Глава 19

— Ну и как тебе фильм?

Воскресным вечером мы с Джеймсом возвращаемся с нашего второго свидания — то есть из кино. Он ведет «ренджровер», я тону в мягкой коже пассажирского сиденья, стараясь не слишком явно пялиться на его широкие плечи, римский нос и волевую челюсть, за которую любой экранный сердцеед удавился бы.

— По-моему, было здорово. — Джеймс неожиданно отводит глаза от дороги и, конечно, понимает, что я бесстыдно на него таращусь.

Черт.

— Рене такая забавная, а тот эпизод с милой маленькой девочкой… — Он посмеивается. — Просто блеск!

Держу пари, со стороны я смахиваю на кошку перед полным блюдцем сливок. Мало того, что этот парень — писаный красавец, он еще и обожает романтические комедии. Вы слышите? Мужчина, которому нравятся романтические комедии. И не голубой. Из подсознания всплывают воспоминания о том, как я ругалась с Дэниэлом в видеопрокате: «Бриджит Джонс» против «Тонкой красной линии».

— А твое мнение, дорогая? — Джеймс сворачивает налево и въезжает на нашу улицу. — Что ты думаешь?

Что мы уже напротив твоей двери, и сейчас самый подходящий момент, чтобы пригласить меня на чашечку кофе. Разумеется, вслух я этого не произношу.

— Отличный фильм!

Он плавно заезжает на стоянку, глушит мотор и поворачивается ко мне. В машине полная тишина — ни шума четырехцилиндрового двигателя, ни радио. Ну? Вот оно? Вот оно?! Но он не целует меня. А вместо этого говорит:

— Боюсь, мне надо кое в чем признаться.

— А-а?

— У меня нет кофе.

— Э-э… — Рядом с этим мужчиной я способна только на междометия.

— Так что у меня нет предлога пригласить тебя в гости…

Разочарование едва не погребло меня под собой, как бетонная стена. Но Джеймс гладит меня по лицу, и мне становится так восхитительно легко. Я чувствую его дыхание у себя на щеке, и, прежде чем успеваю понять, что происходит, он целует меня. Теплые воздушные касания губ за ухом, над ключицей, на шее…

— А нужен ли предлог?

Он отстраняется. У меня перехватывает горло. Не в силах вымолвить ни слова, робко улыбаюсь. И наконец, сдавленно пищу:

— Не-ет…

Что на деле означает «да» всему остальному. «Да» — страстным поцелуям в прихожей, «да» — его сильным рукам, тискающим мою грудь под футболкой, «да» — его упругому телу, прижимающему меня к стене…

В смысле, я не стала бы всему этому противиться.

Но эти события происходят только у меня в голове. А в реальности Джеймс открывает дверь в квартиру, вежливо помогает мне снять пальто и предлагает выпить.

— За тебя! — Он передает мне бокал шампанского, мы чокаемся.

Место действия — его гостиная, у камина. Я миллион раз видела эту комнату мельком из окон своей спальни через дорогу. И теперь оказалась внутри.

Его квартира совсем не такая, как я себе представляла. Никакого модерна, все вполне традиционно: старомодные торшеры, книжные полки от пола до потолка, над камином — зеркало в позолоченной раме… И идеальный порядок. Стараюсь не подавать виду, но на самом деле я в восторге. Всегда мечтала встретить опрятного и чистоплотного мужчину. И вот пожалуйста — получите и распишитесь.

— За тебя.

Уже подношу бокал к губам, когда Джеймс останавливает меня, мягко положив руку на плечо:

— Ты не посмотрела мне в глаза!

— Да ты что?! — подхватываю шутку — и понимаю, что он это серьезно.

— Да-да. Придется повторить.

Дубль два: поднимаю на него глаза, и он смотрит в них чуть-чуть дольше, чем полагается. Как это возбуждает… Сдвигаем бокалы, я отпиваю шампанское. По правде говоря, предпочла бы кофе, но романтика есть романтика. Джеймс тем временем подходит к полочке, на которой аккуратно составлены компакт-диски.

— Что бы ты хотела послушать?

— А что есть? — мгновенно реагирую я.

— «Что» — это группа или альбом такой?

— Да нет, я только спросила… ладно. Как насчет «Уайт Страйпс»?

Джеймс бросает на меня неуверенный взгляд.

— Вряд ли, вряд ли… — Он пробегает пальцами по дискам, расставленным в алфавитном порядке. В отличие от моих, которые вечно свалены кучей и по большей части без коробочек.

— Ну, выбирай сам, — щебечу я.

— Посмотрим… Билли Холидей, Боб Дилан, Дэвид Боуи, «Колдплэй», Стинг, Мадонна…

Он будто перечисляет диски из моей собственной коллекции, минус «Уайт Страйпс» и несколько неожиданных экземпляров вроде моего драгоценного альбома Билли Джо Спирс[48]. Мама ее обожала. Помню, как она гладила белье под «Одеяло на земле» и всегда громко подпевала. Воспоминание шарахает меня под дых с мощью боксера-тяжеловеса. И снова горло стягивает, а к глазам подступают слезы. Вот от таких пустяков мне больно. Считается, что по нашим дорогим ушедшим мы особенно тоскуем в их дни рождения, в дни семейных праздников, но мне именно повседневные мелочи острее всего напоминают о том, как мне плохо без мамы.

— «Рокси Мьюзик», «Спандау Бэлли»… Ладно, открою тебе страшную тайну.

У него есть страшные тайны?

— Я был «новым романтиком»[49]. Если прямо сейчас захочешь уйти и никогда больше не возвращаться, я пойму.

— Ничего себе совпадение! Я была без ума от «Дюран Дюран»! — ухмыляюсь я, и Джеймс смеется.

Вот здорово! Всю жизнь мечтала встретить мужчину, который будет разделять мои музыкальные вкусы. Но мне не везло. Джон любил панк-рок, Маркус сходил с ума по джазу, а что касается Дэниэла… Помню, как по дороге в Корнуолл мы переругались из-за того, что будем слушать — его Снуп Догга или мою Нору Джонс.

— Как насчет Дайдо?

— Класс!

На лице Джеймса написано облегчение.

Какой же он все-таки милый, когда волнуется. Так и хочется броситься ему на шею и впиться губами в его губы.

Джеймс включает проигрыватель, открывает коробочку с диском и хмурится:

— Ну надо же. Столько хлопот, а в итоге здесь оказался не тот диск.

У него такой поникший вид, что невозможно не расхохотаться.

— Не волнуйся, у меня вечно так!

— А у меня нет, — ворчит Джеймс, озадаченно разглядывая серебристый кружок.

— Наверное, случайно не туда положил.

— Исключено!

Моя улыбка гаснет. Неужели такая ерунда испортит ему настроение?

— Может, послушаем тот, что есть? — Я уже жалею, что мечтала о мужчине-аккуратисте.

Он обиженно смотрит на диск у себя в руке и вставляет его в проигрыватель.

— Хм… любопытно…

Из невидимых динамиков по комнате плывут гитарные аккорды, и вступает женский голос — мягкий, сексуальный. Она поет по-французски.

— Кто это?

Лицо Джеймса светлеет.

— Эммануэль, моя старая подруга. Одно время пела в парижских клубах. Надо же, совсем позабыл про этот диск…

— Ты жил в Париже?

— Пару лет, после университета. — Воспоминания, похоже, оттеснили досаду на задний план, и мы можем вернуться к прежнему флирту. — Это было давно. — Он сплетает пальцы с моими и ведет меня к широкому замшевому дивану.

— Здорово… — выдаю я скорее от нервного напряжения, чем от желания поддержать разговор — ведь теперь мы сидим рядом, он обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Чувствую слабый аромат лосьона после бритья, смешанный с запахами попкорна и дезодоранта. Потрясающе эротично. — А по-французски говоришь? — Я всеми силами пытаюсь отвлечься от поцелуйных мыслей.

Джеймс нежно берет меня за подбородок и скороговоркой произносит на французском фразу, которую с моими жалкими школьными познаниями понять категорически невозможно.

— Перевести? — мурлычет он.

Да не надо. Я согласна просто слушать эти сексуальные французские звуки, ничегошеньки не разбирая. Уже открываю рот, чтобы ответить, — и тут, в момент, когда я меньше всего этого ожидаю, он целует меня в губы.

Ух ты! Моя очень любить такой перевод. Моя хотеть перевода еще…

Как же давно я ни с кем не целовалась — совсем забыла, насколько это хорошо. В следующие несколько секунд мечтаю только об одном: чтобы это никогда не заканчивалось.

Но у моего организма другие планы.

Хочется в туалет. Забудь, Хизер. Не смей вспоминать про литр диетической колы, который выдула в кинотеатре. Скрестив ноги, пытаюсь сосредоточиться на языке Джеймса, на его ладонях, которые блуждают по моей спине и, надеюсь, вот-вот заберутся под футболку…

Дьявольщина! Сейчас лопну.

— Где у тебя ванная?

— Направо, через спальню. En suite[50]. — Джеймс отпускает меня.

— Я быстренько! — Попытавшись изобразить кокетливую улыбочку, нарочито неторопливо шествую к двери.

А едва скрываюсь из виду, опрометью бросаюсь в спальню — разумеется, тоже безупречную. Никаких вам выдвинутых ящиков со свисающим барахлом или расшвырянной по полу обуви — словом, с моей спальней не сравнить. А кровать! Хлопковые простыни — невероятно, но факт! — явно выглажены, а подушки, судя по всему, долго и нещадно взбивали. И все это призывно глядит на меня.

Я даже про зов природы забываю, разглядывая пример идеальной спальни. Мой опыт довольно ограничен, и все же я знаю, что у холостяков отношения с постелями не складываются. Чаще всего это просто матрас на полу, а уж белье… либо что-то чудовищно пестрое — мамин подарок, либо обтрепанные лохмотья, оставшиеся со студенческих времен. И они не меняют белье месяцами. М-да, большинство холостяков понятия не имеют, что от состояния спального места может зависеть будущее отношений. Но Джеймс — определенно исключение.

Приятно взволнованная мыслями о том, чем мы с ним займемся на этой постели позже, вхожу наконец-то в ванную и включаю свет. О-о, какое блаженство. Сидя со спущенными джинсами, рассеянно оглядываю обстановку: ванна на ножках, блестящая серебристая круглая раковина, рядом на полке стопочкой сложены журналы. Ну-ка, проинспектируем… «Инвестиции сегодня», буклеты шикарной гостиничной сети класса «люкс», «Туалетный юмор» — один из тех сборников комиксов, которые валяются в каждом клозете. Довольная тем, что не обнаружила ничего подозрительного, вроде замызганного порножурнала, спускаю воду и подхожу к раковине вымыть руки.

Открыв кран, рассматриваю свое отражение в зеркале шкафчика над раковиной.

Внимание, шкафчик.

Меня гложет любопытство. Я сопротивляюсь. Нельзя рыться в чужих вещах! Зачем совать нос не в свое дело. Кто знает, что я там найду?

На память приходит печальный опыт Джесс. Однажды она «совершенно случайно» заглянула под раковину в ванной мужчины, с которым встречалась. И меж рулонов туалетной бумаги узрела фиолетовый кружевной лифчик. Джесс была раздавлена. Не потому, что приятель изменял ей с юной выскочкой (начинающей романисткой по имени Сабрина), а потому, что у этой самой Сабрины чашечки оказались задорного второго размера.

А потом я вспоминаю кое-что еще. Я вспоминаю, как вместо пачки сигарет наткнулась на упаковку презервативов в бардачке Дэниэла…

Хм. Все-таки стоит глянуть по-быстрому — на всякий случай.

Открываю дверцу. Слава богу! Все стандартно и вполне невинно. Паста, зубная нить, пластырь… Погодите, а это еще что? У задней стенки какой-то тюбик. Тянусь за ним и сбиваю пузырек аспирина, тот грохается в раковину. Черт! Запихнув его обратно, рассматриваю тюбик у себя в руке. Ого. Крем для лица с витамином Е.

Вот теперь просыпается совесть. Ну что я делаю? Нельзя вот так копаться в личных вещах Джеймса. А если бы он заглянул ко мне в шкафчик? И обнаружил там секретную коробочку крема для отбеливания усиков, тюбик «канестена» на случай ЧП и гигантские прокладки, напрочь отбивающие всякую мысль о сексе? Содрогнувшись, захлопываю дверцу и быстро подкрашиваю губы.

Зачем тратить время на изучение содержимого шкафчиков, когда сам Джеймс снаружи ждет меня не дождется? Промокнув губы салфеткой, щелкаю выключателем и возвращаюсь в гостиную — легкая и свежая, с розовыми блестящими губами, так и зовущими к поцелуям.

На диване пусто.

Ой.

Стою посреди гостиной одинокая, разочарованная, но, к счастью, почти сразу замечаю свет в конце коридора. Войдя в небольшой кабинет, вижу Джеймса — скрючился над ноутбуком, пальцы порхают по клавиатуре. Он поднимает голову:

— Надо ответить на кое-какие письма… Один клиент из Сиднея очень уж нетерпелив. — Он протягивает руку и привлекает меня к себе.

Плюхаюсь к нему на колени и обнимаю его. Нет никаких сомнений — настырному клиенту придется подождать. В мозгах у меня уже включилась ускоренная перемотка, и я обдумываю, остаться у него на ночь или он зауважает меня больше, если я пойду домой? И вдруг…

— Дорогая, ты не обидишься, если сегодняшний вечер мы продолжим в другой раз?

Видимо, я очень уж изменилась в лице, потому что он быстро продолжает:

— Австралия обгоняет нас на девять часов. Если ждать до завтрашнего утра, будет слишком поздно. Боюсь, сегодня ночью мне и правда придется поработать.

Ха-ха, забавно. Но, вглядываясь в его глаза в поисках хотя бы проблеска юмора, вижу только отражающийся свет монитора. Да он и не думает шутить! Я зла и обижена — даже не знаю, что больше.

— Да, конечно… Хорошо…

Цепляю фальшивую улыбку и стараюсь не вспоминать, как ждала этого свидания, какие приложила усилия: брила ноги, терзала себя эпиляцией линии бикини, выбирала трусики пособлазнительней — так, на всякий случай. Но отрицать бесполезно — я расстроена. И мне чертовски неудобно. Ерзая у Джеймса на коленях, пытаюсь выправить кружевные стринги, которые, как обычно, врезались в попу. Нет, они, кажется, вросли.

— Да я и сама собиралась лечь спать пораньше… — Боюсь, зевок вышел все-таки фальшивый.

Убирая волосы у меня со лба, он улыбается:

— Так ты свободна завтра вечером?

— Завтра? Нет, извини.

Я хотела добавить, что мы с Лайонелом договорились сходить на выставку современного искусства в Кенсингтоне… но передумала. Понимаю, это по-детски, — но как я могу не злиться, хотя бы самую капельку, если Джеймс отсылает меня домой, даже не пытаясь уговорить остаться? Честное слово, оказывается, и с галантностью можно переборщить.

— А послезавтра?

— У меня работа.

Он заинтересованно поднимает брови.

— Венчание в стиле Тюдоров в Хэмптон-корте, — сухо поясняю я.

— Вот как. — Джеймс кивает с серьезным видом, но губы подергиваются, будто он силится не улыбаться. — А в среду, к сожалению, я на пару дней улетаю в Цюрих… Как насчет пятницы?

— Возможно… — Нет уж, твердого согласия он от меня не получит.

— В таком случае, возможно, я бы приготовил ужин.

Смотрю в его темные глаза с серыми крапинками. Долгие месяцы я отчаянно желала, чтобы он обратил на меня внимание, и вот сижу у него на коленях, и он рвется угостить меня ужином собственного приготовления в романтической обстановке…

Мысленно встряхиваю себя за шкирку. Хизер, ты просто неблагодарная зануда.

— Было бы замечательно, — мурлычу я, наклоняясь его поцеловать.

В самом деле, ну чего еще желать от жизни?

Загрузка...