Матримониальные размышления среди родных осин

5

Ежели кто скажет, что на осине Иуда повесился, не верьте клеветнику, осинка для этого совершенно не приспособлена. В молодости, тоненькая и беззащитная, она кажется родной сестрой берёзки, если бы не одно сомнительное достоинство: молодая осинка — дурнушка. Стволик у неё серый, серёжки висят колбасками, не поймёшь — серёжки или жирные гусеницы, а уж майская, чуть проклюнувшаяся листва и вовсе буроватая, словно осина собралась среди весны встречать осень. Недаром слова эти так схожи, осина — дерево осеннее. Бывают такие девочки, что с самого детства похожи на старушек. От этой некрасивости развивается в осинке страх перед жизнью и душевная горечь. Ждёт бедняжка любви и сама же боится, дрожит дрожмя от одной мысли о девичьем счастье. И, конечно же отпугивает его, оставаясь в итоге у разбитого корыта. «Осина ты, осина, проклятая лесина…» — давно уже исчезла девичья угловатость, угри на лице и старушечья осанка, давно крона оделась в полный лист, узорный, в тончайших прожилках, а осинка всё считается дурнушкой. В конце концов жизнь берёт своё, но настоящей семьи осина так и не создаёт. В любви она горит не жарко, прогорает быстро и бездымно.

Лучшие в мире спички делают из осины. Дешёвое одноразовое изделие.

Потому судьба определила осине быть не женой, а любовницей женатых мужиков. Забежит такой на огонёк, не погреться даже, а так, прикурить, и снова лесная печальница одна. «Грустишь ли об оставленных осинах?» — меланхолично спрашивал поэт Бродский. А чего о них грустить, об одноразовых? Само словосочетание «родные осины» звучит не лирично, а издевательски. Может и ропщет осина на судьбу, только кто это увидит в вечном плеске дрожащих листьев? Осина дерево не скрипучее, молча стоит проклятая лесина, сама справляется с житейскими бурями, в одиночку растит сына-безотцовщину. А уж сколько горечи накопит за свою жизнь, о том знает осиновое сердце.

А ведь всё могло быть иначе. Лучшие грибы где растут? — в осиннике! И смертельная горечь — гликозиды — вещества родственные сахарам, легко могли бы обратиться в сладость. Трудяги бобры и зайцы-захребетники знают это и предпочитают осиновую горькую кору всем иным кушаньям.

Впрочем, на то они и грызуны, чтобы жизнь мёдом не казалась.

Назло горькой судьбе некоторые осины достигают небывалых размеров, возвышаясь над лесом словно крепостные башни. Самое высокое дерево наших краёв — не сосна, а осина. И никакой привозной дуб, выхоленный посреди деревни, не сравнится в толщине с необъятным стволом старой осины. Только что в том радости миллионам безвестных осинок, не сумевшим выбиться в лесные гиганты?

И лишь осенью, когда безжалостный ветер раздёргивает берёзовую желтизну, когда скукоживается ива и облетает побуревшая черёмуховая листва, осина на недолгий срок одевается в царственный пурпур. Все другие деревья тушуются перед сказочным великолепием осенней осины, перед невиданной её роскошью. И мужчины, поражённые этой красой, бормочут растерянно: «Где были мои глаза?» А там и были; дурные глаза всегда не в ту сторону смотрят.