Тяжело подводить итоги жизни, оборванной в тридцать лет. Много ли успел сделать Матвей Петрович Бронштейн? Взглянув на перечень его публикаций, подумав о физиках, которые у него учились, и о тех, для кого его книги открыли мир науки, легко убедиться, что сделал он немало. И все же, очевидно, гораздо большего он сделать не успел. Он только подошел к возрасту, самому плодотворному для физика. Как развивалась бы квантовая теория гравитации с его участием? Какие учебники, какие книги о науке он не успел написать?
Судя по последним его статьям, ему предстояло работать в квантовой теории поля, в космологии, в астрофизике, в ядерной физике. Разумеется, нет абсолютной уверенности, что ему суждено было сделать фундаментальные открытия — для этого требуется и везение. Однако, несомненно, он сыграл бы важную роль в развитии советской физики, потому что способности анализировать и катализировать физические идеи, как и талант педагога, меньше зависят от внешних условий.
По мнению знавших Матвея Петровича, его жизнь повлияла бы и на сами условия развития физики. Соединенные в нем научный авторитет, немолчаливая совесть и подлинная интеллигентность облагородили бы атмосферу, в которой живут, дышат теоретики — реальные люди, не сводимые к формулам. Состояние этой атмосферы не выразить в ощутимых физико-математических понятиях, но процесс рождения нового знания зависит от него ощутимо. Само присутствие Аббата могло бы удержать от низких поступков одного, укротить диктаторские наклонности другого, придать уверенность третьему. А ведь это все впрямую сказывается на научном «производстве».
Главные темы физических размышлений Бронштейна были связаны с квантовой механикой и теорией относительности — двумя столпами физической картины мира XX в. (правда, как мы уже знаем,
именно Бронштейн первым догадался, что на самом деле это — «две стороны одного столпа»). В квантовой теории фундаментальное положение занимает принцип неопределенности, в общей теории относительности — принцип эквивалентности. Первый мы уже внедрили в методологию биографического жанра— в предисловии к этой книге.
Теперь настал черед второго принципа. В нем коренятся фундаментальные для современной физики идеи геометризации и нелинейности взаимодействия. Нечто похожее на этот принцип можно усмотреть и в развитии науки в ее собственном пространстве-времени. Концентрация знаний и духовной энергии влияет на рождение нового знания, меняет «геометрию» развивающейся науки. Эволюцией науки и ее революциями может управлять только очень нелинейная теория. А значит, воздействием каждой личности можно пренебречь лишь с точностью, определяемой ее творческой энергией. Единиц измерения творческой энергии пока не придумано. И это не случайно. В мире физических явлений вполне уважаемая и увлекательная цель — установить единство, научиться мерить все единой мерой. Эта цель, однако, перестает казаться заманчивой в мире людей — в мире, где уникальность личности обусловливает ее достижения.
Оставляя в покое научные формулировки, можем смело сказать: люди, подобные М. П. Бронштейну, рождаются, чтобы украсить род человеческий и осветить какую-то часть мироздания. Матвей Петрович, несомненно, съехидничал бы по поводу этих высоких слов,— вряд ли он ощущал себя украшением или светильником. И тем не менее свет его короткой жизни, преодолев полстолетия, дошел до наших дней.