Мастерская Верещагина

Комментарии

Все статьи и исследования, написанные Стасовым до 1886 года включительно, даются по его единственному прижизненному «Собранию сочинений» (три тома, 1894, СПб., и четвертый дополнительный том, 1906, СПб.). Работы, опубликованные в период с 1887 по 1906 год, воспроизводятся с последних прижизненных изданий (брошюры, книги) или с первого (газеты, журналы), если оно является единственным. В комментариях к каждой статье указывается, где и когда она была впервые опубликована. Если текст дается с другого издания, сделаны соответствующие оговорки.

Отклонения от точной передачи текста с избранного для публикации прижизненного стасовского издания допущены лишь в целях исправления явных опечаток.

В тех случаях, когда в стасовском тексте при цитировании писем, дневников и прочих материалов, принадлежащих разным лицам, обнаруживалось расхождение с подлинником, то вне зависимости от причин этого (напр., неразборчивость почерка автора цитируемого документа или цитирование стихотворения на память) изменений в текст Стасова не вносилось и в комментариях эти случаи не оговариваются. Унификация различного рода подстрочных примечаний от имени Стасова и редакций его прижизненного «Собрания сочинений» 1894 года и дополнительного IV тома 1906 года осуществлялась на основе следующих принципов:

а) Примечания, данные в прижизненном издании «Собрания сочинений» Стасова с пометкой «В. С.» («Владимир Стасов»), воспроизводятся с таким же обозначением.

б) Из примечаний, данных в «Собрании сочинений» с пометкой «Ред.» («Редакция») и вообще без всяких указаний, выведены и поставлены под знак «В. С.» те, которые идут от первого лица и явно принадлежат Стасову.

в) Все остальные примечания сочтены принадлежащими редакциям изданий 1894 и 1906 годов и даются без каких-либо оговорок.

г) В том случае, когда в прижизненном издании в подстрочном примечании за подписью «В. С.» расшифровываются имена и фамилии, отмеченные в основном тексте инициалами, эта расшифровка включается в основной текст в прямых скобках. В остальных случаях расшифровка остается в подстрочнике и дается с пометкой «В. С.», т. е. как в издании, принятом за основу, или без всякой пометки, что означает принадлежность ее редакции прижизненного издания.

д) Никаких примечаний от редакции нашего издания (издательства «Искусство») в подстрочнике к тексту Стасова не дается.

В комментариях, в целях унификации ссылок на источники, приняты следующие обозначения:

а) Указания на соответствующий том «Собрания сочинений» Стасова 1894 года даются обозначением — «Собр. соч.», с указанием тома римской цифрой (по типу: «Собр. соч.», т. I).

б) Указание на соответствующий том нашего издания дается арабской цифрой (по типу: «см. т. 1»)

в) Для указаний на источники, наиболее часто упоминаемые, приняты следующие условные обозначения:

И. Н. Крамской. Письма, т. II, Изогиз, 1937 — «I»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. I, «Искусство», 1948 — «II»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. II, «Искусство», 1949 — «III»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. III, «Искусство», 1950 — «IV»

Указание на страницы данных изданий дается арабской цифрой по типу: «I, 14».

Верещагин принадлежит к числу выдающихся русских художников. Его произведения были широко известны русской и западноевропейской публике, и каждая выставка картин всегда вызывала страстные дискуссии в России и на Западе.

Большая популярность Верещагина и обостренное внимание к его творчеству обусловлены прежде всего совершенно новым подходом художника к решению батальных тем средствами живописи. Верещагин резко порвал с укоренившейся веками традицией воспевания различного рода военачальников, выставляемых в эффектных позах на первом плане картины. Вместо эффектных сцен, которые в большинстве случаев отражали официальный взгляд на то или иное событие, связанное с войной, Верещагин, как большой художник-реалист, стремился показать народ, раскрыть психологию и характеры солдатской массы, показать ее отношение к той или иной войне. Стасов очень метко определил основную направленность творчества Верещагина, заявив: «Грубо ошибся бы тот, кто подумал бы, что Верещагин только живописец „военный“. Никогда! Солдат Верещагина — это все тот же народ, только случайно носящий мундир и ружье» («Двадцать пять лет русского искусства», т. 2). В изображения батальных сцен и подчас даже маленьких, кажется, незначительных частных эпизодов Верещагин с потрясающей силой раскрывал психологию действующих лиц. В своей индийской серии картин, которой Стасов в данной статье уделяет большое внимание («Индийская поэма»), изображающей, по замыслу художника, историю «заграбастания Индии англичанами», Верещагин разоблачал захватнические и хищнические устремления английского империализма. Разоблачительные устремления художника претили настроениям и вкусам руководящих и консервативных кругов на Западе и в России, вызывая огромное сочувствие и одобрение со стороны прогрессивных и демократических слоев народа (см. статьи «Еще о выставке Верещагина в Лондоне», «Конец выставки Верещагина в Париже», «Оплеватели Верещагина», т. 2). Стасов страстно выступал в защиту художника от нападок на него со стороны реакционной прессы и оказывал Верещагину большую помощь в творчестве. Он глубоко ценил и уважал его как художника-реалиста и мыслителя, принципиального и последовательного в своих взглядах на искусство, которое художник понимал как средство служения родине, обществу, народу.

В комментируемой статье отражены впечатления Стасова от встречи с Верещагиным в 1878 году в его мастерской, расположенной в местечке Мезон-Лаффит, недалеко от Парижа. Воспользовавшись заграничным путешествием, предпринятым в целях изучения всемирной выставки, Стасов не упустил случая побывать у художника, который вынужден был жить за границей в силу «абсолютной невозможности работать дома», т. е. в России, так как «при наших порядках теперь, — говорил он, — писать этюды и покушаться на жизнь разных особ одно и то же» («Переписка В. В. Верещагина и В. В. Стасова», т. I, «Искусство», 1950, стр. 9).

Из стасовского описания деятельности Верещагина перед читателем встает яркий образ художника-демократа, «живописца народа, народных масс», стоящего в стороне от шумной жизни буржуазной французской публики и всецело преданного своему родному делу. На контрастном сопоставлении творчества Верещагина с Орасом Верне убедительно вскрываются различия двух направлений в искусстве и еще резче подчеркивается демократичность Верещагина. Описание картин, увиденных в мастерской, Стасов связывает с воспоминаниями о замечательных событиях, которыми была полна жизнь художника. Так, «считая все чины и отличия в искусстве безусловно вредными», Верещагин в 1874 году публично отказался от присвоенного ему Академией художеств звания профессора. Это заявление художника, вызванное желанием быть в творчестве свободным от официальных взглядов и принципов, которых придерживалась Академия, было опубликовано при помощи Стасова и поддержано передовыми художниками. Крамской писал Третьякову по этому поводу: «Ведь что, в сущности, сделал Верещагин, отказавшись от профессора, — только то, что мы все знаем, думаем и даже, может быть, желаем, но у нас не хватает смелости, характера, а иногда и честности поступать так же» («Переписка В. В. Верещагина и В. В. Стасова», т. 1, «Искусство», 1950, стр. 291).

Указанный эпизод с отречением Верещагина от звания профессора вызвал, как писал о том Стасов, «целую бурю». Стасову пришлось взять на себя разоблачение клеветы на Верещагина, заключавшейся в утверждении, будто бы картины туркестанской серии написаны Верещагиным в Мюнхене не самостоятельно, а «компанейским способом», при помощи мюнхенских художников. Клевета была пущена реакционным академиком Н. Л. Тютрюмовым в ответ на упомянутый отказ Верещагина от звания профессора («Несколько слов касательно отречения г. Верещагина от звания профессора живописи». — «Русский мир», 27 сентября, 1874). Тютрюмов был «науськанный подонками здешних художников, всем старьем и всем, что есть отсталого и ретроградного», — сообщал Верещагину Стасов («Переписка В. В. Верещагина и В. В. Стасова», «Искусство», т. I, 1950, стр. 28). В результате усилий Стасова клевета была публично разоблачена. Этот эпизод красноречиво говорило том, до каких пределов доходила борьба между двумя лагерями искусства. Скандальное дело привлекло всеобщее внимание. «Верещагиным мы ужасно заняты (все русское общество здесь), — писал Репин Стасову из-за границы, — читаем все сообща, возмутительное дело» (II, 104). Газета «Голос» (1874, 5 октября, № 275) сообщала: «…пока г. Тютрюмов не представил… осязательных доказательств, мы считаем его обличение клеветой, его разбор работ В. В. Верещагина — безграмотной и озлобленной болтовней… Мы знали г. Тютрюмова за плохого маляра разных портретов и голых турчанок, теперь же он обрисовывается и как человек, способный печатно очернить ближнего, бросить в него комом грязи и, не краснея, говорить и писать неправду, заведомую ложь». Газета «Русский мир» (1874, 6 октября, № 274), подхватив клевету Тютрюмова, обрушилась вместе с тем и на Академию, которая будто бы неправильно присудила Верещагину звание профессора, испугавшись того общественного мнения, которое возглавляет Стасов: «…вы просто-напросто испугались г. В. Стасова…» — писал фельетонист. «Отчего же г. Семирадского… вы не признали достойным профессорского диплома, а г. Верещагину поспешили поднести его?» — вопрошал критик. «Опять-таки не оттого ли, — отвечал он, — что вы не посмели поперечить г. Стасову». По поводу этого фельетониста «Русского мира» Репин сообщал Стасову: «…с отчаяния он способен превзойти самого себя в глупости…» И заключал: «Однакож, как они боятся Стасова!!! Ого! Гроза!..

можно им теперь сказать» (II, 105).

В комментируемой статье Стасов восхищается героическим поведением художника-реалиста, художника-демократа, который как только вспыхнула русско-турецкая война 1877–1878 годов, принесшая Болгарии избавление от турецкого ига, быстро оказался в рядах действующей армии с тем, чтобы, участвуя в боях и во всей жизни армии, через непосредственные и живые впечатления передать в художественно-живописных образах ту «правду» жизни, которая им будет увидена, прочувствована и понята. «Я иду с передовым отрядом, дивизионом казаков генерала Скобелева и надеюсь, что раньше меня никто не встретится с башибузуками», — лаконично сообщал Верещагин Стасову. Последний отвечал: «Этого еще отроду не делал, не говорил и не писал ни один русский художник — и надо, чтоб все знали и прочитали» («В. В. Верещагин и В. В. Стасов. Переписка», т. I, стр. 164, 165). Выполняя свой замысел, Стасов в течение войны дал в газете «Новое время» ряд заметок и статей о пребывании художника-баталиста на фронте: «В. В. Верещагин» (№ 426), сообщение о походе Верещагина на миноноске «Шутка» (№ 461), «Известие о В. В. Верещагине» (№ 473), «Еще известие о В. В. Верещагине» (№ 489), статья «Известия о В. В. Верещагине» (№ 605) и «Из писем В. В. Верещагина» (№ 718). Подробно о жизни и деятельности художника см. очерк «Василий Васильевич Верещагин» (т. 2).

П. Т. Щипунов