячи раз и превосходившего по своей высоте даже горы. Он наклонился и небрежным движением руки сбросил с одной из гор вершину, которая с грохотом покатилась вниз, разлетаясь на тысячи фрагментов, и затем превратилась в неудержимую лавину, несущуюся на Эхо. Он хотел убежать, но его ноги будто налились свинцом, и он едва мог оторвать их от земли. Лавина с грохотом приближалась, мимо него полетели первые камни, но когда он присмотрелся, то с ужасом понял, что это были не осколки пород, а катящиеся головы с лицом мастера ужасок.

– Безотзывное обязательство! – кричала одна из голов.

– Нерасторжимое юридическое обязательство! – вторила ей следующая.

– Беспощадное уголовно-правовое преследование! – добавляла другая.

Эхо проснулся. Он лежал в своей корзинке за печкой Айспина в невероятно неестественной позе. Одеяло так туго было намотано вокруг его тела, что ноги у него были практически скованы. Видно, во сне он вел ожесточенный бой с одеялом. Он со стоном и кряхтением высвободился из одеяла и потом сонно и неуклюже вылез из корзинки.

Гроза уже разразилась прямо над замком, когда Эхо шел по коридору в лабораторию Айспина. Дождь хлестал в открытые окна, а молния так ярко освещала помещение, что царапка вынужден был зажмуривать глаза. «Закрытые окна, – бормотал Эхо, втянув голову в плечи. Хорошо бы закрыть окна».

Айспин уже ждал его. Он решил воспользоваться стихией, чтобы продемонстрировать царапке сногсшибательный алхимический эксперимент. Что больше подошло бы для этого, чем кулисы лаборатории с ее высокими остроконечными окнами, за которыми проплывали дождевые тучи? Что могло служить лучшим акустическим музыкальным сопровождением, чем устрашающе близкие раскаты грома? По всему помещению были расставлены десятки горящих болевых свечей, которые своим мерцающим светом и сдерживаемыми стонами создавали нужный дискомфорт.

На мастере ужасок была бархатная мантия винно-красного цвета с золотой аппликацией и трехконечная шляпа из черных как смоль вороньих перьев, которая еще больше делала его похожим на дьявола, чем обычно. Он стоял возле своего жирового котла, под которым, как всегда, исправно горел огонь, но на сей раз в нем не варились никакие экзотические животные. То, что в нем бурлило и кипело, казалось обычной водой.

– Ну что? Как ты пообщался с кожемышами? Соответствовал ли завтрак на крыше твоим запросам?

– Не могу пожаловаться, – ответил Эхо. – Крыша великолепная. Ну а к кожемышам надо привыкнуть. – О встрече с Фёдором Ф. Фёдором он намеренно умолчал.

– Хорошо, – сказал Айспин. – Мне кажется, что ты уже немного поправился.

Неожиданно раздался мощный раскат грома, и Эхо съежился. С тех пор как его выкинули из дома, он научился серьезно относиться к грозе. Это была не детская боязнь, которая заставляла его трепетать при каждом раскате грома и каждом ударе молнии, это было вполне обоснованное опасение возможной катастрофы. Он видел, как сильнейшие молнии расщепляли могучие дубы и сжигали амбары. Лаборатория находилась на большой высоте, в центре плотных дождевых туч, которые проникали через оконные отверстия. Здесь всюду стояли лабораторные приборы из серебра, меди и железа, что являло собой опасные объекты для статических разрядов. В этом помещении было так много легковоспламеняемых, взрывоопасных материалов и порошков, что одной-единственной молнии было бы достаточно, чтобы весь замок взлетел на воздух. Но мастер ужасок так спокойно орудовал у котла, что казалось, будто он наслаждается рискованностью всей этой ситуации. Да, Эхо подозревал, что мастер за его спиной тайно управлял грозой.

– Послушай, – сказал Айспин, качая с помощью воздуходувного меха воздух в огонь под котлом, – я хочу немного познакомить тебя с основами алхимии.

– С основами? – переспросил Эхо чуть разочарованно. – А я думал, что речь идет о новейших достижениях алхимии. О тайнах, над которыми бьются даже опытные алхимики, и тому подобное… Ты же сам это говорил!

– Кто хочет познать весь мир, должен для начала выучить таблицу умножения, – ответил Айспин, голос которого заглушил очередной сильнейший раскат грома. – Тот, кто хочет написать роман, должен прежде всего овладеть алфавитом. Кто намерен сочинить симфонию, должен познакомиться с нотами. Что толку рассказывать тебе о Prima Zateria, если ты не знаешь, как варят привидение?

Эхо навострил уши.

– И мы будем это делать? Мы будем варить привидение?

– Возможно. Посмотрим. Вероятно. Может быть. А может, и не будем. Это получается не всегда. Алхимия – это наука, но, к сожалению, неточная. Близкая к искусству, насколько это возможно для науки. А произведения искусства получаются не всегда.

Эхо с любопытством подошел ближе и потерся о ноги Айспина.

– Мы будем создавать произведение искусства, великий мастер?

– Вообще-то это была всего лишь шутка, – ответил Айспин. – Студенческая забава.

– А я думал, что ты никогда не шутишь.

– Кто это сказал? – Айспин с удивлением посмотрел на царапку.

– Ты сам это говорил.

– Я? В самом деле? Что только не говорят… Я всегда любил шутить.

– Так-так. И когда же в последний раз? – спросил Эхо, затаив дыхание.

Айспин задумался.

– Это было… э… это было… в последний раз… э…

– Ну?

– Это было… – Айспин явно напряженно думал. – Это было… бог мой, это было в мои студенческие годы!

Впервые Эхо не увидел в мимике Айспина того привычного выражения его внутренней холодности и превосходства. Это было выражение откровенного замешательства. Но оно, впрочем, так же быстро исчезло, как и появилось, и сменилось обычной гримасой власти и силы воли.

– Ну так что? – фыркнул он. – Варить мне привидение или нет?

Эхо согнулся от резкого голоса Айспина, как от удара меча.

– Я бы попросил вас об этом, – сказал он тихо.

Мастер ужасок отложил в сторону воздуходувный мех и поспешно собрал свою мантию.

– Алхимики всегда пытались всякими смехотворными попытками изменить материю, – сказал он. – Они пытались превратить свинец в золото, кровь в вино, вино в кровь, дерево в хлеб, а хлеб в бриллианты. Тогда считалось в высшей степени профессионализмом, если алхимик в полнолуние опрыскивал камень намагниченной ртутью и надеялся, что тот превратится в марципан.

– Но свинец в золото – это ведь нормально или нет? – спросил Эхо осторожно. Он когда-то уже об этом слышал.

Айспин озабоченно вздохнул.

– Я вижу, что твои знания в области алхимии соответствуют уровню средневекового деревенского дурачка. Поэтому я должен начать с самых азов.

Царапка опять съежился, правда, на сей раз не из-за раската грома. Мастер ужасок действительно мог легко обидеть своей прямолинейностью. Эхо сделал обиженную мину и отошел в сторону.

– Золото и свинец! – воскликнул Айспин с насмешкой в голосе. – Древние алхимики специально выбрали для превращения два наиболее твердых вещества.

Эхо спрятался за беспорядочной стопкой ветхих фолиантов.

– И что? – крикнул он из своего укрытия. – Почему бы и нет?

– Чем плотнее масса, тем меньше ее способность к превращению! – ответил Айспин. – Точно так же ты можешь научить летать и кирпич. Только с летучими веществами у нас есть шанс, это тебе может подтвердить любой образованный алхимик.

Мастер ужасок откупорил стеклянную бутыль, в которой плескалась красноватая жидкость, и выпустил из нее крошечное розовое облачко. Эхо мог бы поклясться, что облако хихикнуло, прежде чем исчезло. Эхо, преисполненный любопытства, снова вышел из своего укрытия.

Айспин стоял перед достаточно впечатляющей картиной, написанной маслом, на которой было изображено извержение вулкана.

– Длительное изучение живописи катастроф научило меня кое-чему важному, – сказал он, погрузившись в созерцание картины. – Кто однажды внимательно наблюдал, как безжалостно пожар уничтожает город или как планомерно вулкан накрывает своей лавой деревню, как методично смерч обрушивается на остров и как кровожадно цунами стирает с лица земли все морское побережье и все живое на нем, тот не поверит больше, что эти силы природы властвуют вслепую. Это мыслящие существа, как ты и я!

И будто в подтверждение его смелых слов вспыхнула мощная молния, за которой последовал сильнейший раскат грома.

– Но мысли, порожденные молнией, не могут быть добрыми, – сказал Эхо, втянув голову в плечи.

– Разумеется, нет, – резко ответил Айспин. – Стихия может порождать мысли только о силе и жестокости. В этом смысл ее существования, ее цель, ее судьба: разрушать, очищать землю от всего лишнего, не раздумывая и не растрачивая ни капли своей силы на милость или сочувствие. Это великие и абсолютно чистые мысли.

Мастер ужасок вновь устремил свой взгляд на картину.

– Но важным вопросом здесь, – продолжал он, – является то, как проявляются эти мысли.

Эхо попытался представить себе, как могли бы выглядеть мысли лесного пожара, но ему не хватило силы воображения. Он видел лишь колеблющееся пламя и обугленные деревья.

– Там, где есть огонь, – есть и дым, – сказал Айспин. – Если кому-то однажды удалось понять, что дым – это раздумья огня, запах серы – кошмарные сны вулкана, а пар – идеи гейзера, то вскоре станет ясно, что вся земля – это нечто живое, выдыхающее что-то из себя и думающее.

Эхо не нравилось то, какой оборот принял их с Айспином разговор, и пугал тон его речи, в котором слышался все более угрожающий оттенок. Очередная молния осветила лабораторию, а от мощного раската грома задребезжала посуда.

– Если Земля – живое и думающее существо, – воскликнул Айспин громким голосом навстречу бушующему урагану, – и раз я знаю, как проявляются ее мысли, то ведь тогда можно покончить со всеми этими ужасками, если я смогу внедриться в эти мысли, сумею их читать, расшифровывать и, наконец, даже влиять на них!

Через оконные отверстия в лабораторию ворвался ветер, заколыхав огонь на болевых свечах и порождая их стоны, в которых слышалась надежда на то, что пламя погаснет. В воздух взлетели бумажные листки, и забренчали кости на скелетах животных. Затем ветер опять стих, пламя на свечах выровнялось, и снова послышался их привычный, чуть слышный стон.

– Да, – воскликнул Айспин, – тогда я смог бы принять участие в творческом процессе! В вечном созидательном совершенствовании природы, которое всегда порождает новые жизни!

Вокруг башни одновременно разорвалось с полдесятка молний. Стало светло как днем, и на стене лаборатории отразилась увеличившаяся в несколько раз тень мастера ужасок. Эхо испуганно прыгнул под табурет, подождав, пока стихнет гром, а затем спросил дрожащим голосом:

– Когда же мы начнем создавать наше произведение искусства, мастер?

Айспин посмотрел на Эхо затуманенным взором, как будто у него возник провал в памяти и он пытается вспомнить имя своего собеседника.

– Гм? – произнес он и посмотрел в большой котел.

– Отвар для привидения уже достаточно нагрелся, – пробормотал он. – Наэлектризованность атмосферы и высокая влажность воздуха тоже не могут негативно сказаться на эксперименте… я бы даже сказал, что условия идеальны. Ну хорошо, начнем, пожалуй! Я начинаю варить привидение. Ты мне поможешь?

– Если только мне не придется это потом есть! – ответил Эхо.

Айспин хрипло засмеялся.

– Не бойся! Мы можем немедленно начинать. Я уже все подготовил.

Айспин подошел к металлическому шкафу и открыл его. А когда он стал в нем рыться, оттуда выполз ледяной туман и почти полностью окутал мастера ужасок. Потом он достал два шарика жира и поднес их к пламени свечи.

– Мертвый газ и туманная медуза, – сказал он. – Больше нам ничего не потребуется. Это будет совсем простое привидение.

Он закрыл шкаф, подошел к котлу и бросил один из шариков в отвар. Когда он расплавился в кипящей жидкости, из котла донесся слабый продолжительный стон, от которого у Эхо заледенела кровь.

– Это был газ с кладбищенских болот под Дуллсградом, – объяснил Айспин. – Не имеет никакого значения, из какого животного он взят, главное, что этот газ мертвый.

Эхо собрался с духом и прыгнул на стол, чтобы ему было удобнее наблюдать за процессом, происходящим в котле.

Айспин бросил второй шарик в отвар. Жир растопился, из него выскользнула крошечная белая змейка, поплавала некоторое время по бурлящей поверхности и вновь погрузилась в жидкость.

– Это был образец небельхаймской туманной медузы. Невероятно, что только может выдержать эта полуорганическая субстанция. Ты можешь варить ее в воде и даже в жидком свинце или соляной кислоте. Ее можно бросить в алхимическую печь и нагревать до самой высокой температуры. А можно на целый год заморозить, замариновать в ртути, поместить в вакуум, колотить по ней кувалдой. Ей ничего не будет. Но смотри внимательно…

Айспин достал из-под мантии флейту, поднес ее к губам и начал играть простую благозвучную мелодию, напоминавшую детскую песню. Из отвара показалась белая туманная змейка, извиваясь, как червь на крючке. Айспин перестал играть.

– Музыка. Музыка сводит ее с ума, – сказал он. – Эта медуза не переносит никакой другой музыки, кроме тромпауновой. При этом она еще должна быть красивой. Ты видишь – она умирает. Она убивает самое себя, растворяясь в воде. Она соединяется с трупным газом. Это вторая ступень.

Эхо с восхищением наблюдал, как туманная змея нырнула в воду и растворилась в ней. Потом он услышал какой-то стук и увидел ляйденских человечков, которые в этот момент из-за чего-то начали дебоширить в своих бутылках и барабанить кулачками по стеклянным стенкам. Айспин, совершенно не обращая внимания на происходящее, сунул руку в карман своей мантии и достал из него какой-то черный порошок, который бросил в котел. Жидкость среагировала самым удивительным образом: сначала позеленела, потом покраснела, далее приобрела пурпурный цвет и наконец опять стала зеленой.

– Сушеные экскременты временных улиток, – сказал Айспин небрежно, как будто он добавил в отвар щепотку перца. – То, что последует дальше, вообще-то не имеет к науке никакого отношения. Требуется всего лишь преодолеть время, необходимое для химических и межпространственных процессов в котле. К тому же будут произнесены традиционные заклинания. Они не оказывают совершенно никакого влияния на процесс, но я ничего не могу с собой поделать – я ужасно люблю этот старый фокус-покус.

Он откашлялся, воздел руки к небу и воскликнул:

Эхо внимательно наблюдал за происходящим сверху. Смесь в котле множество раз меняла цвет, и из нее вылетали отливающие разными цветами пузыри, которые парили по всей лаборатории. Айспин продолжал декламировать:

Жидкость в котле поднималась и опускалась, поднималась и опускалась, и на поверхности возникали воронки, которые затягивали вспухающие пузыри вновь в глубину котла. Эхо еще никогда не видел таких причудливых движений жидкости. И чем дольше он за этим наблюдал, тем больше он верил в те вещи, которые происходили в глубине – мелькали беспокойные тени и формы, как будто котел был окном в другой, зловещий мир. Неожиданно отвар в некоторых местах поднялся, напоминая покрывало, под которым что-то двигалось. Из глубины котла раздался рев, напоминающий звук, издаваемый диким зверем, который хочет выпрыгнуть наружу. Эхо инстинктивно отступил на столе на пару шагов назад, хотя он и так был в метре от происходящего.

Отвар превратился в маленькое море во время сильного шторма, с множеством крошечных волн, которые безудержно стремились в центр. Там белая как снег жидкость пенилась и поднималась вверх вопреки всем законам природы. Айспин вновь воздел руки к небу и воскликнул:

Бурлящая пена взмыла вверх, как водяной смерч, спала и вновь начала подниматься. Эхо отступил назад, споткнулся о старую книгу и чуть было не обжег хвост о болевую свечу. Вихрь обрел бесформенные очертания, разрастаясь и в высоту, и в ширину. Какие размеры может иметь привидение? – подумал Эхо. Оно уже сейчас достигло роста мастера ужасок и продолжало расти. Оно походило на развеваемый ветром отрез шелка, сотканный из светящихся нитей, материала демонов, который двигался по законам природы. Неестественно медленно реял он над котлом, связанный с ним лишь тонкой лентой.

И, будто в самом деле повинуясь приказу Айспина, нечто сияющее устремилось сначала налево, потом направо, взмыло вверх и неожиданно разорвало пенную ленту, которая приковывала его к котлу. И теперь привидение свободно летало по лаборатории.

Айспин обессиленно опустил руки. За окнами еще раздавались отдаленные раскаты грома. Гроза направилась дальше, чтобы разразиться где-то в другом месте, будто обидевшись на то, что не смогла составить конкуренцию событиям, происходившим в доме Айспина.

– Вот оно! – воскликнул мастер ужасок с облегчением. – Сваренное привидение. Потеха, распространенная среди учеников алхимиков.

Привидение, похожее на туманное облако, бесцельно кружило, появляясь то там, то здесь. Оно пролетело мимо стеллажей, над консерватором Айспина и неожиданно взяло курс в направлении Эхо.

Тот испуганно одним прыжком соскочил со стола и побежал прочь, мечась по лаборатории, но непрошеный гость упорно следовал за ним. Эхо перепрыгивал через скамейки, пролезал под столами, между стопками книг и ножками стульев, но привидение не отступало. Айспин громко рассмеялся.

Наконец царапка забрался под стул, с трудом переводя дыхание, привидение же зависло над мебелью, развеваясь, как простыня на бельевой веревке.

– Что же мне делать, мастер? – спросил жалобным голосом Эхо. – Что ему от меня надо?

– Лучше всего, если ты просто привыкнешь к этому, – сказал Айспин. – Хоть это и привидение, но оно совершенно безобидное. Оно тебя не видит и не слышит, но поскольку случается, что сваренные привидения иногда испытывают к некоторым лицам, присутствовавшим при их создании, нечто вроде симпатии, можно предположить, что они обладают определенными чувствами.

– Ты думаешь, что оно мне симпатизирует?

– Можно и так сказать. Хотя никто не знает, знакомо ли ему вообще что-то, подобное благосклонности. Привидение – это, в принципе, вообще ничто. Оно не испытывает никакой боли. У него нет разума, и оно не имеет никаких намерений – ни плохих, ни хороших. В любом случае это все, что на данный момент удалось установить алхимикам. Оно физически не может проникнуть в наше измерение, так же как ничто из нашего измерения не может входить в контакт с привидением. Оно всегда будет парить над нашим миром и наверняка напугает немало людей. Кто не имеет никакого понятия об алхимии, тот боязливо съежится, если вдруг привидение проникнет через стену в его спальню и скроется через другую стену. Некоторые, возможно, даже умрут от страха. Или потеряют рассудок. – При этой мысли Айспин злорадно ухмыльнулся. – И при этом оно так же безобидно, как облачко при ясной погоде.

– Почему оно не улетает? – спросил Эхо из своего укрытия.

– Кажется, ему здесь понравилось. По какой-то причине сваренные привидения с удовольствием располагаются возле старых каменных стен. Возможно, им нравится это ощущение, когда они парят над старыми камнями. Так возникают сказки о привидениях, обитающих в замках, о беспокойных духах умерших предков.

Эхо посмотрел вверх на привидение, которое все еще висело над ним. Вообще-то это было красивое зрелище – одеяние из света и серебристого блеска в гармоничном движении. Но неожиданно ему показалось, что на какое-то мгновение в развевающемся призраке он увидел лицо или гримасу, и это его напугало до такой степени, что он еще дальше забрался под стул.

– Но если ты хочешь, я могу его прогнать, – сказал Айспин.

– Ты можешь? Тогда сделай это! Пожалуйста, сделай так, чтобы оно исчезло!

Айспин всего лишь поднял руки вверх и на пару шагов приблизился к привидению, и оно тут же закрутилось вокруг своей оси, пролетело по всей лаборатории, опустилось между двумя стеллажами в черной каменной кладке и исчезло.

– Я почему-то устрашающе действую на сваренные привидения, – вздохнул Айспин. – Еще ни одно из них ни разу не испытывало ко мне доверия. Очень странно, не так ли?

– Да, – сказал Эхо. – Странно.