Мечта из прошлого

Глава 11

На следующее утро ее разбудил громкий стук в дверь и голос Ричарда из коридора:

— Сегодня великолепное утро, и мы собираемся на пляж. Присоединяйся!

Когда она спустилась на террасу, среди собравшихся на пляж был и Ламуан, который пристально посмотрел на нее. Дана, одетая в желтый купальный костюм, устремилась вперед вместе с Ричардом, а миссис Йоргенсен, сохранившая такую же стройную, как у дочери, фигуру, двинулась вслед за ними. Валентине ничего не оставалось, как пойти рядом с доктором, и она воспользовалась этим, чтобы спросить, не глядя на него:

— А что же сестра Тибо? Она не купается? Или ее обязанности не позволяют ей столь легкомысленно проводить время?

Он ответил, помогая ей взобраться на скалу:

— Я не сомневаюсь, что, когда у сестры Тибо выдастся свободная минута, она непременно искупается. Между прочим, она большая любительница поплавать.

— Надеюсь, у нее не бывает судорог, — небрежно обронила Валентина. — Если же она подвержена такой напасти, вам, доктор, следует сопровождать ее на пляж.

Он с живым любопытством искоса взглянул на нее:

— Насколько мне известно, не подвержена!

После дождливого и ветреного дня утро выдалось замечательное. Небо и море были ярко-синими. Валентина неспешно плавала невдалеке от берега; отличную спортивную форму продемонстрировала миссис Йоргенсен, доплыв вслед за Ричардом до островка, той цели, которой так и не достигла в свое время Валентина. Ламуан учил Дану держаться на воде, совсем не шевелясь, а когда ей, первой из всех, надоело плавать, вышел вместе с ней на песок.

За завтраком Ламуан продолжал развлекать Дану Йоргенсен, хотя к столу вышла и сестра Тибо, не принимавшая участия в общем разговоре, если только к ней не обращался доктор. Сидевшая рядом с ней Валентина справилась о Роксане.

— Она спокойно провела ночь, — ответила сестра, неторопливо, с непроницаемым выражением лица потягивая черный кофе и куря сигарету. — Я бы даже сказала, очень спокойно.

— Заметны ли признаки улучшения в ее состоянии или вы думаете, что вам придется задержаться здесь надолго?

Сестра пожала плечами:

— Это определяет доктор Ламуан, а также, думаю, до некоторой степени доктор Юстас. Когда они сочтут, что в моем присутствии здесь больше нет необходимости, я уеду.

— В Лондон? В частную клинику доктора Ламуана?

— Да.

Их взгляды встретились, и в черных глазах сестры Тибо промелькнуло недоумение.

— Какие болезни лечат в вашей клинике? Это преимущественно нервные расстройства, что-то в этом роде?

— Да, ведь доктор Ламуан — психотерапевт.

— Да, конечно, в этом нет ничего удивительного.

В душе Валентины нарастал протест, нежелание признать, что Роксана, ее близкая подруга с детских лет, докатилась до такого состояния, когда посторонним людям позволено считать ее настолько психически неуравновешенной, что она может погубить себя, если не установить за ней постоянного наблюдения. Валентина вдруг почувствовала, что должна что-то сделать для Роксаны, и высказала сестре Тибо свое импульсивное предложение взять подругу обратно к себе в коттедж, самой ухаживать за ней, создать вокруг нее такую атмосферу, чтобы она не чувствовала себя конченым человеком. Да и лечение ее тогда обойдется дешевле.

— Доктор Юстас мог бы продолжать наблюдать за ней, — пояснила она, — а я буду сиделкой. Мы с мисс Бледон давние друзья и хорошо понимаем друг друга. Я бы хотела сделать для нее все возможное.

— Уверена в искренности ваших слов, — бесстрастно отозвалась сестра Тибо. — Но полагаю, что доктор Ламуан не согласится с тем, что ваше «все» окажется достаточным в данном случае.

— Но до этого она находилась у меня, — поспешила возразить Валентина, — и пошла на поправку до того, как появилась в этом доме.

Сестра Тибо лишь вежливо улыбнулась в ответ.

Валентина взглянула вдоль стола и перехватила взгляд Гастона Ламуана, наблюдавшего за ней. Она в волнении облизала губы.

— В любом случае, — продолжала она, — существует также вопрос о расходах. Мне известно, что мисс Бледон не в состоянии оплатить услуги сиделки. Так же, как, между прочим, и доктора Ламуана. Я же готова нести все расходы на лечение, если она будет под моим присмотром у меня в доме.

— На вашем месте, мисс Шоу, я бы не стала беспокоиться об этой стороне дела, — негромко заметила сестра Тибо. — Мистер Стерн выражает искреннее желание оплатить расходы мисс Бледон, а если бы этого не случилось, то доктор Ламуан сам бы принял их на себя. В этом я совершенно уверена.

— Но с какой стати?! — воскликнула Валентина, опять облизнув губы. — С какой стати за ее лечение будет платить Ричард? А тем более доктор Ламуан! А я на что? К тому же Роксана не в таком тяжелом состоянии, чтобы ей требовались больничные условия. Ее здоровье улучшается. Она уже встала с постели. А частные клиники, — она осторожно взглянула на сестру Тибо, — обычно заполнены.

— Это верно, — охотно согласилась собеседница и загасила в пепельнице сигарету.

Она встала и улыбнулась, отчего ее черные глаза стали особенно красивыми. Доктор Ламуан тоже вышел из-за стола.

— О, доктор, — обратилась к нему сестра Тибо, — мне надо срочно с вами поговорить. Вы уже поднимались к нашей больной?

— Нет еще, я как раз собирался туда.

— Прекрасно, тогда я иду вместе с вами.

Выходя из столовой, доктор Ламуан удостоил Валентину лишь равнодушным взглядом малознакомого человека. Девушка осознавала, что его отчужденность в порядке вещей, но почему-то она приводила ее в отчаяние. Валентина собиралась сама заговорить с ним о Роксане, но он прошел мимо, высокомерно вскинув голову, и скользнул по ней холодным как лед взглядом темных глаз, заставив усомниться, не привиделось ли ей во сне, что он поцеловал ее.

А когда она вышла на залитую солнечным светом дорожку, ее встретил чуть насмешливый взгляд таких же темных глаз Мари Тибо.

Что ж, если Мари Тибо знала, что творилось на сердце у Валентины, она, возможно, имела основания посмеиваться и чувствовать себя в этом доме уверенно.

Как обычно, когда приходит циклон, после обеда опять заштормило. Работа валилась у Валентины из рук, и она решила пойти прогуляться. В прежние времена она любила стоять в плохую погоду на открытой всем ветрам вершине скалы, на которой высился Бледонс-Рок. Ей и теперь нравилось подставлять лицо хлещущим струям дождя и смотреть на бурлящее у подножия скал море. Хрупкая, она с трудом противостояла натиску даже не очень сильного ветра, но это не мешало ей отваживаться подходить почти к самому краю обрывов, а нередко даже спускаться на пляж.

Но в тот день ветер дул с такой силой, что норовил сбить ее с ног, и Валентина не рискнула выйти на пляж. Она двинулась в противоположную от берега сторону, бредя вдоль обсаженной кустарником дороги, которая вела к деревне. Проезжавшая мимо машина затормозила, человек за рулем опустил стекло в дверце.

— Садитесь, — сказал Гастон Ламуан, увидев, что она насквозь промокла. Валентина медлила, и тогда он повторил тоном, не терпящим возражений: — Садитесь.

Валентина устроилась на сиденье рядом с ним. С ее плаща стекали капли дождя, волосы, выбившиеся из-под капюшона, намокли. Прежде чем тронуться, Ламуан оглядел ее с ног до головы и заметил:

— По-видимому, вам нравится быть насквозь промокшей, хотя лично я не нахожу разумным подвергаться этому без серьезных причин. Если же вам надо куда-то срочно добраться, достаточно было кого-нибудь попросить вас подвезти.

— Я никуда не собиралась, — ответила Валентина. — Просто хотела прогуляться. Решила пойти кружным путем, зайти в бухточку, где мы сегодня утром купались, а потом по пляжу возвратиться назад.

— За это время вы бы до нитки промокли и в ближайшие же дни подхватили пневмонию, — прокомментировал Гастон.

— Ни за что на свете, доктор! — улыбнулась она ему, вытирая капли дождя, стекавшие с ее мокрых волос по носу, маленьким дамским платочком.

Он молча протянул ей свой носовой платок больших размеров.

— Не хотелось бы так бессовестно злоупотреблять вашими услугами. Я не стала бы к ним прибегать. Обещаю, если заболею чем-то посерьезнее насморка, послать за доктором Юстасом.

Эта язвительная шутка заслужила скупую улыбку, после чего Гастон спросил:

— Куда прикажете ехать? Сейчас три часа дня, и я полагаю, что вы не знали, как убить время, иначе не высунули бы наружу носа в такую погоду. Куда можно отправиться в здешних местах, когда дует чуть ли не штормовой ветер, а заняться совершенно нечем?

— Домой, — ответила она. — Вернуться в Бледонс-Рок, если вы сами не направлялись в какое-то определенное место. Если это так, то можете высадить меня. Даю вам слово, что я не растаю.

— А что, если нам где-нибудь попить чаю? — предложил он, пропустив мимо ушей ее замечание относительно определенного места, куда он, возможно, собрался. — Может быть, прокатимся вдоль берега и поищем местечко, где нас напоят чаем с булочками и клубничным джемом, а мы поболтаем о том о сем, сидя за столиком? Развлечемся приятной беседой!

— Вы любите чай с булочками и клубничным джемом? — удивилась она.

— Очень.

— А вы не ехали куда-то… в определенное место?

— Если хотите знать, я увидел, как вы вышли, и поехал за вами, — признался он.

Она откинула с головы капюшон, поправила волосы и протянула ему носовой платок.

— Ах нет, — отдергивая руку, спохватилась она. — Я сначала его постираю.

Но он повелительно потребовал:

— Отдайте мне его.

Она протянула платок.

— Так едем пить чай? — спросил он.

— Если вы действительно хотите…

— Действительно хочу, — подтвердил он и улыбнулся еще более сухо.

Он завел мотор, и они проехали по прибрежной дороге примерно миль тридцать, прежде чем нашли место, где, по его мнению, было бы приятно остановиться. Валентина наслаждалась поездкой в машине, несмотря на дождь, барабанивший по стеклу: в машине Гастона было так удобно и уютно, он вел ее мастерски, чего и следовало ожидать от такого спокойного и уверенного в себе человека, к тому же последние двое суток ей было трудно игнорировать очевидный факт — в этого мужчину она влюбилась.

Он был не первым мужчиной, которого она в своей жизни полюбила или многие годы воображала, что любила; и все же сейчас для нее он был единственным.

И когда она со всей остротой осознала это, то пришла в ужас.

Ресторанчик, где они расположились, чтобы выпить чаю, обладал всеми теми атрибутами, которые обычно привлекают к такого рода заведениям. Зал был уставлен столиками, на которых красовались вазочки с цветами и веселой расцветки чайные приборы, в камине пылал яркий огонь, так как день выдался сырой и прохладный. Официантка встретила их радушно и предложила вместо булочек тосты, а клубничный джем заменили пирожные, их, похоже, доктор Ламуан любил не меньше традиционных английских сладостей, в пристрастии к которым он признался чуть раньше.

Беседа за чаем была не столь искренней и непринужденной, как когда-то за завтраком в ее коттедже, но, выпив две чашки чаю и приятно согревшись у огня, Валентина, по крайней мере, уже меньше остерегалась мужчину, который временами казался таким отчужденным. Да и в темных глазах Ламуана исчезла холодная полуулыбка.

Он, правда, по-прежнему вел себя сдержанно, хотя, казалось, ее общество было ему приятно. Когда речь заходила о Роксане, он становился намеренно немногословен, это не вызывало сомнения. Что же касается сестры Тибо, то она, как он сразу дал понять, не могла быть предметом их беседы. Любая попытка Валентины что-то узнать о сестре Тибо и ее достоинствах как сиделки наталкивалась на смущенное молчание или на уклончивые ответы.

На обратном пути дождь прекратился, а к тому времени, когда они подъехали к Бледонс-Року, опять светило солнце и по голубому небу мчались лишь отдельные случайные облака. Было шесть часов, а ужин в доме Стернов подавали в восемь. Поэтому Ламуан повернул машину в сторону лощины, и они поехали вниз, К бухточке, где обычно купались. В эту пору дня, на закате, влажный песок сверкал, как золотое обручальное кольцо, и дымился, нагретый жаркими лучами солнца.

Начался отлив, и они подошли по обнажившемуся дну к озерцу в каменной выемке. Валентина с любопытством рассматривала моллюсков, прилепившихся к камням. Она не уставала поражаться цепкости этих созданий и гадала, что будет, если она поддастся искушению, которое до сих пор успешно подавляла, и оторвет одно из них. Сможет ли это создание опять к чему-то прилепиться или погибнет?

Она сидела на освещенном солнцем камне, поочередно трогая пальцем то одну, то другую раковину, когда Ламуан, задумчиво смотревший на море, заметил приближавшуюся к ним с большой скоростью темную тучу, которая, несомненно, накроет их и разразится дождем, как только окажется у них над головой.

— Скорее! — крикнул он. — Бежим к машине или лучше к пещере, она ближе. Если не хотите промокнуть до нитки, надо поторопиться.

Валентина оставила свой плащ в машине. На ней было лишь тонкое хлопчатобумажное платье, которое не могло защитить ее от дождя. Она побежала, увязая в песке, к отверстию, зиявшему у подножия скал, — входу, как она знала, в целый ряд пещер. Когда Ламуан, последовавший за ней более степенным шагом, добрался до пещеры, она уже ждала его там, раскрасневшаяся, хохочущая. Он бросил на нее пристальный взгляд. На какое-то мгновение в пещере воцарилась такая же атмосфера, как тогда на пляже, когда их неудержимо влекло друг к другу.

— Вам не холодно? — спросил он, потому что в пещере было гораздо холоднее, чем на освещенном солнцем пляже.

Она резко отшатнулась от него и стала оглядывать пещеру. Взгляд ее блуждал по стенам, как будто она не знала, на чем его сосредоточить, и страшилась погибнуть, если не найдет того, на чем можно сконцентрировать внимание.

— Нет, нисколечко.

— И тем не менее я думаю, вам стоит набросить на себя мой пиджак. — И он снял его и накинул ей на плечи, несмотря на ее протесты.

— Теперь пневмонию заработаете вы, — сказала она и с наслаждением вдохнула чуть ощутимый мужской запах, исходивший от пиджака, борясь с желанием поплотнее закутаться в него и украдкой поглядывая на стоящего рядом мужчину.

Он закурил и стоял, уставившись на пелену дождя, закрывавшую вход в пещеру. Молчание Ламуана десятикратно усиливало ее ощущение его присутствия. Несмотря на то, что она отодвинулась, низкие каменные своды не позволяли им стоять далеко друг от друга. И по мере того как проходили минуты, а он продолжал молчать, на нее, словно бушующий поток, обрушилось нестерпимое желание прикоснуться к нему, заговорить, добиться его расположения. Это желание пронзило все ее тело и потрясло до глубины души. Она отчаянно боролась с ним и с ощущением, что все пещеры вокруг наэлектризованы ее неодолимым влечением к нему, возникшим, когда он поцеловал ее. И тут он неожиданно повернулся к ней и спросил:

— Ну и о чем вы думаете?

И тут ее прорвало… Она должна была сказать это в свое оправдание. Смести все основания для его обвинений или презрения, которых она не заслужила и в которых он все больше утверждался последние два дня и потому был так холоден с ней.

— Это неправда, что Ричард и я… Я нисколько его не интересую! Ему жаль самого себя потому, что он сделал ошибку, связав себя помолвкой, и еще потому, что когда-то безответно любил Роксану. Но теперь эта любовь прошла. А я для него лишь некое связующее звено с прошлым. Он готов обмануться в своих чувствах ко мне, но я-то в них не обманываюсь. Я по-прежнему для него веснушчатая Валентина. А он для меня…

— А он? — тихо перебил Гастон, повернувшись к ней. — Что он для вас?

— Девчонкой я обожала его. Он казался мне необыкновенным. И до самого недавнего времени представлялся самым желанным мужчиной на свете. Я готовилась к тому, что он до конца останется для меня далекой, абсолютно недосягаемой звездой.

Щеки Валентины пылали, она не сводила с лица Ламуана глаз, стараясь убедить его не столько словами, сколько взглядом, ясно говорившим, как ей важно, чтобы он ей поверил. Но он смотрел на нее молча, не прерывая ее признаний, и даже казалось, что они его не тронули. И вдруг лицо его исказилось и из глубины сердца вырвалось:

— О, Валентина!

И вот уже она в его объятиях и слышит, как бешено колотится его сердце рядом с ее, трепещущим, как пойманная птица.

— Валентина, Валентина!

Он покрывал поцелуями ее лицо, стройную шею, волосы, глаза и наконец припал к ее губам. Их поцелуй длился так долго, что они шатались, как будто пол пещеры ходил ходуном у них под ногами. Когда же он поднял голову, то увидел взгляд ее сияющих, подобно звездам, золотисто-карих глаз.

— Почему вы мне все это рассказали? — хрипло спросил он.

— Вы знаете почему… разве нет? — отозвалась она.

— Да, знаю. — Он вздохнул так, словно у него гора спала с плеч и больше уже ничто его не тревожило. — Ты любишь меня, а я люблю тебя! Все так просто. Два человека встретились, не думая когда-нибудь увидеться вновь, и полюбили друг друга с первого взгляда. — Он приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза. — Валентина, милая, верила ли ты в любовь с первого взгляда до встречи со мной? Моя любимая, самая прекрасная из женщин!

Золотисто-карие глаза, ясные и чистые, смотрели открыто.

— Не знаю, во что я верила. Кроме того… Я всегда думала…

— Что судьбой тебе предназначен Ричард, но он никогда не будет твоим? Любовь моя, я ни капельки не ревную к Ричарду… теперь не ревную. Но с той ночи, когда я увидел вас на скале под луною, возвратясь из Лондона, узнал, что он оборудовал для тебя мансарду и украсил ее, словно дворец для принцессы, ревность не давала мне покоя. Я должен был бы сообразить после того поцелуя на пляже, что в тебе еще не пробудилась женщина и что это я ее в тебе пробудил. Но мужчина, впервые влюбившийся, теряет голову и не способен делать правильные умозаключения. Теперь я понимаю, что для тебя Ричард никогда не был мужчиной из плоти и крови, а лишь прекрасным видением. И пока ты не встретила меня, ты цеплялась за иллюзию. Теперь эта иллюзия рассеялась навсегда!

— А когда мы встретились на том… на том приеме, который он устроил, почему ты так настаивал на том, что мы вряд ли встретимся снова? — Это по-прежнему не давало ей покоя. — Если… если, как ты говоришь, это была любовь с первого взгляда?

Он нежно улыбнулся ей и погладил по щеке.

— Да просто из мужского самолюбия сопротивлялся твоим чарам, как сопротивляется всякий самец, когда его пытаются поймать.

— А не было ли какой… какой-нибудь другой причины? — Она густо покраснела, увидев, как насмешливо блеснули его глаза.

— Такой, например, как сестра Тибо? Или Роксана? Ты ведь серьезно полагала, что у меня была связь с Роксаной, не так ли? Что несколько лет назад у нас был роман, но потом она мне надоела, и я ее бросил. Она внушила тебе такую мысль, хотя в этом нет и толики правды. Ты должна узнать всю правду о Роксане… — Он крепко прижал Валентину к себе, чтобы ей легче было перенести услышанное. — Я встретился с ней за границей, не стану говорить, где именно; я временно практиковал в одной клинике, разрабатывая новый метод лечения нервных болезней. Роксана вернее, для меня она была и по сей день остается мисс Бледон — оказалась среди пациентов той клиники. А после того как она выписалась, я продолжал ее наблюдать, полагая, что ее еще можно вылечить. У нее была сильнейшая неврастения, сформировавшая пристрастие к наркотикам, и мне не хотелось бросать одинокую женщину в чужой стране, где ее ждала гибель.

Он помолчал, глядя на море поверх ореола мягких пушистых волос Валентины. Что-то жесткое появилось в его лице.

— Лечащие врачи обладают в глазах некоторых женщин своего рода притягательной силой. Твоя Роксана оказалась именно такой женщиной. Она безумно в меня влюбилась, и должен сказать, что, по моему мнению, она никогда прежде не была серьезно увлечена ни одним мужчиной, оставаясь до встречи со мной женщиной из породы так называемых «самодостаточных», неспособных любить. В ту пору она была очень красива, и, верно, меня бы не осудили, если бы я оказался ею пленен. Но этого не случилось. Моя реакция была совсем иной. — Он чувствовал, как Валентина прижимается к нему и вздрагивает в его объятиях. Тогда он снова приподнял ее лицо и заглянул ей в глаза. — Клянусь тебе, любимая, она не вызывала во мне никаких чувств, кроме жалости. Я искренне и глубоко жалел ее. Я не из числа тех, кто легко увлекается женщинами. Скорее я упорно сопротивляюсь их чарам, — его темные глаза потеплели, — за исключением одного случая, когда меня поймали врасплох. Или просто было раннее утро, и мои защитные инстинкты сплоховали. Если ты помнишь, милая, мы любовались восходом солнца.

Она кивнула.

— Помню! Разве я могу это забыть! — с волнением отозвалась она.

В сумраке пещеры волосы Валентины казалась бледно-золотистым облаком над головой. Он уткнулся лицом в эту пушистую копну, а потом стал жадно целовать ее в губы.

— Я так долго ждал этого, что теперь боюсь… — пробормотал он и, взяв себя в руки, продолжил: — Но вернемся к Роксане. Она вбила себе в голову, что я заинтересовался ею не только как пациенткой, но и как женщиной. Мне пришлось как можно деликатнее разочаровать ее в этом. Но деликатные намеки на Роксану не действовали. Она просто отказывалась поверить в то, что я могу устоять перед нею. Тогда мне пришлось прямо сказать ей, что она меня как женщина не интересует, что было для нее, по-видимому, смертельным ударом.

— Бедная Роксана! — прошептала Валентина и зажмурилась, как от боли, словно ощутив на себе этот удар.

Лицо Гастона посуровело.

— В то время жалеть надо было меня. Она ославила меня перед моими коллегами и причинила бы мне столько зла, сколько могла, да только возможности ее были невелики. Я возвратился в Англию и долго не знал, где она и что с ней. И вот теперь, пять лет спустя, случайно встретил ее здесь, оказавшуюся в гораздо худшем физическом состоянии, чем прежде. Она, наверное, попыталась отказаться от наркотиков, и теперь сознание у нее значительно более ясное. Похоже, она трезво смотрит на вещи и понимает, я уверен, тщетность своих попыток снова предъявлять какие-то права на меня. Но я не уверен, что она не попытается при любой возможности отомстить мне. Какие небылицы, к примеру, она наговорила тебе о сестре Тибо?

Валентина виновато потупилась:

— Она сказала, что ты зовешь ее по имени и сестра Тибо обращается к тебе по имени, что непозволительно для врача и медсестры.

— Это действительно было бы так, если бы случалось часто, а не как оговорка. — Его голос и его взгляд помрачнели. — Дело в том, что Мари была помолвлена с моим братом, когда он погиб в автокатастрофе. Я привык относиться к ней как к родственнице. Она теперь работает в моей клинике, потому что нуждалась в работе, и, как высококвалифицированная медсестра, вполне соответствует своей должности.

— Понятно, — протянула Валентина. — Но разве нуждается Роксана в высококвалифицированной сиделке?

— Она нуждается в человеке, который может с ней сладить.

— За твой счет? Ты чувствуешь себя ответственным за Роксану, да?

— Я не могу поступить иначе. Как бы там ни было, ее судьба мне небезразлична.

— Как это ужасно — то, что произошло с твоим братом. Я тебе искренне сочувствую, — тихо проговорила Валентина.

Он отвернулся, как будто не слышал ее слов.

— Пойдем, — вдруг резко сказал он. — Нам давно пора возвращаться. Мне надо проведать свою пациентку, да и сестре Тибо я обещал подменить ее сегодня вечером, хотя бы на час.

— Но в этом нет нужды, — с живостью возразила Валентина. — С Роксаной могу побыть я. Я готова подменить сестру Тибо в любое нужное время.

Но он покачал головой, не глядя на нее.

— Каждый раз, когда ты бываешь с Роксаной, не принимай на веру все, что она тебе наболтает, — предостерег он. — И я прослежу за тем, чтобы ты поменьше оставалась с ней наедине. Я не доверяю ей.

Валентине хотелось напомнить ему, что теперь он может, по крайней мере, верить ей, но они уже шли по пляжу к машине, и, хотя он крепко держал ее за руку, у нее было такое чувство, что в мыслях он далеко от нее. Между ее черными бровями пролегла глубокая складка.