Белая роза дышала на тонком стебле.
Девушка вензель чертила на зимнем стекле.
Голуби реяли смутно сквозь призрачный снег.
Грезы томили все утро предчувствием нег.
Девушка долго и долго ждала у окна.
Где-то за морем тогда расцветала весна.
Вечер настал, и земное утешилось сном.
Девушка плакала ночью в тиши, — но о ком?
Белая роза увяла без слез в эту ночь.
Голуби утром мелькнули — и кинулись прочь.
8 января 1896
С опущенным взором, в пелериночке белой,
Она мимо нас мелькнула несмело, —
С опущенным взором, в пелериночке белой.
Это было на улице, серой и пыльной,
Где деревья бульвара склонялись бессильно,
Это было на улице, серой и пыльной.
И только небо — всегда голубое —
Сияло, прекрасное, в строгом покое,
Одно лишь небо, всегда голубое!
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно…
Волновалась улица жизнью минутной.
Мы стояли с тобой молчаливо и смутно.
22 апреля 1896
Один ее взгляд ярче тысячи звезд!
Небесный, алмазный, сверкающий крест, —
Один ее взгляд выше тысячи звезд!
Я встретил на миг лишь один ее взгляд, —
Алмазные отсветы так не горят…
Я встретил на миг один ее взгляд.
О, что за вопросы виделись в нем!
Я смутно померк в венце золотом…
О, что за вопросы виделись в нем!
Умрите, умрите, слова и мечты, — красоты
Что может вся мудрость пред сном красоты?
Умрите, умрите, слова и мечты!
17 мая 1896
И он взглянул, и ты уснула, и он ушел, и умер день;
И словно руки протянула огнем встревоженная тень.
Слова магических заклятий заветных снов не разорвут,
Ты будешь помнить бред объятий и все, и все мечты минут,
Когда же, властный и прекрасный, к тебе опять вернется он,
То будет только сон неясный, — неясный и ненужный сон!
18 января 1896
Она была в трауре с длинной вуалью;
На небе горели в огне облака.
Черты ее нежно дышали печалью;
Небесные тайны качала река.
Но яркое небо — мираж непонятный,
Но думы печали — обманы минут;
А строгие строфы скользят невозвратно,
Скользят и не дышат, — и вечно живут.
4 мая 1896
Венчальные платья мы сняли,
Сронили к ногам ожерелья
И в царственной Зале Веселья
Смущенной толпою стояли.
Почти обнаженные, все мы
Поднять наши взоры не смели.
И только надменно горели
У нас в волосах диадемы.
23 апреля 1896
Ветви склонялись в мое окно,
Под ветром гнулись, тянулись в окно,
И занавеска, дрожа, томясь,
На белой ленте ко мне рвалась;
Но я смотрел в окно мимо них,
Мой взор погасал в небесах голубых.
— Там, где движенья и страсти нет,
Там вечно светит нетленный свет;
О чем мы бредим во сне, сквозь сон,
Тем мир незримо всегда напоен;
Красота и смерть неизменно одно…
А ветви гнутся и рвутся в окно.
19 июня 1896