Мать – это святое! Манипуляции токсичных родительниц и как им противостоять - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Татьяна Михайловна Дьяченко (Глава 3 Эмоциональный холод) #4

Глава 3 Эмоциональный холод

Мать может издеваться над ребенком не только физически, но и морально. Она игнорирует или отвергает, смотрит с ненавистью и отвращением. Это часто не воспринимается как насилие, а жертвы подобного насилия не осознают, что над ними издевались. Последствия такого морального насилия могут быть такими же разрушительными, как и физического. Некоторые дети предпочитают, чтобы их били, лишь бы не отвергали. Вот истории людей, живущих с матерями – снежными королевами.

Когда мама недоступна

Отношения Анны с мужем строятся по типу «всегда есть кто-то важнее меня»: «Муж меня также променял на работу, время проводить вместе не хотел. Работа важнее». Потом была соседка, а потом другие женщины и так далее. Анна говорит: «Я дико злюсь, у меня все горит внутри, пылает как огонь, я чувствую себя обманутой, обесцененной маленькой девочкой».

Это означает, что ситуация началась не с мужа, а глубоко в прошлом. Сценарий пишется в детстве, а потом проигрывается, но с другими людьми. В терапии мы возвращаемся в детство и ищем причины там.

«Мне лет 8. Мама живет со мной, но мамы со мной нет. Она занята уборкой, стиркой, готовкой, но контакта со мной нет, она недоступна. Я хожу за ней как хвост и не знаю, что сделать, чтобы она полюбила меня. Я голову сломала, как привлечь ее внимание, что я ценна, что я дорога ей. Я вижу ее, но она недоступна. У нас нет отношений, эмоциональной связи. Ей не до меня, я ее не чувствую, как будто у нее внутри ничего нет, нет теплоты, один холод. Она как айсберг. Я в постоянном режиме ожидания, как кнопка. Я жду, когда я ей понадоблюсь. Даже когда она говорит, кормит, одевает меня, я чувствую пустоту. Как будто мама – это пустая оболочка. Я в постоянном ожидании, я жду от нее теплоты.

Как будто, если она даст эту любовь, я пойму, что со мной все в порядке, я любима. А раз мама не дает мне любви, что-то со мной не так. Что со мной не так? Что мне нужно добрать? Что мне нужно сделать, чтобы мама меня полюбила?»

Но потом Анна как будто переключается на другой режим. На режим благодарности и вины.

«Я благодарю ее за то, что она выносила, родила, и за тот поток любви, который она смогла дать. Я ее благодарю. Она дала, сколько могла. Я должна даже признать, что была неблагодарной дочерью. Мама, я обесценивала то, что ты мне дала, как эгоистка. Я принимаю ту любовь, какую ты можешь мне дать. Я люблю тебя и благодарю тебя. Спасибо за то, что дала».

Казалось, Анна подошла к пониманию, что это она жертва, и в самом начале она была зла, что ее не замечают. Эта злость предназначена маме. Маме-айсбергу, холодной, недоступной и отстраненной. И этот гнев справедлив, ведь это ее мама морила холодом и отвергала. А потом Анна «опомнилась» и стала благодарить маму и винить себя, заглушила обиду, залила пламя гнева, и ничего не проработалось. Она запретила себе жаловаться. Нельзя обвинять маму, быть неблагодарной, надо ее простить. И не просто простить, а еще и повиниться за свою неблагодарность и обесценивание. Приоткрывшееся окно возможностей полностью захлопнулось.

А чтобы появились изменения, надо не заглушать злость, а осознать, что она направлена на мать, а не на себя, проработать гнев и понять, что вы до сих пор тот маленький ребенок, который жаждет, чтобы мама его заметила. Мало понять, что это обида и гнев, и разрешить себе злиться. И это не значит, что необходимо преследовать, орать, обвинять мать, требовать. Нужно разрешить себе эти чувства, проработать и отпустить.

Наказание молчанием

Некоторые люди не осознают, какой вред принесли им такие методы воспитания, как игнорирование, молчание родителей. Они и сами применяют это к своим детям как ненасильственный метод воспитания. Понимание приходит только при анализе причин своих психологических проблем. Вот что говорит Елена:

«Моя нарциссическая мать наказывала меня длительными периодами молчания и изоляции по несколько раз в году в течение многих лет. Я думала, раз меня в детстве не били и голос повышали редко, то, значит, и детство у меня было счастливое. И, наверное, мама права, когда называет меня неблагодарной. Ведь все же в детстве было хорошо, а вспоминать я его я ненавижу. Наверное, со мной что-то не так… я такая депрессивная».

Подготовка к бойкоту

«Когда мне было лет 5, мама часто и с выражением читала мне стихотворение[4]:

Я маму мою обидел,

Теперь никогда-никогда

Из дому вместе не выйдем,

Не сходим с ней никуда.

Она в окно не помашет,

Я тоже не помашу,

Она ничего не расскажет,

Я тоже не расскажу…

Я слушала это стихотворение, затаив дыхание, и глаза мои наполняли слезы. Мне было так страшно обидеть маму! Как же это будет ужасно, если мама перестанет со мной разговаривать!»

Бойкоты начались

«С 7 лет строки страшного стихотворения начали регулярно претворяться в жизнь. Мать так часто наказывала меня бойкотом, что у меня значительные пробелы в памяти. Ведь в те дни, когда она со мной не разговаривала, в моей жизни ничего не происходило, я просто существовала и надеялась на скорое прощение.

Из своей комнаты я не выходила, потому что боялась напороться на злостный, полный ненависти, материнский взгляд. Если бы взглядом можно было убивать, я бы умерла от самого первого.

Чтобы хоть как-то скоротать время до наступления момента прощения, я много спала. (И недавно я поняла, что до сих пор так делаю. Чуть какая проблема в жизни, и я впадаю в спячку, подсознательно надеясь, что все само собой решится, пока я сплю.)»

Мать заранее подготовила дочку к пыткам молчанием. Она читала стихотворение с выражением, чтобы Елена прочувствовала весь ужас этого наказания и чтобы девочка понимала, какое преступление она совершила, как обидела маму, и мучалась сильнее от осознания, что мама никогда больше не вернется.

Во время игнора жизнь останавливалась, и Лена как бы выходила из этого мира и уходила в другой, где не так больно. И память о страшных событиях тоже исчезала. Впоследствии этот защитный механизм может развиться в диссоциативные расстройства: дереализацию, деперсонализацию, частичную диссоциативную амнезию.

Дети, которых игнорируют, часто много спят, чтобы скоротать время отвержения. Сон спасает их от страданий, но впоследствии такая реакция может стать причиной депрессии: не хочется ничего делать, только спать. С эволюционной точки зрения, депрессия – это механизм выживания, экономия энергии, когда ситуация безвыходная. Замирание, засыпание, бездействие.

В первые годы жизни материнская любовь – это гарантия жизни. Когда мама любит, она находится рядом, кормит и поддерживает. Мама – это источник жизни и защита от опасностей мира. Но, если мама исчезает, это конец жизни. Ребенок чувствует страх смерти, и неважно, как она исчезла – физически или эмоционально. Сначала он громко плачет, зовет маму, когда ответа нет, он понимает, что надо надеяться только на себя: «мама игнорирует, она не защитит меня», «я могу умереть и поэтому засыпаю, чтобы сохранить энергию. Надо слиться со средой и замолчать». Так повелось с древних времен: когда если ребенок был брошен, то выживал, если переставал плакать и не привлекал внимание диких зверей. Брошенные дети, которые могли замереть и замолчать, выживали. Это и передалось по каналам эволюции нам как механизм выживания.

«Кстати сказать, в 8 случаях из 10 я даже понятия не имела, на что она обижалась или почему она злилась, ведь она никогда не объясняла, что можно, а что нельзя. Я словно с завязанными глазами на ощупь шла по жизни и училась быть хорошей девочкой методом проб и ошибок. За мелкие ошибки мать наказывала меня оскорблениями, а за ошибки покрупнее объявляла мне бойкот длиною от одного дня до месяца.

Голос она повышала редко. Хотя в моменты, когда она срывалась на крик, мне становилось очень страшно и я хотела провалиться сквозь землю. Но чаще всего она просто шипела на меня злым голосом: “Ты дефективная”. Еще она любила повторять, что я бестолочь, мерзавка, скотина, эгоистка, неблагодарная дрянь и ее любимое: “Да что-о-о это такое! Зла не хватает!” Эти слова часто были последними, что я слышала перед бойкотом.

Мать почти никогда меня не била, до синяков во всяком случае дело не доходило. В исключительных случаях мне прилетали пощечины. А так из физических наказаний было в основном дерганье за руку и толчки. Еще мать несколько раз швыряла в меня предметы. Например, когда мне было 7 лет, она бросила в меня огромный старый стул, который с грохотом упал в 5 сантиметрах от меня и поверг меня в состояние шока. А еще как-то она бросила в меня сырую котлету так, что та попала мне в лицо. Но больше всего она любила хлопать дверью. Со всей дури, так, что штукатурка с потолка сыпалась. И главное – молча, лишь только яростно сверкнув глазами. Это также был один из излюбленных ею способов объявления бойкота.

Часто перед объявлением бойкота она говорила мне злым голосом: “Иди к себе и подумай о своем плохом поведении!” А я чувствовала себя тупой, потому что никак не могла понять, что такого плохого я сделала. И, даже простив меня, она никогда не объясняла, почему она изначально злилась.

Бойкот предварялся запугиванием – швыряния, хлопанье дверью, сверкание глазами. Это все для того, чтобы внушить вину, показать, что она виновата и не просто так с ней не разговаривают. На это есть веская причина. Мать хочет, чтобы девочка посильнее страдала, поглубже осознала свою никчемность и греховность.

А бойкотила она меня жестко и часто. Моя жизнь была похожа на жизнь в колонии строгого режима. Шаг вправо, шаг влево – бойкот. В те дни, когда я была “виноватой” и мать со мной не разговаривала, она общалась со мной командами: “Елена, иди ешь!”, “Елена, пора спать”, “Елена, просыпайся!”, “Елена, иди учи уроки!”, “Елена, иди домой!” Надо ли говорить, что с тех пор я просто ненавижу свое полное имя».

Когда мать общается командами «иди туда», «не делай то» – это тоже вариант бойкота, и Елена правильно это понимает. Здесь контакта нет, нет общения, нет любви, которая нужна ребенку как воздух. От мамы веет холодом и неприступностью тюремного надзирателя. Мать не спрашивает, не отвечает на вопросы, не смотрит, не улыбается, не проводит вместе время, а только кормит и следит за режимом.

С виду может казаться, что мать выполняет свои обязанности по заботе о ребенке, ведь у дочки все есть: накормлена, в школу отправлена, уроки сделаны, спать положена. Но каждый бойкот – это маленькая смерть. Это наносит тяжелую травму.

Прощение

«Прощение наступало без предупреждения и без объяснений, иногда на следующий день, иногда через неделю, иногда через месяц. Просто в одно прекрасное утро мама, улыбаясь, заходила в мою комнату и ласково говорила: “Солнышко, пора вставать! Завтрак уже на столе. Иди умывайся и кушай, а я пока постель заправлю”. Я просто не верила своему счастью. Мама меня простила! Жизнь продолжается!»

Мама непредсказуема: то наказывает, то прощает. Почему она наказала, почему простила, Лена не понимала. Никаких объяснений, никаких ориентиров. Лена не знает, как надо себя вести, что можно, что нельзя. Надо читать мамины мысли, угадывать ее настроение. В такой непредсказуемой и неконтролируемой ситуации ребенок живет в постоянной тревоге. Дети, испытывающие непредсказуемый и неконтролируемый стресс, впоследствии страдают от депрессии, тревожностных расстройств или комплексных посттравматических стрессовых расстройств.

Ребенок дезориентирован: «мама здесь или не здесь? могу я рассчитывать на нее, могу я ей доверять?» Впоследствии это мешает устанавливать доверительные отношения с близкими. Появляется желание вцепиться в человека и не отпускать, потому что в любой момент он может исчезнуть, как это делала мама. Или, наоборот, возникает нежелание никого подпускать к себе близко, чтобы не переживать боль отвержения. Игнорирование в детстве – причина многих проблем в отношениях, в крайних случаях – причина расстройства личности. Чаще всего это пограничное расстройство личности, центральным симптомом которого является страх отвержения.

Окружающие

«Сейчас я понимаю, что мать воспитывала меня для окружающих. Я была ей нужна исключительно для поддержания статуса в кругу соседей и друзей. Она хотела иметь воспитанную, беспроблемную отличницу, которая производила бы хорошее впечатление на других людей. И она делала все, чтобы я этому соответствовала. Например, если она хотела, чтобы я при других людях молчала, то резко, но незаметно дергала меня за руку или сильно сжимала мне пальцы. В гостях и дома, когда у нас были гости, она всегда держала меня за руку под столом, чтобы в случае чего всегда можно было ее как следует сжать.

Поэтому я, опасаясь болезненных последствий, вела себя по принципу “молчи, за умную сойдешь”. И у меня это хорошо получалось. Знакомые родителей действительно считали меня умной».

Мать заботилась только о своем образе великой матери, а чувства ребенка ей были неинтересны. Она боялась осуждения и затыкала Елене рот в присутствии людей. Этим она ограждала дочь от общения с другими, чтобы не только она одна ее игнорировала, но и другие тоже. Тираны для лучшего управления жертвами создают стену, отделяющую их от тех, кто может спасти и помочь, изолируют от окружающего мира.

Мать дергала Лену за руку, как будто дергала за короткий поводок непослушную собаку. Когда гости приходили, она сжимала руку, чтобы не выглядеть критикующей мамашей и производить хорошее впечатление. Такой же короткий поводок использовала мать из знаменитой истории про Джипси Роуз Бланчард, описанной в документальном фильме «Мертвая мамуля» (Mommy Dead and Dearest, 2017, реж. Эрин Ли Карр). Мать искалечила эту девочку, объявила ее неходячей больной и постоянно собирала деньги на лечение дочери. Девочка перенесла несколько ненужных и очень болезненных операций. Мать на публике постоянно держала Джипси за руку по той же самой причине, что и мать Елены, чтобы, не дай бог, дочка не сболтнула лишнего. Джипси была под постоянным контролем 24 часа в сутки, мать неустанно следила за ней и никуда не отпускала. Когда Джипси подросла, она сбежала из материнской тюрьмы и сейчас отбывает наказание в настоящей тюрьме за убийство матери.

«Но гостей я любила, потому что часто они становились моими спасителями. Ведь когда к нам приходили, бойкот автоматически прекращался и не возобновлялся после их ухода.

На улице мать тоже всегда держала меня за руку. Если я говорила что-то, что ей было неприятно, то она резко отшвыривала мою руку, ускоряла шаг и одна уходила домой, оставляя меня в недоумении позади. Я медленно плелась домой, зная, что меня снова ждет бойкот».

Мамина рука для Лены имеет несколько функций. Это и единственная связь с мамой, и рычаг управления, и метод наказания. При людях сжимание руки – это условный сигнал: «молчи, ни с кем не общайся». А без людей рука – это рычаг контроля и отсутствие свободы. Когда мать отшвыривает руку, то рука становится длинным поводком. Это сигнал – «ты в немилости, теперь бойкот». Это самое сильное наказание, словно жизнь останавливается. «Пошла вон, ты мне не нужна, я даже контролировать тебя не хочу». Лена теряет опору, теряет связь с матерью, а значит, и с миром, потому что всего остального мира больше не существует. Мать изолировала ее от этого мира.

Роль отца

«В детстве я часто задумывалась, почему отец никогда не вмешивался в “воспитательные меры” матери и никогда не спасал меня от ее “игр в молчанку”, он тоже молчал. Поначалу я думала, что он тоже боялся, ведь его она бойкотила не менее часто. Но сейчас я понимаю, что ему просто было пофиг. А возможно, он даже и не замечал изменений атмосферы в семье. Кстати, когда мать бойкотила его, то меня использовали в качестве посредника: “Иди передай отцу…”, “Иди скажи матери…” Иногда это длилось неделями».

Когда родители ребенка используют как медиатора, то он несет ответственность за обоих взрослых, и он себя чувствует виноватым перед ними. Это огромный груз, который ребенку не по силам. Это совершенно не детская функция – передавать сообщения – и неправильная практика.

Выясняется, что мать наказывала бойкотами не только дочь, но и мужа. Но молчаливый папа не спасает ребенка от бойкота матери, а тоже молчит. Он, как маленький ребенок, хочет сам избежать наказания и подставляет другого ребенка. Когда мать бойкотировала Лену, то это было временем передышки для отца. Ему спокойнее, когда мать игнорирует дочку, а не его. Такие родители не выполняют свою родительскую функцию по защите ребенка, а, наоборот, используют детей как живой щит, спасающий их от тирана.

Отец себя ведет так же, как в предыдущей истории вела Алина: морально отстраняется, чтобы оправдать себя и свое бездействие. Он сам себе говорит, что это нормально, Лена сама виновата. Обычно матери-тиранки требуют поддержки отца в воспитании детей: «Мы должны придерживаться одной линии в воспитании». Это отцу очень на руку и помогает решить моральную дилемму, дает оправдание, почему он не вмешивается, не поддерживает дочь. Ведь родители должны быть заодно! Он утешает себя мыслью, что это воспитание, и оно пойдет только на пользу ребенку. Так мать-тиранка лишает ребенка даже поддержки отца. По моим наблюдениям, очень мало отцов вмешиваются и защищают своих детей от матерей-нарциссов. Они находятся под полным контролем и управлением жены, не хотят с ней ссориться, сами не хотят переживать бойкот. Я не думаю, что он не замечал изменения атмосферы в доме, он просто эгоистично выигрывал себе перерыв.

Почему бойкот так тяжело воспринимается? Потому, что люди – существа социальные, и, когда их отвергают, они остаются без поддержки. С эволюционной точки зрения, человеку в одиночку не выжить – он обречен. Поэтому бойкот – это социальная смерть. Особенно это сильно действует в коллективистских культурах, где связи в группе очень важны. Мнение окружающих очень сильно влияет на психологическое состояние.

Как мать сама реагирует на игнор?

«Когда я только переехала в Европу, мать как-то незаметно для меня установила правило – я должна была писать ей каждый день, ну или хотя бы звонить в крайнем случае через день, но только в крайнем. И я, будучи послушной девочкой, ежедневно звонила и писала ей. Стоило мне хоть на один день отвлечься и забыть предоставить ей порцию новостей, как уже к вечеру она начинала обрывать телефон. А если он, о ужас, оказывался разряжен, то мне прилетали следующие имэйл-сообщения:

“Леночка, почему ты сбрасываешь звонки? Не пишешь, не отвечаешь. Я тебя чем-то обидела? Если тебе плохо, не хочешь писать, разговаривать со мной, просто напиши, что не хочешь этого делать, чтобы я не нервничала и не волновалась. У меня тоже есть проблемы, но я же на тебя это не выплескиваю! Пожалуйста, не делай мне еще больнее”.

“Леночка, если я тебя чем-то обидела – извини! Но только не молчи! Я схожу с ума, места не нахожу из-за твоего молчания”.

Но если я несколько дней подряд писала короткие сообщения, она называла их отписками и сетовала, что я совсем забросила мать. Ну да, конечно, у меня ведь муж, собака, сад, работа… матери совсем нет места в моей жизни. Разумеется, я старалась писать ей больше. Со временем мне стало казаться, что я не живу, а круглосуточно работаю ее личным корреспондентом».

Нарциссам нужны внешние впечатления, чужие новости, чужая энергия. Они смотрят вашу жизнь, как фильмы. Для них это пища, которой они наполнят свою пустоту. И теперь понятно, почему мать игнорирует и Лену, и мужа. Она сама страшно боится игнора, видимо, потому, что ее тоже игнорировали в детстве. Бойкот – это ее способ справиться с теми травмами, которые она когда-то пережила сама. Вместо того чтобы вылить свою агрессию по адресу – на свою мать или пойти в терапию, – мать выливает ее на всех остальных самых близких и игнорирует их.

«Однако сама она продолжала бойкотить меня как в детстве, хоть и не так часто. Когда я в 2012 году сообщила ей, что мы с мужем решили завести собаку, ее осуждению не было предела. Какие же мы безответственные, у нас же маленькая двушка, в ней едва ли мы двое помещаемся, а тут еще собака! И потом мы с мужем оба работаем, когда нам с собакой гулять? У нас не будет на нее ни сил, ни времени. Это же издевательство над животным!

Я ответила, что мы уже все обдумали и приняли решение. Тогда мать бросила трубку, не писала и не звонила мне 3 месяца.

Незадолго до этого у меня была затяжная депрессия с попыткой самоубийства, и только благодаря разговорам о собаке я начала приходить в себя. В жизни появился смысл! Я никому бы не позволила лишить меня хвостатого счастья. Поэтому увещевания матери я проигнорировала и завела себе Кэнди.

Когда через 3 месяца мать мне позвонила и в слезах спросила меня, почему я с ней не общаюсь, я даже не знала, что сказать. Потом она как ни в чем не бывало спросила, что у меня нового. И я рассказала ей о собаке. А она тааак за меня обрадовалась! Поздравляла и обо всем расспрашивала, просила прислать ей фотографии, а сама позднее накупила собачьих игрушек и прислала мне огромный пакет».

Это очень характерная черта нарциссов: непоследовательность, обвинение в чужих грехах и забывчивость своих грехов. Сама отвергла Елену, сама же обвинила ее в игноре, а потом прикинулась, что она ничего плохого не делала и вообще всегда была «за» собаку.

И почему она не звонила 3 месяца? Дочка посмела захотеть завести собаку. В своем доме, решив это со своим мужем. Это немыслимо! Не послушала маму, и за это мать наказывает свою взрослую дочь трехмесячным бойкотом. Но Лена не лыком шита, она не стала больше звонить, а сама спокойно стала игнорировать мать в ответ. Того, кто игнорирует, надо лечить теми же таблетками – игнором. И не просто игнором, а еще и отсутствием вины. Ведь цель игнора – заставить вас чувствовать вину. Когда дочь пытается восстановить контакт, то мать упивается страданиями дочери. Это дает ей чувство власти. Когда дочь игнорит, мать-нарцисс начинает страдать: «А что это никто меня не возвращает? Меня забыли, бросили?» Она задыхается без вашей энергии, как без воздуха. Ведь она не получает порции новостей, потока страданий и вины. Она чувствует, что теряет контроль над ситуацией, и сама быстро начинает менять тактику. Не надо заблуждаться, что если мать позвонила и стала радоваться собаке, то она что-то осознала. Это просто способ вернуть контроль. Но Лена не доставила ей такого удовольствия и в конце концов оборвала длинный поводок контроля.

Освобождение

«Обычно количество прожитых лет со дня рождения считают, а я новый отсчет веду с того дня, как прекратила контакт с матерью. Это первые 1,5 года в моей жизни, когда у меня нет депрессии и по-настоящему хочется жить. Мать всегда пыталась меня припугнуть, говоря, что “бог-то все видит!” и что “бог накажет”. И еще она заставляла меня крестик носить. Через неделю, как я прекратила с ней всякий контакт, у меня порвалась золотая цепочка, на которой висел крестик. Причем я ни за что цепочкой не цеплялась, звенья словно сами собой распались. Думаю, что эта цепочка с крестиком была поводком, с помощью которого мать контролировала мои действия. А ее разрыв стал для меня символом освобождения.

Еще я почитала комментарии к вашим видео и усмехнулась – все нарциссы считают себя уникальными и единственными в своем роде, а на деле ведь как под копирку деланные! Не только действуют шаблонно, но и говорят одно и то же. Их на одном заводе делали, их одна мама родила. В том-то и дело, что они не уникальны. Не уникальны они и в своих запугиваниях. Но ребенок не знает ничего другого и принимает это за чистую монету».

Когда вы маленький ребенок и мама запугивает карой божьей, вы ей верите. Это единственный источник информации. И вы боитесь и слушаетесь. Мама запугивает, чтобы ей было легче контролировать вас. Но за ваше непослушание вы получаете не божью кару, а кару матери. Карает не бог, а мама. Мама не бог. Она сама запугана и виновна. Запугивание карой – это скидывание на вас ее собственного страха и вины. Ее запугивали, и теперь она запугивает вас. Она кидает вам горячую картошку, которую некогда кинули ей. Ее рукам горячо, она не может ее держать и передает вам. Ей самой не перенести страха божьей кары, и она нагружает им вас. Не принимайте эту картошку! Отдайте ей ее назад, отдайте ей ее страх и вину. Она взрослая женщина и должна справляться со своими эмоциями сама. Представьте эту картошку и киньте ей обратно со словами: «Это не мое, это твое, и я возвращаю это тебе назад. Это не мой страх, а твой. Это не моя вина, а твоя. То, что ты делала со мной в детстве, это плохо. Ты издевалась над маленьким ребенком, который тебя любил и безоговорочно доверял. Я не хочу быть объектом твоих манипуляций. Забирай себе свое, а мне отдай мое. Мою силу, мое бесстрашие, невинность, свободу и мое право жить мою жить».

Вы освободитесь и увидите, что это были не ваши страхи и вина, а внушенные ею. Мать – это не пророк и не предсказатель, а запуганная, слабая женщина. Вся ее власть была хороша только для маленького беззащитного ребенка, полностью от нее зависимого, но она закончилась. Вы выросли и стали взрослым, уверенным и независимым человеком. Не бойтесь ее. Разрывайте свои цепи, выкидывайте поводок. Выходите на свободу. Нет никакой кары божьей. Есть любовь и поддержка. Бог вас любит. Вас любит и поддерживает жизнь.

Какой смысл ей меня игнорировать?

Токсичная мать продолжает применять игнор даже тогда, когда дети уже взрослые и независимые и когда это может навредить самой матери.

К серии моих видео «Наказание молчанием» Наталья пишет комментарий.

«Ваша серия видео про наказание молчанием, словно с моей мамы списана. Но вот что особенно удивляет: почему она до сих пор это применяет, ведь теперь это она, скорее, зависит от меня, чем я от нее? Ей нужна будет помощь в старости. Какой смысл меня игнорировать? К нарциссам логика не применима. И моя тоже любила бросать на улице, могла на рынке потерять, лет в 6 бросила в незнакомом районе, сама ушла к знакомым чай пить. Обожала тоже дверьми хлопать, греметь посудой, я даже по шуму и шороху, которые она издавала, могла определить ее настроение, жила в постоянном страхе перед ней. А при приходе людей она тут же надевала маску доброй мамочки. И, чтобы справиться с этим всем, я о чем-то мечтала, думала: “вот поступлю в университет, и там все будет хорошо, или уеду от нее далеко”. И еще у меня был воображаемый друг, я с ним разговаривала и могла безопасно всем поделиться. И я в 9–10 лет думала: “как я люблю ночь! Ночью я одна, могу наконец вдохнуть спокойно, это самое счастливое время, жаль только утром опять все начнется”.

И моя мама тоже всегда всех винит, особенно меня. Себя же считает безгрешной, чуть ли не святой. Но в итоге кого она наказала – это саму себя в первую очередь. Теперь ей 60 лет. Муж покончил с собой, карьеры не было; не осталось друзей, даже с родственниками не общается, почти не выходит из квартиры, чуть ли не боготворит кота, любит его больше людей. Сама от себя отвернула меня, единственного позднего ребенка, внуков не хочет. Так что живет в изоляции. И думаю, что где-то в глубине души понимает и помнит все, что натворила. А это самое страшное наказание. Так что нарциссам даже мстить не надо, они сами себе отомстили».

Наталья тоже в период игноров прибегала к диссоциации, уходила в воображаемый мир, разговаривала с воображаемым другом, потому что в реальном мире с мамой контакта не было. И это очень больно. После такого воспитания девушка заработала длительную депрессию, тревожность, зависимое расстройство личности, о чем сообщила в дальнейшей переписке.

Наталья подтверждает мысль Лены, что все нарциссы сделаны по одному лекалу, они не уникальны. Какая же тут логика – морить игнором собственного ребенка, а в итоге остаться в одиночестве, которого она так боится? Логики у таких матерей нет. Они надеются, что та кнопочка, которая срабатывала в детстве, сработает и сейчас. Дочка прибежит и будет добиваться ее внимания, уговаривать и просить прощения. Но все-таки бумеранг срабатывает, и мать получает то, что сама долгие годы создавала. Нарциссические матери остаются в одиночестве и пустоте.

Депрессивная мать

Если мама в депрессии, то она, не желая того, тоже эмоционально отвергает детей. Одна моя клиентка, мама двоих детей, обратилась с проблемой: ее раздражали дети. Они постоянно липнут к ней. Ей кажется, что они, как вампиры, откачивают у нее энергию. Детям 6 и 3 года. Если она занимается своими делами, то они тут же вмешиваются и хотят, чтобы она с ними поиграла или почитала, и это оборачивается ее криками: «Сколько можно! Можете вы дать матери побыть одной?! Как вы мне надоели! Отойдите!»

Дети начинают еще больше капризничать и кричать, а атмосфера в доме становится напряженной. Желание внимания естественно для детей такого возраста. Особенно навязчивы и капризны дети, которых отвергают, которым родители не дают внимания и любви. Дети от эмоционального голода липнут к маме в надежде хоть что-то получить. Пусть даже крик. Это лучше, чем отвержение. Когда родители с раннего возраста любят детей, то дети наполняются, как сосуд, силой жизни. Любовь ребенку нужна, как солнце и вода растению. Когда он наполнен, то ему не нужно постоянное подтверждение маминого присутствия и любви. И лет с 3 дети могут играть самостоятельно, исследовать мир, становятся независимыми, любознательными и смелыми. Такие дети знают, что мама рядом, а если что-то пойдет не так, она ответит на их призыв и поддержит. Они могут спокойно ждать маму с работы, уверены, что мама обязательно придет и ни за что не бросит.

А дети, которых периодически отвергают, отталкивают, живут в постоянной тревоге и страхе отвержения. Пока мама рядом, они липнут, чтобы получить от нее любовь и внимание и заглушить страх.

В терапии с женщиной удалось обнаружить точно такой же сюжет из детства. Ее мама была в депрессии и не была эмоционально доступна и отзывчива. Девочка липла к ней, чтобы получить внимание. Ей казалось, что мама где-то в другом месте, а не с ней. А мама точно так же отталкивала ее и говорила почти такие же слова: «Ты вампиреныш, сосешь из меня энергию».

Когда ребенок видит депрессивную мать, он чувствует, что он ее теряет. Мать для него как будто умирает: «Мама исчезает, и я исчезаю», и начинается страх и паника. Девочка залезала на колени к матери, чтобы ее вернуть, чтобы справиться с паникой и почувствовать тепло мамы. Но вместо тепла получала холод, отвержение и обвинение.

Это замкнутый круг. Чем более депрессивна мама, тем у нее меньше сил и тем больше она отталкивает ребенка. А чем больше отталкивает, тем больше липнет ребенок. В итоге мать взрывается и еще сильнее травмирует ребенка.

Последствия для развития ребенка могут быть подобны тем, какие бывают со специально отвергающей матерью. Механизм один и тот же – чувство брошенности, страх смерти. Хотя депрессивная мать делает это неспециально, результат такой же. Исследования показывают, что ребенок матери с послеродовой депрессией с большей вероятностью будет страдать депрессией в подростковом возрасте.

И я это пишу не для того, чтобы обвинить депрессивных матерей, они себя и так во всем обвиняют. А для того, чтобы и они, и дети знали, что выход есть. И тем и другим надо работать с травмой отвержения в детстве. Лучше всего это делать в терапии со специалистом.

Круг отвержения повторяется из поколения в поколение. Многие женщины военного времени и 1990-х заледенели от горя, от груза ответственности перед детьми, которых надо было растить одной. Они отвергали детей, дети выросли недолюбленными и стали отвергать своих детей. Кто-то должен это прекратить? Именно вы, читатели этой книги, и можете прекратить круг отвержения и сможете стать любящими, эмоционально доступными и отзывчивыми родителями. Смотрите на моем YouTube-канале плейлист «Привязанность и отвержение», где вы найдете рекомендации по работе с травмой отвержения.

Мать отворачивалась от меня с омерзением

Что происходит с ребенком, когда мать чувствует к нему отвращение? Вот что пишет девушка, испытавшая отвращение матери:

«В подростковом возрасте у меня были прыщи, которые даже не могла замазать. Маму воротило от моего внешнего вида, а когда я просила о помощи, просила отвести меня в 14 лет к косметологу, то получала ответ: “Я буду тебя по косметологам водить, а ты дальше будешь ковырять свое лицо и замазывать!” Это при том, что ни разу она даже не попыталась решить эту проблему, просто отворачивалась с омерзением на лице и повторяла: “У меня, слава богу, было не так”. Я стояла как оплеванная в тех ситуациях и не могла ответить. И по жизни замечаю, что боюсь со своим телом какие-то манипуляции производить, мне это было строго-настрого запрещено, даже к парикмахеру не водили, мама на мне тренировалась по книжке стричь, не имея даже представления о парикмахерском деле. Думаю, не стоит объяснять, что в свои 17 лет я выглядела весьма странно, как горшок на голову надела.

Та же история с одеждой. Пытается это продолжать до сих пор (мне уже 34!). Причем раньше, в моей юности, она наряжала меня в теткинские вещи или свои старые, которые носила в молодости, и приговаривала: “Я эту юбку носила, когда тобой беременная ходила, а ты в 3-й класс ее носишь”. Когда что-то покупалось, то обязательно на несколько размеров больше. Я с удивлением в 21 год узнала, что мой размер 42, а не 46, как мне всегда доказывала мама (и я верила, мама лучше знает). Куртку в школе я носила размера XL. Недавно раскопала ее на чердаке, примерила и утонула – крайне уродливо сидит, сплошь неприятные эмоции вызывает.

Оставила ее маме с собакой гулять, а она стала жаловаться, мол, как ты ее носила, она сейчас даже мне большая и тяжелая. Но я прекрасно помню с каким скандалом и криками ту куртку покупали: “Ты будешь носить, что сказали, пока ты живешь здесь!” Я плакала неделю, стыдно в ней в школу было ходить. Так же и с обувью 39 размера, когда у меня сейчас-то 37 (ага, видимо, нога “усохла”).

Зато мама всегда старалась сама одеться стильно и по фигуре, даже когда была полновата. Сейчас ситуация изменилась. После операции она резко похудела, стала носить 40 размер одежды и сейчас, поправившись обратно, отдает мне эти вещи под предлогом пристроить кому-нибудь и требует примерить! Я отказываюсь, говорю, что такое не ношу, она обижается и потом может сказать: “Видишь, какая мама была стройная, а тебе мало”. Это при том, что я свой 42 размер держу всю жизнь стабильно».

Мама искажает восприятие дочки о собственном теле. Зачем? Она делает мини-копию себя, только более уродливую, чтобы потом на ее фоне подчеркивать свою красоту. Дает ей мешковатую одежду и потом упрекает за лишний вес. Такое впечатление, что мать надеялась, что девочка разрастется до размеров одежды и никогда не будет конкуренткой матери в красоте.

Психологическая причина прыщей часто скрывается в неприятии своей внешности, себя как личности, неприятии своего тела. Возможно, мать, как это часто делают люди с чертами темной триады (нарциссизм, макиавеллизм и психопатия), проявляла отвращение еще с детства, а в подростковом возрасте это проявилось в прыщах.

Подростки, помимо гормональной перестройки, переживают серьезные изменения в восприятии образа тела. И здесь родители должны помочь пережить кризис собственной идентичности. Мама не только не поддерживает, но еще и усиливает неприятие дочкой своей внешности.

То, что ваши родители чувствуют к вам в детстве, вы потом начинаете чувствовать сами к себе. Эта функция интериоризируется и становится вашей собственной. Мать смотрит на девочку-подростка как на какую-то жабу или гадюку – и ребенок начинает точно так же смотреть на себя. Мамина реакция передается ребенку.

К чему это приводит в дальнейшем развитии? В лучшем случае это низкая самооценка, проблемы в общении с противоположным полом, неприятие себя. А в худшем – это дисморфофобия (искаженный образ тела) и деперсонализация (тяжелая форма диссоциативного расстройства, отчуждение от себя, от своей личности и даже от своего тела). Когда при этом человек не чувствует себя собой, может смотреть в зеркало и не видеть себя как целостного человека, не видит лицо, а только отдельные детали или другие образы вместо себя. Иногда появляется ощущение, что внутри тела кто-то другой. Такие люди не понимают, кто они, что они любят и что не любят, что они хотят, какие у них цели.

У многих моих клиентов с деперсонализацией нарциссическая мать точно так же активно выражала к ним отвращение. И в терапии мы, как следователи, начинаем искать механизм деперсонализации и ее начало. Клиенты очень понятно объясняют это с помощью символов. Мать своим отвращением как бы выгоняет дочку из своего тела и сама там хозяйничает, уселась посередине и заняла все внутреннее пространство, заполнила собой все тело. Мать-самозванка уселась на троне в чужом королевстве, девочка не в центре своего пространства, а где-то сбоку, на приступочке, в дальней комнате для рабов. И служит только блеклым фоном для мамы. Такие образы появляются у многих клиенток при работе над отвращением матери.

Мать проявляет отвращение к дочери, но это ее отвращение к самой себе. Это ее проекция своих качеств на девочку. Ей мерзко с самой собой, и она сливает это на дочку, чтобы внутри стало легче и чище, а сама мать при этом считает тело дочери своей территорией, своей собственностью, с которой она может делать все, что хочет, и использовать, как хочет. Она может забирать ресурсы дочери себе, оставляя ей лишь прыщи и уродливую одежду. То есть мать сливает в нее грязь, а себе забирает ее красоту, энергию и молодость. Мать хорошеет и здоровеет, а дочь покрывается прыщами, болеет и дурнеет.

Обращаюсь к дочерям: возвращайте себе свою территорию, становитесь хозяйками своего тела, своей психики, своего пространства. Садитесь сами на трон в своем королевстве. Примите себя и поверьте, что вы имеете право на свое тело и свою жизнь. Ваше тело дано вам для вашей жизни, для выполнения высшего предназначения, а не для того, чтобы быть рабой матери. Вы красивы и молоды, и никто не имеет права забирать это у вас.

Почему важно принимать свою внешность? Физический образ тела – это основа самооценки, над которым надстраиваются все остальные оценки себя. Ваша оценка своего физического «я» – это первое, с чем вы рождаетесь. И когда мать с рождения чувствует к вам отвращение, то она лишает вас фундамента самооценки.

Возвращайтесь в свое тело и живите как в своем собственном. Живите с комфортом. Эта королева не должна сидеть на троне в вашем королевстве.

Как можно справиться с отвращением к себе? Оцените отвращение к себе по 10-балльной системе. Вспомните все фразы отвращения, которые говорила мать по поводу вашей внешности и личности. Ее выражение лица, ее жесты, позу. Запишите все это. Простучите все эти слова. Используйте технику эмоциональной свободы, которую можно найти на моем YouTube-канале в плейлисте «Техники самопомощи». Вы освободитесь от заряда отвращения матери к вам.

Сделайте упражнение «Возьми свое, отдай мое». Представьте ее отвращение в виде грязи, которой она вас запачкала, мысленно слейте это в ведро и отдайте его матери со словами: «Это твое отвращение к себе, это не мое». Возьмите у нее свое принятие себя, любовь к себе в виде какого-нибудь образа. Например, цветка, солнца или чистой воды. Верните себе свою чистоту и красоту. Подробнее о том, как полюбить себя, можно посмотреть в плейлисте «Любовь к себе».

И тогда вы оцените себя, поймете, что вы достойны любви, имеете право на свою жизнь. Вы вернетесь на свой трон в своем королевстве.

У мамы глаза блестящие, как у игрушки

Есть матери, которые отвергали своих детей в воспитательных целях. Вот что пишет Анжела:

«Мама игнорировала мой плач. Это было до 3 лет. Я ору, а она сидит, что-то делает руками, может, шьет… И смотрит. Глаза у нее блестящие, как у игрушки. Страшно и непонятно. “Где мама? Это не мама. Кто это?”… И это было не наказание, а просто чтобы ребенок не орал вечно, в том смысле, чтобы понимал, что лучше молчать. Когда я подросла, она мне об этом рассказывала: как я смешно плакала и постепенно умолкала от усталости. Это смешно было, надо было смеяться».

Некоторые матери прочитали книги по оперантному научению, где говорят, что не надо подкреплять плач ребенка. Когда вы бежите и его успокаиваете, то он будет плакать больше. Подкрепляемое поведение продолжается и прогрессирует. Действительно, этот феномен подробно объясняется в поведенческой психологии.

Но плач для младенца – единственный способ привлечения внимания. Они не знают, как объяснить маме, что им плохо, так они зовут маму. Если вы не берете младенца, когда он плачет, он действительно может перестать плакать. Это случается с детьми в детском доме, где много детей и мало воспитателей. Они перестают плакать и звать на помощь. Но если детей не брать на руки, у них не будет чувства безопасности, уверенности, контроля, не будет безопасной привязанности. Безопасная привязанность – это основа гармоничного развития. У детей, которых брали на руки, когда они плакали, отзывались на их зов и учитывали их потребности, развивается доверие к миру и уверенность: «мама со мной, я в порядке, я хороший». Много исследований показывают, что безопасная привязанность обеспечивает хороший контроль над поведением, позитивное настроение, развитие речи, коммуникативные навыки. Такие дети лучше учатся и общаются с другими.

Если мать неотзывчивая и не подходит к плачущему младенцу, то привязанность становится тревожно-избегающей. Отношение к себе будет как к ничего не значащему, недостойному внимания: «Меня никто не слышит и никто не видит. Я плохой ребенок». Такие дети, вырастая, не могут доверять окружающим, не могут создать теплые доверительные отношения. Депрессия, тревожность, психологические расстройства личности – это лишь небольшой список психологических расстройств в будущем.

Но мама Анжелы еще и радуется, когда ребенок плачет, смеется над этим. Ей нравится видеть страдания дочки. Это бытовой садизм. Мама со стеклянными глазами, смеющаяся над плачущим ребенком, – это ужас, летящий на крыльях ночи.

Я холодная мать

Дочери холодных матерей часто сами становятся холодными матерями и не знают, как избавиться от своей холодности. Мне задали вопрос на моем YouTube-канале.

«Татьяна, а как заполнить пустоту, которая может появиться в любое время, и ты не можешь обращать внимание на детей физически и морально, энергии нет, охота быть одной и чтоб никто с тобой не разговаривал, и ты сам тоже? Вчера буквально было такое состояние: сын бегает и так и эдак, чтоб привлечь мое внимание, я внутри себя хочу обратить внимание, хочу посмотреть на него, обнять, поиграть, но не могу себя заставить, как будто энергии нет, и все. Описываю четко, потому что вчера прям вечером было такое состояние. Бедные мои детки. Я с ним одна вечером. Потом их укладываю и в полной тишине плачу, что я плохая мать.

А моя мама-нарцисс с легкостью меня в таком возрасте оставляла одну вечером и уходила. Я не помню именно по вечерам, чтоб она была со мной. Неужели это взаимосвязано? У меня такое состояние всегда вечером бывает. Отца не было и нет. В жизни не видела. Я до сих пор помню эту комнату в общаге, темную, без света, и щели в дверях от света в подъезде. И я сижу одна и плачу. И потом слышу, как она идет дальше. Ничего не помню. Не помню, чтобы она меня приласкала и успокаивала».

То, как вы относитесь к своим детям, связано с тем, как к вам относилась мать. Мама вечером оставляла вас одну. И вы вечером, особенно когда устали, погружаетесь в состояние пустоты и одиночества. Вас мама отвергала, и вы отвергаете детей, хотя и рядом с ними. Это условные реакции.

С точки зрения привязанности Джона Боулби, в первые 2 года жизни вы формируете внутреннюю рабочую модель отношения к себе и людям и характер привязанности. И та привязанность, которая была у вас к маме в детстве, воспроизводится в ваших отношениях с ребенком. Вы неосознанно повторяете это со своими детьми. Если вас мама отталкивала, то и вы автоматически начинаете отталкивать ребенка.

Но выход есть. Когда у вас появляется чувство раздражения к ребенку, хочется оттолкнуть, избавиться от него, когда кажется, что это выше ваших сил, помните – это не ваше отношение к детям, а так относилась к вам ваша мать. Вы отыгрываете чужую историю. Вы не виноваты, что мать так относилась к вам, но вы ответственны за то, чтобы это прекратить. Отвержение, эмоциональный неглект[5] – это насилие. Вы можете проработать эти чувства и не причинять вред вашим детям. Я рекомендую применять технику эмоциональной свободы, или простукивание, примеры и объяснение этой техники можно найти на моем YouTube-канале в плейлисте «Техники самопомощи».

Как только вечером появляется чувство пустоты, отторжение, раздражение к детям, оцените его по шкале от 0 до 10 и применяйте технику эмоциональной свободы, простукивайте. Этим вы удалите негативный эмоциональный заряд, который заставляет вас так себя вести по отношению к детям. Можно использовать такие фразы: «Как они мне надоели, у меня нет сил, нет энергии. Что они от меня хотят? Меня это раздражает, меня это бесит». Или так: «У меня пустота внутри, и я не могу ничего дать детям, они меня вампирят, они выкачивают мою энергию».

Вспоминайте себя в детстве, как мама раздражается, отвергает, игнорирует, а вы ее ждете, чувствуете обиду, ненужность, никчемность. Простукивайте и проговаривайте все мамины слова в этот момент, все свои детские чувства, ощущения в теле, свое поведение (например: «Я сижу и плачу»). Добавляйте, что это было вечером, чтобы чувство пустоты не накатывало по вечерам. Простучите также чувство вины за то, что вы плохая мать. Оно не помогает вам быть с детьми, а, наоборот, отягощает ношу, препятствует изменениям.

После снятия излишней эмоциональности опять вернитесь к своим чувствам, к ситуации, когда вы общаетесь со своими детьми: «Вечером у меня нет энергии, я чувствую пустоту и одиночество, мне нечего дать своим детям». Обычно раздражение становится меньше. Когда вы отработаете чувство пустоты, одиночество, раздражение на детей и свою обиду на мать, ваша реакция на детей изменится, ваша пустота заменится любовью к детям.

Недавно одна из слушательниц задала вопрос: «Как перестать раздражаться на ребенка?» И я ей дала такой же совет – прорабатывать свое раздражение. На следующий день у нее появилась любовь к ребенку: «Это чудо какое-то, как это так?»

Все просто. Вы воспроизводите материнскую привязанность, ее рабочую модель отношения к себе и к другим. Когда вы удалите негативный заряд из обеих ролей – и матери, и ребенка, – модель начнет меняться.

Делайте это не 1 раз, а в течение 3–6 месяцев каждый день от 15 минут до 1 часа (но не больше), пока не получите результат. Потом переключитесь на что-то позитивное. Когда заряд удален, перепишите сценарий своего детства, представьте, как мама вас любила и по вечерам была с вами. Наполняя себя любовью в детстве, вы заполняете свою пустоту.

Если при проработке детских ситуаций ваша реакция не изменится, а, еще хуже, будут обострения и навалится острое чувство одиночества и ненужности, то в этом случае я рекомендую обратиться к психологу. Но текущее раздражение на детей можно простукивать в любом случае, и оно постепенно станет меньше.

Функциональная мать

Бывают такие мамы, которые хотят эмоционально близких отношений с ребенком, но не знают, как это сделать. Вот что говорит моя клиентка Антонина:

«Я функциональная мать, я все делаю, что должна мать для сына. Я хорошо выполняю свои материнские функции. Я все время в тревоге, правильно ли я воспитываю, все ли я делаю как положено. Если не знаю, что делать, я возьму книжку по психологии, сделаю, как говорится там, и успокоюсь на время. А так все время в страхе: “А вдруг я ему что-то недодала?” Я организую жизнь ребенка, он одет, обут, накормлен. Я сводила его на спорт, в школу. Как будто там ему что-то дадут, что не могу дать я. Я с ним, но меня с ним нет. Я не знаю, как быть с ребенком, как играть, как общаться. И все время недовольство собой. В детстве я и сама-то ребенком не была. Мама караулила любовниц папы. Папа предал ее, и мама его просто избегала. И со мной она никогда не была».

Мама Антонины не была эмоционально отзывчивой и доступной. Она была в своем горе из-за предательства мужа. Антонина не знает, как установить эмоциональный контакт с сыном. Она с ним, но что-то здесь не встроено. Душевности нет. У нее нет опыта, нет образца поведения, ее не научили быть в контакте с близкими. Ей не дали любви, ее не наполнили. Она не может дать сыну то, что не дали ей.

И что можно сделать Антонине? Как преодолеть бездушную функциональность?

Во-первых, похвалить себя. Антонина старается быть хорошей мамой. Она молодец, что удовлетворяет базовые потребности ребенка. Ведь есть матери, которые не заботятся о детях, а избивают и унижают. Примите эти хорошие стороны себя как матери. Хорошо, что вы осознаете свои проблемы и ищете пути их решения. Ведь есть матери, которые не видят никакой проблемы. Правильно поставленная цель определяет успех.

Во-вторых, надо проработать эту душевную боль, боль отвержения, удалить эмоциональный заряд. Лучше всего это делать в терапии детской травмы.

В-третьих, переписать свой жизненный сценарий, начиная с самого детства именно в таком порядке: сначала удаление заряда обиды, страха, вины и других негативных чувств, затем проработка боли.

В сценарии перепишите все те ситуации, когда мама была рядом, но ее не было эмоционально, на такие, как бы вам хотелось. Нужно указать конкретные ситуации, без обобщений: «Моя мама была теплая и любящая». Ситуацию, в которой мама была холодная и не обращала на вас внимания, измените на такую, в которой мама была эмоционально вовлеченная, видела и слышала вас. Мама играет с вами, вы вместе готовите, смотрите фильмы или сажаете цветы. Мама улыбается и смотрит с любовью, ей в вас все нравится. Она разговаривает, спрашивает, что вы думаете, что чувствуете, хвалит вас. Это ласковая мама. У нее есть на вас время. Мама вас одобряет за то, что вы помогаете, а не критикует: «Ты все правильно делаешь».

Если вы свою реальную маму не можете увидеть в этой роли, то можно представить себе маму-героиню фильма, маму своих друзей, выдумать самостоятельно или вообразить себя в роли своей мамы. Станьте себе мамой, отогрейте, приласкайте себя, маленького ребенка, дайте себе то, что вам не дали в детстве.

Запишите каждую историю как рассказ. И читайте его месяц или два. Посмотрите на моем YouTube-канале в плейлисте «Техники самопомощи» серию видео «Метод переписывания сценария». Когда вы перепишите свой сценарий детства, у вас будет модель теплых отношений с родителями и вы сможете дать это тепло ребенку.