XXI

Чувства Люции к майорату не ослабли за время разлуки, наоборот, еще более окрепли. Девушка пережила долгие, тяжкие часы внутренней борьбы. Она погружалась в мечты, но не поддавалась до конца чарам, провидя впереди печальную правду. В тоске по счастью она словно брела по черным болотам в погоне за неуловимым, бледным огоньком. И отступала перед действительностью, неумолимый рассвет гасил тусклый огонек надежды.

Люция заботливо ухаживала за дедушкой, учила детей в школе — но ни на миг ее не отпускала печаль. Бывали дни, когда лишь огромная сила воли принуждала ее исполнять обычные обязанности. Порой она даже не могла заставить себя идти в школу. Просиживала часами в уголке мягкого дивана, уронив голову на руки.

Пан Мачей все замечал и все понимал, но молчал.

В голове бедной дПюции смятенным вихрем проносились мысли, чувства, желания… лишь любовь неизменно пламенела неугасающим огнем.

Частые визиты Вальдемара были для нее и утешением, и пыткой. Когда он ласково разговаривал с ней когда Люция сердцем ощущала его расположение и заботу, она возносилась душой к облакам. Когда Вальдемар бывал хмур и удручен, Люция словно бы теряла веру во все, что было для нее святого. Когда Вальдемар держался беспокойно, нервно, Люции казалось, что она бежит по густой чащобе, ослепшая от тревог и печали не зная, что ее ждет впереди, — жаркое сияние солнца или непроницаемая черная ночь.

Ее словно стрелку компаса неведомой силой влекло к сиянию глаз майората. А неприязнь к матери превратилась почти в ненависть.

Она умела держать себя в руках, но порой все не выдерживала, взрывалась. Случалось даже, что злость изливалась на Вальдемара, и она стискивала зубы когда он целовал ее на прощание, а то и совсем выходила к нему, когда он приезжал. Потом она горы сожалела о своих капризах.

Богдана Михоровского Люция невзлюбила с первой же встречи — он представлялся ей наглым пришельцем, неожиданно отнявшим у нее Вальдемара. Она и не пыталась скрывать свои чувства. Когда Вальдемар спросил, какого она мнения о Богдане, Люция коротко ответила:

— Совершенно нестоящий человек.

— Ты ошибаешься, Люция, — сухо сказал майорат. Больше они о Богдане не говорили.

А сам Богдан, хотя и чувствовал неприязнь к нему кузины, ничуть этим не огорчался. Но в Слодковцы, однако же, ездил редко — дело в том, что и пан Мачей поглядывал на него косо. Богдан прозвал Слодковцы монастырем. К Люции он относился очень хорошо и даже полюбил ее, как сестру, но при ней всегда держался бесцеремонно, умышленно ей противореча, когда только удавалось, всячески старался предстать в ее глазах форменным чудовищем. Правда, ему это скоро наскучило. Он быстро распознал ее тайные чувства к Вальдемару и определил, что эта любовь — без взаимности. Чтобы излечить Люцию, он принялся рассказывать тут же выдуманные байки о своей несчастной любви к чешской княгине Людегарде, по которой он якобы сходит с ума, а она терпеть его не может.

— И все же вы сами видите, кузина, — я весел, живу полной жизнью. А что делать? Невозможно принудить кого-то к любви. К тому же нельзя забывать о собственном достоинстве. Если тот, кого ты любишь без памяти, пренебрегает тобой, проще махнуть на него рукой.

Люция поняла, куда он клонит, и опечалилась. Богдан добровольно принял на себя роль посредника Между Люцией и майоратом. Люцию он стремился излечить от несчастной любви, а Вальдемару всячески расписывал её достоинства, доброту и красоту. И питал наивные надежды, что когда-нибудь эта пара соединит судьбы. Однажды он даже поделился ими с паном Мачеем, но подучил резкую отповедь. Пан Мачей, неприятно пораженный тем, что о тайне Люции узнал кто-то еще, запретил Богдану вмешиваться в чужие сердечные дела.

— Почему это? — даже обиделся Богдан. — Почему бы им и не помочь, если это сделает их счастливыми? Пан Мачей молчал, пытаясь успокоиться. Намерения Богдана отвечали и его потаенным стремлениям. Он всей душой жаждал, чтобы Люция стала женой Вальдемара. Но понимал, что этого не дождаться. И смелость Богдана испугала его. Он долго думал, что ответить юноше на его вполне разумное предложение. Так и не найдя ответа, уклончиво сказал:

— Они не смогут пожениться — как-никак близкие родственники…

— Не такие уж и близкие, — спокойно ответил Богдан. — Бывало, и более близкие венчались. Для чего же папа римский? Попросим у него разрешения на брак, майорат напишет прошение, скажет, что ни, на ком другом жениться не хочет, добавим, что в противном случае имение придет в упадок из-за отсутствия прямого наследника… И дело в шляпе!

Сказать по совести, пану Мачею понравилась эта идея, но он промолчал, и Богдан больше не заговаривал с ним об этом. Зато удвоил усилия в наступлении на Вальдемара, действуя крайне деликатно, окольными путями. Однако и здесь его ждало поражение. Однажды он начал было сокрушаться над обреченным на одиночество майоратом, потом перескочил на достоинства Люции и в конце концов, раздраженный молчанием и полным равнодушием Вальдемара, сыграл в открытую:

— Дядя, неужели вы слепой? Неужели не замечаете, что бедняжка Люция безумно влюблена в вас? Стыдно, не по-мужски…

— Попрошу вас оставить ваши замечания при себе, — тихо сказал Вальдемар.

Они разговаривали в кабинете майората. Вальдемар усидел за столом, а Богдан расхаживал по комнате. Получив столь недвусмысленную отповедь, он пристыжено умолк, потом заметил, что Вальдемар не сводит глаз с портрета невесты, висевшего на противоположной стене.

Богдан никогда не отличался сдержанностью, говорил то, что думал, вот и теперь он, не раздумывая, подошел к Вальдемару. и смело заявил, указывая на портрет:

— Дядюшка, забудьте вы эту Стефу, как я забыл свою Анну, и женитесь на Люции. Умнее не придумать.

Валъдемар вскочил, бледный, страшный. Вытяну, руку в сторону двери:

— Убирайся! Немедленно!

Богдан оцепенел, то краснея, то бледнея. Стыд, обида охватили его. Он шагнул вперед, готовый во: мутиться, но майорат решительно повторил:

— Убирайся!

Юноша повернулся и выбежал из кабинета. Вальдемар рухнул в кресло, прикрыв лицо трясущимися руками. Вскоре он услышал во дворен громкий конский топот. Выглянул в окно — и увидел Богдана, галопом уносившегося прочь на злобном и норовистом арабском скакуне.

— Сопляк, еще убьется…

Вальдемар подбежал к телефону и позвонил в конюшню. К аппарату подошел Бадович.

— Бадович, пусть Юзеф садится на лучшего коня да скачет за молодым барином! Останавливать его не нужно, пусть присмотрит издали…

Загрузка...