Жюль Верн Маяк на краю света

Глава первая. МАЯК

Солнце скрывалось за цепью холмов. День был чудный. На северо-востоке и на востоке, там, где море сливается с небом, несколько маленьких облаков отражали последние лучи, догоравшие перед наступлением сумерек, довольно продолжительных под 55 градусом широты южного полушария.

В момент, когда виднелась уже лишь верхняя часть солнечного диска, с рассыльного судна «Санта-Фе» раздался пушечный выстрел, и над бригантиной[1] взвился флаг Аргентинской республики.

В то же время на вершине маяка, выстроенного на расстоянии ружейного выстрела от бухты Эльгор, где стоял на якоре «Санта-Фе», вспыхнул яркий свет. Два сторожа, рабочие на берегу и толпившиеся в носовой части корабля матросы приветствовали этот впервые загоревшийся на отдаленном побережье огонь громкими криками.

В ответ послышались два выстрела. Эхо повторило их. Согласно правилам военных кораблей «Санта-Фе» спустил флаг, и на острове, лежащем там, где сливаются воды Атлантического и Тихого океанов, снова водворилась тишина.

Рабочие тотчас отбыли на корабль, и на материке остались лишь три сторожа.

Один из них стоял на вахте,[2] другие два, прежде чем вернуться домой, стали прогуливаться по берегу.

— Завтра рассыльное судно снимается с якоря, Васкец, — сказал первый.

— Да, Фелипе, — отвечал Васкец, — надо надеяться, что оно благополучно возвратится в гавань.

— Далеко это, Васкец!

— Не дальше, чем из гавани сюда, Фелипе.

— Я думал, что дальше, — засмеялся Фелиие.

— А пожалуй, что и так, — заметил Васкец, — Когда дует противный ветер, идти обратно отсюда приходится гораздо дольше, чем сюда. Но при исправной машине и парусах пройти тысячу пятьсот миль вовсе не так трудно.

— Командир Лафайет хорошо знает дорогу, Васкец.

— Дело нехитрое, дорога прямая. Сюда он шел на юг, назад пойдет, держа курс на север. Если будет дуть береговой ветер, он пойдет под прикрытием берега, как по реке.

— По реке с одним только бересом, — отвечал Фелипе.

— Лишь бы берег был хороший, а тут он будет расположен на ветру и потому послужит прикрытием.

— А если ветер переменится?

— Будем надеяться, Фелипе, что этого не случится и что недели черев две «Санта-Фе», пройдя тысячу пятьсот миль,[3] станет на якорь в Буэнос-Айресе.

— Ну а если ветер подует с востока?..

— То ни вдоль побережья, ни в открытом море кораблю не встретить гавани, в которой можно было бы укрыться.

— Совершенно верно. На всем протяжении берегов Патагонии[4] и Огненной Земли[5] нет ни одного порта. Надо сторониться берега, держаться возможно дальше от него в открытом море.

— Однако нет причин думать, Васкец, что погода переменится.

— Я тоже так полагаю, Фелипе. Теперь начинается лето. У нас впереди целых три месяца…

— Да, — согласился Васкец, — работы кончились как раз вовремя.

— Да, да, в начале декабря. Это все равно что июнь на Севере. В это время года не бывает уже таких шквалов которые швыряют корабль, как щепку, и могут сорвать паруса. А когда «Санта-Фе» будет в гавани, пусть свистит ветер, пусть воет буря сколько угодно! Наш остров не потонет, уцелеет и маяк!

— Конечно, Васкец. Впрочем, корабль, сдав донесения, снова вернется сюда и привезет смену.

— Через три месяца, Фелипе…

— Остров будет на том же месте.

— Будем здесь и мы, — сказал Васкец, потирая руки и выпуская из трубки большую струю дыма так, что лицо его скрылось, как в облаке. — Мы здесь ведь не на корабле, который может унести шквалом.[6] А если это даже и судно, то оно прочно прицеплено к хвосту Америки и не сорвется с якоря… Место здесь ненадежное, не спорю! Море вокруг мыса Горн[7] пользуется дурной славой! Кораблекрушений здесь бывает множество, и любители собирать то, что выбрасывается морем, могли бы здесь обогатиться! Но все это скоро изменится, Фелипе! Вот он, остров, Остров Штатов, а на нем маяк, который не погасит никакой вихрь, хотя бы он разразился сразу со всех сторон!.. Корабли будут издали видеть огонь и обходить опасное место. Направляясь к маяку даже в самые темные ночи, они не рискуют разбиться ни о скалы мыса Сан-Хуан, ни о стрелку Сан-Диегос или Фаллоус. Поддерживать огонь мы будем.

Оживление Васкеца вдохнуло мужества и в его товарища. В самом деле, Фелипе, пожалуй, представлял себе три месяца, которые должен был провести на этом отдаленном пустынном острове, отрезанном от остального мира, уж в чересчур мрачном свете.

— Видишь ли, друг мой, — продолжал Васкец, — уже сорок лет плаваю я по морям Старого и Нового Света. Был юнгой, матросом, был и судовладельцем. А теперь, на старости, не могу себе представить ничего лучшего, как быть сторожем маяка. Да какого маяка! Маяка на краю света!..

Название это было вполне заслуженное. Маяк стоял на необитаемом острове, далеко от материка.

— Скажи, Фелипе, — спросил Васкец, вытряхивая пепел из трубки на ладонь, — в котором часу ты сменишь Морица?

— В десять часов.

— Ладно. А в два часа ночи я приду и сменю тебя до утра.

— Хорошо, Васкец. А теперь пойдем-ка спать: утро вечера мудренее.

— Пора на боковую, Фелипе!

Васкец и Фелипе направились к маяку и вошли в свое жилище. Дверь закрылась за ними.

Ночь прошла спокойно. На рассвете Васкец загасил горевший в течение двенадцати часов маяк.

Слабые в Тихом океане, особенно у побережья Америки и Азии, приливы очень сильны в Атлантическом океане и дают себя чувствовать даже в отдаленном Магеллановом проливе.[8]

Отлив начался в шесть часов утра. Чтобы воспользоваться им, рассыльное судно должно было бы сняться с якоря на заре. Так как не все еще было готово, командир решил выйти из Эльгорской бухты лишь с вечерним приливом.

Военный корабль Аргентинской республики «Санта-Фе», в двести тонн водоизмещением,[9] с машиной в сто шестьдесят лошадиных сил, находился под командой капитана и старшего офицера. На нем, вместе с рабочими, было человек пятьдесят экипажа. «Санта-Фе» нес береговую охрану от устья Рио-де-ла-Платы до пролива Лемера в Атлантическом океане. В те времена кораблестроение не знало еще быстроходных судов, крейсеров, миноносцев и т. д. Скорость винтового парохода «Санта-Фе» не превышала девяти миль в час, но этого было вполне достаточно, чтобы охранять берега Патагонии, куда и заходили-то лишь рыболовные суда.

На этот раз на рассыльное судно была возложена обязанность наблюдать за постройкой маяка, предпринятой аргентинским правительством у входа в пролив Лемера. На этом же судне были доставлены рабочие и необходимый строительный материал.

Наконец, работы, производившиеся под руководством опытного инженера из Буэнос-Айреса, были окончены.

Уже недели три стоял «Санта-Фе» на якоре в гавани Эльгор. На берег было свезено съестных припасов на четыре месяца. Убедившись, что оставляемым на новом маяке сторожам не придется испытывать недостатка ни в чем до прибытия новой смены, командир Лафайет собирался доставить на родину рабочих. Если бы не задержали некоторые непредвиденные обстоятельства, пароход «Санта-Фе» уже месяц тому назад был бы в порту.

За все время стоянки в хорошо защищенной от северного, южного и западного ветров бухте корабль не подвергался никакой опасности. Теперь можно было опасаться бурь в открытом море. Но весна была мягкая, а в начале лета море в окрестностях Магелланова пролива еще не так грозно.

В семь часов утра капитан Лафайет и старший офицер Риегаль вышли из своих кают, находившихся в кормовой части судна. Матросы оканчивали мытье палубы. В то же время шли приготовления к снятию с якоря: с парусов снимали чехлы, чистили медные части, нактоузы,[10] поднимали спасательную шлюпку. Другая, маленькая шлюпка оставалась пока спущенной, чтобы поддерживать сношения с берегом.

Когда взошло солнце, на мачте подняли флаг.

Три четверти часа спустя на баке[11] ударили четыре раза в корабельный колокол, и на вахте сменились дежурные матросы.

Позавтракав вместе, командир и его помощник вышли на ют,[12] взглянули на довольно ясное в это утро небо и приказали спустить шлюпку.

Напоследок командиру захотелось взглянуть еще раз на маяк, жилище сторожей и магазины для хранения съестных припасов и горючих материалов, а также убедиться, хорошо ли действуют аппараты.

Выйдя на берег, оба офицера направились к маяку.

Мысль, что эти три сторожа должны остаться одни на унылом, необитаемом острове, беспокоила их.

— Это, право, тяжело, — говорил командир. — Хотя, конечно, все три сторожа — старые моряки и привыкли к суровой жизни. Может быть, для них служба на суше представляет известного рода отдых.

— Несомненно, — отвечал Риегаль, — но быть сторожем маяка на часто посещаемых кораблями берегах или поблизости от материка и жить на этом пустынном острове, который моряки стараются обойти возможно дальше, — большая разница.

— Согласен с вами, Риегаль. Но через три месяца их сменят. Васкец, Фелипе и Мориц будут первыми в очереди, и притом в самое благоприятное время года.

— Правда, им не придется пережить ужасов жестокой зимы мыса Горн.

— Да, зимы здесь бывают суровые, — подтвердил капитан. — Несколько лет назад я выходил на разведки в пролив, доходил до Огненной Земли и Земли Отчаяния, мыса Дев и мыса Пилара, и пережил самые ужасные бури, какие только можно видеть! Впрочем, у наших сторожей теплое жилье, штормы не повредят его. Им хватит и припасов и угля, если бы даже им пришлось пробыть здесь не три, а пять месяцев. Они здоровы, и надо надеяться, что, вернувшись, мы найдем их целыми и невредимыми. Воздух здесь холодный, но чистый! К тому же, помните, Риегаль, сколько охотников вызвалось на предложение морского начальства ехать на «маяк на краю света» в качестве сторожей?

Офицеры подошли к маяку. Васкец и его товарищи уже ждали их.

Капитан Лафайет внимательно осмотрел сторожей маяка. На ногах у них были большие сапоги, на голове — капюшоны из непромокаемой ткани.

— Все ли обстояло благополучно сегодня ночью? — спросил он старшего сторожа.

— Все. Все вполне благополучно, — отвечал Васкец.

— Вы не заметили ночью никакого судна?

— Нет. Небо было безоблачно, и мы увидели бы огонь по крайней мере за четыре мили.

— А как горел фонарь?

— Отлично, до самого восхода солнца.

— Не холодно вам было в сторожке?

— Нет. Она теплая, и ветер не проникает через двойные стекла.

— Я хочу осмотреть ваше помещение, потом маяк.

— Пожалуйста, господин командир, — ответил Васкец.

Жилье сторожей помещалось в нижней части башни, толстые стены которой были способны выдержать самые сильные штормы Магелланова пролива. Офицеры осмотрели обе очень прилично обставленные комнаты. Здесь не страшны были ни дожди, ни холод, ни столь ужасные под этой антарктической[13] широтой снежные метели. Комнаты разделялись коридором, в глубине которого находилась дверь на лестницу, проходящую внутри башни.

— Поднимемся, — сказал капитан Лафайет.

— К вашим услугам, — отвечал Васкец.

— Нам никого не надо в провожатые, кроме вас.

Васкец сделал знак товарищам остаться в коридоре.

Затем он открыл дверь на лестницу, и оба офицера последовали за ним.

Эта винтовая каменная лестница была вырублена в стене. Проделанные в каждом этаже окна освещали ее. Поднявшись в верхнее помещение маяка, над которым находились фонарь и осветительные аппараты, офицеры уселись на шедшей полукругом вдоль стены скамейке. В комнате было четыре окна, выходивших на все четыре стороны горизонта. Хотя ветер был слабый, здесь, на высоте, он казался довольно свежим. Свист ветра заглушали порой пронзительные крики широко взмахивавших крыльями чаек, фрегатов[14] и альбатросов.

Капитан Лафайет и старший офицер взобрались по лестнице на галерею, окружающую фонарь маяка, чтобы посмотреть на остров и море.

Вся западная часть острова и океана была пустынна. На северо-западе виднелся мыс Сан-Хуан. У подножия башни лежала бухта Эльгор. По берегу ходили взад и вперед матросы с «Санта-Фе».

Нигде вдали не видно было ни паруса, ни дыма. Всюду расстилалось необъятное море.

Пробыв на галерее маяка с четверть часа, оба офицера спустились вместе с Васкецом и отправились на корабль.

После обеда капитан Лафайет и старший офицер Риегаль снова высадились на берег. Перед отъездом им хотелось еще раз осмотреть северный берег бухты. Лоцманов на пустынном Острове Штатов не было, и командир уже несколько раз без их помощи входил днем в маленькую бухточку у подножия маяка и бросал там якорь. Но из осторожности он старался как можно лучше исследовать эту еще мало известную местность.

Итак, оба офицера вышли на новые разведки. Миновав узкий перешеек, соединяющий мыс Сан-Хуан с островом, они осмотрели берег порта того же имени, очень похожий на расположенный напротив мыс Эльгор.

— Это прекрасный порт, — заметил командир. — Он настолько глубок, что в него могут войти даже большие суда. Жаль только, что доступ в него довольно труден. Но если поставить напротив эльгорского маяка другой, хотя бы и более слабый, то застигнутые бурей корабли могут спасаться в этой гавани.

— Это последняя гавань по эту сторону Магелланова пролива, — сказал Риегаль.

Оба офицера возвратились в четыре часа. Простившись со стоявшими на берегу Васкецом, Фелипе и Морицем, они отбыли на корабль.

К пяти часам облака черного дыма повалили из пароходной трубы. «Санта-Фе» готовился сняться с якоря с началом прилива.

В три четверти шестого командир приказал ходить на шпиле. Избыток пара выпустили через предохранительный клапан.

Старший офицер, стоя на баке, наблюдал за поворотами корабля. Становой якорь подняли на кранбалк и взяли на фиш.

Сопровождаемый прощальными сигналами трех сторожей, «Санта-Фе» пустился в плавание. Несмотря на подбадривания Васкеца, товарищи его с волнением смотрели вслед удалявшемуся судну. В свою очередь и бывшие на корабле с не меньшим волнением покидали на островке самой южной части Америки своих товарищей.

«Санта-Фе» медленно двинулся вдоль северо-западного побережья Эльгорской бухты. Еще не было восьми часов, когда он вышел в море. Вскоре стемнело, и маяк на краю света заблестел на горизонте, как далекая звезда.

Загрузка...