— Видеть!!!
— Эй, что с тобой? Что ты так кричишь?
Над ухом голос старухи. Встревоженный, но заботливый и мягкий. На лбу чья-то прохладная рука... Наверное, рука Марии. Старой Марии…
Рафи открыл глаза и рывком сел на постели.
— Ну ты и орать! Перепугал нас со стариком, — сказала старуха.
Ничего не понимая, Рафи повертел головой. Запахи. Да, они вернулись… И звуки…
Неужели это был всего лишь сон?
— Что со мной? — спросил он.
— Откуда мне знать. Приснилась поди страсть какая-нибудь.
— Я спал?
— Ну да, уснул вчера, как убитый. Добудиться не могла. Так и спал одетый. Под утро начал что-то бормотать. Потом закричал. Я тебя пыталась разбудить, но ты ничего не слышал… Кричал и кричал. Жуть.
Значит, это был сон. Рафи не знал, смеяться ему или плакать. Сон, всего лишь сон. Ничего удивительного. Он был настолько поглощен мыслями о старике, который ему поможет обрести зрение, что тот ему приснился.
Странным было только то, что он совершенно не помнил, как заснул. Рафи попытался восстановить в памяти цепочку вчерашних событий. Сначала он до темноты сидел на берегу в ожидании старика. Тот так и не появился. Рафи отправился в хижину. И едва вошел туда, сразу почувствовал, что куда-то пропали все запахи. Видимо, это было начало сна. Но когда же он все-таки лег и закрыл глаза? Когда? Там, на берегу? Или сам берег ему тоже приснился?
Рафи почувствовал, что голова у него идет кругом.
— Ну что, пришел в себя? — спросила жена рыбака. — Хочешь есть?
Рафи покачал головой. Ему было не до еды.
— Скажи, а твой муж вчера вернулся? — спросил он.
— Конечно. Куда же ему деться? Море-то сейчас спокойное. Пришел, родимый… Только что без улова, — ворчливо добавила она.
— Я уснул до того, как он пришел?
— Не помню, — ответила старуха.
Рафи показалось, что она все прекрасно помнит, но по какой-то причине не хочет говорить. Может быть, это было всего лишь его предположение. Но в последнее время он привык доверять своим чувствам куда больше, чем голосу разума.
Старуха говорила уж слишком гладко. Будто заранее выучила текст.
— Как ты можешь не помнить, заснул я до прихода твоего мужа или после?
— Как, как… Так. Делать мне больше нечего, как только ерунду всякую запоминать. Ох, говорила я ему, чтобы всяких проходимцев не волок домой. Одни неприятности от вас Ну что ты сидишь, будто тебя по голове мешком с отрубями стукнули? Если есть не хочешь, иди погуляй. Погода хорошая… А мне домом заняться надо. Ты только под ногами мешаться будешь. Давай, давай, иди.
Она почти силой подняла Рафи с постели и вытолкала на улицу. Он, как вчера, нашел подходящий камень на самом берегу и сел на него. Ему вдруг вспомнилось, как он сидел вот так же, на большом валуне, там, в родном городке, на берегу быстрой реки. И как к нему пришла первый раз Мария.
Мария... Что же имела в виду цыганка, когда говорила, что ее нет ни среди живых, ни среди мертвых? Как было бы хорошо сейчас снова услышать ее голос! Снова почувствовать рядом человека, которому можешь довериться. Рафи нагнулся взять горсть отшлифованной морем и годами гальки, и принялся неторопливо кидать маленькие камешки в воду. Они падали без всякого всплеска. Шум волн заглушал его.
Что же делать дальше? У Рафи не было никаких мыслей на этот счет. Со старой жизнью он распрощался. А вот новой как-то не успел заиметь. Он не хотел больше убивать быков. Но что он хотел делать? Как он мог заработать себе на хлеб? Куда идти? К какой цели стремиться?
Цыганка? Затея найти гадалку, чтобы разузнать у нее о таинственном старике, о котором говорил Мигель, показалась вдруг Рафи пустой. Там, в столице, он обманывал себя, чтобы найти хоть какой-то смысл в ее словах. Что сможет сказать простая цыганка? Да и почему она должна быть именно там, где они встречались? Цыгане — народ кочевой. На одном месте не задерживаются надолго. И не знают границ… Где теперь ее искать? Может быть, на другом конце света? С тем же успехом можно искать и старика.
Нет, определенно, идти некуда. Все ремесла, которыми он овладел, когда был мальчишкой, требовали глаз. Конечно, он мог бы стать и слепым кузнецом, и слепым кожевником, и слепым крестьянином… Раз уж смог стать слепым тореро. Но Рафи понимал, что быть матадором он смог лишь благодаря тому, что этот путь был его страстью. Его жизнью… Это помогло ему преодолеть слепоту. Но к труду кузнеца он ничего, кроме уважения, не испытывал. Чего он добьется на этом пути?..
Как ни крути, а делать ему совершенно нечего. Пустота позади, пустота впереди. Мало отказаться от своего прошлого. Мало завоевать свободу от него. Куда важнее знать, для чего нужна эта свобода. Как можно ею распорядиться. Вот этого Рафи как раз и не знал. Он был в положении человека, заблудившегося в пустыне и изнемогающего от жажды, которому неожиданно дали горсть золотых монет. Само по себе золото — вещь ценная. Но что с ним можно сделать в пустыне, где даже за гору золота не раздобудешь и глотка воды?
Рафи решил все-таки дождаться старика и поговорить с ним. Пусть это вовсе не тот человек, о котором говорил Мигель. Но, быть может, ему нужен помощник в лодку. Рафи показалось не самым худшим вариантом какое-то время побыть здесь. Приобщиться к нелегкому труду рыбака. Тем более что с простой работой матроса он мог бы справиться и без глаз. Во всяком случае, Рафи на это надеялся.
Пожить здесь недолго, помогая старику, чтобы не быть нахлебником, а потом наверняка придет решение. Оно всегда приходит, если его правильно ждать. Рафи был в этом уверен.
Он сидел на нагретом шершавом валуне, пока голод не погнал его обратно к хижине. Судя по тому, как усилился ветер, и стало холодать, близился вечер. Сегодня Рафи решил быть особенно внимательным, чтобы не заснуть и поговорить с рыбаком.
Хотя… А спал ли он вчера?
Старуха что-то скрывает. Но как это проверить?
Обреченно Рафи подумал, что запутался во всем окончательно. И в самом себе, и в том, что происходит вокруг. Огромное количество вопросов и ни одного ответа.
Он горько усмехнулся. Все-таки убивать быков было очень просто.
Подходя к хижине, он невольно замедлил шаги. Что, если сейчас произойдет то же самое, что и вчера? Ему вовсе не хотелось повторения вчерашнего кошмара. Все еще опасаясь, он взялся за ручку двери.
— Ага, пришел… — недовольный голос старухи убедил его в том, что все в порядке. — Что, проголодался небось?
— Честно говоря, да, — признался Рафи и облегченно вздохнул.
Запахи были. От одного из них у него потекли слюнки. Пахло жареной рыбой. Свежей морской жареной рыбой. А еще луком и чесноком. Похоже, старуха только-только закончила готовить. Будто специально к его приходу.
— Что стоишь? Проходи, садись. Сейчас тебя накормлю. Потом, глядишь, и старик объявится. Не видал его? Лодка с косым парусом… На парусе большая заплатка. Не видел?
— Я слепой, — сказал Рафи, усаживаясь за стол.
— Да ну! — удивилась старуха.
Рафи передернуло. Аппетит куда-то улетучился. Тем не менее он подвинул к себе миску и отломил кусок кукурузной лепешки.
— Ты что, не помнишь? Я же говорил еще вчера…
— Нет, не помню. У старых людей память, знаешь, какая?
— Это-то можно было запомнить, — буркнул Рафи.
— Ну-ну… А ты откуда знаешь, что слепой?
Рафи чуть не подавился куском лепешки.
— Что значит, откуда знаю? Я же ничего не вижу. Темнота вокруг. Что это, по-твоему? Не слепота?
— И меня не видишь? — недоверчиво спросила старуха.
— Конечно, нет! Что за глупый вопрос…
Рафи положил в рот сочный кусочек рыбы.
— И рыбу, которая перед тобой, не видишь? — не унималась женщина.
— Нет, — с набитым ртом ответил юноша.
— Вон оно как… Значит, старика моего тоже не видел? Парус заштопанный… Косой. Не видал? Он с востока должен идти…
Рафи не знал, что думать. Что это, глупая шутка? Или просто глупость? Но вчера… Вчера она себя так не вела. Он был точно уверен, что сказал ей о своей слепоте. Как только очнулся, сказал. Или это у него что-то с памятью?
— Ну ладно, не видал, так не видал. Ешь, ешь…
За окном послышались грузные шаги. Потом дверь с громким скрипом распахнулась, и шаги раздались уже в хижине.
Рафи обернулся с набитым ртом. Он понял, что это пришел хозяин дома.
Тот молча бросил что-то в дальний угол хижины, подошел к столу и сел напротив Рафи. Старуха поставила на стол вторую миску и, как определил Рафи по запаху, кувшин с вином. Судя по всему, вино было очень даже неплохое. Удивительно, откуда оно в такой глуши. Но вслух, разумеется, спрашивать не стал, рассудив, что это не его дело.
Хотя с какой стороны посмотреть. Сомнений нет, он оказался в очень странном месте. И люди, которые окружали его в данный момент, тоже были со странностями. Во всяком случае, старуха.
Думая обо всем этом, Рафи доел свою рыбу и немного отодвинулся от стола. Ему хотелось выпить немного вина, но налить его себе без разрешения хозяев он не решился.
Хозяин дома ел молча, шумно сопя и чавкая. Старуха чем-то громыхала в другом конце хижины. Гостя словно не существовало. Рафи почувствовал себя неуютно.
Наконец, хозяин закончил есть и закурил трубку. Послышалось журчание наливаемого в стакан вина. Рафи непроизвольно сглотнул слюну. Вино пахло волшебно. Он не встречал такого даже в столице. Рыбак все понял и налил стакан Рафи.
— Спасибо, — сказал юноша и сделал большой глоток.
Вино действительно было потрясающим.
— Отличное вино, — сказал Рафи.
— Угу, — хмыкнул рыбак, попыхивая трубкой,
За столом снова воцарилось молчание. Хозяин дома, видимо, был не из разговорчивых, а старуха побаивалась говорить без разрешения мужа. Во всяком случае, Рафи рассудил так. Сам он тоже решил помолчать. Гость не должен начинать разговор первым. Пускай заговорит сперва хозяин.
Но хозяин как раз и не торопился открывать рот. Он спокойно курил, пил вино, больше не предлагая Рафи, и молчал. Юноша снова, уже в который раз за эти два дня, растерялся и не знал, что делать. Что-то ему подсказывало, что даже заговори он сам, хозяин отделается чем-нибудь вроде «угу», и разговор на этом закончится. Но выйти из-за стола и просто лечь спать тоже не годилось.
Оставалось только сидеть и ждать. Что, в общем-то, Рафи и делал. Сколько времени прошло в молчании, юноша не знал. Время тянулось медленно, как всегда, когда заняться решительно нечем, но очень хочется что-то сделать. Когда его терпение уже было готово вот-вот лопнуть, старик вдруг подал голос.
— Ладно, — устало сказал рыбак, — завтра пойдешь со мной в море. А сейчас пора спать. Отдохни хорошенько — завтра тебе понадобятся силы.
Не обращая внимания на Рафи, потерявшего от изумления дар речи, хозяин дома встал из-за стола и протопал в другой конец хижины. Меньше чем через минуту послышался его храп.
К Рафи подошла женщина. С грохотом и ворчанием она начала убирать со стола. Видимо, ее нисколько не заботило, что в двух шагах спит уставший муж.
— Чего сидишь? — сказала она, вытирая что-то перед носом Рафи грязной вонючей тряпкой. — Думаешь, еще винца нальют? Ошибаешься. Иди спать. Слышал? Тебе завтра придется тяжеленько. В море с непривычки всегда тяжеленько.
Рафи машинально встал. Старуха взяла его за руку и отвела к постели.
— Ложись и спи. И попробуй только опять перебудить всех своими криками. Ночевать будешь тогда на улице.
Рафи долго лежал без сна. Старуха закончила уборку, дунула на что-то — то ли на снечу, то ли на масляную лампу — и долго ворочалась с боку на бок, кряхтя и продолжая что-то ворчать. Храп старика грозил разрушить тонкие стены хижины.
Но не это мешало Рафи уснуть. У него в ушах до сих пор звучали слова старого рыбака. Особенно тон, которым они были произнесены. Он сказал это так, будто Рафи был его собственностью. Даже дон Мануэль не позволял себе так разговаривать с ним. Хотя у него было на то куда больше оснований.
Рыбак все решил за него. И даже не спросил, нравится ли ему такое решение.
Это возмутило Рафи больше всего. За те годы, что он был матадором, он привык к другому обращению. Во всяком случае, его спрашивали, прежде чем распорядиться часами его жизни.
О том, зачем он понадобился старику в море, Рафи даже не задумался. Слишком сильным было его негодование и удивление, чтобы думать о подобных вещах.
Если прежний юноша Рафи в нем и умер, то матадор еще жил где-то в глубине души. 0б этом Рафи тоже не подумал. Он так и уснул, возмущаясь.
Рыбак разбудил его затемно. Он грубо тряхнул его за плечо и сказал:
— Вставай. Пора.
И, больше не говоря ни слова, вышел из хижины.
Рафи потребовалось несколько секунд, чтобы окончательно проснуться и вспомнить, где он находится. В памяти всплыл вчерашний разговор (если это можно было назвать разговором) с хозяином дома. Недовольно скривившись, Рафи встал с постели. Ему хотелось послать рыбака и его чудаковатую жену к черту.
Но вместо этого он оделся и вышел на улицу. Удержала его от грубости одна простая мысль — идти ему все равно некуда.
На берегу юноша остановился и беспомощно завертел головой, пытаясь понять, в какой стороне находится лодка рыбака. Тот даже не удосужился подать голос, чтобы Рафи мог сориентироваться.
Чертов старик, подумал Рафи. Он постоял еще немного, прислушиваясь и принюхиваясь. Но за шумом моря ничего услышать не удалось. Соленый же ветер перебивал все запахи. Рафи наугад сделал несколько шагов в сторону. Ничего. Он развернулся и пошел в обратную сторону. Никаких признаков лодки.
Уже еле сдерживая злость, он еще раз прошел по берегу в одну и в другую сторону. Единственным результатом было то, что он забыл, в какой стороне находится хижина.
— Черт тебя подери, — наконец не выдержал он. — Скажи, где ты? Ты что, не видишь, я слепой!
— Слепой?! Вот те на! — послышалось совсем рядом, буквально в двух шагах от разъяренного Рафи. — То-то я смотрю, ты странно ходишь.
— Вы что, издеваетесь надо мной? — Рафи был вне себя. Оказывается, он бродил все это время рядом с лодкой. Нужно было лишь сделать пару шагов в сторону.
— Почему? — невозмутимо спросил старик. — Откуда мне знать, что ты слепой? Ты мне этого не говорил.
— А так не заметно?
— В том-то и дело, что нет.
— Хватит валять дурака! Ты сказал, что я должен выйти с тобой в море. Мог бы хоть помочь мне найти эту чертову лодку!
— Ты ее уже нашел.
— Так помоги мне забраться в нее! Я уже весь вымок!
— Забирайся сам. Ничего сложного тут нет. Да и не девица ведь ты, чтобы я тебе руку подавал. Хватайся за борт и залезай. И поторопись, скоро начнется прилив.
Первым побуждением Рафи было развернуться и уйти, но он снова подумал о том, что идти ему некуда. Скрипя зубами, он нашарил борт лодки и ухватился за него. Влезть в лодку, раскачивающуюся на волнах, оказалось непростым делом. Стоило Рафи схватиться за борт второй рукой и подтянуться, ноги тут же ушли под днище лодки и прилипли к нему. Юноша выпрямил руки, нащупал ногами дно и повторил попытку. Она закончилась так же плачевно.
Чертыхаясь и захлебываясь, ему все же удалось, наконец, забраться в лодку. Мокрый, обессилевший, он упал на дно. От ярости, душившей его, не осталось и следа. На нее попросту не осталось сил.
Пока он лежал, пытаясь отдышаться, рыбак отпихнул лодку от берега, зашел, продолжая ее толкать, в воду и, лишь когда та дошла ему до пояса, одним быстрым движением перебросил тело через борт.
Старик сидел на веслах, пока они отошли достаточно далеко от берега, чтобы поставить парус. Едва серый кусок материи наполнился ветром, лодка рванулась вперед.
Все это время Рафи лежал на носу лодки среди каких-то снастей. Он уже давно отдышался и лежал просто потому, что не знал, что ему делать. Старик молчал и, видимо, прекрасно управлялся с лодкой без посторонней помощи. Так что юноше не оставалось ничего другого, как лежать и прислушиваться к тому, как плещется за бортом, в нескольких дюймах от него, морская вода.
Они долго плыли навстречу солнцу. Оба молчали. Рафи гадал, зачем он понадобился старику. О чем думал сам рыбак, Рафи, конечно же, не знал. Так в полном молчании прошел примерно час. Рафи подумал, что, наверное, берег уже скрылся из виду и теперь их окружает только море. Бесстрастное, безмолвное море. Тоже, если вдуматься, совершенно другой мир.
Рыбак начал готовить снасти. И тут он обошелся без помощи Рафи. Юноша лишь отодвинулся чуть в сторону, чтобы не мешать старику.
Когда солнце доползло до зенита и начало скатываться вниз, к западу, старик прервал ловлю. Они немного поели. Потом рыбак закурил свою трубочку и привалился спиной к мачте. Лодка медленно дрейфовала, подчиняясь воле волн. Рафи подумал, что сейчас самое время задать пару вопросов старику.
— Зачем ты взял меня с собой? — спросил он.
— Тебе нравится море? — вопросом на вопрос ответил старый рыбак.
— Откуда мне знать? Я никогда его не видел. Я рос среди гор. А путешествовать начал, уже когда ослеп.
— Ну а сейчас? Посмотри вокруг. Неужели оно не прекрасно?
— Эй, ты смеешься надо мной? Я же тебе сказал, что не могу видеть.
— Я тебе не верю.
— Это твое дело. Можешь не верить, только не задавай мне глупых вопросов.
Рафи поймал себя на том, что не сердится на этого старого рыбака. То ли устал это делать, то ли так на него подействовало окружавшее их ярко-синее безмолвие…
Ярко-синее? Рафи провел рукой по лбу. Откуда он взял, что море сейчас ярко-синее? Он знал это. Но откуда? Кто ему рассказывал, каким бывает море ясным днем в конце лета?
— Я бы не задавал глупых вопросов, если бы ты не давал глупых ответов. Впрочем, это твое дело. Нравится думать, что слепой, — думай.
— Что ты такое говоришь? Как я могу думать иначе, если я действительно не вижу?
— А зачем тебе понадобилось слепнуть? Не мог придумать ничего умнее, чтобы не убивать быков?
— Что? — у Рафи закружилась голова.
Откуда старик знает о его прошлой жизни? Ведь он ничего не говорил ни ему, ни его жене… К Рафи вновь вернулась уверенность в том, что все здесь далеко не так просто, как казалось на первый взгляд. На всякий случай, чтобы лишний раз убедиться в реальности происходящего, он перегнулся через борт и опустил руку в воду. Вода была прохладной и мокрой. По-настоящему мокрой. Такой, какой и должна быть вода. Мокрее некуда. У лодки она не казалась ярко-синей. Она была…
Светло-бирюзовой. Чуть мутной из-за цветущих водорослей.
Рафи испуганно отпрянул и завертел головой. Нет. Вокруг была чернота. Но перед внутренним взором была ясная картина — его собственная рука, преломленная водой.
Сердце бешено заколотилось. Здесь было какое-то колдовство. Абсолютно точно. Колдовство. И проделал все этот старик, сидящий на корме лодки.
— Ты так не дергайся, — спокойно сказал рыбак. — А то перевернемся. До берега отсюда далековато.
— Скажи, откуда ты узнал про быков? И что значат твои слова? Как это понять, зачем мне понадобилось слепнуть? Разве человек может ослепнуть только потому, что ему это было нужно?
— Бой быков не очень-то хорошо научил тебя выдержке. Ты засыпал меня вопросами, как какая-нибудь легкомысленная девица. Начни с чего-нибудь одного. Правда, не обещаю, что отвечу тебе. И уж совсем не обещаю, что ты поймешь мой ответ…
— Откуда ты узнал, что я был матадором?
— Ты и сейчас матадор. Ты думаешь иначе, но сильно заблуждаешься. Тебе еще доведется убивать. Я вижу это по твоему лицу. Ты не из тех, кто так просто отказывается от возможности поиграть жизнью. Своей или чужой — неважно.
— Ты не ответил…
— И не буду. Я ведь не спрашиваю, как ты нашел меня… Потому что и так это знаю, — неожиданно добавил старик и расхохотался.
— Ты… Тот самый человек, о котором мне рассказывал Мигель?
— Откуда мне знать, про кого рассказывал тебе какой-то там Мигель? — в голосе рыбака было столько фальши, что Рафи растерялся окончательно.
Было совершенно непонятно, в какую игру играет этот старик.
— Твоя жена сказала мне, что к тебе приходил хромой человек. Это так?
— Почему ты спрашиваешь об этом? Тебе виднее, говорила моя жена что-нибудь про хромого или нет.
— Я не спрашиваю, говорила ли мне об этом твоя жена. Я спрашиваю, приходил ли к тебе хромой человек?
— А-а, — протянул старик. — Так бы и говорил. Совсем меня сбил с толку. Так что ты хотел узнать?
Рафи в отчаянии замолчал. Этот рыбак просто водит его за нос. Причем делает это, даже не пытаясь скрыть своих намерений. Как будто нарочно хочет вывести Рафи из себя.
Юноше потребовалось приложить усилие, чтобы не вспылить. Хотя, если говорить честно, усилие было не очень-то большим. Куда лучше его остудил страх. Страх перед этим странным человеком.
— Ты не хочешь отвечать мне? — спросил он.
— Хочу, — серьезно ответил рыбак. — Но не сейчас.
— А когда?
— Когда ты перестанешь прикидываться слепым.
— Но я не прикидываюсь!
— Ну, тебе виднее… Тогда я вообще ничего не смогу тебе рассказать. Толку-то слепому что-то говорить?.. Ого, ветер меняется. Пора ставить парус. Пойдем теперь на север. Может, там рыбы будет больше…
Не обращая больше внимания на Рафи, рыбак поставил парус и сел на руль. Больше он не проронил ни слова. Рафи оставалось только вцепиться в борт, чтобы не позволить ненужным словам вырваться. Он знал, что может очень пожалеть о сказанном.
День тянулся невыносимо долго. Рафи казалось, что солнце устало от собственного зноя и решило устроить себе сиесту. А старик, похоже, и не помышлял о возвращении. Они уходили все дальше и дальше в море, оседлав крупный косяк рыбы.
Рафи сидел, слушая шум волн, плеск воды о борт лодки и шелест ветра в снастях. Он попытался поразмышлять над тем, что ему сказал рыбак. Но мысли сонно расползались в разные стороны и ни одну из них было не ухватить.
Он не заметил, как уснул.
Из-за облаков выглянула луна, и на небе зажглись первые звезды. Ночь была необычайно ласкова. Волны бережно подхватывали лодку и плавно опускали вниз, словно старались не потревожить спящего в ней человека.
Рафи спал и видел во сне покачивающуюся на волнах лодку и фигурку человека в ней. Он словно парил над ней. Невысоко, едва не задевая мачту. Но во сне он знал, что, если захочет, сможет подняться выше. Даже к самым звездам, усеявшим бездонное небо.
Чувство свободы и полета было настолько прекрасным, что Рафи радостно засмеялся. А самое главное — он мог видеть! Последнее время его сны были такими же черными, как и реальная жизнь. В этих снах были лишь звуки и запахи.
В этом сне он видел светло-желтую, почти белую луну, призрачно поблескивавшую в лунном свете гладь моря, тонкую серую полоску на горизонте, там, где должно было взойти солнце… Все это он видел настолько ясно, что казалось, мог пересчитать все волны и разглядеть кратеры на луне.
Ему не хотелось просыпаться. Он был готов парить так вечно. Стать белой чайкой и взмывать в предрассветное небо каждое утро, чтобы на вечерней заре находить одинокие рыбацкие лодки и указывать им путь к берегу…
Проснулся Рафи от ясного ощущения, что он один в лодке. Он провел по лицу рукой. Оно было мокрым. Непонятно, от слез или от морских брызг. На мгновение во всех подробностях вспомнился виденный только что сон. И то чувство, которое он испытал в нем.
Но эйфория мгновенно сменилась глухой тревогой. Он не чувствовал запаха рыбака. Пахло морем, просмоленным деревом, свежепойманной рыбой… Но запаха человека не было. И не было ощущения присутствия в лодке кого-нибудь, помимо самого Рафи. Срывающимся голосом он тихо позвал:
— Эй, Хуан… Ты здесь?
Ответом ему было хлопанье крыльев неподалеку. И все. Только шумно вздыхало море, да волны плескались за бортом.
— Хуан! — громче сказал Рафи. — Ты спишь?
Молчание.
Рафи плеснул в лицо забортной водой, изо всех сил надеясь, что это просто продолжение сна.
—Старик! Хватит шутить! Ответь мне!—он почти кричал.
Шелест ветра в снастях.
Рафи, забыв, где находится, вскочил на ноги. Лодка угрожающе закачалась. Юноша упал на колени и схватился за борт. Сердце билось где-то у самого горла.
— Старик!!! — завопил Рафи во всю мощь легких.
Он на четвереньках пополз в корму, пытаясь убедить себя, что сейчас вот-вот наткнется на рыбака.
Лодка была пуста. Рафи нашарил сети и мотки лесы, мелкую выпотрошенную рыбу, приготовленную в качестве приманки. Он нащупал весла, бечеву, смотанную в бухту, мешок с едой, еще какие-то тряпки… Но старика в лодке не было.
— Старик!!!
Голос его разнесся далеко над спящим морем.
Рафи сел и закрыл лицо руками. Потом вдруг вскинулся. В голову пришла спасительная мысль — что, если старик просто решил его попугать? И сейчас сидит себе тихонько в воде, придерживаясь за борт лодки и посмеивается над ним?
Не теряя ни секунды, Рафи стал проверять свою догадку. Он быстро прополз всю лодку, держа ладонь на планшире. Ничего. Только гладкое дерево. Ни веревки, перекинутой через борт, ни руки.
Он замер, прислушиваясь, не раздастся ли в стороне всплеск. Но море хранило молчание.
Рафи замер в тихом ужасе. Он один посреди моря! Один. Слепой и не умеющий управляться с лодкой. Чертов старик бросил его одного на верную смерть.
Даже если ему удастся поставить парус, это ничего не даст. Он может несколько дней плыть вдоль берега, не видя его. И в конце концов попросту умрет от жажды и голода. Но даже до берега нужно сначала доплыть. Они провели в море целый день. И большую часть времени шли под парусом при хорошем ветре. Между лодкой и берегом сейчас, наверное, не один десяток миль. Причем, где этот берег, совершенно непонятно.
Даже если бы Рафи мог видеть, это мало помогло бы ему. Он не умел ориентироваться по звездам. Там, на суше, его всегда вело чутье. Он улавливал запахи и звуки, которые подсказывали ему, где человеческое жилье и в какой стороне его может поджидать опасность. В море же он был абсолютно беспомощен, что с глазами, что без.
В отчаянии Рафи снова закричал.
Никакого ответа.
Юноша привалился к борту Он был обречен.
Он впервые был в открытом море. От черной бездны его отделяла лишь пара дюймов просмоленного дерева. И никто не придет на помощь. Ему остается просто умереть. Либо от жажды, либо, если вдруг случится шторм, утонуть. Как бы то ни было, смерть неминуема. Он умрет. Бесславно, безвестно... Никто не узнает, что одной жизнью в мире стало меньше. Все будут жить, как жили, а он будет лежать на морском дне под толщей воды.
Рафи горько пожалел, что сбежал тогда из столицы. Черт, он мог бы умереть матадором. На самой большой арене страны. В расцвете сил и славы. На глазах у тысяч людей, которые надолго запомнили бы его гибель. А может быть, кто-то и пожалел бы о нем. О такой смерти можно только мечтать! Умереть в бою…
И на что он променял такую замечательную смерть? На бесславную кончину в полном одиночестве... И все из-за собственной глупости.
Море тяжело вздохнуло, словно могло прочитать его мысли.
Он почувствовал себя маленьким и беспомощным. Море может сыграть с ним любую шутку. А он ничего не сможет сделать. Совершенно ничего. Это не коррида, где его жизнь была почти целиком в его руках. Там, на арене, он сам вершил свою судьбу. Здесь же он способен лишь безропотно принять уготованную ему участь. Даже у быка больше шансов прожить остаток жизни так, как он хочет…
В шелесте ветра и плеске волн Рафи слышалось что-то враждебное и мрачное.
Он позвал старика еще раз. Впрочем, без всякой надежды.
Отчаяние сдавило грудь так, что стало трудно дышать. Он словно посмотрел в глаза смерти. Пустые глазницы выбеленного черепа. Он и раньше заглядывал ей в лицо. Но никогда оно не было таким ужасным.
Если бы он мог видеть! Тогда был бы хоть какой-то шанс. Он мог бы идти по солнцу… Рано или поздно обязательно куда-нибудь пришел бы. Да даже если и не нашел бы он земли, по крайней мере, умер бы не как бык на скотобойне. Он умер бы, сражаясь. Сражаясь со стихией и самим собой. Все-таки достойная смерть…
Но что толку мечтать. Он не видит. Он так и умрет слепым. Слепым, никому не нужным и не способным даже побороться за свою жизнь.
Рафи заколотил руками по дну лодки. Страх словно лишил его разума. Он, не обращая внимания на резкую качку, вскочил на ноги и заметался взад-вперед по лодке, рискуя в любой миг вывалиться за борт.
Он не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал. И не чувствовал ничего, кроме животного ужаса и ярости. С его побелевших губ срывались какие-то нечленораздельные вопли. Он размахивал руками, брызгал слюной, топал ногами… И кричал, кричал, кричал…
Он бесновался, пока вдруг чья-то холодная рука стальной хваткой не сжала его сердце. Тогда он замер, вытаращив невидящие глаза и, резко вскрикнув последний раз, рухнул как подкошенный на деревянный настил лодки.