Матрос Железняков

На бронепоезде

Опустел, затих порт, ограбленный, опустошенный интервентами. Но, уйдя из Одессы, они все же оставили эскадру у Тендровской косы, лежащей недалеко от порта. Англо-французские пираты блокировали подход к Одессе со стороны Днепра и Крыма, продолжая захватывать или топить любое судно, пытавшееся пробраться к городу.

Портовики поднимали со дна бухты затопленные суда, налаживали каботажное плавание. Начиналось восстановление промышленности. В порту собирали уголь, обломки железа для оживления давно бездействующих цехов и мертвых вагранок.

Несмотря на исключительно тяжелое положение в городе с продовольствием, рабочие завода Ропит, получая в день по полфунта гороха, трудились по две смены, чтобы поскорее закончить сооружение бронепоезда.

…Железняков рвался в бой. В освобожденной Одессе он уже не находил для себя дела, он спешил на фронт.

Об этом желании Железнякова узнал К. Е. Ворошилов. Учтя боевой опыт балтийца, его назначили командиром бронепоезда имени погибшего в боях командарма 3-й Армии Худякова.

Первые боевые испытания на посту командира бронепоезда имени Худякова Железняков блестяще выдержал в боях с бандами Григорьева, восставшими против Советской власти.

Разбитые на севере, в Екатеринославе, Александрии и Знаменке, григорьевские банды появились в районе Холодного Яра, в Явкине, Заселье и других местах, готовясь захватить Знаменский железнодорожный узел, чтобы повторить по всему югу свой кровавый марш грабежей, насилий, расстрелов и виселиц.

Получив боевое задание, бронепоезд имени Худякова направился к Вознесенску. Стремительно неслась грозная бронированная крепость навстречу врагу. Скоро должна была показаться занятая григорьевцами станция.

Команда бронепоезда была на местах в полной боевой готовности. Начальник артиллерии матрос Казаков лично осматривал каждое орудие. Все было готово к бою. Командир башни Александр Романов в десятый раз внимательно проверял рычаги, винты, прицелы. С беспокойством и огорчением он часто повторял:

— Жаль, не успели достроить все башни! Кабы…

Но товарищи отвечали:

— Со всеми-то башнями что! Со всеми мы будем воевать хоть против целой дивизии!

Железняков не отрывался от бинокля. Он заметно волновался: удастся ли выдержать боевой экзамен? Сколько раз он участвовал в больших сражениях, был под губительным огнем, проводил бойцов по труднопроходимым местам. Он знал пулемет и пушку, мог быть артиллеристом и сапером. Но сейчас он впервые самостоятельно вел в бой бронепоезд, сейчас предстояло разбить крупное вражеское соединение.

Под Белгородом и Чугуевом на бронепоезде, захваченном у белогвардейцев, он больше обходился пулеметами, винтовками и гранатами. На только что отстроенном бронепоезде орудия были посложнее, и он только теоретически знал, как выбирать хорошую огневую позицию.

Железняков связался по переговорной трубке с Казаковым и Романовым:

— Уж вы не подкачайте, братцы!

— Будь спокоен, Железняк, начнем лупить, небу жарко станет! — донесся глухой голос Романова.

— Поменьше хвастай. Лучше проверь все еще раз. Чтоб ни одного снаряда мимо цели! Слышишь?

Сквозь лязг колес и громыхание буферов в трубке прогудел ответ:

— Слушаюсь, товарищ командир!

Еще раз убедившись в готовности артиллерии, Железняков снова приник к переговорной трубке, связывающей командирскую будку с пулеметными бортами:

— Пелит, Володин, Камарницкий!

— Слушаем!

— Как с пулеметами? Все в порядке? Запас воды достаточный? Лент хватит?

— У нас полный порядок! — ответил за всех Володин.

Решительный момент наступил как-то сразу. Бронепоезд приблизился к станции. Грянул выстрел. Недалеко у полотна железной дороги вздыбился черный фонтан земли.

«А, так вот они где!» — подумал Анатолий, пригибаясь под куполом своего командирского поста.

Торопливо прильнув к трубке, он скомандовал находящимся в башне:

— Орудия, к бою! По станции!

Вблизи полотна один за другим взорвались новые снаряды. Грохот и звон стали заглушили команду.

Железняков напряженно всматривался, где расположились вражеские орудия, чтобы вернее определить сокращающееся расстояние между собой и противником.

— Ага, вот они… Орудие № 1! Вправо по водокачке — огонь!

Полоснуло пламя. Рывок и треск. Глухо звякнули буфера.

— Крой беглым!

Снова блеск пламени, рывок, треск и звон стали.

— Разнесем! — торжествовал Анатолий.

У водокачки один за другим поднялись черные столбы земли.

— Молодец, Романов!

Не отрывая взгляда от приближающейся станции, Железняков крикнул в будку машиниста:

— Полный вперед!

С грохотом, стремительно ворвался бронепоезд на станцию, минуя первые постройки, гремя и опрокидывая огневые точки врага.

Противник не ожидал такого молниеносного натиска. Бандиты ждали пехотных частей красных, кавалерии, бронеавтомобилей, но только не бронепоезда.

Увлеченный атакой, Железняков уже лично отдавал команду пулеметчикам:

— Очередями по сто патронов — огонь! С рассеиванием по фронту!

Раскаленный воздух гудел от пуль и криков.

Удирая в панике, григорьевцы прятались по огородам, по переулкам местечка, убегали в степь.

Бугаенко и Просин во главе двух десантных групп спешили охватить местечко с флангов. Бойцы неслись наперерез убегавшим бандитам. Впереди, обгоняя товарищей, бежал матрос Богобрат.

Раненый Якобсон метался на раскаленной броне-площадке, неистово ругаясь:

— Все равно не уйдете, проклятые! Всех перебьем! Перевязывая ему ногу, Казаков успокаивал:

— Не горюй, друг, еще навоюешься!

Далеко за станцией участилась стрельба.

Железняков не сомневался, что бандиты не уйдут живыми от его бойцов.

Восстановив взорванный за станцией железнодорожный путь, наладив телефонную связь, поврежденную григорьевцами, и убедившись, что местечко окончательно очищено от них, Железняков двинулся дальше.

О дальнейшем пути этого боевого похода он через несколько дней коротко сообщал в Одессу:

«На следующий день мы были в Вознесенске, Простояли сутки и тронулись дальше, под Елисаветград, чтобы и там усмирять григорьевские банды, вздумавшие для развлечения рвать пути и спускать под откос паровозы…»

Немалую роль сыграл бронепоезд имени Худякова в разгроме Григорьева.

Вскоре Совет Народных Комиссаров Украины писал в своем обращении: «Ликвидация григорьевского мятежа закончена. Его грозной военной силы в 90 тысяч штыков, 52 орудия, 16 бронепоездов, 100 пулеметов, сотни тысяч снарядов и миллионы патронов, которую изменник Григорьев, подкрепленный врагами Советской власти, бросил на нас и думал взять Екатеринослав, Полтаву, Киев, низложить Советскую власть, — больше нет. Кременчуг, Знаменка, Елисаветград, Пятихатка, Користовка, Александрия, Бобринская, Николаев, Херсон, где всего несколько дней назад распространялась власть Григорьева, освобождены. Авантюрист-атаман и его приспешники с остатками своих отрядов спасаются в лесах и деревнях».

Бронепоезд имени Худякова направился в Николаев для ремонта и модернизации.

Железняков был вызван в город Вознесенск, где находился штаб 3-й Украинской армии. Ему были вручены награды для отличившихся в боях командиров подразделений и бойцов бронепоезда — пять карманных золотых часов, 10 пистолетов, кожаное обмундирование. Реввоенсовет издал приказ о награждении бронепоезда Красным знаменем.

Пламя гражданской войны с каждым днем все сильнее охватывало страну. Авантюра Григорьева казалась мелкой и незначительной по сравнению с гигантским контрреволюционным походом генерала Деникина, двинувшего свои армии на Украину.

Под знамена защитников Советской Украины срочно мобилизовывалось все, что можно было мобилизовать. Бронепоезд имени Худякова, отремонтированный в Николаеве, был передан в распоряжение командующего 14-й армией К. Е. Ворошилова.

Железняков получил приказ срочно направиться в город Кременчуг…

Вокзал и перрон в Николаеве заполнены народом. Здание украшено красными флагами. Рабочие и железнодорожники прощаются с бойцами, провожая их на защиту родной земли. Среди отъезжающих и железняковцы.

Откинув люк над командирским мостиком, Железняков кричал провожающим:

— Прощайте, друзья! Прощай, Николаев!

Бронепоезд мчался мимо залитых солнцем ковыльных степей. Изредка проплывали зеленые балки, небольшие курганы да холмы. В лощинах по склонам балок зеленели разоренные, обезлюдевшие села с заброшенными садами и давно не беленными мазанками…

Железняковцы прибыли на Екатеринославский фронт в самый тяжелый момент. Под сильным нажимом превосходящих сил противника части Красной Армии с боем отходили на север, оставляя одну станцию за другой.

24 июня красные войска оставили Синельникове. 25 июня покинули Белгород. Положение с каждым днем становилось тяжелее и тревожнее.

1 июня «Правда» на первой полосе напечатала: «За Харьковом пал Екатеринослав. Генерал Деникин, вешатель рабочих, занимает пролетарские центры Украины.

Через Советскую Украину царский генерал и его казацкие орды прокладывают путь в Советскую Россию.

Пролетариат в опасности! Крестьянство в опасности!

К оружию! К работе! К борьбе!»

2 июля «Правда» напечатала на всю полосу: «Союзники, призвали Колчака. Колчака мы разбили. Деникин — последняя надежда буржуазии. Разбить Деникина — значит кончить войну.

Кто хочет прочного мира — все под ружье, все на казачьи банды царского генерала!»

Придавленный тяжелым зноем пыльный Кременчуг переживал тревожные дни. Конница генерала Слащена угрожала городу.

Немедленно после прибытия бронепоезда в Кременчуг Железняков направился в штаб 14-й армии.

— Командир бронепоезда имени Худякова Железняков прибыл в ваше распоряжение, товарищ командарм, — доложил Анатолий Ворошилову. — Разрешите немедленно выйти на фронт!

Подойдя к большой географической карте, висевшей на стене, Ворошилов провел карандашом ломаную линию между синими и красными кружочками:

— Екатеринославское направление вклинивается в левый фланг Деникина. Мы должны вернуть Екатеринослав, это ослабит нажим белогвардейцев на севере. Мне уже сообщили, что ваш бронепоезд — это настоящая передвижная крепость.

Железняков взял под козырек:

— Разрешите, товарищ командарм, выйти на позицию.

Крепко пожимая руку матроса, командарм ответил:

— Разрешаю.

Грохоча колесами и буферами, бронепоезд несся к намеченной цели.

Далеко позади осталась станция Херсонская. Снова вокруг широко расстилалась степь, покрытая курганами. Легкие облака плыли по небу. Миновав глубокую балку, покрытую зеленым гаем, стремительно вылетели из-за невысокого холма на равнину. Впереди показались дымки шрапнельных разрывов. Приближались к позиции. Солнце жгло. Душил раскаленный воздух.

Бронепоезд подошел в тяжелый момент, когда под натиском деникинцев красноармейцы 49-го, 50-го и имени Т. Г. Шевченко полков, сформированных в Одессе, отступали, двигаясь разрозненными рядами по обеим сторонам железнодорожного полотна.

От ураганного артиллерийского огня противника, непрерывных его конных атак красноармейцы прижимались к железной дороге, изредка залегая, чтобы отогнать залпами наседавших кавалеристов врага, затем снова поднимались и двигались к Кременчугу.

На возвышенной местности были видны многочисленные скачущие всадники. Их замысел был ясен — они хотели выскочить вперед, к станции Користовка, глубоко вклиниться в тыл отступающей красной пехоты и встретить ее яростной рубкой.

С другой стороны белогвардейцы сыпали в степь, раскаленную зноем, тысячи снарядов и форсированно наступали цепями.

Прильнув к наблюдательным окнам бронепоезда, пулеметчики мысленно высчитывали сокращавшееся расстояние между бронепоездом и цепями противника: «2 тысячи метров… 1500 метров…»

Впившись глазами в стойки прицела, ловко переставляя хомутики на нужные деления, пулеметчики напряженно ждали команды…

— Ну держись, золотопогонники!..

Белогвардейцы не сразу заметили появление бронепоезда. Благодаря дымовым фильтрам, он шел без обычного «спутника» — густого облака дыма. Захваченная врасплох артиллерия противника не причиняла бронепоезду ущерба своим рассеянным шрапнельным огнем.

Когда же участились разрывы вражеских снарядов у полотна дороги, Железняков скомандовал машинисту:

— Полный вперед!

Поднимая облако пыли, далеко на правом фланге показалась вражеская конница. Миновав свои отступающие части, бронепоезд с полного хода врезался в передовую линию противника.

Легкий нажим руки командира — и на бронеплощадках загорелись сигнальные огни, сразу заухали орудия обеих башен. Зататакали хором 26 пулеметов.

Орудия били беглым огнем. От орудийных толчков бронепоезд вздрагивал, лязгал сталью.

Вздыбленная снарядами и ливнем пуль земля покрывалась огнем, дымом и пылью. По вагонам и паровозу почти непрерывно шлепали куски земли, стукались осколки, цокали пули.

Надо было подавить вражеские батареи, замаскированные среди пышных деревьев, за отдельными холмиками. Железняков приник к переговорной трубке:

— Ориентироваться по вспышкам у деревьев! Беглый огонь!

Первый же залп взметнул у одного из холмиков кучу земли, подрезал несколько тополей и обнажил батарею. После второго залпа она замолчала. Когда рассеялась пыль, видны стали разметанные колеса трехдюймовок. Группа ездовых, подскочив с упряжкой, пыталась увезти одно уцелевшее орудие.

Железняков потянулся к трубке, чтобы отдать команду. Но громыхнула лобовая башня — значит, Романов тоже заметил возню у пушки.

Разгоряченные боем инструкторы громко давали команды расчетам:

— С рассеиванием вправо до балки и по кольцу от 16 до 16!

Убедившись, что пули ложатся метко по цели, Железняков командовал:

— Так держать!

Деникинцы дрогнули. Цепь их разорвалась и покатилась назад. На поле оставались орудия, убитые, раненые.

Железняков видел, как стягиваются ряды отступавшей ранее красной пехоты.

Вдогонку за отступающими белогвардейцами понеслась немногочисленная красная кавалерия.

Бронепоезд остановился. Замолчали раскаленные пулеметы. Только орудия еще не унимались, изрыгая огонь и забрасывая снарядами отступающих в панике деникинцев.

Железняков откинул люк над командирским мостиком. Его вспотевшее, разгоряченное лицо обвеял теплый ветерок. Из степи несло запахом травы и каких-то цветов…

Воспользовавшись перерывом, артиллеристы и пулеметчики выпрыгнули с бронеплощадок, разбрелись по обеим сторонам железнодорожной насыпи.

Анатолий подошел к паровозу:

— Давайте условный сигнал разведке. Пускай скачет сюда. Узнаем, куда дальше бить.

Зашипел пар, и над степью пронзительно и протяжно завыл гудок, сливаясь с гулом удалявшейся на запад канонады.

Брешь во фронте белогвардейцев была пробита. Наступление противника прекратилось. Теперь требовалось заставить его откатиться за станции Пятихатка и Верховцево к Днепру. Там врага можно будет зажать между железной дорогой и рекой. К взаимодействию с бронепоездом и пехотой уже приготовилась Днепровская военная флотилия.

Но деникинцы разгадали план советского командования. Против бронепоезда, двигавшегося, словно огромный таран, к Пятихатке, было сосредоточено свыше десяти батарей, много пулеметов.

Части 14-й армии были встречены артиллерийским огнем. Наступавшая при поддержке бронепоезда пехота укрылась за железнодорожной насыпью.

Железняков действовал осмотрительно. Отведя поезд за выемку, он выслал разведку из конного десанта. Вместе с конниками поехали старшие артиллеристы башен, они определили ориентиры. Начался обстрел вражеских батарей и станции с закрытых позиций.

Деникинцы применили отчаянный маневр. Собрав большую группу конников, они бросили их на красную пехоту, залегшую за насыпью. Расчет их был простой — бронепоезд не успеет быстро отойти, и конница очутится в мертвой зоне, тогда ей не страшны орудия и пулеметы.

Железняков быстро нашел выход. Он отдал команду. Бронепоезд на полном ходу помчался в сторону вражеских батарей, проскочил вперед километра два. Отсюда вражеская конница оказалась как на ладони — ее можно было в упор расстреливать с правого борта поезда.

Белые не выдержали шквала огня. Красноармейцы поднялись в контратаку. Артиллерия перебросила огонь на батареи и станцию. После нескольких залпов к небу взметнулись столбы дыма, раздались взрывы.

Замедлив ход, бронепоезд пошел к Пятихатке. А вдруг белогвардейцы подорвут железнодорожное полотно? Железняков поставил вперед смотрящих на головные платформы.

Кругом гремело:

— Даешь беляков!

Это пехота, раскинувшись в цепи по обеим сторонам насыпи, бежала за бронепоездом. Но Железняков, ворвавшись на станцию, не стал задерживаться на ней, чтобы не дать врагу сконцентрировать силы для контратаки. Он знал, что в Пятихатку уже вошли красные пехотинцы, что они выбивают из домов застрявших там деникинцев, закрепляют позиции у вокзала.

Так 11 июля 1919 года была занята крупная узловая станция Пятихатка.

Через два дня напор деникинских полков был сломлен по всему екатеринославскому направлению.

12 июля части 14-й армии вели бои за Верхнеднепровск, заняли станцию Верховцево, захватив при этом три паровоза и много военного имущества противника.

На каждой отвоеванной станции железняковцы поднимали красные флаги на водонапорных башнях.

Бронепоезд имени Худякова, взаимодействуя с Днепровской военной флотилией на левом фланге и с пехотой на правом, прорывался к Екатеринославу.

16 июля наши части повели наступление на Сухачевку — предместье города. Здесь было огромное скопление деникинских частей. На рассвете были зажжены постройки на небольшой станции Запорожье. Это был сигнал для общего наступления.

Утро гудело канонадой. По намеченной цели открыли огонь стоявшие в глубоком тылу красные батареи и корабли Днепровской флотилии. Бронепоезд пошел полным ходом прямо на Сухачевку, на станции он врезался между двумя белогвардейскими эшелонами и, не дав врагу опомниться, ударил с обоих бортов из всех пулеметов. В рядах противника началась паника. Треск пулеметов, взрывы гранат, гул рвущихся вблизи снарядов — все смешалось.

Железняков понимал, что нельзя давать врагу опомниться, надо гнать его к городу, прижать левый фланг к реке, под огонь Днепровской флотилии.

Но вдруг случилось нечто неожиданное. Паровоз словно подбросила какая-то гигантская сила. По бронированной крыше застучали обломки. От сильного толчка Анатолия откинуло к стенке.

Он крутанул ручку телефона. Полное молчание. Железняков тревожно крикнул в переговорную трубку:

— Что произошло?!

— Повреждена башня в лобовой бронеплощадке — снаряд пробил броню. Убит наповал первый наводчик Коваленко, тяжело ранен пулеметчик Чумак… ответил кто-то из команды.

— Как остальные товарищи? — с беспокойством спросил командир.

— Есть контуженные и легко раненные, но продолжают вести огонь.

Рассыпавшись в цепи, белогвардейцы начали переходить в контратаки. Артиллерия открыла беглый огонь по бронепоезду.

Железняков отдал команду:

— Полный назад! Пулеметчикам открыть огонь вдоль линии! Не подпускать к полотну ни одной белой сволочи! Ромадов, открыть огонь по белогвардейской артиллерии!

Грохоча вагонами, бронепоезд пополз назад.

Вдруг у самого хвоста состава ударил вражеский снаряд. В воздух взлетел огромный столб земли и пламени. На несколько метров разметались рельсы…

Бронепоезд оказался отрезанным от своих частей.

Не теряя хладнокровия, Железняков приказал немедленно восстанавливать путь. Зазвенели сброшенные на землю запасные рельсы. Двое из ремонтной партии упали, сраженные вражескими пулями. Но рельсы были уже на месте.

Пыхтя и фыркая, весь гудящий от стука работающих пулеметов и залпов орудий, бронепоезд загрохотал по восстановленному пути.

Громкое «ура!» прокатилось по вагонам.

25 июля бронепоезд пришел на станцию Эрастовка, к месту расположения своей базы. Надо было в срочном порядке отремонтировать одну из башен, выведенную из строя вражеским снарядом. Да и боевые запасы надо было пополнить. На станции в постоянной тревоге за мужа вместе с больными и ранеными бойцами находилась жена Железнякова, помогавшая команде в качестве медицинской сестры.

Команда бронепоезда могла хоть немного отдохнуть.

Опустились сумерки. Анатолий и Елена пошли погулять к небольшому пруду вблизи станции.

За прудом чернели мазанки небольшого селения. Слабый свет костра, горевшего около станции, напоминал горящую головню, забытую кем-то в степи. Где-то вдали лаяли собаки. Казалось, будто никогда здесь не было вблизи ни фронтов и ничего такого, что нарушало бы этот ночной покой.

Анатолий размечтался. Какой радостной скоро будет жизнь, говорил он жене…

Вернулись поздно. Крепкий сон сковал командира. Внезапный стук в дверь вагона разбудил его.

— Телефонограмма!

Железняков вскочил. Командование сообщало о том, что противник, сосредоточив огромные силы, перешел в наступление…

Через час, прорезая предрассветную мглу, бронепоезд снова грохотал по рельсам навстречу врагу.

Утром 26 июля деникинцы, сконцентрировав огромные силы, пошли напролом. Упорно сражались красные воины. Но силы были неравны. Стремительным обходным движением противник захватил станцию Верховцево. Бронепоезд очутился в кольце врага. Казалось, единственное спасение для команды — отстаивать свою крепость или взорвать, а самим спасаться вплавь через Днепр.

Но Железняков твердо заявил:

— Будем прорываться, товарищи!

Команда единодушно ответила:

— Будем прорываться!

Белогвардейские орудия били прямой наводкой по полотну железной дороги. Пулеметы поливали вагоны бронепоезда свинцовым дождем. Противник хотел во что бы то ни стало захватить бронированную крепость.

Метко били с бронепоезда артиллеристы из последнего уцелевшего орудия. В три часа дня бронепоезд с боем ворвался в Верховцево.

Бой разгорался.

Положение бронепоезда становилось все более опасным. В пулеметах уже кипела вода, боеприпасы были на исходе, белогвардейцы подходили ближе и ближе. Кольцо сжималось.

— Товарищи, вперед! — крикнул Железняков. Он, пренебрегая опасностью, высунулся из командирской рубки и начал стрелять по врагам из нагана.

Эта смелость стоила герою жизни. Железняков был смертельно ранен. Падая, он отдал последний приказ:

— Бронепоезд не сдавать, товарищи!

Приказ командира был выполнен. Бронепоезд не сдался.

Команда его билась до тех пор, пока не вырвалась из окружения.

В течение шести часов упорно боролось со смертью здоровое, молодое сердце Анатолия. Доставленный в тыл, тяжело раненный балтиец, окруженный фронтовыми товарищами, умер на руках своей любимой жены.

— Да здравствует Советская Социалистическая Республика! — Эти слова были произнесены им с последним вздохом.

Железнякову было всего лишь 24 года.