Маяк

Небо заволокло облаками, и стал накрапывать редкий, мелкий дождь. Было холодно, яростный ветер обжигал открытые участки кожи своими грубыми ледяными прикосновениями, оставляя на них, словно метки, яркие красные пятна. Море становилось все более беспокойным, высокие пенящиеся темно-зелёные волны то и дело злобно разбивались о ржавые борта старого катера, разлетаясь мириадами мелких серебряных брызг.

Жозе Уильямс облизал свои обветренные губы и надел капюшон, чтобы прикрыть сухую голову от неприятной мороси. Он развернулся, подставив ледяным потокам воздуха свой затылок, и медленно затянулся короткой темно-коричневой сигаретой. Ветер тут же принялся хлыстать тонкую черную ткань дождевика, беспорядочно сметая с неё множество мелких капель, которые равнодушно продолжали покрывать синтетическую поверхность влажным одеялом.

Жозе устало выдохнул, и клуб серого дыма моментально окутал его раскрасневшееся лицо. На мгновение теплота, подступившая к коже, вызвала в его разуме приятные ощущения. Он закрыл глаза, поднёс сигарету к губам и сделал очередную затяжку.

– Чёрт, сеньор Уильямс, если вы не прекратите, однажды эта дрянь точно загонит вас в могилу!

Жозе глянул на подошедшего к нему грузного мужчину. Его чёрно-белая фуражка плотно сидела на лысой голове, отчаянно сопротивляясь яростным порывам ветра, казалось, норовившим сорвать её и унести в неспокойное море. Под ядовито-зеленым плащом проглядывал чёрный костюм, уже давно выгоревший на ярком солнце. А в тусклом оранжевом свете лампы, прикреплённой к верхней части рулевой кабины, мелкие капли на поверхности его изрядно износившихся чёрных туфель из старой потрескавшейся кожи, пропитанной водоотталкивающим кремом, переливались яркими огоньками, напоминая россыпь жемчужин.

Жозе отвернулся и выпустил сигаретный дым.

– Не могу позволить себе такой роскоши, капитан Тьягу. В моей жизни итак мало радостей, поэтому я очень дорожу мелочами, которые приносят мне удовольствие.

Капитан удивлённо поднял густую бровь и посмотрел на своего собеседника.

– Даже, если эти мелочи каждый раз забирают у вас частичку вашей драгоценной жизни, сеньор?

Жозе сделал последнюю затяжку и, стряхнув тлеющий пепел в море, зажал сигарету в своей руке.

– Каждый по-своему ценит жизнь, капитан, – он безучастно посмотрел на выпирающий живот капитана, похожий на большой шар, заполненный воздухом. – Но очень часто жизнь сама вносит коррективы в наши ценности. И порой весьма значительные.

– Что вы имеете в виду?

Жозе сощурил свои глаза и всмотрелся вдаль. На горизонте показался призрачный силуэт небольшого каменистого острова, возвышавшегося одинокой тёмной скалой посреди бескрайней водной пустыни.

– Один человек будет всю жизнь заниматься спортом, не имея никаких вредных привычек, но однажды посреди ночи он проснётся от неприятной ноющей боли в области груди. На следующий день бедняга отправится на приём к доктору, который обнаружит у него последнюю стадию рака. А через два месяца он навсегда покинет этот мир. Его любящая жена станет вдовой, а десятилетий сын останется без отца. Спустя две недели за школой он попробует свою первую сигарету и почувствует, как его разбитое горем сердце на мгновение перестанет источать невыносимую боль утраты, а разум обретёт столь необходимый покой, – Жозе с грустью посмотрел на своего тучного собеседника. – А теперь скажите мне, капитан Тьягу, можно ли назвать этого мальчика безрассудным болваном, который не ценит свою жизнь? Или же он просто невинная жертва, которая нашла свой способ заглушить в себе боль, несправедливо причинённую ему безжалостной и безразличной судьбой, чтобы вновь вернуться к нормальной жизни?

Капитан поправил фуражку и положил мясистую ладонь на свой большой живот.

– Даже не знаю, что и думать, сеньор Уильямс, – в его разум вдруг закралась одна очень навязчивая мысль. Он внимательно посмотрел на Жозе, который без особого интереса наблюдал за штормующим чёрным морем. – Позвольте поинтересоваться, сеньор Уильямс, вы сочинили эту историю в качестве примера или она действительно произошла с кем-то, кого вам довелось знавать лично?

– Да, я был знаком с этой семьёй, – не глядя на него, ответил Жозе.

Капитал облизнул свои пухлые губы и многозначительно кивнул.

– Конечно, жаль мальчишку. Такого и врагу не пожелаешь. Потерять отца в столь юном возрасте… Пожалуй, вы правы, сеньор Уильямс, иногда Господь забирает у нас то, что мы ценим больше всего на свете, – он посмотрел на затянутое грозовыми тучами небо. – Иной раз и призадумаешься, а есть ли кто там вообще? И если есть, то почему допускает такие несчастья?

Дождь усилился, и крупные холодные капли с силой забарабанили по мокрой деревянной палубе.

– Ну и буря! Пожалуй, я вернусь в рубку. Вы идёте, сеньор Уильямс?

– Нет, я хочу ещё немного побыть здесь в тишине, – не поворачивая головы, ответил Жозе. – Знаете, капитан Тьягу, волнующееся море меня так успокаивает. Порой складывается впечатление, что этот маленький катер – детская колыбель, окутанная объятиями самой природы.

Капитан нахмурился и, махнув рукой, засеменил короткими пухлыми ножками вдоль скользкой палубы, крепко ухватившись за леер, чтобы не упасть и не проломить своей головой подгнившие и за много лет разбухшие и покрывшиеся тёмными пятнами доски.

***

– Сеньор Уильямс, мы уже подходим к берегу, – капитан Тьягу посмотрел на своего единственного пассажира, который лежал на жёсткой металлической койке, противно поскрипывавшей при каждом волнения катера. Его глаза были закрыты, а грудь, спрятанная под грязным темно-зеленым колючим одеялом, медленно поднималась и опускалась в такт с его спокойным дыханием.

– Чёрт, – негромко выругался капитан Тьягу. Он подошёл к Жозе и легонько дотронулся до его плеча. – Сеньор Уильямс, мы уже почти на месте.

Жозе открыл глаза и посмотрел на мясистое лицо капитана, повисшее прямо у него над головой. Он медленно стянул с себя одеяло, пропитанное запахом солярки, и, усевшись на койке, принялся натягивать свои чёрные ботинки, которые, хоть и были сделаны специально на заказ, за длительное время постоянной носки в весьма суровых условиях приняли вид не совсем презентабельный. Впрочем, от них этого и не требовалось. Защищать ноги от влаги и холода – это была их единственная задача, с которой они до сих пор отлично справлялись.

– Который час, капитан Тьягу? – спросил Жозе, завязывая шнурок на правом ботинке.

– Половина шестого, сеньор. Ночью была страшная буря. Я такого шторма уже лет пять не видел!

– Правда? Что-то ничего не припомню, должно быть, я сразу уснул.

Капитан снял фуражку и провел рукой по своим редеющим волосам.

– Да, сеньор. До сих пор боюсь вспоминать. Иной раз мне казалось, что очередная волна опрокинет мою "Бониту" или швырнет её прямо на скалы. Но, слава Господу, мои молитвы были услышаны, и мы пережили эту ужасную ночь.

Жозе встал с кровати и быстро натянул поверх своего старого светло-коричневого твидового пиджака чёрный дождевик. Влажная ткань отдавала неприятным холодом. Он слегка поежился и направился к стоявшему в дальнем углу чемодану.

– Может быть, вам нужна помощь, сеньор Уильямс? – спросил капитан, наблюдая за приготовлениями Жозе.

– Нет, спасибо, капитан. Через сколько прибудем к острову?

– Не дольше чем через двадцать минут, сеньор.

Жозе ничего ему не ответил, продолжая энергично перебирать аккуратно уложенные в чемодан вещи.

Капитан погладил свой выпирающий живот и направился к двери.

– Ладно, я буду в рубке, сеньор Уильямс. Нужно продолжать контролировать курс, чтобы не налететь на эти чёртовы скалы, которых тут полно.

– Да, разумеется. Я тоже скоро поднимусь, – отозвался Жозе.

Он откинул в сторону темно-красный свитер и запустил руку в открывшееся углубление. Его пальцы нащупали хрустящую глянцевую обертку. Он обхватил небольшую коробочку двумя пальцами и достал её из-под кучи других вещей. В его руке блеснула новенькая упаковка сигарет. Он облегчённо выдохнул и, удалив обёртку, достал тонкую темно-коричневую сигарету. Аккуратно зажимая её своими зубами, он поднял с пола потрепанный чемодан и покатит его к выходу.

Утро оказалось морозным. Все вокруг было затянуто прозрачной дымкой. Мелкая противная морось срывалась с темно-серого неба, затянутого грозными тучами. Ледяной ветер создавал рябь на зелено-черной поверхности воды. Металлические поручни и стенки катера были настолько холодными, что каждое соприкосновение с ними пробивало Жозе лёгкой дрожью. Он оставил свой чемодан в капитанской рубке и направился на палубу, чтобы покурить.

Остров находился уже всего в полумиле от катера. Темно-коричневая, почти чёрная каменная громада, на которой ничего не росло, казалось, идеально вписывалась в этот зловещий морской пейзаж. Единственная постройка на острове – грязно-белый маяк, наполовину окутанный призрачным туманом, была расположена на юго-западе, в самой высокой его точке. Жозе безучастно уставился на тридцатиметровую отвесную скалу, под которой, разбиваясь о покрытые слизью камни, пенились темно-зеленые волны. Ему предстояло провести здесь полгода в качестве смотрителя маяка. Жалованье на период работы предлагалось весьма скромное, но всё лучше, чем второй месяц сидеть без денег. К тому же ему хотелось на некоторое время убраться подальше от всего мира. Погрузиться в тишину и покой. Наконец закончить роман, начатый два года назад, и избавиться от давящего чувства беспомощности, которое он испытывал последние два месяца с момента их с Эльзой развода.

Шесть лет. Они прожили вместе шесть лет. Он не мог утверждать, что каждый день, прожитый в браке, был наполнен радостью и счастьем, потому что у них, как и у всех нормальных людей, случались ссоры и разногласия. Однако они всегда находили способ договориться. Редкие, но шумные конфликты постоянно заканчивались в постели. Разгоряченные и вспотевшие они лежали на мягких бархатных простынях в крохотной комнатке в сладких объятиях друг друга. Поначалу только гудящий шум старого вентилятора нарушал тишину, воцарявшуюся в комнате после страстного перемирия, наполненного морем искренней ласки и горячих поцелуев, но потом кто-то первым прерывал неловкое молчание. Как правило, это был Жозе. Нежно поглаживая её волосы, он начинал рассказывать Эльзе какую-нибудь историю. Каждый раз это было что-то новое, и каждый раз она с неподдельным интересом прислушивалась к его словам. В эти моменты она вспоминала, снова и снова, почему когда-то полюбила Жозе.

Писатель-неудачник, преподающий литературу для учеников выпускных классов в лучшей школе города. Человек-контраст, чьи сладостные речи, завораживающие своей красотой и романтичностью, никак не сочетались с весьма заурядной внешностью. Тридцатилетний мужчина ростом чуть выше среднего, с аккуратно уложенными набок черными волосами, одетый в старый светло-коричневый пиджак, темно-синие джинсы и чёрные туфли. Таким она впервые увидела его, когда он первый раз заглянул в кафе, в котором она работала официанткой. Задумчивый взгляд темно-зелёных глаз, гладко выбритое загорелое лицо, большой нос и тонкие чёрные брови. Ничего восхитительного. За такими не выстраиваются очереди очаровательных красоток, и не бегают скауты влиятельных модельных агентств в надежде подписать долгосрочный контракт. Но было в нем что-то необычное. От него вело холодным спокойствием. Но не таким, которое возникает в результате достижение головокружительного успеха. Нет. Это было спокойствие иного рода. Казалось, будто он просто наблюдал за своей жизнью откуда-то издалека, давно потеряв к ней всякий интерес.

Все, кто знал Эльзу, удивлялись, отчего такая красавица вдруг решила связать свою жизнь с таким неудачником, когда её аристократическая внешность могла обеспечить ей выгодный брак с каким-нибудь красавцем-богачом? А она лишь отвечала, что сердцу не прикажешь. Его умение говорить и какая-то стоическая уверенность вызывали в ней море самых разнообразных чувств. Её тянуло к нему, словно маленький кусочек железа к сильному магниту. И она не сопротивлялась окутавшим её чувствам. Они поженились, и Эльза сразу переехала к Жозе в маленькую однокомнатную квартиру на последнем этаже ветхого четырёхэтажного дома, напоминавшего кучу тряпья и сколоченных кое-как гнилых досок. Он говорил ей, что однажды напишет роман, за который, словно голодные бродячие псы, будут яростно драться крупнейшие издания страны. Он говорил, что на полученный гонорар они смогут переехать отсюда и купить в каком-нибудь тихом городке небольшой, но красивый и уютный домик прямо на берегу лазурного моря.

Но дни сменялись неделями, а недели месяцами. Время неумолимо летело вперёд, а Жозе по-прежнему работал обычным учителем литературы. Романы, которые он писал по вечерам, не хотел принимать ни один издательский дом. Даже "Либрос Пара Хенте", известный своей крайне сомнительной репутацией за публикацию отборной ереси и откровенно слабых работ неумелых и бесталанных писателей-самоучек, забраковал все его произведения, назвав их "неудачным порождением больной фантазии и нездорового разума, которое будет неинтересно даже самому глупому и непривередливому из всех читателей".

Эльза всё так же сильно любила его, но спустя два года после свадьбы мрачные и грустные мысли стали всё чаще посещать её опечаленный разум. Порой, прогуливаясь по узким улочкам после долгой рабочей смены, она рассуждала о том, суждено ли им с Жозе стать счастливой парой? Месяц назад ей исполнилось тридцать лет. Она очень хотела детей, но понимала, что они с Жозе сейчас просто не смогут о них позаботиться. Убогая квартирка, низкий доход и неясные перспективы на будущее – с подобным набором "достижений" о детях даже и думать не стоит. В такие моменты она давала волю своему воображению и представляла себе, как сложилась бы ее жизнь, если бы она вышла замуж за кого-нибудь более успешного, чем Жозе. Большой и просторный дом, красивая одежда, новая техника, путешествия, счастливая семья. У неё было бы всё, о чем она только могла мечтать. Однако любовь к Жозе заставляла её испытывать вину за подобные мысли, поэтому она быстро отгоняла их и, отерев свои влажные глаза, отправлялась домой. Так продолжалось до тех пор, пока она не встретила Хьюго.